5

Сквозь февральскую сутолоку Сена несет свои воды на север. Хотя река изредка замерзает, в такие дни она кажется вялой, уставшей и безжизненной. Это зима, пусть никогда и не царившая над городом по-настоящему, упрямо отталкивает весну. И всё же Париж дышит, стучит звонкими туфлями и шаркает развалившимися башмаками, цокает копытами плохо подкованных лошадей, визжит рессорами карет. Жизнь согревает его продрогшие в слякоти улицы.
Десять минут первого у моста Пон-Нёф появился  Луи Дагер. Здесь его уже ждал Шарль Шевалье. Владелец Диорамы назначил эту встречу несколько дней назад, желая сообщить юноше что-то важное.
Поприветствовав Шарля, он указал в сторону набережной Лувра и предложил устроить короткую прогулку. Обмениваясь несущественными новостями, они шли вдоль реки. Слева проползла коса острова Сите, разделившего Сену на два протока. Справа тянулись одинаковые дома, очертившие грань квартала.
Но стена серости обрушилась – и вот оно, захваченное идеальным квадратом колоннады, восточное крыло Луврского дворца. Шедевр классической архитектуры, воплощенная мечта Короля-солнца, фасад, возведенный Клодом Перро, братом сказочника. Сам Бернини уступил ему право руководить работами. Но капризы короля прервали монументальные работы в тот день, когда Людовик захотел переехать в Версаль. Позднее  обветшавшее за шестьдесят лет величие дворца решено было сравнять с землей. Но этого не произошло, ведь жители требовали возвращения короля в столичную резиденцию. И Людовик XVI, тогдашний правитель Франции, вернулся. Вернулся в охваченный революцией Париж. Вернулся монархом без короны.
Долго тянется колоннада вдоль набережной. Но два человека даже не обращают внимания на эту  симметрию, на этот идеал. Луи Дагер достает письмо, где вежливым и до приторности формальным языком  Нисефор Ньепс предлагает ему сотрудничество.
Изобретатель передал Шарлю конверт.  Тот развернул письмо. Дагер внимательно следил за глазами Шарля, пока он читал ответ Ньепса. Следил так, будто боялся, что юноша пропустит одну или несколько бесценных строк. Ветер несколько раз пытался выхватить заветный лист из рук Шевалье, но тщетно.
- Похоже, что у Вас будет партнер, мсье Дагер, - сказал, улыбнувшись, Шарль и возвратил ему письмо. – Это замечательно!
- Благодарю, Шарль, - ответил Дагер. – Хотя мне кажется, что рано объявлять о победе. Для начала я должен познакомиться с Ньепсом. Он прав: переписка вряд ли принесет какие-то ощутимые плоды. Ньепс собирается прибыть в Париж, как Вы прочли в письме. Значит, будем ждать его прибытия.
Владелец Диорамы не предполагал в тот момент, что мог вовсе не получить письма (впрочем, он так ничего и не узнал). Хотя Дагер почти сразу написал в Шалон, ответ пришел нескоро.
Первым чувством, захватившим Нисефора Ньепса, когда он взял в руки письмо, было любопытство. Однако стоило ему прочесть несколько строк, как любопытство сменилось недоверием, которое лишь крепло по мере того, как взгляд Ньепса подбирался к подписи отправителя: «Жак Луи Манде Дагер, директор Диорамы».
Будучи, казалось бы, всего лишь провинциальным изобретателем, Нисефор Ньепс не отказывал себе в некотором тщеславии, которое, возможно, и взрастило его подозрительность к личности Дагера. «Может оказаться, что этот парижский воротила задумал украсть мое изобретение!». Такое мнение всё же было вполне оправданным. Ньепс знал некоторых химиков, граверов и художников, проживающих в Париже, но никогда не слышал о Луи Дагере. Авторитет и репутация в его системе ценностей стоили дороже, нежели восторженные отзывы любимого кузена.
Сперва Ньепс решил вовсе не отвечать на письмо директора Диорамы. Однако недоверие вновь сменилось любопытством, и тогда изобретатель из Шалона решил написать своему приятелю, парижскому граверу Леметру. Помимо стандартных эпистолярных вопросов и оборотов письмо Ньепса содержало ненавязчивую просьбу рассказать что-нибудь о мсье Луи Дагере, директоре Диорамы. Изобретатель говорил о поездке полковника, о его знакомстве с этим человеком, а также о предложении сотрудничать. Поделился он и своими опасениями по поводу надежности и честности мсье Дагера.
Леметр ответил незамедлительно. Его письмо убедило Ньепса в том, что Дагеру можно доверять. Оказалось, что Леметр не только слышал о «господине с улицы Самсон», но был знаком с ним лично.
«Слишком много небылиц ходит вокруг господина Дагера», - писал Леметр. – «Часть из них порождается обычной завистью, часть – банальным невежеством. Не думаю, что эти сплетни будут Вам интересны. Признаться, в жизни Дагера есть чему завидовать: он придумал удивительное массовое развлечение, которое теперь нераздельно связано с его именем! Les tableaux его Диорамы уже добрались до противоположного берега Ла-Манша, где нашлось много инициативных, но не столь талантливых подражателей.
Я и не подозревал, что господин Дагер занимается химическими опытами. Воистину, в амбициозности ему нет равных! Но он никогда не пренебрегал интересами других при достижении своих целей» - подытожил Леметр.
Эта проверка заняла несколько недель, и январь уступил трон февралю, прежде чем Нисефор Ньепс отправил письмо Дагеру.
- Вы не боитесь, что господин Ньепс опередил Вас и уже совершил открытие?
Дагер задумался. Очевидно, что вместе с невероятной радостью в его душе мог поселиться и подобный страх, пробужденный… нет, не жаждой славы, которая уже давно укрыла своими золотыми крыльями здание Диорамы. Боязнь поражения, вот что наполнило Дагера. Признать, что кто-то уже добрался до финиша, пока ты неуклюже топчешься на старте, было нелегко. Но всякий раз, когда владелец Диорамы перечитывал письмо шалонского изобретателя, страх притуплялся.
- Если бы Ньепс закончил работу, он отказался бы от сотрудничества, - произнес, наконец, Дагер. – Мы всё узнаем, Шарль, как только он появится в Париже.
- Хотелось бы знать, когда это произойдет… - со вздохом сказал Шарль.
- Смешка ни к чему. Кроме того, у Вас будет время подумать.
- Подумать о чем, мсье Дагер? – удивился юный Шевалье.
- У меня появилось одно предложение. Всё-таки благодаря Вам я узнал о таком человеке, как Нисефор Ньепс. И Вы потратили так много времени ради того, чтобы помочь мне в моих начинаниях. И поэтому я решил пригласить Вас в Диораму в качестве моего помощника, чтобы вместе работать над предстоящим открытием. Тогда мы первыми испробуем на практике новый метод! Вот о чем я предлагаю подумать, Шарль, - подытожил Луи Дагер.
Юноша не смог утаить восхищения: оно двумя искрами мелькнуло в глазах. Дагер заметил их и уже поддался яркому блеску, предвещающему согласие.
- Это большая честь для меня, мсье Дагер, - неуверенно произнес Шарль. – Я очень благодарен вам за это предложение…
- Что Вы, это я должен быть бесконечно благодарен Вам, - произнес Дагер, наполняя слова и восторгом и нетерпением. «Ну же, с ответом медлить нельзя!».
- И всё же, - голос Шарля зазвучал тверже, - я не могу принять его.
Дагер остановился. Взяв за плечо Шарля, он сказал:
- Бросьте! В Диораме Вы будете не просто подмастерьем, но моим главным советчиком. Вы же знаете то, чего не знаю я. У Вас же есть талант! А я нуждаюсь в талантливых и предприимчивых людях! Подумайте только: «Изобретение Дагера, Шевалье и Ньепса»!  – воскликнул он. – Так зачем же запирать талант  в мастерской Вашего отца?! Он ведь…
- Прошу извинить меня, - неожиданно прервал Дагера юноша, - но я не чувствую себя запертым в мастерской своего отца. Возможно, придет час, когда я продолжу дело своей семьи. Это мой дом.
- Шарль, всё это внушил Вам Ваш отец! – строго произнес Дагер и тут же пожалел о собственных словах.
- Мсье Дагер, Вы совсем не знаете моего отца.
Каждый слово, произнесенное Дагером, рикошетило о внезапно возведенную стену. Холодная уверенность в голосе Шарля подобно цементу скрепляла каждый кирпичик этой стены. Дагер извинился за опрометчивое суждение.
- И всё же, Вы не должны сразу говорить «нет». Я же сказал: подумайте, - молчание Шарля длилось слишком долго. Нужно как-то перебраться через стену.
- Разве Вам не претит ощущение рока, предопределенности? – продолжал Луи Дагер. – Ваш путь выбрали за Вас, карта Вашей жизни давно уже пылится на полке, ведь там даже нечего изучать! Разве Вы не хотите быть самостоятельным?
- Вы не понимаете, господин Дагер. Возможно, Вы правы: в семье потомственных оптиков выбор лишь один. Но я принимаю его. Я не хочу менять профессию.
- Я не заставляю Вас менять профессию.  Я хочу лишь дать Вам свободу. Вы окружены отцовскими запретами и наставлениями.
- Да, мой отец… - Шарль Шевалье пытался подобрать слова, - Мой отец таков, какой он есть.  Я его люблю.  У него есть принципы, как мне порой кажется, нерушимые. Но дело не в принципах… Вы думаете, что мой отец запрещает мне помогать Вам?
Луи Дагер удивленно взглянул на юношу. Такой прямолинейности он не ожидал, поэтому вдруг смутился, словно отбросив двадцать лет жизненного опыта, и промолчал.
- Не отвечайте. Лучше я объясню: это неправда. Его отношение к Вам… такое, какое есть, но он не внушал его мне.
- Почему же... – перебил Шарля Луи Дагер.
- Прошу, дайте мне закончить! – Юноша в очередной раз продемонстрировал свою настойчивость. - Дело ведь даже не в моем отце. Дело в том, что я не хочу оставлять мастерскую, ведь она заменяет мне школу, я учусь там своему ремеслу. Ремеслу, которое я люблю. Вы сказали, что я уже многое умею. К несчастью, Вы ошиблись. Я знаю гораздо меньше, чем мне ещё предстоит узнать! И всё же я очень благодарен Вам за доверие и  готов помогать Вам всеми силами, мсье Дагер,- сказал Шарль.
Дагер понял, что юноша говорит не по указке, не по наставлению отца, невзлюбившего владельца Диорамы. Нет, эти слова были продиктованы Шарлю его сердцем. И осознание выбросило Дагера из водоворота недоумения, возмущения, обиды – всей палитры чувств, что овладели им.
- Простите за мою категоричность, Шарль. Я не стану повторяться, лишь попрошу: подумайте ещё.
- Хорошо, мсье Дагер, я подумаю. Возможно, наступит день, когда я скажу Вам спасибо за то, что Вы не были столь настойчивы.
Торопливо попрощавшись, Шарль Шевалье вернулся в мастерскую. И Дагеру не в чем было упрекнуть его. Уязвленное самолюбие недовольно шипело: «Ты предложил этому мальчишке самую завидную судьбу, о какой он мог мечтать! Ты даже польстил ему, намекнул на его широкие познания, но он не принял твоего предложения! Но ты лишь хотел помочь ему!» И пусть гордость ворчала: «Мальчишка отказал тебе!», Луи Дагер не мог придраться даже к последним словам юноши, пропитанным вежливой ложью. Да, в такие секунды один собеседник врет, а другой понимает, что его обманывают, и каждый просто принимает правила игры. Но эта игра послужила платой за предельную искренность, с которой Шарль отказался от предложения Дагера. Юноша сделал выбор. А за свободный выбор упрекать никто не вправе.