9

По Парижу 1832 года гуляла смерть. Смерть с синюшным лицом, костлявыми пальцами и черными кругами вокруг глазных впадин. Осипшим голосом она возвещала о своем приходе, пережевывая фиолетовыми губами собственное имя – Холера. Мартовские лучи солнца не касались лиц тех, кто пал жертвой внезапно разразившейся эпидемии. Казалось, что по мостовым пронеслось эхо средневековой чумы, смешав в дьявольский водоворот кареты с тяжелобольными и телеги со скончавшимися. Эпицентром этого зловещего бала стал госпиталь «Отель-Дьё». Колокола Нотр-Дама, расположенного около больницы, играли похоронный звон. Холера скосила 7 тысяч человек за первые две недели марта. К концу месяца погибших уже было 10 тысяч.
В этот год Холера путешествовала по всей Европе. Парижские улицы приглянулись ей особо: сточные коллекторы, протянувшиеся венами по центру проезжей части, помогли разнести проклятие. Страх сковал древний город. Людей, которых привозили в госпиталь, ожидало не лечение, а скорая  смерть: доктора не знали ничего о клинической природе и способах борьбы с холерой. Девятнадцатый век корчился в пандемических судорогах, сводивших мир с ума каждое десятилетие.
Едва адская жатва утихла – и галерея Валуа, образующая восточное крыло Пале-Рояль, вдруг заиграла солнечными бликами. Привлеченная этими огнями, к дому 163 сбежалась публика. Типичный прохожий не понимал причины оживления и потому на мгновение задавался простым вопросом: «Что произошло?», заметив около тридцати человек возле этого дома. Просто не каждый мог различить эти особенные блики, рожденные бесчисленными окулярами, линзами и объективами микроскопов, выставленных в магазине Шарля Шевалье. Просто не всякий знал, что те тридцать человек пришли поздравить оптика со знаменательным событием – открытием собственной мастерской.
Первыми посетителями нового магазина стали коллеги Шарля: оптики, астрономы, врачи, биологи – словом, все те, кто когда-либо бывал у Шевалье-старшего и был знаком с продолжателем династии, полноправным владельцем собственной мастерской.
Некоторых из них Луи Дагер знал лично, другие же когда-то были героями рассказов самого Шарля.
Художник услышал о предстоящем событии несколько дней назад. Тяжесть на душе Дагера, казалось, чуть ослабила давление: город едва отдышался, свободный от тисков холеры, и теперь сможет наполнить легкие дыханием небольшого праздника.
Когда посетители собрались в  торговом зале, Шарль Шевалье уверенно вступил за прилавок и обратился к тем, кто почтил за честь присутствовать в Пале-Рояль в этот день.
- Друзья, я знаю, что сейчас не самое лучшее время для бурных празднеств, но всё же я твердо решил: медлить с тем, что я задумал, больше нельзя. Никто из вас не получил приглашений, поскольку никто их не рассылал. Я воспользовался не менее надежным способом… распространения вестей – передачей из уст в уста. И сегодня, сейчас я благодарен каждому, кто посетил мой магазин, несмотря на дела, заботы и подавленность после прошедшей эпидемии. Спасибо.
Луи Дагер давно не видел Шарля, поэтому пристально следил за его речью, за его движениями. Оптик изменился за последнее время. Решительность и уверенность в собственных силах, что разгорались в 20-летнем юноше, теперь стали его путеводными звездами, его кредо.
Посетители собрались вокруг Шарля Шевалье, поздравляли его, аплодировали, желали успехов в начатом деле, задавали вопросы. Он стал героем этого небольшого торжества. Шарль благодарил каждого за искренние слова, кивал, улыбался.  Подошла его супруга, энергичная невысокая женщина с убранными в пучок волосами. Он обнял её, затем во всеуслышание поблагодарил жену за поддержку в его начинаниях, а после что-то шепнул ей и отпустил.
Всё шло своим чередом. Гости разошлись по торговому павильону, присматривались к выставленным товарам. Дагер слышал, как некоторые из них хвалили микроскопы, которыми в последнее время занимался Шарль. В этот момент раздался чей-то голос:
- Мсье Шевалье, поздравьте сына!
Дагер, подобно всем остальным, стал искать глазами отца Шарля. Публика обратила взоры на постаревшего и поседевшего мсье Венсана, который неумело улыбнулся в ответ на просьбу, прозвучавшую из уст какого-то посетителя. Он подошел к сыну, произнес:
- Шарль, я тобой горжусь. Поздравляю тебя!
Поскольку Дагер внимательно наблюдал за Шевалье-старшим и за самим Шарлем, он заметил странную холодность в глазах сына. Он будто официально, формально обнял своего отца и улыбнулся. Гости вновь аплодировали. Дагер задумался на секунду: заметил ли кто-то ещё эту непонятную улыбку Шарля? Сам художник был озадачен.
Дагер стоял чуть поодаль от собравшихся (у художника на это были свои причины), что позволяло ему наблюдать за мсье Венсаном. Тот обменивался фразами с некоторыми посетителями. Дагер расслышал, как его спрашивали по поводу мастерской на набережной Орлож. Он отвечал, что дела там идут неплохо, что Шевалье собирается пригласить другого оптика взамен Шарля.
Через несколько минут внимание публики захватили новые приборы, а Дагер всё ещё наблюдал за Венсаном Шевалье. Тот, воспользовавшись моментом, когда посетители отвлеклись, невозмутимо покинул магазин. Его исчезновения, как того желал сам Шевалье, никто не заметил.
Когда публика начала расходиться, Луи Дагер всё ещё оставался в павильоне магазина, рассматривал витрины, стараясь не поднимать взгляда и не позволить себя узнать. Среди посетителей магазина Шарля Шевалье было много знакомых художника, но в этот день он не желал никаких встреч, кроме как с самим владельцем мастерской в Пале-Рояль. У Дагера не было особого намерения увидеться с Шарлем, просто сегодняшнее событие показалось ему отличным поводом для разговора.
Шевалье стал провожать посетителей, кивал в ответ на прощальные теплые слова – до последнего соблюдал церемониал, прекрасно зная, что вместе с последним гостем уйдет и атмосфера торжества. Дальше – вновь за работу.  И последним гостем, который покинет сегодня магазин, станет Луи Дагер.
- Мсье Дагер? – неуверенно обратился Шарль к художнику, наконец, выпрямившемуся и устремившему взгляд на молодого оптика.
- Добрый день, Шарль, - отвечал Дагер. – Поздравляю Вас с открытием собственного магазина.
Шарль растерянно улыбнулся, сбросив маску серьезности, а затем спросил:
- Вы пришли совсем недавно? Я не заметил Вас среди посетителей.
- Нет, я здесь с самого начала, просто решил дождаться, пока уйдут все Ваши гости. Не хотел привлекать к себе внимания.
Слушая, Шарль присматривался к последнему посетителю магазина. Луи Дагер изменился с момента их последней встречи. Несколько месяцев прошло с тех пор! Или полгода? И за это время Дагер растерял половину  той энергии, что пружинила в каждом его движении и отливала в его темных вьющихся волосах. В самых глубинах его глаз теперь теплились задумчивость и тревога. Дагер осунулся и даже говорил тише. Вот таким увидел Шарль Шевалье владельца Диорамы. Да куда там, теперь уже бывшего владельца.
- Понимаю…  В любом случае, я очень рад Вас видеть! – Шарль кивнул, приглашая следовать за ним в помещение мастерской.
В этих незнакомых стенах Дагер всё же чувствовал себя гораздо комфортнее, нежели в известном до последней трещинки кабинете в помещении Диорамы. Уже больше месяца он заставлял себя приходить туда. После признания банкротом Луи Дагер на некоторое время угас, забыл о том, что связывало его с любимым детищем. Шок внезапным морозом прошелся по клеткам его души, покрыл толстым слоем наста пути к эмоциям. Он появлялся в кабинете, брал какие-то бумаги, хотя не мог и не хотел видеть в этом смысла.
Он боролся, боролся, но в момент, когда решение о признании банкротства ударило его в грудь, Дагер остановился, одеревенел.
Последние tableaux, что ещё даже не высохли от последних мазков, были оценены в 7 тысяч франков, а всё остальное, включая неповоротливую громаду здания на улице Марэ, постановили демонтировать. Но разбирали не Диораму, а её создателя.
- Когда же Вы решились переехать в собственную мастерскую, Шарль?
- Несколько месяцев назад, мсье Дагер. Подготовка закончилась бы раньше, если бы не разразившаяся эпидемия. Воистину, к такому никогда не привыкнешь. Жена даже не выпускала меня на улицу, переживала за меня и за мальчика, Артюра.
- Ваша супруга – просто чудо, Шарль.
- Не то слово, мсье Дагер. Она поддержала меня в этой инициативе.
- И вся родня – тоже? Ваш отец? – Дагер вспомнил холодную улыбку Шарля и механические объятия отца и сына.
- Нет, мой отец не разделил моих стремлений. Мы с ним не поняли друг друга, - Шарль так же механически ответил Дагеру. – Собственно говоря, именно из-за наших разногласий я покинул мастерскую. Я всё ещё ребенок в его глазах, понимаете? Ребенок, который  не должен лезть в кассу.
Дагер молча слушал.
- А я теперь самостоятельный человек, у меня собственная семья: жена, ребенок, я способен зарабатывать на хлеб тем, что я умею.  Отец не хотел меня отпускать, говорил, что я хочу слишком многого... Мол, не дорос ещё.
Дагер вмешался:
- Вы доросли, Шарль, я это понял шесть лет назад, когда вы отказались принять мое предложение. Помните?
- Да, конечно, мсье Дагер.
Бывший владелец Диорамы взглянул на успешного оптика Шевалье и иронично заметил:
- Видимо, пришло время поблагодарить меня за недостаточную настойчивость.
- Простите? – удивился Шарль, а затем воскресил в памяти их давний разговор и ответил. - Нет, я поблагодарю Вас иначе: когда я был моложе, я восхищался Вами, и Вы послужили мне примером в достижении целей. Спасибо Вам.
Дагер лишь вздохнул.
- Теперь у меня весьма туманные цели, Шарль. Диорама лопнула, и я вместе с ней. Кто вспомнит Луи Дагера? А что он сделал? Кем он был: художником-любителем и оптиком-самоучкой?
- Мсье Дагер, вы повторяете слова моего отца.
- Быть может, Ваш отец в чем-то прав… Я всю жизнь пользовался легким успехом, Шарль. И в театре, и позднее в Диораме. А что стояло за этим успехом? Удача и простой расчет на зрителя. Карточный домик успеха. Смотришь теперь на его останки и спрашиваешь себя: «А чего ты добился в жизни и к чему ещё стремишься, Дагер?».
- А Ваши эксперименты со светом? Вы уже несколько лет работаете вместе с Нисефором Ньепсом. Ведь должны же быть какие-то успехи! Вас же поддерживали химики!
- Это же какой-то рок, понимаете? – казалось, что Дагер не слышал. - Сначала Бутон уехал в Лондон, мы с ним расстались очень неприятно, а потом я разорился окончательно. Это судьба!
- Не глупите!
Услышав резкие слова Шарля, Дагер словно вынырнул из омута неразумного отчаяния:
- Вы правы, Шарль. Я забылся. Простите мне мою слабость. Я пришел сюда не душу изливать, а поздравить Вас.
- Ничего страшного, мсье Дагер.
Художник собрался уходить. Шарль просил остаться, даже позвал жену, чтобы познакомить её с интереснейшим человеком. Последние несколько минут прошли в уютной атмосфере, согретой хранительницей очага.
Уходя, Дагер задержался в торговом павильоне. На одной из витрин стояли те самые микроскопы, которые были сегодня главным объектом внимания публики после их создателя.
- Знаете, что делает мужчину мужчиной в наш век? Впрочем, это будет правдиво и через двести лет, я уверен! – Дагер указал на блестящее клеймо Шарля Шевалье, отмечавшее неповторимость прибора на витрине. – Так вот, это дело, поднятое на плечах собственным трудом. Вам это уже удалось, Шарль.
- Благодарю ещё раз, мсье Дагер. Удачи Вам и до встречи.
Невидимые блики праздника, украшавшие вход в магазин Шевалье, разбежались по углам. Публика тоже оставила Пале-Рояль. У входа в магазин стоял лишь один мужчина. Дагер сделал было шаг в его сторону, но тот уже обернулся.
Бывший владелец Диорамы стоял лицом к лицу с Венсаном Шевалье.