Саша, Паша и другие

                Саша, Паша и другие

Четвертая книга Н.Казакова – русского латвийского писателя, члена МАПП, автора ранее увидевших свет “Веселого велосипеда наших разных мыслей”, “Историй рижского  таксиста”,  “Жизни  у дороги” и других публикаций. Состоит из повести, рассказов, поучительных и занимательных историй, интересных фраз, мыслей, крылатых выражений и афоризмов. Написана легким, ироничным языком, доступно и остроумно. Для самого широкого круга читателей, не боящегося заглянуть внутрь книги, себя и мироздания.


                Предисловие

“Разными людей делают только внешние обстоятельства и внутренний настрой”, - пытаюсь я доказать в своей новой книге.
Правда, иногда вынужден констатировать, что вечная погоня за призрачными целями и сомнительными удовольст-виями делает, в общем-то,  хороших людей на входе в ситуацию совершенно неузнаваемыми на выходе из нее.
Первая часть читается на одном дыхании. Это больше развлекательное чтиво, но оно не лишено глубины и разно-плановости.
Вторая часть – “развлекаловка” уже в меньшей степени.
Это “ТоМа МиФов”, и здесь все гораздо серьезней.
Здесь собраны мысли и фразы, размышления и рас-суждения.
Главное здесь - стремление все понять и объяснить в доступной форме.
Объяснить, большей частью, себе, но и в надежде на отклик со стороны неравнодушной публики.
“ТоМа МиФов” - продолжение серии любительски-философских разделов из моих прежних книг. Таких как: “Сало на Песчаной”, “Мозговые раскраски”, “Подборки на задворках”, “Победные тормоза”, “Фальшивые сопли”, “Лень наедине”, “Лиричный цинизм” и других.
Это “ответ Чемберлену” и спор со всем остальным лите-ратурным миром.
Это попытка пойти дальше С.Довлатова и не спрятаться за широкую спину М.Веллера.
“ТоМа МиФов” в чем-то перекликаются с “Зелеными тетра-дями” Л.Зорина. Это та же “биография беспокойной мысли”, которая вечно не дает покоя думающим натурам.
Как и у Зорина, здесь присутствует постоянная борьба со склонностью к графоманству и страхом перед убывающим день за днем временем.
Это попытка вербализовать свои переживания и раз-мышления и законсервировать их на бумаге, чтобы “спасти от исчезновения”.
               




                Повесть

Эту историю мне рассказал один необычный человек, когда я лежал в больнице с банальным аппендицитом.
Самое худшее у меня было позади, операция прошла успешно, и я быстро шел на поправку. Настроение у меня было боевое, заняться было нечем, и, чтобы победить подступавшую вплотную скуку, я бродил по коридорам в поисках общения. Однажды я зашел в реанимацию.
Там лежало несколько человек, но внимание мое привлек один. Что это был за фрукт, сначала было не совсем понятно.
Он был весь в гипсе и бинтах. Одна нога была подвешена и висела в страшно неудобном положении. Голова тоже была перемотана. Тем не менее глаза у него работали интенсивно и блестели из-под бинтов ярким светом.
Этот свет меня и привлек. По всему было видно, что бедняжке пришлось нелегко, но глаза его свидетельствовали, что он на это ложил с прибором.
- Что, корефан, слоняешься, как неприкаянный, - первым начал он разговор. – Садись ко мне поближе, скрасим наше одиночество вместе. - У тебя есть закурить?- без запинки продолжил он. – Я-то не местный, у меня родных, знакомых, здесь нет, а сестричка пожалеть меня не хочет. Четвертый день здесь лежу без сигарет, вот уже уши стали в трубочку сворачиваться. – Он улыбнулся, и даже из-под бинтов было видно, что обаяния ему не занимать.
Я сам не курил, но быстро сбегал в курилку, стрельнул у тамошних завсегдатаев пачку сигарет, достал спичек, притаранил все это в реанимацию. Помог парню прикурить, он с удовольствием затянулся, пустил дым в потолок и посмотрел на меня:
- Ну... рассказывай...
- Что рассказывать?! – не понял я.
- Ну, не знаешь, что рассказывать, тогда показывай, - громко рассмеялся он своей шутке.
Контакт был налажен.
Так мы познакомились.
Скоро прибежала сестричка, нас разогнали, вернее, выгнали меня, а он остался, но это было только начало. Начало нашего с ним знакомства...
Позже я узнал, что зовут его Юрой, что ему 33 года, и что лежит он здесь уже почти неделю. Привезли его с дороги.Там он попал в страшную аварию.
Тогда состояние у него было критическим,какое-то время врачи серьёзно опасались за его жизнь. Но обошлось.
Держался он молодцом.
Стонал не больше, чем болело, разговаривать мог и любил, и на этой почве мы и сошлись.
Режим в больнице был строгий, но сестричка у меня была почти своя, и я частенько прошмыгивал из своей палаты в реанимацию к своему новому другу.
С каждым разом нравился он мне всё больше. И характером своим. И поведением. И своими интересными рассказами.

               ....

-Всё это происходило на самом деле,-начал он издалека...
По крайней мере, вполне могло происходить. У меня в голове это всё, во всяком случае, существует реально.
Если я так об этом думаю, значит, для этого, наверное,есть какие-то серьёзные основания.
И вообще, объективно, я так понимаю,  ничто не мешало этому случиться так, как я это тебе
сейчас расскажу.
Он устроился поудобнее, и я стал внимательно слушать.
...Где-то на небе перед немного покосившимися от времени воротами рая на скамеечке сидело несколько недавно ещё живых душ и ждали святого Петра с ключами. Дело было вечером, делать было особо нечего, поэтому они сидели и разговаривали.
Разговаривали обо всём и ни о чём. Конечно, преимущественно, о себе любимых.
Несколько часов назад эти души были ещё живы и обретались в бренных оболочках, у людей называемых телами. Рядом с этими душами, но напротив, и на другой скамеечке расположилось несколько бестелесных созданий с крылышками. Это были, по всей видимости, ангелы-хранители недавно преставившихся.
Задача ангелов была выполнена почти до конца, и сейчас они приглядывали за своими подопечными больше по привычке, чем по необходимости. Они тоже сидели и тоже вполголоса разговаривали.
Не знаю, каким ветром и когда занесло туда меня, да и пробыл я там совсем недолго...
Дела грешные вскоре опять позвали меня на землю...
И ангела-хранителя своего я не видел(они живым вообще очень редко показываются)
Но пока я там был, интересные вещи довелось мне услышать.
Передаю, как запомнил, извини, если где напутал...- рассказчик перевёл дух и на мгновение замолчал...
В это время в отделение зашла медсестра, приход которой почти всегда означал процедуры, уколы, переворачивания и прочие болезненные мероприятия. Скоро сестра, справившись со своими делами ушла, а мой необычный товарищ продолжил:
-Звали одного из этих сидящих на скамейке у ворот рая Сашей, а другого Пашей...
Рассказ был долгим и в один вечер не поместился.
Несколько раз приходил я к нему, пока не рассказал он мне свою сказочку до конца.
Передаю теперь её Вам.
С его слов. Правда, немного подредактированную.Всё-таки прошло время, пока я собрался...
Что-то из головы выветрилось, что-то я изменил, что-то добавил.
Ну, а теперь слушайте!


           .....

Рассказ о последних днях жизни двух нестарых ещё людей, которые однажды летом ехали из Риги и Одессы навстречу друг другу и своей смерти.
         ....

           В ресторане
...Сейчас они сидели в похожих ресторанах, но в разных городах.
Саша в Риге, неподалёку от Деглавского моста, а Паша в Одессе на Дерибасовской.Через несколько дней им было суждено двинуться навстречу друг другу и своей смерти.
Был тёплый субботний вечер. Играла музыка. Звенели бокалы. Смеялись женщины. Публика отдыхала.
Саша и Паша были выпивши.Правда, ещё слегка. Тормоза  работали ,но уже слабо.
Зато блестели глаза. И в жилах играла кровь.
За спиной у каждого  сидел его ангел-телохранитель...
Оба ангела были недовольны... Морщиться морщились, но ничего поделать не могли.
По инструкции им было строго-настрого запрещено вмешиваться в действия подопечных, пока тем ничего смертельно не угрожало.
В Риге , недалеко от Саши, за соседним  столиком сидела тетка далеко не первой молодости и откровенно заставляла себя не скучать. На сегодняшнее мероприятие по выносу своего увядающего тела в свет ее подбила подружка, которая сидела здесь же рядом. Подружка тоже была безмужняя и тоже уже в том возрасте, когда тебе еще кажется и можется, а мужики от тебя почему-то начинают нос воротить.
Женщиной послебальзаковского возраста ни одна их них себя еще не считала, но к этому все шло.
Обеим было около сорока, одной немного «за», другой чуть-чуть «до». Одна была чуть помоложе, но пострашней, а вторая посимпатичнее, но постарше. Пришли они сюда не просто так, а с конкретной целью. Здесь происходил вечер знакомств, зал арендовало одно из брачных агенств, и тетки участвовали в смотринах с самооплаченными угощениями.
Саша сюда пришел чисто по приколу. Идею эту подбросил его лучший друг и неисправимый бабник Игорек. «Бабы здесь аж пищат от желания подержаться за мужика, а мужиков подходящих катастрофически не хватает, - горячо подбивал он Сашу. – Тетки домашние, малопользованные, чистые и готовые бесплатно не только покормить, в постель уложить, но и рюмку налить. И все это за немного мужского тепла и человеческого внимания».
Саша тогда согласился, а теперь сидел, скучал и смотрел по сторонам. Таких, как  эти две пожеванные жизнью тетки за соседним столиком, здесь было подавляющее большинство. Их уже мало кто хотел, а они, наоборот, хотели от кандидата неоправданно много. Тетки ловили здесь свои последние шансы. А что шанс был одним из последних, можно было догадаться, стоило только пристально глянуть в зеркало.
Тетки это прекрасно знали, поэтому зеркало не любили и смотрели туда чисто по техническим причинам декоративного плана, то есть марафет навести и недостатки скрыть. Так как недостатков было много, то косметики требовалось еще больше. Обе подружки были безнадежно одиноки, и это явно печаталось на их физиономиях поверх, пониз и помимо макияжа.
Кое-какие интрижки, конечно, имели место, но были они в прошлом, носили эпизодический характер и в серьезный счет не шли, потому что долговечными не оказывались. У обеих были когда-то свои мужья, и на двоих имелось двое детей. Но мужья были давно с позором и скандалом прогнаны и забыты, а дети сильно подросли и материнском пригляде не сильно нуждались.
Одну подружку звали Катей, а вторую Таней.
Сейчас они сидели в прологе вечеринки в тихом уголке и засаде и ждали своего принца, рыцаря, кавалера, настоящего мужика или,  на худой конец, кого Бог пошлет.
Саша скользнул по ним беглым взглядом, сфотографировал ситуацию и пока снимки отложил в «папку отсмотренного мате-риала». Приниматься за теток всерьез не было ни большого смысла, ни сильного желания.
Таких, как Катя и Таня, здесь было явное большинство. «Состав далеко не юниорский», - подвел черту Саша, но, как оказалось, с выводом немного поспешил. Была здесь молодежь. Была. И не только несколько юношей до 30, но и две-три вполне цветущие девушки.
Саша себя красавцем не считал, да и издержки загульной жизни давали о себе знать. Но успехом у женского пола обделен он тем не менее не был. Была в нем харизма. Была. Явно присутствовала. Можно сказать, аж перла из организма, когда тот организм был не сильно отравлен алкоголем.
Сейчас организм был в пристойном состоянии, больших пьянок на прошлой неделе не было, поэтому сексуальной энергии у Сашка было с избытком. Его сердце работало, как швейцарские часы в кармане у немецкого офицера: точно и только на победу.
На любовном фронте было без перемен, но близость скорой атаки подогревала градус и повышала тонус Сашиного крепкого мужского тела. Прическа у Сашка была короткая, но аккуратная, волосы были твердые и со стальным отливом. Усы присутствовали тоже и жидкими их назвать язык не поворачивался. Саша выглядел хоть куда и к подвигам был готов без ограничений. Его взгляд стал выцеливать товар покачественнее.
Сашино внимание привлекла экстравагантная особа в ярко-красном, сильно декольтированном наряде. Саша встрепенулся, но резких движений делать не торопился.
Подставив под щеку руку, он расслабился и предался созерцанию. Если правильно понимать это дело, то удовольствие от созерцания можно получить не меньшее, чем от какой-то градусной жидкости. Сашок был парень неглупый и наблюдать любил не меньше, чем прикладываться к бутылке. Иногда, правда, бутылка побеждала.
Но сегодня был не тот случай, или, может, просто еще время не подоспело.
Девушка в красном стоила того, чтобы на нее обратить внима-ние. Стройная, гибкая, с развитой грудью и отнюдь не глупыми глазами.  Лет ей было около тридцати, но тут можно было ошибиться в любую сторону. Сашок в таких случаях смотрел на руки, шею и оценивал алгоритм поведения: чем женщина старше, тем меньше она суетится, а вот кожа в проблемных местах становится изношеннее и теряет упругость, что замечается при уже втором пристальном взгляде. Ну и речь. Очень много можно узнать о человеке по его разговору. По темпу речи, тембру, теплоте или холодности, ну и, конечно, по содержанию.
Девушка сидела недалеко. Громко смеялась и много разго-варивала. Можно было бы подумать, что ей хорошо, но грустное выражение глаз заставляло в этом сомневаться.
Сашин ангел-хранитель тоже скучал и тоже блуждал взглядом по залу. Его взгляд тоже задержался на особе в красном. Но так как он не был человеком, а существом более высокого порядка, то и видел в рассматриваемом человеческом объекте гораздо больше, чем просто внешнюю телесную оболочку. Он отчетливо различал ауру/биополе этой молодой женщины и как открытую книгу читал ее прошлое, настоящее и ясно видел, что ее ждет в будущем.
Девушку звали Олей. Ей было 35 лет. Дома с бабушкой сидела ее 12-летняя дочка. Муж у нее был да сплыл. Ушел к другой и, наверное, правильно сделал.
Душа у Оли была когда-то хорошая и правильно сложенная. Но время, обстоятельства и люди слегка подрихтовали ее. Теперь она была хилая, болезненно мерцала, и было понятно, что если не случится чудо, то добра в дальнейшей жизни у Оли будет мало.
Позади у Оли была бурная молодость, многочисленные романы, аборт от любимого подлеца-принца и 8 лет жизни с нелюбимым.
Уже 3 года нелюбимый живет с другой, а ей от этого не легче. Сошлась полгода назад с одним бандюком, а сейчас и сама не рада, что так сделала.
Хотела порвать, да тот возле себя силой держит.
Он уже и пистолетом ей грозил, и дружков обещал подослать к ней, если та гонор свой показывать продолжать станет...
 Сейчас Оля флиртовала налево и направо, была чуть больше, чем надо, весела, пьяна и суетлива. 
Но сквозь все это опытному взгляду открывался страх. Живот-ный страх, что все откроется и станет известным ее нелюбому сожителю-содержателю.
...Тут послышался какой-то посторонний шум со стороны выхо-да, который кто-то запоздало использовал в качестве входа. Вечер был в самом разгаре, но источник шума об этом еще не знал.
Сашок повернул голову и сделал это вовремя. К нему подходила немолодая женщина, явно опоздавшая на этот праздник жизни. Но ей так не казалось. По крайней мере, она старалась сделать такой внешний вид.
Устроительница и распорядительница вечера, жгучая брюнет-ка – Соня, в черной одежде, но с самыми светлыми намерениями подводила женщину в Сашиному столику. Саша оглянулся. – Да, свободным оставался только  стул рядом с ним.
- Саша, вы не будете против?, - прожурчала полуеврейка, полуодесситка Соня, и Саша показал своим видом, что ничего против у него за душой не имеется.
Ангела-хранителя никто не спрашивал, потому что никто его не видел и даже не догадывался о его существовании.
Ангел-хранитель для себя быстро срисовал краткую справку о подошедшей: Нина, 55 лет. Взрослые дети в Германии. Живет одна. Скучает и томится. Красотой особой не могла похвастаться и в молодости, но тогда у нее был муж-военный, и они друг друга ценили и уважали. Он приносил деньги в дом, а она вела хозяйство и поднимала детей. Дети выросли, а муж умер. А жить еще предстояло долго. Молодость ушла, а до старости еще было далеко. Погоревала она сколько надо. Потосковала, сколько смогла, и решила ситуацию ломать в благоприятную для себя сторону. Саша, конечно, для нее был не пара. Но отсюда, с его столика, открывался прекрасный вид на сидящую в зале публику.
Соня-сводница, разместив Нину у Саши, отработала задний ход к своему месту ведущей в уютном углу зала, где размещался еще оркестр и наемный тамада.
Тамада был бойким малым солидного возраста и потрепанной наружности, но развлекать публику мог и делал это довольно активно. Соня осмотрела зал, «кому чего надо» и села тоже перекусить, что Бог послал. Бог послал обильно и много как выпить, так и закусить, поэтому публика на время занялась делом, то есть решила немного поесть, вследствие чего на какое-то время притихла. Саша опять взглянул на Соню.
Отчество у нее было Борисовна, но Саша как-то по ошибке назвал ее Софией Михайловной. Та обиделась – София Смихайловна – это Ротару. А я – Борисовна.
«Как Пугачева, - подумал Саша и внутренне улыбнулся. – А что, как раз посредине между Софией Михайловной и Аллой Борисовной. Чернявая, как первая и шустрая, как вторая. Не совсем южная, но и далеко не северная. Не певица, но человек, тоже за деньги играющий на слабых струнах одиноких сердец».
Саша перевел взгляд в другую сторону. В глубине зала шумела веселая компания из нескольких молодых девиц и разносортных мужиков.
Привлекла внимание одна.
Бойкая, юная особа, явно южных кровей.
Ангел-хранитель с готовностью предоставил справку и на нее: Элина. 23 года. Молодая, стервозная девица с изрядной примесью семитской крови.
Отец – наполовину армянин. Бабушка – польская еврейка.
Папа – богатенький Буратино.
Элина у него единственная и горячо любимая дочка.
Был раньше у Элины брат, но того убили лет пять назад по каким-то темным криминальным причинам, связанным с бизнесом его отца.
Элочку баловали с самого дества, поэтому выросла она взбалмошной и капризной. На личико она была симпатичная, но приветливым делала его редко.
Мальчиков она стала любить с ранних лет. Получалось у нее это неплохо и обильно. За прошедшие годы попробовала она всего и много, но ей хватило ума вовремя притормозить. Себя она любила, и жить ей хотелось долго и счастливо.
А для этого надо было немного угомониться и начать дружить с головой.
Еврейской воли и практичного ума ей для этого вполне хватало, но иногда подводила горячая кровь, шальные деньги и недостаточно строгое воспитание.
Сюда на вечер Элочка пришла с компанией почти случайно.
Она имела в своей молодой жизни и молодых, и старых, и женатых, и холостых и особенно ни на что сегодня не замахивалась.
 Со своим прежним приятелем она рассталась совсем недавно и сильного сексуального голода пока не испытывала.
Другое дело, что свободного времени и денег у нее было навалом и убить и потратить все это ей сейчас хотелось и чеса-лось. На Сашка она посматривала с явным интересом, но первую половину вечера была занята своим и со своими.
Сашин взгляд продолжал скользить по залу. Возле одной из колонн за столиком сидела раскрасневшаяся то ли от вина, то ли от возбуждения брюнетка.
Была она стройна до худобы и походила на цыганку. Как лицом, так и одеждой. Сидела она рядом с каким-то лысым колобком и всем видом показывала, что колобок – это ее частная собственность.    
Колобку это льстило, и он старался обеспечить даме досуг в активной форме и по полной программе.
Цыганку звали Роксаной, и с колобком они встречались вторую неделю.
Их отношения, хотя уже стали реально-постельными, некото-рого флера романтичности все еще не потеряли.
Познакомились они на одном из таких же вечеров, которые Роксана любила давно, а колобок тогда посетил впервые.
Колобок в обычной жизни был Степой, работал на стройке, здоровье имел крепкое и за собой следил.
Знакомство у них случилось в танце. Танец был белым, и Роксана выбрала его.
Раньше Степан уже станцевал с несколькими дамами посвежее и пощекастей. На одну из них даже стал засматриваться. Но дама была о себе другого, более высокого мнения и Степана греть зряшными надеждами не стала. Была эта дамочка фигуристая, симпатичная и обаятельная.
И на ощупь приятная.
Звали ее Лизой, и работала она в рекламной фирме.
Соответственно, людей она перевидала на своем веку много и разных.
Степан Лизу захотел сильно и сразу, а Лиза была согласна только на рекламного директора, по крайней мере. Степа до этой планки явно не дотягивал. Ни внешним обликом, ни внутренним содержанием.
Налицо был форменный мезальянс,  и роман заглох прямо на глазах, даже не успев завязаться.








Мечталось, конечно, о грешном теле. И таких визуальных картинок вокруг было большое множество. Экземпляры пред-лагались в самых ярких нарядах и в самом бесстыжем виде.
Паша ел салат, а глазами пожирал знойный южный контингент.
«Руками, конечно, всех не перещупаешь, - рассудительно думал Паша. - Но с некоторыми можно сойтись в вертикальном акте горизонтальной любви, то бишь в медленном танце – за милую душу, по обоюдному согласию и почти бесплатно.»
Чем больше он хмелел, тем танцевать и дружить с дамами хотелось все сильнее. Красивых лиц вокруг становилось все больше, и все они казались милыми и родными. Пашину подругу кто-то скоро украл. Или она сама сделала вывод, что надо «делать ноги». В любом случае, Паша заметил это нескоро, а горевать вообще не стал.  В новой ситуации плюсов рисовалось больше, чем минусов: место за столиком освободилось , а кандидатур вокруг было или хоть пруд пруди, или хоть ж...  ешь.
Или в штабеля складывай, или из штабелей раскладывай.
Паша почувствовал себя вдруг Гаем Юлием Цезарем: он одновременно пил, ел, танцевал, знакомился и любил всех подряд.
Его ангел-хранитель безнадежно на все махнул рукой. И ни во что принципиально не вмешивался.
Не пришла еще та пора...
Не наступил еще тот последний миг и та черта, за которой Божественные силы берут ситуацию под свой контроль.
Бал правили чертенята и ведьмочки, и им было весело.
И нехай себе, лишь бы через край не переступали.
У некоторых царя в голове и со свечкой было не найти, и таким отмороженным уже была наготове помочь милиция. Милиция тоже, кстати, была не из другого теста слеплена, но просто принцип «на дежурстве не принимать» у некоторых еще имел силу привычки.
Правда, не у всех. Некоторые мордатые сержанты имели такой цвет лица, который от спелого помидора отличить было трудно.
И с совестью у них дела обстояли не лучше, чем у любого рядового посетителя ресторана, но тут уж ничего не поделаешь: какой народ – такие у него и слуги. А народ здесь был веселый.
И на все готовый.
И доказывающий все это делом.
Не отходя далеко от столика.
Ну, разве, чтоб потанцевать, или лишнее отлить.
А потом обратно в бой. К бабам, жратве, конфликтам и горячим точкам.




Горячие точки складывались, множились и распадались мгно-венно, бурно и хаотично.
Это была толпа неорганизованная, но подчинялась она тем не менее строгим правилам и нормам ресторанной тусовки. Была тут своя иерархия, свои альфы центавры первой величины, и была простая накипь, которая только шумела, да пыль в глаза пускала.
Лучшие места занимала публика поэлитнее и покруче, а сбоку-припеку столовался и веселился народ попроще...
Ну, ладно. В эту сторону копать пока больше не будем. Оставим Сашу, Пашу и других на какое-то время развлекаться так, как это у них получается, и вернемся к началу этой истории...


                Саша
                Юрмала
    
Саша вышел на улицу. У него начинался отпуск. Он уезжал на три недели на Украину, к старой больной маме.
Уезжал на видавшей виды, но вполне еще ничего «Авдотье» (Audi-80).
Так думала его жена, и так, до вчерашнего вечера, думал и он. Но за это время ситуация кардинально изменилась. По крайней мере, у него в голове. Жена была не в курсах. Но Саша как раз меньше всего на свете хотел, чтобы она о чем-то догадывалась.
Вчера перед отъездом у них разразился очередной скандал. Жена орала благим матом. Обвиняла его во всех мыслимых и немыслимых грехах, кричала, что он не к матери едет, но к своим «маукам», то есть, бабам нетяжелого образа жизни.
Саша был не без греха, но сильно гулящим себя не считал.
Это у него была вторая жена, а с первой он прожил девять лет и изменил той только один раз, и то только потому, что уж сильно обстоятельства складывались благоприятно.
Жены в то время дома не было. Зинка с его работы об этом узнала и включила всю мощь своих женских чар, чтобы Сашу соблазнить. Саша слабо сопротивлялся, но устоять не смог. Три дня и три ночи они тогда не вылезали из Сашиной кровати. И по большому счету к Зинке никаких претензий Саша не имел.
Было что вспомнить и было что забыть. Для жены он забыл, а для себя иногда вспоминал и по-котовски щурил глаза от приятных картинок, всплывавших в памяти. Но это было и все. Больше никаких измен и никаких бросков в второну от супружеских обязанностей.
Жили они, жили и долго бы еще жили, если бы не одно «но».
Не получилось у них с детьми.
У нее был свой ребенок от первого брака, семья вроде была не бездетная, но общего-то ребенка у них не было. Не получалось. Хоть они и старались. По-всякому. И с врачами, и без. Время шло, и тут подвернулась Катя. Саша с Катей загулял, и вдруг оказалось, что Катя -  беременна.
Саше пришлось от жены уйти, хотя он этого не сильно хотел.
С одной стороны, да, ребенок, да, новая жизнь.
Впереди светлые перспективы и большие планы....
Но... Саша понимал, что Катя – это не «то». По большому счету «не то». По уровню личности и масштабу души. По наклонностям и интересам, по привязанностям и приоритетам.
Не совпадали они... Почти по всему спектру жизненных показателей... Сначала казалось, что все это мелочи. Что все притрется, перетрется – мука будет, стерпится – слюбится.
Ради ребенка и общей жизни. Сначала Саша тоже так думал. И в эту сторону старался.
Сильно и долго. И бесполезно.
Пошли скандалы и размолвки. Саша стал реже показываться дома, и все пошло наперекосяк.
Прошло еще десять лет, и Саша понял, что больше он выдержать не может.
Понял он это давно, но решение принял вчера.
После очередной громкой сцены.
Сейчас он шел к гаражу, и в голове у него зрел план.
Домой к маме он пока не поедет. Останется здесь, в Юрмале.
Начинался летний сезон, и он решил забросить сети здесь, на предмет найти что-то для души.
Именно для души. Для тела – это уже как получится. Неплохо бы, но не первостепенно.
Деньги у него есть. Время у него есть. Здоровье позволяет, а желание он организует сам. По мере поступления предложений.
Как получится, время покажет.
Вечером в ресторане, в баре, на пляже... да мало ли где. Возможностей куча мала и большая тележка.
Он шел все быстрее, и настроение у него подымалось в такт шагам.
Весело светило солнышко, пели птички, и жизнь казалась прекрасной.
Вдруг впереди раздался чей-то крик, собачий лай, рычание и визги.
Впереди начинала собираться толпа, и он ускоренным шагом стал подтягиваться туда же. Через полминуты он достиг места происшествия, и что же он увидел?!
В небольшом парке, где люди из окрестных домов обычно выгуливали своих четвероногих питомцев, на небольшой площадке у фонтана яростно возилось несколько крупных псов. Все люди стояли в стороне с перепуганными физиономиями, кроме одной молодой женщины, которая пыталась как-то вмешаться, но свирепый вид больших собак ее останавливал.
Два черных мордатых ротвеллера нагло трепали какую-то маленькую собачонку, которая, тем не менее, пыталась отбиваться. Собачонка была шустрая и вертлявая, и какое-то время ей удавалось уворачиваться от наглых нападок озверевших полканов. И, все-таки, несколько раз те ее уже прихватили.
На траву капала кровь из потрепанной шавки, и нападавшие от этого только все больше сатанели.
Женщина пыталась вмешаться, но каждый раз ей приходилось отступать перед злобно рычавшими хищниками. Люди не вмешивались, но сочувственно шептались. Саша шептаться не стал. Не любил он шептаться. И смотреть он не любил, когда слабых, ни за что ни про что, только по праву сильного,  обижают.
Он глазами стал искать подходящую палку или камень. Палки не было, а лезть на дерево не было времени. Под ногами валялось несколько мелких комков засохшей грязи, но для разбушевавшихся негодяев это было бы что для слона дробинка.
И тут Саша вспомнил, что недавно ему рассказывал один знакомый.
Он говорил, что, когда собака выходит из-под контроля хозяина и входит в состояние неконтролируемой агрессии, есть два радикальных способа: или оглушить ее сильным ударом по мозгам, или потянуть за причинное место, то бишь за яйца. «Когда за яйца тянут, никто не любит, - смеясь,  говорил знакомый Саше. - Пока ты держишь зверя за это место, - заканчивал знакомый, - он в твоих руках. В прямом смысле этого слова. И чем сильнее ты его держишь, тем для тебя это лучше, а для него хуже». Саша это вспомнил, но миндальничать и совать руки туда, куда приличные люди себе даже посмотреть не позволяют, не стал. Не было ни времени, ни желания, ни реальной возможности.
Тем более  собаки были чужие, и жалеть их Саша почему-то не хотел.
Он разбежался и со всего размаху ударил носком ботинка под зад одному ротвеллеру. То, что ему это не понравилось, это мягко сказано.
Пес отчаянно завыл и покатился по траве.
- А, не нравится, сука,- тоже входя в состояние боевого азарта,  прохрипел Сашок.
И хотя это были не суки, а кобели, сейчас им от этого было только хуже. Саша был неплохим футболистом в свое время и по мячу попадать умел без промаха.
Не ошибся он и в этот раз. Дважды не ошибся. Два удара – два воющих поверженных врага.
Они сразу забыли, зачем сюда прибежали, и валялись в траве, как две подстреленные утки.
Саша, довольный собой, осмотрел поле боя в последний раз.
Зеваки были довольны. И зрелищем, и победителем. Где-то на горизонте стал показываться хозяин кобелей и замелькали полосатые борта полицейской машины. Сашка решил, что это все ему ни к чему и сразу начал сматывать удочки. Парк был небольшой и, благо, спасительный забор был недалеко.
Саша, не потеряв ни одной лишней секунды на ненужные сомнения, бросился к нему. Преодолевание барьеров в армии ему давалось легко. Было это давно, но, как оказалось, его спортивной форме мог позавидовать любой новобранец.
Одним махом преодолев двухметровый забор, Саша оказался возле гаражей. На всякий случай, попетляв еще немного между коробками, он зашел в небольшой скверик уже совсем в другом районе.
Сев на скамейку, Саша закурил и начал соображать.
- Все это, конечно, здорово, - решил он, - но надо искать себе какую-то хату на недельку-другую.  Сначала обеспечим себя базой и надежными тылами, осмотримся, а потом будем двигать мысль дальше.
Вернувшись к гаражам, он взял свою “Авдотью” и поехал в Майори.
Там, потолкавшись на пятачке на Йомас и разузнав, где что почем, остановился на предложении одной пожилой бабуленции.
Та сдавала комнату. Было это не очень близко, но вполне прием-лемо по деньгам.
Съездив и осмотрев предлагаемые апартаменты, Саша остался доволен и внес деньги за две недели вперед.
Апартаменты представляли собой половину маленького деревянного домика с удобствами во дворе. Но вход имелся отдельный, и во дворе можно было оставлять на ночь машину.
- Сойдет. По карману не бьет и жить можно, - сделал вывод Саша и, оставив сумку с вещами в своей новой берлоге, пошел на море загорать. Отдохнув и пообедав, к вечеру он засобирался в ресторан.
Культурно развлечься и посмотреть на праздных женщин.
В ресторане женщины были в избытке, но качество их было или очень высокое для Саши, или очень низкое.
Вульгарные девицы Сашу не прельщали, а дам в жемчугах ему никто не предлагал. Женщины попроще сидели со своими кавале-рами, и с ними же и танцевали. Саше стало скучно, и он решил напиться. Делал он это редко, но иногда ситуация сама себя предлагала, и у Саши сегодня не было оснований не пойти ей навстречу.
Начало отпуска, начало новой жизни, новоселье, ресторан, в конце концов, подходящая обстановка и подходящее настроение.  Доводов «за» было больше, чем «против», и Саша напился.
Не очень сильно, но состояние легкого шторма при тихой погоде и солнечном настроении имело место.
Где-то после двенадцати Саша вышел из ресторана и направился к электричке. Направление было выбрано верное, но не повезло с выбранным моментом.
В то же самое время бравые полицисты прочесывали окрестности и в аккурат наткнулись на мирно шагавшего в сторону вокзала Сашу. На вокзал, как он ни просился, его не отпустили, но пригласили ночку переночевать в вытрезвителе.
Пришлось согласиться. «Не морды же им бить, - подумал Саша.- Их все-таки больше, и они долг свой исполняют. А мне спешить некуда...»
Поэтому он подчинился, и остаток ночи провел в казенном доме.
Утром его отпустили, и он поехал домой на электричке.
В смысле не к жене, но по новому адресу.
К древней старушке, на снятую квартиру. Электричка была полупустая, и Саша задремал. На подвиги сейчас его не тянуло.
 Страшно болела голова и почки.
Голова болела с похмелья, а по почкам вчера все-таки из полицейских кто-то отметился.
- Сволочи, - со слабой злостью про себя решил Сашуня. – Я ж никому ничего. Лишнего слова не сказал. А эти сразу дубинкой по ребрам. Чтоб их собственные дети в старости так били. И пить не давали. Ни воды, ни пива.
Однако, словами горю не поможешь. Саша это знал, но он также знал и то, что хорошее слово и собаке приятно.
Кстати, о собаках.
Возле его ног терлась перемазанная йодом собачонка. Возле собачонки переминалась с ноги на ногу какая-то довольно симпатичная молодая особа в коротеньких шортах и шлепанцах на босу ногу. «Боса нога» была в меру стройной в нижней своей половинке, до коленки, и в меру налитой женской красотой и привлекательностью в том месте, где ее еще не закрывали шорты.
Задик был аккуратный, но вполне аппетитный.
Саша поднял глаза выше и не разочаровался. – Лицо у собачьей хозяйки было вполне милым и обаятельным.
Немного простоватое, но это скорее от наивности, чем от недостаточного IQ (коэффициента интеллектуальности).
Лет девице было всего 19-20, и она горела желанием что-то Саше рассказать.
- Спой, Светик, не стыдись, - одобрительно обратился к живописной паре Саша.
Собачонка  радостно взвизгнула, а девица почему-то покраснела:
- Откуда вы знаете, что меня Светой зовут?
- Так на лице твоем симпатичном большими буквами написано, - не полез за словом в карман наш помятый жизнью, но не  сдавшийся герой.
- А я вас не узнала, - продолжила свою мысль незнакомка.
Если бы не моя Линда (собачонка навострила свои лохматые уши), я бы мимо прошла. А она вас сразу унюхала.
Я тоже начала присматриваться.
И узнала...
Вчера я вас не успела поблагодарить...
- Благодари сегодня, еще не поздно, - добродушно разрешил Сашок, к которому быстро стало возвращаться хорошее настроение.
- Может, пойдем куда-то посидим, заодно и пообедаем, а то меня в полиции покормить забыли, - без запинки продолжил он свою мысль до логического конца.
Света опять покраснела. И хотя этот цвет лица ее совсем не портил, по Сашиному разумению, самой Свете он мешал иногда в разговоре.
Тем не менее она спросила:
- Вас полиция из-за нас забрала?!
- Да что вы! От тех я убежал. Да на других ночью нарвался.
У Саши опять закололо в боку, и он, поморщившись, замолчал.
Такие герои Свете, очевидно, были по душе, потому что она перестала наконец краснеть и села рядом.
- А вы знаете, что вас вчера все искали. И полиция. И Чесик.
- А Чесик – это кто это?!
- А это хозяин тех ротвеллеров, которые вчера на нашу Линду напали. Я сегодня была в ветлечебнице, Линду возила к вете-ринару. Врач говорит, что моей Линде сильно повезло. Покусали ее сильно, но кости целы. И крупные сосуды не задеты. И с внутренностями вроде тоже все нормально. Повреждений и разрывов он не обнаружил.
А вот ротвеллерам повезло гораздо меньше. У одного от боле-вого шока сердце не выдержало, а другой уже не кобель, а мерин...
И то неизвестно, оклемается или нет. Лежит сейчас в больнице весь в бинтах и шлангах. После операции. Чесик заявил в полицию. Его, мол, псы очень породистые и очень больших денег стоят. Причинен, мол, большой вред как физический - собакам, так и моральный - Чесику.
И при том люди вокруг были, видели все эти унижения. Чесику это страшно неприятно.
Тем более, что Чесик – человек непростой. Он – бизнесмен, и у него куча влиятельных друзей и знакомых.
По обе стороны закона...
Саша зацепился за последнюю фразу:
-  “А девчонка-то непроста...
Вот как ловко мыслью жонглирует”.
- Ты где, Света, образование получаешь?
- Да в Риге, на третьем курсе университета, на филфаке.
- И родители у тебя, наверное, есть?
- А как же, мама в министерстве работает, а папа за границу на заработки уехал.
Саша немного увял.
Одно дело подбивать клинья к незнакомой бабенке, и совсем другое – к молодой неопытной студенточке, которая лет на двадцать его моложе.
«Видно, из порядочной семьи, - уныло подумал Саша. – Такую я не потяну. Очень много амбиций и желаний. И о себе много понимает.
Ей надо принца с личным самолетом и собственной нефтяной вышкой. У меня таких дебетов нет, а в кредиты залезать – гордость не позволяет».
- Ладно, Света, будем расходиться.
Тебе Линду лечить надо, а мне – в другую сторону, как в песне поется.
- А может, все-таки сходим в кафе, посидим, - предложила Света. – Я заплачу.
- Сходим, обязательно сходим, но в другой раз.
Чтобы не тянуть кота за хвост и не продлевать себе моральных переживаний, Саша встал и пошел к выходу.
Его остановка была через 15 минут, но он решил доехать до нее на следующей электричке.
Вообще-то дел у него особых не было, но и не дело было этой девчонке сейчас голову начинать морочить.
Ей это, может, и интересно. Но Саше это было уже немного поздновато. Если бы просто взять и переспать с ней, это куда еще не шло. А на что-то большее здесь не скручивалось и не лепилось.
Сплошной мезальянс и форменное безобразие. С любой стороны. Откуда ни глянь.
- Мне надо какую-то разведенку искать, - стал гнуть сам себе свою линию Саша. - Лет так 30-35. Можно с ребенком и желательно с жилплощадью.
С большим бюстом и добрым характером. Чтобы меня любила и борщи варила. А с этой студенткой только головную боль да хроническую язву на почве перманентной ревности заработаешь.
Ей захочется всего попробовать и узнать, и период этой любознательности только-только начинается.
И закончится лет через 7-10.
А через 10 лет мне уже будет пора ласты клеить. Нормальные люди так долго не живут, а просто мучаются. От старости и болезней.
А пока болезней нет, а до старости рукой подать, махнем на это все с пренебрежением и поедем домой досыпать в компен-сацию за бесславно загубленную ночь в вытрезвителе...
Под вечер Саша проснулся в своем новом съемном жилище, отдохнувший и проголодавшийся.
В голове было чисто и ясно, и он для себя решил, что нынешний вечер посвятит двум вещам: быстрому, но плотному перекусону/ужину и медленной прогулке по берегу моря. Перекусил он в Дубултах в летнем кафе. И там же пошел на набережную. Было около восьми вечера. Основная масса отдыхающих разбрелась по пансионатам и санаториям.
На пляже остались самые спортивные, самые влюбенные и те, кому делать больше было нечего.
К последним смело можно было отнести и нашего Сашу.
Вечер был теплый, но вода еще не прогрелась до того градуса, когда в море только ленивый не лезет.
Пьяные и отчаянные, конечно, бултыхались. Да малые дети в мелкой воде возле берега играли с песочными горками и лепили пирожки с куличами.
Остальные или грелись на солнышке на лавочках, или медленно прогуливались по влажному песку у самой кромки воды. На юрмальском побережье царили мир, покой и благодать.
Вдоволь нагулявшись и насмотревшись на коричневые полуобнаженные женские тела, Саша пошел к ближайшей палатке попить пивка.
Взяв себе бокал «Алдариса», он пошел к столику с видом на море. Вечер был чудесный. О грустном думать не хотелось, а радости взять было неоткуда.
И тут Саша заметил маленькую девочку лет пяти, одиноко сидевшую немного в сторонке. Девочка была чем-то обеспокоена и давно уже не играла. Она часто оглядывалась по сторонам, явно кого-то ожидая.
Саша не выдержал и подошел к девочке.
- Ну, что, подружка, потерялась?
- Не-а. Это мама моя потерялась, - ответила серьезно девочка. – Я сижу здесь, жду ее, а она все не идет и не идет.
И тут сзади раздались голоса. К ним подходили двое мужчин и одна женщина.
Мужчины были молодые, с брюшками, волосатые и противные. Как на Сашин вкус. Но он мог и ошибаться. А вот насчет женщины он ошибиться не мог. Та ему понравилась сразу. Стройная и большегрудая. Глаза темные и жгучие. Женщина торопилась к девочке, а мужчины торопились к ней.
- Ну что, телка. Бери свою мелкую и поскакали с нами. Чесик передал, что долго ждать не станет.
Саша услышал знакомое имя: «Опять Чесик. Или совпадение, или тот самый? – Который теперь ротвеллера оплакивает?!»
Те продолжали:
- Мы тебя уже полчаса уговариваем.
Женщина упиралась:
- У меня рабочее время закончилось давно. Приезжайте завтра. Ничего с вашей собакой за ночь не случится. Или, если хотите, вызывайте медсестру  по телефону и договаривайтесь с ней.
- Нет, - гнули мужики свое. – Чесик хочет только тебя. Платит любые деньги. Ты ему понравилась.
Было ясно, что клеили медсестричку не для пса, а для Чесика. Тут они заметили Сашу.
- А ты кто такой? Чего возле малой трешься? А ну пошел вон отсюда!
Саша уже сам хотел отчаливать, но встречная беспричинная грубость его сильно удивила и расстроила.
Во-первых, он не был так воспитан, чтобы поджимать хвост при первом же окрике, а во-вторых, он никому из этих мужиков зла не хотел. По крайней мере, до этой минуты не хотел.
Сейчас он уже был готов свое мнение пересмотреть.
- Ты, чо, чмошник, не понял?! – подошел к нему мужик пониже и попротивнее.
- Конечно, не понял, - спокойно поднялся Саша ему навстречу.
- Ну, так мы объясним, - с другой стороны к нему стал заходить мужик повыше, сбитый покрепче и явно поопаснее.
Запахло дракой. Сашу это почему-то даже обрадовало. Но он виду не подал. Не время было скалить зубы.
Пришла пора действовать.
Ни слова не говоря, он подошел к опасному мужику вплотную и без замаха, но прицельно, опустил свой массивный стеклянный, наполовину пустой бокал с пивом тому на голову.
Раздался звон и треск.
Бокал разбился, а череп треснул.
Опасный мужик сразу стал неопасным и кулем повалися на песок.
Второй с криком:
- Ты че делаешь, сволочь, - бросился на Сашу.
Саша встретил его тем же приемом, который безотказно сработал сутки назад.
Собаки Чесика этот прием изучили на себе, и теперь пришла очередь пропробовать его и этой двуногой твари.
Прием не подвел. Но теперь Саша применил его по-другому. Не на счет раз. А на счет раз-два-три. Сначала он встретил нападающего ударом в солнечное сплетение, когда тот согнулся, он разогнул его ударом в челюсть и только на счет три коронным ударом носком ноги в пах отправил чернявого в глубокий нокаут.
- А нечего к чужим мужикам приставать, - сам себя подбодрил Саша и стал откланиваться. Мужики, впрочем, его не задерживали. Но опять стала собираться толпа, и Саша счел для себя за благо не дожидаться аплодисментов и криков «Бис».
На крики как пить дать заявятся менты, а уж с ними у Саши общего языка никогда не получалось.
Уходил Саша не спеша, чтобы не создавать панических настроений. За ним никто не гнался.
Кроме дамочки с чудными формами и чудесного цвета глазами.
Вслед за дамочкой вприпрыжку бежала маленькая симпатичная девочка.
И, судя по всему, они хотели догнать Сашу. Метров через 100 им это удалось.
- Молодой человек, - обратилась к Саше гораздо более молодая, чем он, женщина.
Саше такое обращение показалось многообещающим, и он внимательно посмотрел в сторону источника задержки его спокойного ухода со сцены драматических событий.
Женщина с темными глазами и маленькой девочкой подошла к нему совсем близко.
- Молодой человек, - повторила она. - Два слова: первое, спасибо. Второе – вот мой телефон, -  и она протянула свою визитную карточку. – Сейчас мы с Дашей поедем домой, а завтра вы можете мне позвонить.
- Пожалуйста, договорились.
Саша любил умных и конкретных женщин.
Взяв карточку, он не забыл поцеловать даме ручку и ласково потрепать маленькую Дашу по пухлой щечке.
Далее он ушел, не оглядываясь, потому что оглядываться и пускать слюни имеют обыкновение только слабаки и бабы. Бабой он не был, а слабаком казаться не хотелось тем более.
Зато ему вслед смотрели.
В четыре глаза.
В больших темных глазах светилось слабо скрываемое восхи-щение, а в маленьких блестящих – откровенный детский интерес.
Саша шел опять к вокзалу и мысленно загибал пальцы: в ресторане он был, на пляже он был, собак и мужиков он бил, водку и пиво он пил, теперь надо бы еще всласть попеть и вдоволь поплясать.
Он слышал, что здесь недалеко и недавно открылось кафе-караоке, где можно за небольшие деньги посидеть, попеть и потанцевать.
Было около девяти вечера, и предложение прозвучало.
Саша привык себе доверять и старался себя не подводить.
Сейчас его душа просила песню, и Саша не мог ей отказать в этом светлом порыве. Через полчаса он уже сидел в уютном полутемном кафе и слушал спокойную тихую музыку. В углу стоял большой телемонитор и желающие изредка подходили к диск-жокею и заказывали себе караоке. Пели по-разному, но старались все.
Были здесь и мужчины, и женщины.
Все немного странненькие, все немного на вид шизанутые. «Богема есть богема», - простил их еще на входе в свое сознание Сашок, и сам стал подгребать к музыкальному тамаде. Предварительно за столиком он опрокинул в себя небольшую рюмочку коньячку, поэтому  робости не испытывал никакой. Заказал он себе песню «Огней так много золотых» из репертуара Надежды Кадышевой и «Золотого кольца».
Пел душевно и во весь голос. Получалось так, как получалось, но ему подпевали, и в дружном хоре отдельные огрехи скрадывались и терялись.
Потом он пел еще и еще. Садился и пил, вставал и пел. Кто-то ему подпевал, с кем-то он танцевал. С кем-то знакомился, с кем-то обнимался. С какой-то экзальтированной дамочкой даже стал целоваться, но во время опомнился.
Душа его пела и плясала.
И сверху все это поливалось щедрыми дозами крепких горячительных напитков.
Продолжались эти именины сердца до трех часов ночи. Электрички уже не ходили, а до утра было еще далеко. Ночь была вполне теплой, и Сашок, опасаясь полиции, подночевал в ближайшем лесочке.
Было не сильно удобно, но пару часиков удалось вздремнуть.
Потом наступило утро, и на электричке он поехал на свою летнюю арендованную дачу.
Приехал и завалился спать.
     Спал до обеда. Разбудил его стук в дверь. В голову полезли разные мысли: полиция, Чесик, хозяйка-божий одуванчик,  хрен с бугра. – Оказалось,  ни то, ни другое, ни пятое-десятое. Открыв замок, он обнаружил, что снаружи на крыльце, переминаясь с ноги на ногу стоит студентка Света, а рядом с ней ее верная подруга Линда землю носом роет.
- Это ж каким ветром? – не смог скрыть своих эмоций Саша.
- А вот Линде говорите спасибо, - мило проворковала Светик-цветов разных букетик.
«Да, непроста штучка-дрючка, - наморщил лоб Саша. – Это она, видно, в прошлый раз подсекла меня с электричкой. Сама не поехала домой, а проследила, куда я подался и пустила свою Линду по следу. Чистенько и миленько. Собачка сработала, как учили, а меня за ушко – да на солнышко».
- Рассекретили агента, - ухмыльнулся Саша.
- Да уж, - не стала скрывать удовлетворения от своих действий девица.
- Ну, и чем, как говорится, обязан?!
- А что вы дам так и будете морозить на улице?!
И хоть никаких холодов не было и в помине, правила приличия продиктовали развитие следующей мизансцены уже непосредственно в Сашиных апартаментах.
- Да, роскошью это не назовешь, - скромно отметила убранство комнаты Света.
- Я снимаю, -  честно признался Саша.
- Ну и что, мы так и будем сидеть? – поинтересовалась через пять минут светской болтовни о погоде и красивой стрижке у Линды нетерпеливая девушка.
- А есть варианты?! – не стал напрягать себя поисками удачных решений наш отпускник.
- Целое море, - и она стала перечислять. -  Рига, Юрмала, Сигулда, Вентспилс, такси, автобус, экскурсия, катер, водные лыжи, ресторан, девочки, вытрезвитель...
- Что-то из этого списка я смутно припоминаю, - включился в обсуждение Саша.
- Ну, так не будем повторяться. Ваше слово, маузер.
Маузером Сашу еще никто не называл, но направление мысли ему было приятно.
- Ладно. Встанем на лыжи. Для начала.
И они поехали в места отдыха нетрудящихся. Катались до вечера. И на водных лыжах, и на катере, и на банане, и на пара-плане. Загорали, купались, обедали в кафешке и опять развле-кались.
Оттягивались по полной программе, пока опять не наступил вечер.
Потом они набрали еды, питья для себя и для Линды и порулили к Саше.
Дальше было все. Ужин при свечах, романтические признания и безумная любовь. Наутро Саша проснулся весь в помаде, с головной болью и совершенно один. Студентка забрала Линду и скрылась. Свою благодарность за спасение лучшей четвероногой подруги Света отработала честно, сполна, с присущим ей сильным пылом и большим жаром.
Саша остался доволен, но опять болела голова. От недосыпа, перепоя и сексуальной опустошенности.
Пришлось опять брать тайм-аут, лечиться шампанским и спать до вечера.
Вечером его разбудил очередной стук в дверь.
- Если это Света, то меня нет, - оппортунистически подумал Саша, но, как всегда, ошибся. Пришла хозяйка и принесла клубники со своего огорода.
Саша обрадовался и успокоился.
Жизнь была не так уж скверно устроена.
И жить пока стоило.
На этой светлой ноте, от пуза наевшись клубники, Сашок опять завалился на диван и сном младенца продрых до утра.
Утро выдалось дождливое, и девать себя было некуда.
Света больше не появлялась, и «Слава Богу, что так», -  решил для себя Саша.
А не позвонить ли мне темноглазой медсестричке, - спровоцировал он сам себя на нестандартный подход к решению проблемы собственного безделия.
Мысль была не из худших, и Саша долго ее не мусолил.
Звали темноглазую Илоной.
Так было написано на визитке:
Ветфельдшер Илона.
Частная практика.
Выезд на дом.
Саша взял мобильник и набрал номер. Илона ответила сразу:
- Я уже второй день жду вашего звонка...
- Я раньше не мог, - не совсем честно признался Саша.
Большего от него, правда, никто и не требовал. Договорились, что встретятся вечером в Риге. В местном театре оперы и балета была премьера нового балета «Дон Кихот» в исполнении какой-то заезжей труппы. У Илоны было как раз два билета и большое желание сходить в театр. В первоначальном варианте намечалось, что они пойдут с подругой, но подруга срочно уехала по делам фирмы за границу. Билеты пропадали, и грех было не воспользо-ваться подвернувшимся случаем.
Саша оперу и балет не сильно любил. Но выйти в люди с шикарной дамой мог запретить себе только круглый идиот.
Саша о себе был более высокого мнения и поэтому ломать себя отказом не стал.
В семь часов вечера, вымытый и выбритый, наодеколоненный и празднично одетый, с цветами в руках и улыбкой на лице, он уже стоял у входа в местный очаг культуры.
Илона подрулила на шикарном авто, и наряд на ней был явно не на рынке купленный.
Саша немного стушевался, но долго это не продолжалось. Саша был если уже не парень, то все равно человек не глупый. Он понимал, что каждой даме хочется если принца одного, то мужиков много и разных. Саша был не из самых плохих и рыцарскими качествами мог еще даже и поделиться кое с кем...
Илона видела его в деле и, в конце концов, если она на него согласна, то почему бы ему быть против.
Прочитав себе такую политинформацию, Саша окончательно обрел былое равновесие духа и плоти и подошел к Илоне с цветами.
Цветы Илону не удивили, но обрадовали.
- Я считала, что вы всегда такой брутальный, - томно протянула она. – Мне очень приятно, что я ошиблась.
- И совершенно правильно, - галантно поддержал тему Саша, - заставлять дам “ушибаться” могут позволить себе только последние подонки.
Пара прошла в зал и заняла свои места согласно купленным билетам. Зазвучала музыка, погас свет, поднялся занавес, началось действо.
Балет Сашу занимал мало, тем более, приезжая труппа танцевала с ног плохо. (Ну, не с рук же).
Несколько девчонок в кордебалете были себе ничего, но не более того.
Саша явно скучал, и поэтому смотрел больше в зал и по сторонам, чем прямо на сцену.
В первых рядах партера сидело несколько с виду светских львиц, но больше было дам полусвета, полукровок, полукрасавиц и полусимпатяг. Остальное было «ни то ни се». Этого «ни того ни сего» было до зевоты много. Уцепиться глазом было не за что, и Саша погрузился в воспоминания. Воспоминания как раз были связаны с балетом.
Несколько лет назад, когда его отношения с женой стали безнадежно портиться, познакомился он с одной рижской штучкой. Работала она как раз в Оперном театре и часто ездила с гастролями за границу. Правда, была она не танцовщицей, но костюмершей. Звали ее Ритой, и была она полуеврейкой. Лет ей было несколько за тридцать, и худая она была, как настоящая балерина. Была она жгучей брюнеткой и темперамент имела южный. Правда, северный климат, какая-то часть латышской крови, местное воспитание и годы сделали ее несколько умереннее в выражении чувств, но в постели она прыгала как дикая обезьяна.
- А по виду не скажешь, - обычно в таких случаях говорил лучший Сашин армейский друг Ваня.
Еще тот Ваня говорил: «Ты в глаза бабе смотри. Там ее вся бл...ская натура прячется. Раз глаза горят, значит и все остальное будет сверкать и пламенеть».
Саша часто применял на практике Ванин совет и практически никогда тот его не подводил.
Рита была часто занята до позднего вечера, и Саша приходил к ней в театр. Порой, коротая время, с помощью Ритиной знакомой билетерши он заходил на балкон и с верхнего яруса наблюдал за происходящим.
После спектакля Саша с Ритой задерживались иногда допоздна в костюмерной. Места там было много, и никто им не мешал. Саша приносил вино, еду, они пировали и любили друг друга прямо в театральном закулисье, часто на театральных нарядах.
Саша, бывало, сам примерял на себя театральные костюмы. Ему нравилось увидеть в зеркале графа в средневековом пышном туалете и в этом графе узнать вдруг себя.
Переодевшись, он чувствовал, что меняется вдруг и его сознание. Ему в тот момент начинало казаться, что он это не он, а кто-то другой, может, даже настоящий граф. Или герцог. Или благородный рыцарь. Или придворный щеголь.
Рита тогда тоже переодевалась, и они затевали долгие любовные игры.
Происходило это при свечах, в непередаваемой атмосфере театрального волшебства, которое своей нереальной силой любую реальность перешибало враз и надолго.
Пьянило все: и близость женщины, и близость грез, и шампанское, и театральный особый воздух...
Да, это было что-то!
Продолжалась, к сожалению, эта сказка недолго. Рита уехала однажды с театром на гастроли в Израиль и не вернулась. Какой-то еврейчик ее там приземлил на земле обетованной. Пригвоздил всерьез и надолго. По-еврейски, короче, засадил и в местную ментальность/веру перекрестил.
Саша рассеянно стал бродить взглядом по зрительному залу. На какое-то время его внимание приковала живописная пара, сидящая в партере.
Ей было за пятьдесят, ему - за двадцать. На сына он не тянул, потому что смотрела на него она отнюдь не по-матерински. Да и держал он свою руку у нее на бедре так, как любящие сыновья обычно этого себе не позволяют.
- Жиголо, - сделал вывод Саша.
И в голову к нему опять полезли воспоминания.
Работал он тогда на заводе. В соседнюю бригаду приняли нового сварщика. Сварщик был молодым, здоровым парнем лет двадцати пяти.
Есть разные типы мужчин.
И по внешности, и по характеру.
Этот был – особый.
И по экстерьеру, и по поведению.
Здоровенный и добродушный.
Улыбка – обаятельнейшая.
Фигура – обалденная, лицо симпатичное, волосы кучерявые. И при всем при этом  скромный, до застенчивости. До румянца на щеках.
Не удивительно, что бабы на него не просто заглядывались, но просто вешались.
И другой бы пользовался божьим даром, а этот жену свою любил...
И только.
Ну, может, несколько раз и не только, но в основном и целом был примерным семьянином.
Пришел он на завод из санатория «Кемери». Там работал сантехником. Проработал недолго. И сбежал.
Почему?
А бабы задолбали. Вызывает, бывало, такая его к себе в номер, говорит, в ванной раковина засорилась, а сама уже ждет в прозрачном белье и с накрытым столом. И ладно, была бы молодая и симпатичная, а то сплошное целлюлитное чудо с почти полувековым стажем.
Помучился, помучился так Раймонд и сбежал. На завод в сварщики подался. И денег побольше и стресса поменьше.
Саша вернулся в сегодня.
Театр гудел. Занавес упал. Начался антракт. Они с Илоной пошли в буфет.
Толпа медленно и лениво плыла по коридору, вскользь и мимоходом разглядывая себя целиком и поодиночке. Множество зеркал позволяли это дело разнообразить еще больше. Саша с Илоной болтали о всякой чепухе, и им было вполне комфортно. После «Дон Кихота» они решили, что поедут в ближайший ночной клуб. Настроение было чудесное, и ничто не предвещало беды. Но беда уже зрела и ждала их за ближайшим углом.
Завернув туда, Саша еще пару секунд по инерции продолжал что-то увлеченно излагать в своем напористо-убедительном стиле, но вдруг остановившаяся Илона потянула его за руку. Глянув на нее, Саша сразу понял, что что-то произошло.
Проследив за ее взглядом, он определил, что источник ее испуга движется им навстречу в виде трех крепко сбитых подозрительных личностей в темных костюмах.
Илона сделала шаг назад и потянула за собой Сашу. Но было уже поздно. Тройка из засекла. «Чесик», - успела прошептать Илона, а остальное уже само собой нарисовалось в Сашиной голове.
Впереди шел наголо бритый, сильно крутой и страшно наглый, по всему видно, бизнесмен и, стало быть, горем убитый хозяин покалеченных ротвеллеров, - Чесик собственной персоной.
Его тылы прикрывали два шкафоподобных типа, которых Саша помнил еще по пляжу. Те тоже, видно, помнили, потому что уже что-то возбужденно  шептали на ухо своему шефу, взглядами недвусмысленно показывая на Сашу.
Атмосфера ощутимо накалялась. – «Буря, скоро грянет буря», - явно читалось на лицах бледнолицых, но темно настроенных спутников Чесика. Чесик был настроен не лучше, но он оказался благоразумнее. На них уже стали посматривать, а лишняя реклама Чесику была ни к чему.
Осадив себя, он цыкнул что-то своим ассистентам и медленно, но грозно они проплыли мимо Саши и Илоны.
- До скорой встречи, котики, - прошептал особо приголубленный в прошлый раз Сашей на пляже третий номер компании.
- Главное, береги горло, - в ответ и вдогонку ласково пропел Саша.
Поджилки у него не тряслись, но ситуация требовала вдумчи-вого анализа.
И долго чесать репу времени не было. Было два варианта: или смываться сейчас, или ждать конца спектакля, чтобы затеряться в толпе.
Второй вариант был явно предпочтильней. Илона предложила разделиться.
Немного поколебавшись, Саша признал ее доводы резонными: к Илоне у бандюков серьезных претензий не было, да и к женщине на людях подступиться не так просто. Любой акт агрессии будет воприниматься как грубейшее попрание всех норм человеческого общежития.
Да и поодиночке скрыться легче. Банда будет охотиться в первую очередь за Сашей, ну а Саша от троих сможет оторваться по-любому. Не впервой.
Так Саша расссуждал. Получилось немного не так.
Понятно, что концовка балета их занимала уже не сильно. Досидеть они досидели, но сидели уже как на иголках.
Илона вся истомилась, а Саша слегка вспотел.
Илона было предложила вызвать полицию, но Саша ее отго-ворил. Пока у полиции было больше оснований интересоваться Сашей, чем Чесиком.
Чесик это тоже прекрасно понимал, но предпочитал сначала проучить обидчика по-свойски. Перевес в грубой физической силе был на его стороне, и обстоятельства пока складывались благо-приятным для него образом.
Прозвучал финальный аккорд.
Артисты вышли на поклоны, публика потянулась к выходу.
Сказав Илоне на прощание, что вечер был чудесным, и они еще обязательно встретятся, Саша нырнул в толпу.
По ходу дела он сообразил, что на выходе его будут караулить, и поэтому решил пока туда не спешить.
И тут он вспомнил Риту.
Прошло много времени, но в театре, по сути, ничего не измени-лось. Саша по стеночке, по стеночке выскользнул из зала и рванул к служебной лестнице. Благополучно преодолев все препятствия, он замедлил шаги и, стараясь не выдавать своего волнения, подошел к двери костюмерной. Взявшись за ручку, он вдруг услышал приближающиеся шаги.
- Молодой человек, что вам здесь собственно нужно? – как выстрел в спину раздался сзади женский голос.
«Слава Богу, что не мужской», - лихорадочно констатировал Саша и медленно обернулся. К нему приближалась, всем своим видом показывая крайнюю степень недоверия и подозрительности, отнюдь не худая особа с явно неласковым выражением лица. В минуты опасности Саша соображал быстро. Этим же он отметился и на этот раз:
- Привет, Дзинтра.
Дзинтра удивилась.
Саша тоже удивился. Но Дзинтра удивилась, не понимая, откуда этот чужак и потенциальный воришка знает ее имя, а Саша удивился сам себе, как это он так ловко и к месту вспомнил Дзинтру. А он ее действительно вспомнил. И очень кстати.
В свое время Рита работала под началом у Дзинтры. Дзинтра была старшей в швейном цеху театра и приглядывала за костю-мершами.
Была она своеобразной личностью.
На работе строгой, а после работы ****овитой. Вот такой вроде диссонанс. Но, в принципе, все легко объясняется: добрые женщины и любят по-доброму, а злые и в сексе норовят свою ведьмину натуру не забыть.
В свое время Рита много рассказывала о Дзинтре. Он видел
Дзинтру на фотографиях в Ритиных фотоальбомах с гастролей и прочей театральной тусовки.
Да и сама Дзинтра пару раз мельком заскакивала «на чаек», когда Саша с Ритой пировали на пару в костюмерной. Было это в старые добрые времена.
И,  казалось, все кануло в лету.
Без следов и концов.
Ан, нет.
Природа любит в движении круговорот и возвращение к прошлому.
Не всегда и не буквально.
Но иногда и неожиданно.
Сейчас вот такая неожиданность приобретала контуры реальности.
Саша просек ситуацию и быстро сориентировался.
- Дзинтра, я к тебе.
Немая сцена.
Продолжая ковать железо не отходя от дверей костюмерной, Саша бойко продолжил:
- Привет тебе от Риты. Я недавно созванивался с ней.Она в Тель-Авиве. Грозилась приехать в гости. Просила зайти в театр передать, что она вас всех помнит и любит. Жестом фокусника из-за спины Саша вытащил пакет, а из пакета шампанское и коробку конфет.
Все это они в антракте с Илоной купили в буфете, чтобы распить потом у Илоны дома. Но об этом Дзинтре, конечно же, знать было совсем не обязательно.
Дзинтра по природе была не из самых приятных созданий. Ни по виду, ни по повадкам.
И не глупа она была настолько, чтобы думать, что Саша бескорыстно и ради нее приперся снова в костюмерную.
- Наверное, костюм какой-то хочет в аренду для вечеринки театрализованной в аренду взять, - подумала она себе.
Такое уже бывало, и на таком она имела хорошие деньги.
Саша был парень знакомый и, видно, не гнилой, раз Рита с ним так долго и так страстно по углам тут пряталась... 
Так подумала себе Дзинтра и сменила гнев на милость:
- Ну, заходи, касатик, раз пришел.
Шампанское и цветы своим девочкам будешь дарить, а мне сразу говори, с чем пожаловал.
И предупреждаю, лучше не ври.
Я этого не люблю.
Саша не был телепатом, но голова на плечах у него телепалась не просто для того, чтобы в парикмахерскую с ней ходить. Он сообразил, что на амуры Дзинтра не подписывается, а на жалость давить в этом случае бесполезно.  Да и Рита в свое время говорила, что Дзинтра любит мужиков и деньги. Но деньги – больше.
- Мне бы Дзинтрочка, платьице пороскошнее на выходные для одной закрытой вечеринки. У меня знакомая любит разные наряды, на нее не напасешься. А тут есть шанс и ей угодить, и в трубу не вылететь.
- Сотня и документ в залог, - безапелляционно сказала Дзинтра. – И это еще по знакомству.
- Лады, - быстро согласился Санек. – Сейчас я выберу, а завтра мы с подругой придем забирать. Тогда и деньги принесу. А за сегодняшнее беспокойство тебя все-таки шампанским угощу.
На том и сошлись.
Полчаса Саша выбирал наряд.
Потом полчаса они пили шампанское и закусывали конфетами.
К концу они подружились настолько, что Дзинтра уже полезла целоваться.
Саша еле отбился.
- Меня уже ждут, Дзинтрочка. Я опаздываю. В следующий раз созвонимся. Я обязательно еще раз хочу с тобой посидеть. И не только...
На этом они и расстались.
Было уже около двенадцати.
Улицы Риги опустели. Чесика и его бакланов след простыл.
Саше и на этот раз крупно повезло.
Судьба его пока хранила.
На следующий день Саша проснулся от голода. Пошарив по сусекам, он обнаружил, что съестных припасов в занимаемом им жилище не имеется. Надо было выбираться в город.
Саша сел в машину и поехал в ближайший супермаркет.
Взял корзину и набрал всякой всячины. Потом подошел к лоткам с фруктами.
- Надо бы яблок пару-тройку взять, - захотев потешить себя витаминами, решил он.
Яблок было много и всяких разных. Вкусными они все, конечно, не были, и Саша не единожды убеждался, что красивые снаружи, они часто оказывались деревянно-резиново-безвкусными внутри.
- Такая уж их импортная искусственная сущность, - всегда убеждался он.
Один сорт он, впрочем, знал и выделял.
Яблоки были аргентинские и ярко-желтые. В идеале. Когда полежат и вызреют. Таких в лотке было несколько, и Саша сразу их для себя выцелил.
Потянувшись за первым, он услышал чей-то негромкий приятный голосок: «Ой, это яблочко я хотела себе взять».
Саша поднял глаза, рядом стояла стройная незнакомка со светлой копной волос, перевязанных сзади в виде симпатичного толстого хвостика. Она была в очках и с первого взгляда смотрелась как училка. Не злая и вредная, а наоборот, - очень умная и очень добрая. И симпатичная. Черты лица у нее были правильные. Глаза немного раскосые. Восточный тип. «Японка или кореянка», - сразу про себя окрестил ее Саша. «Блондинка, конечно, ненастоящая!, - сразу понял он. – Но главное, чтоб душа не была фальшивая».
Незнакомка не задиралась, на конфликт не шла, и голосок у нее был очень милый.
- Да берите вы себе это яблоко, - Саша сразу превратился в галантного кавалера, - я себе еще найду.
Девушка обаятельно улыбнулась:
- Да нет, вы первый взяли. Просто удивительно. Я подумала, а вы уже взяли...
- Да, я мужчина не медленный, - не полез за словом в карман Саша.
Незнакомка улыбнулась ему обаятельной улыбкой, и инцидент был исчерпан.
Дальше разговаривать было уже не совсем прилично, и Саша, как ему ни хотелось продолжить знакомство, заставил взять корзину и себя в руки.
Еще раз посмотрев на симпатичную незнакомку, он сделал над собой усилие и пошел к кассе. У кассы стояла небольшая очередь, и он потерял там несколько минут.
Выйдя из магазина, он пошел к своей Ауди. На стоянке машин было много, и он припарковался в самом дальнем конце. Проходя мимо темно-синей «Шкоды», он опять увидел блондинку из магазина. Та стояла возле машины и выглядела беспомощной.
Присмотревшись получше, Саша увидел, что правое заднее колесо иномарки пробито.
Не почувствовав подвоха, Саша распустил свои павлиньи перья и предложил посильную помощь. Японская учительница, или как там ее, стала сразу благодарить и отказываться. Ну, понятно, что после таких церемоний Саша сразу закатал рукава, открыл «Шкодин» багажник и принялся за технически не сложную, но немного грязную операцию. Хронометр никто не включал, но Саша справился быстро. Вокруг были люди, а главное, симпатичная кореянка. Или как там ее. У восточной девушки были красивые стройные ножки и светлые трусики.
Все это между делом успел заметить Саша, пока сидел на корточках возде колеса, а девушка в мини-юбочке крутилась вокруг, подавая ему инструменты и не забывая восхищаться его силой и мастерством.
Через пятнадцать минут машина была на колесах, а Саша по локти грязный и по уши влюбленный.
Ну, почти по уши.
По крайней мере, от чашечки кофе в ближайшем кафе он отказываться даже не подумал.
Свою машину он оставил на стоянке, и, как потом оказалось, это было последнее разумное его решение в тот день. Дальше пошло по чужому сценарию. И в сценарии том Саше отводилась роль отнюдь не героическая. Как садился к японке, япона ее мать, в машину, он еще помнил, как заходили в кафе и заказывали кофе тоже. Потом он пошел мыть руки, а европеизированная азиатка осталась хлопотать возле столика.
Дохлопоталась. Саша вернулся. Сел за столик, выпил свой кофе. Дальше у Саши был в памяти провал. Видно, девица чего-то в кофе ему подсыпала. Скорее всего, клофелина.
Очнулся Саша только через некоторое время и совсем в другом месте.
Он был связан по рукам и ногам и лежал на каком-то грязном диване.
Японки рядом не было.
Саша огляделся.
В помещении царил легкий полумрак, но по городскому шуму за окном можно было догадаться, что Саша не в деревне.
Был день, но скорее всего он уже подходил к концу. Тело ныло,но не очень сильно. Если его и колотили, пока он был в беспамятстве, то костей не ломали.
Это уже вселяло надежды. Если не убили сразу, значит, есть шанс, как говорил красноармеец Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Лучше помучиться».
- А стерва-то, стерва, - запоздало прозрел и возмутился Саша по поводу длинноногой гетеры, или гейши, или путаны, или черт ее поймет кого...
Как меня сняла на счет ра-два-три: в магазине выбросила флаг и бросила приманку, на улице подсекла, а в кафе добила. То бишь, отравила.
- Кому это надо?! – продолжал развивать мысль Саша. – И кому это выгодно?
Кроме Чесика, у меня больше врагов здесь нет...
Конечно, это может быть и случайное попадалово. Но вряд ли. Тогда бы просто ограбили и выбросили на помойку.
Скорее всего, Чесик. Все-таки.
Но почему я еще живой? Почему не покалеченный хотя бы?!
Зачем было нужно столько возни затевать с путаной, с кафе и этой явочной квартирой?
Вопросов было больше, чем ответов.
У Саши начала опять кружиться голова, и он ненадолго забылся.
Очнулся он уже поздним вечером.
За окном включилось электрическое освещение, но шум от презжающих машин был еще довольно интенсивным.
У Саши затекли руки, ноги, и он стал мучительно пытаться восстановить кровообращение. Вдруг за дверью послышался шум.
Кто-то возился с замком.
Саша притих.
...
Через три дня он ехал на своей Ауди уже по Белоруссии.
События последних дней его сильно потрепали. Как морально, так и физически. Он держался за руль, смотрел вперед на дорогу и до сих пор не мог поверить, что ему все-таки удалось выкарабкаться.
А был он, можно сказать, уже одной ногой в могиле.
В тот вечер к нему пришел Чесик со своими подручными.
- Ну, что, козел, очухался?! Скоро мы тебя на части резать станем, - обещал Чесик, и Саша сомнений в его голосе, как ни пытался, не расслышал.
- Хотел я было тебя сразу прикончить, да вовремя вспомнил, что по частям человека можно дороже продать...
Мне друзья посоветовали.
Они так иногда делают.
Если надо человека убрать, то его можно убрать так, чтобы было и приятно, и полезно. Тебя уже наш док посмотрел.
Чесик оскалился.
- Как говорится, для тебя есть две новости: одна хорошая, а другая хреновая. Хорошая новость – это то, что ты здоров, как бык, а плохая – то, что на твои почки у меня уже есть заказчик. Так что сегодня живи, я тебя даже бить сильно не стану, а завтра поедем на операцию.
Чесик противно засмеялся, и его прихвостни дружно поддержали тему.
Одному Саше было не до смеха.
Ночь он провел без сна и покоя. Возможно, это была его последняя ночь на этом свете, и ему было о чем подумать.
...Саша ехал по Белоруссии и потихоньку приходил в себя.
Впереди показался Новополоцк.
Там у него жила даавняя знакомая. Надо было бы отдохнуть, и можно было бы заехать к ней в гости. Адрес Саша помнил и через час уже стучал в знакомую дверь.
Катя открыла сразу, и хоть прошло три года после их последней встречи, как оказалось, она ничего не забыла.
И это было главное.
Конечно, она была не святая и за эти три года у нее кто-то, наверное, был. Как говорится, был бы поп, будет и приплод.
Саша это понимал, но сейчас это было неважно.
Ни для нее, ни для него.
Важно, что они опять встретились, и она ему страшно рада.
Саша в двух словах обрисовал Кате свою ситуацию.
Катя была баба толковая и сильно пугаться и бросаться в панику не стала.
Она работала ни много, ни мало в районном суде, и через ее руки таких дел проходила куча мала.
Утро вечера мудренее, и на ночь глядя грузить себя проблемами они не стали.
Помывшись, побрившись, поужинав, Саша остался у Кати и провел с ней чудесную незабываемую ночь.
Утром Катя ушла на работу людей судить, а Саша решил прогуляться по городу.
Проезжая мимо местного рынка, Саша остановился купить сигарет. Закурив, он заинтересовался местной экзотикой и пошел по рынку прошвырнуться. Как оказалось, экзотики здесь было мало. Все как везде. В центре турецкий и китайский ширпотреб, бойкие грудастые бабенки за лотками и шустрые мордастые ребятки в кожанках.
А на окраинах и периферии – старые бабульки с дешевым и залежалым товаром еще советского производства.
Не получив много счастья от этой экскурсии, Саша пошел назад к своей машине.
Но дойти он не успел. На полдороге его затормозил один яркий факт, который кромким аргументом завизжал ему прямо в ухо.
Саша обернулся и увидел следующую картину:
В черный бумер с тонированными темными стеклами грузили явно помимо ее воли молодую девчонку.
Девчонка громко визжала и сильно упиралась.
Парни в кожанках упорно и бесцеремонно добивались своего, и пару весомых оплеух девчонка уже схлопотала.
Это, однако, ее не успокоило, и возня продолжилась.
Саша, никому не желая ничего плохого, подошел скромно к машине и спросил:
- Ребята, может, помочь чем кому надо?
- Да пошел ты отсюда, козел...
- Понял, нет базара, - отступился Саша, но не покаялся, а немного даже обиделся.
И за себя, и за девочку, и за людей добрых вокруг, которым дела нет, что здесь происходит.
Тем временем, загруженная теперь уже слабо мычащей девчонкой и занявшими свои места рядом с ней бравыми кавказскими брюнетами машина готовилась к отъезду. Мотор взревел и фары заблестели.
Или сейчас, или никогда.
- Сейчас, - решил Саша.
Он огляделся вокруг и быстро отыскал то, что ему сейчас было нужно больше всего: половина кирпича валялась неподалеку и ждала своего рокового часа. Дождалась!
Саша не поленился, нагнулся за кирпичом и со всей дури запустил его прямо в нарядное, красивое лобовое стекло шикарной иномарки. («Врага надо бить прямо в лоб», - кстати или некстати вдруг вспомнил Саша армейскую мудрость своего бывшего ротного Метелкина).
Кирпич свое дело сделал до конца, и немецкая техника позорно капитулировала. Стекло посыпалось в салон.
Вокруг в толпе одобрительно зашумели.
- Ну, что ж, кайф любителям мохнатых сейфов я, кажется, немного поломал, - удовлетворенно хмыкнул Саша. Но долго посидеть на лаврах не получалось: катастрофически не хватало времени. Из иномарки густо полезли черные тараканы, и хороших новостей ждать от них не приходилось. Саша взял ноги в руки и стал рвать когти что есть мочи.
Местность он знал плохо, но на его стороне была справед-ливость и удача. Через пять минут черная свора отстала, и Саша скрылся в тумане. Посидев пару часов в неприметном кафе на другом конце города, Саша взял такси и подъехал к рынку. На его счастье «Авдотья» стояла на своем месте целая и невредимая.
Уже сидя в машине и выезжая из города, Саша по мобильнику позвонил Кате.
- Извини, Катюха, я опять по уши в дерьме. Теперь уже местного разлива. Чтобы не подвергать риску твою репутацию и твое здоровье, временно перебираюсь за бугор.
На обратном пути обязательно заеду. Чао. Целую в обе щечки.
Саша отрубил телефон и сосредоточился на дороге.
Он еще не знал, что его ждет впереди, в недалеком будущем. Сейчас перед ним была дорога и он жал на газ...
... За ночь он перемахнул через всю Белоруссию и под утро пересек две таможни.
С восходом солнца он въехал в Украину.
Погода стояла благоприятная, но усталость давала себя знать. Преодолевая сонливость, он еще какое-то время ехал на юг.
Вскоре впереди по курсу вырос большой город.
Это был областной центр.
Здесь жили Сашины родственники.
Не в самом городе, а в каких-то двадцати километрах от него, в небольшом поселке.
Дядя Коля, мамин младший брат, кадровый военный, после выхода на военную пенсию получил квартиру в городе, но через некоторое время оставил ее одной из дочек, вышедшей замуж, а сам с женой и младшей дочкой уехал в этот поселок. Здесь он построил себе крепенький домишко на окраине возле небольшого уютного озера и рядом с сосновым бором.
Дядя Коля не раз приглашал Сашу к себе в гости, но текучка, неотложные дела, молодость, глупость все откладывали Сашину поездку на Украину.
Сейчас до дяди Коли было рукой подать, и Саша решил, что надо заехать.
«Отдохнуть не помешает с дороги да с передряги, из которой так счастливо выбрался», - убеждал он себя.
Встретили его радушно.
Дяде Коле было за шестьдесят, но мужчина он был еще вполне крепкий.
По крайней мере, за столом они приговорили две бутылки водки и вполне связно после этого беседовали до поздней ночи.
Назавтра с утра дядя Коля собирался красить железную крышу дома, и Саша вызвался ему помочь. Работы и высоты он не боялся, да и отблагодарить родственников за теплый прием хотелось.
Утро следующего дня выдалось лучше не бывает.
На крыше было светло и сухо. Плюс – открывался прекрасный вид на близлежащую местность.
Дул теплый летний ветерок, и раннее утро без помех пре-вращалось в чудный ясный день.
Немного болела голова после вчерашнего, но свежий воздух и чувство долга быстро возвратили организм в состояние боевой готовности.
До обеда полкрыши было покрашено, и они поняли, что победа будет за ними. Не слезая вниз, пристроились возле дымохода и устроили вполне заслуженный перекур. Все было в масть: погода, состояние души, настроение и окружающий мир.
С крыши дяди Колиного дома как на ладони был виден рабочий поселок, опушка близлежащего леса, небольшая железнодорожная станция с неказистым вокзалом, живописное озеро с многочисленными отдыхающими и бесконечные сельские нивы вокруг, сколько глаз хватало видеть.
Но дядя Коля не на это обратил Сашино внимание.
- Видишь,  вон там, примерно в ста метрах отсюда, маленький домик стоит? Заброшенный и медленно отдающий Богу душу...
- Вижу, - отреагировал Саша.
- Там наш местный мент, Пинкертон, агроном, учитель, пьяница и туберкулезник в одном лице жил.
Глинский Николай Васильевич...
Лет на десять моложе меня, а уже ушел... В прошлом году зимой замерзшего в нетопленном доме нашли. Царство ему небесное...
Пропал, как говорится, «не за цапову душу».
А какой был мужик...
Дядя Коля затянулся, выпустил дым и начал свой рассказ.

           Глинский

Приехал он в этот поселок где-то около тридцати лет назад. По распределению, после сельхозинститута.
Три года проработал в колхозе, поругался с председателем и ушел в местную десятилетку учителем физкультуры. Лет пять там отбегал и перевелся в железнодорожную милицию.
Дали ему лейтенанта и самую грязную работу. Но он все сдюжил, преодолел и быстро пошел вверх по служебной лестнице.
Дослужился до капитана.
Нес службу так, что местное ворье его боялось и уважало.
А потом вдруг сломался.
Или его сломали...
Начал пить. И сильно. Из милиции его прогнали.
Работы себе больше не нашел.
Ходил по поселку, перебивался случайными заработками у местных бизнесменчиков. Часто напивался до бесчувствия и оставался лежать там, где его сваливал зеленый змий.
Была у него в свое время жена. И дети были. Жена ушла, дети выросли и уехали.
Никому он не был нужен.
Он медленно загибался, опускался, обрастал грязью и многочисленными болячками.
Не ко времени и на беду подхватил себе еще и туберкулез.
Ясен пень, лечиться не стал.
Люди, и так его сторонившиеся, стали обходить его стороной.
Вот и встретил он свой конец – одинокий, неухоженный, больной и надломленный...
А ведь какой мужик был в свое время... Когда в колхозе работал, пешком по тридцать – сорок километров по полям каждый день по весенней распутице отмеривал, следя за всходами, за правильным внесением минеральных удобрений, глубиной вспашки и целой кучей прочих агрономических хитростей.
Быть бы ему председателем, да честным чересчур оказался. И упрямым. Любил правду-матку, невзирая на лица, резать.
Резал он эту правду-матку в глаза и председателю колхоза, и в районе права качал, и в область добиваться справедливости ездил.
Был он, может, по-своему и прав, но начальству это не понравилось.
А начальства было больше, и они лучше знали, как поступить, чтобы им лишней мороки не было.
Агронома быстро стреножили, обложили выговорами и взыска-ниями и отфутболили в школу: иди, мол, к детям. Там твоя правда в самый раз востребована будет.
В школе ему предложили на выбор два предмета: труд и физкультуру.
Он выбрал второй.
И не потому, что не любил труд. Любил. Но по-своему и строго в индивидуальном порядке.
А физкультуру он считал просто хобби, но вкладывал в нее всю душу.
Сил у него было немерено и несчитано. По шесть уроков пять дней подряд бегал он с учениками, а потом по вечерам до темноты гонял мяч с местной ребятней на поселковом стадионе.
И не просто гонял для отвода глаз или по легкому, чтобы не сильно вспотеть. Нет. По-настоящему.
Выкладываясь на все сто у чужих ворот в нападении и у своих в защите. Да и в субботу он в футбол играл. И в воскресенье.
Двужильным был. И неутомимым. Уставшим никто его не видел.
- Потом, когда он уже начал сильно пить, - дядя Коля взял в рассказе малую паузу, чтобы прикурить погасшую сигарету. Прикурив и расправив затекшие члены, дядя Коля перевел дух и продолжил: – Он своим дружкам на улице под орехом одну историю рассказывал.
Добрые люди мне потом передали.
В двух словах она такова:
- Учился он тогда в сельхозинституте. На дневном. Стипендия была маленькая, а родители ему не помогали.
Так вот, чтобы подработать, он по ночам ходил на товарную станцию вагоны разгружать.
Придет после ночной часов в шесть устра в общагу, умоется, переоденется, перекусит на ходу и вперед, в институт на занятия. И так не неделю, и не месяц, а до лета. А летом – в стройотряд.
- Да, вот такой он был: скала. Утес. Глыба.
А на вид никакой не герой. Худой и невысокий.
Но жилистый и с твердым подбородком. Принципиальный. И максималист. Настроенный и заточенный только на победу.
Да.. Не повезло ему в жизни. Судьба напоследок подломила его под себя.
- И я знаю, с чего это все пошло...
Дядя сделал многозначительную паузу.
Заинтригованный, Саша притих.
Тут снизу их позвали обедать.
К вечеру с крышей было покончено.
Они сходили на озеро искупаться, и сейчас после заката солнца сидели возле посвежевшего и похорошевшего дома в беседке, густо увитой виноградом. На столе перед ними стояли вареники с картош-кой, свежая зелень с огорода, вишневая наливочка с погреба.
Природа мягко уходила на покой. Солнце нежно прощалось с озером, душа размякала, и вся обстановка склоняла к релаксу.
Саша с дядей Колей выпили, закусили, посидели и опять закурили.
Потом они еще долго беседовали под тихое жужжание комаров и громкое кваканье лягушек.
Много чего дядя Коля Саше в тот вечер поведал, но особо важной для Саши была все-таки история Глинского...
- И все-таки, что же сломало Глинского? – спросил Саша хозяина.
- А, послушай, - разливая по рюмкам сладкой, но хмельной наливочки, ответил тот. - Хороша чертовка! Жена умеет довести продукт до нужной кондиции, - дядя обтер свои густые, но уже начавшие заметно седеть казацкие усы и продолжил:
- А с Глинским было так...
Я тебе, может, говорил, что у него была жена и дети?
Так вот, это не вся правда.
У него сначала была жена и трое деток. Три красивые, милые девочки.
Старшей дочке уже было шестнадцать...
И вот она внезапно исчезла.
И все. С концами.
После этого Глинского как подменили. Он побегал, попрыгал, поизвивался, а потом вдруг притих и сник.
Начал пить. По-черному. Запойно. С милиции его поперли.
Он стал быстро опускаться и катиться по наклонной.
Только богатырское когда-то здоровье позволило ему протянуть на одной инерции без никаких волевых усилий еще лет семь-восемь.
Но конец можно было угадать уже тогда...
Неспокойные тогда были годы.
Первые годы после развала Союза...
Капитан Глинский работал в транспортной милиции и старался изо всех своих капитанских сил сохранить раньше народное, а сейчас просто государственное и полубесхозное добро.
А желающих на это добро было множество. Желающих скому-низдить или прихватизировать.
Или по-хорошему, или по-плохому.
Или как получится.
Или в карманах и мешках, или вагонами и целыми составами.
Много было всякого добра на железной дороге, а порядка там с каждым днем становилось все меньше и меньше.
Капитан Глинский ловил больших и малых воров, и жуликов ловил. Он их ловил, а их выпускали и выпускали. Ловил он их здесь, а выпускали их в районе. Или в области.
Скоро это ему надоело, и он решил раскопать это дело поглубже.
Поймал одного вора понаглее и прижал его покрепче.
И не в район повез или область, а закрыл на одной из поселковых дач, о которой знали только несколько человек. Посидев там несколько дней и получив свою жирную порцию пиз...лей, мелкий мафиози раскололся, как грецкий орех и дал информацию на мафиозей покрупнее.
Среди тех были «Ба, знакомые все лица». Один из них началь-ник районной милиции, а второй – местный мэр, недавно с большой помпой победивший на выборах и хваставшийся знакомствами с влиятельными людьми в заоблачных эшелонах власти.
Заставив пленника все это наговорить на магнитофонную ленту и спрятав ценный вещдок в надежном месте, Глинский решил ценного свидетеля лично доставить в Киев.
Но его перехватили.
Уже на самых подступах к столице. С помощью крупных сил дорожной милиции. Провели акцию масштабно, грамотно. На республиканском уровне. Свидетеля изъяли, Глинского избили и под стражей вернули домой.
Там бросили в кутузку и неделю прессовали. Требовали кассету и имена единомышленников. Сначала разговаривали по-хорошему, потом стали бить, а в конце перешли к настоящим пыткам. Глинский держался.
И тогда пропала его старшая дочка.
Глинскому шепнули нежно на ушко, что это первое предупреждение. А станет рыпаться еще, вся семья на его глазах пропадет.
А его просто-напросто в тюрьму посадят. Но надолго. Чтобы жил и помнил. И знал. Кто кого в этой жизни должен бояться. И кто чего против кого может себе позволить в этой свободной стране победившей демократии.
И показали ему фотографии. С ужасными и для любого отца непереносимыми подробностями.
Но Глинский был вынужден все это снести. Снести молча и утереться. У него оставались еще две младшие дочки. И жена.
И всем им угрожала смертельная опасность.
А он им помочь никак не мог.
Вернее, мог, но только сломав сам себя через колено.
И он сдался.   
Получив желаемое, его через несколько дней, напоследок опустив в камере и вдоволь наиздевавшись, выбросили на улицу.
Жена, не выдержав всего этого, ушла от него. Да и с головкой у нее после этого не все в порядке уже стало.
Детей забрала к себе бабушка.
В милиции, понятно, его держать больше не стали.
Задним числом, подбросив какой-то компромат, сфабриковали против него дело и, сделав хорошую мину при плохой игре, не посадили в тюрьму, а просто позорно выгнали из огранов.
Вот с этого и началось его медленное загибание.
Короче, вышло так, что, не имея возможности отомстить реальным виновникам, он извел и замучил себя сам. И длилось это мучение годами.
- А что мэр?! – спросил Саша.
- А ничего. В Киев перебрался. В Раде сидит. И в ус не дует. В большой политике и при больших деньгах. Сюда давно уже носа не показывает.
- А районный начальник милиции?
- А там же. У мэра в службе безопасности состоит.
Так что волки, как всегда, оказались сыты, козы – в трауре и печали, а козлята кое-кого не досчитались. А непокорным рога пообломали. Некоторым вместе с головой... И прочими причин-далами.
... Саша автоматически следил за дорогой, а мысли его лихорадочно искали ответы на многие вопросы.
Чесик... Украинская мафия, депутат из Киева, железнодорожная милиция, криминал, торговля человеческими органами...
И вдруг он все понял.
Он понял, что к чему и почему.
Все сошлось в мозаику и елочку.
Он, наконец, увидел картину целиком.
Теперь ему стало ясно, что делать дальше и куда ехать.
Когда несколько дней назад в Латвии на одной из приморских дач Чесик готовил его к перевозке в клинику для проведения операции по пересадке почки денежному, но больному иностранцу, прозвучали две фамилии
Чесик думал, что Саша находится в забытьи и сильно не шифровался.
Как посредника в обделывании своих темных делишек он назвал одного туза из соседней страны бывшего Союза.
Назвал его фамилию и сказал, что тот сейчас прикрылся депутатским мандатом и лично отошел от дел, но его начальник службы безопасноти не гнушается иногда тряхнуть стариной.
Когда вчера Саша был у дяди Коли, тот в рассказе о Глинском назвал те же фамилии. И одну. И другую.
Вроде бы совпадение.
Два депутата с одной фамилией еще могут сидеть в одной Раде.
Но чтобы у них были начальники службы безопасности с одинаковыми паспортными данными, такого не бывает. В принципе. Саша понял, что это судьба.
И что она требует, чтобы Саша ехал в Киев.
О деньгах ему беспокоиться не приходилось. Он бежал от Чесика не с пустыми руками.
Той злосчастной ночью ему удалось освободиться от веревок, связывающих его по рукам и ногам.
Когда где-то после полуночи охранник зашел в полутемную комнату проверить самочувствие пленника, то был встречен неожиданным ударом по голове.
Саша бил бутылкой по голове и попал так, как надо. Охранник без звука свалился на мягкий ковер, а Саша быстро рванул за дверь. Что-то ему подсказало, что надо заглянуть в соседнюю комнату. Там он обнаружил кабинет Чесика. В нем письменный стол, а в одном из нижних отделений небрежно припрятанные несколько пачек долларов.
Десять тысяч... «Видно, аванс за очередную партию донорских органов».
Саша особой щепетильностью не страдал и деньги взял, как слабую компенсацию за причиненные страдания.
Деньги благополучно перекочевали с ним через все границы, но только сейчас он понял, на что они пойдут.
Они пойдут на правое дело, и этим делом будет месть. И, скорее всего, кровавая. Нет, Чесика Саша решил не трогать.
Может, пока. Дальше будет видно.
Сейчас его внимание привлек депутат Нечипоренко и его цепной пес Миронюк.
Пришла пора поквитаться за Глинского, за его семью и еще за многие загубленные ими души и судьбы.
Саша знал, кто спросит с негодяев.
Он и спросит. Непосредственно и лично.
...Саша приехал в Киев и снял квартиру на окраине. Недорогую, но вполне пристойную. Рядом была станция метро. Очень удобный, кстати, вид транспорта, для случая Саши и условий мегаполиса.
Машину он поставил на прикол на ближайшей платной стоянке.
Светиться лишний раз не стоило, и Саша это прекрасно понимал.
Пистолет он достал себе на другой день. Через случайного бомжа.
Конечно, рисковал он сильно. Но бомж не подвел.
За пять сотен зеленых свел с нужным человеком, и подержанный «Макаров» с двумя обоймами занял место в Сашином кармане.
Оставалось выйти на депутата.
Ну, это было делом несложным.
Несколько звонков в справочную службу, и Саша знал его телефон и адрес приёмной.
Сходив туда на разведку, Саша узнал распорядок дня Нечипоренко, и его основные маршруты перемещений по городу. Теперь Саша плотно встал на след и сбить его с него было трудно...

                Паша
           Одесская область

За дверьми громко ныла, нудела  и подвывала не вполне нормальная и на него однозначно сумасшедшая жена – формен-ный вампир, кретинический иждивенец и порядочная сволочь.
Рожденная Марфушкой, она жила Марфушкой и умирать по-другому, кроме как Марфушкой, не собиралась.
Кому это сравнение кажется не вполне понятным, пусть вспомнит киносказку шестидесятых годов «Морозко». Было там две дочки. Одна дедова – Настенька и вторая бабина – Марфушка. Так вот, та Марфушка из сказки – это его жена из жизни.
Сейчас она второй час стояла под дверью и требовала от него всего и сразу: и отдельную квартиру, и много-много денег, и мужа хорошего, как у людей, а не такого, как он, сволочь, бабник и пьяница.
Он лежал в своей комнате, запершись от нее на ключ и старался терпеть.
Терпел уже долго.
Терпел и терпел.
Как много раз до этого. Но сегодня она почему-то не успокаивалась особенно долго.
На улице стояла уже глубокая ночь, и хоть утром наступала суббота, ему надо было идти на работу на срочный неотложный ремонт экскаватора.
По-хорошему, ему бы надо сейчас было лечь и выспаться, но обстановка этому явно не способствовала.
Получался заколдованный круг: принять на грудь наркоз в виде ста пятидесяти граммов сорокаградусной не позволяло природное отвращение к алкоголю и чувство служебного долга, а с другой стороны, из коридора не давала и намека на покой громко сходящая с глузду и потерявшая всякие нравственные ориентиры бабина дочка и, по несчастливому для него совпадению, - его законная жена.
Надо было что-то делать.
Он плюнул, поднялся, закурил, открыл дверь в коридор, оттолкнул в сторону яростно бросившуюся на него Марфушку, обулся, натянул куртку и шагнул в темную неизвестность улицы. Та встретила его дождем и завывающим о чем-то своем ветром.
Он поежился. В кармане у него лежали водительские права, пара сотен гривен и ключи от машины.
Машина стояла тут же во дворе...
... Паша (а это был он) закурил и выпустил дым в ночь. Он решил ехать в Одессу. Такая жизнь ему надоела, и он решил от нее удрать. Удрать с собой единственным на пару и на старенькой восьмерке, сколько у той духу хватит его унести.
До Одессы было километров сто. По неплохой дороге. Но что там  ночью делать?!  Паша  отъехал  от  своего  городка на несколько десятков километров и забурился в какой-то лесок. Углубившись  немного в него, он заглушил двигатель, разложил переднее сиденье, достал из багажника плед и подушку и устроился на ночлег.
Походные условия, машина и лес по сравнению с недавним кошмаром показались  ему чуть ли не домом отдыха или кемпингом, на худой конец.
Тишина, покой, свежий воздух и убаюкивающий шелест листьев над головой. Паша быстро уснул и утром проснулся свежий, бодрый и с твердой мыслью, что назад он сегодня не поедет.
Умывшись в близлежащем ручье, Саша завел машину и выехал на трассу. Светило солнце, черное полотно асфальта настойчиво звало в дорогу, и Паша ударил по газам. Включив приемник, он настроился на музыкальный канал. Из динамиков полилась прият-ная мелодия.
- Дорога, хорошая песня, - что еще надо для хорошего настроения, - расслабленно подумал Паша и вдруг увидел впереди голосующих девиц. Девиц было две. Они были молоды и симпатичны до безобразия.
Паша притормозил.
- Вы в Одессу, случайно, не едете?!
- Еду и как раз случайно.
- А нас не подбросите?
- А по сколько раз подбросить?!
- Нас бросать не надо, мы и так заброшенные, никому не нужные. Никто нас замуж не берет, - весело щебетали подружки уже из салона.
Пашину улыбку они поняли в свою пользу и пошли в атаку, в выгодном свете демонстрируя все свои формы и прелести.
Столько женского молодого тела давно уже не было в Пашиной машине, и от этого Паша повеселел еще больше.
- Ладно, вы и мертвого уговорите, поехали.
В веселой болтовне время пролетело быстро.
Отвязные девицы оказались студентками местного универа и ехали в общагу. Сейчас у них была сессия, но, по всему видать, грызть гранит науки их зубки не хотели.
На всякий случай Паша у одной взял телефончик, и они расстались возле общаги с самыми теплыми чувствами.
Паша в Одессе был не первый раз, и устроиться на время здесь для него никакой проблемой не было.
Съездив на вокзал, Паша отследил несколько теток, сдающих квартиры, и сошелся с одной из них в цене. Квартира была на окраине, но у него была машина и, на худой конец, туда ходил и трамвай.
Устроившись и немного отдохнув, Паша отправился на пляж.
Вода была достаточно теплой, и людей на пляже было много.
Искупавшись, Паша прилег на солнышке немного обсохнуть. Турецко-кавказский лоточно-пищевой сервис его интересовал мало, в кафе идти пока не хотелось, а вот шары катануть почему бы и нет.
Взяв пару пивка, Саша зашел в бильярдную тут же на пляже и взял стол на полчаса.
Стоило это недорого, но людей все равно было мало.
- Не время, - догадался Пашок. -  Интересная публика подгребает в интересное время. А интересное время начинается, когда солнце начинает нежно с морем прощаться. Тогда спадает жара, заканчивается деловая жизнь и начинается активный отдых в режиме «гуляем до утра».
До вечера было далеко, и, покрутившись немного возле стола, Паша вернулся на пляж.
Картина здесь тоже была не голливудская. Толстые тетки, мелочь пузатая и снулые мужики.
Интрига отсутствовала напрочь. Скука, лень и жара царили на пляже. Никто не тонул и никого не убивали.
Молодых, грудастых и задастых несколько было, но все они плотно прикрывались мясистыми самцами, и шансы на успех здесь выглядели не блестящими, прямо скажем. Паша был реалистом, поэтому перевел взгляд на часы.
Близилось время обеда. Быстро одевшись, Паша пошел к ближайшему пункту питания.
Им оказалось вполне недурственное кафе, как по ценам, так и по предлагаемой пище.
... Прошло несколько дней.
Отдых оказывался довольно скучным занятием. Если бы не мегера – жена, Паша бы уже стал собирать манатки и держать курс на зимние квартиры.
Но к такой ведьме возвращаться не хотелось. Завести стоящую интрижку пока не удавалось, хотя несколько целлюлитных пред-ложений уже поступило на Пашин адрес. Паша пока держался, но некоторые колебания в организме в сторону активизации сексуаль-ного желания имели тенденцию нарастать.
И тут слегла его квартирная хозяйка.
Внезапно ей стало плохо. Паша вызвал врача. Приехал старый лысый еврей, посмотрел старушку, что-то пощупал, где-то надавил и вывел Пашу из комнаты:
- Вы кто – сын?
- Нет, жилец.
- Ситуация такая: у старушки рак и боюсь, что стадия последняя. Скорее всего уже пошли метастазы, а против этого современная медицина пока бессильна. Плюс старость и больное сердце.
В больницу я ее не повезу, а вот медсестру с укольчиками пришлю.
Если у бабушки есть родственники, неплохо бы было их известить...
Бабка оказалась крепким чебуреком. Но силы ее быстро таяли. После ухода врача она ничего спрашивать не стала, но сама завела разговор о внучке.
Мол, близких родственников у нее здесь нет, а вот любимую внучку хотелось бы повидать.
Паша был мужик нечерствый, и бабуська ему нравилась.
Добрая душа была. И крепкая. Хоть и сильно больная.
Он вызвался привезти внучку сам. Благо, жила она неподалеку – какая-то сотня километров отсюда в небольшом районном центре...
И машина у него была... И время свободное.
По телефону договорились, что внучка соберется к следующему дню.
А пока Паша опять пошел на пляж. Время было вечернее. К пляжу подтягивалась вторая смена. В бильярдной уже кто-то стучал киями.
В дальнем углу трое парней лет по 25 – 30 весело под пиво проводили время. Пашу потянуло к ним. Ребята оказались вполне компанейскими, и скоро они познакомились. Все трое были из одной фирмы, где  работали в охране.
Платили им там неплохо, а перенапрягаться не заставляли.
Все это, плюс вагон свободного времени и молодые, полные сил организмы требовали вина, зрелищ и женщин.
Сегодня они решили начать с бильярда и пива.
Через пару часов пошли в кафе.
Паша к ним присоединился с удовольствием.
Там компания заказала отдельный столик, шикарный закусон, выпивку и под негромкую музыку пошли травиться нетрезвые истории.
Конечно, о женщинах.
Начал первый. Звали его Петей. Было ему 28 лет. Был он усатый холол. Хитрый и, по всему видать, до баб охочий.

Проводницы
« ... Поехали мы с другом на рыбалку. Но поездом, потому что далеко, - раз, и места в машине не хватило – два. Договорились, что встретимся с остальными на следующий день уже в рыбачьем хозяйстве. Там для нас домик уже зарезервировали, место, лодку, гида, сервис – все дела.
Ехать пришлось всю ночь, и нам не спалось. А в соседнем купе не спалось двум молодым проводницам, и мы быстро нашли общее решение проблемы. Одна образовавшаяся пара закрылась в нашем купе, а я ко второй пошел в служебное. Была мысль устроить групповуху, но не хватило алкоголя, времени, да и силы надо было беречь. Рыбалка, как никак, а не хрен собачий.
Отрыбачились мы, едем обратно. Тем же макаром и тем же поездом. И как надо тому случиться -  в том же вагоне. Ну, что проводницы были те же, можно уже не повторяться. Но мы не повторились. Я пошел с другой. А мой корефан тоже с другой. То есть компания была та же, обстановка та же, а впечатления – волнующие, свежие и незнакомые».
Хохол мечтательно закончил: «Скоро опять на рыбалку поедем. Наверное, опять поездом...»



                Программист

В разговор вступил второй:
«Работал со мной раньше один парень. Я охранником, он – по компьютерам. Однажды приходит на работу весь затраханный, замученный, еле живой, одним словом.
- Что такое?!
...Молчит. Я его и так, и так. – Молчит. Ну, потом я его расколол.
Передаю его рассказ от первого лица: “...Позвонил однажды, - говорит, - мне начальник, мол, дома компьютер что-то барахлит. Съезди посмотри. Я по делам уезжаю на пару дней, не хочу, чтобы жена пилила, что дома непорядок, - ну, ты меня понимаешь.
Я его понял, - рассказывал дальше блудливый хакер, - потому что знал, в какую командировку шеф наш уехал. В соседнем городе у него новая любовница завелась, и у них сейчас как раз медовый месяц был.
Ну, раз  дан «приказ ему на запад», знать пора в поход собираться.
Пошел я компьютер чинить.
Звоню, открывает молодая и симпатичная. По глазам вижу, что компьютер у нее не на первом месте. И муж не на втором. Но хочется ей погулять. Отчаянно. И, кажется, даже на улицу для этого сегодня не пойдет.
Но дело я все-таки решил сделать. Не для разврата же в самом деле меня позвали.
Как оказалось, все-таки для него, окаянного...
На компьютер она и не взглянула. Зато на меня смотрела и облизывалась. В другой комнате уже ждал накрытый столик, звучала тихая музыка, и хозяйка была одета в чулки и облегающие одежды. Устоять здесь мог только памятник.
До памятника мне было далеко, и поэтому я сдался без боя.
Поражение быстро переросло в победу. И мы эту победу вместе праздновали до самого утра.
Мне понравилось, но я сильно устал. Ей тоже понравилось, но устала она не в пример меньше. Эта женщина была создана для любви так же точно, как паровоз для железной дороги. Ходил я еще несколько раз к ней, пока мужа не было дома, но потом понял, что эта страсть для меня чересчур горяча и утомительна.
И наоборот. Ей один мужик был в недокомплекте. Чтобы решить проблему, она мне предложила товарищей на подмогу присылать.
Дал я одному-другому ее телефончик. И все. Сам завязал. Перехотелось.
Мышеловка там. Тупик со взрывателем в конце туннеля.
Радости скользкие, а неприятностей – выше крыши”.
Второй рассказчик затих.
И тут подключился третий.
- А вот у меня есть история противоположного плана.
Если Витек сейчас про огонь-бабу истории чертил, я вспомнил в противовес кое-что другое:

                Золотая медаль

Была у нас в школе учительница географии. Еще не старая, но давно не восемнадцать. Тридцатник ее стукнул уже давно, а замуж она так и не сходила. Красотой ее Бог осчастливил не сильно. Лицо, правда, имела не глупое, но это и все из положительного. Фигуру Галина Николаевна Зипунова носила не из самым маленьких и худобой явно не страдала. Пользовалась очками.
На конкурсы красоты не покушалась и в юности, и правильно делала.
Сейчас ей уже и замуж не сильно хотелось, но ее мама уперлась.
- Не для того я тебя растила, чтобы ты в старых девах загиба-лась. И мужа нам не надо, и богатства нам не надо, а внука – вынь да положь.
А где его взять, если спрос на географический товар, несмотря на активное предложение отсутствовал напрочь.
Пробовала мама по знакомым поискать, но ассортимент возможных женихов не выдерживал никакой критики.
Старые, лысые, больные – никакой производительной силы и качества.
Брать чужого мужа взаймы? – рассмартивался и такой вариант. Но в виду больших рисков от предлагаемой сделки на нее никто добровольно не шел.
Да и ситуация была деликатная сама по себе. Хотя дело, конечно, житейское. Время шло, а предложений не поступало. Ни конкретных, ни каких других. И тут у них в квартире раздается звонок. Звонил отец одного десятиклассника.
Этот десятиклассник тянул на золотую медаль, и все было бы хорошо, если бы не упиралось в географию. И не сама география была бедой, а  Галина Николаевна собственной персоной. В течение года молодой, но ранний Вася Голубев, как звали наше юное дарование, разрешал себе на уроках географии довольно громкие и явно не в цвет разговоры.
Галине Николаевне как-то послышалось, что Вася позволил себе на ее уроке забыть все мыслимые приличия и сказать что-то вслух по поводу ее возраста, фигуры и детородных функций: «старый глобус, никто замуж уж не берет, и она над детьми поэтому издевается в злобе бессильной».
Говорил или не говорил это Вася, а может, Галине Николаевне это просто померещилось на почве того, что у нее в  собственной голове подобная мысль давно уже засела...
Доподлинно ничего неизвестно.
Но факт остается фактом, и с того дня Вася оставался отлич-ником везде, кроме кабинета географии.
До двоек дело не доходило, но тройки вперемежку с четверками ставили жирный крест на всех надеждах о золотой медали.
Все были в шоке, который через месяц перешел в панику.
Скоро начинались выпускные экзамены, а школа уже сейчас не досчитывалась одного из самых вероятных претендентов на медаль.
Пробовали подступиться к Галине Николаевне по-всякому.
Она уперлась. « Старая дева, что с нее возьмешь?» – опустили руки в педколлективе.
И не бывать бы свету медали в Васином окошке, если бы ситуацию в свою пользу не захотела бы повернуть Галины Нико-лаевны мама, которая спала и видела себя счастливой бабушкой.
Звонок Голубева старшего пришелся как раз в пору.
Неудавшаяся бабушка как раз пилила неудавшуюся маму, которая, кроме как о географии, ни о чем другом и думать не шевелилась.
Голос у Васиного папы был приятным и немолодым.
Старшая Зипунова напряглась и встрепенулась. Суть вопроса она поймала с лету.И то сказать. Все темы у нее сводились к одной, а в данном случае комбинация имела довольно приличные шансы на победу.
Папе надо, но и нам надо...
Папе одно, а нам – другое.
Но если мы хорошие люди – мы всегда можем договориться....
В себе Зипунова – старшая  не сомневалась. В дочке она не сомневалась уже поменьше. Но это была ее единственная дочь и родная кровиночка, так что выбирать не приходилось.
С Голубевым -  старшим пока не все было понятно.
Но в разработку надо было его брать. По-любому.
Кто его знает, что и когда еще подвернется, а тут такой шанс сам идет в руки.
Голубева пригласили в гости для обстоятельного разговора. Галину Николавевну после обязательного минимума вежливостей попросили их покинуть и подождать в другой комнате.
Нина Васильевна была вполне конкретной и достаточно убедительной.
Юрий Андреевич оказался в нужной степени понятливым и не запредельно принципиальным. Тем более, что желания помочь горячо любимому сыну и словом, и делом ему было не занимать тоже.
Сделка в принципе могла иметь место: «жених» был не против, родители невесты были согласны, - осталось уговорить невесту.
Вот тут и пришлось повозиться.
Претензий к жениху у Галины Николаевны вроде не было.
Он был высок, строен, черноволос и кареглаз. Был неглупым и негрубым. В меру смеялся, и в меру пил.
Пошляком и ловеласом не выглядел и детей любил.
Наследственных болезней у них в семье не припоминали, и, если смотреть на юного Васю, то Галине Николаевне о таком сыночке стоило бы только мечтать.
Заботы о будущем ребенке Нина Васильевна была готова целиком взять на себя, и в материальном отношении никаких проблем у них не было.
Но тем не менее одна проблема все-таки имелась.
Эта проблема была – сама Галина Николаевна, а в ней – большой педагогический страх против близости с мужчиной. С любым. В свое время, в детстве Нина Васильевна напугала маленькую Галинку страшными рассказами о грязных и похотливых маньяках-насильниках.
И эти страхи не отпускали Галину Николаевну до сих пор.
Решили ситуацию выправлять постепенно. Способом ласки и ухаживаний.
Жена Юрия Андреевича была не в теме, но она была сейчас в отъезде и помешать не могла.
 Однажды вечером Юрий Андреевич пригласил Галину Николаевну к себе в гости домой.
К этому времени они уже несколько раз встретились в доме Зипуновых и даже сходили в театр.
Тянуть было некуда, скоро начинались экзамены.
Вася по географии заметно укрепился. Отличная оценка у него была, можно сказать, в кармане.
Голубевы свое получили – пришла пора отдавать долги Зипуновым. Юрий Андреевич был человеком слова. И если за что брался, то выполнял до конца.
В комнате была создана соответствующая атмосфера. Перезревшую девушку мягко клонили к дивану, но девушка все не соглашалась. Она искала любого повода, чтобы оттянуть момент истины, и ее взгляд бесцельно блуждал по стенам.
На одной из них она вдруг обнаружила что-то интересное.
- Что это?
- А это моя золотая медаль. В свое время я тоже окончил школу с золотой медалью. И тут Галина Николаевна поняла, что это судьба.
Золотая медаль. В квадрате. Она поняла, что это знак свыше. И противиться бесполезно.
Галина Николаевна обмякла, и Юрий Андреевич пошел в решительное наступление.
Крепость наконец пала, и Галина Николаевна стала женщиной.
.... А дальше все пошло как маслу. Юрий Андреевич сделал свое дело и скромно отошел в сторону.
Через месяц Галина Николаевна обнаружила, что беременна, а через два вышла замуж за одного маминого хорошего знакомого. Немолодого, но обеспеченного.
Вася Голубев закончил-таки школу с золотой медалью и поступил в Московский университет.
Нина Васильевна стала бабушкой.
И все остались довольны.
А на стене у Голубевых появилась новая вещичка в рамочке:
Золотая медаль
«За отличную учебу и примерное поведение».
Вторая по счету.
И видит Бог, они там висели по праву и не зря. Обе.
....

Дальнейшее Паша запомнил плохо. Выпил он в тот вечер больше обычного. Компания была теплая, и не было повода их не уважить.
Была там еще какая-то драка из-за девушек за соседним столиком, но ничем серьезным, кроме как дополнительной и уже совместной пьянкой в кругу вновь обретенных друзей и подружек, этот инцидент не закончился.
Друзья потом засобирались к кому-то на дачу, но Паша решил притормозить.
Он твердо помнил, что ему надо завтра в дорогу, потому что он обещал. И дал слово.
А слово для Паши – было дело святое.
Наутро болела голова и плохо сгибались конечности, но выпив крепкого кофе и справившись у хозяйки о ее самочувствии, Паша решил «двигать».
Через час он уже совсем пришел в себя и стал следить за дорожными указателями.
Внучка жила в городке, недалеко от вокзала и искать ее дом долго не пришлось.
Разочаровываться Паше не довелось. Встретили его хорошо, и внучка тоже была что надо.
Звали ее Таней, и ей было девятнадцать лет.
Замуж она хотела, но парень ее сейчас зарабатывал деньги где-то за границей, и они только строили планы на будущее.
Пока это будущее находилось в прямой зависимости от способности жениха быстро собрать денег на свадьбу и семейное гнездышко.
Таня тоже работала. В магазине. Денег хватало только на шпильки. Спасибо, мама помогала. У нее она и жила.
Отца у Тани не было. Тот погиб на стройке, еще когда ей было десять лет.
Рассказав о бабушке, о ее болезни и о ее просьбе повидать внучку, Паша остался на обед, а потом они тронулись в обратный путь.
В дороге разговорились.
Таня оказалась девушкой не только достаточно видной, но вполне душевной и рассудительной.
Паша сказал бы – не по годам. Но и его годы были еще не самые безнадежные.
Танин жених работал в Ирландии на стройке. Уже второй год. Платили ему неплохо, но работа была тяжелая.
Физический труд на свежем воздухе приятен первые полтора часа.
Потом уже надо напрягать жилы, вены, лить пот, кровь, иногда и скупую мужскую слезу.
Климат в Ирландии не подарок: ветер, сырость, низкие температуры и дефицит солнечных лучей.
Продолжительность рабочего дня – 10-12 часов, а то и все 14.
Условия жилья – походные, питание дорогое, потому не балующее разнообразием.
Олег (именно так его звали) был хохлом во всех смыслах этого понятия. То есть сильным и выносливым и, одновременно, хитрым и прижимистым.
С ним вместе работали еще три земляка, и он был у них бригадиром.
Было Олегу уже 25 лет.
И жениться ему уже была самая пора. И женился бы он уже... на Тане... Но. На Украине работы не было. Конечно, какая-то была. Но за смешные деньги. Понюхав Европы и увидев, как живут здесь люди, за копейки гнуть спину Олег был больше не согласен.
А Таня не хотела ехать на чужбину. Ей и дома было хорошо. И детей она хотела рожать здесь, на батькивщине, а не в чужой стороне.
Олег ее частично понимал и к тому же сильно любил.
Поэтому решили потерпеть.
Пока Олег не заработает денег.
Шел уже третий год, «всех денег» Олег еще не заработал, и вопрос со свадьбой сильно завис в воздухе.
Надо было что-то решать.
Или Олега сюда, или Таню – туда.
Или Олег останется там, а Таня ищет счастья в другом месте...
Честно говоря, Таня сама не знала, чего она хочет.
Олег ей нравился. И он был у нее первый. И лучшего вокруг себя она не видела. Но... не любила она Олега... По большому счету.
Так, чтобы на всю жизнь и не разлей вода.
Олег был грубоватым и простоватым. И жадноватым.
А Таня была прямая и добрая. И в школе хорошо училась. И книжек много разных прочитала.
Ей хотелось учиться в городе. В Киеве. В прошлом году она не поступила, а в этом еще не решила, что ей больше надо – или звезды с журавлями в небе, или синицу с Олегом в руках...
Недавно у ее старшей сестры муж с крыши упал.
У них свой дом, свое хозяйство.
Муж, золотые руки, в рот не брал спиртного, весь в работе, весь в заботах. Любимая жена, трое детей.
Полез на крышу, починить антенну. Что-то случилось. Невнимательность или старые доски, но, короче, свалился с крыши и повредил позвоночник.
В семье горе – муж-инвалид и дети полуголодные. Судьба – не позавидуешь.
А тут еще бабушка слегла.
Все некстати, и всех жалко.
А себя больше всех жалко, потому что никакой личной жизни – одних планов громадье колосится. Колосится, а убирать некому. Да и некуда. Время-то терпит вроде, да уж самой невтерпеж. Тело молодое, без применения простаивает и сохнет, а годы летят.
И все мимо. Парней так много холостых, а свой жених на далеком западе чужим людям жизнь улучшает.
... Диспозиция была примерно ясна. До Одессы оставалось всего ничего, и Паша уже начал соображать, с какой стороны лучше подъехать к Тане с лирическими предложениями недвусмысленного характера..
Вдруг впереди послышался шум и визг тормозов.
Паша вынырнул из приятной неги в жесткую реальность.
Картина в секунду сложилась такая, что расхлебывать пришлось долго...
Темный «мерин» недавно обогнал Пашину восьмерку и только что пытался пойти на очередной обгон. Встречка оказалась занята, и он попятился обратно.
Места не было. Настречу мчалась большегрузная фура. Через мгновение должно было произойти лобовое столкновение.
Водитель мерса резко вывернул руль влево на обочину. Скорость была за сто двадцать, и он, завалившись на бок, пошел кувыркаться по полю. Несчастье было в том, что кувыркался он долго. Счастье же немецкого железа оказалось в том, что поле было мягким, и удары об землю гасились с каждым кульбитом все больше.
Метрах в пятидесяти от дороги иномарка наконец затихла. Из нее показались редкие струйки дыма и слабые язычки пламени. Терять времени было нельзя.
Паша кинул свою машину к обочине, резко затормозил, открыл дверцу и бросился через дорогу к дымящейся куче помятого металлолома.
Оттуда раздавались слабые стоны.
Вид был не для слабонервных.
Водитель с разбитой головой и залитым кровью лицом не подавал признаков жизни. Рядом с ним никого не было, а с заднего сиденья пытался выбраться какой-то человек. Дверь заклинило, и у него ничего не получалось.
Паша схватил подвернувшийся под руку камень и разбил стекло. Подхватив под мышки ослабевшего мужчину, он вытащил его наружу.
Огонь уже полыхал вовсю.
Надо было торопиться. Забросив пострадавшего на плечо, Паша быстро побежал прочь от машины. Метрах в двадцати, оста-вив на траве одного, он бросился за другим. Было поздно. Раздался взрыв. Машину подбросило. Стекла вылетели. Во все стороны полетели куски железа, стекла и огненных искр. Паша упал на землю. К счастью, его не задело. Водителю уже было не помочь.
Паша повернулся к раненому. Тот был в сознании и внима-тельно следил за машиной.
В этот момент к ним подошла Таня. Наклонившись над потерпевшим, она спросила:
- Скорую вызвать?
Паша уже вытаскивал мобильник:
- Я сейчас позвоню...
Мужчина резко его оборвал:
- Ничего не надо. Толяну уже не помочь. А мне с ментами встречаться не улыбается.
Он пристально посмотрел на Пашу.
- Спасибо за помощь. Я таких вещей не забываю... Но здесь оставаться мне сейчас нельзя... У тебя есть где перекантоваться? Пару часов. За мной приедут.
Паша вписался в ситуацию сразу.
- Не вопрос. Идти сможешь?
- Попробую.
Мужчина поднялся. Помят он был сильно, но передвигаться мог. Тем не менее Паша подставил плечо.
Место аварии было глухое, но видеть их вполне могли.
Задерживаться не было никакого смысла. Движение по дороге было достаточно интенсивное, и в любой момент могла нагрянуть автоинспекция.
Они медленно потянулись к Пашиной восьмерке. Таня трусила следом.
«Молодец, - подумал Паша о ней одобрительно. – Не куксится и не паникует. – Сильный бабец».
Незнакомец, сев в машину, по-деловому распорядился:
- Давай в город. Если тормознут, я случайный попутчик. Аварии вы не видели.
- Ясно.
Паша завел движок, посмотрел по сторонам и плавно тронулся.
Как ни странно, большого мандража он не испытывал.
После закалочных операций на нервах, проводимых в послед-нее время его женой в регулярном режиме, по мелочам Паша уже не возбуждался.
- Хоть в этом можно ей сказать спасибо, - беззлобно подумал он. – Других «спасибо» для нее у меня давно уже нет.
Мужик сидел на заднем сидении, закрыв глаза, и всю дорогу  молчал.
Через полчаса они подъехали к Таниной бабушке. Обошлось без приключений. На всякий случай машину Паша оставил за несколько домов не доезжая до бабкиного двора.
Бабка их встретила гостеприимно. Чувствовалось, что боль ее донимает, но держалась она стоически. Пока вместе с Таней они накрывали стол, гость вышел в другую комнату немного помыться и осмотреть раны.
Паша вышел вслед за ним.
- Ну, что, братан, давай знакомиться, - чужак протянул Павлу свою тяжелую крепкую руку.
- Владимир. Для своих Вован, для чужих – Волкодав.
- Павел, - Паша с достоинством и без заискивания пожал протянутую ладонь.
- Так, Павел, - Вован скупо улыбнулся. - Я своим уже отзвонил. Через час они сюда подтянутся, и я уеду. Ты мне дай свой номер мобилы. Я через пару дней тебе брякну... Потом он опять зыркнул оценивающе на Павла:
- Баба твоя?
- Пока нет.
- Ладно, обсудим эту тему попозже.
В дверь постучали.
Зашла Таня. Пригласила на ужин.
За столом говорили больше женщины. Паша демонстирировал скромность, а Вован был погружен в какие-то свои мысли.
Застолье подходило к концу, когда зазвонил мобильник Влади-мира. Вован глянул на дисплей и поднялся:
- Мне пора. Спасибо, уважаемые, за прием и угощение.
Он вытащил бумажник и отсчитал несколько сотенных банкнот с портретами американского президента.
- Тетушка, это вам. На лекарства. На днях я проконсультируюсь со своими знакомыми, у них есть выход и в Киеве, и в Москве. Если надо, подключим заграницу.  Паша будет держать вас в курсе.
Положив деньги возле бабушкиной тарелки, он кивнул Паше:
- Пойдем, Павел, проводишь меня немного.
Во дворе стоял черный, блестящий, мощный внедорожник. Возле машины стояли три крупных молодца с бритыми затылками.
- Привет, Вован, - от группы отделился старший.
- Привет, Болт, - поздоровался с ним за руку Вован.
- Смотри, - показал он Болту на Павла. -  Это Паша. Он меня выручил крупно. Можно сказать, спас. Человек он стоящий, и надо ему помочь приподняться. Начнем с колес. Есть у тебя что-то подходящее?
Болт не зря был старшим в бригаде. Лишних вопросов не задавал, а лишь уточнил:
- Бумер, завтра сгодится?!
Вован кивнул:
- Возьми у Павла документы и чтоб завтра все бумаги были на него перекоцаны.
- Не вопрос.
- Его восьмерку убери. Засвечена она.
- Понятно, - Болт кивнул одному из своих, и тот подошел к Паше за ключами и документами на машину.
Паша упираться не стал. И не потому, что был жадным, и не потому, что был трусом. Он был нормальным здравомыслящим мужиком и прекрасно понимал, что в этой ситуации против ветра лучше не плевать.
И дураком он не был, поэтому радоваться не поспешил.
- Не суетишься, - зорко подметил Вован. -  Значит, с нервами все в порядке.
Потом он еще раз «просканировал» Павла.
- С мозгами, надеюсь, тоже. Ну, конкретнее обсудим наши дела в следующий раз.
Сейчас я спешу, но у меня насчет тебя зреют кое-какие мысли. Жди звонка.
Он пожал на прощанье Паше руку. Сел в машину. Взревев мотором, внедорожник рванул с места и быстро исчез в темноте.
Паша постоял немного на улице, чтобы перекурить и обдумать ситуацию наедине с самим собой.
Было понятно, что Вован – мужик не простой. И не мужик он вовсе, а крутой криминал и уголовный авторитет. С таким связаться, что на пороховую бочку сесть и покурить: кайф большой, экстрим большой, и в любой момент п-ц, в смысле капец, может прийти в громком виде.
Но деваться некуда. Раз попал под раздачу, надо бежать впереди паровоза, пока не раздавило на хрен.
Паша затушил окурок и пошел в дом.
На следующий день начались обещанные Вованом события.
Исчезла Пашина восьмерка.
Танину бабушку повезли в онкологический центр. Таня поехала вместе с ней, а Паша, сходив на пляж, к обеду получил обещанный «БМВ» седьмой серии. Был тот несколько лет бэушности от роду, но смотрелся как новый, и после прошлой восьмерки казался совершенной сказкой.
Документы были в порядке, и бензина – полный бак.
Подогнавший машину парень передал Паше привет от Вована и вручил пачку денег на карманные расходы. Это тебе, мол, на новый прикид, то есть гардероб. И на «то да се». Паша кукситься не стал, а сразу занялся делом: сел за руль и поехал прошвыр-нуться по магазинам.
К вечеру,  усталый, но довольный, он вернулся домой совсем другим человеком. Деньги и машина укрепили его самоуважение и приподняли социальный статус на завидную для окружающих обывателей высоту.
Паша нос не задрал, потому что по натуре был парень не гордый.
- Все это фигня, – рассудительно подумал он, вдоволь натешившись обновками. – Главное, чтобы костюмчик сидел, как в кино говорится, а остальное жизнь сама по своим местам расставит, главное, ей не мешать, а тихо помогать.
Сделав такой многозначный вывод, Паша немного расслабился и, чтобы  не терять этот настрой, решил закрепить его походом в ресторан.
В поход рюкзак не взял (шутка), но принарядившись и надушившись, поехал в кабак на своей новой Бмвухе.
Там, под звуки громкой музыки, в обстановке ненавязчивого сервиса, отведал много горьких напитков, разнообразных кушаний и познакомился с прелестной незнакомкой. Знакомиться дальше они поехали к ней домой и поехали на такси. Свою машину он оставил на платной стоянке ресторана, и это было последнее его мудрое решение в тот вечер.
Дальше начались безумства, от которых на следующее утро у него сильно болела голова. Тем не менее, он не очень жалел. Жизнь прожигалась так, как ей это было суждено. С судьбой особо не  поспоришь. А против нынешнего положения вещей у Паши возра-жений не было в принципе.
Поэтому, слабо постанывая, он выпил с утра кофе, взял такси и поехал к ресторану за своей иномаркой.
Потом он вернулся к себе на квартиру и пробыл там до обеда. Спал бы он и дальше, но его разбудил звонок.
Звонила Таня из больницы. Бабушку направляли в Киев, и она спрашивала, не отвезет ли их Паша туда на своей машине.
Паша сказал, что нет проблем, и только уточнил: «Когда поедем?»
Решили, что на ночь глядя в Киев не поедут и отложили дело до утра. Но переночевать бабушка и Таня решили последнюю ночь дома, да и вещички кое-какие надо было собрать в дорогу. Паша съездил в больницу. Весь вечер женщины готовились. Бабушка выглядела неважно, но руки не опускала. Таня ей помогала и зря не суетилась, а больше все так, как надо: неспешно, но споро.
Паша им не мешал.
Он сидел в своей комнате и смотрел телевизор. Идти никуда не хотелось, тем более – скоро в путь...
Позвонил Вован. Странным образом, он был в курсе. Впрочем, кто как не он режиссировал эту картину?!
- Приедешь в Киев, позвони по телефону, который я оставил Тане. Тебя встретят.
- Понял, - Паша выключил мобилку и задумался. Не над тем, ехать или не ехать. Задумался он над своим прошлым...
Много чего было в том прошлом, но особо хорошего что-то Паша там не находил. Сильно портила пейзаж в последние годы скандальная жена, и Паша решил, что за такое прошлое держаться не стоит.
«Что будет, то будет... Доля мужика – километры мерить, а не сомнения в голове квасить», - сказал он себе, как обрезал, и больше к этой теме возвращаться не стал.
Выехали они ранехонько. Чуть свет забрезжил. Восход солнца встречали в дороге, и это был один из самых прияных рассветов на Пашиной памяти.
Бабушка дремала на заднем сиденье, Таня весело щебетала рядом, Паша крепко держался за руль, впереди стелилась дальняя дорога, а на горизонте занималась заря. Красота! Темно-синий БМВ рассекал воздух напористо и без видимых усилий.
Машинка была что надо. «Умеют немцы технику делать», - мимоходом подумал Паша.
В дороге они несколько раз останавливались передохнуть, размять кости и перекусить в придорожных кафе. На Таню там заглядывались, но она вела себя достаточно скромно. Хотя мужс-кое внимание, и это было заметно, ей льстило.
С Пашей она немного кокетничала, и Пашу это не оставляло равнодушным. Но он был за рулем, рядом была больная бабушка, а впереди их ждал большой, незнакомый город.
К Киеву они подъехали к вечеру.
На въезде их встретил очередной человек Владимира. Он был на джипе. Коротко переговорив, он сел в машину и предложил Паше следовать  за ним.
Сначала бабушку отвезли в частную клинику. Таня осталась с ней.
Паша поехал на загородную дачу к Вовану один.
... Они встретились тем же вечером на выезде из Киева...
Саша и Паша.
Удар был сильным.
Машины пострадали тоже. Но это  было железо. Его не так жалко.
Железо можно переплавить. Машину можно новую купить.
А Саша? А Паша? Их покалеченные тела остались на дороге...
А души полетели на небо к воротам рая.


                Вместо эпилога   

- ...Ну, а что дальше?! – спросил я тогда у своего больничного друга Юры.
- А дальше я на землю вернулся.
- А как ты думаешь, взяли Пашу и Сашу в рай?
- Не знаю. Я когда сам спрашиваю себя об этом, мне почему-то на ум одна притча приходит. Притча старая и поэтому, наверно, мудрая: «Встретились на Страшном суде два бывших человека. Один всю жизнь свою праведно провел, не крал, не завидовал, не прелюбодействовал, не убил никого и только хорошие дела делал...
А второй – бандит с большой буквы и большой дороги. Руки по локоть в крови и страшных дел на совести не счесть. И обоим Бог жизнь райскую даровал. И не стерпел тогда первый. И спросил у Бога:
- О, Господин наш, всемогущий и всемилостивый. Почему ты ему жизнь райскую даровал? Ведь он вор и убийца...
- Да, - ответил Бог. – Но был в его жизни один случай. Обедал он у себя дома, во дворе под навесом, а мимо нищий проходил. Попросил нищий у него немного пищи. И возмутился тот разбойник, что ему есть мешают. И бросил в нищего куском хлеба, что под руку подвернулся. И попал этот хлеб в нищего. Но не убил его, а спас. А нищий тот апостолом Петром оказался.
И оказалось, что поступок этот все остальные дела его земные на весах суда Последнего перевесил.»
- Вот так-то..- Юра вздохнул.
- Неисповедимы пути Господни... И как, зачем и почему – мы только предполагать можем. И додумывать. А все остальное в Божьей воле и не нашего ума дело.
Юра закурил в последний раз и глазами дал понять, что истории этой на этом здесь
Конец.
Я с ним согласился. А вы?!