Прогулки с Вороном под Луной

Сегодня ночь полнолуния, прекрасная, волнующая, озаренная серебристым светом, пропитанная эфиром, будоражащая душу ищущего мудрость. Луна сегодня особо прекрасна, ее серебряный диск велик, на нем виден каждый кратер, словно на гениальном творении рук великого кузнеца.


В такие ночи ко мне прилетает Ворон. Он необычная птица, это ворон-прародитель, вдыхающий жизнь во все сущее. Проводник душ, ворон Кутха, воспетый шаманами Севера, создатель мира и людей, хранитель духовности и добродетели, являющийся в образе лучезарного юноши в белых одеяниях, излучающего яркий свет. Это Герметический ворон, воспетый тамплиерами и алхимиками, о коем говорили: «Quando in tua domo nigri corvi parturient albas columbas tunc vocaberis sapiens», что в переводе означает: «Когда в твоем доме, черные вороны родят белых голубок, тогда ты будешь назван мудрым», и исполненный во многочисленных произведениях искусства величественных соборов, дарующий мудрость и несущий древнее знание достойным. Он великий тотем индейцев, священный дух-помощник, дарующий жизнь. Ворон, почитаемый зороастрийцами, пророк, обособленный и самодостаточный, мудрый и справедливый. Почтенный отец и хранитель духовного мира, несущий музыку сфер.


Я стоял в аллее, обрамленной зеленой листвой, словно маленькими корабликами душ, тихо играющих с легким ночным ветерком, и любовался Луной, не в силах оторвать глаз от ее чарующей красоты. Наступила полночь, из серебристого света появился мой друг. Ворон сел ко мне на левое плечо, учтиво кивнул в знак приветствия и повел на прогулку по ночным улицам, погрузив в тот мир, который не доступен восприятию обычного человека, остающийся за ширмой мирового эфира, скрытый от посторонних глаз и неокрепших умов.


Я поднял глаза, на кирпичной трубе старого дома сидела женщина. Она была совершенно нага. Ее длинные, черные, как смоль, волосы ниспадали на белую кожу, играющую серебром в свете Луны. Глаза этой женщины были черны, словно бездна, на дне которой пылал невидимый взору огонь. Властительница природы, дитя ночи, мудрая и опасная, прекрасная спутница великой Лилит, она завораживала и притягивала своей неведомой мистической силой. Я немного постоял, завороженный, любуясь ее первозданной красотой, и, восхищенный, продолжил свою прогулку.


Ворон повернул голову в сторону, я посмотрел туда, куда указывал его взгляд и застыл в ужасе. По дороге грациозно шла огромная черная кошка, она была столь велика, что легко заглядывала в окна третьих этажей стоящих вдоль улицы домов. Лунный свет играл в волнах ее гладкой шерсти. Кошка посмотрела на меня и остановилась, наши взоры встретились. Я стоял в оцепенении, улавливая звериный взгляд ее, горящих зеленым огнем в ночи, глаз, не в силах пошевелиться. Кошка втянула носом ночной воздух, учтиво кивнула нам головой и побрела дальше. Я, словно оттаяв ото льда, вздрогнул, и пошел дальше, ворон сидел на плече и глядел вперед, немного приподняв голову.


Я взглянул на дерево и увидел сидящего на нем ночного духа-наездника. Они незримо прыгали на плечи ночным прохожим и острыми когтями терзали их души, внушая страх перед темнотой. Чем больше люди утрачивали возможность видеть ночной мир, тем больше наездников так и оставались сидеть у них на плечах, они закрывали глаза своих возниц ладонями, все больше подчиняя их себе, делая человека безвольным и не видящим истины, влачащего рабский образ жизни. Часто за такими наездниками, подчинившими себе жертву, бегали духи-приспешники, слишком слабые, чтобы самим справиться с человеческой душой. Я взглянул на наездника, сидящего на дереве и он, посрамленный тем, что ему не удалось заполучить добычу, будучи замеченным, поспешно скрылся в паутине ветвей.


В ночном небе то и дело пролетали вороны-помощники, выискивая мятежные души самоубийц, людей, умерших насильственной смертью, и просто тех, кто не понял, что уже покинул мир людей, обремененный богатством и незаконченными делами, даруя страдальцам покой и провожая их в иной мир.


Наступило время первый петухов, ворон слетел с моего плеча, поднялся ввысь, сделал надо мною круг по ходу солнца, и, трижды каркнув на прощанье, улетел вдаль. Я трижды поклонился ему вслед и, полон душевного покоя и чистоты, направился домой.


За горизонтом забрезжило Солнце, наступал рассвет.