Безумие страсти

      Он на ветхой печалился лавочке в сени с крупною кроною дерева, им самим когда-то посаженного в годы детства, быть может отрочества, у подъезда его дома отчего. С жалким видом, поникший, потерянный взгляд, словно жизни в нём нет, схожий с мраморным изваянием.
     “Было: древо стояло здесь саженцем, и лавчонка была только вкопанной, не имел я бед, я не мучился. Друзья же мои, ровесники, любили соседских девочек. Кто, в любви наслаждаясь с взаимностью, кто играя с собой платонически, а кто в боли томимый отвергнутым. Меня ж обожали многие. Страдая... О, девочки, бедные. Ведь не знал я любви и раскалывал души девичьи нежные хрупкие, не имея тому понимания. Смотря на срывавшихся в пропасти адских болей, страданий чистилища. Сам, не ведавший ледяным разумом, что есть – нервов наших депрессия.
      Разбивались в осколки всегда об меня злые будни с присущими сложностями. Не бывали проблемы проблемами. И в любые года темпераменту с Духом твёрдым и очень устойчивым не могло быть в борьбе дня посильного, что способен бы был сокрушить меня. Добился, конечно, я многого. Нет того, что бы сделал ошибочно, что бы сделал для дела неправильно. Всё имею, всё в жизни мне нравилось. Но пришла вдруг любовь нежданная, и был сам собой в прах растерзан я. Только “в прах” - можно выразить полностью: не осталось во мне оживлённого, не осталось во мне меня прежнего.
      Полюбил я внезапно, негаданно, для себя и других неожиданно. И зачем? Таких целей же не преследовал, не желал того, не нуждался ведь. Устремлённым был без романтики. Незаметно мне было прекрасное в постоянных погонях за планами, видел взглядом и мыслью холодною только часть бытия материальную.
      И влюбился в неё я без памяти, до той страсти, уму непокорною. Вот что значит отсутствие разума. Вот, что значит быть в чувствах, в эмоции. Затмевают они в тебе прежнее. Лишь она теперь есть в тебе. Лишь она теперь жизнь твоя. Не волнуют тебя цели прошлого. Их закрыла она своим обликом. Он теперь в голове твоей царствует, только он согревает и радует. Всё пропало тогда для мышления. Как же счастлив я был витать в грёзах о ней с утра самого до полуночи. А порой она и заснуть не даст, в эйфории все сутки держа собой.
      Купидон лук волшебный нацелит, в тот же миг мир преобразится. Станет сказочным он. Окрылённый, как по Раю теперь в нём порхаешь. Но любовь быть должна разделённой, обязательно ею делиться. Укротить в себе не возможно, на источник не изливая. Разорвёт она плоть и душу, очень нужно иметь для ней выход. Ведь отказам не внемлет рассудок. Опьянённый от ней весь зависим. Во всём видит одну лишь надежду, не приемлет иную реальность.
       Я вспарил до седьмых небес, но на землю с них ею был сброшенным. И любовь моя прежде светлая, стала вдруг порождать страшный мрак во мне. Растворилось в нём счастье и доброе. Пал беспомощный, как птенец с гнезда. Для меня она стала, как звёздочка: никогда её не смогу держать я в объятьях своих с своей ласкою, с своей нежностью и заботою. Лишь смогу смотреть, не притронувшись, её бликами ослепляемый, недоступностью блеска терзаемый.
      Как старался я пробудить в себе прежде трезвый свой здравый смысл. К нему взмолил и надеялся. Но всё без толку, был утерян он. И подумалось, что на век, нет возврата ему в мою голову. Нету сил моих одолеть любовь, хоть и быть во мне ей бессмысленно. Нету сил больше биться с ней, нету сил мне себя бороть. И теперь ложусь и встаю я с ней, но в мучениях, а не в счастии. Нет покоя мне. Вот беда моя: с моей тёмною стороной любви. И снизойдёт она по своей воле, и лишь сама решив, уйдёт. Дни идут: всё по-прежнему, избавления нет и проблеска. Суждено ей быть мне погибелью. Лучше б в детстве я с ней ознакомился, с всемогущею силой любовных чувств. Может быть, хоть тогда б во мне навык был, как себя вести мне с ней правильно. Это наш инстинкт размножения, но возвышенный, очень развитый. Не пойму: зачем, в моём случае, оказался он исполнителем хладнокровного истребления? Стал утерянным моей жизни смысл, боле нет его, без неё не могу я жить далее. Вы простите меня, отец с матушкой.”
       Вот то дерево и та лавочка, но не будет отныне его на ней, раньше часто в сени присевшего, жизнерадостного и счастливого, по пути к поседевшим родителям. Не сумел он смочь с страстью совладать, хоть и сильный был прежде, незыблемый. Может, стоило потерпеть ещё, и она бы сама развеялась? А возможно, рассудок он мог утерять, что скорее всего с ним и сделалось? Это путь был его, беспощадный рок. Не нужно судить его бедного.
      Слишком сложно устроен наш внутренний мир: совершенен, но не идеально. Так любовь может наша сильнее нас быть, и во все мы подвластны ей годы. Ну а счастье иль горе с собою несёт, на то нас, не заботясь, она обречёт, не важны ей последствия да итог. Создан дух её многоликим!