Это было в Калуге

Глава 1
Новый год пришел в Калугу по поздней дорожке с первым долгожданным снежком, но все-таки приплелся,1989. Закадычные друзья – Мелков, Ерофеев и Зинченко, хлебнув в раздевалке пивка, весело вкатились на школьный «Огонек». Девчонки, разодетые в пух и прах, стеснявшиеся их, долговязых десятиклассников…
- Эстафету, придумываем юмористическую эстафету, веселую, оживленно блестя глазами, перекрывая шум и разнобой вечера, провозгласила классная, Ольга Андреевна, сама еще недавняя студентка, а теперь, шутка сказать, руководительница 10 «А».
- Ольга Андреевна! – нашелся, никогда не дающий сбить себя с толку, Зинченко, - открываем лимонадные бутылки без открывалки и рук.
- А как? - удивилась Ольга Андреевна.
- А это кто как сможет.
Все засмеялись. Федосеев сказал: «Тогда ногами». Зинченко просунул бутылку между ног и стал ступнями шкрябать ею о плинтус. Ребята схватились за животы, девчонки смущенно прыскали: «Умора этот Зинченко!»
- Ну-ка, зажми коленями! – приказал Ерофеев Мелкову. 0н нагнулся, хрумкнул зубами и выплюнул пробку на пол, окатившись лимонадом.
Ольга Андреевна хотела сказать, что цивилизованные парни такой обеденный, а тем более праздничный этикет не приемлют, но не смогла. Все чуть не плакали от смеха.
- Победил Ерофеев! – мой лучший друг! – Мелков высоко поднял руку Ерофеева.
Потом они долго гуляли по набережной в скверике Волкова, хохоча и дурачась.
-     Ребята, а кем мы будем, ведь выпускной на носу? – вдруг спросил Зинченко. Сам себе и ответил:
- Я в торговое училище.
- А я с тобой, - произнес Ерофеев, кладя руку на плечо друга.
- А я – водилой, - скромно произнес Мелков.
- Айда с нами в торговлю, живые деньги будут, развернемся! – ребята, обхватив друг друга, весело закружились.
- Мы – торгашики, торгашики, гоните, люди, башики! – все же пиво давало знать, да и вино еще это, кислятина.
- Нет, я все же буду водилой, хочу честно зарабатывать на жизнь, - сказал Мелков.
- А мы разве тебя воровать зовем? – поразились друзья.
- Торговать – не воровать, - засмеялся Ерофеев.
- С ворами никогда связываться не буду, - ответил Мелков, - есть у меня один знакомый, - он многозначительно посмотрел на ребят, - губит молодость в тюрьме. Вторая отсидка. Все оно, воровство. Я считаю, что это глупо.
- Кто б спорил, впереди вся жизнь! Представляете, - задумчиво произнес Зинченко, - встречаемся лет так через десять. Мы с тобой – директора собственных универсамов, на худой конец – магазинов. Мелков наш на иномарке шпарит, берегись, народ! Подхватывает нас и в ресторан, а там – девчонки! А, Мелков?
- Да, пацаны, самое главное в жизни – это друзья. Дружба навеки? – Мелков взглянул на притихших пацанов.
- Как ты это хорошо сказал, - прочувствованно произнес Ерофеев. – А знаете, что у меня в кармане?
- Коньяк! – захохотал Зинченко.
- Вот. На ладони Ерофеева лежала пробка-жестянка. Талисман. Память об этом прекрасном вечере, о школьном «Огоньке», об Ольге Андреевне, о нас, ребята.
- Да ты у нас поэт, а не торгаш, - засмеялся Зинченко.
- А пошли в Центральный парк, - предложил Мелков. И друзья, перебрасываясь шутками и снегом, помчались к троллейбусу.
Жизнь впереди ! Жизнь!

















Глава 2
На перрон калужского железнодорожного вокзала спрыгнул невысокий худощавый мужчина, подмигнул зябко кутавшейся от утренней сырости проводнице, блатновато пропел: «Калуга-мама, я хочу тебя обнять, нажраться в сиську и асфальт поцеловать», - махнул рукой, мол, покеда, бабанька, - и упруго зашагал к остановке.
- Веселый, - ухмыльнулась молоденькая проводница, - всю дорогу пел…
- Пой, пташечка, пой, только где ты сядешь? – в тон ей отвечал другой проводник, постарше.
- Ты чего, дядь Лень? – удивилась молодая.
- Э, зелень, не видала, какие наколки на руках? Наколки на руках, минимум вещей – откинулся симпатяга.
- Ой, а мне понравился, обходительный такой, не жадный…
- Милая, встреться ты ему вечерком с наваром, он тебя так обойдет…
- Ну надо же! – запоздало испугалась проводница.
Из тюрьмы вышел Седой после второй ходки. После возвращения из тюрьмы его «одолел» участковый.
- Проходу падла не дает: названивает, «ненароком» по утрянке встречается: «Ну что, Миров, с миром или как?»
- Пришла, видно, ориентировка из красноярской исправительной колонии, - догадался Седой. – Освободился называется.
- Вернешься ты еще ко мне, срок к концу подходит, а все в шизо попадаешь, все с сокамерниками воюешь, а не вернешься – лютая тебе смерть от твоих же дружков, характер…
- Какой вы добрый, гражданин начальник! И прямо пророк. Пророк из оперчасти исправительной колонии.
- Ничего, жизнь еще подарит нам золотые апельсины, - жестко думал Седой, - парень я общительный, ствол достать в Калуге – не проблема, да и Тула – мать оружейная, рядом, жить надо безбедно.
Три дня ушло на то, чтобы осмотреться. Город ему понравился. Особенно приглянулся мясокомбинат на Малинниках.
Седой устроился на комбинат. Здесь не воровал только ленивый. Живут так-то  во времянках, облепивших улицы, работяги, вечером стук – постук: тащат, все, что закажешь – колбаску, печеночку, мясо.
Вытаскивают кровавого вида мужички из-под куртки кровавую же, тепленькую еще, печеночку – жарь, хозяйка. Уйдут, а у хозяйки еще долго ручонки подрагивают. Такой дядя и по голове тюкнет – недорого возьмет. Но кто не рискует – не ест жаренку.
Воровал – воровал Седой, надоело. Легкий, конечно, способ, - думал он, - но больших денег не заработать… Не о том мечталось. Несун на водку вынесет, а в «везуны», машинами вывозящие, не пробиться, все схвачено.
- Задолбал меня этот комбинат, - наливая сменщику в стакан, - говорил он. – На работу ходи каждый день. Шмон на проходной. Начальники зырят, чтоб больше их не тяпнул. Рукойводители. Таких на зоне… Впрочем, о зоне – молчок. Кому надо – сами догадаются что к чему.
- Да, ты у нас самый умный, - спьяну осмелел сменщик, - куда деньги дел за прошлый товар, говорил все по-честному…
- Что? Никшни, крыса! – мощный удар в челюсть охладил пыл стяжателя. Пара ловких пинков довершила дело.
- Ах, ты так! Да я в ментовку стукну, как ты тянешь по-черному.
- А я тебе – по кумполу. Сходи – расскажи, то-то твоей дочке в институтике  приятно будет погордиться папой-мясокрадом.
Пьяная слеза скатилась на жалко трясущийся подбородок.
- Веруньку не тронь, говорил, по-честному…
- Тоже честняга с мясокомбината, может тебя на Доску почета, «лучшие несуны комбината» повесить?.
 Миров, довольный, что сломал «совесть» подельника, лукаво улыбнувшись, бросил на пол палку колбасы.
- Западло на зоне поднимать с земли, а этот схватит, - мелькнуло в голове.
- На, так уж и быть, я сегодня добрый, подкорми будущего преподавателя. А все остальное – мне.
- Гад, - прошипел сменщик, еле слышно.
- С такой размазней дела не делаются, - думал Миров, – вахтеру дам, сам у него просит «хоть чуть-чуть». Дам чуть в редкую стежку. На – пососи, да больше не проси.
Присмотрел себе Седой паренька на подхват – сбывать колбасу.
- Приятный мальчик, - говорили девчонки с комбината, - познакомь, - кареглазенький такой, высокий. Валеев, азиатчинка в крови.
Седой тоже отметил нужные характеристики: уши – острые, взгляд неуверенного волчонка – подомнем: в глаза смотреть мне, Седому, не может вообще, острый кадык на шее ходит ходуном – пито-перепито, нос приплюснутый, не характерный, реакции замедленные, ладони холодные…
Присмотрел и другого: погоняло – Толстый, продуманный мальчик, но такой Валееву в пару и нужен: немногословен, долго думает – отвечает односложно: да, нет.
Образовался у них в домике на тихой улице колбасный запас. Поручил Седой Валею и Толстому реализовать, напоил их и уехал в Сухиничи к зазнобе. Но «уехал» он всю колбасу. Ребятки с бара вернулись – «тиха украинская ночь» - голяк. Седой толкнул копченку прямо с мотоцикла на Северном – недалече ехать.
- Что ж вы лоханулись, не ожидал от серьезных пацанов? Можно и спросить.
Валеев затрясся – долг Седому вскипал на глазах.
Толстый долго смотрел из угла, пристально. Сказал: «За науку, говорят, платят…»
- Да, ладно, пацаны, бывает, что я сам не знаю, уроем гадов, что копченку скомуниздили, небось, с комбината и просекли, найдем. Да мелочи это, ну, должны, отдадите, это мелочь все, вот, знаю, ребята дела делают…
Две тени на занавеске изумленно внимали третьей, оживленно жестикулирующей. Случайный прохожий мог только догадываться, о чем в глухой ночи, за двойными стеклами окон, шел разбойный глухой разговор. Так Седой, подловив птенчиков на самый дешевый крючок, начал сколачивать банду. «Работай – работай, шуруй – шуруй, начальникам премия, рабочему – х… А без денег никогда не идет в постель п… Если ты парнишка жох, кошелек откроет лох!»- это самые безобидные перлы поэзии кичмана, которыми осыпал он в тот вечер развеселившихся все же под водочку дружков. Жизнь завертелась.








Глава 3
В пиццерию на улице Кирова вошли две девушки и, заказав пиццу, уселись в уголке. Одну можно было не замечать, но вторую, словно сошедшую с картины Ромнея, не заметить было невозможно. Друзья, забыв, что надо спешить в ТЮЗ, что режиссер Троицкий строг и не любит опозданий, застыли над тарелками с пиццей.
 Высокая, казавшаяся еще стройнее и выше из-за обильных пепельных волос, схваченных на затылке нежным салатовым шарфом, в изумрудном платье, открывшем стройные прелестные ножки, зеленоглазая, она была на редкость хороша той необычной красотой, что заставляет вспыхивать забытые надежды и мечты…
- Валера, то не богиня ли спустилась с небес? – наконец-то обрел дар речи Женька Елисеев.
Холодноватый красавец Валера Калашников озадаченно обронил:
- Все может быть, средь смертных не встречал я другой такой подобной красоты. Валера любил «ввернуть» нечто из греческих трагедий.
Прекрасный калужский вечер положил начало знакомству Евгения и Эллы, став удивительной прелюдией к скорой свадьбе и жизни, которой не виделось конца…
Элла была единственной дочерью в семье. Отец и мать, ведущие инженеры огромнейшего завода, работавшего на «оборонку», сделали все возможное для того, чтобы дочь не стала похожа на печально известную литературную Эллочку - людоедочку Ильфа и Петрова.
Кумиром Эллы стала Елена Петровна Блаватская. Девушка подолгу рассматривала портреты этой необычной женщины: ей нравились ее вьющиеся каштановые волосы – и Элла отрастила свои, пепельные, до пояса: она вглядывалась в огромные синие глаза «мадам», обладавшие гипнотической силой воздействия – и свои, зеленые, казалось, обретали глубину и силу…
Ей нравилась самобытная, своеобразная, горячая, как огонь, талантливость Блаватской, ее неистощимая энергия, способность к языкам – и Элла стала учить английский и вскоре говорила на нем гораздо лучше своих учителей. Да и в «Обществе друзей Рериха», которое влекло молодую девушку со свойством магнита, Блаватскую и Рериха почитали, как святых.
- Осторожно, Элла, - говорил отец, - молодежь,  ищущая пути, спешит за толпою, полагая, что тут-то и есть истинный путь: объявив себя создательницей окончательной, последней религии – теософии, она, Блаватская, поставила перед собой неразрешимую задачу: синтезировать религию и науку, историю и предание…
Что в этом плохого, она искала свой путь? – возражала Элла.
- Отрыв от родины, своих христианских корней, как верно отмечал Сенкевич. Уже в «Разоблаченной Изиде» и «Тайной доктрине» видно, что сама она понимала, что ее возрождение идеи о якобы истинном христианстве будет неправильно понято на родине, тем более, что среди этих идей отсутствовала русская национальная идея, она проповедовала свои идеи для мирового сообщества. И это несмотря на то, что была фанатичной патриоткой Российской империи. Индия и Египет не заменили ей России…
- Хотела бы вернуться…хотела бы стать русской, христианкой, православной…тянет меня…и нет возврата!.. я в цепях…я не своя! – вот крик ее души Всеволоду Соловьеву. И еще: «Коли помру – закройте вы мне глаза родной рукою…Противны они мне все…чужие!
– Разве ее жизнь недостойна изучения и поклонения?!
- Изучения – да, поклонения – нет.
- Почему?
- Популярность в среде молодежи вашего рериховского общества я объясняю кризисом «совковой» идеологии, неверием, требующем веры, но настоящего дела и веры нет, а в обществе хлынут мистификации, смещение идеала в сферу запрещенного, мелкость теософических идей…
- А в чем же главное?
- Возродить рухнувшую державу.
- Папа, ты невозможный патриот!
- «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» - это не смешной и не тупиковый путь, дочка. Вы с Евгением собираетесь в Индию, это неплохо, посмотрите мир, но почему бы вам не поинтересоваться «Велесовой книгой»?
- Я впервые об этом слышу!
- «Велесова книга» обнаружена командиром артиллерийской батареи Али Изенбеком в разрушенном имении князей Куракиных. Белогвардеец и патриот, не вам чета, Изенбек вывез «дощечки» из России при эвакуации Крыма, в Европе даже идентифицировать язык не смогли, Юрий Миролюбов, деникинский офицер, знаток славянской старины, расшифровывал их десять лет…
- И что?
- Оказалось, памятник глубочайшей древности, «дощки» - поразительные пророчества, которые были известны задолго до Рождества Христова: «Увидят у Младенца в руках они Книгу Ясную. И книга будет учить волхвов, и князей, и царей земли. И сделается та сарацинская гора – золотая…». В наше время можно считать доказанным, так полагают авторитетные ученые, Бал Гангадхар Тилак, Дурга Прасад Шастри и другие, что индуизм и древнеправославие, ведизм, руссов происходят от одного корня, Северной Традиции – древнейшего богомировоззренческого учения, унаследованного ариями от арктов, народа затонувшей Арктиды. Аркты под водительством князя Яра пришли через Белое море «в край русский» - так говорит «Велесова книга»… Працивилизация арктов много превосходила ныне существующую на Земле. Аркты знали такое, что нам и «мадам» Блаватской и не снилось. Вот они– то обладали даром пророчества, веру и истинность их пророчеств разделял в праантичные времена весь мир. Из этого понятно, почему индоарийские ведические тексты предсказывали пришествие Сына Божия в этот мир раньше, чем Ветхий Завет.
- Папа, я безумно тебя люблю, ты так интересуешься историей, тебе бы ученым быть! – Элла не сводила восхищенного взгляда с отца.
- Я всего лишь ведущий инженер, - заскромничал отец, но, надеюсь, меня уважают коллеги как специалиста.
- А мы тебя страшно любим.
- Надеюсь,- улыбнулся Сергей Иванович. - Я всегда был и хочу быть в курсе твоих интересов и эти выписки сделал специально для тебя и Евгения, видя ваш интерес к Индии. Блаватская – несомненно талантливый человек, жаль, что в конце пути ее ждало горькое одиночество. Ревнивы боги каждой страны… мне бы не хотелось, чтобы в твоей судьбе повторилось нечто подобное. Вероотступничество рвет пуповину с родиной…
- Папа, мне не грозит одиночество, когда Женя так меня любит!
- Дай вам Бог всего, моя детка. Горько, что Женя воспитывался одной матерью, не имел отцовской поддержки, но она сумела, в любви и ласке, воспитать достойного человека, он не избалован, стремится заработать на жизнь вам двоим, он серьезен, начитан и вместе с тем романтичен.
- Да, он очень увлечен театром, артистичен, мне с ним интересно и легко, он постоянно в развитии.
- По-моему, ты увлекла его буддизмом.
Элла покраснела от удовольствия.
- Философия, познаваемая вдвоем, ощущается сказкой.
- А впереди несказанная Индия, - подначил отец.
- Папа, мы так мечтаем, так мечтаем побывать в этих благословенных краях!
- Хорошо, а как дела на инязе? Жаль, что перевелась на заочное, сменила факультет.
- А жить-то надо! Что у нас есть? Простенькая однокомнатная квартирка, результат вашего размена. Работа по поставке продуктов в магазины города. Это неплохо, но хочется-то необычного…
- Эх, дочка, столько специалистов ушли с завода, сокращают рабочие места, хватимся – технология будет утрачена, а истинных друзей у России , раз два – и обчелся…













Глава 4
- Егоров, говорят, ты на машинах зубы съел, помоги отвернуть гайки крепления осей нижних рычагов в передней подвеске «Жигулей», - обратился неопытный владелец «жигуленка» к широкоплечему коренастому сурового вида мужчине.
- Говорят, что кур доят, а мы пошли и сисек не нашли. Что тут у тебя? Да, это не просто для таких, как ты, понакупят машин, сами в них ни ухом, ни рылом не ведут. Что у тебя болт вращается в отверстиях балки? Учись, пока я жив.
Автолюбитель оторопело смотрел на Егорова, жалея, что обратился.
- Пока ребра головки болта еще не смяты, можно застопорить его простым способом. Гаечным ключом поворачиваю его так, чтобы одна из четырех граней головки заняла горизонтальное положение. Смотри, между ней и балкой плотно вбиваю два кусочка ножовочного полотна длиной примерно 50 миллиметров и, смочив резьбу проникающей жидкостью, отвертываю гайку. Все! Понял, темнота? С тебя причитается.
- Это мы сейчас, это мы мигом. Где вы его откопали?– обратился смущенный парнишка к сменщику Егорова.
- Да работал на КЗАМЭ, теперь там же, сторожем, да и у нас на автостоянке сторожем подрабатывает.
- Руки у него! – пацан восхищенно покрутил головой.
- А язык еще хлеще.
- Да уж заметил.
- Ты только про борзых его не спроси, он охотник, такую лекцию завернет, что Вышеславцеву мало не покажется.
-Крутой что ль какой?
- Крутые яйца, а этот авторитет, собачник, описывал собак в девятнадцатом веке.
- Я тоже охоту люблю и гончак есть. Какие у вас тут люди встречаются!
- Господи! Еще один! – Игорек аж плюнул с досады.
- Пойду, пойду, поговорю.
- А он ни с кем не говорит. Он изрекает.
Но парнишка, подхватив бутылки, уже мчался к «своему» человеку…
Вдруг послышался крик, и Игорь заинтересованно оглянулся.
- Куда прешь? Не видишь, моя машина стоит?
Вальяжный бритоголовый клиент, пренебрежительно сплюнув из презентабельного Ауди, хмыкнул:
- ВАЗ-2107 – консервная банка. И эту рухлядь, видавшую виды, он называет машиной, слышь, Олег? - Спутник захохотал:
- Ему до Ауди, как пешеходу до Луны.
- Что?! На Егорова было страшно смотреть. Покраснев, как от солнечного удара, он вырвал «крутого» из машины и тряхнул так, что пуговицы посыпались. Олег выскочил «хозяину» на подмогу, но Егоров бортанул его, как котенка…
- Да мой ВАЗ прошел столько, сколько тебе до смерти не наездить, и она у тебя скоро будет, это мое место, и моя машина будет стоять здесь!
- Ладно, посмотрим, начальник «Автоторгсервиса» мой друг, а твой – начальник.
- Я сам себе начальник – чайник, говорю, отводи машину.
- Да отведу, успокойся. Олег, ты не знаешь, давно здесь психованных набирать стали?
- Надо же какие серьезные сторожа у шефа завелись, всю клиентуру расшугают, - подхихикнул Олег, опасливо озираясь.
- Игорек, долей бензинчику сверх из канистры в багажнике, коробку не глянешь?
- Да этот жлоб у нас по коробкам сечет.- Игорь кивнул в сторону Егорова. – Поставил себя, - произнес он завистливо. Намучился я с ним, весь навар отбивает, ни хрена не украдешь.
- Что, такой честный?
- Честный, вор известный. Переведусь я в другую смену, ни выпить, ни поговорить.
- Так вон же ему понесли, - друганы уставились на Игорька с недоумением.
- Да он пьет с тем, кто к нему с уважением, да расположением, обхаживать я его буду.
- А мы, может, и расположим, а, Олег, раз он дока в своем деле?
Олег пасмурно молчал. Задумался и «хозяин». Они долго молчали, пока стоянка не скрылась из поля зрения.
- Да у моего Зверя шерсть белая, шелковистая, как платок оренбургский, пуховый, глаза большие, темно-карие, ласковые, лапы в комке, с длинными пальцами. А ушки, Валера, ушки лежат концами вместе на затылке, лоб продолговатый, узкий, веришь, у него профиль грациознее греческих античных статуй, - доносилось до Игоря от расположившихся на травке «собачников».
- Только обрехал пацана хуже Полкана, а теперь даже имя узнал, и этот идиот чуть не в глаза Егору вскочит, надо же, «греческая статуя»…
- Характер вежливый, ласковый, веселый, смирный, но настойчивый в полях…
- Тебе бы такой, а не Зверю твоему, что ж ты его Лаской не назвал? – мысленно бесился Игорек.
- Но, Валера, самый лучший прием – прием в глотку. Мой, если вопьется в горло, аж сознание от злости может потерять, раз водой отливал, держит уже приколотого волка, как чувств лишился, глаза закрыл, настолько озлобился, чуть на меня не бросился.
- Весь в хозяина, - комментировал Игорек, - благоразумно отойдя подальше.
- Грудью волка опрокинул, дал такой «рывок» в гачу, что тот так через голову и кувыркнулся – держал, пока не задушил.
Валера, чуть сам не лишился чувств, затуманенным взором следил за таким человеком, таким человеком, что ведь никто не поверит, что он с ним пил…
- И этого навеки околпачил, - подытожил Игорек.
Поздней ночью, в свое дежурство, Егоров достал из багажника аккуратный сверток. Он ловко развернул его в сторожке и извлек из промасленной фланели пистолет, переделанный им самим из газового пистолета модели 6П37 калибра 7,62 мм №К РО I945, производства ГП «Ижевского механического завода».
- Категория короткоствольного нарезного огнестрельного оружия калибра 5, 45 мм и три патрона к нему, - удовлетворенно отметил он. – Глушитель…А это  у нас пистолет «ТТ» калибра 7, 62 мм с глушителем и 5 патронов к нему – привычный в руке тэтэшник приятно тяжелил кисть. Егоров любовно обтер его фланелькой, прищурив глаз, глянул в дуло, улыбнулся своим мыслям:
- Пиф-паф… Ой-ей-ей, умирает мальчик мой.
Он не удержался и стал разбирать пистолет. Разобрал. Закрыл глаза – вновь собрал. «Лишних» частей не осталось…
- Не абы что, но все же, пистолет.
На крыльце послышались голоса, и Егоров быстро упаковал «стволики».
- Под курткой надежнее.
Вошли Арсеньев с Бирюковым, Игорек.
- Что это вы компанией, я всех выгоню, куда поналезли?
- Ты что? – завелся Игорек. - Али помешали цацки свои рассматривать?
- Цацки у тебя в штанах, - отрезал Хромой, неприятно пораженный, что в окно, видно, засекли.
- Да ладно, у всех все есть, кому надо, - обронил Арсеньев, - такая жизнь пошла.
- Да, несколько лет назад я также работал и на меня «наехали», избили да чуть автомобиль не угнали со стоянки – да я не дал, хоть и пометелили меня… С тех пор возил с собой обрез ружья, а теперь решил половчее чего приспособить, - он многозначительно посмотрел на притихших сторожей, в мою смену не шастайте, без «мелких» управлюсь. Игорь, Игорь, Игорек, - дурашливо пропел он и, кивнув на настенный календарь с голозадой девицей, закончил: подари ей пузырек…
 - Какой? – машинально спросил Игорь. Сторожка вздрогнула от хохота. Игорь кинулся на Егорова, но тот, сделав «маятник», неожиданно щелкнул Игоря по лбу, как пятиклассника. Тот вылетел из сторожки.
- Убью гада, - шептал он, сжимая кулаки. Арсеньев, вышедший покурить, сказал: «Игорь, не лезь на рожон, я у него различные виды обрезов видел, нарисованные на бумаге, и пистолетов…
- Да он маньяк оружейный, - бормотал Игорь.
- Я тоже думал, что Хромой в «войнушку» не наигрался, а потом увидел цилиндрик с нарезочкой…
- И что?
- Глушак, мой маленький, подумай.
Игорек только глаза раскрыл.
Арсеньев зашел в сторожку, взглянул на Хромого. Глаза Егора горели плохо скрытой радостью.
- Да он кайф ловит, что пацана унизил, сидит, прислушивается к себе, обсасывает «победу» нал салабоном, - поразился Арсеньев. Мурашки помимо воли забегали по спине.
Всю оставшуюся часть ночи, до утренней смены, Егоров рисовал оружие, всех видов, всех систем: что-то прикидывал, обмозговывал, не перекинувшись ни словом с Арсеньевым.
Арсеньев, делая вид, что спит, отвернулся к стене.
- Меньше видишь – дольше живешь, надо просить директора что ли перевести хоть в смену с Игорьком, занудный пацан, но хоть не волчара. Директор мужик умный, все понимает, клиенты, наверняка, ему уже жалуются на Егорова. Мужик Хромой «весь в себе», но термоядерный, взрывной, а ядерные реакции просчету не поддаются, - таковы были его неприятные мысли. Все же он под утро закемарил, но в голове просверкивало слово: «глушитель»…
- Никита Федорович, переведите вы меня ради Христа в другую смену. Годится хоть с Арсеньевым, хоть с Бирюковым, только не с «Хромым», - попросил утром и Игорек.
- А чем тебе Егоров не угодил? – Директор с интересом посмотрел на сторожа. – Воровать не дает?
- Да вы что, Никита Федорович?! Кто ворует?! – Изумлению Игоря не было предела.
- Все воруют в нашей удивительной стране, разве только что учителю украсть нечего, вот уж, действительно, бедолаги. А в чем дело? Он не пьет со сторожами, как я знаю, не отказывается помочь клиентам, многие даже именно к нам на стоянку едут, знают, что со сложной поломкой можно обратиться к Егорову?
- Да? А многие, наоборот, уезжают, вчера на вашего друга наорал, сегодня клиента так чехвостил, что заезжает на стоянку еле-еле, что тот плюнул и вообще уехал.
- Да, не знал, - хозяин задумался.
- Никогда инструмента не даст, если что сделать надо.
- Трубку, жену и коня не отнимешь у меня, так?
- Да нужна ему жена, он с бабами вообще не разговаривает, за людей не считает, у него жена учительница, а против даже пикнуть не может, стирает, моет, кормит его и его ребенка…
- Ну ладно. Это их личное дело. А почему у тебя нет своего хорошего инструмента? Купи! Не будешь впадать в зависимость.
Игорь, считавший, что воровать не будешь, всего, что ни попадется, - не будешь жить хорошо, привыкший брать «на халяву», он никогда и не думал позаботиться о приобретении инструмента, дающего возможность заработать.
- Да не по-товарищески это, - нашелся он.
- Гусь свинье… - подумал «хозяин».
- Автоинструмент из рук не выпускает, либо покажет, как сделать, либо сам, но из рук ни-ни… «Безрукий, безрукий», - передразнивал он Егорова, - нравится людей унижать, ему просто доставляет удовольствие одерживать верх, довести человека до слез, всегда-то он при своем мнении, на сраной козе не подъедешь! – похоже Игорь не на шутку разошелся. – Начитанный весь, все знает, в литературе разбирается, Колычев да Константинов у него писатели, а там Кунц, скажем, - это мелочь, Дашкова и Маринина – две дуры, которых он бы не допустил машины мыть, не то что «детики» писать. Все по оружию штудирует литературку, журналы достает, хрен достанешь: тут тебе и о пограничниках, и спецназ, «духи», афганцы, черти чем интересуется, - «сдавал» сменщика Игорек.
- Может, в Афгане воевал? – предположил Никита Федорович.
- Сказал бы, теперь не секрет.
- Не секрет, а попробуй напиши на обелиске, что погиб в Афгане или Чечне, сразу ФСБ за жопу возьмет, на своем обелиске нельзя последнее слово о сыне сказать, чтоб люди поняли, почему же такой молодой и красивый улыбается им с памятника, - теперь разволновался Никита Федорович, вспомнив погибшего недавно племянника. Он же охотник, ему про оружие интересно.
- Охотник он на живых тигров.
- С чего ты взял?
- Видел, как обрез у вас собирал, а на зайчиков это ни к чему…
- Ладно, вижу, у вас не сложилось, дежурь с Арсеньевым.
- Вот спасибо-то, сдался мне этот хромой Мефистофель, сам черт и людей в ад тянет… - Игорь, радостный, вылетел от начальника.
- Иди, иди, Безрукий, - словами Егорова начальник дал оценку подчиненному и подумал, что кадры подобрать – не хрен опростать…









Глава 5
Мелков закончил СПТУ, но радужные его мечты быстро испарились: кругом царила безработица. Найти работу оказалось трудно, кому он нужен, «специалист» без опыта работы. Он видел, как родители и их знакомые пытаются заработать деньги любым путем и радуются самому ничтожному заработку, дающему уверенность хотя бы в следующих двух-трех днях…
- Как наивен я был в свои школьные годы, сейчас, примет меня жизнь в свои распростертые объятия. Все оказалось намного сложнее, - огорчился он. – Вон, в телике, программка клевая «Здесь и сейчас», там люди правильно рассуждают, бери от жизни все, раз я не могу заработать сейчас – заработаю потом. Эх, «приподняться» бы на каком дельце, заела эта нищета, папан пьет от безысходности, маман ругается. Хватануть бы «кусок», раскрутиться, машину бы, я все же водила, таксистом подработать, отвезти-подвезти, денежки бы посыпались. Ладно, не страшно, все это временно. Ребята вон палатки «бомбят», самому что ль в «пехоту» податься? Ага, подашься, там со «срочной» пацаны в очередь, которые все могут. «Снежком» торгануть что ли? На улице ты этот «снежок» найдешь, - смеялся он сам над своими «прожектами».
Мелков, среди ребят, «Мелкий», стал поворовывать, пару раз «на гоп-стоп» отобрали выручку в палатках.
- Через полгода-год у меня будет работа, воровать будет ни к чему, не я придумал эту жизнь, - утешал он себя. Конечно, не буду воровать. Хлопотно это, страшно и плохо. Да и «крыши» нет никакой, так, мелочь пузатая, которую пока менты не замели. Вот из Чечни вернувшиеся «крышуют», так «крышуют», но это уже серьезная братва, серьезные дела, наверное.
Мелков не был знаком ни с кем из таких пацанов, но слухи ходили, он им верил, надеялся, что когда-нибудь заметят и его…
Наконец-то родители подельника по кражам устроили Мелкого работать на автостоянку, свои уже опускались, ничего не могли в этой жизни.
- Повезло Мелку, - завидовали некоторые, - там клиенты богатые бывают…
- Егоров, сменщика тебе определяю, - сказал Никита Федорович, - твои дружки, Виталий Арсеньев и Игорь Семенов с тобой что-то работать отказываются…
- Баба с воза – кобыле легче, - не стал унывать Егоров.
- Ну, смотри, чтоб все было «хоккей».
Егоров цепко глянул на «сменщика».
Забитость и приниженность во всем облике. Угрюмоватый взгляд из глубоких глазниц, низкий лоб, не обезображенный интеллектом, темные волосы зачесаны назад, синий «треник» из самых дешевых: ассиметрично скошенный рот – свидетельство нервных потрясений, линия ушей вровень с линией бровей, да и брови невыразительные, не характерные, тонкой акварельной кисточкой поработала мама-природа. В фигуре искательность, готовность.
- Сойдет под низ, - отметил Хромой, - скажи «служи» – будет служить…
- Тебя как?
-Санек.
- Машину мою видишь? Помыть!
Санек побежал, только пыль завертелась…
- Отвезешь меня домой со смены, устал я, - сказал вечером Егоров, как нечто само собой разумеющееся, - водить-то хоть можешь?
- Водил, у приятеля.
- Смотри, зацепишь где – шкуру спущу.
Мельников еще старательнее пригнулся к рулю, внимательно глядя на дорогу.
- Останови у кафешки, вон там у столика, где девчонки, сядем.
- А они не против?
- Кто бы их спрашивал, - процедил Егоров.
Мельников вовсю смотрел на «шефа», как он мысленно сразу же оценил и принял Егорова. Голова его закружилась. Первый день – и уже за рулем, в кафе, девчонки поглядывают, а все же жизнь иногда не так уж плоха, черт побери.
Когда Егоров расплатился, сказал: - Утром меня заберешь, пройдусь немного, к другу зайду.
- А машина?!
- А на машине цыпочек прокатишь и в мой гараж загонишь, я выйду к тебе.
- Николай Алексеевич! – такими преданнейшими глазами смотрел Мелков Санек, что и Зверь бы не смог так обожать. – Все сделаю!
- Я надеюсь, - грозно ответствовал Егоров.
Неторопливо удаляясь от «мальца», он лениво перебирал свои мысли.
- Не ты первый, не ты последний, я тебя употреблю как захочу, ты лох, а я дело знаю. А деньги? Деньги, что навоз: сегодня нет, а завтра – воз… А жизнь, как баба, цепких любит и в силе…
Егоров знал, что «малец» - тот человек, который будет «винтиком» в его планах. - Вы еще все у меня в ногах валяться будете, что мне эта мелочь? - думал он о своей сломленной жене, ходившей на «цырлах», сменщиках, сломавшихся в отказнике ухода-убега от него, Егорова, богатых клиентах, напоровшихся на грубость и сразу поджавших хвост, начальнике-«чайнике», подумавшем, как от него избавиться, не наживая проблем… Они еще знать не знают, что такое власть, как ею распоряжаться, чтоб дело не ржавело, мелочевка человеческая, а туда же, при деньгах, при гоноре, при иномарках… Прихватизировала сволота всю страну, не продохнуть, такие спецы с «оборонки» им мосты в будущее ставят, болота жизни гатят. Я сильнее и умнее, и дееспособнее, а деньги, власть – все у них…
Директора своего бывшего Егоров уважал, на заводе была жесткая дисциплина, но и неплохие заработки, госзаказы: в администрациях многих калужских заводов работали бывшие кагэбешники, умеющие наладить работу, «почтовые ящики» Калуги выполняли заказы в срок и славились высокой технологией производства. Все это оказалось в прошлом. На нынешних «дуроломов», получавших директорский оклад в сумме чуть не превышающей всю зарплату завода, он смотрел с презрением, сплевывая сквозь зубы, тянул свое:
- Ты дело наладь, а потом хапай…
Мелков лихо подогнал автомобиль Егорова к стоянке. Бирюков, выглянувший из окна сторожки, ухмыльнулся.
- Лихачит пацан, пока Хромого нет. Что он там у чужого «москвичонка» крутился? Ты что там, не вздумай зеркала снять?! – шуганул он Мелкова.
- Да я просто посмотреть, нормальный «москвичок».
 А утром был большой хай, машина пропала. Владелец рвал и метал  и требовал свою машину или  любую новую, другую.
- Не обошлось без твоего выкормыша-волчонка! – кричал Бирюков заступившему на смену Егорову. Мелков тут крутился, он и слямзил, его работа, его угон.
-Не мое дежурство, я всего лишь заезжал инструмент взять для ремон¬та, спроси у Николая Алексеевича, мы с ним ВАЗ ремонтировали.
- Ты это, Бирюк, брось, - зыркнул, как испепелил, Егоров.
-Смотрите, Никита Федорович,  профукал машину, напился, небось, заснул, как обычно, а на пацана "наезды" делает, не в дежурство Мелкова ЧП произошло, а он  лохов ищет. Ты дежурил – ты отвечаешь!
-Да крыть нечем,- ответствовал Никита Федорович. Тебе платили, ты и работать и отвечать должен.
Бирюк за голову схватился от такого расклада.
Мелков, загнавший потом машину на запчасти, только чуть не молился на Егорова, казалось, вот она, тюрьма, рядом, а пронесло, как на вороных. С тех пор он не только безоговорочно подчинялся Егорову, но «ловил» команды на лету и уже старался предугадать приказы Николая Алексеевича. Он подменял Егорова, дежурил один, вылизывал до блеска его машину, и видит Бог, что не смел вздремнуть ни секунды, помня приговор Егорова: «Пропадет что или машину угонят – считай, ты - покойник». Мелков знал, что это и будет, ни секунды не сомневался. У них с Егоровым в смену все было «хоккей».
Раз Егоров приехал на стоянку с приятелем.
- Ты здесь поработай, и чтоб у меня все чин-чинарем, а мы с Седым отъедем.
Седой приглянулся Мелкову, веселый, в наколках. Он вспомнил, что в школе слышал о нем и видел как-то мельком, пока Седой не сел.
Однажды Егоров сказал: «Поедешь с нами». Мелков встрепенулся: «На дело?» Егоров мигнул Седому, мол, клиент созрел, но сказал: «Отвезешь нас на одну тихую улочку, но об этом месте молчок».
- Знамо дело, - почувствовал себя Мелков «большим».
Возвращаясь, он чуть не пел, возит таких людей, бензин втихаря продает, запчасти, да и деньжата кой-какие завелись – жить можно. Главное, ему доверяют и какие люди!
- А кто это у нас через дамбу «батонами» шевелит? Торгашики наши: Зинченко с Ерофеевым, на маршрутку даже не наторговали…Пройдитесь, ребятки, пройдитесь, - Мелков пренебрежительно сплюнул в окошко и пропылил мимо дружков, изумленно закричавших:
- Мелков, друг, подкинь! – ребята, разводя руками, потеряли дар речи, глядя вслед быстро удаляющемуся автомобилю.
- Может опаздывал куда? – произнес Ерофеев.
- В созвездие Тау-Кита, - отозвался задумчиво Зинченко.




Глава 6
Весело смеясь, целуясь и обнимаясь, молодые, как быстрокрылые, верткие птички, влетели в гостеприимный бомбейский отель и, провожаемые благодушной, понимающей улыбкой портье, поднялись в свой номер.
- Женя, я на вершине блаженства, но я валюсь с ног! – Элла упала навзничь на широкую двуспальную кровать, раскинула руки и мечтательно глядя в потолок своими прекрасными глазами, протянула по слогам нежным голосом, звучащим серебряным колокольчиком:
- Ин-ди-я, Бом-бей, ты и я - здесь, и с нами – наше счастье…
-Да, моя королева, позвольте мне снять ваши золотые туфельки. – Евгений бережно снял туфельки и стал нежно целовать пальчики ножки, приютившейся в его ладонях доверчивым голубком, - я так счастлив, что даже начинаю бояться.
- Чего, глупыш? – Рука Эллы утонула в роскошной шевелюре мужа, глаза- в его нежном взгляде.
- Что похитят тебя Боги, ведь смертным я не отдам тебя никогда.
Его карие глаза засверкали страстью, он схватил ее на колени к себе, стал баюкать, шепча: «Моя малышка, моя малышка…»
- Длиннее всех в Калуге, - не выдержав, засмеялась Элла. Но больше говорить ей он не дал. Их горячие губы слились, роскошные волосы перемешались… Бархатная бомбейская ночь, расшитая золотыми звездами, словно на ковре-самолете, понесла их души к упоительному блаженству.
Утром, завтракая в нарядном праздничном ресторане отеля, за столом, покрытом белоснежной скатертью, они оживленно разговаривали, делясь впечатлениями о вчерашнем представлении: сценическом воплощении древней эпической поэмы «Рамаяна».
- Понимаешь, - нестерпимо сияя глазами, в которых поселилось счастье,
 говорил Евгений, - у них перипетии сюжета не только разыгрываются актерами, но и рассказываются, как объяснил мне переводчик, ты видела, что представление даже не нуждается в сценической площадке, шикарных декорациях, большом количестве аксессуаров…
- Да, главное внимание сосредоточено на актере, - соглашалась Элла.
- Боже! Какие актеры! Вот бы наши ребята из ТЮЗа посмотрели! В арсенале все: декорации, танец, пантомима, пение и даже – искусство циркового актера. Удивительно!
- А вы там в театре по системе Станиславского? – хитро сощурив глаза, подначила Элла.
- Да. Станиславский – великая личность, - не принял юмора Евгений. – Знаешь, что мне еще очень понравилось? Что одним из ярких выразительных средств традиционного театра являются разные стили, разновидности танца бхарат-натьям.
- И в фильмах у них танцуют и плачут, танцуют и поют.
- Дело в том, что бхарат-натьям связан с культом бога Шивы, а танцы построены на литературном сюжете, они не просто красивая картинка, экзотическая вставка; иллюстрация – вот это, пожалуй, подходит. Здесь пользуется большой популярностью народное зрелище – рамлила и кришналили, которое разыгрывается в дни национальных и религиозных праздников. Герои этих сюжетов Рама и Кришна. Здесь, в Дели, при Академии музыки, танца и драмы открыт Индийский центр искусств…
- Женя, ну когда ты все успеваешь узнать? – жалобно проговорила Элла, досадуя, что она этого не знает, хотя, готовясь к поездке в Индию, они оба много читали об этой стране
            - Просто я не только турист, но и актер, я ехал и за опытом, - рассмеялся Евгений.
– Вот ты говоришь фильмы, а ты заметила, какое детальное изображение быта и нравов на экране, как неторопливо развивается действие.
- Серии на две, минимум, - съязвила Элла.
- Но не на 25, как в мыльных сериалах, и с большим содержанием…
Официант, уже давно стоявший рядом с этой оживленно беседующей парой в позе мумии, не замечаемый туристами, наконец открыл рот и подал счет.
- Красивые эти русские, - думал он удаляясь, ловко лавируя между столиками, - пусть чаевые не очень, но улыбка у красавицы – сам бы заплатил, дается же людям счастье… А как он нежно положил свою ладонь на ее ручку…




Глава 7
- Ну что, Валеев, разомнемся? – Толстый вопросительно глянул на друга.
- Отчего ж, за этим в спортзал и пришли, давненько я не брал в руки штангу…
- Как из армии пришел, так и не брал, дембельнулся – и все в тумане: родительские денежки все пропиваешь.
- Пропивать уже нечего. Давай разогреемся, прокачаем одну группу мышц, сначала побегаем.
-Да я хотел становую тягу поделать.
- Не смеши, не получится, сто лет уже здесь не были. Качаться надо регулярно, сын мой. Побежали.
Друзья затрусили вокруг спортзала.
- Я дыхательные мышцы покачаю, трицепсы подзавяли. Дай-ка мне «блин» для «пуловера».
Толстый все равно взял штангу с «круглыми» блинами, но «становая» обломалась.
- А ты навесь воздушные шарики, получится, засмеялся Валеев. – Курить и пить нам поменьше надо.
- Ты, правильный, пошли в спарринге побоксируем на ринге.
- Сейчас с легенькими блинками поприсядаю. Да, трудновато, - заключил он.
- Работай, мальчик, работай, - Толстый врезал Валею по корпусу, удар получился хлесткий, Блинов был парнишка плотного телосложения. Худющий Валеев покачнулся, но устоял.
- Удары пропускаешь, малыш, - Толстый заехал боковым по скуле.
- Что? – взревел Валеев и, резко выбросив руку, припечатал глаз дружку-сопернику.
Толстый понял, что реакция у Валеева, хотя и замедленная, но комментировать не надо, когда «Азиат» злится – у него получается.
- Обмоем нашу ничью: один-один пивком, - примирительно сказал Толстый, проходя мимо кафе.
- Пошли, жажда мучает.
- Да, Валера, многое тут изменилось, пока ты в армии был.
- Да я уже понял.
- Видишь дом?
- Ну.
- Мужика, что по тропинке идет? Вроде, простой, а ты знаешь, как он раскрутился, дома денег полно, сам не знает, сколько по шкафам и сервантам понапихано, предприниматель…
- Ну ему тоже не с неба падает, есть голова – есть капиталы.
- У него–то голова есть, да приятелям иногда доверяет, а они завистливы, я его друга в Москву возил, так всю дорогу втирал, что у того денег немеряно.
- Да они все, как пауки в банке. Вроде, не мешают же друг другу – разным торгуют.
- Правда, у меня мать сама Ч.П. Знакомых в их среде полно, пощипать бы некоторых, подзаелись, на триста процентов наворачивают цены по сравнению с оптовыми.
 -Давай мамку твою щипанем, - весело предложил Валера.
- Ты что, спятил, у нее таких доходов в жизни не будет!
- Раньше надо было нос по ветру держать, теперь не раскрутишься.
- Ну, кто смел, тот и съел.
Валеев и Блинов вошли в кафе. Им навстречу радостно поднялся Седой.
- Привет, братки, вы как тут?
- Да мы с тренировки.
- А я смотрю, глазик заплывает.
- Кулак друга, - съюморил Валера.
За соседним столом засмеялись: «Глазочек один карий, другой же голубой».
- Что?! – вскинулся Валеев. Иди сюда, я тебя самого покрашу.
Парень под подхихикиванье девушек налился пунцовым цветом. Тряхнул головой, вышел из-за стола.
- Ну, вот он, я.
Валера сунул ему под дыхло, и тот сломался пополам.
- Заводной парнишка, - одобрил про себя Седой. Всегда можно спровоцировать, раз вспыльчивый.
Драку, конечно, разняли.
- А ты молоток, Валеев, - похвалил Блинов.
- Не будет язык распускать. Оля, а ты как тут? – он удивленно всмотрелся в девушку за столиком Седого.
- А я с ней познакомился здесь, - ответил Седой, - да, Олюнь?
- Это ж моя сестра!
- Все мы братья и сестры, - философствовал Седой. Было видно, что он очень понравился Оле. - Это судьба, ребята, на заводе познакомился с братом, в кафе – с сестрой, а его друг – мой друг.
Все развеселились.
- Он же у нас не работает, - неуверенно возразила Оля, - ни на каком заводе.
- Не работает, так подрабатывает, а вообще-то мужик должен зарабатывать, верно, пацаны? – Седой нежно провел рукой по белокурым волосам Оли.
- Быстро у них развивается знакомство, - поразился Валеев.
- Отлично складывается, - похвалил свою интуицию Седой, брат в хороших отношениях с сестрой, а я – ее парень, а сестру, как карту, можно в нужный момент обыграть, заартачится или что, а крючочек готов, а за сестру, за ее жизнь можно на многое подвигнуть человека. - Седой раскладывал людей, как пасьянс, когда финал игры был ему, Седому, заранее известен…
Целый месяц компания веселилась, гуляла и пила, все более увязая в умелых тенетах Седого.
В один из дней Миров, позвонив по телефону, в приказном порядке сказал:
- Валеев, бери Блинова – и ко мне.
- Да у меня голова разламывается, еле встал.
Седой добавил голосу металла.
- Я сказал, а голову полечим.
Дружки явились строго, как в военкомат. Разлив по стаканам, Седой, пронзительно глянув по очереди каждому в глаза, произнес:
- Ребята, мне нужны деньги, сами знаете: за колбасу вы меня «нагрели», пьем месяцами – все на мои. Пора вернуть долг, я не благотворительная организация, не сестра милосердия…
Ребята затравленно молчали, пораженные, как громом с ясного неба.
- Пойдем на дело. - Он вытащил пистолет и положил его на стол. Толстый онемел. Такой расклад он не ожидал.
- Раз «умыл», еще раз не «умоет», - промелькнуло в голове.
 Валеев с больной головы, ничего не соображая, подписался:
- Н а дело, так на дело. Алкоголизм затягивал со страшной силой, в горле – Сахара, хлебнуть бы чего. А стаканы полные стоят, аж дымятся, но Седой знак не давал.
- Кого можно ограбить?
- У Блинова коммерсантов «пухленьких» полно, он среди них крутится, возит за товаром, - Валеев кивнул на друга.
- Блинов сам скажет, а ты свою клиентуру рекомендуй. А нет – присматривай.
- Да, я знаю одну семейку, где живут, как хорошо живут.
Седой заинтересованно слушал. Потом сказал: «Мой план таков». Друганы смотрели в рот, сказочные картины шикарной жизни засияли в воспаленном воображении, они казались себе экстремалами, а Седой говорил так толково, конкретно и четко, что план казался легко осуществимым.
- Но как войти? – спросил медленно соображающий Блинов.
- Войдем в милицейской форме, - ошеломил Седой,- а вот и удостоверение. - «Пахан» положил красную книжечку на стол.
- Пусть на ментов прут.
 Все засмеялись, идея восхищала.
Сейчас придет мой друг, я знаком с ним еще до первой отсидки был, - сказал Миров, - а вот и он, клаксон «мяукнул».
В комнату неторопливо вошел Егоров, скептическим, оценивающим взглядом окинул всех, сел во главе стола. Установилась настороженная тишина. – С этими идем? – он кивнул на пацанов, как на стулья.
- Да, ребята не подкачают.
- В деле были?
- Такое впервой.
- Не сиранут?
Ребята оскорбленно засопели. Седой внушительно положил руку на ствол.
- Они – мои должники и если что – пистолет за трусость спросит.
Холодок пробежал по спинам Валеева и Блинова.
Ермаков понимающе хмыкнул. Ему нравилась в Седом жестокость, оцениваемая им как сила. Седой был первый человек, открыто противопоставивший себя ему. Когда-то он понял, о тех временах он не забыл, что подчинить себе Седого не удастся. Это были прошлые дела, не касающиеся «качков». Узнав от Седого о создании им банды, Хромой решил войти в группу.
- На дело пойдем в четверг, - сказал Седой.
- Не в четверг, а в воскресенье, - отрезал Хромой.
- Я решаю, - начал поднимать авторитет Седой.
- Решает тот, кто отвечает за стволы, а с твоей одной пукалкой делать нечего, ствол должен быть у каждого, так надежнее, а, ребята? – не уронил авторитета Хромой. – Я стволы еще принесу, но нужно сделать глушители. На это мне нужно время.
Пацаны одобрительно загудели. Седой, скрепя сердце, вынужден был согласиться, но заноза в душе осталась…





Глава 8
Миров-Седой, ранее неоднократно за совершение тяжких преступлений по приговорам суда отбывавший наказания в виде лишения свободы, в силу своего возраста, криминального опыта и авторитета среди других членов банды стал, как он считал сам, ее лидером, он свое лидерство не афишировал, пусть ребятишки думают, что они «планируют» нападение, распределяют между собой роли, он-то знает, кого куда поставить. Поощрить их «равноправие» надо на первых порах дележом добычи в равных долях, тогда группа обретет вкус к «деяниям», выражаясь протокольным ментовским языком. Миров понимал, что предстоит еще «обратать» Хромого, а этот орешек покрепче Валеева будет.
-Подожди, старичок, узнаешь, кто главный,   на дело поедем на твоей машине, ты и знать не будешь, что она в работе...- так думал Седой, примеряя ясным сентябрьским днем перед зеркалом ненавистную ментовскую форму.
-Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна,- мурлыкал он, подмигивая заглядевшейся на него Ольге.
 -А ты не говорил, что в милиции работаешь...
-Служба у нас такая,- ответствовал Седой, никогда не посвящавший женщин в свой образ жизни, объяснявший им, что наколки – грехи армейской молодости…
- Пришей-ка, Oлюша, боковой карман, расширь его и углубь, табель¬ное оружие  светить ни к чему. А я в парикмахерскую / не больно-то я с этими художественными лохмами похож на прилизан¬ного мента /,  но эти мысли Седой предпочел не озвучивать.
В это сентябрьское утро, Мелков вышел   из зала суда, не чуя ног от радости. 0н шел на стоянку к Егорову, а в душе у него все пело: еще бы !
-Только бы не посадили, только бы не посадили,- молился он,  ночью, - всем богам - по сапогам. Адвокат обещал, плачено ему было, немало, но все же стремно. Больше не буду воровать,- говорил он себе, сам этому не веря…
И вот совершилось! Имея две непогашенные судимости за совершение тайных хищений чужого имущества, краж, по приговору Октябрьского   райсуда от 10.09.96г. по ст. 144 ч 2 УК РСФСР он был осужден к 2 годам лишения свободы условно  с испытательным сроком в 1 год; по приговору Московского райсуда г.Калуги от 30.09.96г. по ст. 144 ч.2 УКРСФСР он был осужден к 2 годам лишения свободы условно с испытательным сроком В I год. Мелков  вглядывался в выписку из протокола решения суда и презри-тельное снисхождение к самому гуманному суду овладевало им... Он знал, что у Хромого есть оружие, знал, что Седой с ребятишками затевают что-то, знал и жаждал прибиться к стае, войти в доверие. Мелков не хотел знатъ народную мудрость пословицы: "Сколько веревочка ни вейся, а конец будет..." Он все обстоятельно рассказал Егорову, на что тот, одобрительно хлопнув по плечу, сказал:
-Отпускаю сегодня  отметить с девчонками в дежурке, я тут подстрахую, подежурю, у тебя сегодня день - зарубка, с умом и лягавых обойдешь...  Ты соскочил с крючка, пацан, ты соскочил!
Блинова душила жадность, зависть: какие-то салабоны студенты, не нюхавшие жизни, мотаются в Индию, понавезли всего, красуются в нарядах, а у него ничего. Он сдал их Седому с потрохами: где живут, на каком этаже квартира, кто соседи, даже прикинул, что долларей тысяч  сто будет...
Элла была расстроена. Приехав из Индии, они с Женькой узнали, что в отделе произошло сокращение, работы у них теперь нет. Женька -оптимист стал названивать друзьям по поводу устройства, обещали помочь.
-Мир не без добрых людей,- горячо уверял он ее,- пусть у нас
простенькая квартирка, пусть не осталось денег после поездки, но мы побывали в стране твоей мечты. Посмотри, эти безделушки, которыми мы украсили нашу квартирку, всегда будут напоминать нам о лучших днях нашей жизни.
- Бусы, статуэтки – радость папуаса, - грустно резюмировала Элла, - ни денег, ни работы.
- Есть ты у меня, - отвечал ей Женька.
Решительный звонок в дверь прервал их разговор.  Взглянув в глазок,  Женька увидел  свежевыбритого седого милиционера, аккуратного и подтянутого, казалось,  только вышедшего из парикмахерской. Протянув к глазку удостоверение, тот проговорил вежливо, но категорично: «Я ваш новый участковый, разрешите войти?» Блинов, в соответствии с планом нападения и распределенными сре¬ди членов банды ролями, остался на лестничной площадке за лифтом перед квартирой.
- Что-то вас многовато,- пробормотал ошеломлённый Женька, пропуская работников милиции в квартиру.
- Участковый Воробьев, а это наш стажер,- пояснил он, кивнув на чуть не впавшего в ступор Валеева.
Седой,  держа красную папку так, чтобы не были видны наколки на руках, спросил: « Жалобы на соседей есть? Никто  не мешает, не шумит во дворе, не хулиганит?» - обратился он к Элле. – Плановая проверка, - опять пояснил он, видя  ее  недоумение.
- Д а нет, у нас хорошие соседи.
-Так это прекрасно, хозяюшка, водички не дадите, жарковато сегодня...
Валеев понял: НАЧАЛОСЬ! - фраза о воде была знаковая, указываю¬щая: готовность, нападение.
Все в голове Валеева смешалось, каким-то шестым чувством он угадал, что нет денег у этих красивых растерянных молодых, что скромная их квартирка - не то место, где обломится cто тысяч долларов. Да та ли это квартира? Та! Вот же и сиамский кот, описанный Блиновым, вот же и красивое сари на хозяйке, стоящее в Индии гроши… Не надо убивать! - закричало все существо Валеева, закричало немым, внутренним криком. Седой встал с табурета, попил воды и направился вместе с Валеевым к дверям, якобы, уходить. Женька двинулся провожать. Седой вытащил пистолет и выстрелил в него и тут же - в Эллу. Они даже не поняли ничего.  Как роскошные цветы, срезанные немилосердной рукой судьбы, упали они в прихожей лицом друг к другу. Голова Женьки дернулась, и Седой добил его вторым выстрелом в голову.
От всего увиденного Валеев схватился за голову, крича:
- Нет у них денег, нет, пацаны же! Зачем убил? Я ухожу!
Седов направил на него пистолет, швырнул в комнату:
- Работай!
Валеев начал лихорадочно обыскивать квартиру. И не мог. Ноги у него подкашивались.
- Где этот продуманный Блин? Чистеньким хочет быть! Смылся, зараза, тварь.
Он выскочил в дверь – Блинова след простыл!
Вернулся, Седой вовсю шарил на кухне, на антресолях, Валеев «работал» в комнате, он увидел золотой перстень-трясучка в руках сразу прошла, схватил его, красный камень блеснул, как капли крови, усеявшие пол. Боковым зрением заметил в руке Седого нож.
- На, добей, - протянул он нож Валееву.
- Кого резать? Мертвые уже. Красивые были.
- Бей! – говорю.
Валеев ударил несколько раз.
- Перстень с брюликами, цепочка, деньги, немного, - подытожил Седой, - сунул диктофон «Панасоник» в сумку, зачем-то мягкую игрушку, собачку.
Седой напялил часы, взял ключи.
- Уходим, нет долларей, все, даже банки перерыл на кухне.
Колечки серебряные, две цепочки, дипломат, не представлявший ценности, - что-то, но не то, о чем желалось – мечталось.
- Студенты, - презрительно обронил Седой, закрывая квартиру ключом.
В машине ждал трясущийся Блинов.
- Сука трусливая, получи! – Седой въехал в ухо от души, - Вези, Блин горелый!
Блин повез.



Глава 9
Новый год – хороший праздник! Начинать работать  после нескольких дней веселья тяжело. Голова гудит. На столе недопитый кефир. По утрам с ним легче.
Веселая секретарша приносит дело, кладет на стол - распишись... Подпись в журнале.
-Зачем так жестоко после праздника? Что там /в деле/?
 -Не знаю. Секретарша упорхнула.
Голова вновь падает на стол. Через десять минут звонок по телефону.
 -Дело получил?
- Какое дело? А да. Получил. А что? Сейчас! Ничего не понял. Голова снова падает на стол.   Через пять минут дверь отворяется, в кабинет вваливается толпа следаков, приносят коробки и пакеты - это вещдоки. На коробках и паке¬тах бирки.
- Распишись.
- А почему я?
-Так по твоему делу.
-Откуда столько, что за дело?
-Дело передали в ваш отдел, справишься / может, для показателей, может, чтобы нас разгрузить / Позвони в Управление. Ушли. Сразу начальники перед молодым.
 Высоколобый следователь путинского призыва Морозов Алексей Иванович звонит в  Управление и слышит:
-Бондарев Семен Григорьевич говорит. Ты дело получил?  Завтра срок, так что готовь продление, и с предложениями - ко мне.
В кабинете тишина. Гора пакетов, коробок, том дела на столе, а за окном - снег. Голова снова падает на стол. Подкладывая руки под голову, Алексей нащупывает на столе недопитую пачку кефира. Вот это то, что нужно, а то дело, распишись, продление, предложения.. .Ощущая лбом холодную поверхность стола, подумал, что до обеда он ничего делать не будет. Слава Богу никто не уволит, заснул и привиделось предпраздничная работа, застрявшая в мозгу, то как он,
Алексей накручивает диск телефонного аппарата.
-Привет! Как у вас дела?- звонит бывшему сокурснику в Управление.
 - Дела у Прокурора, так, обычно.
- И у меня  как обычно: завал. Я тут дело одно получил, почитал, есть предложение, я подъеду потрещать.
- Да хоть сейчас.
-Давай после обеда, а то тут один дебил ломается сидит / рассчитано, чтобы слышал дебил/, кстати, подскажи, если он напишет "чистуху", она ему поможет?
 Алексей включает громкую связь. Сокурсник, принимая условия игры, отвечает:
-Ну, если только вы пойдете ему навстречу...
 - Я ему объяснил, что дату на "чистухе" можно поставить любую, поэтому с нами можно и нужно дружить.
 «Дебик» сидит, наматывая на ус...
 - Ладно, я вам работать мешать не буду, я только хотел узнать, есть у вас настроение съездить к этим чертям?
-С тобой с удовольствием.
Их там задержали на разбое москвичи. Нам они интересны, поэтому хотелось бы, конечно, съездить, может нам обмозговать это?
- Ты по этому поводу хотел подъехать?
- Да.
- Тогда после обеда.
Проснувшись и прочитав дело, Алексей уже прикинул, что нужно сделать в первую очередь и как воспользоваться тем заделом, который управленцы уже подготовили. Он умел сотрудничать с управленцами. И так планировал свою работу, чтобы наиболее эффективно продолжить начатое ими.
Вся вторая половина дня пройдет в обмене информацией и предложениями. Первое, что для себя решил следователь, это то, что злодей, рассказывавший об убийстве таксиста, не просто так совершил это преступление, случайность исключается, за ним есть и другие дела. Он отрицает свою вину и переводит «стрелки» на своего неудачливого подельника по последнему эпизоду. Алексей решил это использовать в интересах следствия. Как он это сделает, он еще не представлял, но его практический опыт подсказывает, что это слабое место в защите преступников.
Второй важный момент, что обвиняемый начал говорить строго по эпизоду таксиста, он на крючке и никуда не денется, от этого надо и плясать, настрой его очевиден. Значит, к очередной встрече с ним нужно продвинуться вперед, чтобы он чувствовал, мы его опережаем. Тогда он не замолчит, и уже двое будут в наших руках.
Повесив на дверь кабинета записку: «Я у экспертов», следователь направился в город, в книжный магазин, потом зашел на рынок, купил корм и качели попугаю и присмотрел  подарок жене – тефлоновую сковородку на Рождество. Всем ведь нужны подарки. А так и жене приятно готовить и самому можно вкусно поесть. Алексей не был лишен здорового практицизма в житейских вопросах. Замерзнув, он закинул покупки в кабинет, сменил записку на двери: «Я в УВД. Буду поздно.» Чтобы никто не искал сегодня. Он уехал в УВД, а в голове вырисовывался план поездки.



Глава 10
Взобравшись на третий этаж, Нина Васильевна отдышалась и хотела нажать на кнопку звонка, но дверь предусмотрительно распахнулась.
-Проходите, Нина Васильевна, здравствуйте,- на пороге стояла Анечка, её бывшая ученица, в ночной пижамке и без макияжа.
- Леш, ну давай возьмем хоть на два дня в неделю мою учительницу няней к Димке, она сейчас без работы, у них в школе четыре русички сократили, нет часов…
- Но он же у нас в садик стал ходить, ты получила возможность работать в своей страховой фирме,- удивился  Алексей, - да и на зарплату следака, не разгонишься...
- Я хочу поддержать свою учительницу хоть немного. Скоро деньги в фирме загребать стану.
- Делай, как хочешь, - засмеялся Алексей, - что-то он, правда, частенько в этом садике болеет.
Маленький худенький мальчуган Дима удивленно уставился на незнакомую тетю.
- Нина Васильевна, у вас паспорт с собой?
Нина Васильевна, занимавшаяся подготовкой абитуриентов в ВУЗы, подрабатывающая и няней, всегда носила на работу, носившую частный характер найма, все документы.
- А что не доверяешь, не первый год знакомы?
- Да я не в этом смысле, -смутилась Анечка,- вы за кого на президентских выбо¬рах будете голосовать ?
-За Путина, разумеется, как за кандидата, провозгласившего курс на укрепление законности и порядка. – Нина Васильевна как педагог знала, что без порядка ничего не  выйдет ни в школе, ни в стране.
-Дадите мне свои паспортные данные, я тут себе еще одну подработку нашла -  составляю списки избирателей, поддерживающих кандидатуру Путина.
- Конечно,- Нина Васильевна протянула паспорт.
Покончив с   паспортом, Анечка принялась объяснять, чем кормить, когда укладывать спать сынишку, и стала прощаться с Димкой.
Она закрыла дверь, и Димуля заголосил, как милицейская сирена. Нина Васильевна кинулась утешать мальчугана, но тот совсем впал в отчаяние. Нина Васильевна, в ужасе заткнув уши, убежала на кухню и стала греметь кастрюльками, подогревая кашку.
Вдруг в квартире наступила тишина.
- Супчику хочу,- сказал малыш, входя на кухню, заинтересованно наблю¬дая за манипуляциями няни с тарелками.
- А кашку?
-Сама ешь. Супчику, - твердо заявил Диман.
Пока ребенок ел, Нина Васильевна огляделась: в холодильнике ничего особенного- домашние «заготовки», квартира двухкомнатная, осталась от умершей бабушки на паях с тетей. Потолки высокие, батареи слабенькие, холодно. Нина Васильевна зябко поежилась в своем шерстяном платье, вот и Димулъка болеет.
- Ну что, Димуль, пойдем в зал поиграем в кубики?
-Телевизор смотреть,- изрёк Димуля, -Путина.
-Что-то не включается. Нина Васильевна беспомощно потыкала по кнопкам дистанционника.
- В розетку включила?
-  Господи, нет. Разбирался бы еще. Мультики смотри, кроха.
-Путин, Владимир Путин,- узнавающе проговорил Дима.
- Где?
Путин, иронически улыбаясь, смотрел с голубого экрана на Нину Васильевну, а она ,изумленно, - на Диму.
- Это же надо, какой продвинутый, политически подкованный трехлетней ребёнок,-
удивилась она про себя. - Во попала. - Не брякнуть бы чего лишнего, папенька,
перспективный следак, заметет. Да ладно, не тридцать седьмой,- успокоила она себя.
- Все друзья на веточке, лишь я, бедняжка, в клеточке,- донеслось сверху.
- Кто это сказал ?- вздрогнув, спросила Нина Васильевна.
-Кока,- пояснил Димулька,- попугай. К Коке хочу.
Няня поставила Димку на стол к клетке, а сама уселась на диван с детективом, окинув одобрительным взглядом филолога хорошую библиотеку сыщика.
- Надо же, как папенька попугая специфически обучил, от профессии не уйдешь, - подумала она. Раздался телефонный звонок.
- Здравствуйте, Нина Васильевна,- проговорил "папанька",- как там Дима? -  Все нормально? Не плачет?
-Что он больной, плакать, брякнула Нина Вacильевна, опешив от неожиданности. - Он в надежных руках, беседует с Кокой, -авторитетно заверила Нина Васильева
- А вы где? Не упадет?
- Что вы! Я рядом. - Нина Васильевна ринулась с дивана, еле успев подхватить рухнувшего со стола Димку.
- Ну, ну, желаю удачи, - и Алексей Иванович, слыша испуганный рев Димки, растерянно повесил трубку.
Кока, вызволенный из неволи Димкой, уселся на зеркале и назидательно разъяснил тетьке:
 -Кока птичка дорогая, берегите попугая.
- Ты, рифмач, не знаешь, кого беречь, да, Димуль?
Несчастный, испуганный малыш покорно кивнул головкой, соглашаясь.
- А ты, летающий пучок перьев, помолчал бы,- Нина Васильевна хотела смахнуть Коку с зеркала димкиными колготками. Но тот бесцеремонно уселся ей на плечо и вдруг больно ухватил крепким изогнутым клювом за губу.
 От неожиданности и боли Нина Васильевна с Димкой на руках села мимо дивана прямо в коробку с кубиками. Кока метался по комнате, Димка опять заревел, а Нина Васильевна уговаривала его, нежно прижимая к себе:
-Димуль, не плачь, ты еще не знаешь, какой я великий педагог, как я тебя воспитаю  в спартанском духе, ты у меня Генеральным Прокурором будешь, поверь, все мои ученики - блестящие офицеры, а этого горластого пирата, террориста проклятого, мы в клеточку посадим, всем им туда и дорога...
 - Великий, великий, великий пи-да-гог,- надрывался Кока, летая по комнате.
Когда вечером пришел папа, Нина Васильевна не без радости сдала ему Димку на руки и, спускаясь по лестнице, помахала всем ручкой:
-Чао, террористы. Признаться, она устала от проклятого Коки, любимчика папы, а продвинутый "сыщицкий" ребенок, оказывается, обожает включать и выключать свет, но, чтобы это сделать, надо непременно попроситься на ручки, а то не дотянуться... Но Димка ей понравился, потому что он умный.



ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...