Торжество одиночества

Они сидели втроем в кафе. Она настояла на «Перцах», хотя двое других не любили это место. Любимые диваны у окна к счастью оказались свободными, поэтому сейчас все трое расслабленно потягивали кофе. Вторая закурила. Она оторвалась от чтения и отложила листки в сторону. Он сидел на стуле напротив и внимательно изучал Ее. Он видел Ее во второй раз, хотя несколько раз слышал о Ней от Второй.
Вторая медленно выдохнула дым, и он повис облаком над столом.
- Ну, как тебе?
На Ее губах появилась улыбка. Совершенно особенная - лукавая, многообещающая и не предвещающая ничего хорошего.
- Давай ты сначала.
Вторая пожала плечами и начала что-то вещать. Она особо не вслушивалась. Надо было подготовится - Она не хотела быть такой же как и всегда - мямлящей и не умеющей ясно и четко выразить свое мнение. Он кивал, улыбался и отшучивался. Наконец, они закончили. Вторая повернулась к Ней.
- Теперь ты!
Она распрямилась, села поудобнее, взяла со стола листки и карандаш.
- Что ж… Стихи, для начала. Веселенькое оставим на потом.
Он слегка недоуменно взглянул на Вторую. Она продолжала.
- Не буду многословна. Мне - очень не нравится. Если пытаешься соблюдать ритм и рифму - соблюдай. А то твои жалкие попытки удержаться в силлабо-тонике неизменно проваливаются. Пиши верлибры. Они лучше.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание.
Молчание электризовалось. Она решила продолжить.
- Теперь проза. По стихам я все-таки не специалист, так что особо не принимай во внимание мое неавторитетное мнение. А твои рассказы…
… Хах! И это ты называешь русским языком?! А грамматические правила для вас, сударь, не писаны? О, господи… А это что за, извините, ересь? Ужас, просто ужас. Не пишите больше, умоляю вас! И выкиньте это все!
Она закончила. К концу речи Ее глаза горели, дыхание было глубоким и прерывистым, волосы слегка растрепались. Она откинулась на серую спинку дивана. Он дрожащим руками достал сигарету. Выронил. Достал еще одну, закурил с пятой попытки. Вторая молчала.
На Ее губах была улыбка торжества.
Он тихо спросил:
- А что если я после таких слов - и сразу в реку вниз головой?
Она засмеялась. Смех, как наждачка, стирал сердце в кровь.
- И ты думаешь мне будет какое-то дело до этого?! Да я буду еще сильнее презирать тебя. А может ненавидеть?
Она резко склонилась к нему. Лицо ее приобрело жесткие черты, губы искривились в полу-усмешке, голова автоматически поднялась чуть вверх. Голос - холодный и острый.
- Может ненавидеть? Ненавижу ли я тебя? Презрение - да. И ревность…
Вторая подалась вперед, чтобы вмешаться. Она остановила ее.
- Не вмешивайся, дорогая. Я разговариваю с этим молодым человеком, не с тобой.
Он выглядел испуганным.
- Продолжим. Ревность и порожденная ею ненависть. Ты абсолютно недостоин этого благородного чувства. Знаешь, я невзлюбила тебя с того момента, как услышала первое хорошее слово о тебе. Жалкий, бедно-культурный. Имя твое мне противно. Потом, когда ты причинил боль - я почти хотела убить тебя. Так обойтись с единственным человеком, к которому мое черствое сердце испытывает хоть какие-то теплые чувства.
Она говорила и говорила. Небрежно облокотившись на стол, она смотрела не на Него, а куда-то в сторону.
Она разительно отличалась от собеседников. Всегда модно одетая, с кудрявыми пепельными волосами и серо-голубыми глазами, Она была похожа на аристократку 21 века. Они были другими. На Нем была темная рубашка, сверху - непонятного цвета жилетка. Темно-синие джинсы, уже изрядно обтрепанные, болтались на бедрах, удерживаемые одним только ремнем. Вторая была одета в темно-зеленый мешковатый свитер, черные джинсы и черный же шарф. На шее у Второй перепутавшись с шарфом висел плеер и наушники. Вторая была воплощением поэта.
Она закончила. Он медленно поднялся из-за стола и шатаясь сделал пару шагов по направлению к выходу. На Ее лице появилась привычная ухмылка. Она вновь откинулась на диван. Он, вернувшись за курткой и сумкой, взглядом позвал Вторую. Они ушли.
Она сидела на диване, допивая остатки кофе. Торжество одиночества зло улыбалось этому миру.