Мнение Гегеля о святых местах

Вспоминается, как Гегель оценивал поход крестоносцев к Гробу Господню: «В этом гробе христианству не дано было найти окончательно своей истины. У этого гроба христианские народы еще раз получили тот ответ, который услышали апостолы .. : «Что вы  ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес». Вам следует искать принцип вашей религии не в чувственном, не в гробе у мертвецов, а в живом духе, в вас самих .. идея соединения конечного и бесконечного обращается в бессмыслицу, заключающуюся в том, что бесконечного как этого искали в совершенно изолированной внешней вещи. Христианство нашло пустой гроб, а не связь мирского и вечного» (Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. - СПб., 2005. - С.405).  В другом месте Гегель выражается так: «Христианский мир искал внешнего присутствия Христа в стране ханаанской, искал Его следов, горы, где Он претерпел страстные муки, Его гроба. То, что он представлял себе как действительное, он и в самом деле завоевал как действительное; но гроб остается гробом» (Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. - СПб., 2001. - С.230). Конечно, христианский мир искал внутреннего присутствия Христа в святынях, но для Гегеля внутреннее, святое, божественное не может быть во внешнем, материальном мире. Цитата из Евангелия говорит лишь о том, что в гробе нет физического присутствия Тела Христа, но это не значит, что в Гробе Господа нет непревзойденного пребывания Воскресшего. Соединение божественного и тварного у Гегеля может быть только субъективным, в духе, но не объективным, вовне. Это отрицает Боговоплощение, когда соединение Бога и человеческого произошло не только мысленно, в сознании Бога, но и реально. Характерно как Гегель критикует католическое понимание причастия:: «Эта гостия как предмет считается, с одной стороны, божественным, а, с другой стороны, она по своей форме представляет собой недуховную внешнюю вещь .. перед этой вещью с ее совершенно внешним характером человек должен преклонить колена .. Лютер внес перемену .. он сохранил в том, что мы называем причастием, мистическую черту, представление, что субъект воспринимает в себя бо-жественное, но он утверждал, что этот предмет божествен лишь постольку, поскольку его вкушают с субъективностью духовной веры и он перестает быть внешней вещью» (там же, С.192). Вот он, протестантский пафос: материальное и божественное соединяются, если верит субъект, но на самом деле они разъединены. Мистическое в причастии, которое сохранил Лютер, является не объективным, но субъективным, и поэтому должно улетучиться. Божественное близко в вещественной святыне не на самом деле, со стороны Бога, но лишь со стороны человека, как «мимолетное виденье». Поэтому, когда вера слабеет, уходит в схоластику или просвещенческий разум, то и мистическое уходит из мира, поскольку действительно в нем не присутствует.  Во Христе Бог существует в «изолированной плоти», но у Гегеля это не распространяется на мир: мир остается непричастным великому союзу Бога и человека. Воплощение Бога у Гегеля, как и у всех протестантов, остается изолированным событием. Для нас, - там, где воскрес Бог, там Он навсегда. Для Гегеля Он был там только в момент Воскресения. Присутствие Христа в святыне не вечно, но временно. Если я субъективно верю, то для меня это будет присутствием божественного, но самого вечнобожественного в святыне нет. Все как раз наоборот: для православных Гроб Господа – это место постоянного присутствия Воскресшего, это ярчайший свет благодати. Для протестанта Гегеля – это пустой гроб, могила для благодати, гиблое место, где нет Христа, где похоронен Его свет; для них Христос здесь мертв, для нас – жив. Не понимают, что если Христа нет во внешних святынях (напр., в Гробе Господнем), то скоро Его не будет и внутри, в субъективной вере, которая так дорога Гегелю; если нет мистического пребывания вечности во внешнем, то и внутри будет лишь пустота преходящего времени. Так что, не крестоносцы нашли пустой гроб, это протестанты обрели собственную пустоту у христианских святынь, осознали свою непричастность божественному, которое они изгнали из мира ради индивидуалистической веры. Они не хотят преклонять колена перед Богом в святыне, и это приводит к тому, что они все реже преклоняют колена вообще: зачем эти телодвижения, если поклонение «в духе»? В каком «духе», - вот в чем вопрос.