Вечная

Они сидели втроем на даче. Летом. На закате.
Кузнечики, плеск Волги, шелест яблонь.
Подъехал Алин племянник на новом «мерсе».
- Встречайте,- сказал он важно.
Стал таскать из багажника пакеты с едой, вином, пивом.
- Я на все выходные.
- Хорошо, - сказала Аля.
В выходные они никогда не бывали одни. Гостей любили и хорошо принимали.
- Ты сигареты привез?
- Забыл. Сейчас съездим.
Аля и Глеб много курили. Все приезжающие везли сигареты.
Их сын Миша не курил. Он был чудесным 18-летним мальчиком. Сдержанным, умным,  чистым.
- Сереж, и я с тобой, можно, мам?
- Езжайте. Только недолго.
Торговая палатка была в соседнем садоводстве, в сорока минутах ходьбы.
Машина взревела, хвастаясь всеми своими лошадиными силами и, взвизгнув покрышками, умчалась.
- Не будем ужинать. Их подождем.
- Ладно,- ответил Глеб.
Закурили. Прошло 20 минут, полчаса, сорок …
- Где они запропали, кушать хочется,- тихо сказала Аля, она не хотела верить душе, только взглянула на Глеба.
- Пошли им навстречу,- бодро ответил он.
Глеб взял ее за руку, и они вышли из калитки.
Километра через полтора забор кончился и в наступающих сумерках они вдалеке стали рассматривать скопление пятен, то ли людей, то ли машин.
Она побежала.
Дальше – стоп-кадр. Больше никогда память не показывала ей эту березу у обочины, разрезавшую машину пополам.
Ни она, ни Глеб так и не смогли себя убедить, что они не виноваты в том, что сына больше нет.
Они принимали его друзей на поминках и в дни его рождения. Смотрели, как растет сын у девушки, которую Миша любил, она вышла замуж не сразу и за друга Миши.
Они болели, болели и старели. Работали, работали, работали…
И вот они снова на даче, вдвоем, и с ними третьей их вечная любовь и печаль.
Лето, закат, кузнечики и шелест яблонь.