Фантасмагория. 21

                Двойная рокировка.

    Погибшего нашла приходящая домработница. Зашла в здание как обычно, открыв дверь своим ключом, и приступила к уборке. Хозяин не всегда в это время находился дома, отсутствие его не насторожило. Удивило, что дверь кабинета оказалась открытой. В эту комнату женщина никогда не входила, даже уборку в помещении старик производил сам. По-другому нельзя было, так как в святая-святых поселился творческий бедлам, и любое вмешательство несведущего человека могло нанести непоправимый вред.
    Женщина заглянула внутрь, увидела сидящего в кресле хозяина и побоялась тревожить.
    Закончив уборку, она всё же решилась обратиться к старику, потому что, уходя, получала иногда задание. Хозяин никак не отреагировал на робкие покашливания снаружи, а потом и на стук в дверь. Только тогда домработница почувствовала неладное. И даже тогда женщина не вошла в кабинет. Вошли врачи, вызванные ею. И уже они позвонили в полицию.
    Через пятнадцать минут послышался нарастающий вой сирены и притих у дома. А ещё через две врач докладывал капитану. Его коллега стоял рядом, не вмешивался, но прислушивался.
    - Там два трупа. Старик в кресле умер часов шесть назад. Второй лежит обнажённый на столе весь в проводах. Похоже, брат. Близнец к тому же. Даже родимые пятна на шее одинаковые. Сразу не понять, от чего умерли. Вскрытие необходимо. Внешних признаков никаких. Был бы один, а то – два! Не трогали ничего, не натоптали. Убедились, что уже не помочь, и вызвали вас.
    И полицейские мало что поняли. Хозяин оказался известным в своих кругах учёным, и опутанного проводами близнеца могли лечить, ведь они тянулись к приборам, и рядом находился включённый компьютер. Но почему умерли оба? Вопрос остался открытым. Определиться должны были патологоанатомы.
    Криминалисты сняли отпечатки пальцев, сфотографировали всё. Компьютер и трупы увезли для изучения. Со слов приходящей работницы офицеры узнали, что старик жил в загородном доме один, гостей не принимал, был нелюдимым, колюч и не в меру придирчив.
    Предстояло выявить родственников. Им много чего нужно было сделать кроме этого, поэтому спешили. Мегаполис подбросил очередную загадку, но и без этой хватало.
    Эксперты не определились, отчего умерли старики, а когда узнали, что у них идентичные отпечатки пальцев, и вовсе сдались, списали всё на сердечную недостаточность.

    Первым делом полицейские посетили научно-исследовательский институт, в котором долгое время работал один из погибших. Посчитали, что корни растут оттуда. Институт был закрытым, занимался непонятно чем, и там сразу заинтересовались случившимся.
    Поступила команда, и погибших перевезли в институт. Кто-то могущественный вмешался, решив, что так будет лучше. Забрали и компьютер.
    Закрыть дело полицейским не позволили, но и спрашивать за него стали не так строго, потому что засекреченный институт не подчинялся Министерству внутренних дел.
   На запросы работники института отвечали, но откровенно отписывались. Расследование там явно не стояло на месте, так как время от времени из института обращались в полицию с просьбами.
    Пришлось выяснять, откуда умерший брал средства для покупки дорогостоящей аппаратуры, а её было полно в квартире. Столько и такой дорогой даже институт мог позволить себе, лишь включив в план покупок на следующий год.  Заинтересовали бывших коллег погибшего и связи профессора-пенсионера, с кем общался в последнее время. И, конечно, снимки с места происшествия.
    Проблем с деньгами у учёного не было, так как промышленники умудрялись использовать его наработки, и это приносило ощутимый доход. Счёт в банке удивил даже полицейских, считающих по старинке учёных мужей бедными родственниками. Родители его не дождались внуков, даже женитьбы единственного отпрыска. Умерли, оборвав связь сына с внешним миром.
   Что погибший ни с кем не общался, лишь с поставщиками и домработницей, полицейские уже знали. Теперь это узнали и в институте. И всё бы ничего, не будь второго трупа. Тот смешал карты. И те, и другие терялись в догадках.
    Ответ полицейских мало помог бывшим коллегам погибшего, зато сами они по запросу поняли, что в институте создана комиссия, занимающаяся расследованием. Они выяснили имя человека, возглавившего её, и узнали, что тот успел прославиться.

    В институте не удивились назначению Михаила Кацнельсона старшим в группу расследования. Она так только называлась, на самом деле изучала наследие погибшего учёного. И кто, как не он, молодой доктор наук, мог не только руководить расследованием, но и разобраться, чем долгие годы занимался талантливый, неординарный человек, ушедший на пенсию чуть ли не со скандалом.
    Профессором завладела в своё время идея-фикс, таковой посчитали её. А он ни о чём другом уже не мог думать. Мужчине оставалось чуть меньше года до долгожданной свободы, чтобы заниматься только своим. Пусть дома, пусть в одиночестве. Но над ним сгустились тучи. Все занимались проблемами института, а начальник отдела большую часть времени витал в облаках, думая о своём. Хорошо бы только сам, но отвлекал при этом других, раздавая непонятные задания.
    Профессора освободили от занимаемой должности, отдав отдел заместителю, молодому и покладистому человеку. Перестали теребить, сознавая, что осталось чуть-чуть до пенсии. На заслуженный отдых мужчину отправили без помпы и сразу забыли.
    А он взял и напомнил о себе непонятной смертью, загадочным трупом и стопкой тетрадей, исписанных мелким почерком. Почему-то сокровенное учёный старик доверил по старинке бумаге, а не компьютеру. Их и начал читать в первую очередь Кацнельсон. И вновь не поверил написанному чёрным по белому, посчитав идею шарлатанством. Такое уже исповедовал погибший, когда работал в институте. Но смущали второй труп и куча предметов, сложенных в ящике.
    Всех вещей было по паре. На карандаши, ложки и две правые перчатки молодой доктор наук не обратил внимания. Смутили половинки тарелок и расколотых камней. Обломки оказались взаимозаменяемыми. Такого не могло быть.
    «Невозможно разбить две тарелки или расколоть два камня, чтобы обломки их точно подходили при замене, – думал учёный, перебирая вещи. - Да и найти одинаковые камни вряд ли получится»!
    Нереальность очевидного занозой засела в голове.
    Мужчина вернулся к записям. Он теперь по-другому читал текст – пропала ирония. Вскоре понял, чего добивался учёный, теоретическая часть начала проясняться. Оставалось понять, как воплотил задуманное в жизнь? Без подтверждения опытами теоретическая часть выглядела предположением, не больше. И тут попалась под руку блок-схема устройства, которое, похоже, и заняло весь огромный кабинет. Большой раньше, но тесный сейчас, когда свободными от приборов остались лишь узкие проходы, он напоминал институтскую лабораторию, в центре которой располагался стол, опутанный проводами.
    С содержимым компьютера в полиции ознакомились, но ничего не поняли. В институте его вручили руководителю группы, и прибор в итоге занял в кабинете старое место.
    Через неделю Кацнельсон только начал понимать алгоритм работы изобретения, когда позвонила секретарша директора и предупредила, что в семнадцать часов его ждут с отчётом: начальство интересовал ход расследования. Пришлось отвлечься и не просто отвлечься – готовиться.
    В кабинете собралась верхушка администрации и начальники отделов, весь цвет института. Руководитель хотел разобраться с ситуацией, чтобы пресечь будоражащие воображение слухи.
    - Мы собрались здесь, Михаил Семёнович, чтобы выслушать тебя и помочь составить вразумительный отчёт, который удовлетворил бы всех. Пора освободить светлые головы от непродуктивной работы. Слушаем тебя.
    - Сомневаюсь, что получится! - ответил молодой человек, раскладывая обломки тарелок и камней на столе. – Всё оказалось не так просто.
    - Что это? – директора удивил ответ и предметы, выложенные на столе несговорчивым подчинённым.
    - Если сумеем ответить на этот вопрос, и на другие получится. Перед вами обломки тарелок и камней. Заметьте, одинаковых тарелок и одинаковых камней! Можно было принести пару правых перчаток с идентичными потертостями, но хватит и этого.
    Присутствующие разобрали предметы, а мужчина продолжал:
    - У любого обломка есть две ответные половинки. Как такое можно сделать?
    Какое-то время все молчали, проверяя сказанное, но вскоре непосредственный начальник Кацнельсона высказал предположение:
    - Ты хочешь сказать, что изгнанник наш изобрёл синтезатор? Расколол камень и получил точные копии половинок?
    - На это указывают представленные вам экспонаты.
    - А труп? Точная копия Василия Ивановича?
    - Сам ломаю голову над этим. Что-то проясняться стало, когда приступил к изучению установки. Василий Иванович Фетисов стал современным алхимиком. Я обнаружил в гараже мешки с песком. Он расщеплял песчинки на атомы, менял в них заряд ядра и электронного облака. Вы можете себе такое представить? И лепил из них новые молекулы, а потом и задуманное тело из них. Должен заметить, что две трети установки предназначены для исследования опытного образца. Зачем, спрашивается? Потому что есть вещи сложнее тарелок с камешками. Он синтезировал себя!
    - И всё это Фетисов соорудил? С его-то бредовыми идеями? – вмешался в разговор заместитель директора.
    - Не бредовыми оказались. Во всяком случае, часть из них сумел воплотить в жизнь. У него получилось создать существо, но не получилось оживить. Не удалось вдохнуть искру божью. Я обнаружил во дворе дома несколько захоронений собак. Но прототип жив, бегает по комнатам.
    - Почему тогда воспроизвёл себя, если животных не получалось?
    - Спешил. Подумал, что нашёл причину неудач. Работал на износ, боялся не успеть и не успел. От старости ещё не придумали лекарств. Этим как раз он и занимался. Других версий на данный момент у меня нет.
    Все задумались. Невероятное не становилось очевидным: не верилось.
    - И ты сможешь нащёлкать таких же камешков? – спросил директор.
    - Если сумеем разобраться в ней. И я не сказал главного. Чтобы получить килограмм золота на этой установке, нужно продать полтора и использовать на это всю выручку.
    - Ха! – выкрикнул кто-то. – В этом весь Фетисов. Отмочил Василий Иванович напоследок! Откуда сам брал деньги?
    - Кое-что запатентовал. Попутно много чего открыл. Знаете, как такое происходит. На заводах внедряли его разработки, платили. Кстати, мне просмотреть патенты предстоит, это поможет разобраться.

    Кацнельсон вначале злился, что его раньше времени выдернули на ковёр, но совещанием остался доволен. Готовясь, он непроизвольно прояснил для себя некоторые вопросы. И если раньше ему помогал всего один лаборант, то теперь дали лабораторию. Её работу, правда, засекретили для остальных сотрудников, что снизило эффект.
    В полицейский участок пришла депеша с распоряжением спустить дело на тормозах. Через неделю про него забыли. Слухи в институте не прекратились, но молодого доктора наук это мало волновало. Вскоре они прекратились без подпитки. Жизнь в институте вернулась в обычную колею, происшествие лишь на время отвлекло от серых будней.
   Доктор наук поселился в загородном доме погибшего и на работе появлялся редко,
лишь отправлял иногда в лабораторию приборы с сопроводительной запиской. Там пытались сделать то, что не сумел он. Не всё получалось и у них. Пришлось увеличить штат сотрудников лаборатории.
   Свою лепту в непонятное внесло изучение трупов. Идентичные, их отличали лишь по биркам.
    Руководство института Кацнельсона не торопило. Желание узнать, как такое могло произойти, мучило, но люди понимали, что молодого учёного подгоняет любопытство.
    Работа не стояла, но продвигалась медленно.

    Кацнельсон изучал то ли дневник, то ли описание мытарств изобретателя. Ему был понятен ход его мыслей, часто догадывался, что тот делал потом. Он не всегда соглашался с выводами и знал, что проверка не помешает. Простого описания не хватало. Михаил Семёнович в таких случаях вскрывал тот или иной блок и проверял, как решил вопрос хозяин домашней лаборатории.
    Домработница по-прежнему приходила убирать и ухаживала за собакой. Труд её был оплачен за год вперёд.
    Учёный удивлялся, что молодая дворняжка не бегает по двору, а часами находится возле него. Она могла спать рядом или думать о чём-то своём, но сразу оживала, когда приходилось проверять работу какого-либо блока, включать его. Равномерный гул приборов настораживал. Домработница призналась, что Кацнельсон единственный, кого собака признала сразу, не лаяла как на остальных.
    Исследователь никогда не заглядывал вперёд, был последователен при изучении документа.
    Заключительные записи показались сумбурными, написаны нетвердой рукой. Создавалось впечатление, что автор спешил, излагал лишь тезисы, чтобы не потерять мысль и вернуться к ней позже. Последние фразы профессор писал в прошедшем времени, в настоящем, а то и в будущем. Предположить можно было что угодно, расшифровывая такое. Кацнельсон запутался.
    Какое-то время он думал, что оживить близнеца удалось, и он умер вместе с создателем. Двойник страдал теми же недугами, что и его прототип. Время, отведенное пенсионеру судьбой, подходило к концу, и умирали оба от одного и того же – от старости. Так можно было предположить.
    Перечитывая тот же самый текст во второй раз, исследователь уже не понимал, почему пришёл к такому выводу. Казалось теперь, что изобретатель в очередной раз упёрся в стену. Какая-то запись говорила явно об этом.
    В следующий раз казалось, что профессор что-то успел доработать, но не успел проверить.
    Изложенные хаотично мысли не несли информации, и мало что дали. Дальше работать предстояло самому, искать продолжение уже без подсказок.
    «Что мы имеем? – подумал Кацнельсон, отложив записи. – Могу создать копию любого предмета. Даже человека. Но не смогу оживить его. Он не успел доделать установку, доделаю я. Только и всего».
    Он увидел смотрящую на него собаку и спросил:
    - Шарик, ты же был здесь, знаешь. Почему он создал свою копию, не сумев оживить ни одного твоего собрата? Поджимало время? Или был уверен в последней доработке?
    Дворняжка видела, что обращаются к ней, и завиляла хвостом.
    - Молчишь! А ведь это не сложно проверить. Давай-ка, слепим твою копию. И всё встанет на свои места. Результат будет ответом на все вопросы.
    Мужчина включил приборы и стал ждать, когда прогреются. Что делать и как он уже знал.
    Засвистел чайник. Экспериментатор вспомнил, что собирался пить чай, и заварил пакетик. Никто его не торопил, и сам он не спешил. Сделал глоток и обжёгся. Отложил кружку и повернулся к собаке. Шарика в комнате не оказалось. Где-то во дворе раздался лай.
    «Нашёл щенок время резвиться! - подумал мужчина, – или кто-то пришёл? Надо было запереться».
    Он встал и отправился за дворняжкой. Собака надрывалась в лае у калитки, но за ней никого не оказалось.
    - Сбежал твой кот, - отчитался перед собакой мужчина, выглянув на улицу.
    Шарик не слышал, уже мчался домой. Пошёл и ученый. И сразу заперся, когда увидел зверя в кабинете.
    - Больше не дури, - проворчал он. – Есть шанс заполучить друга, и сам же отвлекаешь.
    Собака хлебала воду из миски, и мужчина вспомнил про чай. Тот уже остыл.
    Шарик дал надеть обруч себе на голову.
    «Приучен уже, - отметил исследователь, - даже не пытается сбросить».
    Он попробовал вспомнить, сколько раз над собакой проделывали такое, и не смог. Перед глазами всё поплыло. Сознание покинуло тело. Разум пытался воспротивиться, но лишь констатировал факт: «Что-то такое произошло с профессором. Но он успел что-то накарябать ручкой! А что бы я написал сейчас?»

   Собака перестала пить воду и уставилась на преемника хозяина. Тот беспомощно лежал в кресле и не подавал признаков жизни. Пёс знал, что человек спит: изрядная доза снотворного в чае надолго вывела его из строя. Не зря же он выманил учёного из кабинета и вернулся назад раньше него. Продумано всё и заготовлено было не сейчас – давно.
    Аппаратура помигивала лампочками, напоминая, что пора начинать. Шарик прихватил зубами второй обруч и надел его на голову спящего. Удалось со второй попытки, с перекосом, но удовлетворительно. Щенок оглядел кабинет и ткнул носом в кнопку пуска.
    Приборы загудели, предупреждая, что процесс пошёл. Собака легла у стола, устроилась так, чтобы её обруч не сполз, и закрыла глаза.

    Мужчина очнулся от трели, предупреждающей, что эксперимент закончился. Он не сразу понял, что происходит, а вспомнив, поднёс руки к лицу. Вопль радости огласил кабинет.
    - Есть!
    Он нашёл зеркало и заглянул в него. И опять закричал:
    - Получилось!
    В зеркало смотрел Фетисов, но видел мужчина отражение Кацнельсона. Взгляд его переместился на спящую собаку. Тяжело было предвидеть, как поведёт себя коллега, проснувшись в собачьем теле. Нужно было спешить.
    Собака очнулась в наморднике. Щенок заметался, залаял, рванулся к человеку, но укусить не получилось. Сделал несколько кругов вокруг стола, присел на задние лапы и завыл. Возвращение к жизни Кацнельсона оказалось не менее эмоциональным, чем у Фетисова, но не радостным, а трагичным. Он понял, что произошло. И собственный голос подтвердил это. Но говорил не он, а мужчина напротив.
    - Понимаю, сложно привыкнуть к такому. Я сознательно шёл на перевоплощение, готовился к этому. А для тебя это – неприятная неожиданность.
    Шарик гавкнул. Говорящий отреагировал:
    - Общаться будем. Как без этого? Мне приходилось скрывать, что я не собака, а Фетисов. Теперь легче. Теперь есть тысяча и один способ поговорить. Думал об этом, когда укусить тебя хотел от злости. Терпел. Не представляешь, какие бури бушевали во мне, а вилял хвостом. Так устроена жизнь, извини. Подчинялся её правилам всё время и взбрыкнул. Ну что стоило годик потерпеть, когда работал в институте? Такое депрессией называется? Или кризисом предпенсионного возраста? Женат был на науке, а вы развели меня с ней. Знаешь, чем отличается писатель от журналиста? Последний запрограммирован. А первого ничто не сдерживает. Я писатель, творец, а приходилось штамповать статейки. Взбунтовался!
    - Гав!
    - Согласен. И журналисты разные бывают, но главные редакторы нацелены на прибыль. Отсев как пылесос срабатывает. И приходится журналистам писать на потребу глупцам. И что? Такую мазню и такие издательства называют жёлтыми.
    - Гав!
    - Ладно, уговорил, мы учёные, а не писатели. Вернёмся к нашим баранам!
    Мужчина посмотрел на собаку. Два напряжённых взгляда встретились. Он прошёл к дворняжке и снял намордник.
    - Не буянь только. Удивишь домохозяйку, и отправит тебя на усыпление. На мелочи можно погореть. Уж поверь, обжигал пальцы.
    - Гав, - вновь собака попыталась что-то сказать.
    - Заткнись. Обоим нужно подумать, как жить дальше? Гав? Мы оба учёные и оба идём до конца. Тебе поставили задачу разобраться, что здесь произошло. Был близок к цели. А я не доделал, что задумал. Но даже смерть не помешала. Как видишь, новое тело приобрёл. Молодое. Правда, собакой пришлось побегать. Не лай на меня, не злись. Ты молод ещё и глуп, хоть и доктор наук, – мужчина вдруг хихикнул – И я теперь молод, а ты вообще щенок!
    Неутихающая радость отвлекла Фетисова, но скоро он вернулся к разговору. Это был монолог, потому что собака могла лишь слушать.
    - Ты бы не осилил установку даже с моими записями. Нет в них главного. Во-первых, не веришь в это, сомневаешься. Сам себя за уши вперёд тянешь. А я творил, понимаешь? Парил над землей, можно сказать. И, во-вторых, – ха! – есть принципиальная ошибка. Сам понял это, когда поздно исправлять уже было. Зачем изготавливать тело чуть ли не из золота? Основной компонент песок, согласен, но добавки такие дорогие, что мало не покажется. Мне пришлось изготовить химический элемент, который открыли теоретики, и которого не существует в природе. И это не главное. Главное, не удаётся вдохнуть в мёртвое тело жизнь. Уж как я бился со своим двойником! Величину разряда до максимума довёл, искусственное дыхание делал. А сколько лекарств вколол? Хоть бы глаза открыл. А ведь казалось, что учёл всё! Клон нужно создавать, тогда и переносить разум! Животных уже выращивают, почему не попробовать человека? Мозги чистыми как слеза будут. Наполняй, чем хочешь!
    Собака повизгивала, но лаять перестала и уже не пыталась укусить человека. А тот был рад поделиться планами на будущее, истосковался по речи.
    - Я завещание напишу задним числом. А что? На почерк влияет не рука, а мозг. Любая экспертиза подтвердит, что это погибший профессор писал, то есть я. Завтра заставлю домработницу генеральную уборку сделать, она найдёт, когда пыль вытирать будет. Часть денег оставлю двум сотрудникам, с которыми чаще всего общался. Упомяну разговоры, когда тет-а-тет велись. И руководство института, конечно, согласится, потому что часть накоплений заведению достанется. Это вынужденная трата денег – для достоверности.
   Дом с содержимым тебе оставлю любимому, и будущие отчисления на твоё имя перепишу. Считал, мол, тебя своим учеником. А что? Почти так и было. Даже простил, что к гонителям моим примкнул. Отмечу в завещании, что всё оставил бы, не будь этого. А как иначе? Мне нужно продолжать работу, деньги понадобятся. А поскольку нахожусь в твоём теле, то тебе придётся уволиться. Ты уж прости, некогда в бирюльки играть.
    Мужчина выговорился и уставился на собаку. Дворняжка смотрела на него неподвижным взглядом. От этого стало как-то неуютно.
    - Не злись. Мне ведь тоже не сладко пришлось. Когда сердечко прихватило, еле ползал. А ещё двойника оживить пытался. Потом мысль пришла, что в живое существо перемещаться нужно. Представь, выбор был! Дворняга или домработница! Повезло ей, что умотала куда-то во время второго приступа. Сердце как пулемёт забилось, а её нет. Счёт на секунды идёт, а под рукой только кобель. Не буду Бога гневить, так лучше получилось. Понял теперь, почему собакой пришлось стать? Мне, а потом тебе? Понял, почему пришлось сделать рокировку?
    Где-то в доме послышался шум. Дворняжка напряглась, прислушиваясь.
    - Домработница пришла. Ты поломал, что я построил. Раньше так поздно не приходила. А теперь шляется, когда надумает. И поломал не только здесь. Сам заработал, что произошло. Спать хочу, устал. Нервы-то не железные.
    Хозяин выгнал собаку из кабинета, а сам заперся. Его не беспокоило, что в кабинете нет дивана, заснул почему-то на полу, свернувшись калачиком, подвернув под себя ноги и руки. И сразу начали мучить кошмары. У него смешалось всё в голове. Будь дверь менее солидной, можно было услышать спор человека с собакой. Доктор наук, руководитель следственной группы доказывал свою правоту и сам же не соглашался, лая.
    - Господи! - сказала женщина, перекрестившись. Она заканчивала уборку в зале и умудрилась услышать что-то. – Спаси и сохрани! Шарик, ты что-нибудь понимаешь?
    - Гав! – ответила собака.
    - Щенок ты глупый! – ответ дворняжки не успокоил женщину. – Предчувствия нехорошие одолевают. Когда творится, не пойми что, невольно задумаешься! Недавно всё так понятно было!
    Она не ждала какой-либо реакции от животного, но собака вдруг завыла.
    - Прекрати, без тебя тошно, - сказала домработница.
    - Гав! Гав! – возмутилось животное.

    Фетисов не вызвал подозрений в облике Кацнельсона. Знакомые были общими, а багаж знаний практически одинаковым. О своей работе он знал неизмеримо больше, а только о ней приходилось говорить. Одну вылазку в институт он сделал специально: любопытство и ностальгия заставили пройтись по знакомым коридорам.
    Директор вновь вызвал учёного для отчёта, но слушал уже один. Кацнельсон пришёл и напустил туман. Руководитель слушал, поддакивал, дескать, понимаю, но, когда Фетисов-Кацнельсон ушёл, понял, что знает не больше, чем час назад.
   Навязанная встреча выбила профессора из колеи. Он принёс завещание и забыл про него. Незаверенное нотариусом, но написанное от руки, некому было оспаривать: родственников погибший не имел. Оглашения не получилось.

    Собака выждала, когда исследователь уйдёт, и начала скулить у двери в кабинет. Институтский работник стал запирать его, но громоздкий ключ оставлял на книжной полке. Женщина прервала уборку и подошла к щенку.
    - Заперли твою похлёбку, Шарик. О чём перегавкиваетесь там, раз шарлатан даже кормить тебя стал в кабинете? – она недолюбливала молодого ученого. Работу её оплатил другой, а ухаживать приходилось за ним.
    Женщина не долго думала, открыла кабинет. Собака стремглав понеслась к мискам. Она так хотела пить, что опрокинула посудину с водой. Увидела на столе недопитую кружку с чаем и рванулась к ней.
    - Чайку хочешь? Сейчас, милый, принесу.
    Домработница ушла, и Шарик успокоился. Но когда та вернулась, было не до чая: собака вылизывала другую миску - уже пустую.
    - Почему сразу не гавкнул? И почему я – старая дура – не догадалась, что водичкой сыт не будешь? Антихрист голодом морит? Потерпи минутку.
    Женщина ушла, а собака ожила. Импровизация удалась. Осталось добиться, чтобы домработница выпила чай сама. Она ушла, а в душистом, ещё горячем напитке, растворялось снотворное. Первую часть задуманного щенок выполнил безукоризненно.
   Он отказался от косточки и потянулся к чаю.
    Домработница не смогла вылить его в миску: Шарик так спешил, что мешал. И обжёгся, завизжал. Она попробовала. Попробовала раз, попробовала второй, дожидаясь, когда остынет. В третий не получилось, потому что заснула. Кружка выскользнула из рук. Звук от падения ещё звучал, а щенок уже тащил в зубах обруч с тянущимися от него проводами….
    Через час женщина покинула кабинет, волоча за собой спящую собаку. Доктор наук чувствовал себя неуютно в теле слабого пола, но ликовал. Оставался лишь шаг до воплощения задуманного. Через день-другой он вернёт собственное тело. Эта мысль помогла домработнице убирать.

    Фетисов-Кацнельсон вернулся воодушевленным. Пришло время полностью отдаться работе. А планы были громадными. Мысль об использовании человеческих клонов воодушевила. Это же долголетие! Можно менять тела до бесконечности, пока не поразит болезнь Альцгеймера. Лечить только мозг проще, чем всевозможные болячки. И профилактика лишь коры полушарий продуктивнее. Появилась цель. Заманчивая, выполнимая.
    Ученый и раньше мало обращал внимания на быт, а в последнее время вообще стал одержимым. Лишь с собакой хотелось поделиться планами, лишь с коллегой.
    - Где пёс? – заорал он из кабинета. – Не видел, когда пришёл.
    Женщина в этот раз затянула с уборкой и виновато ответила:
    - Как белены объелся, пришлось запереть. Лает и лает.
    - Чёрт с ним. Проголодается и успокоится. Свари кофейку.
    Женщина усмехнулась. У неё уже была приготовлена заварка с зельем, пришлось заменить её кофе. Она вручила кружку с дымящимся напитком и не ушла, стала задавать вопросы, поглядывая на мужчину. Тот прихлёбывал кофе и объяснял:
    - Конечно, он не прав, что не оставил тебе ничего. Не понимаю. Но ты молодец, не скрыла его.
    - А что будет потом, когда исследования закончатся?
    - Другие начнутся.
    Мужчина говорил всё тише и тише, а когда допил кофе, совсем умолк. Он успел поставить кружку на стол, лишь потом заснул в кресле.
    Женщина сорвалась с места. Предстояло многое и быстро сделать. Вернув разум в родное тело, ещё и восстановить домработницу. Времени на размышления не осталось.
    Через час Михаил Семёнович Кацнельсон перенёс спящую женщину в зал и уложил на диван. Собаку оставил в кабинете. Всё вернулось на круги своя, когда он впервые переступил порог этого дома.
    Мужчина сидел за столом, смотрел на спящую собаку и представлял, как поведёт себя Фетисов, проснувшись опять в её теле. Желание сказать, что он тоже сделал рокировку, и у противника есть право на неё, так и подмывало разбудить.
    Он решил сделать вид в итоге, что ничего не произошло, будто не было человеческого круговорота, разгула страстей в скромном загородном коттедже. Приняв решение, мужчина успокоился.
   «Я сделал это, разобрался в случившемся!» - похвалил он себя, но уже через минуту думал, что это всё ему привиделось.
    Собака взвизгнула – приснилось что-то нехорошее, вздрогнула и открыла глаза….

                *****