Мыс Ольхон...

НА ФОТО – МЫС ОЛЬХОН
               
               
С горы не видеть плоских крыш Дамаска,
набитых золотом лачуг.
И не познать мне вновь как счастье-маска
сменяет на лице испуг...

И ты прощай, Байкала лоск безбрежный -
суровый  опьяняющий Ольхон.
Мне не узреть то лысый, а то снежный
твой мощный торс. Я шлю ему поклон...

Мне не сказать: “ Пока, мой друг Актау,
ты недоступен”. Рубль сейчас - пятак.
Вся жизнь теперь - совсем в другой октаве,
а ведь неплохо жил-да-был чудак.
               
Часть. стихотворения “Прощай”  из цикла “Полынь”


Правительственная телеграмма  Вход. № 1-14/889 от 07.08.90 г. определила мою судьбу в августе месяце 1990 г.  Ректор МХТИ извещается о том, что профессор Тарасов В.В. включен в международную экологическую экспедицию на озеро Байкал в качестве эксперта от Верховного Совета СССР.

Я чуть было не упал со стула – так на меня подействовало доверие Верховного Совета СССР. Потом оказалось, что в экспедицию включены в основном только “блатные”, а специалистов оказалось только 2 из 20 человек. Специалистами были Невяжский Иосиф Исаакович, работающий на факультете природопользования у Капицы Андрея Петровича и я - заведующий кафедрой промышленной экологии. Мы быстро сдружились на почве родственных интересов и проблем. Остальные были “не пришей пуговицу на попу штанов”. Они хорошие люди, но в экологии не смыслили “ни бельмеса”. Основная задача экспедиции – дать рекомендации, каким образом не навредить хрупкой природе Байкала, развивающейся человеческой деятельностью.Только потом я понял, что и это задача - надуманная. Разе могла группа из двух русских и пяти американцев сделать за три недели что-то путное, расположившись в нашем конечном пункте - Северобайкальске. 

В Москву приехали и 20 американцев, подобранных по такому же принципу, как и наша команда. У них я насчитал пять специалистос.
 
Все (и наши, и американцы) научились произносить умные слова, например мониторинг, не понимая, что для организации системы мониторинга нужны годы и сотни обученных людей и современных приборов.

Мы с Невяжским решили, что будем “всё спускать на тормозах”, поддакивать и, вдруг, меня назначают ответственным за создание системы мониторинга. Я сник совсем, но Иосиф Исаакович мудро сказал: “Они хотят такой игры – они ее получат”.
 
Мне всё время было стыдно, поскольку я знал, что некоторые американцы выполняют совсем иную функцию коммерческого характера. Правда, и у них было несколько человек специалистов, которые, как и мы, удивлялись, когда ставилась задача анализа состояния окружающей среды при отсутствии систематических данных за длительный период времени.
Среди американцев были также люди, которые выполняли задачу разведывательного характера. Меня об этом предупредили заранее в Иркутске. Такую функцию, по моему разумению, выполнял Фрэн Мэйси –человек столь же симпатичный, сколько по-военному подтянутый. Тогда, в 1990 году мы шарахались от каждого куста, но через три года, когда мы, вдру, стали закадычными друзьями, всё поменялось. Сейчас таких людей, как Фрэн, жалуют, но тогда еще не привыкли к тому, что мы уже давно сдались США.

Бесконечные заседания, не приводящие ни к чему, прерывались более забавными событиями, например приездом депутата Верховного Совета бурятки Гаер, которая разнесла нас за то, что мы не обращаем внимания на судьбу национальных меньшинств. Другим, столь же “важным” событием, был поход всей делегации (из тех, кто не испугался) в русскую баню. Например, Джон Мюллер и Том из колледжа в Олимпии попросили потереть им спинки мочалкой.

Еще одно событие заключалось в том, что мы осуществили выезд в места бывших лагерей для политических заключенных, что не произвело на нас тяжелого впечатления из-за прекрасной погоды, массы черники и немного приподнятого водкой настроения. Говорили, что именно в этих лагерях отсиживал часть срока Солженицын.

Потом в газете “Северный Байкал” была помещена заметка какой-то “борзописЬки”, о том, как члены экспедиции перепились и хулиганили. Быть может, кто-то и был замечен женщиной-репортером в нетрезвом состоянии, но уж точно не американцы и точно не мы. Заметка была явно выполнена  по чьему-то заказу (типа Гаер).

Я хочу описать интересное экологическое наблюдение: маленькие рощицы вымерзли от местных морозов, а более крупные – нет. Это означает, что деревья в большом количестве (создающие экосистему) помогают друг другу противостоять местным морозам, чего не происходит в малом количестве деревьев. Следовательно, если кто-то хочет, чтобы внутри города были парковые насаждения, то насаждения должны быть крупного размера. Это самое главное (и, видимо, известное истинным экологам) наблюдение, которое я (физико-химик) вынес из этой экспедиции.

В воскресный день был шикарный выезд на мелкие, а, следовательно, прогретые места ещё жарким солнцем Байкала. Никаких репортеров с нами не увязалось, и нам было привольно. Американцы веселились так же, как и русские, а местные люди постарались организовать к нашему прибытию шашлыки в громадном количестве. Некоторые решались купаться (вода была не теплее 15 градусов). Громадное количество черники.

При отъезде случился неприятный казус. У одного американца пропала фотокамера. Мы уже достаточно далеко отплыли. Френсис Мэйси строго сказал что-то, но я понял, что он объяснил безнадежность ситуации.

После нашего возвращения в Москву была пресс-конференция, на которой выступали я, Невяжский, Френсис Мэйси и еще кто-то из американцев.

С Фрэнсисом я встречался через 2 года на банкете в гостинице “Украина”, хотя такая встреча могла состояться в Вашингтоне. Мы были в аэропорту в один и тот же день и один и тот же час. Об этом я узнал в Мэдисоне от Татьяны аль Вакиль. Но это уже другая история.

ВТ.