Cult witn No Name. Некоторые рефлексии

  В 1996 году, если мне не изменяет память, в омской прессе была опубликована весьма спорная, по мнению очень многих людей статья «Культ без названия». Автором статьи был некий Джордж Купер, фронтмен распавшейся за год до этой статьи группы KOLN, сейчас возродивший её под кириллическим названием и уже давно работающий, как музыкант, под своим паспортным именем Юрий Куприянов. В вину Куприянову ставили заметные неточности статьи (так, находившиеся в Бирмингеме клубы «Rum Runner» и «Chegueramas» оказались в Лондоне), а также «советский» стиль подачи, когда дело касалось идеализации клуба «Blitz».
  Сейчас Куприянов уже прохладнее относится к многим из тех, кого он «идеализировал» в то время, в плане музыки у него совершенно другой подход, и многое, написанное в «Культе без названия» он вряд ли серьёзно воспринимает, если вспомнить многие его высказывания в соцсетях и стиль обновлённого «Венка сонетов», опубликованного в сборнике 2009 года «Стеариновые сумерки». Но говорить я сейчас буду всё же не о Куприянове, о нём и его проектах надо делать отдельный обзор, это очень большая тема. Говорить я буду о том, что он описывал, встречайте – «Культ без названия».
  Нередко музыкальные журналисты и меломаны употребляют по отношению к «Культу без названия» термин «новая романтика», а то и вовсе «неоромантизм». Это неверно по двум причинам. Во-первых, музыканты и вообще публика «Культа без названия» не считали по отношению к себе этот термин правильным и не любили его – так же, как «Blitz Movement» и «Blitz kids». Во-вторых, неоромантизм зародился тогда, когда даже родителей тех, кто создал «Культ без названия» не было в проекте. Более того, читая дальнейшее, вы поймёте, почему «новые романтики» (да простят меня Мидж Юр, Стив Стрэндж и прочие за данный термин, приведённый для того, чтобы вам было понятнее) отказывались от определений того, что они несли в мир.
  Сразу, чтобы вас не томить, скажу, что официально движение существовало и развивалось, как нечто новое и оригинальное, с 1978 по 1985 годы. Не совсем официально – оно началось раньше. Многое из того, что говорят о «новых романтиках» – крайне спорно, более того, существует ещё и тезис, о котором я лично мельком упомянул в одной из своих беллетристических книг, автор тезиса считал «Культ без названия» стилем-«пустышкой», а вышедший из всё того же клуба «Blitz» synth pop – стилем едва ли не одухотворённым. С этим тезисом лично я позволю себе не согласиться в корне, в процессе обзора я постараюсь объяснить, почему это так.
  Но всё же с самого начала.
  1978 год, Великобритания. Пик развития сцены punk-77 и new wave (учитывая то, что эта сцена совпала с punk-77, её представителей – как XTC, TOM ROBINSON BAND, WIRE, – нередко и не совсем основательно называют панками) дал свои плоды: начинается продлившаяся около трёх-четырёх лет «лихорадка», когда панк-группы этого потока и их «родственники» и производные начинают массово выпускать не только синглы, но и долгоиграющие альбомы. Сцена, на ранних этапах отношения к панку, как modus cogitandi, не имевшая (пресловутые SEX PISTOLS – это никоим образом не панк-проект, а хорошо продуманный авангардный хэппенинг), стала панком уже на уровне modus operandi и modus vivendi, то есть это именно и был панк-рок, когда любой мог взять в руки инструменты и выйти на сцену, явив собой голос тех масс, которые скакали перед сценой. Стиль, который был предназначен для раздражения общества, стал коммерческим, его уже далеко не в «какой-то мере» пустили на поток, благодаря фэн-контингенту наиболее заметных панк-групп и групп new wave периода 1975-77 годов. Более того – присутствие в сцене таких проектов, как SHAM 69, COCKSPARRER, ANGELIC UPSTARTS и SKREWDRIVER, привело к тому, что стиль богемы Нью-Йорка, бывший протестом думающей молодёжи против глубоко завязших в коммерции «прогрессивных» рокеров и «механического» по методам создания музыки disco, стал частью массовой культуры, точнее сказать – наиболее передовой её частью, самой модной. Не случайно именно из этой среды вышли уже в то время новаторы, за пару лет полностью перевернувшие представления шоу-бизнеса о популярной музыке.
  В тот же период, на общей волне возрожденческих настроений (начавшихся ещё тогда, когда на сцене «второго дивизиона» расцвёл pub rock) и интереса к музыке десяти- и даже двадцатилетней давности (SCREAMING LORD SUTCH – тому отличным примером) начинается и пробуждение движения модов – mod revival. Пиком той волны считается 1 мая 1979 года, когда в Лондоне прошёл ныне культовый «Mods Mayday», концерт ведущих и недавно появившихся наследников SMALL FACES, THE CREATION, AMEN CORNER и прочих любителей элегантного стиля и мотороллеров «Vespa» и «Lambretta». MERTON PARKAS, THE LAMBRETTAS, THE CHORDS, PURPLE HEARTS становятся заметным явлением сезона, выплеснув на публику бодрый, очень напористый, но не брутальный post punk, вышедший из рока THE WHO, старого garage punk / freakbeat и уже чуточку подвявшего, но всё ещё актуального punk-77. Вечеринки, которые заканчивались утром, танцы и позитив – всё это было очень здорово, и публике это очень нравилось. При этом многие (как настоящие звёзды этого стиля THE JAM) активно участвовали в левом движении, боролись против ядерного оружия и писали остросоциальные, хоть и в целом вполне интеллигентные песни. Моды не эпатировали публику, они словно намекали: «Ребята, мы не в вашей волне, дайте нам просто отдохнуть после работы. Не надо рассказывать нам о ваших ценностях, нам своих хватает».
  Mod revival был отменно хорош в очень многих отношениях – не брутален, как punk-77, не пессимистичен, вполне развлекателен, но не бездумен. Это был очень хороший стиль для тех, кого не прельщала вульгарность самовыражения панков, но которых также совсем не устраивал и конформистский мир. Но были у этого движения и свои серьёзные недостатки. Во-первых, mod revival – это ретро-движение, которое вобрало в себя не только реальные черты движения модов 1962-66 годов, но и многочисленные элементы внешней и внутренней мифологии, включая далеко не второстепенную систему брендов, в действительности ценившихся не авангардом движения, а теми, кто хотел относительно доступным способом показать окружающим, что он – «настоящий мод». Во-вторых, в музыкальном отношении костяк mod revival тоже ничего нового не делал, это был по большей части гитарный рок, наполненный ностальгией по тем дням, когда молодые ещё Стив Мариотт и Пит Тауншенд дрались с легионами байкеров (и плевать, что на самом деле драк-то было немного, и в большинстве своём моды и рокеры просто не пересекались ввиду того, что проживали далековато друг от друга) и гоняли по улицам Лондона на мотороллерах, увешанных кучей зеркал (на поздних стадиях «модовский» мотороллер стал в целом очень аскетичным по дизайну). Даже вкрапления относительно модной американской стилистики, уже прижившейся на английской почве были слабым утешением. Подобное явление рисковало очень и очень скоро превратиться в массовый продукт. Брендам (как действительно ходовым «в то время», так и сделавшим неплохой бизнес на позднем модизме оригинального «розлива» и mod revival) это было очень даже на руку, ставки многих из них в очередной раз поднялись – «Merc», «Chevignon», «Burberry», «Clarks», «Fred Perry», «Lacoste», «Lambretta», «Lonsdale». Вскоре массовый спрос на «новых модов» упал, поскольку это было не очень новым, а всевозможных «возрождений» и без них хватало.
  Но потребность нонконформной публики в эстетском, гедонистическом и далёком от «масс» движении, которое будет воплощением элитарности и свободы во всех отношениях, имела место быть. И ниша такая, судя по интересу к модам, была. Больше того – mod revival не перестаёт о себе напоминать, и его влияние на тусовки new wave не так уж и мало, даже больше, очень многие из тех, кто через интеллигентное подполье C86 и lo-fi вышел в звёзды сезонов уже потом, были во многом последователями «новых модов». Да и модизм в чистом виде никуда не исчезал, просто он стал культурой в своей нише. Впрочем, не об этом, поскольку тезис о преемственности даже «от противного» в нашем случае можно считать спорным.
  Всё началось не совсем в Англии, хотя и там тоже. Кое-что можно углядеть в пёстрых одеждах и экзотических ритмах выходцев из Нью-Йорка TALKING HEADS и неординарном гитарном звуке их соседей по клубу «CBGB’s» TELEVISION, руководимых Томом Верленом (весьма говорящий псевдоним, если так посмотреть). Кое-какие эстетические черты действительно могли быть взяты в неоромантизме рубежа XIX – XX веков, творчестве Шопена, Дебюсси, «прерафаэлитов» и театре, а также в опытах электронных музыкантов, которых продюсировал Конни Планк (CAN, FAUST, AMON DUUL, NEU!, Дэвид Боуи). Джорджио Мородер и TELEX, как близкие влияния в плане студийных экспериментов и акцента на танцевальность. Всё это вполне возможно, но не обязательно именно так, а влияния – они могли быть просто в общем числе на начальных стадиях. На более поздних – да, но об этом уже позже.
  Итак, крутиться всё начало году в 1978, хотя предпосылки были и чуть раньше. Многие из тех, кто пришёл в new wave и punk-77, ища места вне конформного общества, не желающего ничего другого кроме бездумных танцев после осточертевшей и плохо оплачиваемой работы, если это кого-то вообще интересовало за пределами выпивки и телевизора, оказались недовольны ситуацией в движении. Однообразие музыки, быстро ставшей набором штампов, надёрганных у десятка-полутора самых популярных проектов, однообразный в целом стиль одежды в тусовке, в большинстве своём это было нечто «пролетарское» или те же заимствования у «топовых» банд, в итоге ставшие массовой модой, что как-то не вяжется с нонконформизмом. Мрачный настрой и пессимистичное мышление – тоже было чем-то не тем, да и опять же «все так считают», а чем ругаться на темноту, лучше включить свет. Это тоже было причиной. И главное – вся яркость и экстравагантность, которая привлекала нонконформистов в new wave, к тому моменту оказалась «притушенной», так как требовала очень серьёзного поддержания, на что юные разгильдяи были совершенно неспособны в массе своей.
  Помимо уже упомянутого выше kraut rock, представленного CAN, FAUST, AMON DUUL, также стоит отметить серьёзное влияние ROXY MUSIC, T. REX и Дэвида Боуи, а также появление электронно-экспериментальных проектов в new wave, в частности – американцев THE SCREAMERS и SUICIDE, хотя оба этих проекта куда ближе к punk-77, и их творчество не тянет на утончённый эстетизм. Впрочем, главное было найдено – это была синтезаторная музыка. Как раз тогда производители синтезаторов не только научились делать что-то, не напоминающее габаритами старинный буфет, но и «научили» синтезаторы играть в полифоническом варианте, когда можно было брать аккорды, но при этом иметь функционал, заметно превосходящий таковой у транзисторного органа или даже стрингс-машины (на тот момент эти два класса электронных клавишных держали «монополию» на полифонию). Более того – синтезаторы стали доступнее и по цене, то есть их можно было купить не только при доходах Рика Уэйкмана и студии Конни Планка (я говорил, что мы это позже обсудим, так что обсудим, но немного позже).
  Коль скоро были упомянуты музыканты сцены glitter rock / glam rock (в первую очередь это Боуи и ROXY MUSIC / Bryan Ferry), то немаловажной составляющей нового движения становится именно внешняя сторона, то есть одежда, причёска, грим, которые являются уже не частью имиджа, существующего на сцене, а повседневным стилем. Лучше всего эту мысль обрисовывал валлиец по происхождению Стив Харрингтон, экстравагантный музыкант, вышедший из сцены punk-77, создавая свою мифологию: «Я не могу просто так выйти на улицу, не создав собственное лицо. Костюм выбрать не так сложно – у меня нет некрасивых вещей. Но лицо… За пять минут его не сделаешь, и тут очень важен грим». Харрингтон взял себе хорошо известный псевдоним Steve Strange, подкрепляя его своим изощрённым макияжем, невероятными костюмами, из которых только самым известным была «орхидея», а одним из самых простых – пиджачная пара серого цвета в сочетании с красными ботинками и подтяжками, затянутыми не параллельно, как обычно это делается, а крест-накрест. Взбитые волосы (укладка подобного толка явно была не по усилиям среднему панку) – тоже один из примеров для подражания. Одним из девизов нового движения было: «Собственный стиль нельзя купить в магазине».
  Очень важным моментом стиля стала не только экстравагантность, но и некоторая склонность к травестийным вкраплениям, когда мужчина мог выглядеть чуть женственно или рафинированно (KAJAGOOGOO, A FLOCK OF SEAGULLS, JAPAN), а женщина запросто оказывалась далеко не «чуть» мужланистой (Grace Jones, Desireless). Это до сих пор даёт пищу для рассуждений о сексуальной ориентации многих приверженцев «новой романтики», не всегда обоснованных.
  Так зародились «одежда для героев» (в наряде наподобие тех, которые предпочитали Стрэндж и его друзья и единомышленники, можно было стать не только объектом насмешек, но и побоев) и «музыка для героев». Подчёркнутый эстетизм, местами доведённый почти до абсурда и малой приспособленности к повседневной реальности (на подготовку к выходу в свет могло уйти целых полдня, ещё поговорим об этом). Выраженный отказ от «эстетики хлама» и брутальности punk-77 и нарождающегося Oi! (как впрочем, и 2Tone Ska). Доминанта синтезаторного звучания в противовес дешёвому гитарному звуку, который культивировался тысячами неинтересных групп. А по возможности – и полный отказ от «живых» инструментов (самодельные электронные барабаны с явно синтетическим звучанием и драм-машины). Серьёзная ставка на концертные выступления, переросшие просто выступление поп-группы. «Одежда для героев» и «музыка для героев» требовали «площадок для героев». Так стали возникать «клубы для героев».
  Первым считается открытый на Дин-стрит в Лондоне «Billy’s», в котором стали систематически проводиться вечеринки движения «posers», вышедшего из недр new wave и punk-77, но жёстко отчуждавшихся от «эстетики хлама», вводя в повседневный стиль элементы авангардной моды. Вечеринки организовывались Стивом Стрэнджем и барабанщиком игравших post punk RICH KIDS (лидером которых был давно ушедший из SEX PISTOLS басист Glen Matlock) Rusty Egan, становившийся на момент этих вечеров за пульт диск-жокея. Тусовка местных экстравагантных сумасбродов, не обозначавшая своё движение никаким названием (поначалу в газетах это будет названо «Cult with No Name») и сознательно назначившая в клубе «Gossips» вечеринку на вторник, чтобы обычная в уик-энд публика не просочилась на вечеринку, на которой ей было совершенно нечего делать.
  Но очевидным было то, что чужие территории и временная аренда помещений для сборов – это не то, что хотелось бы «позёрам». Нужен был свой клуб, со своими правилами, которые не дали бы зевакам и просто лишней публике попасть внутрь «милого безумия», о котором с такой любовью отзывался Стив Стрэндж. Так появился «Billy’s», так появился и «Blitz», ставший самым культовым клубом тех, кого прозвали «новыми романтиками». Стив Стрэндж был одним из администраторов этого клуба, и именно он осуществлял вошедший в предания фейс-контроль, который не проходили даже очень состоятельные люди, и который впоследствии сослужил клубу сначала хорошую службу (посторонние не лезли туда, откуда их вышибала без звука охрана), а потом – плохую, о чём мы ещё позже поговорим.
  Новый клуб был разрекламирован таким странным для обычной публики образом, что простой любитель «чего-нить помоднее» ничего не понял бы. Цитата из «The Fame» Дэвида Боуи предваряла сообщение о диско в «Транс-Европейском Экспрессе» и новом «клубе для героев», адрес которого не был указан ни на одном из рекламных плакатов. В положенное время публика, одетая по новым правилам, собиралась у дверей клуба на Грейт Куин-стрит, а в будочке сидел и собирал по фунту стерлингов с везунчика сам Стив Стрэндж. Надо отметить, что стопроцентный «чёрный список» клуба – это так, ерунда: пьяных, футбольных хулиганов, бюргеров и просто явно постороннюю публику не пускали и в другие подобные клубы, но, ни один из них не вошёл в легенды, как «Blitz». Стрэндж отличался фантастической вредностью, и для него не существовало «великих» (из уст в уста передавалась легенда о том, как Мик Джаггер, решивший приобщиться к модному «туссе», был отшит Стрэнджем и уехал, так и не попав в клуб). Внутри было душновато, на стенах висели плакаты времён Второй Мировой, а публика вела себя очень экстравагантно. Так же она и была одета. Впрочем, до полного беспредела никогда не доходило. Так, пойманный на кражах из карманов вещей, оставленных в гардеробе, сотрудник клуба по имени Джордж О’Дауд был не просто уволен, а ему было строжайше запрещено появляться в клубе. Этот человек будет ещё не раз в поле нашего зрения, но сейчас именно о нём мы не будем, он сломал себе карьеру у Стрэнджа, а мы пока в этом клубе.
  Ведущие музыканты new wave, примкнувшие к этому сообществу, часто играли в «Blitz», где находилось «ядро» нового движения. Сквозь танцевальные ритмы и синтезаторы слышались экспериментальные и академические темы, этнические ритмы и даже входящий в повальную моду уже у белых меломанов funk, который интересовал, впрочем, не только «новых романтиков», да и в целом это был немного сторонний стиль для этих людей, куда более «европейских», чем ищущих на африканских и афроамериканских или ямайских территориях.
  Здесь постоянно играли ULTRAVOX и VISAGE – барабанщик обеих групп крутил тематические пластинки за пультом, а клавишник Midge Ure был одним из важнейших аранжировщиков нового стиля. Сюда из Шеффилда приезжали поначалу экспериментальные, а потом – романтико-танцевальные HUMAN LEAGUE / HEAVEN 17, здесь проводили свои изощрённые поп-музыкальные опыты интеллектуалы из JAPAN, а дуэт SOFT CELL, блестяще перепевший старый номер «Tainted Love» (многие до сих пор считают, что это их песня), дал хороший толчок волне дуэтов «клавишник – вокалист» (YAZOO, BRONSKI BEAT, ERASURE, PET SHOP BOYS), не всегда связанных с «Культом без названия», но свои корни имеющих именно в этом сообществе «милых безумцев». Парикмахерские эксперименты Лимала (Limahl) и Ника Беггса (Nick Beggs) из KAJAGOOGOO и Майкла «Майка» Скора (Mike Score) из A FLOCK OF SEAGULLS стали гвоздём сезона вместе с их преимущественно электронным стилем, как и провокационная песенка «Enola Gay» в исполнении ORCHESTRAL MANOEUVRES IN THE DARK / OMD. Провокационным было и название SPANDAU BALLET – довольно популярного проекта в сезоне и даже одного из самых стойких, наряду с DURAN DURAN, с 1978 года гнущих свою линию вопреки тому, что массово популяризировал ныне покойный Малькольм Макларен – кстати, в Англии пресловутый термин «неоромантика» ввёл именно он.
  Макларен «виновен» и в другой путанице – не без его поддержки стали популярными сначала ADAM & THE ANTS, а потом и BOW WOW WOW, схожие с группами «Cult with No Name» внешне и даже играющие гораздо экзотичнее и свежее, чем панки трёх-, если не четырёхлетней давности. Эти группы даже активным образом использовали видеоклипы для продвижения своей аудиопродукции. Чем точно так же активно занимались и «новые романтики». И вот эта молодая поросль стала опорой нарождающейся империи «MTV», которая взяла всю эту публику в оборот, сделав популярной уже по обе стороны Атлантики.
  Один из участников новой среды Stevo выпустил подборку записей на лейбле «Some Bizarre», и эти записи попали в США. Их услышал владелец ночного клуба «Danceteri» Джим Фоурат. Углядев в этом некий потенциал, он стал возить модные английские группы в США, и их появление там вызвало бум, не слишком отстающий по влиятельности от легендарного «British Invasion» 1964-66 годов. Это было настоящим помешательством, когда причёски англичан стали копироваться (Лимал говорил о своём удивлении увиденным перед сценой во время первых американских гастролей KAJAGOOGOO). Но к массовому буму мы вернёмся несколько позже.
  А пока вернёмся к тому, о чём немного подзабыли. Дэвид Боуи. Дело в том, что Боуи записал альбом «Low» и ещё пару релизов примерно того же времени в Кёльне, в студии Конни Планка. И этот звук был положительно воспринят энтузиастами «Cult with No Name». Нетрудно догадаться, что создатель звука многих ведущих «краутов» и KRAFTWERK, сподвигших тех же OMD и HUMAN LEAGUE заиграть на синтезаторах оказался исключительно интересен наиболее аутентичным «новым романтикам». Под его чутким руководством выковывалось звучание ULTRAVOX, A FLOCK OF SEAGULLS, EURITMICS, хотя последние не были группой из обоймы «Blitz», с какого-то момента превратившегося из реального ядра движения в легенду, всё ещё бывшую точкой опоры для новых людей в движении, а также тех, кого в клубе «Blitz» не просто не ждали. Так, в клубе «The Regency» выступили ошибочно относимые к New Romance / Cult with No Name DEPECHE MODE и далеко не номинальные «новые романтики» CULTURE CLUB, возглавляемые тем самым Джорджем О’Даудом (сменившим «несчастливый» псевдоним Lieutenant Lush недолгого периода в BOW WOW WOW на то имя, под которым его знает весь мир – Boy George). «The Croc’s», бирмингемские «Chegueramas» и «Rum Runner» – о них уже шла речь выше, – американский клуб «The Veil»… Это возвестило триумф и начало конца движения. Так же, как и опасный альянс с MTV. Не говоря уже об уличной моде, которая активно взяла на вооружение внешние черты «Cult with No Name» (теперь уже можно было полноправно называть этот стиль «новой романтикой»). Ведь массы всегда берут всё модное в том варианте, который не потребует 12 часов работы над одной причёской или гримом.
  Одна из основных причин, почему всё так происходило – банальна: элитарный клуб вызывал не только неприятие (почему и говорилось об «одежде для героев»), но и скрытое и не очень желание быть частью элиты. А когда на входе тебя осмеивает «какой-то там» вышибала, возникает два желания. Первое – замочить гадов в сортире. Второе – совершенно верно, создать «свой клуб “Blitz”, пусть даже с блэк-джеком и шлюхами». Поэтому появлялись близкие по духу и не менее концептуальные клубы, среди которых один из самых показательных – лондонский «Batcave», открытый в июле 1982 года, на излёте популярности «новых романтиков».
  Клуб открыли участники молодой пост-панковой группы SPECIMEN, создавшие изначально концептуальный «кинематографический» клуб, который выглядел, как резиденция Бэтмена, включая такую деталь, как несколько входов. Помимо фанатов glitter rock и Cult with No Name сюда ходили и наиболее продвинутые тусовщики из среды punk-77, которые начали сплавлять все новые тенденции, создавая новую ветвь post punk, схожую с «новыми романтиками» своей экстравагантностью и отчуждённостью, но значительно более маргинальную и, если честно сказать, даже саркастичную. Сцену этого клуба представляли такие музыканты, как ALIEN SEX FIEND, FLESH FOR LULU, SPECIMEN, уже успевшие отойти от ранних панковских игрищ SIOUXSIE & THE BANSHEES, провокационные KILLING JOKE, а также многочисленные пост-панки мрачного толка наподобие CLAN OF XYMOX, BAUHAUS, X-MAL DEUTCHLAND, американский «ответ» английской мрачной волне CHRISTIAN DEATH. Словом, то, что впоследствии составит костяк культуры goths, которую нередко путают с «новыми романтиками», что позже привело к большому смешению этих стилей внутри готического движения в целом.
  Массовая аудитория же не принимала новую моду, клюя на всё то танцевальное и позитивное, что возникло в недрах «неоромантических» клубов. Внешние черты – то есть экстравагантная внешность и преобладание синтезаторного звучания в музыке, – оказались не просто особо востребованными. С района 1981-83 годов, когда массовый интерес к «Cult with No Name» был предельным, началось победоносное шествие синтезаторных команд по мировым сценам, значительно перелопатившее как поп-музыку, так и многие другие стили, в которых стало правилом преобладание синтетического звука – от ласкающего слух и зовущего танцевать до некомфортного, если смотреть с точки зрения массовой публики. С новомодной стилистикой заигрывали или на её волне поднялись такие гиганты, как DAF, LAIBACH, CABARET VOLTAIRE, 23 SKIDOO, FAD GADGET, а поп-сцена отреагировала на обилие доступных и простых в освоении синтезаторов стилем euro dance, сменившим в районе 1984-87 годов то, что теперь пресса называла synth pop или electro pop.
  Своеобразным индикатором стало появление в районе 1983-84 годов пост-панкового проекта с экстравагантным названием SIGUE SIGUE SPUTNIK, пародирующим легенду SEX PISTOLS. Группа, возглавляемая бывшим гитаристом GENERATION X Тони Джеймсом и вокалистом Мартином Дегвиллом (Martin Degville), уже успевшим отметиться в своё время в «Blitz», собрала воедино предельно гипертрофированные штампы Cult with No Name и punk-77. Они сумели записать в «золотом» составе пару-тройку альбомов, но не снискали реальной кассовой популярности. Позже они постепенно разделились на два состава, один из которых возглавил Тони Джеймс, а другой – Дегвилл.
  Сразу же – я сознательно сейчас опускаю виток эволюции, начавшийся в 1982-84 годах, когда synth pop стал вытеснять «новых романтиков» с экранов и массовых сцен. Этот стиль стоит описывать отдельно и говорить о его эволюции без большой оглядки на «Cult with No Name».
  Впрочем, вернёмся к последствиям постепенного распада движения. Большинство значимых групп до начала 1990-х годов начинает распадаться, наиболее крупные (DURAN DURAN, CULTURE CLUB, EURITMICS, ALPHAVILLE) постепенно эстрадизируются. Наиболее передовые (Марк Алмонд, Дэвид Сильвиан из JAPAN) уходят в область экспериментальной музыки. На какое-то время интерес к этой стилистике угасает, так как в США её ещё во время успешных гастролей и трансляций клипов по MTV начинает теснить сцена pop funk, в которой себя успешно проявили многие ведущие поп-звёзды и нашего времени. Рок-ориентированные сцены тоже с успехом потеснили «новых романтиков», а на территории, которую они же сами и создали, вскоре стали себя показывать либо проекты, работающие в новой версии main stream, либо пресловутый euro beat, популярность которого в Европе была по большей части локальной, а у «больших» звёзд – кратковременной, не больше пары лет. А с 1988-89 годов начинает выходить на уже не маргинальные сцены обойма ещё относительно цивилизованного, не отягощённого матом и подчёркнутым криминалом рэпа. Интерес к «унисексу» и «травести» в какой-то момент сошёл на нет, и заметное время традиционное разделение одежды на явно мужскую и явно женскую было логичным для желающих быть модным.
  Спустя лет 10 или даже 12 Европа (и США, но заметно меньше) вновь становятся эпицентром яркой моды, необычной внешности, кричащих цветов и танцевальной электроники для уютных клубов с претензией на элитарность (хотя начиналось всё с заброшенных площадок, и в любой момент мероприятие могли разогнать). Началось то, что не совсем точно обозначается ёмким словом rave.
  Рейвы были совершенно закрытыми мероприятиями для своих, и их анонсировали так, чтобы не привлечь внимание полиции, которая могла бы прикрыть площадки для распространения мощных синтетических наркотиков, которые проходили обкатку на новых площадках в Европе и США. Со временем роль синтетических наркотиков всё же сократилась, и новые электронные стили стали распространяться всё более и более широко, перелопатив уже наследие new wave, когда ещё шли споры о том, считать ли синтезатор серьёзным музыкальным инструментом – теперь спор шёл о логичности утверждения, что ди-джей тоже в своём роде музыкант, если он умеет больше, чем просто ставить модные или тематические пластинки. И музыка действительно стала в весьма значительной степени твориться за пультом или клавиатурой компьютера. Впрочем, это было уже не той идеей, и идеи-то уже на самом деле не было, ведь противостоять какой-то культуре было уже сложнее, поскольку «Cult with No Name» всё-таки пытался строить из своих последователей интеллектуалов, «аристократов духа», которые пытались противопоставить свой «европейский» стиль слишком простому и часто даже «физиологическому» американскому стилю с его кантри и блюзом, исполняемыми полуграмотными персонажами, не видящими дальше собственного носа. А рейвы были на самом деле чистым развлечением, хоть и своеобразным. И в этом плане они куда ближе к американской танцевальной культуре – благо, в основе этой культуры находился стиль, созданный в американском городе Детройте. И самое главное – стиль оказался намного более штампованным и «снимаемым», чем «Cult with No Name».
  Впрочем, на самом деле интерес к «новым романтикам» не слишком угасал, хотя на долгий срок элементы этого стиля и часть идеологии срослись с готикой, и в силу этой причины район 1998-99 годов стал временем частичного возрождения неоромантизма, как через кавера таких групп, как THEATRE OF TRAGEDY, ATROCITY, авторский материал PARADISE LOST и TIAMAT, так и в непосредственном виде, через наиболее мелодичный gothic industrial. А появление таких проектов, как LADYTRON, привело к возвращению и всей культуры, хоть и ставшей чем-то вроде mod revival в годы, когда Стив Стрэндж ещё не был образцом властности и сумасбродства. Стиль «Romantic Modern» был очень хорошим вариантом продолжения старой темы, хотя не снискал такой популярности, как electroclash, хотя как раз последний был «неоромантическим» весьма мало с самого начала. В наше время в Лондоне возрождён «Blitz», а также создан новый клуб «Electric Dreams», ориентированный на музыку «новых романтиков». Стив Стрэндж и Расти Иган продолжают появляться в «Blitz», но Стрэндж больше не «хранитель Прекрасного», а ведущий программ, тогда как Расти по-прежнему заводит пластинки.
  Обычно в России ситуацию с движением рассматривают в конце большого обзора. Не будем тут оригинальничать. Первые опыты, которые можно считать «неоромантическими» в СССР начали появляться в 1982-83 годах, на общей волне интереса к new wave, поэтому просто затерялись в этих дебрях. Помимо того, что всё нахлынуло скопом, второй причиной малой популярности модного продукта считается проблема концертного исполнения синтезаторной музыки в то время: не всем доступно, громоздко и не очень удобно используется. Поэтому на первых порах такую музыку играли в студиях. ОТРЯД ИМЕНИ ВАЛЕРИЯ ЧКАЛОВА  / СОЮЗ КОМПОЗИТОРОВ, УДАFF, НОЧНОЙ ПРОСПЕКТ, НИКОЛАЙ КОПЕРНИК, ОБЕРМАНЕКЕН – это только одни из самых известных имён в этом списке. Боком к этой когорте прилегает молодая и ранняя группа только недавно напавшего на сочинительскую жилу Виктора Цоя ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ (это они немного позже станут КИНО), хотя эта компания синтезаторами не пользовалась по причине общей в те годы бедности.
  Ни тебе клубов – многие не выступали. Ни тебе роскошных нарядов – долгое время найти или сделать приличную носильную вещь было огромной удачей, а административные задержания за внешний вид и после СССР были ещё года два-три вполне нормальным делом в будущем «замкадье». Ни тебе… Хотя не стоит сгущать краски: были «новые стиляги» (рок-н-ролльные, джазовые, новая формация), Виктор Цой выходил на сцену с клипсой, чудачил так, что только шум стоял, и Юрий Орлов (НИКОЛАЙ КОПЕРНИК). Аристократичные ОБЕРМАНЕКЕН и элегантные НОЧНОЙ ПРОСПЕКТ раннего периода. Хотя «неоромантической культуры» в СССР не существовало в том виде, как это было на Западе.
  Процесс пошёл года с 1986, когда на сцене появились БИОКОНСТРУКТОР и обросший электроникой АЛЬЯНС – уже с присутствием Олега Парастаева и песней «На заре». НОЧНОЙ ПРОСПЕКТ пишет альбом с Андреем «Новым Романтиком» Киселёвым «Плащ» и даёт несколько успешных, но почти всегда сопровождающихся скандалами концертов. Годом позже начинают играть КОФЕ из Ленинграда, где до сего момента была крайне недолговечная (не вовремя созданная) группа МАНУФАКТУРА, из которой выйдут гитарист АУКЦЫОНА Дмитрий Матковский и будущая поп-звезда Виктор Салтыков. Там же и с достаточно ярко выраженного «неоромантизма» начнёт впоследствии «обросший» политическими темами ТЕЛЕВИЗОР. К этому моменту электронные и щедро укомплектованные синтезаторами составы начинают покорять сцену и магнитную ленту своими альбомами и просто песнями. Даже в эти годы большого интереса всё же сильного движения не возникает, самой пуристической по методам группой подобной стилистики долгое время будет оставаться НИКОЛАЙ КОПЕРНИК, который долгое время будет едва ли не единственным проектом подобного рода, почти стопроцентно играющим и живущим по этим странным правилам. Единственным большим отличием ведущих советских (российских) «новых романтиков» от западных коллег были несколько правоватые взгляды, что отразилось в материале альбома НИКОЛАЯ КОПЕРНИКА «Родина». Впрочем, чётко выраженной линии не было ни у кого, а большинство было совершенно аполитично, как и та тусовка, которая развилась отсюда под влиянием DEPECHE MODE (БИО, ТЕХНОЛОГИЯ, Органическая Леди) и называла свой стиль «техноромантикой» (центром этой музыкальной формации стал вокалист БИОКОНСТРУКТОРА / БИО Александр Яковлев).
  Большая часть подобных групп была сосредоточена в столицах, хотя были и исключения (как РИО ВОКРУГ БОМБЫ из Тольятти, ДЕПЕША из Владивостока или начинавшие с пост-панка омские НОВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ). Интерес меломанов и любителей соответствующего стиля одежды, впрочем, клубом единомышленников назвать нельзя, а энтузиасты-одиночки серьёзного движения не сделают. Ведь в России очень сложное отношение к тому, что обычно принято называть «элитарным клубом», а воспитанное в массах сознание – это агрессивный коллективизм с известной долей «крестоносчества», когда тебя в лучшем случае будут убеждать, а если этот случай не выгорит, то обеспечено, как минимум, получение травм. Элитные частные клубы чаще всего являются развлечением богатых и ориентированы не на изощрённый эстетизм, а на то, чтобы напоказ швыряться деньгами, покупая якобы эксклюзивные вещи и технику в попытке догнать и перегнать Пэрис Хилтон. Интеллектуальность же со стильностью ассоциируется очень даже не всегда. А если говорить о чём-то вроде «Культа без названия», то опоздание в попытке заимствования движения массами и не совсем верное понимание этого движения, отчасти воспитанное заграничными музыкальными журналами стали верным залогом того, чтобы это движение не воспринималось всерьёз. Да и советский рок не слишком слабо был увлечён в конце той самой страны всевозможными перформансами и авангардным театральством. Так что этот стиль жизни всерьёз исповедовался разве что одиночками-чудаками.
  Хотя… В принципе, можно сказать, что в наше время у чего-то подобного в России вполне может быть шанс появиться хотя бы в виде заимствования «из-за бугра». Кто знает…