Сталин наедине с собой

Сталин, как всегда, сидел ночью в своем кабинете. Вокруг было тихо и темно, лишь занудно тикали часы, да ездили за окном редкие машины.


Иосиф Виссарионович был за рабочим столом, разбирал бумаги, присланные из Политбюро, пил чай. Рядом на столе в пепельнице лежала еще дымящаяся трубка.


Дел и проблем, требовавших скорого решения, было, как обычно, невпроворот. Сталин озабоченно смотрел в бумаги, иногда почесывая голову.


Вдруг - послышался какой-то непонятный шум, такой, какого никогда раньше не было. Как будто что-то булькало. А что такое могло булькать в Кремле в четыре утра? Ничего, подумал Сталин, и решил, что ему всё послышалось. Выспаться просто надо.


Но шум, казалось, нарастал. К нему прибавился и другой - что-то затрещало, и даже зазвенело.


И тут Сталин отчетливо понял, где был этот странный шум. Он доносился от небольшого шкафа, что стоял в дальнем углу его кабинета. Шкаф был с остекленными дверцами и вот они-то и звенели. А за ними - что-то булькало, хотя, опять-таки, ничего булькать не могло.


Иосифу Виссарионовичу стало не по себе. Хотя умом он прекрасно понимал, что происходит не стоящая его высокого внимания ерунда, мелочь, о которой он должен тут же забыть, но - все его нутро почему-то обратилось к этой ерунде, и не могло от нее оторваться. Это было похоже на наваждение.


Шум все нарастал - стекло в дверцах шкафа уже гремело, а невозможная жидкость бурлила.


Сталин нервно отодвинул от себя бумаги. Протер пальцами глаза. Зачем-то стряхнул крошку со своего френча. А потом - не думая, сам собой, словно он был крысой, услышавшей дудочку Нильса, - встал и пошел к шкафу.


Идти было тяжело, страшно. Но загадочный шкаф магнитом притягивал к себе генсека.


Наконец, Иосиф Виссарионович достиг своей цели, и остановился. Каково же было его жуткое удивление, когда, при свете уличных фонарей и стоявшей на далеком столе лампы, он увидел, что шкаф уже шатался из стороны в сторону, видимо, сгорая от желания высвободить ту непонятную силу, что переполняла его.


Сталин чувствовал, что, если он сейчас откроет эти дверцы, произойдет что-то страшное для него. Но - руки генсека сами вытянулись и сами прикоснулись к шкафу. Остановиться было уже невозможно. Он должен был узнать, что там. Это важнее всего. Важнее бумаг, важнее даже социализма в одной отдельно взятой стране.               


Буквально в следующее мгновение после того, как дверцы были приоткрыты (а, может быть, даже и в то же мгновение, настолько это было быстро), на Сталина хлынули потоки крови. Так вот что там бурлило. Кровь была темной, бордовой. А главное - ее было много, явно больше, чем мог вместить шкаф.


Кровь лилась огромной мощной струей, с легкостью, за считанные секунды заливая кабинет. Видимо, она шла из какого-то неиссякаемого источника. 


От неожиданности Сталин негромко вскрикнул и отступил назад. Красный поток бил прямо ему в грудь. Он не успел опомниться, как подскользнулся на залитом кровью паркете и рухнул на него.            


Не прошло и пяти минут, как весь кабинет генсека заполнился кровью. Все, что в нем было - государственные бумаги, карты, книги - все превратилось в кровавый мусор и бесцельно плавало в кровавом аквариуме.


Сталин в какой-то момент - когда уровень крови в его кабинете уже почти дошел до потолка - оказался на поверхности и, что было силы, позвал адъютанта, который стоял за дверью, буквально в пяти шагах от него, отделенный всего лишь тонкой стеной. Но тот почему-то не явился.


Генсек снова хотел закричать, но в его открытый рот залилась кровь и он - исчез в толще бордовой жидкости...


О чем он успел подумать? Только о том, что происходящее невозможно, а, с другой стороны, каким-то странным образом только оно и казалось ему единственно возможным.      





14 января 2012 года,
Колтуши