Богом зданныя

                1
" Пронзительным свистом стрел и нагаек носился по Руси тринадцатый век. С хрустом
рушились прогоревшие храмы, гулко падали, разбиваясь на обугленной земле колокола.
Сгорали в огне лики святых и тела порубленных христиан.Полуметровым пеплом покрывались
города, осмелившие сопротивляться орде. Все, кто мог, скрывались в лесных схоронах,
а кто не успел,  шли,повязанными в татарский полон, оставив душу на родных пепелищах,
глядя омертвелыми глазами в спины друг друга.
 Медленно стекалась южная Русь на север, под защиту Новоградского князя, подальше
от орды и  неволи. Но и там не было покоя православным. Набегала либо литва, либо рыцари,
грабили села, города и храмы,рушили  монастыри,убивали насельников.Стон и плач
на Руси  стоял повсеместный.
В  разоренном и опустевшем Киеве  иноки жили не в самой обители, а по лесам и пещерам,
сходясь на богослужение в уцелевший предел святой Софии. Однажды встретились они
на берегу с греческими иконописцами, что следовали по пути  домой в Афон. Так узнали
они, в граде Пскове князь Тимофей есть праведный, что за веру стоит грудью и не дает
на поругание Псковскую землю. Рассказали они, как сек и топтал князь латинян, ни одной
обиды не попуская и не прощая. Слушали  иноки греков, смотрели  затуманнеными взорами
на текучую воду, а один особо смотрел, зряче.
Звали его Марк.Слушая греков, светился в глазах его огонь. По прошествии несколько
дней собрал Марк братию и рек:" Братия мои, сердцу любые! Помыслил я в путь собраться
до земли Псковской, до князя Тимофея. Для дороги той нужны мне подельники, ибо не просто
так иду, не по прихоти, а по долгу." "Что,да как"?,- заволновались иноки. Был Марк у них
за место отца родного. А те, что помоложе, особо озаботились, как бы их отец  Марк
с собой взял! Поведал им старец, что удалось спасти от поганых одну икону, еще
святым князем Василием из Корсуни привезенную
- Одному мне не дойти, братцы! А здесь образ Пресвятой Матери оставлять на поругание 
нельзя. Было мне видение, что надолго это разорение. Поразмыслите, кому сердце скажет,
тот и идти должен. Завтра утром ответа жду вашего.
Наутро пришли двеннадцать иноков и порадовался Марк этому числу..."

Отчаянный рев дочери за окном оторвал Ирину от книги. Она рванулась с места, как тигрица,
и бросилась вниз по винтовой лестнице со второго этажа, пулей вылетела во двор.
Там с огромной шишкой на лбу стояла Яська и трубила миру о своей боли.
Ирина подхватила ее под мышки и потащила вверх по лестнице, посадила  на стул в кухне,
приложила ко лбу мокрое, холодное полотенце.
- Опять была на качелях, негодница! Почему ты меня не слушаешь?.
В ответ Яська усилила мощность звука. Вид у нее был самый разнесчастный.
- Ну что мне с тобой делать? Неслух упрямый! Этим качелям тысяча лет, того гляди,
рухнут и придавят вас, как щенят!
- Руууухнули ужеее! - провыла  дочь.
- То есть, как рухнули?И ты там была? Где еще болит?
- Нигдееееее...
-Скажи спасибо, что отделалась шишкой!
- Спасиииибааа!
- Завтра приезжает Рита, а ты с шишкой на лбу, красота неписанная!
Рев от боли плавно перешел в плач по судьбе.
- Голова болит?
- Болииит!
- Тошнит?
- Нееет...
-Ну, тогда раздевайся и в постель!
Яська  завыла с новой силой, но уже  в  знак протеста.

"Раздевайся и в постель" - так назывался новый закон о наказании вместо устаревшего 
"быстро в угол", несовершенство которого привело к тому, что пришлось в двух комнатах
менять обои. Как ни странно, но новое уложение действовало сильнее. Яська с видом 
осужденного на пожизненный срок прошествовала в детскую, где со своими игрушками
возился молчаливый и спокойный Павлик.
- А у меня шоколадка есть. Хочешь? - прошепелявил он, еле ворочая своим  толстым языком.
- Ешьте сами свои шоколадки!
Тут же пожалев о сказанном, она заплакала тихо и горько. Шоколад был для нее ,
что сыр для мышки. Ради него, она готова была  полезть в любую мышеловку.
Но от пережитого  Яся устала и вскоре ее сморил сон.

   Определив детей по своим местам, Ирина продолжила чтение книги, которую принес
муж, найдя целые залежи книг на чердаке дома.Почему-то  Ирина  выбрала именно
эту  без обложки, без первых двух и последних страниц, напечатанную еще  дореволюционным
шрифтом. Возможно, потому, что в глаза бросилось слово "пещера". Вот уже третий месяц,
как они жили в маленьком заштатном городишке на границе России  с Эстонией, основной
достопримечательностью  которого был действующий монастырь, что по тем временам
было более чем странно.
Ирина часто брала детей и шла в монастырь. Там,не заходя в церкви, она гуляла среди
монастырской тишины и  благодати, вспоминая свое детство, проведенное рядом с церковью 
Рождества Пресвятой Богородицы, что  на речке Медозе в Костромской области,
где ее дед и отец служили священниками до  тех времен, пока власти не порушили церковь
и вместе с ней их судьбы.
На лестнице послышались шаги. В комнату вошел муж.
- Ну, мать-жено, радуйся! Не придется тебе завтра пешком идти до станции. Поедешь
на полковом газике. Я не смогу с тобой поехать, но приду чуть позже.

Пышным розовым кустом зацвела Маргарита к своим 35 годам.Не найти в себе такого
таланта, чтобы описать это роскошное творение Господа, рожденное в  им же забытой
глухомани под названием Чухлома. Но если в  кустодиевской "Русской Венере", не очень
увлекаясь, убрать лишние телеса, попутно добавив в них белил,  перекрасить рыжие
волосы в русые с легкой золоченой пылью, заплести их в косу и уложить вкруг головы
короной, то, пожалуй, можно составить представление о красоте этой  Dronning Margrethe*,
этой Clos Fleuri Blanc* берендеевых лесов. В дополнение к этой картине представьте
себе смех, в ответ на который хотелось петь и  плясать Комаринскую, искрящиеся  глаза,
от которых можно запьянеть в одно мгновение, как от шампанского. 
Переживя на курорте увлекательный роман,насобирав в пути восторженных взглядов и
комплементов, Маргарита  не вышла из вагона, а ворвалась  на перрон  со всей своей
буйной красотой. Проводница передала ей чемодан и поезд тронулся. Она была
 единственным пассажиром, добиравшемся из Пскова до Печер.
Ирину она увидела сразу и тут же завопила, будто и не расставались на пятнадцать лет:
- Ирка! Я в Пскове такую кофточку отхватила за "здорово живешь"!
Ирина засмеялась, они обнялись и обнявшись пошли к машине, а позади семенил
с тяжелым чемоданом  безусый юнец-водитель, недавно мобилизованный и глазевший
на Маргариту, как на ожившую свою ночную  фантазию.

Дома еще  спали дети, которых разбудил восторженный голос  Маргариты. Она ворвалась
в детскую, схватила в охапку и Павлика, и Ясю, покрывая их поцелуями, без умолку
тараторила, слегка по-волжски приокивая:
- Ах, Ира, какие они замечательные! А сын-то, сын какой! Настоящий богатырь растет!
Ясенька - красавица! Берегитесь, парни! Ах, какая милая, уютная квартирка!
Как все просто, но со вкусом! Занавесочки какие! Нигде таких не видела!
И муж-то у тебя и молодой, и красивый, и офицер! Когда он придет?
А платьице это ты сама шила? А где ткань покупала? Неужели еще из Германии?
Столько лет прошло! А где я буду спать? Ты не беспокойся, я могу и на полу!
Как, здесь? У вас, что ли три комнаты? Ты же писала, что только две и кухня?
Кладовка?Не может быть! С окном! Такая светлая и большая?
Просто замечательно, как все устраивается! А когда мы в монастырь пойдем?

Ирина, смеясь и удивляясь детскому задору кузины, накрывала  стол на кухне,
которая одновременно была и столовой.. Дети, вначале старательно изобразив,
что помылись из рукомойника, висевшего уныло опустив нос, у входной двери,
уселись завтракать. Павлик, как всегда, погрузился в свои таинственные размышления,
разглядывая стакан с молоком, а Яся таращила глаза  на родственницу и не могла придти
в себя от вида роскошной короны на голове  и  от ее слов "Ясенька - красавица!". 
Наконец, она открыла рот и выпалила:
- Тетя, а это у вас настоящее?
Маргарита сначала не поняла, о чем ее спросили, а  когда поняла, громко засмеялась,
выхватила из "короны" какие-то приспособления, тряхнула несколько раз головой и вниз,
ниже ягодиц,  заструились волны  золотистых волос, скрыв почти всю ее фигуру,
оставив торчать только точеные ножки.

- Ах!- воскликнули все и даже Павлик. В этот самый момент в кухню вошел с цветами
капитан Сергей Певцов. И тут опять возникает проблема, как описать эту  сцену!
Гоголю  хорошо, он первый догадался такое не описывать, а просто  "Немая сцена!" и все!
А поскольку плагиатом заниматься  себе дороже выйдет, то волей-неволей придется 
поведать кое-какие ее подробности. Подойдет, пожалуй,  выражение "Дух захватило!",
при виде золотого фонтана из волос, но когда  капитан увидел, показавшееся из волн
лицо самой Афродиты, то это можно выразит словами "Дух вон!". Ирина, стоящая скромным
васильком  на  обочине этих впечатлений, мигом поняла, что может произойти, если уже
не произошло. И от души пожалела мужа. Когда капитану удалось, наконец, задышать,
он протянул смущенной и простоволосой Маргарите цветы  со словами: "Очень рад познакомиться!".
И представился:"Маргарита!". Она зарделась, левой рукой взяла цветы, а правую протянула
капитану:"Очень приятно! - Сергей!"
И все, кроме Сергея, дружно захохотали. Окончательно сконфуженный капитан, сам себя
не узнавая, вдруг засуетился и заторопился
- Я, собственно, на минутку,  мне надо в часть.
Схватил со стола  кусок хлеба, набрасал на него колбасы и сыра, поцеловал Павлика и 
исчез так же быстро, как появился.

Думаю, любезный мой читатель, тебе неинтересна будет та воркотня за столом, которая
началась после исчезновения капитана.Скажу только, что там было все: и воспоминания
об ободранных коленках,и негодование по поводу дедушкиного деспотизма, и песчаная
горка на Медозе, и куличи  матушки Анастасии, и деревенская дурочка Дуня, и соседка-
монашенка Кира, и мальчишки из Клеванцова, и парни из Кадыя, и восторги от первого
похода в театр в Кинешме,и тот красавец грузин в Ялте, и несносный ревнивый муж
в Чухломе, и зануды коллеги в школе, и восторги того неизвестного попутчика, и восторги
от восторгов, и... Приблизительно через два часа  словесный поток стал стал  понемногу 
утихать,превратился в ручеёк,  вылился на улицу и зажурчал по дороге к монастырю.
                2
В иконописной пахло лаком и свежеструганными досками. Солнце прямыми лучами
проникало сквозь бойницы узких, высоких окон, образуя невероятно живописный контраст 
света и тени  в полутемной  мастерской среди разноцветия банок с красками, уже готовых
ярких икон и пустых, загрунтованных белым досок. У стола рядом с окном стоял отец 
Афанасий. Душа его трепетала. Перед ним  на столе лежала  икона, которую, не далее
как неделю назад, принес молодой отрок   из Пачковки, по просьбе его матери в дар
монастырю. Икона досталась им от деда, нашедшего ее в конце войны  в  пещерах,
коими изобилует округа, пряча там свою семью от бомбежек и от неметчины. По просьбе
настоятеля обители, отец Афанасий должен был определить ценность  и, если возникнет
необходимость, реставрировать. Икона была очень старого письма, по его предположению
не позднее тринадцатого века.Таких старинных икон в церквях и музеях можно было
пересчитать по пальцам. Отец Афанасий, представив себе, что икона могла быть написана
святым Алипием или Григорием, величайшими иконописцами Киево-Печерской Лавры,
и от этого сердцу его стало жарко. Нет, не случайно, не случайно явилась эта древняя
Благая Весть  именно здесь, в этой обители, и именно сейчас, когда он приехал в обитель
по приглашению настоятеля и в послушании патриарху.
Игумен  прикоснулся правой рукой  к нижнему углу святыни и по руке полилось тепло вверх
к плечу и от него к сердцу. " О Всемилостивая Госпоже, Дево Богородице Владычице!
Милостию Твоею спаси и помилуй нас грешных..."- сами по себе возникли слова молитвы
и глаза его затуманила слеза.

За дверью послышался скрип деревянных половиц и голос:
- Молитвами святых отец наш Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас!
- Аминь, - поспешил ответить отец Афанасий, услышав в голосе некий трепет.
В иконописную  вошел инок Александр, молодой  иконописец, данный ему в помощь
и послушание. Он был молод, голубоглаз и клобук еле держался на его буйных, соломенных
кудрях.Инок кинул молниеносный взгляд на стол у окна и тут же отвел его к полу.
- Благословите,отец Афанасий!
- Благословляю, брат! Случилось что?

Время было для отдыха и молитв,отец Афанасий никак не ждал появления  инока.Тот вновь
поднял  глаза и игумен, глядя в них, вдруг вспомнил подобный взгляд  из  далекого 
сорок третьего года. Это было под Орлом. Тогда жарким июлем  предстоял бой у села Злынь.
Их механизированная бригада получила подкрепление из необстреленных бойцов  по главе
с необстреленным командиром. Заметив , что  перед боем помолившись, достав с груди крест,
он поцеловал его, командир этот  расхохотался и при всех стал его высмеивать.
Он тогда промолчал. Бой был страшен, и  в самом его разгаре  вдруг увидел  он,
как бежавший перед ним офицер, сорвал с себя шлем, рухнул на колени и стал неистово
креститься, бессвязно выкрикивая все, что было в памяти из Господней молитвы.
Это был его пересмешник. В том бою они выжили, встретив растерянный и виноватый взгляд
лейтенанта  после боя, не удержался и сказал:"Молись,командир! Может, дойдет
до Господа твоя молитва! Но только перед боем молись.Во время боя надо бить врага!".

Но почему такой виноватый  взгляд у инока? И он повторил вопрос:
- Да, что произошло- то?
- С благословения Господа Иисуса Христоса нашего, ничего  не произошло.- скороговоркой
и на какой-то одной, плаксивой ноте, заговорил монашек.
Было что-то в его тоне  такое, что не позволило  игумену поверить. "Лжет, однако, паршивец!"
-Что пришел-то? Время, брат Александр, для отдыха и молитв.
Брат Александр забегал глазами, не находя мгновенного ответа, потом выговорил:
- Я почел нужным сказать вам, что отец настоятель из Пскова вернулись.
- Да знаю я и собираюсь его посетить. Ну, коль пришел, приступай к работе, помолясь.
Инок, будто обрадовался и суетливо бросился в иконе, что висела над лампадой в углу мастерской.
 Отец Афанасий вернулся  к столу у окна и посмотрел в окно. Там было очевидно какое-то
оживление. Больше обычного оказалось  братии,  спешно семенящей  в  разных направлениях.
Отец Афанасий снял  фартук, облачился в рясу и клобук, завернул бережно в чистый холст ,
лежавшую на столе икону  и вышел из мастерской.

Монастырь походил на крепость. Мощные  стены с башнями и бойницами окружали обитель,
ниспадая и поднимаясь по глубокому ущелью вкруг церковных куполов и крон  столетних дубов.
Обитель пострадала от войны.
В стенах крепости зияли пробоины, возле которых паслись местные коровы,заходя иногда
на территорию монастыря  пощипать сладкую монастырскую травку.В ручье у стен монастыря
бултыхались гуси. Верх крепостных стен будто оплавился временем, обвалились боевые ходы
и лишь в некоторых местах сохранились крыши и деревянные стропила, башни потеряли свои
деревянные шатры.
  При подходе к монастырским воротам сидели с двух сторон пять нищенствующих стариков,
две старушки и безногий инвалид на деревянной тележке. Ирина  обошла всех и никого
не обделила, получив в ответ тихие благословения.
У самого входа в монастырь, у арки сидел монах и кормил с руки стаю голубей, которые
облепили его, не боясь, сидя на плечах и ногах, а он, счастливо улыбаясь, крошил и крошил
им куски черного хлеба. Рядом с ним  стояли на земле глиняное блюдо и прислонненная
к стене монастыря надпись на картоне "На восстановление обители". Монах, не поднимая
глаз, что-то прошептал в ответ на подаяние Ирины. Они вошли  сначала в прохладу,
царившую под аркой, а затем на ослепительное солнце и в тишину, внезапно наступившую,
будто и не было вокруг ничего более.

Перед ними открылись две   дороги.Одна вела к  Михайловскому храму, вокруг которого
виднелись следы строительных работ. Дорога влево вела  вниз  в  конец монастыря,
к Успенскому собору. Они пошли по той, которую называли Кровавым путем, именно по ней
Иван Грозный по преданию, пронес тело, обезглавленного им игумена обители Корнилия.
Справа от них была гора, по которой крестовым ходом спускались многовековые старцы-дубы,
сопровождаемые молодыми дубками-послушниками. Несловоохотливой Ирине волей-
неволей пришлось стать гидом и рассказывать гостье все, что она знала о монастыре
из книг и из слов экскурсовода, во время своего первого посещения обители .
Маргарита так бурно выражала "охами и ахами" свое восхищение или удивление, что Ирине 
стало неловко от ее громких эмоций. Яська на правах старожила унеслась вперед и прыгала 
в "классики" по булыжникам дороги. Павлик держался за руку матери и отчаянно хотел пить,
но молчал, зная, что впереди их ждет источник с водой. Они без особого любопытства
прошли мимо старинной кареты  императрицы Анны Иоановны, выставленной на лето
прямо под открытое небо  и не спеша подошли в "корнильевскому " источнику.
- Хочу пить,- изрек,наконец,  Павлик  и  Ирина бросилась поить его из ковша, стоявшего
рядом с полным ведром воды. Родниковая вода монастыря была  чиста и сладка,
как помыслы святого Корнилия. Они все с наслаждением напились  и увидели, что из
трапезной показались монахи, единая черная тень которых стала делиться на части
и расползаться в разные стороны. Большая часть  пошла по направлению к братским
кельям,  а человек шесть попарно  направились к источнику в их сторону.

Маргарита  взирала на проходящих монахов. Что заставило этих крепких, здоровых
мужиков отказаться от  радостей мирской жизни, от счастья быть любимыми женщиной
и иметь собственных детей? От нее, наконец! И это в то время, когда в стране не хватало
мужиков и множество женщин одиноко несли тягло жизни?Вот они, проходят мимо,
потупив взоры, и даже не глядят на нее! Да потому и не глядят, что боятся!
Не ее, себя боятся! Слабы они против такого соблазна. Были бы сильны, смотрели
без страха прямо в глаза!
И Маргарита захохотала во весь голос так, как она умела смеяться! Соловьиными,
весенними переливами! Русалочным пением! Сиреной посреди лазурных вод!
Монахи, все, как один,  вскинули на нее глаза, тут же бросили взгляды к долу и заспешили 
прочь, путаясь ногами  в своих хитонах! Все, кроме одного. Он шел  самым последним,
да так и остался стоять остолбенело перед Маргаритой, которая продолжала смеяться 
уже над испугом и бегством монахов. Наконец, она прекратила смех и игриво спросила
застывшего в коме монашка:
- Что такие красивые мальчики здесь делают?
Двусмысленность этих слов была настолько очевидна , что инок  бросился бежать в
ту сторону, откуда пришел.
- Никогда. Никогда больше с тобой сюда не пойду, - тихо сказала Ирина и направилась
к выходу из монастыря.
- Ира! Да ты что, а пещеры? Мы же должны их увидеть!
- Придешь без меня, - решительно заявила Ирина.
- Не дури. Пошли узнаем, когда они открыты.
- Иди,узнавай, я подожду с детьми здесь.

Маргарита пошла к входу в пещеры, потом вошла в двери  Успенского храма  и долго оттуда
не выходила.  А  когда  вышла и подошла ближе, произнесла:
- Действительно, что-то меня понесло не в ту сторону с этими монахами! Ты уж прости меня!
А пещеры открыты для посещения только по средам. В остальные дни по официальным заказам.
Ирина уже успела успокоиться и они пошли к выходу из монастыря. Подходя к карете
императрицы Анны Иоановны, увидели, как откуда-то справа на дорогу вышел высокий
статный монах с выправкой военного и открытым, прямым взглядом больших, черных глаз.
Он шел в их направлении, держа в руках что-то плоское, завернутое в белый холст. Ирина
успела заметить, что кисти его рук  с тыльной стороны  испачканы  красками. "Иконописец" -
догадалась она.
- Рита, я тебя умоляю, только без фокусов!
Но теперь пришла очередь Маргариты  застыть в изумлении. У нее внутри все как-то
неловко свернулось и замерло.
А монах, глядя спокойным взглядом на нее, словно прожигал насквозь, да еще и усмехался.
Он прошел мимо, но уйти ему не дали:
- Я прошу прощения,- не смогла удержаться Маргарита. Вы не скажете, можно ли сегодня
посетить пещеры?
Монах развернулся и , сдерживая улыбку, произнес:
- Как вы уже успели узнать, милая, пещеры открыты только по средам.
И посмотрел на неё так, будто обнажил не только тело, но и душу. Он был и монах, и художник.
И должен был признать, что  исключительная красота ее  не могла оставить его равнодушным.
Но он был не только монах и художник, он был еще воин. За ним стояла  рать святая,
делая его непобедимым. А за ее спиной маячил кто-то другой. Он отвел взгляд от красавицы и
перевел взгляд на ее спутницу,стоявшую, потупив взгляд  и пылая ярким румянцем
на удивительно белом лице. Рядом обхватил руками ее колени мальчик четырех лет,
в глазах которого была недетская печаль. Эта картина была так дорога и мила  сердцу монаха!
Женщина кинула не него исподлобья взгляд и монах поразился чистой синеве ее глаз.
- Мужайтесь, милая! - сказал он женщине. Ирина вздрогнула.

- Змея! Там змея, на стуле! - кричала Яся  у кареты, указывая на  сидение.
Все повернулись в ее сторону. На выгоревшей от времени  ткани сидения кареты лежала,
греясь на солнце, гадюка.
Глаза ее были полуприкрыты  и цепкий холодный взгляд следил  за каждым их движением.
- А вот и хозяйка пожаловала,- засмеялась Маргарита. Здравствуйте,
ваше императорское величество!
Монах метнул в Маргариту грозный взгляд, осенил трижды крестным знаменем карету
и змея медленно и  неохотно  поползла на невидимую ее сторону.Не глядя на женщин
и не прощаясь, монах развернулся и пошел прочь.

               3
Вечер выдался теплым и пряным. С полей несло духом скошенной травы,
откуда то сбоку подглядывала сквозь деревья любопытствующая луна, заскворчали
шкварками на сковородке цикады. А они сидели  за столом во дворе и безудержно
смеялись над рассказами Маргариты. Капитан, употребив  первую стопку,
избавился от смущения, заполучил румянец на свои провалившиеся после болезни
щеки и чувствовал себя прежним favori de la femme**. После третьей стопки он принес
свой трофейный  Weltmeister** , растянул меха во всю ширь своей богатырской души
и запел бархатным баритоном:
"Я припомню, как сон, дым горящих предместий,
стон и плач нежных женщин в том далеком краю..."
Глаза Маргариты засверкали в полутемноте, как  брызги  новогоднего фейерверка.
- Ах, что за песня, что за песня! Почему я никогда ее раньше не слышала?
 - восторженно закричала она, когда он закончил петь.
- Это песня Петра Лещенко. Ты не могла ее слышать. Он белоэмигрант.
- Ах, какой вечер, какой вечер! Как хочется быть счастливой! Ира, тебе хочется быть счастливой?
- Я уже счастлива, - раздался откуда-то со стороны спокойный голос Ирины.
- Сергей, отнеси Павлика в постель.
Капитан взял на руки  крепко спящего,ни смотря ни на что, сына, и пошел в дом.
- Давайте посидим еще. Такой насыщенный день и такой прекрасный вечер,
- протянула  Маргарита.
- Я тоже хочу спать, - сказала сердито Яська.
- Ну, так иди! Ты уже большая девочка!
- И ничего я не большая! Такая, какая есть!
- Она темноты боиться, - сказала Ирина.- Пойдемте уж, не последний это вечер.

  Утром капитан проснулся и долго лежал в постели, чувствуя  раздражение. Все, что 
вдохновляло его вчера, утром казалось
глупостью и суетой. Пережив за последний год болезнь и болезненное лечение
в госпитале, зная, что он стоит накануне демобилизации, о которой ранее мечтал
и подавал неоднократные раппорты, вдруг понял, что демобилизация для него будет
катастрофой. Имея на руках  жену и двух детей и не имея гражданской профессии,
 жилья и хоть каких-то денежных накоплений, он гнал от себя мысли о будущем,
понимая, что настоящее - дело его собственной беспечности. Надо было серьезней
отнестись к предупреждению старого Матса, который честно признался, что сдать
жилье на своей половине дома, он не может, поскольку у него открытая форма
туберкулеза.Он не внял и уговорил старика.Заразилась вся семья, но заболел только он.
Он, который считал, что выжив в войне, ему теперь никакой черт не страшен!
Но жизнь медленно и верно разворачивалась к нему темной своей стороной.
И тут еще эта цветущая, полная жизненных сил, соблазнительная красавица-родственница!
Прежде он бы ни на минуту не сомневался в своих силах и ответил бы на соблазн достойно
настоящему мужчине. Но теперь все, что казалось достоинством прежде, было для него 
мукой. Он встал, тихо, чтобы  никого не разбудить, оделся и вышел на кухню, где его ждал
на столе, приготовленный Ириной завтрак  и она сама. Он поцеловал её, как обычно в щеку,
позавтракал и сказал:" Рано не ждите. Много дел". Ирина понимающе кивнула.
 
    Вторым днем пребывания Маргариты в гостях была пятница. День разогревался солнцем ,
не шутя. Уже к десяти часам утра, когда жизнерадостная компания   шла по тропинке к лесу
и речке, термометр показывал градусов 25, не меньше. Они расположились в тени кустарника,
росшего у берега быстрой лесной реки слева от  высокой песчаной скалы, будто отпиленной
строго вертикально огромной пилой .На светло-бежевом фоне песка прорисовывались
неровные горизотальные красные и оранжевые слои, коричневые вкрапления  и в двух
местах робкие зеленые поросли. В середине скалы гнездились ласточки, из чернеющих
лазов их гнезд-пещер то и дело выпархивала, радостно чирикая молодежь, создавая 
праздничное настроение. Река в этом месте делала излучину, огибая скалу и образовывая
под ней песчаный полуостров. На скале, вокруг нее и на другом берегу реки росли строевые
сосны. Они словно великаны окружали и охраняли этот райский уголок от вторжения недругов.
Свежим мёдом струила река  по  белому песку с оранжевыми и красными прожилками.
Картина была настолько чарующей, что им не хотелось нарушать ее гармонию своим разговором.

Но вот откуда то справа, из леса на песок вылетела  стая ребетишек, криком  нарушая тишину
и их желание быть здесь в одиночестве. Яська, радостно взвизгнув, бросилась к ним.
Это были мальчишки из многодетной чешской семьи, что жила в соседнем от них доме.
Ее сорванцы были Яськиными компаньонами по разного рода авантюрам вплоть
до нахождения и лазания в пещеры, которыми изобиловала округа,и что было строжайше
запрещено родителями.В семье было двеннадцать человек детей.Какими ветрами её из
Чехии занесло  в этот край теперь уж не узнать. Скорее всего бегство от войны привело
 их сюда, где война их и настигла.

- Принесла их нечистая,- произнесла недовольно Маргарита.
- Нет, это ангелы прилетели. - тихо сказала Ирина.
- Ты в школе не работала, потому так и говоришь!
- Может быть, ты права.Но, по-моему, нет другой более благородной профессии, чем учитель.
- Ирка, нельзя быть такой правильной!
- Да, какая я правильная? Ты заблуждаешься!
- Ну, не знаю! Тогда твоему спокойствию и терпению можно позавидовать.
- Вот этого и не советую - мне завидовать!
Они замолчали, каждая думая о своем. Маргарита лежала на животе, положив подбородок
на сложенные кулачки, глядя в  воду и в её глазах плавился янтарь. Ирина не отрывала
глаз от детей, которые бултыхались в реке. Сверкали на солнце брызги воды, голоса
детей были звонки и чисты, небо, окаймленное кругом сосен, безоблачно, от воды шла
легкая прохлада. Она чувствовала себя, как во сне.
- Как все похоже на нашу Медозу, - сказала она тихо.-И речка, и гора, и ребятишки.
- И я подумала об этом. Какие мы были счастливые тогда! Здесь все так же, как там,
почему мы не чувствуем счастья? Удовольствие чувствуем, а счастья нет.
Но мысли Ирины были уже в другом месте. "Почему он сказал "Мужайтесь!" Что понял он,
глядя на нее? Почему его слова так ранили ее? Почему они совпали с ее  прежними
томительными предчувствиями?" Но ответы на все эти почему были там, где никто
еще не бывал - в будущем.
  Только под вечер, придя домой, все четверо поняли, что обгорели на солнце.
У Павлика поднялась температура и Ирина ругала себя за легкомыслие и неосмотрительность.
Она устроила во дворе холодное обмывание, поливая всех и себя прямо из ведра, а потом 
обсыпала все обоженные места мукой так, как это делала ее бабушка.
Вечер был душный, медленно мрачнело небо на горизонте, тучи набухали и  чернели. Предстояла ночная гроза.

 Отец Афанасий шел на утреннюю молитву по дорожке к храму и дивился устройству
Божьего мира. Полыхание молний среди мрака ночи и раскаты грома, сотрясавшие
пространство, сменил  нежный розовый свет утра, благостный покой и тишина.
Соловьиный хор монастыря  давно уже пел акафист  во славу Господа, на душе
игумена лежала тихая радость. Вчерашняя встреча с отцом настоятелем Афтанаилом
наводила на размышления, которые он пытался гнать от себя, не желая нарушать
суетливой мыслью благолепие утра. Но после утренней литургии  и чаепития, уже 
в иконописной, они вернулись к нему. Настоятель, встретившись с ним , первым делом
спросил о вновь приобретенной иконе.

Отец Афанасий ответил прямо, что необходима научная экспертиза и если окажется,
что его предположение правильно, то есть риск монастырю эту икону потерять,
поскольку ее незамедлительно отправят в какой-нибудь музей
- Икона, отец Афтанаил, по моим предположениям, написана не позднее
тринадцатого века.Её  замечательная сохранность обьясняется нахождением
очень долгое время в пещере.
- Какие же признаки говорят о возрасте иконы? - спросил настоятель.
- Посмотрите на обратную сторону -  основа обработанна не рубанком, а стругом.
Это кипарис, икона была изготовлена либо где-то на юге, либо из привозного материала.
Но поскольку доска цельная, а икона достаточно большого размера, думаю, сделана
в южных краях.Хотя и не обязательно так. Могли и цельный кипарис привезти .
Обработана не позднее семьнадцатого века, позднее обрабатывали рубанком.
Поля широкие, а ковчег глубокий. Нет, если не подделка, то не позже триннадцатого века.
 Икона , видимо, побывала в огне, посмотрите на основу, она  обгоревшая, сам образ
очень потемнел,но ни разу не обновлялся и  слой краски первоначальный. Судя по канону,
либо в Византии писана, либо список с корсунских икон, либо одна из Корсунских икон.

- Не может быть!
- Я не утверждаю. Нужен более компентентный анализ.  Но мое сердце чувствует,
что образ этот первоначальный и послан  нам во славу Божию, как Благая весть.
Было заметно, как заволновался настоятель. От волнения у него задрожали руки,
он положил ладонь на край иконы и признес:
- О, Владычице! Яви и являй присно над нами Твое святое, живое, действенное владычество,
помоги принять правильное решение.Что вы посоветуете, отец игумен?
- Не торопиться с решением. У меня есть некоторые соображения на этот счет.
- Какие же?
- Есть один мирской человек. Верный. Он - один из старейших знатоков древней иконописи.
Настоятель задумался и затем медленно произнес.
-Пожалуй, так будет умно. Не будем торопиться. Пусть образ у меня будет до приезда
вашего специалиста. А вы, отец Афанасий, сообщитесь с ним и сделайте все по уму и сердцу.

Прежде чем уйти, отец Афанасий помедлил слегка, будто не решаясь сказать, и произнес:
- Есть у меня еще одно дело к вам, отец Афтанаил. Оно касается послушника моего, брата Александра.
- Случилось что?
- Пока нет.
- Говорите.
- Не было бы угодней Богу послать его учиться, подальше от монастыря, пока он не принял постриг?
Настоятель подивился про себя этим словам игумена. Они отвечали его собственным мыслям.
Инок Александр давно вызывал в нем какое-то смутное чувство, но обьяснить это чувство
 он пока не мог.
- Давно ли в монастыре сей инок и откуда он?
- Да уж месяца три, как пришел  с Кавказа, с тайных монастырей, имел письмо от братии
с просьбой приласкать сироту.Пришел без документов.Какие в горах документы?
 Пришлось выправлять здесь.
- Вот и замечательно, что документы есть. Пошлем учиться иконописи в Москву
или Петров град.
Отец Афтанаил согласно и обрадованно закивал, поскольку были у него и другие
соображения, чтобы принять такое решение, но поведать их он не смог бы даже отцу Афанасию.
- Пожалуй, я могу взять его с собой по возвращению в Лавру, - сказал игумен.
 На том они и расстались.Два пастыря  пришлись по душе друг другу  уже при первой 
встрече. И в этом не было ничего удивительного. Они  оба прошли крещение фронтом.
Про настоятеля поговоривали разное, но игумен в эти разговоры не вникал.
Он привык следовать голосу сердца и  верил, что его, как и отца Афтанаила,
ведет по жизни Божья воля.
В мастерской было прохладно, но светло и празднично. Из всех четырех окон струило
солнце свои животворящий Божий свет, с улицы доносилось пение птиц , где-то вдалеке
слышался перестук железных колес проходящего состава. Глядя, с каким вдохновенным
видом инок Александр покрывал лаком список с  образа святого Корнилия, сама собой
возникла в мыслях отца Афанасия привычная молитва:Богородице Дево, радуйся,
Благодатная Марие, Господь с Тобою, Благословенна Ты в женах и благословен плод
чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших."
                4
- Яся, хватит уже! Пойдем! - Ирина взяла дочь за руку и потянула ее от витрины с
конфетами и шоколадом
- Мама, а шоколадку?
- Выбирай, либо молоко с маслом папе и Павлику, либо тебе шоколадку.
Яська надулась и, не отвечая, поплелась за матерью  из  магазина. Молоко и масло
они покупали у одной старой эстонки, которая жила недалеко от них на хуторе, рядом с лесом.
Обычно Линда приносила сама  по средам и молоко, и масло, но сегодня был вторник
и Ирина решила прикупить еще и свежих яиц. Они прошли мимо поворота к своему дому
и спустились вниз по тропинке, ведущей  прямо к хутору. К счастью, хозяйка была дома,
она приветливо предложила Ирине кофе, желая , видимо, пообщаться с проуа Ирэн,
как она ее называла, но Ирина, отказалась, сообщив, что у нее гости и ей надо торопиться.
Они поднялись по горке к  и там Яська оставила Ирину, убежав к своим друзьям-соседям.

Время близилось к полудню, надо было успеть приготовить обед. Да и Маргарита с
Павликом, наверно, уже заждались. Нестерпимо терли туфли в пятках. Ирина у порога
дома сняла их и стала подниматься по лестнице босиком, держа в правой руке авоську
с продуктами, а в левой туфли. Дверь в квартиру была полуоткрыта и поднявшись
по темной лестнице ей в глаза сначала брызнул свет, а потом на его фоне она увидела
силуэты Маргариты и Сергея, соединившиеся в страстном поцелуе. Ирина отпрянула
от двери, сердце  запрыгнуло кудо-то в горло,она стала медленно и осторожно спускать
вниз, словно боясь, что оно из нее вот-вот выпадет. Во дворе поставила авоську
на крыльцо и села рядом, бросив туфли и сжав руками горло. " Вот оно, вот оно.
Началось. Что началось? Ничего не началось. Все продолжается. С ним все давно ясно.
Но Маргарита? Как посмела? Впрочем, и с ней все понятно.Два избалованных эгоиста!
Чему тут тебе, милая, удивляться и возмущаться? Господи, где силы-то взять, чтобы
ни гласом, ни глазом не показать, что знаю? "Мужайтесь" сказал. Вот и пригодился совет.
Да  по этому ли поводу? Только не дети, Господи, только не дети! Все стерплю.
Не такое терпела. Только не дети! Все остальное  уже давно не имеет никакого значения!
Да так ли это? Так, так. Остальное - гордыня. А мне терпение нужно. Где бы его прикупить!"
Внезапно на крыльцо стремительно выскочил Сергей и остановился, как вкопанный, увидев
сидящую Ирину. Поборов замешательство, закричал:
- Ты что тут сидишь? Я приехал на обед, а тебя черти носят... неизвестно где!

Ирина сидела, опустив голову,не реагируя на его крик. И он, почувствовав что-то, сбежал
с крыльца и трусливо скрылся за углом дома.
Солнце нестерпимо пекло, голова раскалывалась от боли. Сердце немного успоилось.
Она поднялась. Рядом стояла Яся, глядя на мать с непониманием и страхом.
- Мама, ты почему здесь? Пойдем домой!
- Пойдем, Ясенька! Просто я устала, немного решила отдохнуть.
Поднимаясь по лестнице, они услышали радостное пение Маргариты. "Нам нет преград
ни в море, ни на суше..." - звонким голосом выводила Маргарита из своего закутка и
Ирина порадовалась, что она там, а не на кухне."Вот уж точно! Вам нет преград,
прелестная кузина!" -  подумалось Ирине."Это же надо так вдохновиться последователям
морального кодекса коммунизма!" Видимо, почувствовав движение на кухне, Маргарита
вышла из своего закутка и удивленно протянула:
-Ты  дома? А я и не слышала!
-Вот уже минут пять слушаю твой марш.
-Обожаю Орлову и фильм "Цирк". Раз двадцать смотрела, не меньше! А тебе она нравится?
- Мне нравиться  Лолита Торез."Уходи, не ожидая,расставанья час жестокий...
-Ты в своем репертуаре, тебе страдания подавай  Никакого сравнения не может быть!
-Так считаешь ты, а не я.
В это время Яська в детской доедала шоколадку Павлика, получив ее взамен старого
гаечного ключа, который нашла в уличной пыли.
- А тетя с папой цевлалались на кухне!- вдруг сказал Павлик.
Яська задумалась.
- Ну и что? Все целуются с папой. И я тоже, - произнесла она, поразмыслив.
- Я тоже,- довольно сказал Павлик и закрыл тему.
А Яська продолжала задумываться.
Капитан явился  домой почти в полночь. Ирина лежала в постель, но не спала.
Он навис над ней черной тенью и протянул зло:
- Ну что, мадам! Продолжаете меня любить? Или, ну его?
Ирина поняла, что он напился  впервые за последний год. Она не ответила и
отвернулась лицом к стене.

Над входом  была надпись: "Богом зданная пещера". Маргарита и Яська стояли в
числе немногочисленной группы экскурсантов перед входом, ожидая гида.Ирина,
сославшись на боль в горле и небольшую температуру, в монастырь идти отказалась.
Подошел монах.
- Зовут меня брат Михаил и я поведу вас в пещеры, но сначала хотел бы предупредить.
Это пусть небольшой, но лабиринт. Заблудиться в них очень просто, такие случаи были.
Потому прошу вас быть внимательными, не отставать от группы.Кроме всего прочего,
дОлжно понимать, что пещера - усыпальница, место вечного упокоения.
Приличествует вести себя тихо и пристойно.
  Он раздал всем тонкие восковые свечи и процессия из десяти-двеннадцати человек,
один за другим были поглощены пещерой.

Маргарита и Яся  очутились в полной темноте и холоде. Горела только свеча монаха,
но за спинами других людей  ее не было видно.Постепенно каждый зажигал от пламени
этой свечи свою и пещера наполнилась слабым светом. Кое-где уже горели свечи,
но после ослепительного сияния солнца, глаза не улавливали их слабое свечение.
Песок под ногами был сух и вязок, как на пляже.
Яська вцепилась обеими руками в ладонь Маргариты и закрыла глаза от страха.
Постепенно глаза привыкли к полутьме и Маргарита увидела справа от себя  гроб.
Экскурсия продвинулась вперед и слева в стене Маргарита увидела нишу  с  тремя
открытыми гробами. Пройдя еще метров пять она увидела в стене пролом, подошла к нему,
посветив туда обнаружила огромное количество гробов, стоящих друг на друге.
Некоторые из них были без крышек, все они были словно припорошены легкой
светло-серой пылью. Голос монаха звучал глухо и Маргарита многое не слышала.
Услышала  "около 10 тысяч" и ужаснулась. Запаха разложения не было. Монах
обьяснял это действием благодати Святого Духа. Они продвигались все глубже и глубже.
Маргарита подняла свечу на уровень глаз и  увидела в стенах плиты с надписями.
Замелькали фамилии Батищев, Пушкин, Суворов, Ртищев, Нащокин, Бутурлин, Мстиславский.....

Процессия свернула влево  и остановилась, они с Ясей были в ее конце и не поместились
в узкий коридор, в конце которого стоял очередной гроб. "Зачем я сюда пришла!"- подумала она.
Что тут интересного в этой братской могиле?" Она все больше и больше  наполнялась паникой.
Те чувства, которые она старательно растила в себе, сказав  однажды "Живем только раз,
глупо страдать. Надо радоваться и брать от жизни все, что она предлагает.
А после меня, хоть потоп!" трусливо покинули ее в страхе перед обнажившимся неизбежным.
Люди один за другим выходили из  коридора-улицы и когда вышел монах,
Маргарита вошла туда, за ней Яся, которая то открывала глаза, то захлопывала.
В тупике коридора стояло открытое захоронение, горела лампада и был хорошо
виден  покойник, обтянутый  ссохшейся,коричневой кожей. Скрученные временем жилы
подчеркивали напряжение и страшный оскал  зубов.Череп скалился словно в молчаливом
хохоте и  говорил " Неееет! Не уйдешь!"

- Что, страшно? - глухо раздался  насмешливый голос. Маргариту будто подбросило,
она развернулась, готовая бежать и увидела перед собой того самого, осмеянного
ею монашка. Но теперь в нем не было и тени смущения. Он смотрел на неё веселым,
открытым взглядом и улыбался.
- Ой, как вы меня напугали! Разве так можно?
- Тебя, как сюда занесло? - спросил тот совсем не по-монашески. -Откуда ты, такая красивая?
- Чухломские мы! А как занесло, так и вынесет. Сторонись, монах, мне на выход надо!
Монашек едва успел отскочить и прижаться к стене, а Маргарита понеслась к выходу
на всех парах,оставив экскурсию.Таща за собой вконец перепуганную Яську,
вылетела из пещеры  на солнце с бешено бьющимся сердцем  "Как я живу?
Что со мной? Все не то, все не так! Зачем я здесь? Что я тут наделала?Она сестра моя,
а я... сволочь! Неужели мы все ошибаемся и Он есть? Нет, не хочу умирать!"
Эти и подобные им мысли   пульсировали в ее висках всю дорогу до дома.

В дом она ворвалась, а не вошла, напугав Ирину.
- Ира, прости меня ради Бога!
- За что, Рита? Где Яся?
- С ней все в порядке. Она во дворе, сейчас придет.
- За что тебя прощать?
- Не спрашивай. Просто прости и все.  Можешь так?
- Могу, - ответила спокойно Ирина. -Прощаю тебя, Рита.
- Спасибо.Ты святая женщина.
- Всех своих гостей буду посылать в пещеры. Они,видимо, благотворно действуют на атеистов.
- Не смейся! Это было ужасно. Хорошо, что ты туда не пошла.

В комнату, ни на кого не глядя, вошла надутая и сердитая Яся, прошла к открытому окну
и влезла на подоконник.
- Ну,что на этот раз произошло?  - спросила Ирина.
- А что она? Пришла к нам во двор, когда ее не просили!
- Действительно нехорошо! Ей надо было дождаться, когда ваше величество
вышлет приглашение!
Яська мамину иронию не поняла, но почувствовала. Но с мамой лучше  не связываться.
Она всегда говорила такие слова, на которые  Яся, как ни пыталась, ответа не находила.
Поэтому она свесилась с окна и закричала кому-то вниз:
- Лучше уходи с нашего двора! Это мои мальчишки, я с ними играю!
Снизу раздался тоненький голосок:
- Где хочу, там и играю! И ничего ты мне не сделаешь! Мой папа - подполковник,
  а твой только капитан!
Удар был болезненный, но не смертельный. Яська поднатужилась и парировала:
- Зато мой папа молодой и красивый, а твой старый, лысый и толстый!
Враг был сражен наповал,горькая правда  праздновала победу,
а спесь  заревела и пообещала рассказать все маме.
- Ах, молодец! Ах, Яська-умница! Так их всех! Пусть знают наших! - хохотала до
слез Маргарита, а Ирина представила предстоящий разговор с подполковничихой.
Яська, продолжая сердиться, вдруг повернулась к Маргарите и спросила:
- Тетя, а у вас дети есть?
- Конечно, есть. Дочка, Полечка.Я же тебе рассказывала. Она твоя ровестница.
- И когда вы к ней уедете. Она,наверно, там скучает?
Маргарита вспыхнула, но быстро справилась со смущением и весело ответила:
- Да завтра и поеду! Действительно, Ясенька, задержалась я тут совсем незапланированно.
- Рита, что ты на нее обращаешь внимание? Это не ребенок, это бес  какой-то!
- А мне бесята нравяться больше, чем ангелочки! Мне действительно  пора прощаться, Ира.
И задержалась-то только потому, что хотела в пещеру попасть, будь она неладна!
Да и Сергея только смущаю, не просто так каждый день  поздно возвращается.
Ирина промолчала.
                5
День и на этот раз обещал быть солнечным.Жара сменялась по ночам грозами и ливнями
и потому каждое утро было свежеумытым и переливалось яркими бриллиантами и изумрудами
дождевых капель на листах деревьев и на зелени травы. Отец Афанасий жадно вдыхал
в себя свежий, прохладный воздух с запахом
жасмина, растущего прямо под окном.Игумен был несколько обеспокоен отсутствием
брата Александра. Его не было ни на утренней литургии, ни в трапезной. "Заболел, что ли?
Надо бы справиться."
Вчера после обеда отец Афанасий имел разговор с иноком, после которого остался
неприятный осадок, хотя внешне все было пристойно.
Начал разговор игумен,спросив инока, читал ли он поучения святителя Феофана.
Спросил и почувствовал, как тот напрягся, видимо, не зная, что ответить.
- Говори правду, брат Александр. Ничего постыдного в том нет, ежели не читал, - помог ему игумен.
- У нас в горах не было многих писаний,- наконец, ответил инок, потупив очи.
- Так вот, брат мой, святитель Феофан в поучениях своих писал, что спасение не от места,
а от души. Везде можно спастись и везде погибнуть.
  Первый ангел меж Ангелами погиб. Первый Апостол меж Апостолами в присутствии самого
  Господа погиб. А разбойник на кресте спасся.Разумеешь, к чему это я? Ты в горах сколько прожил?
- С пяти лет. Вниз спустился, когда двадцать лет исполнилось.Того пятнадцать лет будет.
- Вот видишь,брат! Ты ни жизни, ни себя не знаешь. Поедешь со мной в Москву, учиться
будешь иконописи и себя познавать.
То, как инок бросился его благодарить, целуя руки и скороговоркой выкрикивая слова
благодарности, и вызвало тот неприятный осадок в душе игумена. Словно обмазали его
чем-то липким. Отдернув руки, он готов был пожалеть о своем скороспешном предложении.
- Ты это прекрати! Бога благодари, а не меня,  все  в  руках Господа!
Инок отскочил в сторону и его словно парализовало.Наконец он опомнился, сказав
" Господи, прости меня грешного!" и отошел к иконе для молитвы.
И вот сейчас он пропал, хотя никто послушание ему в иконописной не отменял.
Беспокойство Отца Афанасия усилилось, когда стремительно вошедший в иконописную
молодой послушник  после положенных приветствий  сказал:
-Беда у нас, отец игумен.Отец настоятель просит вас к себе.

Настоятель принял игумена в своем кабинете."Молитвами святых отец наш Господи Иисусе
Христе Сыне Божий помилуй нас!"- произнес Афанасий
Настоятель ответил положенное "Аминь" и заговорил светским языком,
ничуть не смущаясь крепких выражений:
- Облопошил нас, этот бес с видом ангельским! Обобрал, как липки.Как фашист
последний, что мог на себе утащил!
Внутри игумена все оборвалось "Образ?"
- И Пречистый образ уволок, исчадие ада! Гиена богопротивная!
- Что еще?
- Только золото брал, щенок! Знал, что, где и почем! Два потира для причастия,
один золотой с рубинами, другой позолоченный с аметистами, шесть лжиц,две лампады,
два дискоса, дароносица - подарок святейшего, два кадила, кресты, что еще, выясняется.
Брал отовсюду. Ключи у него были. Видно эти три месяца их и точил втайне.
- Жадный, однако,слишком много взял, чтобы далеко уйти!
- Что вы имеете в виду?
- Вес украденного. Либо подельники были, либо где-то схорон сделал.Надо поспрашивать
назирателей, как часто в город выходил. Хотя можно было не углядеть.
- Что делать-то? Милицию надо вызывать!
- Не торопитесь. Сначала давайте все обдумаем. Если нет подельников, то схорон
должен быть где-то рядом. Далеко не мог уйти. Дайте мне двух-трех  братьев.
Я посмотрю окрест. А коль ничего не найдем, тогда и милицию будем вызывать.

Только теперь он  вспомнил, что никогда не слышал от  лже-Александра ни одной молитвы,
кроме самой короткой - Иисусовой, которую тот повторял беспрестанно к делу и не к делу,
только сейчас он вспомнил, как ловил на себе совсем не смиренный, а любопытствующий
взгляд лжемонаха и только сейчас он понял, какой театр устроил тот, благодаря его
за покровительство. На самом деле, он  спугнул  грабителя и поторопил сделать его черное
дело. Но и он, и вся братия, прибывая в чистоте помыслов, не могли заподозрить во лжи того,
кто казался им страдальцем и нуждающимся в помощи.
На сердце игумена было спокойно. Он верил, что непременно все будет так, как должно.
-Помолимся, братия, и начнем, благословясь!
Трое монахов помолчали в молитве минуту и пошли за пастырем по направлению
к Успенскому храму, а от него  по Святой горке  вверх.

Отец Афтанаил  вот уже четвертый час  широким шагом отмерял расстояние от окна
до входных дверей, останавливаясь только для допросов то назирателей, то пономаря,
то ризничего, то келаря. Больше пропаж обнаружено не было, но то, что было украдено,
было самым ценным и,что самое обидное, необходимым для каждодневной службы.
Украденное было подарками обители, поскольку первые грабители - немцы  увезли все,
что было в ризнице, несметные исторические и церковные ценности, коими изначально
владел монастырь, а также многое из утвари храмов.
"Моя вина, доверчив не по чину! Надо было следовать внутреннему голосу и проверить
достоверность письма кавказской братии. Да что уж теперь по волосам плакать,
коль головы нет!" В дверь постучали.

- Да, да. Войдите,- закричал он не по уставу.
В кабинет вошел отец Афанасий с иноками, которые несли громоздкий мешок.Внеся его,
иноки поклонились и вышли.
- Вот, отец настоятель принимайте потерю. Нашли с Божьей помощью.
- Всё?
- Увы, не все. Нет образа Пресвятой Богородицы,потира с рубинами, креста нательного и лжиц.
В глазах настоятеля мелькнул гнев и тут же погас.
- Ну, что же, будем считать, что явила Пречистая Богородица нам свою милость Благою
вестью и отправилась в свои странствия далее. На все Воля     Божья.Теперь пусть милиция
свое дело вершит.  Нашли-то где?
- Да недалеко унес, но спрятал по-хитрому.У него давно схорон приготовлен был. Чемодан
зарыт в одном лазе с другой стороны Святой горы.Там лес густой и все кустарниками
заросло, он  и одежду инока оставил вместе с утварью. Стало быть, платье статское
приготовлено было.Закопал утварь всю вместе с чемоданом,а лаз завалил.
Следы все ливнем смыло. Одного не усмотрел, что мешок
дерюжный всю дорогу-то его и метил, пока он его по кустам, да через проломы тащил.
- Вы в армии случайно не в разведке служили, Андрей Михайлович?
- Да, нет,- засмеялся  игумен.- Я в механизированных частях рядовым всю войну проехал
и пробежал.
- А я бы вас в свою разведку с радостью принял. Да, велик промысел твой, Господи! Хочу
вас предупредить заранее. Мне скоро новое послушание будет  назначено. Так очень
хотел бы, чтобы меня здесь  именно вы заменили и помогли обители выжить. Слышал я,
собираются власти ее закрыть.
- Не позволим! -  яростно вскричал отец Афанасий.
- Вот, вот! Только вам и верю. Только вы и сможете обитель отстоять!
Затрезвонили колокола, возвещая вечернюю службу.

Мчались, пыля по дорогам безбожной страны автомобили и грузовики, отбивали
по  рельсам стальные колеса, переваливались с бока на бок неуклюжие вагоны,
унося или возвращая свой  нескончаемый человеческий  груз.
В одном таком грузовике
по   дороге из Порхова  в  Сланцы сидел на мешках с огурцами Сашка-вор, известный
в воровском мире под кличкой "Падший ангел". Бился  под рубахой по груди его
при каждой колдобине  ворованный золотой крест, на коленях подпрыгивал
матерчатый рюкзак, набитый яблоками, а на дне его лежала икона Благовещение,
завернутая в чистый игуменский холст, над иконой  потир и золотые с крестами ложки.
Ветер трепал белые кудри молодца, на белоснежных зубах его хрустел свежий огурец,
отдавая запахом корюшки прямо в нос.
"Ишь ты!" Чухломские мы!"Вот и посмотрим, какие вы такие - чухломские!"- азартно
думалось ему."Но сначала избавлюсь от груза".
Радовался удаче и жизни вор,ни сном, ни духом не ведающий об уже приготовленном
для него кресте.

В одном их вагонов состава, громыхающего и дымящего черной копотью по дороге
из Пскова в Москву, сидела пригорюнившись у окна Маргарита,возвращаясь в свою
опостылившую давно Чухлому, в медвежий угол, где ее ждали пропойца и ревнивец муж,
дочь,больная мать и школа с коллегами по несчастью.Возвращалась, вспоминая пережитое,
опять и опять звучали в памяти ее слова Ирины, сказанные  при прощании
- Неправильно мы живем, сестра! Ах, как неправильно живем!

Проводив сестру, Ирина почувствовала такое радостное облегчение, что ей стало стыдно
за это чувство. Но жизнь возвращалась в привычное русло.
Ночью ей приснился  чудный сон. Будто она и старший брат Борис  поднялись
на колокольню, как когда-то в детстве, и неистово звонили в колокола. Ослепительно
сияло солнце, тела их вибрировали от звона и радости, а по щекам текли слезы.
А откуда-то снизу выводили тонко женские голоса:
" О Пресвятая Дево, Госпоже Богородице,
Девственных Похвало, цвете прекраааасный..."
И сияло все вокруг светом небывалым,
и пахло ладаном,и было в ее сердце тепло необыкновенное.

13.01.2012


Dronning Margrethe*,  Clos Fleuri Blanc* - сорта роз

favori de la femme** (франц) -любимец женщин

Weltmeister*** - знаменитая немецкая  марка аккордионов
Продолжение следует