Кто-то. День третий. Переправа-окончание

Слева раздался залп. «Вот и начало», - подумал Атир. Стрелы посыпались на головы скучившихся людей и лошадей, воздух наполнился стонами, хрипами, ржанием. На берегу началась паника: лошади заметались в замкнутом кругу повозок, женщины и дети запричитали и толпой ринулись к воде. Сгрудившись и заняв все пространство песчаной косы, они смотрели вслед  отплывшей к острову барке и роптали. Среди криков, переплетения звуков и слов отчетливо слышались голоса Ахай-Хатун и Улушук. Атир обернулся. «Дети, сначала дети!» - кричали они. И, выдергивая испуганных малышей из толпы, строили их у водной кромки. Чуть в стороне, под береговым откосом, Атир заметил мать и прижавшихся к ней брата и сестренку. Помахал им рукой. Последовал еще залп, и все стихло.
Окружили, шакалы! Благо повозки удалось развернуть, прикрыли лагерь от прямого обстрела. За повозками засели лучники Марсагета и, принявшего сотню после гибели Абая, молодого десятника - Орика.
- Хур-та! - командовал Атир. - Хур-та!
Стрелы со свистом уносились в степь, но по кому стрелять… из-за высокой травы и кустарника видно не было. Что тогда толку?
Воины Атира замерли в ожидании атаки. Они побеждали селян в конном бою, при отходе их лошади были быстрее, они метче стреляли, но в рукопашной  проигрывали почти всегда. А все к тому и шло: к жестокой пешей рубке с превосходящими числом и силой дружинниками и ополченцами. Это не прибавляло Атиру радости, но драться, так драться до конца.
Подошел Адай-Хан и вместе они двинулись от повозки к повозке, от воина к воину.
- Держаться, братья, держаться, - напутствовал Властитель бойцов. -  Хурхан вот-вот подойдет и опрокинет их.
- Побросают селяне оружие и поскачут в степь как зайцы, - поддерживал его Атир. - Пощекочем еще саблями их пятки.
- Это уж точно - пощекочем, - засмеялся десятник Биагар.
- До самого Байчака гнать шакалов будем. - Вторил ему его друг - худой десятник Савлий.
Задорно, с хитрецой, смотрели старые, со шрамами на лицах воины, молодые  стеснительно склоняли перед Властителем и Атиром головы. Пощекочем… Эх, если б победа так просто давалась!
 - Где Хурхан?! Где же? - Властитель теребил бороду. 
Атир не мог припомнить, чтобы Хан с таким нетерпением всматривался вдаль, чтобы так хотел увидеть своего тысячника, но от Хурхана сейчас и вправду зависело многое.
Обстрела со стороны селян больше не было, и переправа продолжилась.
Из степи и со стороны пристани появились облака пыли, приближались быстро. Тысячи раскосых глаз следили за этим движением. Сотни рук, взявши стрелы, положили их персиковые древки на большие пальцы, ладони крепко сжали талии луков. Воины ждали. Облако со стороны пристани, замерев, осело. «У селян подкрепление, сейчас будут решать, как нас уничтожить. А что же степь?» Атир повернул голову: гул нарастал, земля дрожала от ударов копыт.
- Ждать, - приказал он лучникам.
И тут над высокой травой показались пики и, сначала неясно, головы в шлемах, отороченных мехом. В стане радостно заголосили: из зарослей на полном скаку вырвался Хурхан и его отряд. Повозки раздвинули мигом, и всадники, до краев заполнив прибрежную полосу,  уткнулись в реку.
Тысячник, спрыгнув с коня, надменно произнес: 
- Оторвались.
- Оторвались, но ненадолго, - сухо ответил Хан. - Они здесь, атаковать скоро будут. Половину твоих - на оборону, остальные пусть переправляются. Чем скорей, тем лучше.
Вспомнив что-то, Властитель вдруг смолк и принялся шарить вокруг глазами. Нашел!
- Бабо! Иди-ка сюда, брат. - Выдернул из толпы полную фигуру в полосатом халате, и, когда Советник приблизился, продолжил: - Проследи, чтобы следующей баркой отправили мою казну, вещи, Улушук и Ахай-Хатун. Про Шамана тоже не забудь, еще мать Атира, брата, сестру, да и своих отправляй тоже.
- Моя помощь нужна здесь. - Возразила отцу подошедшая вслед за Советником Улушук. - Я никуда не поплыву.
- Но...
- Нет! - девушка сдвинула брови.
Атир слушал разговор и любовался ею: красивая, бесстрашная и упорная.
- Что ж, - Хан сморщился. - Спорить с тобою бестолку. А остальным - выполнять!
И переправа завертелась с новой силой. Плоты-шатры заводили в воду, их края тут же облеплял с десяток рук. Река от берега до берега заполнилась повозками, лошадьми, людьми, а еще суетой, неразберихой, криками, причитаниями. Все это напомнило Атиру большой базар. Только вот не было на нем дорогих праздничных нарядов, улыбающихся лиц, веселого смеха. Да и купить ничего не купишь, а вот потерять…
- Заводи повозки!..
- Тпру, куда прешь?!.. Не видишь?..
- Крепче держитесь, крепче!.. Да не бойтесь вы!
- Ногами греби!
- На том берегу встретимся…
Неслось над рекой.
Барка, перевезя всех раненых и детей, стала брать на борт стариков и тех, кто вовсе не умел плавать. Воины догружали судно ранее оставленным на берегу скарбом. Лодочники работали слаженно, монотонно сгибая и разгибая спины, то опускали, то поднимали длинные весла. Раз! Раз! - слышались команды Светлого. Около половины уже переправилось. Женщины в мокрых серых балахонах, в прилипших к телам платьях скользили, падали, устало взбирались на дальний берег. Воины Сармака подавали им руки и, освобождая место для следующих, отводили в сторону. Брали под уздцы обессиленных лошадей и, прильнув к бортам, выталкивали из воды повозки, тянули их на берег. Атир удовлетворенно кивнул и повернулся к степи. 
Странно. Почему селяне не стреляют? Атир почувствовал взгляд - в просвете кустарника померещилась фигура крупного воина-дружинника в сверкающих латах, на белом коне. Голова в золоченом шлеме была повернута, и Атиру на миг показалось, что он увидел глаза, спокойно смотрящие на него с укором и в тоже время с вопросом зеленые глаза. Фу, дьявол!

- Да, Ратный, ты в правильную сторону смотришь, - молвил подъехавший Мытник, - именно эта сука сухопарая спалила мой мост, детей без хлеба оставила, а меня без браги. Коль ты должен привезти Всеславу ханскую голову, то я себе клятву дал: прикончить этого узкоглазого и постараюсь сейчас это сделать…
Наместник поднял лук и пустил стрелу. Но та, сажень не долетев, воткнулась в землю. Номад, будто с ухмылкой, глянул на них, повернулся спиной и исчез среди повозок.
- Вот, гад, задом поворачивается, все нипочем, но я до него доберу-сь! - засовывая лук в налучье, посетовал Мытник. - Ну что, Иван, привел я пеших. Давай начинать.
- Начнем с Богом, их конники в ловушке, да и наши, вон, здесь уже. - И Ратный громко поприветствовал подъехавших всадников: - С прибытием тебя, Резвый и воинов твоих! Хвалю: правильно все сделал.
Молодой соцкий опустил глаза.
- Вижу, застеснялся. Ну, ничего - заслужил. - Иван редко произносил хвалебные слова, да и сам не любил, чтоб хвалили. Но за трудное и опасное дело - можно.
 Махнув рукой, подозвал подручника Копье и приказал: - Дай сигнал, чтоб сомкнули фланги. Лучников вперед, за ними, Мытник, твои, а твои, - он повернулся к Резвому, - за пешими. Стройся!
В войсках пошло движение. Поднялись хоругви и знамена, и, глядя на них, развевающихся на ветру, Ратный призадумался. Скривил губы:
- Мост, говоришь, Егор, они твой сожгли? Без хлеба оставили? Так-так. И хутор Красный тоже...
Заиграла труба.

Ветер, знойный степной, налетел разом. «Откуда? - подумал Атир. - Ведь на небе ни  тучки - марево. Идет ветер узкой полосой, прямо на нас, деревья, вон, справа и слева не качаются. Странно. Трава, колышется сухая, в рост человека, трава: дикая пшеница, полынь. Сгибается кустарник». Рискуя быть подстреленным, встал на остов повозки, увидел: продираются сквозь заросли, спешат назад посланные им разведчики. А дальше - шеренга селян-ополченцев с зажженными факелами в руках, лучники на колене и всадник на белом коне в золоченом шлеме.  «Огонь любите, так-так», - Атир будто услышал  слова селянского воеводы.
- На землю, все на землю! - успел крикнуть и спрыгнул с повозки.
Степь вспыхнула разом, от края до края, окрасилась в огненные цвета. И тут же залп - один - потом еще и еще. Пара ошарашенных серых зайцев сиганула из травы и миновав вытоптанную полосу, юркнула под повозки. С полдесятка темных степных кабанов, тараном пробив заросли, выскочили стремительно. Упершись в частокол направленных на них стрел, взвизгнули, остановились и, с хрустом ломая стебли полыни, кинулись назад. Но Атиру было не до этого… Лошади, озираясь на языки огня и желто-молочные клубы дыма, почуяв запах гари и смерти, заржали, заметались по лагерю. Давя людей, пробивали они дорогу к реке, и прыгали, прыгали в воду, грудью расталкивая наполненный криками и свистом стрел горячий воздух. 
Огонь, раздуваемый шквалами ветра, приближался, взмывал до небес. Как тогда, на мосту!.. Горела трава, кустарник. Зола лезла в глаза выжимая слезы. Едкий дым, накрыв все вокруг, мешал стрелять - забил нос и легкие, вызвал беспредельный кашель.
           Обстрел с селянской стороны продолжался. Горящие стрелы текли непрерывной лавой. Как второго дня на мосту, когда Хурхан отдал приказ: «Жечь!..» Крики, стоны слились воедино. Горели повозки справа, слева. Не в силах устоять перед жаром, пятились воины. Оставляя горящие повозки, укрывались за соседними: пока нетронутыми огнем.
Падали вокруг Атира сраженные: молодой безусый воин схватился за древко воткнувшейся в шею стрелы и захрипел заваливаясь. Десятник Инхар налетел грудью на стальное жало, сделал несколько шагов и упал вниз лицом в тлеющие головешки. Но страха, суеты не было: отнеся в сторону раненых, воины и вновь натягивали тетиву, посылали селянам очередной подарок.
Горящие селянские стрелы посыпались в реку, попали в облепленную телами повозку-плот, еще в одну, еще. Набитые сухим камышом, они мигом вспыхнули.
- Дамир, помоги! - разнесся над рекой истошный крик.
Атир видел, как с дальнего берега кинулся в реку воин, поплыл широкими гребками.
- Держись!
Но женская голова с опаленными волосами уже скрылась под водой.
- Зарка!
- Люди, спаси-те! - перекрывая свист стрел, треск огня, захлебно понеслось над рекой и смолкло.
 Стонущие, кричащие, с обожженными лицами и руками не отпускали плотов до последнего. Плыли на помощь воины, выбрасывали руки из воды. Еще чуть-чуть продержитесь! Лошади испуганно ржали и крутились в темном водовороте... Рук, голов вокруг повозок становилось меньше, а вскоре и совсем ни одной. Крики стихли. Доплыли воины, глядя по сторонам, закрутились в воде волчками. Нырнули раз, еще. Но не появилось на воды голов спасенных. Лошади с обожженными спинами, отцепившись, поплыли  в сторону острова.
Отчалила от берега последняя повозка-плот. Сильно поредевшая толпа женщин и подросков на берегу запаниковала, задвигалась. Начали люди хватать за сбрую лошадей и заводить их в воду. Уцепившись руками за гривы и хвосты, пытались плыть. Не достигая порой и середины реки, соскальзывали.
- Помогите!
 Ослабевшие пальцы пытались нащупать, сильнее сжать жесткую гриву.
- Помо-ги… - захлебывались рты водой, кашлем и предсмертным криком.
Стон скорби, давил на уши. Все видели, как гибнут матери, жены, друзья. Атир  кожей ощущал, как туча гнева, ненависти к селянам поднимается над рекой, над степью. Где-то там, высоко, в Вечном Синем небе, туча уплотняется, готовая взорваться и разнести все вокруг. Ну, селяне - псы, шакалы - доберусь до вас! Ничего, уже скоро. За всех отомщу, за всех! И он вновь и вновь натягивал тетиву.
Степь догорала. Клубы некогда плотного масляного дыма рассеивались ветром, уплывали к реке. Пламя красными языками лизало стоящие полукругом повозки, жгло волосы и лица держащих оборону лучников. Стрельба со стороны селян прекратилась, и в просветах между огненными всполохами, на фоне черного, сожженного горизонта, стали вырисовываться шеренги идущих в атаку дружинников. Остановить эту  блестящую лаву, казалось, не смог бы никто. Атир дотронулся до рукояти сабли. Скорее бы уж!
- Отступать, отходить на остров! - раздался приказ Адай-Хана. Атир обернулся.
Властитель стоял посреди лагеря, держал в руке лук. Рядом с ним Хурхан и Советник Бабо.
- Все уже переправились. Оборона бессмысленна, - продолжил Властитель, глядя Атиру в глаза. - А отомстить мы еще успеем!
Атир осмотрелся: берег был пустынен, лишь сотня-другая лошадей крутилась на откосу и у кромки воды. Оборона, и впрямь, становилась бесполезной.
- Хурхан, - продолжил Властитель, - собирай воинов и лошадей. Переправишься - лучниками нас прикроешь. И барку не забудь прислать. Иди! Атир, оставишь себе полсотни - держитесь, пока все не переправятся. Как селяне подойдут, в рукопашку не ввязывайтесь - отступайте. А ты, Бабо, с Атиром останешься. Не захочет переправляться - потащишь волоком. Знаю я его геройство.
Советник в ответ сжался.
- Не оставляй его, Хан. - Атиру стало жалко рыхлого Бабо - совсем не воина. Жалко его покорную жену и кучу детишек. - Я и сам как-нибудь управлюсь, - ответил он.
-  Мне не надо «как-нибудь», поэтому Бабо и остается, - был ответ.
Возле соседней повозки Улушук перевязывала воина. Тот сидел, прислонившись к колесу, и слегка стонал.
  - Дочь, - молвил Хан, - сейчас подойдет барка, и это будет в последний раз. - Заметив ее взгляд, добавил: - Атир переправится позже.
Обороняющиеся продолжали натягивать луки - в рядах селян появились бреши. Сам Атир вместе с Марсагетом, Биагаром и Савлием двинулся вдоль линии обороны, вернее того, что от нее осталось: вдоль горящих повозок, обугленных, дымящихся остовов. «Странно, очень странно», - Атир в очередной раз натягивал тетиву, целился: всадник на белом коне и тот, другой, больше не попадались ему на глаза.
Воины, оставившие позиции, во главе с Хурханом, собрали лошадей, привязали свое оружие и доспехи к седлам и поплыли к острову. Атир провожал их взглядом. Видел, как упирался Агат: ржал, брыкался, крутил головой, пытаясь укусить воина, взявшего его за узду. «А я совсем про него забыл», - подумал Атир с сожалением. Стрельба со стороны селян возобновилась с новой силой. Только стрелы теперь сыпали в реку. И попадали! Тонули воины и лошади из отряда Хурхана. Но почему так? Почему же сегодня утром?.. Атир вспомнил маячащие над водой головы лодочников, рваные клочья тумана и стрелы в никуда.  Тенгри! А еще разговор со Светлым: «У нас разные боги»…
…Повозки от селян-дружинников теперь отделяло лишь полсотни шагов да узкая полоска огня. А Атир все думал: «Ну где же ты, всадник? Где?» Припал на колено, приложил ухо к земле и услышал отдаленный конский топот, и почти сразу все стихло. Поднял голову: барка отошла от острова, медленно приближается, воины Хурхана переправились, осталось полсотни Марсагета, Бабо, Улушук и Хан. Пригнулись от стрел и ждут. Пригнулись от стрел.… Но стрел нет. Все стихло! Улушук, Адай-Хан…
- На берег, все на берег! Отступаем! - выкрикнул он, схватил Властителя за локоть и потянул к реке.
- Куда ты меня тащишь?
- Сейчас поймешь, мой Хан. - Они ступили на мокрый песок.
И вдруг справа и слева послышалось далекое журчание, а затем плеск и нарастающий звук водного потока, и показались всадники. Лошади шли по мелководью быстро, легко и даже как-то весело. Для них, утомленных жарой, войти в прохладную воду было наслаждением. Летели тысячи хрустальных брызг, под скрежет доспехов и стук копыт развевались княжеские красно-желтые знамена. С одной стороны первым мчался тот, кто в Атира стрелял, а с другой - на белом коне, сверкающий латами на солнце.
- Хан, долой кольчугу, плыви на барку. Улушук, на барку, скорее…  - Атир сказал и обернулся к столпившимся лучникам: - Направо, налево разошлись. Целься. Хур-та!
Адай-Хан и Улушук зашли в реку. Скинув доспехи, остались в нательных рубахах. Поплыли, слава Тенгри!
Залпы воинов не остановили конников. Прикрывшись щитами, вынув мечи, свистя и куражась, селяне приближались.
- Сабли, сабли наголо! - Атир взялся за рукоять клинка.
- Зачем?! - выкрикнул Советник Бабо. - Хан, вон, уже добрался. Спасай себя, своих воинов, командуй отступление.
И Атир оценил позицию: конница нависала с двух сторон, ополченцы опрокинули догорающие повозки и, размахивая дубинами и цепами, горланя, спускались к воде. А, правда, зачем? Вынул из ножен саблю и приказал:
- Все на барку!
- А ты? Ведь Хан велел… - не унимался Бабо.
- Я сказал «все», так что проваливай!
- Атир, пожалей меня. - Голова Советника затряслась. - Он мне уши отрежет.
- Не отстанешь, так сам тебе их отрежу, прям сейчас. На барку! 
Бабо, а за ним и воины, нехотя, но подчинились: скинув доспехи, поплыли.
Последним в реку вошел Марсагет, оглянулся и замер...
- Плыви, - коротко бросил Атир, - я догоню. - И остался один на  опустевшем враз берегу. Ни страха, ни трепета он не испытывал, смотрел на приближающихся всадников и ждал. Ждал с желанием сразиться, а еще узнать напоследок: за что же селяне их гонят. Всадники приближались.