Врачи и пациенты

 
 
 
 
 
 
      
 Новая консультативная поликлиника открылась совсем недавно и ее полупустые коридоры блестели свежепокрашенными стенами и светлым, еще не истоптанным, линолеум. В отличии от обычных городских поликлиник, пациентов здесь было немного, потому что предназначалась она в основном для жителей области, а на дворе стоял май – время, когда сельских жителей ничего не волновала больше, чем  полевые работы. Однако не смотря на это, кое-кто все-таки приезжал в город, чтобы посетить того или иного специалиста, консультация которого была им необходима.
      В небольшом кабинете, с надписью на двери: «Эндокринолог» происходил следующий диалог.
   - Что, доктор, прямо-таки у меня никакой вашей болести и нету, что ли?
Обиженно спросила невысокая и очень тучная пациентка, про каких в народе говорят: «Ширше, чем довше». По всему видно, что еще не старая, но в силу черезмерной комплекции ей можно было с одинаковым успехом дать и тридцать и сорок лет. Она неуютно гнездилась на небольшом казенном стуле, сиденье которого безнадежно утопло в ее необъятных формах. Непомерно огромный живот, как бы осозновая свою значимость в этом теле,  с достоинством возлежал на коленях, а ручки, казавшиеся из-за порушенных пропорций несоразмерно коротенькими, словно на журнальном столике, покоились на верху  необъятного чрева.
- Вы что, Татьяна Артемьевна, не рады этому? – искренне удивилась эндокринолог.
- А моя участковая сказала, что вы мне поставите сахарную болесть и дадите справку, чтобы я могла прикрепиться в специальный стол, - продолжала гнусавить пациентка, - А теперь что, никакой справки мне не будет, что ли?
- Но у вас нет диабета и никакого другого эндокринного заболевания, к счастью, пока нет. Я подчеркиваю – пока.
- Но тогда, почему я такая толстая? Знаете как тяжело?
- Согласна, что тяжело. Однако, свой вес вы наели.
-Наела! – гневно воскликнула толстушка, как будто ее обвинили в чем то очень неприличном, - Да, что вы такое, доктор, говорите. С чего мне наесть?
- Я не знаю, но сами посудите – жир из воздуха не возникнет. Значит вы получаете калорий с пищей больше чем расходуете. Вот излишки и откладываются. И вам не к столу надо прикрепляться, а на диету садиться.
- Диета! Какая диета, я и так ем очень мало. Просто не понимаю, откуда что может взяться? Я ем – ну..... ну, как воробушек клюю. Как воробушек, - повторила она, свято веря в сказанное.
Доктор еле удержалась от улыбки, а про себя подумала: «Хорош себе воробушек в 154 килограмма при росте в 149», но вслух добавила. 
- Клюете вы или едите - все равно потребляете больше, чем вам необходимо для жизни.
- Но что же мне теперь делать? Опять к участковому идти, что ли? Так она же говорит, что у меня наверно болесть сахарная и что мне надо к столу прикрепиться.
- Вот заладили вы со своим столом, как-будто с голоду помираете. Я вам повторяю - пока это у вас просто алиментарное ожирение, то-есть связанное с перееданием, но если вы не начнете соблюдать диету и худеть, со временем, обязательно получите и диабет, и гипертоническую болезнь, и желчные камни.
Татьяна Артемьевна слушала нахмурясь, но при упоминании о камнях оживилась.
- А, вы не посмотрите мне живот?
- Живот? - теперь уже очередь пришла нахмуриться доктору, меньше всего, ей хотелось смотреть живот – Он что, вас беспокоит?
- Болит , там, - неопределенно ответила пациентка.
- Ладно, ложитесь на кушетку, - обреченно согласилась доктор, скорее из вежливости, чем из профессиональной заинтересованности,  понимая всю бесперспективность процесса. Татьяна Артемеьвна, с поразительным для ее комплекции проворством, спрыгнула со стула и быстренько водрузилась на кушетку, от чего последняя натруженно скрипнула и угрожающе осела.
- Покажите где болит, - попросила эндокринолог.
Пациентка  вытянула во всю длинну свою ручку и словно человек, ищущий что-то на верхней полке, попыталась дотянуться до беспокоящего ее места, на огромном как стадион животе. Тщетно.
- Там, - указала она пятерней в сторону болезного  участка.
Доктор осторожно, словно боясь разбудить спящего, потрогала своими тонкими пальчиками непробиваемую, как бронежилет, брюшную стенку.
- Ну что, нашли чего-нибудь? – приглушенно прозвучало из под живота.
- Знаете, Татьяна Артемьевна, сходите-ка вы сейчас к хирургу. Пусть он еще посмотрит и сделает свое заключение.
Доктор знала, что ничего он не найдет в этом животе. Здесь даже и рентген не поможет. Но просто, она чувствовала растущее недовольство пациентки, явно не согласной с положительным врачебным заключением и ненужной консультацией старалась умаслить ее разочарование.
-К хирургу? Ой, я давно хотела сходить к хирургу. А талончик?
- Подойдете с моим направлением в регистратуру, вам дадут талончик.
      Татьяна Артемьевна кряхтя поднялась с кушетки, но выражение, на раскрасневшимся от натуги лице, уже не было столь натянутым. Взяв направление, она почти радостно вышла в коридор.
     Минут через пятнадцать дверь открылась и, вместо тучной пациентки, в кабинет влетел маленький тщедушный хирург Михаил Иванович.
- Людмила Павловна, - начал он возмущенно прямо с порога. – Вы зачем мне эту тетеньку прислали?
- А чем, вам, мой Воробушек не понраву?
- Воробушек? Мне на ум приходит куда  более тяжеловесное сравнение. Почему Воробушек?
- Потому что, по ее словам, она не трескает за обе щеки, а деликатно клюет, как воробушек.
Хирург рассмеялся.
- Ну, это она конечно поскромничала, однако, если серьезно, - продолжил он,- Вы ее живот видели?
- Конечно, я даже его пальпировала.
- Только не говорите, что вы там, что-то нашли.
- Господь с вами, Михил Иванович, кто же может там, что- нибудь найти? В  этом чреве вы и девятимесячную двойню не найдете.
- Вот видите, а вы пишите: «Исключить камни».  Как я их исключу? Они наверяка у нее есть. Но я уверен – рентгенолог ее не возьмет. Он за свой аппарат материально ответственен и не позволит его сжечь. Поэтому мне не понятна цель консультации?
- Когда я, Михал Иванович, зависла на ее животе, то сразу вспомнила про вас и подумала:  зачем мне одной мучится, когда у нас есть такой славный хирург. Пусть он разделит со мной всю ответственность за диагноз, - ответила Людмила Павловна с выражением той черезвычайной серьезности на молодом лице, с какой обычно, никогда не говорят серьезно.
- Все шуточки шутите, Людмила Павловна. Но если  вам и так ясно, тогда я напишу свое заключение без обследования. Пусть этот Воробушек, сначала худеет, а потом уж посмотрим.
     Через некоторое время, пациентка опять сидела на неудобном стуле напротив эндокринолога и ждала когда та закончит писать консультативное заключение. 
- Татьяна Артемьевна, эту бумага для вашего участкового, а здесь, - протянула доктор другой лист, - Руководство по диете. Прочитаете все внимательно. Я подчеркнула те продукты, которые  вам категорически нельзя употреблятью. Понимаю, что это тяжело, но со временем  привыкните, потому что для вас другого выхода просто нет и пожалуйста не забывайте про двигательную активность.
- Это как?
- Я не думаю, что вы, там, у себя в деревне,  начнете бегать трусцой, но старайтесь не лежать; двигайтесь по-больше.
- А на грядочках мне можно работать?
- Можно, - одобрила Галина Павловна, но сама покосилась на живот пациентки, соображая, как же она собирается осуществить это, чисто техически.
    Татьяна Артемьевна взяла бумаги и сказав: «Спасибо», вышла из кабинета. В коридоре, остановившись у окна, она стала читать выведенный аккуратным почерком, список запрещенных продуктов и чем дольше читала,  тем больше хмурилась.  «Свинину нельзя», - пробормотала   недовольно, - «А порося, я кому откармливаю? Дяде чужому, что ли?» «Молоко обезжиренное! Да, где у нас в деревне такое возьмешь? Неужто водой разбавлять? Продукт портить. Курицу - вареную и без шкурки. Так, в этой же шкурке – самый вкус!» - возмущенно воскликнула пациентка и проходящий мимо мужчина, невольно оглянулся. А когда она дочитала до конца листок,  то поняла, что будущее не сулило ей ничего хорошего.  Выбор был небогат: либо прожить короткую, но полную чревоугодных наслаждений жизнь,  либо  жить долго, но скучно и уныло. Настроение, несколько улучшевшееся после посещения хирурга, опять испортилось.  У нее было такое ощущения, что ее обманули самым бессовестным образом. 
      Действительно, трясясь по бездорожью,  она приехала в город на консультацию в полной уверенности, что получит справку и будет потом, в местном сельпо, покупать гречку и другие дефицитные продукты, а вместо этого ей предлагают отказаться от самых любимых яств. Если бы она знала, что так все обернется, то не стала бы тратиться на билет и глотать дорожную пыль.
- Что за доктора, здесь в городе, такие? – ворчала она, спускаясь по лестнице на первый этаж, -  Последней радости в жизни лишают. Что же мне теперь, даже шанешек поесть нельзя. Стряпать для семьи, а самой не есть, что ли?
      И представив гору ароматных шанешек, она твердо уверилась -  диета это не для нее. «Дали бы хоть таблетку какую для похудания - еще куда ни шло, но голодать не буду. Им, тут в городе, это проще. Докторша, сама вон, какая худющая. Пожила бы у нас в деревне, небось не стала бы больше молоко обезжиренное пить».
      Татьяна Артемьевна, подошла к гардеробу, протянула свой номерок, но внезапно передумав, повернулась и  пошла по коридору первого этажа - туда, откуда по всей поликлинике разносились аппетитные запахи -  в поликлиническую столовую. И хотя она по деревенски, презрительно относилась к общественному питанию и звала его почему то «казенкой», сейчас решила все-таки подкрепиться на дорожку, тем более, что от растройства сделалась черезвычайно голодной.
     В столовой народу было немного. Расчитавшись, Татьяна Артемьевна, все еще ворча , уселась за свободный столик и уткнулась в свои тарелки....
     Людмила Павловна, закончив прием, заскочила в регистратуру, чтобы занести амбулаторные карты и  здесь, нос к носу, столкнулась с Михаила Ивановичаем.
- Людмила Павловна, вы случайно своей пациентке ни диету прописали? – спросил он улыбаясь.
- Диету конечно, а что еще можно в этом случае прописать?
- Я так и подумал. Я как увидел ее в столовке, обставленную тарелками, так сразу и решил, что она на диете – называется крестьянская убойная. Это в смысле, когда откармливают как на убой.
- Господи, куда ее еще больше откармливать? У нее и так, кожа вот-вот лопнет.
- Людмила Павловна, человеческий организм полон неисследованных загадок и беспредельных возможностей.  Знаете, что она съела за обедом? Я даже задержался, чтобы все подсчитать.
- Ну, и?
- Два борща, два вторых – гуляш с картофельным пюре, три компота и булочка.
- Неужели только одна булочка? – язвительно спросила Людмила Павловна, - Вы не обсчитались?
- Булочка была одна, но зато перед этим, она умяла, нет пардон,  склевала ни больше ни меньше, а тринадцать кусочков хлеба.
Людмила Павловна рассмеялась.
- Да, богатыри не мы.
- Это уж точно. С таким народом нам продовольственную программу никогда не выполнить, - пошутил Михаил Иванович.
- Ну, будем надеяться – это у нее последний пир, перед началом диеты.
- Вы думаете? Бьюсь об заклад - это у нее был небольшой перекус перед  дорогой, а уж дома, она скорее всего оторвется по- настоящему....
     Доктора вышли из поликлиники и до самой остановки, продолжали судачить о сегодняшней пациентке, пока подошедший троллейбус, не оборвал их веселую беседу.....
     А пациентка в это время ехала домой в пыльном автобусе и с бывшей односельчанкой теткой Варварой, тоже обсуждала свой визит к эндокринологу. Тетка Варвара, небольшая сухонькая женщина лет шестидесяти, вот уже как три года, жила в городе у дочери, а в деревню ехала навестить оставшуюся там родню.
- Так-таки и не дали тебе справку? – сочувствующе промолвила она, выслушив возмущенный рассказ Татьяны Артемьевны - А знаешь почему?
 - Почему?
- Потому что ты Таня, не вовремя поехала.
- Как это не вовремя? Как мне дали направление, так и поехала.
- Сегодня какое число?
- Двадцать шестое.
- Вот то-то и оно, что двадцать шестое. Конец месяца.
- А причем тут конец месяца?
- А притом, что у них на справки лимит. У них в городе на все лимит, - сказала тетка Варвара так уверенно, как-будто именно она эти лимиты и устанваливала.
 - Меня тут, Таня, по зиме поясница целый месяц мучала. Болелеа так, что участковая даже на дом приходила, уколы прописывала, таблетки, втирания и ничего не помогало. Наконец она говорит: «Вам, Варвара Степановна, надо анализы сдать – ну, там, кров, мочу, ренхен сфотографировать, а потом, к этому, как его, ну..., невролоху на прием». Я говорю, что согласная все пройти, а то уже сил нет с этой поясницей окаянной, давайте, говорю, направления. А участковая  наша Светлана Кондратьевна, говорит: «Направлений у меня сейчас нет. Все закончились». Я говорю: «А когда будут?» А она: «В начале месяца. У нас лимит. Нам ежемесячно выдают два талона на рентхен и  двенадцать на кров. Вот, на мочу могу дать, на нее лимита нет».  Дескать, сдавай хоть литрами, ежли не жалко. И говорит: «Приходите первого числа, потому что второго уже все талончики раздам и опять придется вам, Варвара Степановна, месяц ждать. Ну, а за талончиком к невролоху вообше ( тетка Варвара по каким-то своим соображениям, исключила букву Щ из употребляемого ею алфавита), надо приходить рано утром в рехистратуру, так как больных много а невролух один.
- Ну и что достался талончик?
- Какой там. Пришла к шести утра, думала первой буду. Ешо, как дура,  боялась, что придется в одной стоять, полуклиника-то в это время вишь, ешо закрыта, а там уже народу, ну прямо, как в войну за хлебом. Все больные. Кто с чем. У них оказывается ко всем узким дохторам  талоны в начале месяца выдают.
- Узкие это какие? – поинтересовалась Татьяна Артемьевна.
- Ну, это вроде невролуха или ушного дохтура или ешо этого, как его? Забыла как по научному, а по нашему, так прямо стыдно на людях поизносить – жопошного. Это когда геморрои мучают, то  тогда к нему. Мне одна женшина в очереди рассказала. У нее, как раз, такая болесть. 
- И каких только болезтей господь не напридумывал, вон, у меня наверняка сахарная есть, так не дали ведь справку, - вспомнила про свое Татьяна Артемеьевна.
- Ну ты слушай я дорасскажу, что со мной дальше-то было. Стоим мы, значит, стоим и всяк про свои болячки гутарит. А как время подошло, двери-то и открыли. Господи, что тут началось! Все враз как ломанулись и откуда только силы взялись. Вроде, пока в очереди стояли  - больные были, а тут и про очередь и про болезти позабыли. Каждый норовит первым до рехистратуры добраться. Ой, как сдавили меня со всех сторон, святый боженька, и понесли и понесли в эти двери окаянные. Ногами еле успеваю перебирать, а тут порожок, провалиться ему, я возьми и валенком-то и запнись, а сзади как поднаддали, ну я и упала, хорошо ешо что в шубейке была, а то бы, как пить дать, убилась. Та женшина, с гемороями,  она об меня споткнулась и сверху завалилась. И вроде бы не толстая, но  уж, так придавила , так придавила - ни вздохнуть ни охнуть. Прямо, как-будто она кирпичи в кармнах носит..., и вот,  лежим мы с ней в дверях и подняться не можем. Люди  на крыльце давятся, а через нас им никак не перйти. Тут, откуда ни возьмись, какой-то старичок с костыльком, что уж у него за болесть я не знаю, но он свой костылек вперед перебросил и по нас, как по груде тряпья, переполз. Костылек подхватил и поковылял дальше в рехистратуру. Ладно бы только этот старичок протоптался, он хоть шуплый - не велика тяжесть. Так, ведь окаянный - дорогу остальным  показал. Чуствую, кто-то ешо ползет и ешо и ешо. Тогда  женшина с геморроями как закричит
- Караул! На помошь! Задавили!
А я лежу под ней и думаю: «Это тебя –то задавили? Тогда, что про меня говорить. Я, тут на полу, уже последнее дыхание теряю».  Так бы, Таня, наверно и померла, кабы к нам на помошь какой то мужшина не подоспел. В белом халате. Он не то там сторожом работает, не то самым заглавным, но только он как закричит: «Эй больные, такие растакие, вы чего совсем охренели что ли? Женшин тут топчете!» А народ все равно давится. Тогда мужшина пригрозил: «Шас закрою полуклинику и никого не пушу. Получите вы у меня талнчики -  накось-выкуси. Такие рассякие». И как начал их всех срамить и как начал. И по батюшки, и по матушке, и по всем, прости господи, святым угодникам. И так и эдак. Я Таня столько лет живу - всего слыхивала. Муж  мой, покойничек, если помнишь, тоже знатный был матершинник, но такое...  И люди сразу затихли, тоже видать подивились и остановились. Мужшина помог мне подняться и говорит: «Мамаша, дуй давай скорее в рехистратуру, а то все талончики расхватают». Он хоть и матершинник, а обходительный.
- Ну, и успела?
- Что ты, Таня, пока суть да дело, в рехистратуре уже такая толкучка - где моя очередь не понять. Вот и пришлось опять пойти в конец. Стояла, стояла и уже почти к окошку подвинулась, как вдруг объявили: те кто к невролуху не стойте – талонов уже нет. Ах, ты бес окаянный, думаю, столько претерпела и все зазаря. Ну, что поделаешь, пошла я домой. Иду по дороге, а сама плачу - так обидно.
- Вот и мне, тетя Варвара, обидно, - вставила Татьяна опять про то же, - Ну, что им стоило справку дать. Чтобы от них убыло, что ли?
- Я ж тебе говорю -  у них лимит. Ты поздно приехала. Все выдали уже.
- И что же мне теперь, в начале месяца опять приезжать?
- Нет, ты сразу не приезжай. Повремени сколько. А, то с того дохтура начальство спросит: «Пошто вчера болести не было, а сегодня появилась?» - дипломатично посоветовала тетка Варвара, - А, так пройдет несколько месяцев и ты тут как тут: «Здрасте вам. Давайте лечите меня. Лекарства ваши не помогают».
- Какие лекарства?
- Ну, что она там тебе прописала?
- Дии-йе-ту – ядовито произнесла Таня, - То – нельзя есть , это – нельзя есть. Если их послушать, так и с голоду помереть недолго.
- Что, и даже таблетки никакой ни прописала?
- То-то и оно. Зачем ездила, сама не знаю.
- Э-э-э, - понимающе промолвила тетка Варвара, - Видать дохтур-то, неопытная ешо. Небось, молодая?
- Вроде молодая, - не совсем уверенно подтвердила Татьяна, -  Кто их тут в городе разберет? Все тощие. Пойди пойми сколько им лет.
- Нет, Таня, дохтур эта неопытная,- уверенно сделал экспертное заключение тетка, - Опытная бы тебе хоть микстурки или порошочков каких прописала. А то что диета? Это так, только чтобы от тебя отвязаться.
- Правилильно говорите, у нас к знахарке пойдешь, так та и то, без какого-никакого отвара не выпустит. А тут – есть запретить, чего может быть проще? Такие советы давать – образования не надо. Так, каждый может, - с неутихаемой обидой произнесла Татьяна.
-Ты, Таня когда в следуюший раз поедешь,ты к другому дохтору запишись.
- Там, нет другого. По сахарным болестям, только она главная.
Таня немного помолчала, а потом задумчиво произнесла.
- Даже и не знаю, нужно ли мне опять сюда к ней ехать? Если она неопытная, то понятно и болесть мою снова не распознает.
- А я тебя сейчас научу, что делать, - заговорчески зашептала тетка Варвара, придвинувшись вплотную к татьниному уху,  - Ты когда порося-то режешь?
- В конце октября, а что?
- А то, как зарежешь, так и езжай, а ляжечку или там лопаточку с собой прихвати. И иди прямо к заглавной. Так мол и так: была здесь в мае, лечения никакого не получила и чувствую себя плохо. Уж ,вы, пожалуйста, помогите, а мы в долгу не останемся. И ляжечку-то  ей - на стол.
- Что вы, тетя Варвара,  - испугалась Татьяна, - А если она не возьмет?
Тетка Варвара мелко затряслась в тихом смехе.
- Ой, насмешила, ей богу! Да когда это городские  от свинной ляжечки отказывались? Ох, если бы ты видела, как они по воскресеньям в мясных рядах давяться. Ну ни дать, ни взять, как за талончиками в рехистратуру.  А тем более, врачи - у них зарплаты-то – шиш, да немного больше. Вот помяни мое слово, она тебе за эту ляжечку не только справку даст, так ешо скажет: «Приезжайте Татьяна Артемьевна через год. Я вас на инвалидность  пошлю».
- Да, ну? – недоверчиво произнесла Татьяна.
- Да, да, уж, ты поверь мне, я ведь в городе живу и повадки-то их изучила.
- Ну, тогда спасибо, тетя Варвара, за совет. Я еще со своим посоветаюсь, может так и сделаем.
Женщины некоторое время молчали,  каждая думая о своем.
- Тетя Варвара. А вы к нашей знахарке-то со спиной сходите, она вам обязательно чего-нибудь пропишет.
- Ой, Таня я ведь тебе не дорассказала. Спина то у меня прошла.
- Когда?
-Так, сразу же. Когда я из полуклиники-то шла домой и плакала, что талончик недостался  - и вдруг, меня как громом ударило – боли-то в спине нет! Надо же, весь месяц маялась и что только не прикладывала: и скипидар, и редьку, и хрен, и мочу - ничего не помогало, а тут, в суматохе даже и не заметила, когда она прошла, эта спина окаянная. Не то, когда на меня женшына упала, не то, когда остальные топтались. Но только факт - боль как рукой сняло. Я остановилась даже. Наклонилась – не болит. Присела – не болит. Руками туды-сюды – не болит! Чудо! Прямо, как-будто, кто сглаз с меня снял.  Я так обрадовалась, что даже плакать перестала. А в полуклинику больше не пошла. Ни к участковому, ни на анлизы. Зачем черта зря дразнить? Прошла боль и слава богу.
- Это тетя Варя, вам народная медицина помогла, - весело произнесла Татьяна, - Я слышала где-то, что при болях в спине, надо чтобы первый ребеночек на заре потоптался.
- Ну, за первого ребеночка не скажу, а то, что все случилось  на заре – это верно! – смеясь произнесла тетка Варвара, - А ешо говорят от полуклиники пользы никакой. Как никакой? – продолжала она шутливо, - Целый месяц спать не могла: так болело. А ведь, ешо и зайти в полуклинику не успела и сразу поправилась.
     Таня рассмеялась, чувствуя как отлегла обида и хорошее настроение возвращается....
     Тут, тряский автобус лихо вырулил на пыльные деревенские улицы, разгоняя зазевавшихся кур и гусей. Все. Приехали. Таня и тетка Варвара вышли из автобуса и еще какое-то время шли вместе.
- Так, что Таня сделай как я присоветовала и быть тебе с гречкой, - уверенно произнесла на прощанье тетка Варвара. Таня еще раз поблагодарила ее и свернула на свою улицу.