Грифонья подать

 На вершине самого высокого холма показался всадник и сразу же исчез. Ему помогали сама земля – холмы и высокая трава осока, все это отлично помогало всаднику периодически “пропадать”. Так он и скакал во весь опор, то показываясь, то исчезая.
     Казалось, что это был одинокий всадник. Для пограничных земель - немыслимое бесстрашие или глупость. Здесь было мало закона, здесь правила сила и еще не исчезли банды разбойников.
     Но на самом деле всадник просто очень сильно оторвался от остальных. Или не оторвался, а так и должно было быть. Из-за высокого холма показались еще всадники – хорошо был виден одинаковый цвет одежды, но важнее всего были вымпелы и белое знамя – без сомнений это был военный отряд. И их было много, холмы и трава уже не могли скрыть опасность, появившуюся в этих землях.
     Одинокий всадник так и скакал впереди, даже не делая попытки подождать остальных. Словно он один стоил целого отряда и ничего не боялся. Или это был просто передовой - разведчик, он мог быть достаточно опытным и сильным, чтобы выжить даже в одиночку, а, может, им было не жалко пожертвовать.
     Рыжебородый Жур не знал этого точно, Жур знал только, что ему с его отрядом надо держаться подальше от этих всадников. Сидеть здесь, в лесу, и выглядывать пока из-за деревьев. А то ведь они даже и не боятся засады из леса, несутся, словно воды бешеной горной реки. А вот почему они такие смелые – это Жур теперь знал. Любые сомнения отпали: знающий человек без труда мог узнать в этих цветах одеяний форму воинов-магов из Синода. А Рыжебородый Жур был знающим разбойником, он хорошо знал. Кого его банда должна бояться, иначе все они давно были бы мертвыми.
    - Треугольный флажок на древке, только не знамя это. Эта палка легко убивать может, - голос рядом с Журом раздался неожиданно, но главарь сдержался, не подал виду, - тот, что впереди - это вестник власти Синода, справедливость их кровавую несет.
    Жур вовсе ругался про себя на этого умника, которого с ними послали повстанцы.
    - Знаю, что это за одинокий всадник, - ответил Жур, его раздражало, что этот тщедушный повстанец знает больше его, а еще подкрадывается так, что...
    И Жур со злостью сжал кулаки, а тщедушный лишь улыбнулся. Повстанец все прекрасно понимал, но не возражал, если бандит будет тешить свое самолюбие.
    Передовой. Вестник власти Синода. Вестник кровавой справедливости. Солдат отдельного отряда знаменосцев. Бесстрашных, сильных воинов, неуязвимых. Очень сильные враги, - снова нараспев произнес повстанец, - достойны нашего уважения.
    - Да, - сказал Жур, почесав свою рыжую бороду и закинув кистень на спину, - отряд просто очень трудно убиваемых, знаю.
    Жур любил почесать свою бороду и выдать что-нибудь веским тоном. Он всегда так делал, когда всезнайки повстанцев раздражали его.
    Повстанец улыбнулся краешком губ и запахнул свой плащ, словно ему было холодно. А разбойник еще раз убедился, что одинокий всадник был из таких трудноубиваемых, что лучше бы отсидеться в лесу. Наверняка и остальной отряд был под стать передовому. Еще рыжий бородач добавил бы, что справедливость вестник нес только для Синода, для других он был карающим вестником, и черный цвет ему пошел бы лучше, чем сининй с золотом.
     Двое продолжали наблюдать на безопасном расстоянии. Над всадниками высился белый штандарт. Знамя силы - оно не развивалось на ветру, как обычные знамена, оно свисало вниз с горизонтальной палки, что крепилась к древку знамени. Полотнище было белым, расшитое золотом, а наверху древка виднелась фигурка грифона. Жур знал, что там должна быть фигурка грифона. Разбойник просто уже слышал, что такое Знамена Силы, но ни разу не видел, ни одного. Еще он знал, что значат грифоны в этой земле. Священные животные, объявленные таковыми по воли епископа Синода. Эти священные птицы охотились на людей, также по воле и благословлению Синода.
     А отряд становился все ближе, на пути у него было небольшая деревушка. Дома расположились прямо на поляне, недалеко от леса, который укрывал отряд бородача. Жители в деревне заметили опасность слишком поздно, заметили тогда, когда уже воины-маги были вблизи и капитан уже трубил в боевой рог. Люди попадали на землю, зажимая руками уши, завыла скотина, в некоторых домах треснула глиняная посуда. Звуки рога всегда так действовали на тех, кто не был защищен магией Синода.
     Грифоны тоже нападали на тех, кого не защищала магия Синода. Грифон подать – это платили простолюдины. Выбранные на жертву люди шли на съедение грифонам, чтобы остальные на время могли получить защиту магии Cинода.
     Только вот Cинод и приучил грифонов есть людей, если бы не подать, то птицы довольствовались бы мясом зверей. Но теперь они полюбили человечину, мясо крестьян и горожан, которое приносили им не жертвенной тарелке.
     Кровь сына епископа может дать защиту деревне Жура от грифонов навсегда. Дети епископов обладали защитой синода от рождения: грифоны пролетят мимо, а рога не будут трубить рядом, белое знамя не покажется на горизонте. Ради этого Рыжебородый Жур терпел в последнее время общество повстанцев, которые пришли в его деревню из гор и предложили помощь.
     Зато как красиво и мелодично разносились звуки рога по окрестностям, то были чарующие звуки. Рог силы был гораздо древнее и грифонов, и Синода. Как и Знамя Силы. Звуки рога в каждом человек будили что-то древнее, память о тех временах, когда древние предки под звуки этих рогов сражались с дикими меглотами. И чему теперь служила эта мелодия...
    Даже на этом безопасном расстоянии мелодия завораживала, и хотелось подойти ближе, только вот старая ведьма из его деревни научила сопротивляться этому.
     Жур тряхнул головой, словно хотел избавиться от всех этих воспоминаний и ненужных рассказов. И продолжил наблюдать.
     Всадники уже окружили поселение, тут было всего то одиннадцать подворий, а воинов-магов было очень много.
    - Мы ищем похитителей младшего сына епископа! Они должны были проехать в этих землях два дня назад. С ними есть женщина, гримская шлюха. С узорами-шрамами на лице.
    Громкий неестественный голос капитана воинов-магов Синода буквально гремел над деревней и лесом, от голоса усиленного магией у Жура появились мурашки.
    Жители деревни еще окончательно не пришли в себя, а спешившиеся воины Синода, уже волокли кого-то по земле к капитану. Скорее всего, старосту...
    Деревенские молчали, сказать им было нечего, Жур со своими людьми не показывались им на глаза.
     Капитан поднял правую руку и сделал замысловатое круговое движение пальцами, на их кончиках вспыхнуло пламя. Воин-маг обвел глазами испуганных крестьян. Он махнул рукой в сторону ближайшего дома, и пламя быстро охватило все жилище.
    Рыжий Жур продолжал смотреть с безопасного расстояния, с пригорка на то, что происходит в деревне. Он скосил глаза, но фигуры в плаще там уже не было. Как пришел, так и исчез. Мог также и с ножом сзади подкрасться.
    - Сильны гады, - послышались слова, вместе с хрустом веток.
    Жур снова выругался, хоть звукам рога он не поддавался, не шел на бойню, которую уже устроили в деревне воины-маги, он стоял отрешенным и слишком поздно услышал, как подошел Штурик. Этого то он не должен был пропустить. Высокий, худой и нескладный Штурик. С колпаком-маской на голове, так он прятал свое лицо обезображенное шрамами.
    - Птенчик там, в порядке? - спросил Жур.
    - Да, Гира хорошо сторожит его, - из-под колпака донеслось хихиканье.
     Мало кто мог устоять против этой наемницы из борделя: когда надо, она могла не только сражаться и убивать. Дочь шлюхи и командира наемников. Да, ее папочка иногда заходил в бордель к дочке, чтобы учить убивать. Потом Гира училась уже сама, когда узнала, что воины Синода расправились с отрядом ее отца, а его самого казнили в столице. То были одни из последних отголосков свободы в этих землях. У всех собравшихся в этом лесу ненависть к Синоду была огромной.
     Похитители продолжили наблюдать за резней в деревне. Это закончится не скоро, там, внизу, мельтешили маленькие фигурки крестьян. Кто-то пытался убежать – наивные. Журу приходилось смотреть на все это, им надо будет потом пополнить припасы в деревне – поэтому надо ждать, когда уйдет отряд карателей. Просто ждать.
     Бойня продолжалась еще какое-то время, воины-маги не оставляли никого в живых. В стране много было таких вот деревень-призраков и даже небольших городов. Тела никто не убирал – запрещалось Синодом. Они называли это небесные похороны – птицы потом поедали тела убитых, а время поедало все остальное. Знать всегда хотела походить на птиц. Они всегда тянулись к небу, к его высотам и свободе птиц. Но могли лишь мечтать об этом. Они наряжались в перья и птичьи маски, чтобы походить на птиц. Пение щебетанья – подражали птицам в звуках. Даже город, столицу этой земли, они назвали Высоким Городом. Заодно кормили птичек своими поданными. Интересно, подумал Жур, а жрать крестьян, как птицы, они еще не начали? Все началось в то время, когда прадед нынешнего епископа привез с далеких островов яйца грифонов. В летописи Синода тот год помечен, как год благословения. А в деревне Жура это считали проклятым годом, тогда небольшой городок, где жили его предки, стал практически небольшой деревней. Жители того городка впервые узнали, что такое небесные похороны и ветер забвения.
    Жур оторвался от раздумий и перевал взгляд вниз: отряд уже уезжал, оставив деревню для небесных похорон. Он подождал, пока фигурки всадников не стали меньше.
    - А вот теперь можно спускаемся, - Жур кивнул в сторону деревни и из леса выскочили еще девять бродяг. Они вывели коней, и двинулись к деревне. Они торопились, близость воинов-магов Синода нервировала всех, включая даже рыжего великана. Эмоции повстанца под плащом было не разглядеть, а Жур и не старался.
    Они въехали прямо в центр деревни, где по местным обычаям располагался колодец. Возле колодца лежали три тела, изогнутые причудливым образом, словно внутри были переломаны все кости. Так работало заклинание исповеди. Люди, извивавшиеся на исповеди - это всем было знакомо. Разбойники все делали в спешке.
    - Все помнят, что нам нужно?
    Журу получил утвердительные кивки, разбойники были немногословны.
    - Тогда разбежались, быстро-быстро, - поторапливал он, а потом добавил себе под нос, - даже скотину и псин не пожалели.
    Рядом раздался громкий смех. Гира откровенно веселилась, она спешилась и сильно похлопала по своей добыче. Поперек ее лошади, возле седла, лежал связанный сын епископа.
    - Жаль, что нам нужна вся его кровь, а ты выпустила бы из него немного.
    Вид у нее был жестокий, веселый и немного безумный. Жур закрывал на это глаза. Она была хороша в бою, и в постели тоже...
    - Вот и не забывай об этом, Гира, - слова бородача были мягкими и добрыми, для Гиры он часто делал снисхождения.
   
    ***
   
     Птицелов - звание среди воинов-магов Синода было почетным. Не такое почетное, как знаменосец. Да и работа у них была другая – не идти в сражении в первых рядах, а скорее атаковать тайно, из засады. И наблюдать, выжидать. Птицеловами становились лучшие фехтовальщики Синода. Еще они могли призывать грифонов на поле битвы, к себе на помощь. А в бою они стоили двадцати обычных воинов какого-нибудь городского ополчения. Хорошие доспехи и хорошее оружие, умение сражаться двумя мечами сразу.
     Аберин был птицеловом, вместе со своим отрядом они недавно покарали деревню мятежников. Те посмели помогать похитителям младшего сына епископа. Наглость и дерзость! Птицеловы могли очень терпеливо ожидать в засаде. Сейчас Аберин наблюдал из окна какой-то деревенской халупы за мародерами, которые приехали грабить деревню, оставленную для небесных похорон. Очередная дерзость – нарушение святых заветов Синода. Малый птичий насест в центре деревни ясно указывал на начало небесных похорон. Все в этих землях знали, что это значит - скоро грифоны прибудут на пир. Наглость мародеров его поражала, а еще его поржала проницательность капитана, который оставил его в засаде здесь на день.
     Аберин вышел из халупы. Легким и быстрым шагом он начал разбег в сторону мародеров, в руках он ощущал приятную тяжесть своих мечей.