21. А что было до?

Тут мнения расходятся.

Расхождение мнений по поводу того, что всё же было до, называется историей.

А чтобы не было расхождения мнений, надо отказаться от принципа «правды жизни» во всех видах субъективности, неизменно претендующей на объективность, то есть надо отказаться от истории «с точки зрения». При этом не играет никакой роли, чья это точка зрения: то ли власть предержащих, точнее, их верных служителей, то ли совестливых учёных.

Решающий недостаток учёных состоит в том, что моменты, факты исторических событий оживить они могут только в собственном воображении, при этом честно опираясь на источники «с точки зрения».

Выходит, что, как ни крути, а точка опоры — она же и чья-то точка зрения. О какой объективности можно тут говорить всерьёз?..

Но ведь что-то же было до нас. И это факт. И оно было вчера, позавчера и третьего дня. И если при этом отказаться от веры в точку зрения, то что же — заранее отказываться от истории как науки?

Именно так проблема несуществующей «правды жизни» перерастает в жизненную проблему веры и доверия источнику информации.

То есть «вера в историчность» становится «историей» самой.

Проблема этим, однако, не исчерпывается. Не каждая рассказанная история становится Историей. Что ей для этого нужно, если не правдивость, которой, как мы поняли, быть не может в силу субъективности рассказчиков прошлого и настоящего.

Чтобы История состоялась, ей нужны … боги и герои. Иначе говоря, — идеологи и воплотители идей. То есть, всем движет идея.

Идея выражается в форме слова. Слово разделяет и властвует над умами и сердцами воплотителей идеи. Таким образом, имеем последовательность «идея — слово — дело».

Поэтому ответ на вопрос заголовка «А что было до?» до удивительного прост: до всего была идея.

Выходит, что история состоит ислючительно из идей. А то, как эти идеи были реализованы, ни проверить, ни выработать на это одну единственную точку зрения «навсегда» или из неё извлекать уроки не представляется возможным. Мало того, этого и не нужно для истории, если она не опирается на веру в чью-то «точку зрения».

Теперь, чтобы написать объективную историю человечества, достаточно, казалось бы, ограничиться документированием идей, которые двигали героями в те или иные времена.

Но и эта задача немалая. Какая идея двигала, например, Александром Македонским? Ведь в голову его заглянуть нет никакой возможности. Если слова его кем-то и были записаны, как быть уверенным, что они принадлежали именно ему и  полностью соответствуют тому, что он думал на самом деле.

Тут, вроде бы, самое время обратиться к его деяниям, мол, пусть факты скажут правду о том, какие идеи им руководили. Но и они нас не продвинут в постижении движущей силы истории. Потому что результаты завоевательных войн для каждого участника событий предстанут по-разному, а спустя десятки и сотни лет увидятся и ещё в ином ключе, может, и с точностью до наоборот.

Так что же получается, в истории нет никакой научности?

В смысле точности дат каких-то событий, пожалуй, есть. Но вот в смысле точек зрения на события и способы представления их в истории едва ли можно говорить о научной достоверности.

Однако, идеи обладают одной важной особенностью: они повторяются. Завоевание, угнетение с целью обогащения и власти — с одной стороны; просвещение, духовное и социальное освобождение с целью установления равноправия и справедливости — с другой стороны.

Идей, как видим, немного. Они одни и те же. Способов их воплощения уже несколько больше. Но и они наперечёт. Их можно объединить одним словом —  борьба. Выбор оружия делается согласно времени, то есть согласно состоянию и возможностям науки, системы просвещения, средств массовой информации, но, как и прежде, задействуются армия, государственный, политический, религиозный властный аппарат.

У кого больше денег — у того больше власти, больше возможностей борьбы. Поэтому все виды видимой на материальном плане борьбы можно свести к борьбе за власть и деньги. На невидимом плане борьба ведётся  тоже: за власть и духовные сокровища.

Именно к противостоянию всего двух идей сводится история — к борьбе власти  материального против власти духовного.

Все хотят царствовать — так звучит первый вывод.

Вывод второй — материальное борется с духовным.

Вот вам и вся история: материальное и духовное воюют за царствование.

Чем тебе не двоичный код: нуль — духовное, единица — материальное. Пиши себе программу истории развития духа и материи. Обратите внимание, что программа истории пишется заранее, наперёд. Потому что законы развития духа и материи суть законы: они предсказуемы, повсеместны и повторяемы. Во всех Вселенных.

Конкретным содержанием наполняется эта программа постепенно, детали предсказать или предписать не возможно и не нужно. Тут срабатывает так называемая «свобода выбора».

Может быть, то, что написано ценой собственной крови, и есть опыт человеческой истории? Для кого-то несомненно.

Но не для Источника идеи борьбы духовного и материального.

Ему важен опыт другого толка: сработали или нет методы коррекции генеральной программы; хороши ли были субпрограммы (например, создание тонкоматериального человека) или они требуют доработки и тому подобное.

Если смотреть на человечество с этой точки зрения, то есть глазами внесистемного Наблюдателя, называемого людьми Богом, то история пролития крови и научных достижений теряет свою значимость. Понятия добра и зла трактуются при этом также иначе, а мораль приобретает другие мерки.

И тогда историю человечества можно вовсе не писать, а свести её в поучительные притчи и обобщения типа блужданий иудеев по пустыне, где пустыня символизирует материальную зависимость и смертность человека в материальных формах. И только обретение человеком духовной близости внесистемному Наблюдателю способно вывести его на новый виток идейного сотрудничества с Ним, как Источником программы.

Однако, ничто не может помешать «мёртвым погребать своих мертвецов» (Луки 9:60), потому что история материи пытается увековечить себя в материальных же формах. Это создание памятников архитектуры, скульптуры, быта, но и их разрушение. Это научные исследования «с точки зрения» и их же сожжение на кострах инквизиций и холокостов всех времён.

Тогда как история духа оперирует величинами, не известными меркам земным. Здесь уместно вовсе отказаться от понятия историчности, потому что временной компоненты у духовного нет. Как нет и форм, подлежащих ревизии разума.

Дух пребывает. Форма Духа есть Свет. Свет одухотворяет материю Бытием. Материя сопротивляется, борется и откровенно отторгает Дух.

Это та же последовательность «идея — слово — дело», с которой  начали настоящее рассуждение. Здесь идея — это Дух, Слово — Свет, дело — история сопротивления материи завоеваниям Духа.

И другого никогда не было и не будет: ни до, ни после нас.