Сын Медузы Горгоны

Я помню первые мгновения своей жизни…
Когда-то, просыпаясь с криком среди ночи, я размазывал кулаками жгучие слёзы, с остервенением глотал комок рыданий, выл, до боли сжимая зубы… Я очень хотел забыть. Я взывал к богам, но они лишь смеялись над жалким мальчишкой.
Никто не мог подойти и утешить – некому было подходить…
…потому что в первые мгновения своей жизни я барахтался на горячей пляжной гальке, а рядом расплывалась тёмная лужа, вязкая и липкая. Слабые руки и ноги новорождённого не слушались, и неприятная жидкость добралась до меня. Я заплакал от обиды и понимания. Что это, кара богов или великая награда: запомнить тот миг? Запомнить и понять.
Я плакал и трепыхался, как рыба, выплеснутая на берег. Я чуял: в воздухе, совсем рядом, летает нечто вероломное и коварное. Спасая то, что едва обрёл – свою жизнь, я пополз в лужу, вытекающую из обезглавленного трупа, вымазался в густой жидкости и прижался к этому привычному, тёплому и родному телу, сейчас – нелепому и даже страшноватому. Я уже не плакал, понимая, что опасно привлекать внимание невидимого убийцы.
- Эвриала, посмотри! Дети живы! О, боги… Медуза…
Меня хотели оторвать от мёртвого тела, но я, зажмурившись, вцепился в него как клещ. Уйти сейчас – значит предать.
Но слабые руки и ноги новорождённого подвели опять.

- В чём дело, Хрисаор? Ты меня совсем не слушаешь! – воскликнул седобородый Нерей.
- Прости, учитель. Я задумался…
- Какие же нерешённые проблемы мироздания тревожат твою светлую голову? Может я смогу помочь?
Этот старец, который знает всё на свете, частенько попадается на удочку моей хитрости и вынужден открывать правду о прошлом и настоящем – он терпеть не может ложь. Даже «ложь во спасение».
- Я хочу знать о Персее…
Не успев договорить, я разглядел тень, упавшую на изборождённое морщинами лицо старика.
- Персей… - в устах Нерея имя звучало с десятком оттенков, тут смешались гнев, отвращение, печаль, бессилие. В какой уже раз я убедился, что иногда Нерей жалеет, что не может солгать или оставить вопрос без ответа.
Меня держали в неведении очень долго, но вышло ещё хуже – неизвестно как мне в руки попали «Хроники Олимпа», я прочитал о подвиге Персея, посланника Зевса. Там была ужасная и отвратительная Медуза. Ядовитые змеи росли на её голове. Стальная чешуя покрывала её тело. Взгляд её превращал в камень. Она разрывала на части и пожирала несчастных людей.
Нерей застал меня за чтением этой книги. Помню вопрос, на который старик тогда не смог ответить: «Учитель, как можно разорвать и сожрать того, кто превращён в камень?».
- Что ты хочешь знать о Персее, Хрисаор?
Я хотел знать всё. Как этот трус, вор и убийца стал героем? Почему моя мать превратилась в змееволосое чудовище, хотя была прекраснейшей женщиной? Зачем люди верят отвратительной лжи?
- Я хочу знать, где его найти, - буркнул я, ожидая резкого ответа, но Нерей тяжело вздохнул.
- Идём, Хрисаор. Я хочу тебе кое-что показать.
Мы шли по длинным ультрамариновым коридорам величайшего замка Атлантиды – места, где вечное лето. Мой названный отец Посейдон постарался окружить меня заботой, а, заодно, наставниками: лучшими мастерами борьбы и кулачного боя, знатоками оружия, великими стратегами и тактиками.
- Куда мы идём, учитель? – спросил я, когда мы пересекли уже второе Кольцо Моря, окружающее центр города.
- Ты хочешь найти Персея, чтобы отомстить… – сказал Нерей, - это достойное желание, но что ты сможешь сделать, стоя лицом к лицу с врагом?
Конечно, я не ответил, – только слушал, затаив дыхание. Что-то подсказывало мне: Нерей скажет нечто важное.
- Мы пришли, Хрисаор.
Нерей остановился, положив мне руку на плечо. Перед нами простиралось кладбище, сотни гробниц. Щедро усеянная пеплом земля заросла буйной травой.
- Смотри, Хрисаор! Здесь лежат великие воины, которые воспротивились Зевсу, подобно твоей матери. Мне бы хотелось, чтобы ты узнал обо всём от них, погибших… Но это невозможно…
Долгие века длится страшная война за мировое господство. За лицемерными улыбками, за разумными речами прячется подлость и коварство. В этой войне не было ни одного честного сражения – только так: подлость и коварство.
Смотри, Хрисаор! Вот где закончили свой путь великие воины Атлантиды. Орион, ужаленный скорпионом, Скирон, сражённый в спину… Медуза, подло убитая во сне. Ты хочешь найти Персея? Что ж, я расскажу тебе всё, что знаю.
Его мать была наложницей царя Акрисия, она родила Персея в тот день, когда у Данаи, царской дочери, появился первенец, будущий царевич. Ей пришла в голову мысль поменять своего отпрыска с царевичем, дабы он не знал нищеты и в будущем получил трон. Царь разгадал хитрость, но рабыня с криком: «Ради моего сына приношу эту жертву!», выбросилась из окна с маленьким царевичем на руках. Даная, вне себя от горя, той же ночью украла шлюпку и выплыла в море. Позже говорили, что она хотела утопить Персея, на самом же деле Зевс уже вёл её по особому пути. Лодка причалила у берега другого царства, владений Полидекта.
Полидект с подозрением отнёсся к вышедшей из моря женщине с младенцем на руках, и Зевс не простит ему этого, также как не простит Акрисию обнаруженную подмену. Зевс не прощает никого.
Персей рос, не зная нужды. Громовержец позаботился об этом, он же следил за тем, чтобы из ублюдка вырос тот, кто ему нужен – беспринципный убийца, способный без лишних мудрствований рубить мечом, переступать через трупы и не задавать вопросов.
Однажды Персею явился посланник Зевса с заданием. Место – Эрифейя, цель – Медуза, внучка самой Геи. Персею, конечно, не следовало знать, что Медуза неугодна Зевсу, что могучий Громовержец боялся этой великой воительницы. Да Персей ни о чём и не спрашивал – он чувствовал пристальный взгляд Владыки Олимпа, своего названного отца, постоянно ощущал присутствие Гермеса и Афины, готовых в любой миг придти на выручку, и путешествие представлялось ему неплохим развлечением.
Меч, способный разрубать даже сталь, крепкий щит, который невозможно сломать, шлем-невидимка и крылатые сандалии – такой набор артефактов никогда прежде не доставался одному человеку, но Зевса в то время не волновали последствия. Он не любил мешкать и бросал в бой все силы, всю гнусность и жестокость.
Сандалии живо домчали Персея до Эрифейи, шлем надёжно укрывал его от посторонних глаз. Он приземлился на песок и долго крался, пока, наконец, не увидел Медузу. Она была беременна, и она спала. Персея не остановило ни то, ни другое. Ты родился в тот момент, когда проклятый меч перерубил шею твоей матери. На помощь Медузе спешили её сёстры, но они опоздали. Единственное, что им удалось, – спугнуть убийцу и не дать ему расправиться с новорождёнными.
Нерей замолчал. Я увидел его слёзы и отвернулся. Я всё это знал, всё помнил…
- И где же он сейчас? – как можно спокойнее спросил я.
- Я не знаю, мой мальчик. Убив Медузу, он бежал, прихватив её голову в качестве трофея. По пути он, упивающийся удачей и могуществом дарованных ему артефактов, сразил Атласа, перебил множество людей при дворе царя Кефея и похитил его дочь Андромеду. По возвращению в царство Полидекта, он тут же устроил кровавую резню и там, убив в числе прочих и царя, в насмешку над ним отдал остров нищему рыбаку. После этого он хладнокровно исполнил последнюю волю Зевса, прилюдно убил старого Акрисия.
- Итак… - сказал я, стараясь, чтобы голос не выдал ярости, - его след теряется в Аргосе?
- Нет. Он захватил Тиринф и воздвиг неподалёку новый город, Микены, как символ своего могущества.
Кладбище колыхалось зелёным морем. Тысяча куполов гробниц, как гладкие островки, поднимались из высокой густой травы.
- Микены… – сказал я самому себе.
- Скажи, мой мальчик, - произнёс Нерей. – Ты собираешься найти и убить Персея?
Нет смысла лгать. Я кивнул.
- И тем самым ты думаешь восстановить справедливость, исправить многолетнюю ложь, утешить своё сердце?
На куполах вспыхивали изумрудные огоньки. На кладбище всегда было светло и радостно, и я вспомнил слова учителя, что мёртвым нет дела до суеты живых.
- Я могу рассказать, к чему приведёт твоя затея, - продолжал Нерей. – Будет сочинена ещё одна история, в которой Хрисаор, сын Медузы, станет, к примеру, уродливым великаном. Он сразит Персея с помощью такого немыслимого коварства, что, услышав об этом, будут скрежетать зубами от бессильной ярости самые отъявленные головорезы. Зевс позаботится о том, чтобы направить по твоему следу лучших своих убийц, и ты, как и твоя мать, станешь, всего лишь, одним из сотни чудовищ, убитых великими героями Олимпа.
- Мне жить с этим до самой смерти? Оставить неотомщённой мать, а лжецов – безнаказанными?
Нерей хихикнул. Я вдруг испугался, что старик в одну секунду обезумел, до того мига никто не видел его улыбки, сейчас же он смеялся, потирая ладони, как мальчишка, довольный своими шалостями.
- Тебе надо успокоиться, Хрисаор. Бог – не Зевс, забавляющийся с молниями, а настоящий Бог, создавший всё, что вокруг нас, и то, чего мы не увидим никогда, – свершит твою месть.
- Я не понимаю.
- Не понимаешь, - согласился Нерей. – Я расскажу тебе. Только один раз, больше никогда не спрашивай об этом. Живи в Атлантиде, продолжай радовать названного отца своими успехами в военном деле, в борьбе, во владении оружием. Пусть он думает, что ты – его Персей, дурак, наученный убивать. Когда-нибудь ты его разочаруешь, уйдёшь из-под опеки и поселишься высоко в горах. Будешь просто жить, пасти стада, растить детей, любить жену…
- Как я смогу просто жить, если…
- Сможешь, мой мальчик. Если я скажу тебе, что Зевс и все его приспешники станут смешными пугалами для детишек, такими же, как и тысячи других мелких божков; Олимп обратится ничтожным холмом, недостойным даже того, чтобы кто-то гордился, поднявшись на него; а вся эта кровавая борьба со временем превратиться в потешную возню.
- А Микены? Символ могущества Персея?
- Этот город будет проклят. Разрушен. И разграблен многажды раз, вначале – с опаской, а потом – беспощадно, бесстыдно и целиком. Это сделает человек, потомок дикарей, которые втопчут в грязь последних почитателей Зевса, уже лишённого своего истинного имени.
- И Зевс, и его Персей, и прочие тысячи убийц, виновных в смерти моей матери, будут ползти, пачкаясь в крови рушащегося мира? – прошептал я. – Будут чувствовать приближение чего-то невидимого, опасного и вероломного? Будут цепляться за свой мир, плача от обиды и непонимания, но слабеющие стариковские руки, отравленные ядом вековой лжи, подведут их...
Я хотел задать последний вопрос, но передумал. Старик не умеет лгать, он опять скажет правду. Медуза Горгона будет отмщена, и какое мне дело до того, что я буду ползти с ними рядом?