Хайбах. Белая Птица

Фото С. Гаева


Эти маленькие бусинки когда-то украшали девичью шею...
Оплавившиеся маленькие бусинки...
Памятью о тех, кого в феврале 44-го живьем сожгли в конюшне селения Хайбах....
ПЕПЕЛ ХАЙБАХА...
ПЕПЕЛ СГОРЕВШИХ СЕРДЕЦ В ОГНЕ ПОСЛЕДНИХ ВОЙН...

Что мы – каждый из нас! – должны сделать, чтобы оправдать свое бездумное пребывание на этой земле, свою рабскую немощность перед очередными сильными мира сего, с высоты властного Олимпа взирающими на нас, как на средство для реализации своих запредельных амбиций?
Как мы сможем оправдаться перед памятью сгинувших в жертвенных кострах войн и революций, потрясавших нашу землю?
Мы – интеллигентные, знающие – как, могущие, обязанные сопротивляться Злу...
Но не имеющие ВОЛИ.
Боящиеся собственной тени и собственных мыслей...
Кто мы, и что мы на земле этой?
Рабы обстоятельств – робко замолкающие перед каждым, кто на толику сильнее и на ступеньку выше нас... или все же люди – свободные граждане свободной страны, могущие быть сильнее и обстоятельств, и навязанных установок?..
Наши предки умели помнить.
Помнить.
Прощать. Но помнить...
Мы должны научиться еще и делать выводы...
    Лула Куни





/Киносценарий/

Врезка в начале фильма:

Мы создали этот фильм не ради мести – кому мстить?
– Мертвые сраму не имут…
Не ради суда – Бог Судья.
Мы создали его, чтобы слепцы прозрели,
чтобы сердца прозрели,
чтобы держащий камень за пазухой ощутил
биение собственного сердца
– прозревшего, живого сердца.

Герои:

Асхабов Саид – работник наркомюста, 25-28 лет.
Его младший брат – Салах – 19 лет.
Их сестра – Есимат.
Седа – любимая Саида, в дальнейшем – его супруга.
Махма – названый брат Саида и Салаха.
Асхабов Хожа – отец Саида и Салаха.
Исторические лица: А.Г. Авторханов, С. Албогачиев, чиновники местного партактива, Сталин И.В., Берия Л.П., Шкирятов М.Ф., др.
В эпизодах: сыновья чеченских святых, мать Саида и Салаха, их зять, Хава – девушка Салаха, председатель сельсовета села Белхарой, соседи, односельчане, следователь в тюрьме, чины – штабные генералы, офицеры НКВД, рядовые, кавалеристы – однополчане Саида и Салаха, грузинские священники (отец Тариэл, отец Автандил), тюремные охранники и проч., сокамерники Саида, пастухи-чеченцы, абрек Хасо (его прототип – Хасуха), его напарник, девушка-абречка, ее младшая сестра, грузин-чабан, его жена. Массовка – жители сел, заключенные, солдаты, казахи-селяне, переселенцы, жертвы репрессий, прочие.



1. Нат. (Натура.) На окраине села.
Вместе с титрами.
Тихий летний день. Восстановление башни. В кадре трое – мужчина средних лет и двое его сыновей. Нехитрое строительное оборудование, лебедки, крепежи. Слышны короткие фразы типа: «Поднимай», «Тяни», «Скрепляй» – на чеченском языке.
Камера перемещается – внизу, у самой реки, сидит глубокий старик. О чем-то думает, глядя на работающих на склоне строителей, у его ног – горная речка (родник). Некоторое время спустя, он вынимает из нагрудного кармана небольшой сверток-конвертик – кусок белой ткани. Аккуратно кладет его на траву недалеко от себя.
К нему спускаются молодые. Все делают омовение. Становятся на намаз.

Картины – крупным планом – восстановленных стен башни, видна шероховатая поверхность камня, свежая кладка перемежается со старинной.
Солнечно. Тихо. Слышны слова молитвы и тихий шелест-свист травы на вершине склона у самого подножия башни… Камера показывает небольшое окно на самой вершине башни.
В кадре появляется старик.
Он поднимается по ступеням башни – наверх.
В руках – прижимая к сердцу – держит сверток. Шепчет слова мольбы. Слышны шаги, прерывистое дыхание старика и слова молитвы – полушепотом.
Поднявшись, старик ребром ладони медленно смахивает строительную пыль с каменного основания окна (подоконника).


2. Нат. Довоенное время. 37-39-е гг.
Альпийский луг. Конец лета. Раннее утро.
Шум скашиваемой травы. В кадре молодой косарь (главный герой Саид). 
Смех. Девичьи голоса.
Вдруг раздается песня. Девичий высокий голос.
Молодой косарь на минуту застывает, слушая песню.
Неожиданно на склоне появляются фигурки девушек. Идут с фермы. Увидев молодого человека, замолкают, прыскают со смеху и быстро скрываются в лощине.
Он выходит из минутного оцепенения. Начинает резко косить дальше. Нечаянно задевает лезвием косы куст с ярко-красными ягодами. Подержав в руках отломанную гроздь, полюбовавшись, с улыбкой откладывает ее.


3. Нат. Встреча.
Саид и Седа. Она идет с подругой.
Седа смеется над ним – у него за ухом торчит гроздь красных ягод. Он шутя дарит их ей – передает через ее спутницу (та остра на язык, как и полагается в таких случаях). Он пытается завести знакомство, расспрашивает о Седе ее подругу, пытаясь узнать имя Седы.
В разговоре выясняется, что он работает в городе, Седа помогает старшей сестре на ферме. Пока Саид разговаривает с ее подругой, поглядывая на Седу, Седа смущенно молчит, делает из ягод бусы и, смеясь, надевает себе на шею.
Когда она откидывает концы платка, чтобы завязать бусы, у нее на шее, сбоку, Саид замечает характерное родимое пятно – в форме звезды.
Саид: Седа?
Подружка, до того времени без умолку шутившая, замолкает в удивлении.
Потом, недоуменно глядя на обоих: Вы что, знакомы?
Седа ей: С чего ты взяла? – потом, обратившись к Саиду, горделиво: Я не знаю тебя, парень…
Саид, шутливо: Это тебя волчонок научил так огрызаться?
Седа, вспыхнув: Так это ты?..
Заинтригованная подружка толкает легонько Седу, та отнекивается.
Быстро поднимаются по склону…

Саид, улыбаясь, смотрит им вслед, потом, словно очнувшись: А как Ирс поживает?
Седа, звонко рассмеявшись: Ирс? Он тем же летом в лес ушел… Но иногда приходит, я издали вижу его.

4. Нат. На берегу реки.
Несколькими годами ранее описываемых событий.
Саид – явно года на три-четыре моложе – купает коня. Трет ему холку: «Не балуй…»
Конь вдруг начинает нервничать, прядает ушами. Саид, пытаясь его успокоить, не сразу слышит приглушенный крик. Потом, резко обернувшись к реке, всматривается – кого-то уносит течением. Виден взмах тонкой загорелой руки, прерывистые возгласы.
Саид бросается в реку. Доплывает до тонущего.

На экране – девчушка лет тринадцати с волчонком.
Саид: Отпусти его! Он сам доплывет!
Та не слушает, мотает головой: Нет!
Саид подныривает и вытаскивает обоих на берег.
Едва придя в себя, девчонка резко вскакивает, быстро приводит в себя в порядок и исподлобья смотрит на своего спасителя.
Саид, отдышавшись: Ну? И это вся твоя благодарность? Язык проглотила? И кто из вас после этого волчонок?
Смеется.
Девчонка еще больше теряется. Потом, опустив голову: Спасибо… Я сама бы...
Саид: Ага! «Сама бы»! Видел я, как ты «сама»… Волчонка чуть не утопила.
Девочка, вспыхнув: Я спасала его!
Саид: А где он?
Камера показывает крупным планом волчонка: тот, спокойно отряхнувшись, кусает блох на лапке – и трусит к реке.
Саид, насмешливо: Вон – иди снова «спасать»…
Девочка бежит за волчонком: Куда ты?
Саид, примирительно, вслед: Ты его домой отнеси. Пусть поживет у вас, привыкнет к дому. А подрастет – отпускай смело в лес. Он не тронет ваших овец – волки на своей земле не охотятся.
Девочка подходит с волчонком к Саиду. Уже дружелюбно: Спасибо… Я так и сделаю.
Волчонок лижет ей щеку.
Саид видит пятнышко у нее на шее: Э-э! Да он тебя измазал. Вытри, – непроизвольно тянет руку к темному пятну.
Та резко отводит голову: Это не пятно – родинка…
Саид: А как тебя зовут, Родинка?
Девочка упрямо: Так и зовут...
Саид: А как назовем волчонка? Может, Ирс?
Девочка смеется: Точно, Ирс!
Саид: Ну, прощай, Родинка. Больше никого не спасай…
Девочка поднимается вверх по склону берега – с волчонком на руках. Потом, обернувшись, смущенно: «Меня Седой зовут…» – убегает.


5. Нат. Поле в горах.
Настоящее время. Саид точит косу. Издалека снова слышится голос поющей Седы. Саид мечтательно-задумчиво: «Седа-Родинка…»
Улыбается своим мыслям, трогает лезвие косы – оно тоненько звенит. Неожиданно вспоминает разговор с начальником отдела по борьбе с бандитизмом. «Поступают тревожные сигналы о бесчинствах на границе республики... В приграничных с нашей республикой колхозах участились грабежи – угоняют скот. Есть сводка, что в этом замешаны жители горных районов…» 
Мрачнеет. Направляется в село – домой.


6. Инт. Дом Асхабовых.
Саид заходит в сени. Невольно становится свидетелем разговора отца с приехавшим из города соседом.
Отец (Хожа) утверждает – власть наша, народная. Может, просто Сталин не знает, что творят здешние?
Сосед: Киров, Ворошилов, Орджоникидзе… Они много хорошего говорили. Обещала советская власть справедливость. Но дела темные творятся сейчас. Помнишь Ильяса? Он в город уехал года три назад.
Хожа: Да кто его не помнит!
Сосед: …Убили его…
Хожа: Да как? Он же всегда с маузером ходил. Именным. От самого Кирова…
Сосед: Вот за маузер и убили. Остановили на улице. Патруль… Обыск – то, се. Потребовали сдать оружие.
Он ни в какую: «Это подарок от самого Сергея Мироновича!» Вот они его и застрелили – из именного… Много непонятного…
Хожа: Да, мало радости принесла нам эта власть… Всё живем в надежде, что завтрашний день станет лучше сегодняшнего… А тьма только сгущается…
Сосед уходит. Хожа стоит на крыльце дома.


7. Инт. Разговор Саида с отцом.
Происходит после услышанной беседы его отца с соседом из города.
Саид просит отца не верить слухам о репрессиях.
Саид: Везде враги. Они только и думают, как бы задушить Советскую власть.
Хожа: Пойми! Власть сама затягивает удавку на нашей шее.
Саид мягко возражает отцу, что власть не может потакать всяким подозрительным элементам, сошедшим с прямой дороги.
Хожа: Власть изменилась…
Саид парирует: Но и люди изменились, Дада. Многие сошли с прямой дороги… Не следует распространять неподтвержденные слухи. Мало ли кого убили… Время сейчас тревожное. Враги – повсюду. Партия учит нас бдительности.
Хожа: Эти разговоры о «революции в опасности» я с молодости слышу. Сколько можно?! Где враги и где мы! Каких врагов увидела власть среди бедноты? Мы помогали ей здесь и установиться, и укрепиться.
Саид: Нас в партшколе учили…
Хожа: А меня вот какая партшкола учит!.. и каждый день… – показывает вокруг, в сердцах: – Тринадцать  домов сожгли в нашем селе…
Саид: Это дома бандитов, Дада…
Хожа: Кто бандиты? Умха первым свой скот в колхоз отвел – этой власти поверил… Он тоже бандит? Алпату мужа в гражданскую потеряла. Сын ее с утра до ночи в колхозе – они тоже бандиты? Нет, сын. Бандиты твои там – показывает сбоку вверх – сидят…
Саид: Не говори так, Дада. Это перегибы на местах…
Хожа: Перегибы у тебя в голове, сын… Иди… Мне надо одному побыть…
Саид уходит в дом, задумавшись. Потом, обернувшись: Это ведь наша – народная власть, Дада. Ты же сам кровь за нее проливал.
Хожа: Народная? Власть? Э-эх!.. Я-то кровь проливал. А вот ты, боюсь, душу ей продаешь, – обреченно машет рукой. Выходит во двор.


8. Инт. Совещание в местном НКВД.
Шкирятов: Товарищи, я направлен сюда наладить и обеспечить на местах выполнение личного указания товарища Сталина об усилении репрессий и о полном разоблачении руководителей обкомов, горкомов, райкомов, горсоветов и райисполкомов, а также руководителей всех других партийных, государственных и хозяйственных организаций, которые, по нашему мнению, в большинстве своем состоят из троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев, рыковцев и т.п.
Голос с места: Матвей Федорович, среди них – старые проверенные большевики…
Шкирятов: Нам некогда заниматься сортировкой. Лучше перестраховаться. Враги затаились в каждой щели, как клопы.
Вот, не поверите, совсем недавно мы раскрыли заговор антисоветчины – где бы вы думали? – при изготовлении маслобоек! Они ухитрились наладить производство маслобоек с лопастями, имеющими вид фашистской свастики… Но мы вовремя пресекли эту провокацию.
Приказываю арестовать всех чеченцев и ингушей – членов местного обкома – прямо в зале – на совещании партактива. Не миндальничать и не церемониться. Товарищ Сталин не возражает, чтобы враги народа допрашивались следователями «в белых перчатках».
Один из сотрудников местного НКВД: Как это?
Шкирятов (усмехнувшись): Дано указание (читает) «усилить применение физических методов воздействия на арестованных при следствии и установить более тяжелый режим для находящихся под стражей».
Теперь понятно, надеюсь? Но! Применять все это поздно вечером и ночью, когда технический персонал в управлении отсутствует...
Лишние разговоры не нужны.
Выполняйте...


9. Нат. На колхозном поле.
Убивают людей в поле. Небольшая стычка. Опешившие было люди – мирные колхозники – пытаются защититься. Их расстреливают.


10. На экране – крупным планом – депеша – это будет постоянный кадр с реляциями о проведенных операциях «по уничтожению бандитских группировок», иногда будет сопровождаться картинками награждения чинов НКВД – «за заслуги… и проч.» – телетайпная лента – из кадра в кадр. Пример: «В Галанчожском районе – в стычке – уничтожена банда численностью в 15 человек. Наши потери – один боец ранен в рукопашном бою (на самом деле – женщина ткнула его вилами, защищая своих детей).


11. Нат. Вдалеке от села.
Женщина у перевернутой повозки – сидит, сомнамбулически раскачиваясь из стороны в сторону – в безысходном горе.
Все ее домочадцы лежат у обочины дороги – расстрелянные.
Она в беспамятстве все гладит маленьких детей по головкам, припадает к руке мужа, завывая…

В отдалении – впереди – видны всадники.
Камера приближает их.
Со спины.
Видна амуниция. Отряд НКВД.

12. Инт. В доме.
Салах входит в дом с незнакомцем. Говорит, что они с соседскими парнями увидели его у реки, когда лошадей купали. «Я решил – пусть у нас поживет… Как ты на это смотришь, отец?..»
Незнакомца зовут Махмой.
Он издалека.
Рассказывает историю о том, что его преследовали кровники, поэтому ему пришлось уйти из родного села.
Отец соглашается принять Махму. «Живи у нас. Будете братьями…»
Саиду тот явно не нравится – бегающие, с узким прищуром, глаза, весь какой-то прилизанный и одновременно затравленный. Но решение старших не оспаривается.
Отец выходит. Неловкая пауза.
Махма, как бы между прочим, допытывается, где работает Саид, чем дышит: Говорят, ты большой хаким…
Саид: Кто сказал?
Махма: Да, слышал тут разговоры – по дороге… – осклабился.
Саид: Да нет. Не большой начальник… Просто работаю там, куда партия определила…
Махма, с непонятной многозначительностью: А… партия… Это да… Тогда, конечно…
Саид недоуменно смотрит на него.

13. Нат. – Инт. Встреча Салаха с Хавой у фермы.
Салах подвез на ферму г1одмаш (кукурузные стебли) на телеге (деревянные салазки). Подкладывает их коровам.
Тут же Хава и Есимат готовят к дойке очередных коров. (Вытирают влажной тряпкой вымя коров.)
Есимат здоровается с братом, спрашивает, как родители.
К Салаху подходит маленький племянник, сынишка Есимат.
Салах весело тормошит его.
Есимат смущенно отворачивается, делая вид, что занята дойкой.
Салах сажает мальчика на повозку: Ну, Жаби (от Джабраил – авт.), покажи, как ты умеешь управлять лошадьми…
Жаби: А это же не лошади, Ваши (Ваши – чеч. уважительное обращение к старшему мужчине – авт.)…
Салах: Ну, сейчас волы, а завтра обязательно посажу тебя на лошадь…
Мальчик весело кричит «но-о!».
Волы задумчиво жуют.
Салах спускает Жаби на землю: Ну, беги…
Подходит к женщинам.
Обращается к Есимат: Сестренка…
Она, поняв, что Салах хочет обратиться к Хаве, предупредительно отходит к корове поодаль, но находится в зоне видимости.
Салах здоровается с Хавой. Та слегка кивает и отворачивается.
Салах недоумевает: Что случилось? Тебе жалко тратить на меня слова? Мы не виделись пару дней, а ты так  изменилась…
Хава: Тебе лучше знать.
Салах: Объясни – узнаю.
Хава: Не знаешь? Мы с тобой только месяц встречаемся, а ты об этом уже всем растрезвонил… Что я позволила себе, чтобы ты так ославил меня перед всеми?
Салах: ???
Хава: У самого смелости нет – Махму посылаешь? Он тут всем прочел стихи, что ты мне понаписал… Я последней обо всем узнаю…
Салах в оцепенении. Потом – резко: Есимат!
Та подходит, вопросительно смотрит на него.
Салах: Присмотри за волами, – быстро уходит.


14. Инт. В доме Асхабовых.
Сидит Махма. Чинит уздечки.
Салах резко распахивает дверь.
Подходит к Махме, предупреждает его, чтобы тот не рылся в его бумагах: Это мое, личное! Понимаешь!
Махма: Что за кулацкие замашки?! В наше время не может быть личного – все народное ... (Ухмыляется.) А стихи – ничего, душевные...
Пытается прочесть вслух стихи из тетрадки, достав ее из-за голенища сапога.
Салах вырывает тетрадку.
Входит Саид: В чем дело? Что вы не поделили?
Салах прячет тетрадку.
Махма насмешливо ухмыляется, глядя в сторону.


15. Инт. В доме Асхабовых.
Разговор Саида и Салаха о будущем Салаха.
Саид: Куда думаешь идти?
Салах мнется: Я хотел бы писать…
Саид: О чем?
Тот смущается: Ну, о всяком…
Саид: Ну, если так, давай-ка я дам тебе адрес – там хорошие товарищи работают. Правильное направление дадут тебе.
Пишет на бумажке адрес – протягивает Салаху.


16. Инт. Медресе в доме пожилого Абдуллы.
В доме. Мальчик – ученик Абдуллы – заходит в комнату. Открывает дверцу шкафа. Входит в потайную дверь медресе.
Небольшая комната со слуховым окном.
В центре – перед несколькими учениками – сидит пожилой учитель (Абдул-Хаким) слушает чтение Корана. Дождавшись паузы, обращается к читающему: Достаточно, Изновр. Думаю, ты уже можешь сам помогать своим товарищам. Позанимайся с Билалом.


17. Инт. Редакция газеты.
Сотрудники сидят вокруг стола, читают стихи.
Работник редакции, средних лет: Послушайте:
               
Зима уходит, горестно роняя,
Как белый жемчуг, слезы в тишине,
И, веткою зеленой погоняя,
Джигит на белом скачет скакуне…
       (Стихи Абди Дудаева.)

В кабинет с шумом входит сотрудник: Абди арестовали…
Тишина.
Разговор среди сотрудников: Три года назад Абди при всех сравнил его с бешеной собакой… Не забыл…


18. Нат. Арест поэта.
На утреннем мосту через Сунжу. Мальчик 5-6 лет бежит вслед за чекистами, уводящими его отца. Одна рука у арестованного заломлена назад. «Дада!»
Тот оборачивается к бегущему за ним сынишке… Говорит конвоиру: Отпусти. Не унижай перед сыном. Я сам…
Сажают в «воронок». Уезжают.
Мальчик долго стоит на мосту, повторяя: «Дада…»


19. Нат. – Инт.
Сцены – видеоряд – массовых арестов (по целому ряду населенных пунктов) чеченских богословов и всех, кто может расписываться на арабском.
Тотальные аресты: заставляют – тыча бумагу – расписаться рядом со своей фамилией.
Люди, ничего не подозревая, расписываются арабской вязью.
Крупным планом. Чья-то рука, помедлив – крупный план – рядом с фамилией демонстративно выводит крестик.

20. Нат. – Инт.
Ночь. Видеоряд. В дома – в селах и в городе – вламываются группы солдат НКВД, громко зачитывая фамилии, и со словами: «Именем советской власти, за антисоветскую подрывную деятельность и агитацию… (по тексту тогдашних обвинительных заключений)» – уводят мужчин, грубо выволакивая их – кого в чем.
Плач женщин. Ночь. Пронзительный волчий вой.


21. Документ на экране.
Телефонограмма.
Товарищу Сталину. Лично.
В ночь с 31.07. на 01.08. 1937 г., в ходе генеральной операции по извлечению антисоветских элементов, арестовано 14 000 человек из социально опасных элементов первой категории по всей территории Чечено-Ингушской АР.
Случаи сопротивления пресечены.
Массовых беспорядков не зафиксировано.
Начальник НКВД ЧИР


22. Нат.
Доносчик приводит в дом богослова сотрудников НКВД.
Абдула – в саду с учениками. Держит в руках абрикос. Задумчиво: Благо… Божья благодать...
Жена в панике выбегает в сад.
Муж понимающе смотрит на нее.
Диалог между сотрудниками и детьми. Сотрудники НКВД выпытывают у детей, что они делают здесь.
Те отнекиваются: Помогаем старшим…
Один из сотрудников: В чем помогаете?.. В антисоветской агитации?
Тут из глубины сада выходит мальчик с холщовым мешочком, полным плодов…
Не выдерживает доносчик, до сих пор прятавшийся за спинами сотрудников: Так вот чем тут занимается мой сын? Я тебе его на учебу отдал, ты обещал его ученым алимом сделать, а сам батрачить заставляешь?
Абдула: Зря ты так, Мусост...
Тот не слушает. С пеной у рта: Мало ваших в Сибири сгноили, кулацкое отродье!.. Теперь тебе никто не поможет – ни твой Кунта-Хаджи, ни… – тянет руку вверх, 1абдул резко прерывает его, хватая его за руку:
Абдулла: Уймись! Не богохульствуй!
Мусост на мгновение испуганно замолкает. Но, посмотрев на конвой, снова смелеет.
Мальчик просит: Отец, не надо…
Мусост не унимается. Кричит, что советская власть его из пастухов человеком сделала не для того, чтобы его сын вместо учебы работал.
Конвой грубо отталкивает его.
Один из энкавэдэшников, обращаясь к Абдулле, насмешливо: А! Мироед, значит… Кулацко-мулльский элемент…
Абдула, не обращая внимания на конвой, смотрит на Мусоста: Не гневи Аллаха, Мусост...
Абдулу уводят.
Отец и сын. Диалог. Сын говорит, что эти абрикосы он домой нес. Отец расправляет плечи: Теперь весь сад будет нашим – колхозным!..
Сын молча выкладывает в уголке плоды из хурджина. Сгорбившись, уходит.


23. Документ на экране.
Телефонограмма.
Ноябрь. 1938 г. Москва.
В НКВД СССР, тов. Ежову.
На территории Чечено-Ингушской АССР окончательно ликвидированы враги народа – националисты, кулацко-мулльские и прочие классово чуждые элементы.
Начальник НКВД ЧИАССР …


24. Инт. Редакция газеты.
Салах устраивается в редакцию районной газеты.
Подобие собеседования. Салах – с пафосом – читает свои стихи. Главред  с несколькими сотрудниками слушают его. Стихи типа:

Партия, Сталин – вместе навек!
Горжусь, что советский я человек!
Готов я на подвиг ради страны.
Родина! Мы твои верные сыны!..

Легкий смешок в комнате.
Присутствующие прячут добрые улыбки.
Редактор – крупный мужчина с открытым лицом – хлопая Салаха по плечу, говорит, что направление его мыслей – верное, но все же ему надо заняться стихосложением, предлагает ему побольше читать стихи советских поэтов и не чураться русской классики, хотя ее «частенько и скидывают с борта современности».
Потом, значительно: И не забывай о народной поэзии. Она тебе многое даст. Почувствуешь опору под ногами. А пока ты будешь расти как поэт, пригодишься стране в качестве внештатного сотрудника «районки». Заодно и жизнь узнаешь получше. Комсомолец?
Салах: Конечно!
Редактор: Это хорошо. Нам нужны классово зоркие молодые люди. Напиши о знатных людях нашего района. Вот ты, к примеру, из какого села будешь?
Салах: Из Хайбаха.
Редактор: Ну, на первый раз, мы пошлем тебя в соседнее село. Скажем, в Белхарой… Партячейка у них там, конечно, имеется… Вот и напиши о передовом опыте, допустим, овцеводов. Спроси в правлении колхоза, в сельсовете, например, кто из местных колхозников – коммунистов или комсомольцев! – наиболее отличился… Энтузиазма тебе не занимать – ты парень с головой. Вот и думай, что полезного может почерпнуть наш советский читатель из жизни горного села. Действуй. Да, зайди в отдел кадров, оформи бумаги, удостоверение и занеси ко мне, поставлю печать и подпись.


25. Нат. В дороге.
Салах едет на телеге с местным жителем. Тот жалуется. Работают сутками, а трудодней не дают. Семья еле концы с концами сводит. Осенью последнюю скотину в колхоз забрали… Салах задает наивные вопросы, говорит о светлом будущем.
Собеседник цокает языком, смотрит на него насмешливо-жалостливо: Вот твой Совет… Им задавай свои вопросы…


26. Нат.-Инт. Село.
Салах, весь в эмоциях, входит в здание сельсовета.
В кабинете председателя сидят двое посторонних. По виду – начальство из города. Одеты по-военному.
Один из гостей, старший по чину, насмешливо: Стучаться не учили?
Салах: Извините.
Чин: Корреспондент?
Салах: Да!
Военные тщательно рассматривают удостоверение Салаха: По какому поводу?
Салах: Хочу написать о знатных колхозниках данного села.
Чин: Ну-ну… Пиши… писатель… (с иронией).
Председатель делает гримасу Салаху – мол, ты не вовремя, выйди. Один из гостей перехватывает это и барственно успокаивает его: Все в порядке, Нажмудин…
Председатель: Алиевич.
Чин: Ну да... Все в порядке. Мы, собственно, сказали все, что должны были сказать. Вы в курсе, значит?
Председатель: Да-да, конечно, конечно! Обязательно…
Чин обрывает его на полуслове: А вот это уже лишнее…
Гости сухо прощаются. Старший, на пороге, обернувшись, с улыбочкой, повелительно: И списком… Списком, Али Нажмудинович…
Председатель: Нажмудин Алиевич…
Чин: Не важно…


27. Инт. Разговор с председателем сельсовета.
Тот старый большевик. Бывший учитель.
На вопросы Салаха машет рукой обреченно: У меня люди по весне диким луком запасаются – тем и выживают… А ты… Эх! Обозлены люди – в край… Дети мрут… – заметив, что Салах собирается записывать, обрывает его: Нет! Ты этого не пиши! Я тебе этого не говорил! О лучших колхозниках пиши… Да… А о том, что им я ничего не могу дать, чтобы они семью прокормили… не надо… Это временные трудности... – увидев непонимание на лице Салаха, примирительно:  Ты знаешь что? Ты походи по селу. С людьми поговори… Особо не копай – людям и так туго приходится. Ты вот что – в технике разбираешься?
Салах: …
Председатель: Ну, ручку проектора крутить умеешь? У меня киномеханика нет. А людям хорошее кино нужно. Все веселее будет… 
Салах:  Согласен…
Председатель: Вот и хорошо. Будешь по своим газетным делам в городе –  привези кино… А там посмотрим, что тебе писать.


28. Нат. У дома Асхабовых.
Саид собирается на пленум в город. Салах просится с ним – ему нужно ехать за фильмом для соседнего села.
Едут на лошадях по горной дороге, Салах едет на сельсоветской лошади.
Саид говорит Салаху, чтобы тот подождал его, пока не кончится совещание. Саид говорит, что после совещания будут показывать фильм – Салах сможет у киномеханика взять бобины с новым фильмом.


29. Инт. Пленум в Грозном.
На пленуме – в кулуарах – Саид видит Авторханова (тот известен в республике), который в тот день, по словам знакомого Саида, вернулся из Москвы после учебы в ИПК и приглашен на пленум. Знакомый представляет его Авторханову.


30. Инт. Кинобудка.
Салах с киномехаником-чеченцем разбирают бобины. Слышен шум в зале, окрики военных.
Киномеханик выглядывает в зал внизу, меняется в лице. Стоит, в недоумении, задумавшись. Затем неожиданно начинает озираться по сторонам.
В коридоре слышен топот сапог, кто-то резко стучит в дверь кинобудки.
Киномеханик резко толкает Салаха в аппаратную. Прикладывает палец к губам «тише!» и закрывает за ним дверь. Стоит, прислонившись спиной к двери.
Входит конвой. 
Киномеханика грубо выталкивают.


31. Инт. Кинобудка.
Салах стоит в темноте, в тесной каморке.
Шум за дверью стихает. Салах осторожно осматривается – зал внизу пуст. Приоткрывает дверь – в коридоре никого.


32. Нат. Площадь перед зданием обкома.
 Салах стоит рядом с лошадью, привязывает хурджины с бобинами.
Подходят два сотрудника НКВД.
Один с подозрением спрашивает документы. Долго ищет в списке фамилий в алфавитном порядке его фамилию: Асхабов?
Чин повыше: Не тот. Видишь? – Галочка уже есть. Пропускай.
Сотрудник: Проходите, – отдает документ, глядя ему в глаза.
Салах садится на лошадь, к луке седла привязаны уздцы лошади брата, трогается.


33. Инт. В доме Асхабовых.
Салах сидит понуро. Мать плачет. Отец предупреждает, чтобы Салах вел себя при людях по-прежнему: А пока никому не говори, где Саид. Не показывай на людях свое горе… Я верю – Саида оправдают. Кого, если не его?


34. Документ на экране.
Товарищу Сталину. Лично.
10.10. 1937г. Во время проведения пленума Обкома партии и актива республики арестованы …(все, кроме первого секретаря обкома) руководители Чечено-Ингушетии и осуждены по различным статьям. Следственно-судебные мероприятия по отношению к ним незамедлительно начаты.
Шкирятов.


35. Инт. Дом Асхабовых.
В Хайбахе устраивают вечеринку по поводу приезда высокого начальства из района. «Высокое начальство» – местный чин НКВД из чеченцев. Салах собирается поговорить с чином о своем брате – узнать о его судьбе. Этим он делится с Махмой.


36. Инт. Село Хайбах. Сельский дом культуры.
Вечеринка в клубе. На стене – большой аляповатый портрет «вождя всех народов», плакаты с соответствующими надписями. Собралось уже немало сельчан. Входят Салах с Махмой. Махма оставляет – демонстративно отстраняясь – Салаха и начинает услужливо виться вокруг районного начальства.
В разгар вечеринки разгоряченный спиртным, пьяненький чин, танцуя с очередной девушкой, стреляет в воздух. Девушки испуганно визжат. В клубе повисает дым. Оглушенные выстрелами люди приходят в себя. Дым рассеивается…
Неожиданно раздается чей-то возглас: Смотрите!
Все непонимающе смотрят по сторонам. Потом застывают в ужасе: портрет на стене прострелен – на лице «вождя» зияет след от пули.
Чин сразу трезвеет, орет, когда толпа пытается рассеяться: Стоя-ять! Стоять всем, я сказал! Вы что… в вождя мирового пролетариата? ... (Потрясает револьвером.) Кто стрелял?!
Кто-то из толпы: Да ты и стрелял. Откуда у нас оружие…
Чин в панике. Но не подает виду: Так! Все мужчины – вправо!.. Вправо, я сказал! Прочие – вон!
Среди мужчин оказывается и Салах… Когда неожиданно Махма указывает на него пальцем и к нему начинают идти – Салах выпрыгивает из окна и исчезает в темноте.


37. Инт. В тюрьме.
Кабинет следователя в подвале НКВД.
В кабинете несколько человек.
Саид лежит на полу.
Над ним стоит потный крупный энкавэдэшник, лейтенант (рябое запоминающееся лицо) – следователь – и его помощник, записывающий что-то в протокол.
У двери – молодой сотрудник в форме курсанта.
Лежащего Саида рябой бьет сапогом по голове. Саид без сознания. Следователь дает команду. Курсант окатывает лежащего водой.
Из соседних камер – в возникшей тишине – раздаются надсадные хрипы, стоны и крики пытаемых.


38. Инт. Тюремная камера.
Саида закидывают в одиночную камеру. Долгое время он лежит без движения. В тюрьме то и дело – приглушенно – слышны дикие – почти звериные крики, мольбы о помощи, стоны.
В тишине раздается слабый стук в стенку. Потом – еще. Саид не реагирует.


39. Нат. Двор тюрьмы.
На коврике недалеко от стен тюрьмы сидит в молитве старик. Охранники безучастно смотрят на него. Видно, что эта картина для них привычна. Один из надзирателей, докурив очередную папироску, пытается прицельно попасть ею в старика – не получается. Надзиратель чертыхается.
– А чё, его сына не отпустят? – спрашивает второй охранник – явно новенький, с сильным загаром на веснушчатом лице.
– А некого… – ухмыляется второй. – Его уже месяца два как туда (указывает папироской в небо, отстреливает ее вверх) отпустили.
– В расход, что ли?
– А то!.. Купеческий последыш. Э-ле-мент… С…! Тут с ними разговор короткий.
– А чего старику не сказали?
– Но-но! Ты тут свои разговоры заканчивай!.. Молод еще рассуждать. Будет тебе начальство каждому пню раскланиваться. Надоест – уйдет. А так – какое-никакое развлечение… Тоска…
Заводится мотор… Слышен приглушенный гул.
Последний закатный луч скользит в наступающих сумерках по сгорбленной спине молящегося старика. 


40. Нат. Водосток от Грозненской тюрьмы
в реку Сунжа.
Скрежет металлических лопастей. Что-то с шумом сваливают в воду. В мутной воде Сунжи явственно просматривается полоса красноватого потока… Активность рыб…
Символ мясорубки – через все эпизоды репрессий – время от времени появляется. Или вода в Сунже – то ли кровавая, то ли это от закатного солнца.


41. Инт. Кабинет следователя.
Саид – изможденный, больше похож на тень от себя, прежнего.
Следователь – рябой, сидит напротив. Пьет чай. Медленно. С шумом отпивает глоток. Долго, причмокивая, мусолит во рту кусочек сахара. Хрустит им. Смотрит в упор на Саида.
Тот молчит, глядя в сторону.
Пауза.
Саид: Наивные обвинения…
Следователь: Наивные, говоришь? (ухмыляется) Все вы тут – наивные… овечки! В горах шагу не ступишь – везде шныряете… А здесь блеете…
Саид: Товарищ следователь...
Рябой вскакивает, орет, в истерике, выплескивая горячий чай на Саида: Ты мне в товарищи не набивайся! (накручивает сам себя – как обычно делают психически неадекватные люди) Твои товарищи по нарам кровью харкают! (швыряет на стол папку) Увести!!!


42. Нат. Старик молится у стен тюрьмы.
Брезжит рассвет.
Старец читает доа. Крупный план.
Сквозь отдаленный скрежет лопастей и гул мотора пробиваются слова его молитвы. Шепчет: Знаю, чувствую холод у сердца… Нет его здесь… Забрал Ты его. Освободил его от мучений… Прости же ему его прегрешения в этом мире – вольные и невольные… Не оставь его Милостью Своей… Аллах Всемогущий, услышь последнюю мольбу раба Своего… Возьми мою душу...

Где-то далеко тихо начинает ворковать голубь.
На пустынной площади, освещаемой рассветными лучами, сидит на молитвенном коврике старец.
Тюремное здание отбрасывает длинную косую тень…

Крупный план. Голубь, тихо гуля, стоит у самого изголовья коврика и смотрит на молящегося. Неожиданно вспархивает ему на колени.
Старик – в последнем порыве горестного восторга – прижимает его к груди. Разводит руки.
Голубь взлетает. Старик медленно заваливается набок…
В застывающем взгляде старика отражается последняя земная картина – рассветное, еще сероватое, небо и розовый – в лучах восходящего солнца – летящий в небо голубь. (Слышится узам.)


43. Инт. В кабинете начальника тюрьмы.
Трое. Начальник тюрьмы, чин из республиканского НКВД и рябой следователь.
Начальник: Ну? Как с Асхабовым идет? Готов?
Следователь: Да не поймешь его, товарищ капитан. То ли прикидывается, то ли вообще не при чем.
Начальник тюрьмы: При чем, не при чем – это нас не должно касаться. Был сигнал – мы отреагировали... Мы – карающий орган, а не богадельня…
В разговор включается чин НКВД: А что, орешек не по зубам, или просто случайный камушек?
Следователь: Не разобрались... Молчит. Не дает показаний…
Чин: Ну, (передразнивая) «гражданин следователь». Показания не даются… Показания выбиваются… Пора бы вам это уяснить…
Следователь: Так точно, товарищ капитан. Выбивали…
Начальник тюрьмы: Он мне интересен для другого. Говорил вам об этом…
Следователь: Я помню, товарищ капитан.
Начальник тюрьмы: Тут за него ходатайство пришло. От группы коммунистов. Это нам как раз на руку… Будем считать, что мы прислушались к их мнению. (Оба с чином коротко смеются.) Ты его еще хорошенько обработай, чтобы иллюзий не осталось. …И как раз подключим его на полную катушку.
Следователь: Понял, Алексей Трофимыч.
Начальник тюрьмы: Действуйте!
Следователь уходит. Оборачивается: Тут… вот какое дело, Алексей Трофимыч…
Начальник тюрьмы: Ну?! Что мнешься, как баба?
Следователь: Людей не хватает… Свежак пошел… Еще и эти – «с верхов» – к ним подход требуется… Людей бы нам… Опытных…
Начальник тюрьмы: Будут тебе помощники… Опытные – с фантазией… – ухмыляется.
Следователь уходит.
Чин НКВД: Неэффективно работаете, капитан… Что за цирк? Трудно показания выбить? Надо вам поучиться у товарищей из центра… Перенять, так сказать, передовой опыт… (Хохотнув.) Они уже на безотходную систему перешли…
Начальник тюрьмы: Мы этот опыт уже переняли, товарищ майор... (Заговорщически.) Не машина – зверь!
Чин НКВД: Неужто достали? Немецкую?
Начальник тюрьмы (игриво): Немецкую, товарищ майор… Дробилка что надо!
Чин о чем-то задумывается. Потом – словно что-то вспомнив – сдавленным голосом, медленно хватаясь рукой за горло: Так вы ж мне на завтрак… рыбу… Вы что?!
Начальник тюрьмы, поспешно: Нет, что вы, Петр Алексеич! Что вы! Нам рыбу исключительно в горных речках отлавливают… У них тут в горах озеро одно есть… Вода!.. Как слеза ребенка…
Чин с трудом переводит дух. Раза два рыгает. Утерев губы: Ну, с вами не соскучишься…
Выходят из кабинета под ручку, мило переговариваясь.   

44.  Инт. В тюрьме.
Пытки в камере местного НКВД.
Слышны крики: Будешь говорить, мразь!
Слышен стук, вой…
Снова: Будешь говорить!
Невнятное шамканье.
Следователь: Не слышу! Громче!
Опять шамканье.
Звук сильного удара и падающего на пол тела.
Следователь: Увести!
 

45. Инт. В тюрьме.
Камера Саида.
Стук в стенку.
Саид не знает, что это. Прислушивается. Потом обессиленно откидывается на нары.
К нему закидывают замученного заключенного после пыток.
Долгая пауза.
Саид безжизненно лежит на нарах.
Заключенный – без признаков жизни – на полу камеры. Потом – некоторое время спустя – Саид поднимает голову: Эй! Эй! Ты живой?
Лежащий что-то нечленораздельно мычит, дергается.Саид – шатаясь – медленно подходит, неуклюже становится на колени, трогает его за плечо: Эй!
С трудом переворачивает лежащего – это познакомившийся с ним на последнем республиканском пленуме Авторханов: Абдурахман? Ты?


46. Инт. Камера
Авторханов стоит у стены с зарешеченным окошком. За окном слышен щебет птиц.
Авторханов, задумчиво: В институте красной профессуры я сблизился с кружком сторонников Бухарина. Многое понял…
Саид: Бухарин? О нем столько плохого стали говорить в последнее время…
Авторханов (усмехнувшись): Побольше слушай сказки этих мясников…Николай Иванович был любимцем партии… Теоретик. Экономист... Партия неотвратимо превращается в мощный механизм подавления инакомыслия. Эти узколобые марионетки органически не переносят интеллигентов.  Николай Иванович… Знаешь, он любил наблюдать за полетом птиц… Такой человек не может быть низок душой…
Резко поворачивается к собеседнику, эмоционально, словно доказывая что-то, пытаясь убедить: Мы поклонялись фальшивым богам, И ОНИ НАС ОБМАНУЛИ… Ни наши отцы, ни мы в пьяном угаре «пролетарской революции» и за дымовой завесой ее социальной демагогии так и не узрели ее звериного нутра. Сталин и его приспешники извратили и втоптали в грязь наши идеалы. Данная политическая система – самая проклятая из всех тиранических систем в истории человечества. У них руки – по локоть в крови. В крови наших народов… В крови вчерашних единомышленников и соратников, не пожелавших участвовать в их гонке за власть. За безграничную власть...  Мне с ними не по пути. Этот чекистский Карфаген должен быть разрушен... Я слишком заметная фигура, чтобы они могли со мной расправиться так же, как и с сотнями других. И я знаю их систему изнутри. Я не боюсь их. Пусть они боятся меня...
Долгая пауза.
Авторханов: Ты знаешь, как Троцкий назвал Сталина?
Саид: ??
Авторханов, усмехнувшись: «Выдающаяся посредственность».
Саид: Воинствующая…
Авторханов, невесело улыбнувшись: Да… Посредственности обычно злопамятны и мстительны… и падки на лесть… Сталин – не профессиональный революционер в нашем привычном понимании. Он – недоучившийся семинарист, бухгалтер… Отсюда его комплексы. Отсюда и жажда неограниченной власти над людьми.
Саид: И жестокое подавление любого инакомыслия.
Авторханов: Да... И это еще только начало...


47. Инт. Камера.
Двое. Саид и Авторханов. Авторханов перестукивается, учит Саида азбуке Морзе: В свое время правильно понял русскую пословицу – от тюрьмы и от сумы не зарекайся… – усмехнувшись. – Пригодилось…
В камеру закидывают избитого заключенного. Авторханов и Саид пытаются привести его в чувство – безрезультатно.
Кладут его на койку. Пытаются оказать какую-то медицинскую помощь – Авторханов аккуратно вправляет вывихнутые суставы избитого. Тот приходит в себя. По обрывкам фраз они узнают, что он чеченец. Потом снова впадает в забытье. Бредит. К утру заключенный затихает.
Авторханов читает над ним Ясин. Тело уносят только к вечеру следующего дня, после долгих вызовов охраны.
Саид и Авторханов – после долгого тягостного молчания, наконец заговаривают.
Саид: Абдурахман, ты вроде окончил институт красной профессуры, коммунист. Я думал, ты совершенно оторвался от родных корней...
Авторханов: Я в свое время окончил мектеб (арабскую школу – Авт.). И знаешь, что я понял... То, что мы обретаем в начале жизни –  куда бы нас ни увели дороги – всегда возвращает к себе...


48. Инт. Кабинет следователя. Камера.
Саида ставят перед условием, что он должен войти в доверие к предводителю повстанцев. Он не соглашается. Тогда следователь предъявляет ему дело по обвинению в антисоветской пропаганде, заведенное на его брата Салаха (тот в бегах после злополучной вечеринки в колхозе).
Следователь: Ну? И долго мы будем в молчанку играть? Отпираться бесполезно. Люди видели, как твой брат целился в портрет товарища Сталина. Слышали его антисоветские стишки…
Саид: Неправда. Это оговор…
Следователь, коротко хохотнув: Неправда-а? А чем докажешь? У нас ведь и свидетели имеются…
Достает из ящика стола исписанные бумаги.
Следователь: Вот тут и вещественные доказательства…  (достает следом знакомую тетрадку Салаха, читает, коверкая слова, монотонно):

                Когда рассеется туман в горах
И канет в пропасть мгла ночная,
Я солнцу радостно скажу «салам!»
И мир расцвечу радости лучами…

Хм! Мир, говорит, рас…цветит… А мгла, значит, – в пропасть?.. К чему агитирует этот рифмоплет? Что за гнилые наколки?
Саид: Это просто лирика!..
Следователь хохочет, взахлеб, не может остановиться: Ли… лирика! Ты посмотри, какие мы грамотные… Давно сырое мясо жрали? Теперь культуууурные они стали… Слышь, Зимин! – обращается к охраннику. Тот вытягивается во фрунт. – А ты знаешь, что такое лирика? Нет? А господа чабаны, значица, кумекают…
Пауза. Следователь насмешливо смотрит на Саида. Говорит, не глядя на охранника: А давай-ка, товарищ Зимин, просушим мозги чабану. Боюсь, малость отсырели они у него. Проветрим товарища интеллигIэнта.
Зимин: Есть проветрить!


49. Нат. Тюремный двор.
На отшибе – подальше от забора, на самом солнцепеке – стоит столб. Вокруг, плотным кольцом, охранники и урки. К столбу привязан человек. Камера перемещается ближе. Зритель видит лицо Саида. Потрескавшиеся губы. Помутневший взгляд. Веревки впились в руки до крови.
Кто-то подносит в кружке воду к губам пытаемого. Затем резко выплескивает ее мимо. Толпа восторженно улюлюкает.Через некоторое время подходит следующий, подступает совсем близко к Саиду и – демонстративно прихлебывая – пьет воду. Крякает довольно и выплескивает остатки воды в лицо Саиду.


50. Инт. Общая камера.
Саид лежит на полу.
На нарах урки играют в карты.
По виду явно старший из них (кличка «Гамадрил») выигрывает. Проигравший («Алешка») сидит в портках, понурый. Потом вскакивает, вытаскивает из узелка рядом с лежащим Саидом вещи, одевается и снова садится в круг играющих. Те тут же раскидывают карты.


51. Инт. Та же камера.
Охрана заводит двух заключенных. По виду чеченцы. Один поддерживает другого. Собираются расположиться на нарах. Происходит стычка между ними и «хозяевами» камеры. Они, не обращая внимания на выпады «шестерок», молча располагаются на нарах. «Шестерки» еще что-то пытаются сказать, «Гамадрил» жестом останавливает их. Через некоторое время один из новичков подходит к лежащему на полу Саиду, пытается поднять его, но собственные увечья мешают. Смотрит на Алешку: Помогай.
Тот возмущенно: А че я?
Гамадрил ему: Сбавь гонор – берись.
Тот подчиняется. Саида кладут на нары.
Вошедший обращается к Саиду на чеченском. Тот пытается что-то ответить. Тогда чеченец подходит к Гамадрилу: Есть вода?
Тот молча кивает шестерке. Подают фляжку.
Чеченец рвет рукав своей рубахи, мочит лоскут в воде, кладет Саиду на голову, маленькими порциями вливает ему в рот воду из фляжки.
Саид понемногу приходит в себя.
Гамадрил: Кто такие?
Чеченец: Чеченцы.
Гамадрил: И всё?
Чеченец: И всё.
Гамадрил: Имя есть?
Чеченец: Шахруди.
Гамадрил, осклабившись: Шах, что ли?
Шахруди: Нет. Шахруди.
Урки смеются. Алешка крутит пальцем у виска.
Некоторое время спустя, игра возобновляется. Алешка снова проигрывает. Подскакивает к узелку Саида за новой порцией вещей.
Шахруди, не вставая с нар: Это твое?
Алешка, с гонором: Тут всё наше!
Шахруди, указывая на узелок: Это – твое?
Алешка, нахлобучив папаху Саида, гогочет. Шахруди пытается сорвать ее с его головы.
Урки молниеносно становятся в плотный круг, прикрывая Алешку. Гамадрил, не вставая со своих нар, молча, в упор, смотрит на Шахруди. Тихо, с угрозой: Не трожь…
Шахруди молча смотрит на него и так же молча сбивает шапку с головы «шестерки».
Как по команде, толпа валит его с ног. Он вскакивает. Начинается драка.
С койки медленно сползает его напарник и становится рядом. Они оба стоят спина к спине и отражают удары.
В двери открывается глазок. Охранник молча смотрит и закрывает глазок.
Когда драка идет к завершению, Гамадрил, видя, что расклад не в пользу урок, прекращает потасовку: Ша!
Урки рассеиваются по углам. Алешка ноет: Он мне челюсть сломал!..
Гамадрил с размаху бьет его в лицо. Тот, поскуливая, забивается под нары.
Гамадрил, обращаясь к шестеркам: Отдайте шляпу.
Один из урок передает Шахруди папаху: Возьми, Шах…
Тот осторожно вытирает папаху Саида, аккуратно кладет в его узелок.

52. Инт. Та же камера.   
Те же. Саид уже сидит на нарах, тихо переговаривается с Шахруди и его спутником. Вводят нескольких новичков. Все – с различными увечьями. Среди них Саид видит Авторханова. С радостным возгласом встает ему навстречу, они обнимаются.
Саид: Когда тебя вызвали с вещами, думал – уже не увидимся.
Авторханов, невесело улыбнувшись: Я тоже. Но, видно, у них тут свои ходы. Да и не могут они пока со мной так быстро расправиться. В глотке застряну. – Смеется. – Ты как? Что у тебя?
Саид: «Работают».
Авторханов: Вижу… Чего хотят?
Саид: Чтобы работал на них…
Авторханов: Подонки…
Саид: Вот и я так считаю… Хотят, чтобы я внедрился к Хамзату…
Авторханов: Что за игру они затеяли?
Молчит. Потом, словно решив что-то для себя, резко хлопает Саида по плечу: А соглашайся!..
Саид, непонимающе: Что?
Авторханов: Работать…
Саид: Сотрудничать? Да ни за что…
Авторханов: Что за рыцарские замашки с этими подонками? Ты должен думать на несколько ходов вперед. Переиграй их…
Саид: Брата ищут…
Авторханов: Вот и поставь им условие, чтобы они не трогали брата. Соглашайся. А действуй, как велит тебе твой разум.


53. Нат.-Инт. Дом Асхабовых.
Саид в родном селе. Первым в доме его встречает Махма. Весел, разговорчив. Саид спрашивает, где все? «Будут… Скоро будут», – коротко отвечает Махма и тут же начинает собираться на работу. «Что за парад? – спрашивает Саид, видя одетого в костюм Махму. – Или к лошадям теперь только в костюме подпускают?»
«Неудачная шутка! – парирует тот. – Партия доверила мне другой фронт работы…» – «С какой это стати? Ты вроде и школу до конца не осилил?» – «Зато «осилил» науку, как отличать советского человека от классового врага…» Саид угрюмо молчит, исподлобья глядя на него. Махма начинает нервно суетиться: «Так… За вещами пришлю вечером. Не провожай…»
Уходит. Саид молча осматривается в пустом доме – в доме явно чувствуется запустение.


54. Нат. У дома Асхабовых.
Утро. Крик петухов, блеяние овец, мычание коров – обычная картина сельского утра.
Саид умывается на заднем дворе, набрав в кумган воды из арыка. Затем, походив по двору, начинает приводить его в относительный порядок – везде запустение. Становится чинить косяк входной двери. Слышен стук копыт. У забора (плетень) останавливается всадник. Саид не узнает его. Идет навстречу. Тот спешивается, входит во двор. «Алхаст! Ты!» Они обнимаются. Алхаст осматривается. Видя тревожное состояние Саида, успокаивает. «Они будут. Скоро. Им тоже пришлось несладко». Саид понимающе кивает.
Алхаст спрашивает о работе. Саид отвечает, что на прежнем месте его уже не примут: «И так много хлопот им доставил… Но есть работа в соседнем районе», – отвечает он уклончиво. Алхаст прощается, пожелав ему удачи, не особо расспрашивая его о пребывании в тюрьме. «Храни тебя Аллах!» Уезжает.


55. Инт. В доме Асхабовых.
Сумерки. Саид сидит в пустом доме у открытой дверцы печки. Перебирает свои бумаги. Смотрит на огонь, изредка ворошит кочергой горящие дрова. Видно, что он в подавленном состоянии... С шумом распахивается дверь. На пороге – сестра Есимат. С громким возгласом она повисает у него на шее. Плачет взахлеб. Саид ласково отстраняет сестренку. Подходит к утирающей слезы матери. Обнимает. Мать, беззвучно плача, гладит его по голове, по плечам. Отец молча стоит чуть поодаль.


56. Инт. В доме Асхабовых.
Возвращение Салаха. Семья собирается под одной крышей.
Салах сидит в комнате за столом. Горит керосинка. Он что-то пишет.
Входит Саид: Не спишь?
Салах: Да... Не спится.
Саид: Ну-ну…
Пауза.
Саид: Ты вот что. Об этой истории на вечеринке забудь. И с Махмой не особо ссорься. В жизни всякое бывает. Из-за мелкого проступка, даже пакости, не стоит из человека делать врага.
Салах: Мелкого проступка? Да из-за его навета наша семья столько времени по чужим углам мыкалась. Ты посмотри на мать… на отца…
Саид: Я все понимаю. И все вижу… Но я не могу себе позволить роскошь ссориться с такими, как Махма. Пойми – подобные типы злопамятны и мстительны. Я часто бываю в разъездах. На тебе дом. Ты в ответе за покой наших родителей. Не ведись на провокации. Будь разумнее…
Смотрит на бумаги издалека: Ты что – рассказы начал писать?
Салах: Да… Какие рассказы. Не до сочинительства… Тут такие вещи вокруг творятся. Я говорил с людьми в Белхорое. Ты помнишь – у меня редакционное задание было.
Саид, заинтересованно: Ну и?
Салах: Вот… – показывает рукой на записи, – Такое услышал. Глаза раскрылись… Да и у нас не лучше…
Саид: Да, сейчас всем трудно.
Салах: Да я не о том даже…
Сид, настороженно: Так о чем?
Салах: Понимаешь, Саид, нас ведь как учили… А тут – вроде на словах одно… А в жизни – совсем не так… Нет уважения к трудовому человеку! Власть – отдельно, сама по себе. А народ, тот, чьим трудом и потом строится светлое будущее… Эх!.. Слов нет… Словно о нем вообще забыли – и он выбивается из сил, пытаясь выжить…
Саид: Так! Давай-ка мы с тобой вот как договоримся… Ты вот все эти записи выкинь. Или лучше – сожги.
Салах, непонимающе: Почему? Это же реальные истории. Я на их основе и буду писать передовицу в газету. О реальном положении дел на селе.
Саид: Не вовремя ты все это затеял… Тебе сейчас лучше особо не светиться. Если ты из-за случайности чуть не угодил в тюрьму – то сам понимаешь…
Салах: Но надо писать об этом! Надо писать правду. Я же комсомолец.
Саид: А я тебе как коммунист и как старший брат ответственно заявляю: твоя правда сейчас – хуже вредительства. Оставь эту тему. Берись за другое. И… береги себя, – легонько хлопает его по плечу. – Учись. Копи знания. Думай. Анализируй… Всему свое время.


57. Нат. Село, недалеко от родника.
Встреча с Седой. Она с младшей сестренкой. Она то и дело заливается счастливым смехом, иногда незаметно смахивая слезу. Саид невольно любуется ею. Но больше молчит. Седа жалуется Саиду, что Махма ей проходу не дает: Недавно хвастал, что ему теперь по должности полагается свой дом. Ему в правлении выделили… Помнишь Сатуевых? Которых раскулачили? Его в их доме поселили…
Саид мрачнеет. Зло иронизирует: Видишь, какой у тебя завидный жених объявился?! Молод… Дом, должность… С умом выбирай. Не прогадай… Такие, как Махма, на дороге не валяются…
Седа шокирована. Не сразу подбирает слова. Саид истолковывает ее молчание по-своему. Говорит в сердцах: Да, подумай хорошенько. Что тебе с уголовником связываться? С Махмой заживешь припеваючи…
Седа  – с глазами, полными слез, – только и может возмущенно выговорить: Да как ты!.. Да ты!..
Убегает. Шифоновый шарф цепляется за веточку. Лоскуток шифона остается – запутавшись – в ветвях. Саид сжимает его в руках. Прячет в нагрудный карман. Ломает ветку и зло хлещет себя по сапогу. Уходит в темноту.


58. Нат. У повстанцев в горах.
Саид наедине с Хамзатом. Хамзат то и дело покашливает.Разительно отличается от Саида ухоженностью. Тот явно после многокилометрового пути.
Хамзат: Э-э, брат! В таком виде встречать невесту негоже!
Саид, непонимающе: Что за невеста?
Хамзат: А у нас тут одна невеста – на всех. С косой! (Все хохочут.)
Саид смеется со всеми. Рассказывает историю своего младшего брата – как свою.
Хамзат: Так, говоришь, от НКВД бегаешь? А как ты умудрился в портрет попасть?
Саид: Да я и не стрелял… Там энкавэдэшник пьяный куражился…
Хамзат: Ну, он-то отмажется… Ладно. Если тебе портрет кровную месть объявил, придется тебе переждать в лесу… Оружие-то в глаза видел, «стрелок»?
Саид мнется.
Хамзат: Понятно… Хасо! (Тот подходит.) Возьми над ним шефство. В дело пока не пускай. Пусть присматривается пока.
Хасо: Понял.
Хамзат: Ну! Поздравляю! Ты теперь в нашем горском братстве.
Хлопает Саида по плечу. Пожимают руки.
Саид с Хасо уходят.


59. Село. В доме.
Мальчик – сын арестованного поэта (сцена на мосту) с мамой в селе – у родни матери.
Сидят в доме.
Мать спрашивает дочь: Вернешься в город?
Дочь, вздыхая и глядя на сидящего у порога сынишку: Вряд ли… Он так и не заговорил с того времени… Молчит, словно и не говорил никогда… – у нее вздрагивают плечи, сдерживает рыдания. – Когда его отца увели, он так и остался на мосту... До вечера мы с ним простояли – не шел домой. После этого – каждый день – на одном и том же месте… Через неделю слег. Сильный жар. Бредил. Все повторял: «Дада…». А пришел в себя – и замолчал…
Мать, успокаивающе: Не убивайся так. Придет время – все образуется. На детском сердце рубцы долго остаются. Но и они заживают.
Дочь: Не знаю, Нана. Столько горя… Кого ни спросишь – почти в каждом доме смерть прошлась…
Мать: От того, что суждено – не уйти… Надо быть сильной. Тебе надо поднимать сына. Думай об этом. Тогда и силы появятся.
Гладит ее по плечам, обнимая…
Зовет: Махмуд!
Появляется рослый мальчик лет тринадцати.
Мать: Позови отца.
Входит молодой человек, обращается к молодой женщине: Сестренка, мне на пасеку нужно сходить. Принести тебе сот? Ты ж любила их когда-то…
Мать, укоризненно: Ты повзрослеешь когда-нибудь? Вон – сын выше тебя будет скоро… Устала она с дороги.
Молодая женщина: Ахмад, а ты что – не устал? Я вся разбитая…
Ахмад: Быстро же ты городской заделалась, сестренка. Забыла, как горной козочкой тут бегала? – смеется, потом, вспомнив неуместность шутки, осекается: Ты тут отдохни, хозяйничай потихоньку… А я племянника с собой поведу на пасеку.
Мать: Поведи. И пусть Махмуд не оставляет его одного.

   
60. Нат. Село. На площади.
Хамзат с конниками на сельском сходе.
Хамзат: Эта власть отняла у нас само право на достойную человека жизнь. Посмотрите, сколько горя она несет с собой! Неужели мы останемся безгласными рабами ее? Где дух свободы, который вел наших отцов на священный газават? Или мы утратили право называться нохчи – гордыми сынами Кавказа?
Толпа молчит.
К Хамзату медленно, с достоинством, подходит старик.Отведя руку, протянутую ему Хамзатом, чтобы помочь ему взойти на возвышение, он поднимается. Смотрит на собравшихся, затем на Хамзата и его товарищей. Опускает взор на посох и, словно рассуждая вслух: Да, Хамзат. Не скажу, что мы довольны этой властью. Скажу больше – эта власть не от Бога – от лукавого, да будет проклято имя его. Ведь если  власть от Бога, то не только народ все время должен ей – она тоже должна ему... Но посмотри на этих людей… Кого ты хочешь поднять… и против кого? Огонь войны выжигает народ, как траву... Работа, работа, работа – ради куска чурека… Вот наша жизнь. Люди доведены до отчаяния. Да, уходят в леса. Но их мало… Почему? Народ обессилен. И он уже не верит в обещания. Приходил Шамиль. Что мы видели с Шамилем? Что мы видим от этой власти, которую приняли как родную – свою?.. Мы устали от обещаний свободы… Наш эвлия Кунта-Хаджи завещал нам смирение и терпение. Не перед сатанинским произволом – перед испытаниями, данными свыше. Эта тьма, в которую погружены мы и перед которой бессильны – и есть очередное испытание. Уходи. В твоих глазах я вижу не боль, а тщеславие. Ты сам не знаешь, куда ведет твоя дорога…

61. Нат. Бой в лесу.
Хамзат и его всадники отрываются от погони.
Хасо задерживается.
Хамзат: Где Хасо? Он жив?
Один из всадников, спешившись: Да его пуля не берет. Как заговоренный… Сказал, что хочет уложить пару-тройку свиней.
Хамзат недовольно играет скулами: Сколько раз сказано – никакой самодеятельности в бою…  Как сброд…
Подъезжает Хасо на взмыленной лошади. Остро поглядывает на товарищей, на Хамзата…
Хамзат: Почему задержался?
Хасо: Да дело было одно…
Хамзат, недовольно: Какие могут быть дела во время боя?! Почему самовольничаешь? Мы еле оторвались от погони!
Хасо, опустив глаза, задумчиво усмехается: Погони? Какая погоня?.. Не было ее… Эти свиньи потоптались на опушке и ушли…
Хамзат, нервно: Что ты хочешь сказать?
Хасо: Да ничего… Вот что ты скажешь?..
Хамзат: Я скажу, что ты много на себя берешь, Хасо. Ты храбрый воин. Но это не дает тебе права сомневаться в приказе командира.
Хасо: Но зато дает право сомневаться в командире…
Немая сцена.
Хасо, окликнув одного из товарищей, скрывается в зарослях.


62. Нат. В горах.
Утро. Хамзат сидит за столиком, пишет. Заходит Саид.
Хамзат: Присаживайся. По какому делу?
Саид: В дело когда пустишь?
Хамзат: В дело? Рановато пока… Да и дел пока особых нет. Здесь не регулярная армия… А что так?
Саид: Да… Уже неделю у вас тут прохлаждаюсь…
Хамзат: Я же определил тебя к Хасо. Вот и работай с ним.
Саид: Так его никогда на месте не бывает!
Хамзат: Да, он у нас вольная птица… Хорошо. Абдурзак!
Заходит Абдурзак.
Хамзат: Вот – мой непосредственный зам. Он в курсе всего.
Саид уходит с Абдурзаком.


63. Нат. Лето. В лесу.
Ночь. Опергруппа и отряд бойцов НКВД в засаде.
Чин НКВД разговаривает с провокатором.
Чин: Сколько их будет?
Провокатор: Трое. Они должны встретиться с проводником.
Чин: на сколько назначена встреча?
Провокатор: На час ночи.
Чин: Ты все предусмотрел?
Провокатор: Да. За домом – обрыв. Там не убежишь.
Чин: Сигнал?
Провокатор: Я в том окне раза два спичкой чиркну.
Чин: Ладно. Иди. К часу ждем вас.
Тот уходит.
Бойцы рассредоточились. Окружают опушку.
Младший офицер чину: Дом окружать?
Чин: Не время.
Через некоторое время чин смотрит на часы. В окне загорается огонек. Гаснет. Потом еще раз.
Чин смотрит на часы. Ровно час ночи.
Расстояние от дома не больше15-20 метров.
Подбегает младший офицер: Товарищ майор, они здесь! Прикажете стрелять?
Чин: Отставить!
Младший офицер: Они уже в доме!
Чин: Кто сказал?
Младший офицер: Донесли…
Чин: Сорока на хвосте? Ждите указаний. Никакой самодеятельности!
Тишина.
Кто-то из оперативников: Уйдут же. Стреляйте!
Чин: Отставить, я сказал!
Младший чин: Что будем делать, товарищ майор? Люди ждут приказа.
Чин: У нас нет уверенности, что в доме действительно бандиты. Могут оказаться просто случайные люди. Нет точной наводки.
У входной двери начинается движение.
Кто-то из опергруппы командует: Стреляйте!
Младший чин: Там могут быть колхозники.
Трое быстро пересекают поляну. На лунном свету видно оружие.
Кто-то из опергруппы не выдерживает и стреляет. В ответ раздается выстрел.
Начинается беспорядочная стрельба.
Младший чин: Разрешите преследовать?
Чин: Где? В ночном лесу? Упустили вы бандита, товарищ младший лейтенант!..
Младший чин: Да я… Так вы сами…
Чин: Разговорчики! Умейте отвечать за свои поступки… Собирайте людей. Уходим. Только время зря потеряли…


64. Нат. В горах.
Саид случайно слышит разговор Хасо с Хамзатом.
Хамзат: Куда ты собрался, Хасо?
Хасо: Я в эти игры не играю, Хамзат… И тебе не советую… Не люблю быть куропаткой в силках…
Хамзат: Мы должны быть вместе. Так мы будем сильнее.
Хасо: Я поклялся сражаться с этой сатанинской властью – и сдержу эту клятву… Помощники мне в этом не нужны.
Скачет в лес.
Саид провожает Хасо взглядом. Входит к Хамзату.
Тот раздражен. Пишет что-то на листке, но при виде Саида прячет бумажку в карман брюк.
Саид: Куда он? – кивает на дверь.
Хамзат: Мелочи. Остынет – вернется. Не обращай внимания.
Резко поднимается. Выходит, раскуривая папиросу.
Нечаянно роняет бумажку из кармана брюк.
Саид поднимает, читает: «Дорогой товарищ Дроздов!..»
Саид: Дорогой?.. Интересно…


65. Нат. В горах.
Саид и Хамзат на лошадях. Вечереет. Темно.
Хамзат: Видишь дорогу?
Саид: Нет.
Хамзат: Однако мы должны идти по ней, должны чувствовать ее. Куда она приведет? – Бог весть. Но это наша судьба.
Саид: Судьба брести в потемках? Кто нам определил эту судьбу? О чем ты? Не лучше ли зажечь огонь?
Хамзат: Не так все просто, Саид… Огонь – как и власть – ослепляет. Ты думаешь, что видишь больше и дальше, но видят больше тебя…
Выезжают на опушку. Поднимается стая ворон. Мертвые. На пути – выжженное село.
В подавленном состоянии едут дальше.
Некоторое время спустя, Саид: И это тоже, скажешь, судьба? Вы подставляете народ…
Хамзат, нервно: Мы помогаем ему прозреть!
Саид: Прозреть на краю пропасти, в которую вы его толкаете?
Хамзат: Пойми, не мы – так другие заняли бы эту нишу… И лучше, если ее займу я или мне подобные – разбирающиеся в подводных камнях большой политики и могущие – в момент опасности – отвести от края пропасти, о которой ты мне твердишь…
Советская власть – это уже давно не власть народа, как бы нам ни хотелось это представить. Это огромный механизм, в котором каждый из нас – и даже целые нации – выполняет лишь строго отведенную функцию винтика или колесика. И если колесико или винтик пытаются «умничать» и крутиться не в ту сторону – их просто выкидывают.
Саид, словно не слушая его, задумчиво глядя перед собой: Кому доверять?
Хамзат: Через раз! – смеется.
Хлопает по притороченному к седлу хурджину.
Саид: Что это? Запас продовольствия на черный день?
Хамзат, все так же широко улыбаясь: Запас правды на черный день. Здесь килограмма два бумаг… Опыт моей работы… Многим будут интересны эти записи…
Саид, показывая оброненную Хамзатом бумагу: Да. И эти записи тоже будут интересны…
Происходит бурное объяснение.
Саид обвиняет Хамзата в том, что именно такие, как он, приносят беды своему народу.
Хамзат, в ответ, говорит, что он знает, что Саид тоже прислан с заданием: Так чем ты лучше?
Саид парирует, что его вынудили.
Хамзат: А ты думаешь, я сам напросился? Ты, парень, ввязался в большую политику. Здесь люди – пешки. И никто не ведет счет потерям. Что для них мы?.. Мусор. Сегодня используют нас, завтра – других. Послезавтра – наших детей… Уходи... Пока петлю окончательно не затянули…
Саид, в смятении: Уйдем вместе! Бросим все! Начнем сначала…
Хамзат: Сначала? – усмехается, красноречиво показывает виртуальную удавку на шее. Заходится в кашле…
Саид, после долгой паузы ожидания, когда Хамзат придет в себя после приступа кашля: Я сидел с Абдурахманом.
Хамзат: Я знаком с ним.
Саид: Знаю. Он и предложил мне согласиться на их условия, а дальше действовать по совести и обстоятельствам. А чтобы ты окончательно убедился, что не лгу, вот… это тебе Абдурахман передал… – протягивает ему четки.
Хамзат бережно берет их, смотрит на свет, задумчиво: Да… Это четки его учителя, еще с медресе… – резко пришпоривает коня, широко улыбнувшись, Саиду: Это будет залогом нашей дружбы.
Саид глядит ему вслед с доброй улыбкой. Неожиданно, из темноты возникает Абдурзак.
Саид: Откуда ты?
Абдурзак: Я и не уходил. Командира охранять надо…
Внимательно посмотрев на Саида, Абдурзак трогает своего коня, едет за Хамзатом. 


66. Нат. В горном селе.
Карательный отряд НКВД входит в село.
В селе – сход.
Перед собравшимися стоит чин НКВД – один из «гостей» председателя сельсовета Белхороя. С ним переводчик.
Чин: Граждане сельчане! Мы собрали вас на сход, чтобы обсудить создавшуюся обстановку. Мы знаем, что бандиты пользуются вашей поддержкой. Вы поставляете им провизию, коней, даете ночлег.
Люди в толпе: Неправда! Что он говорит? Да ты сам бандит!
Чин: Молчать! Пусть говорит кто-то один! Вот ты, старик! Выходи!
Старик выходит из толпы. Его ведет под руку юноша. Стрик становится напротив чина – за его спиной гудит толпа.
Чин: Как звать?
Старик: Народ меня звать… И они мне – показывает рукой назад, на собравшихся, глядя в глаза чину, – как дети… Тебе ведь нет разницы, как я зовусь. Мы для вас – все на одно имя, мы все – бандиты! – поворачивается к собравшимся: Люди! Зачем нас сюда собрали?
Из толпы: О жизни говорить собирались… Может, трудодни начнут давать… Бандитов, говорят, мы укрываем…
Старик: Я Хабиб, сын Галаза, смотрю на этот солнечный мир уже второй век. И ни разу – вы слышали, люди? – ни разу власть не говорила с нами, как с равными…И ни разу мы не слышали от нее слова правды…
Толпа одобрительно гудит.
В это время чин делает незаметную отмашку – солдаты занимают позиции, устанавливают станковый пулемет, но стоят с безразличным видом.
Хабиб, поворачиваясь к незаметно отступающему с линии огня чину: Ты собрал нас, чтобы посмотреть на нашу безысходность? Вот – смотри… – тут старик замечает взгляд чина, устремленный за спины столпившихся, смотрит туда – и понимает все… – Дети мои! Они в вас стрелять будут! – протягивает руки в сторону солдат, расположившихся за спинами сельчан.
Толпа разворачивается. Ее встречает шквальный огонь.
Хабиб смотрит на гибнущих односельчан. В глазах его стоят слезы. Шепчет: Дети мои…
Чин стреляет в Хабиба: Старый болтун…
После расправы чин командует: Поджигай!
Солдаты поджигают дома. Уходят.


67. Нат. В горах. На горной дороге.
Конный отряд НКВД. Впереди – чин – «гость» Нажмудина – председателя сельсовета Белхороя. С ним переводчик и младший чин. Едут по серпантину горной дороги. С одной стороны – отвесные скалы. С другой – ущелье.
Чин: Сегодня переждем. Пока хватит этого шума. Вышлите сводку в центр о проведенной операции по ликвидации бандгруппы… Что это за село было?
Переводчик: Гули…
Чин: Гули… Гули… Вот и отгулили голуби…
Смеются шутке здоровым смехом людей с незамутненной совестью.
Чин: Кстати, вы сегодня проставляетесь, товарищ Баиев. Саечка за испуг… Страшновато было на линии огня?
Переводчик: До сих пор коленки дрожат.
Чин: А Вы их чаще поджимайте… Голова целее будет.
Снова смеются.
Неожиданно раздается пронзительный свист.
Чин: Кто это тут забавляется? Приходько! Отставить свист в строю!
Из колонны: Да я…
Тут раздаются одиночные выстрелы со склона.
Солдаты поднимают головы.
Кто-то шарахается в сторону.
Снова свист. Колонна останавливается.
Чин и его спутники растерянно оглядываются.
Неожиданно из-за склона появляется группа всадников – человек десять. Скачут плотной группой.
Чин: Всем на землю! Рассредоточиться!
Его не слушают. Солдаты в панике прижимаются к отвесной скале. Передергивают затворы, громко понукают лошадей, беспорядочно дергая поводья.
Лошади встают на дыбы, ржут.
При приближении к колонне НКВД всадники выстраиваются в цепочку по одному, прижимая колонну солдат к скале.
Идет перестрелка.
Всадники проносятся мимо.
Солдаты приходят в себя.
Потери большие.
 Чин лежит под убитой лошадью – живой. 


68. В горах.
Хасо в группе повстанцев – у Джабраила.
Всадники спешиваются у горной реки. Поят лошадей. Моются. Перевязывают раны.
Хасо смотрит на солнце. Кивает товарищам: Время намаза.
Делают омовение. Творят намаз.
После намаза Хасо молча готовится в дорогу.
Джабраил: Не останешься?
Хасо: Нет.
Джабраил: Одному трудно.
Хасо: Одному спокойнее, Джабраил. Не обижайся.
Джабраил: Какие могут быть обиды… Понимаю. Но так не отпущу тебя…
Снимает с пояса кинжал: Возьми.
Хасо вытаскивает свой. Протягивает: Братья?
Джабраил: Братья.
Хасо обнимается со всеми. Уходит в лес.


69. Нат. В лесу.

Саид и Хасо верхом. Выезжают с разных сторон на лесную поляну.
Хасо: Говорят, ты хотел меня видеть…
Саид: Ассалам алейкум…
Хасо, выждав паузу: Ва алейкум салам... Что тебе нужно?
Саид: Что так?
Хасо: Тебе знать.
Саид, раздраженно: Скажешь – узнаю…
Хасо, усмехнувшись: Я обязан? Звал ты…
Саид: Помощь мне нужна...
Хасо: Без меня.
Поворачивает коня, едет к лесу.
Саид окликает его: Так в чем дело? Не объяснишь?
Хасо придерживает коня. Разворачивается. Приближается к стоящему Саиду почти вплотную. Насмешливо, глядя ему в глаза: Ты СБЕЖАЛ из тюрьмы?
Саид: Да…
Хасо, пришпоривая коня, глядя в пустоту перед собой: Зачем говоришь неправду? Из этой тюрьмы бежали только двое.
Саид: ???
Хасо, холодно, так же не удостаивая Саида взглядом: Харачо Зелимхан… и я.
Саид молчит.
Хасо: Правду... Многого требую? Тебя выпустили... Зачем? Кому служишь? Кого должен сдать?
Саид рассказывает историю своего пленения, о шантаже.
Хасо, после долгой паузы, шумно вздохнув: Из-за брата пошел… Верю… Что теперь хочешь делать?
Саид: Хочу выйти из игры.
Хасо: Получится?
Саид: Поможешь?
Хасо, не отвечая, усмехается в усы.

70. Нат. Бой в лесу.

Хасо, исполняя просьбу Саида, стреляет ему в ногу. Того – раненого – привозят домой.

71. Инт. В доме Асхабовых.

Саид лежит с забинтованной ногой. Неожиданно распахивается дверь и к нему врывается «гость» Хамзата с напарниками.
Небрежно, не обращая внимания на стоны раненого, они бесцеремонно срывают бинты. Крупный план. Рана чистая – не видно следов пороха.
Свистящим шепотом, ненавидяще глядя в глаза Саиду, «гость»: Шутки надумал шутить, поганец? Сгною!..
Саид откидывается на спину, молча глядит в потолок. «Гости» уходят, хлопнув дверью.

72. Инт. В доме Асхабовых.

К Саиду приходит зять (муж Есимат) – проведать его. Говорит, есть слухи о смещениях в высшем эшелоне власти: арестованы Ежов и его команда.
Саид надеется на перемены.
Зять не верит: Оттого, что они поменяют в повозке лошадей, дорогу они не будут менять. Возничий – на месте… Ты в наркомюсте? И до сих пор не приходилось поступаться принципами, идти на сделку с совестью?
Саид: Нет.
Зять: Понимаю. Теперь – пришла пора. Ты созрел для прозрения.
Саид: О чем ты?
Зять: Эта власть – если ты не понял – власть от рогатого. Пока ты щиплешь травку и нагуливаешь жирок, тебе все кажется прекрасным и мир ты видишь в розовом свете. Но наступает пора определиться – или ты снимаешь повязку и выходишь из круга, или ты с ними и по-прежнему, как слепая лошадь, продолжаешь идти по кругу. К Хамзату приставлены люди, чтобы не упустить времени его прозрения. Или он станет опасен – и его придется убрать, или будет идти дальше по кругу. Но он слишком умен, чтобы продолжать идти на поводу у них. Да... Тогда им будет нужно, чтобы поклажа его проступков была слишком велика… Жаль. Такого человека губят...

73. Инт. Там же.

Заходит Салах. Говорит, что в сельсовете передали бумагу для Саида. Это повестка в суд. Саиду нужно ехать в город.
Саид решает, что его собираются снова посадить (вспоминает угрозу «гостя» Хамзата). Говорит о своих опасениях зятю. Тот успокаивает его: Вряд ли они за тебя так скоро возьмутся: сейчас по всей партии – чистки… Им сейчас не до тебя…

74. Инт. В суде.

Саид едет в Грозный. Приехав, обнаруживает, что его вызвали в качестве свидетеля. Его вызывают в зал суда. Прихрамывая, опираясь на костыль, он входит в зал – за решеткой сидят некоторые из его мучителей, допрашивавший его рябой следователь в том числе.
Саид дает свидетельские показания. Оглядевшись, видит в зале – среди публики и в ряду обвинительной комиссии – чинов из прежней тройки, что арестовывала его на пленуме.

75. Инт. В доме Асхабовых.

Женитьба Саида и Седы.
Саид дарит Седе красные бусы.
Сцены короткого семейного счастья.
Рождение сына. (Все остается за кадром, но имеется в виду, когда начнутся эпизоды начала войны.)

76. 1941 год. Весна.
Инт. В доме Асхабовых.

Салах заходит к Саиду. Он в приподнятом настроении. Шутит с Седой по-родственному. Подкидывает вверх годовалого племянника: Ого! Крепыш! И высоты не боится!
Седа накрывает им на стол.
Салах: Ты знаешь, все-таки изменения в лучшую сторону наступили…
Саид: О чем ты?
Салах: В верхах произошли кадровые перестановки. Теперь даже в руководстве НКВД республики – вайнахи… На место Рязанцева поставлен Албогачиев…
Саид: Подожди… На место начальника НКВД?
Салах: Да! Вот – читай! – вытаскивает из-за голенища сапога газету, показывает передовицу в «Грозненском рабочем»:  «По личной рекомендации Лаврентия Павловича Берия руководителем отдела по борьбе с бандитизмом назначен Г. Алиев. А также командиром 141-го стрелкового полка НКВД назначен Б.А. Холухоев. Алиев, Холухоев… Они-то точно в курсе здешней обстановки. Теперь прекратятся эти бесчинства… Здорово! Правда? – читает дальше: «Данные кадровые перестановки предприняты в целях улучшения обстановки в нашей республике. Лаврентий Павлович возлагает на них большие надежды и уверен, что они четко и в срок выполнят поставленные перед ними задачи»... Вот! Четко и в срок!
Саид: Странно… Если они пошли на это – крупная игра готовится…
Салах, с воодушевлением: Думаю, ты ошибаешься, брат. Партия, наконец, поняла значимость национальных кадров и необходимость решения национального вопроса силами местных кадров! И это здорово…
Саид не слушает, думая о чем-то…

77. Инт. Наркомюст.

Саида вызывают в наркомюст. Начальник отдела, как ни в чем не бывало, словно Саид только что вернулся из командировки, направляет его на очередной участок работы: Вот, Саид Хожаевич, просмотрите и эти бумаги заодно. За Ваше отсутствие их накопилось достаточно.
Саид: За отсутствие?..
Начальник отдела: Да, нам сообщали о Вашей длительной командировке по делам наркомюста. Мы в курсе. Продолжайте работу в том же направлении.
Саид в недоумении, однако, виду не подает.

78. Инт. Кабинет Саида Асхабова.

Саид у сейфа. Разбирает бумаги. В основном – сводки о вылазках «бандгруппировок» в горах. Сводки типа: «В селе Никарой Галанчожского района бандгруппировкой численностью в семь человек…»
Потом берет другую бумагу:
«Грозный. Выписка из протокола № 156 заседания Чечено-Ингушского обкома ВКП(б): «Слушали: О кулацко-бандитском восстании населения некоторых сельсоветов Шатоевского, Галанчожского и Итум-Калинского районов. Постановили: Наркомат внутренних дел (нарком т. Албогачиев) не выполнил постановления бюро Чечено-Ингушского обкома ВКП(б) от 25-го июля 1941 года, борьба с бандитизмом до последнего времени строилась на пассивных методах, в результате бандитизм не только не ликвидирован, а наоборот активизировал свои действия. Агентурно-осведомительные кадры НКВД ЧИАССР засорены предателями и провокаторами».

79. Инт. Совещание в кабинете
Председателя совнаркома Моллаева.

В кабинете несколько высоких чинов. Среди них – Албогачиев, представители обкома.
Моллаев: Товарищи, дело срочное, не терпящее отлагательства. Вот, читайте! В Москве пишут, что у нас в горах идет настоящая война, а мы не знаем, что у нас тут под носом происходит! Грош цена нам как руководителям, если мы не можем разобраться в создавшейся ситуации.
Все читают передовицу в «Правде».
Тем временем Моллаев звонит секретарю обкома по кадрам, затем – первому секретарю обкома. Убеждает их ехать в горы и на месте разобраться, что к чему: Что значит – «бесполезно»? Нам партия доверила такой ответственный участок!.. Мы должны знать обстановку на местах!

80. Инт.
В кабинете наркома внутренних дел.

Саида приглашают на прием к Албогачиеву.
Албогачиев: Вы ведь работаете в наркомюсте?
Саид: Да… после перерыва…
Албогачиев: Знаю. Слышал о вашем участии в бою. О ранении…
Саид внутренне напрягается. Но по виду Албогачиева не понятно – знает ли он об истинной миссии Саида в стане повстанцев.
Албогачиев: Поступили сводки о вылазках повстанцев в горах, – показывает документ. – Вы нам понадобитесь.
Саид, не сдержавшись: В качестве кого?
Албогачиев, с холодной улыбкой: Вот в качестве юриста и понадобитесь… А что – есть варианты?
Саид: Вариантов нет.
Албогачиев: Вот и хорошо. Оформляйте пропуск.

81. Нат. В горах.
Последняя встреча Саида с Хамзатом.

Саид снова встречается с Хамзатом в лесу.
Тот невесело смеется: Кто-то грозился «соскочить с поезда»? Не получилось? Я же предупреждал.
Саид: Я-то всегда успею… А вот тебя подставили... Ты не понял, чего хочет от тебя эта власть?
Хамзат: Власть меня ненавидит. И я использую эту ненависть.
Саид: Это власть тебя использует.
Хамзат: Как она меня может использовать, если до сих пор ее псы не поймали меня? 
Саид: Это ты неуловим? С этими людьми? Ты ничего не знаешь о них, кроме их имен. Придет время, и эти шакалы сдадут тебя псам. Просто не было еще команды… Помяни мое слово.
Хамзат: Слишком часто я начал слышать эти слова.
Саид: Пока ты способен слышать только себя.
Хамзат: Надо собирать народ.
Саид: Не надо губить народ.
Хамзат: Но сообща мы победим.
Саид: «Сообща» мы только погубим всех. Если у тебя собственные счеты с этой властью, зачем тянуть за собой других?
Хамзат: Заколдованный круг... Власть множит число недовольных, а я, выходит, собираю их… Получается, я не выявляю врагов советской власти, а множу их на пару с властью?
Саид: Поздно понял… Слышал о недавней операции в горах?
Хамзат: Это когда пустынное ущелье бомбами забросали? Мои всё никак в толк не могли взять, зачем вам это нужно было? В этих местах мы не ходим – там вообще невозможно передвигаться – редкий лес, отвесные скалы, всё на виду... Авиация… Бомбы... Зачем? Это же затратно...
Саид: Да нет. Иногда пушкой по воробьям очень выгодно... Так что ты теперь у нас не отрядом «лесных братьев», а целым «войском» руководишь...
Хамзат: Да... Обложили со всех сторон…
Саид: Должен быть выход...
Хамзат: Это тупик... Мне из этого леса уже не выбраться. Да и смысла нет. Хотя... Я не так глуп, как им кажется... Соперника всегда можно переиграть...

82. Нат. В селе. Отец Саида.

Хожа стоит, сгорбившись, перед сожженным домом соседа. Говорит в тишине: Эх, Элабек… Молоды мы были с тобой. Столько надежд имели… Думали, вот она – коснулась нас крылом птица счастья. А она дохнула огнем на нас… Что же это за власть такая, что собственного народа боится, в каждом врага видит?

83. Нат. Одна из площадей города.

Молодые Элабек и Хожа на лошадях.
Короткие кадры – видеоряд – Стодневных боев в Грозном.
Митинг с Серго Орджоникидзе. Его выступление: Братья-горцы! Вот и пришла к вам в горы советская власть, власть народа…
Все: Х1урр-роо!
Радость на лицах. Все воодушевлены.
 
84. Нат. В селе.

Мимо стоящего в раздумьях старика Хожи едут на лошадях Махма и двое сельчан. При виде старика те двое спешиваются. Махма остается в седле.
Махма: Хожа, не стоит сокрушаться перед домом врага…
Хожа: И тебе доброго дня…
Махма: Так я говорю, слышишь? – не стоит так сокрушаться. Он тебе кто?
Хожа: Друг он мне…
Махма: Сегодня – друг. Завтра – враг советской власти… Время сейчас такое, старик. Не знаешь, как все обернется, – смеется, смотрит на спутников, ожидая поддержки.
Те неопределенно улыбаются.
Махма, с еле скрываемой злостью: Надеюсь, ты меня понял, Хожа…
Хожа: А седло – оно ведь и свалиться может… Надеюсь, ты меня тоже понял, Махма.
Махма, злобно сверкнув глазами, понукает лошадь.
Всадники едут дальше.
Отойдя метров двадцать, Махма оборачивается и громко: В селе Никарой два дня назад тринадцать домов бандитов сожгли. Троих стариков твоего возраста к стенке поставили… Не было ли и среди них у тебя друзей?
Хожа молча смотрит в сторону, не удостаивая его взглядом.

85. Нат.

Салах воюет под Сталинградом (1942г.) в 255-м чечено-ингушском кавалерийском полку. Погибает на фронте. Заслонив напарника: он вытаскивает его, раненного, из-под убитого коня. Немецкий снайпер – выстрелом – убивает Салаха.
Напарник доносит тело Салаха до позиций своих.
Теряет сознание.

86. Инт. Грозный. 1942 год, осень.
Кабинет  в обкоме партии.

За окнами гул и зарево пожаров, дым.
Чин нервно расхаживает по комнате.
Заглядывает секретарь: Москва на проводе!
Чин хватает  трубку.
На том конце провода нервный говорок.
Чин: Никак нет, товарищ Берия. Да. Идет интенсивная бомбежка немецкой авиацией нефтезаводов и промыслов Грозного.  Объекты не демонтированы. Не успеваем. Людей не хватает…  Скважины горят. Днем темно, как ночью. Дым! Сплошной черный дым над всем городом!..
Ор на том конце провода.
Чин: Да, товарищ генеральный комиссар госбезопасности! Взрывчатку готовим. Саперы готовы. Людей собираемся эвакуировать. Заводы минируем…
Слушает. Потом, нерешительно: Товарищ Берия, Лаврентий Павлович… Тут вот какое дело. Есть тут у них один человек… Сын… э-э, так сказать… святого…
В трубке – тот же ор.
Чин вытирает вспотевший лоб: Лаврентий Павлович… Да. Я коммунист. Да. Да. Но тут в кого хочешь поверишь. Честно… Он говорит, ничего не будет. В смысле – немец сюда не войдет… Сумасшедший? Не знаю… Я? Никак нет. Да. Не старый, про него говорят, сын святого. Да, вышлем его в Москву. Да! Время еще есть. Да! Есть быть на проводе!
Нажимает кнопку.
Заглядывает секретарь.
Чин: Готовьте самолет. В Москву. Срочно!

87. Кремль. Кабинет Сталина.

Адъютант: Товарищ Сталин, привели сына того… святого… Прикажете запустить?
Сталин встает. Подходит к окну. Не глядя на адъютанта: Заводите.
Лорсанов заходит. Молча становится у двери.
Сталин стоит у окна, не глядя на вошедшего...
Сталин адъютанту: Оставьте нас.
Тот выходит.
Лорсанов молча смотрит на Сталина. Держится просто и с достоинством. В фигуре Сталина чувствуется легкое напряжение. Пауза. Потом Сталин демонстративно садится. Молча начинает читать какие-то бумаги. Лорсанов ждет спокойно, уверенно глядя на него.
Сталин, прервав затянувшуюся паузу: Так Вы – говорят – утверждаете, что немецкие войска не войдут в Грозный?
Лорсанов: Да. Утверждаю не я – наш святой.
Сталин: И не надо взрывать промышленные объекты на территории города?
Лорсанов: Да.
Сталин: А Вы отдаете себе отчет, какому риску мы подвергаем себя, послушав вас? Если немцы войдут в Грозный, они получат доступ к нашей нефти…
Лорсанов: Но если будет отдан приказ о взрыве, вы потеряете этот доступ.
 Сталин: Садитесь. Пишите расписку. Если немцы войдут в Грозный – Вас расстреляют…
Лорсанов пишет расписку. Подвигает Сталину.
Сталин: Можете идти… пока…
Лорсанов идет к дверям.
Сталин, вслед, оценивающе: Выходит, у вас сын за отца отвечает?..
Лорсанов, обернувшись к нему – от порога: Да. И отец за сына – тоже… Разве может быть иначе?
Сухо кивает. Уходит.
Сталин. Один. Задумчиво глядя перед собой в невидимую точку: А разве может быть иначе?..

88. Нат. Двор Асхабовых.

Во двор входит юноша лет 16: Есть кто в доме?
Выходит Седа.
Юноша: Сестра, позови старших мужчин.
Седа, в тревоге, входит в дом.
Выходит Хожа. За ним – Саид.
Юноша, смешавшись: Здравствуй, Ваши… Вот… в сельсовете дали…
Хожа: Что это?
Юноша, срывающимся голосом Саиду: Вот…
Протягивает бумагу.
Саид читает: Извещение… Ваш сын, Асхабов Салах Хожаевич…
Из коридора женский голос: Ва, Дели-и!


89. Инт. В доме Асхабовых.
Несколько дней спустя.

Седа, в трауре. Спрашивает Саида, сказал ли он о гибели Салаха его девушке? Саид говорит, что и не знал, была ли у брата девушка.
Седа: Да, дочь Гайсултана… Может, как-нибудь поговоришь с ней?
Саид: Неудобно… Она девушка видная, мало ли у нее ухажеров…
Седа: Любили они друг друга… Вот… колечко ее – Хаза К1ант попросил меня, когда уходил на фронт, сберечь его… Пожениться они собирались…

90. Нат. В селе у родника.

Саид встречается с Хавой у родника.
После вежливых приветствий, переждав неловкую паузу, глухим голосом, Саид передает весть о гибели Салаха.
Она подавляет горестный вздох.
Овладев собой, говорит, что слышала об их горе… Приносит соболезнования. Видно, что еле сдерживается от рыданий.
Саид, помедлив, неловко протягивает ей ее колечко: Я только недавно узнал, что ты должна была стать нашей невесткой…
Она вспыхивает от боли и стыда. Молча протягивает ладошку.
Саид: Подожди, сестренка…
Протягивает Хаве тетрадку брата: Это твое… О тебе… Прости… Постарайся быть счастливой.
Саид, не в состоянии сдержаться, резко разворачивается и уходит…
Хава стоит, сгорбившись, держась за дерево.

91. Нат. В селе на площади.

По наговору Махмы, сжигают дом фронтовика. Якобы за связь с бандитами – мать семейства накормила голодных беженцев из сожженного соседнего села Никарой.

Женщина – хозяйка сожженного дома – говорит, что накануне видела мелькавшего рядом с ее домом (у забора) прихвостня Махмы – из правления. Прилюдно кричит об этом: что уверена – карателей навел он...

92. Нат. У родника.

Махма увивается за Хавой.
Она берет горсть земли и клянется, что если бы он был первым мужчиной на земле, а она последней женщиной – то и тогда бы она не приняла его ухаживаний.
«Будь ты проклята!» – кричит он, сорвавшись.

93. Инт. В доме Асхабовых.

Махму узнает один из гостей Саида – пастух из дальнего села.
Из разговора с гостем Саид узнает,  от каких кровников бежал Махма – на нем была кровь десяти сданных им властям безвинных людей, расстрелянных как бандитов.

94. Нат. Лес.

По лесной тропинке едут два всадника. Зритель в одном узнает Хасо. Другой – совсем молодой паренек.
В тишине слышен звук передергиваемого затвора.
Из-за ствола дерева медленно выходит с ружьем наизготовку молоденькая девушка.
Всадники переглядываются и останавливаются.
Спешиваются.
Хасо: Кто ты? Что тебе надо?
Девушка, держа ружье в том же положении: Кто вы?
Хасо: Свои…
Девушка: Своих я уже похоронила вчера… Вы кто?
Хасо: Мы свои, сестренка. Опусти ружье…
Девушка опускает ружье.
Мужчины выходят на опушку леса.
Пасека.
Небольшой дом сожжен полностью.
Обгоревшие руины.
На свету девушка оказывается почти подростком.
Хасо жалостливо хочет погладить девчушку по голове – она резко отскакивает. Смотрит недоверчиво.
Хасо, смешавшись: Сестренка, даю слово – Бог свидетель – я с сегодняшнего дня – брат тебе старший. Есть у вас родные?
Девушка: Уже нет… Мы из села Гули. Там прошлым летом всех наших перебили. Отец был тогда с нами на пасеке… Полгода мы здесь прятались… А два дня назад…
Она заходится в рыданиях.
Молодой спутник передает Хасо фляжку с водой: Может, воды…
Та мотает головой: Я… У меня одна просьба…
Хасо участливо: Что такое?
Девушка: Я хочу отомстить…
Хасо: Вот это не дело, сестра… Ты посмотри на себя… Какой из тебя мститель?
Она срывается на крик: У меня нет братьев, чтобы отомстить этим зверям! И это мой долг! Мой!!!
Рыдает.
Потом резко приводит себя в порядок и неожиданно – покровительственно-спокойным тоном – говорит, обращаясь куда-то в сторону: Выходи, Тоита… Не прячься… Эти дяди – свои…
Всадники видят, как из-за заснеженного ствола дерева выходит махонькая девочка лет трех, закутанная в шаль.
Старшая обращается к ней: Ты почему вышла из шалаша? Я же велела тебе там сидеть…
Малышка прислоняется к ноге сестры и хнычет: Там стра-ашно…

95. Нат. В горах.

Трое всадников (в них зритель узнает Хасо с его напарником и девушку) на перевале.
У Хасо впереди сидит, привязанный к нему, ребенок.
Хасо своему напарнику: Здесь простимся. Нельзя привлекать внимание. Жди меня на нашем месте через два дня… Прощай.
Напарник: Прощай, Хасо. Да хранит вас Бог.
Всадники расходятся.
Хасо с девушкой продолжает путь.

96. Нат. Грузинская сторона.

Дом в урочище.
На склоне холма стоит, глядя на приближающихся всадников из-под ладони, грузин средних лет в характерной пастушьей накидке.
Хасо спешивается.
Чабан спускается по склону.
Порывисто, как старые, давно не видевшие друг друга друзья, обнимаются.
97. Инт. В доме грузинского кунака.

Хасо со спутницей в доме грузинского чабана.
Пока взрослые разговаривают, сестры прощаются.
Малышка: Ты придешь?
Старшая: Обещаю. Я приду за тобой.
Говорит сестренке на прощание: Помни – ты дочь Ганиба из села Гули...
Они с Хасо оставляют ее у грузинских друзей.
Друг предлагает оставить у них и старшую. «Она же совсем ребенок!» – восклицает его жена. «Она не останется… Не сможет…» Те понимающе замолкают. Пауза.

98. Нат. В горах.

Дорога обратно.
Переход через перевал.
Девушка срывается в пропасть. Хасо протягивает ей руку. Она с расширившимися глазами смотрит на него, но руки не берет. Хасо неожиданно понимает. Резко оборачивает руку башлыком – она хватается за его руку – он вытягивает ее.

99. Нат. В горах.

Встреча Марьям (девушки-абречки) с немецким десантником.
Хасо с Марьям едут к условленному месту (на встречу с напарником Хасо).
У развилки Хасо оставляет Марьям.
Наказывает ей не выходить на открытое пространство, дождаться его, пока он не найдет напарника (они разминулись).
Марьям ждет Хасо, спешившись с лошади.
Лошадь привязана к дереву.
Марьям проверяет ствол ружья.
В ветвях скачет белка. Сбивает снег с ветки.
Снег осыпает девушку. Она с улыбкой глядит вверх, снимает платок, сбивает с нее снег.
По плечам распускаются русые косы.
Слышится треск ломаемых веток.
Марьям отпрыгивает в сторону, вскидывает ружье, прячась среди деревьев.
На опушке приземляется немецкий парашютист.
Они встречаются взглядами.
Немец, глядя на белокурую девушку:
– Русиш паг1тизан?! – вскидывает автомат.
Марьям быстро соображает, стреляет.
Оба стреляют почти одновременно.
Немец падает замертво.

На выстрел мчится Хасо. Видит: на снегу лежит мертвый десантник и мертвая Марьям – ее ружье отброшено в сторону.
Хасо в отчаянии.

100. Инт. Кабинет Албогачиева.

/После встречи с Хамзатом Саид уходит с работы, рвет с партией./
В кабинете Албогачиева.
Саид передает записку Хамзата для Албогачиева.
В записке Хамзат просит: «Товарищ Албогачиев, передай мне лучшее лекарство от туберкулеза...»
Албогачиев: Что это?
Саид: Это мой отчет о проделанной работе…
Албогачиев, поспешно: Партия доверила мне….
Саид: Я ухожу. И мне это уже не интересно.
Албогачиев: С работы?
Саид: И из партии тоже…
Албогачиев: Ты ставишь себя вне закона.
Саид: Это вы стоите вне всех человеческих законов.
Саид, в дверях: Он умирает. Передайте ему лекарство. Сочтите это моей последней просьбой на этом посту.

101. Инт. Кабинет Албогачиева.

Албогачиев стоит у стола, вытянувшись во фрунт. Говорит по телефону: Лаврентий Павлович, сводки я отправил. Да. В разы... В разы больше. Понял. Так точно! Работа идет... Нет, он пока не мешает. Я приставил к нему надежных людей. Не беспокойтесь. С воздуха? Да... Пришлось... Тут много сомневающихся. Все время под ногами путаются, вынюхивают. Нет, летчиков я отправил на базу. Они предупреждены – наши люди.

102. Инт. В доме Асхабовых.

Саид с отцом. Хожа явно постарел после гибели Салаха. Делает намаз. Перебирает четки. Саид сидит в стороне, задумавшись.
Хожа, перебирая четки, не глядя на сына: Ты ушел оттуда?
Саид: Откуда, отец?
Хожа: Ты знаешь, о чем я…
Саид: Да… Ушел…
Хожа: Что думаешь делать теперь?
Саид: Не знаю… Я теперь свободен ото всего... – грустно улыбается.
Хожа: А ты действительно свободен теперь…
Саид непонимающе смотрит на него.
Отец, по-прежнему прикрыв глаза и перебирая четки: Ты действительно свободен… Если дорога ведет не туда, никогда не поздно вернуться к началу и выбрать новую дорогу.
Саид: Я пока не вижу дороги… Кому верить?
Хожа: Сердце подскажет. Если в нем – Бог.

103. Инт. В правлении.

Махма приглашает Саида работать в правление.
Саид: С тобой? – Никогда. Пойду пасти овец.
Махма, откинувшись на спинку стула, смерив его взглядом: Смотри, Саид... Ты сейчас – никто... Тебе и овец доверить опасно…
Саид, насмешливо: Ну, зато ты теперь у нас стал «всем»...
Махма: Партия обязывает быть бдительным... Я буду следить за тобой…
Саид: Не сомневался!..

104. Инт. Кремль.
Совещание в Госкомитете по обороне.

Сталин: Считаю опыт партии по созданию советского человека великим достоянием нашей национальной политики. Пример успешного – тотального – перевоспитания антисоветского элемента в учреждениях ГУЛАГа позволяет нам широко развернуть работу в данном направлении. Советская власть всегда беспощадно освобождалась от вражеских элементов...  В то время, когда наша доблестная Красная Армия, завоевывая победу в битве с немецко-фашистским захватчиком, нуждается в нашей моральной и материальной поддержке, мы не можем позволить несознательным элементам отвлекать нас от генеральной линии коммунистической партии. Тем более, что... Делает отмашку секретарю-стенографисту: Не все надо стенографировать. Выборочно…
Продолжает: Тем более что мы уже успешно перемешали в котле (чертит трубкой воображаемый круг над центральной частью карты) многих, кто пытался мешать нам... Чтобы без опасных националистических пережитков и буржуазных настроений... Как думаете, товарищ Берия?
Берия услужливо выступает вперед.
Сталин удовлетворенно кивает ему, держа во рту трубку. Смотрит на расстеленную на столе карту.
Показывая трубкой: Эта земля – незаслуженный подарок...
Кто-то осторожно намекает – мол, они всегда там жили: Как говорится, коренной народ. Да и в колхозах исправно работают... Вот данные сводок по сельскому хозяйству... Колхозники Чечено-Ингушетии 18 октября 1943г. выполнили годовой план государственных поставок продуктов животноводства, 31 октября 1943г. выполнили годовой план хлебопоставок, сдали государству сверх плана 66 200 пудов зерна, 60 840 пудов овощей и 21 150 пудов картофеля.
Сталин насмешливо вскидывает брови: Коренной народ? Выходит, товарищ, если Вашу мысль выразить на поповский манер – Бог дал…
Тот смешивается: Я коммунист, товарищ Сталин.
Сталин, не слушая, продолжает: Вот! И потому мы говорим: Бог дал... а товарищ Сталин взял. Надо выявлять активных – и нейтрализовать их… Нам нужен компромат… И нужна массовость… Тогда все средства хороши... (Вежливый общий смешок.)
Сталин, задумчиво, над картой, покуривая трубку: Работники, говорите? Это хорошо… Немцы в свое время освоили Поволжье. Теперь успешно осваивают земли Казахстана. Мы думаем, Кавказские народы не хуже их сделают это…
Кто-то из боевых генералов замечает: Товарищ Сталин, чеченцы показали себя на фронте только с лучшей стороны. Они не нуждаются в надзоре со стороны подразделений НКВД, сами проявляют боевую инициативу, дерутся, как черти. Под Сталинградом храбро сражался 255-й чечено-ингушский кавалерийский полк. В рядах прославленного 4-го Гвардейского кубанского казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Кириченко воюет чечено-ингушский кавалерийский дивизион… Военный Совет Северной группы войск Закавказского фронта и Военный Совет Закавказского фронта очень высокую оценку дают тем чеченцам и ингушам, которые дерутся в составе 30-й дивизии на Северном Кавказе. Командующий генерал-лейтенант Масленников сказал, что чеченцы и ингуши у него самые лучшие разведчики, стойко дерутся, и он меня просил: дайте мне побольше чеченцев и ингушей, а мы скомплектуем их в составе 30-й дивизии... Вот… (Показывает бумаги с фронтовыми сводками.)
Сталин демонстративно молчит, не глядя на говорящего. Затем продолжает свое выступление.
Генерал густо краснеет. Затем, смешавшись, тихо отступает в тень.
Берия провожает его долгим цепким взглядом.
Сталин, значительно: Беспокойные слишком. Послушание – главная добродетель… В духовной семинарии нам преподавали главную дисциплину – послушание. Исполнительность и терпеливость. Зачем мне порох?.. (Молчит.)
Нужно будет подтянуть свежие воинские части. Так быстро, как с карачаевцами и калмыками, не получится – здесь полмиллиона будет...
Берия: Иосиф Виссарионович, с передовой никак не получится... Самая страда...
Сталин, резко: Самая страда сейчас для нас – здесь, товарищ Берия! Пока мы это волчье логово не выведем на корню, все наши усилия пойдут прахом!
Затем, успокоившись: Зимой 17-го, в первую мировую, на восточном фронте, чтобы истребить расплодившихся волков, командование русской и немецкой армий даже договорилось о временном перемирии и направило силы на их истребление.
А мы и в перемирии не нуждаемся. Дело идет к победе...
А что население лояльно к Красной Армии – это даже хорошо... Расквартируйте личный состав в населенных пунктах. К началу массовой операции им будет проще ориентироваться на месте...
Играет трубкой – к морю – от моря. К морю – от моря: Народ неуправляемый. Но работящий. Бросим в Казахстан и Среднюю Азию. На освоение земель. Фронту нужен хлеб. А слишком бойких (смешок в кабинете)... тех пошлем Сибирь осваивать.
Как говорил товарищ Лысенко («Трофим Денисович» – подсказывают ему), мы не можем ждать… Нет, это сказал Мичурин… Иван Владимирович. Лысенко коровам сметану давал… (Опять смешок.) Сметану давать не будем. На воде посидят. Не барчуки. На свежем воздухе и чернушка – шербет.
Посасывает потухшую трубку.
Затем, после паузы, демонстративно выбивает пепел над изображением Чечено-Ингушетии на карте – крупный план: Исполняйте.

105. Инт.
Совещание в Обкоме ЧИАССР.

Присутствуют руководители наркомов, чины местного НКВД. Среди присутствующих – С. Албогачиев, И. Алиев.
Председательствующий: Слово имеет первый секретарь областной партийной организации В. Иванов.
Иванов: Товарищи! Я хотел бы напомнить, как отзывался незабвенный Серго Орджоникидзе о чеченцах и ингушах в период кровопролитной гражданской войны на Кавказе. В 1918 году на 5-й сессии съезда трудовых народов Терской республики Серго говорил: «Я по радио заявлял в Москву и всему миру о чеченцах, о которых мир все знает, что чеченцы являются преданными борцами за социальную революцию и за власть трудового народа». Так вот… В обком ВКП(б) нашей республики наркомом внутренних дел ЧИАССР Албогачиевым регулярно предоставляется тенденциозная информация о наличии массового бандитизма, об обострении политической обстановки в республике на протяжении с лета 1941 по август 1943 года.
Албогачиев, с места: Я поставляю проверенную информацию!
Иванов: Вам дадут слово, товарищ Албогачиев… Так вот… Почему тенденциозную? Поясню. Вы работаете (обращаясь к Албогачиеву) здесь недавно. Обстановку в республике я знаю не понаслышке.
...Я не утверждаю, что в республике нет случаев бандитизма и отсутствуют бандповстанческие группировки…
Алиев: Так в чем Ваши претензии, Василий Алексеевич?
Иванов: Повторяю. Я не склонен утверждать, что в республике нет бандповстанцев… Но говорить о целом бандповстанческом движении мы не можем… Они не получили нужной им поддержки у населения – и это очень важно для нас.
Мы не должны забывать, что история чеченского народа полна героической борьбы за свою свободу и независимость в борьбе против царского самодержавия, а также в период установления Советской власти на Кавказе и в период гражданской войны.
Вот и теперь, в дни Великой Отечественной войны, сыны чечено-ингушского народа, сражающиеся на фронтах, показывают стойкость, доблесть и геройство. Первое место здесь занимает Герой героев Ханпаша Нурадилов, уничтоживший 920 немецких захватчиков и совершивший целый ряд других подвигов.
У нас в республике патриотический подъем по оказанию помощи фронту получил широкий размах. Десятки, сотни тысяч колхозников вносят свои личные сбережения на постройку дивизионов, поезда имени Асламбека Шерипова.
Мы не проводили в первый год войны мобилизацию среди коренного населения республики. Это, как вам известно, связано со случаями отказа лиц чеченской и ингушской национальности есть свинину во время советско-финской военной кампании, что создавало определенные трудности при поставке провизии в действующие части. Однако, несмотря на это, в первые же дни начала Отечественной войны десятки тысяч молодых чеченцев и ингушей пошли добровольцами на фронт… И прекрасно показали себя на деле.
Так вот… Я утверждаю, что при умелом подходе – и при уважительном отношении к нему! – мы сможем найти поддержку у населения… Во всех наших начинаниях…
Албогачиев насмешливо переглядывается с Алиевым.
Иванов, заметив это, раздраженно: Я не понимаю Вашей иронии, товарищ Албогачиев. Вы все знаете, что старейшины в республике объявили газават Гитлеру и его армии – и тысячи людей поддержали их. А вайнахи держат слово…
Что же касается Вас, товарищ Албогачиев, мы видим полное игнорирование советской законности, когда – под видом борьбы с бандитскими группировками – губятся ни в чем не повинные колхозники...
Солдаты 141-го истребительного полка под руководством тов. Холухоева занимаются неприкрытым мародерством, без суда и следствия расстреливают людей по одному подозрению… А настоящие бандиты в это время как ни в чем не бывало разгуливают на свободе! И мне приходится с горечью констатировать, что массовый патриотический подъем вайнахского населения происходит не благодаря нашей слаженной идеологической работе с ним, а вопреки преступной халатности и провокационным проискам отдельных руководителей республики.
Албогачиев: Что вы хотите этим сказать? Мы выполняем свои обязанности в меру своих сил.
Председательствующий: Прекратите реплики с места. Вам дадут слово…
Иванов: Вы «в меру своих сил» вредите делу, товарищ Албогачиев. Ваша непонятная пассивность в расследовании реального положения дел в республике и не в меру рьяная активность карательных отрядов Холухоева довели борьбу с бандитскими группировками в республике до состояния абсурда.
И почему в представленных Вами списках главарей чечено-ингушских бандгруппировок значатся следующие фамилии: Барташвили, Гогуа, Алексеев, Мирза-Оглы, Хашимов?.. Это далеко не чеченские и ингушские фамилии, и не следует их вписывать в политический «актив» нашей республики.
Албогачиев: Из этого можно делать вывод, что здесь заправляют банды и из других республик.
Иванов: Из этого можно сделать вывод, что наркомат внутренних дел явно не справляется с возложенными на него обязанностями, что повлекло за собой наводнение республики вооруженными бандами из других регионов…
Молчание.
Иванов: На основе вышесказанного, я предлагаю поставить на вид коммунисту Албогачиеву за халатность в выполнении поручения, данного ему партией в такое ответственное для всей страны время.
Председательствующий: Кто «за»? Прошу голосовать…
Алиев: А вот у меня как раз совершенно противоположная информация, товарищ Иванов. И прежде чем вы все проголосуете, я хотел бы зачитать следующий документ, подписанный Л.П. Берия:
«За верную и безупречную работу в ЧИАССР на посту наркома внутренних дел полковника С.И. Албогачиева отозвать в распоряжение НКВД СССР».
В кабинете повисает напряженное молчание.
Алиев: Я думаю, мы должны порадоваться за своего товарища. Товарищ Албогачиев заслуженно получил это повышение…
Албогачиев: Позвольте мне, так сказать, от первого лица…
Председательствующий: Пожалуйста, товарищ Албогачиев.
Албогачиев: Я готов принять новое назначение Коммунистической партии и заверяю вас, товарищи, что приложу все силы, чтобы оправдать оказанное мне высокое доверие… В заключение, я хотел бы зачитать свое особое мнение, которое я накануне уже отправил товарищу Берия:
«Несмотря на значительный оперативный удар, нанесенный бандитско-повстанческим формированиям за истекшее время, обстановка в Чечено-Ингушетии продолжает оставаться напряженной: угон скота с убийствами, ранениями потерпевших, нападениями на квартиры, грабежи домашних вещей, вооруженное ограбление хлеба.
Однако нужно признать, что вопрос полной ликвидации бандитизма не может быть решен, если в первую очередь не будет выполнено указание ЦК ВКП(б) вывести из-под влияния контрреволюционно-кулацкого элемента основное население, не будет ликвидирована немецкая агентура, контрреволюционное подполье, то есть не будет создана в республике, в селениях плоскости и гор обстановка, где бандиты не находили бы поддержки у значительной (делает ударение на этом слове) части населения…»
Иванов, недовольно: Что же получается, до Вашего прихода сюда мы тут с товарищами (показывает широким жестом на присутствующих) в бирюльки играли? Мы тоже работали не покладая рук. Кстати, и наверх отправляли отчеты... Но судя по обилию негатива в Ваших отчетах, партактив республики до сего дня бездействовал... Вы подставляете, прежде всего, своих коллег и ставите под сомнение результаты нашей работы в течение последних лет.
Албогачиев: Получается, Вас именно это беспокоило – как моя отчетность отразится на мнении о вас «там» (делает многозначительную паузу)... Уверяю Вас, это сейчас совершенно не актуально...
Вот так вот, товарищи… – насмешливо смотрит на сидящих за столом.


106. Инт. Кремль.
Заседание политбюро 31 декабря 1943 года.

 Идет отчет по выселению карачаевцев и калмыков – соответственно: 2 ноября и 28 декабря 1943г. Официальное заключение: выселили «за сотрудничество с немецко-фашистскими захватчиками».
Сталин: Нами продуманы мероприятия по ассимиляции всех выселенных народов и элементов в социалистическую нацию. Уверены, что переселение с окраин и дальнейшее трудовое перевоспитание даст свои положительные результаты...
Кивает Кагановичу: Читай, Лазарь Моисеевич...
Каганович: Проводить обучение в школах на русском языке. Все упоминания о них должны быть запрещены и изъяты из печати и архивов, их письменность должна быть изъята из обращения. Книги и бумаги – сжечь…
Сталин: Что народ без родины? Перекати-поле… А что народ без языка? Так… Пыль.. Демонстративно сдувает несуществующие пылинки со стола… Был народ – и нет его…
Берия подобострастно смеется: Точно так, Иосиф Виссарионович...
Сталин: Да. И это лишь первые шаги. Вырвать изо всех учебников и карт, словарей и энциклопедий само упоминание о них. Это второе… И, наконец… Как там их святой говорил… Если же доберутся до женщин… Это по твоей части, Лаврентий.
Берия: Э-э-э, ну… (ерзает) …Если начнут осквернять их женщин, вот тогда и нужно восставать…
Сталин: Осквернять? Никто не будет. Сами пойдут… (с усмешкой)... Пишите. Чернышеву – во исполнение распоряжения … от … дата … издать указ на местах поселений мусульманских народностей…
Через некоторое время встает секретарь и зачитывает:
«Спецпереселенцы по национальности чеченки, ингушки, балкарки и карачаевки при выходе замуж за местных жителей, не являющихся спецпереселенцами, снимаются с учета спецпоселенцев и освобождаются от всех режимных ограничений постановлением НКВД СССР».
Сталин: С этой бумагой можно подождать... Придержим пока... Мы тут еще не всех и переместили... Пусть сначала переедут на новое место, приживутся, осмотрятся... Поймут, что лучше... Для сравнения... Время терпит.
В конце заседания звучат поздравления с Новым годом.


107. Инт. Кремль. В кабинете Сталина.

Сталин: Приземляйся, Лаврентий. Довольно полетал здесь. Не до амуров сейчас. Пора приниматься дело… Возьми под личный контроль… Предстоит большая работа...
Берия: Готов сей же час, Иосиф Виссарионович… Как прикажете…
Сталин, держа в руках бокал с вином. Смотрит на вино, с усмешкой: Быстр ты на подъем, Лаврентий Павлович. Не суетись… Попробуй вино… Киндзмараули. Из Кахети присылают…
Берия наливает себе: Превосходно! Что за сорт?
Сталин: Виноград? Саперави.
Берия: Вавилов говорил, что виноград возник именно на Кавказе… 
Молчание.
Берия: Как будем действовать на месте, Иосиф Виссарионович?.. По обстоятельствам?
Сталин: Обстоятельства создаем мы сами, Лаврентий… Возьми с собой проверенных людей. Отборные части. Сам знаешь… Как действовать?.. Видишь это вино? Не мне тебе рассказывать, как его делают…
Давить надо ягоду. Долго… А потом держать в особых условиях… на холоде (смеется.) Вот тогда и получается нужный нам напиток…
Берия, понимающе кивая, значительно: Понял, товарищ  Сталин… Победителей не судят, товарищ Сталин.
Сталин: Не судят предусмотрительных, товарищ Берия...Давить надо, Лаврентий… Давить… Когда люди привыкают к страху, они становится податливыми.
Берия: Мы это и делаем там с 1938 года…
Пауза.
Сталин: Операцию назовем… «Чечевица».
Берия: Чечевица? Может, по названию горы какой-нибудь? Казбек… или что там у них еще… Или вот – в словаре… (читает): да, точно – чеченец, чечевица…
Сталин молча ухмыляется: Словари не ошибаются…
Кому-то – пить вино... А кому-то хлебать похлебку… Чече… чечевичную… Ради этой похлёбки много дел в этом мире творится... (Пьет вино из бокала. Рассматривает его на свету.)
...А мы посмотрим...


108. Инт. В НКВД СССР.

Берия на совещании руководителей НКВД. Инструктирует. Говорит, чтобы перенимали опыт немецкой Германии – успешное функционирование «зондеркоманд» – мобильных карательных отрядов быстрого реагирования СД.


109. Нат. В горах.

Утро 23 февраля. Ахмед, его сын и племянник (сын арестованного поэта – сцена на мосту) пасут в горах овец.
Слышна стрельба, непонятный гул.
Ахмед говорит сыну: Посмотри, что за шум.
Тот долго не возвращается.


110. Нат. В горах.

Молодой человек идет за сыном. Тот стоит и смотрит из-за вершины холма и в шоковом состоянии – наблюдает картину выселения в горном селении у склона горы. Слышен остервенелый лай собак, крики солдат, выстрелы, плач женщин, шум моторов.
Сын: Дада, что это?
Отец в оцепенении смотрит на страшную картину, потом быстро командует: Пошли отсюда! Быстрее!
Оборачивается и видит, что к ним подходит племянник:
Пойдем, тебе этого не нужно видеть.
Тот непонимающе смотрит вниз. Дядя спешно увлекает его за собой. Скрываются в зарослях.


111. Инт. Больница в Урус-Мартане.

Резко распахивается входная дверь. По коридорам идет группа НКВД. Главврач пытается преградить им дорогу: Позвольте, вы куда?! Сюда нельзя!
Один из солдат бьет ее прикладом. Она падает. В больнице суматоха. Офицер, зайдя в ординаторскую: Всем оставаться на своих местах! Шума не создавать. Это приказ.
Солдаты открывают двери в палаты. Проверяют раненых и больных. Слышны выстрелы. Медперсонал прячется в ординаторской, у стенок в палатах.
В одиночной палате. На больничной койке – офицер-фронтовик. Просыпается от звуков стрельбы. Шарит под подушкой в поисках оружия.
В палату вваливаются двое солдат. Один из них, взяв китель с орденами со спинки стоящего рядом с койкой стула, бесцеремонно шарит по карманам. Второй держит раненого на прицеле.
Офицер: В чем дело? Как Вы смеете? Рядовой, ведите себя согласно субординации!
Солдат, не обращая на него внимания, достает документы. Читает: «Мадагов Султан Магомедович».
Кивает своему напарнику. Молча встряхивает китель, смотрит на свет качество сукна, начинает срывать с него награды.
Офицер: Слушай, ты, крыса тыловая, я кровь на фронте проливал, пока ты… Встать смирно, когда с тобой говорит офицер!
Выхватывает наган. Солдат нажимает на курок. Уже у порога шаривший по карманам офицерского кителя солдат останавливается и делает контрольный выстрел в убитого офицера.
В коридоре. Офицер НКВД: Зря тратим патроны… Во двор всех! Гуньков – в котельную – за инструментом!
Один из солдат: Есть!


112. Нат. Больничный двор.

Во двор больницы выводят оставшихся – ходячих больных, рабочих котельной, обслуживающий медперсонал.
Офицер командует: Ройте яму!
Люди медлят. Солдаты пристреливают нескольких.
Оставшиеся начинают копать.
Офицер торопит: Быстрее!
Копающих подгоняют выстрелами. Кто-то из копающих пытается ударить конвоира лопатой. Его пристреливают.
По завершению работ людей ставят в шеренгу. Заставляют бросить лопаты в кучу.
Офицер одному из солдат: Читай список.
Тот читает. Людей с вайнахскими фамилиями оставляют в шеренге. Со славянскими и прочими выгоняют из строя.
Офицер отдает приказ: Огонь!
В свежий ров сбрасывают трупы расстрелянных, тяжелобольных, раненых, тела, вынесенные из здания больницы.
Закапывать заставляют оставшихся в живых и медперсонал – под прицелом солдат.


113. Нат. Улицы Грозного.

Огромные костры на городских площадях. Горящие жайны (книги). Костер у Дворца пионеров. В окнах здания – сполохи огня. Видны обугливающиеся – крупным планом – листки с арабской вязью. Солдаты гогочут, опьянев от вида огромного пламени, громко переговариваются. Греются у него.
Офицеры снисходительно потакают «мелким шалостям» – мародерству солдат: у тех из ранцев торчат ценные вещи. Они хвастают друг перед другом старинными кинжалами, часами на цепочке, дурашливо гримасничают, надев белую папаху…
Из окна Дворца пионеров интеллигентного вида русская женщина в страхе смотрит на эту картину.
Далее – картина пустынных улиц города и летящего пепла.
По мокрому асфальту ветер проносит обгоревшие листки из жайнов. Едет вереница грузовых машин с ценными вещами.
Пение – за кадром – назмы.


114. Инт. Ночь. Библиотека.

Директор центральной грозненской библиотеки Иван Васильевич Сергеев спасает книги на чеченском языке. Переносит их в подвалы и на чердак библиотеки – ночью. В одиночку – не доверяя никому.

115. Нат. В горах.

Выселение в горах. Картины жестокости солдат. Хоронят заживо. Скидывают в пропасть. Расстрел на озере Галанчож. Массовый расстрел людей. Трупы топят. Лица убитых под прозрачным льдом – открытые глаза.
Один из солдат видит взгляд мертвеца, непроизвольно крестится: Господи, помилуй!
Офицер орет на него: Поповский выродок! Сгною! Баба!!!


116. Инт.
Сцена в спецвагоне Берии в Грозном.

На совещании присутствуют как чины НКВД, так и несколько боевых офицеров высшего состава с Кавказского фронта.
Офицер НКВД докладывает Берии, что среди солдат есть случаи неповиновения: Некоторые солдаты отказываются исполнять приказ об уничтожении сопротивляющихся…
Берия отдает приказ отправлять в штрафбат всех «отказников». Кричит истерически, брызгая слюной: За неисполнение долга перед Родиной – штрафбат!
Гробовое молчание. Крупный план – боевые генералы: дергается скула у одного – нервный тик. От скрытого недовольства…

117. Нат. В горах.

Ночь. На фоне луны – силуэт волка. В мертвой тишине скал раздается протяжный волчий вой. У подножия скалы, вокруг небольшого костерка, молча сидят трое. Саид прислушивается к волчьему вою. Один из сидящих – юноша-подпасок – настораживается: Волк? Надо собирать отару…
Саид, мрачно: Что-то не то… Нет, ему сейчас не до наших овец… Впрочем, как и нам…
Тихо обращается он к сидящему у самого огня абреку: Так ты говоришь, из Тийста и Пешха вывезли людей?
Тот: И не только. В горах все дороги запружены машинами… Происходит страшное. Вывозят всех! На равнине – то же самое…
Саид: Это не похоже на сборы… Сведения точные?
Тот: Какие сборы… Сведения собирали люди Хасо...
Саид, размышляя вслух: И не обычная карательная операция…
Собеседник: Хасо просил передать – не выходите в село… Есть слух, что выселяют всех…
Саид, обхватив голову, замолкает. Нависает тягостное молчание. Саид, резко вставая: Я должен быть там. Где Иса?
Подпасок: Вечером ушел в село – за провизией. Должен бы вернуться.
Шорох. Все замирают в ожидании. Из зарослей выходит молодой человек. Он явно взволнован. Отдышавшись, обращается к Саиду: Двое мужчин у вас в роду, Саид… Новых… Отец твой решил назвать внуков Хасан и Хусен… Но тебе туда пока нельзя. С окрестных сел сгоняют людей… Выселяют всех…
Саид молча уходит в темноту – в направлении виднеющихся внизу огоньков села…


118. Нат. В селе.

Брезжит рассвет.
Саид со скалы видит, как людей сгоняют к центру села, выгоняют сельчан из домов. Слышит выстрелы, крики детей, женщин. Бежит в село.
На подходах к селу его задерживают солдаты НКВД.
Он вырывается. Начинается драка.
Саида оглушают прикладом. Протыкают штыком. Тащат к пропасти, сбрасывают.


119. Нат. Хайбах. 27 февраля. На рассвете.

Улицы села заполнены вооруженными солдатами НКВД. Солдаты выбивают прикладами двери. Вламываются в дома.
Слышен плач проснувшихся детей, причитания и мольбы женщин.
Мужчин в селе мало. Большей частью – старики, женщины, дети.
Любое сопротивление жестоко подавляется. Слышна стрельба.
Женщины рыдают над телами убитых, солдаты бьют их прикладами, отгоняют, оттаскивают тела убитых к краю обрыва – скидывают.
Одна беременная женщина, увидев расстрелянного мужа, бросается на солдат. Ее пристреливают и скидывают в пропасть.
Людей собирают в центре села. Держат под конвоем.
Подгоняют людей из соседних сел. Молодых и здоровых, могущих самостоятельно пройти десять километров до райцентра, уводят под конвоем.


120. Инт. В доме.

Солдаты вламываются в дом на окраине села.
На поднаре у окна сидит старушка.
Услышав шум, откликается: «Сапият, ты уже пришла?» – шарит посохом вокруг: «Подойди…»
Один из солдат приближается к ней. Смотрит в глаза. Проводит перед глазами рукой.
Старушка явно слепа.
Не дождавшись ответа, она трогает подошедшего солдата. Почувствовав грубую ткань шинели, радостно восклицает: «Леми, ты?! Как же долго тебя не было! Как ушел на эту войну осенью – так ни слуху от тебя… Здравствуй, внучок!» – привстает, пытается обнять его.
Солдат толкает ее: «Пшшла, ведьма!»
Забегает девушка: «Нана!»
Быстро одевает старушку, выходят под окрики солдат.
Старушка: Куда мы, доченька? Что это за люди?
Дочь: Ничего, Нана, все хорошо.
Старушка: Ты плачешь? Что это за крики?


121. Нат. Хайбах. У конюшни.

Люди плачут, расставаясь. Угоняемые солдатами наспех обнимают остающихся.
Офицер: Всех, кто не может идти до райцентра, – в конюшню!
Солдаты начинают заводить людей в конюшню. Это немощные старики, больные и сопровождающие их, одинокие женщины с малолетними детьми.
К офицеру подходит старший чин (комиссар госбезопасности 3-го ранга Гвишиани): Как обстановка?
Офицер: Всё под контролем, товарищ комиссар государственной безопасности 3-го ранга!
Гвишиани, читая вывеску на здании сельсовета: Колхоз имени Лаврентия Павловича?
Офицер: Так точно!
Гвишиани, насмешливо: Чудны Твои дела, Господи...
Офицер: Так точно, товарищ комиссар...
Гвишиани, раздраженно: Что «так точно»? Не на плацу. Людей много… Постарайтесь не создавать шума. Успокойте эту неорганизованную массу...
Офицер: Есть!
Идет к конюшне. Обращается к собравшимся в конюшне жителям: Соблюдайте спокойствие. Здесь тепло, сухо… За вами придет транспорт. Ждите.
Выходит. Не поворачиваясь, цедит сквозь зубы солдату: Не тяните. Как только зайдут – закрывайте ворота.
Тот, так же тихо: Есть…


122. Нат. Хайбах. У конюшни.

Махма показывает солдатам и офицерам удостоверение.
Он оказывается сотрудником секретного отдела НКВД.
Это происходит при его односельчанах, которых собирают перед конюшней. Однако это его не волнует. Он суетится, показывая «корочку» то одному, то другому из солдат.
Когда людей загоняют в конюшню, Махма держится несколько высокомерно.
В толпе загоняемых в конюшню людей замечает отвергнувшую его Хаву со старыми родителями.
Она с холодным презрением смотрит на него – у него непроницаемый вид.
Среди людей зритель видит так же Седу со свекровью – у обеих на руках дети. Старшего мальчика ведут за руку.
Махма говорит причитающей женщине в толпе: «Пришлют самолет, не кричи!» (Слова, услышанные им от стоящего у ворот конюшни энкавэдэшника, когда он, видя, что в конюшню загоняют стариков, больных и женщин с детьми, наивно спросил: А как их доставят на равнину? – и мелкий чин, усмехнувшись, ответил: Самолетом.)


123. Инт. Хайбах. В конюшне.

Людей в конюшне много. Тесно.
Слышен детский плач.
Матери тихо успокаивают их.
Старики держатся в дальнем углу – чтобы не смущать молодых матерей.
Старые женщины причитают.
Один из стариков, возвысив голос: Люди, лучше помолимся. Что бы ни случилось – все предопределено Всевышним. Не пугайте детей слезами.
Кто-то из толпы собравшихся: Они обещали прислать транспорт.
Старик, успокаивающе: Да. Может, и у них есть что-то человеческое. Их офицер говорил, что немощных надо собрать здесь, чтобы они не мучились в дороге. Подождем транспорт.
Женщина: А зачем всех сюда загнали? Мы могли и на улице подождать.
Ей отвечает другая: На улице снег. Мы ведь не можем детей студить. Здесь теплее, чем снаружи.
Все понемногу успокаиваются.
Слышен тихий плач детей, слова молитвы, которую повторяют старики.
124. Нат. Хайбах. У конюшни.

Махма, видя, как закрывают на крепкий засов ворота конюшни, заваливают их, – начинает нервничать.
Кружит около методично заливающих бензином солому под стенами конюшни солдат, что-то пытается спросить, кого-то неловко хватает за руки.
Его грубо отталкивают, не вдаваясь в объяснения.
Гвишиани указывает пальцем на Махму: Что здесь делает штатский?
Того подводят к нему. Махма показывает свое удостоверение сотрудника НКВД.
Гвишиани: Чеченец?
Махма неуверенно кивает.
Гвишиани поворачивается к офицеру, вполголоса: Без свидетелей...
Делает ему рукой скашивающий жест. Офицер отводит Махму на два шага в сторону, дважды стреляет ему в голову.
Гвишиани приказывает поджигать конюшню.
Огонь охватывает строение.
Через несколько секунд из конюшни раздаются пронзительные крики.
Солдаты готовят огневые позиции.
Пламя поднимается к небу.


125. Инт. Хайбах. В конюшне.

В полутьме конюшни, за говором толпы, не сразу слышен шум снаружи.
Седа с детьми и свекровью сидит в углу.
Вдруг кто-то громко говорит: «Послушайте! Что это? Вы слышали?»
Люди замирают, прислушиваясь.
Один из стариков: «Они поджигают сено… Нет… К выходу! Все к выходу!!!»
Едкий дым начинает проникать сквозь окна, заволакивает всё вокруг.
Люди задыхаются в дыму.
Кто-то из матерей пытается выкинуть детей через высокие окна конюшни.
Гул пламени.
Пронзительный женский крик: «Ва Дели! Мы горим!»
Люди в панике начинают толпиться к выходу, кричат.
Толпа безумствует. Люди бьются о стены, шарят в темноте, натыкаются друг на друга.
Старики тщетно пытаются успокоить людей – их возгласы тонут в криках ужаса... Огонь уже внутри…
Седа, видя, что уже ничего не сможет сделать, срывает с себя шаль, укрывает ею детей и просто ложится на пол в углу конюшни, закрыв их телом – от огня и обезумевшей от страха толпы. Ее примеру следуют еще несколько женщин…
Люди превращаются в одну безумную кричащую массу.
Толпа рвется к выходу. Первые ряды – у самого выхода – бьются о ворота конюшни. Толпа сзади напирает.
В дыму и пламени уже не видно ни лиц, ни людей…
Рев пламени и безумный вой горящих людей…


126. Нат. Хайбах. У сожженной конюшни.

Пламя поднимается высоко над крышей конюшни.
В реве пламени слышны пронзительные людские крики.
Люди из конюшни валят ворота конюшни.
Солдаты снаружи стоят наготове.
Гвишиани кричит: Огонь!
Солдаты стреляют из автоматов и ручных пулеметов.
Первые ряды людей падают. Строчат пулеметы.
Больше никто не вырывается. Не слышно и человеческих криков. Оглушительная тишина. Солдаты стоят в оцепенении.
 
Гвишиани приказывает чинам: Контрольная проверка!
Те идут в сопровождении солдат вдоль стен конюшни – проверяют, все ли мертвы.


127. Нат. Село Хайбах.

Гвишиани спрашивает: «Все?»
«Никак нет, товарищ комиссар госбезопасности. Остались в урочищах – на зимних пастбищах».
«Отловить и ликвидировать».
«Трудно будет».
«Отставить разговорчики! Дороги минировать. Водоемы и продукты травить. Выкуривать будем…»


128. Нат. В горах. Ущелье.

Сумерки. На дне пропасти лежат тела. По склону ущелья пробегает небольшая волчья стая. Скрывается в зарослях. Неожиданно один из зверей возвращается. Долго смотрит на лежащие тела. Спускается по склону. Подходит к одному из тел. Обнюхивает его. Это Саид. Он без сознания.
Волк пытается его потянуть, ухватившись зубами за рукав гимнастерки. Саид не приходит в себя. Вечереет. В ущелье становится темно. Волк поднимается по склону. Затем, встав у обрыва, воет. Скрывается в темноте.


129. Нат. Там же.

Через некоторое время слышны голоса. Волк трусит впереди. За ним – явная погоня. У волка в зубах ягненок. Он подбегает к бездыханному Саиду. Кладет у него в головах добычу. Смотрит в темноту, явно ожидая кого-то. Появляются пастухи – вчерашние спутники Саида. Видят лежащего Саида. Переворачивают его. Он стонет. Они поднимают его, уносят.
Волк, не замеченный ими, уходит… Потом, минуту спустя, возвращается за своей добычей и скрывается с нею.


130. Нат. Хайбах. У сожженной конюшни.

Вечер. Военные ушли.
На пепелище собираются люди.  Пастухи, люди из соседних сел, сумевшие скрыться от солдат в горах. Люди идут к руинам конюшни. Собирают останки сожженных. Кладут рядами.
Молодым – юношам – не позволяют хоронить убитых. Старик своему старшему сыну, показывая на младшего: «Не пускай его сюда…» – «???» – «Не позволяй ему видеть вблизи зло Зверя. Это убьет его душу. А ему надо жить. Выжить…»
Кадры: Ночь сменяется днем – и так несколько суток хоронят трупы погибших. Во время похорон мужчины плачут. 
Подростки держат ночью свечи – стоя под кошмами, чтобы не было видно огоньков свечей… Их не подпускают близко.
Одного подростка рвало, потом он словно окаменел.


131. Нат. На следующий день. Там же.

Люди продолжают собирают останки сожженных. Вечереет. Раненый Саид сидит, понурившись, у тела отца. Принимает короткие соболезнования. Тело уносят на носилках.
Один из молодых сельчан-подпасков, знакомый зрителю по сцене у костра накануне сожжения, протягивает ему на ладони маленькие оплавившиеся горошинки: «Вот… Нашли. В углу. Там… Она умерла, прикрыв собой малышей...»
Саид замороженно молчит, не поднимая головы. Молодой человек вкладывает бусинки в ладонь ему и молча отходит. Саид долго смотрит, как красные бусы отсвечивают на холодном закатном солнце, и только потом сжимает ее.
Наступает ночь.
На экране – цепочка факелов. Похоронная процессия.
Силуэт сидящего Саида – на фоне ночного неба. Слышен только его шепот: «Дай мне силы жить дальше. Дай мне силы жить...»
Утром его видят с совершенно белой головой.


132. Инт.-Нат. Заимка. Лес. Пещера.

Есимат. Сестра Саида и Салаха. Живет с детьми на урочище, поэтому солдаты не приходили их выселять. Муж на фронте.
После выселения и трагедии в Хайбахе (страшную картину сожжения она видит, когда, оставив младших детей на попечении старшей дочери – лет десяти-одиннадцати – идет в село за продуктами) Есимат начинает прятаться с детьми, переходя каждые два дня на новое место. Боится разжечь костер, кормит детей сырыми продуктами, сырым мясом, просто отбивая его на камне.
Солдаты преследуют женщину с детьми. Они идут цепью, на расстоянии нескольких метров друг от друга.
Есимат беспрерывно шепчет аяты (четверо маленьких детей, двое держат за руки старшую девочку, младший на руках). Она перебирается с детьми с уступа на уступ. Отрываются от погони. Малютка, сидящий у матери на закорках, смеется, не зная, что происходит на самом деле, когда мать лезет на утес, скользя и срываясь, с ним за спиной, старшая девочка испуганно смотрит по сторонам. Мать сажает малыша на уступе. Спускается за вторым ребенком, за третьим. Затем, со старшенькой – одиннадцатилетней Асмой, поднимает драгоценные – нужные им в пути – пожитки…
Находят пустую медвежью берлогу. Ночуют в ней. Невыносимый смрад. Но сухо и относительно тепло. Молодая женщина истово молится. Утром видят у пещеры следы медведя… Выбравшись из берлоги, идут по лесу. Снег. Черные точки издалека. Мать: «Медведь!» Это солдаты. Мать бежит с детьми, заблудившись, делает крюк и снова выходит к берлоге. В отчаянии смотрит на идущих вдалеке, между деревьями, солдат, снова прячет детей в берлоге. Строго наказывает старшей: «Что бы ни случилось – не выходите, пока они не уйдут… Если меня не будет, идите к реке…» Крепко прижимает детей к себе. Судорожно вздыхает. Потом лихорадочно укрывает их шалью и своим тулупом и выходит. Достает старую берданку, прихваченную с заимки, отходит подальше от берлоги – на опушку – и ждет. Крупный план: Женщина неподвижно смотрит в сторону леса, твердя Имя Всевышнего: «Я Рабби, я Аллах!»
Через некоторое время появляется цепочка вооруженных солдат. Кто-то стреляет. Есимат вскидывает ружье. Стреляет в ответ. Рассеивается пороховой дым.
Вдруг солдаты останавливаются. Затем пятятся назад и спешно исчезают за стволами.
Есимат недоуменно стоит, не меняя позы. Однако солдат не видно. Она смотрит на ружье. Пауза. Поворачивается… – Прямо за нею, встав во весь рост, огромный медведь…
Они смотрят друг на друга. Женщина застывает. Медведь шумно вдыхает воздух. Становится на четыре лапы и уходит в заросли.
Секундное замешательство – и женщина стремглав бежит в берлогу. Хватает в охапку детей и спешно выводит их на воздух – в лес. Затем, уйдя с ними на довольно большое расстояние, обхватывает и рыдает. Дети молча сидят вокруг нее. Она, услышав их молчание, приводит себя в порядок. Говорит им: «Ничего, всё будет в порядке!» – закидывает ружье и котомку за спину, берет на руки младшего сынишку, остальные дети, взявшись за руки, идут за ней.
Крупный план. Кадр с медведем. Зверь смотрит из зарослей вслед убегающей женщине с детьми. Потом медленно уходит в берлогу.


133. Нат. В горах.

Домик на отдаленном хуторе. Солдаты тихо окружают его. Старший делает отмашку – группа врывается в дом.
В доме – две женщины с детьми-подростками. Женщина помоложе, прижав к груди фотографии сыновей, пытается доказать, что они не имеют права их выселять. В ответ солдаты начинают оскорблять ее. Она, не сдержавшись, дает пощечину солдату. Тот бьет ее прикладом. Она сопротивляется. В ответ солдаты расстреливают ее, детей, старую мать, прикрывшую внука.


134. Нат.-Инт.

Дом на урочище. С окриком «стоять, руки вверх!» солдаты с автоматами наперевес вваливаются в дом.
В доме трое – двое пожилых мужчин сидят на разостланных на поднаре овчинах. Женщина – по всей видимости, жена хозяина дома – у печки выливает воду из кумгана в тазик, стоит с тряпкой. Все застывают.
Расталкивая солдат, входит младший офицерский чин: Кто такие? Ваши документы! – потом читает: «Мер-ген… Бугай. Лаганский улус...» Ты кто такой вообще, Бугай, а?
Солдаты гогочут, пялясь на тщедушного старика.
Тот с достоинством: Фамилия это моя. Зовут, однако, Мерген. К другу я приехал, на лечение. Калмык я.
Офицер: Бандит бандита укрывает? Вашу бандитскую республику со всеми ее улусами еще перед Новым годом списали, а ты здесь хоронишься? Пять минут на сборы. Вон отсюда все!
Женщина выбегает: Больной он! С осени больной. Не ходит… Муж – лекарь. Хороший лекарь. Его тут все знают. Спроси у людей.
Офицер: Не ходит? – сплевывает, покуривая. – Этих пеньков и бабу – в расход.
Солдаты затаскивают в дом упирающуюся женщину. Она кричит: Ва! Орца довла!
Бьют по голове прикладом. Она сникает. Закидывают в дом. Слышны выстрелы.


135. Нат. В горах.

Ахмад с сыном Махмудом и племянником, перегоняя на рассвете овец в глубь леса, подрываются на мине. Мальчик кричит им: «Ваша!» Дядя и брат мертвы. Мальчик кричит им, не понимая, что они мертвы: «Ваша! Махмуд! Встаньте же…» Встает. Озирается затравленно. Зритель впервые слышит его голос после сцены ареста его отца.
Мальчик кричит овцам, толпящимся у дороги: «Назад! Назад!» Утренний туман потихоньку рассеивается. Мальчик видит темные силуэты людей между деревьев. Кричит: «На помощь! Сюда! Мы здесь!» Подходящие уже видны – это отряд НКВД, прочесывающий лес. Слышен звук передергиваемых затворов. Очередь из нескольких автоматов. Мальчик, съежившись, падает, хватаясь за живот, недоуменно глядя на удаляющихся людей. Струйка крови. Мальчик лежит в крови, прижимая руки к животу.


136. Нат. В горах.

Вечереет. Мальчик с развороченными внутренностями, мелко дрожа от кровопотери и болевого шока, подвязывается курткой и, отползя, укрывается под деревом. Лежит обессиленно. Вокруг него сбиваются овцы. Мальчик стонет, тихо бредит: «Дада… Мама…» В полубессознательном состоянии… Неожиданно перед ним – словно кто-то открыл ночное небо – становится странно светло… Мальчик удивленно смотрит перед собой. К нему подходят его родители. Мать ласково говорит: «Что же ты лежишь, сынок, не встаешь, когда родители подходят?»
Мальчик говорит: «Мама, я не могу… У меня живот…»
Отец: «Ты же мужчина у меня, сынок. Вставай. Пойдем с нами. Тебе уже не будет больно…»
Мальчик встает. С радостным удивлением видит, что может идти безболезненно. Берет за руки родителей – уходят в свет.
Следующий кадр – на месте светового пятна – пробивающиеся сквозь утренний туман лучи солнца.
Луч медленно выхватывает из темноты сцену: на пожухлой, припорошенной снегом листве – в окружении овец – лежит мальчик. В уголке удивленно распахнутых глаз ледяная слеза. Маленький ягненок, жалобно блея, лижет его в заиндевелую щеку. Между пальцев скрещенных на животе рук мальчика застывает кровь.


137. Нат. В горах.

На обочине дороги, лицом вверх – лежит молодая женщина с большой раной на груди. Зритель узнает в ней мать умершего мальчика.


138. Инт. Приходская церковь.

Встреча священника с прихожанином.
Это пастух – друг Хасо, приютивший маленькую девочку-чеченку – сестру погибшей Марьям.
Пастух: Отец Тариэл…
Священник: Да, сын мой?
Пастух: Я хотел бы заказать молебен.
Священник: Благое дело, сын мой. По ком молебен?
Пастух: По брату моему… По братьям…
Священник: Как звать твоих братьев?
Пастух, через паузу: Хасо, отец Тариэл. И еще… Ахмед. Дзаур. Магомед. Салман… Их много…
Священник: Они не христиане, так?
Пастух: Да… Чеченцы они… Мусульмане. Вы откажете мне в просьбе?
Священник: …Нет, сын мой. Не откажу. Все мы – дети Божьи…
Пастух: Горе у них… У них всех…
Священник: Знаю… Не мы одни будем просить…


139. Инт. Молебен в грузинской церкви.

В одной из церквей Панкиссии, перед молебном о спасении душ страждущих братьев-вайнахов, грузинский священник читает проповедь.
Отец Тариэл: От сотворения мира перед человеком стоит выбор – отдать свою душу в залог ради мирского, поддавшись искушению дьявола, или идти – через испытания – по пути к Богу. Примером нам – история братьев – Иакова и Исава. Бог дал первородство Исаву. Но не сумел он сохранить этот дар и – за чечевичную похлебку – продал его брату Иакову…
И поныне каждый сын Божий стоит перед выбором: оставаться человеком даже в самых невыносимых условиях или ради мирских благ – погубить в себе искру Божью. И разделены  люди со времен Иакова и Исава на тех, для которых вечная жизнь превыше праха земного, дороже «чечевичной похлебки», и тех, кто лишил себя вечности ради земного…
Над миром нависает тень Двурогого. Чем сильнее духом сыны и дщери Бога на земле этой, тем большие испытания ожидают их на пути к Богу... Только избранные сумеют избежать искуса дьявольского, сохранить слух свой для Слова Божьего, душу свою для жизни вечной.
Дети мои! Помолимся за страждущих братьев наших… Господь Вседержитель, Отец наш небесный! Помилуй рабов своих. Яви им Милость Свою. Укрепи их дух на пути великих испытаний… Не дай им впасть в мрак отчаяния… Благослови их на подвиг веры…
Среди прихожан – знакомый чабан и его супруга с маленькой приемной девочкой на руках.


140. Нат. Заснеженная степь.

Период выселения. Идут эшелоны. Картинка – вставка.


141. Инт. Молебен в церкви.

Продолжение молебна – уже в другой церкви.
Читает отец Автандил: «Братья во Христе! Помолимся за спасение братьев наших…»


142. Нат. Видеоряд.

Солдаты выкидывают умерших из вагонов – в снег.
Плач голодных детей. Мольбы женщин.
Расправы солдат при малейшем сопротивлении.

Кадры молящихся грузин в сельских церквях – в приграничных с Чечней селах.


143. Нат. В степи.

Ночь. Заснеженная степь.
Останавливается поезд.
Солдаты выволакивают людей из вагонов.
Люди обессилены. Начинают собираться в толпу, кто-то пытается спросить, где они.
Конвой не отвечает.
Солдаты вспрыгивают на подножки, скрываются в теплушках. Поезд уходит.
Люди стоят в голой степи, озираясь.
Кто-то обессиленно садится прямо на снег.
Молчат подавленно.
Резкий детский плач выводит всех из оцепенения.
Кто-то из мужчин задает вопрос: «Куда нам идти? Здесь же ничего нет…»
Другой отвечает: «Нас должны были встретить…»
Ему возражают: «Уже темнеет. Наверное, не дождались».
Кто-то робко дает надежду: «Может, еще придут?»
Кто-то из старших, старик, говорит: «Здесь ночью не пойдешь… Можно наткнуться на волков. Будем ждать у дороги. Если и придут, придут только сюда».
Молчание.
Люди пытаются согреться, шагают на месте, похлопывают себя по бокам, по плечам.
Дети начинают плакать.
Маленьких детей матери держат за пазухой.
Дети постарше – сбиваются кучками вокруг матерей…

Ветер начинает крепчать.
За свистом не слышно криков напуганных детей.
Один из стариков кричит более молодому мужчине, поддерживающему его: «Валид! Зови мужчин!»
Тот кричит в темноту.
Собираются мужчины.
Старик смотрит на всех…
«Габис! Что ты собираешься делать? – спрашивает один из подошедших. – Люди коченеют!..»
Габис кричит: «Все! Все мужчины, все, кто может стоять, – ко мне!»
За воем ветра его голос относит в сторону.
Он кричит своему молодому спутнику: «Валид! Передавай!»
Тот повторяет за ним.
Габис: «Соберите детей и женщин. Пусть женщины согревают детей… Укройте их всем, чем можно… Мы станем в круг. Читай Ясин, Хамид…»
Мужчины становятся в круг.
В середине – сажают женщин, те укрывают своими телами детей от ветра.
Крупный план.
Мужчины плотно становятся в круг, каждый берет в замок руку соседа.
Видно, как губы шепчут слова молитвы.
Подходят и становятся в круг немощные старики и больные.
Затем камера отходит – зритель видит в снежной замети круг людей в бесконечной снежной пустоте ночной степи.
Слышно завывание ветра.


144. Нат. В степи.

Снежное яркое утро.
Вереница саней.
Местные казахи едут вдоль железнодорожной насыпи.
Перекликаются на родном (в титрах – перевод): «Сказали, что сюда привезут… Ты видишь их, Сапарбай?» – «Нет их здесь… Не приехал поезд…» – «Запоздал, наверное, из-за бурана. Поедем домой. Чего зря мерзнуть? Апа боурсаки жарила». – «Стой! Вон они… Кажется…»
Едут к темнеющему издалека пятну.
Подъезжают…
«Ой-боа-ай!»
Стоят – в круг – замерзшие мертвецы и в середине – замерзающие, но живые – женщины, закрывающие собой испуганно хнычущих детей...
145-146. Нат. Начало весны. В лесу.

Видеоряд. Саид и сельчане в лесу. Мытарства выживших чеченцев.
Взрослые пытаются достать пропитание, заходя в опустевшие дома в селах. Натыкаются на карательные отряды НКВД. Ребенок травится подброшенным солдатами печеньем. Старик из урочища – известный лекарь, к нему Саид и отец ребенка несут умирающего ребенка. Но видят разгромленный дом старика и тела убитых. Хоронят погибших. Затем Саид ищет снадобье. Это подобие мумие. На свой страх и риск смешивает его с козьим молоком (его спутник находит двух коз в сарае старика), дают снадобье ребенку. Тому становится легче. Отводят коз в лес – к остальным сельчанам – «будет молоко для детей».
Уже в лагере Есимат учит девочку готовить похлебку из лесных кореньев с толокном... И учит стрелять.


147. Нат.-Инт. Горы.

На рассвете в лесу. Стан повстанцев.
Хамзат выходит из землянки. Изможденный вид. Истощен. Но все по-прежнему гладко выбрит и аккуратен в одежде. Подходит к кострищу, садится на корточки, ищет головешку, раскуривает папироску.
В становище тихо – люди спят.
Вдруг заходится в кашле. Вытирает губы платком – на нем кровь. Прячет в карман брюк.
Вынимает из нагрудного кармана сложенную бумажку, разворачивает ее и проглатывает порошок из нее. Запивает водой из фляжки. Сидит, прикрыв глаза. Тяжело дышит. Затем, осмотревшись, зовет: Абдурзак!
Того не видно.
Появляется через некоторое время.
Хамзат по-прежнему сидит перед догоревшим костром. Ворошит золу. Услышав его шаги, оборачивается к нему: Спал?
Абдурзак: Работал.
Хамзат, усмехнувшись: Что за работа?
Абдурзак: Разная… Вот… убирался…
Хамзат, почти не слушая его, играет прутиком в золе, не найдя головешки, раздраженно: Дай спички. Кто костер разжигал? Сказано было – ночью не жечь огня.
Абдурзак: Есть хотелось. Уже почти светло было…
Хамзат: У меня лекарство закончилось…
В это время между деревьями мелькает чья-то тень. Абдурзак, увидев это, отходит от Хамзата.
Хамзат: Я говорю, у меня лекарство закончилось. Ты достал его?
Снова заходится в кашле.
Хамзат: Так ты достал лекарство?
Абдурзак, стоя у него за спиной: Достал.
Стреляет из пистолета с глушителем. Хамзат падает рядом с потухшим костром.
К Абдурзаку подходит человек из-за деревьев: Чего тянул?
Абдурзак: Момента не было.
Человек: Где мешок?
Абдурзак протягивает мешок: Вот. Здесь все его бумаги.
Человек: Ты хорошо смотрел там? – кивает на землянку.
Абдурзак: Все чисто.
Уходят.
148. Нат. На берегу горной реки.

Двое. Абдурзак и его спутник.
Абдурзак достает хурджин с бумагами. Обливает спиртом из фляжки. Поджигает. Ждет некоторое время. Потом закидывает горящие остатки мешка в реку. Скрываются в лесу.


149. Нат. В лесу.

К Саиду приводят человека. Он чеченец.
По словам приведших его, они увидели его в лесу, недалеко от лагеря.
Саид: Кто ты?
Гость: Я прибыл сюда для переговоров. Если вы выйдете из леса и сдадитесь, вам обещают сохранить жизнь.
Саид: Кто обещает? Власти? Я не верю им… Никто не верит...
Гость: Сыновья святых с ними. Им в Москве дали гарантию, что вас не тронут. Они приехали сюда, чтобы сопровождать вас в пути...
Саид: Мы подумаем.
Гость: Думайте. Но недолго.
Его уводят.
Саид приказывает свернуть лагерь – люди переходят на новое место.


150. Инт. В кабинете чина местного НКВД.

Полковник распекает подчиненного:
Получена телефонограмма из Центра. Приказано искать места массовых скоплений людей и направлять туда оперативные группы. Затягиваем с зачисткой. Перемещенные из соседних республик жалуются – в горах неспокойно... Москва требует срочного завершения операции! Что вы тянете резину? Будьте инициативнее, товарищ капитан. Вы понимаете, что портите мне сводки? Нас за это Москва по головке не погладит.
Капитан: Товарищ полковник, по нашим сведениям, они по пятницам собираются на кладбищах. У них обычай такой…
Полковник: И что?! Что Вы мне байки рассказываете? Зачем нам это? …Стоп! А это идея…
Капитан: Проводка…
Полковник: Проводка простая – борьба с остатками банд. Идите! И не отчитывайтесь по каждой мелочи. Действуйте!


151. Нат. У родового кладбища.

Саид с молодым спутником (Заурбеком) идет к родовому кладбищу.
Саид: Завтра с утра сюда придут наши, надо поставить дозорных.
Заурбек: Почему ты так считаешь? Я здесь почти каждый день бываю…
Саид: Они присылали человека с предложением сдаться. Обещают вывезти в места поселения – в Казахстан. Не верю я их предложениям – они обычно пахнут кровью.
Заурбек: Ну, может, они тоже заинтересованы в том, чтобы мы все ушли отсюда…
Саид: Ты веришь в справедливость, читаешь Коран… Ты Божий человек, Заурбек… Но ты не знаешь жизни... Они заинтересованы только в нашей смерти.
Подходят к кладбищенской ограде.
Заходят вовнутрь.
Заурбек: Могилы заросли травой. Надо будет завтра с утра осторожно прополоть между ними…
Наклоняется, чтобы вырвать высокий сорняк.
Неожиданно раздается взрыв.
Заурбек резко хватает за руку Саида и падает, прикрыв его собой.
Проходит некоторое время.
Саид – оглушенный взрывом – пытается встать.
Затем видит тело спутника. И тут его словно прорывает... Он сидит перед его телом, среди могил своих родных, и рыдает в голос. Молится Богу. В голос: Укажи мне путь. Не дай ненависти помутить мне разум.
«Ваши?» – слышит он голос племянника, вышедшего из лесу на шум.
Приходит в себя.
Подходят несколько человек.
Саид громко: Не подходите! Здесь мины. Я сам похороню…
Копает могилу.
Хоронит погибшего.
Затем, не глядя на стоящих людей, молча уходит.


152. Нат. В горах у Хасо.

Саид, проснувшись, смотрит на молящегося Хасо.
Тот стоит спиной к нему.
Слышно жаркое дыхание. Поворачивает голову: у него в головах стоит волк и тоже смотрит на Хасо.
Лучи закатного солнца золотят волчьи зрачки.
Хасо: Ну, ты и здоров спать... Попросился на час – сутки спишь... Смеется.
Саид, не отвечая на шутку, садится: Я устал, Хасо. Родники отравляют. Могилы минируют. Саму землю отцов наших они пытаются сделать враждебной нам…
Хасо: Ты пришел жаловаться мне?
Саид: Нет… Пришел просить совета.
Хасо: Не знаю…
Саид: Не знаешь?
Хасо: Не знаю, чего ты хочешь.
Саид: Я хочу… Нет… Я должен жить…
Хасо: Да, должен. И это хорошо. Тебе надо думать о людях, которые верят тебе. Ты уже себе не принадлежишь.
Саид: Да. Они мне помогают жить. Не я им. Но... я не вижу выхода…
Хасо: Тебе надо собирать людей и уходить. Если власть пришлет сыновей святых – она не сможет нарушить слово. Люди будут в безопасности. Доверься… не власти – обстоятельствам.
Саид: А ты?
Хасо: У меня тут остались дела. Да и должен кто-то остаться с землей… Вот мы (кивает на стоящего поодаль волка) и останемся.
Пауза.
Хасо, порывисто:  Когда-то в детстве я слышал от своего прадеда, что душа умершего прилетает в этот мир в образе белой птицы…
Вчера я видел белую голубицу – она летала рядом с могилой Марьям… Я не выполнил еще своего обещания ей…
Саид молча обнимает его.
Уходит.
Затем, спустившись по склону, оборачивается и смотрит вверх.
Хасо сидит к нему спиной, глядя на закат. Рядом – волк.


153. Нат. Осень. В лесу.

Саид стоит, глядя, как вокруг него собираются люди, выживавшие с ним несколько месяцев в лесу.
Они выжидающе смотрят на него.
К нему подходит Есимат, за ее подол держится малютка сын.
Она не убирает его ручонок от себя. Смотрит на Саида. Тихо спрашивает: Что будем делать, брат?
Саид вспоминает последние фразы из давнишнего разговора с покойным отцом: «Кому верить?» – «Верь сердцу, если в нем – Бог…»
Тихо произносит: «Если не можешь противостоять злу силой – моли Бога».
Делает дорожный намаз.
Все молятся.
Саид обращается к спутникам: С нами дети и старики. Мы не можем больше подвергать их таким испытаниям… Нам надо уходить… Но поклянитесь – каждый – перед Богом и этой землей, данной Им нашим отцам, поклянитесь вернуться сюда. Живыми… или… хотя бы в памяти не предать ее…
 

154. Нат. В лесу.

Уже на окраине леса, его сестра Есимат берет в горсть немного земли, заворачивает ее в лоскут, протягивает узелочек старшему сыну-подростку: «Не потеряй».
Саид берет малыша-племянника на руки, окидывает взглядом своих спутников – и решительно направляется вперед, возглавив группу.
Они выходят на поляну. Их ждут.


155. Нат. На поляне.

Поляна. Стоят несколько человек.
Среди них – сыновья святых.
Старший и младший, с ними еще один сопровождающий.
Из лесу выходит большая группа людей.
Они измождены, многие полуодеты.
Вперед, передав малыша на руки рядом стоящему, выходит Саид. Он в изодранной гимнастерке, босой.
Пауза.
Сыновья святых и их спутники пораженно молчат, глядя на вышедших из лесу людей.
Один из сыновей святых молча подходит к Саиду, снимает с себя куртку и накидывает ему на плечи. Затем с болью окидывает собравшихся и, проходя между ними, словно заклинание, повторяет, цитируя суру из Корана: «А тем, которые выселились или были изгнаны из своих жилищ, и были подвергнуты страданиям на Моем пути, и сражались, и были убиты, – Я очищу их дурные деяния и введу их в сады, где внизу текут реки…» – молча кладя каждому – словно благословляя – ладонь на правое плечо. (Коран. Сура 3. Семейство Имрана.)


156. Заставка.

На экране телефонограмма.
Июль 1944 года.  Берия – Сталину: “Во исполнение постановления Государственного Комитета Обороны НКВД в феврале-марте 1944 г. было переселено на постоянное жительство в Казахскую и Киргизскую ССР 602.193 человека жителей Северного Кавказа, из них чеченцев и ингушей – 496.460 человек, карачаевцев – 68.327, балкарцев – 37.406 чел.”.


157. Нат. На башне.

(Последний эпизод – продолжение первого эпизода.)
Верхний этаж башни. Окно.
Старик ребром ладони медленно смахивает строительную пыль с каменного основания окна (подоконника).
Камера – крупным планом.
Старик раскрывает сверток с бусами своей покойной жены – это лоскуток белого шифона, зацепившийся в ветвях и спрятанный Саидом во время их давнишнего неудачного свидания.
На солнечном свету брызнули красными искорками несколько бусинок на белой ткани.
Старик читает ДОА.
Бусы горят красным сполохом.
Легкий шифон трепещет на легком ветру.
Ветер поднимает его.


158. Нат. У башни. В горах.

Кадр – башня. Рядом с окном вьется на ветру, словно белая птица, белый шифон.
Затем происходит легкая метаморфоза – и уже над склоном летит белая птица, но грудка у нее, цвета красных бус – окровавлена.
Панорама гор.

Уже в самом конце, когда камера показывает полет белой птицы над горами и идет панорама гор, голос за кадром: «Я – Абубакар, сын Алаза из Итум-Кали… Когда, в далеком Казахстане, моя мать пела мне колыбельную, у меня – еще не знающего слов, сводило болью сердце.
Уже потом, став взрослым, я узнал, что это был узам, песня-плач...
Мать не могла петь ничего больше».

КОНЕЦ