Как Вовчик искал лучшей жизни

 

Вовчик появился на свет ровно на полчаса раньше старше своих братьев — Певчика и Чивчика. И поэтому был старшим, самым сильным и умным. Раньше их он научился различать по полёту своих родителей — сильного, уверенного в себе папу Воробья и хрупкую, красивую, но тихую и безмолвную маму Воробьиху.
Всегда, когда родители подлетали с добычей — большими длинноногими
комарами, черными жирными мухами или белыми спящими личинками-
куколками, птенцы высовывались из гнезда и открывали как можно шире
свои мягкие жёлтые клювики. Не будут же родители с полными клювами
виться у гнезда и щебетать: «Вов-чик, Пев-чик, Чив-чик! Просыпайтесь,
засони! Кушать подано». Вовчик встречал и провожал родителей, делил
между братьями еду, успокаивал их, когда ливень стучал по крыше и казалось, что вот-вот лопнут перепонки от страшного грохота.

       Первым из братьев Вовчик научился и летать. На их, на птичьем, языке
это называется «встать на крыло». Но когда отцвели травы, а ночи стали
тёмными и холодными, воробьиная семья взялась дружно расширять своё
жилище. Папа, Вовчик и Певчик таскали сухую пожухлую траву, а мама,
которой помогал Чивчик, собирала у речки вызревшие семена огромного
растения. Семена эти были необычными — плоскими, продолговатыми с
длинными мягкими косичками. Если их сплести, то может получиться     отличное одеяло. По настоянию мамы, эта дружная воробьиная семья сплела не пять одеял — каждому отдельное, а одно большое — общее.
      - В зимнюю стужу нам под ним будет теплее именно всем вместе, потому что согреваться мы будем телами друг друга, — разъяснил папа Воробей.

       За последние две недели птенцы здорово повзрослели. Ничего вокруг их уже
не удивляло, всё было знакомым, понятным и закономерным. По комариному писку научились определять, какая завтра будет погода; по походке  кота Рыжика — узнавать, дома ли хозяйский сын — озорник и хулиган, никогда не расстающийся с рогаткой; по последнему солнечному лучику —безошибочно распознавать, насколько холодной будет предстоящая ночь.
И вот  однажды до Вовчика дошли слухи о том, что все птицы: и скворцы,
 и ласточки, и дикие голуби, с которыми они подружились на зерновом току,
и даже кукушки — словом, все вокруг, стали собираться куда-то на юг, в
тёплые края. «Зачем, почему?» — недоумевал он. Но самым непонятным
для него в этой ситуации было молчание родителей. «Отчего же они все
молчат, ни о каких югах не чирикают?». Весь сгорая от любопытства и обиды Вовчик полетел в своё гнездо.

    -  Понимаешь, — многозначительно сказал папа Воробей, — мы птицы
оседлые, привязаны к родимому гнезду. От своих предков мы унаследовали
жизненное постоянство. И вот этот двор, и эти деревья, и речка, и поле, и
даже небо в мире — неповторимы. Разве можно их сменять на что-то другое?
- Вовчик, Вовчик! Вдумайся в слова отца, — защебетала мама Воробьиха. - Здесь наша родина, ведь мы здесь вылупились и выросли. Познали, что такое счастье. Запомни, сынок, мы — воробьи, а не какие-то птахи перелётные!
- А как же они — скворцы, ласточки? Почему они собираются в жаркие страны, ведь они тоже здесь вылупились? — не унимался Вовчик. — Да вы просто боитесь больших перелетов, вы — неудачники, вы, вы...

Вовчик мог бы ещё много чего сказать в эту минуту своим родителям, но
сердце его так сдавила обида, что просто невозможно стало чирикать, а в
глазах даже помутнело.
- Не сметь, неоперившийся птенец! — впервые в жизни фыркнул на
Вовчика папа Воробей. — Что ты себе позволяешь, желторотик?
- Как это можно? Да кто тебе позволил так с родителями чирикать,
неотёсанная пичуга? — нахохлилась мама Воробьиха.
- Ну и оставайтесь себе тут, дрожите зимой, как осиновые листья, а я
всё равно полечу на юг. Я хочу посмотреть дальние страны. Я люблю лето.
С этими словами Вовчик выпорхнул из гнезда и, несмотря на ночь, уле-
тел бог знает куда.

Ночевал он на сеновале, куда смог попасть только изрядно измотавшись
от постоянных ударов о ветки. Один раз чуть даже не погиб, запутавшись в
мелкой рыбацкой сетке, натянутой вокруг облепихи. Хорошо, что помог знакомый бурундук — отцепил застрявшую было лапку.

Как только начало светать, Вовчик сразу полетел к знакомой ласточке:
- Тетя Ласточка, возьмите меня с собой на юг, я сильный, я выдержу,
— зачирикал Вовчик.
- А родители тебя отпустили? — тут же поинтересовалась мудрая Ла-
сточка.
- Да, да, они не против, — соврал Вовчик.
- Слово воробья? — уточнила Ласточка.
- Конечно! Чирик-чирик, — хвастливо зачирикал Вовчик.
- Тогда не опаздывай, сбор на окраине деревни на проводах. Вылетаем
ровно в полдень.

Ближе к обеду провода на окраине деревни были сплошь усыпаны лас-
точками и походили на гирлянду. Перед дальней дорогой пичуги клювика-
ми чистили свои большие, переливающиеся синевой крылья. Глядя на них,
Вовчику ничего не оставалось, как заняться тем же. Ровно в полдень, словно
по мановению волшебной палочки, ласточки проворно вспорхнули, сбились
в одну большую стаю и полетели прямо на юг, туда, откуда всегда дул тёп-
лый ветер и где как-то по-особенному сияло солнце.
Вовчик уверенно держался вместе с ними. Он не лез вперёд, во главу
стаи, поскольку по-настоящему не был ни с кем знаком. Но и не отставал,
хотя работать крыльями ему приходилось вдвое, а то и втрое больше, так
как у ласточек довольно большой размах крыльев и они могут спокойно
планировать, слегка покачивая крыльями и улавливая малейшее дуновение ветра. У Вовчика так не получалось, а потому приходилось все время махать и махать своими натренированными короткими крылышками.

Сели передохнуть только поздно вечером, когда на чёрном небе запылали яркие звезды и замигали огоньки в квартирах многоэтажных домов, что
оказались неподалеку. В незнакомом городе о поиске пищи не могло быть и речи: в такую темень это слишком опасно. На дороге могли раздавить мчащиеся со скоростью ветра машины, а на крышах домов, среди множества антенн, то тут, то там бродили тощие и злые кошки. Решили заночевать на территории какого-то завода, под навесом, на огромных деревянных ящиках.
Когда в цех пришли люди и стало все вокруг мигать, свистеть, двигаться ласточки с шумом вырвались на свободу. Огляделись, затем потихоньку перебрались на окраину города, нашли плохо убранное ржаное поле и стали жадно клевать зёрна. Многие колоски оказались пустыми, но при желании можно было найти и совершенно полные, тугие колосья.
Когда солнце поднялось выше деревьев, птицы дружно взлетели с поля и расселись на прогнувшихся проводах. Под их тяжестью провода просели ещё сильнее и уже походили не на гирлянды, а на огромные, лакированные, немного подрагивающие бусы. С краю прямо на деревянном столбе спокойно  дремал и Вовчик. За время перелёта он так устал, что болела каждая косточка, сильно ныла спина и слегка кружилась голова.

Незаметно усталость так сморила отважного путешественника, что ему
приснился даже сон. Как это ни странно, снились не жаркие страны и тёплое ласковое море, о котором он столько слышал от ласточек, снились родное гнездо, папа с мамой, любимые братишки Певчик и Чивчик, а также до боли знакомый двор, клён, с которого он учился летать, стройная, с тугими резными листьями береза.
       Проснулся Вовчик от страшного шума и ветра. Едва успел он вспорхнуть и резко шмыгнуть под перекладину, как в место, где он только что
сидел, большущими когтями вцепился белогрудый коршун. Давным-давно
его, парящего высоко в небе, показывала Вовчику мама. Коршун — хищная
птица. Он может часами высматривать своими зоркими глазищами добычу,
выслеживать её, а затем, камнем бросаясь вниз, убивать. Хватка у коршуна
просто мёртвая, вцепившись, уже ни за что не отпустит. А сила у него такая,
что  способен поднять в небо и утащить в своё гнездо не то что воробья или
цыпленка, но и взрослую курицу, и даже молодого зайчишку. Коршун —
злой опасный противник.

        Под перекладиной оставаться было тоже опасно, ведь ненавистный коршун мог залететь сбоку и пустить в ход не только свои стальные когти, но и мощный загнутый клюв. Вовчик выбрал момент и шмыгнул в ближайшие кусты. Спрятавшись в густых зарослях боярышника, он перевёл дыхание. И вдруг вспомнил о ласточках. «Где же они? – с ужасом подумал. – Почему их не было рядом, когда на него напал злой коршун? Почему они подло скрылись, не предупредив об опасности?».
Сердце у Вовчика забилось ещё сильнее. На душе стало тревожно. Что
же ему делать, ведь он один не найдёт жаркие страны, он не знает, в какую
сторону нужно лететь?

Но не знал Вовчик того, что гордые и добрые ласточки не предали его.
Они про него просто забыли, притом задолго до того, как в небе стал кружить коршун. Они взлетели ровно в полдень, чтобы дотемна продолжить
своё опасное путешествие, держа курс прямо на юг. Необъяснимый инстинкт
вёл их, торопил в дальнюю дорогу.
Эту ночь Вовчик провел под открытым небом. С наступлением темноты
ему стало так страшно, что казалось — сердечко вот-вот вырвется наружу.
Внизу он отчетливо видел чьи-то горящие глаза, как у кошки, и слышал
писк. Только стоило закрыть глаза, как Вовчику чудилось: кто-то огромный и страшный тянется к нему с соседней ветки. Он чувствовал даже дыхание этого чудовища.
Наконец настало утро. Сначала едва забрезжила узкая полоска неба,
потом стали видны серые взлохмаченные облака, затем робко, неуверенно
мелькнул вдали узкий лучик света. Сразу стало намного светлее. А вскоре
небо так засветилось и заискрило, что на душе, наверное, не только у Вовчика, а у всех, кто встречал рассвет, стало радостно и спокойно.

На своем веку Вовчик встретил уже немало рассветов — так приучил их
отец. Умыться в густом речном тумане и испить росы с подорожника или
большого капустного листа — ни с чем не сравнимое удовольствие. К тому
же очень полезно для здоровья. Так учила Вовчика вместе с его родными
братьями Певчиком и Чивчиком мама. «Вся сила от земли идет», — вспомнил Вовчик её слова.
 Но не пришлось Вовчику долго рассиживаться в боярышнике. Как только окончательно рассвело, к своему удивлению, он увидел над соседним лесочком большую стаю скворцов. И понял, что они тоже схоронились на ночь под открытым небом, а сейчас вновь собираются все вместе, чтобы лететь на юг.

Не думая больше ни о чём, Вовчик, ликуя, бросился туда, чтобы примкнуть к скворцам и продолжить свое путешествие. Отказываться от своей мечты он не собирался.
На этот раз Вовчик решил не спрашивать ни у кого разрешения, а молча
присоединиться к стае и затеряться среди своих ровесников. Примерно
треть стаи состояла из таких же, как он, сильных и крепких птенцов, никогда не видевших бескрайних песков, моря и обилия жучков и паучков на отмелях и в лесах. Не знавших ласковых лучей яркого солнца, но бесконечно любящих этот загадочный и притягивающий к себе юг. Эти самые чувства и объединяли Вовчика с перелётными птицами.
Не успел Вовчик отдышаться, как старый скворец поднялся в небо. Лес сразу ожил, зашумел, загалдел. В спешке птицы натыкались друг на дружку, кричали, взволнованно махали крыльями, создавая ещё большую неразбериху.

Вовчик не растерялся, пристроился где-то посредине стаи и был в полной готовности отправиться в путь. Когда вся стая была в сборе, вожак уверенно повёл всю эту чёрную галдящую тучу за собой.
Скворцы Вовчику сейчас показались особенно похожими на его собратьев— воробьёв. Летят точно так же, порхая, а не планируя, как ласточки. Это Вовчика особенно обрадовало. Больше того, вселяло уверенность в том, что со  скворцами он обязательно достигнет цели.
 Однако уже через час Вовчик почувствовал, как сильно ноют крылышки. По-видимому, он ещё не до конца оправился после вчерашнего. Полдня полёта с ласточками стоили ему огромных усилий. Для того чтобы полностью восстановить силы, молодому упрямому воробью необходимо было суток трое. Но Вовчик не отдохнул ни минуты. Что там говорить о речном тумане  и целебной капустной росе? Вовчик даже не спал! Он просто не мог сомкнуть  глаз, потому что внизу всю ночь кто-то ходил, сверкая своими  глазищами,  шелестел сухой листвой и издавал пугающие звуки. Ну а как тут  можно спать?

Боль тем временем становилась всё сильнее и сильнее, но крылья ещё
слушались. Трудно стало держать голову. Она почему-то самопроизвольно
опускалась вниз, и тогда держаться строго установленного курса стало почти невозможно. Превозмогая боль, Вовчик усиленно махал своими крылышками, все ещё ни на мах не отставая от черной дрожащей массы, с земли, наверное, похожей на рваное одеяло.
Вдруг что-то рядом сверкнуло. В следующую секунду раздался мощный раскат грома. Стая тут же бросилась вниз, путаясь и мешая друг другу.
Через мгновение всё повторилось снова, только с ещё большей силой. Скворцы шарахнулись в сторону. И только теперь, когда оказался один-одинёшенек Вовчик сообразил, что это была гроза. Он посмотрел по сторонам, но никого  не мог различить. В небе стало темно, а ещё через секунду начался сильный ливень. Попав под сплошной ледяной поток, Вовчик уже не мог совладать с собой. Мокрым, грязным комочком он стал падать вниз, неуклюже переворачиваясь в воздухе.

Перед самой землёй (ох как он ее чувствовал!) Вовчик всё-таки нашёл в
себе силы и сгруппировался. Широко расставив мокрые, тяжёлые крылья,
медленно опустился на большой ярко-красный цветок, как раз напротив
открытого настежь окошка.
- Папа, папа, посмотри скорее. К нам воробушек прилетел погреться,
-  раздался звонкий детский голосок.

Не дожидаясь ответа, мальчик прямо босиком выскочил на улицу и бросился к клумбе. Холодный, осенний дождь сильно хлестал этого юного, но смелого  человека по лицу и рукам, затрудняя движения. Но ни о промокшей мгновенно одежде, ни о возможной простуде мальчик сейчас не думал. Он спешил на помощь, он торопился к живой, погибающей душе. И не зря! Потому что кошка Василиса, прятавшаяся от дождя в собачьей будке, тоже видела, как упал откуда-то с крыши птенец. Но мальчик всё  же оказался проворней кошки. Буквально на какую-то секунду он опередил Василису, схватил бездыханного воробья и прижал к груди.

Ничего этого Вовчик не видел, потому что вообще не осознавал, где он
находится и что с ним происходит. Он даже не знал имени своего спасителя.
Только на следующий день Вовчик пришёл в себя. И хотя в коробке, где
он лежал, было тепло и сухо, его всё равно пробирал холод. Когда Вовчик
попытался встать, то с ужасом обнаружил, что ноги его не держат, подгиба-
ются. Только благодаря неимоверным усилиям ему удалось вытянуть шею
и посмотреть, есть ли кто-нибудь в комнате кроме него.
Это не осталось незамеченным зорким мальчуганом.
- Папа, мама, я же говорил, что он проснётся! — радостно закричал
мальчик.
Вовчик тут же очутился в мягких розовых ладошках, пахнущих чем-то
неизвестным, но очень вкусным.

- Серёжка, ну чего ты его трясёшь, положи немедленно, — донесся до
Вовчика строгий женский голос. — Насыпь ему в блюдечко пшена, ведь
посмотри, как он ослаб.
- Да всё бесполезно, — сказал своё веское слово мужчина. — Всё равно
не оклемается.
Мальчик подчинился. Но сколько любви, нежности и надежды на быстрое выздо-
ровление воробушка было в его глазах. Он бережно положил Вовчика обрат-
но в картонную коробку, накрыл большой, но легкой и теплой ватной
салфеткой, И вернулся, держа в руках две капроновые крышки: одну — с
пшеном и крошками белого хлеба, другую — с кипячёным молоком. У Се-
рёжки самого першило в горле, и мама его тоже лечила. Только Кеше, как он
называл нашего Вовчика, Сережа не стал в молоко добавлять соду — очень
уж противно.

- Кушай, мой хороший, поправляйся, — говорил мальчик, гладя Вов-
чика по светло-коричневой спинке.
Вечером в блюдечке у Вовчика появился мёд и две мухи. А на следую-
щее утро — даже живой дождевой червяк. Чего только не приносил Серёжа
Вовчику: и хрустящее сахарное печенье, и рисовую кашу, и даже ананасо-
вый сок. Но больше всего ему понравилось мороженое. Разве можно было не
пойти на поправку при таком внимательном отношении и заботе! К тому же
лапы и крылья были целы, перья и голова на месте.
Мальчик, как только у него выдавалась свободная минутка, тут же при-
ходил к Вовчику. Гладил его, подолгу разговаривал с ним. В основном рас-
сказывал о своих школьных товарищах и о том, как много уроков задают во
втором классе. Вовчику эти встречи очень нравились. Только вот к имени «Кеша», которым его упорно продолжал называть Серёжа, Вовчик никак не
мог привыкнуть. «Вовчик» звучало куда лучше.

 Через неделю Вовчик совсем выздоровел. Украдкой он уже стал вылетать из своей коробки. Смело разгуливал по Сережиному письменному столу, усаживался на гардину и с высоты внимательно наблюдал за кукушкой, которая время от времени, совсем ненадолго, высовывалась из часов-скворечника. Вскоре любимым занятием Вовчика стало сидение на оконной раме.
Отсюда, как на картинке, ему был виден весь двор. Когда утром люди
уходили по своим делам, двор заметно пустел. Но Вовчик уже заметил, что
жизнь в нём все равно не прекращалась. К подъездам подъезжали машины,
скрипя тормозами, появлялись дворники с рабочими и начинали сильно
стучать. Не было дня, чтобы не кружили над двором голуби. Вовчик голубей
знал  очень хорошо. «Там на родине... — вдруг он осёкся, произнося слово «родина».  Вовчик  неожиданно смутился. Но как ещё можно назвать то место, где он появился на свет, где познал радость первого полёта, где увидел и навсегда полюбил  речку, старый клён, скамейку? Там остались его лучшие деньки. Там его ждали и всё ещё, наверное, надеялись на встречу с ним его самые родные на свете существа — папа, мама, Певчик и Чивчик.
      Вовчик отвернулся от окна. На душе вдруг стало грустно и пусто. Он чувствовал  себя совершенно потерянным. Вечером выяснилось, что у Вовчика совершенно пропал аппетит. Ничего ему  уже не доставляло удовольствия: ни хлебные крошки, так любимые в детстве, ни мороженое, которым впервые его угостил Сизый Голубь неподалёку  от магазина, ни даже так понравившийся ананасовый сок. Вовчик сидел, поджав ноги и втянув шею. И ничто ему было немило на этом свете, потому что он знал, что на родину уже никогда  ему не попасть.   Напрасно Серёжа целый вечер просидел рядом с ним. С каждым часом Вовчику  становилось всё хуже и хуже.

     - Я же говорил, что пичуга не оклемается, — донесся до Вовчика спокойный и зычный голос хозяина. — Воробей — птица свободолюбивая, в неволе она не выживёт. Это вам не попугай какой-нибудь, не ворона...
     - Серёжа, а ведь отец прав, — вмешалась в разговор Серёжина мама, —
выпусти Кешу, пока не поздно. Ему в родное гнездо хочется, к своим.
- А чем ему у нас плохо?

Но ответа не последовало. Ведь Вовчик   только понимал человеческий язык, но разговаривать  сам на нём не мог, поэтому не мог Серёжу ни отблагодарить за своё спасение, ни объяснить ему причину резкого ухудшения  своего здоровья. Папа чинил пылесос, а мама готовила ужин — им было просто некогда.
  После долгих раздумий Серёжа решил, что завтра выпустит Кешу на
свободу. Так надо. Ведь перенеси его самого куда-нибудь в Африку или на другую планету — разве он не будет скучать по своим родителям, друзьям,
родному городу? Ещё как!

За ужином выяснилось, что завтра папа забирает из ремонта свою машину, и они все вместе едут в деревню к дедушке и бабушке. Выходной к
тому же. Расстояние тут небольшое — всего сорок километров. «Вот там
своего Кешу и выпущу, — решил Серёжа. — В городе он пропадёт, а там
раздолье».
День был погожим. Утренняя прохлада давно отступила. Солнце светило ярко, по-летнему, обжигая своим теплом руки и лица людей. И люди
радовались такому денёчку, дарили друг другу улыбки, были необычайно
милы и вежливы.

Серёжа достал из коробки едва живой коричневый комочек и осторожно
положил на поленницу.
Сразу чем-то родным пахнуло на Вовчика. Он, не веря своим глазам,
приподнялся, набрал полную грудь воздуха и перепрыгнул на забор. Сделал несколько шажков, затем вспорхнул в небо. «Ура! Ведь это моя родина!
— закричал Вовчик на всю округу. — Я не ошибся. Это родина, родина,
родина!».
Пролетев пулей сквозь редкую листву большущего клёна, Вовчик кинулся к родному гнезду. Но папа, мама, Певчик и Чивчик уже сидели
на краю крыши и с нетерпением ждали Вовчика. Они услышали его голос,
но им всё не верилось, что Вовчик жив и что он ещё их помнит и любит.
— Мама, папа, братишки! Это ведь я, здравствуйте, — не умолкал Вовчик. — Я вернулся. Простите меня. Я так вас всех люблю!