Как Заяц с Медведем дружбу водил

 

Жил в лесу заяц. Весельчак и балагур. Настоящий непоседа. Скучно ему было со своими братьями, которые каждого шороха боялись да не соглашались с ним целыми днями  резвиться и в прятки играть. Пошёл он к Медведю в друзья напрашиваться.

- Здравствуй Михайло Потапыч! А давай с тобой дружить. Вместе по лесу гулять будем,  в игры разные играть?
- Дружить так дружить, я  согласен. Но учти, Заяц, слишком рано меня не буди. Пока солнце вон из-за той горы не покажется, и на три метра к моей берлоге не подходи.
- Хорошо, хорошо. Не подойду.
Стали они дружить.

Ещё до восхода солнца весь лес оживает, наполняется разными голосами и звуками. Птицы спешат к болоту, чтобы вдоволь насытится комарами да различными личинками, которых ночной туман к воде прижал. Звери  после беспокойной ночи дружно идут на водопой.
Зайчишки после короткой летней ночи все выходят на лужайку и греются. Лишь один из них до самого обеда на своей лежанке под осиной трясётся и на солнце посматривает. Ждёт, когда оно из-за большой горы выйдет и озарит всю округу своим теплом и ярким светом. А затем идёт к своему новому другу и они вместе начинают гулять по лесу.

С Медведем Зайцу никто не страшен. Поэтому они идут смело, ни от кого не прячутся. Разные истории друг другу рассказывают, смеются, разговаривают себе в полный голос. Одно плохо: не любит Медведь нежную осиновую кору. Ему всё мёду подавай да орехов. А ещё он  чуть ли каждый день на речку любит ходить рыбу ловить. Зайдёт в воду на середину реки и поджидает свою добычу. Только покажется большой жирный самец гобуши, так он обязательно изловчится,  подцепит его своими длинными когтями и на берег выбросит. А как наловит с десяток,  садится есть.

«Ну что он в рыбе вкусного нашёл? - недоумевает Заяц. – Только  зря лапы мочит и  время тратит».   
Всё лето Заяц с Медведем дружил. Каждый день к нему приходил ближе к обеду и домой возвращался  только за полночь.  Исхудал, все лапы посбивал об острые камни и шубку изрядно потрепал, натыкаясь в темноте на острые сучья.
А поиграть с Медведем  в прятки ему довелось всего-то два или три раза. И то однажды Медведь Зайцу так лапу отдавил, что он неделю на неё ступить не мог. А в другой раз Михайло Потапыч Зайчишку по-дружески похлопать по плечу решил. Да так приложился, что Зайцу сразу два ребра  и сломал. Сороки – лесные санитары –  с большим трудом его еле выходили.

Когда Заяц выздоровел, то снова  пошёл проведать своего друга. На дворе тогда уже осень поздняя стояла. Встретил Медведь Зайца с радостью. Обнять было хотел, только Заяц  вовремя   отстранился, а то бы снова беды не миновать. Ведь чего доброго и задавить Медведь мог его  в своих объятиях.  Стали они снова вместе гулять по лесу. Медведь всё больше ягоду ест, а Заяц лопушком да корой осиновой довольствуется. Идти в сумерках к своему дому по высокой и мокрой от дождя траве Зайцу было очень неприятно и опасно, так  как он мог простыть и умереть. Но он всё терпел и держался бодро. 

А вскоре выпал первый снег. Заяц, чтобы не быть зимой слишком приметным среди снежных равнин и сугробов,  быстренько поменял свою серую шубку на белую. Прискакал к Медведю весёлый и счастливый. Только не обрадовался ему на этот раз Медведь. Отругал почём зря:
- Ты зачем Заяц  у  мой берлоги столько следов оставил? Не ходи ко мне больше, а то по твоим следам меня быстро собаки с охотниками отыщут. К тому же спать мне уже пора. Да не  вздумай  будить меня прежде, чем реки ото льда освободятся  и  рыба в них снова плескаться  начнёт!

Залез Медведь в свою берлогу, а вход изнутри ветками прикрыл и камнем завалил.
Остался Заяц один-одинёшенек среди больших   поваленных елей. И так жутко на душе  вдруг у него стало! Таким снова слабым он себя почувствовал. 
Погоревал он, погоревал да побрёл к себе домой.  Идёт и размышляет вслух:
«А может быть мне снова со своим братьями подружиться? Уж они-то точно  смогут по-настоящему и шубку мою оценить, и в трудную минуту выручат. А уж если захочется поиграть в прятки или порезвиться на лужайке, то, наверняка,  кто-нибудь да откликнется».
- И то верно! – поддержала его сорока, сидевшая неподалёку на дереве. - Ведь милее и добрее, чем родные братья,  всё равно никого на свете нет!