История одного художника. Красно-черная любовь

Он лежал и думал, что подарила ему жизнь, была ли он к нему благосклонна. Скорее нет, чем да. Многие его друзья были счастливее его, у них он был. У них был воздух в легких, у них в жилах была кровь, для них существовало утро, когда надо было убегать по делам, у них были друзья, у них были воспоминания. Были они у него?
Один его друг круглый год путешествовал и объездил почти весь свет. Другой его друг стал банкиром, у него было столько денег, что он мог купить себе их город. Другой его друг победил рак и теперь ездил по больницам, давая умирающим шанс на выздоровление. Еще один его друг удачно женился, жена его была и умница и красавица, да еще и богата.  А еще один его друг был военным, его отправили в горячую точку, домой он вернулся без ног, но зато грудь его покрывали ордена. Что же объединяло этих людей? Безногого калеку и банкира? Путешественника и семьянина? Они все были счастливы. А он? Он был счастлив?
Его мать была гулящей женщиной, поэтому трудно было сказать, кто именно был его отец. Зато у него был отчим, вместо отца и вместо матери. Его мать постоянно пила. Когда у нее начиналась белая горячка, она громко орала,  крушила мебель и истерически плакала, она била его, била и отчима, но он все равно любил ее. Он часто говорил, что это просто болезнь и этого не надо стыдиться. Когда она буянила, отчим запирал ее в комнате. Он был врачом, педиатром. После того, как горячка утихала, мать снова плакала, но уже не так, каждый раз она клялась, что бросит и устроиться на работу. Проходил день, и она снова напивалась.
Когда ему было 17, умер его отчим. Через три дня он вскрыл себе вены. Его спасли. Находясь в больнице, он повторил попытку. Тогда его поместили в клинику. На все расспросы он отвечал коротко,  зачастую, одним словом.  Находясь в клиники, он попытался понять Бога, но эта страсть не коснулась его. Тогда он начал рисовать, у него хорошо выходило. Только он предпочитал два цвета: черный и красный, и всегда рисовал лишь ими. На все вопросы «Почему именно эти цвета?», он отвечал, что красный - это цвет крови, кровь – это искупление, черный – это цвет смерти,  цвет того, что делает всех людей равными.
Еще в клиники он стал продавать свои картины, они имели бешеный успех. Выйдя из клиники, он был приглашен в высший свет. Он познакомился со многими великими людьми. Им восхищались, его воспевали. Там он встретил одну очень милую девушку, но она не интересовала его так, как интересовало искусство. Он мечтал сбежать с этих модных вечеров, на сырой и пыльный чердак своего дома и писать, писать картины.
Все кругом твердили, что он должен жениться и эта девушка для него отличная пара. Все старались его уговорить, и уже чуть ли не грозились, и он поддался. Свадьба была грандиозной. Но и тогда в этот знаменательный день он думал лишь о своих картинах, как он будет их писать, как будет ими любоваться. Из его прежних знакомых никого не было, не было на свадьбе и матери. И дело было не в том, что он хотел забыть свое прошлое, до прошлого ему не было никакого дела, он не думал о свадьбе, все устроили за него, даже костюм, в который он был одет, он не выбирал. И никто из присутствующих на свадьбе и теперь в его жизни не знал ровно ничего о его прошлом. Они не знали, какой была его мать, как он бедствовал, как замерзал зимой, и как попрошайничал. Если бы они знали об этом, любили ли они его, восхищались ли им?
У него была красивая и умная жена, но весь брачный месяц он думал о своих картинах. Его не интересовали ни разговоры с ней, ни шалости медового месяца. Он думал только о своих картинах. Как только они переступили порог дома, он бросился на чердак к своим картинам. Тогда это ее смешило. Позже она стала ревновать  и злиться. Он забывал о еде и сне. Он был одержим этим. Он  все писал и писал, а она одна ложилась в холодную постель, одна засыпала и одна просыпалась. Она никогда не была его музой, его музой была мать, опустившаяся женщина, никогда не любившая своего единственного ребенка. Говорили, что она замерзла, когда он попал в клинику или когда уже вышел из нее.
 Он сильно исхудал, друзья шутили, что он изменяет жене со своими картинами. Так и было. Он любил только их. Они были для него дороже. Она злилась, но деньги, которые он приносил, продавая свои картины, помогали ей забыть эти измены. Она стала выпивать. Однажды заметив, что жена снова пьяна, он не забрал у нее бутылку и не прочитал ей мораль, он подлил ей в бокал еще вина. Теперь она была прекрасна! Теперь она была как его мать.
Видя, как она спивается, друзья молили ее больше не пить, предлагали лечь в клинику, но она повторяла, что он любит ее такой. Он действительно любил ее такой. И ради него она пила. Теперь она была его музой. Друзья проклинали его, но ему не было никакого до этого дела. 
Однажды, когда он поехал продавать свои картины, она снова напилась и заснула с сигаретой в руке. Когда он вернулся, дом уже полыхал. Соседи сказали, что уже вызвали пожарных. Тогда он бросился в пламя спасать самое дорогое для него. Соседи умилялись, как этот дурачок любит свою жену, но как же они удивились, когда он вынес из дома не жену, а картины. «Он ее бросил» - тихо сказала соседка. Ее спасли пожарные, а в это время он нежно прижимал к сердцу свои картины.
Они переехали в другой дом в тихом районе. Она больше не пила. Все обустраивала дом. Он не мешал ей ни в чем. Ему был важен лишь чердак, где были его картины.  Все чаще она замечала, как он изменился, он мог часами смотреть на свои картины, говорить  с ними. Он больше не продавал их. А деньги подходили к концу. Она стала на него давить, он стал закрываться от нее на чердаке. Будто маленький ребенок он трясся при словах, что надо продать картины. Она поняла, что от своего одиночества и своих картин он сходил с ума.
Прошло какое-то время, и, несмотря на ее экономию, им пришлось отказаться от этого дома. Они снова переехали в один из бедных районов, тот самый, где раньше он жил. Там они снимали часть дома. Как только они преступили порог, он бросился на чердак, но вместо чердака на втором этаже были спальни.
- Здесь мы будем жить – сказал она мягко – Тебе нравиться?
- А как же чердак? – спросил он неуверенно.
- А чердака больше нет, мы не можем себе этого позволить – прошептал она. Ей стала приятно при мысли, что он теперь не будет писать, свои чертовы картины – Ты же не хочешь продать одну из своих картин.
- Нет, нельзя, они хотят остаться, я не продам их – сказал он, крепче прижимая картины к себе. Она ушла поговорить с хозяйкой, а он упал на пол и, свернувшись калачиком в углу, качался из стороны в сторону. Все его тело ломало. Она не знала, что он уже давно принадлежал не только ей и своим картинам. Она не могла это знать, ведь она  никогда не заходила на чердак. А чердак был весь усыпан шприцами, кое-где он даже сооружал их них какие-то строения.
Теперь он был в чистом сознании, не то, что тогда. Теперь уже прошло полгода, он бросил колоться и бросил рисовать, пытался найти работу, на которую был способен, но у него плохо получалось. Он еще сильнее усох, особенно «высохли» его глаза, теперь они видели мир таким, какой он есть, блеклым и бескрасочным.  Она от него ушла, и, говорят, где-то спилась.   
И вот он лежит на кровати в родном районе, где его бросили две его музы. Он лежит и думает. Он вспомнил, как уходя, она кричала, что он ничтожество и бездарность, что он не художник. Он сказал, что не может писать, что у него нет вдохновения. Тогда она сказала очень грубую вещь, которая сейчас показалась очень правильной. Она сказала: « Если у тебя нет вдохновенья, вскрой себе вены, может тогда что-нибудь получиться. Ты же так все свои достойные картины написал».
Он лежал и смотрел в окно. На небо. Хорошо было бы, если и вправду рай был на небе, и можно было наблюдать за живыми с небес. Тогда и жизни не жалко, смотри, как люди радуются, и сам радуйся. Жизни не жалко, если бы только знать, правда ли на небе так хорошо и все мучения, которые он перенес, станут для него путевкой в рай.  Ему не жалко жизни, если бы знать... Но даже  если и не знать, все равно жизни не жалко. Не жалко. Что ему жизнь? Да разве это жизнь?
Он встал и взял со стола бритву, которой уже давно не брился потому, что давно не выходил из дома. Его подкармливала хозяйка остатками еды с их стола. А больше не было нужды выходить. Он крепко прижал лезвие бритвы к своему запястью и провел по нему. Теплая кровь потекла по руке. Она текла медленно, как будто никуда не торопилась.
 Он положил бритву на стол и, сев на кровать, стал ждать. Вдруг глупые воспоминания нахлынули на него. Он вспомнил мать и ее, они были так похожи и такие разные. Он невольно улыбнулся. И вдруг он понял, что вот он то чувство, которое он не мог вызвать в себе так давно. Это было вдохновенье.
Он взял кисть, но было нечем писать. Тогда он решил, что будет писать своей кровью. Он обмакнул кисть в кровь, но не на чем было писать. Тогда он решил, что будет писать прямо на стене.
После ужина обеспокоенная хозяйка решила навестить художника, который жил у нее и который не пришел после ужина за остатками еды. Когда она вошла в его комнату, она заметила картину, написанную прямо на стене. На ней были изображены две женщины, которые шли по дороге и держались за руки, две его музы, а над ними на облаке лежал мужчина - он – и смотрел на них сверху вниз. Хозяйка долго любовалась картиной, и не сразу увидела, что под ней лежит уже мертвый художник с перерезанными на запястье венами.


Бывает так, что ценнее всего в нашей жизни бываю люди и вещи, которые нам не нужны и вредны нам. И потому лишь мы их любим, что нет в нашей жизни, кроме них никаких радостей, мы любим их потому, что они дарят нам мимолетное счастье. И пускай мы будем расплачиваться за это всю жизнь. Не жалко, лишь бы быть по-настоящему счастливым хоть миг в жизни. Я знала людей, которые всю жизни прожили как по расписанию, и никогда не знали подобных слабостей. Я знала и людей, которые бросались в омут с головой, жили лишь сейчас, у них были эти слабости, за них они расплачивались всю свою старость. В этом и есть счастье. Даже церковь признает, что человек порочен и склонен к различного рода грехам. Там может, человек создан, чтобы грешить?