Дневниковые записи. 1937 год. Часть 68

Часть 67


30 октября 1937 года. Москва.
Сегодня туман меньше. С утра был в Ленинской библиотеке, прорабатывал литературу, необходимую по отчёту (за летнюю практику). Там же была и Варя.
    
Вечером встретились снова. Сначала сидели дома, разговаривали. По поводу какой-то приметы Варя, взяв меня за рукав, спросила:
     — Когда случится?
     — Что?
     — Да всё равно что. Ты скажи — когда?
     — Сегодня.
     — В котором часу?
     — Когда захочешь. И что захочешь.
   
Посмеявшись над этой шуткой, пошли гулять. Сырая неприятная погода. Ветерок. Быстро несётся белая холодная пелена тумана. Варя сказала, что после библиотеки ездила в институт на школу танцев. Меня это поразило... со мной не хотела. Появилась какая-то натянутость. А Варя искусственно начала её ещё больше создавать. Сказала, что хочет идти домой (хотя было ещё только 9 часов вечера). Я решил затеять разговор о вечеринке — надо было выяснить некоторые детали. Варя говорит, что ей не хочется быть на вечеринке, что 5, 6 и 8 ноября она занята, так как в институте вечера и т. д. и т. п. А затем:
     — Миша, давай больше никогда не видеться? Разве ты не видишь, что я не хочу тебя знать, что я нарочно ищу повод для того, чтобы от тебя отделаться?
     — Но почему? Ты объясни! Если причина есть, я согласен.
     — Не хочу тебя видеть, и всё. Разве тебе этого не достаточно? Прощай.
     И подаёт руку. Но я не могу с ней расстаться. Сколько времени я с ней простоял, и что я пытался делать, и о своём состоянии я не пишу, — оно было много ниже среднего. Я ей задал последний вопрос:
     — Варя, значит твои письма были неискренны? Ты обманывала?
     — Нет.
     — Но в чём же причина? В чём?
     Она на этот вопрос не ответила. Да, это конец. Но неужели это произойдёт? Пошёл домой, отгоняя по силе возможности слёзы, ругая себя за «ребячество». На унижение я не пойду. Я ей не всё договорил. Но ладно, точка. В чём причина?
    
Я вспомнил, что Варя хотела на несостоявшейся теперь вечеринке пересказать рассказ Чехова о девушке и молодом человеке. Эта девушка хотела отдаться молодому человеку в одну летнюю ночь у стога и нарочно упала в обморок. Но молодой человек оказался глупым малым, и побежал к реке за водой, чтобы привести её в чувство. Понятно, как встретила его эта девушка. Мне пришла в голову мысль, не похожа ли Варя на эту чеховскую героиню? Кое-что говорит за это. Некоторые похожие моменты были. Но если Варя такая, то я могу тоже сказать: «И слава богу». Но такая ли Варя? Нет, она, какую я создал в своём сердце, — не такая. Она много лучше. Может быть, она просто не верит в мою долговечность, и решила, несмотря на любовь, порвать со мной, чтобы найти себе другого, более верного. И здесь ничего порочного нет. Но как-то мне не верится, что это конец.
    
Дома Галя ругается из-за несостоявшейся вечеринки. Всем приглашённым надо писать теперь отказ.
    
Не хочу писать о себе, чувствую себя прескверно.

31 октября. Москва.
Было факультетское профсоюзное собрание. Профоргом факультета выбрали Красникова. Работу предыдущего состава признали слабой.
   
Собрание немного отвлекло меня от дум о Варе. Теперь я свободен. Но эта свобода меня гнетёт. Я так привык к Варе, что даже и сейчас не мыслю дальнейшего без неё. Вечером написал Варе письмо. Написал ей всё, что думал и чувствовал. Формально намёком сделал ей предложение, самое настоящее, в совершенно здравом уме, но только не знаю, поймёт ли она? Если же она не та, какой я хочу её знать, то ставлю точку. В письме просил ответ написать только окончательный: или да — на всю жизнь, или такое же — нет. И спокойно объяснить причину. Письмо сегодня не отправил, чтобы дать ей возможность 2-3 дня побыть наедине и подумать без письма, так как спокойное решение будет более верным и искренним.

1 ноября 1937 года. Москва.
Ребята нашей группы собираются организовать встречу годовщины Октября. Сначала хотели 8-го, а затем перенесли на 7-е. Я отказывался, так как 7 ноября должен был быть более интересный вечер с Варюшей. Тем более что групповые «девчата» мне самым настоящим образом опротивели. Но теперь домашнего вечера не будет. Однако мне не хочется идти и на групповую встречу. Хочется просто собраться с одними ребятами и напиться, чтобы хоть немного не думать о Варе.
    
Вечером неожиданно звонит Лёша Михайлов. Он только что приехал с Сахалина. Зову к себе. Приезжает с Пашкой Скалабаном. Лёша поправился. Говорит, что из Александровска-на-Сахалине до Хабаровска летел самолётом (6 часов), а от Хабаровска — поездом. Пароходы почти закончили навигацию. Сашка Кучапин пока на неизвестное время застрял на Сахалине. Много говорили о Сахалине, о природе, о геологии. Лёша приехал вовремя, с ним гораздо легче будет переносить своё несчастье.
    
Поздно вечером написал Варе письмо (дополнительно) и отправил. Рассказал кое-что Лёше, он уверяет меня, что всё уладится, что Варя не будет упрямиться. Я ему почти поверил, но когда покопаешься в деталях, всё становится сомнительным. Моё состояние всё же не из хороших.

2 ноября. Москва.
Днём работал в лаборатории. Приехал Лёша, разобрал свои образцы серы. Затем были в Ленинской библиотеке, надо было прочесть некоторую литературу. А вечером с Лёшей проявляли его снимки из Хабаровска (главным образом различных девушек, с которыми он там познакомился). Всё ждал, что, может быть, позвонит Варя, но нет...

3 ноября. Москва.
От ожидания неизвестного состояние возбуждённое. Завтра я, возможно, получу письмо... а возможно, и сегодня, в зависимости от решения Вари. Это будет последнее решение. Лёша меня подбодрил, говорит, что ответ ясен в положительном виде. Говорили с Лёшей о форме отчёта, о его составлении по научно-исследовательской работе. Домой ехал с нетерпением, с замирающим сердцем. Письмо. Милая моя! Да, ответ надёжный. Как я мог подумать о Варе плохое? Причина какая-то всё же странная. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Несколько раз перечитывал её письмо, чтобы окончательно убедиться в том, что не ошибаюсь. Хотелось смеяться, прыгать от радости. Теперь уже никогда ничего подобного с Вариной стороны не будет.

4 ноября. Москва.
Днём «окно»: не пришли Фёдоров и Лебедев, сорвав этим лекции. Использовал это время для работы в лаборатории, анализировал пески Лыткарино и часть — Воробьёвых гор. Затем состоялось комсомольское собрание факультета. Домой пришёл поздно. По дороге заходил к Володе Леонову, чтобы пригласить его на 7 ноября. Позвонил Варе; она говорит, что звонила мне, ждала вчера, сидит дома (больна) и просила заехать завтра днём. Варюшечка!

5 ноября. Москва.
Днём заехал к Варе, привёз ей книжонку К. Чуковского «От 2 до 5 лет». Варя сидит больная с завязанным горлом. Долго разговаривали. Как она изменилась по отношению ко мне, и какая она стала хорошая! Не хотелось расставаться. Оставил ей билеты на вечер в институт, просил, если она почувствует себя лучше, приезжать.
    
Вечер. Варя в институт приехала с Натой, — несмотря на болезнь, не выдержала. Танцы. Наши «девчата» Лена Фридман, Соня Розовская, Надя Субоч и отчасти Ира Чепикова всё время пытались помешать мне и Лёше быть с Варей и Натой. Ленка разозлилась и, стоя в стороне, бросала дикие взгляды. На нас они устроили настоящее нападение. Я же старался нарочно подчеркнуть, что «девчата» группы, как девчата, мне не нужны. Варюша очень хорошая. Но танцы шли плохо: она ещё слаба. Записались на 8 ноября ехать по каналу Москва-Волга. Записал билеты и на Варю с Натой: пусть «наши» позлятся.

6 ноября. Москва.
Днём приезжали Лёша Михайлов и Николай Цитенко выяснять положение с групповым вечером. Все мы за 8-е число, но Ленка и Сонька со своими мужьями нам в контрудар предлагают на 7-е. Но 7-го я с Лёшей не будем. Уладили. Закупил кое-что на свою вечеринку. Затем поехал к Варе. Она больна. Чем дальше, тем больше её люблю.

7 ноября. Москва.
На парад идут войска. Шумная, быстро идущая толпа, с утра заполняет все улицы радостью и весельем. Чувствуется какая-то органическая необходимость в этих нечастых, но  весёлых демонстрациях. Они не надоедают, а наоборот, становятся необходимыми. Долго ждёшь демонстрацию, как весёлого праздничного дня. Метро полно. Но сегодня скука. Сырой холодный день. «Девчата» ругаются. Билеты на канал Москва-Волга на моих девчат мне не дали, наверно, подговорила Ленка Фридман, чтобы досадить нам. А мы с Лёшей решили ответить им ещё крепче. Поедем на канал вдвоём и на виду у «наших девчат» будем крутиться с другими, пусть позлятся.
    
20-я годовщина Октября, а город украшен плохо, слабо. Демонстрация также украшена плохо. А тут ещё неприятный инцидент с портретом Сталина. Лёшка Михайлов с Женькой Крыловым его потеряли. Меня посылали разыскивать. От этой почётной задачи я отказался. И теперь мне влетит, как и Лёше с Крыловым. Может быть, мне даже больше: я ведь комсорг. Неприятная вещь.
    
Вечеринка. Компания приличная, больше десяти человек. Пили за хорошее окончание института, за Октябрь, за ровесников Октября, за сына Володи Леонова (несколько дней назад у него родился сын), затем пили за всех и за всё и просто так. Много танцевали. Фотографировались. Несмотря на свою болезнь, Варя была весёлая и общительная девушка. Время прошло незаметно. В 4 часа ночи пошёл провожать Варю. Красная площадь с отреставрированным красивым собором Василия Блаженного ночью прекрасна. Ярко горят красные кремлёвские звёзды. Шли через новый Москворецкий мост. Идя по мосту, не чувствуешь его — настолько он широк. Улицы пустынные. В голове туман от выпитого вина, от Вари. Она говорит: «Ты приучишь меня к своим поцелуям, и мне будет трудно без них». А затем уже в парадной, в передышке между поцелуями, говорит: «Миша, как я тебя люблю... а ты любишь хоть немножко?» — «Да, Варя, люблю... и не немножечко». Можно ли после этого расставаться? Варюша почти дома, и я не могу её отпустить. Хочется быть с ней всю ночь, всё время. И сегодня она говорит правду, сегодня она любит.
    
Домой пришёл только в половине седьмого утра. Лёг на час, так как в полвосьмого надо ехать на канал Москва-Волга. Поставил будильник. Но, несмотря на это, проспал, выключил будильник и проспал. И не жалею, так как спать на канале было бы довольно скучно.

*****

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/16/1192