Домик на дереве

Когда мне было семь, у меня была подружка Эрика, удивительно умная девочка с чудесными шоколадными кудряшками, которые ее мама повязывала яркими ленточками. Она жила через дорогу и два дома направо и тоже не ходила в школу, но, в отличие от меня, не по воле родителей, а из-за слабого сердца. Мы вместе читали, ели мороженое, а потом облизывали пальцы, исследовали тайный мир муравьев и пугали прохожих, издавая вдруг индейские кличи из старого домика на дереве, примостившегося в ветвях яблони, еще более старой, росшей у забора. Наша дружба продолжалась ровно шесть месяцев, начавшись в первые теплые дни мая и оборвавшись в последние дни ноября, когда листья на яблоне пожелтели, и домик на ней стал совсем серым. Вот как это случилось.

Был День благодарения, и вся моя семья собралась в Саванне. Мэри и Сэм, еще не обзаведшиеся детьми, тоже приехали. Утро выдалось ясное и холодное, с хрустящей от изморози травой. Мама нарядила меня в вишневые вельветовые штаны вместо обычных потрепанных джинс, и мы с Эрикой отправились играть в сад. В домик на старой яблоне вела лесенка из приколоченных к стволу досок, а внутри это убежище, в котором играл еще мой дядя, скрывало мягкие потертые подушки, лоскутное покрывало, шкаф со всякой всячиной и целый ящик старых игрушек. Вскарабкавшись наверх, мы залезли в дом. Набив карманы яблоками, мы целый час развлекались, их поедая, устраивая куклам чаепития и споря, что лучше - "Хоббит" или "Рэдволл". Постановили, что "Хоббит" любым мышам и кроликам даст форы.

А потом, слезая по лестнице вниз, чтобы набрать еще яблок, я упала. Руки соскользнули на ставших гладкими со временем деревяшках, и я сорвалась с трехметровой высоты. Земля шибанула меня по спине, выбив дух. Несколько мгновений я лежала, оглушенная, на покрытой инеем траве, глядя вверх, на серые доски домика. А потом пришла боль. Она накатывала постепенно, охватывала затылок и позвоночник, добиралась до пальцев рук и ног. Я попыталась пошевелиться, но боль пронзила меня насквозь, и я бы закричала, если бы могла. Но вместо крика из горла раздался жалобный хрип. Сжав зубы, я изо всех сил старалась не двигаться.

Крик все-таки раздался, но не мой. Вышедший на крыльцо дядя Дон увидел меня, распростертую на траве, и помчался ко мне со всех ног. Что-то хрипло утешительно шепча, он осторожно поднял меня на руки и понес в дом. От него пахло кожей, и кофе, и трубкой деда, курившего в гостиной, и свежими булочками, которые испекла мама. Уткнувшись носом ему в грудь, я дышала этими запахами и, кажется, от них мне становилось легче. Дон положил меня на диван в гостиной. Дед уже вызывал службу спасения, бледный, как полотно. Сорвав и бросив на пороге кухни с себя фартук, ко мне бросилась ко мне мама. Она села рядом и положила мою голову себе на колени, тоже что тихо причитая. Она гладила меня прохладными руками по лбу, перебирала мои волосы. В глазах у нее не было слез, но мне все время казалось, что она плачет. Она тогда боялась, что я сломала спину.
Скорая приехала быстро. Медики обследовали меня там же, на диване. По их просьбе я все-таки стала шевелиться, сначала руками, потом ногами, потом головой. Боль очень тихо, но отступали. Врачи сказали, что я чудом ничего не сломала, даже сотрясения мозга, скорее всего, нет, госпитализировать меня не нужно, но на обследование сходить все-таки стоит.

Спустя полчаса, когда они уже уехали, я смогла сесть. Я вся, все мое тело были одним сплошным ушибом. Кости ломило, шея ныла, колени дрожали. Мама не выдержала и расплакалась, уже от облегчения. И заставила меня съесть целую кучу всяких булочек с цукатами и пирожков, начиненных яблоком с корицей. До самого вечера, когда я уже начала уверенно ходить, меня опекали со всех сторон, брат и сестра постоянно тискали в объятиях, а папа порывался немедленно начать разламывать домик на яблоне. За ужином, на который мама, Мэри и Дон совместными усилиями приготовили грандиозную индейку, мне на радостях налили немножко красного вина, которое я с видом знатока признала несколько худшим, чем виноградный сок из супермаркета. Дед хохотал.
Мы все забыли об Эрике. До первых звезд она просидела в домике на дереве, вжавшись угол. Маленькая девочка со слабым сердцем, она тяжело дышала, беззвучно плача, а потом только жалобно пища. Выйдя в холодную ноябрьскую тьму покурить, дед услышал этот жалобный писк и решил по началу, что это мышь забралась под крыльцо. Но звук раздавался от яблони. Не посмотрев на свои годы, дедушка забрался на нее, и из угла на него уставились два темных блестящих глаза до смерти испуганной Эрики. Он сам снял ее сам отнес ее домой, к родителям. Те, перепуганные, уже собирались обращаться в полицию. Второй раз за день на нашу улицу приехала машина скорой.

Через неделю семья Эрики съехала - ее пришлось положить в медицинский центр в другом городе, в каком - не помню. Дом пустовал три месяца, но в марте в него заселилась молодая бездетная пара с золотистым ретривером. Я подружилась с маленькой Милли с соседней улицы, уже не такой умной. Мы пекли кексы и смотрели мультики. А домик на дереве все продолжал висеть, уже пустой, в ветвях старой яблони.
Он и сейчас там.