Странная история Генри и Эдварда

- Пойми, Генри, люди - дураки. Жалкие, ничтожные создания, недалеко ушедшие от шимпанзе, в чем лично я полностью согласен с мистером Дарвином. Посмотри хотя бы на меня! - Он хрипло расхохотался. - Животные, полные низменных инстинктов, развратные твари, которым потребно только три вещи: жрать, трахаться и убивать друг друга. Поэтому я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы избавлять матушку-природу от подобных существ. Радикальными методами.
Он был отвратителен. Во всех смыслах этого слова. Коротышка ростом около четырех с половиной футов, с широкими плечами и кривыми ногами. Длинные, как у обезьяны, руки были покрыты волосами, ногти неухоженны и грязны. Лицом он походил на обезьяну еще больше - надбровные дуги, выдающаяся челюсть. Сходство усиливала та же густая растительность - вечно нечесанные космы на голове, спутавшиеся в колтуны, бакенбарды, воинственно торчащие в стороны.
Но самыми страшными были его глаза. Во-первых, потому что они, такие человеческие, дико и пугающе смотрелись на его зверином лице. В них горел живой и пытливый разум гения, но вместе с тем - оскал умалишенного. А во-вторых, что хуже всего, - это были глаза и Генри тоже, и они оба это прекрасно знали.
- Эдвард, ты монстр.
- Монстр, которого создал ты, Генри. - Он выпятил нижнюю губу, как капризный ребенок и насупил свои косматые брови. - Или мне звать тебя "папочкой"? Ха-ха-ха-ха!
- Прекрати немедленно! Ты не имеешь права убивать людей!
- А ты имеешь?! - воскликнул Эдвард, вскакивая одним прыжком на стол. От него крепко несло портвейном, табаком и потом. - Ты имеешь, да?! Пойми, Генри, в этой ситуации я - такая же жертва, как и ты. Смирись, что мы с тобой равны, Генри. - Эдвард дыхнул в лицо Генри сигарным дымом и похлопал его по плечу. Усмехнувшись, он зажал сигару в зубах, по-обезьяньи взвизгнул и одним мощным скачком очутился на люстре, где повис на одной руке.
- Эдвард, это разные вещи... То, о чем говоришь ты и то, о чем говорю я - кардинально разные вещи! - Генри схватился за голову и зажмурился. - Ты убийца, а я - творец!
- Да неужели? Ха-ха-ха, Генри, ты - творец?! Ты равняешь себя с Господом Богом, Генри?! С Богом?! - Эдвард, казалось, начал сердиться. Его и без того ужасное лицо исказила гримаса ярости, крупные желтые зубы обнажились до десен в животном оскале. - Ты не Бог, ты такой же грязный убийца, как и я! Не притворяйся агнцем, Генри! Ты убийца!
- Думай, что говоришь! - не выдержал Генри, вскакивая с места так резко, что стул опрокинулся и со стуком упал на пол. - Все-таки это я тебя создал!
Генри был молод и привлекателен. Высокий, - шесть футов, - с чуть вьющимися и всегда причесанными каштановыми волосами, с аккуратно подстриженными усами и умным добрым взором. Глядя на этого молодого, красивого, всегда ухоженного и чисто одетого молодого человека, невозможно было сказать, что он, Генри, и Эдвард - один и тот же человек.
- И именно в этом твоя вина, Генри, именно в этом! - Эдвард спрыгнул с люстры на пол, причем абсолютно бесшумно. Одной рукой он поддел лацкан своего пиджака, другой облокотился на лабораторный стол. - Ты создал монстра, жуткое чудовище. Самое жуткое, какое только видел этот свет. Ты создал... человека.
- Человек ужасен, но только потому, что он еще не совершенен!
- Знаю, знаю, я сто раз слышал эту твою дурацкую теорию, Генри. "Человек еще не совершенен, ему нужно также трансформироваться, как это сделали древние приматы, и что-то должно послужить этому толчком". И ты, конечно, возомнил, что именно тебе должно стать этим самым толчком, да, Генри? Не много ли ты на себя берешь, папуля?
- Побойся Бога, Эдвард, хоть тебе нет и десяти, биологически ты сам мне в отцы годишься. - Генри поставил стул и снова сел на него. Вид у него был крайне усталый.
- Мне нечего бояться Бога, Генри, Он не властен надо мной, ибо не Он меня создал, а ты. По сути, ты действительно мой отец и мой Бог. Но при все при этом, Генри, я - это ты. - Эдвард снова сжал сигару зубами и гаденько захихикал. - Премилая ситуация, неправда ли?
- Хватит философствовать, мы отошли от темы, Эдвард. Зачем ты убил этого человека?
- Не знаю. Просто захотелось. Я человек, такова моя натура. Помни: жрать, трахаться и убивать. Только я еще люблю портвейн и сигары. - Эдвард ухмыльнулся и развел руками.
- Что значит "захотелось"? Ты хоть понимаешь, чем это все может для нас обернуться? Полиция уже вовсю разыскивает убийцу, и они могут выйти на это место! - Генри выглядел испуганным.
- О, можешь не беспокоиться, Генри. Непременно выйдут. Сам понимаешь, меня несколько раз видели у твоего дома и даже в этой самой лаборатории. А внешность у меня, мягко говоря, запоминающаяся. Так что обо мне - и о тебе! - вспомнят первым делом, Генри.
Эдвард стал с заинтересованным видом переставлять пробирки и реторты на столе, протирать колбы рукавом пиджака.
- Кстати, Генри. Что это за история с завещанием?
- О чем ты? - насторожился Генри.
- Да чего ты так насобачился, пап? Просто я узнал... совершенно случайно, разумеется... что ты переписал отцовское завещание на меня. Зачем?
- Ты и сам прекрасно знаешь. Хоть ты и состарился быстрее меня в несколько раз, больше ты стареть не будешь вообще и проживешь дольше меня, гораздо дольше. - Эдвард отвесил Генри шутовской поклон, тот только отмахнулся и продолжил. - А я не избавился от тебя только потому, что ты оказался таким же гением, как и я, а две головы лучше одной.
- Хах, неудивительно, папуля. Ну и что же?
- Но, так как я умру раньше тебя, ты должен будешь продолжить мои научные изыскания.
- Ты называешь эти черные делишки, отравления и убийства, что ты учиняешь у себя в подвалах, с благородной целью выведения новой породы человеческой твари, научными изысканиями?
- Не юродствуй.
- Нет, правда. - Эдвард пожал плечами, докуривая сигару и бросая ее в угол. - Ведь твоя единственная удача, это то, что ты вывел еще одного себя, то есть меня, из семени сифилитичной портовой шлюхи, которая, родив огромного младенца-урода, померла от кровопотери. Или неудача... Кстати, глядя на контингент твоих жертв...
- Это всего лишь эксперименты, Эдвард...
- Да-да, хорошо, хорошо. Глядя на жертв твоих экспериментов, я все никак не могу понять - как ты собираешься выводить лучших людей из самого отвратительного сброда, э? Ты убивал бродяг, нищих, проституток, свихнувшихся опиоманов, пациентов бедламов и самоубийц. Словом всех тех отбросов общества, единственным плюсом которых было то, что их никто не хватится.
- Неважно, кем был участник эксперимента в социальной системе, ты же знаешь, хватит смеяться. Важен только биологический материал, а он у всех людей схож.
- Ты знаешь, Генри, что у тебя мания?
- Прости?
- Да-да, ты не ослышался. Ты маньяк, Генри. Ради своей "идеи" ты убил четырнадцать человек! А я тебе в этом еще и помогал. Господи, с кем я связался?! - Эдвард картинно воздел длинные кривопалые руки к потолку, слвно взыскуя помощи у небес. Затем он взобрался с ногами на кресло, стоявшее напротив стола и сел в нем по-турецки.
- Не надо театральничать, Эдвард. Ты сам говорил, что Бог для тебя ничего не значит.
- Точно так же, как и для тебя, разве я не прав? Только безбожник может ставить целью улучшить человека.
- Я не безбожник, я атеист, Эдвард.
- Велика ли разница, Генри? - Эдвард встал в кресле. Встал и Генри.
- Хватит меня упрекать! Ты, я погляжу, уж больно хочешь очистить свою репутацию, мерзкое животное. Да, я безбожник, возможно. Но я сделал... все это, - Генри указал рукой в сторону цинковых столов, на которых лежали укрытые простынями тела, - все это ради благой цели!
- Благой цели?! Ты и вправду одержим, папочка!
- Я сказал, прекрати! - каштановый чуб нервно дернулся - Генри обошел стол и встал рядом с креслом. Теперь они глядели с Эдвардом друг другу в глаза. - Ты... ты ведь помогал мне, ты сам это только признал. А значит, ты - как минимум пособник! Не пытайся обелить себя за мой счет, Эдвард. Хочешь быть хорошим парнем? Не выйдет. Ты квинтэссенция зла, темная сторона человека.
- Как будто в человеке есть светлая. А ведь я даже в чем-то лучше тебя.
- В чем же это?
- Я честнее. Да, не спорь. Вы, люди, все так кичитесь своей человечностью. Мол, вы такие умные, честные, порядочные. Будто вы перестали быть зверьми и стали чем-то выше. Чушь, дерьмо! Вот он я, живое доказательство собственной правоты! Люди - животные, просто умело прячущие свою подленькую натуру за маской нравственности и приличий. И ты такой, Генри, и ты такой! А я, в отличие от всех вас и от тебя, не скрываю своего зверя - вот он, кушайте! Я не лицемер, ведущий двойную жизнь. Да, я зло, ты не ошибаешься. Зло, как и все люди. Но я мерзкое, до неприличия честное зло. В первую очередь - перед самим собой. То есть, перед нами обоими! Ха-ха-ха, - Эдвард сипло расхохотался в лицо Генри, изо рта у него пахнуло как будто вековым смрадом всех грехов, - Кто бы мог подумать, что в таком респектабельном молодом джентльмене, переспективном ученом и завидном женихе скрываюсь я, да?
- Ты опять? Мы идентичны только генетически, в твоей душе рождаются такие помыслы, какие в моей никогда не появлялись. Мы не едины, нет, никогда и ни за что!
Генри нервно дернул свой воротник, с щелчком оторвалась и отлетела пуговица, звеня упала на пол и укатилась в темный угол тускло освещенной лаборатории. Генри помотал головой, словно пытался вытолкнуть эти самые "помыслы" из нее. Отошел к лабораторному столу, оперся на него ослабшими руками.
- Как же так, папочка? А как ты тогда объяснишь, что у меня - твой ученый гений? Что я думаю так же, как и ты? Что я умею и помню то же, что и ты? Не-е-ет, Генри, мы едины в двух лицах. Осознай и прими это. А раз такие помыслы рождаются в моей душе, хоть и странно слышать это слово от атеиста, то они рождаются и в твоей. Только ты их подавляешь, а я - нет. Я - твое отражение, Генри. Глядя в зеркало ты всегда будешь видеть по ту сторону стекла меня.
- Возможно. Но я обязательно стану великим ученым, обо мне напишут в книгах как о величайшем человеке в истории.
- Ага, обязательно напишут. Страшную сказку для детишек. Тобой будут пугать непослушных оболтусов - злой дядя с ножом и пробиркой.
Эдвард снова обнажил неровные зубы. Чиркнула спичка, раздался запах табака, он закурил новую сигару.
- Все, мне это надоело, я иду спать.
Генри широкими шагами подошел к двери, вышел из лаборатории, громко хлопнув дверью. В длинном узком коридоре он слышал из-за двери приглушенный сиплый смех Эдварда. А затем крик:
- И запомни: в этой истории нет хорошего парня, Генри!
Наутро Генри сидел в холле, в кресле перед камином, а напротив него сидел детектив из полицейского управления Эдинбурга. Полисмен задавал Генри вопросы, внимательно выслушивал ответы и долго и тщательно, слово в слово записывал их в блокнот.
- Итак, вы утверждаете, что никогда не видели никого, похожего на описанного мною человека, верно?
- Да, офицер.
- Но многочисленные свидетели утверждают, что часто видели именно его возле вашего дома, а несколько раз - даже входящим в него и выходящим из него. Как вы это объясните?
- Поймите, я ученый, биолог. Ко мне приходят разные люди с разными просьбами, ведь я веду медицинскую практику.
- Ну да, ну да, мистер МакАлистер, директор дома для умалишенных, говорил мне... - Полисмен пролистал записи и покивал. - То есть, вы не отрицаете, что могли его видеть и принимать у себя?
- Вовсе нет. Но я не обязан запоминать каждого своего пациента, клиента или просто случайного визитера, офицер.
- Конечно, сэр. Что ж, в таком случае, это пока все.
- Пока?
- О, да. Забыл вас предупредить! Инспектор О'Кевин, наш шериф, собирался навестить вас этим вечером.
- Буду знать. Всего хорошего, офицер.
Откуда-то сверху, с чердака, раздался грохот.
- Что это было, сэр?
- Наверно, снова упал стеллаж с инструментами. У него подломлена ножка, постоянно заваливается. Ничего страшного.
- Ясно. Ну, что же, хорошего вам дня, мистер... эм... - Детектив, казалось, забыл имя Генри.
- Просто, до свиданья. - С нажимом произнес Генри. Полицейский козырнул и ушел.
Когда за детективом закрылась дверь, Генри надел шляпу, схватил свой саквояж и поднялся по лестнице на чердак, где располагалась лаборатория. Торопливо прошел по узкому длинному коридору, распахнул пинком дверь  начал собирать со столов баночки без этикеток, совершенно не обращая на клетку в углу комнаты с толстыми прутьями.
- Какого хрена, Генри?!
- А-а, проснулся, сыночек. - Генри злорадно усмехнулся, шутовски отсалютовал Эдварду, приложив два пальца к полям шляпы. - Доброе утро.
- Генри, что за хрень?! Почему я тут, в этой клетке?!
- Понимаешь, ты слишком убедителен. Твои речи подрывают мои моральные устои и нравственные ориентиры. Они мешают мне сосредоточиться на цели. Поэтому я решил уехать в Лондон, чтобы продолжить свои опыты уже там.
- А я, что будет со мной, Генри?
- А ты... умрешь, увы. - Генри пожал совершенно равнодушно плечами. - Видишь, рядом с тобой стоит бутылка портвейна? В ней разбавлено три столовых ложки цианистого калия. Так что у тебя два варианта умереть - либо долго и мучительно от жажды, либо быстро и безболезненно от яда. - Генри повернулся наконец лицом к клетке. - Лично я бы предпочел второй вариант. А если вдруг и ты предпочтешь его, то знай, что тебе лучше выпить твой любимый портвейн до файв-о-клока, потому что вечером к нам нагрянет гость - шериф О'Кевин, который, увидев, что дверь ему никто не открывает, скорее всего вызовет отряд бравых плечистых бойцов, те вышибут дверь, обыщут дом и... обнаружат тебя. Если мертвого, то с тобой уже ничего не будет. А вот если живого...
Генри выразительно покосился на два ряда столов с трупами.
- И этот человек называл меня злом... - со смесью ужаса и восхищения в голосе прошептал Эдвард.
- Вот именно, человек. И ты, как ты любишь повторять, человек. А человеку свойственно быть низким и подлым животным, да? Как ты там говорил? Жрать, трахаться и убивать? Что ж, поесть я люблю, убивал я много...
- Только вот с бабами у меня получше, чем у тебя, смазливый импотент...
Генри сжал губы, выпрямился и с размаху саданул Эдварда коленом в челюсть. Тот завыл и отлетел вглубь клетки, держась за лицо.
- Следи за выражениями, ублюдок. Ты неудачный опыт, всего лишь дурная копия моего гения. "Всего лишь человек", хотя должен был стать первым сверхчеловеком. Ах да, кстати, я забираю все деньги... Но тебе уже все равно, это я так, к слову.
- Так вот зачем ты переписал завещание на меня, да?! Теперь они найдут мой труп, и деньги искать не станут?! Хите-е-ер... А если я не стану пить яд?
- Формально деньги будут за тобой, искать их опять-таки не станут... а в Эдинбургской тюрьме они тебе ни к чему. Впрочем, если ты попытаешься им рассказать, что ты - гомункулус и мой клон, "человек из пробирки", ты попадешь скорее в клинику старика МакАлистера.
- Ты и в самом деле маньяк...
- Я человек.
- И я - человек.
Генри сел на корточки перед клеткой, чтобы быть на одном уровне с собеседником. По ту сторону решетки к прутьям подошел Эдвард. Они смотрели друг друга в глаза и молчали. Вдруг они одновременно выкинули вперед руки и схватили друг друга за грудки.
- И правда, как зеркало, Эдди...
- Чтобы ты сдох, сукин сын...
Генри с трудом отстранился от бешеного Эдварда, снова козырнул, поднял собранный саквояж, напоследок оправил пиджак и направился к двери.
- Будь же ты проклят, - крикнул ему вслед Эдвард, - будь ты проклят, доктор Генри Джекил!
- Всего хорошего, мистер Эдвард Хайд! И кстати, ты был прав. - Дверь приоткрылась и в проеме появилось ухмыляющееся лицо доктора Джекила. - В этой истории нет хорошего парня.

Вокзал гудел голосами, он был полон сил и жизни. Всюду сновали мальчишки-газетчики, степенно расхаживали под ручку парочки, завывали гудки паровозов, кричали грузчики и носильщики, носились служки, торопились пассажиры, плакали провожающие, смеялись встречающие.
- Здравствуйте, мисс. У вас должен быть забронирован билет в купе на сегодняшний поезд до Лондона.
- Посмотрим... на чье имя, сэр?
Кассирша подняла глаза и невольно улыбнулась. Перед ней стоял красивый молодой мужчина с аккуратно уложенными волосами, правильными ровными чертами лица и росчерком усов над верхней губой. В руке он мял шляпу, в другой - держал большой саквояж. Глаза мужчины были умными и необычайно добрыми.
- На имя доктора Виктора Франкенштейна.