Дневниковые записи. 1938 год. Часть 79

Часть 79


9 марта 1938 года. Москва.
Состоялось факультативное собрание партийно-комсомольского актива. Горячо обсуждались вопросы академической работы и дисциплины (посещаемости), которая на факультете не на высоте. Новым деканом у нас будет доцент Жданов (вместо Сулина).
    
После собрания, а закончилось оно в 7-30 вечера, я позвонил Варе. Сказали, что она уже уехала на вечеринку своего факультета и обещала мне оттуда позвонить. Как она там проводит вечер?
    
Наконец, Варя звонит. Говорит, что люди собираются и т. д. и т. п. Слышно, как играет патефон. Весело болтая, она предложила:
     — Миша, я хочу, чтобы ты проводил меня домой. Я хочу возвращаться с тобой.
     — Я очень рад.
     — Только встретимся, давай, у дома правительства. Я тебе позвоню, когда выезжать, если не будет поздно.
     — Только обязательно, Варюша. Буду с нетерпением ждать твоего звонка.
     Да, я был рад такому хорошему исходу дела. А пока занялся перечерчиванием геологической карты района практики для отчёта. Дома родителей нет. Сестра Галя спит.
    
Уже 12 часов ночи. Варя не звонит. Я начинаю волноваться, карта не продвигается. Грипп опять даёт о себе знать, хочется спать (последние три дня я сплю не более 5 часов, прихожу домой за полночь).
    
Половина первого. Решил, что она уже не позвонит, но без четверти час ночи раздаётся звонок от Вари. Спрашивает, что я собираюсь делать?  Я говорю что-то, что в таких случаях и в такое время обычно делают.
     — Значит, меня не хочешь проводить?
     — А не поздно?
     Да, было поздновато, а завтра рано вставать. К тому же устал.
     — В таком случае — до свиданья. И завтра мы не увидимся.
     — Варя, подожди. Если так, то я еду.
    
Около часу ночи встретились Мне гораздо лучше потерять два часа на сон сегодня, чем потом потерять сон  на несколько дней, а может быть, потерять Варю. С Вариной стороны это не злоупотребление, так как это бывает чрезвычайно редко. А поэтому я для неё готов сделать всё возможное.
    
Варя осталась очень довольна вечеринкой. Каждый показывал свой талант, пели, декламировали, играли, танцевали... Только, говорит, мало было мальчиков. За весёлой Вариной болтовней незаметно дошли до дома. Прохожих мало, улицы пустынны. А при прощании долгий поцелуй. В конце концов, я рад, что провожал Варю. Но с трамваем получилось плохо.

10 марта. Москва.
Проклятье! Прескверная история. Я начинаю презирать самого себя. Совершенно не могу успокоиться. Начну по-порядку, если тут возможен какой-нибудь порядок.
    
После занятий в институте я сразу поехал в центр и взял билеты в кино на 8 часов вечера. Затем звоню Варе, чтобы она приезжала пораньше. Весело поболтали. Варя сказала, что она обязательно приедет ко мне к семи  часам, а постарается — и к полседьмого. Эти часы ожидания были для меня невыносимой пыткой. Семь часов. Половина восьмого. Без двадцати восемь. Неужели Варя обманет? Проклинаю всё на свете. Наконец, без четверти восемь звонок в дверь. Злая, далёкая. Что с ней случилось? Сразу идём в «Метрополь» на картину «Богатая невеста». Вообще лёгкая и средняя вещица. Варя сидела угрюмая, неприступная. Но к концу фильма стала близкой, хорошей. Я уже к этому начинаю привыкать. В этом Варю нельзя упрекать, это происходит независимо от неё. Она говорит, что сама не знает причины перемены её настроения в худшую сторону.
    
При выходе на площадь предложил Варюше зайти ко мне. Тем более что времени не много. Сначала не хотела, потом согласилась: «Только ненадолго».
    
Сначала всё было очень хорошо. Попили чайку. Целовались. Страстные объятия. Пробовали петь «Сулико» и «Казачью песнь» (Валя принесла текст этих вещей). Чтобы нам не мешали, я запер дверь. Затем снял с Варюши свитер и с себя пиджак. Несмотря на холод в комнате, с Варюшечкой было прямо жарко. Какая Варюшечка хорошая! Какая доверчивая. И какой оказался я... Чтобы не мешал свет, я его потушил. Опять поцелуи и ещё более ст...(1)

...вывод, что Варюшечка замечательная девушка. Недостатки есть в каждом человеке. Но достоинств и порядочности у Вари больше, чем у всех остальных. Неужели Варя будет меня после этого считать негодяем? В конце концов, Варюшечка сдалась, и долгие горячие поцелуи утвердили это. Проводил её домой. Расстались внешне как будто хорошо. Но как только Варюша исчезла в дверях, я почувствовал всю омерзительность своего поступка. Я негодовал на себя, ненавидел себя. Теперь-то уж Варюша всё кончит. У меня же оправданий нет. Жгучий стыд бросал меня в жар и я чувствовал, что краснею, стеснялся смотреть на прохожих, хотя и видел, что в темноте они ничего не заметят; мне казалось, что каждый прохожий будет смотреть на меня, как на негодяя. 

11 марта. Москва.
Утром проснулся и вдруг мне представился весь ужас вчерашнего вечера…(2)

…и докажу Варе (если даже всё будет кончено), что я не негодяй... Варюша была первой девушкой, которую я любил и целовал, и она будет, как мне сейчас кажется, последней… Я целиком посвящу себя геологии, уеду в самые тяжёлые и опасные районы… и не хотел бы оттуда возвращаться живым. У меня теперь не осталось никаких хороших перспектив в жизни… Жизнь мне уже наскучила в мои 24 года. Ужасно об этом подумать, но это так.
    
С часу дня до трёх — практическая езда на автомобиле. Затем небольшой разговор с профессором Пустоваловым о ходе моей научно-исследовательской работы. Пустовалов сказал, что «у нас с вами седьмого апреля будет серьёзный большой разговор». К этому сроку я обещал закончить научно-исследовательскую работу.
    
С четырёх до шести часов дня работал в лаборатории. Вечером читал о «процессе». Но больше нервничал, ходил по комнате, ждал одиннадцати часов вечера, когда Варюша возвращается домой и ей можно будет позвонить. Чувствую себя приговорённым человеком и большим бандитом.
    
В 11 часов вечера звоню. Подходит её брат, говорит, что Варя придёт поздно, так как у неё собрание. 11-50 звоню снова. К телефону подходит Варюша. Отвечает плохо, отрывочно. Говорит, что читали постановление ЦК ВЛКСМ(3). Спрашиваю о делах. Говорит, что ничего нет. Спрашиваю, будет ли завтра у них в институте вечер? Отвечает:
     — Завтра утром узнаешь.
     — Позвонить тебе утром?
     — Нет. Ты так узнаешь.
     На этом разговор был окончен. По-видимому, завтра утром я получу её последнее письмо. Я заранее знаю, что она там напишет. Она проклянёт меня, как самого последнего человека.

12 марта. Москва.
Утро — письмо от Вари. Даже хуже, чем я ожидал. Нет, я не могу примириться, я всё же не такой, каким я стал казаться Варе... Это уже конец. И мне нечего сказать в своё оправдание… Я не имею права и совести просить о чём-нибудь Варю. Как грустно... А что будет вечером? Какой-то кошмар и зияющая в сердце пустота. Хорошо хоть то, что время заполнено днём.
    
С одиннадцати до часу дня ездил на машине. Огромные очереди за газетами, по несколько сотен человек. Газеты ещё не вышли, а очередь стоит час, два, три... Жаждут прочесть речь Вышинского на процессе.
    
Потом дома написал письмо Варе. Попытался всё ей объяснить и показать, что я не такой, но просить свидания не решился... После этого очень трудно разговаривать.
    
Потом, в 6 часов вечера, не вытерпел, позвонил Варе. Потребность услышать её голос, хотя и ругавший меня, была настолько велика, что я ничего не мог поделать с собой.
    
Подходит Варя. Говорю ей, что я всё же не такой... Как трудно говорить. Письмо моё она получит завтра, и там всё узнает. Спрашиваю, что она делает. Отвечает очень плохо, отрывочно, но всё же отвечает. Говорит, что с сестрой Олей днём была на лекции, в Музее изящных искусств. Вечером с ней же собирается на вечер в институт.
     — Ну, веселись, Варя... А что у тебя с семейным делом?
     — Сегодня ночью арестовали отца.
     При прощании говорит:
     — До свидания. Нет, прощай!
     А её двоюродная сестра Оля кричит в трубку:
     — Прощай до завтрашнего вечера! — и смеётся.
     Но сестра ведь ничего не знает, что произошло. За что арестован её отец? Неужели и он во что-нибудь замешан? Проклятье! Во всяком случае, это к Варе не имеет никакого отношения.
    
Газеты вышли поздно. Огромнейшая речь Вышинского на процессе. Германия заняла Австрию, и отныне Австрия является провинцией Германии. А за ней Чехословакия, а там и война с нами. Сколько мне ещё осталось жить?
    
Вечером с Галей и Володей Леоновым пошли смотреть кинохронику «На Северном полюсе» о воздушной экспедиции на Северный полюс и организации там папанинской научной дрейфующей станции. Хорошая картина. Особенно понравилась жизнерадостность и живость Папанина, он никогда не даст хандрить. Маленький, круглый, потешный, как медвежонок.
    
Вечером Володя сидел у меня. Он всегда вовремя спасает, но я ему ни слова не говорил. Всё же он кое-что заметил и говорит, что от хандры меня надо женить. Легко сказать, но, если это будет не Варя, я никогда не женюсь. Всё же как-то странно: знаю почти наверняка, что, в конце концов, с Варей всё покончено, а в глубине души ни на минуту с этим не могу примириться... Неужели же всё кончено?


*****

(1) Далее текст в дневнике прерывается — полстранички в тетради вырвано. Видимо, позднее Михаил Ильич посчитал нежелательным оставлять потомкам слишком уж личные строчки. А возможно, вырвано случайно.
(2) Здесь текст вновь прерывается из-за отсутствия другой стороны как раз той, вырванной Михаилом Ильичом, половины странички.
(3) ЦК ВЛКСМ – Центральный Комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи.

*****

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/01/16/1976