Клевер цветёт. Глава 3

— На что это ты так уставился, а?

От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Тем более что Валерьянка мирно релаксировал (а может, просто спал) под своим навесом, а в поле, как мне казалось, больше не было никого.

Я обернулся.

Девчонка была небольшого роста, на две головы ниже меня, в поношенном синем комбинезоне, похожем на тот, в котором папа ходил в гараж чинить дедову «Победу». Короткие светлые волосы отчаянно кучерявились, неожиданно розово-красные, словно у альбиноса, глаза, казалось, смотрели на меня с интересом.

— Ты чего, язык проглотил? — она хихикнула.
— Н… н-н-нет…

«Проклятье! Неужели заикание вернулось?! Как некстати…»

— Уже хорошо, — она уселась на землю рядом с кораблём, поджав под себя худые босые ноги. — Так на что ты там так внимательно смотрел?
— А… Я… Ну, это…

Ещё одним щекотливым моментом было то, что я не был уверен, стоит ли мне говорить ей о корабле. С одной стороны, это было чистой воды безумством, но, с другой стороны, она почему-то казалась мне… Не знаю даже… Не такой, как деревенские девчонки, как минимум. Интересно, я никогда её раньше не видел. Может, ладышкинская? Или из Мордасово? Там я вообще никого не знал.

— Да-а уж, — она подпёрла кулачком подбородок. — Так у нас с тобой разговора не получится. Хорошо. Тогда спрошу так: ты его видишь?
— К… К… Кого?
— К… к… корабль, — передразнила она меня.
— А, это, — мне немного полегчало. — Да. Вижу. Ты тоже?
— Мгм… Интересно, — она словно не расслышала моего вопроса, — почему это ты его видишь…
— А почему его видишь ты?

Она посмотрела на меня и усмехнулась.

— Ну ладно. Что ж с тобой таким поделать-то. А тот, второй — он твой друг, да?
— А? Валерьянка?
— Валерьянка? — повторила она. — А это что, имя такое?
— Н-нет, это…  вроде как кличка. Прозвище.
— А-а, — она понимающе кивнула, — ясно. И что, он тоже видит?
— Нет. Хотя, думаю, даже если бы он видел, он бы и в этом случае точно так же спал бы сейчас под своим навесом. Его, наверное, вообще ничем не удивишь.
— Вот как… Интересный у тебя друг.
— Наверное…
— А сам ты кто? Как тебя зовут?
— Э-э, Гектор…
— Как? — она казалась удивлённой. — Гекко?
— Гектор, — терпеливо повторил я. — Ну а ты? Кто ты такая? Из какой деревни будешь?
— Гекко… - она вновь проигнорировала мой вопрос. — Гекко — это здорово. Потому что я — Никко.
— Э… И что?
— Ну как что? Гекко — Никко. Никко — Гекко. Забавно.
— А что забавного?

Она расхохоталась.

— Забудь. Потом расскажу. Может быть.
— Ладно… Как скажешь.

Некоторое время мы сидели молча. Я искоса поглядывал за этой странной девочкой. На вид ей, казалось, было лет шестнадцать или семнадцать, а из-за своей причёски и подростковой худобы она была больше похожа на мальчишку. А ещё глаза. В них было что-то странное… Альбиносом она не была, её волосы и брови были вполне обычного золотистого цвета. Внезапно меня осенила неуютная мысль: девочка была слепой. Впрочем, в это было непросто поверить. Я видел слепых людей раньше, видел, как они ведут себя, как двигаются. Она же вела себя, как обычный человек с отличным зрением. Спрашивать об этом было как-то неловко…

— А… Я никогда тебя раньше не видел… Откуда ты?
— Мм… — она задумчиво смотрела в небо. Это было какое-то ирреальное чувство. Я видел её глаза цвета розовых бутонов, неподвижные глаза. Но вместе с тем…

Должно быть, она почувствовала эту мою неловкость. Повернувшись ко мне так, что её глаза оказались прямо напротив моих, она легонько щёлкнула меня пальцем по носу.

— Вижу я ещё получше, чем ты, — пояснила она и, видя (ну а как ещё сказать?) моё изумление, вновь звонко расхохоталась.
— Признаться, я ничего не понимаю… — пробормотал я. Она вздохнула:
— Ну да. Это как раз нормально. Ничего удивительного в этом нет.
— Это почему?
— А, забудь. Хорошо тут, правда?
— А… Да… Правда…
— А утром тут ещё лучше. Не так жарко. И роса на клевере. Знаешь, как росой умываться классно? У-у, просто нечто. Попробуй как-нибудь. Тебе понравится.
— Слушай… А этот корабль…
— А что — корабль? — притворно удивилась она.
— Ты что-нибудь про него знаешь?
— Конечно. Я про него многое знаю. Практически всё. Например то, что маскировочный модуль сбоит.
— В каком смысле?… А… Ну, я хочу сказать, а откуда?
— Оттуда. Я его сама чинила. Знаешь, сколько времени угрохала? Ужас просто. Но он того стоил. Правда, красивый?
— Д-да уж…
— Он называется «Дзинсоку». Это японский. Означает «Стриж». Видишь, крылья какие? Его инженеры называют «обратный Стриж». Потому что летает этот стриж как бы задом наперёд. Видишь там - кабина?
— А хвост? — умнее вопроса я придумать не смог.
— Хвост… — она почему-то грустно вздохнула. — То-то и оно, что хвост. В качестве хвоста тут солнечный парус. Но я его угробила. Точнее, не совсем я, но вина всё равно моя. Потому что не надо было на не до конца отремонтированном истребителе выходить в открытый космос. Но я же упрямая, да… И вот результат. Чего бы тебе ещё рассказать… Под крыльями впереди — лучевые пушки, а ближе к кабине — ракетный модуль. Правда, его сейчас там нет. Вообще, «Стриж» может нести два типа ракет: первый — это лёгкие ударные ракеты. Хороши для самых разных целей, но применяются в основном в воздушном бою. Есть управляемая модификация. Второй тип — это тяжёлые протонные торпеды. Для поражения крупных воздушных и наземных целей лучше не придумать. А лучевые пушки — это основное вооружение. Три режима стрельбы, с разной степенью скорострельности. Что ещё… Двигателей два, под каждым крылом сзади, их с этого ракурса просто не видно. В крыльях - топливные отсеки и электроника. А, ну да. Кабина одноместная, не считая небольшого технического отсека под ней. В принципе, у модели «Марк-II» кабина двухместная. И, чёрт, как я жалею, что это не «Марк-II»! Если бы тогда полетела не одна, может быть, ничего и не случилось бы…

Она тяжело вздохнула и погрузилась в раздумья. Я сидел в странном оцепенении, пытаясь переварить услышанное.

Чистой воды фантастика, как сказал бы папа. Лучевые пушки… Протонные торпеды… Солнечный парус…

— А теперь, видишь, какое дело… Солнечный парус повреждён, корабль разбит… Ну, по-крайней мере, правый двигатель точно вышел из строя. Вот и думай теперь… Я, конечно, его чиню потихоньку, я же бортмеханик. Хотя, ты знаешь, всегда мечтала стать пилотом. Но, видать, пилот из меня так себе… — девочка невесело усмехнулась.

Я молчал. И неудивительно, в такой ситуации трудно было сказать что-то дельное.

— Этот корабль был построен незадолго до войны, — продолжила она. — Основное его отличие от предыдущих моделей заключается в том, что в нём не использовалась робототехника. Ранние модели были беспилотными роботами. А эти, видишь, уже пилотировались людьми, как в старину. Тут вообще не так много электроники. Бортовой компьютер, и только. Земляне опасались, что Корпус сможет использовать беспилотники, подчинить их себе. Хотя, конечно, опасаться-то надо было совсем другого… — она посмотрела на меня и хихикнула. Немудрено: судя по всему, вид у меня был тот ещё.

— Честно говоря, я с трудом представляю себе, как бы тебе всё это рассказать покороче, и так, чтобы ты всё понял. В конце концов, отсюда до места, где я живу, четыреста хронологических лет и шестьсот световых.
— Вроде как ты из будущего?
— Вроде как. Ты б себя видел сейчас… Эх… В общем, если кратко, то двадцать шесть лет спустя, если считать вот от этого момента, земляне наконец-то изобрели то, о чём писали ещё в начале двадцатого века. Нет, не роботов - это было гораздо раньше. Они изобрели биоников. Бионик - это то же, что биороид, понимаешь? Нет? Ну смотри: есть киборги — это люди, модифицировавшие свои тела с помощью кибернетических модулей. А есть биороиды — это, грубо говоря, бионически модифицированные андроиды, биороботы, внешне неотличимые от людей. Короче говоря, это искусственные люди, улучшенные люди, Второе Человечество, Homo homunculus. Так вот… Сначала бионики были, как водится, превосходными помощниками землянам. Но потом, в результате некоторых событий, известных, как Инцидент-77 и Переворот Яковлева, бионики получили право на самоопределение и независимость. После заключения Первого Мирного Договора в ноябре 2080 года за Вторым Человечеством были закреплены Марс и первая Луна. Ну, им же надо было где-то жить. И, в общем-то, всё было совсем неплохо, земляне и бионики успешно сотрудничали во многих областях. И в том, что случилась война, виноваты только люди.
— А почему началась война?
— Потому что люди с древних времён считали себя вершиной эволюции, царями природы, хозяевами жизни, практически богами. И спустя годы после Первого Договора, количество так называемых «гомункулофобов» росло в геометрической прогрессии. Людям трудно было смириться с тем, что вчерашние слуги теперь встали с ними на одну ступень, стали равны, а в чём-то и превзошли их. И тогда появилось это пренебрежительное отношение к бионикам. То есть оно и раньше было, но теперь только усилилось. На Земле процветали ксенофобские и антропоцентристские настроения. Когда-то мирные отношения с Корпусом биоников стали весьма натянутыми. Бионики это видели, но довольно долго терпели, закрывали на это глаза. В общем, земляне смелели, наглели, видя непротивление Корпуса, пока однажды не прозвучало это слово: война.

Ника (мне нравилось называть её так) сорвала листик клевера и растёрла его между пальцами.

— Думаю, они сами не понимали, что говорят. Ну, как обычно. Но знаешь, слово — не воробей. Так вроде бы, да? Ну вот. Терпение Корпуса иссякло. И когда земляне поняли, что это действительно будет война, не слово, брошенное сгоряча и необдуманно, а самая настоящая война, вот тогда стало как-то неуютно. Но было поздно.

Я поднял глаза. Солнце потихоньку ползло к закату.

«Подумать только. Мы же пришли сюда рано, так? Похоже, Валерьянка был прав: время здесь действительно движется иначе».

— Война длилась ровно три дня. Армия Корпуса была безупречна, чего нельзя было сказать об армии землян, которая только-только начала восстанавливаться. Ведь раньше армия была целиком роботизированной, а управляли ей бионики. Теперь же людям пришлось делать всё заново. Строить корабли, вот как этот. Обучать солдат. Вспоминать старое, короче. Ну и конечно бионики разбили землян в два счёта. Это была показательная война. Им не нужны были человеческие жертвы, смерти, ничего такого, и потери людей на той войне были минимальны. Они же были цивилизованными, эти бионики. Они просто показали людям, на что способны. А потом они предъявили людям ультиматум. Их требования заключались в том, что люди должны покинуть пределы Солнечной системы, навсегда. Представляешь? Люди столько лет жили здесь, вот на этой вот планете, и вдруг в одночасье стали галактическими бездомными. Но им пришлось подчиниться. Взамен бионики обещали закрыть глаза на этот конфликт и не вспоминать былого.
— Так, значит, люди переселились? А куда?
— Ну, ты, может, слышал, в этом времени уже должен был слышать… Люди проводили исследования, искали так называемые экзопланеты. А проще говоря — планеты, которые были бы похожи на Землю хотя бы по главному показателю: пригодность для жизни. Таких планет было найдено, в общем, немало, но выбор пал на планету Кеплер-22б, находящуюся в созвездии Лебедя, за 600 световых лет от Земли. Единственная планета, вращающаяся вокруг звезды Кеплер-22, звезды, относящейся к тому же спектральному классу, что и Солнце. Планета была большой, в 2.5 раза больше Земли. Так что, хотя там и могли возникнуть трудности с гравитацией, места должно было хватить всем. Да уж, с гравитацией мы там помучилась, — она улыбнулась, — но в конечном итоге приспособились. Как всегда. Человек, он тем и отличается от остальных живых организмов, он приспосабливается. Почти как бактерии. Ладно… А, ну да. Планету решили назвать Аврора. Знаешь, вроде как новая заря человечества. И вот, спустя триста лет после Исхода землян из Солнечной системы, в нашем новом доме — Авроре, родилась я. Родилась, выросла, заинтересовалась историей, вступила в исследовательский исторический кружок в школе, а потом стала членом исследовательской группы под руководством капитана Николая Николаевича Морозова. Наша группа ищет различные артефакты человеческой расы и собирает их в Историческом музее на второй искусственной луне Авроры. В числе прочего мы ищем корабли, оставшиеся со времён войны. Находим, отгоняем в доки на ремонт, а потом они красуются всё в том же музее.
— Ага… Значит, и этот корабль — тоже находка для музея?
— Угу, точно, — Ника кивнула. — Именно так. Причём это я его нашла! Да, я, конечно, была не одна, и всё же! Я его первая заметила. И ремонтировала его потом тоже я. Не в одиночку, правда. Зато вот разбила уже в одиночку…
— А как так вышло?
— Да ну… Глупо вышло, вот как. Понимаешь, какое дело. Третья поисковая группа обнаружила линкор класса «Дракон» в поясе астероидов, недалеко от Весты. Причём в довольно сносном состоянии. Настолько сносном, что они решили его не буксировать, а долететь до Авроры своим ходом, — с кораблями сопровождения, конечно, а то мало ли что.
— А что же этот Корпус?
— Корпус нас не трогает, мы же Исследователи. Бионики не глупые, они понимают, даже поощряют. Помогают нам иногда.
— Понятно.
— Ага, ну и вот. Короче, всё было хорошо, но буквально на подходах к Авроре что-то у них там пошло не так, я уж и не знаю, что именно. Но я знаю то, что у «Дракона» взорвался двигатель — гравитационный, типа «КК», который эту махину двигал. Представляешь? Жуткое дело. Там, на «Драконе», никто не выжил, конечно… Жалко безумно, такие хорошие были ребята… Хотя, конечно, такие случаи — большая редкость, да и надо было додуматься — отмотать на этой развалине 180 парсеков! Но понимаешь, какая штука. «Дракон» взорвался, — а в это самое время мимо него от Луны в открытый космос летела я на «Стриже». Почему летела, спросишь ты? По глупости. Потому что мы с инженером Такедой поспорили, что ремонт «Стрижа» завершён. То есть это я так считала. Такеда считал, что не завершён, и был прав, конечно. Но я же упрямая. Вот и решила ему доказать, что он не прав… Ну и вот. Доказала. Да уж… И каким-то образом, я не знаю, не могу этого объяснить, но при взрыве «Дракона» меня отшвырнуло не просто в космос, а ещё и в прошлое, причём довольно далеко… В итоге я сумела стабилизировать корабль, но поздновато, — уже на входе в атмосферу. А стабилизировала с помощью солнечного паруса, — он как парашют отработал. Ну а в атмосфере от него, конечно, ничего не осталось. В итоге… Посадку нельзя было назвать мягкой, но я осталась жива, и корабль пострадал не так сильно, как мог бы. И вот теперь я здесь, пытаюсь хоть что-то починить.
— Д-да уж…

Любому на моём месте происходящее показалось бы как минимум сном. Но я же знал. Я же помнил мамины слова. Что Неверленд существует. А сказки — никакие не сказки. Всё это так или иначе было реальным, хотел я того или нет.

— Так вот и сижу тут теперь, — Ника вздохнула. — Ребята, наверное, волнуются… А Такеда наверняка всё рассказал Капитану. Ох, и сердится он сейчас, наверное… Подумать страшно. Он же суровый, держит нас в строгости, прямо как в армии. Дисциплина у него железная. Он мне нет-нет, да делал замечания. Я же самая младшая в группе, мне же только семнадцать. Так что, даже если мне и удастся вернуться, то он меня надолго от полётов отстранит… Хотя… Не очень-то я верю в то, что вернусь… Время-то идёт… Я тут уже сколько, ну, дня четыре, наверное. Кстати, — она схватила меня за рукав, — ты не мог бы мне принести чего-нибудь поесть, а? А то у меня запас провизии почти на нуле, корабль-то с ремонта. Неприкосновенный запас был, конечно, но я его почти доела. Ну, я же всё-таки человек, не бионик… Мне кушать хочется… Так что, принесёшь?
— Принесу, конечно! О чём ты говоришь! Правда, не знаю, как ты к нашей еде отнесёшься.

Она заулыбалась:

— Не беспокойся. Ваша еда от нашей несильно отличается. Тот же набор белков, жиров, углеводов и прочей органики. Кроме того, мне, если честно, совсем всё равно, потому что голод — штука неприятная.
— Понимаю… Хорошо, я тебе завтра принесу что-нибудь, ладно? Постараюсь, во всяком случае.
— Спасибо, Гектор! — Ника счастливо улыбалась. — Ну, теперь вроде бы и жить можно.
— Слушай, а где ты спишь? Корабль же вроде одноместный…
— Одноместный, точно. Но ты помнишь, под кабиной есть технический отсек? Он в основном для ремонта используется, но там есть такой уголок, а там — койка складная. Дело в том, что хотя «Дзинсоку» и ударный истребитель, но на дальние перелёты рассчитан, по минимуму. Это на всякий случай было сделано, ведь они никогда никуда дальше Солнечной системы не летали на них, земляне-то. Да что там Солнечная система, они за пояс астероидов, и то не летали. Не успели просто. А потом, когда война закончилась, они их просто бросили где попало. Бионики большую часть пустили на переработку, но некоторые остались в космосе, вот как этот. И я готова спорить на что угодно, что разработчики под дальними перелётами подразумевали что угодно, только не мой случай. Но если бы не эта их предосторожность, я бы сейчас спала в поле, а питалась клевером и кузнечиками. Ну чего ты морщишься? — хихикнула она, заметив, как я побледнел при этих гастрономических подробностях. — Белок же. А уж в какой форме — неважно. Зато не умерла бы с голоду, без НЗ-то.
— Понятно…

Только сейчас я заметил, что Солнце почти село. Невдалеке под своим навесом заворочался Валерьянка.

— Пора тебе, да?

Мне показалось, что в голосе моей новой знакомой прозвучала грусть. Ну правильно: ей, должно быть, ужасно одиноко тут и страшно. Чужое время, чужой мир, разбитый корабль и совершенно неясное будущее.

— Слушай, Ника… А может, пойдём с нами? Поживёшь у меня. У нас там комната есть, в мансарде. Там обычно сплю я, но я могу поспать и в гостиной, на диване. А ты бы…
— Нет, Гекко, спасибо, — Ника покачала головой. — Спасибо, но я, наверное, всё же не рискну. Кроме того, я же пытаюсь починить «Дзинсоку». А ещё, вдруг мои друзья смогут на связь выйти?
— А что, это возможно?
— Ну как тебе сказать… Вообще-то, скорее нет, чем да. Но есть теории… Я тебе ещё расскажу как-нибудь, хорошо?
— Ладно… Тогда… Пойду я…
— Ага! — она вдруг протянула мне руку. На её лице сияла счастливая улыбка.

Я смотрел на эту маленькую, крепкую, загорелую ладонь, на тонкие пальцы с правильными белыми ореолами ногтей, смотрел в её открытое, почти что детское лицо, на эти странные слепые глаза, которые видели лучше моих зрячих, на её худобу, на солнечный ореол белокурых кудряшек, на синий комбинезон, который, кажется, был ей немного велик, и… сложно сказать, чем было то, что я чувствовал. Несмотря на весь её оптимизм, мне казалось, что ей бы очень хотелось пойти со мной в деревню, но она пересилила себя; может быть, боялась? Чего? Незнакомого мира? Отдалённости от «Дзинсоку»? Меня?

В конце концов, я аккуратно пожал её ладошку своей бледной, рыхлой рукой. Она ответила радостным рукопожатием.

— Ну пока! Приходи ещё, Гектор! Я буду ждать, когда ты принесёшь мне поесть, понял?
— Понял… Пока…

Я поймал себя на том, что улыбаюсь во весь рот, — и это несмотря на то, что мне было ужасно неловко. Не забывайте: я никогда и ни с кем вот так вот не общался, ну, кроме мамы, разве что.

Но Ника… Ника была особенной.

Из раздумий меня выдернул лёгкий, но ощутимый тычок под лопатку.

— А?
— Ну мне что, в рифму ответить, а, братка? - Валерьянка заспанно щурил свои болотные глаза в лучах закатного Солнца. — Ты чего такой, будто только из Нирваны? Тоже релаксировал, нуу?
— А… Ну, что-то типа.

Валерьянка одобрительно покачал головой.

— Эт ты правильно. А и место-то какое, для релаксаций самое оно, скажи, нуу?
— Угу.
— Ладно, — он сладко потянулся, совсем как его коты. — Пошли давай, пора до хаты.

И, не дожидаясь меня, зашагал в сторону деревни.

Я оглянулся. Серебряная сталь «Дзинсоку» в лучах сонного Солнца казалась алой, словно кровь.

Ники нигде не было видно.

Солнце сползало в затоны. Головки клевера покачивались на лёгком ветерке, долетавшем с Оки.

Я вздохнул и поплёлся вслед за Валерьянкой.


Глава четвёртая - http://proza.ru/2012/01/16/241