Клевер цветёт. Глава 6

Глава шестая. Встреча с аборигенами. Добро пожаловать домой! Один потенциально катастрофический контакт, и один весьма странный привет.


— Знаешь, а я всё сидела вчера, эфир слушала. До ночи, и ночью немножко. Всё мне казалось, что, ну… Что они вот-вот меня найдут. Но не нашли… А приёмник я сделала! — Ника достала из сумки небольшую блестящую коробочку. — Видишь? Тут светодиод стоит, и динамик внутри. Если на связь выйдут, будет и иллюминация, и звуковое сопровождение! — она радостно засмеялась.
— Здорово! — улыбнулся я.
— Ага. Эх, если бы меня только в пространстве откинуло! Сразу бы нашли. А тут время…
— А что, с временем вы там тоже работаете?
— Да, — она кивнула, — но это гораздо сложнее. У нас есть Институт Времени. Там учёные над этим уже не одну сотню лет бьются. Но всё, что удалось сделать, это разработать более-менее рабочую теорию и построить экспериментальный корабль.
— Это что, вроде как машина времени?
— Можно и так сказать. Хотя сам корабль почти ни на что не влияет, обычный транспортник. Важнее другое. Основная часть системы — Гейт. Вроде как ворота. Выглядит как огромное кольцо, диаметром почти в полтора километра. Корабль закреплён в комплексе направляющих осей: это для того, чтобы двигаться по определённым координатам. То есть задаются координаты по обеим осям, и корабль перемещается в нужную точку относительно Гейта. А потом рассчитывается время, чтобы войти в Гейт именно в тот момент настоящего, который будет связан с выбранным моментом в прошлом.
— Ничего себе. И что, работает эта система?

Ника невесело усмехнулась.

— В специальной программе-симуляторе — да. А до реальных перемещений дело пока не дошло. Понимаешь, погрешность во времени довольно велика даже в теории, а что на практике получится, никто наверняка не знает. Можно попасть чёрт знает куда. Точнее, чёрт знает когда. Одно успокаивает: даже если при испытаниях корабль переместится не туда, куда нужно, система сама вытащит его обратно в точку отсчёта. В смысле, назад, в наше время. Там погрешность мизерная, потому что корабль держится на чем-то вроде энергетических строп; они же его и назад тянут, если что. Причём за доли секунды вытягивают. Так что если и будет погрешность, то как максимум на несколько минут раньше прибудут, или на несколько минут позже. Конечно, там тоже свои сложности, ведь пока что никто не пробовал. Никто не может сказать наверняка, что станет с людьми. Кораблю-то что… Вообще, система вроде бы должна исключать самодублирование, которое может возникнуть из-за погрешности во времени. То есть сам с собой корабль не встретится, и два корабля в одном и том же месте не окажутся. Там особый принцип действует, я не смогу тебе его точно объяснить, для меня это сложновато.
— Да уж… Непросто…
— Хуже другое. Понимаешь, время неразрывно связано с пространством. Но не только. Одно и то же время связано одновременно не с одним, а с огромным количеством пространств. Их называют параллели. Представь себе, ну, скажем, кусок слоёного пирога. Ты его ешь сейчас — это одно время. Но слоёв в пироге очень много. Представь себе, часть из них ты надкусил, но кусок слишком толстый, чтобы надкусить его за один раз. То есть часть слоёв останется неповреждённой во временной точке твоего укуса. А когда ты сделаешь второй укус, это будет уже другая точка, и слои уже будут другими. Притом учти, что в следующей точке те слои, которые ты надкусил в прошлой, могут срастись обратно. А могут и не срастись. В общем, может случиться так, что этот кусок пирога тебе никогда не удастся перекусить. Ни за один раз, ни за два, ни за три.
— А этот кусок — наш мир?
— Нет, мир — это весь пирог, целиком. Очень большой пирог, просто огромный! А каждый его кусок — это определённый пространственно-временной фрагмент, или просто точка. Вот как наше поле. Только не забывай о слоях-параллелях. В каждой параллели время то же самое, но вот пространство может существенно отличаться. Точнее, размеры его не изменятся, но вместо поля там может быть что-то совсем другое. Или поле там будет, но вместо клевера на нём будет расти, например, рожь. Понимаешь?
— Кажется, да…
— Хорошо. А теперь представь, что на одном из слоёв есть, ну, скажем, ма-ахонький кусочек шоколада. Или крохотное семечко.
— Это ты?
— Точно. Иными словами, мало того, что слои, хоть и зависят от времени, сами по себе структуры нестабильные и во времени, и в пространстве, так ещё и мои друзья не знают, на каком я слое! Они могут пытаться надкусывать эти слои по очереди, но слои-то срастаются, пускай и не всегда! Неизменным остаётся только моё положение в пространстве-времени, — во всяком случае, в тех масштабах, в которых работает Гейт. А так, я могу быть, скажем, на несколько минут позже или раньше, или на несколько часов.
— Или дней?
— Или дней. Хотя теоретически погрешность не настолько велика. Но и этого хватит, чтобы они не успели меня найти. К тому же система устанавливает лимит пребывания в чужом времени-пространстве, — иначе корабль не сможет вернуться в исходную точку даже по стропам. Тогда и они тут застрянут. Понимаешь?
— Думаю, да… А скажи: почему ты, когда сюда попала… Я хочу сказать, почему для тебя такого лимита нет? Или есть?
— Нет. Если верить теории, не должно быть. Потому что я как будто бы оторвалась от строп, — Ника тяжело вздохнула. — Так что, Гекко, как видишь, моё положение довольно безрадостное…
— Ника… Но… Ты не грусти, ведь у тебя есть я, — произнёс я тихо. Она улыбнулась:
— И то верно. У меня же есть Гекко! Значит, не пропаду. А там, ну, мало ли… Может быть, им всё-таки удастся…

«А если им удастся, тебе не жаль будет расставаться, Ника?» — хотел было спросить я, но смолчал. Не сейчас. Потом. Позже. Если она разуверится в том, что её могут найти, то я… Я всегда буду рядом… Всегда.

Солнце медленно катилось к горизонту.

— Кстати, когда я приземлилась, клевер ещё не цвёл. Было, знаешь, обычное зелёное поле. Я была настолько вымотана посадкой, настолько расстроена произошедшим, что у меня ни на что не осталось сил. И я просто легла спать. А потом, на следующее утро, когда я проснулась и выглянула наружу, я ахнула! Поле расцвело! Клевер зацвёл, такими красивыми цветами! Я сидела там и боялась спугнуть эту красоту. Представляешь, я так удивилась, так обрадовалась, что даже забыла о своей аварии. Точнее, я подумала: ничего страшного! Я починю «Дзинсоку», а потом мои друзья найдут меня! Этот цветущий клевер подарил мне веру и надежду. А потом и ты пришёл, и… и я ещё больше обрадовалась, особенно когда ты меня увидел! Хорошо всё-таки, что маскировочный модуль сломался…

Я видел — она покраснела. Даже на её смуглой коже проступил лёгкий румянец. Она отвела взгляд.

— Смотри! Какое же всё-таки оно красивое — Солнце! Какая она всё-таки чудесная — Земля! Ну чего ты молчишь, скажи уже что-нибудь!
— Ника… Я… Я, знаешь, безумно рад, что встретил тебя. До нашей встречи моя жизнь была… совсем не такой… Я хочу сказать, она не была плохой, но я жил… по инерции. Вставал каждый день. Разговаривал с мамой. Шатался по лугам с Валерьянкой. Ловил бабочек…
— А зачем? — вдруг удивилась она.
— Зачем?.. Ну, я же вроде как энтомолог…
— Правда? Вот здорово! А удивилась я по старой памяти. Наши энтомологи не ловят бабочек, вообще никого не ловят. Они делают объёмную голографию. И можно рассмотреть все детали, даже самые мельчайшие. Очень удобно, и бабочки не страдают.
— И правда… Эх, Ника! Вот бы мне дожить до твоего времени!
— Доживёшь. А почему бы и нет? Сколько тебе лет?
— Тридцать два…
— Ну вот. Сейчас тут что — 2012 год? Вот смотри. В 2080 году бионики получили независимость от людей. В 2096 году случилась война, а потом Исход. Но уже в пятидесятых годах XXI века люди значительно продвинулись в области продления жизни. То есть от этого момента до Исхода каких-то 84 года. Но тебе нужно прожить ещё лет 40-45, тогда ты сможешь продлить себе жизнь и совершенно спокойно прожить ещё 50 лет до Исхода. Ну а потом ещё 300 до моего рождения, — девочка засмеялась.
— Да-а уж, всего ничего… — пробормотал я.
— Ничего нереального. Главное — береги себя. Не попадай в неприятности. Береги своё тело. Так ты  сможешь прожить дольше.
— Угу, мне будет без малого четыреста лет, и рядом с тобой я буду древним стариком…
— Глупый ты! — Ника уже смеялась вовсю. — Физическое старение тела уже давно не проблема. Так что ты только фактически будешь таким старым, а физически можешь быть хоть моим ровесником. Так-то. Ну или, как вариант, закажи себе кибернетическое тело. Будешь как Феликс, киборгом. Тогда вообще без проблем, киборги очень долговечны. Главное — чтобы тебя в бионика не превратили, а то мало ли как. Вот тогда-то доживёшь точно, но будешь далековато от меня, да и едва ли будешь меня помнить.
— Я постараюсь, Ника, — сказал я совершенно серьёзно. — Я постараюсь дожить до твоего рождения. И дальше тоже. И обязательно тебя разыщу там, на Авроре. И мы снова увидимся.
— А я разыщу тебя, Гекко. И мы точно встретимся, — так же серьёзно ответила она. — Впрочем… Если мне не удастся улететь отсюда, то придётся нам с тобой доживать до тех времён вместе. Правда, это будет уже проще. И приятнее.

Я в который раз поймал себя на том, что глупо улыбаюсь.

А в это время мы вошли в деревню.

Ника смотрела по сторонам. Наконец она хмыкнула и сказала:

— А знаешь, всё-таки вблизи деревня выглядит лучше, чем если смотреть на неё с клеверного поля.
— Мда… Знаешь, как по мне, так я бы лучше смотрел издали. А то и вообще не смотрел.
— Почему, Гекко? Ты не любишь это место?
— Нет, место как раз хорошее. Просто… Люди иногда, ну… Устаю от них немного, знаешь…
— Как это — устаёшь? — не поняла девочка.
— Как-как, так вот. Люди, они довольно, эмм, надоедливые. Бывают. Не всегда, но часто.
— Не знаю, Гекко. По-моему, это глупо. Это же люди. Такие же, как ты. Я вот никогда не устаю от тех, кто меня окружает. Наоборот: без людей, без моих друзей, без моих родителей мне очень плохо. И это ещё одна причина, по которой я так рада тому, что у меня есть ты. Потому что ты успел стать для меня очень близким человеком. И я каждый раз ужасно рада видеть тебя, быть с тобой. Это же так здорово! Но я думаю, что мне стоит поближе познакомиться с жителями твоей деревни. Уверена, они тоже хорошие.
— Ника… Я не думаю, что это хорошая идея…
— Но почему? — искренне удивилась она.
— Эх… Ну, думаю, ты сама всё увидишь и поймёшь со временем. Не знаю, как на Авроре в XXIV веке, а здесь и сейчас люди могут быть и не очень хорошими. Я люблю быть один. Или вот с тобой люблю быть. Очень.
— А друзья у тебя есть? Вот тот парень, да? Как ты его назвал, такое смешное имя?
— Валерьянка. Только это не имя, это кличка, прозвище. А так он Валера.
— А-а. А ещё друзья?
— Ну… У меня есть мама.
— Мама — это здорово! А она тебе друг?
— Конечно. Причём, думаю, лучший друг.
— Супер! А ещё?
— Ещё? Ну, ещё есть дядя Саша, но он…
— Он твой родственник, да? Дядя?
— Не-ет, Ника, это просто…
— Прозвище?
— Да нет… Ну вот как ты называешь малознакомого тебе человека?
— По имени или по фамилии. Меня вот чаще называют Ника, ну или Никко. А по фамилии — Муравлёва, — редко.
— А… Ну да… Меня, кстати, тоже все зовут по имени. Наверное, фамилию запомнить не могут — я Шагаев… Но я не об этом… В общем, «дядя» в данном случае, это как…
— А! Кажется, поняла! — она просияла. — Это как я зову моего Наставника, Уэда-сенсей. Да?
— Э-э, примерно, насколько я знаю японские обычаи. Хотя на сенсея дядя Саша всё-таки не тянет…
— А может, не сенсей, а, скажем, Саша-сан?
— Мм… Да, ты знаешь, это уже поближе. Саша-сан.
— А я могу звать Уэду-сенсея «дядя Уэда»?
— Хм, думаю, теоретически, можешь. Но он вряд ли поймёт и оценит…
— Здорово! — Ника была ужасно довольна. — Как вернусь, обязательно его так позову. Приду к нему и скажу: дядя Уэда, приве-ет!

Я расхохотался. Какая же она всё-таки милая и непосредственная. Как же я всё-таки её…

— Э, смотрите, девки, это же Гектор!

Вот чёрт…

— Точно! Ведьмин сын Гектор! Гектор, а правда, что твоя мамка — ведьма?
— А вы у неё сами спросите, вот и узнаете, — хмуро отозвался я.
— Не-ет уж, страшно. А вдруг в лягушек превратит, и всё, хана. Или проклянёт, как старуху Царёву.
— Гектор, а кто это с тобой? Что это за девчонка?

И тут я похолодел. Я же совсем забыл рассказать Нике её «легенду»!

— Это моя сестра! Двоюродная! Из Голландии! — выпалил я.
— Правда что ль? — мальки с удивлением рассматривали Нику. — Эй, ты что, правда из Голландии?

Ника улыбнулась, а меня прошиб холодный пот. А что, если они сейчас её что-нибудь эдакое спросят? А что, если… О, боже!

— Отстаньте от неё, она устала, долго сюда добиралась! - выкрикнул я, чувствуя, что конец может наступить в любой момент.

А Ника улыбнулась, и вдруг сказала:

— Hallo, mijn naam is Veronica. En hoe heet u?

Мальки опешили.

— А чё это она сказала?
— Это нидерландский, он же голландский, — пояснила Ника. Я сказала: «привет, меня зовут Вероника. А как вас зовут?»
— Круто! — восхитились мальки. — А ты ещё на каком-нибудь языке можешь?
— Kon'nichiwa, watashi wa Nikk; desu. O-namae wa nan desu ka?
— Кла-асс! А это что за язык?
— Это японский, дурилка! — пояснила одна из девчонок. — Я знаю, я аниме смотрю часто.
— Да-а уж, это ты молодец, конечно, — с сомнением протянул второй малёк, а потом снова обернулся к Нике: — А ты на скольких языках говорить можешь?
— Фактически на двадцати четырёх. Ещё пять знаю, но похуже.
— Обалдеть!
— Врёшь!
— Да не может человек столько языков помнить! Только вундеркинд! Ты вундеркинд?
— Нет, — Ника хихикнула. — Просто у нас школа с углублённым изучением языков.
— С ума сойти…
— Вот молодец девчонка, а? А мы тут, как лохи, и своего-то языка толком не знаем…
— Языки — это ерунда, — успокоила расстроенных мальков Ника. — Они не всегда нужны. Есть много умений, которые могут пригодится гораздо чаще. Например, умение починить двигатель.
— Точно! — мальчишка радостно заулыбался. — Я вот могу, меня батя учил!
— Ну и что? Нашёл, чем хвастаться, — одна из девчонок надула губки. — А я зато крестиком умею вышивать и гладью.
— Да уж, полезное умение, — рассмеялась третья девчонка. — Фигня это всё, я вот умею первую помощь оказывать и вообще хочу врачом стать!
— Ребята, так это же здорово! — воскликнула Ника. А я смотрел на неё и не мог поверить своим глазам! Она так легко сошлась с этими мальками! С мальками, которые травили меня все эти три года, она нашла общий язык за три минуты!
— Да ладно, чего там, — гордо ответил мальчишка. — Я вообще думаю, что умения всякие важны и пригодиться могут.
— Ты прав, — сказала Ника. — Абсолютно прав.

От этих слов пацан вообще засиял. Девчонки тоже были горды собой.

— Слушай, Гектор! Не знаю насчёт твоей мамки… Тебя-то мы все знаем, как облупленного, но какая у тебя классная сестра! Лично я бы о такой сестре мечтал. Повезло тебе!
— Ага, — и вот это уже был мой повод для гордости. — Да. Мне повезло, тут уж не поспоришь.
— Ладно, давайте, идите уже домой. Ты же вроде сказал, она с дороги, отдохнуть ей нужно!
— И то правда! Ника! Рады были с тобой встретиться! Ты классная!
— Спасибо, ребята! Вы тоже замечательные! И я тоже была очень рада встретиться! Обещаю, мы ещё не раз увидимся!
— Ура!

Мальки ликовали. Я думал: ещё немного, и они Нику понесут до дома на руках. Нет, пожалуй, это всё-таки слишком.

— Ладно, Ника, пойдём, — сказал я тоном идеального старшего брата. — А то мама уже заждалась.

Она кивнула, и мы пошли. Сзади до нас ещё долго доносились возбуждённые голоса мальков.

— Честно говоря, я даже не знаю, что и сказать. Ника, я никогда прежде не видел, чтобы кто-нибудь вот так вот легко и непринуждённо заводил знакомства с совершенно незнакомыми людьми и так быстро их в себя влюблял.
— Да ладно тебе! Они ведь такие же, как я, ну, немножко помладше, может быть. Я с такими же, как они, в одной школе учусь, — кажется, она была даже немножко удивлена моей реакции. — А ты просто очень нелюдимый. Я это ещё тогда поняла, раньше. Знаешь, ты мне напоминаешь Феликса.
— Это который киборг?
— Он самый. Смотритель Ботанического Сада. Он и работу такую выбрал потому, что не любит часто бывать среди людей. Он по-настоящему любит только своего отца, генерала Сергеева. А остальных он скорее уж терпит. Но он, тем не менее, всегда беседует с нами, рассказывает нам что-то из истории, если мы просим. Но в остальном он такой же нелюдимый, как ты.
— Мда… Ну, наверное, у него есть на то свои причины?

Ника пожала плечиками.

— Не знаю. Об этом он ничего нам не говорил.
— Понятно…

В этот момент мы подошли к дому, и я увидел маму, стоящую на пороге.

Она радостно улыбнулась и сказала:

— Ты — Ника, да? Ну что, в таком случае добро пожаловать домой!

…

Потом был ужин и, конечно, расспросы-разговоры. Впрочем, стоит отдать маме должное: она не спрашивала ничего лишнего, в основном то, что уже знала от меня. Ника с удовольствием рассказывала ей о своей жизни, а мама смотрела на неё и слегка улыбалась.

Вообще, она была странно задумчива в тот вечер.

Потом мы мыли посуду.

— Так что, Гек, старуха Царёва всё-таки умерла?
— А ты слышала, да? Но я не уверен, Наташа успела вовремя оказать ей необходимую помощь. А Мишка повёз их в Сасово. Так что, думается мне, старуха выживет.
— Да уж, она не из тех, кто так легко отдаёт Богу душу…
— А тебя не заботит имидж деревенской ведьмы?

Мама хитро улыбнулась.

— Наоборот, он меня веселит. Но как бы то ни было, ты за меня не беспокойся. Ты же знаешь, я смогу о себе позаботиться, если что.
— Знаю… И всё же я бы предпочёл, чтобы этого «если что» не случалось.
— Ну, поживём — увидим…

Когда я вернулся в комнату, я застал Нику погружённой в чтение. Она была так увлечена, что даже не сразу заметила, как я вошёл. А когда заметила, подняла на меня полные восторга глаза.

— Гекко, это… Это просто невероятно! Я такие вот книги видела только в музее! Да и то там было две штуки! А у тебя их так много!
— Ничего особенного…
— Неправда. Знаешь, люди изобрели много самых разных носителей информации, но ни один из них не давал таких волшебных ощущений, как книга! А ещё знаешь, Гекко, я же очень быстро читаю. Я могу читать со скоростью 1,2 миллиона слов в минуту с полным усвоением материала. И в то же время мне впервые хочется читать очень медленно. Всё-таки книга — это удивительное изобретение человечества.
— 1,2 миллиона слов в минуту?? Да уж… Теперь понятно, как ты смогла выучить столько языков… — пробормотал я.
— Вот в этом как раз нет ничего особенного, — девочка улыбнулась. — Программы, раскрывающие потенциал мозга, были разработаны ещё до Исхода. А сейчас для нас это нечто совершенно обычное. Детей с раннего возраста обучают с использованием этих программ, точнее, их самых современных версий. Поэтому дети могут не только усваивать огромное количество информации, но и рационально её использовать.

— Ника, а почему ты не стала пилотом? — мама вошла в комнату и села в кресло. — Ты ведь об этом мечтала.
— Мечтала… — Ника вздохнула. — Но увы, не получилось. Дело в том, что в старшей школе все ученики сдают специальный тест, который выявляет их способности и определяет, в какой сфере они смогут работать максимально эффективно. И результаты моего теста показали, что из меня выйдет отличный бортмеханик, бортинженер. Это генетическое, ведь мой папа — один из крупнейших инженеров на Авроре. Он меня многому научил и хотел, чтобы я пошла по его стопам.
— То есть у тебя не было выбора?
— Почему, выбор был. Я могла выбрать, стать ли мне отличным инженером или же посредственным пилотом. Я решила, что будет разумнее последовать рекомендациям теста.
— Вот оно что…
— Да. Кстати говоря, подобные тесты раньше проводились и здесь, на Земле. В Японии эти тесты применялись ещё с пятидесятых годов XX века. Это были так называемые F-тесты, по фамилии их создателя, профессора Фукуямы. Конечно, за более чем четыреста лет они были капитально переработаны, в частности, приобрели генетическую составляющую, и их результаты считаются очень точными. Так что, думаю, я правильно поступила. Кроме того, я ведь всё равно могу летать с нашей Исследовательской Группой. Вот и Капитан Морозов говорит, что, хоть я и неплохой пилот, но как инженер я ему нужнее. Когда он так сказал, все мои сомнения разом отпали. Потому что Капитан — очень умный человек. И опытный.
— А ты что, хорошо знаешь Капитана? — спросил вдруг звучный мужской голос.

Ника замерла и огляделась. Потом она словно что-то увидела и улыбнулась.

— Да, неплохо.
— Изумительно, — заметил Голос. — Тогда у меня к тебе будет небольшая просьба. Можно?
— Конечно, а что за просьба?
— Ты, как его увидишь, передавай привет от Германа. Он поймёт. И от остальных. Запомнила?
— Угу. Передать Капитану привет от Германа и остальных.
— Именно, — подтвердил Голос. — Ну ладно, не стану больше мешать. Спасибо тебе, дитя.
— Не за что…

В комнате воцарилась тишина.

— Ушёл, поди? — наконец сказала мама. — Ты не обращай внимания, они у меня тут часто бывают, Голоса-то.
— Я поняла, — Ника улыбнулась.
— У меня сложилось такое чувство, что ты не только Голос слышала, но и видела кого-то там… — пробормотал я.
— Видела, — девочка кивнула.
— И что? Как он выглядел?
— Да ничего необычного. Мужчина, средних лет.

Мама покачала головой.

— Ника, я не устаю удивляться твоим способностям.
— Это всё мои глаза. Эти ваши Друзья, их просто не видно в диапазоне видимого человеку света. Они будто бы чуть в сторонке. А я их вижу.
— Тут сейчас ещё есть кто-нибудь? — спросил я. Отчего-то мне стало немного неуютно.
— Нет. Он тут один был, но он ушёл.
— А-а… Понятно…
— Ну что! — мама хлопнула в ладоши. — Идём звёзды смотреть?
— А вы часто на них смотрите? — удивилась Ника.
— Каждый день… Это вроде как традиция у меня такая. А Гектор понимает, терпит, — мама засмеялась.
— Ничего подобного, — возразил я. — Мне тоже нравится смотреть на звёзды.
— Здорово! Я тогда с вами посмотрю. У меня тоже есть что-то вроде традиции. Раньше, правда, я высматривала Землю с Авроры, а теперь, выходит, наоборот — Аврору с Земли. Бывает же такое…
— Всякое бывает, — ответила мама, — Идём.

И мы смотрели на звёзды, которые сегодня были как-то по-особенному хороши.

Потом мы устроили Нике постель в моей комнате, а сам я ушёл в гостиную, на диван.

На Рубецкое опустилась ночь.

…


— Выглядишь ты не очень, если честно.

Валерьянка смерил меня укоризненным взглядом.

— Посмотрел бы я на тебя, как бы ты выглядел после всего этого. А ещё… Знаешь, было в этом что-то странное.
— Ты о чём?
— Понимаешь… Ведь вышло-то как? Я шёл себе спокойно, никого не трогал. Ты же знаешь, как я хожу. Медленно, не торопясь. И вот, иду я себе, иду, как вдруг навстречу мне из-за угла вылетает эта чёртова альтефрау. Глаза бешеные, шерсть… то есть, тьфу-ты, волосы всклокоченные, — зрелище не для слабонервных. Но хуже то, что я понимаю: она сейчас в меня врежется. Ну и всё тогда, ей же много не надо. Отлетела бы назад, да и затылком о камень. Короче, я в сторону прыгнул, в кусты. Ты мою реакцию знаешь. Успел, в общем. Да только эту бабку как заколдовал кто. Потому что, ну, ведь пронесло же, не столкнулись. И тут я вижу, как она спотыкается о какой-то кирпич, из дорожки растущий и, растопырив руки, падает плашмя, и прямо лбом о камень. И всё. Кровища хлещет, бабка в отключке. Ну, думаю, всё. Амба. Приехали. Сижу, как пришитый, словно в ступоре. А там, слышу — вопли какие-то. Это бабку кто-то увидел. Ну и всё, понеслась. «Валерьянка старуху убил!», и всё в таком духе, — он тяжело вздохнул. — Я в себя-то пришёл, только когда эти… формы жизни меня стали поносить: такой, мол, и растакой. Тут меня пробрало как будто. Я им в ноги плюнул и ушёл. Ну не препираться же мне с ними, в самом деле, с планктоном этим.
— Да, я видел…
— Ты там был? — Валерьянка поднял на меня глаза.
— Был. Наташа… Её вызвали срочно, а я ей инструмент принёс…
— А. Всё ясно, — он как-то сразу помрачнел. — Опять твоя женщина нарисовалась, значит. Я-то её сегодня видел. Её Евсейка привез. Бабку не видел, но они вроде с кем-то говорили, что в больнице она осталась. Живая, стерва. Всё-то ей нипочём. Ты ещё погляди, вернётся — будет святой мученицей и жертвой, тьфу-ты!
— Да чего ты, в самом деле, Валерьяныч. Сам же мне всегда говорил: мол, не парься.
— Знаю. Мне просто покурить надо, я со вчерашнего дня не курил. Видишь, на нерве весь. И женщина твоя ещё…
— Постой, это ты про Наташу? А чего это она «моя женщина»? — удивился я. Что ещё за нелепица.
— Да ну а как же, — он невесело усмехнулся. — Вся деревня знает.
— Что знает?
— А то. Что Наташка в тебя влюблена по уши.
— Но… Она мне ничего такого не говорила…

Нет, в принципе, можно было предположить что-то подобное, но я никогда об этом не думал…

— Дык ясен пень, что не говорила. Я ведь её не просто так спровадил тогда. Знал, что ни порелаксировать не даст спокойно, ни просто побродить. Ты на неё внимательно посмотри, у неё ж на физиономии всё написано. Хотя, может, сейчас получше шифроваться стала… Да всё одно толку ноль, всё равно и рубецкие в курсе, и ладышкинские. Только ты её остерегайся. Она, знаешь, как в той поговорке. Омут-то тихий, да кто там внутри… Но я ж тебе не об этом рассказывал, а о старухе.
— А что она?
— Говорю же, странное что-то во всём этом было. Не должна была она грохнуться. Откуда там кирпич взялся вдруг — вообще уму непостижимо.
— А, ну это как раз просто.
— В каком смысле?
— Голоса, Валер. Помнишь? Мамины Голоса. Когда Царёва к нам приходила, они ей практически смертный приговор вынесли. Даже странно, что она выжила. Мама говорила, Голоса если что решат, то этому уже никак не помешать.
— Ах вот оно что… — Валерьянка обхватил голову руками. — А я-то думал…
— Ага…
— Понятно, в общем, — он вздохнул. — Ладно, пойду я, пожалуй. Душа покоя просит, в натуре. Бывай, не болей.
— Ага, и ты тоже.

Он развернулся и пошёл вдоль по улице. Я какое-то время стоял, смотрел ему вслед, а потом проснулся.

«Опять сон. Хотя и не такой, как в тот раз…»

Вообще, такое бывало и раньше, — что мы с Валерьянкой во сне встречались, разговаривали. Это и сном-то назвать сложно было. Просто встреча за пределами этого мира.

Но было ли там… Если Валерьянка сказал правду (а врать ему смысла нет), значит, Наташа…

Стоп! А что если она скажет что-то подобное Нике?! И если скажет, что тогда Ника подумает, как отреагирует?

Предчувствие было нехорошим.

Я огляделся. Дом казался пустым. То ли мама и Ника ещё спали, то ли их просто не было. Но почему?

Я моментально оделся, а потом осторожно поднялся по лестнице в мансарду, стараясь не шуметь, хотя лестница отличалась весьма скрипучим нравом.

Но в комнате было пусто. Кровать была аккуратно застелена, окно открыто. Лёгкий утренний ветерок ерошил шторы.

Вдруг я услышал где-то неподалёку весёлые женские голоса, и тут же меня словно обухом по голове ударила страшная догадка. В один присест я слетел по лестнице вниз и выбежал из дома.

И точно. Они сидели там за столиком, пили чай, о чём-то говорили и иногда весело смеялись, — мама, Ника, и Наташа.

Увидев меня, они громко рассмеялись. Очевидно, неумытый, всклокоченный, наскоро одетый, я являл собой довольно дикое зрелище.

— Гектор, привет! Ты что, только проснулся? — Наташа помахала мне рукой.
— Сынок, ты бы хоть умылся, что ли, — мама укоризненно покачала головой, всё же с трудом сдерживая смех.

А Ника не сказала ничего. Она просто смотрела на меня и улыбалась. И почему-то от этой улыбки мне стало легче. Быть может, не всё ещё потеряно?

— Прошу прощения, — я пригладил волосы и шутливо-чопорно поклонился. — Я неважно спал этой ночью. И немного смутился, когда обнаружил, что в доме ни души.
— Ладно, Гека, хорошо. Давай, приведи себя в порядок и присоединяйся к нашей маленькой компании! — весело сказала мама.

Да-а уж, подумал я. Уж компания так компания…

Минутой позже я, вполуха слушая их голоса, приводил себя в божеский вид. Я подставлял ладони под струю ледяной воды, что обычно так бодрила меня, но сегодня все эти маленькие утренние приготовления  были не в радость. Я не мог отделаться от мысли, что Наташа могла уже сказать что-то Нике, а если и не сказала, то может сказать в любой момент. При мне она, конечно, ничего говорить не станет, но что если ей удастся выкроить момент? Мама… Интересно, стала бы Наташа говорить что-либо при ней или постеснялась бы? От всех этих мыслей у меня разболелась голова, но я, посмотрев на себя в зеркало и найдя свой внешний вид почти безупречным, поспешил присоединиться к женщинам.

— О, Гектор, совсем другое дело! — да, вот теперь я видел, как Наташа смотрит на меня. Всё как и говорил Валерьянка. Свои чувства она скрывала, но кто предупреждён — тот вооружён, а я умел быть и наблюдательным, по-необходимости.
— Точно-точно. Вообще, я думаю, Гектору нужно было родиться где-нибудь в Англии, — мама размешивала ложечкой сахар. — Он был бы первостатейным лордом, у него для этого все задатки.
— В таком случае тебе нужно было уезжать отсюда ещё до моего рождения, - заметил я, добавляя сливки в свой кофе. — Это как минимум.
— Ах, если бы я могла… — мама вздохнула. — Впрочем, твой папа хотя и не был лордом, но был человеком очень воспитанным и деликатным, иногда просто до ужаса деликатным. А уж как он мне предложение делал, это вообще была песня!
— Правда? А вы не расскажете, Инна Иннокентьевна, как это было? — Наташа сделала глоточек чаю и теперь смотрела на маму во все глаза.
— Ну, если никто не против…

Нет, для меня это было уже слишком.

— Мама, Наташа, я должен извиниться, но мне срочно нужно поговорить с Никой. Это очень важно, — произнёс я тоном, не терпящим возражений.

Они посмотрели на меня немного удивлённо, все трое. Затем мама сказала:

— Хорошо, милый. Если важно, тогда конечно. А я пока расскажу Наташе ту душещипательную историю.
— Да-да, конечно. Ника! Идём, сестрёнка.

Она смотрела на меня немного растерянно. Я взял её за руку и повёл прочь оттуда.

Мы зашли в дом и поднялись в мансарду. Там я усадил Нику на кровать, подошёл к окну и задёрнул шторы, предварительно убедившись, что на улице никого не видно.

— Что случилось, Гекко?
— Ника, послушай меня. Послушай внимательно. Эта девушка, Наташа… Она… Словом… Она непростой человек. И её отношение ко мне тоже непростое. Ну, ты знаешь, в деревне мало кто относится ко мне нормально, — в пределах моей нормы, конечно. Так вот она…
— Она влюблена в тебя, Гекко.

Слова застряли комом в горле.

А Ника улыбалась.

Я почему-то почувствовал себя ужасно глупо.

— Это что, так видно?
— Ага. Как она о тебе говорит, как она имя твоё произносит! Тут и понимать нечего. А ты что, не знал?
— Нет. То есть я узнал, но совсем недавно. Валерьянка мне рассказал. И вся деревня знает, а я как обычно… Но… Ника, а что ты думаешь об этом?
— В каком смысле?
— Так, ладно. Ника. Понимаешь, она, может быть, и влюблена в меня, но я её совсем не люблю. Она неплохой человек, она может быть хорошим другом, в общем-то… Хотя тот же Валерьянка её не переносит… Но не суть… Просто… Словом, если она будет тебе что-то такое говорить, то, пожалуйста… Как бы это сказать… Понимаешь, я вовсе не хочу, чтобы она была в меня влюблена, это меня угнетает. А она может попросить тебя о помощи, — ну, знаешь, как женщина женщину. Она думает, ты моя сестра, ведь так?
— Ну да…
— Ну и вот. Она может… Ника, я… Я не хочу, правда…

Я в изнеможении опустился на колени. Голова раскалывалась.

— Бедный мой Гекко, — она встала с кровати, подошла ко мне и, опустившись на колени, обняла меня за шею. — Бедный, бедный. Почему ты себя так мучаешь? Если тебе её любовь в тягость, скажи ей об этом. Ей, конечно, будет тяжело, но зато она не будет обманывать себя. И ты не будешь мучиться. Тебе нужно ей это сказать. Тогда всё будет проще. Вот увидишь. А вообще, это так смешно. Я, семнадцатилетняя девчонка, даю тебе такие советы. Ты же взрослый человек. Неужели ты не понимаешь?
— Ника… Я, как ты говоришь, нелюдимый. Все эти выяснения отношений для меня всё равно что выйти на сцену голым. Дикость и ужас. Ах, ну почему мама не купила домик где-нибудь в горах! Где больше никого нет за многие километры вокруг! Ника… Понимаешь, я просто…
— То есть это единственная причина, по которой ты не можешь ей этого сказать, да? — она смотрела мне прямо в глаза. — Ну хорошо. Гекко. Если хочешь, я могу тебе помочь, могу сама сказать ей это, хотя и считаю, что это должен сделать ты. Но я тебя поддержу, не волнуйся.
— Ника… Всё не так просто. Понимаешь, всё дело в том, что я… Если бы не ты, я бы просто избегал её, как обычно. Но я опасаюсь, что она может как-то навредить тебе, мало ли… Тем более что Валерьянка никогда ничего не говорит и не делает просто так, а она ему очень не понравилась. Ой, да это всё такая чепуха! Ника! Пойми же, всё дело в том, что я…

И вот, в этот самый момент…

— Гектор! Ника! Где вы там пропали? Наташа уходит и хочет с вами попрощаться!

Проклятье!!! Ну почему мне никогда не дают договорить?!

— Сейчас идём, мама! — проорал я. Ника смотрела на меня с сочувствием:
— Ну же, Гекко, не волнуйся так. Всё будет хорошо, вот увидишь.
— Ника…

Я обнял её и прижал к себе.

— Ника, скажи… А вот если тебя найдут, и ты сможешь улететь отсюда… Ты бы взяла меня с собой?

Она, кажется, растерялась.

— Я не знаю… Можно ли забрать человека из его времени без последствий… Я не знаю…

«Похоже, я изрядно сбил её с толку своим вопросом. Так, спокойно. Соберись, Гектор Шагаев, соберись».

Не без труда выдавив из себя улыбку, я сказал:

— Ладно, не важно. Как-нибудь потом поговорим об этом. А сейчас пошли, нужно попрощаться, наконец, с Наташей.
— Угу, пошли!  — она снова заулыбалась.
…

— Я к вам как-нибудь ещё забегу, — пропела Наташа, — а сейчас меня пациенты ждут, к двум бабушкам заглянуть нужно. Жаль, мы ведь так мило посидели! Что поделать, работа есть работа. Но я обязательно ещё зайду, я же с Никой поговорить толком не успела, хотя о многом хотела её расспросить! Ладно, до свиданья!

Виновато улыбнувшись, она помахала нам рукой и убежала.

— Милая девушка эта Наташа, — заметила мама странным тоном, примерно таким, как говорят «кажется, сегодня будет гроза». Этот тон мне совершенно не понравился.
— Да, она хороший друг, — я подчеркнул слово «друг». — К тому же отличный профессионал, я видел её в деле. Кстати, Валерьянка сказал, что Царёва выжила.
— Ну? — удивилась мама. — Странно. Обычно Голоса своим принципам не изменяют. Впрочем, — она пожала плечами, — для них это несущественно. Не померла сейчас, значит, помрёт чуть позже. Так всегда бывало. А обстоятельства могли измениться. Ника, а как тебе показалась Наташа?

«Господи, да что ж ты делаешь-то?» — мысленно возопил я.

— Она… Знаете, она вроде бы неплохая, но при этом… Есть в ней что-то странное, словно какая-то недосказанность, — ответила Ника совершенно серьёзно. — Мне кажется, что она что-то скрывает. Что она не до конца искренна.
— Вот как… — задумчиво произнесла мама. — Да, пожалуй, с этим трудно не согласиться… Ну а ты, Гека, что ты думаешь по этому поводу?
— Пф. Ты же знаешь, как я отношусь к людям. Кроме того, после Валерьянкиной «рекомендации»…
— Ну да, конечно, Валерьянка… Ладно. Гека, помоги мне занести посуду в дом.
— Я тоже помогу! — весело отозвалась Ника.
— Правда? Что ж, это было бы просто замечательно, — улыбнулась мама. — Давайте, дети, наведём тут порядок.

И вот мы убирали со стола, мыли посуду, а я думал: кажется, обошлось, да?

Кажется, всё прошло лучше, чем я ожидал. И Ника — какая же она всё-таки умница. Господи, как же мне повезло…
…

Наташа сидела в доме, отведённом под медпункт, и думала.

Она понимала, что ей совершенно необходимо поговорить с этой странной девочкой. С глазу на глаз, чтобы никто не помешал. Она бы сделала это и утром, но Инна Иннокентьевна была женщиной необыкновенного ума и проницательности, и рядом с ней Наташа чувствовала себя неуютно.

Зато сама Ника… Сама Ника казалась совсем безобидной. И доброй.

«Неужели она и правда его сестра…»

Да и как с ней поговоришь, если он ни на секунду не отпускает её от себя? Вопрос…

Необходимо было дождаться удобного момента.

Может, и сестра. Но одно было странно. Если слухи о возлюбленной Гектора из Ладышкино — правда, то почему он больше не бегает туда? В то время как с Никой он проводит всё время и, кажется, совершенно счастлив. Да и она тоже.

Может, никакая она не сестра?

Может, это к ней он бегал тогда? Но куда? В Ладышкино её никто не знает, Наташа навела справки. Несмотря на это, мальки от девчонки в восторге, а ведь чужих они обычно принимают неохотно.

Во всём этом было что-то странное, но Наташа никак не могла понять, что именно.

Однако она понимала, что главное — это Ника. Вокруг неё вертится вся эта тайна. Если она разгадает её, всё остальное будет делом техники.

Значит, узнать, кто такая Ника на самом деле?

Ну что же. Достойная цель.

Девушка улыбнулась, сидя в пустом кабинете.

«Посмотрим».


Глава седьмая - http://proza.ru/2012/01/16/246