И ангел мой заиграл на трубе

И ангел мой заиграл на трубе. И то, что есть, стало тишиной. И то, что стало, растворило в себе мысли, четверть чей-то полуулыбки за крайним столиком, визг верлибра эмоций, прячущий надрывы в давно уже опустевшем бокале. В еле уловимой вибрации стекла, пустота его теперь лишь смутно угадывалась, наполняясь как душой - рваными ранами музыки и танцующей со мной в медных отблесках мерцания вечности, трубы. Па из нимбов нот, тональности коротких и длинных шагов, эрегированного ритма обоюдного головокружения, влажности тактов сладких падений и чопорной строгости выверенных движений, в вертикальных взлетах туда, где живут ангелы. И танцуя, мы не верили в предустановленную гармонию двух извечно созданных друг для друга половинок. Мы упорно устанавливали каждый миг новую, возможную и невозможную, в этом союзе практикующих мимолетную вечность. И наступила легкость с горячим воздухом придыханий, не замутненным слюной внутреннего содержания с его тяжеловесностью, когда не нужна красота зрелища – в этом танце с трубой играющего ангела нет зрителей как таковых. Осталось только внешнее пространство с его стихией несущественных различий и движения, где достаточно этой стихии внешнего – пространства зала этого кафе; двинуться отстранено по этому полу; дыхания; звуков, задающих вариации надрыва и фигуру времени и ритма; чьих-то принесенных этой музыкой чувств; нервных пальцев, играющих с клапанами, когда кажется, что воздушный столб становится одновременно и короче, и длиннее, а звук и выше и ниже, сливаясь в нашем танце. Вдох - вовлечение и выдох – начало движения, вдох–пауза. А потом – удивление: как оказались в этом месте зала, у этого столика с четвертью полуулыбки? Легкость шутки, простота объятия, в котором покоится ее медное тело, все мимолетно и необязательно. Невинно. Мы встречались, кажется? Забыла, как тебя зовут.…Только наш танец и то, что случится внутри него, имеет значение. Это медитация, наша молитва, жизнь, поставленная на карту десятиминутного выступления. Все закончится вместе с музыкой, играющего на трубе, моего ангела. Но вот она звучит – и пока, внутри, в этом междумирии, удерживаемом ее объятием, что-то происходит только для меня.