Помолись за меня. 2
День выдался тихим, безветренным, туманным. Туман словно просачивался из самой земли и поднимался ввысь, меняясь, редея и растворяясь в пространстве. Внезапно из тумана размытыми очертаниями начала возникать бледная картинка. Лёгкими мазками талантливого художника проявилась группа людей, двигающихся тёмной, молчаливой процессией, словно переходя из какого-то странного сна или замысловатой фантазии в реальность. Молчаливая процессия ступила на извилистую, поросшую травой-муравой, дорожку, ведущую куда-то вдаль, пропадающую в этой дали, и медленно двинулась дальше.
Была в этой процессии какая-то безысходность, мистическая тоска и ирреальность. Словно картинка вне времени и вне сезона: ни прошлое, ни настоящее, ни весна, ни лето, не осень и не зима. Это странное ощущение ещё более усиливал туман, будто ластиком стирая тёмные фигуры, отделяя их от земли насыщенно-чёрной полосой. Процессия двигающаяся меж небом и землёй — тихо, скорбно, слегка театрально...
Хоронили Александру Даниловну. Народа собралось немало: почти вся совхозная больница, где она проработала без малого двадцать лет; подруги, соседи и просто добрые люди, знающие и уважающие её. Сашеньку поддерживали с двух сторон крепкие руки соседа Митрича и заведующего хирургического отделения - Михаила Михайловича, где Александра Даниловна до последнего работала санитаркой. Если бы не эти руки, Саня давно упала где-нибудь по дороге, и подниматься не захотела. Она была, словно во сне, или в состоянии слабого помешательства: ничего не слышала, никого не видела, ничего не ощущала.
Пять дней назад девушке исполнилось двадцать лет. Баба Саша была такая весёлая, хлопотливая. Саня радовалась, глядя на свою бабушку и была счастлива, что всё так хорошо складывается: уже год она работала в местной больнице операционной сестрой, бабушка всегда была рядом и поддерживала её и добрым советом и мудрым словом. И вот теперь... Все эти чужие люди, серые лица. Этот странный туман, что разделил вчера и сегодня полосой сплошной черноты и безысходности. Девушка словно не понимала куда ведут её сильные мужские руки. Зачем? Почему? Ей хотелось крикнуть, что было сил:
-Остановитесь! Я не хочу! Не хочу...
Но сил не было. Заплетающиеся ноги едва касались дорожки: её почти несли. Процессия, наконец, остановилась у свежевырытой могилы. Гроб, обитый чёрным и красным сатином поставили на две табуретки. Сухонькое лицо Александры Даниловны утопало в неярких полевых цветах, которых она так любила. При жизни.
Маленькая, худощавая старушка в белом ситцевом платочке не-то запела, не-то запричитала молитву, и Александра начала тихо сползать вниз. Её успели подхватить всё те же сильные руки. Послышались слова:
-Дайте девочке попрощаться с Александрой Даниловной...
Саню подвели к гробу и сказали:
-Попрощайся, Сашенька, с бабушкой.
Александра наклонилась к лицу бабы Саши и потеряла сознание. Очнулась от резкого, неприятного запаха и подумала:
-Нашатырный спирт... Зачем?... Я не могу этого видеть... Не хочу.
Кинулась на уже заколоченный гроб:
-Бабушка, - шептали губы, - бабушка, не уходи... Не оставляй меня одну...
-Поплачь, Сашенька, поплачь, - просила её подруга бабушки - Нина, - легче станет.
Саня посмотрела на неё сухими глазами, но ответить ничего не могла: слов не было. Не было и слёз. На уме вертелись слова «бабушкиной молитвы»:
-Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице...
Больше ничего не шло на ум, и она снова и снова повторяла начальные слова молитвы, которая не раз спасала Александру Даниловну в самые страшные дни войны:
-Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице...
Надежда приехала домой только через полтора месяца, но не застала никого: Александру Даниловну похоронили, а Саня к тому времени была уже в Чечне.
Не застав никого дома, она направилась к лучшей подруге матери и после её пояснений поинтересовалась с искренним недоумением, словно была удивлена до глубины души:
-Как умерла?! Почему меня не дождалась?
-А ты думала, что мать будет жить вечно?! - возмутилась Нина Ивановна. - Матери имеют такую тенденцию умирать не дождавшись своих дочерей, потому как те не спешат домой.
А уж, когда Надежда услышала, что Саня спустя сорок дней после смерти бабушки уехала в Чечню в качестве медицинской сестры, возмущению её не было предела:
-Она что, с ума сошла?! Там же война идёт... Какой дурак надоумил её попереться туда?!
Нина Ивановна пожала плечами в ответ: выдавать Михаила Михайловича ей не хотелось. Всё это могло для него плохо закончится: она ещё не забыла воинственность Надежды и её способность наказывать «врагов».
Но всё-таки Надежда наведалась в больницу и имела трудный разговор с Кориным. Михаил Михайлович не стал оправдываться, а выслушав все обвинения женщины, строго сказал:
-А что Вы хотели, Надежда Сергеевна, чтобы девочка зачахла совсем от горя? Ей была необходима смена обстановки — иначе можно было тронуться разумом.
-Но не такая же смена?! - возмутилась женщина. - Не в пекло же было толкать девочку? Куда смотрели Вы, её наставник?!
-А куда смотрели Вы?! - слегка повысил голос Корин. - Её мать? Почему девочка вынуждена была один на один нести свою беду?
Надежда опешила даже от строгого тона доктора:
-Но она же не в пустыне жила: вокруг люди, друзья, соседи, наконец, вы — сослуживцы?!
-Чужие люди? - вглядываясь в глаза странной женщины, поинтересовался Корин. - Вы считаете — этого достаточно?... Ни одной родной души рядом...
-Она уже взрослая девочка! - запротестовала Надежда. - И должна уметь принимать удар судьбы!
-Ну-да, ну-да, - ответил Михаил Михайлович, решив, что это женщина так ничего и не поняла. - Принимать удар она пока не научилась — потому и отправилась в Чечню, чтобы пройти урок, что называется: год — за три.
-Вы жестокий человек! - возмутилась Надежда.
-Да, это так! - ответил Корин, - моя профессия требует этого — я хирург. До мозга костей. А Вы, Надежда Сергеевна кто?
-Я — мать! - попыталась доказать свою правоту женщина, но Корин не дал ей сделать этого.
-Сомневаюсь! - словно отрезал он. - Это Александра Даниловна была для Сашеньки и матерью, и отцом, и бабушкой. А Вы, как я вижу — совершенно посторонний, чужой ей человек.
И добавил, поднимаясь с места:
-Извините, мне нужно к больным.
Корин вышел из кабинета не прощаясь, а Надежда от возмущения ещё некоторое время открывала рот, не находя слов. Потом поднялась и вышла из кабинета врача, громко хлопнув дверью. Уехала из совхоза на другой же день, оставив дом и могилку матери на попечение Нины Ивановны. Она так и не рассказала никому о нелицеприятном разговоре с Кориным, да и тот не стал распространяться на эту тему: они прекрасно поняли друг друга, и расстались, если и не врагами, то уж точно не друзьями.
Саня к это время работала уже а полевом госпитале, располагающемся на окраине Грозного. Здание было полуразрушено — госпиталь располагался в подвале. Приспособлен наскоро, но операционная была оборудована всем самым необходимым. Рядом с операционной реанимационная палата, с лежащими в ней тяжелоранеными, которых нельзя было ещё транспортировать.
В Грозном шли тяжёлые бои и раненые поступали непрерывно. Работы было так много, что времени думать о чём-то постороннем кроме череды операций, следующих одна за другой, не было. И Александра выкинула из головы всё, что произошло с ней полмесяца назад.
Уже через неделю работы Александра ощущала себя в госпитале, как рыба в воде. Общая боль и беда сближает гораздо быстрее и прочнее, чем общая радость. А уж боли тут хватало с избытком. Раненых привозили прямо из боя. Иногда девушке казалось, что весь Грозный — это сплошное поле боя.
-Как когда-то в сорок третьем в Сталинграде, - думала Александра, невольно вспоминая рассказы бабушки Сани. - С одним исключением: медсестра на поле боя сейчас не сможет сделать и шагу. Главврач даже ночью не разрешает выходить на поверхность, опасаясь снайпера, который засел где-то неподалёку.
Одна хирургическая бригада сменяла другую. Спали по очереди в небольшом помещении с несколькими металлическими кроватями, письменным столом посередине, служившим и кабинетом, и столовой, шкафами вдоль стен, где хранились необходимые лекарства, перевязочные материалы, инструменты.
В операционную Саню пока ещё не допускали: хватало работы в послеоперационных палатах. Их всего две: маленькая на восемь коек, где размещались самые тяжёлые, которых нельзя было вывозить из-за сложности ранения и нестабильности состояния, и большая — на шестнадцать коек, расположенных в два яруса. Здесь раненые долго не задерживались: раз в три дня прилетал вертолёт и забирал троих-четверых, для переправки на «большую землю».
У Сани была заветная мечта: встать к операционному столу, ведь один из двух хирургов был сам главврач: Вениамин Михайлович Воротников, который считается одним из лучших полевых хирургов. Поэтому она без устали повторяла и повторяла всё то, что должна знать операционная сестра. Закрыв глаза она вспоминала все хирургические инструменты, представляя их мысленным взором..
Застав как-то Саню возле шкафа с инструментами, Вера Васильевна, ассистент Воротникова, поинтересовалась:
-Инструмент, девонька, учишь?
Саня в ответ кивнула головой.
-Учи-учи! - продолжила Вера Васильевна. - Чтобы от зубов отскакивало... Сама проверять буду.
После её ухода, Наташка, что работала в паре с Саней, съязвила:
-Проверять - на это мы горазды, а вот место уступить, как смене своей, не дождёшься... Я уже два года при выздоравливающих, а воз — и ныне там... Правда мне Вера даже не обещала проэкзаменовать... Она, что глаз на тебя положила?
Александра с удивлением посмотрела на подругу:
-О чём это ты?
-А ты не знаешь? - хихикнула Наташка. - Верочка наша обожает молоденьких девочек... Вроде тебя...
-Не смеши, Наташка — весёлого мало.
-Не скажи- не скажи, - продолжала издеваться напарница, - я бы на твоём месте, непременно воспользовалась...
-Ну так воспользуйся — уступаю! - не поддавалась Саня.
-Увы, увы, она выбрала не меня.
Полностью мини-повесть - на "Ридеро"
Свидетельство о публикации №212011600089
Александр Михельман 16.02.2022 18:20 Заявить о нарушении
она просто заблудилась по жизни -
хотела найти счастье хотя бы в зрелом возрасте, если в молодом
его война забрала...
Я смогла понять только узнав больше о её жизни...
С уважением -
Тамара Злобина 17.02.2022 10:23 Заявить о нарушении