Долг моей памяти

               
Материл, который я предлагаю читателю – это серия очерков, которые написаны задолго до настоящего момента. Работая десять лет назад в журнале «Рукотворец», я писала небольшие очерки о художниках – прикладниках, чье творчество в те годы приковывало внимание и специалистов и любителей  неповторимостью, неординарностью проявления.  «Рукотворец» был задуман, как заочная школа обучения разным  художественным ремеслам, что налагало особые требования  к изложению материала. Методика обучения  художественному мастерству обязательно сопровождалась  наглядной иллюстрацией возможностей конкретного направления прикладного искусства,   Кроме того,  фотографии  лучших работ признанного мастера,  работающего  в    жанре, которому посвящен номер журнала, сопровождались еще и краткой информацией об авторе.
  По возможности, мы старались сделать приоритетными две темы - «Возраст творчеству не помеха», и «Работа с детьми». В силу такой тематической ориентации, большинство людей, судьбы которых, так или иначе нашли отражение в материалах,  уже к тому времени были очень и очень пожилыми. 
Десять лет – огромный срок, для человека, если ему за семьдесят.  Очерки,  приведенные ниже,  о  людях,  которые  уже ушли из жизни. Эта работа - посвящение им, дань памяти и уважения их талантам. Материалы – прижизненные. Именно таковыми были судьбы этих  людей, и  их творческие проявления. Конечно,  время изменилось. Однако,  мне бы хотелось, чтобы читатель  проследил и оценил бескорыстное желание у всех без исключения  художников – героев повествования, донести  свои навыки, свое видение художника,  каждому, у кого проявлялся интерес к творчеству. Мало того, замечу,  это были подвижники, которые  значительную часть своей творческой энергии  направляли на то, чтобы  такой интерес вызвать.
У  читателя, скорее всего, возникнет вопрос – почему не тогда,  когда все эти люди были живы, а сейчас? Отвечу – мы не успели. Тяжелые  длительные болезни людей - энтузиастов журнала, совпали по времени с безжалостными изменениями первой половины девяностых,  которые и определили судьбу журнала «Рукотворец».
К сожалению, организационные принципы  и возможности сайта  proza.ru не позволяют наглядно иллюстрировать это посвящение. Однако, если у читателя возникнет желание познакомиться с  работами героев моего повествования, в музее прикладного искусства на Делегатской Вам могут предоставить такую возможность.  Многие  произведения перекочевали туда. Или, во всяком случае, там можно узнать о судьбе авторских работ. В моем  же архиве хранятся фотокопии многих, но далеко не всех работ работ.   Возникнет интерес – обращайтесь.

Плоткин Илья Григорьевич

Улицы большого города. Дома, дома, дома… Сколько же тайн запрятано в их недрах, за стеклами, светящихся в ночи окон. Бегут, суетятся внизу люди, окунувшись в свои насущные проблемы. Мимо бегут, не имея ни желания, ни возможности проникнуть в нюансы чужих жизней, схоронившихся за мерцающими в ночи окнами.
Таковы уж особенности большого города. Нельзя объять необъятное.
Чужие проблемы, чужая боль нас не трогают. Мы о них просто не знаем, и не хотим знать. И бежим, бежим, бежим…
И, вдруг, остановка. Случай. Моральный долг моей институтской подруги. История, рассказанная мне впопыхах, и просьба – напиши.
Я не люблю, да, пожалуй, и не умею писать с чужих слов. Поэтому-то и состоялась эта встреча на Красной Пресне, итогом, которой и стало  повествование о 92-х летнем художнике – мастере скульптуры из дерева – Илье Григорьевиче Плоткине.
Первое впечатление о человеке. Каким оно будет? Его ждешь и его боишься. Как для кого, а для меня оно много значит.
В тот день, войдя в квартиру, я буквально споткнулась, о взгляд. Глаза – огромные, беспомощные голубые глаза за сильными стеклами очков. И еще. Совершенно неожиданный вопрос. «Почему же Вы не выбрали день посветлей? В темноте многого не увидишь».
Мне рассказывали о том, что Илья Григорьевич почти не видит, но я никак не ожидала, что сознание его еще не приняло бедой, вошедшую в его жизнь, менее   года назад, – реальность.
Да и как принять ее скульптору, посвятившему себя творчеству? Сильные, талантливые руки просят работы, душа готова вспарить в объятиях вдохновения. Света вот только нет.  Поэтому и ждет Илья Григорьевич длинных, ярких летних дней, надеясь, что солнечным лучам удастся прорваться сквозь пелену, застилающую глаза.
То, что творчество – все для этого человека, я поняла практически сразу. Скульптурные деревянные композиции стояли везде. На мебели, на специальных полках, на полу и подоконниках. Работы разные по темам, размерам, манере исполнения  и замыслу.
Здесь и монументальная  композиция в память о погибших в войне, а рядом, взметнувшаяся в танце, грациозная Айседора Дункан. Здесь цикл, посвященный материнству, и скульптурный портрет актера Михоэлса, и многое, многое, многое.
Наконец, здесь и мебель, сделанная руками хозяина. Столы и стулья, искусно вырезанные из огромных капов, и отполированные так, что поражаешься, тому, сколько красоты, присущей этому благородному материалу, может быть вскрыто умелыми, мудрыми руками мастера.
Сейчас эти руки бессильны. Старому человеку остались только воспоминания. Он рад редкой возможности поделиться ими с тем, у кого возник интерес к драматической истории его жизни.
Но старый человек – тяжелый собеседник. Поэтому, буду писать только о впечатлениях, вынесенных мной лично. Писать о том, о чем он хотел говорить. Воспоминания Ильи Григорьевича перемежаются, перескакивая и меняясь во времени. Однако отсчет их, вероятно, всегда начинается с самого яркого, привнесенного еще из детства.
На стене большой портрет Марка Шагала, на столе – альбом. Я уже знала, что все это относится к годам, проведенным  им в подмосковной детской еврейской колонии в поселке Малаховка, куда он попал маленьким мальчиком в голодном двадцатом году.
Листаю альбом. На снимках босоногие ребятишки с распахнутыми, любознательными глазами. Четкое впечатление, что это – одна большая семья. На одном из снимков все заняты работой. Ребятишки вставляют рамы, красят, метут двор, моют окна. На другом – прямо на улице устраивают театрализованное представление. Еще на одном – все вместе за большим обеденным столом. Учителя – среди них. В одном из них угадываю Шагала.
Прошу Илью Григорьевича подробнее рассказать об  учителях и однокашниках. Интерес мой подогревался еще и тем, что практически вся моя сознательная жизнь тоже связана с Малаховкой. Однако о колонии я никогда и ничего не слышала. Ее закрыли лет за 10 до моего рождения – в середине тридцатых годов. И, хотя просуществовала она более 10 лет, в мои годы не было ни рассказов, ни даже отдаленных отголосков о том, что в лесу, куда мы ходили за грибами и земляникой, не так уж и давно жили, трудились, росли босоногие колонисты, и что в воспитателях у них были известные всему миру художники.
Рассказывать начал Илья Григорьевич с видимым удовольствием. Чувствовалось, что воспоминания детства до сих пор греют душу этого человека. Трудились, говорил он, от зари до зари. Сами выращивали овощи в огороде, держали коров, пекли хлеб, заготавливали дрова на зиму.
Потом молчание. Рассказ оборвался. Трудно  сосредоточиться - мысль ускользает. Все-таки 92 года. Он сбился, вернулся к началу.
Однако, я уже поняла главное, - это то, что Илья Григорьевич пронес годы, проведенные  в колонии, через всю долгую жизнь, считая их самыми светлыми и определяющими.
 Нужно было разобраться в корнях этих ощущений. Я прочитала книгу Шагала «Моя жизнь», прочла записи, сделанные ранее моей подругой  со слов  Плоткина.
В книге  «Моя жизнь»  не много места уделено этому периоду. У художника тоже была длинная, насыщенная событиями судьба. Однако, те немногие строки, написаны были по свежим следам, свежей памятью неравнодушного человека. Поэтому, я позволила себе, в раскрытии темы, привести цитаты из книги знаменитого художника.
«Дети сами вели хозяйство – по очереди готовили еду, пекли хлеб, кололи, и таскали дрова для печки, стирали и латали. Они заседали на манер взрослых, обсуждали и судили друг друга и даже своих учителей, хором пели «Интернационал».
«Я обучал их искусству».
Да, да, искусству живописи старших колонистов обучал Марк Шагал, а младших – дочь преподавателя музыки Юлия Энгеля. Сам же Энгель, впоследствии ставший знаменитым дирижером, и, до сих пор считающийся родоначальником национальной еврейской музыки, обучал ребят игре на музыкальных инструментах.
Вечерами же его жена Антонина Константиновна –выпускница Берлинской консерватории священнодействовала за роялем.
Илья Григорьевич и поныне помнит, как вибрировала, взлетала душа, уносясь в заоблачные выси, под воздействием нежных мелодий Грига.
Педагоги и колонисты жили одной семьей. Они вместе работали, вместе питались, вместе проводили вечера. Наравне со всеми, действия преподавателей, как уже упоминалось Шагалом, подвергались анализу и критике. В конечном итоге, такое положение вещей только усиливало воспитательное и эмоциональное воздействие на воспитанников одаренными педагогами и талантливыми личностями.
Кроме того, как Энгель, так и Шагал были выходцами из еврейских местечек.
К слову сказать, именно местечки, даже в те годы еще сохраняли традиции и особенности национальной еврейской культуры.
Царским указом на территории Украины и Белоруссии были переселены мастеровые евреи. Места, где они расселились – «местечки», не являли собой «гетто» в общепринятом понимании этого слова. Там не было высоких заборов с железными воротами, не было режимов «от восхода до заката». Однако, выбраться из местечка при царизме было практически не возможно. Евреям не положено было иметь паспортов.
Поэтому и проросли корнями в землю эти люди. Поэтому-то вера, обычаи, профессии, язык передавались и оттачивались от поколения к поколению. Поэтому-то сильны были родственные связи. Людей этих, судьба не разбрасывала по стране. Они рождались, взрослели, учились, обзаводились семьями среди людей, близких по духу, по языку и культуре. Людей, которых знали всю жизнь.
Талантливые личности во главе учебного процесса, знавшие и любившие национальную культуру, хотели донести ее до своих учеников. Отсюда и национальный театр в колонии, отсюда общение на родном языке, отсюда эти музыкальные вечера.
Мы любили друг друга, любили своих учителей, а учителя любили нас, говорит Илья Григорьевич.
Согласитесь, годы, проведенные в такой атмосфере не могли пройти даром ни для кого. Илье Григорьевичу они дали творческий заряд на всю его долгую жизнь.
В подтверждение этих слов снова обращусь книге Марка Шагала.
«…Я любил их. Они рисовали. Они набрасывались на краски, как звери на мясо.
Один из парнишек был постоянно одержим творчеством. Он рисовал, сочинял музыку и стихи. Другой выстраивал свое искусство, как инженер. Некоторые предавались искусству абстрактному, другие приближались к Чимабуэ и искусству соборных витражей. Долгое время я восторгался их рисунками и их вдохновенным бормотанием.
Кем вы стали мои дорогие ребята?
Когда я вспоминаю вас, мое сердце замирает».
Не напрасно тревожился за границей знаменитый метр. Тяжелые годы проживала наша Родина. Тяжелые годы достались на долю его воспитанников.
Илья Григорьевич не любит окунаться в воспоминания тех лет.
Слишком больными и страшными для него они, вероятно, были.
Не буду, поэтому,  подробно о них писать и я. Лишь вскользь замечу, что период, протяженностью почти в двадцать лет вместил в себя и три года лагерей, куда попал он в результате чистки, устроенной после убийства Кирова, войну, начиная с 1939 года – с Финской компании, и, кончая победным Берлином, ссылку в период борьбы с космополитизмом.
Продолжу я с того, с чего начала эту статью, к чему и поныне постоянно обращается в воспоминаниях, мыслях, надеждой своей и своей болью Илья Григорьевич.
Деревянная скульптура, лесная скульптура.
В его жизнь она вошла в начале пятидесятых годов. В те годы Плоткин работал ретушером в журнале «Советский Союз». Работа почти техническая, да и жизнь в Москве без прописки, - все это не приносило ни спокойствия, ни удовлетворения. 
Илья Григорьевич нашел свое отдохновение в вылазках на природу. Именно в эти не очень веселые для него годы вошли в его плоть и кровь любовь к дереву и деревянной скульптуре, и через природу, через дерево – ощущение себя творцом.
Был еще один определяющий момент в этих лесных прогулках.
Любой интерес, как правило, обрастает единомышленниками. Так и у Плоткина со временем образовалась, как он говорит, «банда» – люди, с которыми он вместе учился постигать и видеть лес. Эти его попутчики, в последствии, после 1953 года и составили костяк первой школы – студии Ильи Григорьевича Плоткина.
С той поры прошло много лет. Выросло более трех поколений учеников и последователей.
В начале 80-х годов студия обрела статус и помещение – 4-х комнатный подвал на улице 1905 года.
Занимались вечерами 2 раза в неделю. Одновременно в помещении от 7 до 15 человек. Разные возрасты, разная степень подготовки. Разный художественный вкус и возможности, разные руки. Поэтому-то так бурно проходили обсуждения. На суд выносилось произведение каждого из учеников, и учителя тоже. Это входило в этап обучающего процесса. Иногда приходили со своими работами и те, кто в силу возраста или обстоятельств давно распрощались со студией. Их детища тоже выставлялись на всеобщее обозрение и подвергались тщательному анализу.
И еще. Вылазки на природу. Еженедельно. Основных задач – две. Общение с природой. Ученики должны были научиться видеть и понимать художественную красоту русского леса, и  поиск материала. Так, в Сокольниках для нужд  микояновского мясокомбината  выращивали лавровишню. Периодически, для копчения мясопродуктов, деревья вырубали. Ученики Плоткина присутствовали практически, на всех порубках, подбирая, то, что оказывалось невостребованным заготовителями – от корней до мелких сучков. Лавровишня очень хороша в деревянной скульптуре.
А что же сам Илья Григорьевич?
Все эти годы он активно творил. Работа в неделю – его творческий выход. Бывали, конечно, произведения, занимавшие  время и мысли на более длительные сроки.
Увидев, однажды в лесу огромный пень, Илья Григорьевич, мысленно постоянно возвращался к нему, и не успокоился, пока не нашел способа доставить этот пень в мастерскую. Результат – колоритнейшая скульптура Льва Толстого  в музее Толстого на Пречистинке.
50 лет творчества – это очень длинный путь. Это очень много работ. Некоторые из них осели в музеях или частных коллекциях, но большинство из них – дома. До недавнего времени место их было в студии. Они служили, порой, примером, порой, наглядным учебным пособием, помогая обучать, а, может быть, вдохновляя тех, кто осваивал мастерство  под руководством Плоткина.
Однако времена меняются. Пришел черед и нашему жесткому, безжалостному  времени. Кому-то понадобился подвал в центре Москвы. Деньги есть – остальное решаемо. Не важно, что при этом лишают любимого дела одержимых и одаренных людей. Да ладно бы только взрослых, которые уже стоят на ногах и смогут самостоятельно распорядиться приобретенными навыками и видением. В студии  занималось много ребятишек. Сколько же этих еще не созревших душ отдали на поругание улице, отлучили от прекрасного, отлучили от творчества.
Как же могут не думать те, что сапогами идут по человеческим судьбам, что жизнь бумерангом воздаст должное им через их же собственных детей. Трагедия в том, что, далеко, не только им воздастся.
Илья Григорьевич плохо понимает эту нашу современную жизнь. Стар он для этого. Поверьте, это трудно и в более молодом возрасте.
Поэтому и прорывается у него боль, замешанная на непонимании. Как случилось, что студия с многолетними традициями оказалась не нужной? Ему больно от того, что гниет материал, сброшенный в навал в глухой сырой подвал, так как не нашлось ему другого места. А какой был материал? Сколько троп за ним исхожено, как тщательно его выбирали, наметанным взглядом определяя контуры будущих работ.
Что ему объяснишь? Что минует и это время, и настоящие ценности вновь обретут свое значение. Согласитесь, для человека, которому 92 года, это слабое утешение.
Не хочется на грустной ноте заканчивать статью. Я знаю, этот материал прочтут Илье Григорьевичу. Так пусть он помнит о том, что врачи не приговорили его окончательно к слепоте. Задеты нервные окончания. Нужно тренировать глаза. Свет может снова войти в его жизнь. И снова воспрянет душа, вдохновленная порывами творчества.
И еще, ученики помнят и любят его. А это  не каждому педагогу дано. Это результат творческой отдачи – сил, умения и любви, которые сам вложил в них. Это сродни тому, что сам он, до сих пор помнит людей, зарядивших его на творчество. Любящие люди не равнодушны. Они не пробегут мимо знакомых окон, не давая себе труда отвлечься на беду человека, так много сделавшего для них самих. Они постараются помочь ему справиться с подступившей болезнью. А история, она справедлива. Она все, со временем,  расставит по надлежащим местам, определив ценность и значение работ художника, или же найдя достойную реализацию в работах его учеников и последователей.

Попова  Галина Леонидовна

На пороге квартиры  старого дома с высокими потолками нас встречает пожилая, седая, худощавая женщина – Галина Леонидовна Попова. Входим – и перед нами удивительное – все стены от пола до потолка – экспозиция  – выставка работ хозяйки.
Первое впечатление – обилие и разнообразие жанров, и очень высокий художественный уровень увиденного. Постепенно начинаешь разбираться в темах и направлениях творческих интересов автора.
Основных   тем   несколько – архитектурные культовые ансамбли – такие, например, как Храм Христа Спасителя, или Архангельский собор  Московского  Кремля. Техника выполнения этих работ – уникальна. Автор нашла удивительное сочетание материалов – блестящего стекляруса и матовых   кусочков   изоляции электрических проводов. И  этим приемом  Галина Леонидовна добилась того, что панно выглядят не только объемными. В работах присутствует ощущение света и тени. Именно таким видишь настоящий Храм в яркий солнечный день. Это находка автора. У Галины  Леонидовны Поповой  вообще много интересных находок.
Следующее направление работ   – панно  из соломки. В них автор тоже отступает от  принятых  правил. Выполнив достаточно   много   произведений  в традиционной манере из плоской соломки, Галина Леонидовна пришла к выводу, что совершенно другого эффекта можно добиться, работая  с  цветной  или  жженой соломкой. Кроме того, она придумала и разработала технологию приема, который называется - буление - придание плоской соломке выпуклой формы. Так,  розы   на панно, выполненные с применением буления из жженой соломки, выглядят живыми – в них объем,  свет  и  даже присутствует ощущение, что они излучают аромат. Несомненно, – это находка,  которую могут использовать все, кто работает с соломкой, но в данной работе, как  и в других,  чувствуется  рука  очень большого мастера.
Еще одно  увлечение  Поповой – панно из засушенных листьев и цветов. И здесь автор пошла своим путем. Ощущая всю прелесть работ этого жанра, Галина Леонидовна хотела уйти от проблем этого жанра – хрупкости материала и, как следствие, работы всегда требовали стекла, теряя при этом часть своей выразительности.  Кроме   того,  лепестки цветов быстро выгорали. Галина  Леонидовна   исходными материалами для своих изделий выбрала чешуйки кукурузных початков, листья и шелуху чеснока и, даже, корки от бананов. Естественно, что материал пришлось подвергать обработке. Зато работы  получились  совершенно необыкновенными и им не нужна стеклянная защита.
Ну и еще одно, пожалуй, самое сильное увлечение автора – картины из тополиного пуха. Трудно представить себе,  что из этого незатейливого материала, возможно создавать такие разные по жанру произведения – Екатерина  Максимова – в танце,  портреты  Пушкина  и  Шекспира, морские пейзажи и многочисленные добрые, выразительные мордочки собак и кошек. Звери, как правило, - работы ее учеников. В течение многих лет Галина Леонидовна Попова  летом ведет кружок в детском   лагере Московского университета. Без этих занятий она не представляет  своей жизни. Галина Леонидовна уверена, что неодаренных ребят  не существует.  Надо  только помочь ребятишкам открыть свое дарование. Не обязательно,  наклонности  ребят совпадают с  увлечениями самой Галины Леонидовны, но если такие совпадения есть, она точно знает, как дать ребятам их проявить.
В лагерь Галинина Леонидовна             выезжает семьей. В их доме  –  золотые руки –  наследственность. Мама Галины Леонидовны была прекрасной портнихой и вышивальщицей. А сама  Галина Леонидовна, ее дочка и внучка умеют все – шить, вязать, плести, и у всех  прекрасный художественный вкус.  В лагере – внучка обучала ребятишек работе с соломкой,  а  дочка вела кружок, который   назывался  – “Веселая академия”,  где делали интересные поделки из всего, что попадалось под руку.
В настоящее время имя Галины Леонидовны Поповой достаточно известно среди  художников  прикладного  искусства. У нее 5 медалей Международных  конкурсов, проходивших в Японии в г. Осака в том числе и золотая. Ее  работы и работы ее учеников завоевали в Японии приз Big Sprais - высшую  Международную награду, в мире прикладного искусства.
Кроме того, у Поповой 4 золотые медали ВВЦ и масса дипломов участника выставок. 
Если описывать жизненный путь Галины Леонидовны, то приходит осознание того, как сильно мы зависим от стечения обстоятельств, от судьбы.
Золотая медаль  по окончании школы. Затем – Казанский Педагогический институт – Механико-математический факультет.  Красный диплом. Те, кто кончали технические  вузы, могут  себе представить, что  такое  красный институтский диплом,  на таком факультете. Казалось бы, что впереди интересная, трудная работа очень высокой квалификации. Но судьба распорядилась иначе. В  1945 году Галина Леонидовна вышла замуж за  военного. А дальше – 30 лет  кочевой жизни по стране – судьба большинства жен офицеров. 13 из них прошли в Средней Азии. Основная проблема –  это типичная  проблема  офицерских  жен в те годы. Муж работает – для  жены работы нет. Поэтому и приходилось браться за любое дело, как только возникала хоть какая-нибудь вакансия. Приходилось вести кружки кройки  и  шитья,  преподавать математику, преподавать черчение, работать инженером.
После перевода мужа в Москву – работа в проблемной лаборатории МГУ,  где  отходами производства был стеклярус. Именно там  Галина Леонидовна  попробовала создавать  свои  первые  панно, используя  стеклярус, который просто выбрасывали. Там же родилась идея использовать кусочки изоляции от зачищенных  проводов.
Преподавать рукоделие, используя свои  находки, Галина Леонидовна Попова начала в  детском  клубе “Орленок”,  работая  еще в МГУ.
 Чтобы  принимать участие в выставках художников -  стала членом клуба “Природа и творчество”. 
Ищущий характер Галины Леонидовны требовал новых форм и новых технологий в традиционных направлениях прикладного искусства. В клубе  же, отстаивая  верность традициям, отточенным временем, настаивали только на использовании природных материалов. Ни стеклярус, ни оплетка  к таковым не относились.
Однако, эта  хрупкая женщина, которой  уже исполнилось 79 лет, сумела пройти по жизни своим путем, доказав высоким уровнем своих работ, право автора, если этот автор творец – быть новатором, и воспитать учеников, которые подхватили и продолжают ее идеи, используя ее  приемы и опыт.

Трошина Лилия Алексеевна

Встретилась с художником –  и мысли, мысли, мысли. Почему одним дано охватить взором то  удивительное, что нас окружает, а другим – нет? И почему, зачастую, видение это открывается тогда, когда в жизнь врывается беда?
Лиля Алексеевна Трошина – Москвичка и по говору и по рождению. Детство ее совпало с трудными послевоенными годами. В 1946 году девчонкой пришла на завод. Училась в вечерней школе.  Работая экономистом на заводе Динамо, писала стихи, которые изредка печатались, любила музыку, неплохо играла на гитаре.
 Беда  пришла – в 1977 году  в 48 лет – сильнейший артроз – и, как следствие – инвалидность и почти никакого передвижения.
И именно в этот момент судьба повернулась к ней другой стороной. Случайно рассыпав на диване горстку семян, Лиля Алексеевна с изумлением поняла, какая  интересная получилась композиция. Взяла доску, покрыла ее лаком и на невысохший лак стала укладывать семечки. Готовую картину, опять же случайно,  увидел врач скорой помощи. К счастью, он оказался ценителем. Именно его оценка дала толчок  тому, что Лиля Алексеевна уже совершенно осознанно, с увлечением стала подбирать семена и творить. Когда работ набралось достаточно много, она показала их специалистам в выставочном зале на Воровского 4. Работы понравились, но художники отметили, что восприятию мешает блеск лака. С большим трудом с помощью казеинового клея Лиле Алексеевне удалось добиться того, что ее самая любимая работа “ Белая сирень”, сделанная из отбеленного перца, стала матовой, потеряла блеск. Сделав еще одну работу, имея в виду уже эту проблему, автор приняла участие в самой первой в своей жизни выставке, получила первый диплом. А дальше, как часто бывает – случай. Лиля Алексеевна попробовала создать композицию из рыбьих косточек и показала то, что получилось Аиде Алексеевне Курбатовой – художнику, отбирающему работы на выставки. И – в результате выставка – 10 картин из рыбьих косточек и  6 из семян. Выставка совместная с очень талантливым, тогда еще начинающим мастером художественного стекла Алексеем Зеля. Вместо положенного одного выставка продолжалась 4 месяца и, судя по записям в книге отзывов, восхищение вызвали оба мастера.
В 1980 году Лиля Алексеевна Трошина стала членом клуба “ Природа и творчество”. У нее есть прекрасные работы из сухих цветов, бересты и даже листьев гнилой капусты. В это  же время муж подарил Лиле Алексеевне краски, и она увлеклась еще и живописью. Вы бы видели ее пейзажи. Причем, многие из них написаны по памяти из-за проблем с ногами. Сейчас Трошина член Тушинского товарищества художников.
Я немного отвлекусь, прежде чем расскажу о последнем, самом сильном увлечении Лили Алексеевны, о работах – аналогов которым нет ни у одного из известных, да, думаю, и неизвестных мастеров прикладного искусства.
Самым строгим ценителем ее произведений был муж, с которым они прожили 49 лет, и которого она похоронила всего несколько месяцев  назад. Он же был и самым большим помощником – проблем же из-за больных ног было больше, чем достаточно. Очень рано – в 38 лет от тяжелой болезни ушел из жизни ее сын, у которого тоже были золотые руки. Посетив выставку Зеля, ее сын сделал ряд очень интересных работ из художественного стекла, хотя к профессии стеклодува не имел никакого отношения. К тому, что появятся эти работы, Лиля Алексеевна была, отчасти, готова, видя, как сын ее изо дня в день приходил с обожженными руками.
Сейчас у Лили Алексеевны только внучка и внук. Внучке – 27, внуку – 19 лет. Художественные способности, – скорее всего – наследственность.  Внучка ее очень хорошо рисует  и работает в технике ручного гобелена. Внуки самые строгие ценители последних работ своей бабушки. А то, что они видят и оценивают, достойно того, чтобы об этом написать отдельно.
4 года назад Лиля Алексеевна увидела на выставке картины из бересты художницы Кочетовой. И сразу поняла – это мое. Стала искать бересту и на вернисаже столкнулась с японским мастером, продающим изделия из необработанной березы. Трошина поделилась с ним своими проблемами, а он поделился с ней отходами материала, которые считал ни на что не пригодными. И удивительное художественное чутье подсказало Трошиной, что здесь, в этих неровностях и наростах на коре – самое ценное для нее – ее видение, ее руки. Так родилось новое направление в традиционном жанре – художественные изделия из кустовой бересты.
Несмотря на то, что передвижение для Лили Алексеевны давно стало проблемой – у нее масса дипломов участника выставок, 2 серебряные медали ВДНХ, Работы ее экспонировались в Японии и Чехословакии.
И еще. Начиная с 1983 года,  Трошина каждое лето выезжает в детские лагеря. Надо видеть работы ее 8 – 9 – 12 летних учеников, которых Лиля Алексеевна  научила своему художественному видению и умению. Работы выполнены в разной технике, из разного материала, но с огромной любовью и большим вкусом. Лиля Алексеевна помнит всех своих учеников и их работы поименно и, когда появляется возможность, помогает ребятам участвовать в выставках, детского творчества.
6 ноября этого года Лиле Алексеевне Трошиной исполняется 70 лет. Более 20 -  лет она  инвалид. Но у нее очень много друзей, хороших друзей, которые ей помогают. И есть творчество, которое приносит радость и дает ей силы (несмотря на все невзгоды, которые очень глубоко затронули ее жизнь), жить, творить и передавать свое мастерство последователям.

Хапилина Ирина Александровна

Ожидание бывает разным. Бывает тревожным, когда  со страхом ждут наступление события, а бывает радостным, нетерпеливым. Случается, что от этого состояния опускаются руки, а бывает, что и наоборот.
Есть на Волге в отрогах Жигулей небольшой старинный городок Хвалынск. Каждую весну туда приезжает пожилая женщина – Ирина Александровна Хапилина. Приезжает, потому, что любит это место и потому, что ждут ее там. Ждут ее ученицы. Ждут долгие осень, зиму и раннюю весну. И это не просто ожидание, а предвкушение  работы – творческой, интересной, кропотливой.
Начало этой истории уходит в далекие уже сейчас годы войны. В казачью станицу Кореновскую эвакуировали двух монашек из-под Ленинграда и поселили их в дом Ириных родителей. Именно этим двум женщинам  Ирина Александровна обязана своим увлечением, ставшим, в последствии, главным делом ее жизни. Именно они приобщили 14-ти летнюю Иру к таинству творчества, открыли ей многие секреты мастерства монастырских вышивальщиц. Благо, почва оказалась  благодатная – ученица оказалась очень усердной, да и ручки, как выяснилось, были у нее “золотые”.
Но в жизни в то время были другие ориентиры и другие приоритеты. Повзрослев, Ира пошла учиться в технический ВУЗ, а потом до пенсии работала  инженером. Ну а вышивка, что? Увлечение, досуг и возможность сделать нестандартный подарок. Но именно к ней обратилась Ирина Александровна, когда в дом пришла беда. Случилось это, когда они с мужем были уже пенсионерами. Очень, тяжело заболела дочь. На лечение нужны были деньги. И Ирина Александровна пошла вышивальщицей в ателье. А там столкнулась с ситуацией, когда менее квалифицированный и интересный труд других мастеров оплачивался выше. У Ирины Александровны не было документа о квалификации. Пришлось окончить курсы ручной вышивки. И вот именно тогда, на занятиях, ее впервые посетила мысль, что ее призвание,  ее дальнейший жизненный путь – преподавание ручной художественной вышивки. И тот факт, что почти весь курс, на котором она занималась, целиком пришел уже  к ней на повторное обучение, говорит о том, что мысль такая имела право быть и была правильной.
А потом начались поездки в Хвалынск. Дом Учителя. Курсы художественной вышивки. Преподаватель – Ирина Александровна Хапилина. Сейчас  в этом маленьком городке живут и работают 12 первоклассных вышивальщиц, каждая из которых обладает правом преподавания. Все они –ученицы Ирины Александровны Хапилиной. Зимой, когда Ирина Александровна уезжает в Москву,  учебный процесс в Хвалынске не замирает. Мастерицы – вышивальщицы каждую неделю собираются в клубе любителей художественной вышивки, открытому по инициативе и при содействии их преподавателя. Там они показывают свои работы, делятся опытом, там ждут, – ждут весны, ждут своего учителя. Каждому мастеру Ирина Александровна  осенью перед отъездом дает персональное задание с подробнейшими методическими разработками, в которых от работы к работе усложняет задачи.  По приезде  Ирины Александровны на следующий год,  внимательнейшим образом рассматривается и  оценивается каждая выполненная работа и ставятся новые задачи.
Знакомство с  творчеством Ирины Александровны в убеждает  в том, что перед нами  очень большой мастер, прекрасный художник и уникальный преподаватель. Ее опыт общения с ученицами в Хвалынске – ценный удачный опыт заочного обучения. И именно по этому есть твердая уверенность, что ее курс ручной художественной вышивки в журнале “Рукотворец” будет по достоинству оценен.  Мы надеемся, что Вы тоже будете с нетерпением ждать выхода очередного журнала по программе обучения ручной  вышивки. А наградой  автору курса – преподавателю Ирине Александровне Хапилиной будут творческие успехи тех, кто приобщился к замечательному рукоделию, постигая секреты мастерства на ее занятиях в заочной школе обучения.

Лосовская Евгения Николаевна

1998 год. В музее Прикладного Искусства РФ проводится выставка – конкурс  “Вышитая картина”.  Участвуют 200 лучших мастеров ручной и машинной вышивки  страны. Огромное количество желающих увидеть их работы.
Авторитетная комиссия определяет -  лучшим мастером ручной вышивки является Лосовская Евгения Николаевна. Ей же достается и приз зрительских симпатий.
Лучшая вышивальщица станы. Кто она? Что за человек? Как шла к своему мастерству?
Пятилетней девочкой, гуляя вдоль канала в Тушино, увидела маленькая Женя группу ребятишек  с учителем, которые вышивали. Подошла. Дали ей  холст, нитку и иголку.
И все. В мире появилась вышивальщица. Девочка схватывала все на лету. Через несколько занятий – это был уже творец, в чем-то еще наивный, не все еще умеющий, но уже способный  к самосовершенствованию.
Аналогично произошло и с живописью. В 6 лет Женя оказалась в мастерской знакомого художника.  И вот тогда, еще в раннем детстве навсегда соединились в ней любовь к живописи и любовь к вышивке.    
  Во время войны, в эвакуации в Омске Женина вышивка помогала им с мамой пережить голод.  Мама на базаре меняла, вышитые Женей картины на продукты.
 Вернувшись в Москву,  Женя в 1946 году поступила работать лаборантом в лабораторию Академии Наук СССР, ставшую впоследствии институтом Курчатова. Молодая, энергичная девушка занималась танцами, увлекалась волейболом, ну и, конечно, вышивкой. В те годы на предприятии, где трудилась Женя, очень хороший  педагог Храмцева М. Л. организовала кружок вышивки картин, и Женя начала его посещать. Посещать, чтобы общаться, чтобы оценивали ее работы, чтобы делиться своими находками и изучать находки других.
С конца 50-х годов Евгения Николаевна работает самостоятельно. И одной из первых ее работой был портрет Игоря Васильевич Курчатова. Находясь рядом с такими исключительными личностями, как Игорь Васильевич и Борис Васильевич Курчатовы, как художник, Евгения Николаевна не могла не хотеть вышить портреты этих людей. Очень долго искала фото Игоря Васильевича и, наконец, ей попался небольшой документ с крошечной – 3х4 см. фотографией. Работа была закончена, когда Игоря Васильевича уже не стало. Портрет, исполненный в технике графики, получился  удивительно выразительный – живые умные глаза, сила характера. Вдова Курчатова – Марина Дмитриевна, на столько была потрясена, что Евгения Николаевна Лосовская не могла не подарить картину, хотя ей самой эта работа была очень дорога.
Но такая уж судьба портретной живописи, Как только работа  готова – это уже не только собственность художника. Именно поэтому, портрет Бориса Васильевича Курчатова был подарен человеку, чей образ  Евгения Николаевна воплотила в своем произведении.  И удивительный портрет мужа Евгении Николаевны - Чистякова Леопольда Васильевича, вышитый тончайшей расщепленной шелковой нитью, был предназначен в подарок к его шестидесятилетию.
Интересна судьба еще одного портрета. Когда - то  в 60 годы она посмотрела  фильм “Заговор послов”.  Личностью главного героя – Эдуарда Берзина, Евгения Николаевна оказалась на столько заворожена, что отважилась попросить фотографию у его вдовы. Вышила замечательный портрет с выразительными смеющимися глазами и подарила  его Ядвиге Яновне Берзин. После смерти Ядвиги Яновны, Евгения Николаевна  решила, что работа затерялась. Но однажды, на передвижной выставке во Владимире, обратилась к ней женщина. Это была внучка Эдуарда Берзина. Так Евгения Николаевна узнала, что работа, когда-то выполненная ею – теперь семейная реликвия и передается по наследству.
Настоящая портретная живопись – высшее проявление таланта живописца, портрет же выполненный в технике ручной вышивки, к тому же еще удивительное сочетание таланта живописца и искусства мастера той техники, в которой этот портрет выполнен.
Но в коллекции работ Евгении Николаевны не только портреты. Удивительны вышитые ей копии картин “Зимняя ночь в Литве”  художника Ковальского, “Теплый ноябрь” Михаила Клевера, “Полесье” Шишкина, “Мыс Фиолет” Айвазовского, “Маленькая няня” Платонова и много, много других. Отдельно хочется сказать о картине “Оттепель” Федора Васильева - талантливейшего  русского художника. Существует 2 ее варианта, написанные автором в двух цветовых гаммах. Евгения Николаевна нашла 3-й вариант цветового решения этой картины.
 Евгении  Николаевне Лосовской 72 года. Длинаая не простая жизнь. Детство, связанное с войной, трудовой фронт в последние военные годы, 30 лет работы в институте Курчатова. Трудная, напряженная работа и новейшие открытия. Поэтому  и награды, за труд в последние годы войны, за трудовую деятельность в институте.
Творчество – тоже ее жизнь. Член Союза Художников Евгения Николаевна Лосовская, как когда – то ее знаменитые соотечественники постоянно участвует в  передвижных выставках – Москва, Владимир, Иваново, Витебск.
И работает, работает увлеченно, талантливо. Пушкинские дни – портрет Пушкина, - диплом в цикле “ Народная Пушкиниана” во Всероссийском музее прикладного искусства.
 Это удивительное сочетание увлеченности, таланта, огромного художественного вкуса дают Евгении Николаевне силы для жизни, для работы, работы такого уровня, который, отмечают и ценят и специалисты и самые известные мастера вышивки, считая ее лучшей среди  них – первой вышивальщицей живописных работ в стране.

Деберина Екатерина Филипповна

Об этом  коллективе уже писали. После выхода кинофильма «Как стать счастливой?» журналистом И. Пантелей в журнале «Культура и трезвость» была написана очень добрая, трогательная и глубокая статья с одноименным фильму названием. Но статья появилась в журнале в 1989 году, а сейчас - 2000 год. Прошло 11 лет, и каких лет. Другое время, другая страна.  А студия «Лесная скульптура» - жива. Жива, вероятно, благодаря тому, что руководитель ее  - Деберина Екатерина Филипповна  за 20 с лишним лет, в том числе и за 11 последних, сумела добиться того, что студию признали - у нее свое лицо, свое имя. И как не быть имени, если ежегодно ученики студии принимают участие в 8-10 крупнейших выставках по теме «Природа и творчество» На каждой из этих выставок было представлено не менее 5-ти ребячьих работ, которые практически все были удостоены дипломов 1-й степени. И это не одни и те же работы - год Пушкинского юбилея - работы по теме. Год 2000 - летия  Христианства на Руси - и направление творчества устремлено в соответствующее русло.
Конечно, многое изменилось за 11 лет. Изменились возможности предприятия, которое, в свое время построило и содержало Дворец культуры «Замоскворечье». Поэтому и студия сейчас не во дворце. У них 2  небольшие двухкомнатные квартиры, объединенные вместе. Но они довольны. Довольны, что есть помещение, за которое не надо платить, что занятия бесплатные, а, значит, доступные. И, что преподаватель получает зарплату - не большую, но достаточную, чтобы можно было не бросать любимое дело. Хотя все прекрасно понимают, что все эти по нынешним временам «льготы» - это оценка художественного уровня работ студии, цена их наград -  это оценка целой коллекции дипломов и медалей ВДНХ и признание того, что преподаватель студии Екатерина Филипповна Деберина - заслуженный работник культуры, занимающийся с детьми.
Для тех, кому не довелось раньше слышать об этом коллективе, вкратце расскажу историю его рождения.
Деберина Екатерина Филипповна,  проработав 20 лет литературным редактором, в свободное время окончила курсы «Лесная скульптура». Случилось так, что ей предложили летом организовать в пионерском лагере кружок с одноименным названием. А уж пообщавшись с ребятами, побродив вместе по лесу, почувствовав отклик - интерес к ее любимому занятию, Екатерина Филипповна решилась сменить профессию. Так увлечение - стало делом ее жизни.
Работу с ребятами она с самого начала продумала и организовала интересно. Малыши начинают с соломки, далее обработка дерева, резьба по дереву, а, дальше - деревянная скульптура. В итоге _ музей деревянной скульптуры - работы учеников Екатерины Филипповны.
Этот музей существует у них и сейчас - в том помещении, где они занимаются. Это действительно - музей. Там удивительные изделия. Вот перечисление только некоторых из них: «Контрабасист» Сережи Кравченко, «Хищница» Анурова Андрея, «Лебедь» Мысловец Андрея, «Собаки» Трубникова и Зотова, «Грация» Цуранова, «Какаду во фраке» Чебурцова и много, много других работ.
Конечно, в студии сейчас гораздо теснее, чем раньше - во дворце «Замоскворечье».  Поэтому в коридоре, при каждом его повороте - стол, а значит - рабочее место. Но, по-прежнему есть комната занятий с малышами и комната, где творят, где мысли необходимо сосредоточиться. Ну а предварительные работы - ошкуривание, зачистка доски - в коридор, чтобы не мешали, чтобы пыль там и оставалась.
Но главное, что осталось неизменным, по-прежнему  нет равнодушных. Увлечены все. Недаром, многие из учеников Дебериной пошли учиться дальше в училище Краснодеревщиков Замоскворецкого района, организованное, кстати, сыном Екатерины Филипповны - Александром, которого она, в свое время  заразила своим любимым делом и научила всему тому, чем владела сама.
Александр и сейчас зачастую бывает в студии, помогая маме и ребятам. Занятия - 3 раза в неделю, и одно из них - обязательно в лесу. Здесь - то часто помощь сына просто незаменима. Ведь Екатерине Филипповне - 77 лет.
Но, глядя на эту чуть-чуть суматошную, очень добрую женщину,  думаешь о том, что даже в наше непростое время, человеку, если в нем горит огонь творчества, если характер такой, что есть острая необходимость передать этот огонь другим и, уж, особенно, детям, выпадает счастливая судьба.  И  это тем ценнее, что, многократно повторившись увлечением в молодых душах, она найдет реализацию и в прекрасных художественных произведениях и в интересных судьбах.


Истомин Сергей Александович

На протяжении тысячелетий  существовали  разные виды   прикладного искусства, притягивая к себе огромное число поклонников.  Одни -  были захвачены возможностью творить и создавать что-то нестандартное, порой очень интересное, а иногда – прекрасное, ну а другие, становясь ценителями, просто приобретали то, что производили первые. Со временем, каждый из видов прикладного искусства обрастал традициями, создавались школы. Мы же в этом своем небольшом  очерке  хотим показать, что время от времени в любом виде искусства ( будь это рукоделие или любое другое художественное проявление) может появиться мастер, который ломает устоявшиеся каноны, показывая  неисчерпаемость любого направления творчества.
Разговор мы  поведем  об удивительном человеке Истомине Сергее Александровиче. Его увлечение – макраме. Ну и что? - скажите Вы. Это  искусство существует очень давно, имеет свои традиции, своих мастеров, а изделия  в этой технике – свою сферу применения. Но вглядитесь в фотокопии работ Сергея Александровича. Все они объединены одной темой “Москва Златоглавая”. Согласитесь, трудно представить реализацию этой идеи именно в технике макраме.
 Из тонкого льняного шнура, автор создал произведения не только отвечающие его замыслу, но и, как истинный художник, сумел во многом, а в работе  “Храм Покрова на Нерли” особенно, передать тот эмоциональный и энергетический заряд, который привнесли в свои творения талантливые русские зодчие.
Чтобы получить истинное  представление о работах Сергея Александровича Истомина, обязательно нужно видеть их воочию.
Хочется рассказать еще немного об авторе. Ему 70 лет. Крупный, седой человек  с живыми, выразительными глазами. Он прожил долгую и непростую жизнь. Еще мальчишкой в начале своего трудового пути он попал на обучение к человеку, который не просто любил свою профессию, а был ассом  своего дела, художником. Правда , к макраме он не имел никакого отношения – он шил одежду.
Сергей  Александрович достаточно большой отрезок своей жизни посвятил делу, которому он научился в детстве. Он тоже был очень хорошим мастером, но, главным, для него всегда было то, что дело, которым он занимался, было увязано с творчеством, с вдохновением.
Далее, в его жизни происходили разные перемены. Стремление получить высшее образование, и, как следствие этого, – смена сферы деятельности. В начале 90-х годов – благополучный выход на пенсию.
Макраме Сергей Александрович увидел случайно, на выставке. И взыграла душа художника, руки запросили творческой работы. Взяв у профессионального преподавателя не более 10 уроков, чтобы овладеть азами техники, Сергей Александрович поехал в пионерский лагерь, где организовал кружок макраме.
В кружок он постарался набрать ребят, уже владеющих этой техникой. И началось взаимное обучение. Ребята делились с ним своими наработками, приемами, нюансами, которые были им известны,  Сергей Александрович же привносил в стандартные наработки свою художественную интерпритацию.
Из лагеря Истомин вернулся  уже  мастером, владеющим всеми основными секретами техники макраме. Несколько лет он занимался поиском собственной темы. Результат этих поисков, на наш  взгляд,  более, чем впечатляет. Опубликованная  в нашем журнале последняя работа   Истомина - “Сергиев Посад”, дает возможность нашим читателям понять, что представляет из себя творчество Сергея Александровича Истомина, и как неисчерпаемы возможности техники макраме, которую он избрал, для реализации своих замыслов.