Диктант на бис

     Провинциальным фельетонистам  в советские времена полагалась бы выдавать спецмолоко,  как работающим  на вредном производстве. Не помню случая, что бы какой-нибудь мой фельетон обходился без опровержений, угроз расправиться и  вызова в обком партии для  душеспасительных бесед, где  приходилось доказывать  очевидную правоту. Дело усугублялось еще тем, что в  городе Самарканде, где я тогда работал,  все друг друга знали и пользовались знакомствами, чтобы повлиять на исход газетного критики. Выручала меня поддержка республиканская газета «Правды востока» в лице заведующего отделом культуры Георгия Меликянца - он перепечатывал острые критические материалы у себя в газете, давая тем самым понять, что  «Правда востока» поддерживает выступление «Ленинского пути».  А связываться с  печатным органом ЦК партии Узбекистана  - дураков нет! Как говорят,  не по носу табак!
     Однажды случился на первый взгляд как бы рядовой факт: в одной из самаркандских  школ  дети писали городской диктант. Одна девочка наивно воскликнула: «Марья Ивановна, а мы этот диктант уже писали!» - «Тсс! – приложила палец к губам учительница. - Так  надо!» А надо было создать видимость благополучия с преподаванием русского языка в масштабах города, и местные  деятели  народного образования  ничего лучше не придумали, как сначала  провести в школах «пробный» диктант, исправить и обсудить ошибки, а  затем, когда была проведена республиканская проверка на грамотность школьников, снова этот же диктант повторить. Учительницу Рак, которая возмутилась  и отказалась  участвовать в этом фарсе, стали травить. Она и пришла к нам в редакцию за правдой.
     Когда я начал расследовать этот факт, то вдруг столкнулся с откровенным сопротивлением не только в органах народного образования. Меня вызвал к себе заместитель ответственного редактора Роман Лазаревич Богомольный,  (мы его называли «Два товарища», потому что он всегда выговаривал нам что-нибудь неприятное от имении двух мифических товарищей, которые  неизменно сообщали ему  что-то предосудительное о нас, редакционной братии). Он спросил:
     - Чем вы сейчас занимаетесь? (Как будто не знал, вызывая к себе)
     Я рассказал.
     - Мелко, - поморщился он.
     - Я так не думаю. В школах насаждают «процентоманию». А учительницу, поднявшую голос протеста, просто травят. 
     - Видите ли, по этому факту уже ведется расследование, и виновные будут наказаны. Нам посоветовали не заниматься этим вопросом.
     - Два товарища? – съязвил я.
     - Нет, один, и с его мнением придется считаться.
     Ответственный  редактор Владимир Григорьевич Ходасевич был в отпуске, и я понял, что фельетон мой в «Ленинском пути» зарубят. Я снова обратился за помощью к Георгию Меликянцу, кто к тому времени  уже работал  в «Известиях». Через несколько дней в Самарканд прилетела Элла Максовна Максимова, хорошо знакомая нам по статьям в «Известиях» на школьные темы. Я ей передал две тетрадки с одним и тем же диктантом, сообщил,  что удалось выяснит и как мне ставят палки в колеса, не давая возможности разобраться.  Она побывала в школах города и убедилась, что  желание  повысить  процент успеваемости по русскому языку негодными способами – не частный случай, а «процентомания», насаждаемая местными  органами народного образования. В «Известиях» появился обстоятельный и яркий проблемный материал. А Элла Максовна блестяще владела пером, и статья получилась  убедительной и впечатляющей. На примере самаркандского инцидента она показала, к чему ведет безнравственные попытки  оценивать  работу учителей и школ  по процентам успеваемости.
     В областном отделе народного образования подготовили покаянное письмо в «Известия», в котором признавали критику правильной, обещали принять меры,  наказать всех виновных, как вдруг ответ на выступление  «Известий»  появился за подписью самого Шарафа Рашидова – первого секретаря ЦК партии Узбекистана. Случай небывалый! Невероятный!
     Редактором «Известий» тогда был Алексей Аджубей, зять Хрущева. Скажу, что это был тот случай, когда вельможный редактор использовал свое  высокое семейное положение во благо журналистики –  реформировав «Известия», которые стали флагманом советской печати, он подал пример, как избавляться от рутины и серятины в журналистике и делать газету творчески. И у нас  в провинции, ссылаясь на «Известия», появилась возможность что-то изменять в газетной рутине.   Почему отвечать на выступление «Известий» решил сам  Шараф Рашидов – для меня загадка.  Восток, как известно, дело тонкое. На том история не закончилась. Последовал звонок в обком партии, и  САМ выговорил первому секретарю  за то, что не углядел, и сор был вынесен из избы.
     Из отпуска вернулся В.Г. Ходасевич и вдруг получил  указание из обкома партии: не препятствовать, а, наоборот, всячески поддерживать  критические выступления «этого Соколовского» в «Ленинском пути». Владимир Григорьевич вызвал меня к себе и немного обиженно спросил: «Я когда-нибудь  какой-нибудь ваш материал зарубил?» - «Нет!» - ответил я. «Тогда почему же мне из обкома советуют вас всячески поддерживать, как будто я мешаю вам?» Мне осталось только пожать плечами.  И вскоре, когда  после моего фельетона «Похвальное слово доктору наук профессору Багранскому» мой «герой» побежал искать защиты в отдел науки обкома партии: что, мол, его прилюдно  дураком обозвали, там объяснили: радуйтесь, что фельетон появился в местной печати, а не в «Известиях»  - тогда бы мы  вынуждены были  вообще с вами распрощаться».
Вот какую неожиданную роль сыграла в моей судьбе Элла Максовна Максимова в далекие шестидесятые...
     Случай мне этот вспомнился, когда я узнал, что Элла Максовна отмечает свое пятидесятилетие работы в «Известиях». Пусть этот рассказ и будет  моим подарком юбиляру.