нибесноя лирека устами льва талстова

ну штожы мрази нопрасилесь на свежыи голеты бизмолвных глоголаф с арфографеей пахожы ХА ну внимаим тагда тижыло и сасем истену устами полныме сотиры


Рассуждение (К. Славянский под ред. Е. Смородина)

Сидя на капусте и томно глядя в опустевшее небо безумия, он нежно перелистывал страницы бледно-синей книги, блиставшей в его дланях аки слиток золота в распоротом ливере Наполеона. Его очи были полны внимания, а уста расплывались в акульей улыбке. Акульей во всем, исключая одно: его рот был свободен от зубов так же, как церковь от расизма. Пожилой джигит смеялся свежей порции басен, которые поставлял ему калейдоскопический океан букв и глаголов, изливавшийся со страниц прямо в его обветреные уста, периодически смачиваемые скупой муржско слюной и облюбованные большими красными комарами. Кто же мы есть, думал он, водя перстами по бледной глади своей седой бороды. Неужели лишь безвестная пыль, занесенная на этот шар подобно сладкой инфекции порнухи? Неужели он, читая эту книгу, был поглощен вниманием и лаской, как каждый педераст, читающий сейчас эти строки? Не ***м ли были писаны страницы, кои он, с такой любовью смачивая пальцы, перелистывал? И есть ли порядок в мире хаоса, раздумий и текущих вагин, на которые приходится по одному мурщине? Он знал лишь истину: на высоких горах копрофилии и гидромассажа, пропахших самками похлеще Джеймса Бонда, есть создатель. Создатель книг. Создатель моркови. Создатель назидающих импульсов страсти при приближении стремительного поезда, который являл собой безмолвный пенис цыганского атлета. Он был там. Он сидел наверху и видел все своими собственными глазами, похлебывая вино и радуясь насилию. И рядом с ним был попугай возмездия, свивший шальное гнездо в нирваноисторгающих шуруповертах его грудных сосцов. И не просто так. А ради связующего звена между людьми...и внеземной, восхищающей и небрежно стоящей на наших головах силе фетиша, фетиша земли. Он держит нас здесь. Он держит это место в нас. Он - Первый. Первый в списке Шиндлера. Если бы были терминаторы, они бы хотели подойти к нему в упор, схватить за глотку и стать кадиллаком. И радостно урчать, чувствуя его влагу. И его лимоны. И так каждую весну. Ибо истинная весна, как и дух истинного русича, бесконечна.