Магриб

 Ты снился мне ночью…

     Небо застыло от полуденной жары. Воздух медленно тянулся  словно  мед.  Казалось, что сложи ладони лодочкой,  и они наполнятся приторной густой золотистой массой.
     Я пробираюсь по узким улочкам, спускающимся с горки,  к порту. Мелким перебором постукивают ножные браслеты. Длинным перезвоном вторят им браслеты на руках, перекатываясь, когда я поправляю капюшон, сбившийся от быстрой ходьбы. Я тороплюсь, кисточки капюшона моей джалабы запутались в длинных серьгах. Нетерпеливый рывок и по выбеленным солнцем камням  покатились коралловые бусины моей сережки.
Не к добру …
     Но стоит ли сейчас горевать, трубы твоего корабля, заходящего в порт,  увидела утром моя служанка.
     Как долго я ждала тебя, мой капитан. Считая часы до нашей встречи,  я знаю теперь каждый завиток ажурной резьбы покрывающей арки и стены моего риада.  Ранним утром, когда солнце еще только начинает согревать мир,  дерево, превращенное искусными руками в кружево, пахнет заморскими странами, как ты. А тонкий аромат цветущего рядом апельсина  – мой запах. Я закрывала глаза, делала глубокий вдох и уносилась к тебе, в  морские дали.
     Крыши домов в моей стране плоские, иначе как выдержали бы они чугунную крышку полуденного зноя, накрывающую город. Я опускаю руки в мраморную чашу с прохладной водой фонтана и вспоминаю твой рассказ об островерхих крышах твоей страны. Какой он,  мир,  в котором ты живешь, который называешь своим домом? 
     А когда спадает жара,  я беру служанку и выхожу из дома. Брожу по узким улицам, тянущимся от моря по склонам холмов. Вверх – вниз. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. А порой ноги скользят просто по гладким, обточенным камням. В моем городе нет прямых улиц. Они извиваются, переходят под углом одна в другую. Если ты не живешь здесь, то без проводника не обойтись. Будешь долго плутать,  пока не окажешься в тупике, куда никогда не проникает солнце. Город играет с тобой в прятки. 
     Ноги сами собой приводят меня в медину на сук.  К опьяняющим запахам специй примешивается угольный дым, аромат свежеиспеченного хлеба, вонь свежевыкрашенных кож и овечьей шерсти. В глазах рябит от разноцветной керамики. Хмурые мужчины ведут под уздцы маленьких осликов или мулов, везущих тележки груженые бараньими тушами, апельсинами и сушеными фруктами. Здесь кипит жизнь. Ремесленники ткут ковры, лудят медь, сбивают сундуки. Огромные бочки с оливками. Агатовые черные, хризолитовые зеленые и кварцевые розовые. Их кисловатый запах перебивает кофе, который варят в соседней лавке. Кофе – черный как ночь, горячий, как огонь, сладкий, как поцелуй. Ты пил кофе и перебирал украшения, когда я зашла в золотую лавку и впервые увидела тебя. Так жалобно и тонко вдруг зазвенели мои браслеты, когда я встретилась с тобой взглядом и замерла. И  озноб, словно ступила в ледяной источник, охватил меня, когда ты вышел из дукана, заплатив хозяину за длинные изящные серьги с кораллами. Именно их  я присмотрела накануне. Твой слуга,  терпеливо ждал, пока хозяин лавки, старый друг моего отца, заворачивал твою покупку и извинялся передо мной, что второй такой пары у него нет.   
      А вечером, когда прозвучала последняя молитва, зашло солнце и небо стало цвета индиго, служанка, опустив глаза, внесла в мою спальню маленький сверток…
      Сурьма и кармин выскальзывали у меня из рук. Я тонула в море шелка, шерсти и тафты. Дверь не скрипнула, когда я  тенью выскальзывала из дома.
     Над антрацитовым зеркалом воды  багровая луна и звезды. Ты ждешь меня в большом доме на берегу, недалеко от порта. Слуга открывает  дверцу  в глухой стене. Я  не знаю твоего имени, не знаю на каком языке окликнуть тебя, но ты уже идешь мне на встречу, берешь меня за руки, смотришь в газа и повторяешь: Амбер, Амбер, Амбер….  И мой янтарный взгляд тонет в твоём серо-стальном. 
     А потом было сновидение, рассыпающееся искрами охры и терракоты, нагретой за день плитки патио. Шелковые подушки розовато-карминного оттенка счастья. И околдовывающая  пелена аромата цветущего жасмина. Твоя белая рука на фоне моей смуглой кожи. Ты пальцем обводишь замысловатый рисунок наведенный хной на моей щиколотке. Наматываешь мои темные волосы на свою руку, смеёшься и прикладываешь к своей голове. Перец и соль. И мы уносимся дальше в бушующий океан сладостного порока.  Откуда-то издалека доносится музыка гнауа. Упругий ритм с одной стороны и затягивающая медитативная расслабленность с другой гипнотизируют,  и мы медленно погружаемся в транс. Уходим в мир грез и чувственных наслаждений. 
     Время пошло. Кувшин счастья наполнен – его можно только разбить.
     Ты уходил к далеким берегам и возвращался. Раз. Еще раз. Апельсиновые деревья цвели и приносили плоды. Дни начинались и заканчивались призывом муэдзина к молитве.  Фонтан все также журчал в прохладе внутреннего дворика. Но, когда черная тоска по тебе накатывала удушливой волной, я шла к берегу, открывала дверь своим ключом и бродила в полумраке галерей твоего дома, погружаясь в воспоминания… 
     Сегодня радостный день.  Я тороплюсь к тебе.
     С непокрытой головой под раскаленным до белого цвета небом мне навстречу идет человек..  Я узнаю в нем твоего слугу. Он идет один, без хозяина…
     Кувшин счастья разбился. Остались только черепки, на которых нет ни имен, ни дат. Тебя забрало море. Твое далекое, северное, холодное море. Которое в самом начале зимы приобретает серо-стальной цвет твоих глаз.
     По выбеленным солнцем камням продолжали катиться коралловые бусины.
     Не к добру…..