Богодул часть3

                7
-  Ирина, у тебя кто-то есть?
-  Еще не знаю, мама.
-  Как не знаю? А с кем это ты говорила?
-  Вот с тем, кого еще не знаю.
-  Так ты уходишь? А как же торт, а день рожденья? Скоро гости придут.
-  Никуда я сегодня не пойду,  И торт будет и все... Хотя можно было бы купить этот чертов торт.
-  Что с тобой? Ты мне не нравишься.
-  Могу же я когда-нибудь тебе не нравиться!
-  А как же Виктор? Что ты ему  скажешь?
-  Я не обязана отчитываться перед ним.
-  Но он придет сегодня?
-  Лучше бы его не было. По-моему, он тебе больше нужен.
-  Я не возражала бы, если бы он стал жить с нами.
-  А я возражаю.
-  Нечего не понимаю. Все было так хорошо.
-  Да ничего хорошего не было. Ты же понимаешь, что он никогда не уйдет из семьи.
-  Да, наверное. Но нам и вдвоем...
-  Нам очень хорошо вдвоем, мама. Но что же дальше? Мне уже тридцать три! Тридцать три, ты это понимаешь?!
-  А почему бы тебе не пригласить его сюда?
-  Кого?
-  Ну, этого, Андреев, что ли?
-  Андрей. Надо было бы, да толку не хватило. Растерялась. Хотя, что бы он тут делал, в нашей компании?
-  Если бы Виктор его увидел, он наверняка решился бы...
-  Я уже не хочу. Я хочу, чтобы его вообще здесь больше не было.
-  Жаль. Такой прекрасный человек! Капитан первого ранга. Наверняка скоро начальником училища станет.
-  Никогда он не станет начальником. Вечный заместитель - это его потолок.  И вообще, не хочу больше о нем. Мне, в конце концов, не прекрасный человек, мне мужик нужен, самец, черт побери!
-   Что ты кричишь на меня? В чем я виновата?
-   Извини, мама. Стервенею, что ли?
-  А это не скажется на твоем... на твоей работе?
-  Ты что же, полагаешь, что меня там как шлюху замполита держат? Это не он мне должность декана предлагал. Он, наоборот, отговаривал. Хотя, наверное, прав был. Зачем мне это надо?
-  Нет, по-моему, зря. Ты была бы прекрасным деканом.
-  Все, поезд ушел. Давай не будем. Кстати, мне мысль пришла. Ты не хочешь полететь вместо меня?
-  Куда? В Ленинград? Но почему? И, ты же знаешь, я не могу летать.
-  Поезжай поездом. Сдам завтра свой билет и возьму тебе на «Россию».
-  Но ведь это только дорога две недели. Я не успею к занятиям.
-  В школе можно отпроситься на неделю. Переживет твоя школа неделю без тебя. Давай прямо сейчас позвоним директрисе. Хочешь, я договорюсь с ней?
-  Ты устала от меня?
-  Нет, мама, не устала, просто нам обеим будет на пользу. Ты встряхнешься, в кои-то веки. Уж сколько своих не видела. А я тут решу кое-какие вопросы.
-  Не знаю даже. Делай как хочешь.
-  Все, решено, подай мне телефон...
               
               
                8 .
Она увидела и успела хорошо рассмотреть его из окна, когда троллейбус поворачивал с проспекта к остановке на улице адмирала Фокина. Увидела  и засомневалась: стоит ли подходить к нему, - таким  невзрачным он ей показался. Какой-то взъерошенный,  рас-терянный цыпленок. Он стоял на  углу тротуара в серой рубашке с закатанными по локти рукавами, в  видавших виды башмаках, с серым ежиком на голове, выглядевший даже старше своих сорока лет.
«Богодул какой-то», - она даже поморщилась от пришедшего в голову расхожего словечка из местного сленга.
Она, пожалуй, и не признала бы его, если бы не цветы. Све-жие алые розы в его руке являли собой вопиющий контраст всей его непрезентабельной фигуре.
В голове ее шевельнулась мысль о том, чтобы не выходить на остановке, проехать дальше и вернуться домой. Она представила себя шагающей по улицам города рядом с этим серым человеком, представила, как их встретят ее знакомые - здесь вполне можно ко-го-то встретить - и что они при этом подумают. Пусть он хороший человек, этот Андрей Сергеевич, пусть умница, но на лбу-то у него это не написано. Ей будет жутко неловко в его обществе. А она еще решила ради него поездку отменить. Матери нагородила бог знает чего. Вздумала, что это знакомство изменит, перевернет ее жизнь.
Троллейбус медленно подкатил к остановке, шумно распахнулись двери, и она вышла на плывущий от зноя тротуар. Все-таки она была слишком хорошо воспитана, чтобы обмануть ожидание человека, даже разочаровавшего ее.

9
«А девочка-то не ахти,- подумал он, издалека заметив ее, выпорхнувшую из остановившегося троллейбуса. - Худа и мосласта, да еще и с вызовом. На кой ляд она влезла в это короткое платье? Чтобы острыми коленками наповал разить? Куда это она? Может, это и не она вовсе?»
Изящная рыжеволосая женщина в лимонно-желтом платье, помедлив несколько секунд на остановке, пошла в противополож-ную от него сторону. Ступала она широко, раскованно, гордо неся огненную копну на высоко поднятой голове.
«Слава богу, не она, - с облегчением решил он, когда женщина свернула за угол. - Что бы я делал с этой экстравагантной пига-лицей?»
Он успокоился. Исчезла напряженная неловкость ожидания, и он несколько раз прошелся вдоль углового дома и даже полюбо-вался лепниной на его карнизах. Когда повернулся в очередной раз, чтобы пройти на свой пост на углу, увидел ее, ту самую, ры-жеволосую и голенастую в желтом, которую заметил выходящей из троллейбуса. Она улыбалась ему, шла ему навстречу. У нее бы-ли безукоризненной белизны крупные зубы и ярко-алые десны, ко-торые обнажала улыбка. Впрочем, лицо ее действительно не ли-шено было приятности. На нем не было веснушек, не было обыч-ной для рыжеволосых бледности. Высокие, острые каблуки под-нимали ее почти вровень с ним, а изумрудно-зеленые глаза, крапленые золотыми искрами, светились...
«Черт ее знает, неужто она так рада встрече со мной?» - подумал он, так и не уяснив, чем же светились эти глаза - радостью или насмешкой. При этом он неосознанно бросил взгляд на свои жалкие штаны, ушитые по шву суровой ниткой, на стоптанные, облезлые башмаки и вдруг устыдился яркого букета в своих руках. Захотелось спрятать цветы, даже выбросить, но она сходу протянула ему руку для пожатия, и он машинально сунул в эту руку букет, окончательно смутившись от своей неловкости. Он густо покраснел, но она будто не заметила этого и громко сказала: «Здравствуйте!» -  а про себя подумала: «Но какие у него глаза!»(чьи мысли?)
-  Вы простите мне мой затрапезный вид,- поборол он свое замешательство. - Я прямо с вокзала, с электрички. Непредвиденная поездка, знаете, и переодеться не было времени, боялся опо-здать. Звонил вам с вокзала, хотел предупредить, перенести встречу на час-полтора, но уже не застал вас.
-  Очаровательно! - улыбнулась она и, наверное, чтобы совсем доконать его, небрежно сунула розы в висевшую на плече желтую, как платье, сумку. - Какой у нас план мероприятий для первой встречи?
Он развел руками, красноречиво-виноватым взглядом окинул себя.
-  Да,- кивнула она,- это, конечно, вносит некоторые коррективы в план, которого еще не было. Беру инициативу в свои руки - вы не возражаете?
-  Нет, конечно.
-  Прекрасно. Сейчас мы едем в кассы Аэрофлота, сдаем билет и отправляемся за город. Гулять так гулять!
-  Так вы не получили последнее письмо?
-  Нет. Вы же вчера его отправили.  А сегодня воскресенье. Редакция закрыта. А что в том письме? Что-то важное?
-  Нет, ничего особенного. А какой билет вы хотите сдать?
-  До Ленинграда. Я раздумала лететь. Вообще-то хотелось до начала занятий наведаться туда. Я часто там бываю. Почти каждый год. Я там родилась, училась, прожила большую, наверное, лучшую часть жизни.
-  А как сюда попали?
-  Обычно, по распределению. Так мы идем?
-  Да-да, конечно.
-  На трамвае или пешком?
-  Предпочитаю ногами. Наверное, потому, что мало ходить приходится.
-  Приходится ходить? Вы, очевидно, моряк, как каждый второй мужчина в этом городе?
-  Очевидно...
-  Тогда идемте пешком. Обожаю пешие прогулки, - она решительно взяла его под руку,  раскованная, непринужденная, уверенно повела его, будто в танце.
-  А вам не будет неловко, под руку с такой непрезентабельной фигурой?
-  Вы про свой наряд? Перестаньте. Меня нисколько не волнует мнение встречных знакомых на сей счет. Вы ведь это имели в виду?
-  А где готовят в Питере преподавателей сопромата? - резко переменил он тему.
-  Я военмех закончила. Чтобы не как все. Девчонки кто в  медики, кто в педагоги, а я... Сначала хотела в «Лесгафта», физ-культурный, а потом передумала. По распределению могла бы остаться там, в Ленинграде. Но тогда кое-что случилось. В общем, это по моему желанию и против воли родителей - куда-нибудь подальше от дома. Дальше Владивостока ничего не было.
-  Безответная любовь, - пробормотал он.
-  Это вы о чем? - она заглянула в его лицо.
-  Так, предполагаю.
-  Да, представьте, из-за нее, от безответной любви я и уехала сюда. В первый же год едва замуж не выскочила в горячке. Меня на «Варяг» распределили, но уже здесь, только приехала, переиг-рали.  В «Макаровке» преподаватели потребовались, мне и предложили. Маму уже потом забрала, когда отца не стало,
- А я - может, вам неприятно? - не люблю Ленинград.
-  Почему?! - Ирина даже остановилась в недоумении. - Чем он вашу немилость заслужил? Вы вообще-то там были?
-  Был и не раз.
-  Ну и что? Разве он не красив, разве...
-  Красив и строг и... Выйдешь на эту першпективу, в одну сторону глянешь - конца не видать, в другую - то же самое.  И кру-гом серый камень. А уж достопримечательностей столько, что поначалу глаза разбегаются, а потом на них внимания не обращаешь. Хотя не в этом дело. Я, попав туда из  своего захолустья, готов был влюбиться в Питер, но, наверное, я ему чем-то не глянулся. Так что первое впечатление было... - Наумов смешно сморщил нос.
-  Что же так испортило это впечатление?
-  Долго рассказывать.
-  Ничего, у нас времени много. Или вы куда-то спешите? - Ирина лукаво глянула ему в лицо.
-  До завтрашнего утра я совершенно свободен.
-  Прекрасно!  Итак?..
-  Хотите, лучше расскажу, как в книгу Гиннеса попал?
-  Так уж и попали?
-  Если бы подал заявку, запросто попал бы. Я три года назад всю Россию за неделю бегом пробежал.
-  Это уже из фантастики.
-  Никакая не фантастика. Поехал я тогда в отпуск. Зимой дело было, в феврале. Поеду, думаю, поездом, Россию-матушку по-смотрю. Летать доводилось часто, из конца в конец, а вот поездом не катался. В конторе отпустили меня с условием, что я в Находку заскочу, бумаги срочные в дочернюю фирму заброшу, курьером поработаю. А я и рад-радешенек. Ночь до Находки на верхней полке переспал, утром забежал в управление БАМРа и - опять на во-кзал, на хабаровский поезд. Без малого сутки до Хабаровска в обществе двух профсоюзных деятельниц и «сына полковника Петрова» перемаялся. Ох, и достал меня этот «сын»!
- А кто он такой?
- А бог его знает. Он так представился. И ехал неведомо откуда, неведомо куда. Ладно, хоть женщин не трогал, а вот меня почему-то залюбил, всю свою необычайную биографию переска-зывал да под сурдинку часы продать норовил. За трешку. Я уже из себя вышел. Никакой, говорю, ты не Петров, а самый что ни есть Сидоров, и часы твои мне не нужны, у меня свои есть. В общем, добрались до Хабаровска, там пересаживаюсь на «Россию», поезд номер один, и... Теперь, думаю, в удовольствие свое налюбуюсь красотами до самой Москвы. Только до Читы еще не доехали… Хотя нет, уже из Читы тронулись - что-то с отоплением случилось. Не знаю, что там у них за система, только вдруг холодно стало в вагоне. Да не в одном, а во всем поезде. За бортом, напомню, начало февраля и - просторы Сибири. Проводники забегали, засуетились, на уголь перешли, уголь у них был вроде НЗ, на всякий слу-чай,  а когда «на всякий случай», то это не уголь, а скорее чернозем - ну никак гореть не хочет, хоть ты тресни, и температура в вагонах постепенно выравнивается с забортной. К счастью - чьему только, не знаю, - чудаков таких, вроде меня, чтобы из конца в ко-нец ехали, во всем поезде было пять или шесть. Остальные - кто сутки едет, кто двое, а кто вовсе несколько часов. Ну, поездная бригада вытаскивает все запасные тюфяки и одеяла и раздает публике. Народ – куда деваться? - завертывается в тряпье и, как французы под Москвой, терпеливо клацает зубами по стаканам - чаем согревается. До самой Москвы.
Я в ту пору бегом слегка занимался. Каждое утро, а то и вечером пробегал по восемь километров. Если возможность была. И вот когда все это в поезде случилось, я не стал кутаться в матрасы, а выходил в тамбур, чтобы публику не пугать, и бежал. Бежал часа два, потом перекур, в купе, покуда не остыну, и - снова в тамбур, бег на месте, через всю Сибирь. За пять суток я поспал не более пяти часов, столько же в общей сложности - на отдых с чаем и едой, а все остальное время бежал. Только от Ярославля до Москвы дремал на своем месте. Там оттепель накатила, весенняя капель, а мне уж и вовсе жарко.
-  И сколько же километров вы так перемахнули?
-  Да тысяч пять наверняка.
-  Несомненно, книги Гиннеса достойно. Наверное, еще не поздно заявку подать? - улыбалась Ирина.
-  Мы люди не гордые, - отмахнулся он. - Только я тогда... в жизни так не болел, как в том феврале. Едва домой добрался, слег на три недели с температурой под сорок, думал, и не выгребу. Отпуск мой тогда затянулся, от парохода своего отстал, на другой пойти... В общем, зигзаг получился - вспоминать неохота.
-  А что за бурса, в которой вы вроде как учились?
-  Да мореходку нашу так называли. Высшая мореходка – «вышка», а наша – «бурса». Ну и мы, соответственно - бурсаки.
-  Ваша прямота подкупает. Она вам не мешает жить? Вы  не заботитесь о том, как себя преподнести.
-  А что завещал нам дедушка Ленин? - Андрей будто не расслышал ее вопроса.
Они вышли на привокзальную площадь, которая и площадью-то не была. Здесь заканчивалась улица 25 Октября, чуть только расширяясь на обе стороны и упираясь в недавно выстроенный главпочтамт. Налево, сразу за крайним домом, уходил к серой громаде морвокзала широкий виадук. Сразу за ним, словно от нелов-кости за вычурность свою или оригинальность, зеленел как бы в полуприсяде вокзал железнодорожный. Справа, на склоне, в зелени и цветах лицом к вокзалам стоял Владимир Ильич, указующий куда-то за горизонт. Между ними, погромыхивая по рельсам и позванивая, катились до конечной и обратно трамваи да суетились вечно куда-то спешащие люди.
-  И что же завещал нам дедушка Ленин? - подхватила шутливый тон Андрея Ирина. - Я помню: учиться, учиться и учиться. А еще он сказал - наверное, с крыши морвокзала, - что «Владивосток далеко, но это город нашенский».
-  Нет, это он еще в Питере сказал, с броневика. Но главное, к чему он призывает до сих пор, - перехватил Андрей, - заработай там - куда указывает - и оставь здесь. Можно в «Волне», на морвокзале, а можно прямо тут, на «железке» - тоже кабачок приличный.
-  И вы следуете этому призыву, оставляете?
 Он слегка помедлил и сказал:
-  Случалось. Как-то, давно уже, прихожу с рейса и обнаруживаю в организме бзик не бзик, но неуемное желание купить машину - заработали тогда прилично. Никогда прежде, да и потом, не было во мне ни зависти к автовладельцам, ни охоты самому машину иметь, а тут втемяшилось. И по фигу было, что я с той машиной делать стану, если ни гаража нет, ни даже собственного жилья, ни прав на вождение и вообще по восемь-девять месяцев в году в море. На Волхов-стрит - знаете, за Моргородком улица такая, был там магазинчик запчастей, ну и подпольная торговля машинами происходила. Это теперь все запросто, по закону, а то-гда... В общем, договорился я с одним хозяином по сходной цене – «Москвичонок» потрепанный, но внешне приличный, - побежал домой за деньгами - я тогда жил неподалеку. Деньги взял, из подъезда выскакиваю, а навстречу лучший мой корешок, однокашник Борька Карсанов гребет. Ну, и какие тут могут быть «Москвичи», если мы от самого выпуска не виделись! Сразу вниз, на Столетия, в «Дельфин», а оттуда – верхами на моторе - в  «Волну». Полторы недели   встречу праздновали, покуда вся машина не «ушла».
- И не жалко было?
- Чего? Денег или машины? Нет, ничуть. Досадно только, что тогда тоже от парохода отстал, пришлось в другую контору податься, с чистого листа начинать.
-  А сейчас, - она уже в который раз внимательно посмотрела на него, - вы тоже перед чистым листом? Может, вам неприятен этот вопрос?
Он не ответил. Вместо этого сказал:
-  Вот здесь я получаю ваши письма, - он указал на главпочтамт.
-  А что же вы в последнем письме написали?
-  Я жалею сейчас, что написал его. Хорошо, что вы его еще не получили. Иначе вряд ли пришли бы.
-  Вы меня пугаете.
- Летайте самолетами Аэрофлота, - задрав голову, прочитал он призыв над билетными кассами, размещенными в здании наверху, выше вокзалов, выше дедушки Ленина. - Вы еще не передумали сдавать билет?
-  Почему я должна передумать?
-  Тогда почему надумали сдать, почему лететь передумали?
-  Честно?
-  Как на духу.
-  В предчувствии перемен.
-  Вас еще не оставили эти предчувствия? Скажите прямо, вы ведь совсем не то надеялись встретить? Может, вам не отменять Питер?
-  Вы отговариваете меня? Будто сбежать собираетесь. Сами-то вы не разочарованы? Может, нам здесь, сейчас и разбежаться и забыть?
-  Идите в кассу, я подожду здесь.