Балма

Балма.

“Знаешь, многие меня боятся, но я не виню их – их надо пожалеть! Знаешь, за что?
За то, что большинство из них смотрят только на внешность, Гн обращая внимания на то, что у тебя внутри…”

Посвящается друзьям.



- Древо Перемен!.. Ему захотелось Древо Перемен! Ты только можешь себе это вообразить?! – Старый орк Грааг, вождь небольшого по орочьим понятиям племени, расположившегося практически на границе с обширным районом Магический Лес, в нескольких километрах от северного аванпоста светлых эльфов, ворчливо бормотал одно и то же своему собеседнику, вышагивая по заснеженному перелеску уже добрых десяток часов. Время неумолимо приближало свой ленивый ход к вечеру, ветер тихонько заводил свою тоскливую однообразную балладу, побуждая варгов и прочих ночных тварей к пробуждению и свершению великих и питательных подвигов.

- Зак-зак, - донеслось откуда-то слева и сверху таким голосом, что даже тот, кому чёрный тролль отдавил оба уха, легко определил бы, что владелец этого необычного голоса не мог принадлежать ни к одной из известных рас, населяющих бескрайнюю, гостеприимно вместившую множество народностей Империю. Слова не были сказаны ни человеком, ни гномом и ни эльфом. Дотошный же обладатель слуха, достойного Имперской Консерватории Искусств, мог бы с натяжкой назвать его орочьим, но это тоже было б неверно. Орочьего в нём было ровно столько, сколько сходства между тёмным и светлым длинноухим, т.е. практически ничего.

- Вот-вот! – продолжал бубнить Грааг, ловко перепрыгивая дерево, поваленное явно не силами природы, лежавшее на пути. За спиной орк услышал грохот, словно кто-то со всего маху кинул корзину с булыжниками с высоты этак метров пять-шесть. За спиной у него словно взметнулся небольшой бурун, обдавший вождя ворохом снега и льдистой крошки с ног до головы. Его спутник тоже перебрался через препятствие, правда, сделал это не столь изящно, как Грааг. – Ну скажи мне, Барма, зачем оркышу восьми лет нужна эта штука, а?! Я понимаю, если бы он попросил у меня боевой ятаган, копию Щита Предков или на худой конец пару лёгких топориков, дабы упражняться в метании их по различным предметам интерьера нашего шатра. – Шатёр, как ни странно, вовсе и не был шатром в общем понимании этого определения; просто Грааг в дань традициям называл так свой большой, сделанный по последнему слову орочьего архитектурного искусства, с небольшой толикой гномьих и карликовых вкраплений дом. – Ведь помнишь… - вождь внезапно по грудь провалился в незамеченную из-за сплошной серо-белой пелены сугробов яму. “Вот досада! – подумал со стыдом Грааг. – Старею, видать, а ведь хвастливо зову себя одним из лучших следопытов всех племён и народов!” Орк уже сгруппировался и наверняка спустя пару мгновений уже был бы на дне ямы, как ощутил, что ещё в своём скоротечном полёте был цепко, но в то же время очень бережно ухвачен за пояс и аккуратно водружён на землю, да так быстро, что “великий следопыт” даже не успел пикнуть “Йок!”. Это Барма помог Граагу в прямом смысле не упасть лицом очень больно. – Спасибо. Так вот – на кой Имперский шут ему эта безделушка? Ты только представь – дарить оркышу иг-руш-ку! – Старый орк специально по слогам произнёс последнее слово, дабы у его собеседника окончательно отпали последние сомнения в невозможности этой идеи. –  Помнишь, на его последний День рождения я принёс ему серебряный протазан? Вот это подарок, достойный настоящего мужчины! Ничего, что мальчик был не в силах даже поднять его толком двумя руками! Ничего, что он волочил его за собой на манер плуга и таким образом вспахал дедушкин – да-да, Грааг был ему дедушкой! – шикарный ковёр, подаренный лично Великим магом Саза-аль-Сазимом! Настоящий мужчина растёт! – с нескрываемой гордостью поднял подбородок Грааг. – А тут!.. Съездили, называется, на Ежегодную Имперскую Ярмарку!..

Ярмарка проводилась каждый год в Имперской столице, название которой орк, к своему стыду даже не знал, и на это культурное мероприятие съезжались со всех концов Империи. Эльфы любого цвета кожи; гномы, обычно приковыляющие где-то к закрытию действа; представители южных регионов, шумные и болтливые донельзя; молчаливые северяне; орки, само собой, - в общем, все. Ярмарка славилась тем, что народы представляли лучшие достижения своей расы – от поражающих воображение комплектов оружия и доспехов до пока ещё никому непонятных сиречь големов-домработников. Шоу получалось знатным, все были рады и пьяны. Не рада была только Гильдия профессиональных дворников, члены которой старались всеми правдами и неправдами, вплоть до использования ведьминских зелий заработать себе на период проведения Ярмарки какую-нибудь необычную болезнь с возможностью сохранения членства в Гильдии после “чудесного” выздоровления по её окончании.

В одном из ярко, зёлёным, голубым и серебристым, украшенном эльфийском павильоне, вокруг которого собралась толпа зевак, Грааг с внуком и увидели это самое Древо Перемен – занимательную волшебную игрушку в виде эльфийского дерева, выполненную с исключительным, признал Грааг, мастерством. Ярмарка проводилась летом и Древо, около 15 сантиметров в высоту переливалось всеми цветами радуги. На искусно сделанных ветвях набухли и тянулись вниз спелые плоды, похожие на яблоки и апельсины одновременно. К всеобщему удивлению эльф, демонстрировавший Древо, изящно двумя сорвал один из плодов размером с большую жемчужину из Рыбачьего Села и протянул орышу. Мальчик с опаской, но с присущим всем детям, независимо от расы, взял плод. Эльф сказал: “Кушай, не бойся!”. Рагазаг, а именно так звали внука Граага,  послушно положил “яблоко” в рот. Грааг не успел и глазом моргнуть, как Рагазаг уже с неописуемым удовольствием вовсю двигал челюстями с явным наслаждением уминая угощение. Грааг без спроса – он же орк всё-таки! – сорвал ещё одно “яблоко” и скептически раскусил его двумя клыками, уже приготовившись разоблачить эльфа на всю Ярмарку. Скепсис сменился выражением блаженства. Плод оказался непередаваемо вкусен. Орк протянул было руку ещё за одним, но эльф мягко и тактично остановил его порыв, продолжив описание чудесного Древа Перемен.

- Вы, должно быть, мучаетесь вопросом, а почему, собственно, эта вещица называется “Древом Перемен”? – Удивлённое выражение на лицах в толпе – никто не мучался таким вопросом, правда пара перебравших пива хоббитов мучались в прямом смысле слова, сдавленные со всех сторон и не имеющие возможность протиснуться даже при своей невероятной ловкости в сторону павильона Расслабления. – Древо Перемен, - эльф назидательно и с некоторой толикой превосходства поднял указательный палец верх, на что группа гномов лишь фыркнула в тщательно – праздник всё-таки! – уложенные и завитые в невообразимые косички бороды. – Древо Перемен получила своё название от того, что оно весной цветёт, летом, как вы видите, плодоносит, осенью, о!, осенью с Древа опадает золотая и серебряная листва, а зимой ветви покрываются снежной шапкой.

Публика восторженно ахнула (хоббиты тоже охнули, но от того что рядом стоящий гном пошевелился, и от этого напряжение только увеличилось).

Рагазаг стоял с открытым ртом. Мальчугану очень понравилась Древо, и уже после того, как шоу завершилось, и все потихоньку стали разбредаться в разных направлениях от Столицы, оркыш сначала робко, – не престало орку всякими игрушками играться! – а потом всё настойчивее и напористее начал теребить дедушку с извечным детским и женским, независимо от расы, требованием: “Хочу!”. Грааг сначала не обращал внимания, думал, малыш доберётся домой и опять будет боронить своим протазаном дом, но просьбы не кончились. Но вождь племени был непреклонен до того момента, как не настало время подготовки к празднованию любимейшего праздника всех – Нового Года. К этому времени терпение Граага было на исходе. К тому же старый орк подумал: “Это же твой любимый внук! Это замечательный оркыш! Так почему бы и не достать ему того, чего он хочет? Тем более в Новый Год?”. Грааг пообещал Рагазагу, что 31-го декабря под Главной орочьей сосной – ну не было в тех краях, где поселилось племя Граага ёлок! – мальчик найдёт то, что хочет. Оркыш был в восторге и  нетерпением, присущим всем детям всех времён, стал считать минуты до наступления Нового Года.

Грааг пообещать, конечно, пообещал, но вот где достать ему это самое Древо Перемен – этого он не знал. На Ярмарке он не узнал, откуда прибыл тот эльф (зачем орку игрульки?!), а теперь жалел, что не сделал этого. Всё-таки любая информация – знание, а знание, как известно, сила. Долго ломал Грааг свою уже посеребрённую первой сединой голову, а время до празднования неумолимо приближалось, и быть бы слезам оркыша в эту волшебную (эльфы уверяют, что это-де они придумали Новый Год – орк лишь усмехался и дивился самомнению этих, в общем-то, совсем неплохих парней и девчонок) ночь, если бы однажды, примерно за неделю до Нового Года, через поселение Граага не проезжал со своим караваном известнейший по всей Империи торговец, “золотой” гном Гульденварф. Как он сумел добраться до северной окраины Магического Леса с целым грузом и с живой и здоровой охраной – история умалчивает. Может, воры решили всем сделать новогодний подарок и не устраивать засады, а, может, Гильдия рейнджеров получил директиву на усиление в предпраздничные дни. Тем не менее,  Гульденварф, как обычно совершивший выгодную сделку с Граагом, который, впрочем, тоже не остался внакладе, так что оба истинных представителей своих народностей пребывали в благодушном настроении, сидя в знаменитой каминной Граага, в обитом мехом северных белоснежных варгов удобном кресле и потягивая бесподобное, сваренное специально для вождя орков пиво из восточной части Плутолесья мастерами-пивоварами хоббитами, рассказал интересную историю хозяина столь замечательного напитка и владельца столь уютной каминной.

- Грааг, мой старый (орк поморщился) друг, - Степенно начал торговец. – Бывал я пару лун назад в гостях у эльфов к северу от твоего поселения. Владыка (орк, прикуривая собственноручно сделанную из пергамента, присланного ему для “обучения подрастающего поколения Основам магии” из Абаль-дель-Бабаля, города магов и волшебников ( то есть шарлатанов и лентяев), сигариллу с ленцой слушал речь торговца, чуть не сжёг себе кустистые брови, коими он гордился безмерно – каждый эльф, владевший шестью сотками лесной полосы мнил себя никак не меньше, чем владыкой) Элафаниал после небольшого дела, - Гульденварф хитро подмигнул старому орку. – пригласил меня к себе на дерево (“Не эльфы, а наседки” – беззлобно подумал Грааг). Так вот, там в одной из ниш, где выставляются по традиции реликвии эльфов (“Корешки и блестяшки” – опять про себя буркнул орк), я увидел презанимательную вещь – дерево (Орк фыркнул. Увидеть дерево у эльфов – это очень необычно).
Заметив реакцию Граага торговец поднял руку с кружкой пива в предостерегающем жесте.
- Подожди, мой друг, всё впереди. Так вот, деревцо это было поделкой прелюбопытнейшей. Высотой с ладонь (Грааг насторожился, продолжая пускать ароматные клубы сигарилльного дыма), оно выглядело, как настоящее. И, представь себе, на нём росли плоды (Орк уже был, как гончая ищейка, только уши назад не получалось сделать)! Жёлтые яблоки (Орк хмыкнул)! Вкусные жёлтые яблоки размером с большую жемчужину из Хранилища Империи (Орк подумал, что нет, наверное, такого места, где бы этот прохвост не был!)… Вот чудесная штука!..
- Подожди. Как Элафаниал его называл? – Орк подумал, что если это именно то, о чём надеялся услышать, то дело принимает радужный (Как же он ошибался!) оборот.
- Древо Перемен, мой друг. Именно так.
- Зак-зак! – послышалось из угла каминной. Тот, кто это произнёс, был определённо рад.

… Таким вот образом и получилось так, что Грааг и его бессменный на протяжении многих зим спутник и отправились к Элафанаилу. Топать было не так, чтобы уж очень далеко, но сугробы, временами накатывающий, как волны летом на Мифриловом Береге, ветер и неспокойная обстановка среди зверья этой зимой делали этот поход непростым делом.

Грааг и его друг уже прошли практически две трети всего пути, проведённого в диалогах и интересных умозаключениях Граага по вопросу развития экономической составляющей своего племени. Надо сказать, что такие вот диалоги стали уже словно бы традицией, причём традицией приятной и нужной. Каждому нужно выговориться, каждый хочет быть услышанным и понятым, и для этого многие готовы отдать что угодно, дабы был бы друг, который выслушает, где-то поддержит, где-то конструктивно покритикует, а где-то и просто-напросто похохочет вместе с тобой. У Граага был настоящий друг. Единственный в жизни. Граагу больше друзе и не нужно было. “Много – не всегда хорошо.” – любил повторять старый орк.
-Мы скоро придём к эльфам, Барма, возьмём, чего бы это мне ни стоило, Древо и все вместе, всё племя… - Увидев вопросительный взгляд умных, не принадлежащих ни одной расе глаз, Грааг добро улыбнулся. – Конечно, и ты, Барма, как же без тебя? Ты – часть племени, часть всех нас и занимаешь важное место в моём большом сердце. Так вот, и вс вместе закатим славные проводы Старого Года и организуем подобающую встречу Новому Году.
- Зак-зак! – Барма был доволен. Грааг тоже был его единственным другом, нет. Больше, чем другом. Можно сказать, что для Бармы старый орк был и отцом, и другом, и учителем. Безоговорочно можно было утверждать, что для Граага, если б вдруг орку вздумалось попросить об этом, Барма без колебаний отдал бы жизнь. Но Грааг никогда не просил об этом и точно знал, что не попросит. Для вождя Барма значил также гораздо больше, чем друг.

Двоё шли, казалось, неспешно, но это только могло показаться неискушённому наблюдателю. На самом деле, Грааг и Барма двигались быстро. Орк не хвастал, что был одни из лучших в непростом искусстве следопыта. Грааг провёл столько времени в лесу, столько раз охотился на самых неудобных с точки зрения “бывалого” охотника зверей, что за многие месяцы выработал практически инстинктивную технику выживания и передвижения на природе. Барма, с младых когтей сопровождавший орка, тоже мог дать тысячу очков вперёд любому “мастеру”.

Пока за всё время им не встретился ни один монстр; ни одна стая варгов не выскочила им навстречу, ни один очумелый охотник за головами не подстроил им ловушку. Грааг и Барма были рады такому ходу событий. На охоте они не убивали почём зря. Охотились они лишь на тех, кто доставлял проблемы их племени или на опасных существ, внезапно появившихся на их территории. Тропинка вела через редколесье, Грааг и Барма старались, как и все думающие следопыты идти след в след, что сделать было совсем нетрудно. След Бармы полностью закрывал собой отпечаток меховых ботинок Граага.

Стояла прекрасная зимняя вечерняя погода. Было нехолодно, да учитывая, что Грааг был одет так, как и подобает вождю, а его друг и вовсе не нуждался в одежде, настроение обоих было приподнятое. Скоро Новый Год, для племени год выдался очень хорошим, Рагазаг рос смышленым, подающим большие надежды орком, и всё в жизни Граага было стабильно.

Внезапно и, как рассчитывал крупный чёрный варг, неожиданно для тех, кто топал по лесу тот выскочил из-за скопления кустарника, почуяв, что рядом идут двое и скорее всего двое вполне съедобных и питательных в это время года. Варг не видел, кто идёт. Грааг в это время поправлял свою амуницию – съехал ремень чуть ниже нужного, а старый орк знал, что “чуть” на охоте может привести к смерти, - Барма же просто развлекал себя тем, что часто повторял с разной интонацией своё любимое “Зак-зак”. Выскочивший с грациозностью пантеры, огласив лес, что хозяин здесь, вот же он, страшный и ужасный чёрный варг вдруг совершенно до колик потешно затормозил передними лапами, потом плюхнулся на зад, пискнул “Гав-гав”, а в следующее мгновение вскочил, поджав хвост, и дал такого стрекоча, что ветки кустов затрещали.
Варг увидел перед собой орка. Это ладно, что он, орков, пусть даже таких замечательных не видел, что ли? Рядом с орком, отливая тусклым серебром густой длинной шерсти, медленно поигрывая ужасающими лапами с полутораметровыми когтями внимательно и слегка удивлённо смотрел на опешившего варга тот, кого боялись и почитали все орочьи племена, тот, кто наводил страх на храбрейших охотников, тот, кого мечтали заполучить в союзники многие…

Чудовище. Бегемот. Чудище.

У него было много названий, но смысл оставался один – даже самоуверенный рыцарь, облачённый в лучший доспех не то, что из имперской стали, но хоть из мифрила или кованного секретного сплава гномьих бронников, даже этот самый рыцарь за секунды до страшной смерти осознавал, что, оказывается, вся его защита не стоит ровным счётом ничего. Просто несколько миллионов золотых монет на теле. И всё. Немыслимые когти чудовища разрезали, как бумагу, всё – будь то кода, камень, сталь или магмий. Ничто не могло спасти от их всепроникающей способности буквально располосовывать на тонкие аккуратные ломтики что угодно.

Да, Грааг был орком, а Барма – чудовищем. История того, как же так вышло, что Барма считает Граага другом, заслуживает отдельного внимания. На одной из вылазок в плохо разведанные северные пустоши тогда ещё очень молодой Грааг, бывший простой “ищейкой” племени, увидел, что пара гарпий собирается отведать что-то мохнатое. Не раздумывая, двумя синхронными движениями Грааг сократил диаспору этих злобных, тупых и отвратно пахнущих “куриц”. Подбежав к кому-то шевелящемуся в осенней листве, Грааг с изумлением понял, что это – маленький бегемотик, ещё совсем кроха, всего-то килограммов 40-50. Поднатужившись, молодой в те времена орк доволок его до своего скромного шатра. С тех пор Грааг стал кем-то наподобие отцом чудовищу. Как истинный терпеливый родитель, он выходил ослабевшего бегемотика, добывая ему пищу и готовя по особому рецепту своей любимой мамы – в мясо он добавлял особую, чрезвычайно редкую траву – Зак-зак. Грааг назвал своего “ребёнка” Бармаглотом – аппетит у младенца был под стать небольшому племени орков. От этого и происходит сокращённое “Барма”.

После этого для чудовища больше не стало никого ближе, чем Грааг, равно, как и для орка. Барма стал верным другом – именно другом, а не питомцем! – Граагу, а Грааг никогда не считал себя “хозяином” столь редкого “монстра”.
Множество раз Бармаглот спасал Граагу жизнь в битвах, много раз Грааг благодарил богиню Судьбу за то, что в тот памятный осенний вечер именно он оказался там, с гарпиями и маленьким комочком живой плоти.

Со временем Бармаглот начал демонстрировать недюженные способности если не к самообразованию, то по крайней мере к познанию того, что окружало его, а не просто следованию инстинкту “где бы достать пожрать”. Однажды, когда Грааг закурил свою сигариллу, куда он по привычке добавлял немного Зак-зака, орк чуть не поперхнулся дымом, когда услышал, как его ещё небольшой (метра 2 ростом и килограммов 230 веса) друг издал:
- Зак-зак. – Получилось неуверенно. Орк подумал, что послышалось.
- Барма, что?.. Тебе по нраву запах твоей любимой травки, правда?..
- Зак-зак! – Уже уверенно сказал Бармаглот.
И так и пошло, что разные эмоции чудовище выражал “зак-заками”. Грааг знал, что Барма понимает речь, только строение голосового аппарата не позволяет ему говорить так, как все привыкли. Так оно и было. Грааг что-то рассказывал, советовался или переживал, а Барма одной фразой настолько искусно поддерживал “диалог”, что большего Граагу и не нужно было…

Грааг уже было подумал, что и оставшаяся часть пути пройдёт так же спокойно; Барма топал рядом. Бармаглот был уже немолод, шерсть приобрела серебряный налёт мудрости, движения были не столь резки и отточены, как много зим назад, в расцвет силы, но сама всепробивающая мощь никуда не делась. Опыта им двоим было не занимать. Грааг тоже не мог назвать себя юношей, но на самом деле он был не так уж и стар, лет 35 по человеческим меркам. Просто “старый орк” – это обращение, характеризовавшее мудрость вождя племени.

Грааг ошибся.

Тропа, по обеим сторонам которой возвышались купола сугробов – Барме нравилось делать из их вершин аккуратные усеченные конусы одним своим пальцем с коготком – плавно спускалась в небольшую низину, известную, как Низина страха, и имешую дурную славу, потому что многие не только орочьи, но и людские, а чаще всего эльфийские разведчики исчезали там. Находили лишь поломанное оружие, раскрошенные щиты и разорванные доспехи, Низина полнилась кровью и мясом оставшихся там смельчаков. “Вот как некромант какой-нибудь прознаёт про это – устанем зомби возвращать в могилы!” – уже не раз думалось Граагу.
Грааг повернул голову, облачённую в особый Шлем вождя орков, усиленный мифриловыми вставками, к Барме, собираясь донести до него эту уже несвежую мысль в очередной раз, как тонкий протяжный девичий эльфийский крик моментально превратил друзей из лениво бредущей по своим делам странноватой парочки в боевые машины войны. Моментально подобравшись, Грааг метнулся в сторону, откуда ветер донёс крик. Следом словно Бог войны, ощерившись и выдав громогласный рёв Царя зверей, мощными длинными прыжками мчался Бармаглот.

Взбежав на пригорок, они увидели картину, от которой кровь застыла в жилах.
Молодая, довольна симпатичная по меркам Граага эльфийка стояла в боевой стойке. Она сжимала искусно сделанный лук (Грааг вдруг с удивлением подумал. Что лук ей подарил какой-нибудь слащавый ухажёр), тетива звенела от напряжения, готовая ужн пропеть свой реквием, но стрела!.. Стрела была последняя. За спиной у эльфийки виднелись испуганные очаровательные глаза маленькой эльфийской девочки. Очевидно, это была дочка воительницы. Чуть поодаль, поде раскидистым дубом грозно фыркул и встряхивал заплетённой к косички гривой боевой единорог. Казалось бы – ну что может угрожать до такой степени, что из прекрасных уст эльфийки сорвётся зов о помощи – Грааг не сомневался, что тот крик был именно им. На бегу Грааг бросил взгляд на тех, кто угрожал этой милой семье, и чуть было не сбился с шага.
Виверны. Две виверны, ужасающие, достаточно редкие в этих краях, обладающие острыми зубами, способные на небольшие перелёты (“Скорее прыжки” – подумал Грааг), довольно серьёзные противники и в одиночку, а тем паче втроём. Третья была тёмная виверна. Всё то же, что и обычная, но обладавшая убийственной способностью отравлять свою жертву настолько сильным ядом, что даже медведи умирали в течение минуты без оказания помощь лекарей или друидов.

Виверны обладали слабым зрением, так как предпочитали жить в тёмных пещерах, но запредельное обоняние заменяло им глаза. Все три твари почувствовали и разом повернули практически безглазые вытянутые склизкие от выделений морды в сторону орка и чудовища. Тёмная виверна, имевшая ярко-зелёную, поблёскивавшею на заходящем солнце чешую, издала противный высокий то ли свист, то ли просто очень резкий звук. Обе обычные коричневые виверны разом повернулись  в сторону друзей, расправляя перепончатые крылья и оскаливая пасти и рядами острых, как ятаган, зубов. Тёмная, к сожалению Граага, осталась рядом с эльфами и уникорном, собираясь прикончить единорога и отведать наконец эльфийское нежное мясцо. Две виверны бросились навстречу с Граагом и Бармой, невысоко взлетая и собираясь обрушиться на орка и зверя сверху и закончить это сражение одним укусом страшных челюстей. Однако виверны не могли в силу отсутствия хоть какого-нибудь рационального мышления учесть, что пара Граага и Бармы была настолько слаженной. Что какие-то пусть даже и опасные виверны – ничто по сравнению с альянсом тактической смекалки орка и сокрушающей мощи чудовища. Грааг знал, что не эти две представляют главную опасность – надо было скорей добраться до тёмной виверны и успеть, пока та не натворила бед. На единорога было мало надежда, разве что сдержит натиск этой зелёной твари. Не сбрасывая скорость Грааг выхватил из-за спины два лёгких топорика, предназначенные в основном для метания, и, практически не целясь, один за одним с интервалом в один вздох-выдох метнул их в ближайшую к себе тварь. Виверна не успела изменить направление полёта, только инстинктивно подняла когтистые лапы к морде, надеясь защититься таким образом. Может ей бы это и удалось, будь у вождя орков обычные лёгкие топорики. Однако Грааг уже давно понял, что от того, какое оружие ты собираешься занести над врагом, напрямую зависит, проиграешь ты или же останешься на поле битвы. Поэтому через Гульденварфа орк заказал ебе большую часть амуниции у знаменитых подгорных мастеров. Топорики, среди прочего оружия, отличались особой проникающей способностью. Поэтому лапы виверны та с удивлением обнаружила уже на земле, отсечённые словно по линейке, а сама бывшая обладательница когтистых лапок уже лежала в луже зеленоватой вонючей крови. Вторая виверна, скалившаяся страшно и ужасно, просто была сметена Бармой на лету. Чудовище несколькими взмахами своих кос смерти буквально нашинковал виверну. Куски тела, крылья. Лапы, голова – всё валялось вокруг Барму, а тот, вкусивший в очередной раз вкус крови жертвы, казался поистине ужасающим.

На очереди оставалась тёмная. Грааг вытащил из набедренных чехлов оставшиеся два топорика, Барма забегал с фланга, и тут тёмная виверна показала, насколько она умнее своих сестричек. Подпрыгнув, она оттолкнулась от спины единорога и взмыла над эльфийкой и ребёнком. Собираясь парой движений закончить раунд в свою пользу. Грааг с ужасом понял, что не успевает этому помешать. Он в спешке метнул оба своих топорика, но не попал ни одним. Оружие вонзилось в паре сантиметров от головы виверны в ствол старого вяза, от чего тот подломился и начал заваливаться в сторону. Тёмная открыла пасть, с зубов которой капал смертоносный яд, и уже собралась сомкнуть челюсти на голове эльфийке, как та выпустила последнюю стрелу. Та попала виверне в надбровный гребень, не причинив вреда, но ненадолго оглушив монстра. Этого хватило, чтобы из-за поваленного Граагом вяза взметнулась серебряная молния.
Бармаглот прыгнул, рассчитывая просто вколотить противника в декабрьскую промозглую землю, но виверна, также обладавшая быстрой реакцией оказалась хитрей. Она решила цапнуть девочку, выгнула шею, уже занесла голову для последнего движения…

Барма осознавал, что не успеет убить тварь прежде, чем та укусит девочку. Но он, чудовище, животное, “монстр”, он понял, что может спасти девочку, прикрыв её собой. Он, чей инстинкт чудища всегда вроде бы должен орать о самоспасении, успел подставить плечо, оттолкнув девочку и её маму, словно пушинки в сугроб. Виверна уже не могла остановить движение – зубы с шипением вонзились Барме пониже правой скулы. Барма взревел от боли, яд проник в тело друга Граага. Махнув лапой и не попав, Бармаглот грузно завалился набок, лапы с бритвами безвольно упали следом. Снежная крошка взметнулась от падения 800-килогрммового тела и, будто пеленой, накрыло храброе чудовище…

Единорог всё-таки сыграл свою роль в этой партии смерти. Виверна получила такой удар рогом, что, не издав ни звука, обмякла на голове у благородного животного. Единорог опустил голову и брезгливо, копытом, стащил, как снимают кусок шашлыка с шампура, труп твари на ставший чёрно-зелёным от крови снег.
Грааг всё это видел уже словно пребывая под действием заклятия замедления. Он видел только, как его друг – его единственный друг! – упал, сражённый виверной. Не понимая, что делает, он бросился к вздрагивающему от сжигающего нутро яда телу Бармы, и его колени подкосились. Рана на шее бегемота была хоть и страшной, но вполне излечимой, будь они сейчас в своём племени. Шаман вылечил бы. Но Грааг понял ,что ближайшее поселение неизвестно где, эльфы, к которым он шёл тоже неблизко, ведь шли они прогулочным шагом, а дотащить восемьсот килограммов нереально ни при каких условиях.

Мозг орка фиксировал, как эльфийка бросилась к единорога, усадила девочку в седло и побежала к ним, Граагу и Барме, ещё дышащему Бармаглоту.
Граагу было всё равно.
Он немигающими, полными боли глазами смотрел на угасавшего, как огонь, свечи друга. Шерсть Бармы словно потеряла цвет, обесцветилась, превратилась из сочного серебряного тусклым, блеклым, серым. Глаза, эти умные добрые – да! – глаза, полуприкрытые тяжёлыми мохнатыми веками, смотрели ан Граага с нежностью и болью. И благодарностью. Чудовище благодарило Граага за всё, что орк сделал для него. Грааг был всем для бегемота, и тот был счастлив в свои последние мгновения сжимать когтистой лапой ладонь самого близкого существа во вселенной. Яд убивал Барму. Глаза закрывались…
Орки не плачут. Грааг это знал, как никто другой. И как никому другому в целом мире этому могучему, вызывающему неприкрытое уважение своей внутренней силой орку хотелось просто дать волю своему чувству и разрешить слезам скатится по грубой щеке.
Грааг сам будто уменьшился в размерах, мощные руки повисли безвольными плетями, мышцы не реагировали на повторяющиеся сигналы, посланные его практически уже взорвавшимся от напряжения и боли мозгом. Хотелось остаться здесь, рядом с едва дышавшим телом друга навсегда. Не было Рагазака, не было орчихи-мамы, ждавшей возвращения сына и своего “пушистого балбеса”, Бармы, развеялось племя. Больше нет ничего…
Но как же так?! Как, вдруг разгорелось возмущенное пламя горячего сердца, - вставай, слабак! Поднимись, орк! Твой друг ещё дышит, он не умер! Борись, сделай всё возможное и даже чуть больше, сделай так, как чудовище не раз и не два делал для тебя, сопливый вождь! Делал и не забивал себе голову самокопанием и жалением себя! Грааг вскинул голову. В глазах бушевал огонь надежды. Потом поднялся и с рёвом схватил друга за руку (руку! Не лапу!) и с оглушающим рёвом, в котором, казалось, плеснулось безмерной волной вера в лучшее и надежда потянул его, изо всех сил упираясь в промозглую почву:
- Я дотащу тебя до лекаря! Я спасу тебя, как спас тогда! Я сделаю это. Пожалуйста, подожди, Барма! Подожди немного!..

Орк даже не смог сдвинуть тело друга с места. Но он упорно рыл землю своими дорогущими ботинками, он рычал и упирался. Эльфийка было подумала, что орк сошёл с ума от горя, глядя на безумные, совершенно дикие глаза не орка, а зверя.
Эльфийка стояла за спиной Граага и понимала, что слова неуместны. Слёзы, блестевшие в свете луны, одна за другой скатывались по прекрасным щекам девушки.

Внезапно она обернулась. Вокруг в полной тишине стоял большой эльфийский отряд. Полумесяцем расположились знаменитые на всю Империю лесные стрелки – истинные мастера владения луками. Девушка заметила нескольких эльфов в зимней раскраски одежде в кронах прилегающих к Низине деревьев, вольно раскинувших свои ветки. Впереди на великолепном единороге восседал сам Элафанаил, Владыка эльфов этих мест. Немного позади него правильным шестиугольником расположилась элитная охрана Владыки – троё ветеранов-лучников и трое мастеров клинка – танцующих со смертью, как их уважительно называли другие народы. Все лица обращены на Граага, сгорбленного, стоящего на коленях возле своего друга, и лежавшего рядом с ним чудовище. Конечно, птицы сообщили эльфам, что на дочь Владыки напали виверны. Конечно, эльфы прибыли так быстро, как только смогли. Конечно, эльфы опоздали. Уже не было нужды даже в одном стрелке, не говоря уж о щёголях-танцорах. 

Друид подошёл к дочери и обнял за плечи.
- Лиамастинель, Лиама, с тобой всё в порядке? – Эльфийка только коротко кивнула. Друид повернулся к подбежавшей девочке и присел на одно колено. – А стобой, храбрая воительница?
Малышка кивнула и указала пальчиком в сторону орка и чудовища.
Элафанаил поднялся, сделал несколько шагов и положил руку на плечо Граагу.
- Мне очень жаль.
Эльфы, сопровождавшие Владыку хранили горестное, тягостное молчание. Казалось, они даже дышать перестали.

Грааг с усилием, словно в забытье отвёл глаза от ужасной, сочащейся алой кровью и проклятым ядом раны на шее Бармаглота. Увидел отряд лесных снайперов. Увидел эльфийку и ребёнка, живых и постепенно приходящих в себя. Тяжело поднял кготовые лопнуть от сдерживаемых слёз глаза на Элафанаила. Орк мог бы многое сказать Владыке. Что негоже такому “высокому эльфу” отпускать дочь и внучку в опасные земли, надеясь на иллюзорную защиту богинь, деревьев и земли. Что все его хвалёные стрелки не стоят и волоса с головы Бармаглота, спасшего их от ужасной участи. Что он, Грааг, вождь племени истинных, чистокровных, а не каких-то подделок под них, эльфов, орков уже фактически лежит рядом с Бармой, мёртвый от сознания ненужности дальнейшей жизни. Он мог это сказать…
Но спросил только одно:
- Можно помочь?
- Нет, Грааг, - Эльф покачал головой.  – Наша магия не поможет твоему… другу. Знание друидов направлена не лес, на эльфов и на звёзды. Ему, - Элафанаил с почтением указал на Браму своим витым посохом. – нельзя помочь. Мне очень жаль…
Грааг повернулся обратно к Барме и склонил голову. Мир рухнул окончательно. Время замерло.

Сквозь паутину боли и жалости Грааг услышал лёгкие шаги и увидел, как маленькая эльфийка бесстрашно подходит к ним. Девочка думала, что это большое существо, только что спасшее их от мерзких и страшных тварей, просто очень устало и легло отдохнуть. Она не понимала, почему все такие грустные и почему никто не разговаривает. Она набралась храбрости подойти к когтистому косматому зверю и выразить ему свою благодарность так, как умела.
- А как его зовут, олк? – спросил ребёнок. Девочка не выговаривала букву “р”, и все фразы, имеющие в своей основе что-то “рычащее” в другое время вызвали бы как минимум улыбку у старого орка. 
- Бар… - Грааг сглотнул подступивший ком. – Бармаглот. Барма…
- Бал-маг-лот. Бал-ма! – по слогам повторила малышка. – Класивое имя для такого класивого звеля! А мою лошадку, - маленькая леди быстро повернулась и указала на единорога своей мамы, который лишб недовольно взмахнул пышной гривой – уникорн не «лошадка»! - зовут Флавания. Плавда, тоже плекласное имя? – Чистые глаза ребёнка смотрели прямо в мёртвые глаза Граага, постепенно вдыхая в них если не огонь, то хотя бы искорку.
- Правда. – Искренне ответил Грааг. Ещё раз сглотнул подступившие слёзы и шумно потянул носом.
- Можно я поглажу его?
Грааг не колебался. – Да.
Девочка подошла к Барме. Эльфы даже не шелохнулись, когда маленький ребёнок протянул ручку и осторожно провёл её по голове чудовища. Внезапно Барма приоткрыл глаза и посмотрел на девочку. Посмотрел с такой нежностью и благодарностью, что Грааг, не сводивший с них глаз, чуть было не умер по-настоящему от резкого взрыва боли и жалости в сердце.
Глаза чудовища и глаза прекрасной, как и все дети, эльфийской девочки…
Девочка ласково улыбнулась зверю, а зверь… зверь понял, что теперь он может себе позволить умереть.
- Спасибо тебе, Балма. Ты самый лучший балмаглот в миле! Тепель поспи, ты, навелное, очень устал. – Со своего места девочка не видел ужасной раны на шее Бармы.
Малышка вскочила и отбежала к родительнице.

Барма перевёл туманный взгляд на Граага, последним, отдавшим в каждой клетке некогда монолитного организма болью усилием поднял лапу и аккуратно, стараясь даже вскользь не задеть бритвами Граага, положил её на руку орка, чуточку сжав.
- Зак-… - Бармаглот умер, сжимая руку своего друга, отца и самого близкого на свете существа – орка по имени Грааг…

… Эльфы уже давно ущли, уводя девочку и её маму от места страшной схватки и ещё более страшной трагедии. Элафанаил не нашёлся, что сказать орку, понимая, что Грааг не слышит никого и не понимает ничего. Друид лишь молча дал себе клятву, что отблагодарит орка. Чего бы это ему, эльфу, не стоило.
А Грааг… Грааг не знал, сколько времени провёл он в этой проклятой низине. Он ненавидел себя. Он проклинал Новый Год. Он ревел, как раненный зверь, осыпал дурными словами всё и вся.
Потом вдруг стал спокоен. Быстро сходив к ближайшему дереву, старый орк соорудил шест, на который повесил фиолетовую тряпицу – часть своего плаща. В знак того, что здесь лежит достойный представитель Империи и орочьего народа, что здесь лежит бесстрашный воин, что здесь лежит не монстр, но существо, следовавшее зову сердца, а не инстинктам... Последний раз погладил Барму по начинающим покрываться снегом плечам, наклонился и поцеловал его в закрытые глаза, резко, чуть было не упав, встал и, пошатываясь, отправился обратно.
Он не достал Древо. Он потерял смысл жизни. Он ненавидел этот праздник.
Не пройдя и трёхсот шагов, Грааг понял, что совершенно обессилил. Измученной душе требовался отдых. Соорудив костёр на повороте тропы, чуть поодаль от большого валуна, Грааг сел. Достал табак, смешенный с зак-заком. Грааг собирался последний раз в жизни покурить в честь своего друга Бармы – ведь он так любил этот аромат!
Тишина стояла мёртвая. Над головой орка что-то с запредельной скоростью пролетело, мерцая разноцветными огнями, но орк даже не шевельнулся.
Он смотрел на огонь, слёзы, которым он только сейчас, в одиночестве, дал волю катились по щекам и падали на угли, шипя и исчезая. У орка оставался смысл – Рагазак, этот маленький  озорник, оркыш, которому он даже не представлял, как сможет рассказать о том,что “большого лохматого балбеса” больше нет... Орк знал, для кого будет жить.
Грааг смотрел на огонь, на дым от сигариллы, стелющийся вдоль валуна. Неожиданно сознание опытного охотника заметило что-то неправильное. Орк присмотрелся и понял, что дымок, который по всем понятиям должен парить по направлению ветра мимо валуна, вдруг резко вильнул за камень. Раз вильнул, второй.
Орк пригляделся и тут вся струя густого пряного дыма, словно стая овец за собакой, практически под прямым углом завернула за валун. И исчезла где-то там. Послышался звук, как будто кто-то шмыгает носом, затем секунды тишины и медленный, полный блаженства выдох.
Из-за камня раздался звук голоса, которого Грааг знал уже много лун:
- Зак-…
Грааг чуть не упал в костёр.
Старый, усталый, обесточенный кровопролитным сражением и изъеденный сверхэмоциональностью последовавших за ним событий вскочил  настолько стремительно, что белка, обычная лесная белка, деловито бегущая куда-то по своим беличьим делам на ветке ближайшего дуба остановилась и с изумлением посмотрела на “зелёного великана” внизу.
- За-аак!!! – Крик вождя орков сотряс ближайшие деревья и разнёсся далеко по перелеску. - БАРМА!!! БАЛМА!!! БАРМАГЛОТ! -
Из-за поворта медленно появился донельзя уставший, измождённый, весь в клочковатой, спутанной шерсти, но живой – живой! - Барма. Он еле переставлял лапы, но, право слово, какая же это мелочь?! Он был жив!
Белка, до этого с любопытством, присущим всем белкам, разглядывала орка, но, увидев, кто вышел из-за валуна, как будто получила удар здоровой дубовой шишкой по голове – замерла, вытянулась в струнку (хвост – перпендикулярно туловищу) и, пискнув что-то нечленораздельное, спланировала в сугроб под деревом.
Что происходило дальше, сложно передать словами без использования междометий.
У орка был только один вопрос: “Как?!”
Над головой снова пронеслась похоже та же молния, что тогда, у костра. Рядом с ними бухнулся красный мешок. Осторожно открыв его, Барма достал Древо Жизни и записку.
“ Деревяшку – пацану. Жизнь – другу.
Ваш Д. М.
P.S. Мы всё-таки существуем… =)”



Декабрь, 2011 г.