Моя армия. Одна из версий

                "СЛУЖБЫ  НЕ ПЫТАЙ
                ОТ СЛУЖБЫ НЕ ЛЫТАЙ".
                (народная мудрость)

Самые запоминающиеся годы, возможно и лучшие – это армейские. Связанные:  с молодостью, задором, солдатской гордостью, глупостью и мужеством поступков, внутренней сознательности долга, но скрываемое это молодыми лицами.

Меня никто не провожал, так как мать и сестра проживали в другом городе. Хозяева квартиры, где я снимал комнату, вывели меня задом из калитки, чтобы я не забыл куда вернуться.

В военкомате "кусок-сверхсрочник" быстро прочитал мою анкету и удивленно спросил: "А зачем на железной дороге погода? Ведь ты техник-метролог?". Я сразу понял, что  из него можно сделать дурака. Ведь метрология и метеорология разные науки. И с полной серьезностью сказал: "А если туман, то светофоров не видно, а если встречный ветер, то надо скорость увеличить, а если дождь размывает пути, а если снежные заносы? "Кусок" удовлетворенно отложил мои бумаги и послал садиться в автобус. Там нас было двадцать человек-призывников. Когда проехали километров десять, нас выгнали из автобуса, построили и начался шмон. У кого был нож – то у него его уже не стало. У кого была бутылка – то он тоже был лишен этой радости. В Краснодаре на сборном пункте было не менее тысячи человек. Прошли медкомиссию и "покупатели" стали подбирать в свои команды: музыкантов, танцоров. Я таковым не был. Нас всех строем повели на речной вокзал, где мы и расположились на полу. С нас содрали деньги за кинофильмы и мы смотрели до самой ночи "НЕУЛОВИМЫЕ МСТИТЕЛИ" – все серии. Через сутки поехали в пассажирском составе поезда на Москву. Ехали в плацкартных вагонах. Делились: домашней едой (а у меня ее не было), сухим пайком, выдаваемым нам три раза в сутки. Сочинцы закуражились. У них все-таки не нашли выпивку или они приобрели ее в Краснодаре. Поразрезали себе брюки от карманов до халош, повыкидывали пиджаки. Было начало теплого мая и мы, все с Кубани, ехали уже подзагорелыми. Тут им бросилось в глаза, что один призывник имеет "длинные" волосы,  против наших лысин. Сантиметра полтора длиной. Это был серьезный повод обрить "ненашего", чтобы он стал нашим, таким же, как все мы. Быстро его скрутили, повалили на полку, и не смотря на его сопротивление обрили пол головы. Другую половину он сам себе обрил, в туалете. Ночью поезд остановился на станции Лиски. Я там пол года работал в вагоне "Весовая мастерская". Решил посмотреть в открытое окно и увидел Землячка (это его прозвище). Мы в общежитии в одной комнате жили: он, Марцинкевич, Гена Венгерский и я. Марцинкевич - еврей, приехал после десяти лет работы диспетчером на железной дороге в Баку. Тут у него были друзья по институту: главный инженер станции, главный диспетчер станции и начальник ОБХСС линейного отдела станции. Он с их помощью рассчитывал сделать карьеру в Лисках. В Баку сначала предложили потерпеть немного с повышением, а потом откровенно сказали: "Если бы ты был Мамедов или Алиев, но ты Марцинкевич ". По его просьбе, я привез из Россоши (яблочной район) несколько килограммов яблок. Он их отослал посылкой семье в Баку. Был  благодарен до соплей и познакомил меня со своими друзьями и если бы я там остался, с их помощью пофартило бы в плане карьеры. А Землячок, высокий двадцативосьмилетний парень, жил под Лисками, ночевал редко, но из деревни приезжал: с сумкой картошки, лепешкой сливочного масла, завернутого в лопух, бидончиком молока, а иногда и с бутылкой первача. Несколько раз мы сталкивались с ним на работе, и всегда он просил рубель. Зачастую он подучивал меня, как вести себя в армии, как необходимо выполнять команды. Рассказал: "Ночью на ученьях отдали команду "Ложись!". Но молодой командир свой взвод повел ложиться в кусты. Там не так холодно. Пожалел своих солдат, а через несколько минут по этим кустам промчались танки… Был случай, что он заболел (рука распухла), а сержант стал заставлять Землячка что-то тащить. В армии особенность – круглое таскать, а квадратное катать. Все доводы о невозможности выполнить команду были сержантом проигнорированы. Землячок превознемогая боль навел автомат на сержанта. Тот в ускоренном темпе скрылся, а Землячок побрел в санчасть.

И вот Землячок откликнулся на мой зов, протянул руку, пожал мою. Крикнул: "Жди, я быстро!". Через двадцать минут он уже подал мне сумку, где было семь бутылок вина. В этот момент состав тронулся. Я что-то кричал ему благодарное, просил передать привет всем знакомым. Теперь я – был королем бала. В своем купе быстро собрал все кружки и за два раза всем налил поровну - за что получил кличку "Инженер по розливу". Я лежал на первой (почетной) полке и вспоминал Землячка; как мы с Венгерским его женили. На свадьбе напоили. И брачную ночь, пришлось его невесте провести с Геной Венгерским. Геннадию так же, как и Землячку было двадцать восемь лет, и они вместе учились в институте. Отсюда -  прозвище. Вспомнил рассказ Марцинкевича, как он подошел к малознакомой Зине и сказал: "Ответь сразу. Поедешь со мной в Баку, насовсем?". Неожиданно она согласилась. Они жили хорошо и счастливо. По соседству дружили с Брухтий и Банишевским из футбольного клуба "Нефтяник". Банишевский выступая за сборную СССР забил два гола в ворота "Бразилии". Счет матча был  2 : 2.

Девятого Мая мы прибыли на вокзал города Москвы в 00 часов. Нас построили по командам. В нашей команде были: майкопчане, армавирцы, двое из Батайска и сочинцы, которые дрожали как собаки и пытались застибать свои разрезы брюк. Я был в берете, хорошей новой фуфайке, которая удачно всю дорогу была под головой. Моросил дождик.
Призывники ежились, мерзли, а я нет. Примерно через час нас завели в зал ожидания, где мы рассредоточились: по углам и надстенкам. Все лавки были заняты ожидающими поездов. В нашем углу было семь майкопчан. Все хотели согреться. Я предложил скинуться и купить водки. На вопрос: "Где?". Я сказал: "Один со мной и разберемся". Подошел к таксистам. Тариф 5 руб. В магазине днем 3 руб. 62 коп. и мы купили только две бутылки. Опять я разливал, люди повеселели, взбодрились. Промучились до шести утра, пока не открылось метро. Через час мы прибыли в воинскую часть. Искупались в душе, переоделись в солдатскую форму и друг друга с трудом распознали. Завтрак на нас не предусмотрели и новобранцы доедали остатки домашних продуктов, а я был "на диете". В клубе нам стали показывать фильм "Чапаев", который потом крутили целый месяц. Я проснулся от хохота – это сержантам было смешно, что мы все дружно храпели. Нас поселили в небольшую одноэтажную казарму с погонялой "Гарем". Между парами двухярусных коек впритык тумбочка. При команде: "Подъём" верхние спрыгивали на головы своим товарищам. В этой сутолоки надо было одеться за 45 секунд и встать в строй. Если хотя бы один не успевал, следовала команда: "Отбой", затем "Подъём" и так не менее десятка раз. Это вызывало озлобленность. Но когда все вместе терпят, справляться с этим легче. Кто – то придумал, что при издевательстве, после команды: "Отбой"один выкрикнет: "Всеобщий позор сержанту Бондаренко!". Остальные хором: "У-у-у ссука!". Сержант Бондаренко, невысокого роста накаченный на брусьях и кольцах должен  был, до присяги, заниматься молодыми воинами. Естественная реакция сержанта: "Подъём", и допытывание о зачинщиках. Мы "отбивались" и "поднимались" до глубокой ночи, но никто не склонил головы и периодически был выкрик: "Всеобщий позор сержанту Бондаренко!" Затем гул: "У-у-у ссука!". Противостояние прекратил командир учебной роты и приказал сержанту  повторяться не более трех раз в сутки и только когда  не укладываются в нормативы.

Нас несколько человек послали ломать гауптвахту. Она недавно горела. Был – ли это поджог или случайность я не вникал в "разбор полётов". Старослужащие с удовлетворением нас напутствовали, как бывшие узники "кичи", счастливо наблюдавшие за разрушением. А мы уж постарались! Служба пошла своим чередом: подъём, туалет, заправка коек, пробежка вокруг казармы 5 кругов, зарядка, поход в столовую в другую часть, занятия по морзянке, по блокам РРУ, политзанятие, строевая подготовка, физподготовка, ОМП, навыки и приёмы с оружием. Вечером час свободного времени и бывает возможность: подшить белый подворотничок, почитать "Устав", позаниматься со спортивными снарядами, написать письмо или попасть на хозработы. Кушать ходили строем за километр от нашего ЦПРК (центральный пост радиоконтроля). Сержанты требовали кушать быстро (в моём понятии – жрать). Были нахалы за столом – хватали не свои куски хлеба. Я им высказывал. Но в ответ слышал: "Это армия! Здесь так надо!". Моё мнение осталось при мне. В свободное время, на спортивной площадке один из "застольных деятелей" вступал в борьбу с солдатами и побеждал всех подсечкой правой  ноги. Я вызвался с ним побороться. Он пренебрежительно что–то сказал в мой адрес, и мы сцепились. Когда он начал клонить меня влево и хотел подсечь правой ногой я отдёрнул свою левую и ею поддел промашку его ноги. Он шмякнулся на землю. С трудом поднялся. Больше, при моей памяти, он ни с кем не боролся. За столом он опять потянулся за лишним (для него) куском хлеба и я ударил по его руке. Он чудь не подпрыгнул, прошипел что-то, а я только пренебрежительно посматривал на него. Мне в принципе еды хватало. Конечно я понимал, что воруют вкусные кусочки, и наверно мешками. Но в армии кормят три раза в день. Я последние четыре года  ел не всегда даже два раза.

В техникуме на завтрак я не ходил. В обед: половинку борща, котлетку с гарниром кусочек хлеба. За всё не более 30 копеек. Вечером играли в "двадцать одно"; когда ели когда нет. Однако играя на одну руку с Юрой (только мы знали тонкости этой игры) мы иногда баловали себя стаканом "Мартини" и бифштексом. Такое я себе не позволял  даже когда стал работать. Утром, когда работал, на бегу кружка пива и сырок. За всё 33 копейки. В обед иногда жарили картошку. Вечером скидывавались на бутылку и если была картошка Землячка, то ей закусывали. Чай я не уважал так как считаю, что он к нам поступает не правильно упакованный, и хранение его под вопросом. Приготовление его у нас не соответствует правилам азиат, где чаепитие – ритуал.

Армейский  рацион меня устраивал. Но из-за  непропечённого ржаного хлеба у меня началась изжога. Чёрный хлеб  я стал  прятать себе в карман. И подобно киногерою из кинофильма "Республика ШКИД" сберегал куски до вечера. И солдаты всегда у меня хлеб просили, но вынуждены были на следующий день отдать кусок белого. Мы ещё не были приведены к присяге и нас в наряд направляли только по согласию. Один доброволец вызвался дневальным. Утром на разводе его вывел старшина перед строем и заорал: "Из –за таких рас****яев погиб Василий Иванович Чапаев. Видите – ли, салага, прибарахлился сержантской шинелькой и спокойно заснул. Погоны сержанта надо заслужить    кровью и потом. А его сладкий сон грозил вам гибелью. Могли всех вырезать! Сволочь!".

Всё же из интереса ради,  нас четверо майкопчан вызвались в наряд на кухню. Надеялись поесть мяска. Около двадцати часов мы пришли на кухню. Нам всучили " ножички " – заострённые обломки ножовочного полотна и завели в помещенице с ванной и кучей картошки. Картошку надо было почистить и вымыть в ванне. Опытным взглядом метролога я прикинул – килограммов пятьсот. Это до утра не справится. Тут дежурный принёс бадейку, эдак литров на десять с репчатым луком и сказал: "Это на одного желающего. "У меня в мозге щёлкнуло: десять -   это не пятьсот и вызвался чистить лук, но забыл, как Кабус Наме поучал сына восточного царя: "…И когда будешь измерять … не говори, что это измерю,  а остальное прикину, ибо в измерениях может получиться нелепица".

Очистив несколько  луковиц слёзы стали донимать меня. С остервенением почистил ещё две луковицы и выбежал на улицу. Только страдая, меня настигают философские мысли.  "На беспристрастном безмене истории кисть Рафаэля имеет одинаковый вес с мечом Александра Македонского"- вспомнились слова Козьмы Пруткова – метролога из пробирной палатки Одессы с Малой Арнаутской улицы. Мне захотелось чистить картошку. Сам напросился. Но десять килограммов теперь было тождественно пятистам. Я налил воду в ведро и пытался под водой чистить лук. Безуспешно. Приходилось часто выбегать на улицу: отдышаться и утереть слёзы. В полночь ко мне привели чистильщиков картошки (они уже справились) и мы за тридцать минут закончили мои мучения и пошли спать. Утром мы мыли столы и посуду.  В обед такая же процедура. В ужин ещё и полы помыли. Вынесли пять бочков с объедками и остатками пищи на свинарник. А добавка к ужину доставалась только старослужащим, да и не всем. Еда готовилась с запасом (вдруг неожиданно пришлют команду, а кормить обязательно). В армии сплошные неожиданности. Вскоре я стал умнеть и уже бегал по утрам в хвосте взвода, вместе с астматиками  сочинцами. Стал проситься на хозработы. Например, потребовались чертёжники. Кто гуашью хорошо пишет,  кто неплохо чертит. Я вызвался все чертежи упаковать в рамочки для жесткости и удобства. Несколько дней я ждал изготовления чертежей в библиотеке, читая газеты и журналы. Затем у сержанта попросил материал для рамок. Он был в ужасе. В его (да и в моём) понятии это должен был я сам достать, где только, ни кому не известно. Меня выперли из чертежников. Послали прибрать на чердаке казармы. Там лежал старый большой барабан, только тарелок не было. И тут понял, что я прирождённый барабанщик. Убедил сержанта в своём музыкальном образовании и что лучше я буду бить в барабан на строевых занятиях, чем он будет надрывать свой голос командуя: "Раз, два , три!"На следующий и последующий день я стоял на плацу и колотушкой собственного изготовления "командовал ", зло на меня смотрящими солдатами. На третий день я уже восседал на табуретке возле барабана. На четвёртый день, разъярённый командир учебной роты распекал сержанта, обещав задержать ему дембель на три месяца. Меня поставили в строй и сержант во время перекура, всё – равно, меня гонял по плацу. На следующий день были занятия по штыковому бою, а я с полной выкладкой, под ехидные команды сержанта, топал по асфальту. У  меня на большом пальце ноги образовалась водянка. Но я терпел. Потом вспомнил опыт Землячка, остановился и сказал: "У меня мозоль, больше топтать асфальт не могу!". Сержант, побагровев двинулся на меня кроя матом. А я быстро примкнул штык и двинулся на него. Пятки начищенных сапог сержанта  засверкали. Я разулся. Водянка уже лопнула. Ступая одной босой ногой,  а другой в сапоге, доковылял до санчасти. Мне дали освобождение на неделю. Все эти дни я простоял  дневальным у тумбочки. Всё спокойно. Сержант и не смотрит в мою сторону. И вдруг, а может и не вдруг, приказ перевести меня в стройбат. Строительные отряды вообще не Минобороны, а Минстроя. Но все в военной форме: помятые, неопрятные. В основном:  кавказцы и закавказцы. Зачислили меня в первую роту, в отделение младшего сержанта Чуркина Александра. Он спокойно сказал: "Войска, стройся." Потом нам раздали лопаты и послали копать траншею под кабель. Копали три дня. Работали с прохладцей, в шею не толкали. Ни кто не требовал активности. Между делом наблюдал интересную картину. Таджика послали покрыть толью сарай. Он затащил толь на крышу, спустился по лестнице, взял один! гвоздь, залез на крышу, вбил его, спустился, взял один! гвоздь и это продолжалось не смотря на крики: "Возьми в карман много гвоздей!". Он только мотал головой. Мне рассказали тоже интересную историю. Какой – то узбек должен был долбить ломом землю. Зима. Холод. Он без перчаток. Ломом ударит один раз и стоя дрожит. Потом ещё раз. Мимо шел подполковник и крикнул: " А ну давай энергичней, а то замёрзнешь! Раз, два, раз, два! Узбек бросил лом и стал маршировать на месте. И ещё. Все офицеры заметили,  что один нацмен пожилой какой-то. Стали к нему присматриваться. Убедились  нацмен пожилой. Присягу не стал принимать. Заявил, что уже служил. Номер части не помнит. Помнит только фамилию замполита.  Ему оказалось сорок два года. Действительно служил. Оказывается его брат должен был женится и отец отправил старшего сына служить.   

Кормили здесь хорошо. Повара были таджики. Я в первый день съедал всё. На второй – не доел кашу. Потом не доедал почти все блюда – насытился. В строевой части на еду солдату, в день, выделялось 78 копеек. В стройбате – 1 руб. 38 копеек. Разница!  В субботу, после политзанятий, я решил прогуляться в лесочек за забором части. Типичная самоволка. Пройдя, метров двести, я наткнулся на тёплую компанию: подполковник свирепого вида, сержант – еврей и два невысоких рядовых. На скатёрке: выпивка и приличная закуска. Подполковник поманил меня пальцем. Его выпученные глаза, как у кобры, притягивали жертву. Приказывать ему не приходилось. Я строевым шагом приблизился и доложил, по всем правилам.
"Откуда?"- просипел он.
             "Из стройбата", - ответил я. "Не похож. Сядь", - сипел подполковник. Налил в кружку и протянул мне. " Почему не закусываешь"?- просипел он. "Хочу брать пример с советского солдата Соколова", - смело ответил я. Есть совсем не хотелось – был сыт. "Губы раскатал, никто тебе ни капли больше не нальёт. Кратко расскажи о себе всё и давай ксиву", - сипел голос. Теперь мой военный билет был в его ручищах. Вчитывался очень внимательно,  потом мне его отдал и махнул рукой. " Надо давать дёру",  – подумал я и быстренько слинял.  В понедельник меня вызвали в штаб. Там стояли четыре солдата из второй роты. Меня присоединили сюда же. Зашли: комбат и сержант, которого я видел на полянке. Комбат сказал: "Вот, забирай любого, а из этого я сделаю нормировщика." Еврей веско сказал: "Командир выбрал его. Нужен специалист с его опытом. "Нам дали команду: " На выход! Марш!" Ко мне подошли два солдата, в засаленных х/б: "Ты из Майкопа?". " Призывался из Майкопа, учился в Ростове - на - Дону", - ответил я." Ты наш, земляк!" – заулыбались они и стали мне пожимать руку. "Мы со Ставрополя, крановщики, прикомандированные. Тут ещё земляк, парикмахер. Пойдём, познакомим," – сказали они и  перехватили мой пристальный взгляд на их промасленные руки."Земляк нам баньку организует. Вторую неделю в автокране живём," – как бы извиняясь забормотал один. Все со Ставропольского края, Ростовской области и Краснодарского края тут считались земляками. Позади казармы была пристроена парикмахерская. Там на стуле сидел младший лейтенант Гуменюк с намыленными щеками.  Был пьян и в руке держал молоток. Рядом стоял ещё более пьяный солдат и короткими рывками пытался скоблить щетину опасной бритвой. " Ты его порежешь!" – воскликнул один из земляков. " Если он меня порежет, то я  его молотком", – выдавил из себя младший лейтенант. Все трое земляков были призывом на пол года старше и обещали мне поддержку.

Дня через четыре меня направили в распоряжение Н-ской части. Прибыв туда я встретился: с сержантом Фонкац, рядовыми Мигалик и Куля (Ба, знакомые все лица! По  полянке в лесочке). Тут и подполковник Васянин нагрянул (зам. по строй частям и режиму). Я понял всё, но не знал хорошо это или плохо. Васянин просипел: "Молодого натаскать, растолковать до мелочей. Кругом шпионаж, слежка". Мигалик, не мигая, воскликнул: "Не может быть!? ", "Да! Вот вчера был случай…" – и рассказал минимум шесть. Потом пошел к себе в кабинет. Ребята знали, что у него бутылка, и он не выйдет часов до 16. Они все на днях уходили в запас и, Васянин то же. Меня познакомили с солдатами: Горьковым и Петрашовым, которые отслужили по году. Марьин моего призыва стоял на КПП и с ним я уже познакомился во время прибытия. Документы он у меня не проверял. О нём отозвались: "Баран из Йошкаролы." Командир – полковник Терешенков велел: " К оружию, телефонам, документам – его не подпускать". Горьков сел за телефоны, а Петрашов пошел спать в караулку. Мне Фонкац сказал: "В ночь заступишь дежурить с Петрашовым – он тебе всё расскажет, а сейчас пойдём завтракать". В столовой пусто. 9-30. На раздаче ни кого, но они, через окошко раздачи влезли на кухню. Быстро вернулись. На стол поставили:  пол котелка каши с мясом, сахар, сливочное масло, хлеб и чайник чая. Сами "лизнули" немножко, попили чай и пошли курить. Мне было поручено больше съесть, так – как служить ещё долго и силы пригодятся. Конечно, я съел только: мясо, немного масла с хлебом, запил очень сладким чаем. Оставшееся: мясо, масло, сахар и хлеб забрал, ребята это одобрили. Ночью "селитёрчик" просит еды.

Зайдя в штаб, наткнулись на седого капитана. Я удивился – никто не откозырял. Капитан простеньким голосом сказал мне: "Сынок пойдём ко мне". Это был начальник строевого отдела Ампилогов (за глаза Антилопов). В кабинете стал записывать мои данные. Ж. Д. техникум, техник – метролог писал Ампилогов. "Метро, сынок, строил?"  - спросил он. "Метро", - ответил я. "Молодец" – продолжая писать, сказал капитан. Потом сказал, что надо позвонить домой и сказать, что попал служить в санаторий. "Как в санаторий?" – удивился я. "А ты хоть одну табличку на кабинетах видел? Нет? Одни номера. Это палаты больных на голову. Что услышишь или увидишь - считай это их фантазиями. Иди и скажи Фонкацу чтобы обеспечил тебе связь с родными по телефону," – закончил каламбур Антилопов. Фонкац сказал: "Дед прав. Ты расскажи, что всё нормально, командиры хорошие, не напрягают, кормят хорошо. Родственникам без разницы – пулемёт ты таскаешь или лопату. Лишь бы не был обижен и был накормлен. "Отправил меня в караулку спать на их трёх шинелях (они им уже не нужны). Топчан один и на нём спал Петрашов.  К обеду мы поднялись, заменили Горького и Марьина. Потом сами пообедали и дремали до ужина. После 19 часов заступили на дежурство. Терешенкова не было и все штабисты стали расходится с 17 часов. Горьков в «ленкомнате» пытался Марьина ознакамвливать с Уставами. Дембеля ушли в неизвестном направлении. 
Сергей спросил: "Секёшь в телефонах?" Я ответил: "АТС от коммутатора отличаю. Из двух – трёх сломаных пожалуй один соберу."
- Какие были оценки по диктанту?
- Двоек не было.
- Ну, тогда давай ты по телефону будешь передавать исходящие, а я по другому телефону буду принимать на черновик входящие. Потом проверим ошибки и я перепишу в чистовой журнал.
Все журналы (и черновой) были пронумерованы и прошиты. Печати и подписи. Горьков и Марьин ушли в роту доложить, кто в наряде, а остальные в командировке и остаться спать. Закрыли на ключ входную дверь. Расписались в получении автоматов и патронов, хотя из сейфа не стали доставать. "От греха подальше. Незаряженное ружьё и то раз в год стреляет", - умничал Сергей. Потом он взял бланк постовой ведомости и со старого бланка всё переписал, только внёс наши фамилии, дату и что Васянин делал проверки два раза. "Давай заниматься телефонограммами, и на всякий случай загляни за оружейный сейф. Там висит ключ от него, " – сказал мне Петрашов. Я не представлял, что это напряженная работа. Начал по телефону диктовать и тут сработал зуммер телефона возле Сергея. Я стал отвлекаться, но Сергею я мешал явно. Потом проверили ошибки Сергея, и он занялся чистописанием. Только дозвонился до абонента – зуммер у другого телефона. Сергей стал принимать. До 23 часов я справился, поел. А Сергей только за едой потянется – опять входящую принимать. К 24 часом подчиненные подразделения доложили об итогах вечерней поверки и Сергей  тоже доложил сводную. Позвонили в дверь, Сергей пошел смотреть. Вернулся со старлеем и его женой. Пришли позвонить в Ростов родным. Принесли пирожков с капустой и картошкой. Петрашов по ВЧ через "Рубин" и "Акацию" вышел на Ростов. После их ухода, Сергей стал уминать пирожки. Я от жадности или тоски по домашней еде съел парочку. Жуя, Сергей поведал, что ночью ни своих ни, тем более, чужих пускать нельзя. А звонить по этим телефонам днём можно только восьми человекам и показал список. Остальные звонят из кабинетов, через 9 по местной связи. " И часто тут бывают гости?" – спросил я.
   - Эти раз в месяц. Чурка из столовой раз в два месяца. Ему в аул по адресу вызов делаю на согласованный день. Его аксакалы едут в совсем большой аул, где есть переговорный пункт и переговариваются. Он приносит: масло, сахар, картошку, лук. Давай твоим позвоним. Дома телефон есть?
    - Был. А как отец умер, пару перекинули в другую квартиру. Блатным. Если вернусь то они в зубах назад провод потянут. Закажем на субботу на 20 часов по адресу.
Тут опять зуммер телефона…
    К часам трём всё утихло. Я спросил: " А куда ребята смылись?"
   - Да они по своим делам разбрелись.
   - А если проверят?
   -Раньше Васянин иногда проверял, потом забухал и всё пошло на самотёк. Главное ни где не  попадаться и периодически позванивать сюда. Завтра Васянин не выходит, а мы ни
кому не нужны. После завтра: Фонкац, Мигалик и Куля увольняются в запас.
   -Кто будет командиром отделения?
   -Какой – то Яковлев из учебки Солнечногорска. Его дядька из Минюста, через Васянина пропихнул. Васянин сам всегда отбирает сюда в охрану солдат. Боится, чтобы завербованного агента не подсунули. Горьков в Ростове на мебельной фирме мебель собирал и от службы косил. Ему уже 26 лет. Такой отказник для Васянина находка. Вербуют: дисциплинированных, правильных, без пятен в биографии и неприметных.  У Васьки Горькова нос, как у Буратино. Я рябой и меня, за "хорошее" поведение отчислили со второго курса физмата. Ты самовольщик и псих, за что тебя и турнули из учебки в стройбат. Марьин: село, баран "Бяша", из под Йошкар - Олы. Такого нет смысла вербовать. Вот Куля попал вопреки желанию Васянина. 

Терешенков был где-то в командировке и увидел маленького солдатика сидящего в углу без ремня и пилотки. Он его расспросил. Тот ему рассказал, что из многодетной семьи с Украины (Терешенков из Белоруссии) был призван в ВДВ. А в тот город, куда прибыл служить Куля, приехал цирк "Шапито" в котором он до призыва работал. Вот он и смылся из части в цирк. Хотел подзаработать, а деньги домой выслать. Несколько дней самовольной отлучки грозило ему дисбатом, на два года. Терешенков пожалел его и с какими- то "шишками" порешал, чтобы Кулю перевели в нашу часть. С тех пор Куля во все командировки ездит с Терешенковым и если он ночует в кабинете, то Куля дежурит в ночь. У Терешенкова в кабинете за ширмой кровать и кислородный баллон. Он сердечник и через год на пенсию. Сейчас в отпуске. И я служить бы рад – прислуживаться тошно.
   
Я помнил эту классическую фразу. Но все эти: Грибоедовы, Фонвизины, Герцены в моей башке смешались с их героями. И представлялись мне, как в тёмном царстве маленького чулана, где они теснились с: Базаровым, Рахметовым, Митрофанушкой и Катериной из другой пьесы. И хотел, что бы эти пустые, после грозы,  страхи девятнадцатого века быстрей развеялись. Из какого произведения,  я быстро не вспомнил.
" А кто заменит Васянина? "- спросил я.
 - Пока неизвестно, но Васянин всё же личность. В конце своей службы, где-то  под Мурманском был в карауле. Пошел проведать земляка на соседний пост, в нарушение устава. И неожиданно увидел, как разводящий караула ударил ножом его друга. Васянин из карабина застрелил разводящего, забрал у убитых всё оружие и патроны, занял оборону. Кто бы не подходил он открывал огонь. Ни командир части, ни замполит, ни друзья не могли уговорить его сдать пост. На третий день: со знаменем полка и оркестром удалось его убедить. Оказывается, разводящий вырезал весь караул. Был завербован иностранной разведкой. Васянина наградили орденом Красной Звезды и направили в военное училище. Но ему до сих пор мерещатся: измена, шпионы.
 -Терешенков, что за человек?
 -Николай Яковлевич, очень порядочный полковник, честный. Если знает, что вернётся, всегда скажет: " Ты здорово не спи, я ночью, или рано утром приеду". Если ни чего не скажет – то не приедет. Ключ он никому не доверял. Уборщица работала в его присутствии. Все вышли из доверия, после  того, как он не смог открыть сейф. Эксперт установил, что замок повреждён отмычкой. В то время был командир отделения охраны ефрейтор, еврей. Кличка Еврейтор. На всех писал "закладные", занимался гешефтами. Интересовался ценами на дефицитные товары, кому-то всегда звонил договаривался, рвался в командировки. Всегда охотился за печатью, и ему иногда удавалось её поставить на пустой бланк командировочного удостоверения, или отпускного листа, что бы отмазаться от патрулей. Скорее всего,  он и полез в сейф. Но никто это не доказал. Новые покрышки на "Волгу" куда – то поделись. В рожках было по тридцать патронов – стало по два. Его обвиняли, но он выкрутился, свалил на рядовых и одного (сейчас он кандидат наук) турнули из охраны. Дело с патронами замяли.
 - А почему офицерам не отдаём честь?
 - Это заслуга Еврейтора. Он такое давление оказывал на всех и закладывал: курил, не расписался, долго разговаривал по телефону, сболтнул лишнее, видел с подозрительными лицами, видел под шафе, пронёс спиртное, запашок и т. д. Офицеры боялись показываться ему на глаза и здоровались за руку. Это перешло и на нас. Теперь честь отдаём только командиру и его замам. Начальники отделов первыми протягивают руку для "поздаровканья", не говоря о других офицерах.
 Я был крайне удивлён. Но почему - то меня посетила догадка, что за Еврейтором стоял Васянин и негласно его поддерживал.
 
В 6 часов позвонили в дверь. Петрашов впустил уборщицу, ключами пооткрывал все кабинеты и пошел подремать в караулку. Уборщица всю бумагу из урн, собрала в бумажный мешок и поставила в караулку. Потом эту бумагу и секретные бумаги из спецотдела сожгут в присутствии секретчицы и командира отделения охраны. При уборке кабинетов положено было нам присутствовать, но это никто не выполнял. Пол покрыт линолиумом и за час уборщица справилась. Пришли ребята. Сменили. Позавтракали и пошли спать в роту на чистые простынки. После обеда, Сергей пошел провожать дембелей, а я спать в караулку. Проснулся около 17, Сергей валялся на полу и мычал. Он был пьян и ему было плохо. Я затащил Сергея на топчан и пошел к телефонам, где сидел Горьков." Чего меня не разбудили, Сергей на полу лежал?" – спросил я Ваську.
 - Рядовой Петрашов считает себя всегда трезвым, и не хотел тебя будить, а то некому будет дежурить ночью. Ты что ухватил суть дежурства?
 - Особой сложности не вижу.
 - У него была бутылка "Перцовки". Я её захонырил. На ужин я не пойду, принесёшь мою и Серёгину порцию рыбы и хлеба. Сахар с Марьиным употребите. Марьина   сразу в роту отправь, чтобы на поверке сказал, что трое в наряде. Будем с тобой службу нести. С Петрашова толку не будет.
Вечером, я и Васька, выпили половинку бутылки и сели заниматься телефонограммами. Сергей несколько раз нырял в туалет исполнять "риголетто". В полночь, он прошаркал к нам. Голова и лицо мокрые, глаза безумные. "Где "Перцовка?" - спросил Сергей. "Мы с Сашей посчитали, что это наша доля и выпили," – ответил Горьков. "Это Антилопову ребята передал!" – понизил голос Сергей.
 - Без закуски? Не может быть!
 - Антилопов знает, что я должен принести и передать!
 - А что ж сразу не передал? Завтра купишь и передашь!
 - Почему я?!
 - Потому, что ты сразу не передал, значит хотел сам, втихоря выпить, на одного!
 -Горьков, ты сволочь и бандит!
Горьков достал недопитую бутылку и стал наливать в стакан. Петрашов, зажав рот, побежал в туалет. "Брезгует с нами, а мы без него нет", – сказал Горьков, выпил и сразу налил мне.
Васька предложил мне дежурить с ним в паре, днём, так как телефонограммы, только срочные, и раз в месяц. А так: ответить на звонки, вызвать кого то к командиру или первому заму, разнести для росписи, по отделам, журнал входящих телефонограмм. Если повезёшь пакеты или сопровождать: спецпочту, кассира или командира, то вместо тебя заступит кто-то из ночного наряда." Пока командира отделения нет – я старший, мне 26, тебе 21, а этим салагам: 19 и 18 лет," – убеждал Васька.
 - Но мне надо будет на КПП стоять, а это скучно.
 - Да там можно сидеть и читать, тебе слова никто не скажет, а я буду тебя подменять, что бы покурить, а здесь нельзя. С Марьиным у меня уже уши опухли, он же телефонов боится. А ты влёгкую справишься. Познакомишься со всеми сотрудниками и людьми приезжающими к нам из других частей. А когда поедешь развозить пакеты, то зная в лицо респондента сразу вручишь. Не надо будет искать, расспрашивать.

 Я согласился, но при условии, что до утра посплю, и уборщице откроет и потом выпустит Васька.

Утром после завтрака, принял пост на КПП. Никто пропуск не показывал: женщины, здороваясь, называли – " Серёжа" (не понятно с чьей подачи, а мне было всё равно). Офицеры просто протягивали и пожимали руку. Антилопов спросил у меня: "Петрашов не прибыл?"
 -Я его не видел.
 -Сообрази, как нам повидаться.
 -Слушаюсь!
 -Не надо солдафонства, ближе к реализму.

Горькову я передал наш диалог. Он пошел в караулку, где мучался Петрашов.
В караулку кроме: нас, Васянина, Терешенкова и инспектора по оружию, никто не имел права входить. По рассказам – раз заглянул первый зам, Олег Демьянович. Все были немного выпивши. На тумбочке стоял ананас. Кто-то спросил: "Олег Демьяныч, хотите ананас?" Он ответил: "А может не "она нас", а мы её?". Все рассмеялись. Как-то заскочил Терешенков, а там были девчата, и стояла сковородка с картошкой. Терешенков позвал за собой Кулю и вышел. Вернувшись Куля передал, что Терешенков сказал: "Я девчат не приглашал. Пусть доедают свою картошку и уматывают".

Я заменил Ваську и сидел за телефонами. Ко мне иногда подходили спросить номер интересующего их абонента. Справочник, написанный от руки, прошнурованный  и с печатью, был только  здесь. Переписывать было запрещено. Записывать тоже нельзя. Запомнив номер, спросивший быстро шел к себе в кабинет, звонить через «9». Конечно, две- три женщины тихо шептали: "Серёжа набери …" Отказать было невозможно и я набирал нужный номер. Никто не наглел, разговаривали быстро и лаконично.               
Горьков через некоторое время принёс портфель и сказал, что вызвал Марьина, а как только он придет, чтобы я сходил за "Перцовкой". Потом сходил к Антилопову и принёс маршрутный лист, на мою фамилию, действительный круглосуточно, для выполнения служебного задания. " Антилопов сказал, что маршрутный лист должен обеспечить выполнение первого поручения…"- улыбаясь произнёс Васька.      
Я пошел к магазину. В портфеле лежали деньги и печатка. Гражданского мужчину попросил купить "Перцовку". Опечатал портфель и пошел к Ампилогову. " Петрашов после ночи отдыхает и я вместо него",- сказал я и поставил бутылку на стол. Ампилогов с умным видом прочитал этикетку, неторопясь отставил, и произнёс: " Объяснение не убедительное, позови из первого отдела Бурша, для дискуссии по этому вопросу."Я позвал старлея Бурш и пошел на КПП поболтать с Марьиным. Поболтать не удалось, так как Бурш попросил: " Принеси чего-нибудь загрызть". В караулке я взял три куска хлеба и три сахарка. Постучав в кабинет, услышал характерный звук прячущих стаканов. Мне открыли, я выложил закусь и спросил: " Какие ёще будут указания?" Антилопов пристально посмотрел на меня и выдал: " Тебе на дверь указать или предложить выпить? 
 - Первый приказ исключит возможность выполнения последнего, а по уставу положено выполнить последний…
 
Бурш заулыбался, а Ампилогов поморщился, достал стаканы и налил. Молча ткнул своим стаканом в стакан Бурша затем в мой и все выпили. Я не стал закусывать и вышел. Сел рядом с Горьковым и помогал ему. Неделя пролетела быстро. В субботу Горьков и я пошли за почтой. Петрашов с Марьиным остались дежурить. Офицеры потихоньку разбредались к домашним очагам. Васька сказал мне, что должен получить перевод на 15 рублей, но Сергею об этом не стоит говорить. Я пообещал. Опечатав портфель с почтой, мы зашли в магазин. Васька купил себе папиросы и ещё что-то. Вернувшись в штаб, мы остались, а ребята пошли на обед. Горьков открутил винтики плата телефона ВЧ и засунул в телефон большую часть папирос. Потом мы сходили на обед, а когда вернулись, то увидели Петрашова, курящего папиросу Горькова и вальяжно развалившегося на стуле. У Васьки покраснел его огромный нос, но он промолчал и полез в ВЧ. Там было пусто. "Вася, а что мы там ищем?"- елейным голоском спросил Сергей.   
- Зачем забрал мои папиросы?
- Твои? А откуда у тебя появились деньги на курево?
- У меня нет денег, меня угостили.
- А кто ж такой меценат?
- Не твоё дело. Давай сюда остальные!
- У тебя же есть, зачем тебе много? Надо с соратниками делиться.
- Когда сочту нужным – поделюсь.
Петрашов отдал папиросы, но на утро напёр на Горькова: "Я знаю – ты получил перевод, а раз зажал, гони за бутылкой водки."
- Я не буду покупать, мне нужны деньги.
- Зачем?
- На дело!               
- А-а-а, так ты, Горьков, оказывается деловой?! Топай за бутылкой.

Через час перепалки Васька дал мне 3 рубля 62 копейки и послал по известному маршруту. Я шел с опечатанным портфелем, в котором была бутылка водки. Пошел дождь. Я побежал, но всё - равно вымок. В караулке Васька наседал на Марьина и Петрашова, что если кто не съест целую газету, то будет ему должен бутылку водки. А сам он – запросто. Марьин съел газету. Я и Сергей отказались и стали заставлять Горькова. Он скомкал газету, положил на пепельницу и поджог. Оставшийся пепел съел и запил водой. Мы посчитали, что это не честно, но Горьков доказывал, что пища бывает: варёная, жареная, подгоревшая и сгоревшая при приготовлении. У Марьина прорезался голос и он поддержал Горькова и посчитал, что Сергей и я должны по бутылке. Я наотрез отказался, так как спор затеяли без меня и, я на это не подписывался. А Сергей придумал, что – бы  было честно, теперь каждый должен сделать такое, что не сможет другой, а такса – бутылка водки. Марьин мычал, мычал – да так ничего не смог придумать. Сергей принёс шмат сала, с килограмм. Предложил всё съесть, без хлеба и не запивая. Мы не решились. Сергей сел и не спеша, минут за сорок, уплёл всё сало. Я рискнул и предложил слазить на чердак и поймать три – четыре голубя. Мы вышли во двор. Лил дождь. Сергей притащил лестницу и бодро полез. Но на крышу не смог забраться, так как она была покрыта мхом и была скользкой. Он слез. Ни Марьин, ни Горьков не изъявляли желания полезть. Я взял две шинели и фонарик. Долез до края крыши, кинул одну шинель и по ней пополз. Затем кинул вторую и по ней дополз до слухового окна. Залез во внутрь. Голуби пугливо метались. Я ослепил одного ярким светом фонарика, поймал и скрутил голову. Таким же образом удалось поймать ещё двух. С добычей слез и пошел показывать голубей. Начали спорить, кто кому должен. Петрашов, как математик с будущим высшим образованием подвёл итог: "Учитывая взаимозачёты, Валера Марьин должен принести одну бутылку водки". Он не прирекаясь сказал: "Рад бы, денег нет, однако". "Горьков займет, " – успокаивал Сергей.
- А почему я?
- Потому, что они у тебя есть, а у нас нет.
Марьин взял: деньги, портфель и пошел. Я в ведро налил воды и поставил на электроплитку.   
Петрашов спросил: "А почему 3, а не 4 голубя? Нас четверо".
"А ты наше сало сожрал, по – этому голубя не будешь", - сказал я.   
- Ты не наглей, я тоже  хочу голубя.
Горьков с умной рожей добавил:" Тебе и водки не положено, ты спёр мои папиросы."
- А зачем ты их прятал?
- Я их не прятал!
- Значит это не твои.
Горьков не знал, что и ответить.
Вода закипела, ошпарили голубей и стали ощипывать. Марьина что-то ещё не было.
- Ни осла, ни посла.
Я выдал: " Сергей, если хочешь голубя, смотайся за картошкой и макарончиками. Сварим суп. Немного  съешь – хорошо будет". Горьков меня поддержал.
Пришел Марьин. Он был мокрым и подавленным: " Заплутал, однако…"
- Так, по грибы, тебя мама за ручку водила?
- Дома тут все одинаковые, а в лесу деревья разные – там не заплутаешь.
Чтобы ни кому больше не мокнуть, Васька дал деньги Валере и отправил в магазин.

"Горьков, а ты способен на поступок. Однако!", - сказал  Сергей с пафосом и мы рассмеялись.

Мы порезали голубей на кусочки, положили в ведро с водой. Не очень скоро приплёлся Марьин. Мы выпили по 50 грамм, доварили суп. Варево получилось замечательным. Под водочку выхлебали всё. Только Сергей почти не ел. Сказывалось изобилие сала в его желудке. На ужин он не пошел и завтрак, и обед Сергея пришлось есть Марьину и мне.
Во вторник припёрся здоровенный детина – младший сержант Яковлев Александр, 1950 года рождения. из под Воронежа. Вечером он сказал, чтобы ни кто после ужина не расходился – будем знакомиться. Мы с Горьковым запротестовали - устали, надо отдохнуть. Но Яковлев настоял. Говорил много и бестолково. (Яшка - Дуб, так его окрестил Антилопов). Потом указал на плац перед штабом (примерно 6 на 12 м) с лежащими на нём листьями: " Почему не подметено?"
" Уборщица утром подметает", – чуть ли не хором воскликнули мы.
Яковлев ни чего слушать не хотел  и заставил меня с Марьиным подметать. Пришлось идти в лесок ломать ветки для веников. Через пару часиков мы пришли, выслушали убеждение Яковлева, что нас только за смертью посылать и приступили к уборке. Начали с разных сторон плаца,  как договорились заранее. Продвигаясь по кругу, у  нас  неплохо получалось, наметать листья, на уже подметенные места. Я на его – он на мои.
 
Через некоторое время Яковлев стал на нас орать, что мы дураки, неправильно метём. Он нас расставил по - своему, но мы умудрялись наметать листья на чистое. Александр был  в бешенстве. Горьков и Петрашов ухмылялись за его спиной. Ему пришлось встать в центр и нас не допускать к сближению. Пришлось мести в разные стороны и мы быстро справились. Больше ни кто, кроме уборщицы плац не подметал.
 Яковлев изобрёл график дежурств, где мы по очереди  дежурили на телефоне или КПП, но сразу обжегся на Марьине, так как тот не справлялся у телефонов. Приходилось Яковлеву самому сидеть около или вызывать нас. В воскресенье он оставлял на день Марьина с кем – то из нас, что бы он натаскивался. Неожиданно из отпуска вышел Терешенков и Яковлеву популярно объяснил, что Марьину место только: на КПП или в сортире кричать: "Занято!".
   
Был ясный день конца августа. После завтрака Петрашов предложил мне пойти не спать, а в лесок позагорать. Ему нужно конспекты почитать, так как служить долго он не собирается и хочет восстановиться в институте. Он уже неоднократно ездил в какой-то госпиталь и там косил.
Мы зашли в лесок, улеглись на травку, а сапоги сняли и поставили на солнышко. С час мы погрелись и вдруг патруль: мичман и два матроса. Наши маршрутные листы мичмана не удовлетворили и нас повели в сторону гауптвахты. По дороге мы немного отстали и успели малознакомого гражданского попросить что – бы  он сообщил нашим ребятам, что нас забрал патруль. В комендатуре у нас отняли ремни и засадили в камеру на гауптвахте. Там была одна табуретка и "вертолёт", который был притянут цепью к стене. Мы разместились на краюшках табуретки. Через некоторое время пришел вертухай, и забрал табуретку. На корточках сидеть неудобно, но ходить хуже. Ещё через час, в камеру зашел начальник губы, старший лейтенант Волкоморов со звериным выражением лица. Раньше он был капитаном, но при каких – то обстоятельствах застрелил солдата и лишился одной звёздочки. Он нас вывел во двор. Там уже были два связиста: сержант и рядовой. Волкоморов нас построил  и приказал сержанту погонять нас строевыми приёмами, а сам ушел. Сержант покомандовал немножко и мы уселись в тенёчке. Тут явился Волкоморов и крикнул: "Сержант, если не хочешь сам маршировать – командуй!" Сержанту пришлось нас вывести на солнышко. У меня начали печь ступни ног – давно не топал. Неожиданно появились: Волкоморов и наш лейтенант Неговора, рожа которого не уступала Волкоморовской. Волкоморов подозвал нас к себе. Сергей и я строевым шагом приблизились. " Я вас послал блоки считать, а вы куда смылись", - заорал Неговора. " Нас подполковник Богданов отпустил,"- промямлил Петрашов. " Плевал я на всех. Командир у вас я", - орал Неговора. И уже обращаясь  к Волкоморову: " Отдайте их мне, я им такое устрою, Что ни одна гауптвахта не сможет. Рожа Волкоморова расплылась в звериной улыбке.
- Забирай, лейтенант.   
Нам вернули документы и ремни. Втроём вышли за ворота". Ну что, Орёлики, свобода!? Мимо магазина пойдём?" – улыбался Неговора. Петрашов ответил: "Сначала в штаб зайдём, деньги займём. Да… и конспекты в камере остались".
- Сейчас заберу!
- Не надо, ну их.
- Заберу!
Неговора вернулся и забрал конспекты.
Сергей у кого – то занял деньги и Неговора принёс бутылку водки и закуску. Мы зашли в бойлерную. Там распили пол – бутылки, а остальное забрал лейтенант, упирая на нашу молодость и неискушенность в бытие. Сам он, после окончания Ростовского РИСИ дослуживал второй год. В то время, после института, офицерами служили 2 года, а рядовыми 1 год.

"Хорошо, что Яковлева не было, а то – бы вы все подмётки стоптали,"- сказал Горьков." Таксу знаем – бутылка,"- сказал Сергей и обратился ко мне: "Теперь ты занимай деньги". В спецчасти я занял 4 рубля, на носки, так как в портянках жарко, а строевой мы не занимаемся. Сходил за водкой, поставил в бойлерную. Там оставалась консерва и немного колбасы. Васька попросил меня не говорить пока Сергею, где водка, а то он опять развесит сопли. Сергей стал теняться по штабу. Еле уговорили улечься спать в караулке. Вечером допил свою долю и опять лёг спать. Ночью дежурил я с Васькой. Он сказал, что исходящих телефонограмм сегодня нет и Яковлева нет, по – этому поедет в Птичное, проведать женщину. "А шофера, что ещё не приехали?", – спросил я.
- Пока нет. Должны бы… Ну, я погнал.
- Иди. Справлюсь.
Терешенкова не было. Яковлев в Калуге, развозит пакеты. Петрашов и Марьин ушли спать в роту. Мне было скучно и я стал наобум набирать номера Подольской АТС. Сначала попал на кафе "Романтик". Потом на какого - то Николая.
-Николай, ты?
- Я.
- Ты один дома?
- Один. А это кто?
- Да брось, неужели не узнал. Ты же любишь крабов?
- Люблю.
- Ну, гони вниз, в магазин, за крабами, а я с коньяком через 20 минут подскачу. Вспомним былое. И повесил трубку. Пусть ждёт.
Потом попал на молодого парня и попросил позвать Николая.
- Его нет. Он будет завтра.
- Выручай брата, передай ему наш долг.
- Какой долг?
- 96 рублей. Мы сидим в кафе "Романтик". Знаешь где?
- Знаю.
- Так подъезжай, заберёшь долг, а то нам надо уезжать.
-Хорошо, подъеду.
-Как тебя зовут?
- Володя.
- В чём ты будишь одет, что б мы тебя узнали.
- В сером костюме.
- Возьми в руку какой-нибудь журнал.
- У меня есть "Крокодил".
- Ну, договорились. Давай быстрее!
Теперь я набрал запомнившийся номер кафе " Романтик. Ответил женский голос.
- Кафе "Романтик? Это лейтенант Тереньтьев. Сейчас в кафе должен зайти разыскиваемый преступник, совершивший крупную кражу. Мы скоро подъедем. Окажите помощь в задержании.
- Подождите, позову кого-нибудь из мужчин.
Вскоре в трубке послышался бас: "Слушаю!"

Судя по голосу он мне показался килограмм на сто двадцать. Я представился и спросил: "Как Ваша фамилия?". Сразу же в трубку  женский голос: "Зачем, зачем фамилия?"
- Так мне же надо знать с кем общаюсь и к награде, возможно, представлять.
Через минуту бас: "Мухин".
- Товарищ Мухин!
И подробно рассказал то, что и женщине. Мухин сказал: " Здесь сидит старшина милиции".
- Срочно подключайте старшину, мы выезжаем!

Повесил трубку. Проверил закрыты – ли все кабинеты. Принял две телефонограммы. Зашел в библиотеку. Там за столом лежал свёрнутый матрац и шинель. Я прилёг с книгой. Библиотекарь была в декретном отпуске. На её место никого не взяли. Петрашов подобрал ключ и мы брали читать любые книги. Я начал с самых толстых: "На сопках Манчжурии", " Идиот" и " Людвиг Фейербах". Вообще я зачастую читал две – три книги. Одну уставал читать – брал другую, потом опять первую и возвращался к недочитанной.
Утром пришла уборщица. Я ей пооткрывал кабинеты, отнёс бумагу в караулку. 
Она ушла, но явились шофера:  Толик и Костя. Рожи помятые, под глазами мешки. Костя возил на " Волге" первого зама, Олега Демьяновича, а Толик на ГАЗ 69 – разных. Оба гражданские.
- Отметь, что мы вчера в 19 часов прибыли.
- С какого это перепугу?!
-У нас дела были. Выручи!
- Из - за вас что бы я влетел? Не пойдёт.
- Да мы нигде не нарисовались. Всё чисто, с тёлками загуляли. Вот водка, закусь.

Налили мне полный стакан водки, нарезали колбасный полукопчёный сыр, в разовой тарелочке заливная говядина. Сил не было отказаться. В журнале отметил, как просили.
Позвонил на телефон Володи в Подольск – длинные гудки, трубку не берут. Пришли: Петрашов и Марьин. Горьков задерживался. Я рассказал Сергею , как развёл парня. Меня начало развозить и я пошел спать в караулку. Через пару часов позвонил Володе – не отвечают. Перед обедом позвонил ещё – бестолку. Предложил Сергею позванивать в Подольск Володе. Интересна его реакция. Сергей после обеда дозвонился и спросил: " Володя, а что ж ты в " Романтик " не пришел? Мы тебя ждали". Он: " Сволочи, гады, убью!" Сергей бросил трубку. Видно его повязали и продержали в каталажке. Ведь приметы сошлись. Не мог объяснить с кем должен был встретиться. Какое – то непонятное объяснение долга. Очень подозрительный субъект! А посетители кафе, надеюсь, рьяно исполнили свой гражданский долг.

На следующий день Сергей предложил мне с ним развезти два пакета. У него был рубль и можно заодно  пивка попить. Он вписал в командировочное удостоверение мою фамилию и надеясь на авось, поехали в штаб ВВС на Второе Хорошевское шоссе. По телефону вызвали майора Милько. Вышел невысокий, сутулый майор: " Кто Петрашов? "
Сергей ответил: " Я".
- Звонили из вашей части, твои родители проездом,  на Белорусском вокзале. Ждут тебя.
Назвал номер поезда и вагона.
- Да нам ещё пакет надо отвезти.
- Давайте я распишусь в получении и своим посыльным отправлю, а вы поторопитесь.
Вот это офицер! Офицер с большой буквы!
Мы побежали, поймали такси. Я впервые понял кайф от езды с профессионалом. Ни одного рывка – плавное ускорение, лёгкое торможение и расчётливо под зелёный свет светофоров. Таксометр нащелкал 90 копеек. Сергей отдал рубль, без сдачи. " Москвичи дают всегда за такси на 10 копеек больше. Пусть думает, что мы москвичи", - пояснил Сергей. На привокзальной площади нас сразу тормознул патруль ВВ – эшников. " Вас к себе зовёт комендант," – сказал один. Мы стали совать командировку и военные билеты. Они: " Пройдёмте к коменданту!"
- Что вы, ребята, зачем к коменданту, ведь мы одинаковые, отпустите, а то сейчас поезд отойдёт и мы с родителями не встретимся.
- Комендант тут стоит, если отпустим – нам будет. Пойдёмте.
Мы подошли к высокому, рыжему майору. Он нас расспросил: "Куда, зачем и почему на Белорусском вокзале?"
Раза три мы объясняли одно и тоже. Наконец он проявил человечность и сказал: " Встречайте, а потом сразу ко мне. Документы забираю".
- А где Ваш кабинет?
- Найдёте.   

Пришлось рысью мчаться к расписанию поездов. Время отправления впритык. Выскочили на нужную платформу и подбежали к вагону. Поезд медленно тронулся. Родители на ходу  расцеловали сына, сунули 10 рублей и уехали.
Стали думать, как выкрутиться. Решили позвонить Горькову и всё объяснить. Может из комендатуры позвонят к нам, в штаб и Горьков выручит. Сергей, купил  мороженного и набрал, на сдачу, двушек для таксофона. Пошли звонить. Несколько двушек таксофон " сожрал", потом Горьков требовал перезвонить, плохо слышно. Наконец Сергей с Васькой переговорили, какую легенду взять за основу.
Нашли кабинет коменданта, доложились. И тут началось: "Почему у тебя погоны со вставками и брюки заужены, а ты почему в х/б, а не в парадке. На вас иностранцы смотрят. Вы позорите Советскую Армию!" И в том же духе: " Почему командировка одна на двоих? Почему двое? Что за тяжесть вам тащить?"
По предварительно намеченному сценарию отвечали довольно убедительно. Майор приказал: " Кругом!" И ещё раз: " Кругом!". Кто -то из нас повернулся через правое плечо. Потом мы так и не вспомнили: " Кто из нас сплоховал?" Сейчас мне кажется, что я, а тогда отрицал настойчиво. Сергей тоже не сдавался . Комендант несколько раз нам скомандовал: " Кругом!" Сам запутался и пригрозил Петрашову отправить его в Алёхинские казармы поучиться строевой науке. Я набрался смелости и стал просить майора отпустить нас, то я не смогу донести  один эту вещь.   
  - Какую вещь?
- В Армии не положено разглашать: что, где, сколько. Позвоните к нам в часть и всё там подтвердят.
По памяти назвал семизначный номер. Повторил ещё раз, когда майор стал записывать. Ухмыляясь  потянулся к телефону, позвонил. Ему явно ответили. Комендант,  обращаясь к нам: " Какой – какой Негр?" Мы в один голос: " Неговора, дежурный".
- Ну и фамилию выдумал!
Стал расспрашивать о нас. В конце разговора – нам: " Кто у вас командир?"
- Полковник Терешенков.
В трубку: " Не надо соединять". В нашем командировочном удостоверении он записал, что задерживались комендатурой за нарушения формы одежды. О принятых мерах сообщить и ляпнул печать.
Сергей был расстроен, а я невозмутим. Стал его успокаевать тем, что вроде бы оставил командировку у Милько, что бы он сделал отметку о прибытии и убытии.
- А если у Милько спросят?
- Да он только во второй отдел ходит. В крайнем случае потом объяснишь, что забыл второпях куда поделась эта бумага.
- А спросят: " Почему было двое, а не один? Ведь посылали только меня.
- Мало ли ты с каким солдатом был. Просто знакомый, земляк, а меня не было. Свидетели будут.
- Ну ладно, мне через недельку в госпиталь ложиться на комиссование. Прорвёмся.

Петрашов пригласил меня посетить кинотеатр "Метрополь". Посмотрели фильм, в буфете попили пива и направились по месту службы. Не доходя до части, нам повстречался подполковник Жогин.  Он заулыбался и шутливо откозырял, а мы не козыряя сказали: "Здрасьте!" Он оторопел, остановился и только смог выдавить из себя: " Ну, ****и, урою!" Мы ухмыляясь пошли дальше. Угроза Жогина – ничто,  по сравнению с тем, что нам грозило в комендатуре. Ампилогов у Петрашова про командировку не спросил, так как он с довольствия не снимался, и через финотдел она не проходила. Через пару недель пришло письмо от коменданта Белорусского вокзала, что бы сообщили о принятых мерах к нам. Письмо мы не зарегистрировали и просто уничтожили.
В воскресенье неожиданно позвонил Куля из Винницы. Он разговаривал с Горьковым, а мы подключились наушниками и слушали переговоры. С Федей Куля были девчонки. Одна спросила: " А правда, что разговариваем с Москвой?" Горьков поттвердил, и спросил откуда она. Акцент не украинский. Она сказала: " Из Ростова". Он: " Я тоже и ещё один тут из Ростова". Дал  мне трубку. Я подтвердил, что это Москва и я из Ростова, ещё что - то. Васька вырвал у меня трубку и продолжил разговор.
Потом, когда я прожил с супругой ни один месяц, она спросила: " А можно по таксофону за 2 копейки позвонить из Винницы в Москву?"
- Можно, если знаешь позывной и выйдешь на " Рубин".

Разговорились, вспомнили, когда это было. Она описала Федю и поняли, что тогда с ней разговаривали, не зная об этом, хотя были немного знакомы. Горьков помешал нам побеседовать, а то бы ещё тогда всё выяснили и поняли, что мы знакомы. Мир тесен.
В день получки я дежурил на КПП. С обеда возвращались офицеры и служащие СА.
Спрашивали: "Деньги привезли?" Я отвечал: " Привезли, поэтому вход бесплатный, а выход платный".

К моему изумлению, лейтенант из бывших студентов, выходя протянул мне рубль. Я поднял пачку пропусков, там была дырка на тумбочке,  и он туда сунул деньги. Теперь я стал всем напоминать о платном выходе. Кто смеялся, кто отшучивался, но были и такие, кто кидал в дырку: 20 или 50 копеек. Ещё два человека одарили рубликами. Инта из первого отдела сказала: " Я принесу завтра, а то у меня только крупные".
- Взять не в день получки  у меня совесть не позволит.
- Ну я сейчас вернусь.

Вернулась и кинула в дырку 50 копеек. Ко мне подошел подполковник Богданов: "Серёжа, у тебя есть черняжка?" Я хоть и не Серёжа, но меня так называли и я не возражал (можно казусы на счёт Петрашова записать). Из тумбочки извлёк два пирожка, которыми меня угостила Галя Кононутченко. Богданов поблагодарил и ушел в кабинет.

До этого его зам Плетнев проходил через КПП несколько раз, с портфелем, и я стал почему - то догадываться о содержимом портфеля.

Меня сменил Марьин. В ведомости на зарплату я был предпоследним. Последним был Яковлев, но его отослали развозить пакеты и, он ещё не прибыл. Я забрал деньги из ящичка тумбочки и пошел: получил 3рубля 80 копеек, отдал долг в спецчасть и подошел к телефонам. Горьков спросил: " Смотаешься за Литвиненко в Академгородок, с Костей на " Волге?  Жогин просил". Я согласился, сел в машину и мы поехали. Я поднялся на лифте, на седьмой этаж, позвонил. Она вышла, и я ей передал, что её ждёт Жогин и машина внизу. Она сказала, что доберётся сама. Костя стал выезжать из Академгородка на Старо Калужское шоссе. Выезжал медленно. Я видел справа " Запорожец" и считал, что и Костя видит. А он неожиданно подставил мою сторону под удар. " Запорожец" вылетел в кювет.
Я выскочил из машины и пошел к " Запорожцу" – вдруг нужна помощь. Костя -  за мной. Из " Запорожца" вылезла девчонка и мужчина. Он набросился на меня: " Ты был за рулём?"   
 - Я!
- Давай сюда права, будем ждать ГАИ!
- Меня твоё ГАИ не щекочет. Ты диверсант. Превысил скорость и специально в нас врезался. Ты хочешь сорвать выполнение важного задания!
И обращаясь к Косте: " Вы запомнили номер?"
- Конечно!
- Ну поехали, а с ними разберутся.

Я сел за руль, отъехал несколько километров и поменялся с Костей местами. По дороге договорились, что в части скажем, что пока ходили к Литвиненко кто-то "подрихтовал" нам правую сторону. Не очень правдоподобно, но на этом будем настаивать. Если будут разборки то покажут, что за рулём был солдат, а это уже не про нас. 
- Я скажу, что вообще никогда за рулём не сидел. Прорвёмся!
Заехали к магазину. Костя на "мои" деньги купил: водку и 4 пива "Славянское". Себе тоже купил водку, что бы в гараже быстрее выправили вмятину. Возле части Костя подождал меня, пока я бегал за портфелем, что бы перегрузить туда спиртное. Портфель поставил в караулку. Жогину я сказал, что Литвиненко похоже не хочет приезжать и машину кто –то стукнул, пока мы ходили.

"Сказка достойная внимания. Попрошу завгара, что бы переписал путёвку. Вас там не было. Джогеры!" – Жогин сплюнул. Я быстренько ретировался и позвонил в гараж, Косте.
Костя успокоился и за что-то меня благодарил.

Зайдя в караулку, увидел, что Васька с Сергеем накатили водочки и пивком балуются.
- Что за дела! Сами без спроса жрёте, а Валера с Сашей побоку!
Сейчас я позову, и мы тоже пузырь купили," – сказал Васька и пошел звать Марьина.

Сергей со мной выпил два раза и запивал пивом. Запивать пивом я не стал и оставил бутылочку на завтра. Пришли Горьков и Марьин. "Валера будет только пиво и сядет за телефоны, тренироваться", – сказал Горьков. Началась трапеза. Ни на КПП, ни у телефонов, естественно, никого не было. Раздался стук в дверь. Я по старой студенческой привычке открывать, что бы в случае чего, улизнуть первому. Вломился майор Журавлев, второй зам и сразу к столу. Я выскользнул в дверь и прикрыл с обратной стороны. Потихоньку пошел к выходу и столкнулся с Яковлевым. "Почему никого нет на службе?",  – заорал он. Я ответил: "Ты командир, откуда мне знать".
 - Так, где все?
 - В караулке.

Он попёрся туда. Навстречу бежали: Горьков и Петрашов. Пробегая мимо, крикнули: "Смываемся!" Когда стадо побежало – отставать нельзя, и я за ними выбежал из штаба.
За нами гнался Журавлев. Наша пьяная компания ввалилась в бойлерную. Сергей с хохотом залез под стол, Васька изнутри не мог попасть ключом в замочную скважину, было темно. Журавлев с наружи дёрнул, дверь распахнулась, выдернул за руку Горькова. Потом, из под стола, выволок хохочущего Петрашова. "Где этот ещё один гадёнышь?" – произнёс майор. Это, как ни странно относилось ко мне. Ему с улицы, в темноте  почти не видно, а он освещенный из дверного проёма, кок на ладони. Он стал двигаться, как водящий в жмурки, тыкая правой рукой в стену, а левой в глубину помещения. Я взял большой лист фанеры, прислонился к стене и прикрылся им. Журавлев дважды ткнул рукой в лист, но не понял, что это не стена и чертыхаясь вышел. Снаружи он запер дверь Васькиным ключом. "Никуда ты теперь не денешься", – крикнул майор, явно понимая, что я внутри. Но под порогом у нас были спрятаны запасные ключи и от бойлерной тоже. Я быстро оказался на воле. В окошко коридора увидел, как: Журавлев, Ампилогов, Горьков и Петрашев о чём-то " мило беседуют". Журавлев ушел.  Ампилогов повёл бедолаг спать. Яковлев тоже куда-то стопы направил. Я позвонил в дверь. Марьин открыл и сказал, что Яковлев пошел в бойлерную за мной. "Пусть ищет. Он чёкница, когда там меня не найдёт. Пойдём в караулке порядок наведём," – сказал я Марьину.
- Дык, ключ у Журавлева, однако.
-У меня запасной.

В караулке быстренько всё прибрали. На столе оставили: бутылку пива полную и недопитую. Пустые бутылки и недопитые, сложили в портфель и спрятали в кустах сирени. Потом я зашел в библиотеку части. Почитал немного и отправился на вечернюю поверку. Там я доложил, что двое в наряде, а двое  отдыхают после выполнения важного задания. У ряда воинов это вызвало смех, так как эти двое забылись в мёртвом пиво – водочном сне. Я сказал: "Кто в Армии служил, тот в цирке не смеётся". Юмор мой не обсуждали, но смех прекратился.

Утром договорились, что пили только пиво. Ведь пиво хорошим людям голову кружит, а плохим живот пучит. После разбора "полётов" у Журавлёва, Горькову и Петрашову было объявлено по 5 суток губы. Отбывать наказание будут по очереди, а дежурить за них поручено мне. " Солдата наказывают не за нарушения, а за то,  что попался. Но тебя, устрицу, я всё – равно выловлю. И как тебе  удаётся пролазить между решетками? "- выговаривал мне  Журавлев.

Ваську отправили на гауптвахту, Сергей лёг в госпиталь. Через день прилетели: мать, сестра и беременная жена Горькова. Развесили нюни, распустили сопли. У Терешенкова сердце ни камень и он вызволил Ваську с губы, сказав: " Отсидишь позже". Дал ещё и три дня отпуска, пообщаться с родными. Мы втроём крутились, как белка в колесе. Приходилось: то спецпочту сопровождать, то пакеты развозить, то вызывать кого – нибудь из отпуска. Помимо  этого: телефонограммы, почта, чистка оружия, политзанятия и выполнение обязанностей дежурного по штабу. Васька вернулся - стало по-легче. Зам по тех стал меня частенько забирать перевезти " тяжести", но мы посещали разные выставки  или интересные кинофильмы. Наступил грибной сезон. Паршуков мне сказал: " Завтра в 5 утра поедем по грибы. Ты будешь собирать для Терешенкова". Поехали на ГАЗ 69: Паршуков, Иван Дмитриенко из первого отдела и я. За рулём – завгар Рязанов. В лесу все вышли и, Паршуков побежал в сторону, видимо знал злачное место. Иван со мной побрели вглубь леса. Грибов было мало. Мы бродили, бродили и заблудились. Потом по звуку электрички Иван сообразил куда идти. Возле машины Паршуков высыпал из корзины в мешок опята. Он позвал нас за собой и вывел на лесосеку хвойных деревьев. Там на пнях росло много опят. Если бы не авторитетные заявления знатоков, то я их принял бы за поганки. Паршуков со страшной скоростью стал сметать грибы, мы тоже заспешили. К полудню Паршуков набрал мешок. Иван и я по корзине. Рязанов сторожил машину. Прибыв в часть – поставил грибы в бойлерную. Вечером, Володя, шофёр Терешенкова забрал корзины с грибами. Утром ему ехать за Терешенковым, забирать из дома в Болышево, там грибы и отдаст. В понедельник, Олег Демьяныч дал мне задание помочь шофёру погрузить шифер. Машина была ГАЗ 66. Шофёр грузить не хотел, поэтому мне помогать было некому и я сидел в кузове. Пришел Олег Демьянович и шофер срочно начал подавать листы шифера в кузов. Я вынужден был принимать и складывать. Затем поехали, в Кубинку, где жил подполковник. Ехали  через Наро-Фоминск. Там Олег Демьяныч куда-то сходил. По возвращению начал мне пояснять, что здесь расположена легендарная Кантемировская танковая дивизия. " Слыхал о такой?" – спросил он. " Да, она формировалась в Кантемировке Воронежской области, во Вторую Отечественную войну. В Кантемировке установлен постамент с танком Т-34. Там барельеф с датой формирования и отправки на фронт" – проявил я свою эрудицию. Подполковник был удивлён: " Об этом не знал".

Я с  бригадой был там год назад. Мы ремонтировали трёхтонные врезные весы на подъездных путях мясокомбината. Нам за быстрый и качественный ремонт дали магарыч: с десяток говяжьих сердец и килограмма три свиного сала.  В вагоне "Весовая мастерская" , мы сало засолили, а сердце порезали и поставили варить на керогазе. Машинист и его помощник маневрового тепловоза видели, что мы несли. Их заела " жаба" и они, через какое – то время, так долбанули наш вагон, что керогаз с варевом улетел в угол и кубрик загорелся. Кто-то схватил огнетушитель, но он не функционировал, что меня ни сколечко не удивило. Мне пришлось показать пример - тушить телогрейкой. Вскоре всё затушили. Мы пригласили дежурного по станции, составили акт. Бригаду тепловоза уволили. Ведь и в инструкциях, и на нашем вагоне написано: " С горки не спускать, при маневрах не толкать".

При выгрузке я навёл "маникюр" на двух ногтях. "Вчера не позавтракал, сегодня ногти прибил. Что-то мне начинают не нравиться эти "учения у чертёжника" – подумал я. Вечером, начфин майор Краснов, подозвал меня и сказал: "Я присмотрелся к тебе, вроде можно доверить хозяйственные дела. Завтра утром тебе надо с уборщицей пойти ко мне домой. Я дам тебе ключ. Проследишь чтобы было всё в порядке. Как она уберёт, запрёшь дверь и ключ принесёшь. Вот ключ". Ключ подержал – подержал в руке: "Нет, не дам тебе ключ. Я сам открою, а потом приду закрыть". Краснов был мурый из мурых. Стол он закрывал точно на толщину своего карандаша, чтобы понимать лазили к нему или нет. Олег Демьянович на дверцу сейфа приклеевал волос – я это заметил. У Терешенкова дальше стола я не проходил, но знал, что за ширмой стоит кровать и кислородный баллон. У него больное сердце. Через форточку к нему лазил кот, которого он поил валерианой. О его хитростях не знал.

Зная, что у Краснова зимой и снега не выпросишь, сказал Марьину, чтобы с завтрака принес мои: хлеб, масло и сахар. Утром с уборщицей пошли к начфину. Домик Краснова не очень большой, сарайчик и какое – то подобие теплички. Майор нам открыл и ушел на службу. Уборщица бухтела: " Ключ не дал, надсмотрщика приставил. Неужели я воровка? Тридцать лет в разных местах убирала,  грамма ни где не взяла ". Я вышел из дома на свежий воздух. Часа через два она справилась. " Обыскивай!" – заорала уборщица.
- Пошла вон отсюда. Буду ещё об тебя пачкаться!
- Ишь, фильдеперсовый какой.
- Ты на себя когда-нибудь, в зеркало смотрела. На тебя смотреть тошно, не только дотрагиваться.
- А ты на себя посмотри – руки в болячках.

У меня в сентябре появились нарывчики на внешней стороне кистей рук. Медбрат дал мне мазь, но одни проходили, другие появлялись. Это смена климата и нехватка витаминов.
Краснов явился после обеда.  Осмотрел всё внутри дома, зашел в сарай. Наверно проконтролировал свою память и математические способности. Остался доволен: чистенько и лопату не спёрли. Вытер лысину и сказал: " Договорился с машиной, сегодня вечером съездишь на конно – спортивную базу ЦСКА, в Битцу. Привезёте навоз. Всё договорено. Сгрузите у калитки".
- Терешенков в курсе?
- Он сам тебя посоветовал: " Пусть везде побывает, а то в штабе, как дети подземелья. На Авгиевы конюшни хоть посмотрит". 
- Я очень счастлив.
Краснов косо посмотрел и молча пошел, а я следом. "Не жрал ни чего. Теперь и ужин накрывается", – мелькнуло в мозге.
- Товарищ майор, я есть вообще – то должен.
- Ну иди в столовую.
- Так меня там и ждут. Время вышло.
-Пойдём вместе.
По дороге в столовую он выловил дежурного по части и передал меня ему.
- Накормить!
Тарелка борща с мясным мослом, мясо с гречкой, полная кружка киселя, но всё остывшее.
Поел и пошел спать.

Вечером, после говённой работы, пошел в котельную бани и попросился искупаться в душе кочегарки. Кочегар разрешил. Искупавшись, пошел в штаб. Там сидели: Яковлев и пьяный Петрашов. " Я к Новому году буду дома шампанское пить, а рыбу твою я съел. Было на одного", – выпалил Сергей.
- Что ж, у тебя на пойло хватило бабок, а на закусь нет?
- Не хватило, но скоро привезут и выпить, и закусить.
- Это тебе из лазарета привезут ужин и Наркомовские 100 грамм?
- Вот от тебя, кроме лошадиного говна, ждать было нечего, по – этому вступив в преступный сговор с таксистом, который меня вёз, он приедет звонить в Ростов, насчёт гешевтов. Привезёт: кое – что, о чём не говорят и кое – что, о чём сказать нельзя.
Вскоре приехал таксист с мужчиной и женщина. Мы их впустили. Сергей по ВЧ вышел на "Рубин " затем на "Акацию" и отдал трубку таксисту.  Тот назвал номер, его соединили. Назвавшись Ваней Жуковым, договорился, какой товар везти и какой хочет забрать, что бы не гнать порожняком. Сергей, я и трое гостей направились в ленкомнату. Яковлев с автоматом остался. Мало ли, что за люди? Женщина разложила: красную рыбу, полукопчёную колбасу, сыр финский в коробочках. Мужчина из спортивной сумки вынул 2 бутылки "Боржоми" и 2 - "Столичная водка" с медалями на этикетке. Женщина не пила, а Ване нельзя, за рулём. Сергей выпил два раза подряд и упал со стула.
- Это тапочки виноваты, я их в госпитале спёр.
Ему больше не наливали. Я проводил гостей, запер дверь и позвал тёзку. Яковлев пить не стал, только ел. Я немного выпил ещё и стал закусывать. Оставили водку и закуску Ваське и Валерке. " Такой деликатес я никогда не пробовал, " – признался Сашка Яковлев.
- А я, только " Столичную " и " Боржоми".   
- "Боржоми" и я пил. Живут же таксисты.
- Да и мотаються до потери пульса.

Утром я предложил Сергею водочки, поправить драгоценное здоровье. Он отказался и предложил вечером поехать с ним, в пивбар. Друг – кандидат наук пригласил. Он служил здесь в охране. Только надо раздобыть " гражданку ". Целый день я ходил по знакомым. Принёс: " 2 болоньевых куртки, 2 брюк, тельняшку, рубашку, туфли на Сергея и себе босоножки. Дали ещё и шляпу. Вечером переоделись и на автобусе доехали до пивбара.
 Там у дверей толпилось с десяток людей. Швейцар не пускал. Сергей сказал: " Нас здесь за столиком ждут".
- Сколько Вас?
- Двое.
- Стоп машина! Разойдись! Бритва!
Толпа нас пропустила.
- Полтинник!

Сергей дал,  мы прошли к гардеробу. Сняли куртки, а я и шляпу. Гардеробщик щёткой смахнул не существующую пыль,  моей рубашки и со спортивной курточки Сергея, изворота которой сияла тельняшка. Пришлось в коробку из - под обуви бросить мелочь, за усердие. В баре было полтора десятка  столиков, за которыми сидело по пять – шесть человек. Почти все играли в спички. Строили какую – то пирамиду, по очереди кладя спичку. Если кто, своей спичкой рушил это сооружение, то поил всех игроков пивом.

За одним столиком сидел невзрачный парнишка. Это и был кандидат технических наук Илья. Посредине стоял разнос с дюжиной кружек пива. Одну он мусолил, дожидаясь нас. Сергей поздоровался и познакомил меня с Ильёй. Он протянул Сергею десятку: " Купи водку и селёдку по рубль двадцать". " Водку с пивом нельзя мешать," – сказал я.
- Тогда для нас двоих возьми чекушку. Что бы Сергея выпустили в " командировку ", швейцару дали кружку пива. Он её выпил залпом. Только Сергей подсел с пакетом, к нам подошел официант: "Помочь?"
- Селёдочку в две тарелки, с лучком и уксусом. Грамм на 200 копчёной ставриды в отдельную тарелку и чёрного хлеба.
- Момент.
Через пять минут всё было на столике.
- Если, что ещё, я в момент!
-Выпей, друг, пивка.
- С удовольствием.
Он выпил кружку, через минуту вернулся, заменил нам вазу с салфетками, на новую.
 - Приятного отдыха.
Илья в две кружки налил,   понемногу,  водки и с Сергеем пили " ерша". Мне приятнее пить просто пиво, заедая копчёной рыбой. Смак! Они выпили по бокалу " ерша " и уже  их языки развязались. Я допивал уже четвёртую.
" Здесь, в баре, почти все доктора и кандидаты наук. Обслуга – отставные офицеры, " – пояснил Илья.
Сергей рассказал, что документы на комиссование ему подготовили, отправили на утверждение и до Нового года  должен уехать домой. Диагноз болезни так и не сказал. " Ты же ещё на губе должен отсидеть", – подколол я.
- Нет, у меня предписание – не напрягать. На губе мне не климатит. Илья, назови московский  номер "Рубина".
Илья сказал семизначное число. Это, по -  нашему, московскому можно только последние четыре цифры набрать, вычислил я простоту комбинации.
- Да.

Илья с Сергеем выпили ещё "ерша", а я допил остальные кружки пива. Тренировка в выпивке большого количества пива была у меня на гражданке.
На автобусной остановке была очередь. Кода подъехал автобус мы, почему - то, проскочили между автобусом и очередью к двери, и влезли в пятёрке первых. Сзади кто – то крикнул: "А ещё в шляпе!"
Когда переодевались, а заметил, что у меня выпачкан рукав куртки. Это я обтёрся об  автобус. Как не отстирывал и отчищал – пятно осталось. Пришлось возвращать с извинениями. Сын капитана Титова, в возрасте 16 лет, поморщился, но сказал: " Если, что надо будет – приходи, выручу".
 
А на следующий день Петрашову - комсомольское поручение – проводить уволенного в запас Неговора. Ему присвоили звание старший лейтенант и до аэродрома надо помочь донести вещи. Он мог – бы уволиться раньше,  но некому было проконтролировать исправление недоделок на антенном поле, и он ждал положительного результата.

Сергей отсутствовал двое суток. Антилопов ходил хмурый, но молча. Явился Петрашов, привёз: колбасу, сало, конфеты, пряники и кислючие яблоки Антоновка. Оказывается, что они застряли в ресторане аэропорта. У Неговора не хватило денег рассчитаться и тот официанту, в залог, отдал свои золотые часы. Сдал билет и поехали в Рыбинск к родителям Сергея, взять в долг денег. (Сергей раньше врал, что он сам из Ярославля). "Тебя Ампилогов заждался", – съехидничал я.
- Выручай, займи у кого-нибудь. Завтра Неговора телеграфом переведёт деньги, купи хоть 10 литров, лишь бы Антилопова отблагодарил, а я думать о выпивке уже не могу, пойду лягу, тошнит. Я сказал Горькову: " Крутнись ты, а то всё я, да я".
-Ты же у нас сверхдоверенная личность. Тебя хвалят, доверяют грибы и говно лошадиное. Займёт тебе любой, а я кандидат на гауптвахту – мне не займут.
- Горьков, не выделывайся, а то я как Петрашов запью.
 - Спорим на бутылку, что не удастся!
- Спорим.
 Яковлев " разбил " наши сжатые кисти рук. Я смело пошел к Ампилогову.
- Петрашов приболел, я за него.
- Это ты марийцу расскажи, а я материалист, мне вещдок нужен.
- Сейчас принесу!
 С кульком, где была часть провизии, привезённой им, я вошел к Ампилогову и выложил содержимое на стол. Он недовольно посмотрел на меня: " Ты хочешь, что бы дед слюной подавился?"
- Так кушайте – здесь много.
- Идиот, спиртное где?
-Займите Сергею, через меня. Завтра деньги будут.
Ампилогов скривился, подумал: " Отвечаешь головой. Завтра. Не позже! Маршрут:  магазин – Бурш – мой кабинет. Вот 4 рубля.
Когда я исполнил  всё это - повернулся и двинулся к выходу.
- Ты куда!
- Нести караульную службу.
У меня есть мнение, что трезвый человек может засветить не очень трезвого. По – тому дёрни водочки и катись.

Я пристроился с книгой возле Марьина на КПП. Через час Бурш проследовал через КПП на улицу  и затем обратно. О содержимом портфеля я стал почему-то догадываться. "Пришлось " пойти, взять три яблока и понести трапезникам. После стука в дверь услышал характерный звон,  второпях убираемых стаканов. Открыл Бурш: " Чего тебе?"
  - Яблочек на закуску принёс.
  - Три яблока, намёк понял. Тебе больше 50 грамм не нальём. Служба!"
   "У меня рацпредложение, что бы можно было, списать три бутылки с Петрашова, как с проштрафившегося, за не своевременный доклад, о достойных проводах, отличников боевой и политической подготовки, вторично. Сергей, делегировав меня не возражал против нескольких бутылок. Денежный перевод от Неговора – завтра, " – убеждал я. Бурш уверенно сказал: "Неговора железный мужик. Не подведёт. Кроме того с Петрашовым на почту сам схожу".

Я навеселе, с сумрачным Горьковым ушел спать в роту. Остальные остались. Утром заступил на КПП. Петрашов и Бурш пошли на почтамт. Бурш вернулся один, улыбаясь: " Всё в ажуре". Значит, Петрашов рассчитался полностью. С Васьки бутылку не стал требовать. Пусть лучше будет должником. Неизвестно, как Фортуна будет вертеться. Не всегда она улыбается – может и задом повернуться.
Дни тянулись однообразно. Я утром с Марьиным шел из столовой и услышал, как один ингуш говорит другому: " Чекисты совсем обнаглели, через окно выходят. В дверь не хотят". Это относилась к нам. Только отделение охраны и три шофера коменданта городка носили красные погоны. До новой формы одежды носили малиновые. Отсюда – чекисты. 

Я ему сказал, чтобы заткнулся и не звиздел. Он на меня кинулся с кулаками. Я подставил  левую руку, а правой ударил его, в пол силы, в горло и ногой в голень. Нас сразу разняли, но ингуш потребовал драки – один на один. Мы зашли за роту и он начал махать кулаками и пытался ударить ногой. Мне легко удавалось отскакивать или отбивать удары рукой.  Поняв его примитивную тактику – поймал его ногу за пятку и резко дёрну вверх. Он грохнулся на асфальт. Быстро поднявшись, стал наносить удар другой ногой. Я предвидел это и подставив скрещенные руки ухватил его сапог за пятку и носок, резко выкрутил его ногу. Он развернувшись упал на руки, я же держа его ногу хотел (как требуется для фиксации приёма) ударить ногой в промежность, но не стал его калечить и резко дёрнул ногу вверх. Уже с трудом поднявшись, хотел ударить правой, но я поймал его кисть свой правой, а левой под его локоть. Резко выкрутив руку, сразу обхватил, левой его шею, и коленом надавив под его колено,  придавил к земле, зафиксировав его правую руку на своём колене.
- Сломать руку?
- Он только стонал.
Я стал давить его руку на излом. Его земляки стали просить не делать этого.
- Пусть пообещает, что на нас больше кидаться не будет.
Он пообещал. Я медленно отпустил.
Марьин по дороге в штаб сказал: " Однако ты,  как кошка с мышкой ".
Не захотел его калечить. Потом себе дороже могло бы быть, после разборок с начальством.
" Я вправду в окошко вылез, в туалет захотел. Обходить роту далёко, " – признался Марьин.
- Ты?!
- Да.
- Так это из-за  твоей дурацкой выходки всё?
- Однако так.

Горькову пришла телеграмма, что его жена родила сына. Мы его поздравили, и он зашел к Терешенкову проситься в отпуск. Терешенков отпустил - на неделю, плюс двое суток на дорогу. Предупредил, что на несколько суток опоздает на службу – отсидит на губе в два раза дольше, плюс "недосиженные" дни. Васька стал упаковывать чемодан и положил туда свои, только что полученные байковые зимние портянки. "Хорошие пелёнки будут: "Заулыбался он". Мы не сговариваясь отдали такие же новые свои. Оставили на всех один кусок хозяйственного мыла, а все остальные – Ваське. Он был растроган: " Я вам отличной самогонки привезу". Через пару суток пришел приказ на увольнение Петрашова. Комиссовали. Косил, или правда болел? Своего добился. Сергей переоделся в гражданку. Из библиотеки взял, на добрую память, книгу "Людвиг Фейербах". Мне дал отпечатанный на печатной машинке текст  книги диссидента  Солженицына. Как-то неуклюже распрощался и поехал на вокзал.  Нас осталось трое. Пришлось туго.  Ночью не досыпали, меняя друг друга. Днём с тяжелой головой крутились как проклятые. Получали упрёки за нерасторопность или ляпы Марьина. Всю документацию вёл я, а Яковлев чистил всё оружие и развозил пакеты.
Яковлев поехал в Калугу, а Марьин пошел в столовую на обед и не вернулся. Я голодный и злой выкручивался, как только мог. Часов в 16 позвонил Марьин из госпиталя. Сорвался с брусьев и сломал руку. На ужин пришлось не идти. Яковлев не приехал. Я остался один в штабе. Заполнил постовую ведомость, выдал себе оружие и занялся телефонограммами. Ни минуты не спал. Еле успел переписать входящие. Отнёс журналы Терешенкову. На КПП никого, а я выполнял обязанности дежурного по штабу. На завтрак не ходил. Около 13 часов плюнул на всё. Полусонный и голодный пошел на обед, а  оттуда в роту. Не раздеваясь, плюхнулся на кровать и проспал до 17 часов.  Зайдя в штаб увидел – За телефонами сидит Журавлёв и на кого-то орёт в трубку.
 "Ты друг любезный – почему смылся и никого не предупредил?" – напал теперь на меня майор.
-  По Уставу я должен докладывать непосредственно своему командиру отделения. Его нет. Вчера вечером должен был вернуться. А я вторые сутки один за пятерых.
- Твой Яковлев, в Калуге, на губе. Потерял военный билет и командировку. Сейчас за ним поеду. Дождаться сил хватит?
- Дождусь. Я немного поспал в роте.
- Ну, ты и попал в кампанию: молодожен, гимнаст и Яшка – Дуб во главе. Хоть из комплекта выбыл – гнилой кибернетик. Комиссовали.
Журавлёв выматерился и ушел.
Вернулся он с Яковлевым после 22 часов. " Ты ужинал? " – спросил Журавлев.
- Второй день без ужина.
- Я так и знал. Вот два пирожка. Съешь, а у Яковлева аппетит пропал. По субботам, воскресеньям и праздничным дням будут дежурить офицеры. Без их ведома – ни куда. В остальные дни докладывать о своих передвижениях мне. Завтра такой приказ подпишет Терешенков. Дежурили целыми сутками с Яковлевым. Наконец приехал Горьков и сразу Журавлев обнаружил у него литровую бутылку с самогоном. Горьков был раздосадован и неохотно рассказывал о поездке. Журавлев сидел до глубокой ночи и всё вынюхивал, не пьём ли мы.
Шестого ноября Терешенков позвал Горькова и меня.
- Поедете со мной в подвале кирпичный сарай делать.
- Мы не каменщики!
- Ты, Горьков монтажник – высотник. Антресоли на шкафах монтировал. А ты в стройбате видел, как строят.  Если серьёзно, будете подносить кирпич и раствор. Кладку вести будет каменщик. Мы на "Волге" поехали к Терешенкову домой. " Гони, но пределах разумного, раствор должны уже подвезти," – сказал полковник водителю Володи.

 Васька и я таскали в подвал: кирпич, раствор, подавали это каменщику. У меня разболелась кисть руки. Васька тоже хандрил. Работа велась без боевого задора. К 15 часам закончили. Нас позвали кушать. В " Хрущевке " в маленькой двухкомнатной квартире, в крохотной кухоньке, нам в блюдца положили вермишель и по "куску" жареной колбасы. Не более, чем по 50 грамм. Чай был не сладкий, наверно для профилактики от сахарного диабета. Потом нас выпроводили на свежий воздух, а командир с каменщиком усугубляли спиртным. Уже смеркалось, когда мы все сели в машину. Терешенков приказал Володе проехать поближе к Красной площади, показать нам подготовку к параду. Но все подъезды были перекрыты и мы видели только часть техники. Терешенков пообещал нам  завтра отпустить  на сутки, для посещения Красной площади и достопримечательности. Быть в Москве и не посмотреть парад – это плохо.

На ужин, нам бойцам  "подвального" фронта, Николай Яковлевич купил аж 300 грамм колбаски и "сайку" за 6 копеек.  Но нас ждал Яковлев. Как тут не поделиться. Седьмого ноября мы с Васькой тщетно пытались попасть посмотреть парад. Везде патрули с жесткими рекомендациями убраться подальше. Нужны спецпропуска. Прошло несколько часов и мы вернулись. Перейдя Красную площадь, подошли к  Спасской башни. Створка ворот была приоткрыта. Решили ознакомиться с Кремлём изнутри. Пройдя, метров тридцать внутри Кремля, услышали окрик. Мы обернулись.  С одной стороны башни, возле стены, ковырялись в цветах, два солдата охраны и от них к нам побежал лейтенант.
- Как вы сюда попали?!
- Ворота открыты, вот и решили зайти на экскурсию.
Лейтенант был в шоке. Что бы не было инцидента ни для кого, нас тихо вывели за ворота и рассказали, куда обращаться для экскурсии.
Вернулись в срок, успев съездить в Птичное, и переночевать у пассии Горькова.
У Журавлева сидел огромный капитан КГБ. Нас сразу позвали в кабинет. Капитан приятным голосом сказал: " Нормальные парни. Вернулись вовремя, трезвые. А Вы мне…"
Журавлев молча мусолил ус.
- Ну, мужики, будем вместе служить. Я ваш особист. Теперь будете мне непосредственно подчиняться. К завтрашнему дню напишите рапорты обо всём подозрительном и явном. Вспомните, у кого есть коротковолновый приёмник.

Что-то  не очень хотелось, но пришлось писать. Яковлеву такого задания не дал и мы стали задумываться, что это не спроста. Может нас собираются сослать куда Макар телят не гонял? Ведь своевременно никто ни одного рапорта не писал. Решили и сейчас не писать, мол " в Багдаде всё спокойно". На следующий день капитан мурыжил меня и Ваську по очереди, задавая такие вопросы и под таким ракурсом, что слова другие, кроме как компрометирующие не только других, но и самого себя так и пытались сорваться с языка. А слово не воробей – улетит, не поймаешь. С большим напряжением я выкрутился не попав в капканы капитана. Васька часа четыре писал какие-то объяснения или рапорты.
Мне он не рассказал, а я не настаивал. Меньше знаешь – крепче спишь. К нашему счастью его куда-то направили с повышением. Меньше чем через месяц его уже не было.

 Попытался прочитать сочинение Солженицына. Текст тяжелый. Чувствуется перевод с английского. Видно, ему помогали иностранцы, так как он зек и его терминология не всегда переводима. Пронизан текст явной антисоветчиной. Поэтому и подпольное издание. Я зашел в караулку. Там сидел Яковлев и пьяный Леонов. Ему Журавлев разрешал звонить домой в Тушино. У него жена стюардесса и помогала достать билет на авиарейсы. Леонов с женой цапался, корчил из себя вундеркинда. Его выперли с четвёртого курса института авиации. Я присел на топчан, а он сидел рядом, на табуретке.
Леонов был на год призывом раньше, и ему было 26 лет. " Почему без разрешения сел?" – напёр на меня Леонов. "Без сопливых разберусь, что мне делать," – довольно грубо оборвал его я. Он ответил ударом кулака мне в левый глаз.  С резкого подъёма, я врезал ему в переносицу. Леонов отлетел и ударился головой о стену. Я подскочил к нему и хотел добить, но меня схватил и оттащил Яковлев. На шум прибежал Горьков. Тихо вывел Леонова и со мной отмывал шваброй кровь от линолеума. У меня один зрачок был в два раза больше другого, но как ко мне стали относиться я понял – зауважали. Зрачки выправились  только через неделю. А через день Леонов с перебитым носом, вместе со своим земляком встретили меня возле столовой.
- Ты думаешь извиняться?
- Даже не рассчитывай на это!

 Они  попытались угрожать и ни с чем ушли. Больше потом никто по этому поводу ко мне не подходил. Правда, Журавлев мне высказал: " Что ты  гостей так встречаешь – носы ломаешь ".
Паршукову, согласно плану учёбы, надо с нами провести стрельбы. Не знаю, как отстрелялись Яковлев с Горьковым, а мне  Паршуков сказал: " Отдай патроны, потом с тобой на кабана сходим. Гильзы у меня есть – отчитаюсь. Я не возражал, и у меня появилась ещё одна оценка – отлично. Отлично у меня было и по  политподготовке.

Паршуков был всегда чисто выбрит, отглажен, бодр. Он, Терешенков, Журавлев, Саввин, Титов и Кононутченко носили морскую форму. Но Паршуков выделялся особой аккуратностью и лоском. Даже Олег Демьянович в лётной форме ему уступал. В субботу, после политзанятий я зашел в штаб. Там Плетнев потребовал реванша за проигрыш в шахматы. Мы зашли во второй отдел, сели за стол, начали  играть. Подполковник Богданов за арбитра: " Напоминаю, взялся за фигуру – ходи ею, за чужую – бей". Тут зашел Терешенков: " Сказано было, над солдатами не издеваться, а здесь два старших офицера на одного рядового".
- Он сам над нами измывается, попробуй выиграть у него.
Терешенков мне: "Сдавайся, и пойдём, почистишь мне шинель!"
Я сделал " китайскую " ничью и пошел на улицу за полковником. Падал первый снег. Было бело, тепло и спокойно. На Терешенкове была накинута чёрная морская шинель. Я долго чистил щёткой со снежком, а он меня расспрашивал о моей жизни, семье, работе.. Потом сказал, что привезёт сына и попросил научить его играть в шахматы. Отказывать было нельзя и не хотелось.

Примчался Паршуков и сказал, что дворец спорта сдали в эксплуатацию и для нашей части выделили 4 часа для спортивных занятий. Позвал меня к себе в кабинет и расспросил какими бы видами спорта могу заниматься. Я ответил: футболом, волейболом,  гандболом, городками, настольным теннисом, боксом, шахматами. Он ответил, что хорошо когда есть выбор и подберёт, возможно что то, что бы я не сгнил в " каменном " мешке. Через несколько дней с командиром было согласовано, что я по одному часу в неделю буду ходить на : баскетбол, бокс и шахматы. Итого три часа, да и на поход туда и обратно будет время. Всё не " лямку " тянуть.  На баскетболе лучше меня играл Кононутченко, но за счёт роста. Был ещё очень высокий – Степаненко. Но не очень техничный. Особенно привлекало то, что приходили на тренировки жена Кононутченко, и жена лейтенанта, бывшего студента. Игрой они не блистали, но привлекали своими бюстами. На боксе сначала было легко. Я был в первом полусреднем весе один, а во втором полусреднем и среднем никого не было. Спарринг - партнёры лёгкого веса, не выдерживали со мной и раунда. Потом со мной в спарринг поставили полутяжа – крепкого, длиннорукого шофёра. Сразу вылезли мои физические недостатки. Пришлось в столовой спереть гирю 20 кило и верёвку для скакалки, и дополнительно с ними делать физзарядку утром и вечером. На шахматах было скучно – теорию не преподавали, а просто играли в шахматы. Начал сачковать и ходить в кино в этом же дворце спорта.

Чаше всего мне билеты покупали наши шофера: Костя, Толик и Володя. Ведь я им отмечал всегда своевременное прибытие, а они ездили на шабашки или к женщинам. Вот меня там и встретили: Костя и его жена Лида. Они только что, получили в новой пятиэтажке квартиры: Костя двухкомнатную, а Толик однокомнатную. Дом и дворец спорта сдали ко Дню Великой Октябрьской Революции, а заселяли после устранения недоделок ко Дню Конституции СССР.  Счастливая пара заманила меня в буфет, угостив марочным вином. Костя остался продолжать трапезу, а я с Лидой пошли в зал. Костя пришел после журнала к началу фильма и начал клевать носом. Весь фильм проспал.

На день Конституции 5 декабря дежурным назначили Олега Демьяновича. Он был крут, энергичен и похож на артиста игравшего Кальтенбрунера в фильме "17 мгновений весны". Дежурить ему не хотелось и он, молча, сунув кулак Яковлеву под нос, уехал в Кубинку. Я открыл дверь библиотеки и занялся чтением книг.  Шофер Толик пришел вечером и позвал меня с собой в офицерское общежитие к Гончарову – заведующего продсклада. По дороге Толик объяснил, что там отмечают праздник Лида и её подруга из хлебного отдела магазина военторга, сисястая блондинка. Он домогался её, а Лида сказала, что у него с ней что-то может  получиться, если сумеет меня привести в кампанию. Я не возражал. Толик подозрительно спросил: "А откуда ты  Лиду знаешь?".
- В кино с Костей была, там и познакомились.
- Наверно за ножку её там держал?
Я отказался отвечать.

Лида и её подруга были явно навеселе. Налили мне штрафную. Потом выпили за праздник, за знакомство, за Советскую Армию, за новую квартиру. Лида спохватилась, что ей пора домой. Взяла полбутылки с собой и позвала меня проводить. Толик с блондинкой остались. Саша Гончаров спал лицом к стенке. Лида явно не хотела идти домой и мы пошли в штаб. У Яковлева глаза вылезли от удивления, а мы молча пошли в кабинет замполита. Там на кожаном диване пили без закуски. Потом раздался шум и голос Кости. Лида соскочила с дивана и села в глубину кабинета на стул. Зашли Яковлев и Костя. "Где Лида?" – тупо, пьяным голосом спросил Костя.
 - Вот, сидит в уголочке.
Костя посмотрел в сторону Лиды невидящим взглядом и нечего не смог рассмотреть.
- Её здесь нет. Она с Олегом Демьянычем уехала?
- Я ничего не знаю.
Он начал что-то пьяно буровить и пообещал убить обоих. Мы его спешно вытурили. Следом, потихоньку выскользнула Лида.

Через несколько дней, Костя уволился и пошел "рубить капусту" в таксопарк. Лида через Гончарова пару раз вызывала меня в лесок или парикмахерскую, где она работала и рассказывала, что Костя нажаловался начальству на Олега Демьяновича. Он назвал его любовником, а меня сводником. У неё всегда была при себе бутылка спиртного. Я подумал, что она подпаивает меня неспроста и через какое-то время отказался встречаться ссылаясь на службу. И не виделся потом с ней   полгода. Хотя её и понимал. Ей 26, а Косте 36 лет.
Я шел с тренировки. На скамейке сидели две девушки. Перед ними стоял солдат и что-то говорил. Когда подошел ближе – солдат быстро удалился.
- Девчонки, он к вам приставал?
- Да мы ему сказали, что вот идёт наш парень и даст тебе по шее.
- Ну и чей же из вас я?
- Ни чей.
У одной в руке были две шоколадные конфеты.
Я сказал: " Поделимся на троих? "
-  Здесь только две конфеты.
- Давайте я поделю честно. У меня опыт.
Я освободил конфеты от фантиков и съел. Они оторопели от такой неожиданной наглости. Промямлили что-то невнятное. Я сказал: " До встречи красавицы ".

Приехал из госпиталя Марьин, с матерью. Забирала его из госпиталя, что бы убедиться, Что её чадо не калека. Наслышана, что некоторые покалеченные пишут из госпиталя, что всё в порядке, а самостоятельно добраться не могут. Мать есть мать. Привезла она сушеных грибов и кедровых орешков. Из тайги мороженого не привезёшь. Увидев на моих руках нарывы, сказала, что надо лечить мочой. Я не сомневался, но мне в спецчасти дали мазь, и нарывы стали проходить. К Новому году уже ничего не было. " Нас в детстве заставляли пить свою мочу, чтобы не болеть. Лекарств ведь нет, однако," – добавила мать. Как послушаешь, так все знатоки грибов, а как готовить никто не может. Я где-то читал, что надо долго вымачивать, потом проварить, слить воду и в чистой – доваривать. Так и сделали. Добавили ещё обжаренного на смальце лука. Суп был горьковатым, но давно грибов не ели и с охотки весь уплели. А мне к Новому году мама прислала посылку на свою нищенскую зарплату. В ней были: сало, килограмма 2 и яблоки килограммов на 5, на мой взгляд самых дорогих. С тремя яблоками я удачно помешал тандему Ампилогов – Бурш. Ко мне подошел Богданов: "У тебя есть черняшка?" Я дал ему два яблока, так как видел, что Плетнев с портфелем мотался по коридору. О содержимом портфеля не надо и рассказывать. Богданов попросил меня перечертить два графика – циклограммы с черновика. Ему надо к завтра, но сегодня чувствовал, что не успеет. Я согласился не только из-за уважения к нему, но и самому хотелось разнообразия.
- Уважил старика.
А старику было около 44.
Тут и Жогин подошел: " Где математик – кибернетик Петрашов?"
- Комиссовался.
- Вот гнили наберут служить, а потом…
-Что  Вы хотели?
- Хотел спросить – объём шара.
- Сейчас в библиотеке возьму справочник. Там эту формулу я видел.
- Ты имеешь доступ в библиотеку?
- Для Вас,  да.
В библиотеке нашел справочник, удачно открыл нужную страницу. Он был доволен, но своим видом старался не показывать это.
 - Хоть ты здесь на что то годен.

Мне пришлось мысленно это принять за похвалу. В Армии обычно ощущаешь обратное. Вообще-то,  ко мне относились уважительно и обходительно, но я ко всем относился с опаской, мягко стелят, да кругом же шпионаж, слежка. Эти слова Васянина постоянно мне вспоминались. Это не паранойя и  всю жизнь часто убеждался в этом, так как проявлялись его слова в непредсказуемом виде или в неожиданной форме. От Яковлева и Горькова я как- то отдалился. Они иногда пытались втравить меня в пьянку. Я отказывался. Спорт и книги меня прельщали, как грешника рай. Когда выпадал снег, просил Марьина растереть. После этого себя чувствуешь бодрым и сильным.

Отвезя пакеты, в переходе с Лермонтовской на Комсомольскую, в метро я запутался и спросил у остановившейся девушки направление. Она сама здесь путалась и мы вместе выбрались. Она жила в Щёлково и ей надо было добираться электричкой. Я предложил свои услуги провожатого. На вокзале она купила два билета до Щёлково. ( Так далеко провожать я не планирован. Но жребий брошен – впереди Рубикон ). Я позвонил Яковлеву и сказал, что останусь у деда. ( О нём позже ).
Люся, так её имя, жила на пятом этаже. Матери её не было дома. Мне хотелось есть. Люся сказала, что готовить не умеет и если я хочу – то надо заглянуть в холодильник. Сама нырнула в ванну. В холодильнике было: четыре картошки, две морковки, луковица и упаковка бульонных кубиков. Суп получился неплохой. Люся в ужасе воскликнула: " Ты все кубики в суп положил!? Это же высококалорийная пища. Так нельзя".
-  А сколько кубиков вы кидаете?
- Два – три на порцию.
- Студентом я калорийнее питался.
- Мы с мамой соблюдаем диету. 
- На мой взгляд, и этой упаковки маловато.
Вечером пришла мать – Раиса Фёдоровна. Откушав супчик, похвалила дочку. Она объяснила, что это не её заслуга и попросила, чтобы я остался ночевать у них. Фёдоровна расспросила меня о интересующих её моментах моей скромной жизни. Резюме моё было на 5. Утром она ушла, оставив денег на еду. Люся работала по сменам, в каком-то институте оператором вычислительной техники. Сейчас была свободна. Она занялась уборкой, а я спустился в магазин. Там купил утку за 1 руб. 20 коп, вилок капусты, килограмм картошки, две морковки, одну свеклу и баночку томат – пасты. И за эти овощные продукты заплатил меньше рубля. Молоко – две пачки мне обошлись в 22 коп, а  буханка  белого хлеба –  25 коп. На кухне нашел самую большую кастрюлю, разрезал на куски утку. Когда бульон прокипел немного – добавил нарезанной свеклы. Через полчаса добавил нарезанный кубиками картофель. Поперчил, посолил. Кода картофель доварился, в кастрюлю вылил пассированный лук с морковью и разбавленный томат – паста, бульоном. За тем нашинковал капусту и отправил в кастрюлю. Когда закипело, подождал минуты три и выключил плиту. От обилия борща  Люся вытаращила свои глаза и назвала меня не разумным и неэкономным типом. Но почему-то, после одной большой тарелки, налила себе ещё " немножко", с двумя кусками утки. Вечером пришла Раиса Фёдоровна усталая и злая. Съев тарелку борща и ещё добавочки, подобрела и расслабилась. Тут открылась дверь и вошел полковник Терешенков.  Мы посмотрели друг на друга. Он, безразлично, а я с ознобом, зародившемся в спине. Николай Яковлевич прошел на кухню, оставил там две банки с маринованными опятами и вышел. Мать Люси выскочила следом.
" Он вам кто? " – спросил я.
- Это дядя Коля. Он с мамой когда-то работал.

Я срочно  отправился в часть. Через несколько дней, мне пришлось заносить полковнику книгу телефонограмм. Он не отрывая глаз от текста, сказал: "Срочно расстанься с этой девчонкой. Я не хочу, чтобы обо мне знали лишнее".
Я клятвенно заверил и позвонил Люсе. Тихоня Люся заявила, что расставаться не собирается и встречаться будем тайно. Так мы и поступили, но не долго это было. У меня был дефицит времени. Иногда разговаривали по телефону. Я убеди её поступать учиться, повышать образовательный уровень. Она поступила в химический техникум и в письме мне, уже после службы сообщила, что закончила и поступила на хорошую работу. В Москве есть возможность подыскать работу себе по душе.
Неожиданно пришел сын Титова и сказал, что меня жаждет увидеть какая-то Наташа. Я согласился. Встреча была не гладкой. Ведь это была девушка у которой я сожрал конфеты, обещая поделить на троих, поровну. Она высказала всё, что обо мне думала, но в её голосе не было обиды, а лишь досада. " И откуда берутся такие?" – был вопрос. Я гордо ответил: " Мы из Кронштадта! "

У нас ни кто не говорил, что из захолустья. Звучало: " Ярославль, Ростов, Воронеж, Йош-Карола  ". Не мог же я сказать, что из Мухосранска, или Тихорецка.  И эта неожиданная фраза, созвучная с названием фильма, произвела на Наташу впечатление. Мы стали встречаться, и наши отношения длились в процессе всей моей службы. Наташа работала в столовой № 20 на раздаче. Были случаи, что она по вечерам,  подкармливала меня: салом, куриной ножкой, пирожками или сметаной. Я настоял, чтобы она поступила в кулинарный техникум. Но она немного поучилась, и её отчислили за неуспеваемость. А брат у неё молодец. После Армии поступил в институт международных отношений на экономический факультет. Иногда он мне одалживал свой костюм, и я с Наташей ездил на танцы, на первую площадку к авиаторам. Знакомых появилось много. Служба шла своим чередом. С приближением Нового года обстановка становилась напряженной. Поступали телефонограммы: " Ушел с поста сержант или рядовой. Приметы. С собой автомат АК и патроны. Принять меры к задержанию. Пропал полковник с шофёром. Машина не обнаружена. Усилить охрану. Не допускать подобных случаев". И ещё всякие ЧП. В результате на Новый год остались дежурить: майор Журавлев и капитан Титов. Капитан принёс бутылку водки и бутылку вина. Возле туалета висело большое зеркало, а за ним ниша. Туда поставили выпивку, стакан и скромную закуску. Когда Журавлев сидел в кабинете, то по очереди все сходили туалет и причастились. Журавлев стал крутиться возле нас. Он нутром чувствовал, что его хотят обдурить. В час ночи он ушел. Мы спокойно всё допили и отпустили Титова домой. Меня потянуло на свежий воздух. Взял маршрутный лист, действительный круглосуточно, для выполнения служебного задания. Вышел на улицу. Руки в карманах. На встречу шли три девчонки шумной кампанией. Поравнявшись со мной, они все трое столкнули меня с тротуара. Я упал в сугроб на спину. Руки из карманов вытаскивать не хотелось, и я крикнул: " Спихнули, теперь вытаскивайте, а то до утра не доживу!" С хохотом меня вытащили, познакомились. Они, студентки педагогического института. ( О чём я не смог сразу догадаться ). Посмеялись, рассказали несколько анекдотов, записали мой номер телефона. В сумочке у них была бутылка водки, и мы её пили из горлышка, закусывая снегом. Потом одна из них мне несколько раз звонила, но из-за заморочек по службе встретиться не смог. До прихода Титова сидел за телефонами. Тут пришла уборщица. Я ей сказал: " Какого черта  приперлась? Праздник".
- А у меня,  что праздник, что будни – одинаково. Я на календарь и не посмотрела.    
 
Титова заменил Паршуков и сказал: " Едем на кабана". Ехали на ГАЗ-69 в Шишкин лес. Потом долго куда-то шли, увидели следы копыт и встали за елью. У Паршукова одностволка, у меня АК и в магазине 10 патронов. Кабан выскочил метров в двадцати от нас. Паршуков выстрелил жаканом, но мимо. Я одиночными методично стрелял   в кабана. Видел, что попадаю, а он спотыкаясь двигался на нас. Метров за пять упал. Я всадил ему в голову последний патрон. Паршуков успел перезарядить ружьё и направил ствол на животное. Подождали, пока  перестанет дёргаться и подошли к кабану. Насчитали семь ран. Видно три пули прошли мимо.
На следующий день Паршуков принёс котлеты и пирожки с ливером. Вкусно, но пресновато.

В конце января пришел приказ: "Откомандировать одного стрелка на учения ".
 Яковлев – командир. Горьков под чахоточного косит. У Марьина срочно заболела рука. Пришлось собираться мне.

Учения начались с установки палаток. А на следующий  день команды: " Бегом! Ложись! Пулемёт слева! Пулемёт справа! Окопаться! Это всё в снегу по колено. У меня на запястьях появились натёртости от наста. Стекло ручных часов выскочило. При посадке на бронетранспортёр ушиб голень левой ноги. Но дуракам везёт. Остановился УАЗ с полковником, которому надо было в Птичное. Там ремзавод техники. Никто из офицеров не знал дороги. "  Могу объяснить," – выдвинулся я вперёд. Полковник распорядился и я за штурмана уселся в машину. Он отвлекал меня расспросами: о семье, о службе, о жизненных планах. Я чуть не просмотрел нужный поворот. Возле посёлка остановились у штабной палатки. Зашли туда. Потом полковник оставил меня и куда - то пошел. Было холодно, но стояла буржуйка. Я нашел 4 ящика из под снарядов, сходил в палатку – политотдел. Там "для штаба" набрал газет и журналов. Ими зажег растопку, поломал ящики и подбрасывал их в огонь. В котелке растопил снег на буржуйке. Кипяток предложил офицерам. У них были: заварка, сахар, галеты. Я ходил на поиски дров и растапливал снег. Офицеры запросто делились со мной своим сухим пайком. Спал я в углу на трёх стульях, но огонь поддерживал в печке постоянно. Утром стал свидетелем трагикомедии. Танк развернулся и тихо начал сдавать назад, приближаясь к длинной палатке – туалету. Оттуда, натягивая на ходу штаны, выбегали бойцы. Танк продолжал двигаться и въехал в туалет. Яма с фекалиями, была глубока и танк провалился до самого люка. Оттуда вылез маленький, чумазый танкист и стал кому-то объяснять о неисправности в  управлении. Через некоторое время собрались офицеры, стали рассуждать, как вытащить танк. К вечеру пригнали самоходку. Прицепили к ней трос. Танкист – неудачник, одетый в химзащиту, взял другой конец троса и полез в зловоние, прицепить трос к танку. До этого, примерно под углом 45 градусов, срыли лопатами край ямы, что бы легче было вытаскивать. Танкист вынырнул из дерьма, вылез. Его обмыли из шланга пожарной машины. Затем,  через люк он влез в танк. Самоходка потянула танк, и мотор завёлся. Потихоньку танк вытянули и обмыли из шланга. Танк сиял серебром. Среда ямы была настолько едкой, что съела всю краску. Через день полковник вспомнил про меня. Но мне не хотелось опять нырять в снег. Полковник снисходительно разрешил шофёру довезти меня до моей части, а командировку сам отметит  и пришлёт нарочным. До меня теперь дошло, что " каменный мешок " намного лучше свежего морозного воздуха.

В феврале у нас появился новый особист. Он приехал на "Яве ". Мотоцикл мы завели в бойлерную. Отодрал Яковлева за неточности в ведении документации. Походил по кабинетам и как в воду канул, до мая. Горьков почуял дембель, обнаглел и поехал на " Яве " в магазин за водкой. На следующий день примчался особист – дал чертей Яковлеву и Горькову. Им было не весело. Откуда информация? Вспомнились слова Васянина: " Кругом шпионаж, слежка ".

Перед этим случаем, Яковлев был в отпуске. Уже во второй раз. Без всяких на то обстоятельств. Завидно, что у него дядька большая шишка. Сашка приехал пьяный, грязный и в общем вагоне подцепил вшей. Васька со мной затащили его в туалет. Нагрели в ведре воды. Обрили ему голову, обмыли и утащили спать. Потом выстирали одежду и повесили сушить. Утром Сашка не мог вспомнить, как ехал, с кем пил.
Замполит Саломатов третий день не появлялся на службу. Яковлеву поручили лезть на второй этаж, и через форточку проникнуть в квартиру замполита. Саломатов был мёртв. Шило в мешке не утаишь. Мы быстро узнали, что жена замполита уехала, а у него ошивался Бурш. Ну, а в морг повезли труп: Журавлев, Яковлев и я, на санитарной машине. На переднем сидении Журавлев и шофёр. У нас возле ног труп на носилках. Простыня, которой укрыли мёртвого, стала мокрой в районе лица. Запах спиртного явно присутствовал. Перед отъездом ко мне подходил Бурш и спрашивал: "Вы видели, что у него нет ссадин или следов насильственной смерти? " Боялся, что его могут в чём-то заподозрить. Я сказал, что ничего подобного мы не видели. Бурш прямо на глазах как бы воспрял духом. По дороге, Журавлёв остановил машину, сходил в магазин, купил чекушку и закуски. Стакана не было.  Журавлёв из горлышка отпил водку. Предложил  нам. Сашка отказался, а я нет. " Смотрите мне, в морге в обморок не упадите ", - сказал Журавлев. В морге было полно трупов. Я заметил красивую голую женщину на полу, но она была закоченелый, и в этом было что-то отталкивающее. Анатом, или как там его величают, спросил Журавлёва: "С душком или без него сделать?" Они о чём-то договорились – деньги у Журавлева были. Я понимал, что это не личные, но и он получал в месяц 380 руб. Терешенков – 360руб. У Журавлева выслуги больше. В морге были два работника с лицами не на много отличающимися от покойников. Бесцветные, отрешенные глаза и абсолютное безразличие. Их насквозь пропитал дух бренности этого мира. Был там мужчина. Примерно лет сорока. У него сын, первоклассник, попал под машину. Жалко было на него смотреть, но он пытался пару раз улыбнуться, когда мы разговаривали. Яковлеву стало плохо, и он выбежал на улицу. Но я, хоть и паршивый охранник, Журавлева сопровождал до машины и сел последний.

Подошло лето. Много впечатлений. Журавлеву и Паршукову присвоили звание подполковник. Жогина не было больше месяца. Когда он появился, то Ампилогов ему высказал: " Я тебе прогулы запишу".
- Записывай.
 - Ну, тогда пенсию урежу.
 - Я тебе, … твою мать урежу!

Жогин готовился на дембель. Ему было уже всё безразлично. Своё он выслужил. Вместо его прислали майора Голенкина. Он учился в адъюнктуре и был перспективным, в плане роста по службе. Тут и Терешенков пошел на пенсию. Новым командиром назначили полковника Кулечева. Встречать его на КПП,  Журавлев послал меня, и я лихо справился. Горько съездил в Птичное к своей пассии, и попался Журавлеву на обратном пути, утром.

Врал, врал и убедил, что у него открылся опять туберкулёз, и он ездил за анализами. (Был ли у него вообще, когда-нибудь туберкулёз?). Ваську срочно уволили в запас. Следом уволился Яковлев. Его заменил младший сержант Архименко. Он закончил учебку, в Солнечногорске, а родом из Киева. Доукомплектовали наше отделение охраны рядовыми, только призванными: Бессоновым и Киреевым. Бессонов – аптекарь с высшим образованием из Харькова, а Киреев – токарь из Горького. Пришлось всё тянуть мне. Новая троица ничего не знала – надо обучать. Марьин так и не догонял, где АТС, где коммутатор. Писал с ошибками. Автомат – не разобрать, не собрать. В городе мог заблудиться. Аптекарь сразу наладил связь с санчастью и косил под геморройного. Кирееву часто слали посылки: полукопчёная колбаса, консервы, конфеты. Упросился дежурить только на КПП. К нему повадился приходить еврей Финкельштейн. Видно метил пролезть сюда служить. Он был из Харькова и после известных событий – выступления сионистов, был исключен с третьего курса института. Паршуков мне сказал: "Гоните этого жида, можно нарваться на непредвиденное. Подставит так, что под трибунал пойдёте ". Но я ездил с ним на соревнования по баскетболу и удачно играли в пас. К нему часто приезжали родственники и он с нами делился угощениями.  Всё понимая, мы его терпели. Я был по возрасту и службе старше остальных, и приходилось следить за всем. Не в качестве надзирателя, а для исключения упрёков и нарекания командира. Если по службе всё ладно, то внимания к нам меньше. Можно смыться или спиртным побаловаться. При удачном раскладе и отпуск возможен. Всех предупредил, Что без моего согласия ни куда, а тем более выпивать. Сначала надо прозондировать обстановку, а потом решать вопрос: " Пить, или не пить? Скрыться или остаться? " Вообще я придумал пить в актовом зале. Там были урны для голосования. У одной я оторвал дно, и просто бутылка с закуской накрывалась параллелепипедом без дна. Но был уговор, что хоть один должен был быть трезвым, для контроля ситуации.
Кулечев готовился в отпуск и ждал Журавлева, что бы передать ключи. Журавлев где-то задерживался. Полковник очень торопился и отдал ключи от сейфа и кабинета мне.
- Отдашь Журавлеву!
- Есть, отдать Журавлеву!

Я послал Марьина на КПП, что бы меня предупредил, если будет идти Журавлев. Быстро открыл дверь, а сейф с трудом. Взял печать, и на заранее приготовленные бланки: увольнительных, отпускных и командировочных удостоверениях, стал наносить оттиски. Потом взял угловой штамп и поработал им в нужных углах бланков. Всё сложил на место, закрыл и на это, ушло минут пять. Марьин крикнул: " Журавлев! " Бланки, в общей сложности 50, я засунул под линолеум и сел у телефонов. Раскрасневшийся Журавлев влетел и сразу: " Где Куличев ".
-Уехал.
- А ключи у кого?
- У меня, сейчас отдам.
- И нашел же кому отдать? Сейф опечатан?-
- Я в кабинете не был. Не знаю.
Он открыл кабинет и заматерился, наверно " незаслуженно " стал подозревать меня в чём-то. Опечатал сейф, вышел.
- Ну и где слепки ключей?
- Мастики нет, а то рискнул бы.
- От тебя всего можно ожидать.

Что-то раздраженно бормоча, подполковник удалился.
Теперь, когда у меня были бланки с печатями, и я натренировался подделывать подпись Журавлева, то мог любого из наших отправить, хоть во Владивосток. Бессонов не беден. У Архименко отец начальник узла связи в Киеве. У Киреева отчим в Торге или ОРСе не последний человек. Марьин и я беднота. Поэтому только трое летали домой на самолетах, когда я их отпускал.  Периодически позванивали, узнать обстановку. Я придумал график дежурств, с дополнениями, что никто не понимал, кто дежурит, а кто нет. Но служба шла без замечаний, и на график никто не обращал внимание. Ребята привозили из дома вкусную еду. Но ночью ели толчёную картошку с зажаренным салом. Утром я на завтрак не ходил, да и на ужин не часто. Мне приносили: сахар, рыбу, хлеб и масло. В обед я у повара просил "мосёл", и он мне в миску, из котла клал кусок мяса на кости. Саша Гончаров никогда не отказывал и давал: картошку, лук. Постоянно ходил на тренировки, а в свободное время читал. Хотя в библиотеке была памятка – чья-то заумная мысль: " Лучше ни чего не читать, чем читать всё подряд ".

 Мне с полутяжем было тяжело работать в спарринге, но тренер уговорил меня потерпеть до соревнований. Вот и соревнования. В моем весе 8 человек, и я легко вышел в финал. Но во втором раунде финального боя, мне соперник разбил нос. Мне засчитали технический нокаут. Это не справедливо. Если бы рассекли бровь – другое дело. Меня за второе место премировали двумя парами боксёрских перчаток, а чемпиона, офицера СА – нейлоновым спортивным костюмом. По тем временам шикарный приз. Тренер ссылался на низкую квалификацию судейства. А я считал явной несправедливостью. Не знаю правильно или не правильно я сделал, но на тренировки больше не ходил. Если вдуматься в статистику – путь чемпиона мира проложен десятью тысячами ударов в голову. Шахматы, баскетбол и библиотека были теперь отдушиной в службе.
Неожиданно в столовой ко мне подошел Леонов и попросил разрешения позвонить отцу в Тушино. Я не возражал. Он, разговаривая с ним, спросил: " А моего леща ещё не съели? " Леонов предложил мне поехать в Тушино – попить пивка. Я уже не боялся навредить своей спортивной форме и согласился. Леонов пожаловался, что ему за небольшую провинность задерживают дембель на три месяца. Это итог всего хорошего, что он делал – доставал билеты офицерам на любой авиарейс ". Ты поторгуйся и теперь совмести
выполнения просьбы с дембелем," – предложил я.
- А у тебя голова варит.
- Ну, мы же решили знакомиться кулаками, а не интеллектом.
- Я был тогда не прав.
- Забудем. Решай, как будем добираться? Документов патрулю, ни каких не сможем показать. Заметут.
О моём запасе я ни кому не распространялся. Даже ребятам  своим говорил, что только НЗ осталось.
- На попутных проскочим.

Автостопом доехали до Варшавского шоссе. Через минуту остановили иномарку и нас со скоростью 140 – 160 километров в час довезли до Тушино. Переоделись в гражданскую одежду, и пошли в пивбар с рыбиной пить пиво. Леонов остался дома, а я на попутках к вечеру вернулся.

Пришла разнарядка, что бы одного солдата отправить на период работы какой-то конференции, для охраны. Послали меня и несколько депутатов от нашей части. Я покараулил всего два часа и меня сменили. Сержант – краснопогонник повёл меня в банкетный зал. Конференция уже закончилась, и депутаты вкушали аля шурфет. Были свободные столики. Я заортачился. Но сержант настаивал: " С полковником Мирошниченко согласовано, что я с одним человеком тоже покушаю. С подчиненными мне нельзя". Поели холодной закуски. С оглядкой выпили пива и водки. Рядом был столик, за которым трапезничал полковник Бессонов, но на нас смотрел, как на пустое место. Сержант в салфетки завернул буженины и один сверток дал мне. Себе скромно взял более габаритный свёрток. Назад ехал в ГАЗ-69 со своими (из нашей части). По дороге завернули к кафе. Два офицера, две дамы и шофёр Толик пошли в кафе. Я остался не смотря на уговоры. В командировочном удостоверении была отметка, что я выбыл. Значит, мне отклоняться от маршрута к своей части нельзя, и мог возникнуть инцидент с патрулём. В кафе явно не мёд пьют. У меня по службе всё хорошо, возможен отпуск и я избегал сложных ситуаций. Ждал гоп-кампанию больше двух часов. Наконец все ввалились в машину. Мне всучили початую бутылку марочного вина. Отпив приличную дозу – пустил бутылку по кругу. По дороге пели песни. Галя Кононутченко пыталась со мной целоваться. Было весело и на душе легко.  Осталось хорошее, доброе впечатление.    
 
В стройбате, азиаты повадились имитировать самоубийства. Поджидали, когда военврач подойдёт к санчасти, и один лез в петлю. Из-за угла выбегали земляки и кричали: " Спасите! Быстрее! Помогите!" Естественная реакция – вынимать чуть живого из петли.
Командование принимало решение и " самоубийц " отправляли на дембель. Военврачу надоело это, и он сделал вид, что не понимает, и не спешил. Туземцы сами кинулись спасать, но не умело. Солдату кислород долго не поступал в мозг, и после трёх месяцев госпиталя  его комиссовали с диагнозом – душевно больной. У него была " предсмертная " записка, написанная справа налево. Примерно такого содержания: " Командира плохая  кушать  надо белый барашка   сержант кулаком по башке дает замполит хорошая
жизнь совсем плохая ".  Белый барашка, это варёное свиное сало, которое мусульмане из-за религиозных обычаев, не должны есть. В Майкопе, по работе встречался  я с адыгом  - начальником мясного павильона рынка. На вопрос: " Какое мясо ешь?" Он ответил: " Баранину или говядину". Потом, помолчав, добавил: " А когда – нет, свинину ем".        
 Несчастный солдат помыкался на гражданке: на работу не берут, родственники невест и разговаривать с ним не желают. Приехал просить изменения в диагнозе. Но, солоно не хлебавши - уехал. Желающих лезть в петлю больше не было.
 
Что ни день то новости. Пришел приказ, что бы в каждом стрелковом отделении был снайпер. Журавлев вызвал меня и сказал: " Поедешь ты. Я смотрел результаты стрельб. Паршуков тебе приговор подписал. У тебя лучшие результаты. Поедешь кормить комаров. А ты хоть с трёх метров, в корову попадешь? " Я перемолчал.
На следующий день я ехал в Солнечногорск. По железной дороге это станция Подсолнечное. Меня зачислили в первое отделение учебного взвода и назначили командиром. В моём подчинении было семь ребят и две девушки. Сразу у меня с Милой, девушкой с меня ростом что-то не сложилось. В строю выделялась грудью (пятый размер) и портила строй. Меня она игнорировала. Отвечала грубо и старалась показаться независимой. Я же не выделял её и не унижал. Относился ровно, выдержано. Это и раздражало её. Учеба проходила интересно. Многое я читал в книгах отца, по тактике и топографии. Сейчас это растолковывали, научно обосновывая  к новым подходам относительно боевых операций. Теория вообще вся на законах физики и психологии. Но и хозяйственные задачи надо было решать. Уж небо осенью дышало и пришли полувагоны с углем. Все ребята отправились на разгрузку. Девушки остались. Вечером я заступил в наряд – разводящим караула. Ребята притащились с разгрузки усталые и грязные. После ужина я им разрешил лечь спать. Но для пищи на завтра необходимо подготовиться и мои девчата должны были чистить картошку. Мне, когда я играл с медбратом в шахматы, сказали: " А твоих девиц нет на кухне". Их было в учебке всего двое и их негласно не напрягали. Но девушки девушками, а служба службой. Я пошел в палатку к ним. Там была только Олечка, маленькая щуплая девчушка.
- Где Мила!?
- Она заболела.

Я её сразу обломал, что только из санчасти и общался с медбратом. Оля вынуждена была сознаться, что Мила уехала домой. У неё оказывается дочка 10 месяцев и пошла в Армию из-за того, что в колхозе работать не хочет. Мало платят, а тут одежда, еда, жильё. Можно и замуж выскочить за офицера. Лейтенантик и то 220 рублей в месяц, да пайковые, квартирные, бесплатный проезд. Инженер на 110 сидит и перспективы призрачные. А офицер - потенциальный генерал. Вот она решила проведать дочку.
- А почему ты не пошла на кухню.
- Меня не звали. Спросили Милу и всё.
Я был на распутье. Надо было выполнять обязанности разводящего. Но я не хотел разборок в случае не обеспечения чистки картофеля. Да и отсутствие Милы было для меня миной замедленного действия. Доложить об её отсутствии у меня не укладывалось в голове. Я понимал последствие этого – пахло дисбатом. Неизвестно когда вернётся. А вернётся ли? Мои человечные качества оказались выше Устава.
- Пойдём, Оля, чистить картошку. Я помогу до прихода этой поблуды.
Немного почистив, пришлось уйти, выполнять свои обязанности. Периодически заходил в пустую палатку и на кухню, помогать девчонке. В два часа мы зашли в палатку. Попили чаю.
- Ну и когда она явиться, как Христос народу?
- Не знаю. Она грубая. Нездорово откровенная.
Всю ночь я занимался сменой и проверкой караула или сидел в палатке с Олей. Ей не спалось. Зато дежурный по части и начальник караула сопели в четыре ноздри, надеясь на меня и доблестный караул.
- Как Мила выбралась из расположения части?
-В углу за складами дырка в " колючке ".
Пошел посмотреть то место. Там стоял караульный.
- Что стоишь, как истукан? Надо и в других местах смотреть.
- Да я только подошел.
- Давай, давай ходить надо, а не прохлаждаться.
Он не спеша, побрёл вдоль " колючки ". Я зашел за склад и потом стал выглядывать. В колючке появился силуэт и перелез через дыру.
- Стой! Кто идёт!?
 
 В руке у меня блеснул "Макаров". Она оторопела. Я не хотел её пугать, но в темноте  можно и обознаться. Подойдя ближе – признал Милу. Спрятав пистолет в кобуру, я по-простецки сказал: "А мы с Олей тебя потеряли". Она поняла, что страшное её миновало и тоже просто, ответила: "Извините меня пожалуйста. У меня дочь заболела. Мать не могла укачать. У неё нет одной руки, а от меня отвыкла и плакала, пока моя сестра с покупками из Москвы не приехала. Ведь всё в Москву везут, а про деревни забыли. Сестра за няньку, успокоила, и я сразу уехала. Просидела в кустах пол ночи. Эти часовые всё время сюда повадились ходить курить. За складом их не видно.  Вот и не могла проскочить.
- Я проверял. Ни у кого курева не было.
- У них заначка в пожарном щите.
- Почему ты мне всё рассказала? Могла придумать что-нибудь другое. Я не очень то и поверил.
- У Олечки язык длинный. Я уверена, что она Вам всё рассказала.
- Кое что.
- Так у Вас не должно быть сомнений. Я виновата. Возможно, Вас подвела. Ну, так уж случилось. Я старалась, но караульные…
- Пойдём в палатку. Ты продрогла.
- У меня самогонка и пирожки. Надо снять нам стресс.
- Это ты хочешь загладить инцидент?
- Какой инцидент? Я в части, и была всё время здесь.
- Ну, я в твоей наглости не сомневался. Но сомневаюсь, прав ли я,  что тебя не сдал с потрохами.
- Какая наглость? Я только утверждаю твои поступки. Они были правильные. Не сомневайся. (Уже ты, а не Вы).
- Сомневаюсь и Оле.
- Она не проболтается. Побоится, что я расскажу, от какой болезни она лечилась. А она хочет выйти замуж.
- А ты?
- Да, но только за полковника. Ни меньше.
- Как ты это себе представляешь?
- Не знаю, но не хочу  быть в полунищенском состоянии.
- А сейчас в каком?
- Во всяком случае, в независимом. А то, в нищенском и зависимом. Это в два раза хуже.
- А где отец твоей дочки?
- Был трактористом. Пахал на косогоре, перевернулся и погиб.
- Извини, не знал.
- Чего там. Я его не любила. Но выходить замуж за кого-то надо было. Мне уже было 18, а я мужчин ещё не знала и боялась. Мои подружки уже всё перепробовали и долдонили: " Опоздаешь, засидишься и не за кого не выйдешь ". Вышла, познала, обожглась, осталась с маленькой. Надо пробиваться. Пересилила себя, изменяю характер. Хочу быть твёрдой и добиться своей цели.
- Цель, это полковник?
- Не обязательно. Хочется надёжности и постоянства.
Мы зашли в палатку. Оля была искренне рада. На меня смотрела широко раскрытыми глазами. И я понимал, что она ждала от меня снисходительности. Это отношение нескладно и необъяснимо складывалось в их пользу. Мне только оставалось успокоить Олю и мне это удалось. От угощений я отказался и пошел проверять караул, не забыв застукать курильщиков. Устав караульной службы  нужно выполнять.
Пошли дожди. Мы в палетке с развешенными плакатами, слушали инструкторов. Еда, учёба, сон. Практически заниматься невозможно – дождь. Приехал генерал и разогнал наши курсы, как не обеспечивающие изучение запланированного объёма.
Вернулся я с записью, что прослушал теоретический курс. На это никто не обратил внимание.
 
 Ещё один комплекс жилых домов сдали к Дню строителя. Олегу Демьяновичу и Журавлеву дали по двухкомнатной квартире. Журавлев стал квартиру обживать до переезда семьи. Купил цветной телевизор и софу. Позвал меня и в помощь рядового Калинина. Обязал дождаться машину с вещами и семьёй из Чехова, разгрузить. Проследить, что бы обормот Калинин не ложился на софу и не включал телевизор.
Как только Журавлев ушел, мы улеглись на софу и включили телевизор. Минут через десять, он вернулся. Был настолько поражен увиденным, что только  смог выдавить из себя: " Вон отсюда! " Нас как ветром сдуло. Таскать вещи не лучшее занятие. За период службы я уже натаскался разных вещей. Даже вдвоём тащил пианино на четвёртый этаж, на верёвках. Вчетвером на лестничном марше не помещались. Узко.

Приехал майор проверять оружие. Мы же, набухали масла и не чистили давно. Майор это сразу понял и заставил Архименко разобрать АК. Журавлев мне тихо сказал: " Иди, помоги этому недотёпе. У них в учебке были карабины ". Я подошел и вмешался, что трипку магазина отодвигать надо потихоньку, а то выскочит пружина. Майор не послушал, сам ухватился за рожок и пружина брызнула ему маслом в лицо. Он был взбешен, но сдерживался. Сам виноват, я предупреждал. Конечно, он записал замечания, но признал оружие пригодным к бою.
 
 Кулечев уехал на учёбу. За командира остался Олег Демьянович. Вечером он позвал меня: "Вызови Плетнева. Но если ему передашь… И выдал длиннющую фразу". Я сказал, что запомнил и собрался идти. Олег Демьянович потребовал повторить им сказанное. Я дословно пересказал. " Ты меня постоянно удивляешь, но я всё же напишу записку " – перестраховался он. Плетнев тоже написал записку и пояснил детали устно.
Олег Демьяныч прочитал ответ и заёрзал на стуле. Я сказал, что поясню непонятное, и ответил на все вопросы подполковника, в объёме информации от Плетнева.
Через день мне объявил отпуск Журавлев на десять суток и двое – на дорогу.
- Если надумаешь болеть – заверишь справку в военкомате.
- У меня хорошее здоровье.
 - Не сомневаюсь. Но тебя прохиндея, я вижу насквозь.
Все дни я старался не делать ошибок или сомнительных поступков. Могут за это лишить отпуска. Получить отпуск сложно, а лишиться можно в миг. Олег Демьянович увидел меня: " Ты ещё не дома? "
- Приказа нет.
- Я этого Антилопова в помпасы зашлю! Иди и скажи, что бы ты мог завтра уехать. Пусть принесёт мне документы на подпись ".
- Есть.
Капитан Ампилогов выслушал меня спокойно. Открыл сейф, достал бумагу м протянул мне. Это была расписка особиста, что он забрал моё дело для изучения.
- А Вы , Олегу Демьянычу не докладывали?
- Докладывал, сынок.
- А что же он меня послал?
- Не хочет признать своё бессилие. А ты сиди тихо – не дёргайся.
Дней, так через пять, меня подозвал Ампилогов: " Беги за " Перцовкой ". Я быстро смотался и сел у него в кабинете. Ампилогов стал зачитывать кое-какие выдержки из моего дела.
- Муж тётки моего отца, проживающего в Москве, по улице Мархлевского, в 1941 году был призван в ополчение и попал в плен под  Дорогобужем. Так как он заканчивал семинарию – ему пришлось служить в церкви. При освобождении Дорогобужа оказывал содействие подпольщикам. В Москву ему въезд был запрещен, но есть сведения, что тайно он приезжал. Тётя отца работала в Кремле, в библиотеке, вместе с женой Маленкова. Когда Маленков пришел к власти – разрешил Петру Ивановичу Суханову проживать в Москве. С ним я в контакт не входил. Номер телефона имелся. 
 
 В отпуск ехал с Курского вокзала. В купе со мной ехали: курсант какого - то военного училища и женщина, лет сорока. Она нас пичкала пирожками с картошкой и капустой. Пирожки были вкусными, но слишком много. Но женщина всё переживала, что мы не наелись, а у неё больше ничего нет. Попутчики сошли в Харькове и я ехал потом один.
 
Пришел домой, как чужой. Всё не так. Сестра замужем. Муж её навязчиво весел. Мать как-то смущена. На улице меня пьянила свобода и вседозволенность. Куда хочу – туда и иду. Пообщался с Борисом, будущим кумом. Встретился с Михаилом – сидевшим со мной за партой, в седьмом классе. Тогда на нас нарисовали карикатуру в стенной газете – за болтовню на уроке истории. Потом случайно встретил Татьяну, с которой встречался некоторое время, в восьмом классе. Она была очень заинтересована Москвой и напросилась приехать в гости, что бы я ей показал хорошие магазины. В своём дворе встретил Ольгу, соседку по подъезду. Несколько раз сходили вечерком в кино. Отпуск пролетел быстро и безалаберно. Насладиться свободой не успел. Мало времени: десять суток и двое на дорогу. Билет приобрёл заранее и спокойно шел на вокзал. Мать шла рядом с ведром полным самыми хорошими помидорами, сливами и болгарским перцем. Всё было с базара. Мне было неудобно. Ведь мать оторвала  примерно треть от своей нищенской зарплаты. Да и я, десять дней был нахлебником. Я нёс в портфеле: вареную курицу, яички, батон и конфеты к чаю, в поезде.
 
Приехал утром. Ребята уже ходили на завтрак, но с удовольствием ели содержимое ведра. (Ведро подарил Инте. У неё мужа нет, а детей двое). Дал Марьину десятку на выпивку (мне сестра тихо сунула в карман), а сам пошел спать.
  Вечером я разогнал подпитое отделение и сел за телефоны. Олег Демьянович вышел из кабинета, увидел меня: " С новыми силами на службу?"
 - Да!
Через час он вернулся злой и сразу ко мне: "Где все? "
 - Наверно в роте отдыхают.
 - Двоих забрали в комендатуру – ломились пьяные в магазин. Пока тебя не было они куралесили, но у меня всё времени не было разбор полётов учинить. А с твоим приездом это не связано?
 - Мне ничего не известно.
Подполковник пошел за Архименко и Киреевым. Марьин где-то прятался, а Бессонов, в моё отсутствие перевёлся служить в госпиталь.
 Утром пришла "святая троица" и поведала мне всю правду. Вечером они в роту не пошли, а решили добавить. Деньги у Киреева были. Ему оставила жена, которая недавно приезжала к нему. Сначала Киреев сходил один. А потом пошел с Архименко. Вдвоём их и забрал патруль.
 
Я посоветовал в объяснении написать, что жена Киреева ещё не уехала и пили у неё, а не в бойлерной. А в магазине хотели купить подарок жене. Если меня сюда впутать, то ни кому отпуска тогда не видать. Марьин не попался, его не вздумайте спалить. Все согласились.

Олег Демьянович пришел первым и заставил писать объяснения. Прочитав, объяснение Архименко спросил: " А ты чего к чужой жене присосался? "
- Да, я, да-а, так просто.
- Ну, теперь просто готовься к разжалованию! Зайдите все ко мне!
И пошел к себе в кабинет. Все переглянулись. Никто первым не хотел заходить. Я сказал: " Давайте по одному, за мной ". Мы вошли и повернулись лицом к подполковнику.
- Архименко снят с должности! Командиром отделения будешь ты! И ткнув пальцем в мою сторону, внимательно посмотрел мне в глаза.
- Слушаюсь!
- Киреев! С завтрашнего дня на десять суток, на " губу! ". У меня всё.
"Разрешите всем идти? "- спросил я.
Разрешаю.
 " Налево! На выход марш!"- скомандовал я.

Все направились в ленкомнату. Время до прихода штабных работников ещё было, и я популярно выдвинул свои требования. Пояснил, что если по службе замечаний не будет, то и спиртным можно будет побаловаться, и в самоволку свалить. А если нет, то ничего не будет. Только суровые армейские будни. " Что ж , яснее ясного", - сказал за всех Киреев.
Архименко спорол лычки и получил втык от Журавлева. Приказа о разжаловании ещё не было. Я снял с довольствия Киреева. Он помылся, постригся и я его сдал на гаубвахту. Мне всё время пришлось сидеть на телефонах, а Архименко и Марьин занимались другими делами. Втроём тяжело, но я пережил и худшие времена. Журавлев перепутал даты и съехидничал: " В отпуске справочку сделал себе и на недельку хильнул?"
- Я приехал вовремя.
- Неужели?
- У меня на справки нет денег.
Через десять суток явился Киреев: с бородой, закопченный. Я повёл его в кочегарку. Кочегар лежал на куче угля в мёртвом портвейновом сне. Две пустых " противотанковых" и обгрызанная буханка хлеба валялись рядом.
- огнетушитель- 0, 8 литра
- противотанковая- 0,75 литра
- бутылка- 0,5 литра
- чекушка- 0,25 литра
- шкалик- 0,1 литра
- мерзавчик – 0, 05 литра
- фунфырик- 0, 025 литра ( 25 миллилитров – в основном настойка " Боярышник ", для алкашей. В Горбачевские времена появился термин – раиска – 0,33 литра.
В Петровские времена, мужик в кабаке, заказывал: штоф водки и головку чеснока. Штоф – десятая часть ведра, примерно 1, 2 литра. Выходил в приятном расположении духа. А сейчас или народ охлял, или пойло непотребное. Винище стали различать на: бормотуху, говнодёр и чернила. Мы как-то купили  " Азербайджанского " и пролили на линолеум. Утром не шваброй не лезвием бритвы удалить пятно не могли. Вино въелось. А что тогда в наших желудках? Стали покупать " Румынское ". Дороже, но продукт хороший.

Киреев на "губе" познакомился с каким-то Капиным. У него есть электрогитара "соло", а у Киреева дома - "бас".  И он уговорил меня пойти к Куличеву и попросить, что бы Капина перевели служить к нам. Куличев в молодости пел в Большом театре (с его слов).
На мой рапорт среагировал положительно.
- Лучше сотрясатель воздуха, чем разгильдяй. Завтра Капиным укомплектуем твоё отделение. Организовывай джаз – банд.
- Электрогитары больше для рока подходят. Им бы ещё и ритм-гитару.
- Не умничай. По вечерам пусть в клубе репетируют, а ты не припятствуй. Охламонов полно, а музыкантов, как кот наплакал.
Теперь Марьин и Архименко по очереди сидели на телефонах. Киреев и Капин – на КПП.
Я то же был постоянно занят: читал книги, втихаря играл в шахматы с офицерами, иногда развозил пакеты, ходил на баскетбол. Сопровождал кассиршу или секретчицу. Как-то раз Толик на ГАЗ-69 повёз кассиршу Валю и меня за деньгами. Обычно в банке она была с час, и мы решили съездить попить пивка и поесть пельмени. Толик недавно заработал левые деньги и угощал. Вскоре мы вернулись к банку. Ждали с час. Вали не было. Толик пошел узнать, в чем задержка. Возвращался бегом. Она давно уже , как получила деньги. Наверно уехала в часть. Пришлось на высокой скорости мчаться.
Журавлев распекал меня почём свет стоит. Я пытался оправдываться, но крыть было нечем.
- Заменить тебя некем, а то бы я тебя заслал, куда Макар телят не гонял.
- Вас понял. Исправлюсь.
- Горбатого могила исправит. Ты у меня в печенках сидишь, с самого начала службы. Вырядился в парадку. Не пострижен. Я когда ещё тебе говорил, что пора постричься?
- Перед баней постригусь.
- Я это уже слышал в прошлый раз. Объявляю тебе трое суток " губы ". Пострижешься, помоешься. Иначе на " губу " не примут и добавят суток…
- Есть трое суток!
Я утром пошел купаться к кочегару. Потом в парикмахерскую. Там была Лида.
- А, явился всё-таки, солдатик? Что ж морду воротим? Не заходим?
- Вот нашел время, зашел.

Она стала меня постригать. Когда начала брить мне шею опасной бритвой – я начал мандражировать. Вдруг у неё бзик в голове и писанёт бритвой. Наконец-то экзекуция завершилась. Деньги гусары не берут, и теперь добрый не тот, кто даёт, а тот кто берёт. Лида налила мне немного вина в стакан. Пожелала достойно выдержать арест, и мы расстались. Я снялся с довольствия, собрал все документы в папку и пошел сдаваться. Начальник гауптвахты удивился, что меня никто не сопровождает.
- Нет у нас старшины. Я старший. Вот документы.
- Много повидал, но что бы сам пришел сюда – анекдот. Но я анекдоты коллекционирую. В каждой камере по экземпляру. Для тебя - отдельная.

Меня поместили в одиночку. "Вертолёт" примкнут замком к стене. Посредине камеры табурет. Окошко высоко и зарешечено. Посидел, сделал зарядку. Стал ходить по периметру, потом по диагонали. Принесли обед. Не лучше и не хуже, чем у связистов. Ребята из комендатуры принесли мне журналы и обнадёжили, что " губу " закрывают на ремонт. Почитать не удалось – пас несколько человек повели на работу. Мы загрузили кузов машины каким-то барахлом и пустой тарой из военторговского магазина. Нас охранял маленький солдатик с автоматом. Через полчаса мы уже сидели за магазином, подставив морды солнышку. Охранник сидел с нами в такой же позе. Мёд, а не работа. Вот в Балабаново - каторга. Там арестанты по ночам разгружают вагоны с цементом. После десяти суток, редко кто в госпиталь не попадет. А в госпитале всё без наркоза делают: аппендикс вырезают, нарывы вскрывают, не говоря о перевязках. Солдат самое не защищенное существо. Приказали – выполняй. Даже преступный приказ. Согласно Устава, можешь только за себя что-то сказать. За других или другого нельзя. Коллектив за тебя не имеет права словечко даже замолвить. Но если кто-то нарушил Устав, то могут наказать весь коллектив. Вот такая армейская сырмяжная правда.
 К ужину пошли в камеры. После 19 часов за арестантиками стали приходить сопровождающие и они покидали "святую обитель". За мной не пришли. У дежурного попросил позвонить по телефону в штаб. Связался с Марьиным. Он сказал: " Куличев в курсе, что тебя надо забрать, потому что " губу " закрывают, но сам уехал ".
- Ты, баранина! Скажи кому-нибудь, что меня надо забрать!
- А кому?
- Да любому офицеру!
- Так все разошлись однако.
- Оторви жопу от стула и смотайся к любому домой!
- Схожу однако.
  Через час пришел Ампилогов, забрал меня и мы пошли. Он молча хмурился. Видно не в жилу было ему со мной напрягаться. С пол дороги, он отправил меня к "чертям собачьим"  и повернул к магазину. Я был тоже не в духе, ведь меня могли и не забрать. Спать пришлось бы на голых досках с одной только шинелькой. Недовольство сорвал на Кирееве – не расписал Богданова в журнале " входящих ".
- Он ознакомлен, но не захотел расписываться.
Я вспомнил, что такой же случай был и у меня.  Пришлось заложить Терешенкову.
- Утром, если опять не распишется, то сдашь его Куличеву.
- Да ведь Богданов отличный мужик! Как можно?
- Ну, гляди сам. Я могу к Куличеву и без тебя зайти, но тогда и на твоей гитаре в клубе вечером, играть буду я.
- Не сможешь это не патефон.
- А я на контрабасе играл. Недельку потренируюсь, и про тебя забудут.
- Ты ноты хоть знаешь?
- Все три октавы, с диезами и бемолями. А скрипичным ключом могу тебе и по башке  врезать. Не получиться – возьму камертон. До утра!
- Я всё выполню, как надо.
 
 
Взяв маршрутный лист,  пошел в сторону Дома культуры. Мне повстречался Костя. Поздоровались, поболтали о пустяках и он пригласил меня в буфете пропустить по стаканчику марочного вина.
- Не хочу рисковать. Только с "губы" откинулся.
- Пойдем тогда к моей знакомой, а противотанковую, возьму в магазине.
Знакомой оказалась продавщица из хлебного отдела, подруга Лиды по Дню конституции. Она быстро сделала закуску, и мы немного выпили вина "Черные глаза ". Разговор у них пошел на семейную тему. Стали обсуждать Лиду. Мне это всё было неприятно и я, попрощавшись, ушел. Выходя из подъезда, я увидел Журавлева и отпрянул. Потихоньку выглянув, увидел, что он пошел назад. Мне ничего не оставалось, как перемахнуть через забор части ЗОС и пробежав наискосок, преодолеть наш забор и заскочить в штаб. Марьин сидел за телефонами. " Я всё время, как вернулся, был в ленкомнате! "  - крикнул я, и нырнул туда. Уселся за стол и раскрыл какую-то книгу. Через минуту ввалился Журавлев, а за ним, как нашкодивший щенок – Марьин.
- Ты как здесь очутился? Я тебя сейчас видел в подъезде двухэтажки!   
- Нет, я здесь читал книгу.
- Ты из меня всё время идиота хочешь делать? Я тебя видел!
- А, что ж тогда не подошли?
- Ага! Ты спрятался в темном подъезде, да как шарандахнул бы меня по башке!
- Как можно!? Товарищ подполковник!
- От тебя всего можно ожидать! И как тебе удаётся между решетками проскальзывать? А сейчас, что ты с ведьмами на метле прилетел в момент? Хотя там такие ведьмушки – их помело  не потянет. Да и ты за последнее время харю разъел – поносом не обсеришь. Спишь, да жрёшь. На тренеровках когда был? Молчишь?
- У меня гиря и гантели.
- Бегать надо! Зимняя шапка не налезет. Завтра переходим на зимнюю форму одежды. Всем быть в шапках!
Он пошел к выходу. Ткнул Марьину кулак под нос: " В отпуск не поедешь! "
Валера стоял, как истукан.
- Чего скуксился?
- Дык, отпуск накрылся однако.
- Не бзди, прорвёмся. На Журавлеве свет клином не стал.
 
 Через несколько дней выпал снежок, искрился и потихоньку порхал в воздухе. Куличев собрался ехать в Балабаново. Он вызвал свою "Волгу". За рулем был Воинов, новый шофер. Володя, который раньше возил Терешенкова и был с ним дружен – ушел в таксисты. " Мне другого возить душа не лежит ", - сказал он, уходя.
Мне надо было сопровождать. Я взял автомат и запасной рожок. Для проформы подцепил кобуру с ТТ. Расписался в получении оружия и патронов. Умом понимал, что если будет спланированное нападение, то вряд ли я успею хоть раз пальнуть.
 В Балабаново приехали в сумерках. Куличев зашел в какую-то строительную организацию, а мы ждали в " Волге ". Его долго не было и мы уже устали травить побасёнки. Наконец-то полковник вышел и сел сзади, рядом со мной. Встречные машины слепили. Снегопад продолжался. Вдруг удар спереди. Меня кинуло вперёд, но я постарался упасть животом на пол. Сверху на меня рухнуло килограммов 130. Нас кинуло в сторону и развернуло. Куличев, матерясь пытался подняться, испытывая на прочность мои кости.
- Что случилось?

Водитель молчал, навалившись на руль. Мы выкарабкались из салона. На обочине стоял автопоезд, с двумя прицепами. Шофер подошел к нам. После объяснений мы поняли, что он ехал навстречу, с поворота, а мы ему врезались в заднее колесо прицепа. Переднего стекла у нас не было, а Воинов стонал, но не мог объяснить, где болячка.  Мы развернули " Волу" и скатили на обочину. Куличев ёжился. Ему за шиворот насыпалось битое стекло. Я был в порядке. Куличев и Воинов, на попутке поехали до ближайшего медпункта. Меня полковник оставил охранять машину и папку с документами. Я стучал зубами. Кальсоны я не носил, а ноги были завёрнуты в летние портянки. Приходилось выходить и бегать вокруг машины. Часа через два подъехал Толик на ГАЗ-69.
- Вот тебе деньги и трос. Приказано отбуксировать " Волгу " в гараж. Паршуков в медпункте отпаивает Куличева коньяком. Ну, я помчался к ним.

А я стал голосовать, предварительно спрятав автомат в салоне. Сразу остановил ГАЗ-66, и доброжелательный мужчина, лет сорока, дотянул меня до Старокалужского шоссе. Морда у меня была деревянная, так как переднего стекла не было, и я рулил чуть не с закрытыми глазами, а ногу держал в напряжении у тормоза. Руки занемели. Мужик дал мне какие-то грязные перчатки. Я был и этому рад. Потом ЗИЛ 130 дотянул меня до Большого кольца. Там за два перецепа, дотащили до гаража. В гараже уже были два автослесаря. Денег с меня никто категорически не брал. Дотащили за спасибо. Свои задубелые стопы направил к штабу. Прямо у телефонов сбросил с себя всё застуженное, одел тёплые носки и завернулся в чью-то шинель. Тут и Куличев с Паршуковым зашли. В руке Куличева – бутылка. Я не вставая положил: папку с документами и деньги на стол: " Обошелся без денег". Паршуков  папку и деньги забрал: " Ну ты шустрый. Мы думали, что ты ещё в пути ". " Молодец! " – Куличев пожал мне руку. " Можно я его возьму с собой на Новую Землю ", - спросил Паршуков у полковника.
- Не возражаю. Но телохранитель он особенный. Нет, что бы грудью на амбразуру, командира заслонять собою, так он первый на пол нырнул.
Они зашли в кабинет. Архименко быстро собрал с пола мои шмотки и унес.  Вскоре вышли. "Не заболеешь? " – спросил Паршуков.
   - Сейчас горячего чаю попью.
Куличев поставил на стол недопитую бутылку бренди: "Паршуков, это единственное полезное, что  ты за всё время сделал ". ( Намёк на выпивку ).
   Они ушли. Вскоре появился Толик – отметить прибытие.
- У Воинова сломана ключица. Наложили гипс. Кулечеву порезы от стекла, зелёнкой замазали, да он для дезинфекции и бутылку коньяка выглушил. После ремонта, я буду Куличева возить. Пошли ко мне. Жена котлеты начала жарить.
В бойлерной я переоделся в тёплую гражданскую одежду, выпил из горлышка почти всё бренди. После ужина, жена Толика напоила меня чаем с малиной и постелила на раскладушке, на кухне. В шесть утра, я тихонько прошмыгнул в бойлерную, а затем в штаб. Там дождался Паршукова. Он объяснил, что через два дня поедем на Новую Землю. Оттуда надо кое-что привезти для Кулечева, а одному тяжеловато будет.
   
Мы ехали в купе поезда Москва – Мурманск. У зав. столовой Попова, я взял: литровый термос с чаем, буханку хлеба, две банки свиной тушенки и кусок сливочного масла. Паршуков сказал, что это какой-то комбижир. (Потом, я пробовал скормить этим собаку. Не ела. Мы  - ели ). У Паршукова была колбаса и варёная картошка. За разговором и едой время бежит быстро. Паршуков рассказал, как в атмосфере испытали водородную бомбу, в районе Новой Земли, где он служил. Все офицеры, в шхере, катались по полу, от сильного перепада давления. Там до сих пор служат два его друга. Служить начинали лейтенантиками. Из Мурманска летели на биплане с лыжами. Проваливались в воздушные ямы. Желудок подтягивался к горлу. Наконец посадка. На финских санях нас встретили: капитаны второго и третьего рангов. Добравшись до скалы, мы у входа в неё увидели слоноподобного матроса. У него огромный тулуп, а валенки от икр до пяток разрезаны. Ноги и руки распухшие. Пальцы, как сардельки. Нам потом объяснили, что у него какая-то болезнь, но медики не находят статью. по которой можно было комиссовать. Эта болезнь не включена в список заболеваний военнослужащих. Вот ему и придумали " лёгкую " службу – сидеть у входа. Какой-то адмирал прилетал с проверкой. Увидел страшного матроса, подумал, что эта болезнь заразная, и  приобретенная из-за местных условий жизни и сразу улетел назад. Офицеры увели Паршукова, а меня мичман отвёл в какую-то "келью". Там были стеллажи, а на них цинки с патронами. Освещение – по углам коммутаторные лампочки.  В дальнем углу часть стеллажа пустовало, и там лежали три спальных мешка.  Рядом стояли: молочный бидон, два вещевых мешка, а на маленьком столике кружки и ложки.
- Расстели один спальник, второй под голову, а в третий залезешь спать. В бидоне спирт. В вещмешках: рыбные консервы в масле и галеты. Туалет – вторая дверь справа. Никуда не ходи. Надо будет – позовут. Пей, ешь, спи. До дембеля  далеко?
- Месяцев шесть осталось, до приказа.
- Дотянешь. Отдыхай.
- А, что, пить спирт открыто можно?
- Не выпьешь – не заснёшь. Холодно.
   
Я приготовил себе постель. В коридоре со стен наскрёб в кружку изморози, плеснул туда спирта и выпил. Чистый спирт я попробовал случайно в 17 лет, когда ехал в купе с семьёй чеченца до Харькова. Они были врачи. " Пьёшь спиртное? ", - спросили меня.  В моём понятие это было: водка, коньяк, самогон, чача и вино. Мне налили в маленький стаканчик прозрачной жидкости. Я влил себе содержимое в рот. Из глаз потекли слёзы, с нёба полезли ошмётья. Мужчина никак не мог открыть банку с маринованными помидорами. Только через долгих секунд десять, я запил маринадом. Потом я всегда говорил: " Надо разбавлять. Пусть реакция произойдет в стакане, а не в моём желудке ". И считаю, что надо в воду лить спирт, а не так как принято. При моём методе, водно – спиртовый раствор не становиться при реакции тёплым.   Нашел ключ для вскрытия цинков, открыл банку "Сардины" и банку "Сельдь". Повторил процесс и лег спать. Проснулся, сходил в туалет. Наскрёб изморози в две кружки, разбавил спиртом и одну выпил. Вторую оставил на потом, что бы лишний раз не ходить ночью в коридор. Хотя для меня было безразлично – день это или ночь. Темно.  В обеденное время, я хватанул изрядную порцию спирта, и в термос налил спирта для НЗ. Пришел Паршуков и сказал, что через пару часов вылетаем. Я четыре банки консервов распихал по карманам. В самолёт нам матросики поставили тяжелый и лёгкий вещмешки. Под шафе, лететь было приятно. В Мурманске я надел лёгкий мешок, а тяжелый несли вдвоём. В поезде, в лёгком мешке обнаружили 10 банок консервов, галеты, сахар и фляжку со спиртом. " Пить будем понемногу и только до Питера. После Питера ни мне, ни тебе, ни капли. Спирт пойло опасное ", - сказал Паршуков и пошел в вагон-ресторан за водой.
 Выпивали грамм по тридцать, с перерывами в полчаса, что бы не обалдеть. Закусывали от души. После Питера до Москвы спали. На перроне позвонили в штаб и за нами на "Волге" приехал Толик.

Вернувшись, я первым делом решил спрятать спирт из термоса. В ленкомнате, за трибуной,  в полу был маленький лючок. Туда мы обычно на время прятали пустые бутылки. В люке оказалось штук пять пустых бутылок из под румынского вина. На моей памяти должно было  - три. Я из наждачной бумаги сделал воронку и перелил спирт в бутылки. Заткнул пробками и залил парафином от зажженной свечи. Потом по одной вынес к пожарному щиту и зарыл в песок. " Это НЗ. Пьянству бой ", - решил я. Вечером устроил дознание: " Кто и когда баловался винцом без моего ведома? " Выяснилось, что прописывали Капина. Ему из дома перевод прислали.
- Что ж мне не оставили?
- Да, вот хотели, да не удержались. Всё допили.   
- Журавлев не засёк?
- Подозревал и всё  в ленкомнату заглядывал, но под урну, которая на виду не заглянул.
Не догадался, что там выпивка стоит. А мы потихонечку попивали. Да, у нас ЧП. Во втором отделе чертеж пропал.
- Когда?
- Вчера вечером Олег Демьянович на Богданова орал. Потом на Марьина.
- А  Валера где?
- С похмелюги болеет. Спит.
Я пошел во второй отдел разбираться. Последний, кто видел чертёж – подполковник Богданов.
- Куда Вы чертеж положили?
- Да на столе он лежал у меня.
- Развёрнутый?
- Сначала развёрнутый, потом я его сложил.
-Так куда-то Вы его подели?
- На столе остался, или на шкаф положил. Но на шкафу нет. Мы смотрели.

Я приставил стул к шкафу и пошарил рукой. Ничего нет. Решил отодвинуть шкаф. Там свёрнутый чертеж приспокойненько прислонился к стенке кабинета. Я забрал чертеж, покачал головой. Упрекать подполковника, по субординации не положено. Отнёс чертеж Олегу Демьяновичу. Рассказал, где обнаружил.
- Как тебя нет, то что-то не так. Я заметил, что ребята опять куролесили.  Марьин с рачьими глазами в отделе один сидел. Эта дубина могла чертеж и на стельки в сапоги использовать.  Не черта по кабинетам лазить, когда никого нет.
- А если легковоспламеняющиеся вещества кто оставил, или того хуже? Проверять надо.
- Проверять! Но не сидеть болваном! Слушай, иди отсюда. Мне некогда, дефицит времени. Ты отвечаешь за всё. Так что катись.
Я вышел и передал наш разговор ребятам. 
 
Толик гордо возил Куличева, на шабашки не ездил, вовремя отмечался при возвращении. Но однажды вечером заехал с длинным, беззубым матросом. " Это Саша Арбеков, он в Пучково, там, где и я, служил. Познакомьтесь ", - сказал Толик. Мы протянули друг – другу руки: " Саша ". " А тебя разве не Сергеем зовут? " – удивился Толик.
- Нет. Сашей.
- А что ж тебя все Сергеем зовут?
- Это потому, что ликбез у Антилопова не посещаете.
- Ну ладно. Этому Саше негде оставить вещи. Баул легко расстёгивается и в камеру хранения сдать опасно. Он в Риге много вещей накупил. В автоматическую  камеру баул не помещается. Ему завтра днём надо будет забрать. Я бы у себя дома оставил, да вдруг куда ехать придется.
- Ну, пошли в бойлерную.

Там Арбеков достал из баула огнетушитель "Деллер", закуску. Мы втроём выпили, и Арбеков направился в Пучково, прощаться с сослуживцами.
Толик рассказал его историю.
 Арбекова призвали три года назад. В Пучково стояла часть моряков и они занимались радиоконтролем.  Саша закончил три курса радиотехнического института, а с четвёртого был отчислен. Но он был технически грамотным и его назначили помощником к лейтенанту обслуживать какую-то установку, где их было двое. Через какое-то время лейтенант обнаружил, что спирта в бутылке нет. А спирт стоял в шкафу, который был опломбирован, но пломбировка не была нарушена. После разборок Арбеков признался и его отправили служить скотником подсобного хозяйства. У него сдохла свинья. Он доложил и врач с замполитом подписали акт. Арбекову поручили вывезти на лошади свинью и закопать в лесу. Он зарезал другую. Вывез под видом дохлой, продал на мясо. Купил ящик водки и перед обедом, всей команде, вместо компота её налил в кружки. Вся команда была пьяной. После разборок Сашу отправили на "губу", а вместо него назначили другого матроса. Он сразу не обнаружил дохлую свинью и доложил, когда та завонялась. За разгильдяйство его отстранили, а Сашу опять зачислили в скотники. Иногда ему удавалось продать комбикорм и деньги у него водились. Выпивал втихаря, но это ста рались не замечать, так как у него свиньи и коровы были чистыми и сытыми, а хлеву чистота и порядок. Спал он тут же, на сене. Я прервал рассказ.
- В стройбате я познакомился с " командиром пятой роты " – свинарём. От него за версту свиньями воняло. Его из-за умственной отсталости направили в стройбат. На медкомиссии у него спросили: " Чем человек от обезьяны отличается ". Он ответил: " У человека хвоста нет ". 
- Нет. У Арбекова был котёл для обогрева и он систематически купался горячей водой. К нему в ночь приезжала дочь какого-то генерала, и если бы была вонизма, то она бы с ним не зналась. Как-то замполит шел вдоль хлева и услышал женский голос. Он к воротам. Они на замке. Стучал, ходил вокруг и наткнулся на Арбекова. " С кем ты был внутри? " – напал замполит.
- Я там не был, ворота на замке, а ключ потерял. Хожу, ищу.

Замполит пошел за запасным ключом.  Арбеков оттащил одну сторону ворот, так как гвозди из петель были вынуты, и как из калитки выпустил подругу. Замполит так ничего и не добился. Подошло время отводить корову к быку-производителю, в деревню. Кроме Саши послать некого. Но одного отпустить в деревню? Напьётся. К нему и корове приставили двух самых-самых идейных и дисциплинированных: секретаря комсомольской организации и какого-то активиста. После длительного инструктажа, процессия: корова, Саша и два надсмотрщика двинулась к деревне. Должны были вернуться к обеду. Уже и поужинали, а их нет. Потом пришла корова. Одна. Всех подняли по тревоге, построили. И только собрались идти на поиски, как подъехал мужичек,  на лошади с санями: " Вот еду и вижу – морячки в сугробе замерзают. Пьяненькие, но ещё живые. Я их в сани затащил, тулупом укрыл, и скоренько сюды. Они спят, болезные ".
Как их Арбеков умудрился упоить – неизвестно. Всех отправили на " губу " на 15 суток каждого. Арбекова откомандировали в Прибалтику. Там была захудалая часть, из которой уволить в запас, Арбекову пообещали – 31 декабря в 23часа 59 минут. Но вот только недавно вышел приказ Министра Обороны, а Саша уже здесь и поехал прощаться с бывшими сослуживцами. 
 
Я намотал на ус: " Ворота, как калитка ". Пошел, выдернул дюбели из петель решетки на окне замполита. Решетка теперь открывалась, как калитка. Такую же манипуляцию провел и на окне ленкомнаты. Зашел в штаб, опустил шпингалеты на соответствующих окнах. Теперь я мог, минуя КПП проникать в штаб, и так же уходить. На следующий день, пришел Арбеков за вещами. Он сказал: " Все были в шоке. У них никого ещё не собираются увольнять, а у меня всё в ажуре.
- Куда ты теперь?
- Не решил ещё. Я детдомовский.
- А твоя подруга, дочь генерала?
- Генерал меня на порог не пустит. Рылом не вышел.
- Оставайся в Москве. В ментовку устройся. Дадут общагу. В институте восстановишься, переведёшься  на вечернее или заочное отделение.
- Попробую. Ну, спасибо. До встречи.
Мы расстались. Потом я его видел на улице Горького. Он махал жезлом. Наверно в ГАИ устроился.
Я поехал в КЭУ Москвы с пакетом. Вышел из метро и заблудился. Ходил вдоль набережной и не мог вспомнить куда идти. Увидел райвоенкомат. Зашел. Там обратился к майору в помятой форме: " Где тут КЭУ Москвы? "
- Ты москвич?
- Нет. Но в Москве немного ориентируюсь. А в КЭУ я на машине подъезжал и подзабыл где это заведение.
- Где горбатый мостик, знаешь?
- Знаю.
- Вот через него перейдёшь и направо. Ты сам откуда?
- Из Ростова-на-Дону.
- Ну тогда понятна твоя настырность.

Я быстренько добрался. Позвонил по телефону. Вышел знакомый на лицо мужчина, расписался в получении, и я был свободен. Решил позвонить Петру Ивановичу. Он был дома. Рассказал, как быстрее его разыскать, чтобы не запутаться в Петровских переулках. Ещё раз расспросил, кто я такой. Встретил он меня спокойно. Его, каким я видел полтора десятка лет назад, напоминали только усы. Петр Иванович провел меня  в маленькую угловую комнатку коммунальной квартиры. Мои воспоминания, что я спал на полу, а отец купил мне в Детском мире трехколёсный велосипед, успокоили деда. Он стал словоохотлив, сходил к соседки за деньгами.  Мы пошли на Сретенку в магазин, и он купил: бутылку водки " Столичная ", колбасу, сыр, хлеб и мы вернулись. За столом он мне поведал, что ещё работает, в проектном институте, хотя ему уже 66 лет. Зашел разговор о религии. Ведь дед закончил духовную семинарию. Посетовал, что меня сильно обманули, Бог есть. Стал приводить доводы: " Перед  Куликовской битвой, князю Дмитрию, приснился сон, что сокол побеждает черного ворона. Это вещий сон был к победе ".   
Меня это не убедило. На вопрос: " Кто был Пересвет и Ослябий? " Дед ничего толкового не сказал. Я знал, что Пересвет – монах, но в миру, был боярином и в единоборстве с Челубеем пал, но и убил этого татарина. О подвиге Ослябия, я не чего не знал. Читал в журнале, что их обоих похоронили в часовне, где сейчас "Компрессорный" завод. Петр Иванович рассказал, что победа под Сталинградом произошла. Когда вынесли какую-то святую икону. У меня же в голове сидит версия, что война в 1941 году началась, после того, как вскрыли могилу Тамерлана. А когда его останки после изучения в Москве, перемещали самолётом назад, в Среднюю Азию, в близи Сталинграда, вот тогда и произошел разгром немецко-фашистских оккупантов. Я остался при своём мнении, хотя о сверхъестественном имею свои представления. Наши знания, это заблуждения на данном отрезке времени. Дед предложил продолжить трапезу, но я отказался и поехал в часть. В метро увидел Волкоморова и двух солдат с ним. Патруль. Волкоморов глянул на меня, и мне показалось, что он узнал во мне своего подопечного. Он был опять капитан. Документы у меня не спросил. В штабе застал только Архименко. Он гладил кота вальяжно развалившегося у телефонов. Его Яковлев хотел убить, когда мы поняли, что он голубей наших на чердаке сожрал. Но мы ему не дали  кота в обиду.
- Где остальные?
- Ушли с расстройства.
- А в чём дело?
- Мне пришла посылка: конфеты, печенье, сало и литр самогона. Я им без тебя не дал. Будешь?
- После " Столичной " рот поганить не хочу, а ты дёрни, если хочешь.
- Я к Савину ходил с журналом, расписывать, а на обратном пути увидел на подоконнике первого этажа кастрюлю. Нутром почуял, хорошая еда, но высоко. На втором этаже стоял велосипед. Я его к стене приставил, залез на багажник и дотянулся до кастрюли. На этом же велосипеде и приехал быстренько.
- Мало приключений? Ещё воровства мне не хватало.
- В кастрюле грибочки оттаивают.
У меня невольно рот наполнился слюной. Грибы, похоже, были солёные или маринованные.
- Ну, что Лёша, рискнёшь быть грибным человеком? Попробуешь?
- Запросто.
- Я схожу к Гончарову за подсолнечным маслом. Лук у нас есть. Если к моему приходу не сдохнешь, то приготовим их правильно. Картошку поставь варить.
Кастрюля была литра на два. Я в кулёк отложил немного грибов и ушел.
В комнате у Гончарова сидели три пигалицы – ни кожи, ни рожи. Саша на общей кухни в духовке готовил кролика. "Это балерины из " Большого ", - пояснил он.
- Где ты их выискал?
- Москва город тесный. В битком набитом троллейбусе, я был удивлён, как им легко удаётся, проскальзывать в толпе. Я спросил, что их наверно никто, ни разу в жизни не кормил досыта. Они ответили, что в природе таких людей не существует. Вот я и собрался стать, возможно, единственным, сломающим их абстрактные иллюзии. Грибы к стати. Низкокалорийная пища сегодня в почёте.

Девицы от грибов отказались – по калорийности они не уступают мясу. Кролика съели по большому куску. Язык у меня так и просил сказать, что соседка кота ищет, а вы считаете это кроликом. Но боялся, что боцманскую шутку не поймут. Они водку пили разбавленную, но и конечно говорили о балете. Я эту тему не поддерживал.  В детстве, в Куйбышеве, родители меня взяли на " Лебединое озеро ". Кроме: названия, черной и белой лебеди, Одетты и танца маленьких лебедей, я ни чего не помнил. Ещё знал названия балетов: "Спартак", "Пламя Парижа", " Гаяне", а танец умирающей лебеди, вообще не припоминал с " какой оперы ". Пигалицы больше не пили и не ели. Гончаров вызвал такси и отправил дохлятин. Сходил за Тамарой, уже хорошо знакомой продавщицей. Принесли торт и бутылку "Алиготе". Кролик, грибы, остатки водки и "Алиготе" быстро уничтожили. Тамара потребовала продолжения банкета. Саша сказал: "Магазины уже закрыты, а запасы у меня не держаться". Тогда она,  явно издеваясь, попросила меня проявить солдатскую находчивость.
- Если я проявлю эти качества, то ты или упьёшься, как хавронья, или не сможешь всё допить.
- Не хорохорься. Всё закрыто. Могу поспорить на сто пирожных, что ты пыль в глаза пускаешь.
- Спорим!

Саша Гончаров тщетно пытался нас примирить и не хотел быть арбитром. Но мы, как два барана упёрлись. Саша " разбил " наши сжатые руки и назвал нас немного дураковатыми. По условию, если я проспорю, то целый месяц буду мыть полы в её квартире. Если она,  проспорит, то каждый день мне будет давать по два пирожных, в течение месяца. Я налил себе немного подсолнечного масла и ушел. Через "лаз" в окне  пролез в штаб. Лёша спал в караулке. Дверь открыта, чтобы услышать телефоны. На тумбочке: грибы в тарелке, варёная картошка и начатая литровая бутыль самогона. Еду я забрал, оставил масло, вылез, покопался в песочке, извлёк бутылку со спиртом и пошел выигрывать спор. Тамара разливала чай в две чашки. Я начал догадываться, что спор она опрометчиво предрешила и не в мою пользу.
- Гражданское население не готово к военным маневрам? Думали, блефую?
  Глаза у обоих вытаращились.
- Спирт!?
- Он самый. 96,6 процентов. Одобрен Минздравом, опробован мною, на Новой Земле. Жив ещё, как не печально для Томочки.
." С восторгом сдаюсь ", - гордо задрав подбородок, выдала Тамара.
" По  чуть-чуть надо попробовать и убедиться, " – сказал Гончаров.         
Мы съели: грибы, картошку, две банки тушенки из " отсутствующих запасов", хозяина, а вот спирт не допили. Я пошел провожать Томочку и мы долго при расставании целовались. 
Архименко утром был похож на безумного. Он тупо смотрел на меня.
- Не помню, как тебе открывал.
- Пить нельзя тебе, Лёша.
Я ушел, а он остался стоять, как истукан.
В обеденный перерыв Галя Кононутченко и Люда Славинская попросили у меня ключ от библиотеки, втихаря там покурить. Через минуту с воплями выскочили оттуда.
- Мыши!!!

Кот спал в ленкомнате под батареей. Я поставил в библиотеке банку с водой и запер там кота. В какое-то дежурство я повынимал все пружинки из английских замков во всех дверях. Теперь одним ключом можно открыть любой кабинет.
Кот, к вечеру стал царапать дверь. Попросился погулять. Я его выпустил, а он понимал, что его опять запрут, и не появлялся. Я, как лучший шахматист части, взял шахматную доску. Раскрыл её и в середину вбил гвоздик. К нему привязал кусочек сала. Крышки доски прикрыл и между ними вставил пешку. К пешке привязал нитку, протянул к себе и лег спать. Услышав, что мышка заскребла – дёрнул нитку, пешка выскочила, крышка хлопнула. Я потряс закрытой шахматной доской и убедился, что мышка там. Пошел в туалет, дернул ручку унитаза, раскрыл доску и отправил мышку в "морфлот". Так я переловил много мышей, а то по словам Антилопова: "Они обнаглели, по коридору чуть ли на коньках  катаются и скоро кота сожрут ".  Последняя мышка пыталась выскочить, но крышкой шахмат ей прибило хвост, и она зависла. Утром я её обнаружил дохлой. Больше в мою ловушку мыши не попадались, даже если я приманивал колбасой. Этот метод с шахматами мне описал друг, в письме. Только у него применялся ферзь, а не пешка. Видно в их в части мыши были породистыми.
Журавлев пошел в отпуск. И  я с рапортом об отпуске для Валеры Марьяна пошел к Кулечеву. Марьина я проводил до вокзала, чтоб не заплутал, однако. Из " Ёшкоролы " он вернулся вовремя. Привез сушеных грибов и кедровых орешков. В тайге мороженого нам не подадут.

 Наступил Новый  " Дембельский  год ". В ленкомнате мы установили ёлочку. Игрушек не было,  и на ветки мы развесили открытки, которые нам прислали; пустые банки из под присланных Кирееву консервов; мышку которую поймал кот, и долго её мучил. Это была первая и единственная мышка, которую он поймал. В награду, Киреев кота кормил копченой колбасой и в блюдце наливал валерианы. Я колбасу есть, не мог. Нас закормили пшенкой и у меня появились дупла на коренных зубах. В столовой один узбек завозмущался: " Утром пи-щёнка, в обед  пи-щёнка, вечером пи-щёнка! Что я, пи-тич-ка! "

Выше указанный друг писал, что их кормят утром капустой без воды, в обед   капустой с водой, а вечером водой без капусты. Так, что я жил жирновато для армии. Набрался мужества и пошел к стоматологу городка. Наживую, засверли зубы, не разрешил даже пикнуть, и удалили нервы. Врач предварительно прошипел: " За дверью девушки сидят, и не дай Бог услышать им стон Советского воина. Это будет позор  ".   После временных пломб поставили пломбы с серебром. " Семь лет простоят ", - заверил врач. Простояли – четырнадцать. Теперь я ел любую пищу. Киреев слетал на денек в Горький и привёз всяких деликатесов и попросился остаться на ночь, подежурить. Он удивился, что в ночь автоматы не берём, а только в журнале записываемся. Я ему рассказал, что был случай с одним психом. Ночью в дверь стали ломиться. Псих, спросони, подбежал к дверям и неожиданно для себя пальнул очередью через дверь. Догадался одиночным выстрелить в потолок. И сразу доложил о ЧП. Его отвезли на гауптвахту, и до утра допрашивали. Оказалось, что ломился в дверь майор и скончался от ран не совместимых с жизнью. Так этому солдату пришлось сто объяснительных написать, разным следователям. Но он жестко стоял на том, что согласно Уставу, при нападении на пост, он первый предупредительный, сделал одиночным выстрелом вверх. Очередь была при переключении предохранителя случайной. Экспертиза установила, что майор был пьян и вообще считался в отпуске. Только дней через десять, психу разрешили выполнять свои обязанности по службе. Потом, всё равно иногда дергали какие-то проверяющие.

На следующий день пошел в клуб. посмотреть репетицию. Кроме Киреева и Капина, были: ударник и музыкант "Ёники". Руководителя не было. Иногда у них получалось синхронно. Один таджик с квадратной головой, послушал и выдал: "Хорошо играют! Громко! "Вскоре в клубе назначили танцы. Развесили приглашения для девушек в: городке, Птичном, Пучково и Троицкой швейной фабрике. Это всё Ленинский район Москвы. Девушки ехали на чём придется. Толик был в Птичном и привёз троих. Решил меня с ними познакомить. Татьяна Поленова мне даже понравилась. Мне редко кто нравится. Я ей забил баки, убеждая, что она поразительно похожа на художника Поленова. Сам я увлекаюсь живописью, и особенно мне нравятся произведения эпохи Возрождения. Она с неохотой пояснила, что наметила побывать на танцах у моряков, в Пучково. Я ей сказал, что моряк это потенциальный утопленник, а я хоть из Кроншдадта, но твёрдо стою на берегу. На прощание, всё же я, её поцеловал крепко, в губы. У Татьяны подкосились ноги  и я ели её удержал. Толик потом мне рассказал, что Поленова очень сожалела, что ей пришлось уезжать. Не знала, как потом добираться, а из Пучково их автобусом отвозили домой. Больше её я не видел. У Киреева и Капина слюнки текли – им надо играть, а танцевали другие. Я один раз сходил, потанцевал немного и больше решил не ходить. Не понравилось. Да и на гражданке, ходил только за кампанию. Хотя танцевать научился ещё в пионерлагере. Киреев услышал разговор Куличева и Журавлева, что нужен щенок с родословной, для генерала. Они не знали, где найти. Киреев предложил свои услуги и улетел домой. Вернулся через несколько дней. Пояснил, что сука с кобелем уже случена и надо ждать приплода. Привёз копии родословных собак. С собой привёз: окорок и  разные консервы. Под такую закусь не дурно было б и выпить. Все, кроме меня, сложились на вино и купили несколько бутылок "Черные глаза ".  Я пить не хотел, сходил на ужин, потом на вечерней поверке отметил: кто в наряде, кто в командировке и пришел в штаб. Все были изрядно выпивши и стали разбредаться спать по кабинетам, на стулья. По пустым бутылкам я вычислил, что они ещё добавляли. Утром Киреев не мог подняться и в " его " кабинете я обнаружил початую бутылку вина и лужу блевотины. Такая же картина была и в "кабинете Марьина ". С трудом затащили их в караулку. Тут пришла уборщица. Увидела блевотину и разоралась. Я был, как огурчик и убеждал, что это наверно офицеры нагадили. Показал ей пустые бутылки, из под марочного вина, и убеждал, что мы такое не пьём. Мы пьём дешевую бормотуху. Но она доложила командиру. Куличев не здорово на меня напирал, но сказал: " Если увидите непотребное, или сами нагадите – устраните. Не-то я тебя зашлю, куда Макар телят не гонял. Ты подавал рапорт на учёбу в юридическом институте? Сколько дней тебе нужно? "
- Учёба заочная, но без разрешения командира части не примут.
- Я подпишу. Вам создаём все условия и вы реагируйте одекватно.

После этого: Марьина и Киреева в ночь не пускал. Пусть спят в роте, поднимаются со всеми и делают зарядку. Вообще-то утренняя зарядка здоровому человеку не нужна, а больному не поможет. Валера на следующий день сцепился с уборщицей. Голосок прорезался. Они орали друг на друга, и в конце Марьин заявил: " Кто на нас попрёт – больше трёх месяцев не живёт.  Через несколько дней, уборщица вешала дома шторы и упала. Её увезли в госпиталь. Вечером я сказал Марьину и Кирееву, что бы пришли завтра пораньше и протерли в кабинетах полы. Они заортачились. Утром пришел один Киреев, но полы драить отказался: " Будешь заставлять – обосру, не отмоешься ". Я прижал его к стенке, приподнял за яйца и ударил головой в зубы. Отпустил, и врезал кулаком в солнечное сплетение. Он скорчился.
- Пойду к Журавлеву, доложу о неподчинении, а потом с тобой плотнее разберусь!
- Не надо. Я буду мыть полы.
Пришел Марьин. Я послал его помогать Кирееву. Он наотрез отказался. " Заложу Журавлеву ", - не вытерпел я.
- Закладывай, но работать я не буду.

С  Журавлевым диалог получился. Я рассказал всё, как было с вечера. И о утренней стычке. Подполковник сказал: "Пока уборщицы нет, продолжай в том же духе. Пока Киреев щенка не привезет, его не трогай, да и вообще, если на ком будет хоть царапина, я тебе ни чем не смогу помочь. Марьина пришли ко мне. Я понимаю, что вместе одни и те же проделки отчебучивали, а теперь - субординация ". Марьин у Журавлева в кабинете завыпендривался, и получил пять суток " губы ". Я снял его с довольствия, отослал в баню. Потом сдал на гауптвахту.  Вечером пришла дочка уборщицы с маленькой девочкой лет пяти и убрала в кабинетах. А маленькое дитё помогало ей собирать бумагу в мешок.
Дочка – костлявое, длинное существо иногда приходила вместо матери. Всегда усталая, так как работала днем на заводе. Уборщица вскоре умерла и она у нас осталась на постоянной работе. Тут льготы: бесплатный билет в любую точку Советского Союза, быстро продвигается очередь на квартиру. В любом новом доме 10 % жилплощади для военных. Да и заработок повыше.
В субботу были танцы, и всё моё воинство ринулось к запаху женщин. В полночь приплелся Архименко с разбитым носом и губой.
- В чём дело!?
- Ко мне придолбался киномеханик и стал заставлять подняться за 45 секунд. Я его послал. а он пьяный и стал меня бить кулаками.
- А ну, пойдем со мной в роту.
Киномеханик храпел на кровати. Я разыскал дежурного по части и доложил о проишедшем.
- А свидетели есть?
- Киреев свидетель.
- Ну, мало ли, что бывает. Он же не очень сильно. Зачем нам ЧП. Я сам потом с ним разберусь.
Я же заявил, что если сейчас не начнется разбирательство – напишу рапорт командиру. Поднял руку на старшего, по званию.
Матерясь, дежурный вызвал патруль и пьяного киномеханика отвели на " губу ". Утром, о случившимся, я доложил Журавлеву. Он посоветовал мне написать рапорт Кулечеву.
- Что б другим не повадно было.
- И не провоцировали на адекватные действия.
- Как Леонов? Зря ты его тогда. Старика – так унизить.
- Русские первыми не начинали.
- Пошел вон отсюда. Умник.
Через некоторое время был выездной суд. Киреев был в качестве свидетеля.
- Чем ударил подсудимый: кулаком или ладонью?
 Киреев мялся, мялся.
- Ладонью.
Потом я Киреева обзывал по всякому.
- Почему сказал, сволочь, что ладонью ударил, а не кулаком?
- Пожалел, что б много не впаяли.
-  Да ему всё равно два года дисбата впаяли! А почему ты за Архименко, своего товарища не заступился?
- Так он же старик.
- Плевать. Сначала надо морды бить, а потом разбираться, кто старик, а кто салага. Считаю тебя последним подлецом. Буду просить Кулечева, что бы ты во время танцев, дежурил у телефонов.

Когда я свою позицию объяснил Куличеву, то он сказал: "Какой ты злой, рядовой. Пусть щенка привезёт. Порадуем генерала. Потом вернемся к чести мундира ".
В кабинет командира входишь со своим мнением, а выходишь – с его. Всех заставил прочитать книгу " Молодые львы " про американского и немецкого солдат. Хоть с них пример мужества возьмут.
   В последний день февраля стояла теплая солнечная погода – преддверие весны. Неожиданно позвонила  Люся и сообщила, что скоро подъедет, надо встретиться.
Мы сидели в штабе: Архименко, Капин, я и Люся. Капин играл на гитаре и пел песни. Потом они сходили на ужин, принесли рыбу и сахар, заварили чай. Люся собралась уезжать, вышла за дверь, а там холодно.
- Так не хочется уезжать. Пригрелась.
- Не уезжай. В библиотеке есть матрац, одеяло. Утром поедешь.
- Не удобно. Что ребята подумают?
- Я их сейчас выпровожу.
- Не надо. Я сейчас поеду.
Не слушая её, отправил всех в роту. Быстренько передал телефонограммы и повел Люсю в библиотеку. Она рассматривала обложки, а я пояснял вкратце содержание книг.
- Неужели ты так много прочитал?
- Время даром не терял. Из десяти дней, девять что-то читал.
- А сейчас, что читаешь?
- " Два капитана " Каверина и " Под горой Метелихой " Астафьева.
- Сразу две?
- Бывает и три. Одну устану читать – беру другую.
Глубокой ночью начались звонки, и я часов до четырёх принимал телефонограммы. Утром Люся никак не хотела подниматься.
- Пусть будет проклят тот день, когда я родилась.
 На улице было холодно, и падал снег. Мы распрощались и больше не встретились. Пришел приказ: " Разжаловать младшего сержанта Архименко в рядовые ". На восьмое марта, как в насмешку вспомнили про меня и в общем приказе присвоили  звание ефрейтор. Всем я сказал, что генерала не надо бояться, надо бояться ефрейтора. Гитлер тоже был ефрейтор. Пришел сын Титова и позвал меня в рощу на шашлыки. Там были три девушки и один парень. Одна из них – Наташа.
- Хоть как-то умудрилась тебя вытащить, а то всё от меня прячешься. Вот мясо со столовой принесла. Шашлык организовала. Я по тебе скучаю. С этими и поговорить не о чем.
- Наташа, ты малолетка, меня ж за тебя посадят.
- А мне первого было уже 18, я тебе звонила, а Капин отвечал, что ты в командировке. Это правда?
- Какие могут быть у тебя сомнения. Служба такая. Поздравляю с совершеннолетием. Теперь тебе и замуж можно.
Потом она меня уверяла, что я 8 марта обещал на ней жениться.
Было холодновато. Даже у костра. Попили водочки, поели шашлыки и пошли к Ольге домой. У неё родители ушли в гости. Там продолжали развлекаться. Я засобирался уходить.
- Мне проверить службу надо.
- Как лычку подвесили – сразу порядочным стал, службистом.
" Звание обязывает, " – с пафосом сказал я и ушел. В штабе я застал всё отделение. Оставил дежурить Архименко, а остальных отправил на вечернюю поверку. Проверил все бумаги. Написал постовую ведомость. Проверил наличие оружия, патронов. Прошел по кабинетам. Из стола Плетнева конфисковал половину бутылки водки, " подозревая ", что это легковоспламеняющиеся вещество. Под урной для голосования обнаружил бутылку с таким же содержанием. Конфисковал. Без меня хотели отпраздновать. Дудки.
Через несколько дней позвонила Наташа.
- Нам дали трехкомнатную квартиру в новом доме. На первом этаже. Приходи на старую и сходим, я тебе покажу где теперь буду жить.
В новой квартире было три раздельных комнаты, большая кухня и коридор.
- Это будет моя.
Наташа завела меня в небольшую комнату и повесилась у меня на шее.
- Останься после дембеля. Будем здесь жить.
- Не могу я в примаках жить.
- Кому, какое дело? Лишь бы нам хорошо было. Договорились?
- Надо подумать.
- Сроку тебе до нашего переезда. Понял?
- Мне условия ставить не надо. Я пошел.
В подъезде я  столкнулся с подвыпившим подполковником и его женой.
- Ты что тут делаешь?
- Вещи таскаю. Что не видно?
Он тупо оглядел меня. Жена стала толкать подполковника в спину.
- А ну, идем домой! Домой!
Киреев полетел за щенком. На следующий день прилетел поздно вечером. Щенок всё время скулил. Мы его закрыли в ленкомнате, но скулёж был всё равно слышен. Отвезли щенка генералу утром, а вечером Журавлев матерился: " Щенок с грыжей оказался. Генерал зол". Киреев попал под раздачу, и я в график дописал, что он каждую субботу дежурит с 19 часов. На танцульки не попадает.
Как-то утром я был на КПП. Пересчитывал пропуска и сверял с корешками. Подошла девушка, ладного телосложения. Я сразу усёк её сходство с Бряевыми, супругами, из первого отдела.
- Вам пропуск заказан. Надо вписать имя. Отчество и фамилию я знаю.
- Надежда.
Капин выписал с моих слов пропуск, и я свел её с родителями. Она наверно рассказала, как я её пропустил, и родители стали проявлять ко мне интерес.
- Где родился? Где крестился? Где учился?
    Потом стали советовать остаться в Москве. С моей специальностью легко можно устроиться на хорошую работу. Институтов полно. Их дочь учится в Бауманском. У них ректор знакомый. После Армии вне конкурса. Хоть на все тройки экзамены сдавай.
Тут и секретчица предложила не ехать домой, а первое время пожить у неё, пока всё не сложиться. В институтах у неё знакомства. Лишь бы 2 не получить. Конкурс не проблема.
Я сказал, что не готов пока к жизни в столице. Я провинциал. Не хочу быть лимитой.
К нам в часть пришел представитель МВД. Он предлагал идти к ним служить, в охране гражданских объектов. Работа в штатском. Выдают бесплатно. Место в общежитии. Через пять лет отдельная квартира. Оклад: первый год 130 рублей; второй – 140; Третий – 150; четвертый – 160, потолок. У нас в Госстандарте, инженер имел оклад 95 – 107 рублей. Старший инженер 105 – 135 рублей. Было заманчиво. Но я решил посоветоваться с матерью. Она категорически запротестовала.
-   С твоим характером в милиции нельзя. Ты обязательно куда-то влезешь, а Москва кишит преступниками.
Паршуков весело подошел ко мне. Поздоровался за руку.
- Завтра летим к казахам, за щенком.

Вылетали транспортным самолётом с первой площадки. Я экипировался по науке. Зимние портянки, сверху летние. Сапоги на два размера больше. Трусы, летние кальсоны, а сверху тёплые. Простая рубашка, а сверху зимняя. Китель, брюки х/б. Шинель, шапка и рукавицы с одним пальцем. Паршуков  вообще с собой взял тулуп и в самолёте одел валенки. Жарко не было,  но и от холода не страдали. Летели часа четыре. Посадка. Голова гудит, ноги затекли. До темна, ехали на УАЗ, до каких-то юрт. Вокруг костра, над которым весел казан, сидело пять казахов. Паршуков подошел к костру. Один подскочил и стал обниматься. Потом Паршуков позвал меня и отправил УАЗ. Меня усадили за вновь разведенным костром. На большой сковородке женщина жарила штук десять кусков мяса, каждый с кулак. Паршуков подошел с бутылкой водки, ножом и пиалой. Проинструктировал: " Пей малыми дозами, мясо накалывай ножом и потом бери рукой. Сразу не откусывай. Вцепись зубами и отрезай остальное ножом. Тщательно пережевывай, вдруг не дожарят. В казане мясо не доваренное. Тебя жалеют, что б живот не заболел – жарят. Женщина отставила сковороду и скрылась в юрте. Я старался выполнять рекомендации Паршукова, но опасался чиркнуть себя ножом по носу. Нож очень острый. Трапезничали до часу ночи. Спал в юрте на войлоке и укрывался поверх шинели теплым халатом. Мне снились казахи и Паршуков, лихо работавший ножом, рискуя отхватить себе кончик носа. Утром Паршуков и его кунак куда-то ускакали на конях. Их не было несколько дней. Я уже был вхож в круг костра с казаном и мог есть махан. Я рассказал, что мой отец из Оренбурга. В 1919году беляки хотели расстрелять его старшего, шестнадцатилетнего брата. Закрыли в сарае, но два младших брата сделали подкоп и он сбежал в Акбулак и прятался там у казахов. до прихода красных. У двоих казахов были родственники в Акбулаке и я им был, как свой. Меня научили держаться в седле. Один из казахов решил мне показать свой табун лошадей. Собрались,  и мы рысью поскакали на конях. Неожиданно выскочили два волка. Кони понесли. Казах пальнул из нагана. Я не удержался и шмякнулся на землю. Казах меня ощупал – переломов нет, только спина деревянная. Он уложил коня, подтащил меня и привязал к седлу. Привез к юрте и меня уложили на живот. Потом растерли каким-то снадобьем, укрыли воелоком. Вечером привезли врача. Он сказал, что ничего страшного. Запас здоровья от белкового мяса спас от серьезных травм. Денёк надо полежать, а потом можно будет и бегать. Приехал Паршуков с кунаком -  привезли щенка и родословную. На следующее утро мы на конях втроем направились к аэродрому. Там казах передал нам щенка в мешке с прорехой для головы и мешочек с вяленой кониной. Паршуков разузнал, что самолет будет завтра. Расположились в ангаре. Ели мясо сами и кормили щенка. Спали по очереди, чтоб щенка не спёрли. И вот измученные перелетом мы наконец-то в части. Куличев запел от радости какую-то арию. Я по памяти набрал номер генерала Кароогланова. Толик на " Волге " повёз Куличева и щенка, к которому я уже привязался, и мне было жалко. Капин передал мне записку от прапорщика М. Я ни как не мог понять от кого. Капин пояснил, что приезжала девушка с грудью пятого размера. До меня дошло, что это Мила. Просила приехать к ней в Сосенки. У неё отпуск. Я у Куличева попросил по нахалке, двое суток отпуска. У него было хорошее настроение.
- Личные дела подзапустил? Понимаю, понимаю. Даю трое суток отпуска.         

Я подошел по адресу к нужному дому. Навстречу, с крыльца сбежала крепкая девица в желтом щёлковом платье мини. Её ноги выше колен, врезались надолго в мою память. В военной форме она не была такой привлекательной. Мы расцеловались. От души были рады. Ведь мы с ней были когда-то на волоске от дисбата. Было, что вспомнить. Она потом была на курсах прапорщиков и снайперов. Получила звание и отпуск. Три дня пролетели, как один. Она записала номер телефона моей части и обещала позвонить. Но из её жизни я выпал на много лет. Случайно встретил её в Краснодаре на совещании по метрологии. Она комиссовалась по ранению в Афгане, вышла замуж. Муж умер в чине полковника. Дочери исполнилось уже 35 лет. У Милы на щеке был шрам, и не было уха.
А её подруга, маленькая Олечка погибла, замёрзла в горах Афганистана. Жила Мила уже в Афипской, но собиралась продать дом и уехать к дочери в Подмосковье.   
 Приехав в часть, улегся спать и на спинке кровати повесил записку: " Не кантовать! При пожаре выносить первым! " Проспал до вечера. Перепроверил все документы, оружие, патроны. Остался дежурить с Архименко в ночь. Он пожаловался, что все трое: Марьин, Киреев и даже Капин его стараются обидеть. Я взял боксёрские перчатке и преподнес Леше азы бокса. До самого дембеля, я его старался потренировать. Он вскоре окреп духом и физически. Стал давать отпор.
Утром к КПП подошел молодой козел. Капин ухватил  за веревку, привязанную к рогам, потащил к штабу. Я вышел навстречу.
- Где ты его выловил?
- Сам пришел, а пропуска нет. Арестован!
Тут появился Журавлев.
- Отпустите козла. Вы ж его сожрёте, ****и!

Мне ход его мыслей понравился. Как мне эта умная мысль не пришла в голову? Мы завели козла за штаб, привязали к столбу, поставили ведро с водой с пожарного щита. Сочной травы было в изобилии. Решили козла зарезать завтра, после политзанятий. Журавлев после получения квартиры не засиживался. Дежурный офицер заглядывал пару раз и ночевал дома. У нас по службе было всё в порядке и все считали, что так будет долго.

Марьина я послал в гараж  за электродами. Поручил отбить флюсы и почистить. Будут вместо шамбуров. Капина с Архименко послал за дровами. Киреев готовился освеживать: снять шкуру и выпотрошить. Резать никто не хотел, пришлось мне. Я взял нож, ухватил козла за рога. Вся боевая охрана разбежалась, что бы не смотреть на убийство козла. Нож легко вошел в горло, но шкура трудно поддавалась. Козел замекал. Через десять секунд всё было кончено. Киреев отрезал сначала козлу яйца, что бы туша, не была с неприятным душком, и стал отделять шкуру. Выкопали яму и закопали: голову, шкуру, ножки и внутренности. Мясо насадили на "шамбура", ливер положили в бойлерной. Приехал Толик и пришел на запах.
- Я тоже хочу шашлык.
- Магазин, водка, 15 минут. Иначе не успеешь. Съедим.
Толик пришел с мужчиной и литром водки. Мужчина оказался майором в штатском. Трапеза длилась медленно. Начали насаживать на электроды ребрышки. Мяса в козле мало. Главное процесс. Толик заторопился домой. Майор остался и позволил себе сказать что-то не лестное в адрес нашей охраны. И сказал: "А, что если кто придёт? " " А Вы уверены, что он сможет уйти", - парировал я.
 Майор, по-моему, принял это и на свой счет. Водка закончилась. Майор дал денег на водку. Капин принес две бутылки. Одну я отнес в бойлерную, из другой майору налил полный стакан, и остальное разлил нам.
- Нечего охрану спаивать.
Через какое-то время майор сказал: " Ефрейтор, ты меня не проводишь до выхода?"
- Желание гостя – закон.
На прощанье он жал мне руку и говорил дифирамбы.
Утром решил приготовить что-нибудь из ливера. Ливер завонял. Кинулся искать водку -    нет её. Устроил разбор полётов. Киреев утром крутился возле бойлерной. Дыхнуть отказался, но из кустов вытащил не полную бутылку.
- Как ты был шкурником, так и остался.
- Мне было плохо. Мы вчера с Марьиным добавляли.
- Так ты и Марьина продаешь? Хочешь, что бы твоей жопе меньше досталось.
- Нет, просто мы тебя сожрем при удобном случае.
- Желаю успеха, а теперь пошел с глаз долой.       
- Марьин, а ты чего втихую бухаешь?
-Дык, Лёха угощал, однако. Подговаривал против тебя.
- И ты с глаз моих сваливай.
В следующую субботу должны были быть танцы, и я Марьина с Киреевым оставил дежурить в ночь. Сам пошел к Наташе. Дома её мать готовила пельмени. Налеплено было штук 200. Я объелся, а тут и пирожки с повидлом испеклись. Смог съесть только один. Наташа стала уговаривать пойти на танцы. Я отказался . Она обиделась, но предложила сходить на её старую квартиру. Там ещё никто не живет и в старом диване у неё сигареты и вино. Мать её спросила: " Надолго уходишь? "
- Сашу провожу и вернусь.
- Не долго. Переехали – много работы, помочь мне надо. Шторы не везде висят.
- Поняла, поняла.
Но на старой квартире мы застряли надолго.
Договорились, что завтра встретимся в 20 часов опять и здесь. Встретились и провели время опять не плохо. Договорились и на последующие дни. А в среду дом сгорел. Пожарный расчет из шести солдат и пожарной машины долго боролся с огнем, но много выгорело. Мы полюбовались пожарищем и распрощались. Я шел в часть и поравнялся с двумя девушками.
-Девушки, давайте погуляем.
- Мы с солдатами не гуляем.
- А если солдат разденется, то от гражданского не отличишь.
- Нам это не известно.
- Ой ли?
- Ты откуда такой разговорчивый.
- Из Кронштадта.
- Из Кронштадта? Не ожидали.
- Вы думали – из Хацапетовки?
- Да нет, если присмотреться – даже ты ничего, смотришься.
- Пойдемте, я вас чаем угощу.
" Можно и чего покрепче ", - сказала симпатичненькая, а её подруга заторопилась домой.
Девушка назвалась Валей Сметаниной, а я Сергеем. " Не побоишься прошмыгнуть ко мне не традиционным ходом.
- Загадочно.

 Мы через окно проникли в штаб и потихоньку прошли в библиотеку. Початая бутылка водки, которую начал пить Киреев, стояла за книгами. Мы с ней пробыли до рассвета.  Водку допили, и тем же маршрутом попали на улицу. Провожать пришлось на самую окраину. Мы шли вдоль шоссе. Навстречу мчались: трейлеры с цыплятами, рефрижераторы, машины с продуктами – кормить Москву.
-Как дома будешь оправдываться?
- Искупаюсь и молча пойду на работу. Дай номер твоего телефона.
   Назад меня подвёз прапорщик из соседней части.
- Служба у тебя, ефрейтор – мёд. Держись двумя руками.
- У меня дембель через месяц.
- Могут и задержать. Учти.
- Я в курсе.

Через несколько дней приехал отчим Киреева. Они обнялись, поцеловались. Видно он был ему не хуже родного отца. Через некоторое время Киреев позвал меня в бойлерную. Там на столе был коньяк и разнообразная закуска. " Ну, командир, выпьем за знакомство ", - предложил отчим и налил в стаканы коньяк. Тут был и Архименко. Марьин с Капиным несли службу. Выпили пару раз, покушали.
- Ты не обижай моего сына, командир.
- На службе обид не должно быть. Надо стойко переносить тяготы и лишения армейской службы.
- Ты, в общем, моего сына не прессуй, а помогай ему. Понял.
- Как поступать со своими подчиненными я сам разберусь, без штатских.
Отчим угрожающе двинулся на меня: " Я тебе сказал! Не трогай Лёню! " Для меня он ни какой  опасности не представлял. Невысокого роста. Фигура не спортивная. Возраст.
- Твои телодвижения мне до лампочки. Могу и по стенке размазать.
- Я тебя сдам. Ты выпил!
- Не смеши. Коньяк привез ты,  и поил ты. В том числе и Лёню.
Он как-то сразу обмяк: " Извини. Давай мировую. Я не хочу обострений ".
- Ваше время истекло. Все на выход. Даю пять минут на сборы.
Отчим ухватил меня за рукав: " Не горячись. Мы ещё пригодимся ".
- Я дважды не повторяю!
Не знаю, где они были, но к ужину Киреев появился и был трезв.
Марин сказал, что звонила какая-то Сметанина, и будет ждать в 20 часов на том месте, где познакомились. Коньяк приятно мутил разум и я пошел в хлебный отдел к Тамаре. Она была за прилавком.
- Приветствую Вас, мадам! Где-то мои пирожные припрятались.
- Ты бы через год пришел бы ещё. Мне Гончаров сказал, что ты куда-то улетел.
- Выполнял задание, особой секретности.
- Болтун. Приходи после девятнадцати ко мне домой. У меня всё для тебя в холодильнике
Ты честно выспорил.
Я пришел вовремя. Она открыла дверь. У меня глаза застыли – блузка расстегнута, а там под бюстгалтером, ого го…
- Чего мальчишечка оторопел. Нижнее бельё никогда не видел?
На столе стояла недопитая бутылка "Алиготе " и небольшой тортик.
- Будешь вино?
- Тут маловато, а тебе ещё захочется. Воздержусь. Пусть тебе останется.
- Какие мы скромные. У меня ещё есть.
Она достала из холодильника  " Алиготе " и разлила в фужеры.
- Садись на диван, выпьем не брудершафт.
Скрестили руки, выпили, поцеловались.
 - Ну, у тебя и выдержка. Чувствую, потрогать меня хочешь.
Я молчал.
- Минутку тебе позволю. Не больше.
Меня уговаривать не надо, но я ели оторвался  от её прелестей и сел за стол. Она застегнула блузку, дала мне в коробочке шесть пироженных.
- Заходи, с долгами рассчитаюсь.
Мне явно не хотелось уходить. Она меня на пороге поцеловала.
- Не правильно было, если б мы сблизились. Я не могу сейчас себе позволить такое. Я намного старше тебя, мне 29, а тебе 22. Я могу познакомить тебя с хорошей девочкой, дочкой моей напарницы. Она умница. Работает и заочно учиться в институте. Приходи завтра к концу смены в магазин. Знакомство обеспечу.
Она ещё раз меня поцеловала, и я одурманенный вышел на улицу. Дошел до места встречи с Валей. 
- Я по тебе соскучилась.
- А я думал, что на солдат у тебя аллергия.
- Не ко всем. Оказалось, что к одному нет.
Я угостил её пирожными. Она съела три.
- Фу, больше не могу. Что будем делать?
- Мне на службу надо. Можно мне с тобой. Мне так одиноко.
После Тамары у меня голова шла кругом, и я согласился.
- Только не очень долго. У меня завтра важные дела и проводить тебя не получиться.
- Пойдем. Потом разберемся.
- В штабе был Архименко. Я дал ему пирожное. Сами прошли в библиотеку. Я разбавил треть бутылки спирта. Так веселее проводить время с гостьей. Предложил и ей.
- Немного выпью. На работе устала, как собака.
Выпроводил её только на рассвете. Пришла секретчица, понесла документы на подпись командиру. Я взял ТТ, и с ней на ГАЗ-69 поехали в Подольск. Там задержались и приехали поздновато.
- Ты, Саша, из-за меня не попал на обед. Пойдем ко мне покушаем.
У неё была двухкомнатная квартира. Муж её, майор, был арестован в Бирме, за деятельность не связанную с официальной. Где он и сколько лет будет отсутствовать, ни кто не мог объяснить. Еда была пресноватая, а порции московские. Я постарался быстрее уйти. Она дала мне в конверте пару десяток почтовых марок Бирмы, зная, что я филателист.
Вечером пошел в магазин. Тамара беседовала с двумя девушками: русоволосой и черноволосой.
- Вот познакомься: Надя и Галя. У Нади мама тут работает, а у Гали папа майор.
- Очень приятно. Саша. Пойдемте на свежий воздух, а то замкнутость пространства почти два года гнетет меня.
- Так Вы уже заканчиваете службу.
Давайте перейдем на  ты. Так проще общаться.

Мы с часик погуляли, поболтали, и договорились с Надей через день встретиться. Надя училась в политехническом. Работала в Академгородке в " Институте земного притяжения и магнетизма ". Галя работала в Десне, в санатории старшей медсестрой, по направлению, после окончания медучилища. На следующий день я случайно встретил Галю. Погуляли немного, и я, её сумел уговорить  посмотреть, как я служат, воочию, а не так,  как рассказывает ей папа. Удивилась, что тут и музицируют, и книги читают, и нет ни какой дедовщины. Каждый занимается своим делом. Договорились встретиться ещё. У меня появился ещё один график. График встреч с Надей и Галей. Тренировки бросил. Обленился. Призывался весом 67 кг, а теперь весил 75 кг.
 
 1 Мая 1972 года, на торжественном собрании посвященному Международному дню солидарности трудящихся, мне вручили погоны младшего сержанта. А перед этим Паршуков, 28 апреля принес мне уставы и вопросы по: ОМП, химзащите, тактике и политподготовке. Экзамен наметили на 30 апреля. Председатель комиссии Олег Демьяновичь. Члены комиссии: Паршуков и Журавлев. Все подполковники. В учебке всё это нам преподносили. Я проштудировал уставы, почитал свежие газеты. В ленкомнате прямо с утра меня экзаменовали.
Олег Демьяныч задал несколько вопросов по ОМП – я ответил. Паршуков спросил: " Какие бывают радиационные лучи? "
- Альфа, бета и гамма.
- А какие наиболее опасные?
- Гамма.
Журавлев спросил: "Какие страны не входящие в Варшавский договор, наиболее нам дружественные ".
- Югославия, КНДР, Куба. Не та, что в Азербайджане, а остров Свободы в Карибском море.
- Ну, ты заумничал. Где Мальгашская республика?
- На острове Мадагаскар к Востоку от Индии. Я почти все страны знаю, где расположены.
- А, Алжир где?
- Север Африки. Берег Средеземного моря.
- А, где Бандаранайки?
- Это вообще, фамилия господина и госпожи, первых лиц одной из Азиатских стран.
Все заулыбались. Шутка Журавлева разрядила атмосферу деловитости.
Олег Демьянович ещё спросил: " Какой пост занимает Георгадзе? "
- Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
- И так, подведем черту. На все вопросы были правильные ответы. Считаем возможным Вам присвоить очередное звание – младший сержант. Документы на утверждение сегодня будут у командира. Журавлев не стерпел и съехидничал: " Была б Ваша воля, Вы и мичмана ему присвоили ".
- Присвоил бы и оставил служить дальше, дал квартиру и разрешил учиться.
Журавлев приткнулся и стал крутить себе ус.
Ребята требовали накрыть поляну. Я пообещал, потом отметить, после праздников.
Второго пришел Толик и попросил меня вечером вызвать его из дому. Якобы надо Кулечева куда-то везти. Я согласился. Дежурным офицером был старший лейтенант Гречин. Он мне сказал, что поедет на огород и надеяться, что будет должный порядок. Я вылез в окно и пошел к Толику. Жена удивилась: " В праздник? Ехать?
- Наверно в гости. На такси не раскошелится.
Толик шел рядом и рассказывал, что познакомился с девицей и договорился с ней, на шашлык поехать. Мясо замариновано в гараже. Дрова заготовлены в лесу. Выпивка в багажнике. Стал уговаривать поехать с ними.
- Развеешься, анекдоты нам потравишь, весело проведем вечер.
- В нужный момент отъедешь, вроде за пивом. Пиво в багажнике. Часик постоишь и вернешься.
Девицы не было. Толик назвал номер квартиры, имя и попросил её вызвать. Вышел отец. Дочку видно держал в черном теле. Выспрашивал, где познакомились, куда пойдем гулять. Посмотрел мой военный билет и успокоившись, отпустил не надолго. Девица была при всём: ноги, таз, грудь. Мы с ней уселись на заднее сидение. Весело обсуждали, как ловко провели отца. Рассказывали анекдоты, шутили. В лесу Толик развел костер. Выпили  немного. Дожарили шашлыки и под них увеличили дозу. Девица захмелела, и я поехал " за пивом". Отъехав с километр, с трудом развернулся. Нет опыта. Время тянулось долго. Потихоньку поехал. Девица раскрасневшаяся и лохматая бодро подбежала к машине.
- Пиво в багажнике. Бери. Я не мешаю.
Они пили пиво, а я немного выпил водки. Пить не хотелось. Много съел мяса. Назад ехали с ней опять на заднем сидении. Пели песни, шутили. Она прижала свои губы к моему уху и прошептала: " Приходи ко мне. Я всё для тебя сделаю ". Заманчиво, но у меня самого график жесткий с Надей и Галей. Ещё Валя и Наташа могут появиться. Ещё с Толиком не дай Бог можно рассориться. Довезли подругу до дома и вернулись. На пороге увидел непонятное пятно. Капин пояснил, что приходила какая-то Валя с подругой. Пьяные. Кто-то из них вырыгал винегрет. Я понял, что есть повод отделаться от Сметаниной. За пирожными идти не решался. Что скажет? Что вытворит? Она явно мной могла манипулировать. Это не влюбленность. Это её колдовство, в которое я не верил.
Надю и Галю я по очереди затаскивал через окно. Им такая конспирация нравилась. Надя целоваться совсем не умела, а Галя имела какой-то опыт. Неожиданно позвонила Люся. Я слукавил, что уезжаю в Калугу. На почте меня выловила Наташа и затащила к себе домой. Никого из родных дома не было. Угощала Куринной ножкой и сметаной. Все время упрекала, что я ни как не выберусь к ней в гости самостоятельно.
- Нет времени. Служба.
- Конечно, тебе ещё одну лычку подвесили, и ты стал солдафоном, службистом. Я тебя больше знала, как разгильдяя.
- А разгильдяй, это лучше?
- Не лучше, но прикольней. А то сейчас серьёзный, как приведение. Поедем в субботу на первую площадку? У летчиков там отличный танцевальный репертуар.
- Мне там скучно.
- Книги читать веселее?
- Тебе этого не понять.
Через часик расставались.
- Когда появишься, приведение?
- Скоро, Наташуля, скоро.
В подъезде опять столкнулся с подвыпившим подполковником. Честь я, конечно, опять не отдал. Он хотел меня схватить за рукав, но его жена, удачно перехватила руку.
- Прекрати свои дурацкие выходки.
На следующий день, он меня встретил в городке.
- Ты чего везде шляешься?
Я показал ему маршрутный лист, утвержденный комендантом и действительный круглосуточно.
- А у Наташи Прониной, ты какое задание выполняешь?
- Извините, я спешу. Разрешите идти.
- Идите! Всё равно я до тебя доберусь.
Ампилогов дал мне разнарядку, где указывалось, что одного стрелка надо направить на курсы младших лейтенантов. Из дембелей был я да Марьин.
-Валера, твой звёздный час. Пиши рапорт. В Ёшкароле за токарным станком долго не протянешь.
- Дык, с родителями надо поговорить, однако.
- Срок рапорта, сегодня, восьмого. Завтра праздник, ни кого не будет. Пиши.
Он пошел в финчасть за бумагой. Взял лист. За ним шла бухгалтер Шпак.
- Валера, ты пиши рапорт в Рязанское десантное.
- Мне надо на курсы лейтенантов.
Неожиданно зашел её муж – майор Шпак. Он был в стройбате зам командира по снабжению.
- Конечно  в Рязанское. Наш сын туда будет поступать.
Марьин был в растерянности. Пришлось вмешаться в разговор.
- У нас разнарядка из в/ч 54119, на курсы младших лейтенантов.
- Так лучше получить высшее образование, чем эти курсы.
- Родители вашего сына пройдут везде по конкурсу, а наши – нет.

Супруги отвернули тупые морды и пошли в финотдел. Оттуда вышла улыбающаяся жена полковника Пилипенко, Героя Советского Союза: " Молодцы! Достали этих толстосумов. Обиды высказывают.
 
 

9 Мая в День Победы, я позвонил Петру Ивановичу, поздравил с праздником. Потом засел в библиотеке, разобрался с методичками. Подошел срок отправлять работу по истории в институт. Разложил работы Ленина, философский словарь. Благо здесь всё имеется. Учись – не хочу. Так и подмывало написать, что день вооруженного восстания подсказали астрологи. А активное участие принимали не только большевики, но и меньшевики, и эсэры, и анархисты. Не те, которых нам характеризовали, как поющих: " Цыплёнок жареный, цыплёнок пареный ". А анархо – коммунисты, читавшие учения князя Кропоткина. Известный матрос Железняк, крикнул: " Которые тут временные! Слазь! ", был анархистом и погиб под Херсоном. Но за такое " вольнодумство " меня бы отчислили с позором. Неожиданно со стороны в/ч 32108 донеслась мелодия " Славянки ". Мы её называли " Дембельский марш ". Я залез на забор и наблюдал, как команда дембелей садилась в автобус. Их повезли в Калугу. Другая команда дембелей – москвичей, строевым шагом направилась к  воротам. У меня подступил ком к горлу, и непроизвольно навернулись слёзы.
- А когда же мне домой?
 
 Пришел капитан Титов, дежурить, с бутылками, и расположился в караулке. Накануне была Пасха. Титов мне дал маленький кулич и два крашенных яйца.
- Я член партии, а моя жена нет, и живёт народными традициями.
Выпить я отказался и попросил не угощать ни кого. Вечерком, я сказал, что буду спать в библиотеке, вылез в окно и с угощениями капитана пошел к Гончарову. Там стоял дым коромыслом: Саша и Костя – на рогах. Тамара и Лида в норме.
- О! Саша! Поздравляем с очередным  званием! Молодец!
Поводов для тостов было много, да и на столе стояло несколько бутылок водки и вина " Алиготе" - Тамарина слабость.
Костя начал, что-то буровить и сказал, что уходит домой спать. Лида тоже поднялась и они ушли. Гончаров тоже стал клевать носом. Потом лег на кровать и отвернулся к стенке.
- Что же за пирожными не идёшь. Я же через Надю тебя приглашала. Она сказала, что тебе передала. Хорошая девочка и о тебе лестно отзывается: " Начитанный, интеллигентный ". Ошибается?
Глаза её смеялись.
- Девушку я обсуждать не буду.
- И от выигранного пари хочешь отказаться?
- Собаки сладкое не едят. Они пьют шнапс и закусывают мясом с горчицей. Не буду же я из-за дурацкого спора урезать твой бюджет.
- Мне не накладно. Мизинчиком лишнюю косточку на счетах зацеплю, и покупатель не заметит.
- С Гончаровым у тебя всё же, серьёзно?
- Не соскакивай с темы. Мы просто одноклассники и он у меня всё списывал. Теперь вечный должник. Так, когда придёшь? Сегодня? Мне с тобой общаться интересно.
В её глазах плясали чертики.
- Может дразнить меня тебе интересно?
- Давай выпьем, Сашечка, на брудершавт.
Мы скрестили руки и стали целоваться. Я себе позволил некоторые вольности.
- Ты делаешь успехи, но не нахально, а даже скромно, для голодного мальчика.
Она явно над моими поступками насмехалась. Неожиданно вошла Лида.
- Саша, пойдем, поможешь затащить Костю. Он улегся на втором этаже.
Глаза у Тамары зажглись внутреннем огнём. Казалось, что сейчас полетят искры.
- Давайте, меня сначала проводите, а потом своего Костю тащите.
Лида взяла бутылку со стола, и мы втроём вышли. Возле дома Тамары, постояли немного, и она мне сказала: " Завтра за пирожными без опозданий! "  Мы поднялись на третий этаж.
- А где же он?
- Спит, как хорек. Я тебя просто решила увести. Дети у бабушки. Пойдем ко мне.
Мы тихо зашли в квартиру. В одной из комнат храпел Костя. Сели на софу. Лида приставила стул поближе и разложила на нем нехитрую закуску и поставила рюмки. Праздник обернулся новым витком. Только в два часа ночи я влез в окно и лег в библиотеке. После завтрака проверил журналы телефонограмм. В черновике " входящих " было четыре телефонограммы. Две срочные. В  чистовом, записей не было. Принимал их Марьин. Я по телефону попытался вызвать его в штаб. Дежурный по роте пояснил, что  Марьин посылает всех: и меня и тебя. Пришлось идти самому. Марьин заявил, что устал, и будет спать. Телефонограммы, пусть переписывает, кто хочет.
- Ты, дубина! Твоим почерком должно написано, и стоять твоя подпись.
- Пошли все на …
- Ну, скотина!  Я тебе устрою весёлую жизнь!
- Накатал рапорт командиру и с " черновиком " телефонограмм зашел к Куличеву.
- Чудеса. Он, что свихнулся. Сейчас я распишу срочные, ознакомь исполнителей, а этого марийца пинками гони сюда.
Марьин переписал, но за неподчинение, Куличев влепил ему десять суток, отменил приказ о направлении его на курсы офицеров. Ещё пообещал задержать дембель. Вчетвером тяже лее нести службу, но я пережил и более тяжкие времена.
Вечером пошел к Тамаре. Она открыла дверь. Блузка расстегнута, в глазах злость.
- Чай, кофе, потанцуем?
- Спасибо. Воздержусь.
- Присядь, поговорим. Ну, как долго у Лиды был?
- Костю затащили, и сразу ушел. Что ты мне голову морочишь? Я битый час смотрела. Из подъезда ни кто не выходил.
- Ну, приехали. Везде шпионаж, слежка. Ты заревновала? Она старше меня.
- Заревновала, хоть и старше вас обоих. Но она тебя и постригает и милует. Чем она лучше меня?
- Ты же недоступная для меня дама. Сама определила дистанцию.
- Давай успокоимся, не будем обострять. Я хочу быть с тобой в мире. Коньяк будешь?
- Если по чудь - чудь. Я же не увлекаюсь.
Я сама дозу разумного предела стараюсь не превышать. Как у тебя с Надей?
-Давай уйдем от этой темы.
Выпили по две рюмочки, и я засобирался уходить.
- А, на посошок. Она села на диван, держа рюмки в руках. Не могу понять, что можно тебе позволить, а чего нет? Ты не подскажешь?
 - По Кавказскому обычаю, гостю можно всё.
- Какой горячий джигит. Садись, мне надо подумать.
Она явно испытывала с наслаждением моё терпение. От этого испытывала своеобразный кайф. Мы выпили на брудершафт. Скромно поцеловались.
- Когда у тебя дембель?
- Предполагаю, что дней через десять.
- Домой поедешь?
- Поеду, а потом наверно в Майкоп. Мне начальник обещал дать должность инженера, если вернусь из Армии.
-Да ты специалист? Мне всегда казалось, что ты не прост. Но на таком уровне…
- Я не закончила, институт торговли. На четвёртом курсе умерли: мать, отец, потом сестра. Влезла в долги. Пошла работать в магазин, а по вечерам мыла подъезды в многоэтажке. В позапрошлом году с долгами рассчиталась. Учиться уже не смогу. Мозги засохли, душа зачерствела. Замуж не хочу. Детей не хочу. Забеременеть боюсь, вернее, из-за рассказов боюсь аборта. Хочешь со мной провести прощальный романтический ужин?
Ответь сразу.
- Очень хочу.
-Тогда пообещай мне ни с кем больше не встречаться.
- Обещаю.
- Ну, с Лидой ты мгновенно порвешь отношения. А как с Надей?
- Ты меня свела, ты и поможешь мне. Скажешь матери Нади, что я встречаюсь с её подругой Галей.
- Что? Правда?
- Серьёзно говорю.
- Вот ты сволочь! У меня слов нет. Да ты просто гад какой-то. С подружками встречаешься! С Лидой! А я на задворках.
- Успокойся, Тамара. Я тебе ни муж, ни любовник. Контакт с тобой только недавно наладил. Тебе ни чего не обещал. Надю ты сама подсунула, а с Галей случайно всё получилось.
- Всё у тебя гладенько. Настаиваю, что ты всё равно гад паршивый. Ты каждый раз меня поражаешь и бесишь. Давай мировую пить, а то я тебе в глотку вцеплюсь.
- Какая ты, покладистая. Казалось, конфликт захлестнет, а ты вовремя сдерживаешься, и всё становиться на свои места и проблемы уходят сами собой. Пьём только за тебя, за твой хороший характер,  исключительную фигуру и доброе сердце за прелестной грудью.
- Ну, ты и подхалим, оказывается.
- Я искренне.
- Ну, понятно.
В назначенный день я пришел на свидание с Надей. Она была сдержана, но сказала, что после всего, что узнала, встречаться больше со мной не будет. Галя теперь – не подруга. Мы расстались. На следующий день я встречался с Галей. С Надей у тебя всё покончено?
- Да, конечно.
- Мне теперь легче на душе. А то зная, что ты и со мной и с Надей, осадок нехороший на душе. Куда пойдем?
- Погуляем немножко и можно ко мне.
- Через окно? Это романтично, но как-то стрёмно.
- Через дверь не желательно. Солдаты увидят. Тебе это надо?
Мы залезли в окно. Галя тихонько смеялась. Часа через три, таким же маршрутом мы очутились на улице. Я её проводил до дома, договорились о встрече. Но я уже знал, что не приду, и больше Галю не видел.

Пришел приказ, ехать за заменой командира отделения охраны, в Солнечногорск. В назначенный день, я как " покупатель "ехал  электричкой до станции Подсолнечная. В вагоне ехали ещё два сержанта за заменой себе. К нам подсел мужик, и вроде бы читая газету, слушал, о чем мы говорим. Пришлось его " наладить " и он ушел в другой вагон.
В учебке, выстроили в ряд младших сержантов. " Покупатели " стали выбирать. Я остановил свой взор на высоком парне, среднего телосложения.
- Драться умеешь?
- Умею.
- Поедешь со мной. Будешь командиром отделения охраны штаба. Давай свои документы.
В строевом отделе оформил все документы. А проездные документы и командировочное удостоверение обещали выдать, только после обеда.
- Ты не из трусливых? Поехали без этих документов. Должны проскочить.
- Поехали.

В электричке мы не платили. Да и к военным на всех коротких маршрутах с оплатой за проезд не приставали. В метро прошли через служебный проход, и зашли в вагон. Тут я столкнулся с бывшим мичманом первой роты стройбата. Мы поздоровались за руку, как старые знакомые. Он рассказал, что устроился служить в охрану сопровождения грузов или ценностей, и ездит по всей стране. Заработок хороший, и должны вскоре дать квартиру. Я познакомил Куренкова со своим приемником. Они пожали друг другу руки. Куренков стал моему подопечному рассказывать, как я принес к ним в штаб пакет, и дежурному Мещерякову сказал, что через час будут показывать кадры с Луны. Луноход обнаружил живое существо и отснял одиннадцать кадров. Мещеряков пошел во вторую роту, где был исправный телевизор. Рота после обеда не вышла на работу. Щелкали, щелкали переключателем каналов, и телевизор сломался. Мещеряков на такси, смотался за прапорщиком, разбирающимся в телевизорах. Починили, но ни на каком канале кадры с Луны почему-то не показали. Куренков был дежурным по части, и пошел узнать причину не выхода роты на работу. После объяснений Мещерякова, что будут показывать корову на Луне,  и кто об этом сказал, Куренков понял, что это утка.
- У дезинформатора, свой прямой канал с Луной. Марш все на работу! Кина не будет!
" Так, ты их так развел?" – спросил меня подопечный Рачков.
- А, то!
- Вот, дураки!
 Куренков добавил: "Вот такой он шутник. Разводил он нас не одиножды. А служба там не плохая. Надо за неё держаться".

Я доложил Кулечеву, что привёз себе замену. Командир позвал его к себе в кабинет, и мурыжил час. На следующий день, я расписался в приказе, что меня откомандировывают в первую роту в/ч 73616, для подготовки к увольнению в запас. Младшего сержанта Рачкова назначить на должность командира отделения охраны в/ч 73717. В роте мне делать было нечего, а я вообще там ни кому не нужен. У Ампилогова спросил: "Когда меня уволят в запас? "
- Рассчитывай на двадцать второе мая.
Оставалось три дня. От нечего делать поехал к Наташе, в столовую. Она была на раздаче. Сказала что б я сел за крайний столик. Чернявенькая девушка в белом халате принесла мне: отбивную, салат, стакан сметаны и стакан какао. Хлеб, в хлебницах на всех столах.
она присела напротив.
- Вы с Наташей встречаетесь?
- Скорее нет, чем да.
- Но она мне все уши прожужжала, про Вас.
- Может кого другого имела ввиду?
- Нет. Она мне сейчас сказала, что ты её парень.
- Рановато меня в собственность записывать.
- Она говорила, что Вы обещали на ней жениться.
У меня пропал аппетит.
- Можно Наташу сюда пригласить?
- Я её не надолго могу заменить.
Подошла улыбающаяся Наташа.
 - Через три дня мне на дембель.
Лицо у неё вытянулось, в глазах засверкали слезинки.
- Приходи часам к восьми вечера. Родители в Ногинск уехали.
- Хорошо, приду.
Сходил в кино. В парке Горького взял пива и порцию сосисок с горошком и тушеной капустой. Два лейтенанта и старлей, лётчики,  вежливо попросились присесть рядом, за столик. Присели.
- Сержант. Надеемся не опьянеешь?
- Я же не водку пью. А с кружки пива ни чего не будет.
Мне было неудобно, при всех, сидеть с офицерами. Я побыстрее справился и ушел.
Решил проведать штаб. Рачков в растерянности перебирал пакеты.
- Чего растерялся? Не знаю, куда сразу ехать.
- Всегда поезжай в самую дальнюю точку. Вот эта часть, в Сокольниках. Доедешь на метро, а там две остановки на трамвае – тройка. Часть находиться на территории другой части. Я как-то прошел через КПП, а куда дальше идти не знал. Увидел сержанта и крикнул: "Братан! Где часть?" И сказал номер. Он мне: "Что, Вы не знаете, как к старшему по званию обращаться? "
- А, ты что? Службист?
- Нет.
- А, чего тогда уши топчешь? Я старик.
- Покажи военный билет.
Я показал. Он убедился, что мне скоро на дембель.
- А мне ещё год служить. Твоя часть вот там.
И показал куда идти.
- Был случай, что подзабыл, как попасть в Комитет по труду. Вижу, идет генерал – майор. Я к нему строевым шагом, руку под козырёк: "Разрешите обратиться. Где здесь Комитет по труду?". Он показал, и я сразу вспомнил. Через несколько шагов я обернулся. Он тоже. Наверно подумал, что я последний наглец.
- Не стесняйся, спрашивай.
Рассказал, как в другие части добираться, и он пошел.
Вечером пошел к Наташе.
- Оставайся у меня. Родители не приедут. Брат у невесты живёт. К институту поближе.
Мне было безразлично, и я согласился. Наташа сходила  в магазин за сигаретами, но и прихватила там две бутылки водки.
- Упьёмся. Куда столько?
- Пошли дурака за водкой, так он одну и принесёт.

Мы немного выпили, искупались и легли спать. Ночью Наташа вставала курить, а я выпроваживал её за дверь. Не переношу дыма от паршивых сигарет или дрянных папирос.
Утром она сказала, что не спешит. На работе знают, что она задержится. Утром народу почти нет. Мы позавтракали. Я себе позволил две стопки. Проводил Наташу. Походил, побродил. Маршрутный лист не сдал, и мне все патрули были параллельны. Я не знал куда себя деть и зашел в магазин к Тамаре.
- Что-то у тебя морда помятая. Когда за пирожными придёшь?
- Завтра должны уволить в запас. Дела сдавал.
Она нахмурилась. Помолчала.
Вот, возьми ключи. Жди меня. Ни куда не уходи, а то куда-нибудь забуришься. Я постараюсь отпроситься. Жди.

В квартире Тамары было светло и чисто. Посмотрел телевизор. Посмотрел разные программы. Надоело. Взял журналы и лег на диван. Не заметил, как заснул. Прснулся от тяжести навалившегося женского тела. Тамара дубликатом ключей открыла дверь и решила попугать меня. Я её обхватил руками и долго не отпускал.
- Мне же ужин приготовить надо. Ну, отпусти.
Тамара не спеша накрывала стол: икра красная, балык, буженина, финский сыр, апельсины, лимон, торт. Коньяк  и "Алиготе" из морозилки холодильника.  Тихо и уютно.
- Ты, что всю ночь мешки таскал? Я пришла, а ты спишь и стонешь.
- Новичка натаскивал. Всё рассказывал, да показывал. Поспать почти не удалось. А сейчас снилось, как улетучились два года вычеркнутые из нормальной жизни, и следом совершенно гражданский сон.
- Болтун. Возьми  подсвечник и спички. Зажги и поставь на стол.
Мы сели рядышком.
- Можно я, как хозяйка скажу первый тост?
-Возражать не имею права.
- Выпьем за прошлое и будущее. У меня всё в прошлом, а у тебя в будущем. Ведь женщина интересна прошлым, а мужчина будущим. За нас!
Мы выпили, покушали.
- Налей мне коньяк в фужер, и теперь твой тост.
Я ей налил пол фужера, а себе в рюмку. Врачи рекомендуют, в малых дозах, но в любом количестве. К тосту я не был готов, да и не любил длинных, застольных речей. Экспромтом сказал: " Выпьем за память. За добрую память наших встреч и сегодняшнего вечера, что бы как можно дольше в памяти сохранить всё это хорошее и доброе ".
- Не плохо. Выпьем. Мне грустно что-то. Твой отъезд на меня негативно повлиял.
- Всё когда-то начинается и когда-то кончается.
- А можно не начинать, что бы не заканчивать.
Мы долго философствовали и пили. Утром я себя чувствовал, как выжитый лимон и как будто я действительно таскал мешки. Тамара умылась, подкрасилась и выглядела на тысячу долларов.
- Ну, что ж. Прощай.
Слезы у неё выступили на глазах.
- Сегодня поедешь?
- Пожалуй, да.
Мы обнялись на прощание, и я не оборачиваясь, пошел.
 
Ампилогов мне объяснил, что вчера была телефонограмма – 22 мая приезжает в Москву президент США Никсон. Все увольнения и отпуска приостановить. Я, с позволения Куличева, тебе выписал командировку в Подольск. Давай военный билет, я отмечу увольнение в запас 23 мая. Ты постарайся тихонько проскочить до вокзала, и сразу в вагон. Я получил деньги и требование на билет. Прошелся по кабинетам, со всеми попрощался. Куличев позвал Ваню Дмитриенко, и он нас сфотографировал на память. напоследок я подошел к Марьину, протянул руку. Мы обнялись молча, и я пошел. Меня провожал Киреев до метро. Я ему дал денег, что бы обмыли мой дембель и купили Ампилогову "Перцовку". Тут подбежала Наташа и поехала со мной до вокзала. Я взял билет на поезд Москва – Тбилиси. Отправил домой телеграмму о приезде. Объявили посадку. Распрощался с Наташей и пошел к вагону. Ехал в плацкартном вагоне. В Харькове зашли человек пятнадцать танкистов. Все грузины. Они из Германии на самолёте долетели до Киева. Потом поездом до Харькова. Теперь прямо до Тбилиси.


Ни кто не пил, что меня радовало. Ко мне подсел дед с шахматами. Он постоянно мухлевал – делал неправильные ходы, но удобные для его позиции и пытался это оспаривать. Время летело быстро. Два года вычеркнул из жизни. Мосты за собою сжег.
И вот я вышел на перрон. Ко мне бежали мама и сестра.
               
Конец.

12.01.2011.