Найти себя

   Всё...,  всё...,  всё...! Больше не мо-гу-у-у! Я стал роботом!  Я робот, заведённый только на успех своего дела. Я разучился желать всего другого... Я вообще разучился желать...  Но что такое... это мое дело? Стоит ли оно того, чтобы посвящать ему жизнь? Кого оно сделало счастливым?... Меня?! Уж точно нет! Оно лишь выжало лучшие мои силы, безвозвратно поглотило лучшие мои годы. Я одинокий робот, управляющий людьми, которые на самом деле управляют мной, потому, что зависят от меня также, как я завишу от них. Но все эти люди, крутящиеся  вокруг меня, и есть причина моего одиночества. Самое страшное одиночество — безудержное вращение в потоке бездушных деловых отношений, лишающих возможности полноценной личной жизни. Да и где она, эта жизнь? Беспечное время, когда личное ещё имеет шанс на зарождение, безвозвратно упущено, прожито в вихре чужих событий.  Порочный круг, из которого невозможно освободиться! Не-воз-мож-но!

Эта тирада прозвучала в его мозгу под аккомпанемент телевизора, где на ярком экране, как заведенные болванчики, дрыгались какого-то странного вида существа, в необходимость присутствия которых в действии он никак не мог вникнуть. Всё это называлось шоу и, вероятно, настолько не соответствовало его настроению, что его от виденного реально затошнило. Конечно, он давно научился работать мозгами, отстраняясь от любых внешних раздражителей, но это было уже слишком - и Юлий Цезарь не выдержал бы.

   Он  вырубил экран, резко встал с дивана, небрежно отбросил пульт, словно вымещая на нём своё раздражение. Подошёл к окну... и остолбенел в изумлении. Вся территория, примыкающая к дому, была покрыта пушистым, девственно-чистым снегом, шапками лежащим на деревьях и кустах. Было светло, точно днём. А ведь когда он возвращался домой, снег только начинал падать. Как быстро всё может меняться в природе. И почему такое невозможно в жизни? Хм, невозможно!? ... Да стоит только пожелать! ... Всё..., решено! ... На все новогодние праздники махну к родителям, в Питер!... Ре-ше-но!

  Мелодия телефонного вызова прервала лихорадку мыслей, возвращая в реальность. Первое желание не отвечать на звонок изменило прочтение номера .  -  Другу отвечу!

  -  Привет! Я к тебе сейчас подъеду, не возражаешь?

  -  Привет, Вань! Всегда рад! Но почему так поздно, что-то случилось?

  -  Я ушёл из семьи. Собственно, я уже рядом с твоим домом, подробнее расскажу при встрече.

                ----------------


  Друзья расположились в уютной гостинной за большим журнальным столом, предварительно заставленным хозяином закусками, фруктами и чайными принадлежностями. Натюрморт дополнял изящный винный столик-тележка, придвинутый почти вплотную.

  -  Давай попьём чаю и потолкуем. И как насчет коньячку?

  -  О, это сейчас очень кстати! 

  Коньяк обжёг приятным теплом, которое разлилось по всему телу, расслабило натянутые струны. Полумрак комнаты располагал к ещё большему расслаблению. 

  -  Ты же знаешь, мы поженились, когда она была уже на сносях. Меня роль раннего отца так напугала, что, кажется, это чувство навсегда парализовало все другие семейные радости. Сын, вместо того, чтобы скрепить наш союз, всё более отдалял нас друг от друга. Я с головой ушёл в работу, а она — в материнство. Семья ни мне, ни ей не дала ничего. В деловом плане я вполне в себе уверен, но в сфере чувств я так и остался пацаном, не знающим и не понимающим женщин. Все мои любовные похождения — это чистой воды авантюры, которые поддерживают во мне лишь иллюзию настоящего мужика. Но всё меньше я себя чувствую таковым рядом с женой. - В воцарившемся надолго молчании угадывалось внутреннее напряжённое состояние обоих мужчин, один из которых переживал свою ситуацию снова и снова, а второго, открывшаяся ему семейная драма ошеломила настолько, что он не находил способа выразить своё отношение к случившемуся, боясь, к тому же, ещё больше поранить чувства друга. - Возможно, она хорошая мать, - голос звучал как-то вяло, бедняга будто выдавливал из себя слова, - но хорошей женой мне так и не стала. И, возможно,  не станет уже никогда. Да, я теперь очень хорошо понимаю, что все важное в жизни должно хорошо вызреть во времени и в терпении. Но для нас время упущено, а терпение исчерпано.

  -  Как странно! Перед твоим приходом я думал о том же. И знаешь, завидовал тебе. Завидовал тому, что есть у тебя, но чего лишен я — личной жизни. А оказывается, что её по настоящему нет и у тебя. Но лишен ты её ровно по причинам противоположным. Я упустил время, когда эти вопросы решаются с беспечной легкостью, а ты, напротив, поспешил с их решением. Результат, однако, получился  довольно похожим. Значит дело не в сроках, а в нас самих. По себе знаю, что я — совсем молодой и я сегодняшний — это почти разные люди. Что было во мне тогда переросло в совершенно иное качество, не хуже и не лучше, а просто — иное, как всегда иное бывает время. Но дело, очевидно, в  другом. Думаю, в мотивации наших устремлений. Ты руководствовался чувствами, которыми так богата молодость, но чувства меняются, становясь иллюзиями, а инерция жизни сама привела тебя к краху этих иллюзий.

  -  Это точно, всё оказалось сплошной иллюзией! Ничего не вызрело до реальности, кроме семейных проблем, - с иронией в голосе подтвердил друг.
 
  -  Но я то сразу поддался инерции, позволив втянуть себя в водоворот внешней жизни, где личные чувства играют такую ничтожную роль, что перестают отличать тебя от других, принуждая жить по законам  мира, в котором ты — функция, определённая другими. Ты никого не интересуешь в этом мире своим личным, если оно не вписывается в его шаблоны. И нет в них места для чувств, из которых не извлекается выгода. Я также могу признаться, что в свои почти сорок лет так и не понял, что такое женщина, что она может значить в моей жизни. Наверное, поэтому и не нахожу мотивации в сближении с кем то из них. Мой опыт взаимоотношений с ними также до безобразия прозаичен и, кажется, имеет схожую с тобой причину — поддерживать в себе чувство самца.

  -  Ну, знаешь, это уже кое-что. Лишившись и этого чувства, мы точно превратимся в роботов. А это, согласись, полный финиш, не оставляющий даже иллюзий.

  -  Боюсь, что я очень близок к такому состоянию. Я все больше осознаю, что теряю всякий интерес к жизни, не могу уловить её смысл... Раньше мне казалось, что всякое мое действие, всякое желание должно приближать меня к чему-то более значимому, более высокому, что увлечет меня в заоблачные выси, непостижимые для многих других, где я буду избранным среди избранных наслаждаться лучами этой избранности. Буду нужен и интересен всем тем, кого я избрал для себя и которые избрали меня... По моим смутным представлениям это, прежде всего, должна была быть моя семья. По возможности большая, красивая и счастливая, которая как праздник всегда закручивает в свой водоворот других, - поражённый пафосностью собственной речи хозяин дома замолчал, ... спешно подлил в стаканы себе и другу коньяку, залпом осушил свой.

   Однако, у собеседника такой эмоциональный всплеск не вызвал ни иронии, ни недоумения, ... ничего, кроме восхищения. Он залюбовался другом, - Какой же он все-таки ещё молодой, красивый, живой..., словно тот мальчишка, которого он знал много-много лет. Было понятно, что друг буквально выплеснул из себя ту мечту, которая зрела в нём все эти годы, становясь смыслом жизни.

  - Но пока я кручусь лишь в водовороте самых прозаических дел, - уже спокойнее продолжал хозяин дома, - ответственности за кого-то, кто совсем мне не близок, в водовороте событий, которые требуют постоянной корректировки, подгонки под нужный тебе результат. Но результат этот никуда меня не ведет, я даже не успеваю разумно им распорядиться. Деньги приходят и уходят, ничего по существу не меняя в жизни. Порочный круг! А твой пример лишил меня единственной и последней иллюзии на возможность семейного счастья.

  -  Ну, я-то убежден, что сорок лет — это ещё не возраст. Все ещё возможно изменить или начать сначала. Тебе нужно хотя бы на время оторваться от дел. Съездить куда-нибудь, покрутиться в другой атмосфере. Мы решили на время разбежаться с женой, чтобы, посмотрев спокойно на всё как бы со стороны, взвесить шансы на возможность дальнейших отношений. Внутри этих отношений ты их заложник, их раб. А раб не интересен никому. Нужно постараться стать самим собой, чтобы решить для себя - кто, кому и в каком качестве нужен. Вырвись из своего порочного круга! Создай другой, только свой, где будут только те, кто тебе близок и нужен как воздух. Без кого твой круг будет казаться пустотой. Говорят, счастье — это, когда есть за что умирать. Я последнее время много думал над этим и пришёл к выводу, что нельзя путать иллюзию жизни, в которой как в игре возможно всё, с жизнью настоящей, в которой нужно только то, без чего ты не можешь жить.

  -  Знаешь, Вань, я сейчас понял только одно, что у меня уже есть нечто, без чего мне будет трудно обойтись в дальнейшей жизни. Это — долгая, проверенная годами и очень нужная мне дружба с тобой. Вроде бы мы сейчас говорим каждый о своём, но понятно и близко это и тебе и мне. Мы, как будто, опытом своих жизней дополняем друг друга. Ты идёшь своим путём, я своим, но опыт этот складывается в единое понимание и в такую нужную нам обоим поддержку. Я только сейчас понял и оценил чего стоит настоящая мужская дружба.

  -  Только, друг ты мой дорогой, в нынешней моей ситуации мне особо нечем тебя поддержать, сам нуждаюсь в поддержке. Вот, прошу приютить меня на пару-тройку недель, до решения квартирного вопроса.

  -  Какие проблемы, живи сколько нужно. Дом большой. Тем более я, как минимум, на неделю собрался уехать в Питер, навестить, наконец, родителей, встретить с ними Новый Год. Это моё решение только укрепилось после разговора с тобой.

  -  Вот и отлично! Надеюсь, что Новый год изменит всё к лучшему.

                ------------------


     Вагон поезда «Красная стрела». В двухместном купе оказывается молодая женщина, словно вжатая своей миниатюрной фигурой в дальний угол дивана. Глаза настороженно вгляделись в облик вошедшего мужчины, будто измеряя его на фактор непредсказуемости и опасности. Результат оценки для мужчины остался неопределённым, так как глаза опустились на книгу, которую женщина, вероятно, читала до его появления в купе.

  -  Знакомиться будем? Я Сергей.   

  Видно было, что такой скорый маневр мужчины застал её врасплох, - Я Мария, - женщина подняла глаза, на мгновение задержала их на попутчике и опять вернула к книге.  Этого мгновения хватило, чтобы разглядеть зелёный  цвет её глаз. Ему всегда нравились такие глаза — светлые и одновременно глубокие и как бы искрящиеся изнутри.

  Поезд тронулся. За окном замелькали огни города, пригородные платформы с редкими в это позднее время людьми на них. Когда поезд разогнался и за окном всё слилось в сплошную тёмную лесную массу, лишь изредка разрываемую слабо подсвеченными полустанками или населёнными пунктами, смотреть в окно и молчать стало невыносимо.

  -  Вы в Питер в гости или домой?  - спросил нерешительно, как бы прощупывая настроение попутчицы.

  -  В гости, к сестре. Она замужем за петербуржцем. Давно зовут к себе, да всё как-то не складывалось с поездкой. Но решила больше не откладывать. Я учительница в школе, зимние  каникулы у нас большие, почему бы не погулять по прекрасному городу.

  -  Я уверен, что город Вам действительно понравится, Вы влюбитесь в него навсегда!  -  он сам удивился той живости, с которой откликнулся на её слова словно мальчишка, не умеющий ещё управлять своими чувствами. - Это мой родной город, хотя я сейчас и не живу в нём. И получается, что тоже еду в гости. В гости к себе молодому, к своим родителям.

      Взгляд опять устремился в окно, словно там, как в экране, он мог видеть сцену своего появления в доме родителей. Представил, какой приятной неожиданностью для них  будет его приезд. Он так решил сразу — пусть это будет новогодний сюрприз, как появление Деда Мороза в далёком детстве, которое ему устраивали родители. Открыв для себя в шесть лет тайну Деда Мороза, он ещё долго не хотел расставаться со сказкой и признавать в этой роли отца. И сразу же детские воспоминания затуманились каким-то другим чувством, какой-то душевной тоской. Он почувствовал себя в шкуре одинокого волка, уныло бредущего по зимнему полю и воющего на луну.

   Перевёл взгляд на попутчицу. Она продолжала читать. Он невольно задержался взглядом  на ней. Стало как-то легче, теплее. - Очень приятная женщина, - подумал он.

  -  А можно поинтересоваться, что за книгу Вы читаете? Чем она Вас так увлекает, что Вы не можете оторваться от неё в столь поздний час?

  -  Читать перед сном — это моя многолетняя привычка, она действует на меня как хорошее снотворное. А книга эта - «Таис Афинская» Ивана Ефремова. Впервые прочла её ещё в юности. Сейчас потянуло перечитать. Наверное что-то тогда зацепило, что сейчас созрело.

  -  Да, да! Так действительно бывает. Я в юности прочёл того же Ефремова «Лезвие бритвы». И хотя книга расширила моё представление о мире, однако, вероятно, в силу незрелости возраста не пробудила острой потребности к более серьезному осмыслению прочитанного. Сейчас я могу признаться, что вряд-ли хорошо понял книгу. Надеюсь, теперь я созрел для того, чтобы её перечитать. Спасибо Вам, что Вы подвели меня к этой мысли.
 
  -  Всегда рада сделать полезное.

  -  Ещё эта книга запомнилась мне навсегда тем, что в ней упоминались слова уже известной мне песни, её часто пел отец моей матери, аккомпанируя себе на гитаре. При этом они оба становились такими молодыми и счастливыми, что я даже немного ревновал их друг к другу. Позднее я услышал эту песню в исполнении Юрия Визбора и узнал, что написана она на стихи малоизвестного у нас грузинского поэта, переведённые на русский Евгением Евтушенко. А называлась песня - «Зеленые глаза». С тех пор я стал отличать у людей цвет глаз, а зеленые глаза, подобные Вашим, полюбил особенно. А вот «Таис Афинская» была в те годы мною проигнорирована, как имевшая репутацию книги «для женского чтения». 

  -  А Вы сторонник отношения к женщине и к её миру, как к невполне полноценному?

  -  Ну, упрекните меня ещё в том, что Бог создал женщину из ребра мужчины! - он с изумлением отметил в своем голосе нотки веселой игривости, совершенно ему не присущие. Но ещё более изумило его то, что этот настрой не ограничивался лишь внешним проявлением. Внутри набирал силу мощный оркестр неведомых доселе чувств, которые едва поддавались должной умеренности.

  -  Эта тема не может быть аргументом в пользу мужской значимости из-за курьезности её интерпретации, - она как-то очень задорно усмехнулась, но продолжила почти серьезно, - Бог создал женщину не из ребра мужчины, а через ребро. По гречески истина читается как «etymon», что очень похоже на русское «эта монета». А как известно, русский язык, в силу его образности и синтетичности, можно считать языком, на котором говорит истина. И истина состоит в том, что она, подобно монете, имеет, как минимум, две стороны, разделённые ребром на видимую и невидимую, светлую и тёмную, ян и инь. Но это же ребро объединяет монету в единое и неделимое целое - monas - единое. Понимаете, мужчина и женщина — это единая сущность, лишь разведённая по разные стороны своего жизненного предназначения, но объединённая в своей совокупной значимости. Вот такая философия! - последнюю фразу она произнесла с ещё большим задором, чем первую, вероятно, оправдывая себя в неуместности серьезного разговора.

  Однако, собеседник и не думал сводить разговор к шутке. Все происходящее с ним в этом тесном вагонном купе всё больше и больше приобретало значимости для него. - Следовательно, и  мужчина и женщина, если они одиноки — оба неполноценны, полноценность их в их единстве? - ему была интересна её реакция на это его умозаключение.

  -  Ну, если не углубляться в частности, то это так.

  -  Как с Вами интересно! Всё это Вы прочли вот в этой книге?!

  -  Конкретно, нет. Но она, действительно, на тему, близкую этой. Если коротко, то она и о том, что рядом с мужчиной всегда должна быть женщина-подруга, которая поможет лучше других понять себя, превнесёт в жизнь свои яркие краски, не позволит ожесточиться в борьбе за существование, одарит новым смыслом жизни, наделив потомством, научит понимать красоту, ценить и понимать всё тонкие нюансы человеческих отношений и даст многое, многое другое, что возникает в жизни мужчины, когда в ней есть избранная им женщина. Благодаря женщине мужчина как бы приобретает возможность смотреть на мир с двух сторон сразу. - По женски чутко оценив неподдельный интерес собеседника, она поняла, что может позволить себе больше искренности в разговоре.

  -  Вы  рассуждаете как опытная женщина, прожившая долгую жизнь. Но, судя по Вашему возрасту, этого не скажешь.

  -  Кое-какой опыт у меня, конечно же, есть. Я была замужем, хотя и недолго. Студенческий брак, первый романтический опыт, бурные страсти, как быстропрогоревшие угли пионерского костра. Но женщина лучше усваивает уроки жизни. Что бы мужчины ни думали о себе, а женщины все-таки в житейских вопросах, как правило, проявляют бОльшую стойкость и здравомыслие. И жизненные уроки делают их сильнее и увереннее в себе, тогда как мужчины склонны к паническим настроениям, часто приводящим их к череде ещё больших ошибок, окончательно запутывающих их жизнь, - она помолчала, отложила книгу на столик. - Вероятно потому, что время больше располагает ко сну, наш разговор приобретает всё более пессимистичное содержание. Предлагаю на том и закончить, отдохнув хоть немного.   

  Он только сейчас заметил, что голос её, действительно, потерял свою звонкость и живость. - Устала, — с какой-то щемящей теплотой подумал он.

  -  Да, конечно..., Вы правы, - сказал вслух.

  Думать ни о чём не хотелось. Его сознание было погружено в какое-то непривычное для него состояние расслабленности, почти истомы, которое он отнёс на счёт мерного покачивания вагона.


                ------------------------------------


  Разбудила его проводница, предлагавшая утренний чай. Противоположный диван был пуст. Его охватила паника, но, увидев на столике вчерашнюю книгу, а на вешалке её шубку, успокоился. Через минуту в купе вошла она - свежая, с туалетными принадлежностями в руках. Он опять залюбовался её глазами, ещё более живыми и лучистыми чем вчера. - Отдохнула, - тепло подумал он.

  -  Доброе утро! Надеюсь, Вы отдохнули?

  -  О, да! Ведь я больше того никогда и не сплю. А иногда и того меньше! Хм..., хорош каламбур! - повод поиронизировать над собой только развеселил его, а легкость настроения удивила безмерно, такого с утра ещё не бывало!

  -  Главное, чтобы в каламбур не превратилась сама жизнь, - подыграла она ему.

  -  Вы хотите сказать..., чтобы жизнь не превратилась в комическую игру, в которой то-ли ты играешь, то-ли тобой играют?

  -  Вот именно!

  -  А если два, уже искушённых в игре человека, объединятся в жизни, играть ими будет труднее, не правда-ли?

  -  Похоже, вы пытаетесь извлечь какую-то практическую пользу из нашего ночного разговора? Такой практицизм раскрывает в Вас человека дела, - её тон продолжал поддерживать игривость их разговора.

  -  Да, я такой! - произнёс и он с комичной нарочитостью. Но, после минутной задумчивости, продолжил уже почти серьезно: - И, кажется, я начинаю понимать, с какой стороны действительно нужно приниматься за любое дело. А вернее, с каким намерением. Если это намерение не имеет для тебя серьезного жизненного смысла, то и за дело браться нет никакого резона, пусть другие в нём находят себя.

  -  Это верно, твоё дело найдёт тебя всегда само, если ты не спугнёшь его бессмысленной суетой.

   Поезд плавно подкатил к платформе. Они  сидели, откинувшись на спинки диванов, то ли в  задумчивости, то ли в растерянности, не решаясь какими-либо действиями нарушить  атмосферу последних минут их пребывания в этом купе. Он очнулся первым.

  -  А ведь я могу быть Вам полезным в знакомстве с городом. Позвольте мне показать Вам мой Питер? - рука потянулась к саквояжу, чтобы достать визитку, но остановилась на полпути. Не стоит давить своим авторитетом, да и гарантий на звонок визитка не даёт. Лучше взять её номер. 

  -  Дверь купе резко отворилась. Едва успев вбить продиктованные цифры в свой телефон, он поднял глаза. Сомнений не было — то же лицо, тот же живой взгляд. Сестры кинулись друг к другу в объятия.

  -  Ну, наконец-то, пожаловала! Как доехала?

  -  Прекрасно! В беседах с приятным попутчиком время пролетело как миг. Кстати, познакомься с ним, Сергей.

  -  Очень приятно, - довольно равнодушно откликнулась сестра и живо скомандовала: - Поторопись! Дима заждался нас в машине.

   Они выпорхнули из купе, а он рухнул опять на диван, словно оглушённый навалившейся на него тишиной и пустотой купе. Заставил себя встать, одеться, выйти из вагона и двигаться в направлении людского потока, который и вынес его на привокзальную площадь. Остановился в нерешительности. Не хотелось идти в толпу, теснившуюся на стоянке такси. 

   В голове почему-то всё время крутились какие-то несвязные отрывки его прошлой жизни, какие-то рабочие эпизоды, которые он не упускал из поля своего внимания никогда, но с которыми не знал, что делать сейчас, в данный момент.

   Трудно сказать, какие мысли могли возникнуть, при виде человека, неподвижно стоящего с дорожным саквояжем у кромки тротуара и упорно глядящего на свои ботинки, но один из водителей затормозил именно около него и взглядом предложил свои услуги.

   Когда выехали на Английскую набережную и справа открылся широкий массив невской воды, не застывшей в эту тёплую зиму, он почувствовал, как-будто, какая-то мощная волна  поднимается в глубине его сознания и тянет его куда-то наверх, где ..., он это почему-то знает...,  будет и восторг и праздник и всё...,  всё, чему он пока не знает даже названия. 

   У него закружилась голова. Попытался вернуть себя на землю, погрузить в привычную реальность и ... почувствовал страшную пустоту у себя за спиной и дикую тоску..., тоску одинокого волка.

   Таксист настороженно посмотрел в зеркало заднего вида. Ему показалось, что с заднего сидения раздалось какое-то подобие стона или даже завывания. Но пассажир сидел спокойно, отрешённо глядя на воды реки.

  -  Словно по лезвию бритвы, -  были последние мысли, вернувшие его в ту реальность, которая открывалась перед ним. В сознании всплыли слова песни, сейчас более похожие на гимн, -  «... и я умру, умру, раскинув руки, на тёмном дне твоих зелёных глаз!». Он вышел из машины, каким-то, не свойственным ему, плавно-размашистым движением руки закрыл дверцу, с лёгкостью взбежал на второй этаж родного дома, позвонил в дверь.