Лирико-приключенческая повесть
Памяти старшего брата Виктора посвящается
ПРОЛОГ
Полевая дорога, долго петлявшая вдоль небольшой речки, наконец, покидала долину и забиралась в пологий склон холма, за которым уже зажигались огни невидимого пока отсюда большого села - районного центра. Был поздний вечер. На бледном небе засветилась первая звезда…
По дороге, поднимаясь от речки, шли трое с удочками, впереди бежал большой рыжий пес. Рыбаки шли гуськом. Первый остановился, снял мятую фетровую шляпу, вытер ею покрытый испариной лоб - дорога в гору - оглянулся:
- Эй, не отставайте! Устали уже, что ли?
Двое парнишек прибавили шагу.
Долина реки открывалась отсюда вся - и вверх, и вниз, вплоть до того
самого места, где стояла когда-то - еще до войны - водяная мельница на большой плотине. Быстро смеркалось, низина реки затягивалась мглой, как туманом. Тянуло оттуда сыростью, дым горящего где-то по берегу костра низко стлался по прибрежным кустам. Шумно хлопая крыльями, пронеслась высоко большая стайка диких уток.
- Завтра в школу… - вздохнул один из пацанов, - как быстро лето кончилось…
Старший их брат, идущий первым, закурил. «Надо будет утром в «Зарю»
позвонить, узнать об урожайности», - подумал он, оглядывая убранное поле с аккуратно поставленными большими скирдами соломы. Он работал в редакции районной газеты, куда взяли его нынче после окончания пединститута корреспондентом в сельхозотдел.
Он снова оглянулся на долину Второго Иняка - такое название имела эта небольшая речка. Ничего не изменилось здесь за последние пятнадцать лет - с тех пор, как стал ходить он сюда на рыбалку уже вполне самостоятельным семилетним парнишкой. Так же чернел на противоположном берегу стеной вставший лес, так же щетинилась густая стерня по обеим сторонам дороги, так же тянуло от реки холодом, так же стлался над землей дым чьего-то вечно не прогорающего костра, так же доносился издалека - от Мари-Олка - лай собак, так же вставал над лесом серпик луны…
Он зашагал дальше. Приятной тяжестью давил на плечи рюкзак с пойманной рыбой, грели душу впечатления ушедшего дня - последнего дня прошедшего лета. Хорошее было лето…
… пройдет тридцать лет и один из подростков, бредущих сейчас за ним по пыльной дороге, напишет эту книгу.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
- Филя, ко мне!
Пес, скользя когтями по мокрым крупным катышам, быстро перемахнул с одного берега на другой - к хозяину. Тот снял с крючка еще одного хариуса, показал собаке, сказал торжествующе:
- Ну, дружок, сегодня попируем - клюет!
Горная речка - небольшая, почти ручей - журчала меж больших валунов,
скатившихся сюда с крутых, местами отвесных скал, окружающих речную долину. Солнце уже скрылось за ними, лишь последние его лучи заливали светом заросший лесом невысокий хребет, вольготно раскинувшийся отсюда на многие десятки километров в обе стороны - и на юг, и на север…
Человек шел по речке вниз, время от времени закидывая снасть в воду и тут же выхватывая из нее очередной трофей - красавца хариуса, с радужно переливающимися боками и большим, похожим на парус, спинным плавником. До лагеря, где одиноко желтела в распадке между двух скал небольшая палатка, оставалось отсюда совсем немного. Человек хорошо знал эти места. Здесь, в самом сердце Южного Урала, на склоне небольшого горного хребта, в глухом безлюдном месте, на берегу быстрой речки он жил по месяцу уже третье лето подряд. Оставив машину у знакомых стариков в небольшом хуторке, тихо угасавшем вместе со своими немногочисленными жителями в тридцати километрах ниже по реке, он наслаждался одиночеством и великолепной, совершенно не тронутой здесь человеческой деятельностью, природой…
Через полчаса в лагере горел костер - шли приготовления к ужину.
- Да, Филя, пора нам отсюда съезжать, пора, пора…
Пес внимательно слушал, растянувшись у весело потрескивающего огня, яркими языками пламени облизывающего черные бока котелка с закипающей ухой - ждал еды. Хозяина же тянуло поговорить - а с кем еще-то? За весь месяц только два раза видел людей. Лесник заходил в самом начале, да еще вот неделю назад какой-то человек спустился с хребта как раз напротив его лагеря. На туриста не похож, на местного жителя тоже. Поужинали вместе, покурили - ушел. Вот и все общество…
- Да, Филя, пора, пора…
Овчарка слушает, не спуская глаз с рук хозяина, сноровисто чистящего для ухи картошку. Побольше чисти, хозяин, побольше, пусть погуще варево-то будет. А то взял моду - сварит рыбу, а в отвар-то ничего, кроме лука да перца, и не бросит. Да еще хвалится - вот, мол, Филя, какую мы с тобой уху сварили, настоящую, рыбацкую, с дымком… А что от него проку, от дымка-то? Сам водки выпьет, рыбу съест, а ему лишь кости достанутся, да остатки этой - «с дымком». А ему не с дымком бы, а с картошечкой, да с рисом, да яйцом бы еще хорошо подбить, да хлеба погуще покрошить - вот это была бы уха! А то - «с дымко-о-ом»…
Пес облизнулся, подобрал языком пошедшую обильно слюну, мечтательно закатил глаза, вспоминая, как прожили они с хозяином у знакомых стариков пару дней, у которых оставили машину. Вот едят люди! С дымком-то они не уважают, а вот пирогов с молоком, да каши с маслом, да яиц вареных да жареных, да сметаны - хоть тресни брюхо! Вот поел он тогда остатков, вот поел, так поел… И чего это хозяин все по лесам лазит, чего ищет, зачем, как все люди, не живет? Корова была бы своя, хозяйка ласковая, детки бы с ним играли, за ушами почесывали… Жди-дожидайся от нашего-то! Вон уже и бородой оброс, как леший, и года-то уж, наверное, не молодые, а все ни кола у него, ни двора. Лето прорыбачит, да по горам пролазит, зимой в деревне какой глухой на постой встанет - и все пишет чего-то, все пишет - а как весна придет, снова за старое, снова в дорогу. Оно, конечно, и весело, да только не больно сытно. Своим бы домком зажить, своим… Конура чтоб просторная да сухая, цепь позвончей, да миска поглубже… Эх, доживем ли когда до настоящей-то собачьей жизни?
Кобель вздохнул, мотнул головой, отгоняя назойливо гудящего комара, с любовью взглянул на человека. Хоть и плохо кормит, а все равно лучше его никого нет. Он подполз ближе, умильно заглянул в глаза хозяину и, изловчившись, быстро лизнул его прямо в густую черную бороду.
- Тьфу ты, - отплюнулся тот, - не лезь ко мне, видишь, занят…
Он закончил с картошкой, присел у костра. Из рюкзака достал солдатскую зеленую фляжку, приложился к ней, глотнул пару раз, зажевал луком.
- Завтра, Филя, отсюда уйдем, - сказал задумчиво, - решил я на родину, домой, возвращаться. Хватит, побродяжил…
Человек закурил, потрепал пса по холке, заговорил снова:
- В Уфу заедем с другом повидаться, да и сырье тоже сдать надо - а затем домой, - он еще раз погладил завилявшего хвостом пса по лобастой башке, - поставим на Втором Иняке лагерь, поживем до конца лета. А дальше? А дальше видно будет. Может, и женюсь даже…
Уха сварилась. Из-за заросшего лесом хребта тихо вставала большая полная луна. Глухо прокричала в распадке какая-то ночная птица, залаял в ответ пес - и вновь все стихло, лишь время от времени потрескивали искры, взлетая в ночное небо. Человек вновь потащил из рюкзака фляжку…
С утра наполз на редкие избы полузаброшенного хуторка от реки туман. Но выглянуло из-за хребта своим краешком солнце, плеснуло, брызнуло во все стороны лучами, погнало туман прочь. Замычали, выгоняемые со дворов хозяйками, подоенные коровы, побрели вслед за туманом в поисках сочной травы на завтрак. Потянулась вслед за ними и остальная скотина. Немного ее - кроме трех коров в стаде бычок-двухлетка, да нынешних телят четверо - у одной из коров, к радости хозяев, случилась двойня - да еще пятеро овец, тоже с потомством. Вот и весь табун. Мала деревня - откуда скотине взяться? Жилых дворов всего пять, да заколоченных столько же. А раньше-то по-другому было… Эх, идет жизнь под откос, эхе-хе…
Сидящий на скамейке у калитки крайнего дома старик вздохнул еще раз, вспоминая былое, полез в карман за сигаретами. Всю жизнь одной махоркой перебивался, а вот к старости пристрастился к дорогому табаку. Деньги есть, пенсия большая, ветеранская, а куда ее тратить? Еда вся своя, разве что только муки, да сахару, да масла растительного раз в год из райцентра привезти - вот и все. Одежины вон сколько, носить им ее со старухой, не переносить - не новую же еще и покупать? За электричество не платить, его тут отродясь не бывало, да и без надобности оно им. Ну и куда девать деньги? Хоть под старость покурить душистого табачку. Старуха не одобряет, конечно, лишнего расходу, но кто ее спросит? Кто в доме хозяин, кто дрова, сено готовит, кто за скотиной ходит, у кого пенсия чуть не в три раза больше? А? Вот молчи поэтому и не вякай…
- Слышь, Иваныч, а когда постоялец-то наш вернется? - жена, отнеся в дом ведро молока, присела рядом. - Давно ведь уже нету его, гляди, не месяц ли? Все ли там ладно? Не сходишь?
- Куда мне… Сашка-то далеко пошел, за пороги, до самого Акташа, сказал, подымусь… - дед закурил, вздохнул, - был конь, да уезжен, не дойти мне туда… Да ты не думай чего, он ведь и в прошлом годе тоже так-то долго ходил…
- И чего его там черти носят? Рыбы и здесь полно, только знай, лови, - хозяйка кивнула на бегущие воды речки, то и дело вскипаемые под всплесками кормящейся стайки голавлей, - и хариус есть, и таймень даже…
- Тайменя-то почти что уж и нет… - проворчал старик, подымливая сигаретой с золотым ободком, - а Сашка-то там не за рыбой ходит, знаешь ведь сама. Корешки лечебные ищет - вот он чем промышлят. В городах-то народ больно любит корешками да травками лечиться, а где их взять? Таки вот, как Сашка, и снабжают…
- А что, Иваныч, в городе-то все больные, что ли?
- Да с молодых-то лет еще ничего, а как поживут там подольше, подышат смрадом, так и болеют. Воздух-то там не наш… - старик любовно глянул на заросшие лесом увалы, на темнеющий вдали хребет, на петляющую по узкой долине неширокую быструю речку, - не наш, не наш, - снова повторил он. - Плохой там воздух, да и вода тоже…
- А продукты? - подхватила жена. - Чего они едят-то? Дрянь ведь едят, да, Иваныч?
- Дрянь, - подтвердил хозяин, - истину глаголишь, дрянь. Я был один раз в столовой-то ихней…
- Вот и болеют, - подвела итог бабка, - а лекарства-то дорогие, поди, вот и лечатся травкой да корешками…
- Нет, - на этот раз дед не согласился с женой, - не поэтому. Лекарства-то аптечные, это все химия одна, от них кому польза, а кому и вред. А корешки да травки - это от природы, тут без обмана…
- И чего болеют? - вздохнув, поднялась со скамейки старуха, - не надо бы им болеть-то уж… - и пошла в дом. Ей, ни разу в жизни не приходившейся бывать в больнице, было удивительно - ну чего болеют-то? Зачем?
Далеко она не ушла.
- Маняша… - позвал дед от ворот, - вернись-ка…
- Гляди, легок на помине Сашка-то, - старик махнул рукой вдоль реки.
Хозяйка всмотрелась вдаль, не сразу, но приметила бредущего по берегу человека. Тяжело тот шел, за спиной кладь, и в руках тоже не пусто. Рядом бежал большой серый, с черной спиной, пес.
- Он… - заулыбалась старуха. - Нагулялся, значит. Пойду, самовар поставлю. А ты разожги, Иваныч, очажок во дворе, я яишенку да рыбки пожарю…
- С рыбы-то его уж, поди, воротит, - проворчал, подымаясь со скамьи, хозяин, - достань-ка лучше баранины с погреба, да свари похлебку. Да огонь-то сама спроворь, а я встречать пойду, вишь, еле тащится…
- И ладно…
Хозяйка поспешила с готовкой, а старик бойко зашагал по берегу навстречу гостю. Встретились у излучины.
- Здорово, Сашка!
- Здравствуйте, Никита Иванович…
- Как дошел?
- Да не больно легко… Камень под ногами-то, не асфальт…
- Это точно. Сколь дён спускался?
- Три…
- Давай сумки-то, помогу…
- Да ладно…
- Давай-давай…
Через час сидели за столиком во дворе, пили чай. Солнце уже высоко встало над лесом, но еще не пекло, воздух был свеж. Жара придет к середине дня, а сейчас - самая благодать.
- Как поохотился-то? - старик кивнул на плотно набитый рюкзак гостя, лежащий на бревнах возле крыльца, - вроде неплохо?
- Да, ничего… Этот корешок теперь редко уж где так густо встречается… Да я и не беру подряд-то, оставляю, чтоб уж совсем не вывести…
- А сколь, к примеру, в деньгах-то это будет стоить, ежели продать? - с любопытством спросила хозяйка, прислуживающая за столом хозяину с гостем, - ты ведь это не себе собирал, да? Продашь ведь?
- Манька! - прикрикнул дед на жену. - Тебе что за дело? А? Ишь, прокурор какой выискалась… Я вот тебя!
- Да я просто так… - сконфузилась старуха, - из интересу…
- Из интересу-у… - передразнил её рассерженный супруг, - я вот завешу
тебе разок, так тут и будет тебе весь интерес…
- Да что я сказала-то? - обиделась та. - Всего-то и спросила, сколь стоит корень этот. Чего тут?
- Чего-о… Того! - не унимался дед. - Это коммерческая тайна называется, а ты с вопросами лезешь…
- Да какая тайна… - засмеялся гость, - тем более от вас? - он с сожалением оторвался от толстого ломтя деревенского, выпеченного на поду хлеба, густо смазанного сметаной. - Тысяч на двадцать сдам в Уфе одному знатоку. А вот уж сколько он на корне этом заработает - это вот точно для меня секрет. У него своя клиентура, на год, на два вперед записываются. Это ведь не душица, не зверобой, даже не девясил. Кто понимает, тот ценит…
- Двадцать тысяч? - хозяин с уважением посмотрел сначала на рюкзак, потом на собеседника, - смотри ты какой молодец. Не то, что эти… туристы… даром только тайгу поганят…
- Да ведь жить-то надо. Этих денег мне до следующего сезона перебиться хватит.
- А ты нигде не работаешь, значит?
- Да можно сказать, что нет…
- И чего, и за тунеядство не привлекают? - снова встряла старуха, уже забыв об обещании мужа «завесить» ей за лишние вопросы.
- Чего мелешь, дура?! - снова завелся дед, - человек своим трудом живет…
- Так ведь раньше…
- То раньше, а то теперь. Сейчас каждый себе хозяин. Это мы по приказу прожили, а они, вишь, своим умом, как сами хотят, значит… Ты на нее не обижайся, - повернулся он к собеседнику, - у нее ума, ровно как у нашей овцы Мартышки, одинаково. У баб, знаешь ведь, волос-то длинён, да язык еще, а вот ум… - он уничижительно посмотрел на снова обидевшуюся на него старуху. - Вот женишься, сам узнаешь. Сколь тебе годов-то?
- Сорок нынче зимой исполнилось, - гость и не думал обижаться на хозяйку, лишь посмеялся про себя.
- И все неженатый, - осудил старик, - гляди, проворонишь жизнь-то…
- Да надо бы, сам понимаю, да как-то все не получается…
- Нет на примете никого, видать?
- Не знаю, Иваныч, что и сказать-то. Все думал, успею еще, что молодой, а время-то… Вот уж и сорок…
- Так молодой и есть. Чего это - сорок! - старик с недоумением посмотрел на гостя. - Но жениться давно уж пора, не тяни…
- Я домой решил вернуться, на родину. Столько лет там не был. У нас там природа совсем другая, ни тайги, ни гор, ни рек больших нет. Поля да перелески, речки маленькие… Те годы не тянуло домой, а сейчас вот только этого и жду. Видать, пришло время…
- Родители-то живы?
- Нет…
- Родня есть?
- Дальняя… Вот девушка у меня там раньше была, на три года младше… её бы повидать…
- А давно не виделись?
- Семнадцать лет…
- О-о… Поздновато спохватился ты, у неё уж, поди, и дети давно выросли… Да ладно, другую найдешь, ты парень видный, только бороду сбрей, а то, как старик…
- Не знаю, не знаю…
Похлебка сварилась. Миска с бараниной аппетитно дымилась ароматным парком посреди стола, на неё умильно заглядывался пёс. Обиженная грубостью мужа бабка, надув губы, разливала варево по тарелкам.
- Выпьешь, Иваныч?
- А у тебя осталось, что ли, еще-то? - оживился старик.
- Есть…
Гость сходил к машине - микроавтобус «УАЗ» стоял в дальнем углу двора - вернулся с бутылкой, поставил на стол.
- С утра-то… - заворчала старуха, но хозяин и ухом не повел, лишь велел той сходить в дом за стаканчиками.
- Когда поедешь? - спросил он, распечатывая водку.
- Завтра, пораньше…
- Тогда сейчас поедим и за баньку примемся…
Овчарка, облизываясь, не могла оторвать глаз от большой груды мяса на столе. Будут ей сегодня косточки, будут…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мотор не заводился. Парень поднял капот, склонился над ним - а-а, ясно все. Центральный провод отскочил от катушки зажигания, вот искры-то и нет. Он воткнул провод обратно в гнездо, обжал поплотнее резиновым колпачком. Ну-ка, теперь что? Стартер хрюкнул и тут же - туфф-туфф-туфф-туфф - ровно застучал движок. Парень довольно ухмыльнулся, минуту понаслаждался слаженной работой мотора, затем выключил зажигание и вылез из кабины старенького красного «Запорожца», стоящего посреди двора…
- Серега, привет!
Скрипнула калитка, во двор, посмеиваясь, вошел молодой человек лет двадцати с небольшим.
- А-а, Венер, здорово… Чего долго не был?
- Да все дела…
- Какие у тебя дела? У тебя летом и делишек-то нет, не то, что дел…
Парни закурили, присев на скамейку возле забора, отделявшего двор от огорода. Разговорились…
- Пошли к Кольке сходим, - предложил один из них, затаптывая окурок в густую траву, которой зарос весь двор.
- Айда…
Третий их товарищ - Коля - жил через четыре улицы отсюда, почти на самом краю райцентра. Они были одноклассниками, дружили с первого класса школы, не расстались и потом, после её окончания, хотя судьба сложилась у каждого по-разному. Коля закончил пединститут, работал вот уже год учителем литературы в той самой школе, где все они в свое время учились. Сергей выбрал профессию шофера, получил права, затем служил в армии, два года, как вернулся домой. Венер окончил строительный колледж, но работал по специальности не долго - не понравилось, занялся другим. Общих интересов и дел, связанных с деньгами, у них не было, поэтому ничто не омрачало их отношений, да и женат никто из них тоже пока еще не был. Так что временем своим они распоряжались сами, не жалея его на общение друг с другом, получая от этого удовольствие, заменить которое вряд ли можно было чем иным…
Коля был дома, читал последний номер только что принесенного с почты толстого литературного журнала.
- Привет!
- Здорово, интеллигент…
- Что пишут умные люди?
Коля отложил журнал в сторонку, небрежно глянул свысока на друзей, подыграл:
- Вам, ребята, трудновато тут будет понять…
- Пошто это? - Венер набычил лоб, заскреб в затылке.
- По то… Серого вещества маловато в головах…
- Ково это?
- Да ладно, хватит… - засмеялся Коля, - чего придуряетесь?
На шум вышла мать.
- А-а, ребята пришли? Здравствуйте… Чаю, может, поставить?
- Нет, тетя Валя, спасибо…
- Мам, не надо, мы сейчас купаться пойдем.
- Ну, ладно…
Сергей полистал журнал, внимательно прочитал оглавление.
- Дашь почитать потом? - спросил он, - вот вроде две статьи интересные.
- Ага, я их тоже отметил… Да возьми сейчас, я еще успею…
В школе ребята хорошо учились, любовь к чтению была у всех троих, в чем несомненная заслуга была не только родителей, но и их первой учительницы и это они с благодарностью признавали. Она с самых первых школьных лет сумела увлечь детей красотой художественного слова, показать его силу и значение в познании окружающего мира, сумела направить любознательность, так естественную в этом возрасте, в нужное русло, сумела превратить её в потребность постоянного желания новых знаний. Все ими было прочитано вовремя, все в свой срок и в полном объеме - начиная со сказок, приключений и фантастики. На период их взросления пришелся как раз бум в издании серьезной литературы, той, что была под запретом в недавнем советском прошлом, а в последние годы открыли они для себя и классическую литературу, любовь к которой школа привить так и не смогла. А вот теперь они с интересом перечитывали книги Чехова и Гончарова, Бунина и Тургенева, находя их и занимательными, и поучительными, и философскими. Вот только Достоевского не любили и после первых попыток понять что-либо в его творчестве, оставили того в покое…
Друзья отправились купаться. Был жаркий день середины июля и ничего лучшего, чем окунуться сейчас в чистую, прохладную воду Второго Иняка, и придумать было нельзя.
Путь на Второй Иняк был не далек, не близок - километра три-четыре. Сначала нужно было перейти по мосту через неширокую реку - вот он, первый-то Иняк - затем подняться по крутому склону холма, огромным удавом раскинувшегося вдоль реки до самого её слияния со своим братишкой, тем самым Вторым Иняком, миновать посадки сосны, которой был засажен холм лет сорок назад, и выйти на тропинку, петлявшую через засеянное пшеницей поле, которая и выведет на проселок, спускавшийся в долину речки, что текла здесь по самой границе засеянных полей и леса, стеной вставшего по тому берегу Второго Иняка от горизонта до горизонта.
Второй Иняк был особым местом для этой троицы друзей. С детства любили они побродить по его берегам, порыбачить по омутам да быстрым перекатам, пособирать черемухи, густо растущей здесь вдоль воды вперемежку с ольхой и ивняком, позажигать костров в предвечерний час, погонять по кустам бурундуков и кошек, во множестве собиравшихся здесь летом поохотиться за разной мелкой живностью и остававшихся здесь до самых холодов, покопаться возле старых окопов, оставшихся еще с гражданской войны, в надежде на трофеи, которые не редкость по местам боёв. А они тут были нешуточными, когда встретились здесь передовые отряды партизанской армии Блюхера с тремя эскадронами деникинской кавалерии. И ведь не зря копались… Было кое-что найдено, было… Были и другие находки - уже от иных, еще доисторических времен. Однажды, когда устраивал экскаватор на пруду новую плотину, вытащили они из под груды вывороченной земли рог древнего носорога, а годом позже снова повезло - обнаружили после весеннего паводка под сползшим с обрыва пластом глины бивень мамонта. Оба древних раритета отдали в свою школу, к радости учительницы биологии, которая долго после этого ставила им незаслуженные пятерки. А вот находки с места боёв скрывали, накрепко дав друг другу слово держать все в тайне. Став постарше, уже после окончания школы, стали приходить сюда уже с компаниями, приводить девушек, устраивать пикники, на реке появились у них обустроенные для этого излюбленные места. Не ленились приходить сюда и зимой, на лыжах, когда, безлюдный-то и летом, Второй Иняк дичал окончательно, превращался в полную иллюстрацию романов Джека Лондона, в белое пустынное безмолвие, торжественно и пугающе тихо завлекающее в свой мир, обещая многого и всегда давая гораздо больше…
Но о зиме сейчас можно не думать, лето в самом разгаре. Настроение - лучше не бывает. Намерения такие - провести здесь сегодня остаток дня, покупаться, позагорать, а главное - пообщаться, поговорить, поулыбаться друг другу…
Тропинка вывела их из густой стены начинающей колоситься пшеницы на пыльную дорогу. Долина реки открывалась отсюда вся, как на ладони. Пейзаж был привычен, многие годы они видели это - и лес по тому берегу, и деревню Кузькино, расставившую свои избы ниже по реке примерно в километре отсюда, и берёзовую рощу, в которой пряталось кладбище, оставшееся от уже исчезнувшего много лет назад хуторка Мари-Олок, и бескрайние поля по эту сторону долины, в советские времена засеваемые совхозом «Заря» полностью, а теперь же лишь безнадежно мечтающие об этом - у преемника развалившегося совхоза не было на это ни сил, ни средств, ни желаний. Только одно, то, чего не было на глазах в прошлые годы, и что появилось здесь лишь этим летом, то, что ребятам совсем не нравилось, но поделать с чем уже ничего было нельзя, а можно было только смириться - лишь это было новым - большой строящийся дом, мерцающий в знойном мареве вдали у горизонта, там, где стояла раньше, а затем исчезла с лица земли - ещё до войны - богатая деревня Рождественская…
- Быстро строит… С весны только начал, а уже, смотрите, крышу кроют, - приложив руку козырьком к глазам, сказал Венер.
Ребята остановились, тоже вгляделись вдаль…
- Захватил, сволочь, нашу речку…
- А кто он такой, вообще-то?
Ребята закурили, враждебно поглядывая в сторону большого - почти дворца - строящегося дома…
- Я его сегодня видел, - сказал Сергей.
- Где? - оживились друзья.
- В земельном комитете. Я туда с утра заходил, хочу еще пару гектаров попросить в придачу к своим… Ну, а там - этот самый, я уж после догадался, что он. Бумаги там подписывал. Я только зашел, а он как раз уже закончил и вышел…
- А с чего ты взял, что он это?
- Он… Мне работники тогда сказали - видел, мол, человека? Ну, видел… Вот, говорят, фермер, так фермер, не тебе чета. Всю землю от Рождественской до Мари-Олка в аренду берет, а там восемьсот гектаров, да сто гектаров еще с весны в собственность оформил… Дом строить начал, к зиме уже перейти хочет… Ну, я и понял - он это.
- На морду-то он как?
- Ну-у… человек как человек. Лет сорока, высокий, крепкий такой. И… неприветливый какой-то… Взгляд тяжёлый…
- Угрюмый?
- Нет, не угрюмый, а… жесткий, что ли…
- Да-а, видать сокола по полёту… Как он развернулся-то быстро, а? И чего ему - других мест мало? Приперся, черт знает откуда…
Ребята оживленно разговаривали, спускаясь в долину по пыльной дороге.
- Да чего нам? Не все равно, что ли? Детей с ним, может, еще крестить? Пусть сидит у себя, а речка - наша…
- Ну, крестить, не крестить… - задумчиво сказал Коля, - а вот родственников поминать мне теперь с ним вместе придётся…
- Зачем?
- Так он на месте Рождественской дом-то строит, а у меня там на кладбище три поколения предков лежат, прадедом заканчивая. Дед с отцом уже в райцентре похоронены, а остальные - все здесь. Дед-то еще до войны в райцентр переехал. А так-то до этого все предки здесь, в Рождественской, жили. Лет сто, а может и двести…
- А-а, да-да, ты рассказывал… А что, и могилы знаешь? Прямо по именам?
- Прадеда знаю, а остальные… Отец показывал раньше, но сейчас, наверное, уже не вспомню… А вы знаете, кстати, там фундамент еще от церкви остался, которую в тридцатых годах разрушили, помните, мы там в прошлом году весной были?
- Ну?
- Вот эту самую церковь не то прапрадед еще, не то отец его… ну, в общем, кто-то из них эту церковь и строил. Он церковный староста был.
- Так ты, значит, из поповичей?
- Ха-ха-ха…
- Дураки вы… Из каких поповичей? Церковный староста не знаете, что ли, кто?
- Да знаем мы все… крестьянская община выбирала мужика, который отвечал за хозяйственные вопросы церкви. Ремонт там, сбор средств на содержание духовных особ, приобретение икон, ну и так далее…
- Ну, правильно… Чего тогда прикалываетесь? Кого попало-то в старосты не выберут. Видать, предок уважаемым человеком в деревне был.
- Врешь ты все, наверное…
- Зачем? Документы же есть. У меня дома, знаете, сколько старых документов? Целый чемодан. Чего только нет - и от отца, и от деда, и от прадеда. Фотографий много, писем, справок разных, газет старых…
Друзья с интересом слушали, спускаясь по пыльному проселку. Речка была уже близко, горизонты скрылись за лесом, дом перестал быть виден. А Коля продолжал:
- Дом-то этот новый от фундамента церковного совсем недалеко, я в начале лета ходил смотрел. А кладбище там сразу недалеко от церкви было, - Коля выплюнул окурок в дорожную пыль, - вот и поминай теперь родню у него под окнами…
- А чего это он на кладбище-то поселился? Может, вампир ещё какой? - с напускным страхом прошептал Венер.
Друзья захохотали.
- Не-е-ет, не дурак, - возразил Коля. - Там место красивое, пригорок, березы рядом, ниже речка, лес… А кладбище-то, считай, уже заброшенное, ни оград, ни крестов почти что и не осталось, да и людей, кроме меня, туда никто не ходит. А фундамент церковный весь кустами зарос. Так что чего ему беспокоиться?
- Ну и хрен с ним, с латифундистом этим…
- И с фазендой его
- И с полями его…
- Ха-ха-ха…
Ребята, посмеиваясь, вышли на берег речки, быстро разделись, полезли в воду.
- О-о… рак!
Венер радостно вытащил из-под берега здоровенного клешнястого обитателя донной норы.
- Давай-давай… Еще смотри…
- Есть! Я тоже поймал!
Через полчаса уже не меньше двух десятков раков копошились в небольшой прибрежной луже, куда их складывали ловцы.
- Чего с ними теперь? Ни котелка, ни пива…
- С собой возьмем, - сказал Коля, - завтра у меня день рождения, не забыли? Вот и сварим их на закуску к пиву. Я в саду столик сколотил, там и посидим.
- А Лена будет?
- Нет, она домой уехала. Теперь уж до школы, до сентября…
- Я тоже завтра с утра уеду, - сказал Сергей, - картошкой ранней в Уфе хочу поторговать. Сегодня с утра с сестрой накопали на рейс…
- Ну, а к вечеру-то вернешься?
- Конечно…
- Вот сразу и ко мне. А ты, Венер, завтра чем занят?
- Да чем? Ничем…
- Как «казино»-то твоё?
- Так лето же. Вот жду сезона. А пока ни работы, ни денег…
- Ладно, можешь без подарка придти.
- Да я не к этому. Запасец-то небольшой есть еще с зимы…
Друзья улеглись загорать. Солнце неподвижно повисло в знойном мареве бездонной небесной сини. Время остановилось…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В середине июля солнце встает очень рано, в начале седьмого утра. Сергей летом всегда вставал с восходом солнца - если, конечно, не было дождя. Он любил это время, когда день только начинался, когда молодое и сильное тело просило работы и, казалось, дай волю рукам - горы перевернут.
После службы в армии прошло два года. Тогда, вернувшись в родное село, Сережа работы по своей специальности не нашел, да не очень он на это и надеялся. С работой было непросто. Многие организации в райцентре еле-еле держались на плаву, подолгу задерживая работникам зарплату. В другие же предприятия - республиканского подчинения - где зарплату, и не плохую, платили вовремя, попасть на работу просто так, «с улицы», нечего было и думать. Все рабочие места здесь были всегда заняты, и вакансий никогда не бывало.
Проболтавшись без дела всё лето - а рыбалки и прогулки с друзьями по Второму Иняку делом никак не назовешь - Сергей, после долгих раздумий, решил стать фермером, кормиться от земли. Без всяких проволочек получив под зиму пять гектаров земли, выделенных ему районным комитетом по земельной реформе для ведения крестьянского хозяйства, Сергей задумался - а с чем он выйдет на эту землю весной? Никакой техники, кроме старого мотоцикла «Восход», у него не было. Купить трактор? Даже старика-ветерана с тридцатилетним колхозным стажем купить денег не было. А времена, когда первым фермерам в начале девяностых годов давали кредиты на покупку техники под льготный процент, давно прошли. Связывать же себя сегодняшними, далеко не лёгкими условиями, которые предлагали банки, он не хотел. Да и под залог предложить было нечего.
Решение пришло неожиданно. Всю необходимую для выращивания картофеля технику - а именно этим, в основном, и хотел заняться Сергей - он решил… сделать сам. Впереди были долгие месяцы осени и зимы, домашняя мастерская, оставшаяся от отца-токаря, умершего за год до возвращения сына из армии, ломилась от инструмента и запаса материалов, а на свои руки - и Сергей был уверен в этом - он мог положиться. С детства любил что-нибудь мастерить - перенял от отца привязанность к работе с металлом. Да и способности были к этому делу. Ещё до армии вместе с отцом сделали они циркулярный станок, затем попробовали аэросани сконструировать - получились и они. Так что опыт в изготовлении техники у Сережи уже был.
И все равно - задача была очень трудной. Не разгибая спины ни днем, ни долгими осенними, а затем и зимними вечерами, он всё же сумел собрать к весне мини-трактор, грузовой прицеп к нему, двухрядную картофелесажалку собственной конструкции, где самый сложный механизм - высевающий аппарат - заменят руки сажальщика, затем сделал к трактору двухкорпусный плуг и окучник.
С большим триумфом провел Сережа свою первую посевную - засадил картошкой гектар пашни буквально за один день! Не подвела самодельная техника, все работало, как и было задумано. Остальные четыре гектара он оставил на сено, часть для себя, а часть - на продажу. Теперь у него было свое дело, пусть небольшое, но свое. Картошку по осени он продал, купил цветной телевизор, видеомагнитофон, а также старенький автомобиль «Запорожец» красного цвета с большим багажником на крыше. К машине на следующий год он изготовил прицеп, чем сразу решил много проблем. Картошку он научился возить в Уфу, сдавал ее там или в овощные магазины, или сам продавал её на малых рынках, которых в городе было немало. Доходы были хоть и не так велики - бедновата была землица, а из всех видов удобрений ему был доступен пока только собственный пот, которого он, кстати, как раз и не жалел - но надеялся Сергей со временем и площади под картофелем увеличить, и трактор настоящий завести, и урожайность за счет внесения органики и правильных севооборотов поднять. Впрочем, и сейчас жили неплохо, всего хватало. Тем более, что и корова своя была, и парочку свиней держали они с матерью и младшей сестрой Галей, которая в этом году перешла в десятый класс, да и полсотни кроликов были совсем нелишни, обеспечивая их круглый год свежим мясом.
Вчера они впервые за это лето накопали с сестрой свежей картошки. Урожай для середины лета был неплох. Набив клубнями несколько сеток и мешков, Сергей вынул из салона машины кресло пассажира и снял подушки с заднего сиденья. Уложив мешки в автомобиль, он накрыл их куском брезента, аккуратно подоткнув его со всех сторон. «Запорожец» для рейса был готов.
И вот - дорога! Что может быть лучше небольшого путешествия ранним летним утром на любимом автомобиле? Дорога была хоть и не коротка, полторы сотни километров в один конец, но привычна, езжено по ней бывало не раз, груз невелик, возил он на этом автомобиле и побольше, так что крутил он руль с легким сердцем, ничего, кроме хорошего, от сегодняшнего дня не ожидая. Легко преодолев очередной подъем, которых немало было на трассе, он нажал клавишу встроенного в панель магнитофона и хриплый голос любимого певца тут же заглушил все остальные звуки: «… у дороги лес густой с Бабами Ягами, а в конце дороги той плаха с топорами-и…». Лес за окошком машины был сейчас, на этом отрезке трассы, действительно густым. Сергей усмехнулся, хотя что-то неприятно кольнуло его при этих словах сотни раз слышанной песни. Машинально он нажал кнопку, переключив звучание с кассеты на радио. Здесь шли утренние новости. Где-то опять террористы захватили самолёт и это обещало стать главной сенсацией сегодняшнего дня. Впрочем, Сергей не особенно-то и вникал. Покрутив ручку настройки, он поймал местную передачу и в машине зазвучали хорошо знакомые с детства певучие мелодии родного края…
Возле села Дуваней прямо на шоссе давно, ещё с советских времен, существует торговая площадь. Здесь Сережа всегда останавливался на пути к городу. «Запорожец» остынет немного, а он пока поест в кафе чебуреков, пройдется по утренним торговым рядам. Чего только не предлагали проезжающим мимо людям местные жители! Сейчас, по сезону, шли ягоды, уже последние, а яблоки, наоборот, только-только стали появляться, да и то лишь у одного-двух торговцев. Ну, а уж овощи, разная снедь со своего подворья - этого было в избытке. Но главное - рыба! Село стояло на большой реке, да и озер, стариц в округе тоже было немало. Так что рыба была любая, вплоть до стерляди, продавали которую, впрочем, с оглядкой - за неё можно было угодить под крупный штраф. Ну, а уж леща, язя, голавля, щуку, карпа - только выбирай. Карась, может быть, нужен? Пожалуйста! Вот серебряный, вот золотой, вот вообще гибрид с карпом наполовину. Вот карась порционный, а вот чуть ли не на пару кило гиганты. Слишком крупный? Берите вот этих, помельче! А жиру-то в них, жиру! Зачем мимо проходишь? Бери, пожалуйста, бери, дешевле отдам!
Сергей с утра покупать ничего не хотел, чтобы не томить скоропортящийся продукт в теплой машине, впереди ведь целый день, но присмотреться к ценам стоило. Ага - вот копченые лещи! Бока так и распирает от золотого жира! Парень проглотил слюну. Вот чего он возьмет на обратном пути в придачу к «живому» нефильтрованному пиву, которого он непременно купит в городе. Всё это будет неплохим добавком к праздничному Колиному столу сегодня вечером…
И снова - дорога. Постукивают на выбоинках асфальта амортизаторы в разбитых гнёздах креплений, гудит протектор, посвистывает за окном ветерок. Хоть и плоховата машинка, а всё техника! Едет - чего ещё? Вот и Благовещенск промелькнул за бортом, вот остался позади и поселок в несколько домиков с редким названием «Щепное», вот уже и въезд в Уфу - две монументальные колонны по обеим сторонам шоссе. Несколько минут - и первое препятствие на пути - контрольно-пропускной пункт ГИБДД. Он, как всегда, показался неожиданно, когда дорога, вынырнув из-за заросшего лесом поворота, спустилась вниз по эстакаде, переброшенной здесь через проходящие под ней железнодорожные пути. К несчастью, когда подъезжал Сергей к КПП, ни встречных, ни попутных машин на шоссе не было. И все внимание человека в форме, стоящего на обочине, досталось маленькому красному автомобилю с большим багажником на крыше. Милиционер сделал шаг вперед, взмахнул рукой, и полосатым жезлом показал место, где надо остановиться. «Не повезло как…», - подумал Сережа и стал тормозить, включив правый поворотник…
Инспектор не спеша подошел к остановившейся машине.
- Здравствуйте. Старший лейтенант Хайруллин, - подняв руку к козырьку фуражки представился он, - разрешите документы, пожалуйста…
- Здравствуйте… - Сергей протянул ему права и свидетельство о регистрации машины.
- Так… значит, Сергей Никанорович? - тот бегло осмотрел корочки. - А куда следуем, что везем? Что это в машине? - он нагнулся и заглянул в салон.
- Это картошка, продавать везу…
- А-а, уже и картошка пошла? А вроде недавно садили… Так, а машина у вас исправна? - поинтересовался милиционер. Документы отдавать страж дорожного порядка не спешил.
- Да вроде исправна… - неуверенно пробормотал парень. - Ездит же… - он попробовал улыбнуться.
Но старший лейтенант Хайруллин шутки не принял. Он открыл дверцу «Запорожца» и, взявшись правой рукой за руль, покачал его из стороны в сторону. Не встретив обычного сопротивления рулевого привода, качнул сильнее. И опять - без всякого результата. Только когда разнос руля составил чуть ли не половину его окружности, инспектор почувствовал, как туговато шевельнулись передние колеса. В глазах офицера Сергей увидел удивление. «Не пустит, блин, в город… - с отчаянием подумал он, - скажет, машина, мол, представляет опасность для окружающих». Такое бывало разок в прошлом году, когда в придачу к уплаченному штрафу пришлось заворачивать от городских ворот и ехать ни с чем восвояси.
- Удобно ездить? - дипломатично спросил гаишник, всё еще покачивая руль. Ему ещё никогда не приходилось видеть такой люфт - в сто восемьдесят градусов! Норма-то всего пятнадцать.
- Привык… - настороженно ответил Сергей.
- Ручник работает?
- Работает… - хотел уверенно сказать парень, но в последний момент уверенность куда-то пропала. Врать ему было неприятно, тем более, что проверить это не составляло труда.
Инспектор затянул рычаг ручного тормоза до отказа, поставил коробку передач на нейтраль, и вежливо попросил подтолкнуть автомобиль. Хоть Сергей особого рвения при этом не проявил, «Запорожец» легко сдвинулся с места. Никакого сопротивления качению колёс ручник и не думал оказывать - он был сломан задолго до того, как Сергей стал владельцем этой машины, и упорно, в силу своих конструкторских недоработок так и не пожелал исправиться, несмотря на первоначальные намерения парня его наладить.
- Та-а-ак… - неопределенно протянул милиционер, - а тормоза-то хоть есть?
- Тормоза есть, - с готовностью сказал Сергей, - как же без тормозов?
Тормоза и вправду были, но только на двух колёсах - переднем левом и заднем правом. По одному на каждый контур. Остальные колёса, по мере пробоя в них тормозной жидкости, Серёга просто заглушил - перерезал медные трубки, идущие к тормозам, и наглухо заклепал их молотком. Рассказывать об этом вежливому инспектору он благоразумно не стал, справедливо полагая, что хоть этой-то тайны его автомобиля не сразу узнаешь.
Но тому и так уже было всё ясно - красный «Запорожец» с большим багажником на крыше был явно технически неисправен.
- Ну что, Сергей Никанорович, будем делать? Придётся оформлять нарушение протоколом, взыскивать штраф. Деньги есть на штраф?
- А… сколько? - к штрафам Сергей относился философски, лишь бы в город пустили.
- Одна минимальная зарплата, восемьдесят рублей.
- Есть деньги, заплачу…
Пока инспектор выписывал квитанцию и заполнял протокол, Сергей внимательно оглядел территорию КПП. Все вроде по-старому. Ан, нет! Вон бруствер-укрепление с прорезью для стрельбы, этакий мини-дот. Раньше его не было. «Опасно тут, наверное, бывает», - пожалел он работников милиции. Никакой обиды на выписанный штраф у него не было. Автомобиль его состоял сплошь из одних недоразумений, и даже его умелые руки ничего не могли изменить - машину давно надо было списывать на покой. Так что, какие могут быть обиды на справедливые требования? Здесь, на въезде в город, его и в прошлом году штрафовали не раз, но никогда не было случаев хамства или вымогательства взятки со стороны инспекторов. «Работа у каждого своя…», - подумал он, когда офицер, взяв деньги, протянул ему квитанцию.
- Ну, счастливого пути, - сказал старший лейтенант, - а машину отремонтируйте, на такой и до беды недалеко…
И вот - Уфа! Хоть и редко бывал он в городе, но водителем был хорошим и оживленного городского движения не боялся. Ёще бы автомобиль нормальный! Впрочем, давно привык он и к своему, приноровился ко всем его недостаткам. А куда деваться? В поле гектар картошки, а сбыть её можно только в Уфе - хоть реви, да вези. Ничего, будет и на его улице праздник, сядет и он когда-нибудь за руль приличной машины. Да и эта так ли уж плоха, как кажется? Ну и что - нет ручника? На передаче постоит, подумаешь. Это мелочь. Да и двух колес для торможения вполне хватает - не танк ведь. Еще что? Дым в салон от движка тянет? Стекло опустим. Гайки колёс откручиваются постоянно? Так надо внимательным быть, как только застучало чуть-чуть, остановись, подтяни. Двери не закрываются? Сильнее хлопать надо. Всё равно не закрываются? Хлопайте-хлопайте, когда-нибудь закроются. Люфт руля большой? Да, неудобно немного, но тоже ничего, тоже выход найти можно - приспустить чуть одно переднее колесо, машину и будет постоянно тянуть в ту сторону, а ты только и держи руль покрепче. Сцепление буксует? Не газуй резко, не на гонках. Камера постоянно в одном колесе перетирается? А вулканизатор-то на что в багажнике лежит? Мы не белоручки, за один рейс три-четыре раза колесо разбортовать да заклеить - пара пустяков. Лишь бы не на проспекте где, хотя… и там бывало. Ну, что ещё? На малых оборотах движок глохнет? Держи ногу на газе постоянно, не расслабляйся, а то ведь если он заглохнет, то горячим его уже не заведешь, надо ждать, пока остынет. Но это тоже не беда, всего-то полчаса подождать, лишь бы это где на перекрёстке не случилось, а то от сигналов одних оглохнешь. И чего сигналить-то? И так ведь ясно, что не от хорошей жизни встал тут. Ну и нервы у этих городских…
Сергей ехал по проспекту Октября - центральной магистрали Уфы - в общем потоке машин, постепенно отставая от них. Он всегда к следующему светофору подъезжал последним. Городские вечно торопятся, машины у них мощные, пусть гонят. А ему не к спеху, да и машина не та, на которой погоняться можно, да и незачем это.
А вот и знакомый перекрёсток. Овощной магазин стоит здесь чуть в стороне от оживленной суеты проспекта, в самой середине проезда между ним и жилым кварталом новых домов. Сергей заранее занял крайний левый ряд и, пропустив встречный поток машин, свернул с оживленной магистрали на тихую улочку, заросшую кленами и липой. Ещё один поворот и он, объехав стоящий на обочине большой черный джип, подъехал к торцу магазина, развернулся, и поставил машину к бровке узкого проезда - здесь она никому не помешает, да и таскать мешки будет ближе. Заглушил двигатель, включил вместо неработающего ручника первую передачу, и пошел к дверям…
В овощном магазине Сереже явно обрадовались - в этом сезоне свежей картошкой здесь еще не торговали. Она только-только начала появляться на рынках. А этого парня здесь помнили ещё по прошлому году, когда, начиная с середины июля и до конца почти октября, исправно снабжал он магазин своим товаром. К делу он относился добросовестно, клубни всегда были чистые, ровные, крупные - один к одному - и директриса, сразу распознав в честном сельском парне выгодного для магазина партнера, предложила тому сотрудничать с ними и на следующий год. И вот он - новый сезон…
- Как, Сережа, урожай нынче?
- Нормальный, Лариса Михайловна…
- Не хуже прошлогоднего?
- Нет…
Сергей таскал мешки с картошкой на весы, приглядываясь заодно к обстановке в магазине. Ассортименту, похоже, за год прибавилось, ярких этикеток на полках стало побольше, а вот и продавщица за прилавком новая - в прошлом году её не было. Но главное - директриса та же, да и бригадир Фарида тоже из прошлогодних знакомых - это хорошо. Продать сейчас картошку непросто, много её, кто этим только не занимается. Поэтому за магазин нужно держаться двумя руками…
Когда вытаскивал он из машины последний мешок, то ненароком, в тесноте салона, задел им рычаг переключения передач. Тот, тихо щёлкнув, встал на нейтраль. Машина, уже не удерживаемая на месте давлением воздуха в поршнях двигателя, плавно сдвинулась с места и тихо-тихо, почти незаметно для невнимательного взгляда, покатилась вниз по чуть-чуть заметному уклону узкого проезда к жилому массиву…
Довольный парень вышел из дверей магазина, засунул в нагрудный карман рубашки - туда же, куда привычно всегда клал документы на машину - тоненькую стопочку пятидесятирублёвок и… застыл в изумлении - «Запорожца» на месте не было! И тут же раздался невдалеке глухой звук удара, звон разбитого стекла - Сергей с ужасом увидел, что его «запор» стоит в самом конце проезда, уткнувшись в корму того самого джипа, что объехал он при подъезде к магазину. Не помня себя, парень бросился к машине…
- Ну ни хрена себе! - из-за руля иномарки тут же выскочил высокий накачанный парень. Выбрались из машины и ещё двое - такие же крепкие, с такими же короткими стрижками. У одного через всю щёку пролегал глубокий, в рубчиках, шрам…
- Ты гляди, Толян, чего делается… - водитель джипа со злостью пнул по крылу «Запорожца», - совсем обнаглели, уроды…
- Разберемся, братан, - солидно сказал тот, что со шрамом, - вон бежит фраерюга, его это тачка…
- Убью… - водитель размахнулся, и быть бы подбежавшему Сергею без пары зубов, но главарь успел схватить товарища за руку:
- Сбавь, чего ты? Говорю, разберемся… Убьешь - с кого «бабки» получим?
Третий их сообщник вовсе спокойно покуривал, внимательно изучая урон, понесенный машиной. Его, впрочем, не было. Мощный, из никелированных труб, задний бампер принял на себя удар, а вернее, лишь толчок - скорость была слишком мала - и ничуть не пострадал. Лишь в двух местах следы красной краски с капота «Запорожца» остались на никеле, так ведь её и стереть недолго. А у виновника происшествия разбились фары и поворотники, слегка вмялся капот. Сергей с облегчением вздохнул, тоже быстро оценив последствия. На свою развалюху можно было и наплевать, главное - иномарка цела! Уфф! Ну и переволновался…
- Ну что, падла, натворил дел? - тот, со шрамом, всё ещё сдерживая своего товарища, которому так и не терпелось пустить в ход кулаки, пренебрежительно обратился к Сергею, - чего молчишь, язык проглотил?
- Да… с передачи как-то сорвалось, что ли… - растерянно стал оправдываться тот. Он был виноват, что тут ещё скажешь? Но ведь ничего страшного не случилось? Ну краска прилипла к бамперу, ну и что… Сейчас сотрём… Но и заплатить он готов тоже, раз такое дело… По справедливости…
Понемногу страсти стали утихать. Парни, поняв, что машина не пострадала, всё же заканчивать с делом не спешили. За главного у них был этот - со шрамом - он был и поздоровее, и поспокойнее, и постарше. Туго накачанные мышцы перекатывались под лёгкой тканью рубашки, шрам, сине-багрового цвета, зловеще переливался на щеке при каждом его слове:
- Слушай, ты, шпынь. Машина цела, да. А моральный ущерб? Мы люди, а ты кто? Ты что, думаешь, вот так просто тебе этот беспредел с рук сойдет? - он рывком выдернул из кармана Сергея документы и деньги.
- Ну, ладно… - растерянно сказал парень, в душе которого бушевала сейчас буря самых разных эмоций, но которую он всё же сдерживал доводами рассудка. Он уже понял, с какими людьми свела его судьба, и выйти сейчас из ситуации с наименьшими для себя потерями, без которых, похоже, уже не обойтись - вот задача. - Ну, ладно… - повторил он, - возьмите деньги, вот же, есть у меня…
- Это деньги? - водитель джипа вырвал из рук товарища стопку купюр и потряс ими перед носом отшатнувшегося Сергея. - Это дерьмо, а не деньги, понял? Ты что, за «лохов» нас держишь? Оборзел, гад!
- Это не деньги, пацан, это мусор… - поддержал главарь. Он забрал у водителя банкноты, пренебрежительно посмотрел на них, как бы раздумывая, что с теми делать - то ли владельцу вернуть, то ли себе оставить? Всё же решил оставить - сунул их равнодушно в карман брюк. - Так что ты не думай, что с нами рассчитался…
- Сколько же вы хотите? - внезапно севшим голосом прохрипел Сергей, - сколько вас устроит? - он понял, что дело дошло до главного.
- Много не возьмем, не бойся. Чего с тебя взять? В деревне живешь? - почти дружелюбно спросил парень со шрамом.
- В райцентре…
- Смотри, Толян, где он живет, - третий их товарищ, до этого внимательно изучавший документы Сергея, показал их главарю, - смотри, там же, где и этот… наш…
- О-о… - удивился тот, - в цвет пошло, значит. Вот с обоих сразу и снимем по должку-то… - он повернулся к Сергею, протянул тому документы, сказал небрежно, - «тонна» с тебя, сообразил?
- Чего? Какая тонна?
- Ну не навоза же, - засмеялся водитель джипа, - «баксов» тонна, понял? Вот дебил…
- Сколько-сколько? - ошалело переспросил Сергей. - Тысяча долларов? Да за что?
Бандиты захохотали.
- Ты виноват лишь тем, что хочется нам кушать… - продекламировал один из них, а второй тут же подхватил:
- …сказал, и в тёмный лес ягнёнка поволок… - со смехом закончил он.
- Ладно, хватит базарить, - главарь оборвал смех. - Адресок твой у нас, сроку тебе - две недели. Не будет денег - лучше сам умри, нас не жди… - тяжёлый взгляд пронзил Сергея до глубины души. Он понял - нет, не шутят с ним эти люди. Вот влип!
Джип, взревев дизелем, рванул с места. Сергей, стряхнув оцепенение, сел в машину. Тысяча долларов! А где их взять? Да и за что? Вот сволочи! Знали бы, каким трудом ему даётся каждый рубль… Но и сам тоже хорош! Дурак, не мог ручник сделать! А что вышло? Тысяча долларов… Что же делать-то теперь? Что?
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Никто, кроме посвященных, не знал, что в райцентре, на задах обычного сельского дома, вот уже пару лет существует своеобразное «казино» - тайный клуб любителей карточной игры. Содержал его Венер. Жил он один, так как отец его ушел из семьи и уехал куда-то то ли в Сибирь, то ли в Казахстан с другой женщиной уже с десяток лет назад, а мать забрала к себе недавно старшая дочь, сестра Венера - Ильмира. Она развелась с мужем и ей совершенно необходима была помощь матери в уходе за тремя детьми, так как самой надо было работать. Жила она в соседней с Башкортостаном Челябинской области, тоже в районном центре. Венеру такой расклад пришелся по душе - свобода была ему совершенно необходима. По матери он, конечно, скучал, но теперь ему никто не мешал вести тот образ жизни, что приносил ему и удовлетворение, и обеспечивал неплохой доход. Собственно, это был его бизнес, его дело, в которое он вкладывал всю свою энергию. А к картам он пристрастился во время учебы в строительном колледже. В игре он обладал удивительной интуицией, которая редко подводила его.
А начиналось всё так… Вернувшись после учёбы домой и получив место в одной совершенно бесперспективной строительной конторе, дела в которой давно уже дышали на ладан, Венер заскучал. Работа его нисколько не увлекла, да и зарплату только начисляли, но так ни разу живыми деньгами и не выдали. Но вскоре Венер обнаружил, что в селе, в десятках мест, идет увлеченная игра! Теперь большинство вечеров он стал проводить за любимым занятием. Если игры не было в одном месте, то обязательно в другом, а не в другом, так в третьем всегда можно было застать кружок любителей «азы». Играли ещё и в «секу», реже - в «очко». Одно не нравилось Венеру, который в глубине души был большим эстетом - то, что народ всё время бывал разный, не всегда в общении приятный, часто пили за игрой, бывало, ссорились и дрались. Играли всё больше в каких-то бытовках, кочегарках, строительных вагончиках и прочих таких же притонах, известных у завсегдатаев под одним ключевым словом - «дурбаза». Нередкими гостями на таких «дурбазах» бывали и в дым пьяные местные шлюшки и тогда частенько «благородная» карточная игра завершалась довольно мерзко - оргией. Брезгливый по своей натуре, Венер всегда держался от таких «радостей жизни» на расстоянии. Ему нужна была игра, а девушек у него и так хватало. Красивый, общительный, щедрый - и пока ещё неженатый! - он был для многих заманчивой партией, но пока не спешил с выбором, легко сходился и легко расходился с очередной кандидаткой в жёны, умея каким-то образом не восстанавливать неудавшихся невест против себя. А карты… За них он решил взяться всерьёз. Мать как раз в это время перебралась к дочери, так что ничего его уже больше не сдерживало. Выбрав всю так и не разу неполученную зарплату стройматериалами, он уволился из своего «промболота», как часто называли в райцентре эту организацию, и принялся за дело…
В этом довольно просторном сарае родители Венера, пока ещё отец жил с ними, держали скотину - корову, несколько овец, разную птицу. Теперь полы и потолки здесь сгнили, но стены были выложены из шлакоблоков и ничуть не пострадали. Всё лето ушло у Венера на ремонт и «перепланировку» помещения. Оставив снаружи всё, как есть, изнутри он не поскупился на отделку. Перестлал потолок и пол, оштукатурил и оклеил обоями стены, сложил небольшой камин, повесил две люстры, устроил электроотопление. Рядом с камином соорудил мини-бар со стойкой. Дополняли интерьер три игральных стола, покрытых зелёными скатертями, на которых всегда лежали новые нераспечатанные колоды карт и стояли красивые пепельницы, одна из которых - от деда ещё осталась - была старинного каслинского художественного литья.
И игра пошла! Посторонние сюда и не приглашались, и не допускались, а постоянным игрокам гостей с собой тоже приводить было запрещено. Их было двадцать восемь человек и они прекрасно между собой ладили. Кто-то приходил раз в месяц, кто-то раз в неделю, а были и такие, кто не пропускал ни одного вечера. Так что в игре всегда было от пяти до пятнадцати человек. Доход Венера складывался из платы за вход, от торговли спиртным и сигаретами, но, в основном, от процентов с каждой игры. Его доля составляла тридцатую часть каждого взятого банка. Да и сам он играл, и удачливо играл. Денег хватало. Каждого игрока Венер встречал и провожал лично. Иначе через двор пройти было невозможно - там всегда бегали без привязи две здоровенные злые дворняги, а ворота были закрыты на крепкий засов.
Но заведение процветало только осенью да зимой. Летом же сельскому жителю, имеющему каждому своё хозяйство, было не до игры. Поэтому Венер старался бережно относиться к заработанным деньгам, не тратил их попусту, рассчитывал так, чтобы хватало «на жизнь» до очередного сезона. Он, конечно, понимал, что долго так продолжаться не может, тайны из его предприятия долго не сохранить, что «казино» рано или поздно ему придётся закрыть, не дожидаясь того времени, когда его закроют те, кому это положено по штату. Но всё же надеялся, что хотя бы до женитьбы сможет ещё год-другой пожить этой беззаботной жизнью…
Сегодня он проснулся после вчерашнего похода на Второй Иняк поздновато - было уже около десяти утра. Немного повалявшись в постели, он окончательно прогнал дремоту, пошарил рукой по рядом стоящему с кроватью столику, нащупал пачку сигарет. Закурил…
Утро было прекрасным! Солнечный свет заливал комнату, синь бездонного июльского неба - в каждом окне! И никаких проблем в жизни! Ну это ли не счастье? Но Венер об этом сейчас не думал. Все мысли его заняты одним - что подарить Коле сегодня на день рождения? Перебрав все варианты, он остановился на портсигаре, который видел недавно в одной из торговых палаток на рынке. Изящная вещица стоила недёшево, но была хороша! Вот бы ещё гравировочку с надписью сделать - вот это был бы подарок так подарок. Но ладно, где её сделать-то, не в город же ехать? Обойдётся Колька и без гравировки. Пора вставать. А то проваляешься до обеда и к базару опоздаешь. Венер откинул одеяло и встал с кровати…
Несмотря на то, что жил он один, в доме был порядок, да и женская рука чувствовалась. Девушки у него бывали часто, а вот постоянной пока не было. Своих наивных посетительниц Венер бессовестно использовал в своих интересах - заставлял готовить, убирать в доме и даже… стирать! Они, впрочем, не возражали и делали всё это с удовольствием, мечтая остаться здесь навсегда. Но свой выбор он всё никак не мог сделать, хотя понимал, что так нельзя, что давно пора уже и определиться…
Поставив чайник на плиту, он открыл холодильник, вынул оттуда посудку с маслом, из настенного шкафчика вынул хлеб в полиэтиленовом мешочке - и не черствеет, и от мышей защита. Заварил чай и сел завтракать.
День обещал быть хорошим. Сначала на базар за подарком, потом можно будет сходить искупаться, а там уж и вечер! Сядут они втроём за небольшой стол, поставленный прямо посреди сада, и чего только на этом столе не будет! Венер представил себе этот стол, быстро проглотил слюну, и засмеялся, вспомнив один из стихов местного доморощенного «поэта», любившего в подпитии приобщать собутыльников к высокому слогу где-нибудь на «дурбазе»:
Я простой деревенский обжора!
Никогда не видал я икры,
И не пил дорогих ликёров,
И не ел никакой хурмы!
А по-нашему, по-деревенски,
Мне побольше пельменей бы - с таз!
Ну, а к ним бы еще самогонки,
Литра два - это будет как раз!
Приятные размышления прервал шум с улицы…
- …паразит! Налил глаза с утра, да еще и меня винить! - женский голос за окном, выходящим к соседскому участку, визгливо резанул по слуху. «Соседи опять разбираются…», - подумал Венер и раскрыл створки окна, чтобы насладиться бесплатным спектаклем в полной мере.
- Чего ты мне дала, смотри, дура!
- Да сам ты дурак! Алкаш!
- Вот дам тебе сейчас, узнаешь…
- Я тебе дам, я тебе дам! Попробуй только, сразу в милицию позвоню!
- Ты можешь, совести-то совсем нету… - мужчина сбавил тон, пошел на уступку, но претензии по-прежнему предъявлял, - ты смотри, смотри, чего дала-то мне…
Венеру стало любопытно, чего соседи не поделили на этот раз. Рядом жила семейная пара, супругам было уже за сорок и хотя их отношения были, в общем, неплохими, ссорились те, бывало, тоже часто. Причина была одна - любил хозяин «заложить за воротник», причём иногда в самое неподходящее время.
Сегодня была суббота - банный день. Соседи топили баньку летом обычно спозаранку. Часам к десяти утра они, уже помывшись и попарившись, красные и довольные, обычно пили на веранде чай, то и дело утирая полотенцами потные лица. А сегодня, судя по всему, чаем дело не ограничилось.
Венер вышел в сад и подошел к изгороди, отделявшей его участок от двора соседей. Вся картина утренней баталии предстала перед ним, как на ладони. На дорожке, ведущей от бани к дому, выложенной бетонной плиткой и обсаженной с обоих сторон молодой смородиной, стоял с недовольным видом глава семьи - Петр, а напротив его - рассерженная жена Людмила. Она была гораздо больше мужа по габаритам - в основном, вширь. В минуты доброго расположения она звала мужа очень нежно - Петрулей, но когда бывала на него зла, то другого имени, кроме как Петька-дурак, у неё для него не находилось. Сейчас, похоже, был тот самый случай…
Увидев Венера, противники приободрились. На сцене появилось новое лицо, которое можно было привлечь на свою сторону.
- Смотри, Венер, что творит дурак-то мой! Нажрался с утра, всё перепутал, а на меня лезет! - первая начала наступление супруга. - Ну дурак и дурак, настоящий Петька-дурак!
- Смотри, сосед, какая у меня баба курва, - не упустил случая и хозяин. - смотри, что она мне дала в баню вместо белья-то… Нет, ты посмотри, посмотри!
Только тут Венер разглядел, во что сосед был одет. Вообще-то, он был не совсем одет, так как до пояса был гол, а ниже… а ниже на его чисто помытое с раннего утра тело были натянуты какие-то невообразимые штаны. Они были все в дырках и какого-то неопределенного цвета. Одна штанина была целой, а вторая обрывалась бахромой не доходя до колена. Венер захохотал!
Но тут инициативу вновь перехватила Людмила. Замахнувшись на мужа, он негодующе завизжала:
- Это же тряпка половая, тряпка-а! Я ей пол в бане, как протопится, мою. А бельё там, дальше, на скамейке лежит. Ну дурак, ну настоящий Петька-дурак!
Муж, наконец, понял, что сплоховал он сам и дорогая его Людмилочка здесь не причём. Бочком-бочком он заспешил в баню переодеваться.
- Снова водой-то окатись, тряпка-то грязная, - вдогонку ему крикнула быстро успокоившаяся женщина. - Вот так, Венер, и мучаюсь, - пожаловалась она парню.
- Да ладно, не так уж и плохо вы живёте…
- Так-то он человек хороший, - с готовностью согласилась та, - ладно, пойду чай заваривать, сейчас припрётся…
Венер же, которого утреннее происшествие немало позабавило, пошел в центр, туда, где весело шумело море субботнего базара. Каких-то десяток лет назад здесь тоже была торговая площадь, но бывала она полной людьми только два раза в году, когда магазины потребкооперации устраивали свои ярмарки. Сейчас же базар бывал каждую субботу, и купить здесь можно было всё, что угодно…
- Покажите мне вот этот портсигар, - Венер взял из рук продавщицы нужную вещь, повертел, оценивая, нажал рычажок, раскрыл створки. При ближайшем рассмотрении он понравился ему ещё больше, - сколько стоит?
В это время к торговой палатке подошли ещё две покупательницы. Венер невольно обратил на них внимание. Тем было уже, видимо, лет под сорок, но выглядели женщины хорошо. С ними, держа обеих за руки, ходила маленькая девочка, лет трех, не больше.
- Что тебе, доченька, купить? - спросила мать девочки.
- Телепузиков, телепузиков… - защебетал малыш.
Венер, наконец, понял, что привлекло его в этих женщинах - их рост. Обе были под метр восемьдесят, очевидно, сёстры, хотя лицами и не были похожи. Одну из них, мать ребёнка, он знал. Она с семьёй жила на соседней с Сергеем улице и её муж был известен тем, что имел какой-то диковинный культиватор, который, как миксером, так взбивал землю, что не оставляя после себя ни одного комка. Весной, когда садили картошку в огородах, сделать такую обработку после вспашки уже входило в райцентре у многих в привычку. Нынче такую культивацию сделал у себя и Коля. Мать его долго потом удивлялась, какая мягкая получилась земля.
Женщины купили ребёнку игрушки и отошли к другому лотку, а Венер, провожая их взглядом, вдруг понял, почему он не может сделать никак свой окончательный выбор среди своих многочисленных подружек. Все они были среднего роста, обычного для женщин, а ему, оказывается, нужна вот такая же гренадёрша - с него ростом, и ничего, если будет даже и повыше. Вот, оказывается, что было заложено в его подсознании, а теперь сразу стало явным и несомненным - в женщине ему важен рост! Не цвет глаз или волос, не полнота или худоба, не объём груди или талии - рост! Вот что важнее всего! Потрясённый этим открытием он тихо рассчитался за покупку и отошел от палатки.
Побродив по базару, хотя ничего ему больше было не нужно, Венер на последние деньги купил бутылку пива и пошел в парк, расположенный рядом с торговой площадью. Присев на скамейку, он не спеша вытянул из горлышка всё пиво, а пустую бутылку аккуратно поставил рядом на дорожку. Подберут кому надо, теперь такое добро долго не залежится. Посидев ещё немного, повспоминав, как весело тут было ещё каких-то пяток лет назад, когда танцы в этом парке устраивались каждым летним вечером, а он с приятелями не пропустил, пожалуй, не одного, Венер слегка загрустил о том, что уже прошло, и никогда больше не вернётся. Ему захотелось ещё пива, но денег больше не было. «Ладно, пойду домой, а пива вечером у Кольки попью…», - подумал он и встал со скамьи.
На полпути к своему дому он встретил знакомого парня. Тот был года на три старше, но выглядел на все десять. Пьёт - это Венер знал точно.
- Здорово, Венер, - обрадовался встречный. И сразу перешел к делу, единственно важному среди этой категории людей. - Выручи, а? Болею, сам видишь. Дай десятку, а? Я отдам… - заторопился он.
Венер, когда у него бывали деньги, никогда не отказывал таким людям, жизнь с которыми обошлась круто, как мачеха с неродными детьми. Тем более, что просили они всегда немного - на бутылку пива, на сто грамм водки, что подавали на разлив в буфете столовой в центре села, а чаще - на пузырек –«фанфурик» с какой-нибудь спиртосодержащей жидкостью. Давая им деньги он как бы откупался от судьбы за то, что и его она не сделала таким же, не всучила в придачу к жизни алкогольной зависимости. Что будет впереди, он не знал, и зарекаться ни от чего не собирался, понимая, что в жизни возможно всё, и это «всё» часто от человека вовсе и не зависит, но надеялся - грань не перейдет, таким же, как вот этот отверженный человек, никогда не будет…
- Айда до дому дойдём, там дам, - сказал он, с жалостью смотря на знакомого, - а с собой нету. - И он для пущей убедительности похлопал себя по карманам.
Тот с радостью согласился. Идти уже было недалеко, а времени у него было немеряно. Какой он хороший, с теплым чувством благодарности подумал «бухарик» о своём спасителе, едва поспевая за быстрым шагом Венера.
Вот они свернули в проулок, состоящий всего из нескольких домов. Один из них, скрытый сейчас зарослями черемухи и сирени, безраздельно захватившими весь палисадник, и был домом Венера. Он тысячи раз совершал этот путь, знакомый ему до каждой мелочи - до сломанной штакетины в заборе у соседа, до кирпича в придорожной канаве, лежавшего здесь уже лет пять, до каждой встречной курицы или кошки, не говоря уже о своих друзьях - собаках, которых в проулке обитало целых три, не считая его псин, сидевших сейчас на крепких привязях. А те, вольные дворняжки, всегда встречали его радостным лаем, когда заворачивал он с главной улицы в свой закуток - они любили его за частые подношения в виде кусочков хлеба, а бывало, и мяса, но главное - за его внимание к ним, за возможность пообщаться, услышать обращенное к себе доброе слово, которое всегда находилось у него для любой живой твари. Это был его мир, видимый только его глазами. Тихое чувство радости перед встречей с родным жилищем всегда возникало в нём, когда он сворачивал в свой проулок, состоящий всего из пяти домов. И всё вокруг тоже, казалось, радовалось ему. Улыбались дома, блестя глазами-окнами в ярких наличниках, приветливо щебетали птицы, во множестве заселившие заросшие зеленью палисадники, весело гоготали гуси, радостно спешили навстречу добрые дворняжки…
Но сейчас проулок встретил его неласково. Что-то чужое, властно вторгшись в гармонию привычного пейзажа, разом нарушило очарование этого места, лучше которого Венер не знал - места, где он родился, вырос и жил сейчас. Это был большой черный джип с тонированными стёклами, решеткой перед радиатором и широкими колесами. Таких машин тут раньше никогда не бывало. «К кому это приехали?», - с неприязнью подумал Венер, проходя мимо машины, которая ему почему-то сразу не понравилась. Вдруг двери её распахнулись и пассажиры разом преградили путь ему и его жаждущему похмелиться спутнику.
- Ты не Венер, случайно? - спросил один из них, щелкая зажигалкой и прикуривая сигарету, которую сунул в рот, видно, ещё в машине.
- Ну, я… - сразу почувствовав тревогу, ответил парень.
- А это кто? - спросил другой. Шрам на его щеке - от виска до подбородка, явно от ножевого удара - помимо воли притягивал взгляд.
- Да так, знакомый…
- А ну, пшёл отсюда! Пшёл, пшёл! - парень со шрамом не столько словами, сколько жёстким напором взгляда сдёрнул выпивоху с места. - Не понял, что ли? Ну!
Того сразу как ветром сдуло. У него давно была привычка - от милиции, бандитов и начальства держись подальше. А этот смотри, как разорался - пшёл, да пшёл! Как собаку прогнал, сволочь! А Венерка тоже хорош - десятку обещал, а только время зря провел. Где вот теперь взять? Полутрезвый, мучимый похмельем человек, наливаясь бессильной злобой и горькой обидой, выскочив с проулка на улицу и сбавив шаг, медленно побрёл обратно в центр.
Избавившись от ненужного свидетеля, городские парни, с ярко выраженной внешностью, не оставляющей сомнений в их занятиях, сразу перешли к делу.
- Поиграть у тебя можно? - меняя тон уже на миролюбивый спросил тот, что со шрамом.
- Как… поиграть? - прикинулся непонимающим Венер.
- Да ладно, не бойся, не менты же мы, - сказал второй.
- Айда, открывай своё заведение… - настаивал и третий.
И Венер уступил. Как он потом жалел об этой минутной слабости. А сейчас он просто ухватился за спасительную мысль, что ничего страшного не случилось, что просто услышали ребята про его «казино», вот и решили сыграть в культурной обстановке. Приехали, наверное, к кому-то из его завсегдатаев в гости, в селе им скучновато, тот и направил повеселиться. Увы, все было совсем не так…
Он провел их через двор, открыл замок помещения, пропустил внутрь, зажег свет. Те, оглядевшись, остались увиденным вполне довольны - все шло по их плану. Они убедились, что информация, которой они обладали, верна, что Венер - именно тот человек, который им нужен.
- Айда побазарим, - сказал парень со шрамом, - сыграть ещё успеем.
Венер сразу напрягся. О чем ему с ними говорить? Если не хотят играть, зачем вошли внутрь? Чувство угрожающей ему опасности охватило его, вытеснив всё остальное. Что им надо?
- Да ты не бойся, - двое сели за стол, один подошел к стойке бара.
- Что надо, ребята? - Венеру хотелось одного - определенности.
- Айда садись, в ногах правды нет.
Венер подошел к столу, сел. Теперь его с ними разделяло только зеленое сукно игрального стола. Чтобы хоть немного успокоить нервы, он закурил, всеми силами стараясь скрыть охватившую его тревогу.
- Хорошо у тебя тут. И давно «катаешь»? Года два, мы слышали?
Венер кивнул головой, хотя жаргонное слово неприятно кольнуло его. Он не шулер, обманывающий партнёров, а честный игрок. Но возражать не стал, всё равно не поймут. Но что им всё таки надо?
- Так вот, слушай, повторять я не люблю, - парень со шрамом тоже закурил, - такие дела, как твоё, без «крыши» держать нельзя, сам должен понять. Это и тебе будет выгодно, мало ли кто на тебя «наехать» может, да и нам не без пользы…
Вот оно что! Всё сразу стало ясно! Рэкетиры они, вот кто! Думают, он тут деньги лопатой гребёт. И откуда только узнали, интересно? Да разве скроешь, когда столько народу ходит?
- Ну и что вы хотите? - Венер немного успокоился, по крайней мере неопределённость исчезла.
- Будешь нам платить, а мы все твои проблемы решим без проблем, - скаламбурил один из них и незваные гости довольно засмеялись.
«Пока вас не было, у меня и проблем не было», - хотел ответить им Венер, но вовремя прикусил язык.
- Сколько же вы хотите? - вместо этого спросил он.
- Тыщу в год, - сказал парень со шрамом и сунул окурок в пепельницу.
- Баксов, конечно, - добавил другой, чтобы сразу внести полную ясность.
Венер оторопел - ну и загнули! Да что же это? С какой стати он должен им платить? А с другой стороны - что он может против бандитов? Но ведь не столько же…
- Ну нет. Где я возьму? Что тут, Лас-Вегас, что ли? Да и вообще, я закрываться хочу…
- Закрывайся, твоё дело. Но за прошлое рассчитаться не забудь, понял? Ты два года «бабки» грёб, а вон «кореша», - главарь кивнул на своих товарищей, - а вон они в это время на нарах парились. Вот и поделись, как положено…
- Смотри, мы ведь с тобой не шутим, ясно?
Это было ему ясно, какие уж тут шутки. Ребята приехали за деньгами и от него они теперь так просто не отстанут. Хотя личного опыта общения с криминалом Венер не имел, но газеты почитывал, телевизор у него тоже был, так что обстановку он, в целом, представлял верно.
- Сколько же вам надо?
- Да так же, по тыще за год, всего, значит, две «штуки».
- У меня таких денег нет…
- Это твои проблемы. Сроку тебе - две недели. А потом «счетчик» включим. Всё равно отдашь, так что лучше не тяни, не делай себе хуже…
- И смотри, - добавил с угрозой другой, - не вздумай ментам стукануть. У нас тут свои люди тоже есть. Так что сам года на два «за забором» окажешься. За незаконную организацию азартных игр, - пояснил он.
- А на «зоне» мы тебя, падла, мигом достанем, - подвел разговор к концу парень со шрамом.
Отчаяние охватило душу Венера. Две тысячи долларов! А где их взять? Эти уже не отстанут, пока не вытрясут из него всё до копейки, тьфу ты - до доллара! Окружающий мир, бывший еще каких-то полчаса назад таким прекрасным, враз показался ему совсем другим - грязным, жестоким и страшным. Уже давно уехали непрошеные гости, уже и вечер близился, а он все лежал на кровати, даже не сняв кроссовок, и, как в оцепенении, курил одну сигарету за другой из быстро тающей пачки, напряженно думая о том, где найти выход из этого положения, в котором он очутился.
Выхода не было…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Коля таскал воду. Её нужно было много - подошло самое время полива всего, что росло в огороде. Сходив на колонку, наверное, уже в двадцатый раз и вылив очередные два ведра в большую железную емкость, стоящую возле бани с незапамятных времен, Коля решил передохнуть.
Мать затеяла топить печь, стряпать к праздничному столу пироги - с картошкой, рыбой, мясом. Сам Коля тоже постарался, на днях он закоптил большой кусок свиной грудинки, купленной за три недели до этого на базаре и исправно отлежавшей всё это время в крепком соляном рассоле. Любил Коля копченое мясо! После того, как грудинка остыла, он разрезал кусок пополам и долго не мог отвести взгляда от аппетитного, в радужных разводьях, среза. А как пахло! Как пахло! И вкус был такой, что язык проглотишь, и не заметишь этого. Тонкие ломтики свинины не надо было жевать, они просто таяли во рту. «Ребятам понравится…», - подумал он тогда и, завернув деликатесную вещь в бумагу, спрятал в холодильник. Еще бы говяжий язык к столу! Отварной, холодный, тонко порезанный ровными ломтиками, красиво украшенный зеленью. А к нему - хренку с уксусом! Но не сезон, не сезон, летом говяжьего языка днем с огнем не найдешь…
До вечера времени было ещё много - почти весь день. А всех дел - только воды наносить. Сходив ещё пару раз на колонку, Коля решил - хватит. Поставив вёдра в тамбурок сарая, он зашел в дом.
Дом был не велик площадью, построен ещё в те времена, когда размер шесть на восемь метров считался уже большим. По сегодняшним же меркам это был просто маленький домик. Но места хватало, жили они только вдвоём с матерью. А на лето Коля вообще переезжал в чулан, где у него ещё с детства была оборудована для жилья комната. С середины мая, как только устанавливалась более-менее тёплая погода, наводил он в чулане порядок, выбрасывал оттуда всякий хлам, накопившийся за зиму, и на всё долгое лето, прихватывая заодно и часть осени, переезжал на свою «базу», как называли этот чулан его друзья. Ставил на полочку два десятка читаных-перечитаных по многу раз самых любимых книг, вешал на стену портрет Эдуарда Багрицкого, такого же романтика, каким был и сам, на столик возле кровати ставил пепельницу и свечу в подсвечнике, магнитофон с десятком кассет - и чулан из подсобного помещения превращался в уютное жилище. Здесь частенько собирались они вместе с друзьями по вечерам, особенно, когда шли дожди и путь на Второй Иняк был заказан. Гулко били по шиферной крыше струи дождя, скрипела во дворе под напором ветра старая яблоня, а они, уютно устроившись кто на кровати, кто на стульях возле стола, покуривали сигареты, одалживая друг другу единственный на всех желтый металлический мундштучок, разговаривали, обсуждая новости и строя планы. В последние годы стали иной раз и выпивать, закусывая вынесенными из дома Колей помидорами, стали приводить подруг - сегодня это были одни, завтра другие. Но девушки - в прошлом. Теперь Коля уже не свободен, у него есть невеста, учительница из той же школы, где работает и он сам. Родом она издалека, из Красноярска, куда и уехала на днях, теперь уже до конца лета.
Коля ложится на кровать в своём чулане, закидывает руки за голову, смотрит в потолок, машинально считая доски обрешётки. Досок ровно одиннадцать и он знает на них каждый сучок, каждую зазубрину. Сегодня ему исполняется двадцать четыре года. Подходит к концу такая привычная холостяцкая жизнь. Осенью он женится. Лена войдёт в его дом. Жизнь станет другой. Какой? Он не знал пока, но чувствовал - другой.
Но до осени ещё далеко. Впереди половина лета - их лета. Сегодня у него день рождения, а завтра - опять праздник. Завтра шестнадцатое июля - «День обретения Нашего места». Такое длинное название носит этот праздник, один из пяти праздников лета, придуманных им вместе с друзьями и отмечаемых вот уже несколько лет. За эти годы праздники стали привычными, обросли традициями, своей атрибутикой, различными ритуалами. Они скорее отказались бы от празднования Нового Года или собственного дня рождения, чем от какого-то своего Праздника Лета.
Первый праздник, конечно же, связан с началом лета и отмечается первого июня. Он так и называется - «Именины Лета». Что лучше лета? Как мечталось о нём долгими зимними вечерами, сколько планов было настроено, сколько слов сказано, сколько шахмат сыграно, сколько книг прочитано в его ожидании… И вот - долгожданное лето наступало! Они всегда встречали его, как новогодний праздник - шампанским. Но открывали его не в полночь, а на восходе солнца. Шампанское запасали всю зиму и весну, добавляя к запасам каждый месяц по одной бутылке. Покрываться пылью им не давали, частенько доставали, бережно ласкали в руках в предвкушении того момента, когда гулко ударят эти бутылки пробками прямо в рассветное небо, распугивая поющих вокруг по прибрежным кустам птиц, и вино, играя и пенясь, польётся в стаканы и подступит к душе радость - лето пришло!
Второй праздник назывался «Пивораков День» и отмечался двадцать третьего июня. Это был праздник чревоугодия. Они никогда не ограничивались только раками и пивом, хотя и того, и другого припасали к этому дню во множестве. Раков было всегда не меньше ведра, ловили они их несколько дней подряд и сохраняли до нужного срока живыми в большом садовом резервуаре Коли, стоящим возле бани. Пива тоже брали с запасом - пусть лучше останется, чем не хватит его в такой день. Варили и уху, да не простую, а архирейскую, на мясном бульоне. Сергей всегда приберегал к этому дню самого толстого и ленивого кролика. Его хватало и на бульончик для ухи, и на нежнейший шашлычок. Украшала также праздничный стол первая зелень, домашний душистый хлеб и бутылочка холодной водки, только что принесенная из родника, где отлёживалась та до начала пикника.
Третий праздник был как раз завтра. Много лет назад набрели они на красивую лужайку на крутом берегу, посидели здесь у костра. Затем почти все свои свидания с речкой стали завершать здесь. Назвали его «Нашим местом». А на память о первой встрече с ним и родился этот праздник - «День обретения Нашего места».
Четвёртый праздник отмечали пятого августа. Назывался он «Куськи-макуськи». Ни к дате, ни к названию никаких поводов не было и откуда этот праздник к ним пришел и почему так назывался, никто из друзей не помнил. Да и какая разница? Подходило пятое августа и они, загрузившись по полной программе, радостно спешили на Второй Иняк, поздравляя друг друга с праздником. Счастливые люди!
Последний праздник был одним из самых чтимых и имел самую длинную историю. Память о нём уходила в далёкое детство. С класса шестого или седьмого вошло у них в привычку последний свободный день перед школой провести на любимой речке. С годами эта традиция укрепилась, превратилась в праздник, который получил единственно верное название - «Последний день лета». Это был немного грустный праздник, ведь провожали лето. Но он был и радостным, потому что заключал в себе надежду на приход следующего лета. Лета, которое будет ещё лучше! «Лето кончилось. За следующее лето!» - это всегда был их первый тост, когда закатное красное солнце скатывалось к горизонту, готовое вот-вот спрятаться за ним совсем, унося с собой и последний день лета…
Его приятные размышления прервала мать.
- Коленька, сходил бы в магазин, а?
- Ладно, мама, - Коля легко соскочил с кровати, - а чего купить-то?
- Майонезу купи баночку, масло подсолнечное тоже кончилось, возьми, соли две пачки, соусу, - перечисляла мать, - а к столу-то у тебя все куплено?
К столу было куплено всё. Две бутылки водки, с десяток - пива, для матери - бутылка красного сухого вина. Закуски никакой не покупали, не было в этом необходимости - всё было своё.
Быстро сбегав в магазин и купив всё, что нужно, Коля вернулся и вновь залёг в свой чулан, как медведь в берлогу. Время тянулось медленно, было всего два часа дня…
Провалявшись на своей «базе» ещё часок и не зная, куда себя деть, чем заняться, как провести так долго тянувшееся до вечера время, Коля вдруг вспомнил о вчерашнем разговоре с друзьями, когда рассказал он им о чемодане со старыми документами. Сходив в дом, он снял его со шкафа в материной комнате, где стоял тот всегда, сколько Коля себя помнил, сдул с него пыль и потащил в свой чулан…
Это был целый архив, начало которому положил еще его прадед, а дед и отец - продолжили. Коля пока не оценил, какое настоящее богатство заключает в себе большой фанерный чемодан со сломанной ручкой. Как и большинство людей в его возрасте, он мало интересовался историей своей семьи, жизнью своих предков. Конечно, кое-что он знал, но это были лишь отдельные эпизоды, никак не связанные между собой, запомнившиеся из разговоров отца с матерью. Желание узнать побольше о жизни тех, кто был до него придет позже, с годами, когда уж и своя жизнь перевалит на вторую половину. Вот тогда-то он по-другому отнесётся к содержимому старого чемодана, где каждая, самая на первый взгляд пустяковая бумажка - свидетельство прошлой жизни предыдущих поколений.
Впрочем, были в этом чемодане и настоящие раритеты, представляющие и общественный интерес, место которым в музее. В недоброе для страны время дед Коли разделил судьбу многих из своего поколения - попал под репрессии. Четырнадцатого июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года, прямо в день «сабантуя», увели его из дома, быстро осудили по нелепому надуманному обвинению и отправили туда, одно название чего внушало ужас даже самому бывалому «зеку» - на Колыму! Но дед выжил, вернулся после восьми лет лагерей домой, к семье, женился, честно работал всю свою жизнь, вырастил детей, построил дом. А на память о том прошлом, что было самым трудным в его жизни, остались в семейном архиве уникальные документы - копии приговора и ходатайства о помиловании, протоколы обыска в день ареста, книжка заключенного-отличника производства, справка об освобождении, пропуск на проезд до дома и даже билет на пароход «Советская Латвия», на котором плыл он, после освобождения, из Магадана на «материк».
Были в семейном архиве и другие интересные документы, носящие на себе печать прошедшей эпохи. Всё это Коле предстояло со временем открыть для себя. А пока он не спеша перебирал бумаги, без особого интереса стараясь вникнуть в содержание траченных временем желтых страниц. В основном, это были какие-то справки, счета, заявления и отчеты. Много было Почетных грамот, старых, еще довоенных, с профилем Сталина, перетертых по сгибам. Встречались и старые выцветшие газеты - и местная районка, и республиканские, и центральные. Одна из них лежала как-то особняком, в отдельном конверте - сразу было видно, что газете этой надо уделить особое внимание. Коля вытряхнул газету из конверта, развернул её. Это была «Правда». В глаза сразу бросились округлые формы букв старого дореволюционного алфавита. Взглянув на дату, Коля удивился - газета была издана в 1912 году! Но тут ему пришлось удивиться еще больше - прямо под названием газеты, в левом углу, он увидел её номер и едва поверил своим глазам! Это был №1. Первый номер «Правды»! Главной газеты коммунистов в бывшем Советском Союзе, который прекратил своё существование в тот год, когда Коле исполнилось пятнадцать лет. А историю он знал хорошо. Где же интересно, смог достать прадед эту газету в то время, ведь жил-то, можно считать, в медвежьем углу. Тайны этой теперь никогда не узнать…
Далее его внимание привлёк листок отрывного настенного календаря за 5 марта 1953 года. Он был точно таким же, как и на сегодняшних календарях. Крупно стояло число, под ним - день недели, сбоку от числа приводились данные о восходе и заходе солнца, долготе дня, фазах луны. Внизу был изображен памятник первопечатнику Ивану Фёдорову в Москве. На обороте листочка была небольшая текстовка с заголовком «Наш долг». «Двадцать один год я работаю дояркой на ферме своего родного колхоза, носящего имя великого Сталина. Колхоз наш находится в Архангельской области, в Холмогорском районе, знаменитом своими коровами-холмогорками. На нашей ферме 36 коров этой породы…» Дальше Коля прочел о том, как передовая доярка увеличивала ежегодно надои молока, как повышала свои знания в зоотехническом кружке, как ей присвоили звание Героя Социалистического труда. Заканчивалась заметка так: «Мы, колхозные животноводы, окружены великой сталинской заботой. И наш первейший долг давать стране как можно больше молока, мяса и других продуктов».
Дочитав листок, Коля ещё раз взглянул на дату и вдруг понял, почему эта страничка календаря удостоилась попасть в архив. 5 марта 1953 года - это же день смерти Сталина!
За занятием дело пошло веселей. Внимание Коли привлекла оранжевая папка с надписью: «Для школьных тетрадей», аккуратно завязанная тесёмками. Он развязал их и стал перебирать страницы вшитых в переплет старых документов. Пропустив несколько скучных, невнятным почерком заполненных, выцветших потертых бумаг с угловыми штампами, где сразу бросались в глаза такие слова, как «волость», «кантон», «уезд», он наткнулся на толстенькую пачку желтых листков, исписанных не чернилами, а карандашом. Это были письма с первой мировой войны и писал их прадеду его родной брат - Григорий, крестный отец Колиного деда - Кузьмы. Об этом Коля догадался сразу, как только стал читать первую же страницу.
Интересной была бумага, на которой были написаны эти письма - на ней типографским способом в верхнем углу был оттиснут всадник печенегской наружности, со щитом и копьем, а в него из противоположного угла целился из винтовки стоящий на одном колене бравый солдат. Половина писем была написана на такой вот, как сказали бы сейчас, фирменной бумаге, а на остальных листах из этой подшивки был другой логотип - овальный штамп, в центре которого был изображен медицинский крест, а вокруг шла надпись - «Складъ Александры Фёдоровны».
Коля стал читать письма, с трудом разбирая почерк, но всё более увлекаясь содержанием. Знаков препинания не было вовсе, ни конец, ни начало предложения никак не обозначались. Но грамматических ошибок не было. «1915 года января 24 дня во первых строках моего письма кланяюсь и уведомляю я тебя дорогой и любезный брат Петр Евстигнеевич нижайшее и братское почтение и низкий поклон ещё кланяюсь дорогой вашей супруге Настасье Ивановне нижайшее почтение и низкий поклон ещё кланяюсь племяннице Тале…» Поклонов и приветов было много - на целую страницу. Потом сообщал, что да как у самого, что до фронта пока ещё не доехал, что их пехотный полк укомплектован полностью такими же, как он, новобранцами и будут их еще несколько месяцев обучать солдатскому ремеслу, а уж дальше - как Бог даст. Затем солдат писал: «…любезный брат прошу передать это письмо той которая все ещё остается мила и дорога моему сердцу здравствуй Катенька и прощай слезы катятся из моих глаз так что писать не могу ох Катя был я вдали от тебя а теперь повезут еще дальше не знаю буду или не буду жив прощай Катенька прощай дружочек прощай милочка моя как же я люблю тебя прощай писать не могу прощай да помни меня настало нам время расстаться известный вам Григорий скоро мы поедем на войну так прошу я тебя милочка моя не забывай меня может буду жив и опять буду я тебя ласкать в своих объятьях прощай писать некогда любезный брат прошу передать…».
Колю вдруг почему-то очень тронули эти простые слова любви, написанные, видимо, в минуты сильного душевного волнения и, к сожалению, так и не дошедшие до адресата. Не передал прадед письма - нормы деревенской морали не дали. Он представил себя на месте далекого своего предка - вот вырвали из привычной, милой для сердца, простой и понятной деревенской жизни, а впереди - война, чужие края, полная неизвестность. И только греют душу воспоминания о доме, о семье, о ласковых отце с матерью, да ещё о милой девушке Кате с соседнего околотка, с которой проведено немало уже вечеров за деревенской околицей и уже начаты были строиться робкие планы на будущее - вот, мол, может обвенчает их вскорости в деревенской церкви поп Гаврила, выделит его отец на свое хозяйство, поможет построить дом, завести скот, община выделит ему земельный пай - и заживут они с Катенькой душа в душу на радость всем добрым людям…
Ничего не сбылось! Погиб Григорий в первом же бою, сраженный прямо в сердце немецкой разрывной пулей. Не сделав ни выстрела, так и не увидев врага в лицо, упал он на бруствер окопа, с которого только что поднял их в атаку приказ командира. Погиб, как и миллионы других, так и не поняв - зачем?
Коля поискал фотографию - он помнил, она должна быть, её как-то много лет назад показывал отец. Наконец, нашел. Четыре человека в военной форме. Грубые шинели, папахи на головах, ремни с орлами на пряжках. Один - с лычками на погонах, с двумя медалями и крестом на груди, видать, бывал в боях. У остальных трёх - простоватые молодые безусые лица. Который же Григорий?
Фотография была наклеена на плотный картон с витиеватым орнаментом по краям. Он перевернул её. На обороте стоял хорошо различимый штамп: «Валовой и К, Екатеринбургъ, Покровский проспектъ, у Каменного моста, №64». Дальше шла надпись чернилами уже знакомым почерком: «1914 года декабря 28-го числа дарю на память я ваш сын Григорий дорогому моему семейству справа учитель Гребенников а рядом с ним Прокопий Накоряков а слева Иван Кочетков любящий ваш сын Григорий».
Коля долго вглядывался в лицо своего двоюродного прадеда, который, наверняка, был тогда младше его, пытаясь найти сходство с собой или отцом. Да, было что-то общее в чертах лица, но что - он объяснить не смог бы…
Коля перелистнул страницу. Вдруг из папки с тихим шелестом мягко слетела на пол какая-то бумага. Коля нагнулся, поднял. В его руках был конверт, склеенный из пожелтевшей от времени газетной страницы. Он повертел его в руках - конверт был заклеен. Письмо из прошлого! У коли перехватило дух…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Субботний день выдался теплым, почти жарким, что не редкость в середине июля. На стройке дома, что монументом встал в излучине Второго Иняка, кипела работа. Наверху плотники, накануне уложив балки верхней обвязки, начали установку стропил и устройство обрешетки. На нижнем этаже быстро набирали темп штукатуры. Тут же бригада сварщиков, уже три дня, как прибывшая из города, работала на монтаже отопления, а два электрика колдовали над хитросплетениями проводов. Печник сноровисто и привычно клал кирпичи, уже заканчивая работу над большим камином. Землекопы вручную копали котлован под водоём, что должен быть по плану застройки недалеко от дома с южной его стороны - к солнцу.
Работы шли быстро. Квалификация строителей была высокой, в материалах недостатка тоже не было. Хватало и оснастки. Мощный дизель-генератор вырабатывал ток для питания электроинструмента - отбойных молотков, дрелей, рубанков, пил, компрессора, водяного насоса, качавшего воду для замеса штукатурных и бетонных растворов прямо из реки, которая отсюда была всего-то в сотне метров. Работала от генератора и сварка, и станки - бетономешалки, растворосмесители, циркулярки, стоявшие под временным навесом рядом с домом. Обслуживала стройку и моторная техника - автокран на шасси «Урала» и трактор ЮМЗ с навешанным фронтальным на него погрузчиком. Завершала картину технического оснащения стройки тросовая воздушная дорожка с подвесными грузовыми платформами, соединяющая место основного складирования материалов с площадкой перед автокраном, откуда всё это поднималось наверх. Тут же, недалеко, за строящимся домом, стояли и три жилых вагончика. В одной жил повар и находилась столовая с кухней, в другом размещалось общежитие рабочих, а третий делили на двоих сам хозяин с прорабом, который занимался организацией этой стройки. Это был бывший мастер-передовик одного из уфимских строительных трестов.
Работали по двенадцать-четырнадцать часов в день. Все были заинтересованы в быстром завершении работ - от этого зависела прибавка к договоренной оплате. На питание хозяин не скупился, полагалось на ужин и по сто грамм «с устатку». Это было нелишне, работа за день выматывала силы полностью, и восстановить их за короткую ночь только одним сном не удавалось. А стопка водки меняла картину - напряжение быстро спадало…
Итак, работы в этот субботний день шли, как и во все предыдущие, с полной отдачей и от техники, и от людей. Облик дома менялся на глазах. Ну, а где же хозяин, где тот, чьим замыслом и волей и встал здесь, в глухом местечке, на небольшой безвестной реке этот монументальный дом, уже ставший главной достопримечательностью Второго Иняка? Здесь он, здесь. Тоже так же, как и все, с раннего утра работает на стройке. То вместе с плотниками устанавливает стропила, то помогает штукатурам месить раствор, то вместе с прорабом изучает планы и чертежи застройки, обсуждая какую-нибудь заминку в работе.
Кто же он, этот человек, неизвестно откуда явившийся и уже удививший всех своим решением - взять сотни гектаров неплодородной, истощенной почвы для хозяйствования и даже построить там дом? Решение многим казалось глупым. Разное говорили про него в последнее время. Он возбуждал любопытство - да и как могло быть иначе? Говорили, что он богатый фермер из Америки, потомок русских эмигрантов, решивший переехать в Россию поделиться опытом, говорили также, что это опальный олигарх, которому власти велели убраться подальше от столицы, говорили… Много чего говорили в райцентре, но всё это было чистой воды вымыслом…
Вениамин Алексеевич Трофимков родился и вырос вдали от этих мест. Родителей не помнил, ему было всего два года, когда погибли те на дороге, возвращаясь с сенокоса - встречный пьяный водила на огромном «КраЗе» даже не заметил, как сшиб с трассы синий старенький «Иж». Ни братьев, ни сестер у маленького Вени тогда не было - родители поженились недавно, а он был первенцем. И мать, и отца, и всех других родственников заменила ему бездетная тетка - старшая сестра матери. Жили с ней то в одном месте, то в другом, то в третьем. Какая-то неуёмная сила носила тетку по необъятным просторам Советского Союза в поисках лучшей доли всю её жизнь. Нашла она её или нет, теперь уже не выяснить, так как не стало этого единственного для Вени близкого человека ещё в тот год, когда призвали его на службу в армию. Так что даже на похоронах-то побывать не пришлось - не дали увольнительной, рассудив, что не мать ведь, тётка всего-то. Но это было потом. А пока - детство. И вечные переезды, переезды, переезды. Вечно новые места, новые школы, новые товарищи, новые речки - какую из них назвать речкой своего детства? Иной раз года не проходило, как срывалась тетка с только что обжитого места и снова - перестук колёс под днищем вагона, снова мелькают за окном новые горизонты - поля, леса, горы, пустыни. В четырех республиках бывшего Союза привелось пожить мальчику за время учебы в школе, и это не считая того, что основное время-то пришлось все таки на Россию. Дорога, дорога, дорога… Но учился Веня хорошо, был любознательным и понятливым. Но как-то повелось с самого начала, что вечно он был не признан, вечно в стороне, в тени других, нисколько его не лучших. Первый класс окончил с отличием, без единой четверки. Торжественная линейка во дворе школы. Последний звонок для выпускников. Вручение наград отличникам. Дошла очередь и до их первого «Б». Отличников у них было немного, всего четверо. Каждого первоклассника по микрофону вызывали к трибуне, каждому играли «туш», каждому директор жал руку, поздравлял, вручал книгу с благодарственной надписью. На душе у Вени - праздник. Вот сейчас вызовут и его, вот сейчас назовут фамилию, вот сейчас вся школа узнает, какой он прилежный и умный… Не вызвали. Кончилась линейка. А через десять минут вошел в их класс директор, смущенно погладил шмыгающего носом мальчишку по голове, объяснил - ошибка вышла, забыли его книгу в учительской. Вот, получи, заслужил. Учись и дальше хорошо, молодец… Но ничего уже не могло исправить испорченного праздника, совершенной несправедливости…
Так и пошло по жизни. Если чьи заслуги и признают, его - никогда. Рядом стоящего наградят, его - забудут. И в школе так было, и в армии, и в институте, который он, несмотря на то, что остался совсем один, без всякой поддержки, всё же сумел закончить. Но осознавать он это начал уже, лишь став взрослым. Хотелось признания, старался, работал - а его не было. Ни одной Почетной грамоты, ни одной публичной благодарности, не говоря о наградах повыше. А могли быть и они. В армии служил на южных границах, приходилось бывать в переделках. И опять - ребятам с одного с ним взвода, тем, кто в ночных боях бывал с ним рядом, всем - награды. Кому - медали, кому - увольнительные, ему, как всегда, ничего. Ну хоть какой бы знак внимания! Нет, прямо, как рок какой-то висел над ним. Почему так? Он искал причин и не находил их. По натуре не очень общительный, после таких уколов по самолюбию, он замыкался ещё больше, избегал людей. Но характером был сильный, по течению не плыл, ни под кого не подстраивался, навязывать на себя чужую волю не позволял, цели в жизни ставил серьёзные, усилий для их достижения не жалел, после неудач не ломался. Но рок, рок…
Не мог Веня себя найти долго. Ни родины у него, ни родни, даже тетка, что была единственным близким человеком, и та уже умерла. Не от кого ни доброго слова услышать, ни совет принять, некому пожаловаться, не с кого пример взять. Денег занять при нужде - и то не у кого. Но вот наступил перелом - женился. И тут повезло - впервые в жизни. Девушка - родом она была из башкирской глубинки - оказалась скромной, любящей, трудолюбивой, больше отдававшая, чем требовавшая для себя. Она стала ему настоящим другом и опорой в жизни. И тем досадней было ему, что ничего, кроме своей любви, дать он ей не мог. Ни денег, ни квартиры, ни положения, ни уверенности в завтрашнем дне. А дни подступали крутые - подходил 1992 год, страна хотела перемен, реформ, никто не ждал того, что реформы эти собьют с ног многих. Собьют так, что встать уже не получится. Вениамин ничего плохого для себя не ждал, работал инженером в строительно-монтажном управлении в областном городе, вот-вот должна была подойти его очередь на квартиру, в семье подрастал ребёнок - девочка, уже сказавшая первые слова…
… Реформы, начавшиеся с отпуска цен, в один миг лишили семью многолетних сбережений, что откладывала, отказывая себе во всем, молодая семья на мебель для долгожданной квартиры. А квартира… Её, как тайно и боялся Вениамин, отдали в последний момент другому. Надежд больше не было. Опять угол в общежитии, бедность, безысходность. Организация обанкротилась, зарплату не платили, вся надежда - на случайные заработки. Опуститься окончательно не давала только семья. Несмотря ни на что, родили второго ребенка. Это был сын! Жена с детьми - единственная радость в те годы. Да ещё… стрельба! С армии прикипел душой к стрелковому оружию, полюбил, казалось, на всю жизнь. Стрелял отлично. Была мечта, когда жизнь немного наладится, обзавестись и своим хоть каким-нибудь пистолетишком или, еще лучше, винтовочкой. А пока - тир. Ходил туда время от времени, когда бывали в кармане хоть какие-то свободные от необходимых трат сегодняшнего дня деньги. Набьёт в «яблочко» десяток-другой зарядов, вот тут и вся психотерапия ему. Уходят из души раздражение и злость на неустроенную жизнь. Заменяла ему стрельба всё - и отдых, и спиртное, и общение с друзьями, которых у него никогда не было. Так и жил - работа до изнеможения, семья и… стрельба!
И вдруг - повезло! За всё сразу расплатилась судьба, за все неудачи в жизни. Наследство! В Америке! Дом в Канзасе! Счёт в банке! Как?! Откуда?!
Был у покойной матери старший брат. Воевал, попал в плен. Освободили в начале сорок пятого американцы. В лагере для перемещённых лиц после соответствующей психологической обработки принял решение - на Родину не возвращаться. Там лагерь и смерть, а до этого - вечное клеймо изменника, предателя, врага народа. Так попал в Америку. Приспособился к тамошней жизни, выучил язык, стал работать, удачно женился, завел своё дело, постепенно приобрёл капитал, да и от тестя осталось кое-что. Детей не было. Единственный наследник - племянник в России, о котором он и знать-то ничего не знал, так как родился тот больше чем через пятнадцать лет после окончания войны. Никакого сношения с родственниками советский режим для невозвращенцев не допускал. Так и умер, не узнав, кому после него достанется заработанный жизнью капитал. Но вот после его смерти дотошные адвокаты разыскали наследника быстро, тем более, что времена-то были уже другие. Конверт со множеством штампов, печатей и марок сначала озадачил Вениамина , а затем, когда понял он, в чем дело - чуть не свел с ума! Полтора миллиона долларов! Дом! Ну, теперь заживем!
В Америке не понравилось никому. Ни самому Вениамину Алексеевичу, ни его жене, ни детям. Всё другое! Одно только радовало его - тиры, полигоны, оружие! Стреляй хоть из танка, только плати. Ну, он и пострелял - от души. Разве что только переносной зенитный ракетный комплекс не побывал в руках, а уж остальное…
Но стрельбой одной не проживёшь. И через два года засобирались домой, в уже более-менее оправившуюся от шоковой терапии родную Россию. Сборы домой ускорил случай, который опять напомнил Вениамину Алексеевичу о его невезучести, о проклятом роке, о вечно ускользающих из-под самых рук удаче и признании. Дело было в одном заштатном казино с двумя десятками автоматов да тремя рулеточными столами. Он игроком не был, но от скуки да безделья на что не пойдешь. А тут автомат попался - хуже нет. Глотает жетоны, как голодный пес куски хлеба, а в ответ - ничего. Упрямство не позволяло Вениамину Алексеевичу отойти, да и денег жаль, спустил уж и так долларов сто, ну и азарт тоже стал одолевать - должна же проклятая железяка когда-нибудь и разродиться. Замешкался на минуту, отыскивая в карманах последние жетоны и тут… Нагло ухмыляясь, какой-то подвыпивший пижон мимоходом быстро сунул в его автомат свою фишку! И - «Джек Пот»! Пять тысяч долларов! Вениамин Алексеевич не выдержал, обозвал пижона по-русски матом, добавил и по-английски, чтоб до того дошло, ну и… действием тоже оскорбил - дал пару раз не очень ловко по щеке и шее. По российским меркам ещё бы добавить надо было, а там… Арест, адвокаты, суд, залог, штраф беспредельный - да ещё ладно, хоть не посадили. Нет, быстрей отсюда, быстрей…
В общем, скоро Родина встречала блудного сына в аэропорту «Шереметьево-2». Встречала хмуро, неласково. Дождь, ветер, серое низкое небо с обрывками туч. Добавил горечи наглый таксист, сам предложивший довести до Москвы всего «по десяточке за километр», а потом, по приезду, выяснилось, что «десяточку»-то имел он в виду не в рублях, а в долларах. Что делать? Отдали… Жаль не денег - полно их - жаль того, что тебя, как дурака, провели…
Еще в Америке решили, что жить будут на родине жены - в Башкирии. Красивая природа, здоровая экология, добрый и приветливый народ - что ещё нужно? Но район выбрали другой, подальше и от Уфы, и от многочисленной жениной родни, встречаться с которой чаще раза в год в планы Вениамина Алексеевича не входило. Чем дольше жил, тем больше замыкался в себе, «обирючивался», как говорила жена. Чего-то ему всё не хватало, что-то подспудно давило, не давало полностью наслаждаться радостью бытия. Что же это? Семья хорошая, здоровье есть, деньги тоже, проблем никаких - что еще нужно-то? Живи и радуйся. Но не было этой радости. Раньше, в бедности, казалось - будут деньги и всё, ничего больше не надо. Теперь деньги были - но… Вот то-то и оно, что «но»! Теперь-то где причину искать? В чем?
Впрочем, Вениамин Алексеевич прекрасно понимал - в чём. Не дурак был, да и не молод уже, к сорока годам подходило - можно в чувствах своих да мыслях разобраться. А они всё чаще и чаще - эти проклятые мысли - не давали покоя, нет-нет, да и покалывали по уязвлённому самолюбию. В самое больное место покалывали, нашептывали сначала тихо, а потом всё громче и громче - паразит ты, Алексеич, чистый паразит. Потребляешь ты много, а платишь чем? Что даешь обществу, благами которого пользуешься? Чем платишь? Своим трудом? Нет. Знаниями, полученными за пять лет бесплатной учебы? Опять же, нет. Опытом, работой мысли, идеями, нужными для других? Нет, нет и ещё раз нет. Деньгами! Вот чем ты платишь. А ведь деньги-то, по сути, чужие. Вот и выходит, что ты, друг, чистый паразит. Всю жизнь обходили вниманием, не выделяли, не хвалили, хоть тогда и было за что. А теперь? А теперь и не за что - заслуг нет. Да Бог бы с ними - с заслугами. А вот как совесть свою успокоить, как от мыслей этих избавиться? Иной раз кажется - бросить бы всё, отдать в какой-нибудь фонд, не свои - не жаль. Ну, а дальше что? А жена, дети? Мало он их по чужим углам, по общагам всяким потаскал что ли? Не-е-ет…
Дело. Ему нужно дело. Дело даст удовлетворение, избавит от безделья, от уколов совести, даст возможность почувствовать себя равным другим. А сын растет - какой ему пример?
Вот поэтому и выбрал Вениамин Алексеевич сельский район для жительства, так как еще в Америке решил, чем будет заниматься по возвращению - фермерством. Земли пустой в России сейчас немерено, мало сейчас тех, кто мог бы её обрабатывать, вот и возьмётся он за благое дело. Будет прибыль, нет - всё равно это, своих денег девать некуда. Для начала хоть пару полей пустых засеять, дом где-нибудь на речке подальше от людей поставить, а там видно будет. Душа - всему мера, её не обманешь. Почувствует себя довольным - продолжит. Вот и будет от него тоже польза. А пока - дом. Дом, дом, дом. Первый свой дом…
А он обещал быть великолепным! Вениамин Алексеевич сам вычертил основные эскизы, лишь только сложные расчеты сделал архитектор. Чего только не было предусмотрено для комфорта и удобств хозяев в этом доме. Но если встроенной в дом сауной никого уже не удивишь, то огромный тир, расположенный в подвале - был целиком изобретением хозяина. Целый арсенал оружия - от пневматического спортивного до боевого стрелкового - он собирался держать здесь. Стенды для мишеней, как стационарные, так и движущиеся по разным траекториям с меняющейся скоростью, уже были заказаны им в одной уфимской фирме. Много должно быть и других изюминок в этом доме. Например, выложенный на глубине четырех метров, погреб для хранения запаса коллекционных и марочных вин, вкус которых оценил хозяин в последние годы, став богатым. Погреб был изготовлен цельносварным для защиты от грунтовых вод, а затем уже облицован изнутри тёсаным камнем - стилизован под старинную кладку. С ржавыми кольцами и цепями, свисавшими с потолка, с дубовой, обитой кованым железом, дверью, с бутафорскими бочками и бочонками, уложенными на стеллажи возле одной из стен. А напротив - уже без всякой имитации - стеллажи для вин. На пять сотен бутылок. Вот это будет коллекция! Он систематизирует их по году урожая, по стране-изготовителю, разделит на столовые и креплёные, те, в свою очередь, разделит тоже по группам. Мадера к мадере, портвейн к портвейну, херес к хересу - это крепкие. А десертные креплёные - малага, мускат, токай, кагор - отдельно. Особым почётом окружит он коллекционные вина - разлива не позже восьмидесятых годов. Старые вина… о-о… это что-то особенное… Впрочем, хватит об этом…
А на мансарде одной из башен разместится целая мини-обсерватория для наблюдения за ночным небом. Она будет вращаться на один полный оборот и два сильных телескопа, оснащенных видеокамерами, смогут быть направлены в любую точку небесной сферы. Ну, а уж о санузлах на обоих этажах, о всяких там джакузи, о бассейне, о зимней оранжерее, о спортивном зале, о домашнем кинотеатре не стоит и говорить - это подразумевалось само собой. Что за дом без таких мелочей?
- …Вениамин Алексеевич! Скоро начнем бетонные работы в спортзале и тире, а гравий кончается. Надо бы тонн тридцать завести, - сказал прораб, подходя к хозяину.
Тот, вместе с землекопами, работал в это время на устройстве котлована для водоёма, который по плану застройки должен находиться в десяти метрах от дома с южной его стороны - к солнцу, и являть собой как бы естественное озерцо. Не совсем правильной формы периметр берегов, камни вокруг, небольшой грот, водная растительность и рыба, которую сюда заселят во множестве, создадут полную иллюзию живого уголка природы. По одному берегу посадят деревья, создадут искусственный «буреломчик», а между этой рощицей и домом вымостят гранитным шлифованным камнем площадку. А на границе «дикой природы» с «цивилизацией» поставят беседку, легкий навес с шезлонгами, выложат красивый очаг - и получится прекрасное место отдыха! И будет он тут посиживать теплыми летними вечерами, потягивать вино урожая десятилетней давности, слушать, как потрескивают сухие дрова в очаге, а вокруг - ни души. Лишь жена в доме готовит для шашлыков мясо да чем-то заняты в ожидании пикника дети с своих комнатах. Эх! Скорей бы уж закончить эту поднадоевшую стройку! Все силы и почти половину денег вложил он в неё этим летом. А до конца ещё…
Покурив и обсудив с прорабом проблему с гравием и решив выписать его в какой-нибудь местной строительной организации, хозяин вновь взялся за работу. Он никогда не пренебрегал простым физическим трудом, даже наоборот, чувствовал в нём потребность. В такие минуты он отдыхал душой, становился добрее, ближе к людям. Вот и сейчас, вместе с тремя землекопами, он снимал верхний слой грунта с места будущего водоёма. Грунт надо было сохранить, он пригодится при сооружении альпинария - клумб цветов, расположенных на разных уровнях от земли. Поэтому они осторожно снимали его лопатами и загружали в ковш погрузчика, а трактор, по мере наполнения, перевозил его на новое место. Вот уже выбрано почвы на двадцать сантиметров, на сорок, на пятьдесят. Дальше шла глина. Копать стало труднее, да и вывозить её нужно было дальше - в ближайший овраг, так что темп работ снизился.
Хозяин устал, но продолжал вместе со всеми усердно копать глину, с силой втыкая штыковую лопату в плотный сухой пласт. Вдруг лопата, при очередном ударе, вонзившись в грунт сантиметров на двадцать, уперлась во что-то твёрдое. «Камень попался», - подумал Вениамин Алексеевич и стал пробными ударами вокруг этого места определять его размер. Камень оказался невелик, примерно с футбольный мяч или чуть больше. «Сейчас я его поддену с боку и выверну», - сообразил человек и замахнулся посильнее…
… А Коля всё ещё заворожено держал в руках конверт из желтой бумаги. Он даже мысли не допускал, что там может быть что-нибудь незначительное. Нет! Там обязательно должно быть что-то важное, о чем сейчас сообщит ему… кто? Отец? Дед? А может - прадед? Он быстро сбегал в дом за ножницами и аккуратно вскрыл конверт…
«Держись, паразит…», - Вениамин Алексеевич ударил ещё раз, ещё. Камень не поддавался. Он уже хотел позвать на помощь работающих рядом людей, но камень вдруг шевельнулся, земля, крепко держащая его в своих объятьях, потрескалась. Ещё одно усилие - и человек победит, вывернет на поверхность вставшее на пути препятствие. Он приноровился половчее подсунуть лопату…
Коля вытряхнул из конверта сложенный вдвое листок бумаги. Так и есть - письмо из прошлого. Еще не читая, он взглянул на подпись. То ли чернилами, то ли карандашом - уже и не разобрать было - там стояла какая-то закорючка и дата. 18 июля 1924 года. «Прадед писал», - догадался Коля и жадно впился глазами в едва заметные неровные строчки.
«Пишу сиё в память самому себе. Коли себе не пригодится, приведет Господь потомкам прочесть его. Власть нынешняя не по сердцу мне. И долго ли она пребудет над нами - неведомо. А я решил все капиталы, нажитые батей моим со мною вместе в совместных тяжких трудах наших, пока приберечь. Еще до четырнадцатого года, до начала войны, многоумный родитель мой, Царство ему Небесное, перевёл все деньги в золото. Триста пятьдесят шесть рублей. Вышло пять империалов, девять полуимпериалов, двадцать два золотых червонца, остальное серебром, рублями да полтинами. Всю великую смуту пролежало это достояние в подполе родителя моего, а как представился он, а следом и мамаша, то прибрал я капитал к себе, тоже прикопал в подполье. Но теперь хочу я его припрятать понадежнее. Власти теперяшние насилие чинят большое и преграды им, анафемам, нет. По навету какому могут учинить обыск. Вот поэтому выкопал я вчерашней ночью схоронку свою да перезакопал в другом месте - возле церкви. Памятка такая - от третьего угла двадцать шагов на северную звезду. Глубиной аршина не будет, копал быстро, боялся застанут. Есть у нас тут иуды свои, только и рыщут, на что бы донесть властям-то своим бесовским. Охо-хо… Может приведёт ещё Господь попользоваться от нажитого своего добра, а нет, так детям да внукам своим его завещаю. Помоги Господи и благослови, чтоб не достались плоды труда моего, а также и родителя усопшего, чужим людям, а достались по колену нашему прямым потомкам. Ежели этого не может быть, так пусть пребывает оно в земле до скончания века…»
Коля прочел раз, второй, третий, хотя всё понял сразу - просто потрясение было слишком велико. Клад! Клад! Это же клад! Его клад, ему завещан! Вот так прадед, вот так провидец! Ай спасибо ему, ай спасибо!
Коля вновь и вновь перечитывает драгоценные строчки старой записи, оставшейся от отца его деда, брата того самого Григория, письма с фронта которого он только что читал. Коля не раз бывал на месте бывшей деревни Рождественская, где жили раньше его предки, и где вот уже почти восемьдесят лет, оказывается, лежит в земле клад с золотыми монетами - ну, и дела! Постойте! Да ведь там стройка сейчас идёт вовсю, дом строят для буржуя этого! А вдруг уже нашли его клад? Золото, которое заработали его предки и которое прямо завещано ему? Коля готов был тут же рвануть на Второй Иняк, но вспомнил, что мать уже накрывает в саду стол, что вот-вот подойдут его друзья. Ладно, подождёт клад ещё немного, раз ждал так долго. Коля возбуждённо закурил, лёг на кровать и вновь стал читать старую запись, оторваться от которой было теперь выше его сил…
А Вениамин Алексеевич в это время упорно пытался вытащить из земли этот, порядком уже разозливший его, «камень». Эх, знать бы ему, что там на самом деле ворочается у него под лопатой! Не камень это вовсе, а чугунок, закопанный тут в старое время богатым крестьянином. А в чугунке том - сума кожаная, порядком уже поистлевшая, а в ней - монеты золотые царской чеканки, выпущенные по высочайшему указу от 1896 года после денежной реформы. И хоть немного там монет этих, но учитывая их коллекционную стоимость, всё же потянут они сейчас ни на одну тысячу, да не рублей, а долларов да евро! Ну-ка, Вениамин Алексеевич, копни ещё раз! Выверни из земли старинный чугунок, вытащи из него подгнившую суму, вытряси из неё блестящие золотые себе под ноги - вот он, ещё один подарок судьбы - клад!
Но не знает пока ничего хозяин этой стройки. Пыхтя от натуги, шевелит он в земле «камень» лопатой, вот-вот вывернет его на поверхность…
- Вениамин Алексеевич! - окликнул его прораб. - Там у плотников балка тяжёлая попалась, не могут положить, а с краном не подсунешься, стропила мешают. Пусть ваши землекопы пока лопаты оставят да им на помощь идут…
Хозяин прервал уже поднадоевшую ему тяжёлую работу, тут же забыл о дурацком камне, и, махнув рукой людям, трудившимся рядом, сказал:
- Айда на крышу. - И сам тоже, бросив лопату, вылез из ямы, пошел к дому.
Трое рабочих обрадовано поспешили за ним. Возиться на крыше с балкой им казалось гораздо веселей, чем копать эту плотную глину. И чего хозяин экскаватор не пригонит? Не поймешь его. Какой только техники нет, каких только технологий не используют, а землю руками копают. Впрочем, ему видней. А им деньги платят. Значит, вопросов не задавай, а знай работай…
Чугунок с золотом остался пока на старом месте. На над ним нет уже этого тяжелого гнёта земли, оно уже видит солнце сквозь потрескавшуюся глину. Скоро, скоро обретёт оно вторую жизнь, вновь почувствует на себе восхищенные взгляды, ощутит горячее прикосновение человеческих рук! Скорей бы уж, скорей… На волю хочу, на волю-ю-ю…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
- Ой, Саша, привет! Ты откуда?
- Как всегда… из леса. Ну, обрадуй, Марат дома - нет?
- В рейсе… - огорчённо сказала женщина, но тут же сменила тон, - айда, заходи. Я так рада тебя видеть, давно ведь не был у нас…
- Да где - давно? С год… - сказал бородатый гость, проходя в прихожую. Он снял штормовку, стянул, не расшнуровывая, кроссовки, поставил рядом объемистый пакет, - я руки помою?
- Умывайся и проходи на кухню, позавтракаем…
Через минуту сидели они на кухне, хозяйка собирала на стол, а гость, уютно устроившись на своём привычном месте напротив газовой плиты, удовлетворенно осматривал за окном знакомый и не меняющийся вот уже в течении многих лет, что он бывал в этой квартире, городской пейзаж, главной достопримечательностью которого были «три брата» - три высоченные трубы теплоэлектроцентрали - без которых микрорайон «Инорс», расположенный на окраине Уфы, представить уже было просто невозможно. А с хозяином этой квартиры - Маратом - они познакомились и подружились во время учебы в одном из уфимских техникумов, когда попали они вместе в один студенческий стройотряд, и провели тогда отличное лето…
- А где народ?
- Мама на рынок ушла, а дочки спят ещё…
- Как у тети Раи здоровье?
- Да как? Немолодая ведь уже… Но ходит, не жалуется…
- Девочки как год закончили? Без троек?
- Да и без четверок почти…, - улыбнулась мать.
- Молодцы…
Ира разлила чай, присела напротив.
- Ну, а ты как? Давай рассказывай…
- Да нечего рассказывать. Зиму перезимовал, весну прогулял, половину лета прошлялся - вот и все новости. Я сегодня, знаешь, где ночевал?
- Где?
- На Юрактау…
- А это… а-а, это шихан ведь, да?
- Ага… Самый красивый из них. Восход солнца на вершине встретил.
- Ну, ты, Саш, не зря книги пишешь. У нас, в Башкирии, нет, наверное, ни одного места известного, где бы ты не бывал, да?
- Где там… - тот польшённо засмеялся, - тут двух жизней не хватит. Ни шума Атыша я не слышал, - притворно сокрушаясь сказал он, - ни на Сабакае не бывал, ни Сарышту не прошел, ни горы Ямбайской на Уфимке не видел… - с аппетитом уплетая бутерброды с колбасой перечислял гость.
- Атыш… это водопад ведь, да?
Бородатый кивнул, не в силах оторваться от колбасы.
- Сабакайташ - скала на Юрузани. Видишь, я тоже кое-что знаю. А Сарышта - это что?
- Порог в верховьях Инзера. Пять километров сплошной кипящей воды. Страшное место, говорят… И скалы отвесом с обеих берегов - не сойдешь…
- Ой, ты только туда Марата не сманивай, ладно? - засмеялась хозяйка. - А то вы в прошлом году как уехали на Асликуль, так и пропали на неделю, не знала, что и думать…
- Нет, кончаю я со своей романтикой. Вот, на родину возвращаюсь. Всё - на оседлость перехожу…
- Женишься? - радостно воскликнула хозяйка, - ну, погуляем на свадьбе…
- Да нет, - улыбнулся Александр, - я бы и рад, да на ком?
- Ты только бороду сбрей, и сразу найдешь…
- Ладно… - засмеялся гость. - У тебя нет подруги какой на примете?
- Мои подруги уж скоро все бабушками будут, - засмеялась и хозяйка.
- Так ведь и я почти дедушка…
- Какой ты дедушка, ты и отцом-то ещё не был. Нет уж, сам ищи, чтобы потом не обижаться. Давай-давай, Саша, торопись, смотри, опоздаешь…
- Да-а… - вздохнул гость, - ну ладно. Ты посмотри лучше, что вам на гостинцы тайга наша уральская прислала, - и он, сходив в прихожую за своим пакетом, стал доставать из него свертки.
- Вот это таймень копченый, - он развернул один, показал хозяйке, - мало его уж и там осталось. А вот это хариусы малосольные - сам ловил, сам солил. А вот это, - он развернул последний сверток, ароматно попахивающий дымком и пряностями, - а вот это, как ты думаешь, что?
Ира с любопытством осмотрела кусок тёмно-багрового, с прожилками жира, окорока.
- Кабанятина?
- Медвежатина…
- О-о… Ты и медведя, что ли, сам? - ошеломленно спросила хозяйка.
Гость засмеялся.
- Куда мне… Я охотник по мелкой дичи. Сурка завалю, если очень голоден, зайца подшибу, утку или рябчика… А медведя… - пронеси его, Господи, мимо… Характер у меня не тот, да и оружие не подходит.
- А вообще… ты его видел? Ну там, в лесу?
- Нет, ни разу. Следы видел, кусты малины обсосанной видел, скотину задранную тоже, ну и… помёт свежий приходилось встречать. А самого - нет. Медведь - он ведь осторожный очень. Человека всегда первым увидит, ну и затаится, или уйдёт тихонько…
- Всё равно, страшно…
- Ага, я тоже боюсь…
Помолчали. Гость допил вторую чашку чаю, от третьей отказался.
- Марат когда приедет? Давно его нету?
- С неделю. Ты поживи пока у нас, он дня через три-четыре вернуться должен.
- Нет, спасибо, поеду…
- А чего, живи. Стесняешься, что ли? Места хватит. По городу погуляешь, в кино сходишь, в театр… Вон дочки кампанию тебе составят, покажут всё…
- Да нет у меня таких потребностей, Ира… А от города я уже за день устаю. Людей слишком много, скучно мне здесь…
- Ну-у… уж не знаю, как тебя после этого и назвать. Скучно… А одному в лесу не скучно?
- Там - нет. Там весело…
- Кто же замуж-то за тебя, лешака такого, пойдет?
- Ничего, найдем какую-нибудь бабу Ёжку…
- Вот-вот…
Гость наелся, блаженно зажмурил глаза, откинулся на стуле. Эх и жаль, не застал друга! Ох, и знатно бы провели денька два-три вместе! Да ладно, лето ещё впереди, встретятся. А пока он ему письмецо оставит…
- Дай, Ира, мне бумаги и ручку, я записку Марату напишу.
- Сейчас…
«Привет, дорогой! Опять тебя не застал - всё бы тебе только баранку крутить. Не пора ли бросить? Диплом есть - чего ждешь, пока всё забудешь, чему учился? А всех дорог не переездишь - по себе знаю…», - Александр, написав несколько строк, задумался. Двадцать лет нынче исполнилось, как познакомились они с Маратом. Смотри - уже двадцать. А ведь как вчера всё было. Юг Башкирии, степи, большой совхоз, где строили они тогда то ли фермы, то ли гаражи. А по вечерам - танцы в сельском доме культуры, где организовали они, уфимские студенты, свой вокально-инструментальный ансамбль. Азат - его земляк - на гитаре, Марат - на другой, а сам он - на ударнике. Весело было! Приятно вспомнить стройотряд.
С Маратом быстро сошлись в первые же дни, хотя до этого не были даже знакомы, так как учились на разных отделениях в Уфимском автотранспортном техникуме. Сошлись на… книгах. Дня через три после приезда в совхоз пошли большой гурьбой в библиотеку, а там и выяснилось, что оба - большие любители и знатоки художественной литературы, прочитавшие к своим двадцати годам почти всё, что должен был и мог прочитать в те годы советский молодой человек. Со временем выяснилось, что и по другим вопросам имеют много общего. Так и сдружились.
Техникум окончили в один год. И каждый пошёл своим путём. Марат - в армию, в воздушно-десантные войска, куда, впрочем, по складу своего характера, и хотел попасть, и даже посещал для этого парашютную секцию в городском отделении ДОСААФ. Затем, на долгие годы - дорога! Профессия водителя-«дальнобойщика» пришлась по душе, да и деньги для семьи надо было зарабатывать. А она росла. Женился вовремя, дети - две девочки - родились с перерывом в два года. Но была у него потребность учиться дальше, на свою профессию смотрел лишь, как на старт в жизни, своеобразный трамплин, который поможет самоутвердиться, встать на ноги, в том числе, и материально. Поступил заочно в Ленинградскую лесохозяйственную академию, успешно закончил её. Строил за городом дом, мечтал о том времени, когда сможет переехать сюда с семьей из городской квартиры. И всё наматывал и наматывал километры - а их подходило уже и к миллиону - на колёса своих большегрузных, время от времени меняющихся, автомашин. Не отпускала дорога от себя никак. Профессионализм - благо или зло? Что делать? Менять судьбу или нет? И деньги, деньги, без которых жизнь в городе невозможна ни на день. Их нужно было зарабатывать и зарабатывать. Дорога обеспечивала - а мало или много, это уж от точки зрения, как посмотреть. Но чувствовал - нельзя всю жизнь за рулём просидеть, нельзя. Он может больше, есть характер, есть знания, жизненный и профессиональный опыт, есть диплом, наконец. Так что, пора браться за другое, пора. Открыть в себе новые качества, реализовать их на благо своё и общества тоже, обеспечить семью ещё лучше - вот задача. Движение вперед, только движение вперед - и нет остановки…
Александр же после окончания техникума подался в родное село. Работал механиком по направлению, но быстро понял - не его это дело, нечего и место занимать. Разное пробовал - ничего не затягивало. Дисциплина производства, иерархия служебных отношений, работа от часа до часа, вынужденное общение с людьми, общаться с которыми совсем не хотелось - всё это не устраивало. И подчиняться не любил, и в командиры не стремился, и быть «как все» не хотел. Работал, но без удовольствия…
Помогла перестройка. Свободу - вот что дала она ему. Свободу, что единственно тогда он и ценил в жизни. Теперь можно было жить по-своему, не оглядываясь ни на государство-надсмотрщика, ни на людские пересуды, хотя последние занимали его меньше всего. На всех не угодишь! И он сделал решительный шаг - продал крепкий, добротно поставленный, дом и купил «УАЗик». Родители к тому времени умерли, женат он не был, так что его ничего не держало. Был 1991 год. Великий Советский Союз доживал последние месяцы. Менялась в стране жизнь, сменил - и резко! - и он свою. Горизонты - всегда близкие и всегда недосягаемые - на долгие годы стали его единственной целью, Южный и Средний Урал - пространством жизни, свобода - сутью, творчество - самовыражением. Так и пошло… Летом набирался впечатлений, зимой - писал. Сначала для газет, потом для журналов, затем подошла очередь и для книг. Областные издательства охотно брали краеведческие монографии, путеводители для самодеятельных туристов, путевые заметки, очерки о рыбалке и охоте, природе своих мест. Но писателем он себя не считал, зависеть только от гонораров не хотел. Быстро, с первого же года, научился зарабатывать деньги иным способом - руками. Зимой вставал на постой где-нибудь в лесном краю в селе на реке, богатой рыбой. Рыбалка - для души и на прокорм, а деньги зарабатывал на паях с местными мужиками на заготовке леса, на рубке срубов. Быстро освоил плотницкое и столярное ремесло, с удовлетворением обнаружив у себя способности к этим делам. Обзавелся инструментом, стал брать заказы, из подсобника за пару лет превратился в мастера-подрядчика. Репутацией дорожил, халтуры допускать совесть не позволяла, поэтому и от клиентов отбоя не было. Но работой себя не перегружал, к деньгам относился с уважением, но без трепета, к лишним не стремился, лишь бы хватало на жизнь. А на это хватало, тем более, что освоил он и новое дело - заготовку редких лекарственных растений. И со сбытом наладилось, познакомился в Уфе и Челябинске с известными целителями-травниками, те охотно брали оптом всё, что он привозил. Так что жил - не тужил. Где-то была родина с речкой его детства, куда он обязательно когда-нибудь вернётся, был верный друг, в дом которого он мог заявиться в любое время, была машина, приспособленная для кочевой жизни, был пёс-соратник, были свобода и кусок хлеба на каждый день, был интерес к новым местам и возможность его удовлетворять, были встречи и расставания, надежды и потери, печали и радости - всё было. Была жизнь и ощущение полноты этой жизни.
А время шло, дни сменяли ночи, лето - зиму. Иногда, исподволь, нежданно-негаданно, едва заметно, мелькала и тут же пряталась где-то в глубинах подсознания непрошеная мысль - а так ли он живёт? Где его дом, где семья - жена, дети? Где его дело? Не слишком ли дорого платит он за свою свободу и не заплатит ли потом ещё больше? Но наступал новый рассвет, вновь заманчиво звал заглянуть за себя новый горизонт, и мысль эта таяла сама собой, забывалась до следующего раза…
А ведь могло быть и иначе. Тогда, в дни далёкой теперь уже молодости, была у него в селе девушка. Впрочем, много их было тогда, но эта была единственной, с кем он мог быть по-настоящему счастлив. Два года встречались они почти и расстались из-за глупости. Его глупости. Эх, вернуть бы всё обратно, по-другому он бы тогда поступил. Молодой был - а откуда у молодых ум? Не было его у них никогда, по себе знает… А , может, можно ещё всё и исправить? Ну, не исправить, конечно - годы не вернуть - но попробовать снова, по крайней мере? Может, и у неё жизнь не сложилась? Может, помнит его? А уж он-то не забывал её за эти годы никогда… Разве не к ней стремится он сейчас, хотя старается и не думать об этом? Только ли родина властно зовёт его к возвращению, только ли речка, на которой он вырос, манит его сейчас? Он не знает…
«А у меня новость, - продолжает он своё письмо, - возвращаюсь в своё село. Помнишь его? Второй Иняк помнишь? Вот там и встану лагерем, до сентября, а может, и подольше ещё, поживу. Приезжай, речка небольшая, найдешь мою стоянку. Порыбачим, на уток поохотимся. Мне нынче зимой такой арбалет в Златоусте сконструировали - не чета старому. Сразу на две стрелы, с прицелом оптическим, и раскладной к тому же. За сто метров в спичечный коробок попадаю. А по убойной силе двадцатому калибру не уступит. Да сам оценишь. Что тебе ещё сообщить? Корня накопал не меньше, чем в прошлом году, сейчас вот поеду сдам, уже созвонился. Книга у меня весной в Перми вышла, я тебе оставлю, почитаешь. Что ещё? А - вот же главная-то новость! Дизель же я на «УАЗик» поставил, ди-и-зель! Не машина теперь - зверь! Любой брод - без проблем, а солярки уходит в два раза меньше бензина…
А меня, знаешь, что-то на родину потянуло. Ни дома там, ни родни большой, только друзья школьные - да и их-то уж сколько лет не видел - а тянет. И мысли всё какие-то - раньше их вроде не было. Старею, что ли? Жениться, может, время пришло? Была у меня там раньше подруга - да ты должен помнить её - вот хочу снова её увидеть. А вдруг? Но не знаю, не знаю…
Марат! Приезжай обязательно! Найди время хоть на пару дней. Как по холму спустишься - а дорога там одна - езжай тихонько вдоль речки вверх до Мари-Олка. Хуторка этого уже нет, но там дорога через овраг проходит, а на той стороне кладбище в берёзовой роще. Да должен ты помнить, бывали мы там не раз. Вот я где-то там - от пруда (или чуть ниже) и до Мари-Олка стоять и буду. Может, даже на том берегу. Увидишь дым от костра, да и ветряк там у меня высокий стоять будет, ну и флаг подыму - знаешь ведь какой у меня табор солидный. Найдешь, в общем. Да и сигналить не забывай - услышу, поспешу навстречу. Ну, бывай, жду тебя с нетерпением…»
Александр дописал страницу, спросил у хозяйки, сидящей за столом напротив:
- Ира, число сегодня какое?
- Ты уж совсем оробинзонился, - засмеялась та, - а год-то хоть помнишь?
- Год знаю - двухтысячный, а вот число… Скажи, не смейся…
- Пятнадцатое июля, суббота. Ты бы хоть дневник вёл, что ли…
Гость поставил под записью дату - без неё что за документ? - протянул жене товарища:
- Вот… И привет передавай тоже… Ну, мне пора…
День в хлопотах пролетел быстро. Сдан корень, получены деньги, сделаны необходимые покупки - продукты, батарейки, бумага, стержни для авторучки, фотоплёнка, ну и спиртное, конечно, тоже - можно и в путь. Было уже шесть часов вечера, когда выехал он из Уфы. Большая она, одна промзона растянулась на несколько десятков километров. Но вот, наконец, и пункт ГИБДД на трассе, вот и две монументальные колонны по обеим сторонам шоссе - всё, Уфа, до свиданья. Впереди стелилась серая лента асфальта - дорога, как всегда, обещала радость. Но сегодня это была не обычная дорога - это была дорога домой…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
И вот он, наконец, наступил - вечер субботы. Солнышко спускалось всё ниже и ниже, ветерок, слегка навевавший прохладу, стих, облака, целый день катавшиеся по небу, уплыли за горизонт. Тихий, тёплый, июльский вечерок. Село блаженно отдыхало после рабочей недели, после хорошей бани, предвкушая ещё один выходной день. Отдыхали, впрочем, не все. То и дело проносились по улицам машины с возами пахучего сена, то здесь, то там метали его на сеновалы умелые сильные руки - было самое время сенокоса…
Коля ждал друзей. Он сидел в саду за накрытым столом и смотрел, как мать расставляет на нем тарелки. Смотрел - и не видел. В голове его - полный сумбур. Письмо предка, клад,. будущие большие деньги, сомнения - а не шутка ли это судьбы, вдруг нет там уже ничего? - переполняли его душу. Постепенно мысли приходили в порядок, но радостное возбуждение не утихало - вот так подарок приготовил ему далёкий по времени, но близкий по крови родственник ко дню рождения. Матери он пока ничего не сказал. А друзьям сказать? Ничего он пока не решил…
Венер с Сергеем, для которых этот субботний день, наоборот, принёс одни несчастья, в это время молча курили, сидя на скамеечке возле забора в серегином дворе. Только что поведали они друг другу о своих бедах, с удивлением обнаружив, что стали жертвами одной и той же банды. Скучно было у них на душе в этот благостный вечер, померкли вокруг них яркие краски жизни. Не радовала и предстоящая вечеринка. Ничего не хотелось. Но Коля ждёт. И договорились они не портить ему праздник, ничего не говорить, о случившемся. Всё равно помочь он не в силах…
Закончились, наконец, и работы на строящемся доме. Слезли с крыши плотники, только что завершившие подготовку работ под устройство кровли, использовали весь раствор штукатуры и уже больше не месили, заглушили дизель-генератор сварщики - окончился ещё один утомительный и нелёгкий рабочий день. Потянулись все к третьему вагончику - там повар уже накрыл к ужину стол. Вместе со всеми шел и хозяин. На крыше он провел всё оставшееся до вечера время, вместе с плотниками работая на устройстве обрешетки. Про котлован с камнем на дне он больше не вспоминал. Так что остался клад лежать пока там, куда устроил его бывший хозяин, так и не принявший душой тогдашних новых порядков. Но недолго ему там лежать, совсем недолго…
- Здорово, именинник! - Сергей с Венером по очереди пожали виновнику торжества руку, - держи подарки!
Венер вручил Коле портсигар. Тот повертел его в руках, поцокал языком, выражая довольство и удивление, и тут же набил его сигаретами из своей пачки.
- А вот от меня. Зимой ещё сделал, - и Сергей, вынув из кармана, протянул другу складной, искусно изготовленный нож с резной эбонитовой рукояткой, - вот здесь кнопочку нажми…
Звонко щёлкнуло лезвие, упруго выскочив из своего ложа. Коля восхищённо сказал:
- Ну, ты и мастер, - и добавил, складывая лезвие обратно в рукоятку, - спасибо за подарки и прошу к столу…
Эх, не случись бы сегодня с двумя приятелями беды, как хорошо можно было бы посидеть. Стол в глубине сада, никто не видит, никто не слышит. Мать сейчас выпьет рюмку вина, поздравит сына и уйдёт, не будет мешать приятелям. А на столе - огурчики малосольные, грудинка копчёная, окрошка, салат из первых помидор, пироги всякие, грибки маринованные, а на горячее - лапша куриная домашняя. Ну и, конечно, водка! В запотевшем пузатом графинчике тонкого стекла, чинно стоит посреди стола. А как опустеет посудинка, Коля в дом сбегает, из холодильника другую бутылку достанет, да вновь в графинчик перельёт. Литр на троих - в самый аккурат. Лишнего тоже ни к чему. А вот так, под хорошую закуску, да не спеша - даже и не пошатнётся никто после выпитого. Лишь язык чуть скособочит, да душа весь мир обнять готова. Ну, так почему бы и не выпить?
Но не пилось сегодня, не пилось. Как ни старались гости скрыть своё настроение, как ни пытались выглядеть весёлыми - не обманули хозяина. А то не знал он их. Разлив первый графинчик до последней капли, Коля взял рюмку, поглядел на свет сквозь неё, опрокинул в рот, закусил ложкой супа и спросил:
- Что случилось ребята? Что с вами?
- А что с нами? - наигранно удивился Венер., жуя грибок, но не чувствуя его вкуса, - всё нормально…
- Что это ты придумал? - поддержал его и Сергей, которому тоже ни водка, ни закуска не шли в рот, комом стояли в горле, - хорошо сидим...
- Давайте выкладывайте, - Коля решительно стукнул донышком второй бутылки по столу. Переливать в графин он её не стал - не до этого. Свинтив пробку, разлил водку по рюмкам, - вижу ведь я, случилось что-то…
Венер с Сергеем переглянулись. А-а, ладно! Чего теперь скрывать? И, выпив по рюмке, рассказали, каждый по очереди, о своём горе. И чем больше мрачнели они от собственных слов, заново переживая случившееся, тем спокойнее становился Коля. А когда закончили они печальные свои повести, налил всем снова по рюмке, сказал:
- Не та беда, что на деньги идёт, а та - что на деньги нейдёт, - и добавил с важностью, - так ещё мой прадед говорил, Пётр Евстигнеевич…
Ребята снова переглянулись. Чего это с Колей? Не посочувствовал им даже. Вроде не пьяный, а чушь какую-то несёт.
- Да ведь денег-то как раз и нету, - попробовал втолковать ему Венер. - Были бы, так, конечно, что за беда, откупились да и всё…
- И причём тут твой прадед? - с неудовольствием добавил Сергей, - чего его вдруг вспомнил?
Коля загадочно улыбнулся, не приглашая никого, хлопнул ещё рюмку, потянулся над столом, выбрал грибок покрасивее, подцепил вилкой, отправил в рот. Затем, жуя, молча ушел в дом.
Оставшиеся его товарищи совсем растерялись, не зная, что и подумать. Закурили угрюмо, решили ждать - что дальше будет?
Но Коля себя ждать не заставил. Через минуту он выскочил из дома и, весело насвистывая, направился к столу.
- Чего приуныли? Айда, наливай, - он присел на своё место. Глаза его сияли внутренним светом, он переводил взгляд с одного понурого приятеля на другого. Те, с недоумением, тоже глядели то на него, то друг на друга. И чему, спрашивается, радуется? Точно - пьян! Наверное, ещё до них грамм триста дёрнул! И хотя раньше за Колей такого не замечалось - чтоб один пил, но кто его знает? Всякое бывает. И что им теперь делать?
Но Коля не был пьян. Да, он был возбуждён, глаза его блестели, и весь он светился радостью. Но не дню рождения он радовался, не столу с выпивкой, и уж, конечно, не чужому горю. Нет, радовался он тому, что может, наконец-то, по-настоящему помочь своим друзьям. Ведь теперь он богат! Не только сочувствием он поделится с товарищами, которого единственно они и ждут от него. Нет - он отдаст им свой клад, что нежданно-негаданно свалился на голову, вернее, лежит ещё где-то под землёй, но обязательно станет их. Вот чему радовался Коля.
Он ещё раз взглянул на приятелей. Те совсем приуныли, сидели, свесив головы, курили, стряхивая на землю пепел. Солнце уже село, но сумерки ещё не наступили. Был особенный час - тихая граница уходящего дня и быстро приближающейся ночи. Тихо было и в саду - лишь цикады вели свои нескончаемые песни, неутомимо сменяя и поддерживая друг друга.
- Ну вот что, хватит грустить, - сказал Коля, - всё поправимо. А прадеда я потому вспомнил, что… В общем, сейчас узнаете. Нате, читайте, - и он, достав жёлтый листок из кармана, протянул его через стол друзьям.
Те по паре раз прочитали записку - поудивлялись, а Коля сказал:
- Выкопаем золото, продадим, а деньги поделим. - Он засунул документ обратно в карман. - Вот и рассчитаетесь со своими «долгами»…
Его друзья помолчали, изумлённо обдумывая только что услышанное. Как - Коля отдаст им свой клад? Да ведь это его предки работали, копили… Нет, это невозможно… Они не возьмут… У Коли скоро свадьба… Нет-нет… Это их проблемы, зачем они будут перегружать их на друга… Нет, не возьмут… У коли это единственный шанс. Что у него? Зарплата учителя да и всё… Нет…
- Спасибо, Коля, - сказал Сергей, - но…
- Но мы не возьмём, - перебил его Венер, - спасибо, конечно…
- Это твои деньги, твой шанс. Дом купишь, машину…
- А мы как-нибудь выкрутимся…
Но Коля решение принял, менять его он не собирался. Это был не просто красивый жест с его стороны. Он искренне хотел разделить на всех поровну и свалившиеся на двоих несчастья, и нежданно доставшееся одному богатство.
- Даже не так, - спокойно сказал он, - а вот как. Выкопаем клад, монеты продадим, из вырученной суммы заплатим, что с вас требуют, а остаток поделим. Вот это будет по честному… - он широко улыбнулся.
- Нет, Коля, так нельзя… - запротестовали друзья. Хотя… Они были готовы уже немного и уступить, - вот только если в долг нам дашь, а мы…
- А что - вы? Потом годами будете мне должны? Зарабатывать и всё отдавать? Я, как паук, буду сидеть на деньгах, а у вас копейки лишней не будет? Может, ещё проценты предложите? Нет! - отрезал Коля.
Да, в долг давать - дружбу терять, это они понимали. Быть в должниках у товарища - не дело. Может, согласиться с Колей? Каждый из них сейчас думал о том, а смог бы он сам вот так же щедро разделить на всех подарок судьбы? Пожалуй - смог бы… А раз так…
- И кроме того, - продолжал уговаривать Коля, - без вашей помощи мне ведь не обойтись. Там ведь миллионер этот сидит с домом своим. Как я один у него из под носа клад вытащу? Что он, совсем дурак, чтоб это позволить? А потом - продать ведь его тоже надо суметь как-то. Тут тоже, думаю, всем дело найдётся. Так что - все в равных долях…
Ребята, кажется, готовы были и уступить. А что? Может, Колька и прав? Ему повезло, им - наоборот. Ну, так и уравнять на всех выверты и капризы судьбы. Вот только Колька загнул, что сначала их долги заплатят, а потом ещё и остаток разделят. Нет, это с их стороны будет уж совсем некрасиво.
- Ладно, - решительно сказал Венер, - но…
- Но делить ничего не будем, - перебил его Сергей, - мы своё заплатим, а остаток - весь тебе. А то ты вообще без ничего останешься. Верно, Венерка?
- Конечно. А то ты уж вообше… ещё остаток делить. Там и остаток-то, может, с гулькин нос будет. Мы сами виноваты - зачем ты из-за этого страдать должен? Да и свадьба у тебя скоро…
- И скажи спасибо, что хоть на это мы согласны, - подмигнул Венеру Сергей, - мы люди добрые…
И все трое облегчённо захохотали. Как камень сразу свалился с души у каждого. Не только потому, что появилась надежда на благополучный исход для двоих, крепко влипнувших в истории. Нет, не только. Поняли все сейчас, что прошла их дружба первую большую проверку. Может, и не будет в жизни больше таких потрясений, а может, будут и покруче - кто знает? Но одно уже точно ясно - друг другу они могут доверять…
- Ну, ладно, - сказал Коля. - Уговорили. Теперь давайте думать, что дальше делать будем. Тянуть тут, пожалуй, не стоит…
…заговорщики вновь склонились над старой записью с описанием клада. Что там про угол-то говорилось? Это хорошо. Фундамент церкви сохранился, значит, высчитать место можно довольно точно…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Полевая дорога, спускавшаяся с пологого склона холма, за которым находился районный центр, доходила до самой речки, а затем раздваивалась. Один из просёлков резво бежал вверх по реке строго по прямой, явно не обращая внимания на её частые изгибы, отчего берег то подходил прямо к дороге, то уходил в сторону, скрываясь в прибрежных зарослях черемухи и ивняка. Вторая дорога выбрала себе путь вниз по речке - вела она к деревушке со звучным названием Кузькино, раскинувшейся на том берегу Второго Иняка в километре отсюда. Дорога пробегала по маленькому деревянному мосту в начале деревни, огибала её по околице и спешила дальше, туда, где в километрах трёх ниже сливались два брата, два Иняка. Миновав маленький хуторок Унур, за которым раскинулись поля небольших фермерских хозяйств, получивших тут землю ещё в самом начале реформ и худо-бедно, но всё же со старанием, обрабатывающих её вот уже десяток лет и даже получая от этого не только удовлетворение, а иногда и кое-какие деньги, дорога выходила на асфальтированное шоссе, соединявшее райцентр с усадьбами нескольких окраинных колхозов, ставших теперь различными СПК, ООО и прочими товариществами. Дорогами этими, как верхней, так и нижней, пользовались, в основном, лишь во время полевых компаний, когда засевали долину Второго Иняка пшеницей или горохом, а осенью убирали урожай. Засевали, впрочем, уже только до местечка, где раньше стоял хуторок Мари-Олок, далее же - сплошная ромашка, безраздельно захватившая сотни гектаров полей. А что делать? Сил на эту землю, распаханную совершенно зря в шестидесятые годы, во время компаний за освоение целинных и залежных земель, у правопреемника бывшего большого совхоза, когда-то в советское время совершенно в убыток обрабатывавшего здесь неплодородные эти поля, не было.
Так что движение по этим дорогам было явлением довольно редким, тем более сейчас, когда время уборки ещё не пришло. Но сегодня, в этот субботний вечер, дело обстояло как раз наоборот. Одновременно на узком проселке встретились сразу два автомобиля. Первый уже не двигался, он с десяток минут назад заглох и, дернувшись в последний раз, грузно встал, заняв собой всю ширину просёлка. Это был большой трёхосный грузовик «ЗиЛ-157», армейский автомобиль шестидесятых годов, доныне ещё верно служащий человеку. Водитель вылез из кабины, чертыхнулся, полез под капот. Минуты ему хватило, чтобы понять - кончился бензин. Мужчина средних лет, но уже с пробивающейся сединой, озабоченно почесал затылок - он знал, ждать тут некого, тем более, что шёл уже десятый час вечера. Что же делать-то, как же с бензином-то быть?
Но тут, на его счастье, показался на дороге ещё один автомобиль. Он тоже спускался с холма на Второй Иняк. Водитель грузовика обрадовано поспешил навстречу, махая рукой, прося остановиться. Микроавтобус «УАЗ», с большим багажником на крыше, заваленным разной кладью, с лебёдкой на переднем мощном бампере, сваренном из швеллеров, плавно затормозил и остановился. Из машины вылез бородатый, в штормовке, в армейской защитного цвета кепке, человек.
- Помоги, друг, а? Бензин кончился, - сделал шаг ему навстречу водитель грузовика-вездехода, - выручи, пожалуйста…
- Да у меня дизель… - начал было бородач, но вдруг, широко раскрыв глаза, удивленно воскликнул, - Гера! Ты, что ли?
- Я, - машинально и не менее удивлённо ответил тот, - что-то я вас не узнаю. Знакомый, что ли?
Его собеседник засмеялся, пошел навстречу, протянул руку:
- А ты представь, что я без бороды, да лет на десять моложе? Ну, ну?
Тот внимательно вгляделся в лицо, секунд пять помешкал, сказал неуверенно:
- Сашка, ты? Нет?
- Ну я, конечно! Здорово!
- Здорово! Ну сроду бы не узнал… Вот это встреча! Когда последний раз виделись-то? Ты когда уехал-то? В девяностом?
- В девяносто первом…
Это был Гера, одноклассник и друг юности Александра. Начиная со школьных лет, а потом уже и дальше, в холостые веселые годы молодости, не было для них большего удовольствия, чем побродить здесь, по Второму Иняку, вдвоём или в компании с собаками, пострелять из ружья, неисповедимыми путями попавшему тогда в руки одного из них, от которого тот, впрочем, решил со временем от греха подальше избавиться и для этого просто утопил то в одном из глубоких омутов, предварительно разобрав на части; любили они также посидеть здесь у костра, иной раз и выпить, поболтать о том, о сём, а затем, уже в темноте, не спеша брести домой, любуясь луной и звёздным небом. Зимой и летом, в весенний разлив и в осеннюю непогодь, они всегда шли сюда, и всегда находили новый интерес в этих бы, казалось, однообразных походах. То испытывали новое «поджигало» или самодельные «бомбочки», до изготовления которых Гера был большой любитель и знаток, обладая для этого немалыми «пиротехническими» навыками и солидной материальной базой, то обучали собак различным командам, то раскапывали старые, оставшиеся ещё с гражданской войны, окопы - искали оружие, то разбирали старые брошенные срубы в уже оставленном последними жителями Мари-Олке - искали монетки под нижними венцами, куда клали их хозяева во время возведения построек по местному обычаю, то гоняли по речной долине лосей на своих мотоциклах. В общем, это были настоящие романтики Второго Иняка, любящие речку, на которой выросли, и знавшие все её тайны. И вот ведь случай - первым человеком, которого встретил Александр после возвращения на родину, оказался именно он - Гера!
- А ты что, всё ещё Второй не забыл, бываешь здесь? - с интересом спросил Александр, когда первый восторг от нечаянной встречи поулегся, - чего сюда, глядя на ночь, едешь?
- Да это Вовка всё… За прудом слетели в речку на своём «Иже»… За травой для кроликов с женой приехали, ну и бутылку прихватили. Подвыпили, а он и давай её на мотоцикле учить ездить. Она и показала класс… Ладно, хоть так всё обошлось. Там обрыв метров десять высотой, да ты знаешь место это - возле березы перед оврагом, - Александр, с интересом слушавший, кивнул, да, мол, как не знать, - ну вот там гонки-то они и устроили… В общем, мотоцикл сейчас в реке, как раз на перекате стоит. И справа, и слева - омута, с того берега - лес, а тут - обрыв отвесный. Он ко мне часа два назад приходил, рассказал. Решили вот прямо наверх по обрыву машиной тащить. Он обратно ушел, а я дела кончил и поехал. Да вот бензин…
Александр поудивлялся случаю, спросил с живостью:
- А что за Вовка-то? Может, я его знаю?
- А то нет. Наш Вовка - Метлин…
- Так это он? И он здесь? Ну, вы даёте… одни сюрпризы мне сегодня. Айда, поехали быстрей… Подожди, а как машина-то твоя? У меня ведь дизель…
- Да хрен с ней. Пусть стоит, чего ей будет? Никто не подойдет, да и взять с неё нечего. О-о… у тебя лебедка есть? Вот ею-то сейчас и вытащим Володин драндулет…
И старые друзья, так неожиданно встретившиеся после долгой разлуки, быстро сели в «УАЗик» и помчались вниз по пыльной дороге.
Чем ниже спускался автомобиль, тем больше открывалась перед ними панорама речной долины, видимой отсюда, как на ладони. Противоположный берег весь зарос густым лесом, постепенно поднимавшемся в гору, так что впечатление было, будто лес стоит высоченной стеной. Речка петляла по границе этого леса, то углубляясь в заросли, то вновь выбираясь на простор. Омута и плёсы сменяли друг друга, как по заранее подготовленному проекту. Вот ниже по течению реки показалось Кузькино, а взглянув в другую сторону, к Мари-Олку, Александр чуть не вскрикнул от изумления. Ему показалось, что глаза его обманули. То, что он увидел, просто не могло здесь быть, ну никак не могло! Вдали, там где раньше находидась богатая деревня Рождественская, а теперь лишь оставался фундамент разрушенной в тридцатые годы церкви, дрожал в знойном мареве настоящий маленький средневековый замок. Это было так неожиданно, что он даже остановил машину.
- Это что там? - с волнением спросил Александр у товарища. - Ты это тоже видишь, или я… или у меня… - он не договорил, но тот прекрасно его понял и без этого.
- Не ожидал тут такого увидеть, да? - засмеялся Гера. - Приезжий какой-то вон те поля все то ли купил, то ли арендовал… не знаю точно. Ну и дом вот строит…
- Да-а… - покачал головой Александр, осмысливая новость. Приятного в ней было мало. На речке, которую он считал своей, появился новый человек, тоже заявивший на неё права. Хорошего тут ничего не было, ну совсем даже ничего…
Поехали дальше. Вот остался позади пруд со старицей, на которой раньше местный лесопункт замачивал липовую кору, чтобы содрать с неё потом мочало. Похоже было, что и сейчас этого дела не бросили. На пруду стоял домик сторожа, а вокруг - длинные вешала для мочального лыка.
- Лубки-то всё мочат здесь? - спросил Александр, кивнув в сторону пруда и снизив скорость. Он жадно смотрел по сторонам, стараясь не пропустить ничего мимо своего внимания, никакой мелочи. Он всё ещё не мог поверить, что он снова здесь, на Втором Иняке, речке, о которой вспоминал все эти годы разлуки с родиной. И вот - первая встреча!
- Мочат… - ответил Гера, вглядываясь вперед, - вон Володя стоит!
Впереди виднелась красивая роща, где находилось кладбище исчезнувшего в восьмидесятых годах хуторка Мари-Олок. Перед рощей, раскинувшей сотню вальяжных берёз на некотором возвышении, дорогу пересекал широкий овраг, а перед оврагом, на крутом берегу, росла одинокая, отбившаяся от своих подруг, старая кривая берёза. Под ней стоял человек и смотрел на подъезжающий автомобиль.
- Давай его разыграем. Я спрячусь, а ты выйдешь. Посмотрим, узнает он тебя или нет, - предложил Георгий. Его бородатый приятель усмехнулся - мысль ему понравилась…
Владимир Метлин был колоритной фигурой. Это был третий их товарищ в те незабываемые годы. Хотя он на пару лет был постарше, дружбе это не мешало. Если с Герой Александр учился в одном классе все десять лет школы, и сдружился с ним на одних интересах - к природе, краеведению, туризму, оружию, фантастической и приключенческой литературе, то с Володей их объединяло другое. Они просто выросли на одной улице, жили через два дома. Всё детство в компании других таких же мальчишек провели вместе. А и весёлое было время! Когда было им лет по семь-восемь, старый маслозавод, находившийся на их улице, перевели на край села, в новую райцентровскую промзону, где построили для него типовое здание со всей инфраструктурой. А вся территория старого завода, вместе с главным корпусом и многочисленными службами, на целых два года досталась мальчишкам. Чего там только не было! Подвалы со льдом, который так и не растаял за первое лето, чердаки с лестницами, сараи, бетонные глубокие емкости, разное старое оборудование. Как там игралось в прятки, в войну, в «красные-белые», в лапту, в десятки других игр! А когда на месте бывшего завода стали строить жилые дома и с освоенной территории пришлось убраться, получили мальчишки с улицы Октябрьской другой подарок - здание старой хлебопекарни, которую тоже перевели на новое место. И здесь тоже прекрасно игралось, тем более и речка - первый-то Иняк - была совсем рядом. Искупаются на «заливчике» - и опять сюда. Золотые годы!
Детство кончилось, но не кончилась дружба. Вместе ходили на танцы в старый парк, вместе гоняли по ночам на мотоциклах, вместе гуляли с девушками по Горе, а затем по очереди приводили их к себе в гости. У каждого на лето было оборудовано жильё в предбанниках с кроватями, столиками, фотографиями и киноафишами на стенах. Много чего интересного происходило в этих предбанниках за долгое лето - от невинных выпивок до буйных, иной раз, оргий, от литературных бесед до спиритических сеансов. Это было их время и, казалось, оно не кончится никогда. Увы…
…Володя почти не изменился за те девять лет, что Александр его не видел. Похудел, правда, но глаза по-прежнему сверкали молодым задором. Слегка под хмельком, с сигареткой во рту, он вразвалочку, не спеша, подошёл к остановившейся машине.
- Здравствуйте, - Александр вылез из машины, протянул руку. Тот с достоинством пожал. Взглянул в лицо - нет, не узнал…
- Рыбачите? - по-прежнему прикинулся незнакомцем его старый приятель.
- Да, рыбачу, - не думая о подвохе простодушно соврал Володя, - да вот решил немного отдохнуть тут в тенечке, природой полюбоваться…
- А что это за мотоцикл вон внизу, в речке? Не ваш?
- Нет… Это раздолбай какой-то с бабой перевернулись. Ну-у, дурак… - с презрением протянул Володя. - Нашел, кому руль дать! Бабе! - Помолчав секунду, он с любопытством взглянул на собеседника, - а вы-то тут чего катаетесь? Издалека будете?
- Да-а… - неопределённо протянул тот, еле сдерживая смех, - а где этот… раздолбай, как вы его метко окрестили, куда делся? Живой он?
- Да что ему! - махнул Володя рукой, опять презрительно скривившись, - в село пошел, за машиной, наверное…
- А это, случаем, не ты?
- Чего?
- Не твой, говорю, мотоцикл? Сдается мне, что этот самый «раздолбай» ты и есть…
- Чего-чего? - Володя негодующе уставился на бородатого.
- «Чего-чего»… - передразнил тот. - Твой это мотоцикл, а раздолбай этот - ты!
- А ну мотай отсюда! Думаешь, бороду отрастил, так и людей оскорблять права имеешь? Я тебе её быстро укорочу-то… - угрожающе заговорил Володя, наступая на нахального незнакомца, который сначала влез в душу, а затем коварно наплевал в неё, - а ну, пошёл с нашей речки!
- Подождите, я совсем не хотел вас обидеть… - примиряюще заговорил бородач. - Может, помиримся, а? Сядем на бережку, костерок разведем, по стаканчику опрокинем, закусим, чем Бог послал? Не желаете?
Володя сразу сменил гнев на милость.
- А почему нет? Я хорошего человека сразу вижу…
- Но ты извини, у меня ни выпить, ни закусить нету. Я подумал, может у тебя есть? - незнакомец снова нахально посмеялся. - Ну, что? Угостишь?
- Ага… Погоди только, дрын потолще сейчас притащу, - и разобиженный до глубины души старый товарищ, так и не узнавший приятеля, бросился к ближайшим кустам, - погоди, погоди…
Гера давно уже тихо смеялся, согнувшись в три погибели в машине, а Александр, тоже не выдержал, громко захохотал и повалился на траву.
- Посмейся, посмейся… - глухо бубнил виновник розыгрыша, безуспешно пытаясь выломать из куста тальника сук потолще, - я тебе рога-то поотшибаю…
- Стой, Володя, стой! - Георгий, наконец, вылез из машины и помахал рукой. - Айда сюда…
Володя, увидев приятеля, удивился. Живым своим умом быстро сообразив, что его попросту разыграли, мигом остыл, заулыбался, пошёл к машине.
- Ну, вы и уроды, - начал он, переводя взгляд с товарища на незнакомца, - а если бы я его пришиб ненароком, а? Кто бы отвечал? … Володя… - с достоинством представился он, протягивая бородатому руку.
Тот пожал, посмеялся:
- Уж будто мы и незнакомы. Ну, узнавай быстрей…
Володя пригляделся. Нет, опять не узнал.
- А что, Гер, правда, что ли, знакомый?
Тот неопределённо пожал плечами, прикинулся равнодушным, сказал небрежно:
- Откуда я знаю. Я его первый раз вижу. У меня бензин кончился на Горе, а он едет. Остановился, поговорили. Я рассказал о тебе, а он говорит, знаю, мол, Володю Метлина. И помочь вызвался…
Володя вновь подозрительно взглянул на неизвестного, потянул геру за рукав в сторону, зашептал на ухо:
- Не знаю я его… Первый раз вижу. Чего ему надо? Давай ему по шее надаём и пусть катится…
- А мотоцикл? Смотри, у него лебёдка есть.
- Ну… пусть вытащит сначала. А потом - по шее…
Но Гере спектакль уже надоел.
- Сашка ведь это! Сашка - ну! Эх, ты… - он ткнул недогадливого товарища в бок кулаком, - я-то сразу узнал…
- Сашка? Какой Сашка? А-а… Сашка! Ну, конечно! - он радостно засмеялся. - А подлецы вы хорошие, оказывается…
И долго с высокого берега раздавался весёлый смех старых друзей, чудесным образом встретившихся в самый первый день возвращения одного из них в родные пенаты…
- Ну, отметить бы надо встречу-то… - наконец, сказал Александр. - Вы как? Не против? - обратился он к товарищам. - Водку-то пьёте, не бросили?
- А есть? - Володя с надеждой взглянул на него.
- Я подумал, может у тебя… - засмеялся Александр, но увидев, как сразу потухли глаза у приятеля, быстро сказал, - да есть, есть! Я ведь на всё оставшееся лето сюда приехал, так что запасец имеется… А вы вот что, посоветуй-ка мне, где лучше лагерем стать? Если вот здесь, за Мари-Олком, на омутах?
- Занято там, - Гера достал сигарету, размял её пальцами, сунул в рот, - бомжи там живут, человек двадцать. Да вон, даже слышно их…
Действительно, по реке доносились сверху неясные какие-то звуки, которые, при известном воображении, можно было принять и за людскую речь…
- Бомжи? - удивился Александр. - Откуда они здесь?
- Из города, откуда ещё-то. Уже третье лето здесь обитают. Целый посёлок там у них. Рыбу ловят, картошку на старых огородах садят, в деревни ходят на работу подряжаться. До самых морозов здесь торчат. Да так-то от них вреда нету…
- Да? Ну ладно тогда… А если у Большой Ивы? - предложил слегка озадаченный - ну ещё бы, теперь ещё и бомжи какие-то объявились - Александр.
- И там занято…
- А там-то кто?
- Да там придурок какой-то живёт, - засмеялся Володя, тоже закуривая, - как соловей-разбойник прямо…
- Второе лето уже, - подтвердил Гера, - сколотил себе хибарку на самом верху и сидит…
- Больной, что ли?
- Да нет, здоровый. В прошлом году милиция его сняла оттуда, в Уфу возили, проверяли. Да отпустили сразу. Нет, говорят, и признаков никаких. Ну, а он сразу обратно на дерево и залез…
- А кто он?
- Не наш, приезжий. Лет тридцать ему. В школе раньше работал и жена даже была. А потом и работу, и жену бросил, залез на дерево и сидит…
- Чего же он там ест?
- Да носят ему разные тёмные люди. За отшельника держат. Да он и сам - то рыбы наловит, то грибов наберёт… И ещё он… - тут Гера таинственно снизил голос и, оглядываясь по сторонам, зашептал, - и ещё он… свистит. По ночам…
- Ну-у? - удивился Александр.
- Ага… - подтвердил и Володя, - за это его соловьём-разбойником и прозвали…
- Да-а… Весело живёте… Ну, и куда мне теперь?
Приятели ненадолго задумались, перебирая в памяти все знакомые места, пригодные для бивака.
- Есть хорошее место, - наконец сказал Гера, - помнишь, сразу после школы где мы приют себе устраивали? На том берегу, от Большой Ивы метров на двести пониже? Полянка там и сразу - омуток. А кругом лес, никто не потревожит…
- Помню-помню. Точно, отличное место…
- Но ведь там переезда нет, - сказал Володя, он тоже знал это место, - дно хоть и твёрдое, но глубоко, только трактору и можно…
- Дизель у него, - Гера с уважением посмотрел на машину.
- Дизель? Тогда проедет. Ну айда, чего ждать, а то скоро стемнеет…
- А мотоцикл?
- Завтра с Герой вытащим. Кто его тут ночью-то тронет?
- Бомжи только если…
- Да ну… - Володя пренебрежительно махнул рукой, - они к вечеру всегда пьяные, чего им по реке шастать? А больше тут никого нет.
- Тогда вперед… - и троица друзей, сев в машину, развернулись, и рванули обратно, вниз по реке, предвкушая впереди отличную ночь…
Из-за леса тихо вставала круглая оранжевая луна - подошло время июльского полнолуния…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Раннее утро на реке в середине июля… Есть ли время чудеснее этого? Постепенно отступает ночная мгла, медленно выступают из неё силуэты деревьев и кустов, мягко наползает от воды плотный туман. Тихо вокруг. Лишь только плеснёт изредка под крутым берегом шалый щурёнок, да каркнет хрипло пролетавшая мимо старая ворона, давно потерявшая покой и сон. А всё остальное, что есть на реке живого, беспробудно спит безмятежным глубоким сном. Лишь затаился в кустах старый рыбак дядя Саша, ещё затемно пришедший из села и уже успевший закинуть свои удочки и «косынки», да зашевелился в своём «гнезде» на Большой Иве странный человек, поселившийся здесь неведомо зачем. Он потянулся, встал, привычно взглянул вдоль реки. Давайте и мы тоже взглянем на речную долину с высоты его убежища, что на несколько десятков метров вознеслось над землёй…
…А и далеко видно отсюда! Вниз по реке - Кузькино, вон оно выступает из тумана. Там тоже спят, даже хозяйки ещё не встали доить коров - слишком рано. А вот ближе к этому месту, на том берегу, на полянке возле большого омута - автомобиль «УАЗ». Дымится рядом прогоревший до основания костёр, но людей не видно, лишь большой пёс бродит вокруг, охраняя сон хозяина и его гостей, что шумно праздновали свою нечаянную встречу чуть ли не всю ночь и завалились спать лишь час назад… А ну-ка глянем вверх по реке - что там? Дома, вставшего на месте бывшей деревни Рождественская, не видно - туман да предрассветные сумерки не дают заглянуть так далеко. А вот Мари-Олок, вернее место, где он раньше стоял, видно хорошо. Вон и роща со старым кладбищем, а вон, в стороне, ближе к речке, и хибарки бомжей, там тоже дымятся вчерашние костровища. Взглянем на реку - вон и мотоцикл синий с красной коляской сиротливо стоит посреди переката, прав Володя, никто за ночь не тронул его. А вот и пруд с длинными вешалами для мочала и домиком сторожа. Переведём взгляд в сторону райцентра, невидимого даже с такой высоты, лишь только вышка ретрансляции телеволн, поставленная там ещё в семидесятые годы, выглядывает своей вершинкой из-за пологого в эту сторону, но крутого, засаженного сосной со стороны села холма, у подножия которого и возникло оно, тогда, конечно, всего лишь маленькая деревушка, основанная переселенцами в поисках лучшей доли почти триста лет назад. Вон и просёлок, что ведет отсюда к райцентру, а вон и брошенный посреди поля грузовик, с которым тоже ничего не случилось за короткую ночь…
Человек на дереве, оглядев ещё раз пустынную долину реки, улыбнулся, вдохнул побольше воздуха и сунул в рот по два пальца каждой руки…
Дикий зловещий свист разорвал рассветную тишину! Это было так неожиданно, что разом нарушило всё очарование зарождающего утра. Загомонили и захлопали крыльями, срываясь с веток деревьев, птицы, проснулся и вздрогнул от испуга сторож на пруду, старый рыбак дядя Саша, менявший в это время ручейника, укололся крючком и тихо выругался, а щурёнок, только что всплывший до этого зачем-то к поверхности воды, громко плеснул хвостом и метнулся обратно в заросли кувшинок, дав себе крепкий зарок больше так не рисковать и приключений на свой щучий хвост не искать. Но громче всех выразили своё возмущение бомжи - они ещё долго матерились, выкрикивая угрозы от своего поселения. На этого ночного свистуна они давно держали злую обиду, но поймать его на берегу им не удавалось, а залезть на дерево, чтоб спустить нахала оттуда вниз башкой, они не решались - высоковато…
И лишь трое приятелей не услышали ничего, несмотря на то, что собака Филя громко залаяла на свист, тоже изрядно струхнув от неожиданности. Мстя обидчику за свой страх, пёс ещё долго не мог остановиться, то громко рыча, то отрывисто, с подвывом, лая. Но друзья в машине крепко спали глубоким хмельным сном и вряд ли их могло разбудить, даже ударь тут рядом главным своим калибром целый артиллерийский дивизион….
Между тем порядок на реке постепенно восстановился. Затих пёс, замолчали бомжи, успокоились птицы, снова заплескался в омутке щурёнок, уже забывший о данном себе слове, а дядя Саша подсёк и вытащил на берег первого голавлика. Да и сторож на пруду тоже уже успокоился, сначала пожелав в душе «этому дураку» всякой напасти, но затем, устыдившись сам себя, раскаялся, простил неприкаянного бедолагу, который залез на дерево явно не от хорошей жизни, пожалел его, и, умиротворённый, перевернулся на другой бок и снова захрапел. Быстро светало…
Вдруг издали послышался шум мотора. Со стороны райцентра, объехав стоящий на просёлке «ЗИЛ», спускался вниз красный автомобиль. Человек на дереве знал эту машину с большим багажником на крыше, на ней часто приезжали на реку трое парней. Вот и сейчас, наверное, на рыбалку едут, равнодушно подумал он, провожая взглядом «Запорожец», который быстро спустился с холма и на всех парах помчался в сторону Мари-Олка.
Но не отдыхать ехали сегодня сюда Сергей, Венер и Коля. А были это именно они. В это раннее утро выходного дня решили они завладеть тем, что одному из них принадлежало по праву наследования - старым кладом, закопанным возле бывшей церкви, от которой остался сейчас лишь старый фундамент. Он-то и послужит ориентиром при поисках. Всю ночь друзья не спали, составляли план действий, и вот, не откладывая, приступили к его выполнению. Возбуждённые, ещё слегка хмельные после вчерашнего дня рождения, они были настроены весьма решительно.
План по изъятию клада был прост и дерзок. Поскольку днем на чужой территории им раскопок вести никто не позволит без объяснения причин, а рассказать про клад было бы глупо, так как неизвестно, что предпримет после этого хозяин участка, то решили они клад «брать» на рассвете. И люди ещё спят, и света уже достаточно, и отболтаться, в случае поимки, будет попроще - вот, вол, червей копаем для рыбалки, забыли из дома взять. Чушь, конечно, если разобраться, но ничего больше в голову не пришло. А за дело решено было взяться этим же утром, тем более, что подготовки всей - только лопаты в машину бросить, да посмотреть по словарю Даля, чему равен аршин, да ещё выяснить, какой угол у церкви считать третьим. Но с этим разобрались быстро - грамотные были ребята. Размыслили так - поскольку все храмы строили всегда в географическом плане одинаково, алтарём на восток, а клад был закопан по направлению к северу, так как упоминавшаяся в записке «северная» звезда могла быть только Полярной звездой, а также учитывая то, что крёстные ходы вокруг церкви совершались всегда «посолонь», то есть по движению солнца - по часовой стрелке - то «третьим» углом мог быть только тот, что расположен к северу дальше от алтаря…
И вот - долгожданный рассвет! Проштрафившийся накануне «Запорожец» уже забыл о вчерашнем происшествии, быстро завёлся и, жизнерадостно постукивая клапанами, рьяно помчал друзей навстречу приключениям!
Дом - очень красивый дом, обещавший стать главной достопримечательностью Второго Иняка - да что там, уже ставший ею! - не ждал в это раннее утро никакого подвоха, спокойно глядя вдаль ещё пустыми глазницами оконных проёмов. До восхода солнца было ещё не меньше часа. Строители крепко спали, спал и хозяин, только повар уже проснулся - разбудил его звонок будильника, напомнив о том, что пора вставать, готовить завтрак для рано начинающих работу людей. Но и он не спешил расстаться с тёплой постелью, решив понежиться ещё минут двадцать.
Этих двадцати минут друзьям вполне хватило. Оставив автомобиль почти у самого Мари-Олка, чтобы лишним шумом не привлечь к себе внимания, они скорым шагом, почти бегом, быстро достигли цели. Вблизи дом оказался ещё огромнее, чем это можно было себе представить издали. На счастье ребят, вагончики со спящими людьми стояли с северной стороны дома, в его тени, так что увидеть их оттуда случайно брошенным взглядом рано проснувшегося человека было нельзя.
- Венер, встань на край дома, смотри, чтобы нас тут кто-нибудь не застукал… - Коля с лопатой в руках бросился отсчитывать шаги от старого, еле уже заметного в траве, потрескавшегося нужного угла фундамента. За ним, тоже с лопатой, бежал Сергей. И тут же они наткнулись на большой неглубокий котлован, выкопанный накануне строителями под будущий водоём.
- Вот, блин! Они уже нашли наше золото! - с отчаянием сказал Коля, спрыгивая на дно.
- Давай, всё же покопаем, - предложил тоже приунывший от такого расклада Сергей, - яма-то не очень глубокая, может не дошли…
И они, примерно определив место захоронки, рьяно принялись за дело всей мощью своих молодых нерастраченных сил. Земля летела, как от экскаватора. Быстрей, быстрей! Ещё быстрей! Но ни там, ни тут, ни в других местах, где они принимались копать, ничего не было. Отчаяние всё больше овладевало ими. Венер от угла дома, то с тревогой поглядывая на вагончики со спящими людьми, то - с надеждой - на приятелей, успокаивающе помахивал рукой: всё, мол, в порядке. Ребята, напрягаясь, всё копали и копали, стараясь отгонять от себя сомнения в успехе, хотя те одолевали всё больше. И вдруг…
- Ест! - Сергей вывернул из земли чугунок, облепленный глиной. - Вот он, - радостно воскликнул парень.
Венер, поняв, что друзья что-то нашли, забыл о своём посту и бросился к ним…
…Повар, потягиваясь и зевая, вылез, наконец, из своей кровати. Натянул не спеша штаны, накинул поверх футболки штормовку - холодновато после постели-то - и вышел на воздух. Нужное ему помещение - временное, на период строительства, куда, как известно, и царь пешком ходит - находилось как раз с той стороны дома, где и должен будет находиться искусственный водоём. Похлопывая сводящие зевотой скулы ладошкой, поёживаясь от утренней свежести, он торопливым шагом направился туда. Завернув за угол и уже расстёгивая на ходу ремень, он вдруг неожиданно для себя обнаружил троих неизвестных! Стоя посреди котлована, они что-то передавали друг другу из рук в руки, радостно при этом смеясь…
- Эй! Вы чего это тут делаете? А? - Повар был явно человек не робкий. Он с грозным видом направился к этой компании.
- Да мы тут… червей копаем! Для рыбалки, для рыбалки! - те, захохотав уже без всякого стеснения, выскочили из ямы и бросились бежать.
- А ну стой! Вот я вас… - вдогонку им крикнул повар и, забыв о чём сюда шёл, тоже бросился бежать, но в другую сторону - будить хозяина.
Друзья прибавили ходу - до машины было не близко. Повар, между тем, уже разбудил Вениамина Алексеевича. Тот быстро оделся, выскочил наружу, побежал вместе с поваром к котловану.
- Вон они чешут, - показал рукой повар, - вот отсюда чего-то вытащили…
Вдали стоял красный автомобиль. К нему на всех парах неслись трое…
Хозяин прыгнул в котлован, увидел брошенные лопаты, несколько свежевырытых ямок, рядом - старый чугунок. Он быстро нагнулся, подобрал его, заглянул внутрь и… чуть не выронил его от неожиданности из рук! В чугунке к самому дну прилипла небольшая желтая блестящая монета! Это могло быть только золото! Внезапная догадка, как молния, озарила его! Он сразу всё понял! Вот, оказывается, что за «камень» ворочался у него вчера под лопатой! Ах, сволочи! Мерзавцы! Из под носа, прямо из под носа увели его клад! Ведь он его уже почти в руках держал! Ну как же так? Всё рок проклятый, всё рок! …Нет, подождите! Не всё еще потеряно! Сейчас он этих «кладоискателей» так распушит - про всё забудут, а не только про его золото! Вениамин Алексеевич, заскрипев от обиды и злости зубами, сунул монету, незамеченную в спешке ребятами, в карман, и бросился к своему автомобилю…
Этот синий «Опель» он купил после возвращения в Россию. Машина ему сразу понравилась, она не имела недостатков. Вот и сейчас лишь минута потребовалась для того, чтобы открыть дверь и завести двигатель. Дав газу, Вениамин Алексеевич с пробуксовкой, с хорошим заносом, вывернул на ровную местность и помчался вперёд! До дороги, что шла здесь вдоль реки, и по которой неслись сейчас трое злодеев, была всего-то какая-то сотня метро, а там… Уж он-то догонит, уж он-то задаст уродам, уж он-то…
Ребята мчались так, что даже пятки не успевали сверкать! Обнаружив погоню, они ещё прибавили ходу! Добежав до своей машины, едва успели залезть внутрь, как преследователь был уже тут как тут! Но не подвел их верный, осмеянный и оплёванный в последние годы всеми, кому не лень, старый «запор». Рявкнув по-медвежьи пробитым накануне глушителем, мигом завёлся он, юзанул на старте по сырой траве не хуже «Опеля», развернулся у того прямо перед носом, и выскочил на дорогу! Вдавив педаль газа в полик машины, Сергей только и успевал переключать передачи! Что-то возбуждённо орали у него за спиной друзья, грозя сразу четырьмя кулаками преследовавшей их ненавистной иномарке, хлестали по бокам машин лопухи и ромашки, бешено ревел мотор, свистел в открытых форточках ветер! Такое зрелище - а оценить некому, ни зрителей, ни свидетелей быстро развёртывающейся драмы не было. Бомжи ещё спали, а больше здесь некому было в такое время находиться. Лишь человека с Большой Ивы привлёк шум моторов. Он приложил руку к глазам, но далековато было смотреть, он и бросил, вновь предавшись неторопливому течению своих мыслей…
А развязка уже близилась! Всего минута прошла, как рванул «Запорожец» с места и, вложив в гонку всю мощь своих сорока лошадиных сил, развил предельную скорость. Но где ему было справиться с великолепным европейским автомобилем, у того-то этих сил было и вовсе немеряно. Тут же догнал он красную машину и вот-вот подрежет её, заставит остановиться, а там… Ребят трое, преследователь один, но силы всё равно не равны - лежит в «бардачке» «Опеля» одна вещица, которая даст своему хозяину любую фору хоть перед десятком людей. Пистолет Макарова с полной обоймой патронов - вот что лежит там! А уж рука у стрелка набита, давно выбивает он «яблочко» с первого выстрела на любой мишени. Так что нельзя останавливаться, нельзя! Жми, водитель, жми на газ, не дай себя обогнать! Дорога узкая, по бокам бугры да ямы, а до села не так уж и далеко, может успеют, а?
Нет, не успеют! Ну никак не успеют. За Мари-Олком, после оврага, обочины уже ровные, скотом выбитые, там уж от «Опеля» не уйти, никак не уйти! Но надежда умирает последней и по-прежнему несутся вперед оба автомобиля, надеясь каждый на свою удачу - одному надо удрать, а второму догнать. И как фишка ляжет, кому повезет - неизвестно. А вот и овраг! «Запорожец» с ходу влетел в него, на дне которого дорога переходила в сырую непросохшую ещё после последнего дождя колею. Машина, у которой много недостатков, но есть одно неоспоримое достоинство - великолепная проходимость - даже не заметила этого препятствия. Тут же преодолев низину - только грязь полетела из-под колёс! - автомобиль вырвался на сухое место и был таков! Ну, а «Опель», проскочив по инерции почти до конца сырого участка, застрял там, прочно сев днищем на плотный слой подсыхающей грязи. Всего двух метров не хватило ему до сухого места, но вытащить его отсюда теперь можно было только буксиром!
Ах, какие чувства бушевали сейчас в душах ребят! Избавившись от погони столь неожиданным образом, они не знали, как выразить свой восторг по этому поводу! Они и смеялись, и орали оскорбления врагу, оставшемуся позади, и хлопали друг друга по плечам и чему придётся. В порыве чувств Коля, забыв о своём высшем образовании, даже спустил штаны и, впечатав в стекло голый свой зад, показал его поверженному противнику, для пущей убедительности ещё по нему и похлопав. Это вызвало у них новый буйный взрыв хохота!
Но Вениамин Алексеевич этого очередного оскорбления уже не увидел и всей степени морального падения своих обидчиков не оценил, поскольку поганый красный драндулет уже взобрался на противоположный склон оврага и скрылся из его глаз. Досада, злость, жгучая обида, ярость, боль поражения - всё сплелось в один тугой комок в его бушевавшей страстями душе. Ушли! Ведь ушли, сволочи! Он вылез из машины, со злостью плюнул сначала на неё, а потом в ту сторону, куда скрылись эти негодяи на своём… даже слов не находилось, чтобы выразить достойное презрение этому, так называемому, «автомобилю», и скорым шагом направился к своему дому. Так - первым делом вытащить «Опель». А там видно будет. Может, не всё ещё и потеряно…
А ребята мчались всё дальше и дальше! Промелькнул слева за окошками пруд, осталась позади полянка с Большой Ивой, вот и развилка, откуда пойдёт дорога уже и к райцентру. Ух! Даже не верится, что всё так здорово вышло! И клад у них, и от преследования удрали. Но и страху натерпелись тоже немало. Сил уж больше никаких не осталось…
- Айда искупаемся, - предложил Венер, - а то у меня сейчас сердце из груди выскочит. Окунёмся разок и домой…
- А этот?
- Да он машину свою теперь замучится вытаскивать. Забыл уж, наверное, о нас…
- А здорово мы его, а?
- Будет знать, с кем связываться…
- Давай посмотрим, что в сумке?
- Да уж дотерпим лучше до дома…
- А искупаться не мешало бы…
- Вода сейчас тёплая…
И «Запорожец» свернул к речке. Подъехать к берегу здесь было нельзя, сплошь зарос он тут ольхой да черёмухой, но внизу был омуток с хорошим твёрдым дном - это ребята знали. Оставив машину у кромки зелени, они поспешили к речке. Пяти минут им хватило, чтобы быстренько освежиться, понырять и поплавать, действительно, в очень тёплой воде - не успевает та остыть за короткую ночь - и снова вернуться к машине. Сергей сел за руль, вставил на ощупь ключ зажигания, но завести мотор не успел. Открыв дверь с другой стороны, двое его друзей только собрались сесть в машину, как вдруг…
- А где сумка? - ошарашено спросил Коля.
Сумы с золотом, которую так легкомысленно оставили они на заднем сиденье, в машине не было!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Городок бомжей вольготно раскинулся на том месте, где раньше находился хуторок Мари-Олок, последний дом в котором разобрали и увезли отсюда уже двадцать лет назад. И теперь ничего, кроме старого кладбища, расположенного неподалеку в красивой березовой роще, не напоминало о том, что здесь когда-то жили люди. А несколько лет назад появились тут в начале лета трое бродяжек, выкопали землянку, прожили всю теплую пору и к осени исчезли. На следующую весну появились снова, да не одни - еще пятерых привели с собой. Понатаскали откуда-то старых досок, горбыля, обломков шифера и построили несколько хибарок. На следующее лето количество людей в поселении снова увеличилось - видать, слава об этом месте, которое сами бомжи называли «санаторием», все росла.
Обитатели «санатория» - а в это лето их собралось тут не менее трех десятков - вставали рано, едва первые лучи солнца пробивались через листву густого леса, которым зарос весь противоположный берег реки. Причина была проста - похмелье не позволяло долго нежиться в «постелях» - в лучшем случае это были кучи разного тряпья, брошенного в углу хибарок или землянок на грязные доски. А похмельем тут болели все – не пить обитатели речного «санатория» просто не могли физически.
И это утро тоже ничем не отличалось от остальных. С первыми лучами солнца лагерь зашевелился. То один, то другой, то третий его житель с бранью, с матом, а где и похохатывая (весёлый всё - таки был народ), выползали из своих нор на свет, шарили по карманам в поисках курева, кое-кто ковылял к реке – мыться. Большинство же не думало утруждать себя этой процедурой. До гигиены ли тут, когда башка раскалывается, желудок выворачивается, ноги заплетаются, а язык распух и не умещается во рту, в голове же одна мысль - как бы быстрее опохмелиться ? У кого были хоть какие-то деньги, с трудом подсчитывали - хватит ли? Тут же заключались союзы «на двоих», «на троих», «на компанию», скидывались, посылали гонца, кто помоложе да попроворней, за самогоном в Кузькино. Другие, у которых денег не было, вели себя по-разному. Кое-кто пытался «сесть на хвост» к более удачливым своим собратьям, но нравы здесь были жесткими, «хвосты» почти всегда «отрубали» и «на халяву» поили редко. Поэтому основная часть бомжей спешила побыстрей разойтись по окрестным деревням, где у каждого из них были свои «работодатели» из хозяйственных мужиков, которым всегда не хватало рабочих рук. Там их и опохмелят, и накормят, да еще и денег дадут - только работай. Поэтому уже с раннего утра «санаторий» быстро пустел - здесь оставались только инвалиды, да «временно безработные», которые по разным причинам в этот день работать не могли или не хотели…
Александр стоял на берегу оврага, смотрел на хибарки бомжей, размышлял, заходить ему туда или нет? С момента его возвращения на родину прошло уже несколько дней. Первые два из них он потратил на обустройство лагеря, а вот следующие полностью посвятил свиданиям со старыми местами. Оставив лагерь на попечение умного Фильки, он с утра до позднего вечера бродил по речке. Ходил налегке, взяв только рюкзак с наиболее нужными в этих коротких походах вещами. Сегодня он решил подняться повыше, дойти до нового строящегося дома, заглянуть заодно и к Мари-Олку, с которым у него было связано немало воспоминаний о прошлом. Красивый был хуторок - всего в один недлинный ряд стояли здесь на берегу реки дома без палисадников, обратив свои окна к солнцу. Народ жил трудовой, днём застать кого-нибудь без дела было невозможно. По утрам мычала выгоняемая со дворов скотина, мужики, которых тут было немного, собирались на работу, а гостившие у бабушек мальчишки уже предвкушали своё любимое занятие - рыбалку, которая в те времена была здесь изрядной… Да-а, здесь когда-то стоял Мари-Олок…
Здесь когда-то стоял Мари-Олок,
Хуторок на двенадцаь дворов,
Как он памяти моей дорог,
Не найти мне для этого слов.
По утрам соловьи здесь пели,
Над Иняком вставал туман,
Над деревней летят свиристели,
К водопою спешит баран.
Выгоняет хозяйка корову,
Надоивши ведро молока,
Её сын - пятиклассник Вова -
За столом уже ждёт пирога.
А хозяин немного с похмелья
На работу сегодня пошёл,
Выпивает не то, чтоб с веселья -
Просто труд тракториста тяжёл.
Рядом с ними живёт старушка,
Девяносто её с лишним годов,
И лубком у ней крыта избушка,
А напротив - поленица дров.
Напьётся с утра она чаю,
И вспомнит себя молодой,
Как, солнце над лесом встречая,
Ходила она за водой…
…давно уже нет той старушки,
И нет деревеньки той,
Остались две ивы-подружки,
Да кладбище над рекой…
Александр ещё раз окинул взглядом и кладбище, и излучину реки, прекрасно видимую с высокого брега. «Зайду», - решил он и быстро перешел на ту сторону оврага.
Возле крайней хибарки дымился костер, вокруг него сидели с мрачным видом трое. Больше по лагерю никого не было видно. Александр направился к этой компании, с любопытством оглядывая все вокруг. Не раз доводилось ему бывать на разных полевых станах и лагерях - у геологов, животноводов, туристов, охотников, но такого лагеря он еще не видел. Перекошенные шалаши, рваные полога, натянутые в форме палаток, землянки, навесы - вот что представлял из себя этот городок. В центре - грубо сколоченный стол, рядом сложена из речного камня печь, тут же, на высоком шесте, развеваются по ветру вместо флага чьи-то рваные штаны. Кругом мусор, разный хлам, пустая тара из-под всяких спиртосодержащих лосьонов и туалетных вод - знаменитых «фанфуриков» - а также пустые консервные банки, пачки из-под сигарет, какое-то тряпье, обглоданные кости. А взглянув дальше, Александр даже вздрогнул от неожиданности - на самом берегу стояла… виселица! Обрывок толстой веревки с затянутой на конце петлей мрачно качался по ветру. В довершение картины на кривой перекладине этого сооружения угрюмо сидела большая черная птица - не то ворон, не то грач. Первый был бы тут, конечно, более уместен, но, приглядевшись, Александр решил, что птица эта все-таки грач.
Трое бомжей с интересом наблюдали, какое впечатление произвел их лагерь на нового человека. Поняв, что впечатление соответствует текущему моменту - удовлетворенно захохотали.
- Здорово, мужики, - сказал Александр, подходя к ним. Ждать приглашения не стал, уселся на валявшийся рядом с костром чурбачок, поинтересовался, - ну, как вы тут поживаете-то?
- А ничего, - быстро отозвался один из тех, - живем, хлеб жуем, чего
и вам желаем…
- Слышь, борода, - прохрипел другой, - покурить есть?
- Курите, - Александр протянул им пачку «Астры».
- А может ты того… опохмелишь, а? - с надеждой в голосе спросил третий, - болеем, а шансов никаких, - пожаловался он.
Остальные тоже просительно уставились на прохожего человека. А чем черт не шутит? А вдруг нальет?
И не ошиблись несчастные - была у Александра водка, был к этим людям и интерес. Да и просто жалко их стало. Достал он из рюкзака солдатскую зеленую фляжку, достал хлеба с печеной картошкой, достал стаканчик, налил под сияющие взгляды и потирание рук по одному разу, налил по второму - привел в порядок. Повеселел народ, потянулся за вновь предложенными сигаретами, заговорил разом…
- Вот спасибо, не дал помереть…
- Все бы вот так…
- А чего ты тут ходишь-то? Рыбачишь, что-ли?
- Мы тебе места-то рыбные покажем…
- Мы тут все знаем…
- Мы и сами рыбаки-то хорошие… ха-ха…
И разговорились на разные темы. А в основном - что, да как, да кто откуда, да как к жизни такой пришли. С интересом и сочувствием слушал Александр этих людей, многое из услышанного записывал в книжечку, не доверял памяти. А под конец беседы решился спросить о том, что больше всего поразило его при знакомстве с пристанищем бомжей.
- А это, ребята, зачем? Вон та штука-то? - и указал на стоящую
невдалеке виселицу.
- Это? - бомжи переглянулись между собой и слегка замялись.
- Это… да как сказать-то…
- Сразу-то и не объяснишь…
Наконец, самый бойкий из них решился:
- Только ты никому, ладно? Это, видишь ли, для Хозяина… вон он сидит, - бродяга кивнул на грача. - Это ворон, ему уж лет сто, наверное, он тут с самого начала, говорят, живет. Мы его Хозяином зовем. А кто перед обществом нашим, ну, перед коллективом, то есть, проштрафится - того и в петлю! И ему чтоб неповадно было, и другим пример, а для Хозяина - угощение. Любит он с висельников мясо обдирать, только это и жрет, сволочь, - понизив голос и оглядываясь на птицу, со страхом прошептал рассказчик. Двое других согласно кивали - так, мол, и есть.
Холодок пробежал по спине у Александра. Он тоже невольно оглянулся на птицу, по-прежнему с суровым видом сидевшую на перекладине виселицы. Та, будто понимая, что речь зашла о ней, повертела головой, со злостью пощелкала клювом, вновь втянула голову, затихла.
- Но ведь это грач, а не ворон, - с сомнением сказал Александр. Он не знал, верить или нет страшным словам полупьяного бродяги.
- Сам ты грач! - заорали на него все трое бомжей. - Ворон это, в натуре ворон. Вон одноногий сказал, что ворон, а он раньше профессором был, он все знает…
Александр засомневался - может и правда ворон, кто их тут разберет. Да дело-то и не в этом. А вот в чем - неужели бомжи тут действительно кого-то вешали? Не может этого быть…
- Мы этого Хозяина страсть как боимся, - вновь зашептал бомж. - Он тут которое лето уж живет. Как начнет каркать, как начнет! И все по ночам, по ночам! Хоть беги куда. То этот дурак с дерева свистит, то пугало это каркает. Как сговорились прямо, - бомж снова обернулся на птицу, а затем, с надеждой заглядывая бородатому в глаза, спросил: - У тебя ружья-то нет ли? Убей его, а? Мы тебе за это, что хочешь, сделаем…
Александр напряженно думал. Если его разыгрывают, то уж больно артистично, а если нет… Об этом не хотелось и думать. А от птицы он их сейчас избавит.
- Слушайте, скажите правду. Вешали вы тут кого-нибудь или шутки все это? Скажете правду - пристрелю вашу птицу, чтобы спать вам не мешала…
Бомжи переглянулись, захохотали:
- А ты и поверил?
- Что мы тебе, звери, что ли?
- А правда ворону застрелишь?
- Замучила проклятая…
- А виселица так - для смеха…
- Может, кому самому захочется…
- Чтоб веревку не искать… ха-ха-ха…
Александр облегченно вздохнул. Пошутили, значит, над ним. Он тоже засмеялся.
- Ну, а как ворону-то застрелишь?
- Потом, что-ли, с ружьем-то придешь?
- Погоди, у него может пистолет есть…
- Или граната… ха-ха-ха…
Александр не был кровожадным человеком. Он любил оружие, но никогда ради забавы не стрелял по живым мишеням. Только – по необходимости. Птица, сидевшая сейчас на перекладине виселицы, была явно старой и жизнь давно была ей уже в тягость. Помочь ей уйти – что зазорного ? Да и бомжей она , видать , и правда достала … Он вынул из рюкзака чехол с арбалетом .
Александр не спеша собрал арбалет , натянул с помощью механизма тетиву , вложил стрелу , вставил в гнездо телескопический прицел , откинул приклад . Три оборванца с удивлением глядели на странное оружие .
- И что - попадёшь ? – с сомнением спросил один .
- Это что за хреновина такая ?
- Арбалет это, пень ты лесной…
- За пня ответишь…
- Да заткнитесь вы…
Пока бомжи препирались между собой, стрелок медленно поднял оружие, навёл на цель. Все замолчали, затаив дыхание… Секунда… Мягкий щелчок тетивы, толчок отдачи в плечо - и чёрная птица, насквозь пронзённая тяжёлой стрелой, рухнула вниз.
- Попал! - заорали бомжи. Один бросился к виселице и тут - же
притащил добычу к костру. Птица была уже мёртвая. Александр свинтил наконечник, вытащил стрелу, обтёр с неё травой кровь.
- Да ты стрелок ещё тот… - поощрительно заговорили вокруг.
- Конкретно стреляешь…
- Кому сказать - не поверят.
- Тут метров сто…
- Да нет, пятьдесят, не больше…
- Понимаешь ты много. Иди посчитай!
- Сам считай…Больно нужно…
- Колька, щипай дичь, пока тёпленькая, сварим…
- Куринного-то супчика давно не ели… ха-ха-ха…
Один из них потащил поверженного «хозяина» на речку - потрошить. Двое других снова присели к костру. Сел и Александр.
- Слушай, а, может, ты нам ещё одно доброе дело сделаешь, а?
- Смотря какое … - Александр выжидательно посмотрел на бомжа.
- Сшиби ты свистуна этого с дерева, а? - попросил тот
- Точно! Всадить ему стрелу в задницу - пусть почешется… - захохотал другой.
Александр промолчал. Он и сам с неодобрением относился к ночным забавам странного человека с Большой Ивы, а уж собака Филя и вовсе этого терпеть не мог. «Надо будет зайти, поговорить с этим человеком. Может, перестанет свистеть.» - подумал он. Но бомжам ничего не сказал.
Колька, между тем, притащил от реки небрежно ощипанную птицу. Лишённый оперения этот ворон - а может и грач, поди разбери - имел жалкий вид. Куда и делась его суровость да мрачность! Так - синяя худая тушка с там и сям торчащими перышками.
- Грамм восемьсот будет, - прикинули бомжи, - подождешь, пока сварится?
Но Александр отказался. Хотя в кочевой жизни чем только не приходилось питаться , но такого «деликатеса» ему не хотелось. Вот если бы хоть немного пожирней был…
Попрощавшись с новыми знакомыми, пожелав им заранее приятного аппетита, он отправился дальше. Сегодня ему надо было побывать еще у строящегося выше по реке дома.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Трое приятелей, так глупо проворонившие сумку с золотыми монетами, совсем приуныли Несколько дней уже прошло с того воскресенья, когда клад сначала легко дался в руки, а потом неожиданно исчез. Тогда, в то раннее утро, когда вернувшись после купания к машине, и не обнаружив там своей драгоценной поклажи, перерыли они все вокруг и на этом, и на том берегу, но никаких следов таинственного похитителя, ни, тем более, самого клада, так и не обнаружили. Печален и горек был их путь возвращения домой. Все эти дни они не виделись, молча переживая неудачу каждый по-своему. Наконец, немного пообвыкнув к потере, встретились у Венера дома.
Шла первая половина дня. Ребята сидели в саду на скамейке, без всякого интереса наблюдали за порхающими над цветущими гладиолусами бабочками и одной затесавшейся в их компанию без приглашения стрекозой, угрюмо переговаривались:
- Ну кто мог взять, а? - в сотый раз тоскливо спрашивал Коля, - ну кому там в такую рань шастать-то надо было…
- Башку бы ему, гаду, отвернуть…
- Жулик поганый…
- Сволочь…
Ребята не могли смириться до конца с потерей. Им казалось, что еще можно что-то сделать, но что? Этого они не знали.
- Постойте. Хватит тосковать да вора ругать, от этого толку мало. Давайте думать, - предложил Венер.
- Значит, так. Пока мы купались, кто-то подошёл к машине. Тихонько открыл дверь, взял сумку и смылся. Так?
- Ну, так… И что?
- Следов никаких. Так?
- Так…
- Значит, у нас одна надежда. Может быть, кто-нибудь видел, как
этот вор к нам в машину лез. Верно?
- Да кому там быть-то?
- Стойте! Я знаю, кто мог видеть! - Сергей торжествующе глянул на
друзей.
- Ну? Ну, говори!
- Чего молчишь?
Сергей еще раз взглянул на приятелей, потер лоб ладонью, наконец, сказал:
- На Большой Иве живет ведь один ненормальный. А там всего-то метров двести. Может, он видел.
- Точно!
- Запросто мог сверху видеть…
- Айда на Второй…
Надежда окрылила ребят. Снова возбужденно заблестели глаза, снова появился интерес к жизни. Быстро побежали они к Сергею, чтобы на его «Запорожце» скорее ехать на речку, да побыстрее узнать - верны ли их предположения?
- Надо ему пожрать чего-нибудь взять, - решили они на бегу, - а то еще не захочет говорить.
- Колбасы по дороге купим, да хлеба…
Человек на Большой Иве гостей не ждал. Знакомый красный «Запорожец» он заприметил, когда тот спускался еще по дороге в речную долину, но не придал этому значения. Но когда автомобиль, свернув с дороги, что шла вдоль речки, подъехал прямо по поляне под его дерево и остановился - удивился. Сюда, с тех пор, как он поселился здесь, никто никогда не заезжал, если не считать визитов его бывшей жены, да и те закончились еще прошлым летом.
Из машины вышли трое парней. Человек на дереве не был знаком с ними, но часто видел их на речке раньше.
- Здравствуйте! - крикнул один из них, пытаясь разглядеть обитателя дерева сквозь густую листву.
Тот что-то буркнул в ответ, дав понять, что гостям вовсе не рад, и говорить с ними не о чем. Но тех это не смутило.
- Послушайте, у нас к вам есть дело, - вновь крикнули с земли. - Может, слезете? Или мы к вам сами залезем, можно?
На дерево залезут? На его дерево? Еще чего… Человек снова что-то буркнул и быстро спустился на несколько метров пониже. Теперь его было хорошо видно.
- Ну, чего вам? - не слишком приветливо, но наконец-то всё-таки членораздельно сказал он. - Что надо?
- Да вот мы вам поесть привезли. Колбаса вот, хлеб - хотите? - И один из посетителей соблазнительно потряс над головой пакетом с продуктами.
Колбаса-а? Это меняло дело. Ещё бы он её не хотел. Чувство голода сопровождало его всё время и хотя давно стало привычным, но всё-же сильно досаждало, мешало думать и размышлять.
- Кидайте сюда, - человек заискивающе улыбнулся и зазывно помахал рукой, - поймаю…
- А можно мы залезем?
- Посмотреть на речку сверху охота…
Человек подумал, решился:
- Ладно, лезьте
Трое ребят, помогая друг другу, еле-еле сумели добраться до нижних ветвей этого огромного дерева, ствол которого у основания был никак не меньше двух метров в диаметре. Это было самое большое и старое дерево во всей округе. Добравшись до ветвей лезть стало легче. Хозяин сноровисто - натренировался за долгое время - полез наверх первым. Следом за ним, пыхтя и отдуваясь, полезли посетители. Вот, наконец, и его хибарка…
С высоты вид открылся - дух захватывает! Вон и Кузькино видно, а вон там бомжовское становище, вон и дом этот ненавистный, а… а это что? Ребята с удивлением обнаружили, что совсем недалеко отсюда, на том берегу, вниз по реке, кто-то тоже устроился на житьё. Стоял на краю полянки, недалеко от берега, микроавтобус «УАЗ» с натянутым от него в сторону большим тентом, рядом - высокая мачта на растяжках. На мачте, на самом верху, бойко крутились лопасти ветродвигателя, а чуть ниже трепался по ветру треугольный лоскут серого, выцветшего на солнце, вымпела. Под тентом стоял стол, рядом скамьи, чуть в стороне - небольшая металлическая печь. Не на день был раскинут лагерь, это было видно сразу.
- Кто это там, а?
- Чего-то уж больно основательно устроился…
- А где люди-то?
Вопросы остались без ответа. Обитателя высотного жилья интересовало сейчас только одно - много ли в пакете у гостей колбасы и хлеба? Те, поняв свою оплошку, быстро достали угощение и предложили хозяину. Тот с благодарностью все принял, оценил и количество еды, остался доволен подношением, принялся быстро есть, запивая нежданно свалившееся на него богатство минеральной водой, бутылку с которой предусмотрительные ребята тоже сунули в пакет. А те, пока он ел, внимательно осматривали то место, где останавливались они в прошлый раз для своего, так плохо для них завершившегося, купания. Да - хорошо его было видно отсюда.
Наконец, утолив голод, человек прекратил трапезу. Остатки колбасы и хлеба он рассовал по карманам. Теперь можно было и поговорить.
- Послушайте, у нас к вам просьба. Мы в прошлое воскресенье, рано утром, сюда приезжали. Вы это видели?
Обитатель Большой Ивы кивнул - да, мол, видел. Он блаженно переживал нечасто бывавшее у него чувство сытости и благодушно смотрел на ребят.
- А когда мы обратно ехали, то вон там остановились искупаться, - с надеждой продолжали те, - это тоже видели?
Да, человек видел и это. Он снова кивнул.
- А когда мы купались, у нас из машины одну вещь украли. Это вы видели? - почти закричали гости, нетерпеливо дожидаясь ответа, от результата которого так много сейчас зависело в их жизни.
Тот снова кивнул. Говорить он, видимо, решался только тогда, когда изъясняться жестами было уже совсем невозможно.
- А кто это был, кто? Может, знаете его? Раньше видели?
И на этот раз снова кивнул хозяин. Да, мол. знаю, и видел раньше.
- А кто он? Кто? Кто!?
Живущий на дереве человек невозмутимо посмотрел на своих чересчур возбужденных гостей и коротко ответил:
- Бомж…
- Бомж? А-а… бомж!
Ребята переглянулись. Ну, конечно же - бомж! Как же они сами-то не догадались? Кому тут еще на рассвете-то шарить по чужим машинам? Разве свой брат рыбак опустится до такого? Разве хоть кто-нибудь из местных способен на такую подлость? А бомжи… Чего от них ещё ждать?
И снова глаза гостей с надеждой обратились к хозяину.
- А какой он из себя?
- Приметы хоть какие-нибудь запомнили?
Приметы? Человек наморщил лоб, вспоминая. Ему хотелось угодить этим молодым людям, так великодушно накормившим его колбасой, вкус которой он стал уже и подзабывать в своей отшельнической жизни.
- Небольшого роста. Оборванный. Кажется , с бородкой. Прихрамывал. Да , и ещё - рыжий…
Ребята облегченно переглянулись. С такими-то приметами - найдут!
- А как все это было? Можете подробно описать?
Почему бы и нет? Он сидел вот так же, смотрел на реку. Подъехал автомобиль, пассажиры пошли купаться. В это время по дороге от Кузькино шёл человек - ну, этот самый, значит. За плечами - мешок какой-то. Увидел машину, подобрался тихонько, открыл дверь, что-то взял. А потом…
- Что, что потом? - враз закричали ребята.
- А потом тут кукушка мимо пролетала, я на неё и отвлёкся. Когда на машину посмотрел, там никого уже не было. Куда он делся, я не знаю. А потом уже вот и вы подошли, - закончил человек свой рассказ.
Ну, что же, зацепка была. Поблагодарив наблюдательного хозяина, пообещав ему, в случае удачи их дела, ещё колбасы, друзья поспешили с дерева вниз. На обратном пути Венер чуть не сорвался и со страхом представил, что было бы с ним, упади он с такой высоты. Но всё-таки спустились благополучно…
- Ну, что? К бомжам? - спросил Сергей, заводя мотор.
- Айда!
- Вытрясем с гада душу…
- Подвесим его, как Буратино, за ноги, и будем трясти, пока с него
наши золотые не посыплются, - со смехом сказал Венер.
Остальные невесело посмеялись шутке. Надежда хоть и была, но уж больно призрачная. Даже если всё так и было, и клад украл рыжий оборванец с мари-олковского становища, то вряд ли он сидит сейчас там да спокойно дожидается их. Давно уж, наверное, сбежал с деньгами…
И вновь помчал красный «Запорожец» троих приятелей вверх по речке. Невелика она, пяти минут не прошло, как были они уже на месте. Оставив машину на краю оврага, дальше пошли пешком. Вот он - городок «лишних» людей.
С любопытством оглядывая всё вокруг, прошли приятели в самый центр «лагеря» - к столу, за которым сидел человек и что-то пил из большой алюминиевой кружки. Больше никого не было видно, если не считать двух пьяных, валявшихся на земле возле одной из хибарок.
- Здравствуйте, - поздоровались приятели с местным жителем, невозмутимо потягивающим свой напиток.
- Приветствую, молодые люди, - отозвался тот.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что человек этот уже стар, да к тому же лишен одной ноги, которую заменял ему самодельный костыль, стоявший тут же, рядом, прислоненным к столу. Одет старик был в рваное подобие костюма и даже что-то похожее на галстук болталось у него на шее. Голова же была по-разбойничьи повязана пестрым платком, из-под которого выбивались давно не мытые и не чёсаные седые патлы. Большой красный нос, мешки под глазами и глубокие морщины, избороздившие всё лицо, тоже не облагораживали его облика, а скорее даже наоборот - портили. Человек так сильно смахивал на старого пирата, что ребята даже переглянулись. А когда абориген достал из кармана большую трубку и сунул её в рот - не выдержали, захохотали, так велико было сходство! Заулыбался и сам старый флибустьер, видимо, поняв причину смеха гостей.
- Вы прямо, как Джон Сильвер из «Острова сокровищ», - пояснил
старику Коля причину их неприличного поведения, - вы уж нас простите.
- Да он, наверное, и не знает, кто этот Джон Сильвер, - предположил
Сергей, глядя на старика с сочувствием.
- А вот и ошибаетесь, молодой человек. Вы что думаете, я и родился бомжем? У меня, между прочим, два высших образования и учёная степень, - гордо сказал старый разбойник и свысока посмотрел на ребят.
Те изумленно переглянулись. А старик продолжал:
- Да, молодые люди, да - права народная мудрость, не отрекайся ни от сумы, ни от тюрьмы. От второго-то судьба, впрочем, пока миловала. Ну, да ладно, - оборвал он сам себя. - вы ведь по делу пришли, верно? Слушаю вас, говорите…
- Э-э… вы извините нас, мы никак не ожидали …
- Встретить здесь интеллигентного человека, не это ли вы хотите
сказать?
- Да. Именно это.
- Ну хорошо. Извинения принимаются. Прошу к столу, - и старик
радушным жестом указал на скамью напротив себя, - мурцовки хотите?
- Мурцовки? А что это? - с интересом спросили ребята, рассаживаясь за столом.
- О-о… Это великая вещь - мурцовка! Можно сказать - незаменимая вещь. А готовится просто. Берёте кипятку и кладёте туда всё, что есть под рукой съестного и спиртного - чайной заварки, сухарных крошек, луку, масла или сала, можно спирту плеснуть или водки, пива, на худой конец. Коктейль, в общем. Рецепт веками проверен, мы ведь поколение бродяг на Руси великой не первое, да, надо полагать, и не последнее… Да-а… Ну и пьёте за милую душу. И сытно, и пьяно, и горячо. А что ещё душе надо? Ну, как? Налить?
Но ребята вежливо отказались. В другой раз - обязательно. А сегодня спешат, уж не взыщите. И просьба у них ещё будет, можно?
- Отчего же нельзя? Говорите, я вас внимательно слушаю…
- Знаете, мы ищем одного человека. Из ваших. Небольшого роста,
рыжий, с бородкой, прихрамывает, - ребята напряженно смотрели на старого бомжа с двумя высшими образованиями. А тот обвёл всех проницательным взглядом, всё сразу понял, но всё-же уточнил:
- Он у вас украл что-то, не так ли?
- Да, да! Вы его знаете? Где он?
Бывший профессор печально улыбнулся, сказал негромко:
- Это Крыса…
- Крыса?! Ну и где он, где?
- Да кто знает. Промышляет где-то. Он ведь больной человек -
клептоман. Не может без воровства. А по нашим … э-э… воззрениям, воровать у своих - большой порок. Сколько его били за это - всё без толку. Вот и поставили виселицу вон там, видите? Это его припугнули, вот, мол, что тебе будет, если у своих ещё хоть пуговицу украдёшь. Он и поверил, хотя… Пожалуй, и без всяких шуток повесят наши-то, контингент самый тот. В общем, в лагере, ну, в «санатории»-то нашем, он воровать перестал. А на стороне - тут уж его дело. Это уже не порок, а доблесть… Что он у вас украл-то?
- Да так… - замялись друзья.
- Ну, не хотите говорить, не надо. Ваше дело. А Крыса… Да вон же
он идет! На ловца и зверь бежит. Повезло вам… - со смехом закончил старый пират, допивая свою мурцовку, - вы уж его сильно-то не бейте…
Ребята же бросились к берегу и крепко схватили за руки идущего по тропинке тщедушного человека с клочкастой рыжей бородкой. Он, не ожидая нападения, со страхом уставился на них, даже не пытаясь вырваться…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Александр, наконец-то, вернувшийся на родину после долгой разлуки наслаждался общением с речкой своего детства и юности Целыми днями он только и делал, что бродил по ней, узнавал и не узнавал старые места, знакомился с новыми людьми или радостно встречал тех, кого знал раньше и хорошо помнил. Такая встреча произошла у него и прошлым вечером - неожиданно наткнулся он в зарослях черемухи на одном из неприметных омутков на старого рыбака дядю Сашу, где тот, закинув «косынки», ждал неторопливо улова. Александр его сразу узнал, поскольку знаком был с ним ещё с того далёкого времени, когда самостоятельно стал ходить сюда на рыбалку - лет с семи. Дядя Саша и тогда уже был немолод, а сейчас, по прошествии почти трёх с половиной десятков лет, и вовсе выглядел глубоким стариком. Александра он не узнал. Лишь упомянув имя давно умершего отца, с которым дядя Саша работал раньше, сумел пробудить в том память о себе. Посидели, поговорили.
- Выпьем за встречу, дядя Саша, - предложил Александр. В рюкзаке у него всегда лежала фляжка с водкой, было чем и закусить.
- Нет, не буду…
- А чего так7
- Жарко…
- Жарко-то оно конечно… А может, по одной всё-таки дёрнем?
И не устоял перед соблазном старый рыбак:
- Ну… половину только… - и выпив, сколько душа приняла, пожаловался:
- Теперь года прошли - всё… - уточнять не стал, и так было ясно. Но грустить всё же передумал, сменил тему:
- Я ведь и деда твоего помню… До войны он ещё тут рыбу-то ловил.
Хороший был рыбак. Мне тогда мало было годов-то, а он-то уже старик был. Поди , и не помнишь ты его?
Александр деда не помнил по одной простой причине - тот умер за пять лет до его рождения. Но что был он заядлым рыбаком и рыбачил по этим самым местам – это он знал по рассказам родителей. И с интересом слушал старого рыбака, а тот продолжал:
- Иву старую знаешь? Вон, где человек какой-то сейчас живёт? Вот под этой ивой дед-то твой любил отдыхать. Уху варил…
Встреча эта произошла вчера, когда Александр, посетив и становище бомжей, и строящийся выше по реке дом, возвращался к своему лагерю. Дом ему понравился, а вот то, что построили его здесь, на Втором Иняке - не очень. Но что делать-то? Многое в этой жизни происходит помимо наших желаний, к этому надо относиться философски. Ну, построили и построили - пусть себе живут на здоровье…
Сегодня он встал пораньше и с утра засел, наконец-то, за рукопись книги, которую начал писать ещё прошлой осенью. Это было его первое художественное произведение, на которое он, после долгих сомнений и размышлений, решился. А теперь половина романа была уже закончена, но работы впереди было еще много.
Писалось на свежем воздухе удивительно легко. Даже Филька, словно понимая, что отвлекать хозяина нельзя, смылся куда-то в прибрежные кусты и устроил там настоящую охоту - выкапывал из нор мышей и тут же аппетитно поедал их. Чувствовал он себя прекрасно! Иногда забывал о том, что решил не беспокоить хозяина, подбегал к нему, восторженно лаял, звал с собой - посмотреть на очередную раскопанную нору. Глаза его блестели, нос был весь в земле, с языка обильно бежала слюна. Александр гладил его по голове, ласково улыбался, говорил:
- Иди, Филя, иди, не мешай…
Пёс снова убегал в кусты и было слышно, как остервенело роет он там землю - раскапывает норку или следующей мыши, или какого-то другого лесного жителя.
Александр вновь обращался к рукописи. Быстро летала по бумаге шариковая ручка, оставляя за собой мелкие, ровные строчки. Оживали на страницах будущей книги герои давно ушедшей эпохи, любили и ненавидели, сражались и умирали, надеялись и отчаивались по воле автора. Он жил их жизнью, радовался их успехам и горевал от неудач, скорбел по погибшим, надеялся на лучшее. Временами он забывал, что мир его героев не реален, что он сам выдумал их, что никогда не жили они на земле. Нет, они уже вошли в его жизнь и теперь никогда не оставят его. И он в ответе за каждый их шаг…
Вдруг Филька залаял совсем по-другому - грозно! - и выскочит на полянку. Александр понял - кто-то идёт. Он быстро встал из-за стола и прикрикнул на пса, чтоб шёл к нему, не напугал бы случайного гостя. Но было поздно. Из-за кустов с той стороны поляны тоже выскочила собака. Это была большая рыжая дворняга. Собаки тут же бросились друг на друга, сшиблись, и яростно грызясь покатились клубком по траве!
- Рыжик, Рыжик… нельзя! Фу! Фу! - из кустов вслед за собакой выскочил мальчик лет десяти и бесстрашно бросился разнимать псов. То же сделал и Александр. Вдвоем они быстро растащили собак за ошейники - каждый свою. Впрочем рыжей дворняге вполне хватило властного окрика своего юного хозяина. Пес быстро забыл всю свою агрессивность и спокойно дал посадить себя на поводок. А Филю, возбужденного донельзя короткой схваткой, Александр привязал к фаркопу своего автомобиля. Мир на берегу был восстановлен.
Мальчик, между тем, с любопытством осматривал лагерь незнакомого бородатого человека.
- Здорово, друг, - сказал Александр, ему тоже стал интересен этот юный натуралист со своим воспитанным псом, - ты чего тут по берегу лазишь? Рыбачишь?
- Здравствуйте, - ответил мальчик. - Нет, я просто так здесь гуляю. Схожу вот сейчас на пруд, затем к Мари-Олку, оттуда на могилу к Яшпаю заверну, а там уж и до дома нового совсем рядом … Дня три уж там не был.
- А зовут тебя как? Айда, садись за стол, чаю попьём…
- Спасибо, - мальчик скинул заплечную сумку, быстро устроился за столом, - а зовут меня Генкой.
- А ты где живешь, Гена, в райцентре, или здесь, в Кузькино? - спросил Александр, ставя на портативную газовую плитку чайник с водой.
- В райцентре… А как вашу собаку зовут? Это овчарка?
- Да. А зовут Филей.
Собаки, видя, что хозяева мирно беседуют, тоже стали проявлять друг
к другу признаки дружелюбия. Общаться близко им не давали поводки, но и издали они поглядывали друг на друга уже без былой злости, даже изредка помахивали хвостами, явно давая понять хозяевам, что и им не мешало бы познакомиться поближе.
- А давай-ка их отвяжем, - предложил Александр, - вроде не должны больше драться.
Гена с радостью согласился. Два пса, спущенные с поводков, стали обнюхивать друг друга, пару раз вильнули хвостами, показывая друг другу своё расположение. Вот один из них отскочил в сторону, игриво припал на передние лапы и бросился бежать вдоль опушки поляны - а ну, мол, догони! Второй весело припустил за ним…
Вода, между тем, вскипела. Хозяин ополоснул заварочный чайник, прогрел его кипятком, бросил внутрь щепотку зелёного чая, столько же душицы, парочку листочков обнаруженной им недавно растущей неподалеку смородины и пяток желтых цветков зверобоя. Порылся в своих запасах, вытащил пачку печенья и плитку шоколада. Можно было пить чай.
- Ну, давай, Гена, чайком побалуемся. Ты как - любишь закусить на природе, а?
- Люблю… - заулыбался мальчик. - Я тоже каждый раз костёр жгу, варю чего-нибудь. У меня и котелок с собой есть, - и он кивнул на свою сумку.
- Да? - удивился Александр, - и часто ты сюда приходишь?
- Да почти каждый день. Когда один, когда с братом, когда с
мальчишками с нашей улицы.
- И всегда просто так, без удочек?
- Нет, рыбачить я тоже люблю. Да только мало рыбы здесь, редко клюёт. Голавль есть, видно его, вот такой даже бывает, - развёл он руками, - но не клюёт…
Мальчик всё больше нравился Александру. В нём он увидел самого себя, когда вот также, только тридцать лет назад, бродил здесь по реке, часто тоже без всякого дела. И всегда с ним был его Тузик, черный, небольшого размера, но ужасно злобного нрава пёс - и рюкзачок с нехитрой домашней снедью. В кармане - складной ножик и спички, в душе - тихая радость…
«А у меня ведь и сын мог быть сейчас такой же вот, как этот Гена», - с грустью подумал он. У него не было детей, не было жены, не было дома, не было ничего, кроме друзей, этой вот речки, на которой он вырос, незаконченной рукописи, машины, приспособленной для кочевой жизни, да верного пса. И уже не впервые за последние годы закралась мысль - а правильно ли он построил свою жизнь? Не потерял ли чего-нибудь главного или, может, ещё не нашел его? И вновь вспомнил о том времени, когда была у него в селе любимая девушка, и даже мысли были уже о свадьбе, но не сбылось - развела их жизнь в разные стороны. Но не забывал он о ней никогда за эти прошедшие с того времени семнадцать лет, часто думал, вспоминал долгими зимними вечерами. Он помнил всё - тихий голос, ласковые пряди волос, аромат её любимых духов, их беседы при полной луне в старом парке в центре села. Он любил её всегда, все эти годы - поэтому он и вернулся. Она была моложе его на три года - ничего еще не было поздно…
Псы весело выскочили из-за кустов. Теперь у обоих морды были в земле - охота была успешной.
- А ваш Филя сколько команд знает? - задумчиво спросил Гена, допивая второй стакан чая.
- Команд? Да вроде ничего не знает… - растерялся хозяин, - ну вот разве что эту понимает. Филька, ко мне! - крикнул он.
Пес нехотя оставил нового своего друга, подбежал к хозяину.
- И всё? - разочарованно спросил мальчик. - А мой Рыжик знает двадцать три команды, - и он гордо посмотрел на свою собаку.
- Сколько? - удивился Александр. - Неужели двадцать три?
- Ага… Могу показать…
Рыжик не подкачал. Он по команде хозяина то сидел, то лежал, то подавал голос, то шел рядом, то прыгал через палку или приносил её, брошенную в кусты, и даже… считал!
- Рыжик, сколько будет… два плюс один? - спрашивал Гена, лукаво краем глаза поглядывая на нового знакомого.
- Гав! Гав! Гав! - весело лаял пес.
- А пять минус три?
- Гав! Гав!
Потрясенный Александр не знал, что и подумать. Ну не может такого быть, чтобы собака сама считала!
- А как ты его выучил, а?
- Ладно, расскажу. Он, конечно, считать не умеет. Это я сам ему показываю. Сколько раз гавкнуть надо. Незаметно пальцами щелкаю - вот так. Он сколько щелчков слышит. Столько и лает. Это я читал, что так собак в цирке обучают, ну и я выучил. Все мальчищки удивляются. Я им про щелчки-то ничего не говорил, вам только…
Филька только заливисто лаял, глядя на очередной фокус, что выкидывал его новый приятель. А тот, видя к себе внимание, старался вовсю.
- Он очень умный. Я его два года назад на улице нашел, когда из школы возвращался. Вот такой маленький был - с котенка. А потом вырос - вон какой стал. Мы всегда с ним вместе…
Рыжий пёс вертелся рядом, понимал - речь о нём. Филька обиженно тёр лапой морду - ну и пусть, что он неучёный, разве виноват? Он тоже хозяина любит. Александр погладил его между ушей, потрепал по холке - успокоил. Собаки опять бросились в кусты - играть в охотников.
- А ты где живешь, Гена, на какой улице? - спросил Александр с тайной надеждой, и обрадовался, услышав ответ. Улица мальчика была соседней с той, где когда-то жила его подруга. А может, и сейчас там…
- На другой улице знаешь кого-нибудь? - вновь спросил он.
- Я? Да почти всех знаю, - уверенно сказал мальчик.
- Там внизу, у самого перекрестка, с левой стороны, дом такой небольшой с железной крышей, там кто сейчас живет? - и затаил дыхание.
- А-а… Там тётя Зиля живёт с матерью своей…
Она! В том же доме, что и раньше! И похоже - одна…
- В больнице она работает, в прошлом году и меня лечила, - продолжал Гена бесхитростный свой рассказ, - а вы что, знаете её?
- А у неё… муж или дети… есть? - снова спросил Александр. Ох, как не хотел он услышать, что да, есть, мол, и муж, и дети. Конец надежде, что тайно, почти бессознательно, грела его многие годы.
Но не разочаровал его юный собеседник. Он даже не сказал ничего, просто отрицательно покачал головой, но потом все же пояснил:
- Нет, нету… Только с матерью и живут вдвоём. Бабушка уж совсем старая, на пенсии давно…
План у Александра созрел мгновенно.
- Слушай, Гена, сможешь одну мою просьбу исполнить?
- Конечно. А что нужно сделать?
- Записку Зиле… э-э… тёте Зиле передать. Сможешь?
- Смогу…
Записка в мгновение была написана. Не стал он писать много, а лишь сообщил, что вот, мол, приехал, вернулся на родину, и хотел бы с ней встретиться, если, конечно, она не против, и всё его ещё помнит. И место встречи указал - у пешеходного моста через Иняк, где они и раньше встречались не раз. Ждать будет сегодня после десяти вечера…
Давно уже убежал Генка со своим учёным псом Рыжиком , довольный и новым знакомством, и порученным ему «важным делом», давно прошло время обеда, да и полдника тоже, а Александр всё лежал в гамаке, забыв и об еде, и об оставленной на столе рукописи, и вспоминал, вспоминал…
Полтора года встречались они с Зилей, и всё у них было хорошо. Хоть и не было ещё о свадьбе разговора, но дело явно шло к тому. И если бы не тот случай…
Александр в молодости любил поухаживать за девушками. Были у него с ними, кроме серьезных отношений, и мимолетные связи, и ни к чему не обязывающие знакомства. Когда стал он строить свои отношения с Зилей, от случайных связей поотстал, вроде остепенился. Но в тот раз…
Телефонный звонок раздался поздно вечером. Женский голос пригласил на свидание. Александр, минуту поколебавшись, согласился. Но трубку бросили! Это была она - Зиля! Вот эта проверка верности, которую он потом, при выяснении отношений, назвал провокацией, и развела их тогда. И вот с тех пор - один. Но всегда жива была надежда, что вернется, обязательно вернется к ней, той единственной женщине, что только и способна сделать его по-настоящему счастливым. Но всё тянул, тянул… А годы летели, летели… А сомнения всё одолевали - а вдруг не получится ничего, а вдруг у неё давно своя семья, муж, дети? Да и романтика кочевой жизни не отпускала, властно тянула она его дальше и дальше - за горизонты неизведанных мест, неизъезженных дорог, непрочувствованных впечатлений. Но вот выбор он, наконец, сделал. Он вернулся - и больше никогда не уедет отсюда! И Зиля тоже ждёт его - он в этом был почему-то теперь уверен…
Александр, покопавшись под сиденьем в салоне машины, где у него хранились в большом полиэтиленовом пакете немногочисленные документы и письма, вытащил их на свет. Писем было немного - не больше двух десятков. От девушек в молодые годы, от матери, когда он учился в техникуме, да ещё от Марата, когда служил тот в армии. Где-то среди них должно было быть и единственное письмо от неё - Зили. А-а - вот оно! Он вытащил из конверта тетрадный листок…
«Здравствуй, Саша! Пишу тебе я, собственной персоной. Постарайся к этому отнестись более-менее серьёзно. Всё, что я хочу сказать тебе, мне кажется, не смешно. Ещё раз приношу извинения за глупую шутку. Можешь назвать её провокацией. Всё получилось экспромтом. Обидно стало, что не узнал, решила поэтому назваться другим именем. Дальше - больше. Я почему-то возомнила, что наши отношения, всё, что было между нами, должно тебя к чему-то обязать. Я имею в виду элементарную верность. Ведь это так просто! Наверное, я слишком наивна и доверчива. Думаю, что это не порок, когда-нибудь пройдёт. К тебе я без претензий, да и себя, как ни странно, мне винить не в чем. Разве я должна раскаиваться в том, что люблю тебя, что ты стал мне дорог? Да, получилось глупо. Но это для тебя, видимо, лишь причина - это я снова про тот злополучный звонок. Можно, конечно, тебе было бы всё это и сказать, но рандеву больше не будет. П.С. На ошибки не обращай внимания. Если перечитаю - не отправлю…»
Да, встреч больше не было. А ведь этим письмом она, наоборот, просила его о встрече! Какой же он был глупый тогда, как легко относился к жизни - и своей, и чужой. А может, нельзя мерить прошлое своими сегодняшними понятиями? Может быть, для того возраста так только и можно было бы поступить? Да ладно - что теперь гадать? О будущем думать надо…
Долго тянулся день, но вот всё же солнышко потянулось к закату. Александр подался на свидание - а состоится ли оно ещё, придет ли она? - задолго до назначенного срока. Оставив лагерь, как всегда, на верного своего пса, быстро пересек холм, отделяющий две речки друг от друга, и по тропинке через сосновый бор спустился к мосту. Это была самая короткая дорога из райцентра на Второй Иняк, которой пользовались лишь рыбаки да жители Кузькино, ходившие в село на работу или за покупками.
Мост, сваренный из толстых железных труб, сам давно уже был местной достопримечательностью. Раньше, когда Александр ещё только учился в начальных классах школы, был он здесь деревянным, и он помнил, как любили они с мальчишками ловить здесь баклю на хлебные катышки, которой тут водилось во множестве. Или прыгать с тёплых толстых брёвен в такую же тёплую, чуть мутноватую, воду. Потом мост сделали железным, и вот уже более тридцати лет стоит он здесь, исправно служа людям, связывая между собой два берега небольшой речки. Александр помнил, как в один из сабантуев мост этот завалился набок - не выдержал веса скопившихся на нём людей. Тогда рядом с ним неосмотрительно был устроен аттракцион - хождение по бревну над водой. Неожиданный кульбит, который сотворил мост, по произведенному впечатлению на очевидцев нельзя было сравнить ни с каким искусственно придуманным зрелищем. Сразу две сотни человек очутились в воде! К счастью, никто не утонул, чего не скажешь о вещах зевак. Много потом чего повытаскивали из воды «саками» предприимчивые рыбаки. Александр в то лето перешел в десятый класс, и обрушение моста его неожиданным образом весьма ощутимо обогатило. Дело в том, что после сабантуя на Горе всегда оставалось много пустых бутылок - из-под лимонада, редкого по тем временам пива, ну и, конечно, водки. За последующие после народного гулянья два-три дня, всю эту тару - а стоила она тогда двенадцать копеек за бутылку, и это совсем недёшево, если учесть, что буханка белого хлеба стоила лишь в два раза дороже - быстро с Горы собирали разные бойкие старушки во главе с Бузаихой - грозой окрестных мальчишек, боявшихся её, как огня. Мост, рухнувший так некстати, отрезал старушек от привычного сезонного дохода. Александру же это помехой не стало. Сколотив плотик, он, под негодующие крики бегавшей по берегу Бузаихи, не спеша собрал за несколько приемов почти все бутылки, и, не обращая внимания на вздорную старуху, утащил домой. Почти на сотню рублей потянул этот его сбор. Не каждый взрослый зарабатывал тогда столько и за месяц…
Всё это и вспоминал сейчас Александр, облокотившись на перильца неширокого моста и глядя на медленно текущую под ним воду. Много, наверное, утекло воды с того времени. Идёт время, идёт, не остановишь его. Давно ли ловил тут рыбу, купался, а, став постарше, гулял здесь на Горе с девушками и друзьями? Как вчера это было…
Но что-то не грустилось сегодня о невозвратном и прошедшем. Не за этим пришел он сегодня сюда, совсем не за этим. Александр ждал - придёт или нет? Всё решится сегодня, вся жизнь обретёт новый смысл, главное - придет или нет? Он смотрел на крайние дома улицы, до которых отсюда было совсем недалеко, с надеждой вглядывался в каждую женскую фигуру, показывающуюся оттуда. Нет, не она, и это не она…
Но вот… Кто же это? Нет-нет, отвернуться пока, не смотреть, пока не подойдет поближе, чтобы уж точно убедиться - она! И радостно поспешить навстречу! Встречу, которой не было семнадцать лет…
- Ну, здравствуй, - тихо сказала Зиля.
И по глазам, по её глазам, что не забывал он никогда за эти годы, понял Александр, что всё у них ещё впереди! Всё впереди…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Эй, хозяин! Есть кто-нибудь на дереве?
Александр стоял под Большой Ивой и смотрел вверх, пытаясь увидеть высотного обитателя. Вот, наконец, послышалось наверху какое-то движение.
Человек спустился пониже, сел на одну из толстых ветвей, настороженно уставился на непрошеного гостя - ждал объяснений.
- Здравствуйте, - сказал Александр. Он с любопытством вглядывался в этого человека. Ничего необычного, на первый взгляд, в нём не было. На вид помоложе его, выбрит, одет чисто - на бомжа, по крайней мере, он не походил.
Человек кивнул на приветствие, вновь выжидательно уставился на бородача. Он узнал его, тот уже неделю жил недалеко отсюда на противоположном берегу, с дерева его лагерь было хорошо видно. Чего ему, интересно?
- Я тут рядом с вами живу, - вежливо сказал Александр, - а раз мы соседи, то и познакомиться не мешало бы. Как вы - не против?
Человек на дереве немного подумал, не нашел, что тут можно возразить, кивнул в знак согласия.
- Отлично, - оживился Александр, - тогда спускайтесь, пойдем ко мне. Я уху сварил, поужинаем вместе…
Человек решился. Все-таки потребность в общении у него ещё оставалась. Да и бородатый произвел на него неплохое впечатление. Но главное, конечно, уха. Уха! Как он хотел ухи! Обитатель Большой Ивы быстро слез с дерева.
- Александр, - гость протянул ему руку. Тот пожал, тоже представился:
- Игорь…
И двое новых знакомых, перейдя речку по брошенному поперек её в узком месте бревнышку, направились к лагерю одного из них.
У Александра было отличное настроение. И главной причиной здесь было его вчерашнее свидание с Зилей. Она не забыла его, тоже помнила все эти годы, тоже надеялась на встречу. Она не сказала ему об этом, но он понял всё сам. О многом успели они поговорить за короткую тёплую ночь. Утренняя заря уже ярко алела над Горой, когда, тихо прикрыв калитку у её дома, отправился он к себе на Второй. Следующее свидание будет у них уже в его лагере, так они договорились.
Сегодняшний день тоже был хорош. Вернувшись от Зили и отоспавшись почти до полудня, Александр отправился на рыбалку. На одном из омутков ему повезло - застал стайку голавлей, предводительствовали которой два особо крупных экземпляра. Затаившись в кустах и подождав, когда рыбы вновь поднимутся к поверхности, он с первого же выстрела поразил одного из исполинов. Подцепив бившуюся в агонии рыбину сачком на длинной складной рукояти, он вытащил её из воды, а затем, когда через некоторое время все на реке успокоилось и голавли вновь всплыли к поверхности, продолжил охоту. Но второй легко не дался. Он совсем никак не дался. Александр потерял три стрелы, но попасть в большую рыбу так и не смог. Это была настоящая охота, где у человека было не больше шансов добыть рыбу, чем у той - уйти от ловца. Всё по-честному…
А после рыбалки и решил он познакомиться с человеком с Большой ивы. И вот сидят они уже за столом, дымится ароматным парком уха в тарелках, на отдельном блюде остывает его дневной трофей - большой, килограмма на полтора, голавль. Тут же хлеб, зелёный лук, огурцы, сметана в банке. Всем этим домашним продуктом снадбила его вчера Зиля при расставании. Завершала картину уже известная восьмисотграммовая солдатская фляжка. Рядом - два стаканчика.
- Вы как? Потребляете? - Александр отвинтил с фляжки крышечку, поглядел на сотрапезника. Тот, с вожделением оглядывая стол и всеми силами пытаясь скрыть охватившее его радостное возбуждение, торопливо кивнул. Хозяин разлил водку по стаканчикам, протянул один Игорю, сказал значительно:
- За знакомство!
Чокнулись. Сверкнув донышками, опрокинулись стаканчики, выплеснув горькое своё содержимое в широко раскрытые рты. Эх! Горька да мила! Так говаривал в бытность свою ещё дед Александра - Егор Кузьмич, в жизни которого, по крайней мере, во второй её половине, было две страсти - рыбалка и алкоголь. Но дед всё же не перешел той грани, что невидимо отделяет любовь к спиртному от зависимости перед ним. И не дай Бог никому перейти эту грань! Тут уж выход один - любым способом бежать от этого коварного «друга», который в случае победы над человеком заменит для него всё - и семью, и любовь, и потребность в труде, заставит забыть обо всём, чем живет каждый. Да впрочем… Не будем портить аппетит этими мрачными картинами. Авось пронесёт эту напасть мимо…
Уха из свежей рыбы, да в предзакатный тихий час, да на свежем воздухе - что же может быть лучше? Разговорами новые знакомые себя пока не отвлекали, ели и пили с полным удовольствием, отдав всё внимание гастрономическим ощущениям. Доев всё, что на столе было, сразу потеряли к водке интерес Впрочем, вот ещё лобастая рыбья башка - а ну-ка под неё ещё по полстаканчика! Замахнули под рыбью голову, разделили её по-братски, обсосали со смаком, вроде наелись. Теперь и поговорить можно…
Александр достал из пачки, лежащей тут же, на столе, сигарету, закурил сам, предложил и Игорю. Но тот отрицательно покачал головой, вспоминая вкус горячей - с лучком, перчиком, лаврушкой - сьеденной ухи, холодной рыбы, душистого хлеба. Хорошо! Слегка захмелев от выпитой водки, он с благодарностью смотрел на хозяина. Вот дал Бог соседа, так соседа! Надо бы его на дерево пригласить, пусть на реку сверху полюбуется. Больше ничего, чем можно было бы отблагодарить хлебосольного бородача, у Игоря не было…
А Александр, с наслаждением вдыхая горьковатый табачный дымок, думал, как бы половчее начать разговор о том, что интересовало его сейчас больше всего - зачем нормальному на вид человеку жить на дереве? В чем причина?
- Ты тут давно обитаешь? - начал он издалека.
- Второе лето уже…
- А зимой где перебиваешься?
- Да у меня тут тётка родная в селе живет. Вот у неё и квартирую в холода-то. Она уж старая, одна давно, так что мне только рада…
- А вот… - снова начал Александр, обдумывая то, как бы потактичнее спросить о главном, но ничего не придумал, спросил напрямик:
- А вот зачем ты всё-таки на дереве-то живешь? Я слышал - раньше в школе работал?
Игорь не обиделся на прямой вопрос, не ушел от ответа. Ему и самому, и под влиянием выпитой водки, и просто по душевной потребности, тоже хотелось поговорить с понимающим человеком. И он начал...
Рассказ его был неспешным, подробным и глубоким. Александр вывел из него главное - Игорь не вынес противоречий окружающей его жизни. Он не умел зарабатывать деньги, не мог жить в темпе, который навязывает человеку сегодняшнее время, ему не нужна была карьера и, главное, у него не было гармонии в семейных отношениях. Жена, не в пример ему, была женщиной деловой и бойкой. Ей нужно было всё - и сразу. Ему же хватало всего, что уже было, причем это касалось не только материального. А жена с каждым годом становилась всё активнее, всё больше работала, всё больше зарабатывала, и всё больше попрекала мужа его никчемностью и неприспособленностью. Да и в интимной сфере их отношений её запросы явно превышали возможности мужа. В общем, когда стала она приезжать домой на своей новенькой «десятке», которую недавно купила, далеко заполночь, понял он, что жизнь не удалась. И что теперь делать? Как выразить протест против несправедливости судьбы? Сунуть голову в петлю? Или начать пить? Он поступил по-другому. Ушел на Второй Иняк и залез на дерево. Сначала просто чтобы досадить жене, а потом вдруг понял - ему здесь хорошо! На душе было необыкновенно легко, всё, что напрягало его в последние годы, разом куда-то ушло, жизнь стала простой и понятной. Никто его не ругал, не стыдил и не учил. С дерева открывался прекрасный вид, а редкие люди, что временами бывали здесь, быстро стали проявлять к нему признаки уважения, смешанного со страхом. Вот только голод мучил постоянно, но к этому он постепенно привык. Жена первое время приезжала часто, ругалась, велела слезать и не смешить людей. Он молчал, только залезал еще повыше, так, чтобы его с земли совсем не было видно - ждал, когда она наругается досыта и уедет. Потом она приехала с милицией, с пожарными, его сняли силой и увезли в Уфу - изучать на предмет психического расстройства. Но ничего не нашли и с миром отпустили. И вот он снова здесь - на своем любимом дереве, на котором обрёл, наконец, и душевное равновесие, и гармонию с окружающим его миром, а, значит, нашел своё место в жизни, предназначенное только для него. Что ж из того, что не очень оно престижное или денежное - зато его! От судьбы не уйдешь, да он и не собирается. Он здесь счастлив…
Александр помолчал, обдумывая рассказ собеседника. Да, так оно, наверное, и есть. Ну, что же, если ему здесь хорошо, и выбор этот добровольный - его дело.
- Ну, а свистишь по ночам зачем? - спросил он, решив склонить Игоря отказаться от этой привычки, которая до чертиков надоела уже всем обитателям Второго Иняка, начиная с него самого и кончая последним воробьем, живущим в густых зарослях ивняка на том берегу.
Игорь смутился, но всё же ответил, подумав:
- Не знаю, как и объяснить-то… Просто, как свиснешь, так на душе радостно становится, так приятно…
- Ты бы все-таки бросил это дело, а? Вот я у бомжей недавно был, так они очень даже на тебя за это злы. Как бы беды не вышло…- прямо намекнул Александр. То, что и ему тоже эти ночные забавы соседа стали поперёк горла, всё-таки не сказал.
Собеседник виновато повертел головой, сказал негромко:
- Ладно, может бошу…
- Брось, друг, брось. Ни к чему это…
Филька, до этого спокойно сидевший на поводке на своём месте, вдруг вскочил и залаял. Через кусты кто-то громко ломился, хотя рядом была тропинка, ведущая как раз к тому бревнышку, что было перекинуто через реку вместо моста. Вот, наконец, новые посетители, раздвинув кусты, очутились на поляне. Увидев, что пес привязан, направились к столу…
Это были Сергей, Венер и Коля. По прибрежным кустам они лазили не просто так, а искали Игоря, которого, к своему удивлению, на дереве не застали. Решив, что он рыбачит, они и принялись за поиски. Удивление их ещё больше возросло, когда обнаружили они его не за рыбной ловлей, а в гостях у нового человека, поселившегося на реке. Оба, как заметили приятели, были под хмельком…
А появлению друзей на полянке в лагере нового второинякского жителя предшествовало вот что. Поймав накануне по наводке старого флибустьера рыжего воришку Крысу и помахав у него перед носом кулаками (бить такого рука не поднялась), застращав его всеми карами, что обрушат они на его давно немытую голову, ребята потребовали немедленно и честно признаться - он ли это своровал у них из машины одну вещь, и куда её затем дел? Ну, а если соврет… Ребята недвусмысленно показали ему на виселицу, что давно и пока безнадёжно скучала по чьей-нибудь шее. Не по его ли? А ну, говори всё, как было…
Поняв, что от него хотят, перепуганный рыжий оборванец рассказал всё. Да, был грех. С ним это случается, он на эти дела больной. Вон одноногий даже говорил, как эта болезнь называется, но он забыл. Да он и без профессора знает, что больной. Хлебом не корми, а дай украсть! А товарищи по «санаторию» никакой скидки на болезнь не делают, не признают таких болезней. Они и сами воры-то хорошие, только друг у друга красть им совестно, а он и здесь удержаться-то не может - больной ведь, надо же понимать! А они не понимают, такой народ бессердечный. Вон чего удумали - виселицу ему в острастку поставить! А петля-то, петля-то! И качается, и качается… А перекладинка-то, перекладинка… И скрипит, и скрипит! Сколько нервов ему стоит глядеть-то на это, только подумайте! Ладно, хоть какой-то добрый человек ворону эту, «хозяина»-то этого проклятущего, пристрелил! Уж и каркала, уж и каркала дрянь такая. Вот и накаркала на свою голову… Что? Про дело говорить? Так вот ведь он и говорит… Шел он тогда рано утром из деревни этой, из Кузькино-то этого самого. Ну… там тоже грех вышел - курицу промыслил прямо с насеста в хлеву у простофили одного. Хотел было и второй шею свернуть, да не успел, простофиля-то не совсем уж лохом оказался, выскочил на шум. Он бежать, а хозяин, сволочь, поленом вдогонку кинул, ногу ему зашиб, а она и так больная, помороженная. Ну, удрал всё-таки. Шёл-шёл по реке, видит, машина стоит, а людей не видно, только голоса от речки слышны - вроде купаются там. Ну он и не утерпел, залез в машину-то. Ничего там не было, только на заднем сиденье сумка какая-то старая валялась. Он и позарился на неё. Вытащил, заглянул внутрь, а там…
- Что там, что?! - враз закричали ребята.
- Монеты золотые, - прошептал бродяга, - ещё, видать, царские, с орлами. Которые побольше, которые поменьше. Я и офонарел тут совсем…
- Куда ты их дел потом? Ну, говори!
- Побоялся я их с собой сразу-то взять. Да и тяжело. Подумал - а ну, как догонят? За золото-то ведь и убить могут запросто… Там, на месте, я и спрятал сумку-то. Вернусь, думаю, потом, да и заберу спокойно…
- Куда спрятал сумку?
- Забрал потом?
- Где сейчас монеты?
- Отвечай, дубина!
Бомжик, со страхом глядя на парней - а вдруг передумают, да всё-же отлупят? - быстро продолжал:
- Нет их у меня, вот без обмана отвечаю - нету!
- Где же они?
- Я тогда, когда понял, что в сумке-то, в дупло её засунул…
- В какое дупло? Что ты врёшь?
- Правду говорю! Дерево там стояло, всё такое сухое уже, без листьев. И дупло было. В него и сунул. А потом дёрнул быстрей оттуда кустами…
- Дальше что?
- Вернулся сюда, значит, в «санаторий»-то наш, а душа поёт! Шутка-ли - золото! Думал, вот теперь заживу! Дом куплю в райцентре, бабу заведу, пить один коньяк буду, а мясо чтоб и на обед, и на ужин было, и баня каждый день, да… Что? Про сумку говорить? Ну, я же по порядку… Жду, значит, вечера. Курицу ощипал (жирная попалась, спасибо хозяину, хорошо кормил), на тот берег перешел, варю в кустах. Здесь-то нельзя, мигом халявщики набегут. На дело их нет, а пожрать - хоть сам не ешь, да отдай. На хрен мне такое счастье? Вот я на тот берег тихонько и смылся. Да куда-а... - безнадёжно махнул бродяга рукой, - и там нашли. Петька Кривой да Шплинт - у них нюх, как у собак. И самогона притащили литровку! Давай, мол, кооперироваться. А то тебе всё равно курицу-то одному не съесть. Это мне-то7 Да я бы и две умял за милую душу, да вот только никто не предлагал пока… Что не ладно? Опять я увлекся? Нет-нет, я всё по порядку, как, значит, вы и хотите… Вот припёрлись они, что теперь? Да и выпить охота. Дёрнул я стакан, а самогон крепки-и-ий Помню только, крылышко я у курицы оторвал, закусить хотел, а больше ничего не помню… Очнулся вечером, морда вся распухла от комаров, а вокруг никого. Только банка пустая из-под самогона валяется, да костей обглоданных куча. Всё сожрали, сволочи! А мне только одно крылышко-то и достало-о-ось… - человек всхлипнул от жалости к себе, но ребятам было сейчас не до переживаний за неизвестно кем съеденную курицу. Его вновь подтолкнули под бока - говори, мол, дальше…
- Ну, пошел, значит, я тихонько туда - за золотишком-то. Пришел, а там…
- Ну, ну, не тяни!
- Дерева-то и нет! Пенёк один да опилок малость. Упёр кто-то мою заначку вместе с деревом… - уныло закончил бродяга свой рассказ.
Ребята тогда не поленились, взяли его с собой, съездили на то место, и, действительно, убедились - вот та самая полянка, а вот и пенёк со свежими опилками - не врёт, паразит! Наказав настрого рыжему клептоману, чтобы языком о том, что знает, лишнего не болтал, отпустили того. А что - не убивать же его? Прошлого-то всё равно не вернешь. И принялись думать - что теперь делать?
- К тому надо, кто на Большой Иве живёт, - сказал Венер, - он наверняка видел, кто дерево спилил…
Товарищи с ним согласились. Вновь захватив с собой колбасы и хлеба, а из дому - яиц да огурчиков с луком, направились к тому, кто уже однажды помог им, правильно указав на вора, обокравшего их машину. Теперь он должен помочь им снова…
Парней радушно пригласили к столу. Правда, на нём уже ничего не было, всё уже съели хозяин с гостем. Водка во фляжке еще была, и немало её там, а вот закусить…
- Да у нас всё есть, - сказали ребята и вывалили на стол свои припасы. Им тоже хотелось познакомиться с новым человеком, нежданно откуда объявившемся на Втором Иняке. Что он тут ищет, интересно?
Тут же колбаску с огурчиками порезали потоньше, а хлеб, наоборот, толстыми кусками. Яйца и лук просто вывалили на пустую тарелку. Игорь блаженствовал - идея продолжения банкета явно пришлась ему по душе. Да и другие были не прочь расслабиться. Уже вечер, дел никаких, так почему бы и не выпить?
Впрочем, дело-то как раз у ребят и было. И выпив по первой, они к нему сразу и перешли.
- А мы снова с просьбой, - сказал Коля, обращаясь к Игорю. Тот слегка уже осоловел и от водки, и от съеденной вкусной еды, но всё-же поднапрягся, сконцентрировался, внимательно выслушал ребят.
- Ну как? Видели вы, как дерево пилили?
Нет, он не видел. Он в это время как раз слез со своей ивы, «косынки» пошел проверять, те, что накануне у пруда поставил. Но пилу, как работала, слышал. И еще моторы какие-то гудели. Когда вернулся - никого уже не было.
Александр тоже подключился к разговору. Быстро поняв, что интересовало ребят, подтвердил - да, работала бензопила. Это еще в первый день его пребывания здесь было, ну, значит, в прошлое воскресенье, ближе к обеду. И машина еще шумела, и трактор. Видимо, дерево трактором грузили на машину, а затем увезли. А что это за дерево-то и почему это так важно?
Ребята помялись, но поскольку Игорь про обворованную рыжим оборванцем машину всё равно знал, не стали таить этого и от нового знакомого. Рассказали, как было дело. Но о золоте, о кладе, выкопанном возле нового дома, об этом, разумеется, ни слова.
Александр с Игорем посочувствовали им, подумали, как тут можно помочь, но ничего не надумали.
- А что в сумке-то было? - слегка заплетающимся языком спросил Александр.
Но ребята замяли этот разговор, от ответа ушли. Да не очень-то это и интересовало их новых знакомых. Ну украли и украли, подумаешь, важность какая. Не золото же у них там было. Так, мелочь какая-нибудь. Ну и ладно, что упало, то пропало. Давайте-ка лучше еще по одной дёрнем…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ближе к ночи небо над селом затянуло тучами, налетел ветер - приближалась гроза.
Коля сидел в своём чулане, смотрел в широкое окно на собирающуюся бурю, курил одну за другой крепкие дешёвые сигареты. Сумрачно было за окном, сумрачно было и на душе у парня - клад, поманив и обнадежив, вновь исчез в неизвестном направлении. Всего лишь час назад вернулся он с друзьями со Второго Иняка, выяснив там доподлинно, что никто ничего про спиленное дерево с золотом в дупле не знает, и след вновь потерян.
А черные тучи всё больше сгущались над селом, набухали, клубились, копили силу. Издалека уже слышались первые глухие раскаты, засверкали зарницы - гроза приближалась!
Коля ложится на кровать. Настроение его - хуже некуда. Какое-то недоброе предчувствие гнетёт его, давит своей тяжестью, не даёт уснуть. И всё гуще за окном опускается плотная завеса тьмы…
Но вот разорвал темноту первый зигзаг молнии! И разом ударил громовой раскат! И засверкали по небу то здесь, то там, выхватывая на секунду из темноты замершее в страхе село, вспышки молний. Гром не стихал ни на минуту, стараясь не отстать от бешеной свистопляски молний, тоже пытаясь нагнать на затаившихся внизу обитателей домов и избушек, гнёзд и нор побольше страха. А дождя всё нет! Сухая гроза бушует над Горой, над райцентром, над обоими речками, над бескрайними полями, давно уже ждущими небесной влаги. Плохая эта вещь - сухая гроза, ох, плохая…
А Коля засыпал. Сквозь охватившую его дрёму, он ещё слышал глухие раскаты грома, но уже был далеко отсюда, отрешился от мира сего. Мягко влёк его в свои объятья ночной хозяин всего живого - сон…
Вдруг разом вскинулся он на своей кровати! Сна как не бывало. Он не мог понять - что же разбудило его?
Гроза уже ушла - тихо было за тёмным окном. Полная луна мрачно висела в разрывах низко бегущих по небу остатков туч, мертвенным белым светом заливая землю.
Коля тревожно вслушался в тишину за окном. Необычна, страшна была сегодняшняя ночь. Страх липкими щупальцами опутывал душу, проникал во все её уголки, душил всё на своем пути, что пыталось противостоять ему. Страшно, беспричинно страшно было на сердце у парня.
Вдруг что-то мягко ударило в оконное стекло! Коля вздрогнул. А по стеклу уже скребли чьи-то крепкие пальцы, с силой вдавливаясь в него своими ногтями!
Не в силах оторвать от окна глаз, не имея воли ни кричать, ни двигаться, Коля с ужасом застыл на своей кровати, прямо напротив стекла, за которым происходило что-то неведомое.
И вот он увидел! Прямо из тьмы ночи выплыло и уперлось в стекло, вжавшись в него, страшное бородатое лицо. Глаза ночного гостя горели, прожигали насквозь смятенную его душу! У Коли остановилось дыхание, перестало биться сердце - он узнал старика! Узнал по фотографиям, которых немало было в семейном архиве! Это был… его прадед!
«Открой окно, открой окно», - зашептал старик, не отрывая от него пронзительных своих глаз. Изъеденная временем борода колыхалась, лицо, местами с которого уже слезла кожа и были видны желтые гладкие кости черепа, покрывала сетка глубоких морщин. Большой мохнатый паук сидел на левом полуистлевшем ухе призрака и быстро плёл свою паутину, словно шапкой окутывая ею затылок мертвеца.
Коля, подчиняясь страшному голосу, а более того - пронзительному взгляду - не осознавая, что делает, посунулся к окну, щелкнул шпингалетом. Окно распахнулось!
В комнату тут же ворвался порыв ветра. Но он не принёс с собой обычной ночной свежести. Нет! Комната тут же наполнилась запахом свежеразрытой земли и прелых листьев! А старик вновь уставился на него глазами-углями!
«Клад мой, мой, забудь о нём, - с трудом разжимая зубы, шептало привидение, - не отдам золото, не отдам…»
Коля, временами теряя сознание от охватившего его ужаса, но каким-то чудом еще держась на ногах, лицом к лицу стоял перед страшным своим гостем. Вот старик поднял костлявую руку, облаченную в истлевший кусок савана, и погрозил парню пальцем. Ноготь на пальце был длиннее его самого - толстый, ороговевший, желтый! «Помни, помни, золото моё…», - вновь зашептал старик и сунул страшный свой перст прямо в лицо Коле. Тот завизжал от ужаса и, не помня себя, укусил старика прямо за этот палец! И… откусил его! Из обрубка пальца тут же ударила струя липкой черной крови и вмиг залила всё колино лицо!
- А-а-а! - закричал он и… проснулся!
Ещё не полностью осознавая действительность, не отойдя ещё от ночного кошмара, он судорожно озирался по сторонам. Сердце его яростно билось, пот заливал лицо, руки дрожали. Но к душе уже подступала всепоглощающая облегчающая радость - этого не было, не было! Не было страшного призрака, явившегося за своим золотом! Это всего лишь сон! Жизнь снова была прекрасна и светла, и нет в ней места ночным страхам…
Солнечный свет заливал комнату Было раннее утро. Ничего не напоминало о пережитом во сне ночном кошмаре. Он быстро поднялся, натянул рубашку, потянулся за джинсами и… вздрогнул! Он увидел, что окно было открыто! Похолодев от вновь подступившего к нему страха, он не знал, что и думать, так как был уверен, что окно на ночь закрывал!
- Что, Коленька, встал уже? - спросила в это время вошедшая в чулан мать.
Коля с надеждой посмотрел на неё - вдруг это она открыла окно? Он спросил её об этом и с огромным чувством облегчения услышал:
- Да, я открыла. Ты спал ещё. У тебя тут так накурено было. Ты уж не забывай проветривать…
Всё встало на свои места. Куда ночь - туда и сон. О ночном кошмаре можно было забыть…
А утро было просто великолепным. Ничего не напоминало о вчерашней грозе. Солнце ярким светом заливало землю, легкий ветерок приятно освежал лица спешащих на работу людей. Было около девяти часов.
Село за последние годы изменилось неузнаваемо. Весь его центр был застроен новыми частными магазинами и представлял сейчас целый торговый комплекс. Административные здания, расположенные рядом по главной улице, тоже приобрели новое лицо. Новый облик получил и Дом культуры, и школа, другие здания. Райцентр, который и раньше выглядел совсем неплохо, теперь преобразился так, что жителям его было не стыдно за свое село перед любым, даже самым взыскательным гостем. А сколько новых домов понастроено в селе! И каких домов! Если пять лет назад на дом, выложенный облицовочным кирпичом, смотрели, как на диковинку, то теперь таких домов было уже не менее сотни. И они всё строились и строились…
Самое оживленное место в деловой части села в рабочий день - администрация района. Ни одного более или менее важного вопроса не решается без участия работающих здесь людей. Вот и сейчас у одного из кабинетов ждал его хозяина очередной посетитель. Зовут его Олег, а фамилия… Впрочем, это никакого значения не имеет. Роль его в нашем повествовании невелика, но всё же важна. И сделанное им займет достойное место в цепочке событий, что приведут со временем к определённому и закономерному итогу.
Итак, Олег ждал начальника районного комитета по земельной реформе. Последнюю подпись на последнем документе осталось заполучить ему и два гектара на том берегу Второго Иняка, там, где раньше совхоз с красивым названием «Заря» сажал капусту, обильно поливая её из устроенной тут же запруды, станут его.
Давно прошли те времена, когда на этих гектарах кипела жизнь, давно, да уже и не по одному разу, реорганизовали совхоз, давно уже эта земля не видела плуга, заросла, превратилась в залежь. Но поле только выиграло от того, что ушел с него человек. С каждым годом набирало оно запас плодородия, копило гумус за счет естественного оборота лугового травостоя, в коем немало было бобовых трав - лучших поставщиков азота, так необходимого для роста растений, ждало, когда придет на него рачительный хозяин, вложит в него добрую свою силу, а оно уж не останется в долгу, сторицей воздаст за добро, богатым урожаем заплатит за него. И вот - дождалось…
Олегу был тридцать один год. Поработал он уже к тому времени не в одной организации райцентра, но нигде не обрёл настоящего удовлетворения. Ему нужен был творческий индивидуальный труд. Удовольствие и радость от такого труда он и хотел получить здесь - на своей земле, расположенной на берегу речки, которая тоже была памятью и его детства, и его юности. Он тоже вырос здесь, был коренным жителем села, и таким же романтиком Второго Иняка, какими являются почти все герои этой истории.
Кроме тяги к свободе и творчеству была у Олега ещё одна страсть. Вездеходная техника. Полный привод и грязь, летящая из-под колёс, возбуждали его необыкновенно. Если бы позволяли средства, имел бы он целую коллекцию разных вездеходов, начиная с фронтового «козла» ГАЗ-67. Нашлось бы там место и армейскому «шестьдесят шестому», и его старшему брату ГАЗ-63, и тяжёлому «трумену», и… Да что зря говорить! Пока же были в его распоряжении вечно ломающийся «луазик», да еще трехколесный мотоцикл «Тула», который, из-за его великолепной проходимости, тоже можно было зачислить в славное племя вездеходов. На три колеса Олег поставил его сам, значительно изменив конструкцию ходовой части, и теперь не мог нарадоваться на него. «Тула» не только шла по любому бездорожью, но и с упорством коня исправно тянула за собой в прицепе полтонны груза.
Вот на этом-то полусамодельном мотоцикле и отправился Олег обозревать новые свои владения, после того, как заручился нужной подписью. Дела не ждали - уже завтра по договоренности должен был придти бульдозер для устройства насыпи под будущую запруду. А ему сегодня нужно было сделать на месте последнюю планировку.
Он поехал на Второй Иняк самой короткой дорогой, той, что пользовались, в основном, рыбаки, да жители Кузькино, часто курсировавшие между своей деревней и райцентром.
Проехав по пешеходному мосту, без труда взобравшись по тропинке на крутой склон холма, огромным удавом раскинувшегося на несколько километров вдоль Иняка, а затем попетляв по узкой дорожке, протоптанной прямо среди пшеничного поля, он выехал на просёлок, спускавшийся в долину Второго Иняка.
Красивый вид открывался отсюда. Далеко было видно и вверх по реке, и вниз, вплоть до того места, где раньше, еще до войны, стояла и исправно исполняла свои обязанности старая водяная мельница. Далеко было видно и вверх по реке, где у самого горизонта маячил в теплом воздушном мареве необычный дом, построенный на месте бывшей богатой деревни Рождественская.
Отпустим пока Олега ехать по его делам, а сами окунемся в мир Второго Иняка. О-о, это особый мир! Но особый он не для всех. Случайный человек, неведомым образом оказавшийся на реке, не увидит здесь ничего необычного, никаких особых красот. Чего особенного-то? Так, небольшая речка бежит себе да петляет по границе пологого склона холма, засеянного уже пошедшей в колос пшеницей, да густого леса., стеной вставшего по тому берегу. Местами речка ныряет в этот лес, теряется там, но, словно испугавшись лесной глуши, вновь выныривает обратно. Омута заросли камышом да кувшинкой, перекаты засыпаны мелким камнем с встречающимися кое-где огромными валунами, лежащими здесь от сотворения мира, между которыми весело журчит теплая, очень чистая, вода. Нет, ничего не увидит особенного случайно оказавшийся здесь человек. Чтобы увидеть красоты Второго Иняка, нужно здесь родиться, провести золотое время детства, веселые бесшабашные годы молодости, затем порыбачить да побродить здесь немало уже и в зрелости. Вот только тогда, когда с каждым омутом, с каждым камнем, с каждым деревом - с любым местом на реке - будет связано у тебя воспоминание о прошедших здесь лучших годах твоей жизни - вот только тогда и станет для тебя особенной эта речка.
И в любое время года подарит она приятные часы свидания с собой. Весной - засыплет черёмуховым цветом, пьянящий аромат которой стоит тогда по всей речке, от истока её до самого слияния со старшим своим братом Иняком. Летний день наградит купанием в прохладной воде, удачливой рыбалкой на утренней зорьке, дружеской пирушкой у костра, прогулкой по берегу, с которого то и дело видно, как мелькают в больших и малых омутах да бочажках быстрые стайки голавлей. А осень поманит на речку тишиной и покоем, когда не только человека - птицы не услышишь по её берегам, лишь только тёмная, абсолютно прозрачная вода, сквозь которую на любую глубину видно устланное опавшими листьями дно, течёт и течёт себе, создавая единственное движение в этом полном спокойствия мире. Мелькнёт иногда тень щурёнка, метнувшегося от берега на глубину, да прошуршит по желтому ковру грустящих о прошедшем лете листьев рыжая полёвка, устроившая где-то под ними себе гнездо на долгую суровую зиму. И вновь - тишина…
Вот тогда-то, в эти безмятежные часы осеннего свидания с речкой твоего детства и рождаются в душе сами по себе такие строки:
Улетают птицы с нашего Иняка,
Наступила осень, серо всё кругом,
Только мне не скучно, позову собаку,
Не спеша на речку с нею побредём…
Вот и наше место, посижу здесь с нею,
Разожгу нехитрый с виду костерок,
Рюмкой милой водки душу я согрею,
На огонь подвешу черный котелок.
Вспомню, как, бывало, здесь уху варили,
И кидали ночью в небо головни,
Звезды нам о чём-то тихо говорили,
Вместо нас их слушали в речке голавли…
Ничего не надо! Ни богатств, ни власти!
Лишь бы были в сердце тишь да благодать,
И была бы речка, и чтоб были снасти,
И сюда чтоб снова я пришел опять…
… И вспомнишь лето. И голавля, пойманного между тем часом, когда солнце уже встало, но еще не поднялось над кромкой леса, растущего по тому берегу. Красивая рыба - голавль! Красивая и сильная. Не забыть его резкой поклевки удачливому рыбаку, долго будет вспоминать он потом минуты борьбы. Да не каждому еще посчастливится одержать победу над ним. Да, голавль знает себе цену! Но с каждым годом всё меньше становится его на реке, всё мельче его размеры, всё изреженнее стайки…
А было ведь время! Подкрадешься тихонько к кромке обрыва, осторожно свесишь голову - и ахнешь от восторженного чувства созерцания чуда! Весь омут - в могучих черных спинах, по которым с особым изяществом выткала мастерица-природа красные плавники. Вот глупый кузнечик прыгнул с крутого берега в воду, упал прямо перед носом у одного из исполинов, задергался, забился - лениво открывает голавль свою пасть, мгновенно втягивает в неё упавшее насекомое и вновь спокойна водная гладь, лишь медленно шевелят под её кромкой рыбы своими хвостами - ждут нового подношения…
Не только голавлём был славен в своё время Второй Иняк. А сорожка - килограммовая сорожка - это ли не достойный трофей для самого опытного рыбака? Не умещалась такая сорожка ни на одной, даже самой большой сковороде, грустно свешивая оттуда и голову, и хвост. А щука7 Особенно там, где речка пряталась в густой ольховой уреме, подступавшей сверху к самому Мари-Олку, тогда еще благополучному хуторку с десятком, не меньше, домиков. Стоило поставить жерлицу с соблазнительным пескарём на крючке, как тут же - хлоп! хлоп! - бьёт уже жердина с привязанной на её конце рогулькой по воде, ходит под ней кругами на коротком поводке речная хищница, прочно засекшись кованым тройником. С трудом, после долгой борьбы, вытащит на берег рыбак пятнистую скользкую щуку, откинет от воды подальше, где заворочается та в траве, заскачет, сворачиваясь дугой, в последнем своём танце, услаждая им душу ловца. По два, по три килограмма бывала щука, а это ведь не на озере, не на большой реке, не на огромном водохранилище - на маленькой речке, которую местами можно перемахнуть одним хорошим прыжком.
Да-а… Была, была хорошая рыбалка на Втором Иняке, когда ни один, даже самый неопытный рыболов не уходил отсюда без килограмма –другого сорожки или окуня. Чего уж говорить о корифеях, которых река тоже знала немало. Уловы по пять-семь килограммов за утро были для них нормой. Нет уж почти никого из этих людей. Лишь «последний из могикан» старый рыбак дядя Саша да еще двое-трое любителей-рыболовов, самому молодому из которых уже за пятьдесят, неутомимо бродят по реке. Иногда ловят, иногда нет, но и в мыслях не допускают, чтобы сменить её на более уловистые места…
А река всё несёт и несёт свои воды через года и десятилетия, ни на минуту не прекращая своего плавного движения. И так же неумолимо и плавно течёт время…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Часов в десять утра над речкой низко пролетел самолёт. Это был старый «кукурузник» АН-2. Самолёты здесь не летали уже давно, с советских времен, и откуда взялся этот - так и осталось тайной, которая никого, впрочем, совершенно, не интересовала. Лётчик смотрел сверху на петлявшую внизу небольшую речушку, на то, как она то ныряет в густые заросли леса, то вновь выбегает обратно - смотрел, и не видел. У него была своя жизнь, и интересы в этой жизни были далеки и от этих мест, и от обитавших по её берегам людей. Минуты не прошло, как речка под крылом самолёта свернула в сторону, потерялась в сплошном лесном массиве. Самолёт полетел дальше…
Пролетевший над рекой самолёт был замечен всеми её обитателями. И каждый отнесся к этому по-разному.
Игорь на своём дереве проводил «кукурузник» взглядом, вздохнул, вообразил себя на месте лётчика. Он попытался представить, как выглядит речка с высоты полёта. Затем мысленно поднялся ещё выше, взглянул на Второй Иняк уже с высоты пассажирского лайнера. Затем наступил черёд стратосферы и, наконец, космоса. Но из космоса, как он не пытался, увидеть своё дерево Игорь так и не смог. Разочарованный, он спустился вниз - пошел проверять «косынки», поставленные им накануне у пруда, надеясь хоть на какую-нибудь добычу, так как ел он последний раз ещё вчера утром, да и то одну землянику, которой высыпало в это время по опушкам полян видимо-невидимо.
Бомжи вообще не обратили на самолёт никакого внимания. Всё, что прямым и непосредственным образом не влияло на их жизнь, их не интересовало и отвлекаться на это они не хотели. Сегодня «временно безработных» в лагере было пятеро, не считая пьяного одноногого профессора, спавшего в своей хибарке. А эти пятеро мирно сидели вокруг костра, на котором в большом котле варилось какое-то сомнительного происхождения мясо. Это могло быть всё, что угодно - от бродячей собаки, на беду свою забежавшей из любопытства в лагерь бомжей и тут нашедшей себе бесславный конец, до глупого, отставшего от стада, барана - и ждали, когда можно будет приступить к трапезе. Один из них был рыжий клептоман Крыса, другой - тот самый Колька, подбивший недавно Александра, застрелить старого грача «хозяина», и ощипавший потом его для общего стола. Трое других автору пока неизвестны, но, похоже, скоро и они сыграют свою роль в продолжении этой истории. А пока - пусть варят своё мясо, ведь каждый имеет право быть сытым…
Александр тоже видел пролетевший над речкой самолёт. Он лежал в это время в гамаке и размышлял об одном важном вопросе - что приготовить ему сегодня на ужин? Это будет не обычный ужин - об обычном он печалиться бы не стал. Наелся бы хоть чего, а мог бы и вообще ничего не есть - к этому он относился легко. В бытность свою уфимским студентом восьмидесятых годов прошлого века иной раз приходилось обходиться без пищи когда по два, а когда и по три дня подряд. И совсем не из-за нехватки средств. Деньги-то бывали. И мать не жалела их для сына, и сам работал - то сторожем во вневедомственной охране, то грузчиком. Так что были деньги, были. Но и соблазнов потратить их тоже находилось предостаточно. И жил он тогда по принципу такому - «в среду съел, в четверг не глядел». Сегодня, например, шикует где-нибудь в кафе, запивая двойную порцию лангета «бархатным» пивом, а завтра на десять случайно оставшихся копеек обедает в своей студенческой столовой, расположенной в подвале общежития. Кусок хлеба, стакан чая без сахара, да полпорции пустого, без мяса, супа - вот и весь обед. И это ещё за счастье. На другой день и десяти копеек уже нет и всё пропитание - вдоволь напиться воды из-под крана.
Последующая кочевая жизнь тоже не способствовала установлению крепких привычек в режиме питания, Так что к периодическому голоду он относился довольно легко.
Но сегодня вечер будет не обычный. Сегодня к нему придёт Зиля. Это праздник, значит, и ужин должен быть праздничным.
Да, мог Александр обходиться куском хлеба, щепоткой соли, да водой из родника - мог. Но любил он иногда устраивать праздники и тогда не жалел ни времени, ни денег, чтобы приготовить что-нибудь изысканное, а потом торжественно, с чувством, окунуться в мир гастрономических переживаний. Он умел готовить, разбирался во многих кулинарных тонкостях, любил хорошую посуду, знал толк в сервировке стола, и получал удовольствие не только от потребления вкусной еды, не только от процесса её приготовления - творческого процесса, кстати! - не только от предвкушения этого потребления и этого предшествующего ему процесса, но и от абстрактных размышлений на гастрономические темы, которым предавался довольно часто. В нём самым неожиданным образом сочетался аскет с его скудными запросами, и гурман, и тогда запросы эти становились столь велики, что бывали часто обременительны и для его бюджета, и для его здоровья.
И вот сегодня был как раз такой случай, когда можно и нужно было устроить праздник. Но что-же всё-таки приготовить? Он перевернулся на другой бок, задумался, мысленно перебирая в памяти запас продуктов, которыми он располагал. В активе были соль, специи, немного муки, растительное масло, сухофрукты, крупа, вермишель, несколько банок мясных и рыбных консервов, ведро прошлогодней картошки, две пачки зелёного чая, пакетик с желатином и пять луковиц. Негусто…
Но с продуктами можно вывернуться. Рядом Кузькино, значит, можно сходить и купить. Молодой картошки и зелени прямо с огорода, свежих яичек - прямо из-под курочки, а заодно - и саму курочку. Еще чего? Свежевыпеченного душистого хлеба, только что взбитой сметанки, ароматных огурчиков и если повезёт, то и первых помидоров, наливших уже на июльском жарком солнышке бархатистые ярко-красные бока. Так… Теперь мясо. Рассчитывать можно только на мелкий скот, да и то только, если кто зарезал на днях овцу или барана. Да - еще кролика можно, если, конечно, в деревне их держат. Гусь, утка? Нет, это не летняя птица, не сезон для них. Да хватит всего и так. А рыбу на холодные блюда - голавля на заливное, щуку для фаршировки - он добудет сам…
Есть и ещё одно блюдо, которое так и просится на праздничный стол. Правда, оно не совсем обычное для этих мест, а вернее, совсем необычное, и еще неизвестно, как Зиля к нему отнесётся. Сам-то Александр консерватизмом в выборе пищи не страдал никогда, а этому изысканному блюду научился еще в бытность свою у геологов. Был там один специалист по восточному питанию, имеющий в своей родословной не то корейские, не то китайские корни. Он-то и научил жадного до всего нового Александра готовить лягушачьи лапки - жарить их в особым образом приготовленном фритюре. Ну, а не менее изысканный гарнир к ним - из отваренных в подсоленной воде, обвалянных в сухарных крошках и затем слегка обжаренных розеток одуванчика - он со временем придумал сам. Нежнейший вкус, красивая фактура, почти воздушная субстанция - всё в этом блюде говорило за его элитарность. Но вот Зиля… Понравится ли ей? Или сначала не говорить из чего это приготовлено, а уж потом? Видно будет. Но лапки в гарнире из одуванчиков он приготовит. А там, где недалеко от Мари-Олка впадает с того берега в речку небольшой ручеёк, там всегда - он помнил это ещё по прошлому времени - там всегда водилось много огромных зелёных лягушек. Если он уменьшит их колонию на пару десятков особей, это вряд ли нанесёт большой урон окружающей среде. Сегодня он хочет изыска - придётся земноводным с этим смириться…
Значит, с ужином более менее ясно. Начнут они с холодных блюд - заливной и фаршированной рыбы. К ней он приготовит луковый соус. Также из холодных закусок будут на столе свежие помидоры с искусно снятой кожицей и грибной салат из дождевиков, которых полно растёт вокруг по полянкам. Затем наступит черёд горячего. Это будет курица или кролик с рисовым гарниром уже под укропным соусом. (Не забыть купить в деревне сливочного масла - без него соуса не приготовить.) А на десерт подаст он свой «фирменный» чай - из лесных трав! - и свежую землянику. К ней - холодные сливки. Знатно, знатно…
А теперь спиртное. Без него уж никак. Но тут полный порядок. Есть у него в запасе не только водка, есть несколько бутылок с более драгоценным содержимым - вином. К рыбе он откроет молодое белое «Алиготе», вобравшее в себя весь жар прошлогоднего молдавского лета, а к мясу - марочное красное «Цинандали, приготовленное из терпкого винограда Алазанской долины в далёкой Грузии много лет назад. Ну, а к десерту подаст он для Зили вишнёвый ликёрчик, себе же достанет из тайничка под сиденьем машины початую ещё с прошлого года бутылку дорогого настоящего португальского рома. И будут они сидеть у костра под звёздным небом, смотреть на Луну, которая ничуть не изменилась за прошедшие с их первых встреч семнадцать лет, потягивать маленькими глоточками эти прекрасные напитки, запивая их не менее прекрасным чаем, и медленно пьянеть, не столько от спиртного, сколько от ожидания и предвкушения предстоящей близости, от сознания того, что нет сейчас на земле ничего важнее, чем эта вечная взаимная тяга двух противоположных начал, которая обернётся впоследствии самым важным, ради чего живёт человек - рождением новой жизни…
Хватит валяться! Хотя день еще впереди, но и дел немало. Итак, сначала на охоту за рыбой и земноводными, затем - в Кузькино за продуктами. Александр собрал рюкзак, сунул в него чехол с арбалетом, большой тесак-«мачете», в ножнах из толстой кожи, мешки по будущую добычу, складной подсачек, сухой паёк, на случай, если охота затянется. И отправился к Мари-олку…
А в становище бомжей пятеро «временно безработных» коротали время в ожидании обеда, который, судя по запаху, пробивающемуся из-под крышки котла. обещал быть неплохим. Кое-кто был уже вполпьяна, остальные, как и положено, с похмелья. Мололи всякую чушь, травили разные истории, ждали отправленного за самогоном в деревню гонца, но тот что-то задерживался.
-… дай-ка огоньку, Колька…
- Эх, выпить бы…
- Ползи к реке, да лакай досыта… ха-ха-ха…
- Меньше жрать вчера надо было…
- А чего Крыса-то ревёт, а?
Вся разношерстная компания - кто с удивлением, кто со злорадством, кто без всякого интереса - уставилась на маленького рыжего оборванца. Тот, действительно, всхлипывал, растирал кулаками по грязным щекам слёзы, кривил ртом.
- Чего это ты, рыжий, ну?
- Это он, братцы, курицу вспомнил, которую Кривой со Шплинтом
сожрали…
- Ха-ха… точно!
- Угостил товарищей!
- Не жадный…
Бомжи развеселились. Вид плачущего бродяжки был не столько трагичен, сколько комичен. А слезам тут давно не верили. Тепло, светло и мясо варится - чего ещё дураку надо?
- Ну, чего ты?
- Говори… а то развылся тут…
- Теперь «хозяина» нет - тоску наводить - так он вместо него, значит…
- Ха-ха-ха…
- Это он такой грустный, что ещё ничего не стырил сегодня…
- Ха-ха-ха…
- На, Крыса, стяни у меня из кармана спички, разрешаю…
Рыжий полупьяный бомж всхлипнул последний раз, вытер глаза, взглянул на смеющихся над ним товарищей, улыбнулся сам.
- Ну, чего ревел?
- Поделись горем… ха-ха…
Крыса обвёл всех печальным взглядом - решился.
- Я ведь, ребята, деньги потерял. Миллионы…
Бомжи захохотали! У Крысы - миллионы! Ну уморил, ну, прямо, и в цирк ходить не надо, ну вот же свой клоун рядом сидит! Миллионы! Да у него и полтинника-то сроду не бывало… ха-ха…
- Нет, правда, ребята. Вы не сбивайте меня, я расскажу…
И рассказал притихшим бомжам рыжий клептоман про всё. И про обворованную им машину, и про сумку с золотыми монетами, и про дерево с дуплом, куда он эту сумку сунул, и про пенёк, который затем от этого дерева только и остался. Рассказал и вновь захлюпал носом, представив, что он потерял, какой жизни себя лишил - с новым домом, с бабой, баней, коньяком и мясом каждый день. Раз в жизни дала судьба шанс, а он упустил. Заревёшь тут…
Товарищи отнеслись к его рассказу поначалу с недоверием.
- Да врёт он всё…
- Какое тут ещё золото…
- В «Запорожце»-то… Вот если бы хоть «мерс» был…
- Совсем у него крыша-то поехала…
Но один из бомжей молчал, сопоставлял рассказ, услышанный только что, с тем, чему недавно сам был свидетелем.
- Нет, не врёт Крыса, - медленно сказал, наконец, он.
Все уставились на него.
- Видел я, куда повезли…, - и вдруг замолчал, оборвав фразу на полуслове, запоздало поняв, что говорить-то этого не стоило, что сейчас он единственный, кто знает, и где находится дерево, и что в нём лежит. Эх, дурак, дурак. Молчать, молчать надо…
Но бомжи, почуяв неладное, уже затормошили его:
- Чего видел-то?
- Говори, ну…
- Да он, братцы, утаить хочет…
- Сам золотишко тяпнуть…
- Надуть товарищей надумал!
- Говори, падла!
Бомжи подступили к очевидцу, так неосмотрительно ляпнувшего о своей осведомлённости о судьбе дерева, в котором находилось украденное Крысой золото. Эх, чего наделал-то! Молчать, молчать надо… А его уже крепко держат за оборванные полы куртки, теребят за руки, подносят под нос грязные волосатые кулаки. Он попробовал отболтаться, залопотал что-то невразумительное, но только ещё больше разозлил тех.
- В отказ пошел, а? Смотри ты…
- Говори, где дерево!
- На всех поделим, всем хватит!
- Говори, сука, а то…
Вот уже навесили ему первый «фингал», вот уже потекла из разбитого носа кровь. Бродяга, впавший у своих приятелей в немилость, только подвывал да всхлипывал после каждого удара:
- Что вы, братцы… Не бейте, братцы! Не я это, братцы… То есть не видел я ничего… братцы…
Но «братцы» совсем разъярились. Особенно рассвирепел тщедушный рыжий клептоман Крыса.
- Куда дел моё золото, падла!? - визжал он, мячиком прыгая вокруг отверженного и молотя его своими кулачками по чему придётся, - Вор! Вор! Вор!
Дела очевидца, видевшего, кто свалил дерево и куда его затем повезли, были плохи. В пылу драки и он сам, и его мучители уже подзабыли, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Была жертва, и на ней сейчас озлобленные люди выместят всю свою обиду на неудавшуюся жизнь, сорвут зло, облегчат душу. Какая теперь разница - «видел, не видел…». На, урод! Получи! И вновь смачно, с размаха, вбивается тяжелый сапог в уже и так сломанные рёбра…
Александр шел по дороге, мечтал, вызывая в сознании приятные картины предстоящего ужина. Что из того, что ему уже сорок? Никакой разницы в своём мироощущении по сравнению с собой же - хоть тридцатилетним, хоть даже и двадцатилетним - он не видел. И тогда, и сейчас главным, что наполняло душу было одно - жизнь прекрасна и всё ещё впереди! Жизненный опыт не давил на плечи, не гнул к земле, не старался разубедить в обратном - нет, он помогал жить, помогал избегать острых углов, о которые так легко пораниться, а затем - разочароваться, опуститься, озлобиться. У него не было ничего, что помогало бы решать проблемы - денег, положения, влиятельных связей, сильного характера - поэтому он жил, не создавая себе проблем. Творчество было главным в его жизни. А сейчас в неё пришла ещё и любовь…
Занятый своими мыслями, Александр не сразу заметил бешено мчащийся ему навстречу странный трёхколесный мотоцикл. До Мари-Олка отсюда оставалось совсем немного. Завидев мотоцикл, Александр отступил в сторону, давая тому путь, подумал: «Чего так гонит? Не пьяный ли?»
Но Олег - а был это именно он - не был пьян. Но возбуждён - чрезвычайно. С ходу развернувшись возле первого встреченного им на дороге человека, он что-то закричал. Тот ничего не разобрал, подошёл ближе.
- Чего говоришь, я не понял, - этого мотоциклиста он видел впервые.
- Бомжи там одного своего вешать собрались! - снова крикнул Олег.
«Вот тебе и шутки с этой виселицей. Дошутились…» - подумал Александр и быстро сел за спину мотоциклиста на длинное мягкое седло.
- Айда к ним, по дороге расскажешь…
Тот дал газу - помчались!
Сквозь шум мотора и свист ветра Олег громко кричал, вывернув назад голову и краем глаза глядя то на бородатого своего спутника, то на несущуюся навстречу дорогу:
- Мне рабочие сегодня нужны были двое. На плотину - я тут плотину небольшую сделать хочу. Я и заехал к бомжам. А там! Четверо их или пятеро - не разобрал… Связали одного - и к виселице волокут! Я было вступился - да куда там! Один, здоровый такой, достал нож - вот, мол, тебе! Проваливай, пока цел. Ну, я за подмогой. А тут вы!
Александру всё стало ясно. Не любил, ох, как не любил он таких ситуаций. Марата бы сейчас сюда, показал бы он этим бомжам. Вот кто уж боец, так боец! Ну, да ладно. На себя сейчас рассчитывать надо. Да вот и парень этот тоже вроде не робкого десятка…
Александр на ходу быстро вытащил и собрал арбалет, вставил обе стрелы. Вытащил и тесак - для устрашения сойдет и он.
- Подъезжай прямо к ним, мотор не глуши, стой сзади меня, - дал он короткий инструктаж своему случайному соратнику, - вот этот тесак возьми на всякий случай. Далее - по обстановке…
Олег взглянул на длинное кривое лезвие тесака, почти ничем не отличающегося от боевого турецкого ятагана, сразу зауважал встреченного на дороге человека. А когда увидел у него в руках арбалет с торчащими стальными жалами точёных наконечников - повеселел совсем. «Ну мы сейчас этих гадов…» - мстительно подумал он.
Бомжи в пылу драки не сразу заметили подлетевших к ним на мотоцикле двух людей. Они уже успели надеть петлю на шею яростно сопротивлявшейся жертвы и вот-вот вздёрнут человека на скрипучую перекладинку кривой, но прочно сколоченной виселицы, дождавщейся наконец-то праздника и на своей улице!
- А ну стойте! - как можно твёрже закричал Александр, подбегая вместе с Олегом к ним почти вплотную, - стой, говорю!
Бомжи замешкались, переглянулись между собою, оценивая ситуацию. А-а - всего двое! Арбалет, в руках одного из тех, никакого впечатления на них явно не произвёл.
- Чего лезете, - грубо закричал один, здоровый верзила с небритой давненько уже мордой и застарелым, отливающим густой синевой, синяком
под левым глазом. - А ну, пошли отсюда! - и он, грязно выругавшись, сунул руку в карман штанов. Другие тоже выражали недовольство, кто явно, а кто уже и с оглядкой - неясно ещё, как дело-то повернётся. Они-то, известно, люди бесправные… Но тоже глухо бубнили угрозы:
- Вам чего надо-то…
- Это наше дело…
- Смерти, что-ли, ищите…
Александр узнал между ними Кольку - это он ощипал в прошлый раз поверженного «хозяина» для общего стола, а также по описанию ребят признал в одном из бомжей клептомана Крысу. Эти двое были не опасны. А вот двое других… Верзила по-прежнему держал руку в кармане - ясно, что у него там. А другой - тоже здоровый детина - уже откровенно вынул нож-«бабочку», поигрывал лезвием, потряхивая кистью руки - пытался нагнать страху. Нельзя молчать, нельзя…
- За что вы его, - стараясь говорить спокойно, спросил Александр, - что он вам сделал?
- А тебе что за интерес?
- Раз вешаем, значит надо…
- А на самом деле, чего это мы Ваську-то?
- Да он… А чего он сделал-то? Я чего-то не вьехал…
Тут выскочил вперед взбудораженный Крыса. Уж он-то ничего не забыл!
- Он золото моё… наше… присвоить хотел! Знает, кто дерево спилил, гад, а не говорит! - и он с размаху пнул прямо в лицо лежащего у их ног человека, враз обессилевшего при виде своих заступников…
Дерево? Какое дерево? А-а… дерево! Так ведь и ребята поминали про дерево, в дупло которого вот этот рыжий сунул украденную из их машины сумку. Значит, в ней было золото! А этот Васька видел, значит, кто спилил дерево, и куда оно потом делось. То-то ребята мялись, не хотели говорить, что было в сумке. И откуда у них может быть золото? Но это - после. А сейчас…
- Вот что, - твёрдо сказал Александр, - отпустите его, ну! А не то… - и подняв арбалет на уровень груди, он навёл его на противника. - Колька, ты ведь видел, как я стреляю?
- Он это, он… - зашептал тот своим, не спешащим признать поражения, товарищам, - он, сволочь, «хозяина»-то нашего пристрелил. И чем гаду птица помешала? Как снайпер бьёт…
А Александр, не давая опомниться, всё давил на противника:
- Если что, стреляю сразу. Тебе, - он кивнул на верзилу, - и тебе, - кивок на второго, с ножом, - по стреле в горле обеспечено. А этих, - он пренебрежительно взглянул на Кольку с Крысой, - мы и так замочим…
Олег, в подтверждение его слов, тоже воинственно потряхивал тесаком. Бомжи переглядывались, решая, видимо, как поступить.
«А вдруг они кинутся на нас?» - с внезапно подступившим страхом подумал Александр. Не сможет ведь он выстрелить в человека. Это не голавль, не жирная утка на подлёте, в которую он мог попасть даже навскидку. Или - сможет? Своя жизнь дороже чужой. Лучше бы до этого, конечно, не доводить…
Но в лагере противника боевой дух был уже сломлен.
- Да заберите эту падаль, нужен он нам, - верзила оттолкнул ногой несостоявшуюся жертву линчевания, пошел к костру, - эй, кто жрать хочет, за мной…
Крыса, поняв, что вместе с Васькой, которого так некстати налетевшие на лагерь люди уже грузили на свой мотоцикл, навсегда исчезнет и его мечта о богатой жизни, заскулил что-то, бросился к уходящему верзиле, схватил того за руку. Но тот дал ему со злостью подзатыльник, велел заткнуться…
Мотоцикл быстро скрылся в клубах поднятой на дороге пыли…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Лето в разгаре. Хоть и заканчивается уже июль, и вот-вот уступит он место последнему из своих братьев - августу, но по-прежнему так же длинны дни, так же теплы ночи, так же ласкова вода в речках, так же свеж ветерок в жаркий полдень. Лето! Что лучше лета? И люди, и их младшие братья - все наслаждаются теплом и светом, никто не думает о том, что скоро лето покинет их, уплывёт неизвестно куда на белых мягких облаках, а вместо них наползут с севера низкие тяжёлые тучи, зальют землю холодным дождём, собьют им пожелтевшие от тоски по ушедшему теплу листья, спрячут за собой уже остывшее неприветливое солнце. Где ты, лето? Зачем так быстро покинуло нас?
И вздохнут люди, снова окунутся в повседневные свои дела, забудут за их суетой обо всём - о том, что потеряли, и о том, чего так и не нашли за уже ушедшее от них лето…
Но всё это будет потом. А сейчас ещё лето в самой поре, в самом расцвете своей красоты, много чего может подарить оно человеку. Можно встать ещё затемно, выйти на открытое место и долго-долго смотреть, как торжественно являет себя миру заря, когда рассвет яркими своими красками всё смелее и смелее играет по краю неба и картины рождения нового дня сменяют друг друга быстро и красочно, как в калейдоскопе из твоего далёкого детства. А можно в мелкий тёплый дождь брести по берегу любимой речки, пробираясь сквозь мокрые кусты к своему самому уловистому месту, и, уже промокшим насквозь, закинуть в окошко чистой воды среди заросшего омута свою удочку, тут же увидеть, как резко, рывком, уйдет под лист кувшинки яркое перо поплавка, и, с радостно забившимся сердцем, ощутить на том конце лески отчаянное сопротивление желанной добычи… А ещё можно ранним утром бродить по туманному, влажному березняку, гадая о том, где ты сейчас, и не заблудился ли уже, когда в азарте тихой охоты за коричневыми шляпками боровиков и подберёзовиков всё дальше и дальше уходил от знакомых мест, с лёгким страхом думая о том, что можно и не найти дороги обратно. Но вселяет уверенность своей приятной тяжестью полная грибов корзинка и страх этот будет напрасным, выведет тропинка вновь к знакомой опушке и весело заспешишь ты к своему дому… тихий летний вечер тоже не оставит человека без подарков, одарит каждого тем, что ему сейчас дороже всего. Кого-то - прогулкой с любимой по пустынным в это время улицам села, утонувшем в зелени палисадников. Кого-то - чаепитием в саду под лёгкий стрёкот кузнечиков и цикад, которых то и дело заглушает пробивающаяся издали ритмичная музыка - там, в старом парке, собралась на танцы молодёжь. А кто-то в этот тихий час откроет настежь окно, с удовольствием растянется на диване прямо под ним, раскроет свою читаную-перечитаную много раз любимую книгу и мгновенно растворится в мире её героев, забыв на время обо всём остальном… А можно провести этот вечер с детьми, устроить для них качели и, глядя на их счастливые лица, самому ощутить в душе тихую радость… А когда зажгутся на небе звёзды, когда придёт время сна, можно вынести из теплого, прогретого за день жарким солнцем дома свою постель куда-нибудь на веранду, устроить её там на старом диване, помнящим ещё твоё детство, и, наслаждаясь ночной прохладой и свежестью, долго глядеть в ожидании сна на яркие созвездия сквозь чистые широкие стёкла…
Да - богат человек! Нужно только видеть своё богатство, которое дано каждому, и за которое не надо платить ничем - ни здоровьем, ни деньгами, ни изнурительным трудом, ни духовным опустошением - ничем из того, что часто платят люди в погоне за кажущеся важным в этой жизни. А так ли важно это на самом деле? У каждого свой ответ…
Александр спустился к кромке воды с крутого берега своей поляны, чтобы проверить поставленные на ночь донки. Вчера он неожиданно обнаружил, что в омуте, на берегу которого расположен его лагерь, обитает карп, да не какой-нибудь нежного возраста недоросль, а настоящий богатырь, требующий к себе подобающего его стати уважения. Это случилось, когда он решил половить здесь на хлеб сорожку. После часа безуспешного ожидания, когда, наконец-то, поплавок совсем не по-сорожечьи повело в сторону, а затем притопило - подсёк он и неожиданно ощутил на том конце удочки такую большую тяжесть, такое яростное сопротивление, что сразу понял - не сорожка это! Бывала здесь в старые времена крупная сорожка, но чтобы сейчас? Нет, не может быть… Голавль? Но когда, сверкнув золотом чешуи у самой поверхности воды, нежданный трофей, хлестнув по глади омута хвостом, отчего сразу побежали во все стороны широкие круги, снова ушел на глубину - даже задохнулся рыболов от неожиданной радости, понял он, кто ходит у него на конце лески - карп!
Но рано он радовался! Ушел от него редкий и желанный для любого рыбака трофей. Леска, звонко тренькнув, оборвалась и долго ещё смотрел он растерянно то на её обрывок, колыхающийся по ветру, то на воду, в глубине которой скрылся карп с отливающими червонным золотом боками. Эх! Да чего уж… Ладно…
Вот тогда-то и решил он поставить на ночь донки, леска на которых могла бы выдержать вес речного богатыря. Вот только откуда он здесь? В прежние годы о карпе на Втором Иняке не слыхивали…
Он осмотрел снасти. Все три донки стояли на месте, никто не позарился на их приманку, насаженную на острые крючки, лежащие сейчас на дне по разным концам омута м напряженно ждавшим добычи. Переменив насадку на новую, Александр ловко закинул донки уже на другие места. Что ж, рыбацкое счастье переменчиво, авось и не устоит карпентий перед соблазном, когда медленно шаря по дну в поисках пищи, наткнётся вдруг чутким своим носом на вкусный катышек хлеба. Чмокнет, втянет его в свою пасть, пососёт, оценивая вкус, и двинется дальше, не чувствуя ещё никакого подвоха. Вот тогда-то потянется за ним невидимая снасть, заскачет и забренчит колокольчик, привязанный к её основанию, весёлым своим звоном резво поднимет рыбака со своего места. Бросится тот к берегу, подхватит уползающую в воду леску, и резко, рывком, подсечёт не подозревающую пока ни о чём рыбину. И по туго натянувшейся, как будто зацепившейся за что-то, снасти, поймёт - есть! И начнётся борьба, истории которой - тысячи и тысячи лет. Ведь живёт в каждом человеке древний охотник, передалась нам через тьму веков генная его память. Вот откуда любовь к рыбалке, страсть к охоте, к живому огню и жарящемуся на нём под звёздным небом мясу…
Вернувшись к машине, Александр сел за стол и задумался. То, что он узнал на днях от освобождённого ими с незнакомым парнем из рук озверевших своих товарищей бомжа Василия, не давало ему покоя. Чужая, случайно ставшая известной тайна, не радовала, ничего, кроме проблем, ему не сулила. Не зря говорят - меньше знаешь, крепче спишь. Воспользоваться узнанным же в своих интересах, самому завладеть драгоценным содержимым старой сумы, тем более, что был он сейчас единственным, если не считать Васьки, кто знал и где сейчас дерево, и что в нём лежит, ему и в голову не могло прийти. Ну, а бомжу было сейчас не до золота, будь это хоть всё золото мира. Жестоко избитый товарищами, он всё же наотрез отказался ехать в больницу. Олег тогда довёз их до лагеря Александра, и сразу уехал по своим делам. О страстях, кипящих сейчас возле пропавшей сумы с монетами старого клада, он так и не узнал. А Василий, когда оказал ему Александр первую помощь и оставил у себя ночевать, и рассказал тогда ему в благодарность за заботу то, что знал сам, в том числе и об услышанном от Крысы. А взамен попросил, чтобы помог ему завтра хозяин добраться до Кузькино, где собирался тот отлежаться у знакомого мужика, у которого раньше работал и успел даже подружиться. Попросил ещё и о том, что если ребята смогут вернуть себе своё достояние, и ему бы «отстегнули» немного. Александр посчитал это справедливым и от имени тех пообещал. И вот теперь сомневался - а правильно ли он сделал? Откуда у ребят золото, их ли оно вообще - неизвестно. А главное - захотят ли они делиться с бомжом? И слово своё перед человеком он, выходит, может не сдержать…
Ребят он видел всего лишь раз, когда приходили они в его лагерь - искали Игоря. Несмотря на короткое знакомство, они ему понравились. Но откуда у них могли быть золотые монеты и что они тут, на Втором Иняке, с ними делали, понять он не мог.
Происшествие в бомжовском «санатории», случившееся позавчера, сорвало у него и праздничный ужин с Зилей. Не успел он тогда ничего, да и Васька, ночевавший у него, не способствовал бы романтическому настрою. Поэтому Александр подругу ждать не стал, вышел заранее навстречу, перехватил её у моста через Иняк. Хорошо посидели они тогда на Горе, наслаждаясь густым хвойным воздухом среди растущих вокруг сосен. Александр прихватил с собой бутылку крымской мадеры, а Зиля притащила с собой целую хозяйственную сумку со всякой домашней снедью. Чего только не было в этой сумке - термос с горячей лапшой на говяжьем бульончике, тарелка с котлетами, упруго расталкивающими друг друга жирными боками, жареная картошка, приготовленная во фритюре, а также огурцы, свежая сметана, молоко, варёные яйца. Всё просто, без изыска, но какой вкусной показалась эта еда Александру, с любовью приготовленная умелыми руками. Он с удовольствием умял, запивая крепким вином, почти всё - и котлеты, и картошку, и суп. Не забыл, правда, и о своём квартиранте, оставил и тому часть. Зиле о своей утренней стычке с бомжами он ничего не сказал. Расстались они, по уже начинающей крепнуть традиции, на заре следующего дня…
И вот Александр ждёт, когда из села приедут ребята, для которых есть у него хорошая новость. Сегодня с утра, как нельзя кстати, встретил он на реке Гену с его Рыжиком, и передал с ним записку для ребят, в которой было только три слова: «Знаю всё. Жду.»…
Венер, Сергей и Коля ждать себя не заставили. Громко треща мотором, «Запорожец» подъехал очень скоро. Перебежав по брёвнышку речку, ребята уже через минуту сидели за столом, с надеждой глядя хозяину в глаза - его новость могла быть только о местонахождении дерева с золотыми монетами старого клада внутри…
- Вот что, ребята, я вам сейчас расскажу всё, что знаю, но и вы тоже должны сказать мне откуда у вас золотые монеты.
Друзья переглянулись.
- Это Крыса вам про золото сказал?
- Нет, - коротко ответил Александр.
- А вроде больше никто и не знал…
- Э-э… про вашу сумку с деньгами уже все бомжи знают, наверное. Но только один из них - где дерево, с этой сумкой в дупле, сейчас находится. Ну и я ещё…
- Ну и где же оно, где?! Где?!
И рассказал им Александр про позавчерашнюю схватку в «санатории», про избитого Ваську, так и не выдавшего тайны исчезнувшего дерева, и про то, что рассказал ему сам Васька. А рассказал он им вот что. В тот день, в воскресенье, гулял он с удочкой по речке, но что-то клевало плохо. Присел он отдохнуть на одной полянке на бережку, а тут и подъехал автомобиль грузовой да трактор с навешенным погрузчиком. Людей было всего двое - водители техники. Достали они бензопилу, осторожно спилили сухое дерево так, что не сломали у него ни одного сучка, предварительно для этого зачалив его тросами. Затем так же осторожно погрузили на машину. Васька, по их просьбе, помогал строполить - направлять подвешенное дерево туда, куда нужно. Тот помог, а когда узнал, куда они направляются, напросился доехать до своего лагеря…
- А куда те-то поехали, куда?
- Вы не догадались, что ли, ещё? К дому тому, что выше по реке построили. К «замку» этому самому…
Ребята поразились - клад вернулся на старое место! Коля вспомнил недавний свой сон после ночной грозы и поёжился. Но усилием воли он отогнал от себя тревожные мысли - не хватало бы ещё в мистику удариться…
- Для чего ему дерево-то?
- Да какая разница?
- Как вот мы теперь снова туда сунемся…
Друзья рассказали Александру про то, откуда у них появились монеты - и про старинную записку, обнаруженную Колей в семейном архиве, о том, как выкопали они на рассвете сам клад, о погоне за ними хозяина дома. Ну, а про обворованную Крысой машину он уже знал и так.
- Что же делать теперь?
Вдруг резко зазвенел колокольчик на одной из донок! Забыв о разговоре, ребята вместе с хозяином бросились к берегу.
Короткое удилище донки, вырезанное из толстой черёмуховой ветки, согнулось дугой, леска струной резала воду - карп засёкся сам! Александр, с забившимся в предвкушении азарта борьбы сердцем, схватился за туго натянутую снасть. Сильная рыба не сдавалась. Карп то поднимался к поверхности воды, то вновь уходил на дно. Ребята, как будто сами державшие сейчас на леске-тетиве долгожданную добычу, рьяно сопереживали, глядя на поединок человека и рыбы. Медленно, метр за метром, подтаскивая отчаянно сопротивляющуюся рыбину, Александр забыл обо всём. В азарте он не заметил даже, как оступился, и промочил ноги. Всего три-четыре метра отделяли его от желанного трофея. Карп утомился быстрее человека, он ещё не сдавался, но уже глотнул воздуха, завалился на бок, волочился поверху, уже не имея сил уйти на спасительную глубину, хотя и пытался. Каждая пластинка его чешуи отражала солнце, сверкала и отблёскивала его лучами, пускала «зайчики», слепила глаза. Карп был огромен! Ребята никогда ещё не видели такой большой рыбы на своей речке. Ну и рыбак этот Александр!
А тот, подтащив рыбу к берегу, быстро подхватил её за жабры и с усилием вымахнул из воды. Карп тяжело заворочался в траве, а люди с восторгом и удивлением разглядывали его, поражаясь красоте и размерам огромной рыбы. Никак не меньше пяти килограммов было в этом могучем речном красавце…
- Откуда здесь карп-то взялся, ребята? Раньше не было… - Александр перевёл дух, сияющим взглядом обвёл трёх друзей, ставших свидетелями его триумфа.
- Да это он сверху скатился, с прудов…
- Там, в совхозе, несколько лет назад их разводили, а потом пруд прорвало…
- Раньше его тут много было, а сейчас почти что и нету…
- Повезло вам…
Александр посадил карпа в большой садок, опустил в воду. Будет теперь чем угостить Зилю, когда она, наконец-то, посетит его лагерь.
Они вновь вернулись к столу. Александр заварил чай, все с удовольствием пили этот вкусный ароматный напиток.
- Вот что, друзья, Был я вчера у дома того, посмотрел, куда они дерево это дели…
Ребята внимательно слушали. Этот бородатый человек, которого видели они всего во второй раз, уже так много для них сделал. А мог бы… Каждый из них сейчас понимал, что у Александра была масса времени и все возможности самому завладеть их золотом. И никогда они об этом даже и не узнали бы…
- Дерево стоит сейчас к югу от дома, рядом с котлованом под водоём, там, где вы и клад свой выкопали, - продолжал Александр.
- А для чего оно ему?
- Не знаю. Но, похоже, он там «живой» уголок оформить хочет, видимо, и сухое дерево по дизайнерской разработке положено. Других причин я не вижу. Да это и не важно. Скажите - что вы собираетесь теперь делать?
- Да… И открыто туда не сунешься, и по ночам, наверное, теперь, после того нашего налёта, охраняют…
- Есть одна идея, - Венер заулыбался.
Все живо повернулись к нему.
- Коля, ты ведь у нас общественник большой, верно?
- Ну и что?
- В районный комитет по охране природы тоже, вроде, входишь?
Ребята быстро поняли, к чему клонит их друг.
- Точно! Корочка у меня есть. Значит, устроим как бы рейд… Или нет - лучше, якобы, проверку по поступившим жалобам, что они тут деревья без разрешения рубят…
- А дерево это - памятник природы!
- Достопримечательность местная…
Все захохотали. Идея была хороша.
- Протокол составим, дерево осмотрим. Ну и сумку, если, конечно, она ещё там, вытащим…
- Но вот что, - вмешался Александр в разговор, - вы дождитесь, пока хозяин уедет. Он, наверное, вас запомнил. А без него вам легче будет. Кто-то ведь есть там за старшего. Тому всё равно - протокол ли, штраф ли. Он вам препятствовать не будет. И про сумку тоже что-нибудь правдоподобное придумайте, если она там будет. Да и машину другую возьмите, этот ваш «Запорожец» больно уж приметный…
Приятели с разумными доводами согласились.
- И вот ещё что, ребята… Не знаю уж, как вы к этому отнесётесь, но…
те с удивлением посмотрели на него. Чего это бородатый замялся? В чём дело? А-а… Ясно. Как они сами-то не догадались? Дело связано с большими деньгами и Александр вправе потребовать и для себя часть. Ведь если бы не он, у них бы не было сейчас никаких шансов. Ну, что же, они готовы поделиться…
Но они ошиблись. Тот действительно заговорил о деньгах, но не для себя.
- Вот в чём дело. Этот бомж, который мне про дерево рассказал, он, в общем, попросил, чтобы и ему тоже немного от золота этого досталось, если это у вас получится - вернуть его себе. Я от вашего имени пообещал. Человек пострадал всё таки, да и не узнал бы я ничего, если не он. А много он не возьмёт…
Ребята с готовностью согласились - это показалось им справедливым. Ну, а самому Александру тоже ведь надо, наверное, предложить его долю. Без него всё сейчас встало бы…
- А вам тоже ведь мы должны будем? Давайте сразу договоримся о сумме, - напрямик сказал Венер, который о денежных отношениях между людьми в силу специфики своей профессии говорил довольно легко. - Вы так много для нас сделали…
- Мне? - удивился Александр. - Мне ничего не надо. Да и за что?
- Ну как? Да за всё… И вообще…
- Нет, ребята, мне ничего не надо. А вот Василия-то не забудьте, если дело у вас выгорит, - он взял сигарету, предложенную Колей, закурил, бросил потухшую спичку в сторону прогорающего костра. - Он человек как будто неплохой, жизнь вот его только загнала в угол. Может, ему эти деньги подняться помогут. Он мне тогда, когда ночевал, много порасказывал…
Ну, что же - дело хозяйское. Раз сам отказывается - силом не дашь. Совесть у ребят была теперь, по крайней мере, чиста - от души предлагали ведь. А бомжу они не пожалеют его доли, дадут, сколько попросит. Лишь бы получилось клад-то оттуда снова выкрасть…
Друзья собрались домой - планировать «операцию» по вторичному изъятию клада. А Александр, закатав в горячие угли с пяток картофелин, которые он собирался съесть на ужин, сидел на складном стульчике рядом с костром, курил и думал о том, как у его новых друзей пойдут дела дальше. Хорошие ребята, не жадные. Смотри-ка, даже ему предложили. Но зачем ему чужие деньги? Хватает и своих, много ли ему надо? На солярку да запчасти для машины, на продукты да вон ещё на спиртное немного - для себя. А нет денег - так он может и не пить, невелика потеря. Так что богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Александру хватало в этой жизни всего до последнего времени. А то, чего сейчас не хватало, за деньги не купишь. Семьи - вот чего не хватало ему сейчас. Только семьи…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
- Первый, первый, я третий, - голос в рации привычно забубнил в договорённое время связи, - всё в порядке, посторонних нет…
- Третий, я первый. Вас понял. Продолжайте наблюдение…
Человек в камуфляже щёлкнул тумблером, засунул рацию в нагрудный карман. Он сидел в гамаке, натянутом между двумя толстыми стволами ольхи, скучающим взглядом смотрел на привычный, даже уже начинающий вызывать отвращение, пейзаж. Крохотная полянка на берегу маленькой речки едва вмещала в себя большую армейскую палатку и почти впритык стоящий к ней походный пищеблок. Тут же - натянутый на стойках тент, под ним - стол со скамьями, на дереве - рукомойник. Ох, и скука-а… И комар, зараза, покою не даёт, привык уже ко всем их кремам и мазям…
Такого задания за пять лет работы в охранном агентстве человек ещё не имел. И семеро остальных, стоящих сейчас на своих постах по периметру охраняемой зоны - тоже. То ли дело сейчас в городе… А здесь… Сколько ещё до конца-то? Какое, вообще, сегодня число? В этой глуши и счет дням потеряешь, ничего удивительного. Но как не считай, месяц им тут ещё торчать, до самого конца лета. Ладно, хоть клиент попался не жадный. За такие деньги можно и комаров покормить…
- Первый, первый! На связи пятый. Вижу постороннего. Приближается к границе охраняемой зоны.
- Пятый, вас понял. Действуйте по инструкции. О результатах контакта доложите. Конец связи…
…Генка со своим верным Рыжиком, пристёгнутым к поводку, брёл по берегу реки, забираясь всё выше и выше. Он не подозревал о том, что за ним уже наблюдают внимательные глаза, что о нём уже доложили по рации, что он стал предметом разговора двух серьёзных людей, неизвестно, что делающих здесь, на глухом участке реки, расположенном в глухой уреме между местечком, где много лет назад стоял дом Яшпая - долгие годы прожившим здесь в одиночестве, и похороненном впоследствии здесь же, на пригорке среди кустов - и исчезнувшей ещё до войны деревней Рождественская.
Генка уже подошёл к самой границе зарослей, откуда речка, весело журча на изогнутом перекате, вытекала сейчас, как вдруг Рыжик зарычал и натянул поводок. Хозяин прикрикнул на него - понял, рядом человек. Так и вышло. Из кустов показался высокий молодой мужчина, одетый в зелёную пятнистую форму. С опаской посмотрев на рычащего большого пса, он сделал мальчику знак - подойди, мол…
- Здравствуй, мальчик, - сказал незнакомец в форме. Из кармана его рубашки торчал чёрныё прямоугольник рации с толстым коротким прутком антенны, - ты куда направляешься?
- Да вот, гуляю. Хочу вот сейчас на «яшпаевский» омут сходить, посмотреть, как там рыба, как вообще всё…
- Нет, мальчик. Дальше проход закрыт, тебе туда нельзя. Или иди обратно, или выходи на дорогу и иди уже по ней. А по реке - нельзя…
- А-а… понятно! - юный натуралист даже задохнулся от радостного волнения. - Засада, да? А кого ловите? А надо я помогу? У меня вот собака - её Рыжиком звать - двадцать три команды знает. Рыжик, сидеть! Стоять! Лежать! Видите?
Но человек в камуфляже от помощи отказался. Никого они тут не ловят. Просто охраняют участок реки. Зачем? А вот это уже секрет. Военная тайна? Хорошо, пусть будет военная… Иди, мальчик, иди…
Но отправить Гену обратно было уже невозможно. Ещё бы, такое событие! Нет, надо всё выяснить. Он вышел на дорогу и побежал по ней дальше. Но манёвр его был разгадан…
- Первый, первый, это пятый. На моём участке проникновение в зону охраны пресечено. Но посторонний, по моему мнению, вновь попытается проникнуть на охраняемый участок в других местах. Сейчас он направляется по дороге вверх по реке. Приём.
- Пятый, вас понял. Передайте приметы нарушителя.
- Мальчик десяти-двенадцати лет. С ним собака на поводке. Звать - Рыжик…
- Всё ясно. Внимание - говорит первый. Всем постам усилить наблюдение. В ближайшее время возможно будут произведены попытки проникновения в зону охраны. Выдвинуться на границу леса, взять под наблюдение дорогу. Возможный нарушитель движется по ней в северном направлении. Приметы - мальчик десяти-двенадцати лет с собакой на поводке. При попытке проникнуть в зону действовать по инструкции. Конец связи…
Ну вот - хоть какое-то развлечение. За неделю, что они тут стоят, вторая попытка проникнуть в зону. Первая была три дня назад, приходил старик рыбак, но когда в проходе ему было отказано, спорить не стал, повернулся и ушел. А этот мальчишка, чувствуется, сегодня всех достанет… Старший вновь взял в руки рацию.
Он не ошибся. Гена, действительно, попытался пробраться на речку уже метров через пятьдесят. Но как только он свернул с дороги и прямиком направился к воде, до которой отсюда была всего-то сотня метров по густой ольховой уреме, как ему навстречу тут же вышел человек - точная копия первого. Пришлось вновь возвращаться на дорогу. И в третий, и в четвертый раз повторилось то же самое. Лишь поднявшись почти до самого строящегося дома, удалось ему попасть на речку. Он тут же пошел по ней вниз, чтобы определить верхнюю границу охраняемого участка. Идти долго не пришлось, вскоре ему снова преградили дорогу и попросили здесь больше не появляться. Ну, что же, по крайней мере теперь Гена знал хотя бы протяжённость охраняемого участка. Ничего особенного там, насколько он помнил, не было. И чего там охранять? Довольно мрачное, глухое место… Он пошёл по дороге обратно.
- Первый, первый, на связи второй. Посторонний уходит по дороге вниз по реке…
- Вас понял. Конец связи…
Уфф! Какой вредный мальчишка! Ушел, наконец-то. И прикрикнуть-то на него нельзя, поскольку по инструкции с местным населением, случайно или намерено пытающимся проникнуть в зону охраны, можно разговаривать только вежливо…
Вдруг забренчал звонок аппарата спутниковой связи. Москва! Старший прижал телефон к уху. Слышимость была отличной.
- Ну, как вы там, на речке-то нашей? - охранник узнал голос нанявшего их клиента. - Никто на неё ещё не посягает?
Охранник знал, что тот немного глуховат, заговорил в ответ погромче:
- Всё в порядке, Виктор Григорьевич, несём охрану, как положено…
- Рыбаки-то заходят?
- Пока было двое. На днях старик, а сегодня мальчик…
- Не спорили?
- Нет. Только мальчишка всю зону охраны обежал, со всех сторон пытался пробраться, но потом ушел.
- Хорошо. А как рыба там на Втором-то Иняке? Есть ещё? Народу много бывает? Как вообще обстановка?
- Докладываю, - старший до того, как стать профессиональным охранником, долго служил в армии и привычек своих менять не собирался, - слушайте. В пятистах метрах вниз по реке от границы охраняемого участка, на месте бывшего хутора Мари-Олок, расположен временный лагерь лиц не имеющих постоянного проживания - бомжей. Точное их количество не установлено, но находится в пределах двадцати пяти - тридцати человек. Рыбной ловлей занимаются мало, в основном, занимаются работой по найму в окрестных деревнях. В свободное от работы время пьют спмртосодержащие жидкости, играют в карты и «чику» на деньги, часто дерутся, в общем, зарекомендовали себя резко отрицательно. Далее следующим обитаемым местом на реке является пруд местного лесопункта. Живущих имеется одна единица в лице сторожа. В рыбной ловле не замечен, время проводит или у себя на пруду, или в деревне Кузькино, где прописан на постоянное проживание. Также проживают на реке ещё два человека. Один имеет местом проживания большое дерево, где у него устроено жилище, второй стоит лагерем ниже метров на сто пятьдесят-двести, где у него приспособлена для жилья машина «УАЗ», а также имеется всё необходимое для полевой жизни, включая ветродвигатель для выработки электроэнергии и душ. Последний очень активен, часто проводит на реке целые дни, рыбачит на голавлей и щук с помощью арбалета. Недавно имел стычку с бомжами, с тех пор дальше пруда по реке не поднимался. И тот, и другой, судя по наблюдениям, являются ярыми индивидуалистами и антисоциальными элементами… Постоянных жителей на реке больше нет. Из периодически бывающих наибольшего внимания заслуживают вышеупомянутый старик рыбак, мальчик с собакой, а также трое молодых людей, приезжающих на красном автомобиле «Запорожец». В последнее время замечен новый человек на трёхколёсном мотоцикле. По непроверенным данным, он занят устройством запруды. Для каких целей - неясно. Пока всё…
- Так, а что с тем домом? В Рождественской?
- Строительство идёт быстрыми темпами. Никто из строителей рыбалкой не интересуется, на реке не бывает…
- Хорошо. Составьте подробный отчёт и перешлите мне на факс. Ведите дальнейшее наблюдение, постарайтесь установить имена всех лиц, бывающих на реке. Есть что-нибудь добавить?
- Нет, ничего…
- Просьбы есть? Как у вас быт, как питание? Прислать, может быть, чего нужно? Я позвоню в Уфу, организуют.
- Нет, спасибо, ничего не нужно.
- Тогда до свидания…
Старший сунул аппарат в карман висевшей рядом куртки, откинулся на гамак, раскрыл на загнутой странице книгу «Тайный профсоюз трактористов», купленную перед тем, как уехать сюда - бестселлер сезона, как никак - уткнулся в чтение. Ладно, хоть книга интересная попалась, не обманула реклама, а то чего бы сейчас делал? Была в лагере ещё одна книжка, неведомым образом попавшая в личный багаж одного из охранников и ставшая предметом подтрунивания над тем со стороны остальных. Ещё бы! Книга была толщиной с хорошую энциклопедию и в прекрасном переплёте, но название… Кто только придумал такое? «Самодельная техника в крестьянском хозяйстве» - вот так, не больше и не меньше. Ладно, на растопку для костра сгодится…
Гене, между тем, не терпелось поделиться с кем-нибудь узнанной новостью. Но с кем? Не с родителями же? У отца полугодовой отчёт, матери вообще Второй Иняк не интересен, сестра в институт поступать готовится, даже слушать его не будет. Вот Виктору бы рассказать - того бы это заинтересовало. Сам вырос на Втором Иняке, и его приучил к нему - таскал сюда лет с четырёх Но брат, который был старше его на двенадцать лет, отсутствовал. Бродил он где-то сейчас не то по Алтаю, не то по Саянам в составе туристкой группы института, который нынче успешно закончил. Скорей бы уж пришёл, что ли. Вот бы они снова с ним щук «за лагерем» половили, как в прошлом году… Так кому же рассказать? А-а, так дяде Саше бородатому, как он про него-то забыл? Его новому взрослому другу это будет, наверняка, интересно…
Гена спустил Рыжика с поводка и весело побежал с ним наперегонки по пыльной дороге…
А Александр не терял времени даром. Наевшись с утра вчерашней ухи, он сидел за столом под натянутым над ним пологом и писал. Четыре главы были у него уже готовы за последние две недели, что он прожил на Втором Иняке. Это было неплохо, но чтобы закончить книгу к осени, темпы нужно было увеличить. Это было возможно, так хорошо ему не писалось ещё нигде. И место, на котором он остановился, тоже много для него значило, ладно, что Гера ему про него напомнил. Александр положил ручку, закурил. Он стал вспоминать, как часто они собирались тут с одноклассниками, как весело проводили время. А потом, уже в первую осень после окончания школы, когда танцплощадка в старом парке опустела наполовину - студенты разъехалась на учёбу, и почти все его одноклассники, тоже успешно поступившие в институты и техникумы, вместе с ними - он часто приходил сюда один, разжигал в их очаге, обложенном камнями, костёр, и долго молча сидел, глядя на огонь, на тихо облетающие с деревьев листья, на чёрную, до самого дна прозрачную, воду. О чём он думал тогда? Он уже не помнил об этом. В ту осень он посадил здесь дубок, выкопав его возле старых окопов. Посадил на память о своей собаке, пропавшей минувшей зимой, и бывшей неизменным спутником всего его школьного детства. Дубок года три рос, затем высох. А собаки ему не хватало в ту осень, но всё равно, он приходил на Второй Иняк почти каждый день. Приходил до тех пор, пока не устроился в конце сентября на работу - станочником в местный лесопункт…
Воспоминания о прошлом, лёгкой грустью накатившие на него не с того, не с сего, прервал внезапно выскочивший на полянку большой рыжий пёс. Филька радостно бросился к нему и две собаки, уже успевшие подружиться, заносились кругами по поляне. «Гена идёт…», - с удовольствием понял Александр и пошёл ставить на плитку чайник.
Мальчик был чем-то взволнован, это было видно сразу.
- Как дела, Гена? Новости есть? - спросил хозяин, когда, поудобней устроившись за столом, принялись они за свой, ставший уже традиционным при их встречах, чай. - Давай рассказывай…
- За Мари-Олком речку военные охраняют. Много их там! - выпалил мальчик.
- Военные? Речку охраняют? А ты ничего не напутал?
- Нет, что вы! Я только сейчас оттуда… - и рассказал Гена бородатому хозяину всё, чему всего с полчаса назад сам был свидетелем.
Александр задумался. С чего бы это кому-то пришло в голову охранять глухой участок безвестной речки? Сразу по возвращению своему на родину, он обошёл в первые же дни весь Второй Иняк. Был и там, за Мари-Олком, на, так называемых, «яшпаевских» омутах, но никого там тогда не было. Но не мог же Гена всё это придумать? Надо сходить посмотреть. Не замышляет ли чего тот самый человек, что строит в Рождественской дом?. Не его ли это проделки, каким-то образом направленные против его новых друзей, умыкнувших у того из под носа свой клад? Хотя, как всё это можно связать в одно? Причём здесь глухой участок речки за бывшим хуторком, где сейчас устроили своё поселение бомжи? Да-а… загадка…
Гена, поделившись новостью, поспешил домой, а Александр, не откладывая, быстро собрался и отправился вверх по реке, гадая, что там может быть и как ему к этому относиться…
Не мог Александр, бредущий сейчас не спеша по дороге к Мари-Олку, даже предполагать, что человек, заваривший эту кашу, находится сейчас не где-нибудь, а в самой Москве, за тысячи километров от этих мест. Но мыслями своими он был как раз здесь, на берегах этой маленькой безвестной речки. Он сидел в своём кабинете, со вкусом оформленном в европейском стиле, смотрел в окно на вышку высотного здания, расположенного напротив, смотрел - и не видел. А видел он тихо текущую воду, несколько упавших на её гладь листочков ольхи, и поплавок, так же медленно плывущий рядом с ними. Да-а… Где ты, молодость? Где ты, первая речка?
Давно уехал он с родины, сначала карьера, а потом и бизнес заставили забыть о ней, погнали из города в город по всё возрастающим виткам новых интересов. Начинал журналистом в районной газете, а теперь вот член директорского совета большого информационного холдинга, объединившего десятки информационных агентств. Жизнь удалась. Всё в ней было, всё. Немалые, даже по столичным меркам, деньги, интересная работа, определённое общественное положение, обустроенный быт, хорошая семья, в которой уже выросли две дочери, одна из которых приглашена была недавно на стажировку не куда-нибудь, а в сам Оксфорд. Так что только одного ему не хватало в его пятьдесят с небольшим лет. Второго Иняка - речки, где прошли его лучшие рыбацкие годы.
Человек закрыл глаза и вновь, как воочию, увидел - вот он, Второй Иняк. Отодвигает он рукой ветку цветущей черёмухи, мешающую ему закинуть свою снасть с крутого берега, насаживает на крючок очень недовольную этой процедурой личинку ручейника - белую, толстенькую, всю в перевязочках-пережимочках - и тихо забрасывает свою снасть в ещё слегка мутноватую майскую воду. Не долго ждать ему от реки подарка - поплавок, резко присев, ныряет под воду, по которой тут же бегут в стороны от него всё расширяющиеся круги - и моментальная подсечка! Торопливое вываживание, секундный полёт трепыхающейся рыбы из воды прямо в руки ловца, и вот уже лобастый двухсотграммовый голавлик молнией снуёт по большому бидону, до половины наполненного речной водой. Вот к нему добавился ещё один, вот торжествующий рыболов снимает с крючка ещё одного, ещё, а затем… Сорожка! Огромная сорожка, согнув в дугу крепкое бамбуковое удилище, яростно бьётся за своё право на жизнь, вот-вот оборвёт леску, уйдёт, обиженная коварством человека в мрачные свои глубины…
- Виктор Григорьевич! - голос секретарши возвращает человека к действительности, - к вам директор нашего филиала из Хабаровска…
- Пусть войдёт, - стряхнув последнее очарование накативших воспоминаний, говорит хозяин кабинета. Эх, жизнь наша… И повспаминать-то некогда…
Обговорив с посетителем дела и, наконец, оставшись снова один, он опять мысленно перенесся на свою малую родину. Где только не бывал за эти годы, какой только рыбы не ловил, с какими только людьми не сидел за ухой у костра, а всё равно где-то в глубине души жила и постоянно напоминала о себе не дававшая покоя мысль - хорошо бы снова туда, снова за Мари-Олок, снова пережить те счастливые мгновения удачливой рыбалки, снова, хоть ненадолго, но окунуться в мир своей молодости.
И он решился. Не сейчас, нет. Ещё месяц назад. Это тогда он решил сделать себе к концу лета подарок. Себе и Второму Иняку тоже. Поэтому и стоит там сейчас охрана.
А Александр подходил сейчас к тем самым местам - глухому участку реки, сплошь заросшему здесь густыми зарослями ольхи, туго перевитой лианами хмеля. Мрачновато здесь было всегда, а особенно - под осень, когда даже вода становилась здесь какой-то другой, чем везде - тяжёлой, тёмной. Но рыбы здесь всегда водилось больше, чем по красивым омутам в среднем течении речки. И настоящие рыбаки это знали…
- Постойте, - навстречу Александру вышел из леса человек, как раз в том месте, где из него вырывалась и речка, чтобы через десяток метров снова нырнуть в чащу. Всё точно, как и описал Гена - камуфляж, рация. Оружия нет, или, по крайней мере, его не видно.
- Здравствуйте, - сказал охранник.
- Здравствуйте…
- Дальше по реке проход закрыт. Вы извините, но пропустить вас я не могу...
Так, ясно. Надо попытаться хоть что-нибудь выяснить…
- А почему? - настойчиво и даже слегка агрессивно спросил Александр, - из какой вы организации? Документы у вас есть? На каком основании вы препятствуете проходу по реке? Насколько я знаю, никакого официального запрета бывать здесь нет и быть не может…
- Я не могу вам на это ничего ответить, - вежливо, но твёрдо сказал охранник, - со временем всё узнаете. А пока, пожалуйста, не настаивайте…
- А если я всё же попытаюсь пройти?
Охранник перестал улыбаться, сказал, насупившись:
- Не советую. Я буду вам противодействовать…
- Каким образом?
- Силой…
Александр выяснил, что хотел. Ввязываться же в конфликт с неизвестно откуда взявшимися здесь людьми, охраняющими здесь неизвестно что и неизвестно зачем, в его планы не входило.
- Ладно, не напрягайтесь, - миролюбиво сказал он, вытаскивая из кармана портсигар, - я просто так спросил. Покурим? - предложил он.
Охранник охотно согласился - конфликтовать без особых причин и ему не хотелось.
- Вы тут давно? - прикуривая от зажжённой человеком в камуфляже спички, спросил Александр.
Тот прикурил сам, затряс рукой, гася пламя, затем бросил спичку на землю, притоптал ногой в высоко зашнурованном армейском ботинке, ответил:
- С неделю уже…
- А еще долго пробудете?
- До конца лета…
Попрощавшись, разошлись. Александр отправился домой. Лагерь бомжей он, помня о недавней с ними стычке, он обошел стороной. Кто знает, что у них на уме? А так спокойнее…
Александр и подумать не мог, что с человеком, поставившим здесь охрану, он, хоть и не очень близко, но был всё же знаком в годы своей юности, что часто встречались они на речке и, бывало, рыбачили на одних омутах. И что встретятся они скоро снова и, хоть и с трудом, но узнают друг друга. И что главная их общая рыбалка ещё впереди. Рыбалка, которую запомнят они оба на всю оставшуюся жизнь…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Игорь осторожно спустился с крутого обрыва на каменистую отмель длинного переката, по которому весело журчала вода. Местами перекат расширялся, становился глубже, там вода уже не рябила, сбавляла свой бег, успокаивалась, но ненадолго - вновь выбегала на камешки и торопливо катилась вниз, к следующему омуту.
Игорь бродил по перекатам уже второй день - искал пескарей. В половине лета пескари всегда собираются в большие стаи и выходят с глубины омутов на мелкую воду, часами кормятся здесь и вновь бесследно исчезают в глубине. Иногда стая пескарей образует гигантские размеры и тогда даже дна не видно на перекате - только тёмные силуэты рыб колышутся в одном плавном ритме, словно все они дружно танцуют какой-то медленный танец. Застав такую стаю на кормёжке, рыбаку ничего не стоит переловить её всю до последнего экземпляра - пескарь не уйдёт с облюбованного места, пока не наестся.
Многие рыбаки пренебрегают пескарём - мелочь, мол. Но ловить его интересно, да и размеры отдельных представителей этого достойного племени семейства карповых иногда тоже впечатляют. Пескарь в сто пятьдесят граммов веса - это как? А бывают такие, бывают. А один, ныне уже покойный, корифей утверждал, что раньше пескарь бывал и до трёхсот граммов, что он сам таких ловил на слиянии двух Иняков, и что более шести-семи штук таких пескарей и на сковородку-то не умещалось. Да и вкуснее ухи, чем из пескаря, не сваришь. Нужно только знать один маленький секрет, который заключатся в том, чтобы чешую с пескаря не снимать, а варить прямо в ней. Растворяясь в кипящем бульоне, он а придаёт ухе неповторимый вкус…
Игорь не зря лазил по берегу второй день. Ещё издали он заметил, как колышется на перекате под водной гладью как будто какое-то мутное облачко. Нашёл! Вот она - Большая Пескариная Стая, которая собирается на совместный совет и обед лишь один раз, а затем снова разбивается на мелкие стайки. Торопливо разматывая на ходу удочку, вся снасть которой состояла лишь из тонкой лески да маленькой белого отлива мормышки, он медленно, осторожно, без резких движений, подобрался к берегу и присел за кустом. Вот хорошее место, отсюда и начнём…
Пескари - все, как один, усатые, желтоглазые, в буровато-серебристых мундирчиках, как солдаты на параде - стояли головами против течения, шевелили носами, споро поднимая со дна всё, что несло им водой съестного. Игорь насадил на крючок кусочек червяка, аккуратно закинул снасть в воду рядом со стаей. Белый бок мормышки был хорошо виден на фоне серого каменисто-песчаного дна переката. Ждать ему не пришлось. Один любопытный пескарик тут же метнулся к новому предмету. Обнаружив червя, он радостно вцепился в него и потащил добычу в сторону, чтобы в тишине и покое спокойно попировать в своё удовольствие. Увы… Игорь тут же взмахнул удилищем, выдернул из воды трепыхающийся свой трофей и ловко поймал его свободной рукой. Пескарь был средненький, он негодующе пялил на ловца выпуклые глаза. Игорь подмигнул ему, аккуратно снял с крючка и сунул в полиэтиленовый мешок, мысленно поздравив себя с почином. Поправив червяка, он вновь забросил мормышку рядом со стайкой. К ней тут же метнулся второй пескарь. Рыбалка началась…
День только начинался, было часов десять или одиннадцать утра. Никто из обитателей Второго Иняка не имел часов и точного времени здесь никогда не знали. Да это им было и без надобности. У Александра, единственного из остальных, часы, конечно, были, но и он перестал их заводить с первого же дня пребывания здесь, и часы с тех пор сиротливо лежали в «бардачке» машины. Счастливые часов не наблюдают - нашим героям некуда было спешить и некуда торопиться. Где-то рядом с ними ключом била жизнь, люди загоняли себя в жёсткие рамки режимов и ритмов всё возрастающих жизненных стандартов, всё больше увеличивали свой темп в погоне за неведомым, соревновались друг с другом, не жалея ни сил, ни нервов, ни на минуту не сбавляли накала страстей - боялись отстать, очутиться на обочине, выпасть из привычных рамок сложившихся в обществе стереотипов. Кому-то это было действительно необходимо по его природной сути и он был вполне счастлив, находил полное удовлетворение в этой борьбе, искренне считая, что так только и надо, что так только и можно, что люди, ведущие другой образ жизни, просто неудачники и простофили. А «неудачники и простофили», даже не подозревая о том, что живут они вовсе не так, как «положено», были вполне счастливы, находя довольство и радость там, где остальные видели лишь серость и пустоту. И в этом не было ничего странного, просто ещё одно из противоречий окружающего человека мира добавляло своих красок в вечно обновляющуюся гармонию общественного развития…
Александр, попив с утра чайку, хотел было засесть за рукопись, но Филька, как обычно привязанный к фаркопу машины, залаял. Александр обрадовался, подумав, что идёт кто-то из его новых друзей. Но он ошибся. На тропинке, ведущей от брёвнышка-мостика, показались из кустов двое и направились прямо к нему. Это были бомжи. В одном из них Александр, к большому своему неудовольствию, признал того самого верзилу, что участвовал в избиении Василия. «Чего им тут надо?», - с неприязнью подумал он и сделал шаг навстречу…
Бомжи, с опаской взглянув на привязанного рычащего пса, подошли ближе.
- Мы это… парламентарии, - сказал верзила, бегающими глазками внимательно осматривая лагерь.
- Кто? - недоумённо переспросил Александр.
Второй бомж толкнул товарища в бок, сказал негромко:
- Какие ещё парламентарии? Парламентёры! Запомнить не мог, что ли?
- А-а… да-да, парламентёры, - поправился тот, по-прежнему вертя головой во все стороны, цепким взглядом ощупывая всё немалое хозяйство бородатого хозяина.
«Чего он уставился?», - с раздражением подумал Александр, но вслух сказал:
- Ну и что вам надо?
Здоровяк перестал вертеть головой, ответил важно:
- Желаем узнать о судьбе нашего товарища Васьки. Куда вы его тогда дели, а? Утопили, может, а мы переживай тут…
- А с чего это вдруг такая забота? Сначала повесить хотели, а теперь забеспокоились. Не бойтесь, с ним всё в порядке…
- Ну, а откуда нам знать. Коллектив волнуется…
- Передайте коллективу вашего… э-э… оздоровительного учреждения, что с Василием всё в порядке. И если вас больше ничего не интересует, можете отправляться обратно…
Но бомжи уходить явно не собирались.
- Ты толком скажи, где Васька, а то…
- А что? Ты мне что - угрожаешь?
- Пока ещё нет…
Тут в разговор вступил второй пришелец. Его Александр видел впервые.
- А почему вы не хотите сказать о судьбе нашего товарища? - подчёркнуто вежливо обратился он к Александру. - Мы на самом деле не можем долго находиться в неведении. Есть подозрения, что вы, получив от него нужные вас сведения о месторасположении известного всем нам дерева, избавились от Василия Михайловича… гм… так сказать, кардинальным способом… Интересы моих клиентов страдают, так как они считают, что золотые монеты, спрятанные в дупле дерева, принадлежат им по праву добычи…
- А вы кто? Адвокат? - изумлённо спросил Александр. Речь оборванца довольно сильно удивила его.
- Да… Вернее, имел честь быть им. И надеюсь снова вернуться к прежней деятельности. Я здесь временно…
- Мы все временно! - перебил его верзила. - А ты вот что, - грубо обратился он к хозяину лагеря, - пеняй на себя, если про Ваську не скажешь…
- Василий там, где ему положено. А вы, давайте-ка, отваливайте отсюда, ясно? А ещё раз заявитесь, собаку спущу. Пошли, ну!
- Ладно… - угрожающе забубнил верзила, - ладно-ладно, увидимся ещё…
Александр смотрел, как они уходили. Почему-то они не пошли обратно, а двинулись по тропинке, ведущей отсюда по заросшему берегу к пруду. Вот они вошли в лес и сразу пропали из глаз, скрывшись в густой листве ольхи и черёмухи. Александр остался один. Визит двух нахальных «парламентариев» основательно подпортил ему настроение. Он чувствовал - что-то здесь не так, что-то не сходится, что-то ещё после этого обязательно случится. И это «что-то» будет обязательным продолжением, логично вытекающим из его сегодняшней встречи с бомжами. Не зря они приходили, ох, не зря…
А Игорь в это время вытаскивал из речки уже семьдесят шестого пескаря. Он аккуратно вёл счёт, с удовольтвием поглядывал на почти полный мешочек с рыбой - ох, и уха выйдет знатная!. Александра надо будет позвать. К соседу, поселившемуся рядом с его деревом и не раз угощавшим его обедом, Игорь начал испытывать уже дружеские чувства…
- Эй! Рыбак хренов! - раздался вдруг сверху, с обрыва, грубый голос. Игорь оглянулся и увидел, как с обрыва быстро спускаются два небритых субъекта. «Бомжи…», - со страхом подумал он.
- Ну, хвались, чего поймал? - сказал, подойдя вплотную тот, что был поздоровее. Увидев мешочек с рыбой, обрадовался. - Гляди, Юрист, с рыбой будем…
Без лишних слов он взял мешок, повертел его перед глазами, оценивая добычу, затем сунул его в широкий карман своего брезентового плаща.
Игорь от такого наглого грабежа даже задохнулся. Он же два дня не ел, это же его рыба, это же он поймал…
- Это моя рыба, отдай, чего ты… - он сделал пару нерешительных шагов в сторону нахала.
Но тот только злорадно засмеялся, быстро схватил Игоря за плечи, с силой развернул его лицом к реке и дал такого пинка, что незадачливый рыболов тут же полетел в воду. А верзила, забрав заодно и удочку, полез вместе со своим спутником обратно на обрыв.
Мокрый, униженный и оскорблённый, с ненавистью смотрел Игорь вслед своим мучителям, стоя по колено в воде. Он услышал, как верзила, которого уже скрыли прибрежные густые кусты, сказал спутнику:
- Сейчас ушицу заварим, потом поспим, а как стемнеет, бородатого «мочить» пойдём…
… Жизнь, между тем, продолжалась. Всё шло своим чередом, у каждого следствия, как и положено, была своя причина, а каждая причина рождала своё следствие. И обижаться на несовершенство мира было неразумно, к нему можно было только приспособиться…
Сергей, Венер и Коля сидели в засаде третий день, ждали, когда уедет хозяин, что бы без помех попытаться изъять клад - если, конечно, он ещё там - из дупла дерева, которое от реки, где они прятались, было хорошо видно. Вон оно стоит недалеко от дома. Вооружившись биноклем, они не спускали глаз с ненавистного дома. Но синяя иномарка как будто вросла рядом с одним из вагончиков - хозяин был на месте. И когда он соизволит убраться отсюда хоть на часок - неведомо…
-…значит, так и сказал - «бородатого «мочить» пойдём»? - переспросил Александр. Игорь кивнул, подтверждая. Он сидел в одних трусах у ярко пылавшего костра, сушил распяленную на палках свою одежду. Только что рассказал он соседу о встрече с двумя бомжами, об отобранной рыбе и о странных словах, услышанных им напоследок. Бородатым был тут только Александр и угроза была явно в его адрес.
А тот напряжённо думал. Теперь многое становилось на свои места. Значит, разговор о судьбе Василия был только поводом, чтобы побывать у него в лагере, прикинуть расклад сил, определить подходы и поставить последнюю точку в плане готовящегося нападения. Но что они хотят? И, главное, что ему самому теперь делать?
Он тоже подсел к костру. Недооценивать опасность было бы слишком легкомысленно. Может, свернуть лагерь да переехать в село, к друзьям? Или к родне? Хоть и дальние, а всё равно ведь свои. Он, кстати, ещё и не был у них, они и не знают, что вернулся он. А жаль, жаль… Жаль бросать это место. Ему здесь так хорошо! Сколько лет мечтал, что вот вернётся, поживёт всё лето на Втором Иняке - и что теперь? Бросить всё, нарушить все планы, бежать? И из-за кого? А если остаться и дать отпор? Но что он может один?
- Ну что, Саша, - спросил Игорь, натягивая быстро высохшие у огня штаны, - что делать будем? Я помогу, хочешь?
Он? Александр оценивающе посмотрел на Игоря. А что? Всё-таки двое - не один. Да и Филька себя покажет, если надо - овчарка как-никак. Ну, что - решились? Тех тоже вряд ли много будет - на одного большим гамузом не ходят. Трое-четверо, не больше. Потом ведь добычей делиться надо будет, так зачем же лишних брать? Ну, что ж, кто предупреждён - тот вооружён…
- Давай, Игорь, думать. Тут нужен план…
- …вон он поехал! - радостно закричал Венер.
Синяя иномарка наконец-то сдвинулась с места, выехала на просёлок, и, быстро набирая скорость, помчалась по нему в сторону, противоположную от Мари-Олка. Там через несколько километров был выезд на шоссе, по которому до райцентра на хорошей машине можно было добраться гораздо быстрее, чем по просёлку через речную долину, да и мари-олковский овраг по-прежнему был серьёзным препятствием для этого, привыкшего к хорошим дорогам, автомобиля. За «Опелем», как только скрылся тот из глаз, тут же последовал Сергей на своём «Запорожце», что бы, если надумает хозяин вернуться с дороги, успеть предупредить об этом товарищей. Те же быстро запрыгнули на мотоцикл и рванули к дому…
На стройке многое изменилось за последние недели. Она уже подходила к своему завершению, почти все рабочие были рассчитаны и уехали, вполне довольные своим заработком. Осталось лишь с десяток человек, которые займутся бетонированием подъездных путей, благоустройством территории, да кое-какими незавершенными отделочными работами.
Венер и Коля подъехали прямо к дому, заглушили «Восход», осмотрелись. Ага - вон и дерево, стоит чуть в стороне от водоёма, уже до краёв полного чистой прозрачной водой с плавающими на поверхности цветами белых лилий и жёлтых кувшинок. Ничего не скажешь, красиво…
- Кто у вас тут старший? - спросил, слезая с мотоцикла, Коля у проходящего мимо рабочего с ломом в руках.
- А вон тот, в фуражке. Эй, Михалыч! Тебя спрашивают!
Мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти, усатый, подтянутый - быстро подошёл к ребятам.
- Здравствуйте, - сказал Коля, - нам ваш хозяин нужен.
- Он уехал только что. Завтра вернётся. А в чем дело?
- Мы из районного комитета по охране природы, - важно сказал Коля, - вот наши документы…
Прораб взглянул на красную книжечку, вникать не стал, время было дорого.
- Дело вот в чём, - продолжал Коля, - к нам в комитет поступила жалоба, что вы тут самовольно занимаетесь рубкой деревьев в водоохранной зоне, и, к тому же, срубили уж совсем замечательное дерево, являющееся достопримечательностью, исторической реликвией и гордостью нашего района.
- Чего? Какая ещё примечательность? - прораб слегка подрастерялся от такого натиска самозваных «инспекторов».
- А вон то дерево, - показал Коля на стоящий возле водоёма величественный ствол сухого ильма.
- А чего в нём примечательного? - с недоумением спросил прораб. - Сухостой он и есть сухостой…
Коля с превосходством посмотрел на прораба.
- Вот сразу видно, человек не наш, приезжий. Не знает ни местных обычаев, ни традиций, ни истории, - сказал он Венеру, - так ведь, товарищ Михайлов?
«Товарищ Михайлов» с готовностью покивал. В разговор он предпочитал не вмешиваться. А Коля продолжал:
- Дерево это не простое. Во время гражданской войны через наши края проходил знаменитый рейд Блюхера по тылам белой армии. А под этим вот деревом встречались курьеры партизанских отрядов. В дупле дерева был обустроен тайник для передачи сведений…
Прораб слушал, пытался понять, но было видно, что «доходило» до него с трудом.
- С тех пор дерево это - историческая реликвия, к нему экскурсии водят из школ водят, гостям района показывают. А вы спилили, - укоризненно подвёл итог Коля, - уголовным делом пахнет.
Прораб сконфузился.
- Так ведь ни таблички не нём не было, ни ограждений никаких, - попытался оправдаться он.
- Всё равно, всё равно, - неумолимо сказал Коля, - пройдёмте к дереву, посмотрим…
Они подошли к водоёму, на берегу которого чуть в стороне стоял могучий сухой ильм. Он был установлен так искусно, что казалось, как будто здесь и вырос, а вот теперь собрался достойно встретить старость. Ага - вот и дупло! Коля, не долго думая, тут же сунул в него руку. Сердце его радостно забилось - он нащупал мягкую упругость старой кожи! Сумка была на месте! Он вытащил её из дупла, быстро обменялся с Венером ликующим взглядом и сказал прорабу внезапно охрипшим голосом:
- Вот видите! Вот она - историческая реликвия! Внутри - донесения…
- И это… там так с той поры и лежало? - ошарашено спросил прораб. - Все знали и никто не взял?
- У нас люди честные. И все - патриоты! - отчеканил Коля, бережно прижимая к груди сумку, радостно чуя её приятную тяжесть, - поехали, товарищ Петров!
«Товарищ Петров» быстро завёл мотоцикл. Коля сел на заднее сиденье, поплотнее прижал к себе драгоценную сумку, сказал на прощанье:
- А дерево поставьте на место. И передайте хозяину, чтобы явился в среду на заседание административной комиссии, будем разбирать ваше дело. Трогайте, товарищ Иванов…
«Почему Иванов, - подумал прораб, глядя на клубы пыли, в которых скрылся мотоцикл, - вроде Петровым он его называл? Или Сидоровым?» Но ломать голову не стал - дело не его, а хозяйское, вот пусть сам и разбирает - пошёл на стройку.
- Михалыч, - сказал подошедший к прорабу рабочий. - Из райцентра звонили. Ты мобильник в каптёрке оставил, я уж сам поговорил. Сказали, что машины с гравием уже вышли, просили встретить…
Прораб кивнул головой, пошёл определять место под склад гравия. Про визит «инспекторов» он тут же забыл…
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
- Куда лезешь? Моя очередь… - Колька примерился, взмахнул рукой. Бита - небольшой черепок от разбитой чугунки - пролетев по воздуху пяток метров, точно ударила прямо в стопку монет, лежащих в центре проведённой по земле черты. Деньги от удара брызнули в разные стороны!
- Ура-а! - заорал Колька. Остальные бомжи, участвующие в игре, приуныли. Опять попал, чёрт глазастый! Но всё по-честному, не придерёшься. Играем дальше, играем…
Колька собрал часть монет, которые, отлетев в стороны, перевернулись вверх «решками». Это был его выигрыш. Остальные монетки, оставшиеся лежать вверх «орлами», нужно было перевернуть с помощью биты. Их оставалось всего пяток. Он ловко ударил одну - перевернул! Так - в каман её. Следующая! Ага - ещё рубль заработал! А ну-ка третью… Но третья не далась, перевернувшись в воздухе несколько раз, она вновь шлепнулась на землю вверх «орлом». Ладно, пусть и другие тоже малость заработают. Колька отошёл в сторону, подсчитывая выигрыш. Целых восемь рублей за один кон - хорошо! А над оставшимися тремя монетками тут же склонился следующий игрок и азартно заработал битой…
Бомжи в своём «санатории» играли в «чику». Это была любимая игра мальчишек семидесятых годов. А все ведь мы родом из детства. Была эта прекрасная пора и в жизни каждого из отверженных людей, обустроивших сейчас временное пристанище на берегу Второго Иняка. И игра в «чику» была для них тем единственным, что связывало их сейчас с памятью о детстве, когда все они - счастливые советские дети - ходили в школу, имели семью и совсем не ждали такого для себя будущего. Игре они предавались самозабвенно! Вечера не проходило, чтобы не собирался у заветной черты кружок игроков. Доставали каждый свою, припрятанную где-нибудь рядом, «счастливую» биту, ставили в стопку монетки - рубль с человека - и начиналась игра. И хотя спорных вопросов возникало здесь немало, никогда не дрались, выясняя, кто тут прав, хотя во всех других случаях частенько пускали в ход кулаки. «Чика» примиряла всех, сплачивала, напоминала о том, что не всё ещё потеряно, что есть надежда... И вновь стопкой выстраиваются монеты, вновь летят биты и вновь - в тысячный за лето раз - склоняется над перевернувшейся от удара монеткой заросшее многодневной щетиной лицо, пытаясь не совсем трезвым взглядом определить - «орёл» или «решка»?
Верзила со своим товарищем в «чику» сегодня не играли. Наевшись вкусной ухи из отобранных у Игоря пескарей, полеживали сейчас они в тенёчке под натянутым пологом из куска рваного брезента, покуривали, поплёвывали, разговаривали…
- Кого возьмём? - верзила повернулся со спины на бок, облокотился о землю, подпёр ладонью небритое хмурое лицо. - Ты как думаешь?
Собеседник выплюнул окурок, послушал, как орут игроки, разбирая очередной спорный вопрос, спросил сам:
- А ты что, точно его «замочить» хочешь? С концами?
Верзила выпустил колечко дыма, дунул на него, ответил:
- Зачем? Нет, «жмурик» нам ни к чему. Отлупим и ладно. А за то, что он нас золота лишил, всё самое ценное, чего у него есть, заберём. А что, разве не справедливо?
- Смотря с какой точки зрения, любезный, смотря с какой… Я-то, впрочем, не против. Ну, и кого ты думаешь взять?
- А вот кого - Шплинта и Крысу…
- Крысу-то зачем? Толку от него…
- Нет, он шустрый. Да и зуб на бородатого имеет, - верзила вновь перевернулся на спину.
- А у того овчарку видел? Как бы она нам планы не спутала.
- Не-а… Я сам её дрыном успокою. Дам пару раз по башке - и где та овчарка?
Поговорив ещё немного, обсудив окончательно все детали предстоящего нападения, бродяги постепенно затихли. Крепкий сон одолел обоих. Так приятно поспать после сытного обеда…
А в лагере Александра вовсю шла подготовка к отражению агрессора. План защитников был прост - перехватить противника на подступах к лагерю, напасть из засады первыми, используя для этого фактор внезапности и ещё кое-какие психологические и тактические хитрости - и обратить тех в бегство.
- Придут они вот отсюда, - говорил Игорю Александр, показывая на тропинку, ведущую от пруда, - тут мы их и встретим…
Метрах в ста перед поляной, на которой обосновался Александр, тропинка, ведущая по берегу к пруду, перебегала через широкий, с пологими склонами, густо заросший черёмухой овраг, по дну которого стекал из леса небольшой ручеёк. Здесь и решено было устроить засаду.
- Пойдут они гуськом, друг за другом. А мы вот здесь бревно на двух верёвках подвесим, да подальше оттянем. Как они на ровное место выйдут, натяжку перерубим. Оно их с ног-то и собьёт! А чтобы они на секунду точно против бревна встали, вот чего сделаем, - и он зашептал на ухо Игорю свой план.
Тот довольно засмеялся.
- А потом за дубинки возьмемся, - продолжил Александр, - сумеешь?
Игорь представил, как вытянет он дубинкой своего обидчика по широкой спине, засмеялся снова.
- Вот в реку бы его ещё спихнуть, гада… - мечтательно сказал он. - Да пинка хорошего до этого дать…
Александр, отёсывая топором на чурбаке рукоять тяжёлого дрына - орудия возмездия - сказал:
- Ты, главное, по голове их не бей. Трупов нам не надо. А мозгов у них в башках и так маловато, последние уж вышибать не будем. А ты их вот так, вот так… - и он на ближайшем стволе ольхи показал, как надо лупить дубинками непрошеных гостей.
- А ты, Сашь, в ОМОНе не служил? - засмеялся Игорь.
- Я, чтоб ты знал, нигде не служил, - весело ответил тот, - я, знаешь, свободу люблю. Да и жизнь так сложилась, что никто на мою волю не посягал. А ты чего про ОМОН спросил?
- Да больно ловко дубинкой орудуешь…
- Ну, это я по логике вещей… А вообще-то… Может, Игорь, оставим эту затею? А? Ещё не поздно. А вдруг их больше будет, чем мы думаем, или придут они по другой дороге? Как ты? Не передумал?
Нет, Игорь не передумал. Чувство мести жгло ему сердце и в этом огне сгорали нерешительность и страх - он просто жаждал схватиться с негодяем. Попадись только верзила в руки! О том, что при другом раскладе можно будет самому попасть в руки противника, тоже где-то сейчас вытёсывающего дубинки уже на их бока, он старался не думать.
- Ну, ладно, - сказал Александр, - будь, что будет. Держи… - и он протянул соратнику тяжёлый черёмуховый стяжок…
Собака Филя, сидевшая сейчас на поводке на своём месте у фаркопа, вскочила и залаяла. Хозяин с Игорем переглянулись, быстро схватились за дубинки. Неужели уже идут? Весь их план летел насмарку! Но с облегчением увидели, как на тропинке показались Сергей, Венер и Коля. Сегодня они, наконец, добились цели - забрали свой клад во второй раз. Но лица их почему-то невеселы…
Друзья подошли, поздоровались.
- Чего это вы с палками? - спросил Сергей, - фехтованием, что ли решили заняться?
- Это? Да это так, - Александр бросил свою дубинку под лавку, присел к столу, пригласил остальных. - Потом расскажем. У вас-то как дела? Получилось с деревом?
Ребята переглянулись между собой, посмотрели на Игоря - стоит ли при нём говорить?
Александр понял их сомнения, поддержал:
- При Игоре можно, не думайте чего…
- Клад мы забрали, - скучным голосом сказал Коля, - там он и лежал, в дупле-то…
- Ну? - обрадовался Александр. Он был искренне рад за ребят. - Поздравляю! Молодцы…
- Клад-то мы забрали, - снова сказал Коля, - но его у нас опять нет. - И он грустно взглянул на Александра.
Остальные ребята тоже печально покивали головами. Было видно, что всё это их сильно удручает.
- А где же он? - растерянно спросил Александр. - Что случилось-то?
И начал Коля свой рассказ. Поначалу всё было хорошо, даже слишком. И хозяин уехал, видать, семью навестить, и дерево на месте оказалось, и клад в нём лежал. Без помех забрали, поехали домой. Венер за рулём, Коля с сумкой сзади. Только мари-олковский овраг проехали…
- Тут я, понимаете, от радости, что всё получилось, давай сумкой-то размахивать, - Коля, чуть не всхлипывая, рассказывал притихшим слушателям о своей промашке, - раза два крутнул вот так, - он сделал несколько круговых движений рукой, - а лямки-то и оборвались! Сумка-то тяжёлая!
Он помолчал, набираясь духу, продолжил:
- Сумка в воздух подлетела… А тут «КамАЗ» встречный с гравием! Она ему прямо в кузов и шлепнулась! Мы только развернулись, чтобы машину-то, значит, догнать - цепь порвалась. Мотоцикл-то старый… Ну и всё…
- А дальше что, дальше?
- Что дальше… Ничего хорошего. За тем самосвалом ещё два прошло. И все туда - к дому тому. Так что сейчас там этого гравия целая гора, а в самом низу - наше золото…
Александр удивился - клад снова вернулся на своё место. Что это - случай? Или… Нет-нет, не надо только никакой мистики… Её ещё не хватало. Хотя с этими кладами чего только, говорят, не бывает…
- Ладно, друзья, не переживайте, - наконец сказал он. - Чего-нибудь придумаем вместе. Ничего не потеряно…
Он пригласил всех пить чай. Его он очень любил и понимал толк в настоящей заварке. Угощать своих друзей чаем уже вошло у него в привычку. Он стал разливать напиток по кружкам. Это был настоящий чайный бальзам, приготовленный на основе зелёного чая и целого букета ароматных трав - прямо услада для души…
- А что это вы всё-таки с палками-то тут упражнялись? - спросил Венер, доставая из под скамьи, на которой сидел, тяжёлую дубинку с гладко выструганной рукоятью, - бить, что ли, кого собрались?
Александр с Игорем переглянулись.
- Угадал, - сказал хозяин со вздохом, - к войне готовимся…
- К войне? Что за война, с кем? - ребята так удивились, что забыли и про чай.
- С бомжами, с кем ещё-то…
И рассказал им Александр о визите двух «парламентариев», о том, как отобрали они затем рыбу у Игоря, и о странной фразе, услышанной тем напоследок.
- Вот и ждём их к ночи ближе…
- Ну… так и мы поможем! - возбуждённо сказал Коля. - Поможем? - обратился он к своим товарищам. Те с готовностью закивали…
- Не знаю, друзья, стоит ли вам связываться… - задумчиво сказал Александр. Ему, конечно, было приятно такое бескорыстное - без раздумий и расчётов - предложение помощи. Но с другой стороны - имеет ли он моральное право вовлекать эту молодёжь в такое опасное дело? А если с кем-нибудь из них произойдёт несчастье? Сколько будет бомжей, каковы их намерения, есть ли у них оружие и какое оно - ничего этого не было известно. Были лишь предположения, основанные на интуиции да логических построениях. А верны ли они?
Но ребята и слушать ничего не захотели. Они твёрдо решили помочь своему новому другу в его беде.
Ну, что же, ладно. Пятеро - уже не двое. Это немалая сила. Шансы на успех стали гораздо больше. Да и к плану обороны можно теперь кое-что добавить…
А день уже клонился к вечеру. Ветерок стих, на небе не было ни облачка, только бездонная синь ультрамарина неугасимым своим светом заливала воздушный океан от горизонта до горизонта. Второй Иняк жил своей обычной жизнью, ничто не предвещало того, что скоро разыграется на его берегу одна из вечных человеческих драм, когда схлестнутся в защите своих интересов люди, каждый из которых уверен в своей правоте. А правда, как известно, у всех своя, иначе не было бы на земле между людьми ни ссор, ни конфликтов, ни войн…
Бомжи пришли после полуночи.
- Идут, идут, - запыхавшись, прошептал Венер. Он, по уговору, сидел в дозоре у самого логова врага - у мари-олковского оврага. Убедившись, что те вышли в поход, тихонько-тихонько, сначала бережком, а потом уже и во всю прыть по торной дороге - прибежал к своим.
- Сколько их?
- Четверо. Минут через десять здесь будут. В руках палки и какие-то мешки…
- Это они твоё добро, Александр, делить собрались, - со смехом скахал Сергей.
Остальные тоже посмеялись. Всего четверо! Это хорошо. На стороне защитников численное превосходство, внезапность упреждающего удара, кое-какие тактические хитрости и, самое главное, - правда!
- Кто к нам с мешком придёт, без мешка уползёт… - проворчал Александр, подхватывая свою дубинку, - айда, друзья, по местам…
Фильку привязали к фаркопу, чтобы не вспугнул ненароком непрошеных гостей да не перекусал в суматохе своих. Затем быстро направились к месту засады. Роль каждого в предстоящем сражении была ими заранее определена и спланирована. Настало самое тревожное время - последние минуты перед схваткой…
Над лесом тихонько вставал серпик луны. Слабый её свет еле-еле проникал сквозь листву деревьев на дно оврага, где в засаде сидели сейчас, напряженно ожидая начала, пять человек. Никто из них не был профессиональным бойцом, не имел опыта в рукопашных схватках, не любил конфликтов и только сила обстоятельств заставила их взять в руки дубинки.
Тихо в овраге. Темно и тихо. Лишь чуть слышно журчит ручеёк, да иногда слышны всплески от реки, где в зарослях кувшинок устроилась на кормёжку не то какая рыба, не то зверь. И вдруг… Вот он - еле слышный звук шагов!
Четыре тени безмолвно выплыли из тёмной завесы леса. Ещё секунда и…
Александр толкнул Игоря в бок!
Оглушительный свист - так, что у всех сразу заложило уши - враз остановил вражескую колонну! Для них это был шок! Противник тут же потерял ориентацию и во времени, и в пространстве, потерял способность критически мыслить и принимать решения. Секунда - и они оправятся от потрясения, но увы… Этого времени им не дали - всё было предусмотрено. В глаза врагу тут же ударил яркий свет автомобильных фар, снятых накануне с машины вместе с аккумулятором и установленных на деревьях с точным расчётом. Оглушённые, ослеплённые, с полностью парализованной волей, застыли они на тропинке, залитой светом, хорошо видимые, но ещё ничего не соображающие сами. А защитники приготовили для них ещё один - самый весомый! - аргумент! Александр взмахом тесака перерубил бечёвку, удерживающую бревно в подвешенном состоянии, и оно, с благодарностью дождавшееся своего часа, полетело по касательной вниз, тут же сбив с ног всю неправедную четвёрку. А испытания для них только начались!
-Ура-а-а! - дружно грянуло со всех сторон и на врага тут же обрушились увесистые удары дубинок! Это быстро привело их в чувство, главным из которых было одно - бежать, как можно быстрее бежать от этого страшного места! Панический ужас охватил четырех бомжей. Один тут же бросился в воду и, быстро бултыхаясь по-собачьи, поплыл к противоположному берегу. А завизжавший на весь лес Крыса резво полез на совершенно гладкий, без единого сучка, тонкий ствол черёмухи. Венер придал ему резвости, когда, подпрыгнув, успел напоследок оттянуть того дубинкой, после чего визг несчастного перешел прямо-таки в ультразвуковую тональность, окончательно доконав этим своих бывших товарищей по неудавшемуся нападению. Третий из них, получив не меньше десятка чувствительных ударов по своим бокам, бросился бежать обратно по тропинке. Вслед ему свистели и улюкали, изображая погоню, Сергей и Коля. Верзила же, шедший в колонне первым, и тоже уже получивший дубинками чуть ли не ото всех участников засады, бросился по тропинке вперед! За ним побежали Александр и Игорь, следом Коля и Сергей. И Венер, швырнув наудачу вверх по стволу дерева, на котором сидел где-то в темноте несчастный Крыса, свою дубинку, и, судя по вторичной порции визга, попавший в цель - тоже побежал за ними. Развязка была близка!
Здоровяк выскочил на освещённую луной поляну и заметался, не зная, куда бежать дальше. От своего места на него яростно залаял привязанный пёс, добавив смятения душе избитого бродяги, а сзади тут же налетели двое преследователей и вновь замолотили по тому своими, дорвавшимися до настоящего дела, дубинками. Тот взвыл и бросился вперед, сшибая всё на своём пути. Вот он выскочил на высокий обрыв берега, замешкался на секунду…
- Стой, Сашка, стой! Я сам, сам… - закричал Игорь.
Он коршуном налетел на бомжа и, мстительно захохотав, с силой пнул того по широкому седалищу!
Человек с воем полетел вниз, с треском ломая прибрежные кусты. Тут же раздался громкий всплеск, как будто в воду бросили мешок с песком, а затем раздались быстрые шлепки по воде - швырк, швырк, швырк! Скоро лунную дорожку, наискось пробежавшую вдоль омута, пересекла отфыркивающаяся и отплёвывающаяся, плачущим голосом матерящаяся, тень. Игорь примерился, размахнулся, и, как при игре в городки, пустил свою дубинку над поверхностью воды. Тяжёлая черёмуховая палка «съездила» несчастного одним концом по уху, пролетела ещё несколько метров и шлёпнулась на берег. Туда же выскочил и человек. Подвывая от боли и страха, он, не разбирая дороги, бросился бежать. Лучшей музыки, чем этот, постепенно смолкающий вдали, вой, никто из людей, стоящих сейчас на обрыве реки, никогда в своей жизни не слышал…
Победа была полной, окончательной и бесповоротной.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
«Опель», мягко качаясь на неровностях просёлка, подкатил к дому. Хозяин вернулся из Уфы, где в одной из гостиниц проживала его семья, с нетерпением ожидавшая того момента, когда можно будет справлять новоселье. А до этого оставалось не так уж и много времени - стройка шла в темпе.
Подошёл прораб, почтительно поздоровался, стал докладывать:
- Вчера вот гравий завезли, Вениамин Алексеевич, так что для бетонирования всё готово. Сегодня закончим с опалубкой и начнём с завтрашнего дня заливать.
- Это хорошо, хорошо… Ещё что-нибудь новое есть?
Тут прораб вспомнил о вчерашнем визите молодых людей.
- Вот ещё что, Вениамин Алексеевич. Тут вот двое инспекторов из какой-то местной природоохранной организации вчера были. Привязались, что мы дерево их знаменитое срубили. Ну, вон то - у водоёма…
- Да пошли они все…
- На административную комиссию вас вызывают.
- Ага… уже бегу. Чего им - делать больше нечего, как только из-за какого-то гнилья шум поднимать? Денег не вымогали?
- Нет, этого не было…
- Ну, может, ты не понял? Это же не напрямую говорится, а так, обиняками...
- Не знаю, - озадачено сказал прораб, - да вроде нет.
- Чего же им тогда надо было? Дерево срубили… Что за чушь? Это же только повод…
- Так они говорят, дерево-то знаменитое! Там у них ещё с гражданской войны какая-то сумка лежала. Они её у меня на глазах из дупла вытащили…
Сумка? Какая сумка? Что-то, похожее на подозрение, зашевелилось в душе у хозяина. Сумка…
- А что за люди эти инспектора, Михалыч?
- Молодые ребята, лет за двадцать обоим…
Молодые… И сумка в дереве… Стоп! Вот оно - вспомнил! Три бегущих по дороге молодых парня. В руках одного - сумка! А в сумке - золото старого клада, украденного ими у него прямо из-под рук!
- А ну, пошли посмотрим…
Вот и дерево. Ага - вот дупло! Он сунул в него руку, пошарил и… Пальцы его тут же нащупали какой-то маленький плоский кругляшек. И он уже догадался, что это могло быть! Монета! Ещё одна монета из украденного у него недавно клада, который почему-то вновь оказался на старом месте и вторично был нагло, среди бела дня, похищен негодяями!
Он вытащил из дупла руку и прямо заскрипел зубами от злости, увидев полное подтверждение своим быстрым мыслям - пальцы его крепко сжимали серебряный рубль с надменным профилем коронованного бородатого монарха!
- Это же деньги! - растеряно сказал прораб. - А они говорили, что донесения…
- Вот что, Михалыч, никому об этом не рассказывай, ладно? - сказал хозяин, пряча в карман монетку, - а если ещё когда-нибудь этих «инспекторов» увидишь, сразу ко мне, хорошо?
- Хорошо… - и сбитый с толку прораб пошёл на стройку, качая головой и думая о том, что, надо же, восемьдесят лет пролежала сумка с деньгами в дупле дерева, все знали, и никто не взял… И честный же народ…
А хозяин направился в свою комнату, обустроенную в одном из вагончиков. Ему нужно было всё обдумать, привести в порядок разбегающиеся в стороны мысли. Он достал из холодильника бутылку пива, распечатал, отпил половину прямо из горлышка, лёг на койку. Полежал, подумал, встал и вытащил из кармана куртки, висевшей на вешалке, золотой червонец, оставшийся у него на память от первого визита непрошеных кладоискателей. Достал из кармана брюк и сегодняшний трофей. Тщательно осмотрел и тот, и другой. Никаких прямых доказательств, что пролежали эти монеты в одной укладке десятки лет, не находилось, но он был уверен - это так и было.
Но как всё-таки могло случиться, что выкопанный клад вновь вернулся сюда - в дупле дерева, спиленного его рабочими, и установленного возле водоёма? Тут было, над чем подумать…
Наверное, было так. После того, как застрял он в овраге, эти сволочи клад почему-то домой не повезли, побоялись чего-то, в дупло сунули… Хотя - зачем? Чего им бояться? Дело сделано, деньги в машине, погоня отстала, зачем же тогда рисковать и оставлять клад в таком ненадёжном месте - в дупле дерева, стоящего на виду у всех на берегу речки, вдоль которой проходит дорога, а совсем рядом, в каком-то километре, находится деревня? Тут что-то не так… Это же надо быть круглыми дураками, чтобы так поступить. Впрочем, чего ещё ждать от тех, кто ездит на таких «машинах»? С головой они явно не дружат. Но всё же…
Вениамин Алексеевич закурил, вновь повертел перед глазами монетки, вновь предался своим раздумьям, пытаясь проникнуть острым своим умом в суть неясных пока для него событий.
Итак, оставлять золото на виду у всех, какие бы дураки они не были, те бы не стали. Тогда что же было? Если не они сунули сумку в дупло дерева, то кто? Только тот, кто завладел ею после них. Завладел нечаянно, не планируя этого заранее. Попросту - украл! Как говорится, вор у вора… Но как можно украсть что либо из несущейся на всех парах машины? Значит, они останавливались… Зачем? Понятно, переволновались, боялись, что он их догонит, душа-то в пятки и ушла. А как увидели, что погоня отстала, на сердце-то у них и взыграло! Отъехали подальше, остановились, бутылку достали, пить начали на радостях, что дело у них выгорело. Потом вторую, третью - так и вырубились… Нет, это вряд ли. Не станут они в такое время пить, нет, не станут. Выпить-то ведь уже и дома можно, в полной безопасности… Значит, тогда машина у них сломалась - а чего от такого дерьма-то ещё ждать? Пока ремонтировали, вор, видимо, и залез тихонько внутрь… Нет, это тоже вряд ли. Их трое, уже светло, как незамеченным в машину залезть можно? Но что же тогда, что? А-а! Ясно! Искупаться решили. Машину на берегу оставили, а сами - в реку! Вот тут-то кто-то, случайно на берегу оказавшийся, в машину-то и залез! Точно! Только так, только так и могло быть! Вытащил он сумку, а сам боится - застанут! Ну и сунул её в первое попавшееся удобное место, в дупло это самое. А сам сбежал, решив потом добычу свою забрать. Да, могло так быть, могло…
Вениамин Алексеевич закурил снова, продолжил свои размышления. Дальше уже всё выглядело просто. Вор сбежал, а эти дурни, вернувшись, и сумки в машине не обнаружив, по кустам полазили, поискали, а в дупло заглянуть ума не хватило. С тем восвояси и убрались. А тут и рабочие его пожаловали, спилили дерево и увезли. Эх! Сама судьба ведь ему обратно клад-то вернула, прямо в руки отдала, больше двух недель ведь рядом золото лежало, сколько раз он мимо проходил и дупло это тоже виде, нет, чтобы посмотреть… Ладно, чего уж теперь-то. А, кстати, как негодяи узнали, что сумка в дупле оказалась? Видимо, каким-то образом они вора вычислили - а это нетрудно, народу на реке бывает немного - заставили того сказать, куда он золото дел, тот и раскололся. Пытали, наверное, беднягу. А как правду узнали, камень ему на шею, да в воду! И от свидетеля избавились, и за воровство отомстили. Ну, а дерево у него потом случайно обнаружили. Значит, шлялись всё это время где-то рядом, следили! Ах, козлы, а он и не подозревал ни о чём! А ведь можно было поймать, заставить сказать, где клад… Эх, опять лопухнулся он, опять промашка с его стороны. Но ничего, ничего, преступник всегда возвращается на место преступления, объявятся здесь они ещё, объявятся… А уж он подарочек им приготовит…
Вениамин Алексеевич встал, вынул из тумбочки, стоящей возле кровати, пистолет, проверил обойму, сунул в карман. Всё - без ствола больше ни шагу.
День сегодня был хмуроват. Не то, чтобы к дождю шло, но как-то серовато было вокруг. Высокие перистые облака всё гуще заволакивали небо - солнце едва-едва пробивалось временами из-за них, пытаясь, хоть ненадолго, поцеловать то одним, то другим лучиком свои любимые поля, луга да перелески. Пока ему это изредка удавалось, но вот-вот облака сомкнут свой строй и, обиженное, надолго скроется оно за их плотными рядами…
Александр, потягиваясь, вылез из машины. Филька радостно гавкнул - пожелал ему доброго утра. Хозяин кинул ему кусок хлеба на завтрак, тот поймал на лету, с жадностью принялся за еду. Александр поставил на плитку чайник, присел к столу, улыбнулся, вспоминая вчерашнюю схватку. А хорошо бомжам дали! Больше не сунутся. Живы хоть они все-то? Лишь бы без травм обошлось, люди, всё-таки… Да так-то, по зверски, вроде они их уж и не били… А ребята каковы? Молодцы. А Игорь-то, Игорь? Как он этого спихнул с обрыва…
Александр с удовольствием вспоминал моменты минувшей ночи. Вчера они чуть ли не до рассвета отмечали свою победу. Пожалуй, и лишнего немного хватили на радостях, чего-то голова малость не в себе. Но ничего, ладно, по такому делу можно. Сейчас он чайку своего «фирменного» заварит - враз придёт в норму. Общеизвестным же способом - ста граммами - он никогда не похмелялся. Во-первых, и потребности такой не испытывал, так как «перебирал» редко, меру свою всегда знал, и, чем старше становился, тем больше её снижал. Во-вторых, никогда не пить с утра и днём было его принципом, который он выполнял неукоснительно. День существует для дел и совмещать его с алкоголем нельзя, толку здесь не будет. Делу - время, а водке - час. И чем ближе к ночи будет этот час, тем лучше…
Александр попивал чаёк, запивая им холодную печёную картошку, оставшуюся от вчерашнего пиршества. Он взглянул на небо - солнца не было, облака плотно обложили всё небо. Кажется, собирался дождь. Что ж, оно и к лучшему. Будет сидеть в машине, писать целыми сутками напролёт. Хватит по реке шляться, да ненужных приключений искать. Дело нужно делать, дело! А оно стоит…
Хотя… Главное ли это - его рукопись? Нет, конечно, так это - душу потешить. Главное - Зиля! И во второй раз, похоже, они не ошибутся. И сегодня она, наконец, придёт к нему в гости…
А, кстати, как там поживает карп, которым будет угощать он свою дорогую посетительницу? Вчера этот громила грохнулся с обрыва прямо на то место, где привязан садок. Не оторвалась ли привязь? Надо сходить посмотреть…
Александр спустился с берега к воде. Карп был на месте, но вчерашнее происшествие и для него не прошло даром, вёл он себя довольно нервно. Александр немного полюбовался своим трофеем, повернул обратно. Нога его вдруг скользнула по чему-то гладкому - он чуть не упал. Это был металл! Внимательно приглядевшись, поковыряв вокруг неясного предмета поднятой с земли палкой, он обнаружил, что это было звено толстой кованой цепи, уходящей под плотный слой сухого, утрамбованного временем, ила. Заинтересовавшись находкой, Александр сходил за лопатой и принялся за раскопки...
Почти час орудовал он лопатой. Но дело того стоило. Вот она - его находка - вся перед ним. Большой, с центнер весом, адмиралтейский якорь с трехметровым обрывком ржавой цепи!
Александр с радостным удивлением долго рассматривал его, не зная, что и думать. Якорь на Втором Иняке! Но как это может быть? Как? Речка-то маленькая, местами курице по колено, какое уж тут судоходство? Но с другой стороны - вот же он, якорь, широко раскинувший свои кованые лапы, весь перед ним. Не специально же его сюда привезли, да выбросили? Да-а, дела…
Он решил вытащить якорь на поляну. Размотал трос лебёдки, просунул под основание лап, перехлестнул, зацепил крюком. Завел машину и включил привод. Барабан лебёдки медленно завертелся, выбирая слабину троса. Вот он натянулся, машина дёрнулась, задрожала, но устояла на месте, удерживаемая тормозами колёс, а трос уже волок вверх по склону свою добычу. Вот, вывернув из края обрыва порядочный кусок земли вместе с дёрном, якорь появился на поляне. За ним тянулась длинная цепь. Александр заглушил мотор…
- Здорово, Сашка, - сказал, подошедший в это время незамеченным, старый рыбак дядя Саша, - чего это ты тут опять придумал?
Александр обрадовался визитёру. Вот он с кем на пару сейчас поудивляется неожиданной находке. Что старик скажет на это - ну-ка!
Но дядя Саша не удивился. С высоты своего возраста и опыта прожитой жизни он уже мало чему мог удивляться. Вот если бы сорожка крупная вернулась снова сюда, вот тогда бы он удивился. А якорь…
- Значит, это правда, - задумчиво сказал он, разглядывая ржавого свидетеля каких-то давно минувших событий, - значит, правда…
- Что, правда, дядя Саша? - заинтересовался Александр. Он понял, что старик знает что-то, непосредственным образом связанное с его находкой.
- Мне ещё отец в детстве это рассказывал. Купцы тут в старое время по половодью из Бири до Рождественской баржи с товаром по Иняку поднимали… Дед мой, отец его, значит, будто бы лоцманом на буксирах этих ходил… А я не верил - речонка-то больно мала. А смотри - правда…
Вон в чём дело! Александр не переставал удивляться. Он представил, как по большой весенней воде заходят на речку самоходные баржи, быстро разгружаются, заполняя товаром лабазы купцов, которыми будут торговать те всё лето по всей округе, и тут же, пока не ушла вода, скатываются обратно вниз. Смело, смело! Вот были люди! А он, хоть и вырос здесь, ничего про это даже и не слышал. Надо будет якорь этот в райцентре в краеведческий музей отдать, пусть все посмотрят, поудивляются тоже…
- Здравствуйте, - раздался вдруг за их спинами женский голос.
На тропинке возле машины стояла Зиля с большой хозяйственной сумкой в руках. Александр, с радостно забившимся сердцем, поспешил навстречу…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Дождь идёт уже три дня, Но назвать такую погоду ненастьем язык не повернётся. Тепло, безветренно, а дождик мелкий-мелкий, самый грибной. Однажды только, в самом начале смены погоды, ударил он ливнем, вмиг промочил благодарную землю, давно ждавшую такого подарка, и успокоился. И вот - сеет и сеет. Тихий, тёплый, самый грибной. Пойдут теперь по молодым соснякам маслята да рыжики, а по берёзовым колкам - сыроежки да обабки, боровики да волнушки с валуями. А может, где и груздь любопытно поднимет своей шляпкой тонкий слой прошлогодних прелых листьев, оглянется вокруг, прикинет - а не рано ли тут нашему брату, рады ли нам, ждут ли? И вот уже десятки таких любопытных грибов зашевелили лесную подстилку, взбугрили её по всей роще - встать некуда! Неловкий человек, впервые взятый по грузди, только так их и собирает - пока не захрустит у него под подошвой беленький крепыш, ничего вокруг не видит. Лишь корифей видит всё - один гриб в корзину кладёт, а намётанным взглядом уже с десяток других возле себя наметил. Он им рад, и они ему рады - полна корзина за малое время. Да разве с одной только корзиной ездят за груздями? Мешки да короба, ванны да тазы - сколько машина вместит - всё берут с собой. Тут уж не до скромности - пришла самая пора заготовить этот гриб впрок, засолить на зиму, уставить банками да бачками весь подпол. А когда завоет, закружит за темным окном в быстро наступивших сумерках постылая метель, когда застучит по морозным узорам замерзшего стекла ветер, кидая в него с улицы пригоршни сухого колючего снега - вот тогда-то и придёт время объявиться этому грибу на столе. Подкинет хозяин в печку дров, где весело затрещат те на огне назло бушующей за окном вьюге, с благодарностью примет из рук разлюбезной жёнушки пузатый графинчик с оставшейся от недавнего праздника водкой, нальёт рюмочку… А грибок уже сам собой на вилку соскочил, сидит, да от нетерпения дрожит - быстрей пей, хозяин, быстрей… И отступят от человека все печали и тревоги, забудет он на время о делах и заботах. Поднимет рюмку, пожелает всем мысленно здоровья и счастья - и захрустит грибком, наконец-то выполнившим перед человеком свой маленький долг! Вот он - момент истины!
…Ну, а рыжик-то, рыжик? Как и о нём не упомянуть, коль пошёл такой разговор. Не уступит он груздю ни в чём, а во многом, пожалуй, и превзойдёт его. Настоящий любитель не только сам заготовит его по молодым соснякам, не только сам очистит от хвои да разного другого лесного мусора, но и сам засолит, не доверяя этого важного дела женским рукам, пусть умелым и знающим, но для которых засолка грибов - всего лишь очередное дело среди остальных забот и хлопот. А рыжик этого не любит - ему внимание да уважение дороже всего. И хоть простовато всё действо - кадка нужна пропаренная да соль в меру - не ошибись, хозяин. Чуть что не так - и не будет у гриба того неповторимого, только ему и присущего, волшебного вкуса. А уж варить его перед засолкой - хуже оскорбления рыжик не знает. Женщины это придумали…
На Втором Иняке настоящего гриба нет - леса вокруг не те. Ни сосны, ни ели, ни берёзы нет - откуда грибу взяться? Осина вокруг с орешником да клёном, липа, дуб, вяз. Внизу, у реки - ольха и черёмуха. Дождевиков, конечно, полно по полянкам, но это разве гриб? И через сто лет его тут за гриб считать не будут. И не только его. Теми же трюфелями да шампиньонами пусть хоть весь лес зарастёт - не надо нам! В рот не возьмёт никто, и правильно сделает. То ли дело вишонки да опята, которых тут бывает немало. Но не сейчас только, не в августе. Время вишонок, растущих по стволам старых вязов в потаённых, не всем доступных, местах, уже ушло - июньский это гриб, а время опят ещё впереди, судьба их - скрасить человеку серые сырые осенние дни. А пока - только дождевики и есть. А кому их есть?
Впрочем, нашлось кому. И Игорь, и Александр, и бомжи - все с удовольствием собирали эти непритязательные дары лета. Бомжи просто отваривали «лесное мясо» в солёной воде, ели с хлебом и зелёным луком. Игорь, когда случались у него в запасе вермишель и картошка, варил из дождевиков суп, а Александр любил обжаривать толстые белые ломтики грибов, предварительно их отварив, в подсолнечном масле, не забывая добавлять немалое количество рубленого репчатого лука, заправляя блюдо потом сметаной. Сверху - перчик и укроп. Попробуешь - куда и шампиньонам вашим!
Вот и сейчас он сидел в машине, с наслаждением ел грибы прямо со сковороды, слушал, как стучат по крыше струи дождя, вспоминал о недавнем визите Зили, успевшей побывать у него в лагере до начала ненастья. Зиля тогда провела у него весь день, с интересом осмотрела всё немалое хозяйство, помогла приготовить карпа, часть которого они просто пожарили, а часть, чем только не нашпиговав, запекли в горячих углях костра. Осталось и для Игоря немало, отнес ему Александр приличный кусок, который тот тут же стал готовить. За обедом спросил Александр у Зили о главном - согласна ли она выйти за него замуж? Спросил прямо, без заминок и юношеской стеснительности. Года были уже не те, чтобы стесняться. И она тоже не стала жеманиться - сказала, что да, конечно, согласна. Выпили шампанского, бутылку которого Александр, в тайной надежде именно на этот случай, припас ещё в Уфе, обговорили всё, что касалось будущей совместной жизни. Решили - пусть уж он поживёт пока здесь до конца лета, как и планировал, а затем переберётся к ней, в село. Свадьбу делать не будут, только распишутся в загсе. Ну, вечеринку, конечно, для близкой её родни и для его друзей, как старых., так и новых, найденных этим летом здесь, на Втором Иняке, сделают, без этого уж никак. А дальше, как получится. Ни словом не обмолвились о том, о чём подумалось обоим - дети, будут ли у них дети? Возраст уже хоть и не совсем безнадёжный, но всё же, всё же… Не по двадцать им было лет, даже уже и не по тридцать. Как Бог даст… Одна у человека надежда…
От реки послышался какой-то шум, какие-то гулкие звуки. Александр заинтересовался, одел штормовку, вылез из машины. Немного постоял под навесом, не решаясь сразу выйти под дождь. От реки забухало снова. Он вышел на обрыв. А-а, вот кто это - рыбаки!
Два насквозь промокших человека прямо в одежде лазили под берегом по пояс в воде. У одного в руках был сак - большая сетка, натянутая на треугольный каркас с коротким держаком-рукоятью. Второй орудовал погонялом - длинной жердью с прибитой на конце жестяной банкой. Вот первый сунул свою снасть под заросли кувшинок, а второй тут же азартно заработал своим орудием, загоняя в сак рыбу. Александр вдруг понял, что видел раньше одного из этих людей - того, который был постарше. Еще незамеченный ими, он стоял на обрыве, нетерпеливо подстёгивал свою память - ну! ну! ну1 А-а - вот, вспомнил! Это же один из кузькинских ребят, он учился с ним в параллельном классе. Да точно - он! Вот только имя не припомнит никак. Да сейчас узнаем.
Через пять минут кузькинские рыбаки сидели у него за столом, курили, с интересом разглядывали хозяйство странного туриста. А он с не меньшим интересом рассматривал их трофеи. В мокрой сумке трепыхалась, в основном, рыбья мелочь - окуньки, голавлики, пескари. Лишь пара щурят да большой, на пару кило, голавль облагораживали улов. С полведра, в общем, уже наловили…
- Слушай, а ведь я тебя знаю, - сказал Александр, - ты в каком году школу кончил?
- В семьдесят седьмом…
- Ну вот, точно! Мы с тобой в параллельных классах были…
Рыбак внимательно всмотрелся в лицо хозяина - нет, не узнал.
- Мы ещё вместе на турнир волейбольный в Уфу ездили… Ты ещё с моей подачи решающий мяч забил. Ну, вспомнил?
Теперь тот вспомнил. И даже имя назвал верно. И своё сказал, если собеседник его забыл - Михаилом его звали. Да-да, теперь и сам Александр вспомнил тоже - точно, Михаилом, тогда, конечно, просто Мишкой…
- А это мой племянник, - сказал Михаил, показав на своего молчаливого спутника, - сестры сын. Осенью в армию пойдёт. Вот, пока дождь, решили рыбу с ним половить. А так-то всё сено готовим…
- Всё здесь же живёшь, в Кузькино?
- Здесь…
- Работаешь?
- Нет. А где работать? Да я и на одной скотине на жизнь-то заработаю. Две коровы есть, да пара быков прошлогодних, да нынче ещё вот три телёнка прибавилось - два своих, да одного купил…
- Семья есть?
- Нет, один живу. Родители умерли… Родня-то есть в деревне, помогаем друг другу… А с женой я развёлся давно…
- А дети есть?
- Как же. Две девочки. С матерью в райцентре живут. Большие уже, скоро школу кончают…
- Двойняшки они, что ли?
- Нет, погодки. Одна в одиннадцатый класс нынче пойдёт, вторая - в десятый…
- Общаешься с ними? Жена не препятствует?
- Нет, мы с ней мирно сосуществуем. Я и алименты платил, пока на север летал, да и сейчас, как мясо сдам, сразу половину денег отдаю. Сено помогаю косить, дрова готовить… Дочки меня любят… да и жена не против…
- А она что, замуж больше не выходила?
- Нет, кому она нужна с двумя-то…
- Чего же вы вместе-то не живёте? Сошлись бы снова…
- Да ну! Мне и так хорошо. Да и Нинка против будет.
- Какая Нинка? Ты же говорил, что один живешь?
Бывший школьный знакомый слегка смутился, взглянул на племянника, молча потягивающего свою «Приму», пояснил:
- Да это соседка моя, напротив живёт. У нас там в проулке только два жилых дома, её да мой, остальные заколочены. Вот мы с ней, значит, и помогаем друг дружке-то. Я по мужской части, она по женской. И постирает, и полы помоет, когда и ночевать останется… - Михаил довольно усмехнулся. - Она, знаешь, какая? Во! - и он, подняв руку, показал выше своей головы на целую ладонь, - ох, и здоровая!
- Ну, так и женился бы на ней, раз у вас такая… э-э… гармония…
- Да ну! Мне и так хорошо… Да и жена против будет.
Александр в душе посмеялся над сложившейся ситуацией, попытался представить себя на месте Михаила - вот ведь жук, как устроился - между двух баб! Сумел!
- Ну, а ты чего тут? - спросил в свою очередь собеседник.
Александр рассказал о себе. Бывший школьный товарищ удивился:
- И что, книжки пишешь? Писатель ты, что ли?
- Да нет, какой писатель… Так это у меня, увлечение больше, чем дело. Книг пять-шесть вышло, конечно… Подожди-ка… - Александр сходил в машину, принес последнее своё, вышедшее весной, издание, - вот возьми, почитаешь. Дай-ка подпишу…
Книгу аккуратно упаковали в полиэтилен, чтобы не намокла.
- Слушай, ты ко мне в гости приходи, а?
- Да… не знаю даже… - Александр замялся. Он не был уверен, что ему этого хочется - ходить по гостям. Но собеседник быстро убедил его:
- Хочешь, баню истоплю?
Баня! Ещё бы он её не хотел! Да он в бане последний раз ещё с Никитой Ивановичем парился, когда это было-то! А с тех пор только душем да купанием и перебивался. Конечно, для гигиены и это сгодится, но вот для души - только баня!
- Приходи сегодня к вечеру, - Михаил объяснил, как найти его дом.
Договорились. Александр был рад, что и человека знакомого встретил, и что баня сегодня будет. Баня! Он был так доволен, что даже не обратил внимания на странные слова, сказанные Михаилом напоследок, как бы про себя:
- Лишь бы Нинка про баню не узнала. В райцентр пошла, к снохе с сыном, может подольше прогостит…
Всю глубину провидческой мысли товарища он оценил гораздо позже…
Установившееся ненастье многих сбило с привычного ритма работ. Не все ещё закончили сенокос, сено, до дождей, вовсю возили с полей, где сложено было оно в красивые стожки, стараясь запасти этого добра как можно больше. Будет сено - будет и скот, будет молоко и мясо, будут деньги. На что ещё рассчитывать сельскому человеку? Только на себя, да на свои руки. Вот и стоят возле домов сараи с огромными сеновалами, щёлкают по утрам пастухи своими кнутами, собирая в табуны скотину - растёт её поголовье с каждым годом. Ничего - проживём!
Все по-разному пережидали неурочные дни. Самые деловые не оставили работы и сейчас, только перешли под крыши - занялись ремонтом сараев, техники, обработкой досок, починкой инвентаря. Кое-кто, пользуясь случаем, несмотря на дождь, с удовольствием рыбачил или ходил по грибы. Некоторые просто коротали время за телевизором, набираясь сил перед новой работой.
Но были в селе и те, кто ждал дождя с нетерпением. Ни работа по дому, ни рыбалка с грибами, ни, тем более, телевизор, не привлекали их. Карты! Вот чего давно не брали они в руки! Общая сильнейшая страсть объединяла этих людей - молодых и не очень, холостых и семейных, работяг и начальников - всех. Все они были равны за карточным столом, все одинаковы. У кого деньги в кармане, кому карта «идёт» - тот и прав. …Тайное «казино» на задворках старого деревянного дома ждало дорогих гостей. Договорились на завтра, на целый день…
Александр, еле дождавшись вечера, сунул в карман бутылку водки, отправился в Кузькино. Баня, его ждала баня!
Дом он нашел сразу. Михаил был во дворе, кормил овец.
- Проходи, проходи, - засуетился он, - не заблудился?
- Тут у вас трудно заблудиться, - сказал Александр и, достав бутылку, поставил её на крыльцо, - я не спросил днём, ты водку-то пьёшь?
- А то нет… - заулыбался хозяин и, лаская бутылку взглядом, шутливо запел, приплясывая:
- Пьём и водку-у, пьём и ро-ом, скоро-о по миру пойдё-о-ом… - он вытер руки о висевшее на заборе полотенце, снял подвязанный фартук. - После бани шашлычку пожарим, я мяса замариновал…
Прихватив веники, предусмотрительно уже лежавшие в сенцах на лавке, двое мужчин отправились в баню, скромно стоящую в уголке сада за кронами старых яблонь.
В предбаннике было темновато, маленькое окно, в стекло которого билась сейчас, изнемогая, бабочка-крапивница, пропускало света немного. Михаил осторожно поймал бабочку, приоткрыл дверь, выпустил на волю.
Не спеша разделись. На столик, придвинутый к окну, сквозь которое сейчас было видно, как тёплый дождь полощет капустные грядки, хозяин поставил большой глиняный жбан.
- Квас, - пояснил он и, протягивая гостю вязаную шерстяную шапочку и старые перчатки, добавил: - одень, а то не выдержишь, я жарко топлю…
Александр натянул на голову шапку, рукавицы же пока приберёг - придёт время и для них. Он представил, как через несколько минут сможет прижать к лицу горячий мокрый веник, вдохнуть его аромат… Ну - вперёд!
Баня была хороша. Толстые сосновые брёвна отливали от пола, снизу, желтизной, далее же - сплошная чернота. Баня топилась «по-чёрному» и толстый слой копоти покрывал всё - стены, потолок, дверь. Только пол да нижняя лавка под полком белели свежевыструганным деревом. Дух в бане стоял мягкий, лёгкий. Пахло плавленой смолой, какими-то травами, распаренным берёзовым листом. Жаром ударило в них сразу же, как только открыли они внутрь дверь. И вот уже сидят они рядышком под самым потолком, забравшись на высокий полок, набираются этого жара, быстро потеют, с удовольствием предвкушая скорое начало главного…
Баня! Ласковый зной горячего воздуха, залитые кипятком веники, раскалённые камни печки, на которые только брызни водой, как тут же взорвётся она паром, ударит им в разные стороны - берегись, парильщик! А следом - робкое чувство восторга от прикосновения душистого обжигающего веника, нега отдающегося ему со всё большим экстазом тела, волшебный вкус кваса, тазик прохладной воды, вылитый на объятую нестерпимым жаром спину… Полное отрешение от внешнего мира. Тишина. Покой. Отдохновение…
- Нинка идёт!
Михаил испуганно метнулся к низкому окошку, мимо которого промелькнула тень.
- Ну, пропала баня… Ты только не перечь ей, ладно? Она этого не любит…
А в предбаннике уже зашуршало, забренчало, застучало - кто-то хозяйничал там явно не стеснительной рукой.
- Она что? К нам заявится? - ошарашено спросил Александр. Ему ещё никогда не приходилось знакомиться с женщиной, одетым только в шапку и перчатки…
Ответить хозяин не успел. Дверь распахнулась и… Александр даже зажмурился на секунду - так ослепительна показалась ему нагота шагнувшей через порог женщины.
- О-о! Вас двое? - удивилась та. С визгом броситься обратно в предбанник, как сделала бы на её месте почти любая другая, обнаружив в компании своего сожителя постороннего мужчину, ей и в голову не пришло. Она и не думала стесняться. А Александр уже не мог оторвать глаз от её могучего тела. Была она на год-два постарше его, но ни морщинке на лице, ни складочки кожи на животе. Ростом под потолок, ноги - что тумбы, огромный, как у коня, зад. Но, вместе с тем, и изящная талия, и крепкая грудь, красивые плечи - куда тут телевизионным тонконогим моделям! Вот кого бы показывать!
- Ты чего не сказал, что баню топить будешь? - спросила Нина, тоже пристраиваясь на просторный полок. - А это что ещё за борода? Бомжа, что ли, с «санатория» ихого притащил? Чего уставился, бородатый? Баб не видал?
- Нет, Нина, это мой товарищ школьный… - залебезил хозяин, - на речке встретились…
Александр не знал, что ему делать. Уйти? Остаться? Потрясение, которое испытал он вначале от бесцеремонного вторжения не страдающей комплексами бабы, уже прошло. «А чёрт с ней, останусь…», - весело подумал он. Ну что за беда - попариться с кем-то в бане? Подумаешь, великий грех… Он к этому не стремился, совесть его чиста. Что делать, раз уж так вышло? Он ведь пока холостой. Вот женится, тогда уж… Тогда уж такого, конечно, не допустит. Тогда уж только с женой…
А непрошеная гостья всё поддавала и поддавала пару!
- А ну, мужики, давайте-ка в два веника… - и она с царственной непринуждённостью развалилась на полке, легко спихнув с него обоих мужчин.
- Замучит сейчас, зараза, - зашептал хозяин гостю, подавая тому веник, - по часу парить себя заставляет…
Но тот не разделял его опаски. Эх! Это ли не дело - такую красавицу попарить? Другой жизнь проживёт, а такого удовольствия так и не узнает. А ну-ка…
И залетал по горячему воздуху берёзовый лист, закачалось, задрожало, заходило упругими волнами под ударами веников крепкое женское тело, распласталось по полку огромной белой медузой. От удовольствия закрыла она глаза, заелозила по горячим доскам, отдавшись полностью охватившему её наслаждению, застонала полным истомы голосом:
- Сильнее, мужики, сильнее! Да парку ещё, парку…
Но банная идиллия подходила уже к концу. И виной тут стал сам хозяин. С чего это пришло ему в голову - гостя, наверное, хотел повеселить, но вдруг подмигнул он ему, скроил паскудную рожицу, перехватил веник за мягкий пушистый верх - и ну хлестать соседку толстым веничным комлем по тут же покрасневшим от негодования ягодицам! Хлестнул раз пять и только собрался перехватить веник обратно, пока не застали на месте преступления, как…
- Ах ты, подлец! - баба успела всё же заметить коварство соседа - видать, процедура эта была малоприятной. Она тут же соскочила с полка, и не успел Александр и глазом моргнуть, как выхватила она у его товарища из рук веник, сунула голову того промеж своих колен и ну драть того таким же манером - веничным комлем - по худому заду. Мужик заорал!
- Это же я для массажу, Ниночка, для массажу! В газете, в «Дружбе»-то нашей, писали… полезно-о… Ой, хвати-ит…
- Я тебе покажу массаж! Покажу, как со мной шутки шутить! - женщина обозлилась всерьёз. - А ты чего уставился? - рявкнула она на Александра, - сходи в предбанник, выдерни у него из штанов ремень, да принеси. Устрою я ему массаж!
Но Александр уже пришёл в себя.
- Да пошла ты… Дура! А ну отпусти его, не видишь, больно человеку…
- Больно? Это что… А вот я ему, а вот! - совсем разъярилась та.
- Сашка-а! - плачущим голосом заорал попавший в беду товарищ, безуспешно пытающий вырвать из плена могучих колен свою голову, - беги в дом! Под кроватью ружьё лежит! Жакан в стволе-е! Убей стерву-у!
- Это я-то стерва? Я? А вчера как ты меня называл? Забыл? На! На!
Александр схватил бабу за руку, чтобы отобрать веник, но та дала ему такую затрещину, что сразу сбила с ног! Но и сама не удержалась, поскользнулась на мокром полу, завалилась на бок. Михаил тут же выскочил у неё из-под ног, бросился в дверь, визгливо крича на ходу:
- Беги, Сашка, беги-и!
Александр, увидев, что он оказался один на один с этой фурией, сразу пал духом. Чудом проскочив у неё под широко расставленными руками, которыми она попыталась его схватить, он всё же успел выскочить в предбанник, с содроганием представляя, что было бы сейчас, не сумей он этого сделать. Вдвоём с Михаилом они отчаянно навалились на дверь, в которую тут же сильно забухало с той стороны.
- Ну и безбашенная баба, - прокричал один из них другому, - чего теперь-то?
Но Нина уже устала, толчки в дверь прекратились.
- Эй, мужики, ладно! Айда мириться, - послышался из бани её уже спокойный голос, - идите, допаривайте, чего удрали?
- Чёрт бы тебя парил, - проворчал Александр, быстро натягивая свои брезентовые штаны.
- А ты, что? Уже пошёл? - растерянно спросил Михаил. - А мыться? Пошли, не бойся, она быстро отходит…
- Нет, спасибо, я уж пойду, - Александр надел штормовку, приоткрыл дверь, оценивая погоду.
- Ты не обижайся, что так вышло, ладно? - просительно сказал хозяин. - А может останешься?
- Нет, пойду… Ты тоже не обижайся…
- Мишка! Да пусть он катится! Иди париться, баня остынет… - нетерпеливо позвали изнутри.
Александр пожал товарищу руку, подмигнул ему и вышел на дождь.
Вот и помылся в бане, подумалось ему, когда шёл он по раскисшим от грязи улочкам деревни. И водки попил, и шашлычку поел! Ему стало смешно. А сам и виноват - нечего на чужих женщин заглядываться, своя теперь есть. Сам виноват, сам… Ушел бы вовремя, ничего бы и не было. Попарился бы потом один, а Мишка бы пока шашлычок организовал. Да-а… Вот ведь как в жизни бывает - ничего даром не проходит, и всё всегда от самого человека, от его выбора, зависит. А искать причины своих бед в происках других - удел людей глупых. Да и склонность к обидам - тоже их стезя…
Предаваясь свои философским мыслям, он брёл под тёплым дождём по берегу Второго Иняка в свой лагерь. Уж от чего прочего, а от этого - обид на других людей - душа его была свободна…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
- Аза! - игроки за столом шумно передохнули, переживая волнение состоявшейся игры, удовлетворённо заворочались на стульях - это хорошо, что аза. Банк сейчас резко увеличится, а почему бы его потом и не взять? Каждый надеялся на выигрыш. Деньги пересчитали…
- По сто пятьдесят за вход. Кто войдет?
Пожелали трое. Отсчитав деньги, они положили их на середину стола, прибавив немалому уже вороху разноцветных бумажек ещё размеров и достоинства. Новенькие сотенные и мятые десятки, рублёвые и пятирублёвые монеты - всё принималось здесь, всё было в равной чести.
Банкомёт, внешне спокойный, ловко раздаёт на шестерых игроков по четыре карты - одну скинут, три в игре. Чтобы выиграть, нужно получить хотя бы две взятки из трёх возможных. Чем сильнее карта, чем больше козырей на руках, тем вернее шанс, тем больше вероятность победы.
Все с напряжением смотрят на ловкие пальцы, веером раскидывающие по зелёному сукну новенькие гладкие карты. Этот миг - когда карты уже розданы, но ещё не подняты игроками - самый волнующий. Что там за ними, спокойно лежащими на столе? А там всё - и изменить уже ничего нельзя. Ставки сделаны, карты смётаны - обратного хода нет. Чья-то надежда, чей-то страх, чей-то риск, чьё-то отчаяние - всё перемешано здесь, всем уже случай в лице банкомёта определил роль. И каждый сыграет её по-своему, каждый покажет своё истинное лицо. В картах себя не спрячешь…
- По червям! - ход сделан.
Кто-то радуется - попали ему в масть, кто-то злится - ушел зря козырь, кто-то пока спокоен - можно скинуть карту, что как раз не вписывалась в текущий момент игры. Равнодушных нет. Игра стерпит всё - кроме равнодушия. Внешне можно быть спокойным, внутри - никогда. В душе игрока - буря страстей!
- А ну, по козырям! - и взявший первую взятку игрок выкидывает козырного туза. Тут же следует общий вздох, мгновенное напряжение, суматошная работа мысли - эх, зря он так, зря с туза пошёл, ошибся, ошибся кому-то на радость… А может прав? Если нет ни у кого на руках сейчас покера, то и вторая взятка его, а, значит, и весь банк… Но вот небрежно падает поверх туза она - самая чтимая, самая главная, самая важная при игре в «азу» карта. Семерка пик! Покер! Тут же сник обладатель туза, со злорадством поглядывают на него другие игроки, выкидывая своих козырей. Кто десятку бросил, кто вальта, а вон и король упал на стол - ах, дурак, дурак… И сам в пролёте, и их козырей лишил зря.
Ладно, две взятки разошлись. На руках по последней карте. Ну, кому повезёт? Наверное, опять «аза» будет, а входить-то теперь подороже будет…
Обладатель покера, взявший накануне взятку и имеющий теперь поэтому право первого хода, выкидывает на стол крестового вальта. Мелковата карта, надежда на неё невелика, но в игре может быть всякое, бывало, что и на шестёрку простую последнюю взятку брали, если не было ни у кого больше козырей, и по масти она тоже не проходила. Ну - что у кого? Король? Не страшно, масть не та… Так, тоже валет, а вот семёрка, ещё король, и тоже другой масти. Неужели возьмёт на вальта? Все с напряжением смотрят на последнего игрока. Но не успевает тот бросить карту, как уже всем ясно - и у него тоже нечем похвалиться, по глазам поскучневшим видно. Зато ликует победитель. Взял вторую взятку! Взял «азу»! Почти тысячу рублей! И на что? Кроме покера ничего же и не было. Валет простой да семерка той же масти, которую он и выкинул на первый ход. А вот - победа! Он сгребает деньги со стола, с благодарностью посматривая на простака, так лопухнувшегося с козырным тузом. Выудить у противника козыри, зайдя с большой карты, приём в «азе» известный, да вот только пользоваться им тоже надо знать когда…
Но всё уже забыто. Впереди - новая игра. Вновь делают игроки свои ставки в общий банк, вновь ловкие пальцы веером раскидывают по зелёному сукну карты, вновь волнами накатывает адреналин, подстёгивая и подстёгивая ни на минуту не стихающее возбуждение…
Венер заходит за стойку бара, открывает холодильник, достаёт пиво, пьёт. Он доволен. Игра идёт во всю. Восемнадцать человек у него сегодня в гостях. Девять за одним столом да шестеро за другим - тут игроки предаются «азе». А за третьим сошлись любители «блек джека» - так, по культурному, на манер городских казино, называют здесь всем известное «очко». «Пойду к ним…», - думает Венер, допивая пиво. У него в кармане семьсот рублей на игру, да постоянно набегают ему ещё от выигрышей и «хозяйские» проценты. Про всё забыл Венер - про городских рэкетиров, которые всё не ехали, хотя срок, назначенный ими же самими, уже прошёл, забыл про клад, никак не дающийся в руки, про друзей, неизвестно, чем занятых сейчас, в эти ненастные дни, про дрова, которые всё ещё не припас к неминуемой зиме, про всех своих многочисленных подруг, из которых никак не мог сделать окончательный выбор. Только игра у него на уме сейчас, только игра…
- Я к вам, - он подсаживается к трём игрокам, вынимает из кармана деньги, кладёт на стол, - кто банкует?
- Да вот он, - сидящий напротив немолодой уже мужчина кивает на своего соседа, отсчитывающего деньги для ставки. Тот отсчитал, бросил на середину стола:
- Двести пятьдесят…
Значит, для «стука» нужно набрать тысячу, так как за столом их четверо. Хорошо…
Игра в «очко» - игра простая. Здесь не нужно, как в «азе», разбираться во многих тонкостях и уметь строить разные многоходовые тактические комбинации. Здесь просто - повезёт, значит, повезёт. Ну и физиономистом тоже надо быть хорошим, по глазам партнёра уметь определять, что там у него сейчас за карты. Уметь рискнуть важно, но и умение сдержаться, не дать волю эмоциям, не менее важно. И никакой блеф не поможет, это не «аза». Но всё это - про честную игру. Впрочем, среди членов этого тайного клуба шулеров нет. По мелкому могут и надуть, воспользовавшись оплошностью партнёра, но подменить карту, выдать её за другую, а, тем более, вытащить её откуда-нибудь из рукава - этого не может никто. Да и не стремятся здесь к этому. Не деньги зарабатывать ходят сюда эти люди - совсем за другим…
Банк при игре в «очко» иной раз растёт стремительно. И игра эта - как дуэль - всегда один на один, сколько бы игроков за столом не сидело. «Очко» - игра банкомёта. Весь смысл здесь - положить в банк небольшую сумму, быстро, за счёт проигрыша других игроков, увеличить её до величины, когда можно будет объявить «стук» - завершающий аккорд игры - и забрать на нём всё! Но сумеет это не каждый и не всегда…
- На сколько идёшь? - банкомёт, худощавый парень, наверное, ровесник Венера, раздав всем по одной карте, поворачивается к первому от себя по кругу игроку.
- Сотня… - соперник взял вторую карту, подсчитал очки, - дай ещё…
Третья карта оказалась лишней - перебор. Игрок, не скрывая разочарования, бросил карты на стол, добавил к банку сто рублей.
- Ты? - банкомёт повернулся к другому.
- На всё… - азартно блеснув очками, второй игрок на лету ловит карту, быстро смотрит - что там? На секунду только потух у него взгляд, но этого хватило всем, чтобы понять - надежды того не оправдались. Ждал туза или десятку к уже имеющейся большой карте - а из-за неё и пошёл ведь на всё - а пришла «картинка», король или дама. Очков у него сейчас, в лучшем случае, пятнадцать, если к тузу пришёл, скажем, король, а ставка-то большая. Что ему теперь? Ещё брать? Но вероятность перебора велика. Остановиться? Вдруг банкомёт сам переберёт? Так и сделаем…
- Хватит, - без энтузиазма говорит игрок, всеми силами стараясь внушить противнику, что всё у него хорошо, и количество очков в двух взятых картах близко к заветному числу - двадцати одному. Но того не проведешь. Ему всё уже ясно, Главное сейчас - не перебрать! Он начинает открывать карты себе…
Первой на стол ложится дама. Три очка! Плохое начало. Но сверху тут же падает семёрка. А вот это просто отлично! Десять очков. От них не переберешь никак. Туза бы сейчас. Он медленно выдвигает из колоды ещё одну карту. Все, затаив дыхание, ждут развязки. Он вытаскивает карту, переворачивает её - эх, не повезло! Король! Четырнадцать очков. Ну, теперь пан или пропал - надо брать ещё! Его напарник, зажавший сейчас в кулаке свои две карты, напряженно смотрит, как из колоды, с неумолимостью рока, выдвигается ещё карта. Одно у него сейчас желание - туза бы тому, десятку, девятку, - всё равно, лишь бы перебор! Впрочем, и восьмёрки хватит, чтобы тому перебрать. Но… Что это? Семёрка? Нет-нет…
- «Очко», - банкомёт торжествующе хлещет последней картой по столу.
Игрок в смятении. Он бросает свои карты на стол - точно, пятнадцать очков там всего - отсчитывает деньги.
Очередь Венера.
- Ну, давай, Венерка, покажи класс, - широко улыбается худощавый парень. Ему весело - банк вырос уже почти втрое.
Венер осторожно раскрыл ладонь, глянул - десятка! Лучшего и желать нельзя. Тут уж не мелочиться…
- На всё…
И проиграл! В банке семьсот рублей и в кармане у него столько же. Подумаешь! Сейчас отыграем…
Банкомёт мог уже «стучать», но не стал. Фартит ему, так почему бы ещё банк не поднять?
При удачной игре банкомёта и рисковых игроках, не мелочащихся на ставках, банк при игре в «очко» растёт очень быстро. Так было и на этот раз. Через десяток минут на столе - гора денег. Пять тысяч рублей! Это большая редкость для наших игроков - такой банк. Богатых людей среди завсегдатаев «казино» нет, проигрыш или выигрыш в пятьсот рублей уже ощутим для каждого. Вокруг третьего стола тут же собирается толпа зрителей, оставив на время свою «азу». Всем интересно, чем закончится такая крутая игра.
И вот - «стук». Закончится круг, когда все игроки сделают лишь по одной ставке, и всё, что останется после этого в банке, заберёт банкомёт. Это будет его выигрыш. И зависеть он будет от того, как сыграет каждый. В конце круга от большого банка может ничего не остаться, а может стать и наоборот - возрастёт он многократно. Ну - что? Играем?
Перетасовали карты, подрезали, как положено, можно раздавать. И вот уже у каждого по карте в руках - игра началась!
- На сколько?
При «стуке» ставки большие. Ведь в банке - деньги, проигранные игроками. И сейчас - последний шанс их вернуть, да ещё и сверх того заработать, если повезёт. А нет - так и ещё добавишь к чужому выигрышу.
- На сколько? - банкомёт ждёт, он готов дать игроку вторую карту, но пока ставка не сделана, этого не будет. А у того хорошая карта - туз, но денег в кармане мало, всего двести рублей осталось. Эх! Ладно… Давай на двести…
Все, кроме банкомёта, разочарованы. А тому уже и новых выигрышей не надо, лишь бы этот банк хоть частью сохранить. Пусть игрок выиграет - двести рублей не жаль.
И как назло тому, к первому тузу тут же пришёл второй! «Красная Москва»! Такое же, по сути, «очко». Выигрыш!
Вокруг вздохи и пересуды.
- Шёл бы, дурак, на всё…
- Эх, пролетел…
- А банк хороший…
- Ну, а перебрал бы? Пять тысяч?
- Да-а, заранее не угадаешь…
Игрок уже и выигрышу-то не рад - жаль упущенной возможности. Молча берёт он из банка двести рублей, отходит в сторону. Эх! Не мог хоть тысячу поставить! Вон у Славы взял бы… Дал бы тот. Не повезло… Эх, прошляпил удачу…
А банкомёт уже хищно смотрит в лицо второму игроку - сколько поставит тот? А у того деньги есть, только что с вахты северной прилетел он, кое-что на карты да пивко от жены заначил - да карта плохая! Да впрочем… Может, потом пойдёт?
- На всё! - и как будто оборвалось у него что-то внутри после этих слов - мосты сожжены, путей отступления нет. Теперь - только победа!
Банкомёт тоже заволновался. Жаль будет, если противник сорвёт такой большой куш. Ну, а если проиграет? Ох, войдёт сегодняшняя игра в историю всех райцентровских «дурбаз», ох, войдёт…
Вот уже вторая карта в руках у игрока. Банкомёт по лицу соперника пытается определить - что там? Но бесстрастен опытный игрок, только судорожно мечущийся по горлу кадык - туда-сюда, туда-сюда - выдаёт его. А-а, нет там пока ничего!
Но преждевременна радость банкомёта. Берёт игрок ещё карту и сразу - как выключили - стал кадык на место! Двадцать очков у него! Верная победа!
- Играй сам, - хрипит он.
И тут - чудо! Шестёрка! Семёрка! Восьмёрка! Хлесть! Хлесть! Хлесть! Как гвозди в душу вбил! «Очко»! Всё…
Игрок потерянно смотрит на свои карты. Проиграл… Нет в жизни счастья…
В банке уже почти десять тысяч рублей. Всё внимание теперь - Венеру. Он последний, кто сможет сорвать часть этой огромной суммы - а ну, как и всю? - или добавит к груде денег ещё и своих. Ну, ну, давай - народ ждёт зрелища!
Все смотрят на Венера. У того в кармане шесть тысяч рублей - принёс из дома. Это последние, что остались от предыдущего сезона. А до нового далеко, да и состоится ли он ещё? Не пора ли закрывать лавочку? Такие мысли всё чаще приходят ему в голову за последнее время… Но сейчас надо играть…
Все смотрят на Венера. А у того в руках - всего лишь шестёрка. Не та карта, что нужна для большой ставки, совсем не та! Но - хватит уж банкомёту выигрывать! Что-то больно уж везёт ему сегодня. Венер игрок опытный, он знает - в картах гарантий нет. Вот-вот отвернётся от того фортуна, улыбнётся другому. Не ему ли? В этом ведь и состоит счастье игрока - угадать этот момент, первому оказаться на пути удачи. Сумел - увидишь небо в алмазах, нет - реви, хоть залейся. На то игра. А она слезам не верит, проигравших не жалеет, никому дела до тебя уже нет…
Все смотрят на Венера. А-а, чего там! А ну - рискнём! Всего лишь деньги - как пришли, так ушли! А карта не лошадь, и к утру повезёт! А ну - встряхнём душу!
- На всё, - спокойно говорит он. - Шесть тысяч вот, - Венер достаёт деньги, кладёт на стол, - а остальные в долг. Согласен?
Банкомёт согласен. В случае удачи его выигрыш составит почти двадцать тысяч рублей! Да ему за эти деньги на своей пилораме почти год брёвна ворочать. Ну и отказывать здесь тоже не принято, тем более, Венер здесь хозяин. Он достаёт из колоды вторую карту…
Все затаили дыхание. Тишина полная. Венер набирает карты. На его лице - маска. От него-то уж ничего не узнаешь. Четыре карты взял он и уже с третьей все - а особенно банкомёт! - ждали, не перебор ли? Но нет…
- Хватит, - спокойно говорит Венер. Ох, как тяжело даётся ему сейчас это спокойствие! Внутри - буря! Банк большой, а очков у него - всего семнадцать. Нельзя больше брать, нельзя, переберёшь, это он чувствует так осязаемо, что ни за какие блага не взял бы сейчас ещё карту! Но и с такими очками надежды мало. Только одно спасёт его поражения, только одно - перебор банкомёта. А тот уже открывает карты себе. Все впиваются в них глазами…
Открыта первая карта, та, что взял себе банкомёт в начале игры, и что лежала пока перед ним, ждавшая своего мгновенья. Туз! Венер холодеет, В горле комок - и не проглотить его, проклятого! Ничего, ничего… Банкомёт медленно вытаскивает вторую карту - ту, что могла бы быть его, Венера, если бы взял он тогда ещё. Ну-ка, что там? А там король - подвела его интуиция! Ведь «очко» у него было бы сейчас, «очко», «очко»! Ах, как жаль, как жаль, что не взял…
Но - заволновался теперь сам банкомёт. Пятнадцать очков у него. На них не остановишься, а каждая карта сейчас грозит перебором. Но надо брать…
Кажется, целую вечность вытаскивал он её, под напряженными взглядами, из колоды. Перевернуть, бросить на стол на всеобщее обозрение - нет сил. Какие-то секунды он держит её в дрожащей руке, но секунды эти вместили для соперников сейчас столько эмоций, сколько другой не переживёт и за годы. Бешено колотятся их сердца, тугими толчками проталкивая кровь сквозь залитые адреналином сосуды - ну, что там? Что? Карта с тихим шелестом падает на стол…
Туз? Туз… Туз!!! Банкомёт не верит… Нет, ну как же… Он закрывает скривившееся лицо руками…
Венер принимает поздравления. Огромное чувство облегчения - первое, что испытал он при виде выпавшего из рук банкомёта крестового туза! А следом - радость победы. Он выиграл!
- Всех угощаю за счёт заведения, - возбуждённо кричит Венер, - айда, ребята, выпьем…
Шумной толпой игроки обступают стойку. Все обсуждают перепетии состоявшейся игры. Годы пройдут, но никто из зрителей, даже и бросивший к тому времени карты - плохая это всё таки страсть - не забудет этой игры, этого крестового туза, выпавшего из дрожащей руки банкомёта, враз потерявшего радость бытия. И, тем более, не забыть этого самим участникам. Ох, и пощекотали нервы…
Венер открывает бутылки с пивом, водкой, ставит на стойку стаканы, рюмки, открывает банки с консервами, режет на тарелках колбасу, достаёт из холодильника бутерброды с сыром. Ах, как приятно залить возбуждённые нервы хорошей порцией спиртного! И все свои кругом, все с понятием, все переживают те же чувства. Великая вещь - корпоративная солидарность…
- Вот послушайте стихотворение, - пытается привлечь к себе внимание один из игроков, с рюмкой в одной руке и вилкой, на которую насажен приличный кусок буженины, в другой, - вчера ночью сочинил. Про нас! - торжественно говорит он.
Его никто не слушает, но он, притащив стул, взгромождается на него, начинает читать, стараясь перекричать общий шум.
Маленький домик в сторонке стоит,
Свет там в окошках часто горит,
Это та самая «дурбаза»,
Где процветает наша «аза»…
Постепенно шум стихает, внимание отдано «поэту», а тот и рад. Деньги хоть и проиграл, чуть ли не весь аванс, так хоть напьётся «на халяву». Да стихами душу облегчит. И продолжает:
А теперь давайте глянем,
Кто играет за столом,
Кто картишки уважает,
Для кого «дурбаза» - дом!
Все слушают, смеются, подбадривая того одобрительными выкриками. «Поэт» же начинает в коротких четверостишиях рассказывать о каждом, кто обступил сейчас стойку, каждому даёт меткую характеристику:
Вот Раиль - играет смело!
Любит по мастям пройтись!
На «тройник» нарвётся если,
Сразу знает - не спастись!
Все хохочут, а больше всех - сам Раиль. Ему явно понравилось услышанное о себе слово. Теперь уже каждый ждёт, что скажет «вития», забравшийся на стул, и весьма довольный всеобщим вниманием, дальше, надеясь и про себя услышать что-нибудь приятное. А тот старается вовсю:
Вот Сергей - игрок отличный,
Не возьмешь его нахрапом,
«В лоб туза» дает прилично,
Нет козырных - кроет матом!
- Ну, уж и матом! - кричит довольный Сергей. - Я и слов-то таких не знаю…
Долго перечисляет игроков, не забывая почти никого из присутствующих, доморощенный «поэт», подмечая довольно точно манеру игры каждого. И, наконец, заканчивает весьма патетически:
Играем мы не из-за денег,
Не суща меркантильность нам.
Другое тут - игры стремленье
Иную радость дарит вам…
Аза! Как много в этом слове
Для сердца нашего слилось!
Как много в нём отозвалось!
Его обступают, хлопают по плечам, предлагают выпить. Он счастлив. О том, что надо будет скоро идти домой, где с нетерпением ждёт его с авансом, которого, увы, уже нет, раздражённая, начинавшая подозревать что-то нехорошее, жена, он старается не думать. А-а, подумаешь, аванс! Да хрен с ним! Зато какие кругом люди хорошие, душевные, как он время прекрасно провёл сегодня! Эй, налей-ка ещё…
- Слышь, Венер, - пробирается к хозяину другой игрок, со стаканом пива в руке, - рэкетиры тебя не достают ещё?
У того враз схлынула с души радость. Как ведро воды на голову вылили.
- Нет… А с чего это ты спросил вдруг?
- Да я в газете читал сегодня, что в Уфе какие-то студенты решили под бандитов «поработать», а их поймали…
- Ну и что? Я здесь причём?
- Так они не в городе дела-то свои обделывали, - не спеша потягивая пиво, говорил собеседник, - а по сёлам ездили. Узнают, где, например, кто-то не совсем законно деньги зарабатывает, ну и вымогают. А кто-то и заявил на них… Почитай, интересно. Один там даже шрам себе на морду приклеивал. На артиста он учился, что ли…
Шрам? Венер напрягся. Неужели те самые? Вот это… Вот это было бы да!
- В какой газете читал?
- Ну, в нашей, в центральной…
Через пару минут Венер нетерпеливо вытаскивал из почтового ящика промокшую газету. На улице было уже темно, шёл второй час ночи, и он, быстро забежав на веранду и включив свет, стал читать там. Так, где же это? А-а, вот! «Криминальная хроника». Так… «…организовали преступную группу из трёх человек и в течение двух месяцев путём вымогательств под угрозой насилия завладели крупной суммой денег, полученных ими от предпринимателей некоторых сельских районов, расположенных недалеко от Уфы. В свои жертвы они выбирали тех, кто и сам находился не в ладах с законом, скрывал доходы, занимался недозволенным бизнесом. Поэтому и в милицию пострадавшие обращаться не спешили…». Так-так, а что ещё важного в заметке-то этой? Ага - вот! «…для своих выездов в районы они использовали машину брата одного из них - предпринимателя. Чёрный джип «Чероки», как нельзя лучше, подходил им для антуража…». Так, а где про шрам, про шрам где? «…выучили жаргон, подобрали соответствующую одежду, натренировались в походке, манере общения. Один из них, играющий роль «главаря», даже наклеивал себе на лицо большой шрам, взятый им из реквизита студенческого театра, где он являлся активным участником художественной самодеятельности».
Они! Венер радостно захохотал! Уже по инерции он дочитал заметку: «…что толкнуло молодых людей из благополучных семей, хорошо успевающих в учёбе и активно занимающихся спортом, на преступный путь? Пока ясно одно - с учёбой им придётся расстаться. Их теперь ждут другие институты - следствие, суд, заключение…»
Словно гора, огромная гора, тяжёлым грузом давившая на плечи Венера всё последнее время, свалилась с него. Мир снова обрёл свои яркие краски…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Дожди кончились так же неожиданно, как и начались. Вот уже два дня, как снова ярко сияет над селом солнце, быстро высушивая промокшие просёлки. Ну, а асфальту просохнуть - всего час нужен.
Венер, Сергей и Коля собрались на совет с утра пораньше. Засели в чулане, задумались. Дума у них одна - как вернуть свой клад, в который уже раз ускользнувший из их рук. Настроение хорошее у всех. Причиной тому - газетная заметка о мнимых «бандитах», вымогавших у двоих приятелей деньги. О ней рассказал Венер ещё вчера, с раннего утра обежавший друзей с хорошей новостью. Ну, вот и хорошо, вот и ладно, одной заботой меньше. И вчера же, после того, как сообщил им Венер, что «бандитов» можно больше не ждать, поставил Коля жёсткое условие - если клад добудут, то всё разделят поровну. И не хочет он больше ничего слушать! Что ж, те согласились… Кольку не переспоришь, если он в чём упрётся. Тем более, что стараются они для успеха все одинаково, какие ещё усилия потребуются, неизвестно, так что пусть будет по его - поровну, так поровну…
Коля обводит всех взглядом. В глазах у него - твёрдая решимость добиться цели.
- Я знаю, что надо делать, - говорит он.
Венер с Сергеем с интересом смотрят на него. Ну-ка, ну-ка! Что он там придумал? А то самим что-то ничего в голову не приходит…
- Силовая акция… - со значением говорит Коля.
Друзья молчаливо удивляются.
- Да-да! Ничего больше не подходит! Ни явно, ни тайно, ничего мы там сделать не сможем. Остаётся одно - вооружённое нападение…
- А где оружие-то? - вяло интересуется Сергей, но вдруг вскакивает, как подхваченный пружиной, - а пулемёт-то наш? А?
Коля улыбается - Сергей угадал его замысел. Заволновался и Венер, ему тоже понравилась эта мысль.
- Точно! Хватит нам бегать от него! Пусть сам теперь побегает…
История с пулемётом началась давно - больше десяти лет назад. Однажды летом они, тогда ещё подростки, раскапывали старые окопы. Многие поколения мальчишек за десятки лет раскопали здесь уже все, что возможно, так что им, кроме стреляных гильз уже ничего не попадало. Но под самый конец, когда разочарованные, хотели они уже всё бросить, неслыханно повезло. Нашли они ручной пулемёт, почти идеально сохранившийся с тех пор, как бушевали здесь нешуточные страсти гражданской войны. Никому ни слова ни сказали они тогда о своей находке, поиграли с оружием, смазали, как сумели, вновь закопали, теперь уже в другом, только им приметном месте. В последующие годы ещё пару раз выкапывали они пулемёт и, насладившись общением с оружием, вновь предавали его земле. Последний раз - накануне ухода Сергея в армию. Жалко было отдавать прекрасно сохранившийся раритет в краеведческий музей, приятно было и сознавать, что есть у них своя тайна - вот и держали оружие в земле, никогда не думая о том, что может придти время и пулемёт сможет сослужить им хорошую службу. И вот - время пришло…
- А сделаешь, Серёга? - спросил Венер приятеля, - стрелять будет?
Тот уверенно кивнул головой. В последние годы мир металла открывал ему всё больше своих тайн, все доступнее и проще становилась любая работа, с ним связанная. Инструмент, смекалка, умелые руки - и старый пулемёт вновь превратится в грозное оружие!
- Гильзы только нужны, - сказал он, обращаясь к друзьям, - винтовочные гильзы, там калибр один. Хоть штук десять - на короткую очередь. Шаг я рассчитаю, ленту из брезента сошью, капсули от охотничьих патронов подберу, порох есть. Вот гильзы только…
- А пули?
- Зачем? Холостые патроны сделаем. Нам ведь только попугать. А ты что - убить кого-нибудь хочешь, что ли?
- Да ну! Не подумал просто. Конечно, холостыми пойдёт…
Коля довольно потёр руки, сказал:
- У меня в классе есть ученик один, так вот, он коллекцию из гильз собирает. Приносил в школу один раз. Каких только нет… Схожу-ка я к нему…
- А мы на Второй, за пулемётом… - ребята засобирались. Нашлось дело - нечего сидеть.
- Да посмотрите там, много ли гравия убыло? - сказал Коля. - Мы налёт устроим в самый последний момент, чтобы перекапывать поменьше было…
Красный «Запорожец», по быстро подсыхающей на жарком солнце дороге, помчался на Второй Иняк…
Винтовочные гильзы в коллекции юного любителя оружия нашлись - целых двенадцать штук. Без особого энтузиазма отдал он их своему учителю, так и не поняв, для чего они ему понадобились. Но пообещал твёрдо Николай Викторович, что вернёт. Как тут откажешь? Сколько ещё учиться-то…
Приятели, оставив машину чуть ли не у пруда, тихонько пробирались берегом реки к ненавистному дому. Вот он всё ближе, ближе… Венер вытащил из кармана маленький театральный бинокль. ..
Эх, знали бы они сейчас, какой мощный «цейс» держит в руках хозяин дома, обозревая окрестности с чердака одной из башенок. Давно заметил он крадущихся по кустам двух злоумышленников, узнал в них тех - бегущих тогда по дороге - возбуждённо ждал, когда подкрадутся они к дому поближе, крепко, до боли в пальцах, сжимая в кармане удобную рукоять «макарова». Попались, сукины дети! Сейчас, сейчас… Он заприметил место, где в кустах окончательно засела в дозор парочка врагов, суетливо заспешил вниз…
Венер и Коля спокойно сидели в кустах ивняка, растущего по краю леса, как раз напротив дома, к которому отходила от просёлка уже набитая за лето плотная дорожка. До стройки отсюда было всего-то с сотню метров. Вот из-за угла, не спеша, вырулила синяя иномарка…
- Смотри, опять он куда-то поехал. Сейчас сходим, на гравий посмотрим, - сказал Венер.
Сергей не ответил, только кивнул головой, да пониже пригнулся в кустах, чтобы тот, как будет проезжать, не заметил их.
Но «Опель», вырулив на просёлок, вдруг резко затормозил. Водитель выскочил из машины. В руке у него был пистолет! Ребята, не мешкая, кинулись в лес…
- Стой, сволочи! Стой, стрелять буду! - преследователь бежал всего в десятке метров позади них. Ребята, с треском ломая кусты, мчались, не разбирая дороги. Вот они выскочили на полянку на берегу речки, мигом перемахнули её и вот уже они - спасительные густые заросли! Но…
Выстрел гулко ударил прямо за их спинами! Ещё один! Всё…
Коля сидел в чулане, перебирал старые винтовочные гильзы. «Вот интересно, - почему-то вертелось у него в голове, - убили кого-нибудь из этого патрона? Или из этого?» Он пересыпает, отливающие старой латунью, гильзы из ладони в ладонь, пытается представить, каково это - слышать свист пролетающих мимо пуль. «А свою пулю, говорят, не услышишь, - думает он, - не успеешь услышать.». И с остро подступившей к сердцу жалостью вспоминает погибшего в армии одноклассника…
…Сергей с Венером услышали свист пуль. Стрелял преследователь с одной целью - запугать, заставить остановиться. И это ему удалось. Как на стену налетели ребята. Всё. Некуда бежать…
- Стоять на месте! - Вениамин Алексеевич, держа двумя руками пистолет на уровне своих глаз, переводя ствол с одного на другого, осторожно подходил к пойманным врагам. Оружия у них, кажется, нет. Но не расслабляться, не расслабляться… Сейчас всё расскажут…
Но вдруг по глазам пленников, к которым подошел он уже почти вплотную, понял - что-то происходит у него за спиной. Исчез из их глаз страх, заблестели в них весёлые искорки, загорелись они надеждой. С чего бы это? Он хотел обернуться - что там? И не успел…
- Брось пистолет. Ну! - и в спину, прямо напротив сердца, ткнулось что-то острое, да так, что по коже сразу потекла струйка горячей крови. Что же это…
- Брось!
Пистолет упал в траву.
- А теперь в сторону. Восемь шагов, быстро…
Человек, только что бывший хозяином положения, понуро отсчитывает шаги. Вот влип! Он оглядывается, с удивлением и злостью смотрит, как какой-то бородач, в лихо заломленной на затылок армейской кепке, нагибается за его оружием. Он видит, как радуются ребята, как подмигивает им бородатый бродяга с арбалетом в руках. Вот оно что - целая банда сплела вокруг него заговор, заманила в ловушку. Пропал, ни за грош пропал…
Александр с интересом повертел в руках пистолет. Трофей! А на что он ему? Лучше вернуть, от греха подальше, хозяину. На одной реке живем, зачем же вражду затевать? Инцидент-то, вроде, исчерпан? И он, вынув из рукояти обойму, выщелкнул из неё все патроны, размахнулся, швырнул их веером по поляне.
- Забери свой пугач, да на людей-то больше не кидайся, - Александр бросил оружие хозяину, и вдруг - а тот уже поймал пистолет! - понял свою ошибку! Патрон в стволе! Не подумал про него! Эх! Дурак… - это была последняя мысль, промелькнувшая у него в голове…
Всё произошло мгновенно. Вениамин Алексеевич поймал пистолет так ловко, что можно было подумать, будто тот сам влетел ему в ладонь и вновь с благодарностью ощутил на спусковом крючке палец хозяина. И не сплоховал стрелок, не забывший о единственном заряде, вжатым в патронник, и только ждавшим удара бойка! Вот она - судьба! Не теряя ни секунды, не задумываясь, он тут же выстрелил бородатому арбалетчику прямо в лоб…
А Коля всё перебирал и перебирал старые гильзы. О драме, разыгравшейся сейчас на Втором Иняке, он не мог даже догадываться - откуда? Какие-то смутные, непривычные мысли бродили в его голове, навеянные видом старых гильз… Оружие… Человек любит оружие. Он любил его всегда, во все времена, любит его и сейчас. Оружие спасает, оружие убивает. Ещё одно из противоречий, разрешить которое невозможно. Тысячи оружейных заводов день и ночь клепают свой смертоносный продукт. Вот и пуля уже отлита, вот и патрон снаряжён - начинается медленное, невидимое глазу, неподдающееся никакому просчету неумолимое движение к цели. А где она, цель? Может быть, просто мишень в тире, а может, стеклянная бутылка, вдребезги разлетающаяся от меткого выстрела на каком-нибудь пустыре или свалке, где решил стрелок в компании с такими же любителями оружия снова проверить свой глаз и набитую руку. Пулевая стрельба - есть ли на свете занятие азартней? И летят пули к цели…
Но не всегда безобидна мишень, не всегда только спортивный азарт движет стрелком. Обида, ревность, страх, ненависть, зависть, злость - не дай Бог, чтобы человеку, обуянному этими страстями, попало под руки оружие. Тогда цель - только сердце! Живое человеческое сердце, которое и ведать не ведает, что всё - оно лишь цель! И нет стрелку, с ослепшей на время душой, дела до того, что вмещает оно в себя целый мир, что сказка, которой является человеческая жизнь, рассказывается лишь раз. Оно лишь цель! А этот мир, этот солнечный свет и звёздное небо, эту свою память о прошлом и мечты о будущем - пусть заберёт с собой. Этот мир рождается вместе с человеком и умирает тоже вместе с ним. Он уже привык. Что ему - смерть одного…
Молча стоят ребята на краю поляны, потрясённые увиденным. Ни шага сделать, ни рта раскрыть… Молча стоит стрелок, опустив руку с пистолетом, из ствола которого тонкой струйкой медленно тянется чуть видимая нитка дымка. Это его тысячный, наверное, выстрел. Но так - в человека - первый… И ему тяжело…
А солнце светит, всё вокруг по-прежнему радуется хорошему тёплому дню. Поют птицы, порхают бабочки, перелетая с цветка на цветок, которых не так уж и много сейчас, в середине августа. Мир живёт своим обычным распорядком. Только завоет сейчас в километре отсюда осиротевший пёс, бросит никому не нужный теперь лагерь, и побежит вверх по реке, ведомый сам не зная чем. Найдёт тело хозяина, радостно завиляет хвостом, обежит его не раз и не два, лизнёт горячим шершавым языком в холодеющее лицо и, заглядывая в хмурые глаза стоящих рядом людей, вдруг поймёт своим собачьим сердцем всю непоправимую тяжесть свалившегося внезапно горя. Да вскрикнет где-то, от неожиданно защемившего сердца, женщина и, не зная ещё ничего, поймёт - всё, теперь уже всё...
И не будет больше ничего - ни построенного дома, ни посаженного дерева, ни новой книги, ни протянутых навстречу детских доверчивых рук… Всё…
Молча стоят ребята на краю поляны, постепенно приходя в себя. Молча стоит стрелок, всё ещё переживая свой выстрел. Молча стоит и Александр, опустив руку с арбалетом…
Постойте! Как - стоит? Не может стоять человек с пулей в голове. Давно уж нужно ему упасть на тёплую землю, в последний раз взглянуть на голубое бездонное небо, последним судорожным усилием сжать в кулак пальцы, не чувствуя уже в них никакой силы…
Но ведь нет, нет в голове пули! Промахнулся стрелок, дрогнула у него в последний момент рука, свистнула пуля мимо виска, ударила в ствол стоящей сзади ольхи и, теперь уже лишенная своей грозной силы, застряла в нём, на сантиметр не достигнув противоположного края.
Александр взглянул в лицо человека, только что стрелявшего в него в упор. Минуту назад искаженное ненавистью, оно не выражало сейчас ничего, кроме растерянности, и, похоже, даже раскаяния.
- Уходи… - только это и сказал. Он хотел сейчас одного - чтобы не видеть этого человека. Он понял, почему тот стрелял, и тут же простил его. Но видеть больше не хотел…
Вениамин Алексеевич шёл, чувствуя спиной, как жгут его взгляды оставшихся на поляне людей. Противоречивые чувства бушевали сейчас в нём, но сознание чуть не совершённой непоправимой ошибки брало над остальным верх. Дурак! Зачем стрелял, зачем? Ковбой канзасский! А если бы попал? Что потом? Тюрьма! Зачем тогда строил дом, заводил семью, растил детей, преодолел столько трудностей? На минуту не сдержал эмоций - и всё! Убийца! И не защищая себя, убил другого, не на войне, воюя за свою Родину, даже не мстя за смерть близких или поруганную честь! Нет! За то, что не захотел признать поражения в минутном конфликте, самим же им и спровоцированном. Что скажет тебе твоя совесть? Разве сможешь ты после этого радоваться жизни? Строить планы? Мечтать? Любить? Желать самому себе счастья? Надеяться на хорошее? …Нет, ты не одного человека убил, а двух. Второй - это ты сам…
Всё это вихрем пронеслось в его взбудораженном мозгу. А следом - радость, огромная радость оттого, что этого не случилось. Он промахнулся! Промахнулся! Он может жить с чистой совестью!
Вениамин Алексеевич, уже скрывшийся за кустами от глаз оставшихся на полянке людей, сильно размахнулся, и бросил пистолет в сторону реки. Там булькнуло. Попал на этот раз…
Александр вынул из рюкзака мачете, стал вырезать из ствола ольхи пулю. Его била нервная дрожь, пришедшая на смену возбуждению короткой схватки. Ребята молча стояли рядом. Вот, наконец, тяжёлый цилиндрик в оболочке из цветного металла мягко упал ему на ладонь.
Пуля, чуть сморщившаяся от удара, будто собиравшаяся чихнуть, мирно лежала на его руке. Ни ребята, ни он не могли оторвать от неё глаз…
А Коля в своём чулане всё перебирал и перебирал стреляные старые гильзы, не в силах оторваться от своих грустных мыслей. Но зазвенел в глубине дома телефон - вырвал его из цепкой паутины печали. Он поспешил в комнату.
- Да? - Коля снял трубку.
Телефон был старый, ему было гордо больше лет, чем самому Коле, он весело названивал здесь ещё задолго до его рождения. Отец Коли - начальник средней руки - установил его «по блату» в самом начале «застойных» советских времён. Давно уж, к десятку лет подходило, как не стало Советского Союза, давно от внезапного сердечного приступа умер отец, а телефон всё так же исправно нёс свою службу. Конечно, можно было установить новый аппарат, но зачем? Любил Коля старые вещи, несущие на себе печать ушедшего времени. Телефон помнил голос отца - уже только за одно это его можно было хранить всю жизнь, как действующий экспонат своеобразного домашнего музея. И хоть появились у аппарата уже кое-какие старческие недуги - глуховат стал да щепеляв - всё ему прощал Коля…
- Да? А-а - здравствуйте! Узнал, конечно, узнал… Да, тоже первое сентября с нетерпением жду, надоело дома…
Звонил директор школы, в которой успешно учительствовал Коля. Сквозь треск помех и шум в мембране, он всё же сразу уловил суть дела, по которому звонил директор.
- …да знаю, знаю я такого человека. Друг у меня есть - он сможет. Он в армии как раз этим и занимался, я помню, он рассказывал. Да точно это, точно! Никого больше не ищите, мы всё сами сделаем… Да, на днях… И вам всего хорошего…
Коля положил трубку. Глаза у него горели, в голове роем клубились обрывки возбуждённых мыслей, быстро складываясь в дерзкий план предстоящего налёта. Ах, как вовремя позвонил директор! План нападения на дом, где под грудой постепенно убывающего гравия лежала старая сумка с их золотом, теперь можно было считать идеальным. Шансы на успех возросли многократно…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
- Да-а… повезло тебе. Сколько, говоришь, метров-то было между вами? - Игорь, сидя у костра, над которым весело побулькивал закипающей ухой большой черный казан, повернулся к Александру. В руке он держал ту самую пулю, внимательно её до этого осмотрев и ощупав.
- Что? А-а… метров пять-шесть, наверное, - задумчиво ответил тот. Он чистил для варева картошку. Лук же уже был и почищен, и порезан, он толстой горкой лежал на фанерной дощечке на краю стола. Друзья собирались поужинать…
С того злополучного вторника, когда впервые в жизни - и не дай Бог больше бы никогда! - увидел Александр направленное на себя оружие, ощутил ужас неминуемой - вот она, рядом - смерти, прошло три дня. Вернувшись в свой лагерь, он, взволнованный до крайностей только что пережитым, более чем крепко выпил, проспав потом чуть ли не до обеда следующего дня. Алкоголь и сон сделали своё - от пережитого шока не осталось и следа.
- А чего ты там ошивался-то тогда? - вновь спросил Игорь, - вроде раньше туда не ходил…
- Да я голавля искал… К концу лета голавль все выше по речке поднимается, до Иванова лаптя, до Белдышева доходит. Ты не знал этого?
- Да я рыбак, что ли? Учусь только…
- Вот теперь знай…
Александр взял следующую картофелину, аккуратно стал снимать с неё тонкий слой кожуры. Это было непросто, картошка была прошлогодней, изрядно поддрябшей. «Надо будет в деревне завтра свежей картошки купить, - подумал он, - наверное, уж копает кое-кто и нынешнюю…».
- А ведь мог и попасть… - Игорь всё вертел в руках пулю. - Слышь, Саша, а кто бы тебя тогда хоронил, а? Родня-то есть? Оставь хоть адресок, а то придётся мне одному надрываться… - он засмеялся.
Александр тоже улыбнулся. Хороший у него сосед и с юмором у него тоже всё нормально. Характер только слабоват. Ну не повезло с женой - чего ж теперь, сразу на дерево? Нет, это не выход…
- Я женюсь нынче, - вместо этого сказал он, бросив последнюю картошку в кастрюлю с водой и вытирая руки о лежавшую тут же на столе тряпку.
- Во-о? - удивился Игорь. - А я думал, мы с тобой тут ещё не одно лето бомжей погоняем… Ну, и на ком?
- Тут, в райцентре, девушка у меня была раньше. Вот на ней и женюсь. На свадьбу-то придёшь?
- Не знаю, - растерялся Игорь. Он подошел к столу, отдал пулю, - вот, возьми… Сохранишь на память?
- Да к хрену такую память, - Александр размахнулся и бросил пулю подальше в кусты. - Ну, как? Придёшь, нет?
- Да у меня и надеть-то нечего, - собеседник неуверенно поскрёб заросший щетиной подбородок, - да и подарок ведь нужно, наверное, а?
- Сам придёшь, вот и подарок, - засмеялся хозяин. - Давай, цеди бульон, мелочь, кажется, сварилась…
Вдруг Филька вскочил и, натянув поводок, залаял в сторону речки. Тут рядом был переход-брёвнышко, перекинутый с берега на берег. От него тропинка через кусты вела свой путь прямо к лагерю Александра, а затем, перебежав полянку, петляла вдоль заросшего берега прямо к пруду. Значит, кто-то идёт. Александр привстал, вгляделся. Бомжи теперь не сунутся, но всё же… А-а, вот кто это! Он широко заулыбался - из кустов вышли Гера с Володей, его старые друзья. За лето они уже пару раз навестили его, всегда подгадывая к вечеру, и оставаясь потом на всю ночь. Вот и сейчас объёмистый пакет, который они несли с собой, говорил о сёрьёзности намерений…
После взаимных приветствий Александр представил Игоря.
- Вот, знакомьтесь, сосед мой. Да вы про него слышали. Вон на дереве он живёт…
Володя с Герой переглянулись. Первый был уже навеселе, что выдавала широкая улыбка, ни на минуту не сходящая с его лица.
- Очень приятно, очень приятно, - затряс он руку Игорю, а сам, тем временем отвернувшись, пробормотал как бы про себя, но так, что слышали все, - а не кусается он, часом, а?
Игорь вырвал у него руку, обиженно посмотрел на шутника, но Александр, похлопав его по плечу, поддержал:
- Не обращай внимания. Это у него юмор такой…
Игорю шутка всё же не понравилась, он отошел к костру, стал цедить бульон. Мелкую рыбу, на котором он был сварен, отдадут собаке, а его заправят овощами, специями и порционными кусками карпа, которого сумел Александр выловить вслед за тем - первым. Этот, правда, был поменьше, но тоже хорош. Уха должна выйти замечательной. Хорошо, что товарищи пришли, а то вдвоём бы им с Игорем такого жирнягу сроду не съесть…
Гости стали распаковывать свою поклажу, раскладывая на столе продукты. Последними были бережно вынуты бутылки с водкой.
- Этого «отошьём»? - Володя незаметно кивнул на Игоря, возящегося возле костра.
- Тише ты… - хозяин несильно ткнул ему в бок кулаком. - Это мой товарищ. Познакомишься с ним поближе - и твой будет. Парень он хороший, чего ты к нему привязался?
- Новый друг лучше старых двух, да? Ладно… - Володя быстро смирился с мыслью, что вечер придётся провести в компании с малознакомым человеком, почему-то совершенно не внушавшему ему доверия. Но Сашка зря не скажет. Что ж, посмотрим, что за гусь…
Гера, между тем, сел за стол, невозмутимо закурил. Приятно или нет, было видеть ему здесь человека с Большой Ивы, определить было невозможно.
- А письмо-то, Герка, письмо… - вдруг спохватился Володя. - Письмо-то отдай…
Какое письмо? Александр удивлённо посмотрел на сидевшего за столом приятеля. Никаких писем он не получал уже давно, да и адреса, куда можно было бы писать, у него уж девять лет, как не было.
Гера так же невозмутимо вытащил из-за пазухи почтовый конверт, протянул хозяину. Тот с недоумением взял, прочитал адрес, удивился ещё больше. Ровным почерком там было написано всё честь по чести, как всегда пишут на конвертах - индекс, республика, район, село, но вот только вместо улицы с номером дома и фамилии адресата стояло «речка Второй Иняк, человеку с бородой, живущему в автомашине «УАЗ». Обратный адрес тоже был необычен: «триста сорок пятый километр трассы Пермь - Когалым».
- Так это же, наверное, от Марата, - догадался хозяин. - Смотри, и дошло! - засмеялся он. - Как Ванька Жуков на деревню дедушке писал, помните? Так и он мне на Второй Иняк…
- Шиш бы оно дошло, если бы не я, - заулыбался Гера. - Вчера зашёл на почту, за газ заплатить, а там смотрю - никто не работает, смеются, да письмо это таскают, друг другу показывают. Спросил - показали. Давайте, говорю, передам…
- Отдали, не спорили?
- А чего им? На, говорят, бери, куда его еще-то. Про тебя спрашивали, кто, мол, такой, да что там делает? Про этого, - он кивнул на Игоря, - тоже спрашивали…
- А ты чего?
- Да чего… Про того, кто на дереве живёт, ничего не знаю, сказал, а бородатый этот, кому письмо - известный учёный из Москвы, ларинголог, наших птиц изучает…
- Орнитологи птиц изучают, а не эти… как ты сказал-то? - Володя смешливо уставился на него.
- Да какая разница? Им, что орнитолог, что букинист… Навешал им лапши на уши и ушёл…
- И что, поверили?
- Да вроде. Теперь смотри, Саша, как бы к тебе корреспондента с районной газеты за интервью не подослали… - закончил Гера со смехом.
Все тоже засмеялись. Александр торопливо распечатывал письмо.
- Марата-то вы помните? - спросил он, взглянув на товарищей. - Встречались ведь раза два-три в старое время… Помнишь, Гера, на Бирь на мотоциклах ездили с ночёвкой? Ты ещё большого окуня поймал, помнишь?
- Помню… Давай читай, чего пишет. Шофёр он, что ли?
- Дальнобойщик…
Приятели поудобнее уселись за столом, приготовились слушать. Хозяин быстро пробежал глазами по первым строчкам письма.
- Вслух давай, - потребовали гости, - нам тоже интересно…
Игорь по-прежнему возился с ухой, к столу не шел - явно обиделся. Да ладно, вечер впереди, будет время помириться…
Александр откашлялся и начал читать, стараясь делать это с выражением.
« Здравствуй, дорогой друг Саша! Вот решил написать тебе письмо весьма своеобразным образом. Поэтому дойдёт ли, не знаю. Но надеюсь - а вдруг? Ну, а раз ты его сейчас читаешь, значит, дошло...
Жаль, что я тебя не застал тогда, когда ты к нам заезжал. Я уже через пару дней приехал после того, как ты был. Но ладно, я думаю, всё-таки увидимся ещё нынче, хоть под конец лета. А я на ремонте долго проторчал, а потом вот хотели в Мурманск послать, наши там новый терминал в порту строят, но переиграли в последний момент. И маршрут мне заменили, и машину. Погнал я «КамАЗ»-седловик без прицепа в Тюмень. Там на него «вертлюгу» поставят, а старый тягач я обратно в Уфу на капремонт пригоню. Удачно получилось - сделаю маленький крюк и смогу к тебе на пару деньков завернуть. Да не один, а… Нет, давай по порядку расскажу…
Сначала всё, как обычно, было. Сел, поехал. На другой день - это уже в соседней области - смотрю, девка на обочине голосует, да нервно всё как-то. А мне как раз здесь пассажира попутного высадить надо было. Только тормознул, тот ещё толком слезть не успел, а она уже в кабине сидит. Гони, кричит, быстрей отсюда. Что за спешка, девушка? Потом, говорит, потом, а сейчас езжай, пожалуйста, быстрей езжай отсюда. И все головой крутит по сторонам, будто ждёт кого. И тут - «девятка»! Четверо выскакивают - и ко мне! Я по газам, но один уже на подножке висит, и в дверцу вцепился! Я его этой дверцей и сшиб с машины. Кто, говорю, такие? Тебя, что ли, ловят? Шпана, отвечает, местная, гони быстрей, догонят - убьют обоих. «Кинула» их, спрашиваю? Ничего, говорит, не «кинула». Они меня на «работу» хотели поставить на трассу, тут у них уж семь девушек «работают», а я сбежала. Всё ясно, думаю. А сам нажал, как на гонках. Тягач без прицепа - резво идёт. Но разве от «девятки» оторвёшься? Догнали минут через десять. Я эту трассу знаю, места глухие, границы областей, до поста ближнего, как до луны и машин тоже - ни встречных, ни попутных. Холмы кругом да перелески - и мы. Смутновато на душе стало. А эти - в зеркало вижу - на обгон пошли! И из окна уже ствол торчит! Не то обрез, не то «помповик» - не разобрать. Да и невелика разница. Не стал я больше ничего ждать, тормознул порезче - и сразу руль влево! Дал им в бок колёсами - сшиб с дороги. Откосы там не крутые, не перевернулись вроде. А мы за поворот - и всё, больше я их не видел. Девка эта всё в заднее стекло углядела, на шею мне кинулась, давай обнимать. Тише, говорю, девушка, я же за рулём, сама, может, тоже в кювет хочешь? Отвяжись… И самое главное, знаешь, что? Она оказалась родом как раз из вашего села. Это мы уж потом, на стоянке, выяснили. Тебя она, правда, не знает, молодая. Двадцать семь лет ей, Катей звать. Где, говорю, сойдёшь? А она - с тобой можно? Ладно, говорю, только в «спальник» ко мне не лазь, я человек женатый. На сиденьях спать будешь. Обиделась - я, говорит, тебе не профура какая. Ну, живи… А на обратном пути я к товарищу заеду, могу тебя на родину доставить. Обрадовалась. Так что жди нас ближе к концу лета, точнее сказать не могу. Как сам-то устроился? Водку пьёшь, да рыбу ловишь, наверное? Я книгу твою прочёл, что ты оставил. Понравилась. Давай-давай, может, в писатели выйдешь. Как там у тебя с женским полом? Если никого не нашел, так я тебе привезу. Она баба ничего, услужливая. На «плечевую» не похожа, я так и не понял, чего она тут по северам болтается. Но не спрашиваю - дело не моё. Вот познакомитесь - приглядись. Ну, ладно, заканчиваю, Катька чего-то сварила, есть зовёт. До встречи…»
Александр дочитал письмо, с удивлением покрутил головой, засунул листки обратно в конверт, спрятал в карман:
- Вот даёт Марат жизни! У него уж без приключений-то не обойдётся…
Гости тоже покачали головами, поудивлялись:
- Смотри ты…
- Круто…
- То ли дело у нас…
- А что это за Катя такая? Ты не знаешь чья?
- Катя… Катя… нет, не знаю…
- А чего это он такой правильный, а? Женатый, говорит, я… Другой бы на его месте…
- Ты бы, например…
- Да я-то причем?
- И он не откажется, не переживай, Не верю…
- Нет, Марат человек твёрдый, - вмешался и хозяин в живое обсуждение интересной темы. - Он жене не изменит. Она у него, знаете, кто? Стюардесса бывшая, во!
Уха, между тем, сварилась. Начало понемногу смеркаться. Был один из тихих вечеров конца лета, когда не слышно уже ни пения птиц, ни звона цикад, когда ничего не нарушает тишину, властно объявшую лес и речку…
- Ну, за ваше знакомство… - Александр поднял стаканчик с водкой, чокнулся с товарищами. Те тоже перечокались между собой, отдавая дань торжественности минуты. Но Володя всё же не удержался и тут:
- А ты всё-таки не кусайся, - шельмовато стрельнул он глазами в сторону Игоря и быстро, словно боясь, что отнимут, вылил в рот содержимое своей стопки.
- Да заколебал ты, - обиженно сказал Игорь, забыв и о выпивке, - нормальный я, ясно? Хочешь, справку покажу? В прошлом году в Уфе дали…
Все захохотали.
- У нормальных справок нет, - поддел снова Володя, - а вообще-то… покажи…
- Отстань от человека, - сказал Александр, с аппетитом закусывая жирным рыбьим боком, - Игорь мне здорово помог нынче… - и под водку с ухой он не спеша рассказал товарищам о недавнем налёте бомжей и что из этого вышло потом для самих налётчиков. Только о кладе, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, не сказал ничего - тайна была чужой…
- Ну ладно, это хорошо… - сказал, поднимая свой стаканчик, Гера, - а теперь давайте выпьем за сегодняшний вечер. Как говорят японцы, - и он со значением поднял указательный палец другой руки, - прошлого нет, а будущего может и не быть… И я с ними совершенно согласен… - он поднял палец ещё выше…
- Короче, Склифосовский… - засмеялся Володя, держа наготове и стопку, и то, чем закусить, - кончай доклады читать…
- Вот я и говорю - выпьем за настоящее… А ты не перебивай…
Ночь - безлунная августовская ночь - легла на землю. Удивительно звёздным бывает небо в такие ночи. Мириады их высыпают тогда от горизонта до горизонта, мерцая, перемигиваясь и сверкая из своих невообразимо далёких миров. В такие ночи лучше всего чувствуется время. Вглядись в ночное небо - его, точно таким же, видел твой отец, когда, много десятков лет назад, возвращаясь поздно с работы, случайно взглянул вверх и остановился, поражённый его великолепием. Видел дед - из окружённых врагом окопов где-нибудь под Псковом, с тоской вспоминая оставленный дом и жену с двумя малыми детьми. Видел и прадед, и его отец - все, кто бережно нес и сумел передать тебе эстафету жизни. Пусть ты не знаешь их имен, их помыслов и устремлений - да вряд ли и отличались они слишком уж от твоих собственных, ведь одним и тем же живёт человек - пусть всё стерло время, на всё наложило печать своей тайны, неподвластной воле человека, пусть! Но зато ты можешь смотреть на звёзды и знать - это небо видели все, кто был до тебя. Все тысячи поколений твоих предков. Холодно горела в вышине Полярная звезда, ещё не названная так человеком, весело мерцали созвездия Кассиопеи и Тельца, притягивал взор ровный параллелепипед Лиры с красавицей северного неба Вегой, поражал своими размерами Млечный путь, так же неслись навстречу судьбе метеориты, так же пугали своим внезапным появлением вечные пилигримы космоса - кометы. В небе было всё - величие, тайна, надежда…
- Музыки бы сейчас, - вздохнул Володя. Все уже были изрядно навеселе.
- Музыки? - встрепенулся хозяин. - Сейчас… - и полез в машину.
Георгий, между тем, подбросил в костёр новую порцию хвороста. Искры с треском взметнулись вверх, в тщетной своей попытке долететь до неба и стать звёздами, но быстро гасли и тихо падали вниз невесомыми листиками пепла. Пламя, с треском пожирая вовремя принесённое подношение, тоже взметнулось над землёй, залило ярким светом поляну с пирующими на ней людьми, вокруг которой ещё плотнее сомкнулась тьма ночи. Причудливые тени от людей и предметов заплясали на прибрежных кустах и деревьях, мимолётно рождая фантастические ассоциации и образы у всех, сидящих вокруг костра. Запрыгали по углам поляны, кривляясь и корча рожицы, гоблины и тролли, неслышно вышел из-за ствола толстой берёзы, растущей на самом краю поляны, старичок-боровичок и, опершись на свой посох, укоризненно закачал головой, глядя на их проделки. Вот следом выбежал из чащи Серый волк, со спины которого тут же соскочил Иван-царевич и, обняв за плечи свою спасенную невесту, зачарованно уставил свой взор на огонь. Тут же, кряхтя и охая, полез из-за пня старый леший, а посредине омута, отфыркиваясь и ворча на лягушек, вынырнул его ровесник водяной. А вон и баба Яга, в своей вечной ступе, тоже спешит на огонёк, все снижая и снижая круги - очарование сказки незримо колышется над поляной…
- А вот и музыка… - Александр вылез из машины. В руках у него был барабан, ярко отблёскивающий в свете костра никелем и перламутром. Сотрапезники захохотали.
- Во… пионер!
- Ты где это такой инструмент раздобыл?
- Со школы не видал…
А тот, не обращая внимания на смех и шутки, перекинул ремень барабана через голову, поправил поудобнее, взмахнул палочками. Звонкая дробь пулемётной очередью разорвала тишину. В умелых руках обычный пионерский барабан творил чудеса. Бравые марши сменяла плясовая, цирковому перестуку приходили на смену мерные шаманские ритмы.
- А вот, как в Африке… - и Александр, покачиваясь в такт, подволакивая ноги, заваливаясь то в одну, то в другую стороны, приплясывая, закружил вокруг костра. « Бух-бух, бух-бух, бух-бух » - глухие сдвоенные удары звуками «там-тама» наполнили ночь. И вот уже все четверо кружат вокруг костра, приплясывая и притоптывая, присвистывая и покрикивая - совершают древний обряд благодарения жизни. От машины смотрит на них удивлённо сытый пёс, а сверху озаряют людей своим светом равнодушные звёзды, видевшие это уже тысячи раз…
Ещё одна ночь царит над землёй…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Крольчонок грыз листочек одуванчика и напряженно шевелил ушами, в надежде услышать самое главное, что пропустить мимо внимания было никак нельзя - это он усвоил уже твёрдо за свою трёхмесячную жизнь. Но тихо было в прибрежных зарослях, лишь плескался изредка в небольшом заливчике щурёнок, да чирикал рядом проныра-воробей, перескакивая с ветки на ветку в кустах тальника. Крольчонок - толстый, в серой красивой шубке, почти уже взрослый - вздохнул, закончил с листочком и принялся за стебелёк, венчал который большой пуховый шарик вызревших семян-парашютиков. Он быстро схрумкал лакомство, но в конце оплошал - забил всю пасть противными, тут же облепившими язык, пушистиками. Негодующе отфыркиваясь, он затряс мордочкой, заскрёб по ней передними лапками, как это делают кошки, когда умываются - и вдруг…
Бум! Бум! Бум! - всё ближайшее пространство наполнилось гулкими звуками бившего о металл металла. Долгожданный сигнал раздался, как всегда, неожиданно. Крольчонок подскочил вверх, ещё в воздухе перевернулся в нужном направлении, и, приземлившись, резво взял старт. Скорей, скорей, главное - успеть! А рядом с ним уже вовсю мчался голенастый, похожий на маленького страуса, цыплёнок-бройлер. Вот из-за кустов выскочил ещё один, а вот и впереди - видно уже во время прыжков - ещё двое чешут. Крольчонок отчаянно прибавил ходу, но живности с каждой минутой становилось рядом всё больше и больше - никто не хотел опоздать, все упорно неслись к цели! Кого здесь только не было. Бок о бок с разношерстными и разновозрастными крольчатами неслись такие же разномастные цыплята, их, кудахча, обгоняли мамаши-куры и даже парочку больших индюшат, приглядевшись, можно было заметить в этой лаве, несшейся на обед, скотинки. Вот вся эта рать шумно налетела на длинную узкую, сколоченную из досок, кормушку, и, после короткой драки за места, жадно стала набивать вечно ненасытную утробу зерном нового урожая. Хозяин, улыбаясь, поглаживая по гладким бокам то одну, то другую зверушку, подсыпал им ещё корму. Ешьте, ребята, ешьте. Копите жирок, растите мясцо - ничего от вас больше не требуется. Мужик с удовольствием смотрел на трапезничающую братию. Через недельку можно и начинать. Покормил обжор, поработал - теперь их очередь его кормить. Вон с того толстяка с длинными ушами и начнём. Какой красавец! Килограмма два в нем по-всякому есть…
Странное впечатление производила эта «ферма», находящаяся примерно в километре выше строящегося в Рождественской дома. Располагалась она на поляне на том берегу Второго Иняка, который местами доходил здесь до размеров ручья, петлявшего среди пологих, заросших кустами ивняка, берегов. Но и омутов здесь тоже было немало, и голавль водился неплохой. Места эти среди рыбаков, изредка сюда забредавших, были известны, как «Иванов лапоть». Откуда это название взялось, определить теперь было уже невозможно, даже дядя Саша этого не знал. Да никого это и не интересовало особо. Как ни назови - не это главное. Лишь бы клевало! А клевало тут иной раз, особенно под осень, совсем неплохо. Помнится, как-то лет семь назад… Впрочем, к нашей истории это отношения не имеет…
Так вот - странное, очень странное, впечатление производило это обжитое в самой глухой стороне Второго Иняка местечко. С одной стороны - типичный бомжатник. Сколоченная из старья хибарка, печь с плитой посреди «двора», какие-то навесы, загоны для живности. Но, приглядевшись повнимательней, можно увидеть, что всё это сделано аккуратно, дверь в хибарке плотно подогнана, крыша покрыта по всем правилам, во «дворе» ничего не раскидано, всё лежит и стоит по своим местам, под навесом на веревке сушится одежда, рядом стоит ванна и даже - удивительное дело! - пачка стирального порошка выглядывает из-за неё. От хибары к омуту шла, утоптанная за лето, дорожка, заканчивающаяся крепкими мостками, по которыми и речку перейти можно, и рыбу с них половить, и бельё прополоскать. Сам хозяин тоже был под стать своей «фазенде». По виду - обычный бомж. Обросший волосами, небритый неделю, одет без всякой претензии не только на шик, но даже и на обыкновенное приличие. Но - взор ясный, лицо свежее, выбритое, сам строен, упитан в меру, одежда, хоть и такая, но чистая, а где надо, аккуратно подшитая заплатками.
Хозяин ждал гостя. Ещё вчера со знакомым мальчишкой, всё лето болтающемся здесь, на речке, и часто бывающему у него в гостях вместе со своим рыжим псом, передал он для бородатого туриста, устроившегося ниже пруда, привет и приглашение зайти - было дело. И вот - ждал…
Александр пришел через час. Он, по описанию Гены, быстро нашёл нужное место. Осторожно перешёл по мосткам реку, затем несколько десятков шагов по тропинке через густые кусты, и вот она - «заимка» странного фермера. А вот и он сам - сидит возле печи. Увидев появившегося на тропе гостя, встал, пошёл навстречу…
- Здравствуйте, - сказал Александр. - Я вроде не ошибся, правильно зашёл?
- Проходи, проходи… - хозяин протянул руку для приветствия, - я слышал, Александром звать? А меня Сергеем Ивановичем… Садись вот за стол…
Гость присел на скамью возле стола, с любопытством оглядел дворовое хозяйство. От его проницательного взора не укрылось ничего - человека, построившего здесь жилище, можно было только уважать.
- Завтракать будешь? - спросил между тем хозяин, - доставая из печи сковороду с яичницей. - Продукт самый свежий, не отказывайся. Вот и рыбка жареная, а вот и хлеб - сам пеку…
Хозяин с гостем быстро нашли общий язык. В приятной беседе время за едой прошло незаметно. После чая разговорились ещё больше…
- Я ведь в бомжи сам пошёл, добровольно. Веришь?
Александр с любопытством слушал. Человек был ему интересен. За короткое время знакомства он уже сумел расположить его к себе. И тем, что на пустом месте практически из ничего создал такое хозяйство, и манерой себя вести, и разговором, где каждое слово было сказано к месту, и даже порядком и чистотой в одежде, что среди этой категории людей вещь совершенно немыслимая. А тот продолжал:
- Я сам-то родом с Дальнего Востока, а здесь очутился совершенно случайно. Бизнес у меня там был свой - и немалый. В последний год оборот до пяти миллионов доходил. Не рублей - долларов…
Александр верил каждому слову. Было в человеке что-то основательное, не позволяющее сомневаться в его утверждениях. Но с другой стороны - как может такой человек дойти до положения бомжа? Да ещё, как он говорит, добровольно? А тот не спеша продолжал:
- Я ведь ещё с кооперативов начинал. «Жигули» продал - вот и капитал первоначальный. За что не брался - всё получалось. На одном месте стоять не будешь - с каждым годом цели всё выше ставил. Не из-за денег старался, деньги сами шли. Интерес был к делу, да и себя хотелось проверить, на что способен - по двадцать часов в сутки работал. Ничего, кроме работы, не знал и знать не хотел. Всё больше, больше, больше - и вдруг…
Хозяин замолчал, нагнулся, помешал в печке угольки - на плите варилась для живности мелкая картошка - затем взглянул на гостя, чтобы понять, вникает ли тот, интересно ли ему, стоит ли продолжать? Убедившись, что стоит, заговорил снова:
- Заболел я. Слабость какая-то одолевать стала, аппетит пропал, температура всё время. Сначала думал, мелочь какая-то, пройдёт. Врачи тоже толком сказать ничего не могут. В одном центре один диагноз ставят, в другом - другой. За границу слетал - там только руками развели, ничего не говорят. А мне всё хуже и хуже. Друг у меня был - военный врач. Поговорил с ним. Посоветуй, мол, что делать. Это, говорит, видимо, у тебя от жизни, от условий её. Не так что-то в ней, неправильно. Лекарства тут не помогут. Так и будут тебя лечить от всего подряд, пока совсем не залечат. Что же делать теперь, посоветуй, прошу его. Попробуй, говорит, образ жизни сменить. От дел отойди, по другому посмотри на всё - на цели, какие ставишь, на еду, какую ешь, на мысли, что в твоей голове крутятся, на людей, что тебя окружают. Поселись на природе, где-нибудь за городом, дом там купи, бабочек начни коллекционировать - кардинально изменить жизнь попробуй. Гарантий, конечно, никаких нет - думай и решай сам… Ну и стал я тогда прикидывать. Нет, думаю, на даче не отсидишься. Если уж менять жизнь, так покруче. Я по натуре авантюрист немного - а не слабо, думаю, в бомжи? Из миллионеров - в бродягу бездомного? Уж куда кардинальнее? И решился! А что - дети уже взрослые, свои семьи у них, с женой у нас никогда большой любви не было, а в последние годы - так и вообще… Деньги есть, проживёт, думаю, и без меня. Что ещё держит? Работа? Да и к ней я охладел за время болезни. Работать хорошо, когда здоров, а так, через силу… - хозяин замолчал, снял с плиты чугунок со сварившейся картошкой, поставил его на дощечку, снова присел к столу, продолжил:
- В общем, такой меня азарт взял, что через день я уже на вокзале был. Оделся попроще, денег взял только на билет, да паспорт ещё. Сел на первый поезд и дунул по магистрали через всю Сибирь. Пока до Урала доехал поездная жизнь мне уже надоела. Чем Уфа хуже Москвы? Бомжу всё едино. И сошёл. Вышел на площадь привокзальную - куда идти? Денег нет, знакомых в городе никого, ладно, хоть лето тогда было, тепло… Вот так и началась моя новая жизнь…
- Удивительно, - Александр затушил сигарету, затоптал в траву, - и сколько лет вы уже вот так… - он попытался подобрать подходящее слово, но не нашел и замолчал, тем более, что и так было ясно, о чём он хотел спросить.
- Да вот уже три года нынче исполнилось… Всё повидал за это время, всё испытал на себе, - хозяин улыбнулся, хотя вещи говорил совсем не весёлые, - и холод, и голод, и дубинки милицейские, и страх, и отчаяние, и до самоубийства мыслями доходил, - он махнул рукой, - всего не расскажешь. Но не давал себе воли совсем распускаться, как-то духом собирался. Ну, а затем, постепенно, и опыт уже появился, быт кой-какой организовываться начал, деньги зарабатывать научился, ситуаций острых избегать - полегче стало. Главное - к спиртному я равнодушен. А водка для бомжа - смерть! Что пьяный может? Он беззащитен. И перед людьми, и перед стихией. Утонуть, замерзнуть, под поезд или под машину попасть - раз плюнуть. Сколько я такого видел…
- Ну, а здоровье-то как? Болезнь-то эта прошла? - Александра всё больше увлекала эта история.
- Прошла, - широко улыбнулся хозяин, - я и забыл уж давно про неё.
- Так почему бы вам и не вернуться? Цель-то достигнута…
- Как? Паспорт у меня ещё в первый же год свои же братья бомжи отняли, как мне через всю страну без денег и документов проехать? Да и не в этом даже дело… Сейчас расскажу… - он подкинул в печку ещё дров и поставил на плиту второй чугунок с картошкой.
- Не хочу я возвращаться, - управившись с делом, продолжил он свой рассказ, - зачем? У жены там уже своя жизнь, может и замуж вышла, а тут нате - заявишься, как с того света. Не-ет, не надо… Ту жизнь я прожил всю, и начинать заново не хочу. Другим я человеком стал, другие и цели перед собой ставлю. Дала мне судьба шанс, надо использовать…
- Так неужели на вокзале лучше всего?
- Нет, на вокзал я не вернусь. И в бомжовстве ничего хорошего нет, не дай Бог никому такого испытать. А хочу я своим хозяйством жить - здесь, в деревне. Домик чтоб был, огородик, сарай со скотиной, жена с блинами. И полный покой...
- И что, есть перспектива?
- Есть. Вот здесь наверху, за трассой, деревня есть - Белдышево, знаешь, наверное? - Гость кивнул. - Вот там я и обоснуюсь. Вдова одна в дом берёт. Хорошая женщина, на пенсию недавно вышла. Муж года три, как умер, дети далеко, в городах разных. Да и не против они будут, она говорит. Дом у неё хороший, корова есть, со временем, думаю, и лошадку заведём… - хозяин мечтательно улыбнулся.
- Ну, а лет-то вам сколько?
- А сколько дашь?
- Ну-у… пятьдесят-то с лишним, наверное, есть…
- Шестьдесят два…
Александр удивился. Собеседник был на двадцать с лишним лет старше - по сути, годился в отцы. А на вид не скажешь - чистый лось…
Посидели, помолчали. Каждый думал о своём. Хозяин, впрочем, без дела не сидел, чего-нибудь да находил для своих беспокойных рук. Вот и сейчас, взяв со стола нож, стал точить его о старый истёртый брусок. Наточил, аккуратно обтёр сорванным листом лопуха, вновь положил на старое место.
- А я ведь тебя по делу позвал. А историю свою так просто рассказал. Иногда охота поговорить, а не с кем. Свой брат бомж только на смех поднимет - ушёл, мол, дурак, от денег. А я, знаешь, второй бы раз на такой подвиг не решился бы, конечно, но сейчас не жалею. Я, в общем, можно сказать, счастлив…
- А женщина эта про вас… ну, про жизнь вашу прежнюю, - знает?
- Нет. Зачем ей? Она знает, что я не пью - а в деревне это сейчас дорогого стоит. Знает, что руки у меня золотые - я ведь там по дому-то у неё за лето много чего переделал. Знает, что здоров. Здоров во всех смыслах, понимаешь меня? - Александр, усмехнувшись, кивнул. - Ну, так чего ей ещё? Заживём душа в душу…
Хозяин сходил в хибарку, вышел оттуда со свёртком, снова присел к столу.
- Я тогда случайно свидетелем стал, когда этот, дом который строит, стрелял в тебя, - сказал он. - А как он обратно пошел, так пистолет через кусты в речку кинул. Он передо мной прямо шлёпнулся - рыбу я там ловил как раз, «косынки» на мелководье на голавля ставил. Ну, вот он… - м хозяин развернул свёрток.
«Макаров» зловеще сверкнул воронёным стволом, когда бомж положил его на стол. Александр напрягся - он никак не ожидал, что вновь увидит когда-нибудь оружие, из которого его чуть не убили. Он выжидательно посмотрел на хозяина - что же дальше?
- Мне он ни к чему, - угадав его немой вопрос, сказал тот, - выбросить жалко, а продать тут некому, да ещё и в историю какую попадешь. Я вот подумал, может, ты возьмешь на сувенир? А мне любые деньги - за деньги…
Александр осторожно взял пистолет. Второй раз держал он его в своих руках. А что? Предложение интересное. Почему нет? Как оружие, он ему вряд ли пригодится, да это и хорошо, он человек мирный - а вот как реликвия? На память о последнем холостяцком лете? Приключений нынче было немало…
- Пожалуй, возьму. Какую цену положите? - он продолжал с интересом рассматривать пистолет, вынул обойму - та, как и должно быть, оказалась пустой, патронов не было. Да ему и не к чему…
- Да хоть рублей бы пятьсот… - нерешительно сказал бомж, - недорого это для тебя?
- Да ну - пятьсот! Это же пистолет, не зажигалка. Хоть тысячи полторы возьмите… - сказал Александр, кладя оружие на стол, - дал бы и больше, да тоже денег-то лишних нету…
- Да? Ну, ладно, не откажусь. У меня ведь каждый рубль на счету. Спасибо…
- Только у меня с собой денег-то нет. Завтра зайду, или сегодня к вечеру. Тогда и пистолет заберу…
- Да возьми сейчас. А деньги мне не к спеху, как будет время, так и занесешь…
- Да нет, рассчитаюсь, потом уж и возьму, - сказал, поднимаясь, гость. - Вечером зайду…
Попрощались. Довольные совершённой сделкой, и, не менее того - взаимным знакомством, разошлись. Александр побрёл не спеша по берегу речки в свой лагерь. А хозяин вновь принялся за работы по хозяйству - времени на безделье у него не было…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Игорь рысью перебежал брёвнышко-мосток, перекинутое через речку чуть выше омута, на том берегу которого расположился лагерь его бородатого друга. Несколько десятков шагов по тропинке среди густых кустов - и он на поляне. Ага - хозяин дома! Вон он сидит под навесом за столом, пишет. Ну-у, писатель…
- Привет труженику пера, - гость сел напротив.
- А-а, Игорь, - заулыбался хозяин, - где пропадал? Я утром приходил к тебе, посвистел - никого. Спал, что ли?
- Нет, я за грибами ходил. Только что вернулся. Смотри… - и он протянул ему черный пластиковый пакет, наполовину чем-то плотно набитый.
Тот с любопытством взял, заглянул внутрь:
- Вишонки! - Александр изумлённо покачал головой. - Это в конце августа-то? Как?
Игорь только радостно улыбался.
- Вишонки… - хозяин всё никак не мог поверить в такое чудо. Он перебирал мягкие белые шляпки грибов, с наслаждением вдыхал их аромат, который тут же заполнил собой всё окружающее пространство, гладил эти бархатисто-нежные лесные дары, которыми под самый конец лета наперекор своим же правилам - июньский это ведь гриб-то - одарила их природа.
- Пожарим или суп? - деловито спросил Игорь
- А давай.. пельмени! Ел когда-нибудь пельмени с вишонками?
- А то! Но ведь тесто надо… Ты что - сумеешь замесить?
- Мука есть, яйца тоже - замесим. Я, чтоб ты знал, кулинар ещё тот. Я тебе не только тесто замесить, но и… - Александр подумал, чем бы можно было поразить воображение хозяина, нашёлся, - я и торт могу испечь, да такой, что ни одна хозяйка в округе за мной не угонится…
- Ну, это ты врёшь!
- Хм… давай пари.
- На что?
- Кто проиграет, виселицу у бомжей сожжёт!
Игорь удивлённо посмотрел на друга.
- Да-а… в общем, идея неплохая. Согласен…
Вот на столе появилась мука, яйца, соль. Хозяин сноровисто взялся за тесто. Игорь же занялся грибами. Их нужно было почистить, мелко порубить вместе с луком, затем пожарить - будет фарш. За делом разговаривали.
- Я, Игорь, с детства этот вкус пельменей с грибами помню, - говорил Александр, разрезая тугой ком теста на две равные половинки, - у нас в семье это было любимым блюдом. Вишонки нам одна старушка кузькинская носила.. Как сейчас её помню - в платке, пиджаке мужском, через плечо - сумка с грибами. У неё старик с утра в лес сходит, грибов по своим местам наберет, она и несет продавать. На базаре не стояла, сразу по знакомым домам шла. Лет пять так ходила, потом старик-то, видно, помер, перестала носить…
Порыв ветра сбросил на стол несколько листков из исписанной хозяином пачки, лежавшей на столе, бумаги. Игорь нагнулся, поднял.
- Это что, книга твоя? Можно посмотреть?
- Смотри, - Александр, раскатывая тесто, за неимением скалки, пустой бутылкой, с интересом наблюдал за реакцией соседа - первый читатель, как-никак.
А тот дочитал до конца одну страницу, спросил недоумённо:
- Ты что, эротический роман пишешь, да?
- Нет, исторический…
- А это тогда что? - и он, вновь поднеся страницу к глазам, начал с выражением читать, - …она лежала, раскинув полные ноги, с одной из которых чулок сползал всё ниже и ниже. Бледная белая кожа покрылась пупырышками, тонкие синие жилки под ней бились, пульсируя, всё сильнее и сильнее, выдавая желание, которое уже невозможно было подавить ни усилием воли, ни чем внешним. Она хотела его! Хотела страстно, сильно, готовая сейчас на всё, только бы ещё раз испытать волшебное чувство полного единства с любимым человеком…
- Это тогда что? - вновь повторил Игорь, потрясая листком бумаги. - А?
- Это? - Александр взял у него из рук листок, бегло пробежал по нему глазами, вздохнул, скомкал, бросил в костёр. - Это, Игорь, чушь, штамп, пошлятина, вот что это…
- А мне понравилось… - с сожалением глядя на ярко вспыхнувший листок, сказал сосед, - там прямо как про мою жену бывшую было. Та тоже, как захочет, так хоть первому встречному дать готова - ничего не остановит…
Александр ухмыльнулся, с сочувствием посмотрел на того - вот ведь, не повезло как с женой - сказал:
- У меня по художественному замыслу несколько таких сцен должно быть. Но не получаются они никак. Надо написать так, чтобы королева английская прочла, и не поморщилась - вот это будет настоящая литература. Но здесь талант нужен…
- А у тебя его нет, что ли?
- Откуда? Конечно, нет…
- Так ведь… как же… ты же, вроде, как писатель…
Александр закончил с тестом, обтёр руки от его остатков, потянул из кармана сигареты. Ему захотелось поговорить - Игорь затронул интересную тему.
- Таланта, Игорь, у меня нет, это я знаю. И больше тебе скажу - рад, что его нет.
- А что же тогда есть-то? - собеседник недоумённо посмотрел на него. - Вон ведь сколько написал, - и он кивнул на толстую пачку исписанной бумаги.
- Способности, Игорь, только способности. Но не это даже важно - способности у многих есть. А вот что - творческое начало во мне сильное. Не могу не писать… Удовольствие от этого получаю большое - невозможно отказаться…
- А почему ты говоришь - рад, мол, что нет таланта? Хуже, что ли, было бы, если бы он у тебя был?
- Для меня - хуже… Для общества - нет.
- Не понял…
- Талантливый, а, тем более, гениальный, человек, Игорь, не принадлежит себе. Талант - достояние общества. Талант надо реализовать, а это тяжёлый труд, несвобода, по сути. Положение обязывает - знаешь о таком понятии? Нет, маленькому человеку жить гораздо легче. Усилий меньше - а результат тот же…
Игорь слушал - ну, Сашка и загнул! А может правда? Ему, вот, например, к чему талант? На дереве-то?
- Человеку, чтобы быть счастливым, что нужно, как думаешь? - Александр сунул сигарету в рот, нагнулся к костру, выбирая сучок, от которого можно было бы прикурить.
- Ну-у… всем по-разному, наверное…
- Нет, Игорь, все счастливы от одного - от побед. Человек ставит цель и идёт к ней. Вот только цели у всех разные. Одному нужно дом построить, другому - уже город, а третьему - весь мир переделать. А в конце - если достигнут, чего хотят - все испытают одно и то же чувство. Удовлетворение. По другому - счастье. И тем оно сильнее, чем труднее был путь к цели. Заметь - не от величины цели это зависит, а от трудностей, что преодолел человек. Поэтому и рубль заработанный гораздо человеку дороже тех тысяч, что даром достались…
- А ты? Какие цели ты ставишь?
Александр на минуту задумался.
- Знаешь, я только к сорока годам стал осознавать себя, - наконец ответил он. - А раньше жил только желаниями. Хочу - не хочу, нравится - не нравится, вот чем мои цели определялись. Напрягаться не любил, да и стимулов к этому не видел. Ни к карьере, ни к деньгам, ни к известности не стремился. Потребность в творчестве была - вот и писал. Попадал в тему - издавали. Да меня это мало волновало - издадут, не издадут. Свобода мне была дороже всего, ей одной и жил. Ни от кого не зависеть, ни перед кем не заискивать, никого выше себя не считать, никому ничем обязанному не быть - разве этого мало? Ни командовать не надо, ни подчиняться - это и считал за своё счастье. Да и потребность в общении у меня минимальная Характер такой. Месяцами мог людей не видеть и никогда от этого не страдал - мне и самому с собой не скучно было. И, в общем, был жизнью доволен, всего мне хватало. Но вот сейчас, чувствую, по-другому надо… - он замолчал, прикурил от горящего сучка, наконец, свою сигарету, бросил его обратно в костёр.
- Что - по-другому? - настойчиво спросил Игорь.
- По-другому жить…
- Как?
- Жениться надо, дом строить надо, деньги заработать надо, утвердиться на земле надо. Хватит, поболтался без дела…
- А книги?
- Книги… Это ведь увлечение у меня, Игорь, а не дело. Хобби, своего рода. Удовольствие мне это доставляет, а деньги - нет. Человеку нужно дело, то есть то, от чего он получает и удовольствие, и деньги…
- А если только деньги - без удовольствия?
- Тогда это тоже не дело, а каторга. Многие, кстати, так и мучаются всю жизнь…
Помолчали. Игорь напряженно думал. Если уж Сашка себя так раскритиковал, то он сам-то кто, на своём дереве? Чистая обезьяна… Но ведь ему здесь хорошо, зачем же ещё чего-то желать? Ведь от добра добра не ищут? Вот задал сосед загадку, думай теперь…
Вдруг собака залаяла - на край поляны вышел человек.
- Да это же Крыса! - воскликнул Игорь.
Александр тоже узнал посетителя.
- Можно к вам подойти? - несмело крикнул тот.
- А ты один? Или опять с бандой?
- Один, один…
- Ну, айда…
Рыжий оборванец подошел к столу, за которым приятели стряпали пельмени. Их уже не меньше сотни было уложено на дощечки и картонки, обсыпанные мукой. Бомж застенчиво затоптался на месте.
- Чего пришел? - неприветливо спросил Игорь. - Или забыл, как мы вас тут недавно лупили?
- Не-ет, не забы-ыл, - протянул тот, по-прежнему топчась на месте, явно не зная, с чего начать, чтобы объяснить причины неожиданного своего визита.
- Ну, говори… - тоже не слишком ласково сказал хозяин, - чего надо?
Тот решился.
- Да… вот… пришел сказать… - Крыса замялся на секунду, и вдруг… неожиданно поклонился сначала одному, потом другому, - пришёл сказать вам спасибо! - быстро закончил он.
Приятели изумлённо переглянулись. Вот так новость. А бомж засмущался ещё больше, закрутил по сторонам головой, забегал глазами, запереминался с ноги на ногу.
- За что спасибо? - спросил Александр. - Не за дубинки же. Ты чего?
- Как раз за это… За ту самую ночь…- подтвердил гость.
- Так мы тебе ещё добавим, - засмеялся Игорь, - раз тебе так понравилось. Да, Сашь?
- Подожди… - хозяин понял, что бомж пришел с серьёзным разговором. - Давай рассказывай…
И поведал им тот про всё. Что звать его Павлом, что бомжит он уже лет восемь, а всего ему уже под сорок, что два раза был за воровство на зоне, но не подолгу, что иной раз его такая тоска берёт, что и жить не хочется, и что теперь, после той ночи…
- Что после той ночи? Ну-ка, ну-ка? - заинтересовались друзья.
И Павел продолжал рассказывать. Как на дереве сидел, как птицей слетел оттуда, после того, когда преследователи за другим налётчиком бросились, как по лесу тёмному бежал, падая и запинаясь, налетая на стволы деревьев, как в яму какую-то провалился и сидел в ней потом до рассвета, дрожа от страха, как в лагерь свой потом вернулся. Добрался до своей норы, уснул, как убитый. Проснулся днём - всё тело ломит да саднит, кругом синяк на синяке. А на душе… А на душе странно как-то. Ни злости нет, ни обиды за вчерашнее. Понять не может - как так? Что случилось? Как будто по-другому он мир увидел. А как по-другому - непонятно. Вроде всё, как всегда. Товарищи вокруг пьяные, речка внизу, вон виселица стоит на берегу… Виселица… Это ведь для него поставили, его запугать, чтоб не воровал. Как он боялся её… боялся… да. Стоп! Вот оно - новое! Он её больше не боится. А почему, почему? Что это с ним? Что такое? И вдруг - понял! Воровать его больше не тянет. Исчез этот вечный зуд, толкавший его всю жизнь иной раз даже и на бессмысленное воровство. Вылечился! Не «крыса» он больше! …Даже страшно стало - как так, почему, зачем? Ну - к профессору сразу. Есть ученый человек - пусть объяснит. Тот, хорошо, трезвым оказался. Ну не совсем, конечно, но лыко вязал. Послушал, поспрашивал, а когда узнал о ночном избиении, сразу говорит - вот и причина. Шок! Свернулось что-то в башке и всё - не тянет воровать. Радуйся, говорит, повезло тебе. В Америке, говорит, за лечение от такой болезни - как она называется-то, всё не упомню никак - большие деньги люди платят. А тебя, смеётся, даром вылечили… А тут ещё не знаешь, радоваться ли? Привык ведь уже так-то жить. А теперь чего? Что делать-то?
- Ну и как ты решил? - спросил Александр. Он с большим интересом выслушал всю историю и сразу в неё поверил. - Как дальше думаешь?
- Да как? Домой поеду. У меня ведь под Сибаем родители в деревне живут. Лет пять уж не видел их, не знаю даже, живы ли… - сказал Павел, - мне вот товарищи и денег на дорогу собрали, - и он показал горсть монет, вынув их из кармана.
- Да? Ну это же отлично - домой! Конечно, езжай, - сказал хозяин, - на вот, возьми от нас тоже, - и он принёс из машины несколько десятирублёвок. - В дороге сгодятся…
Бомж поотнекивался сначала, потом взял.
Пельмени сварились. Александр принёс из машины бутылку водки и три стаканчика.
- Мне не наливай, - смущённо сказал Павел, закрывая свою стопку ладонью.
- А чего это ты? Не пьёшь, что ли? - удивился Игорь.
- Да я… от этого тоже, видать, заодно вылечился, - растерянно и даже с некоторым сожалением ответил тот, - видеть водку не могу. Неделю уж не пил…
Александр с Игорем захохотали.
- Вот, Сашь, нам и дело, - сказал Игорь, - давай алкашей лечить! Дал раз дубиной - на год закодировал! Два раза дал - на два… Денег огребём!
Бывший клептоман ел пельмени, счастливо улыбался, кивал головой - так, мол, правильно говоришь, так и надо нашего-то брата…
От души поев, принялись за чай.
- Ну, спасибо вам ещё раз, - Павел встал из-за стола, засобирался уходить, - пора мне, как раз на вечерний автобус до Уфы успею…
Игорь с Александром тоже собрались - проводить.
- Вот ещё чего, - хлопнул себя по лбу собравшийся уходить гость, - чуть не забыл про важное-то сказать. И сделав строгое лицо, повернулся к Александру. - Ванька на тебя большой зуб заимел, убить грозится…
- Кто это?
- Да с нами тогда был, здоровый такой. Он всё и придумал тогда...
- А-а… верзила этот… Ванькой его, значит, звать?
- Ага. А кличка - Штангист.
Александр озабоченно переглянулся с Игорем.. Новость не больно приятная.
- Ну, и чего ему надо? - спросил он бомжа.
- Убью, говорит, этого гада бородатого…
Александр в сомнении покачал головой. Как к этому относится - всерьёз или нет? Мало ли кто там чего болтает, после того, как сам получил? Обидно, конечно, это понятно…
- А как ты думаешь, Паша, это он серьёзно или так - понтится перед своими?
- Какой там понт? Он обрез откуда-то приволок!
Обрез? Это уже… это… чёрт! Что делать-то? Обрез… Вот достали, сволочи! То этот буржуй, а теперь вот этот урод ещё навязался на его голову! Что он им сделал-то? Приехал на родину, живёт на речке, рыбу ловит, друга в гости ждёт, жениться собрался... Обрез! Нет, это серьёзно…
- Ещё что знаешь? - голос Игоря вывел его из задумчивости. - Что он вообще за личность, этот Ванька Штангист?
- Он… запойный. Пьёт по три дня, потом день отходит. Пока пьёт - мухи не обидит. А как пропьётся, как чёрт, злой становится. Вот тогда он хоть на что способен…
- Сейчас у него что?
- Третий день пьёт. Значит, послезавтра ждите…
- Точно придёт?
- Я думаю, придёт…
Павла проводили, пожелав ему на прощанье всего хорошего. Сели у костра, допили без аппетита водку. Ну, нет спокойной жизни, хоть ты что! Новая напасть - Ванька с обрезом. Что теперь делать-то…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Старый рыбак дядя Саша не спеша брёл по просёлочной дороге, забираясь всё выше и выше по реке. Вот уже и дом этот новый сзади остался. Дядя Саша и не заметил, как миновал его. Омут ниже Иванова лаптя, там, где речка выбегает из леса, ждал его сегодня. Там должен быть окунь! Дядя Саша не знал этого точно, знать этого наверняка нельзя, но чувствовал - должен, обязательно должен быть. Он всегда чувствовал, где должна быть рыба и будет ли клёв. Вот и сегодня он был уверен - окунь будет. Конец лета - самое время для окуня. А в отличие от сорожки окунь на Втором Иняке ещё встречается. Эх, сорожка, сорожка… Хоть бы раз, один только раз подержать её на туго натянутой леске, струной режущей воду под нависшими над ней зарослями ивняка, хоть бы один ещё раз… Да где там! Нет сорожки на Втором Иняке, нет, и никогда уже больше не будет… А жаль, жаль…
Какой-то непонятный звук не звук, шум не шум, гудение не гудение - что-то совсем чужеродное для этих благословенных мест отвлекло его, наконец, от своих невесёлых мыслей. Что это - машина, трактор? Похоже, но как-то всё же не так, не так. Что же тогда? А шум становился всё сильнее, громче, заполнял собой всю округу, становясь главным событием момента. А - вот оно! Впереди, из-за заросшего лесом поворота на большой скорости вылетела странная зелёная машина. Её занесло, сбросило с дороги в поросшую камышом, вечно не просыхающую здесь лужу, давно мечтающую превратиться в небольшое болото, но машина, негодующе фыркнув синим дымком выхлопа, брызнув из-под узких гусениц грязью, вновь выскочила на лежавший в пыли просёлок и понеслась вперёд! Старый рыбак равнодушно смотрел, как пронеслась она мимо, то кивая передком, то приседая на корму. Не до машин ему было сейчас. Окунь его ждал, окунь - это важнее всего. Он побрёл дальше…
А боевая машина пехоты, вырвавшись на простор, прибавила скорости. Небольшая круглая башня ощетинилась коротким стволом пушки, обняв которую одной рукой, трясся сейчас на броне человек в камуфляже, в чёрном, лихо заломленном на затылок, берете. Второй рукой он придерживал лежащий у него на коленях ручной пулемёт. За его спиной билось, прогибаясь на длинном древке, большое красное полотнище бархатного, с золотым шитьём, пионерского знамени!
БМП как будто летела над дорогой, то низко прижимаясь к ней, то высоко подпрыгивая на ухабах-трамплинах. Злобно лязгают гусеницы, радостно рычит дизель, легко неся эти тонны металла навстречу схватке! Какая мощь! Впрыск - сжатие! Впрыск - сжатие! Впрыск - сжатие! С огромной, не представляемой человеческому воображению скоростью мечутся поршня в гладко отполированных цилиндрах, с обманчивой лёгкостью колышутся клапана в притёртых своих сёдлах, с молекулярной точностью напряжённо работают форсунки, в масляном тумане крутятся шестерни передач. Тысячи деталей объединены человеческим гением в один живой организм. Какая сила! Сколько поколений инженеров оттачивали свои идеи, воплощая их затем в металле, чтобы создать это чудо - чудо технической мысли - несущееся сейчас с бешеной скоростью по пустынной долине Второго Иняка. Миг - и не видно её уже, только облачко пыли осталось на горизонте, только осыпаются следы траков на дороге, только быстро тает в воздухе запах сгоревшей солярки. Ах, какой запах…
Откуда же взялась здесь боевая машина? Нет поблизости воинских частей, не видали эти края никогда ни бронетранспортёра, ни танка. Лишь как-то раз, ещё в советские времена, прошла через райцентр колонна крытых брезентом армейских грузовиков, направляющаяся неизвестно куда. Да протащили один раз - тоже уже давно - прицепленную к трактору пушку, которую и установили потом у одного из обелисков к годовщине Победы.
Так что же это за БМП несётся сейчас на всех парах вниз по реке, что за экипаж ведёт его, куда и зачем? Сергей, Венер и Коля - вот экипаж боевой машины, вот кто мчится сейчас стремглав по пыльному просёлку…
А началось всё со звонка директора школы, в которой и учительствовал Коля. Спросил тот тогда, не знает ли Николай Иванович кого-нибудь, кто смог бы перегнать списанную БМП, которую отдают им шефы. Всего-то километров двадцать - с полигона Уфимского военного вертолётного училища, находящегося вот уже несколько лет возле небольшой деревни Малотусгуново. Полигон ликвидируется, военные уходят, часть ненужной техники раздают. Вот они и поставят эту БМП возле своей школы на постамент - пусть стоит. Постамент уже готов, осталось только перегнать саму машину. Ну, как, Николай Иванович? Что скажете? …Коля не оплошал, он сразу, с первой минуты разговора, понял, какие выгоды они могут иметь с этого подвернувшегося случая, если используют попутно его и в своих интересах. Тем более, что Сергей действительно служил в армии механиком-водителем на такой машине. Успех налёта на дом был теперь гарантирован стопроцентно!
И вот - свершилось! Возбуждённые до чрезвычайности, несутся они втроём навстречу приключениям на предельной скорости, вот-вот будут у цели. Сергей с Колей внутри, Венер - на броне. Все трое - в военной форме. Сергей в своей, а не служившие в армии его приятели - в заимствованной у знакомых ребят. Пулемёт, отремонтированный Сергеем и заряженный сейчас десятком холостых патронов - вот и всё их оружие. Расчёт не на силу, расчёт на внезапность, на полное отсутствие сопротивления. Оправдается ли он?
На стройке дела шли своим чередом, никто не предполагал, что случится вскоре такое, что надолго станет здесь предметом оживлённых разговоров и пересудов. Рабочих было уже совсем немного - шесть человек. Ещё прораб, повар, и сам хозяин, конечно. Остальные уже уехали, получив расчёт. Дом был почти готов.
- Смотри, Михалыч, танк! - с интересом сказал молодой парень, выключив бетономешалку и уже собравшийся вывалить её содержимое в приёмную емкость.
- Сам ты танк, - с презрением ответил прораб, в прошлом сам немало истоптавший солдатских сапог, - это боевая машина пехоты, понял?
- А чего это она здесь? - не унимался парень. - Смотри, к нам заворачивает, - воскликнул он с удивлением.
БМП лихо тормознула, да так, что Венер чуть не слетел с брони, развернулась на одной гусенице, и рванула вперед, к дому! Секунда - и грозная машина встала у главного входа, где велись сейчас работы. Удивлённые рабочие застыли на своих местах, выскочил из своего вагончика хозяин и тоже застыл на месте, не понимая, что бы это всё значило и как ему к этому относиться. Лишь повар остался на своём месте и продолжал чистить для супа картошку, выглядывая всё же в окно - ему тоже было интересно. А боевая машина пехоты, рыкнув дизелем ещё раз так, что столб сизого дыма, вырвавшийся из выхлопной трубы, пригнул к земле сухой куст полыни, да крутанув слегка башней, смолкла. Звенящая тишина ударила в уши людей, сразу заложив их, как ватой.
Венер встал на броне и поднял пулемёт. Пришёл его час!
- Вас приветствует ФСБ России, - неожиданным даже для самого себя басом крикнул он. - Всем лечь на землю!
И дал очередь!
Ударили из широкого дульного раструба струи пламени, пулемёт задрожал, забился в руках стрелка, словно пытаясь вырваться - вспомнил он, как восемьдесят лет назад, вот здесь же, рядом, вон на том склоне холма, полого сбегающего от леса к речке, принял он свой последний бой. Эх, и было время! Раз за разом поднимались враги в атаку, и раз за разом вновь зарывались носом в землю, спасаясь от свинцового шквала его очередей. Ещё немного - и подоспеет помощь, ещё немного - и отбросят они врага от своей высотки! Но раздался рядом плескучий взрыв полевой гаубицы, вырвало его взрывной волной из рук уже мёртвого, сраженного осколком в висок, бойца, бросило на дно окопа, засыпало землёй. Мрак - на долгие годы мрак - лишил его радости выражения своей сути. И вот - он снова в строю!
Увы! Недолго продолжалось торжество ветерана. Кончились в ленте патроны и замолк он, теперь уж, наверное, навсегда. Прошла жизнь, чего уж теперь…
Но и короткой очереди хватило, чтобы напугать мирных, занятых своим трудом, людей. Не успел боёк ударить по капсюлю последнего снаряжённого патрона, как лежали они уже все на земле, не смея поднять глаз. Упал на землю и хозяин, даже не заметив, что шлёпнулся он прямо в коровью лепешку, оставленную здесь рано утром пробредшей мимо бурёнкой на добрую память о себе. Он испуганно смотрел, как откинулся один из кормовых люков, как выскочили оттуда двое в форме с автоматами… тьфу ты - с лопатами! - как бросились они зачем-то перекапывать груду гравия, запасы которого подходили уже к концу.
- Слышь, Михалыч, - прошептал испуганно тот самый парень, что перепутал БМП с танком, - а чего это они? - Лежали они рядом.
- Молчи, не твоя забота, - ответил тот. « А пуль-то не слышно было, холостыми стреляли, - подумал он, - да и пулемёт-то у них странный какой-то…». Впрочем, дело не его, нечего и переживать. Вот бетон сейчас начнёт схватываться - это проблема. Эх, не вовремя эти налетели. И чего гравий-то роют? Зачем?
А Коля с Сергеем, изнемогая от непосильной работы, всё копали и копали нескончаемую кучу гравия, переваливая его на новое место. Венер присел на броню, пристроил на колени пулемёт, закурил, внимательно наблюдая за людьми, лежащими на земле. Да нет, всё нормально, никто не помышляет о сопротивлении. Но всё равно, всё равно - надо быть начеку, держать всех в напряжении, не давать опомниться.
- А ну, лежать тихо! - время от времени покрикивал он, не спуская глаз, особенно, с хозяина - это опасный тип, он уже это доказал. Но молча лежит и тот, теряясь в догадках, что это за люди и чего им нужно. Эх, приглядеться бы ему внимательно к этим бойцам, вмиг узнал бы он в них тех, бежавших тогда по дороге с украденным у него кладом, а потом вновь застуканных им возле своего дома. Но не смеет поднять глаз на налётчиков Вениамин Алексеевич, не смеет. Грозные слова - « ФСБ России! » - оглушили его, как громом, добавила сумятицы и пулемётная стрельба. Полный сумбур сейчас в голове у хозяина, полный сумбур…
А Коля с Сергеем, изнемогая от непосильного труда - тонны гравия перевалили они уже на новое место - всё машут и машут совковыми лопатами, постепенно сбавляя темп. Ну - скоро ли?
Вдруг Коля бросил лопату! Есть! Вот она - лямка старой кожаной сумы, выглядывает из-под осыпающегося гравия! Он коршуном упал на неё, схватил, рывком выдернул из него. Есть! Есть! Есть! Клад снова у них! Всё получилось. Ну, теперь дёргать отсюда!
БМП рванула с места. Вновь столб дыма пригнул к земле куст полыни. Набирая скорость, машина помчалась прочь. Дело было сделано!
Дядя Саша в это время, не спеша, разматывал удочку. Вон там, где кувшинки чуть разошлись в стороны, и окно чистой воды отражает плывущие в небе облака - вон там он и поймает сейчас первого окуня. Поплавок застыл, напряженно ожидая поклёвки, готовый тут же дать об этом сигнал. Но тихо пока, тихо…
« Тут-то я ловил… когда это, в прошлом годе, что ли, или в позапрошлом? - думает старик, не спуская с поплавка глаз, - кажись, в прошлом. Вот память-то стала… дожил…». Да-а, хожено по этой реке, перехожено. Вся жизнь тут - от детства, до старости. « Помру скоро, - спокойно думает он, - а речка останется… Кто-то другой на этом вот самом месте ловить будет… Да кому другому-то? Последний я…».
А ребята, отъехав подальше, остановились. Не терпелось им - что же в сумке-то, не напрасны ли все их усилия и жертвы, верны ли ожидания и надежды? А ну - глянем…
- Золото!
- Ух ты!
- А много-то как…
- Как новые деньги-то…
Они доставали по одной монетке, бережно рассматривали их, передавали один другому. Наконец, Коля не выдержал и, запустив в суму сразу обе руки, вытащил целую пригоршню сверкающих монет. Со счастливым смехом он пересыпал их с одной ладони в другую, а они со звоном падали обратно, отблёскивая в скупом свете, пробивающемуся через приоткрытый люк, то желтизной, то белизной своих благородных боков. Звон и блеск золота! Радость от достигнутой цели! Счастье от сознания того, что вместе они - сила! Уверенность, что могут они быть сильнее обстоятельств… Чего же еще?
- Ну, теперь домой…
БМП вновь рыкнула ожившим дизелем.
- А чего это ты, Венер, ФСБ-то приплёл? - громко, стараясь перекричать шум двигателя, спросил Коля. Он поудобнее пристроил у себя на коленях сумку с золотом и с улыбкой повернулся к другу.
- Да это я по телевизору видел, что так они все свои силовые акции начинают, - со смехом ответил Венер, - пусть, думаю, пострашнее им будет…
Все засмеялись. Машина не спеша - куда теперь спешить - двинулась по просёлку, забираясь в пологий склон холма, за которым ждал их каждого родной дом…
Поплавок резко, как будто и не было его, ушел под воду! Только круги побежали в разные стороны. Окунь! Дядя Саша с забившимся от волнения сердцем схватился за удочку. Окунь был хорош. «Грамм на триста…» - сразу по силе сопротивления определил старый рыбак размер возможной добычи. Но окунь не сдавался, он был уже не новичком в схватках со своим извечным врагом - человеком. Он за свою жизнь оборвал уже немало крючков, ушел не от одного охотника, он знал цену всему. А кто победит сейчас? Сила нашла на силу, опыт на опыт, азарт на азарт. Забыл дядя Саша сейчас обо всём, а главное - забыл о старости своей, которая, как известно, не радость. Нет, душа его полна счастьем, он снова полон сил и надежд….
Он в гостях - в гостях у своей юности…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
- Нашел! - Игорь разогнул спину и встал с колен. Радостно улыбаясь, он протянул Александру, тоже что-то искавшему в густой траве и поднявшемуся с первым же словом соседа, руку со своей находкой. На раскрытой ладони лежал, поблёскивая, пистолетный патрон.
- Это уже третий. Всё, Игорь, хватит, - Александр взял патрон, обтёр его полой штормовки. Вытащил из-за пояса пистолет и вынул обойму. В ней уже, словно два брата-близнеца, уютно устроились, прижавшись друг к другу, два таких же заряда, тоже недавно найденных в траве на той самой поляне, где потерявший голову хозяин строившегося дома стрелял недавно в него и чуть не попал. Мог ли он тогда предполагать, что и недели не пройдет, как и пистолет этот будет его, и патроны, им выброшенные, снова понадобятся? А ведь так и вышло. Грозная фигура бродяги Ваньки Штангиста, вооруженного не только обрезом, но, главное, преступными своими намерениями, не отягченного моралью, свободная хоть от каких-то сдерживающих мотивов, реально замаячила на горизонте завтрашнего дня, затмив собой всё остальное. Вот и пришлось вооружаться самому…
Щёлк! Найденный патрон с радостью занял в обойме своё законное место.
- А может, ещё поищем? - спросил Игорь. - Ты ведь говорил, их там штук пять-шесть было…
Александр вновь сунул пистолет за пояс. Ползать в траве да по кустам в поисках патронов ему уже надоело. И так почти четыре часа потеряли…
- Да ну, хватит, - сказал он и, присев на поваленный ствол ольхи на краю поляны, вытащил из кармана пачку сигарет. - На крайний случай, Игорь, и одного патрона достаточно, тем более, что перестрелок с этим Ванькой я устраивать не собираюсь…
«Ну, есть теперь патроны - ну и что? - уныло думал Александр, закуривая, - что теперь-то? Может, на дуэль его ещё вызвать? Что мне толку от оружия, если всё равно я первым стрелять не буду, не смогу этого?» А тот грохнет его без всяких сомнений и угрызений - в этом и разница между ними. Бандит изначально сильнее - из-за того, что готов к насилию, сознательно на него идёт и всегда поэтому бьёт первым. Честный же человек может только защищаться. А это, после хорошего нападения, бывает, что уже и не требуется… «Ну, Ванька, ну, гад! Сам не живешь, и людям от тебя покоя нет…».
- А может, всё же уедешь? - оторвал его от грустных мыслей приятель. - Может, не стоит с ним связываться? Кто он - не знаем ведь мы. Может, он уже человек пять «пришил»?
- Ты, Игорь, не сидел? - невесело усмехнувшись, спросил Александр.
- Нет, - опешил тот. - Чего это ты?
- Жаргон хорошо знаешь…
- Так это… все так говорят…
- Да не все… и ты не повторяй, не стоит…
Он снова задумался. Да, уехать ещё можно успеть. Если верить Павлу, верзила сегодня отходит от пьянства, и ждать его с «вендеттой» можно не раньше завтрашнего дня. А лагерь можно свернуть за пару часов…
Нет, не уедет он. Нельзя уезжать вот так, нельзя испортить себе праздник, которого ждал, к которому стремился много лет. Ведь всё получилось, как и мечтал. И на речке своей молодости пожил, и женщину обрёл, и друзей - старых и новых - тоже. Да и рыбы половил, и ухи поел, и водки попил - всё от души. И приключений хватало - одной схватки с бомжами ему не забыть никогда, не говоря уже о том, в упор, пистолетном выстреле. А книга у него тут как хорошо писалась? А Марат скоро приедет - это как? Да и сентябрь тут ещё весь можно было бы пожить, устроить себе проводы холостяцкой жизни… И бросить вот всё, из-за одного негодяя бежать? По уму так, конечно, надо бы… Но ведь ещё и чувства у человека есть… Как же быть, всё таки? А если объединить и доводы разума, и чувственный порыв? Найти выход какой-нибудь? Ведь это его эпопея последняя, после женитьбы не погуляешь, да и не нужно ему это уже, о другом всё больше мысли находят. Тем более, надо бы всё сейчас хорошо закончить. Нет, не уедет… А тварь эту поставим на место, ничего, тоже не лыком шиты…
- Нет, Игорь, останусь. Время есть, придумаем что-нибудь. Хотя… Вариантов-то нет. Убивать его я не собираюсь, себя дать убить тоже нельзя. Да и договориться с ним вряд ли получится. Значит, выход один - обезоружить. Но как?
Думали долго. Отвергли одно, другое, третье. Или риска много, или гарантий нет. Но вот, кажется, что-то и наметилось дельное. Обговорили детали. Да, это единственно верный способ. Ну, что ж, приступим…
К вечеру всё было готово. Засесть в засаду решили сразу же - кто его знает, когда тот заявится? А вдруг ночью?
Но прошла она спокойно. Только замёрзли, измаялись без сна, а Александр - ещё и без курева. Какое курение в засаде? А вдруг учует? Промучились, одним словом. Но вот, наконец, стали блекнуть звёзды, потянуло от реки ещё большим холодом, стало понемногу светать…
- Лишь бы уж скорей пришел, гад. - прошептал Игорь. - А то ещё одна такая ночь, и мы тут без его помощи околеем…
Да, приятели хотели сейчас только одного. Определённости. Нет ничего хуже неизвестности. А вдруг всё это выдумки Крысы, решившего им насолить напоследок? Вдруг верзила и не замышлял о мести? Вдруг его вообще нет на Втором Иняке? Бродяга он, сегодня здесь, завтра нету. А им что - так и сидеть тут теперь каждую ночь? Вдруг он совсем не придёт? Никогда не придёт?
Но тот пришел…
Солнце уже высоко встало над лесом, когда увидели они его крадущуюся вдоль берега фигуру. « Пришёл всё таки, - весь внутренне сжался Александр, - давай, держись…» - подбодрил он сам себя. Они с Игорем замерли на своих местах…
Верзила вступил на мостик - хлипкое брёвнышко, перекинутое здесь в узком месте через речку - не подозревая о том, что на противоположном берегу, до которого всего-то пара метров, его уже ждут двое, спрятавшиеся в густых зарослях камыша. Не ошиблись приятели, предположив, что придёт он именно отсюда. Да и не мудрено было догадаться. В лагерь Александра всего две дорожки. Одна - по тропинке от пруда, вторая - через этот мостик. По тропинке через овраг он не пойдёт - свежа память о недавнем позоре. Значит - через мостик. Так и вышло…
«Точно, с обрезом он…» - думает Александр. Ему видно, как оттопыривается у того пола пиджака. «Ну ещё шаг, ещё…» - мысленно торопит он своего врага…
Бродяга, осторожно переступая, идёт по бревну. Вот уже и берег. И тут…
Хрусть! С треском подламывается под ним на последнем шаге подпиленное заранее брёвнышко, человек молча падает плашмя вперёд, на тропинку, быстро отталкивается руками, хочет вскочить…
- На! - Александр, неожиданно появившись из камыша, сильно бьёт его дубинкой поперёк спины. Тот, с воплем, снова падает. Александр хватает его за руку, резко, рывком, переворачивает на спину!
- Игорь, вяжи ему руки! - кричит он, а сам, быстро выхватив у того из-за пазухи обрез, откидывает его в сторону, приставляет пистолет к голове противника:
- Дёрнешься - башку прострелю! Понял!?
Да, конец, конец Ваньке Штангисту. Минуту назад крался он, как зверь, абсолютно уверенный в успехе своего дела, а вот теперь лежит поверженный, связанный, обезоруженный, бессильно матерится от ярости и боли:
- Ты думаешь, взял меня, да? Мать твою… - хрипит он, сверкая из-под нечёсаных патл глазами пойманного в западню волка, - да я всё равно достану тебя, падла ты бородатая!
Александр сидит на корточках, молчит, с наслаждением курит. Завалили зверя! Но дальше-то что? Что с ним теперь делать?
- Пойдём, Игорь, позавтракаем, - он встает, поднимает с земли обрез. Смотри-ка, уже и курок взвёл! Серьёзный дядя - не пугать шёл. Ладно, тем лучше - совесть наша тоже будет чиста…
- А с этим что? - спрашивает Игорь, затягивая на бандите последний узел.
- Да пусть валяется пока…
Приятели вернулись в лагерь. Александр поставил чайник на плитку, взялся за обрез:
- Ну-ка, с чем он шёл?
Обрез, тихо щёлкнув, встаёт на излом. Темной, давно нечищеной, латуни гильза двенадцатого калибра нехотя выползает из ствола. Александр, взяв со стола нож, выковыривает из заряда пулю, залитую парафином - от сырости. Ого! Какая тяжёлая! Кустарно отлитый, обточенный напильником, свинцовый цилиндрик, с пропиленной крест-накрест тупой головкой, лежит у него на ладони.
- Знаешь, что это значит? - он показывает товарищу, тоже с любопытством разглядывающего пулю, на глубокие пропилы на ней, - разрывная штука-то эта. Как на медведя снарядил, сволочь…
Только теперь оценил Александр всю степень угрожавшей им опасности. Да и не только в пуле дело. После ранения из такого калибра, будь в стволе хоть картечь, хоть даже и дробь, выжить нельзя. С близкого расстояния превышает выстрел из ружья по убойной силе не только пистолетный, но даже и автоматный! Слишком велика мощь заряда… Да-а… Спасибо Павлу. Не он бы, так не хочется думать, что могло быть…
Попили чаю, съели банку консервов и полбуханки черствого, позавчера купленного в Кузькино, хлеба. Молчали. Каждый думал о том, что делать с пленником.
- Может, в милицию его всё же сдать? - неуверенно предложил Игорь.
- В милицию? Нет, не стоит… Вот сейчас, что ты, что я - люди свободные, да? А свяжись с милицией, и тут же нашей свободе конец. Мы уже свидетели, обязанные выполнить свой гражданский долг. Повестки начнутся, вызовы, показания, очные ставки, следственные эксперименты. И это ещё в лучшем случае. А пистолет? Откуда он у меня? Статья за хранение оружия, считай, уже есть. Начнут дальше раскручивать - а чего это мы не как все, чего добром не живём, а нет ли в прошлом каких пятен? А может, мы здесь от правосудия скрываемся? А вот в прошлом году в Кузькино телёнок пропал, так и не нашли - а, может, это ты его на своём дереве съел? А? Ну-ка, признавайся! - и Александр ткнул соседа пальцем в грудь.
- Никаких телят я не ел… Ты чего это? - даже опешил сначала тот, но поняв, что приятель шутит, рассмеялся, - да я и гуся-то чужого ни разу не своровал, я не Крыса…
- Вот-вот, так и будешь там оправдываться. Нет, Игорь, с милицией нам связываться не резон. Сейчас по-другому как-то надо…
- Про пистолет-то как они узнают? - Игорю всё же не хотелось с ходу отбрасывать вариант с милицией.
- А этот? Он первый и расскажет. Ещё и так дело выставит, что сам-то он белее белого, ничего против нас не замышлял, а в камышах тут на уток охотился, ну, а мы, два отморозка, устроили на него вооруженное нападение. Его слово против нашего - и только. Почему должны верить нам, а не ему? Перед законом все равны…
- А Крыса? Свидетель же есть у нас.
- Где его искать теперь? Нет, Игорь, давай про милицию забудем…
Вновь замолчали. Александр стал рассматривать обрез. Широкое вороненое дуло было обрезано у самого цевья, оно слегка тронулось легкими пятнышками ржавчины. «Тульский императорский оружейный завод - 1912 год», - прочёл он отлитую на нём надпись и удивился - вещь-то раритетная! И в состоянии приличном. Вот и ещё трофей. Не многовато ли за одно-то лето?
- Придётся его отпустить, - Александр положил обрез на стол.
- Как? А если он опять?
- Думал, Игорь, думал. Сделаем так, что дорогу он сюда навсегда забудет, в страшном сне ему Второй Иняк сниться будет…
- Изобьём?
- Нет, так его только сильней озлобим… Да и не сможем мы…
- А что же тогда?
- А вот что…
И рассказал приятелю только что пришедший в голову замысел. Игорь похмыкал, оценивая, но план одобрил - должно получиться. Голова у Сашки варит…
- Твоё дело будет такое - поддакивать мне во всём. Да на барабане ещё играть будешь - дробь выбивать. Сможешь?
- Да я в лагерях, в детстве, вечным барабанщиком был! Спрашиваешь… Конечно, смогу…
- Тогда пошли…
Верзилу с трудом притащили на поляну. Чтобы не слушать его грязной ругани, Александр залепил ему рот скотчем, моток которого очень кстати нашелся в его походном хозяйстве. Бродягу прислонили спиной к толстой берёзе, растущей на самом краю поляны, туго обмотали верёвками, так, что он не мог даже пошевелиться. Мало того, голову его тоже накрепко прикрутили к дереву скотчем, не пожалев для этого целого мотка. Теперь пойманный бомж превратился в неподвижную, молчаливую мумию, лишь яростно блестевшую глазами.
Александр отошёл к машине, принес вскоре оттуда пару лопат, мешочек с картошкой, барабан и арбалет.
- Слушай, урод, - он почти вплотную подошёл к жертве, - ты ведь сам понимаешь, что отпустить тебя я не могу. Поганить руки, убивая тебя специально, тоже не хочу. Поэтому сделаем так - пусть всё решит случай. Повезёт - будешь жить. Нет - вон в тех кустах и закопаем, - он кивнул на заросли ивняка.
Александр блефовал. Ни под каким видом убивать врага он не собирался. Но откуда тому это знать? Человек ведь часто о других по себе судит. Александр с удовлетворением увидел, что в глазах противника промелькнули первые искорки - нет, не страха ещё - но тревоги. «Ничего, ничего, - зло подумал он, - сейчас ты у нас в штаны наложишь…».
- Ты про Вильгельма Теля слышал что-нибудь? Нет? Ну и ладно, это не главное, - говорит он, устанавливая на голову привязанного к берёзе человека первую картофелину, отходит, отсчитывая десять шагов.
- Давай, Игорь!
Ударила по нервам, нагнетая напряжение, барабанная дробь. Широко выпучив глаза, завороженно смотрит жертва на нацеленное оружие. А барабан всё бьёт и бьёт, а стрелок всё тянет и тянет с выстрелом. Нет! Невозможно выдержать это! И тут… Щёлк! Короткий свист стрелы - и тяжёлый боевой наконечник пронзает цель! Закатив глаза на лоб, видит человек дрожащее прямо над ним оперение… Что, страшно? То ли ещё будет, дружочек, то ли ещё будет…
- Вот, Ваня, слушай. Тебя ведь Ваней звать? Ну, так слушай… - спокойно, даже почти с сочувствием говорит Александр. - Первый выстрел был с десяти шагов. Следующий будет с трёх шагов больше, и все остальные так же - с прибавкой на три шага. И так до тех пор, пока стрелы не кончатся. А у меня их много, видишь? - и он показывает тому полный колчан.
- Я, конечно, стреляю хорошо, - продолжает говорить Александр, не замолкая ни на минуту. Он с трудом выдёргивает стрелу из дерева, ставит на голову врага новую картошку, - но могу и промахнуться. И чем дальше я буду отходить, тем больше на это шансов. А если я в картошку не попаду, то куда? Как думаешь? - он по глазам поверженного соперника пытается угадать, принимает ли тот всё всерьёз или уже понял его игру? Пока не ясно. Ну, что же, продолжим. Должен он его сегодня сломать, должен. Весь расчет на это. А иначе незачем было и начинать…
- Так вот, если я в картошку промахнусь, то всё равно куда-нибудь попаду, верно? - продолжает хозяин лагеря психологическую атаку. - А куда? Может, в дерево, а может, и в лоб тебе. Или в глаз, а? Или в рот… Представь, а? Сначала стрела выбьет тебе зубы, затем проткнёт язык, пробьёт шею и, наконец, воткнётся в дерево. Но не переживай, сдохнешь ты не сразу. Минут двадцать у тебя ещё будет - с жизнью попрощаться. Заодно и посмотришь, как мы вот с ним, - он кивнул на Игоря, - могилу тебе копать будем. Да, сосед?
Тот торопливо кивнул. «Вот Сашка чешет, - с восхищением подумал он, - как по писанному. - А говорит, таланта нет. Да ему только книжки-то и писать…».
Вот вновь ударил барабан! Выстрел! Три шага назад. Выстрел! Три шага. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Александр всё дальше отходит от дерева с привязанным к нему человеком. Он уверен в себе, он знает, что не промахнётся. Но что это? Он, кажется, стал получать удовольствие от этой жестокой игры? Нет-нет, это невозможно… Всё, он прекращает… Ещё только раз - какой это, седьмой, что ли?
Бродяга давно уже ни жив, ни мёртв. Он бы упал, если бы не был крепко привязан к берёзе. В глазах его животный страх - нет, не страх даже, а ужас! Он умирает с каждым выстрелом всё снова и снова! Он не может видеть направленное на него оружие, не может слышать свист стрел, бой барабана. После третьего выстрела стрелок перестал попадать в картошку на его голове, и теперь стрелы втыкались возле его лица так близко, что он кожей чувствует их гладкие полированные бока. Он не знает, что тот делает это нарочно, чтобы нагнать на жертву побольше страха. Ему кажется - вот сейчас, вот сейчас, вот эта, эта самая стрела, уже нацеленная на него и которая вот-вот будет спущена с тетивы - вот она-то сейчас и выбьет ему зубы, пробьёт язык, воткнётся… О-о, скорей, скорей бы уж, скоре-ей! Нет ничего хуже этого ожидания смерти… Он давно перестал что-то чувствовать, кроме одного - ужаса неизбежного конца. И то, что тот всё не наступал - было мучительнее всего… И вновь барабанная дробь… Нет, он не дождётся стрелы, он умрёт раньше. Он уже умер…
И вдруг…
- Саша-а… - из-за кустов, со стороны речки, несётся весёлый женский голос, - Саша-а! Тут мостик сломан, перейти не могу-у! Помоги-и…
«Зиля! - как молнией пронеслось в голове у Александра. - Эх, не вовремя!»
- Игорь, иди, помоги ей перейти, - говорит он, кладя арбалет на землю, - да не очень торопись, потяни немного. А я с этим закончу… - он бежит к дереву с привязанным к нему бомжем. Игорь же - по тропинке к речке.
Александр быстро распутывает веревки, разрезает ножом скотч. Ванька, как подкошенный, падает к основанию ствола. Александр заглядывает ему в глаза. Да-а… человека нет. Сломленное, парализованное страхом существо. Ничего, поделом! Может, на пользу ему, гаду, пойдёт…
- Ты сейчас же, сегодня, уйдёшь с нашей речки, - внятно, чтобы до того дошло, - говорит он. - И больше никогда здесь не появишься. Ты понял? Понял, спрашиваю?
Тот быстро-быстро кивает головой, силится что-то сказать, но не может, язык его не слушается, он с ним сейчас в полном разладе. Да и не только язык. Мокрая левая штанина и… э-э… специфический запах, распространяющийся вокруг, говорят о том, что и мочевой пузырь тоже решил воспользоваться случаем и пожить вольной независимой жизнью.
- Тогда давай отсюда быстрей! Давай, сматывайся, - брезгливо отворачивая нос, говорит Александр, - давай, давай, газуй! Пошёл, ну!
Человек с трудом поднимается сначала на четвереньки, затем и на ноги, и вперевалку, как будто хромая сразу на обе стороны, заваливаясь то туда, то сюда, бежит по тропинке в лес. «Не видеть бы мне тебя больше никогда…», - думает Александр.
- Кто это у тебя был? - спрашивает, улыбаясь, подошедшая женщина. Она выглядит гораздо моложе своих тридцати семи лет.
- Да так, знакомый, - отвечает Александр, любуясь своей будущей женой, - вон постреляли с ним немного, - и он кивает на утыканный стрелами ствол берёзы.
- А-а… Давайте есть, пока суп не остыл, - Зиля начинает распаковывать сумку.
Игорь с Александром переглянулись - уфф! Кажется, всё успели! Да и обед-то кстати…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Незнакомец на Втором Иняке появился пару дней назад. Первым его заприметил, конечно же, Игорь со своего дерева. Он видел, как спускался тот по дороге через убранное уже поле в долину, как потом медленно, подолгу останавливаясь на каждом омутке, на каждом плёсе, на каждом перекате, пошел вверх по речке. Вечером, когда уже стемнело, он ушёл обратно в райцентр. По виду обычный рыбак - с рюкзаком, удочками, в болотных сапогах, в штормовке. На другой день Игорь снова увидел, как широко шагая по дороге, спускался тот с холма. На вид ему было лет пятьдесят. Незнакомец был высок ростом, довольно грузен, живот его, колыхавшийся в такт широким шагам под необъятной, сшитой на вырост, штормовкой, с полным основанием можно было назвать пузом. Лицо простое, открытое, доброжелательное. В общем, первое впечатление человек произвёл неплохое. Пришёл он на Второй Иняк и на третий день…
Александр уже знал - Игорь ему рассказал - что появился на речке новый человек. Кто он? Явно не случайно забредший - тому и одного дня хватило бы. Нет, тут что-то не так. Впрочем, какое кому дело, речка не купленная, ходи хоть кто, только не безобразь. Александр, вспомнив, как проучили они недавно Ваньку Штангиста, усмехнулся. «Где-то он сейчас? - подумалось ему. - Где бы не был, лишь бы подальше отсюда….» - тут же пришла мысль.
Александр решил познакомиться с незнакомым человеком. В его регулярных - третий день подряд - посещениях Второго Иняка была если не тайна, то, по крайней мере, интрига. Любопытно было бы всё это разъяснить. Он тоже взял удочку и пошёл по реке вверх, надеясь, что на каком-нибудь из омутов обязательно встретит этого человека…
Был конец лета, считанные дни оставались до того времени, когда и речка, и лес, и всё, что есть здесь живого, перейдут по наследству уже к осени, первый месяц которой - сентябрь - уже стоял на пороге. Кое-где уже зажелтели на клёнах листочки, начал подсыхать и ломаться местами камыш, исчезли с водной глади желтые коробочки кувшинок - осень исподволь, медленно, но властно, готовилась вступить в свои права. Лето, где ты? Куда уходишь, зачем? Останься с нами, снова согрей своим теплом, освежи ветерком, прогони с неба серые - нет, ещё не низкие осенние, но уже и не весёлые летние - облака, залей землю лучами солнца, заставь забыть о печалях, расцвети улыбками детей и взрослых, дай надежду, что так будет всегда. Увы! Уходит лето, уходит, уходит навсегда. Куда? А куда ушло наше детство? Куда ушла юность? Туда, наверное, уйдёт и лето. Может, встретятся они там на радость друг другу? И вновь заскользят по подёрнутой рябью речке нашего детства кораблики с парусами из бумаги? Может, доплывут те кораблики и до нас, передадут привет и от детства, и от всех прошедших с того времени лет? Да только увидят ли это люди, оценят ли, вспомнят ли, не пройдут ли равнодушно мимо своей памяти? Прошлого нет… А так ли? Нет, оно есть, оно живо, оно существует в нашей памяти, которая единственно и противостоит разрушительной силе времени. Нет прошлого… Печальна участь человека, лишенного памяти. Память живёт прошлым, надежда - будущим, и на этих двух опорах крепко стоит человек в сегодняшнем дне. И чем крепче эти опоры, тем спокойнее у него на душе, тем увереннее чувствует он себя в этой непростой жизни…
Незнакомца Александр встретил неожиданно быстро. Тот сидел на высоком обрыве, как раз под Большой Ивой, курил, смотрел на реку. Александр взглянул вверх - Игоря на дереве не было. «Рыбачит или опять грибы ищет…», - подумал он и решительно направился к человеку, сидящему на берегу.
- Здравствуйте, - он остановился в паре шагов от него.
Тот повернулся, живо поднялся, протянул руку:
- А-а, Александр! Рад встрече. А меня Виктором Григорьевичем зовут. Будем знакомы? Как ваше отчество?
- Петрович… - растерянно сказал Александр, явно не ожидавший такого начала, - а откуда вы моё имя знаете7
- Да что за секрет? - улыбнулся новый знакомый. - На речке народу немного, а про тех, кто здесь бывает, я, конечно, не всё, но многое знаю… Вот тут, на дереве, Игорь живёт, так?
Александр кивнул. А Виктор Григорьевич, протянув ему пачку сигарет, продолжал:
- В Мари-Олке бомжи обосновались, у вас с ними ещё стычка была, да? Ну, вот... В Рождественской новый дом строят, чуть выше один из бомжей живёт, кроликов да кур разводит, а ниже, в уреме, охрана стоит. Дядя Саша как ловил тут рыбу десятки лет, так и ловит. Вот и все новости…
- А вы… кто? Местный?
- Родом я отсюда, из райцентра. Но, вообще-то, вот уже пятнадцать лет в Москве живу. Бизнес у меня там…
- По какому направлению?
- По газетному… Я тут вот в районной газете корреспондентом начинал после института сразу… А вы, Александр Петрович, сами-то из каких краёв будете? Сдаётся мне, тоже отсюда, так? Да, видать, давно не родине не были? А то чего бы вам тут пол-лета жить? Места эти для туризма не больно подходят. Для этого вон рядом водохранилище в соседнем районе есть, реки кругом большие. А здесь… А здесь только тем хорошо, кто здесь вырос. Ну, что? Угадал?
- Угадали… - Александр подивился проницательности собеседника. - Девять лет не был тут, дай-ка, думаю, поживу подольше, как вернусь, вспомню молодость…
Разговорились. И знакомых общих даже нашли, хоть и немногих. Александр стал припоминать, что, кажется, встречал этого человека на речке в те годы. Но до конца не был всё же уверен. И народу тогда сюда побольше ходило, и времени много прошло. А новый знакомый с удовольствием предавался воспоминаниям:
- Я тут с дедом ещё на рыбалку ходил, лет с пяти. Щук он тогда ловил - с меня ростом бывали. Я одной как-то взял, да и сунул в пасть палец, а она и щёлкни зубами-то. А они у неё были, как у акулы. Ох, и орал я тогда… А один раз, вот на этом самом месте, кстати, шалаш мы с ребятами построили. А один - Мишка его звали - возьми да и подожги его. Озорник был, да и постарше - не боялся нас. Мы ревём - жалко шалаша, а он только посмеивается. А как стали домой собираться - он сам заревел! Сандалии у него в шалаше-то остались! Ну и сгорели, одни пряжечки от ремешков остались. А время-то? Каждая копейка в семье на счету - бедно мы тогда все жили. Знает, будут его за сандалии дома лупить. Так и ревел всю дорогу…
Закурили московских сигарет. Чуть пониже весело журчал длинный, усыпанный валунами, перекат, а прямо под ними широко раскинулся большой, наполовину заросший кувшинками, омут.
- Рыбы-то, похоже, на Втором уже нет, - кивнул Виктор Григорьевич на тёмную по-осеннему воду.
- Сорожки нет, а голавль встречается ещё. И карп появился. Мало его, правда…
- Карп? Откуда? - заинтересовался собеседник.
- Пруды, ребята говорили, несколько лет назад наверху прорвало, он и скатился вниз. Я за лето поймал парочку. Одного на пять килограммов, другого - на три…
- Ого! - Виктор Григорьевич удивился. - Неужели на пять? Завидую. А я вот приехал тоже молодость вспомнить, сорожки, как в старые времена, половить…
- Да нет её. Давно уж, дядя Саша говорит, вывелась…
Виктор Григорьевич странновато посмотрел на него, похмыкал, побормотал чего-то вроде того, что для кого сорожки и нет, а для кого и найдётся, потом, наконец, сказал внятно:
- А раньше-то была рыба. Я, когда в редакции работал, всегда отпуск в мае брал. Как зацветёт черёмуха - я сюда. Каждый день. Вот ловил, так ловил! За Мари-Олком поставлю жерлицы на щук, а сам в сторонке сорожку промышляю. Щуки были - во! - он развёл в стороны руки. - Один раз принёс домой сразу трёх. Мать давай потрошить, а там… В одной налимчик грамм на двести, в другой утёнок, а в третьей - крыса водяная! Так мать даже и готовить её не хотела, я уж сам пожарил… А сорожка? По восемьсот, по девятьсот грамм бывала! Веришь? Как лещи, прямо… Вот была рыба…
Александр с удовольствием слушал. Он ещё застал то благословенное время, когда на Втором Иняке была рыба. Он тоже ловил тогда здесь - и окуня, и сорожку, и голавля. Щука ему, правда, по молодости и малому опыту здесь не давалась. За ней он ходил тогда на Слияние, где два Иняка сливались в одну реку, и где всегда в то время водилось много щурят-сеголеток. Бывало, что и более опытные и солидные полукилограммовые прошлогодки тоже жадно брали на живца-пескаря, а иной раз садилась на кованый тройник и килограммовая хищница. А вот здесь, на Втором Иняке, щуку ловить ему не приходилось…
- Была, была рыба… - продолжал собеседник. - Один раз пришел сюда как-то в начале июня, смотрю - вода мутная, ливень где-то сверху прошёл. Что делать? Не без рыбалки же оставаться? Был у меня кусок марли с собой, ну, думаю, вместо бредешка сейчас сойдёт. Свистнул пацана одного, он тоже на рыбалку пришел, давай с ним по перекатам пескарей да окунишек ловить. Как заведешь - так штук тридцать! А пескарь - с ладошку. На третий раз достали - батюшки! Голавль! Килограмма на два! Еле вытащили на берег, чуть не удрал. Вот не поверите, Александр Петрович, а такого богатыря метровым куском марли добыли…
Александр пристально посмотрел на него.
- Ну вот, не верите… - стушевался тот.
- Почему не верю? Верю… А знаете, почему?
- Почему?
- А пацаном-то тем… ведь я был. Помню прекрасно я рыбалку ту. Да и голавль-то по жребию ведь мне тогда достался. Я до этого никогда такой большой рыбы домой не приносил…
Виктор Григорьевич удивился.
- Ну, надо же, а? Точно, отдал я тогда голавля, жалко было красавца, а отдал. Вот так встретились мы с вами, а? Здорово как…
Новые знакомые сразу стали ближе друг другу. Ну и встреча - через тридцать лет!
- А не посидеть ли нам по настоящему, по-рыбацки? - предложил Виктор Григорьевич. - С костерком, с ухой, ну и, конечно, не без этого… - он щёлкнул себя по горлу известным всем жестом, - как вы, Александр Петрович?
- Да я с большим удовольствием…
- Старые годы вспомним, рыбаков прежних… Вы рыбаков-то старых знавали? Василия Ивановича, Арсения, Яшпая, дядю Яшу, старика Карамова? Живы они хоть кто-нибудь, нет ли?
- Дядя Саша говорит, нет уж почти никого… Я-то помню их, со всеми знаком был…
- А вот здесь, в Кузькино, жил один вятский мужик, Самсоном его прозвали - он где? Как он окуня брал! Ни у кого ничего, а он всегда с рыбой…
- А-а… Самсон… Как же, помню и его. Он уехал года за два до меня. Да, точно, рыбак был хороший…
- Да-а, идёт время… Ну, так как? Организуем вечерок воспоминаний?
- Так у меня и посидим. Вон тут пониже у меня лагерь, на том берегу. Собака привязана, подходите смело. У меня и водка есть, да и рыбы на уху к вечеру можно будет организовать…
- Нет, рыба с меня. Настоящая рыба. Ладно, часов в семь подойду…
На том и расстались. Виктор Григорьевич пошел вверх по реке, где и собирался он, по-видимому, половить «настоящей» рыбы, в чём, однако, Александр засомневался. Не те теперь на Втором Иняке времена, чтобы вот так запросто, взять, и порыбачить от души. Поэтому, хоть и желал он московскому гостю удачи, но в глубине души не верил в неё. Затем и решил сам тоже по речке побродить, где удочку закинуть, а где и «косынки» - маленькие такие треугольные сетки - поставить. Вот и наберётся, может, на уху-то. Да и арбалет прихватить не помешает - вдруг утку судьба пошлёт? Вот тогда уж будет настоящая уха - «архирейская»…
Но утки Александр добыть в этот раз не сумел. Пролетала одна стайка, но далековато, не стал стрелять. А вот в «косынки» поймал более-менее. С десяток голавликов да пару окуньков. Нормально, уху варить можно. Любой ведь рыбак знает, что для хорошей ухи количество рыбы вовсе не главное. Была бы компания хорошая да водки хватило, а рыбы… В общем, что есть, то и ладно… Александр выпотрошил рыбу, развёл костёр и поставил на огонь свой объёмистый казан…
Виктор Григорьевич ждать себя не заставил. Не успела закипеть в казане вода, как послышались на тропинке его тяжёлые шаги. Залаял привязанный к фаркопу пёс. Гость подошёл к столу, за которым хозяин чистил для ухи лук…
- Воду я уже поставил, - сказал Александр, - голавликов немного поймал. А у вас как дела? Есть чего-нибудь?
Тот не спеша снял со спины рюкзак, развязал тесёмки, вытащил из него полиэтиленовое синее ведро, поставил на землю. Александр ахнул! Ведро было до краёв полно крупной сорожкой!
- Сверху-то мелочь, - закуривая, сказал Виктор Григорьевич, - а вот что ещё тут есть… - и он вывалил рыбу на траву.
В глаза сразу бросились с десяток крупных, с поллоктя, особей. Рыба ещё уснула не вся, лениво шевелила жабрами, пучила на людей желтые, в красных ободках, глаза, блестела серебряной чешуёй, скатывалась друг с друга по скользким мокрым бокам, заполняя собой всё больше места. И пахла! Сильно пахла тем запахом, что и имеет только свежая речная рыба. Не запах это - аромат. Аромат, цену которому знает каждый рыбак. Аромат настоящего счастья!
Александр восторженно смотрел на сорожку, не имея сил оторвать от неё глаз. Вот она - настоящая рыба! Как много! Какая крупная! Откуда? Ведь нет её на реке… Ведь и дядя Саша говорил… Он вопросительно посмотрел на гостя.
А тот, посмеиваясь, сидел рядом на корточках, курил, довольный произведённым впечатлением.
- Это на уху нам, - он отделил примерно третью часть, посмотрел на хозяина, - хватит, или прибавим?
- Куда столько… лишнего ещё…
- Ничего, съедим… - гость стал складывать остальную рыбу обратно в ведро, - а этой родню побалую. У меня ведь здесь в райцентре брат живет младший, вам, наверное, ровесник будет. У него жена так рыбу готовит, что не в каждом нашем ресторане сумеют, - Виктор Григорьевич собрал рыбу, поставил ведро в сторонку, - я ведь тут уже третий день промышляю…
- Ну, а где же это так ловится? Расскажете?
- Расскажу, расскажу, всё расскажу…
Через час сидели они за столом, с наслаждением ели горячую наваристую уху, крепко отдающую дымком. Не забыли и про Игоря, сходил за ним Александр, позвал. Тот с охотой пришел, но московского гостя по-первости ещё стеснялся, в разговор не вступал, больше слушал, не забывая, впрочем, про аппетит, отсутствием которого никогда не страдал. А гость рассказывал:
- …я и говорю, зачем мне ваша Куба? Не поеду я туда. Зачем мне тунец этот? Не надо мне экзотики… Я лучше на Второй Иняк съезжу погляжу, сорожку, как раньше, половлю… - рассказчик смолк, чокнулся вновь налитой хозяином стопкой с ним и его приятелем, умело опрокинул в рот. Понюхал кусочек хлеба, потащил с блюда кусок рыбьего бока - закусить…
Хорошо сидели. Дымился в сторонке костёр, шуршал неподалёку с сухих листьях непоседа-бурундук, ошалело носясь по стволу ольхи то вверх, то вниз, мелькая своей полосатой шкуркой. На него негодующе порыкивал от своего места пес, мечтая о том времени, когда его отвяжут, а он уж задаст этой заносчивой крысе. Вот, с шумом хлопая крыльями, пролетела большая стайка диких уток, уже начавшая готовиться к перелёту в тёплые края. Падал с дерева изредка в воду лист, и, долго не намокая, плыл, пока не прибивало его где-нибудь к дереву. Кончалось лето…
- Ну, а сорожку-то где сегодня ловили? - Александру не терпелось узнать о заповедных местах, каким-то чудом ещё сохранившихся где-то на реке.
- Да там же, где я её и раньше ловил - за Мари-Олком…
- Так там ведь охрана стоит…
- Нет, я её снял.
- Вы?
- Ну да. Я поставил, я и снял. А что тут такого?
- Да нет, так… А чего они там охраняли-то?
- Так рыбу и охраняли. Рыба-то привозная. Чего же я сюда приеду к пустым-то берегам? Расстройство одно… Нанял я рыбводхоз один под Уфой, он и завёз сорожку-то туда, где я раньше любил рыбачить. Показал на карте границы участка - всего и дел. А потом вот охрану через агентство нанял. В копеечку влетело, конечно, да не жаль. Надо ведь и душу иной раз потешить…
Александр с изумлением покачал головой. Вот она - столица-то! Вот он - размах-то! Вот они - деньги-то, что делают…
- И много там рыбы?
- Тонна. А по краям участка сетки поставлены, чтобы сорожка раньше времени по речке не разбрелась. Участок большой - триста метров. И рыба всё отборная. Грамм по двести в среднем. Но есть и покрупнее, - он ткнул вилкой в большую рыбью голову, - такие вот, на полкило. А есть и по семьсот, и даже по девятьсот граммов. И ещё по секрету скажу, - тут Виктор Григорьевич снизил голос и, оглядевшись по сторонам, таинственно прошептал, - есть одна на кило двести! Представляете? Я и не видел никогда таких. Прямо - царь-рыба какая-то. Вот бы клюнула… - мечтательно добавил он.
Александр с Игорем с уважением смотрели на гостя. Вот человек! Не с пустыми руками на родину приехал. Тонна живой рыбы - это ли не подарок для речки?
- Да вы приходите порыбачить, - пригласил их тот. - Завтра я ещё там один хочу понаслаждаться, а вот послезавтра - тридцать первого - гостей собираю. Друзья детства двое будут, с Уфы еще тоже должны приехать коллеги - но это пока не точно. Дядю Сашу приглашу, да вот вы вдвоём приходите, друзей можете позвать - устроим рыболовный турнир. Заодно и проводы лета. Я тут кое-что привёз из Москвы, пока не скажу - сюрприз будет… Ну как - придёте?
Александр с Игорем переглянулись. Ещё бы! Неужели откажутся от такого?
- Придём, придём…
- А после рыбалки сетки-то поднимем, пусть рыба по реке разойдётся. Может останется здесь, на другой год отнерестится. Так и пойдёт на Втором Иняке снова сорожка… - задумчиво сказал Виктор Григорьевич.
Темнело. Гость засобирался идти. Друзья проводили его до просёлка. Дальше он пошел один, всё выше и выше забираясь по пологому склону холма. Дорога была та же, что и в годы его молодости. Так же желтела вокруг стерня уже убранной пшеницы, так же висел впереди серпик нарождающейся луны, так же тянуло от реки дымом горящего где-то по берегу костра. Замелькали одна за другой на бледном небе те же самые звёзды и даже сорожка в рюкзаке так же приятно давила на плечи своей тяжестью. Он оглянулся. Долина реки лежала перед ним, постепенно наполняясь наползающими сумерками. Что изменилось за тридцать лет? Ничего. И это было то самое, за чем он сюда и приехал...
«Тунец… - усмехнулся он про себя, - нет, ребята, сами тунца ловите…». И грузно зашагал дальше…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
И вот он наступил - последний день лета. Не спеша разгорелась на востоке заря, вырвалась языками багрянца из редких просветов среди обложивших горизонт облаков. Блеснул и тут же погас луч вставшего из-за леса солнца, сразу попавшего в цепкие объятия вечных небесных странников. Последний день лета… Впрочем, у природы нет ни первых дней, ни последних. Это человек в своей неуёмной жажде познания мира за долгие века своего пути к совершенству посчитал, взвесил, обмерил и дал определение всему сущему, поставил границы необъятному, разделил цельное, сделав это для своего удобства и пользы. А природа равнодушна к этому. Вечен её гармоничный круговорот жизни и занимает в нём человек с его тысячелетней цивилизацией не больше места, чем копошащийся в своём жилище муравей Выжить в этом прекрасном и яростном мире, выжить и дать потомство, продолжить род, не дать прерваться нескончаемой, начавшейся неведомо когда на заре всего сущего, цепи поколений - вот задача и цель хоть того, хоть другого. И нет природе дела больше ни до чего. Но человек - не муравей. Он познал себя, познал окружающий мир, всё его многообразие, все его противоречия. И в этом - и печали его, и радости…
Приятели отправились на рыбалку за Мари-Олок, где в заповедных местах ждала их сказка - вернувшаяся чудесным образом из многолетнего прошлого вновь богатая рыбой речка их детства. Накануне - вчера вечером - Виктор Григорьевич снова заходил после рыбалки в лагерь к Александру. Вновь варили они уху и долго сидели у костра, вспоминая прошедшие на реке годы. Были тут Сергей, Венер и Коля, тоже пришедшие в этот вечер к своему старшему другу поделиться радостью - клад, наконец, у них в руках! Пришли они за час до того, как появился в лагере московский гость, успели до его прихода с подробностями рассказать о своём последнем приключении. Александр был искренне рад за ребят…
Виктор Григорьевич опять принёс ведро рыбы, чем несказанно удивил трёх друзей, сроду не видевшей на своей речке такой крупной сорожки. Уха сварилась быстро, сели за стол…
Опять хорошо пошла водочка под жирные рыбьи бока да спинки. Бутылку какой-то особой московской принёс Виктор Григорьевич, да и ребята пришли не с пустыми руками. Сходили и за Игорем…
Предприимчивый Венер решил использовать ценное знакомство. Как же - человек из Москвы! После третьей стопки он подсел к тому поближе и поинтересовался - не интересуется ли уважаемый нумизматикой?
- Нет, я вот рыбалкой, знаешь, только и занимаюсь. Это у меня после работы главное…- простодушно ответил тот, не подозревая ещё, к чему клонит собеседник.
- А, может, среди знакомых кто есть? - не терял надежды Венер. И, оказалось, не зря.
- Ну, как же… Вот у Натана Давидовича - это коллега мой - брат магазинчик ювелирный держит. Кажется, и антиквариатом приторговывает, и монетами тоже… Не знаю точно…
- Да? - у Венера загорелись глаза, он подсел поближе, - а вы с ним знакомы? С братом этим?
- Ну да… На той вот неделе обедали вместе… А почему ты спрашиваешь?
Ребята, да и сам Александр тоже, давно уже прислушивались к любопытному разговору. Сейчас, после того, как золото, наконец-то, обрело настоящих хозяев, главным стало одно - как продать его? Куда пойти? Кому предложить? Венер молодец, не теряет времени зря. А вдруг получится? И с молчаливого согласия друзей тот раскрыл карты:
- А не купит ли он у нас старые монеты? Царские золотые? Не могли бы вы, как в Москву вернётесь, узнать у него, а? - просительно улыбаясь, спросил он.
- Золотые? Червонцы, что ли?
- Червонцы есть, и империалы, и полуимпериалы, и рубли серебряные…
- Откуда у вас? - Виктор Григорьевич настороженно посмотрел на ребят.
- Вот ему, - Венер показал на Колю, - наследство от прадеда досталось. В старых документах записку с описанием нашел, мы и выкопали…
- А правда это? Вы, ребята, мне тут ничего не гоните, а? - москвич ещё строже посмотрел на друзей.
- Нет, нет, всё правда, - вмешался в разговор Александр, - я тому свидетель. На самом деле, Виктор Григорьевич, помогите, если возможность есть. Вы когда домой?
- Да я послезавтра уже уеду. Машина придёт к обеду, с двумя водителями за сутки в Москве буду. Не люблю я самолётов-то, боюсь… А насчёт монет, - он достал из кармана сотовый телефон, - сейчас выясним…
Все затихли. Ребята напряженно смотрели, как гость набирает номер. Вот это оперативность! А они думали - вот вернётся в Москву, вот узнает, вот им сообщит.... А тут - вот! Минутное дело…
- Алло! Привет, Давидыч! Да…Да… Нет, не с Кубы… Без меня поехали. А я - домой. Помнишь, про Второй Иняк я тебе рассказывал? Вот здесь сейчас и сижу. Костёр горит, уха, водка - это подороже Карибов-то…
Ребята слушали разговор, старались не пропустить ни слова. Эх, хоть бы уж выгорело дело-то! А Виктор Григорьевич продолжал:
- Тут вот что, Давидыч. Ребята знакомые клад нашли с монетами золотыми, ты как, не заинтересуешься? Они продать хотят… Да, всё сразу… Возьмёшь? Хорошо… Послезавтра увидимся… До встречи…
Виктор Григорьевич сунул телефон обратно в карман штормовки, потянул из лежащей на столе пачки сигарету.
- Возьмёт… - сказал он в ответ на вопросительные взгляды ребят, - но, говорит, на двадцать процентов дешевле даст. Согласны?
- Конечно! - у ребят взыграла на душе у каждого радость.
- Место в машине есть, одного могу с собой взять, - закуривая сказал гость, - поедете?
Ещё бы! Такой шанс! Куй железо, пока горячо. Решили, что поедет Венер. У Коли первое сентября, у Сергея картошки гектар в поле, а Венер пока свободен - ему и в дорогу собираться.
- Ну, за благополучный исход, за быстрое возвращение…- Александр налил всем снова по стопке…
Это было вчера. А сегодня - за Мари-Олок, где с нетерпением ждёт их жирная, наевшая за лето круглые бока, сорожка. С утра заехали ребята за Александром и Игорем, и вот уже мчит их красный «Запорожец» навстречу необычной рыбалке…
На опушке густой уремы, откуда ныряла в чащу неприметная тропинка, с одной стороны от которой росли кусты начавшей уже краснеть калины, горел костёр, рядом сидели Виктор Григорьевич и дядя Саша.
- Здравствуйте…
- Привет, привет…
- Как здоровье, дядя Саша?
- Ну, лишь бы клёв был…
После взаимных приветствий присели рядом.
- Ещё подождём, двое товарищей должны из села подъехать, и пойдём… - сказал Виктор Григорьевич, с интересом разглядывая автомобиль на котором приехали его гости. Он обошёл его вокруг, похлопал по крыльям, покачал на мягкой задней подвеске.
- У меня такой же был раньше, - сказал он, - первый автомобиль. Через райком партии выделили по большому блату. Двадцать лет уж с лишним прошло. Тоже был красный…
Он заглянул через стекло дверцы внутрь, пригляделся, удивлённо покачал головой. Быстро открыл дверь, нагнулся, внимательно осмотрел приборную панель. Обернулся, растеряно улыбаясь:
- Ребята, это же моя машина! Та самая - первая…
Все удивились не меньше, обступили «Запорожец», как бы взглянув на него другими глазами.
- А как это вы догадались? Точно ли? - спросил Александр.
- Да вот нашлёпка-то… - Виктор Григорьевич указал на приклеенный возле пепельницы квадратик желтого металла с оттиснутыми на нем двумя готическими башенками и надписью «Рига», - это же я сам, своими руками, приклеил…
Он залез внутрь, взялся за руль. Вот и ещё привет из прошлого! Машина, про которую забыл давно и думать, вновь здесь, вновь в его жизни. Не чудеса ли? Он вылез из «Запорожца»…
- Помнишь, дядя Саша, машину-то? - спросил он у старого рыбака. - Мы ведь с тобой тогда немало поездили на ней. Помнишь - на Кривое за щучкой ездили с ночёвкой? А в Кюрзи за окунем? Помнишь?
- Бывало, бывало… - подтвердил тот, - ты, Витька, меня тогда обловил, помню, помню…
- Тебя обловишь, как же… Вот, ребята, - сказал Виктор Григорьевич, указывая на дядю Сашу, - вот рыбак, так рыбак. Таких уж здесь нет… Считай - патриарх. Раньше, бывало, придёшь на Второй - он уже здесь, за лагерь спустишься - и там он, к Иванову лаптю поднимешься - а дядя Саша уже и тут успел голавлей потаскать. И всегда он с рыбой. Талант, настоящий талант…
Старый рыбак, посмеиваясь, завертел самокрутку - хоть и загибает Витька, а всё-таки приятно слушать добрые слова. А тот, тоже закурив, повернулся к Сергею:
- Послушай… Неожиданно это, конечно, но… Продай машину, а?
Все удивились. Действительно, неожиданно. Зачем ему старьё это? В Москве-то, наверное, на иномарке ездит?
- Пусть она на память мне будет, - пояснил Виктор Григорьевич. - Поставлю на даче, буду на ней на рыбалку ездить, как здесь когда-то…
- Да… не знаю даже, - растерянно сказал Сергей.
- Пятьсот долларов дам, - Виктор Григорьевич достал объёмистый бумажник, - не мало? Согласен?
- Согласен он, согласен… - Коля ткнул товарища в бок, чтобы не вздумал тот отказываться от такого выгодного предложения.
- Да не стоит она столько… - засомневался Сергей, - зачем же лишнего?
- Это для других не стоит, - решительно сказал Виктор Григорьевич, почти насильно вручая тому пять зелёных бумажек, - а для меня стоит…
Он ещё раз обошел автомобиль, любовно его снова охлопав со всех сторон, спросил:
- Сколько у него хозяев сменилось, не знаешь?
- Нет. Я его два года, как взял… - ответил Сергей, всё ещё держа деньги в руках, не решаясь убрать их в карман. - Вы это… лишнего дали. Он больше сотни не стоит… Неудобно…
- Не переживай, я человек богатый, - засмеялся Виктор Григорьевич. - Я ведь за него не как за автомобиль заплатил, а… - он не нашел подходящего слова, махнул рукой, - в общем, тут уже цена другая… А я ему поставлю моторчик от «жигулей» - есть мастер знакомый - резину хорошую, салон кожей обошьём, кузов оцинкуем… - он довольно потёр руки, - вот и будет техника… Ты, вот что, - добавил он, обращаясь к Сергею, - номера сними, потом сдашь их в милицию, переоформлять уж не будем, ни к чему. А машину поставь к моему брату, я адрес дам. А я за ним потом трейлер пришлю…
Подъехали ещё гости. Двое в синем «уазике». Снова приветствия и знакомства.
- Ну, друзья, повеселимся… - Виктор Григорьевич снова потёр руки, - сегодня в нашем ресторане, как говориться, будет рыбный день. Айда… - и рыбаки гуськом двинулись по узкой тропинке через ольховую урему к речке. «Запорожец», неожиданно обретший шанс на новую жизнь, остался пока стоять на опушке, ещё более покраснев от важности - как же, в Москву ведь его берут, с саму Москву-у!
…да, это была рыбалка! Настоящая рыбалка, какой давно уж не видел Второй Иняк. Первая же клюнувшая через минуту сорожка в дугу согнула крепкое бамбуковое удилище, тут же с треском его затем и сломав! И так было на протяжении всего дня. Клевало то реже, то чаще, но с каким-то фатальным постоянством каждая пятая-шестая поклёвка заканчивалась или порванной леской, или разогнутым крючком, или сломанным удилищем. Дрожащими от возбуждения руками ремонтировали рыбаки свои снасти, вновь забрасывали их в воду, вновь с нетерпением ждали поклёвки. Река не скупилась - быстро наполнялись садки живым серебром её подношений…
Дядя Саша не поддался всеобщему возбуждению. Он не спеша обошел весь участок, но так и не выбрал для себя понравившегося местечка. Другие уже - кто в одиночку, а кто и в компании - вовсю махали удилищами, вытаскивая трофей за трофеем, а он всё примерялся, где бы ему пристроиться со своей неказистой самодельной удочкой. Так и не выбрав места, исчез на короткое время, затем снова появился - уже на том берегу, замаячил там, тоже не решаясь начать рыбалку сразу, тоже ещё побродил вдоль зарыбленного участка туда-сюда, вызывая у своих товарищах, вполне удачно устроившихся, лёгкую иронию - вот, мол, чудит старик. Лови хоть где! Везде рыба - чего искать? Наконец, устроился и дядя Саша, присел возле упавшего в воду ствола старой ольхи, не спеша размотал свою снасть, закинул под её полощущиеся в речке ветви с ещё не оборванными течением листьями - на самую границу маленького водоворота, где ворочалась, то опадая, то вновь вздымаясь, шапка грязной пены. Прошла минута, две, десять - клёва не было. Прошло полчаса, час - поплавок ни разу не шевельнулся, лишь только время от времени менял на крючке старик насадку. Рыбаки, только и успевавшие таскать из речки сорожку, среди которой попадались совсем даже неплохие экземпляры - по триста, иной раз даже и по четыреста граммов - откровенно посмеивались. Вот тебе и патриарх… Только Виктор Григорьевич серьёзно посматривал в сторону старого рыбака - знал, тот не подкачает.
И не ошибся! Первая сорожка, вытащенная дядей Сашей из воды, была никак не меньше полукилограмма. Тут же за ней - ещё одна такая же. Ещё! Ещё! Забыв про свои удочки, рыбаки с противоположного берега, подобравшись поближе, с восторгом и изумлением наблюдали, как старый рыбак, не ломая и не рвя снастей, таскает и таскает из воды больших рыб. И тут… Согнув дугой крепкое ореховое удилище, так, что зачиркало оно концом по воде, заходила на леске она - та самая, на кило двести! Поняли это все, а вперёд всех - сам старик. Вот тут-то и взыграло у него на сердце, вот тут-то и задрожали руки - сбылась мечта, вновь, как и в прежние времена, чувствует он достойного себе противника, вновь испытывает азарт от напряженной борьбы…
Долго не сдавалась огромная рыба. Но опыт взял своё. Вот она - величавая обитательница подводного царства, завезённая сюда не по своей воле, но уже вполне освоившая Второй Иняк - у него в руках. «Спасибо Витьке, - растроганно думает старик, освобождая добычу от крючка, - уж не думал я, что когда-нибудь ещё увижу здесь хорошую сорожку…». С того берега шутят, кричат поздравления, а он всё держит и держит в руках, бьющуюся сейчас в предсмертной тоске, свою сбывшуюся мечту - последнюю за историю речки крупную красавицу сорожку. И вдруг - разжал руки…
Упала с плеском рыбина в воду, секунду полежала на боку, не веря ещё до конца в своё спасение, но быстро оправилась, махнула хвостом… и только круги разбежались по реке!
- Дядя Саша, чего наделал-то? - кричат с того берега, - зачем отпустил? Тут ведь только одна такая-то и была…
- Сама вырвалась… - лукаво улыбается тот, - да пусть живёт…
«Одна, говорите? - думает он, спокойно закидывая снасть в воду и не спеша закуривая, - вот пусть и плывёт себе… Сегодня-то она уж не клюнет, испугалась. А вечером, Витька сказывал, сетки-то они уберут - она и пойдёт по реке-то. Может, с неё снова сорожка-то здесь начнётся… Да и мне легче - знать буду, что есть тут такая рыба…» Он с лёгкой душой присел на траву. Клевать перестало…
День - последний день последнего лета второго тысячелетия - шел к вечеру. Ребята с Александром стали сматывать удочки…
- Ну, Виктор Григорьевич, спасибо за рыбалку, - сказал Александр, вытаскивая из воды тяжёлый садок, - мы всё, пошли…
- Так сейчас же уху варить будем, куда вы? - стал отговаривать их тот.
- Нет, мы уж к себе. Тоже вот хотим лето проводить. Друзья из села придут… Пойдём мы…
Попрощались. Пожали руки. И знакомы-то были всего три дня - не считая тех, прежних, лет - а как с близким другом расставаться пришлось. Ну, что же, гора с горой не сходятся, а человек с человеком… Может и будет ещё когда встреча… Ну, счастливо всем…
Гера с Володей ждали их в пустом лагере уже как с час. Филька узнал их, пустил. Быстро почистили рыбу, поставили на огонь казан, стали готовить стол. Сергей, Венер и Коля затеяли готовить какой-то мудрёный салат, Гера резал хлеб, Володя раскладывал по столу ложки, расставлял стопки, затем быстренько нарвал по краю поляны каких-то поздних цветов с грустно поблёкшими лепестками и поставил этот непритязательный букетик посредине стола. Лето прошло… Да-а… Ну, что же, проводим…
Вдруг зашумел на том берегу, от дороги, двигатель большой машины и резко ударил по слуху пронзительный сигнал «воздушки».
- Марат приехал! - радостно воскликнул хозяин и поспешил к переходу - встречать дорогого гостя.
«КамАЗ» с белой, уширенной «спальником» кабиной, переваливаясь по кочкам, медленно пробирался к берегу, свернув с дороги. Встал.
- Здорово! - широкая, на всё лицо, улыбка говорила лучше всяких слов.
- Здорово! Как добрался? А это кто - Катя? - из кабины вылезала, застенчиво улыбаясь, миловидная молодая женщина.
- Ага… Получил, значит, моё письмо?
- Получил… Ну, прошу ко мне. Вовремя вы - лето провожать будем…
Вдруг с треском лопнула одна из первых, только что зажегшихся на небосводе, звёзд, рассыпалась брызгами весёлых искр где-то над Мари-Олком! И началось! Раз за разом взлетали там в небо огненные шары, лопались, осыпая землю разноцветьем огней, расцвечивая горизонт десятками ярких красок. Мелькали, то скрещиваясь, то расходясь в стороны, лучи лазеров, с шипением и воем летели далеко ввысь, взрываясь там праздничным фейверком, большие и маленькие ракеты. «Виктор Григорьевич развлекается…», - подумал Александр. Он не мог оторвать глаз от этого необычного зрелища. А ракеты всё взлетали и взлетали…
Второй Иняк прощался с летом…
ЭПИЛОГ
Прошел почти год. Вновь пришло на Второй Иняк лето. Но всё здесь уже не так. Не видно на Большой Иве Игоря - он женился на Кате и уехал с ней на север. Нет и бомжей за Мари-Олком, почему-то никто из них по весне так и не вернулся в свой «санаторий». Пуста поляна и там, где стоял прошлым летом лагерь Александра. Теперь у него другие заботы - семья. Сразу двое малышей-близнецов - мальчик и девочка - родились у них с Зилей в конце апреля. А в мае взял он участок под строительства дома - работы впереди непочатый край. Нет на реке и старого рыбака дяди Саши - он умер прошлой осенью, неделю не дожив до первого льда. Лишь немного подросший за зиму Гена со своим верным Рыжиком по-прежнему неугомонно исследует Второй Иняк чуть ли не ежедневно. Иногда в этих походах сопровождают его сразу две собаки - Александр отпускает погулять с ним и своего Филю. Венер с Сергеем тоже часто бывают на Втором Иняке, вспоминают прошлогодние приключения, успешно ловят сорожку, которая осталась здесь, успешно отнерестилась весной и теперь миллионы мальков весело мелькают большими стайками по всем омутам речки, быстро набирая и роста, и веса. Коли с ними нет, он женился, скоро у них с женой тоже будет прибавление в семье. На свою долю вырученных от продажи клада денег он купил дом - с водопроводом и газовым отоплением. Венер своё «казино» закрыл, помещение, пристроив к нему ещё столько же площади, переоборудовал под мастерскую, купил станки, нанял рабочих - он теперь предприниматель. А главное событие в его жизни сейчас такое - в школу приехала новая преподавательница физкультуры. Её рост вполне соответствует его представлениям о женской красоте, так что и у них дело тоже, кажется, идёт к свадьбе. Сергей пока жениться не думает. Вся его любовь отдана сейчас трактору с полным набором орудий, который он приобрёл на свою долю. Трактор не новый, но в прекрасном состоянии. А на поле у него зреет нынче уже три гектара картошки.
Неплохо идут дела и у других участников этой истории. Бомж Василий, которому ребята тоже не забыли дать его долю, купил в Кузькино недорого дом и получил паспорт с пропиской. Отмывшись и побрившись, он оказался совсем не старым ещё мужчиной и долго оставаться одиноким, похоже, не собирается. Сергей Иванович переехал, как и хотел, в Белдышево, женился. Весной они купили лошадь. Павел, он же бывший Крыса, вернулся в отчий дом, к радости уже престарелых родителей, работает, не пьёт. Олег устроил на Втором Иняке запруду и засадил на том берегу два гектара капустой. Надеется на хороший урожай.
Вениамин Алексеевич с семьёй перешли с осени в новый дом, перезимовали хорошо. Дом великолепный, сухой, тёплый, и сауна, и обсерватория - всё функционирует нормально. Вот только в подвал, где у него оборудован тир, он совсем не ходит. Пропал интерес к стрельбе - как отрезало! Теперь у него другие заботы - сотни гектаров полей засеял он совместно с одним из хозяйств с весны пшеницей, и теперь необъятным жёлтым полотнищем колышется она от горизонта до горизонта, клоня крупные колосья под тяжестью наливающегося силой зерна. Теперь подумывает он о том, что надо бы завести ему и свою технику…
Автор этих строк тоже бывает иногда на Втором Иняке. Так же, как и во времена его детства и юности течёт здесь неторопливо вода, так же щебечут птицы и так же плавится в июльском знойном мареве горизонт. Изменилось ли что-нибудь? Изменилось всё - и не изменилось ничего. И это противоречие - одно из многих - не печалит его, но и не радует. Умиротворение - вот главное чувство от встречи с речкой. И сами собой рождаются в эти минуты где-то в потаённых уголках души такие строки:
Я снова здесь, я на Втором Иняке,
И снова над рекой встаёт туман,
И снова носится вокруг собака,
А я сейчас костёр зажгу вон там…
А где? Да под Большою Ивой -
Мы здесь не раз ловили голавлей,
Паслась там лошадь под лохматой гривой,
А мы ей не жалели сухарей…
Да - было! Много было здесь историй.
И в детстве, в юности, и после, и сейчас,
Немало встречено закатов здесь и зорей,
Надеюсь я - ещё на много раз!
Надеждой жив человек. А крепок - памятью. Счастлив же - и тем, и другим…
6.01.2002
Пять праздников лета
© Copyright: Геннадий Легостаев, 2012
Свидетельство о публикации №212011801537
Свидетельство о публикации №212011801537
Рецензии
Сегодня снова - Последний день лета! И, как и много лет подряд, я снова в этот день отправлюсь на Второй Иняк - на встречу со своим детством и юностью. Я очень рад, что в моей жизни есть эта речка, что я живу там, где родился, что моя малая родина (а почему малая - просто Родина!) не отпустила меня от себя в годы молодости, что есть надежда, что и мои дети останутся здесь же, не будут искать счастья вдали, а будут строить его около себя - я стараюсь для этого каждый день, внушая мысли о том, что лучше, чем на Родине, им не будет нигде...
...надеюсь и на то, что когда-нибудь они прочитают и эту книгу, в которой я полностью выразил свое отношение к жизни - к любви, дружбе, творчеству, свободе, карьере и работе, семье, природе и увлечениям. В этой книге почти нет вымышленных героев, все прототипы их - из моей жизни, хотя ситуации, конечно, все придуманы. Но главный герой этой книги - речка Второй Иняк - описана без выдумок и прикрас. И я через пару часов вновь отправлюсь на встречу к ней...
Геннадий Легостаев 31.08.2014 12:19 • Заявить о нарушении
...надеюсь и на то, что когда-нибудь они прочитают и эту книгу, в которой я полностью выразил свое отношение к жизни - к любви, дружбе, творчеству, свободе, карьере и работе, семье, природе и увлечениям. В этой книге почти нет вымышленных героев, все прототипы их - из моей жизни, хотя ситуации, конечно, все придуманы. Но главный герой этой книги - речка Второй Иняк - описана без выдумок и прикрас. И я через пару часов вновь отправлюсь на встречу к ней...
Геннадий Легостаев 31.08.2014 12:19 • Заявить о нарушении