Прости

Шел снег с дождем. Не сильный. Почти незаметный. Мать крепко спала своим беспробудным сном. И что-то ей снилось кошмарное. Горестно были сомкнуты губы. В морщинках блестели слезы.
Пахло хвоей. Слезами сосны.
Плакали пожилые дети, провожая мать в последний путь. Всматривались в родное лицо. Холодное, не боящееся холода. Да, была тайна… Тайна ухода. А внутри булькал крик -  до неба! Сдерживаемый, лишь изредка выплескивающийся стоном. «Прости» – молили глаза, всматривающиеся в лицо матери. «Прости!» А мать уходила. В последний раз видели. Только теперь – и больше никогда-никогда. «Мама, прости!» – и глазам жарко.
Чем дальше уходила мать от своего дома, где жила, растила детей, где оставались радости и горести земной жизни, чем дальше уходила мать от родного дома к месту своего вечного покоя, тем заметнее на снегу виднелась зеленая тропка, устланная сосновыми веточками.
- Зачем это?
- Чтобы душа матери легко нашла дорогу к дому. Первое время ей будет тяжело.
- Нелепость. Душа без дорожных знаков найдет дорогу…
«Прости, прости, родная!» Горячие волны набегают на глаза, искажая лицо матери еще большей скорбью.
А вечером… Разошлись по домам те, кто приходили помянуть. Остались дети. Взрослые, пожилые дети. И прилетела домой душа матери. Смотрела безмолвно на детей своих, слушала и кричала беззвучно.
А дети делили дом. Родительский кров. И слепы были их глаза и глухи уши. А душа матери – вот, рядом с детьми.
- Доченька моя, первая радость, моя первая нежность. Как быстро взрослела ты…
- Сыночек! Цветочек! Карапуз, баловень, непослушник…
- Сын! Хитрулька! Радость моя…
- Сынуля! Хороший, родной! Время суровое выпало тебе, мало ласкала тебя…
- Девочка! Дочурка моя милая! Былинка на ветру! Кровиночка…
- А где моя радость, моя нежность, мой бесценный – дороже не бывает – сынок, мой младшенький? Цветом майской черемухи, запахом весны и последней радостью в жизни был младшенький. Где он?
Душа матери металась и мучилась. Слова детей были острыми стрелами. Погреться бы рядом с солнышком своим. Да нет его здесь. Взмыла душа, полетела к сыночку. И хранила его в пути.
Потом разъехались седые дети. Оставили в доме погасшую свечу да стакан воды, чтобы мятущаяся душа матери 40 дней могла утолять жажду.
Ох, как мучилась душа! Как билась о стекла закрытого пустого дома. Никто не ждал, не пускал. Раненой птицей исторгнет душа матери неслышный крик, от которого вздрогнет прохожий, перекрестится верующий.
Прости, мама…