Записки военного контрразведчика. Часть 11

            Хотелось бы поговорить и поспорить с заочными  оппонентами  о так называемых  зверствах  КГБ в период 1970-1990 годов. Дело в том, что никаких зверств и перегибов в это время не было.  КГБ никогда не был карательной организацией. Просто, моему оппоненту стоило бы внимательно почитать  историю КГБ, и, особенно, разобраться в чехарде его прежних и нынешних названий. Длительное время КГБ существовал как НКВД. То есть, в его состав входила милиция. Милицейские органы никогда не выбирают  тонких, я бы сказал, интеллигентных методов  работы. Они имеют  дело с реальными преступниками. Им не до сантиментов. Они и не могут работать так тонко и изящно, как мы. Помните, у офицеров  царской жандармерии была светло -голубая форма. В такой  форме мордобитием заниматься как- т о  неудобно.
            Наши методы в корне отличались от методов работы милиции. Мы не хватали  людей и не  запирали их в камеры. Даже камер- то своих у нас не было. То есть, не было и соблазна задержать человека. Помню, полковник  Ш. выступил с такой инициативой,  и в темной кладовке отдела оборудовал камеру временно задержанных . Не знаю, как оценило его поступок руководство  особого отдела флота, но  сидел  в камере только один  человек, который добровольно пришел  в отдел и сознался  в двадцати убийствах . Беседовал с ним лично полковник Ш.   “Убийца” просидел в камере 3 часа, но  только до приезда психиатрической бригады.
              Военная контрразведка    в мирное время никогда не располагала какими -либо особыми полномочиями. Мы не имели своих вооруженных формирований. Наши пистолеты все время хранились в общем сейфе и выдавались только на стрельбы. Мы могли задержать подозреваемого только на территории обслуживаемого объекта. Мы могли беседовать с ним только до 20 часов. Его нельзя было задержать на срок более трех часов без ведома прокурора. Правда, честно говоря, прокуроров мы опасались меньше всего.
              Самым острым орудием за все время моей работы в военной контрразведке была так называемая профилактика. О ней я расскажу ниже.

                ***

           Создание агентурного аппарата в условиях высокой текучки военной службы занимала одно из основных мест в нашей деятельности. Иногда вербовался агент под конкретную информацию. В ходе ознакомительной беседы с ним всплывала важная оперативная информация. Справка о беседе с кандидатом  мало ценилась в  оперативной иерархии. Приходилось срочно готовить вербовку, то есть доказывать, что собранных материалов достаточно для вербовки без проверки на личном контакте, писать справку об изучении, рапорт  на вербовку, получать санкцию руководства. Мы не любили, когда в вербовке принимал участие начальник отдела. Часто от вновь завербованного агента приходилось слышать плохо замаскированные нотки удивления уровнем образования начальника, неумением его говорить с людьми. Полковник Ш. был, пожалуй, исключением из этой традиции. Он умел  войти в  доверие к человеку, подготовленному тобой.   Но в тесных рядах твоего агентурного аппарата появлялся  человек, который мог дать информацию о тебе. Ведь не даром в личном деле агента был разработан и подшит листочек со способом связи, по которому, якобы в твое отсутствие, его мог вызвать на  встречу твой начальник.
           Принимая новый  объект, оперработник принимал  на связь и агентурный аппарат. Сам  процесс передачи агентов был сложен и занимал  длительное время.  В свое воемя,  генерал К., выходец с Украины, ставший на полгода новым председателем КГБ, успел издать только один приказ: работать с агентурой исключительно в нерабочее время и проводить не менее двух явок в день. Много бед  принесло  выполнение этого приказа. Агентура, связанная семьями, флотскими дежурствами и  вахтами, не хотела встречаться по вечерам. Хозяева  явочных квартир, на которых предписывалось осуществлять встречи, занимались домашними делами и мы чувствовали себя стесненно. Приходилось хитрить,  проводить встречи накоротке,  на так называемых явочных местах, где трудно было обеспечить полную конспирацию. Тем не менее, мы никогда не забывали, что живем в Прибалтике, которая только недавно стала советской и тщательно соблюдали конспирацию. Если б мы еще знали, какое короткое время было отпущено советскому периоду в Прибалтике. На квартиру положено было придти заранее и проверить все условия безопасного входа агента. На случай опасности в окне или на двери выставлялся так называемый сигнал опасности. Увидев его, агент  должен был уходить.  Появление агента или опрерработника могли заметить бдительные  соседи. Они, увидев, что в квартиру входят незнакомые люди в отсутствие хозяев, могли вызвать милицию. Агент мог заболеть или почувствовать себя плохо на явке и надо было умело вывести его или переправить  в больницу.
             Такой случаи происходили и со мной. Однажды я ждал агента поглядывая в окно явочной квартиры. В это время пьяный хулиган прямо на улице начал избивать женщину. Мой агент подходил к квартире и не мог не вмешаться. Однако хулиган оказался физически сильным  и нанес моему агенту несколько тяжелых ударов. Пришлось вызвать милицию, агента увести в квартиру, оказать ему первую помощь и отправить  в больницу. О случившемся было доложено по команде. Полковник    назначил проверку, конечно, в моих действиях были найдены недостатки. Я не должен был выходить на улицу, а агент  не имел права входить  в квартиру. Урок на всю жизнь. Ради государственной безопасности надо уметь рисковать  безопасностью одного человека.
              Вообще, отношения оперработника и агента очень сложная тема. Молодому чекисту трудно стать руководителем агента сразу, без опыта общения  с людьми, без жизненного опыта. Так, приняв новый объект, я принял и агентурный аппарат. В числе переданных на связь агентов была жена одного из  руководителей части, которая давно состояла в агентурной сети.             При передаче старый работник, уходивший на  заслуженную пенсию, передал мне “Веронику”, так назовем ее псевдоним. Оперативные документы требовали двух встреч в месяц с каждым агентом. Через две недели должна была состояться плановая встреча с “Вероникой”. В явочной квартире, которая также перешла ко мне по наследству, было три комнаты, для встреч обычно использовалась большая гостиная с круглым столом посередине.  “Вероника” была запущена мной в квартиру и не раздеваясь, не смотря на мое предложение, прошла в спальню, где села прямо около кровати. При этом, обстановка была слишком прозрачной.  Памятуя о двойной роли чужих агентов и не зная как выйти из ситуации, я скомкал встречу,  сказав, что тороплюсь на важное совещание. Ни на следующую встречу, ни на контрольную встречу, назначенную моим начальником, “Вероника” больше не пришла. Начальник дал указание исключить ее из агентурного  аппарата, что я немедленно сделал. О случившемся я рассказал вновь испеченному пенсионеру. Он откомментировал мое поведение коротко- Ну, и дурак!, сказал он. Бывший работник  Ш. давно умер, но урок его жив в моей памяти. Тем не  менее, свои принципы в работе с женской агентурой я не нарушал  до самого конца службы.   
         Почему- то некоторые начальники считали, что женская агентура из так называемых членов семей может решать  многие вопросы контрразведывательного обеспечения объектов. В одном из гарнизонов начальником был подполковник К. Его жена работала директором магазина. Надо сказать, что она не отличалась высокой  нравственностью, хотя была старше  своего мужа на несколько лет. Втайне подполковник К. ненавидел свою жену и выбрал очень оригинальный способ  мести. Он буквально терроризировал оперработников за отсутствие женской агентуры.. Очевидно, ему нравилось читать материалы изучения  кандидатов на вербовку из числа женщин. Особенно тщательно он требовал изучать их отношения в семье, выявлять связи среди командования, а также выяснять, как  складываются их отношения с оперработником.. Отсутствие информации от такой категории агентуры  К. списывал на неумение оперработника организовать работу с ними. Он откуда- то подцепил нигде не закрепленное нормативно словечко  “агентесса”. Если агентесса давала информацию, то обязательно объяснял это особым характером отношений работника с агентессой. Иногда это становилось невыносимым. Сальные усмешки и намеки  К. отбивали охоту к общению с женской агентурой. Вся информация, получаемая от женской агентуры, носила одинаковый  характер. Тот поддерживает близкие отношения с той. Вот и все. А что еще по своей психологии могли сообщить женщины. Ведь даже Мата Хари была любовницей многих мужчин, которые выдавали ей информацию в постели. Заботиться о моральном облике  агентессы и получать от нее необходимую информацию -было целями прямо исключающими друг друга.
              А женщины понимали установление контактов с ними по- своему. Иногда  просто приходилось  сдерживать их инициативу. Так, приобретенная мной в гарнизоне женщина-агент  однажды предложила провести встречу у нее на  квартире. В другой раз она попросила вывезти ее на природу, где без стеснения разделась до купальника. Только ощущение бинокля начальника из ближайших кустов сдерживало ответные чувства. Другой агент, преподаватель литературы, очень красиво рассказывала о чувствах литературных героев, но объясняла эти чувства чисто по Фрейду. Однажды, на встрече она вдруг сказала что ей очень жарко и  начала обмахиваться  подолом широкого летнего платья, высоко поднимая его. О своих связях с командованием они как правило не рассказывали, да и эти связи могли носить только один характер. Мужья мало посвящали их в секреты своей службы. Да и редко кто будет рассказывать о проступках своих мужей.
             В этом же гарнизоне в аппарате был малоинициативный агент “:Костюшко”. Готовилась отправка специалистов в длительную командировку на  Кубу. Разрешалось брать членов семей. С ведома и одобрения руководства решено было создать агентурную пару. Для этого с женой агента «Костюшко” был установлен оперативный контакт.  При встречах  со мной женщина по своей инициативе начала  жаловаться на мужские качества своего мужа и неуклюже пошутила, что на Кубе она встретит настоящего мужчину. Стало ясно, что за границей она будет идти на сексуальные  контакты, которые могут сорвать поставленную задачу. Подполковнику  К казалось, что  ее контакты  можно направить в нужное русло.  Однако, в условиях заграничного окружения поведение женщины будет трудно контролировать, а разведка не преминет возможности использовать ее поведение в своих целях. Я написал рапорт с предложением отвести семейную пару от направления за границу.  Подполковник К был вынужден согласиться, однако доложил на флот о срыве Имярек вербовочного плана.  К удивлению всех оперработников К  вскоре был направлен на участок с большим объемом работы. И это несмотря на то, что органы внутренних дел к тому времени возбудили на жену К уголовное дело по фактам хищения. Пути начальства неисповедимы.
             В другом гарнизоне мной был приобретен агент “Надежда”.  Правда, она была из иной категории, чем члены  семьи. Информация от нее лилась рекой. По любым ее материалам можно было  заводить дела оперативной проверки, насколько полна и точна была ее информация. Личное дело пухло от сообщений. В проверку брались  новые лица и, в основном, по признакам инициативного шпионажа. Однажды область посетила группа натовских офицеров из Норвегии. Решено было поселить “Надежду” в гостиницу рядом с ними. “Надежда” получила деньги на посещение ресторана, устроилась в гостинице и уже на второй день сообщила о том, что установила контакт с норвежским офицером. Она будто  бы посещала его номер, а затем притащила норвежца в свой. Там они распивали спиртные напитки и занимались, ну понимаете,  чем. Однако, объективный контроль, организованный сотрудниками территориальных  органов не подтвердил  ни одного эпизода из  сообщений Надежды. Оргвыводы, сами понимаете, последовали справедливые.
            Еще одно событие из области работы с женской агентурой , о котором стоит рассказать, случился со мной на заре туманной оперативной юности. Мной с разрешения начальника, после предварительного изучения, был установлен оперативный контакт красивой и общительной  женщиной  С, секретарем директора одного из предприятий. Пока встречи происходили в кабинете, каких-либо неожиданностей  не было. Я практически  подготовил С. к вербовке, написал необходимые документы и назначил С. встречу в номере гостиницы, который обычно использовался в этих целях. Полковник Ш. этот хитрый лис, почему- то на вербовку не пошел, хотя обычно требовал своего участия в подобных мероприятиях.. За два часа до встречи ко мне в кабинет позвонил начальник Лиепайского горотдела Б.  и спросил, нет ли у меня встречи с женщиной в гостинице “Лива”   сегодня в 14 часов.. Когда я подтвердил  свои планы. Б. посоветовал мне на встречу не ходить. Я сделал проще, вызвал С. на встречу в кабинет и сказал, что сегодня уезжаю в командировку. Больше мы с С. не встречались. К назначенному времени, без доклада начальнику,  я пришел  к гостинице, изменив свою внешность. Около подъезда в гостиницу стояла машина с четырьмя крепкими ребятами.. Пятый расположился в холле гостиницы. Убедившись в наличии  засады, я  уехал в гарнизон. Ясно, что меня могли взять во время встречи в номере, спровоцировав насилие. Большего скандала было трудно представить. Впоследствии Б. рассказал мне как было дело. Л. встречалась с сотрудником милиции. После контакта со мной она спросила его, вербует ли сейчас КГБ агентуру. Милиционер без труда выяснил, что С. назначена встреча, ее время и место. Ревность  толкала. А среди группы сотрудников милиции, затеявших  провокацию, нашелся честный милиционер, который предупредил начальника горотдела КГБ о готовящемся акте. Спасла солидарность. От вербовки С. я отказался, рапортом сообщив  начальнику о ее контактах с сотрудниками милиции. Работа среди них в то время не велась.
А теперь стоит вспомнить, что полковник Ш. на вербовку С. почему-то со мной не пошел. Не навевает никаких мыслей? Не планировалась ли им провокация в отношении  неугодного подчиненного.
Как хотелось бы довести свой опыт до молодых сотрудников. Надеюсь, это удастся при издании книги.

                ***