Борис Садовской и Корней Чуковский

Настоящая фамилия Б.А. Садовского звучит как Садовский. Вот что писал по поводу псевдонима В. Крапивин: «… главный миф, который выдумал о себе Садовской и из-за которого он мучительно раскаивался в поздние годы, уходил корнями в карнавальные игры Серебряного века. Это был миф о многовековой древности его дворянского рода, о том, будто его предки прибыли в Россию в свите Марины Мнишек, о том, будто в его жилах текла вельможная византийская кровь. Ради этого он изменил родовую фамилию Садовский под благородную старину – Садовской».  Был знаком Борис Александрович со многими представителями Серебряного века: с одними общался и поддерживал отношения, вторых уважал, с третьими – дружил.

Весьма интересны его взаимоотношения с К.И. Чуковским. В мемуарно-художественной  книге «Современники» Чуковский дал следующую литературную характеристику Садовскому: "Борис в то время предстал перед Репиным как автор сборника "Самовар". Самое заглавие этой книги воспринималось в ту пору как бунт. Заглавия поэтических сборников отличались тогда либо высокопарной торжественностью "Золото в лазури", "Будем, как солнце", "Cor ardens", либо тяготели к абстракциям: "Нечаянная радость", "Безбрежность", "Прозрачность". Против этой выспренной поэтики символических заглавий по-своему протестовали тогда футуристы, дававшие своим книгам такие названия, как "Дохлая луна", "Засахаренная кры" и пр. Борис Садовской, ненавидя и тех и других, выступил против них со своим "Самоваром".

Cамовар в Москве

Люблю я вечером, как смолкнет говор птичий,
Порою майскою под монастырь Девичий
Отправиться и там, вдоль смертного пути,
Жилища вечные неслышно обойти.
Вблизи монастыря есть домик трехоконный,
Где старый холостяк, в прошедшее влюблённый,
Иконы древние развесил на стенах,
Где прячутся бюро старинные в углах,
Среди вещей и книг, разбросанных не втуне,
Чернеются холсты Егорова и Бруни.
Там столик мраморный, там люстра, там комод.
Бывало, самовар с вечерен запоет
И начинаются за чашкой разговоры
Про годы прежние, про древние уборы,
О благолепии и редкости икон,
О славе родины, промчавшейся, как сон,
О дивном Пушкине, о грозном Николае.
В курантах часовых, в трещотках, в дальнем лае
Мерещится тогда дыханье старины,
И оживает всё, чем комнаты полны.
В картинах, в грудах книг шевелятся их души.
Вот маска Гоголя насторожила уши,
Вот ожил на стене Кипренского портрет,
Нахмурился Толстой, и улыбнулся Фет,
И сладостно ловить над пылью кабинетной
Былого тайный вздох и отзвук незаметный.
1914

Известно, что была у Чуковского в Финляндии в поселке под названием Куоккала дача, располагавшаяся рядом со знаменитыми «Пенатами» И.Е.Репина. Вел Корней Иванович замечательный альбом (теперь уже прекрасно изданный в виде полноценной книги) под созвучным названием - Чукоккала. Чуковский так писал о наименовании и времени возникновения своего рукописного чуда: «Слово это составлено из начального слога моей фамилии – ЧУК и последних слогов финского слова КУОККАЛА – так назывался посёлок, в котором я тогда жил. Слово «Чукоккала» придумано Репиным. Художник деятельно участвовал в моём альманахе и под первым же своим рисунком (от 20 июля 1914 года) сделал подпись: «И. Репин. Чукоккала». К этой дате, к самому началу Первой мировой войны, и относится зарождение «Чукоккалы».
 Многочисленные гости его должны были оставлять в нем своеобразную «пошлину» в виде автографа. Среди них значатся имена Репина, Горького, Маяковского, Шаляпина, Блока, Брюсова, Куприна, Бунина, А.К. Глазунова, А.К. Лядова, а также Пастернака, Ахматовой, Мандельштама и многих других. Однажды гостил в тех местах по приглашению Чуковского и Борис Садовской.  Внес он свой вклад в поддержание престижа альбома, написав на заглавном листе:

...Наследник и сомышленник Мевченки,
Сюда с искусства ты снимаешь пенки.

Думается, что Корней Иванович испытывал к поэту некое двойственное чувство: с одной стороны признавал несомненный талант, а с другой отрицал его выраженную «самость». За явной похвалой следовал как бы оправдательный шаг назад. Особенно остро это чувствуется в дневниковых записях.

Из дневника Корнея Чуковского

8 июня 1914 года.
«…Б.А. Садовской очень симпатичен, архаичен, первого человека вижу, у которого и вправду есть в душе старинный склад, поэзия дворянства. На вес это мелко, куцо, без философии».

15 июня 1914 года.
«…Пошли наверх, я стал читать басни Крылова, Садовской сказал: вот великий поэт! А Репин вспомнил, что И.С. Тургенев отрицал в Крылове всякую поэзию. Потом мы с Садовским читали пьесу Садовского "Мальтийский Рыцарь", и Репину очень нравилась, особенно вторая часть. Я подсунул ему альбомчик, и он нарисовал пером и визитной карточкой, обмакиваемой в чернила, - Шкловского и Садовского».

Фрагмент эскиза портрета, выполненного И.Е.Репиным в 1914 году вы и имеете возможность лицезреть. Именно он вставлен перед текстом данной миниатюры.