Море Лета. Все главы

ОТ АВТОРА


Когда он смотрит в мои глаза слегка наивно, с немым упреком, я знаю, если б он мог сказать, он непременно сказал бы: "Что ты, я не виню тебя, я простил за эту злую, но все же сказку, за непутевые, но пути, и за подборку событий вязких".

Я понимаю, что он хитрит. Он молвит так, чтоб мне было просто признать, что я сотворила мир, в котором он потерял кого-то. Признать, что я отобрала жизнь у тех, кто прежде дышал с ним рядом, оставив около лишь чужих, которых рядом ему не надо. Я забрала у него все то, чем он дорожил, что хранил у сердца, что мог бы вспомнить всегда потом с того начала, где был вкус перца...

В немую мысль во мне сплелись его вопросы. Но я озвучу: «Скажи, почему мне приснилась рысь верхом на белой и мягкой туче? Я видел бездну янтарных глаз, я слышал звонкий веселый хохот… Она мне снится не в первый раз. Скажи мне, это, наверно, плохо?..»

Я сотворила его таким, но он живет не в моих страницах. Здесь все правдивей любых былин. И я во сне вижу чьи-то лица… Я наперед знаю каждый шаг, и я пишу - что ж, бумага стерпит. Я заставляю его дышать, но не спасаю других от смерти.

Он не винит меня потому, что сам не вынесет это чувство. Ему придется быть одному, и он докажет, что жизнь - искусство.

А каждой ночью он снова тут. Но он не помнит моих пороков. Слегка наивно, с немым упреком, он намекает перечеркнуть, он взглядом молит меня об этом, не помня даже про море Лета, не помня, в чем же была вся суть.

Но невозможно стереть все то, что не является небылицей. Хотя и сказка... Но вот при том, что не в бумажных, в других границах.



Посвящается всем тем, кто верит в сказки.



АЛЕКСАНДРА БУЛЫЧЕВА




МОРЕ ЛЕТА


Глава 1.

КНИГИ


Верен тяжело вздохнул и оглядел всех присутствующих жителей Рассвета. Они сидели полукругом, прямо на земле, покрытой желтыми цветами, в центре главной поляны, под раскидистым цветущим деревом.
- У кого есть предложения? – мрачно поинтересовался Верен.
Акуилина и Ивица, сидящие по обе стороны от него, опустили глаза. Далигор огромной рукой утер нос. Даит сжал руку Даиле, которая глубоко вздохнула. Даже всегда улыбающийся Самсон сегодня был сам не свой. И лишь Юнина сидела непривычно тихо. Никак не выражая своих эмоций, она молча смотрела в одну точку перед собой, не двигаясь и будто не дыша.
- Предлагаю начать с фактов, - подал голос Гойтан. – За последние две недели мы потеряли троих жителей. С Аиянной все понятно, мы эту тему уже разобрали. Сейчас перед нами стоит непонятный и очень запутанный вопрос: почему же ушли из Рассвета другие два жителя? Прежде чем пускать в ход свои рассуждения, домыслы, теории, в первую очередь нужно обсудить факты.
Гойтан замолчал, но никто после его речи не произнес ни слова. Поэтому он собрался с мыслями и снова заговорил:
- Что касается Бонифация – здесь вообще непроходимый лабиринт. Никто не может точно сказать, из-за чего он ушел. А самое главное – что и подтвердить свои догадки нам нечем: книги у него не было. А факты… Например, в его последний день в городе он устроил день рождения. Но, опять же, мы не можем сказать, действительно ли у него был день рождения, и в течение него он принял решение уйти, спонтанно. Или же он солгал, придумав предлог, с помощью которого мог бы без подозрений попрощаться с нами всеми разом. И если это было запланировано заранее, если он в таких деталях все продумал, возникает вопрос: а что побудило его к этому, какое событие или момент его жизни подтолкнули к такому выбору?
И здесь снова мы попадаем в тупик от своих рассуждений, потому что даже приблизительно не знаем ход его мыслей. Была ли это война или смерть Аиянны – что совсем уж странно, учитывая, что он знал ее несколько дней, да еще и всех убеждал в том, что грустить по ней не стоит, что она все равно где-то живет, только не с нами.
Или этим спусковым крючком стало разочарование в городе, смена приоритетов и отношения к жизни после его смерти? И если это так, то почему он не взял с собой Эрите? Почему он бросил ее, не предупредив, не сказав ни слова, не предоставив ей выбор?
Мы все успели прочитать последний диалог, состоявшийся между Бонифацием и Беско. Теперь, после его ухода, почти все уверены в том, что разговор с Беско – это был предлог, чтобы покинуть облако незаметно, пока все веселятся и не обращают на хозяина дома внимания. И это только подтверждает предположение о том, что уход был тщательно продуман и спланирован.
И еще один непонятный и ничем не объяснимый вопрос: почему от всех других жителей, которые уходили из города, не оставалось ничего, кроме их книг, а после ухода Бонифация его Найа не исчезла, а лишь преобразовалась в это прекрасное вечно цветущее дерево, под которым мы все сейчас и сидим. Разве возможно, чтобы Найа жила отдельно от своего хозяина, жила без него в городе?
- Мне кажется, это очень символично, - сказала Чилика. – Это говорит о том, что его сердце по-прежнему с нами, в Рассвете. И еще, что он любит этот город, где бы он ни был. А город любит его – он для Рассвета герой. Может быть, Рассвет и сделал исключение, которого никто не заслуживал ранее?
- Аиянна – тоже герой для Рассвета, - заметила Акуилина.
- Это лишь предположения, - заспорил Борут. – Но кто может сказать наверняка: почему Рассвет оставил после его ухода Найу? Не потому ли, что Бонифаций еще вернется?
Повисла тишина. Расширенные от изумления, вызванного такой догадкой, глаза жителей уставились на Борута. Все, кроме Юнины – она апатично продолжала смотреть в одну точку, ни разу не пошевелившись. Казалось, она даже не слушает их разговор.
- Но… Но ведь в Рассвет нельзя вернуться… оттуда… - неуверенно проговорила Руфа.
- Откуда вот ты знаешь? – накинулся на нее Борут. – То, что никто еще оттуда не возвращался – ни о чем не говорит. Может быть, они сами этого не хотели! – крикнул он и тут же замялся, прикусив язык и бросив взгляд на никак не реагирующую Юнину.
- Как бы там ни было, - вмешался Верен, - но нам действительно не известны причины того, почему никто еще не вернулся. Теоретически, конечно, возможно, что Рассвет оставил Найу здесь в ожидании его возвращения. Но тогда нам придется думать, что Ри к нам не вернется никогда, если судить по тому, что от нее, как и от других, не осталось ничего, кроме книги.
Все испуганно затихли, не желая осознавать это. Снова заговорил Гойтан.
- Теперь о фактах, связанных с уходом Эрите. До того, как мы прочтем ее книгу, хотелось бы их озвучить. Конечно, очевидно, что ушла она вслед за Бонифацием. Но и здесь достаточно непонятного. Ри явно что-то скрывала от нас, потому что после его ухода, все последние шесть дней, она носила свою книгу с собой, ни на минуту с ней не расставалась. Нам она объясняла это так, что хочет перечитать свою жизнь. Но теперь я уверен, что она, наоборот, не хотела, чтобы кто-то из нас ее прочитал.
Кроме того, Эрите углубилась в чтение книг тех жителей, которые ушли. Аиянна, Вышезар, Войдан – она читала даже тех, кого лично не знала. Для чего? Чтобы что-то выяснить или просто настроиться на уход из Рассвета?
А в свой последний день она лично обошла всех жителей, к каждому заглянула в гости под каким-либо предлогом. И самое главное: как мы могли быть настолько невнимательны, чтобы не заметить ее намерений?
- Как можно было заметить ее намерения? – неожиданно подала голос Юнина. – Ри страдала. Она потеряла самое дорогое. А в период такого горя поведение меняется. Ей в голову могло взбрести что угодно, а мы бы об этом и не догадались. Без книги, которая принадлежит ей, и которую мы могли прочитать, Эрите стала непредсказуемой. Может быть, именно этого она и добивалась, нося ее с собой. Когда ушел Вышезар, если вы помните, я тоже начала вести себя по-другому. И я злилась оттого, что все мои мысли и чувства выставлены на обозрение и обсуждение всего города. Жаль, что я, как Эрите, не догадалась забрать книгу к себе. Так что в этом-то я ее очень хорошо понимаю. Не понимаю я ее в другом: как она могла уйти за тем, кто ее предал. Она ему не нужна там, раз он ушел без нее. Так зачем Ри пошла за Бонифацием? Для чего ей нужно было так унизить себя?! И почему она предала всех нас только ради того, кто предал ее? – с отчаянным непониманием воскликнула она и воззрилась на Верена. – Ты же все у нас знаешь, ну так и скажи нам!
- Предлагаю начать чтение, - вместо ответа произнес Верен.
Юнина скрестила руки на груди и сощурила ястребиные глаза. Верен вздохнул.
- Я не знаю, Юнина. Давай читать. А потом я постараюсь объяснить.
- Давай, - после паузы согласилась она и снова уселась неподвижно, глядя прямо перед собой.
Верен окинул взглядом всех рассветных жителей и открыл книгу с конца. Затем он пролистал ее назад и начал чтение.


...- Фауна мечтает о весне, порой им в радость цена дневной менялы. Э! Чьи мешки меда? Я бомж! – говорит Далигор, и облако Бонифация снова сотрясается от дружного взрывного хохота.
Я смеюсь так, что слова вымолвить не могу. Я валяюсь в воздухе на спине, поддерживаемая большими крыльями. Бурлей, который сегодня первый раз слышит, как шутит Далигор, тоже валяется на спине, сотрясаясь в истерическом приступе. Еле как я принимаю вертикальное положение, не переставая смеяться. Еще никогда я не была настолько счастливой. У меня есть все, о чем я только могла мечтать: семья – такая большая и такая родная одновременно, город – такой уютный и добрый, в котором не чувствуешь себя ненужной, и тигр – такой свободный и такой понимающий, с янтарными глазами.
- Пойду выйду на улицу с Беско, - неожиданно наклоняется к уху и шепчет мне Бонифаций.
Я удивленно смотрю на него, невольно перестав смеяться.
- Хочу поговорить с ним и успокоить его, - поясняет он и добавляет: - Бедняга сильно страдает из-за смерти Аиянны.
Я киваю. Конечно, пусть он объяснит Беско, что грустить не о чем, пусть он убедит его, как меня – Бонифаций это прекрасно умеет с недавних пор.
- А флора мается в осень – ничем не поможешь. Вор думает об овце и аде, мы нет: чай ни ад. Э, инк! – снова произносит Далигор.
А я опять складываюсь пополам от хохота. Как же у него так получается: абсолютно бессмысленными, даже глупыми фразами и предложениями, которые, помимо всего, еще не связаны между собой и почти не имеют смысла, так смешить народ? Сегодня великан превосходит самого себя: он уже три раза переделал одну и ту же фразу.
Но вот Бурлей, желая убедиться в способности Далигора, сам произносит фразу:
- Рассветные жители летают в просторном облаке-доме по воздуху, а над ними грациозно парят бабочки. Это не шутка.
Великан задумывается, а Бурлей в это время легонько ударяет по ноге тростью, и в воздухе образуется его только что сказанная фраза. Искрящиеся буквы немного подрагивают, они чем-то похожи на мерцающую пыль Руфы.
- Ветер в лицо, небо несет суету и т.д.. Правит миром полет. Я огромный. Что «ха»? Душа – как банка: пою ж! Это зона добра, ни зла, - выдает Далигор.
Все мы снова начинаем хохотать. Сквозь проступившие слезы я вижу, как буквы в воздухе начинают перемешиваться, складываясь в другие слова. И вот уже перед нами мерцает фраза Далигора. На этот раз он использовал все буквы до одной. Хотя иногда бывало, что несколько букв начальной фразы все же выпадало, когда он ее переделывал. Но эта шутка для него – образцовая. Он сам мне говорил, еще давно, что показатель отличной, на его взгляд, шутки – когда удается переделать фразу без остающихся лишних букв.
Бурлей поражен. Он так же смеется с нами, но в его глазах читается изумление. Наверняка он не поверил сразу Чилике, которая объясняла ему на ухо, как получается весь этот бред, произнесенный вслух Далигором.
А великан тем временем сквозь смех снова выдает:
- Тлеют бочки в дно. Эра безмятежности б прошла! Новый год принесет иной уклад. Мороз в стакане, а ум-то царапает ухо!
Раздался новый взрыв хохота. Ну и чушь он мелет! А буквы в воздухе снова начинают перемешиваться и, к повторному удивлению Бурлея, перед нами снова фраза Далигора.
Не давая никому опомниться, великан, довольно улыбаясь, почти сразу же выдает третью шутку:
- Цирк стал живым, нет мира в нем. От двора настанет стаей поле. Эх, блюз – не пузо, око – не очки. Про бороду и шута: гадят оба. 
У меня уже живот болит от неудержимого и непрекращающегося хохота. Борут рядом со мной даже подвывать начинает. А Ивица вцепилась в плечо Борута, будто хочет ему что-то сказать, но не может и слова вымолвить, только трясется. И каждый раз, когда она открывает рот, ее снова одолевает новый приступ хохота.
А великан, ко всеобщему удивлению, переделывает фразу в четвертый раз:
- Распустит ветви дерево, играет на солнце пар. Море лишит тебя озноба, но мы люто позади. Эхо – точно как кума, ан жду.
Буквы в воздухе снова перемешиваются и складываются в новую фразу. Только на этот раз все же выпала одна буква – она зависает немного в стороне, сбоку от основной фразы. Но кому какое дело до этого! Этот показатель хорошей шутки важен только для Далигора. Нам же абсолютно все равно, сколько букв он перемешает и использует. Мы оцениваем насколько шутка смешная. Хотя, получается, что чем больше бреда и не связанных между собой предложений, тем смешнее. По сути, мы оцениваем «бредовость» его новой произнесенной вслух фразы.
А я вижу, как Далигор снова задумывается. Неужели, и в пятый раз пошутит? Такого еще точно никогда не было…
Широко улыбнувшись и глядя прямо мне в глаза, он произносит:
- Духу пора идти вон, тает Рассвет пред ним, но не образ. Э, обратно как? Ты вспомни его. А мы что? Иллюзия тоже шатка.
На этот раз я не засмеялась. Если честно – я даже не поняла, что сказал Далигор, не увидела, как сложились буквы, не заметила реакции других жителей.
Необъяснимая тревога, которая в последнее время всегда меня преследовала, тревога, происхождение которой я не понимала, а вернее, не хотела понимать, упорно пряча ее за другими чувствами, боясь признаться себе в самом страшном, навязчивая тревога волной накрыла меня. Будто, потеряв терпение, незримый шар внутри меня разросся до гигантских размеров и лопнул, затопив собой все мои другие чувства, мешая видеть, думать, понимать.
Усилием воли я отодвинула это давящее чувство на второй план, освободив место мыслям. Конечно, я знаю, что это может быть. Но нет, я просто не желаю в это верить. Я стала уже почти как Даит – до ужаса подозрительной и мнительной. Развеять сомнения просто: я быстро спускаюсь с неба на облачный пол и выпрыгиваю через стену этого дома.
Его нет.
Я оглядываюсь и вижу спешащего мне навстречу Беско, который уже совсем близко, и который широко улыбается. Сама не знаю почему, но тревога снова захлестывает меня. Я бросаюсь к Беско и нервно кричу:
- Бонифаций где?! Беско, где Бонифаций?!
Улыбка спадает с его лица, и он растерянно произносит:
- Так…он здесь остался меня ждать…
- А ты где был?!
- Я ходил домой по его просьбе, - непонимающе отвечает тот.
- По какой просьбе?! Что он попросил тебя сделать?! – еще громче ору я.
Беско, кажется, и сам уже все понял. Он с несчастным видом протягивает ладонь, показывая на ней кулон Аиянны.
- Он хотел это тебя подарить… Прости, Ри, - тихим голосом осторожно отвечает Беско и смотрит на меня со смешанным чувством отчаяния, жалости и вины.
Я выхватываю у него кулон и надеваю себе на шею.
Боль. Отчаяние. Чувство предательства. Безысходность. Невозможность что-либо изменить. Ощущение потери самого дорогого. Любовь.
Он ушел.
Я слышу свой собственный крик. Мои чувства, мои эмоции смешиваются с его, их разрушающая двойная сила будто на части разрывает меня изнутри, не давая ни о чем думать, не позволяя стоять прямо.
Я падаю на землю, я хочу умереть, лишь бы не чувствовать больше этой внутренней боли, лишь бы не знать, что то же самое чувствует и он. Я не хочу так жить, я не смогу быть одна, без него. Пусть эмоции разорвут меня, а Рассвет заберет мою жизнь.
В момент мне становится гораздо легче, я вдыхаю полной грудью. Неужели это город помог мне?
Но нет. Я не закрывала глаза, но все равно ничего не видела перед собой. Сейчас же зрение словно возвращается. Как в тумане, я вижу, что меня прижимают к земле Верен и Гойтан, а Юнина стоит напротив и держит в руках кулон.
Они просто сняли его с меня, поэтому мне стало легче…»

___________________________________________________________


Верен поднял глаза, оторвавшись от книги, и, пытаясь убрать ком в горле, сглотнул. Никто ничего не сказал, никто даже звука не издал. Он тяжело вздохнул и тихо заговорил.
- На этом запись мыслей остановилась. Мы все помним, как почуяв неладное, мы выпрыгнули из облака. Многие из нас даже не сразу поняли, что происходит. Пока Эрите взволнованно кричала на Беско, облако Бонифация пролилось дождем, постепенно уменьшаясь, пока не исчезло вовсе. А под ним, на том месте, куда попал дождь, поднялся из земли росток, который за несколько минут вырос во взрослое, полноценное и вечно цветущее раскидистое дерево, под которым мы сейчас и находимся.
Когда Ри закричала так, что волосы встали дыбом от ее боли, и мороз пробрал буквально до костей, мы все окончательно поняли, что все это означает. Бонифаций ушел, но она продолжала его чувствовать, благодаря кулону Аиянны на шее. Не знаю, что было бы, если бы Юнина не догадалась снять с нее источник боли.
Все вы, конечно, помните, каких усилий нам это стоило. Эрите не замечала ничего вокруг, она будто обезумела, будто вовсе перестала понимать действительность. Она лишь извивалась на земле, корчась от своей и Бонифация внутренней боли, проявляя, хоть и неосознанно, просто чудовищную силу сопротивлений. Когда же Юнина сняла с нее кулон, она заметно ослабла, и понимание вновь вернулось к ней.
Весь вечер и всю ночь Эрите провела с Юниной, и ей заметно полегчало. По крайней мере, на следующий день она уже могла разговаривать не только с ней, но и с другими жителями тоже. А вечером она снова включила запись. И с этого момента должно начаться самое странное. Надеюсь, мы наконец-то поймем, носила она книгу с собой по той причине, о какой говорила Юнина, либо  потому, что она пыталась скрыть что-то иное.

«…Прошли сутки. Бессонная ночь, проведенная с Юниной возымела эффект: мне уже гораздо легче. Только теперь я смогла думать, а не просто рыдать на ее плече, проклиная его, проклиная жизнь, да и весь Рассвет в целом.
Как такое могло произойти? Я не слишком наивна, поэтому понимала с самого начала, что он не будет жить здесь вечно, что рано или поздно он уйдет. Но разве я могла подумать, что он уйдет без меня? Ведь все было так хорошо, я была так счастлива, и еще эта последняя ночь в его доме под настоящим черным небом с такой белой и большой луной…
Как я не поняла, что так он прощался со мной! Ведь он намеренно сказал, что любит меня – сказал потому, что больше не будет такого шанса никогда.
Почему он не позвал меня с собой? Я была к этому готова, я каждую минуту этого ждала. Он ведь читал мою книгу,  мои мысли и чувства намеренно были открыты для него. Неужели не понял, что без него мне Рассвет не нужен? Или не захотел? Он ведь такой свободный, такой независимый…
Пытаясь разобраться в его мыслях, я начинаю с трудом перебирать в памяти моменты, которые хоть как-то могут рассказать о причинах такого ухода.
Уже несколько часов я перечитываю последние два дня в своей книге, придираясь к каждой детали. Я не верю, что он просто так мог уйти, без меня. Я хочу найти оправдание, хотя бы что-то, указывающее на то, что он не виноват, что это не от него зависело.
Наконец я натыкаюсь на его очень странную реакцию непонятно на что. Это был день прощания с Аиянной, в обед мы пили чай в парящей норе. Я живо вспомнила момент, когда в самом начале традиции Бонифаций вдруг кинул на меня встревоженный и будто испуганный взгляд, но потом, когда я спросила его, что случилось, он ответил, что ничего, и поспешно начал пить чай.
Еще тогда это показалось мне странным, потому что в это время за столом не велось никаких разговоров, все только перекидывались ничего не значащими фразами. Значит, его реакция была ответом не на внешние события, а на его мысли. Так о чем же таком он мог подумать, чтобы так испугаться и встревожиться?
В недоумении я начинаю читать дальше, вникая в каждый его поступок, описанный с моей точки зрения, и одновременно вспоминать все в подробностях. Я анализирую каждую свою мысль, записанную в книге по поводу него.
И вдруг снова натыкаюсь на странный момент: он ведь разбил бокал! Когда мы сидели за столом во время прощания с Аиянной, он разбил бокал, тем самым прервав рассказ Юнины.
Я вчитываюсь в каждое ее произнесенное слово, в надежде отыскать именно то, которое так сильно повлияло на его реакцию. Не хочу даже верить в обычное совпадение.

« Я тоже знала Аиянну очень давно.  А в тот день мы вместе пили чай - она сама ко мне пришла.  Я очень удивилась,  ведь до этого она ни разу не изъявляла желания пить чай с кем-то еще.  Ну,  иногда она ходила на чай к Беско – это-то понятно,  но ни с кем другим она его никогда не пила.  А позавчера в обед,  прямо во время чая,  она пришла ко мне со своим полным чайником и спросила,  не началась ли традиция.  Я тогда еще сказала ей,  что незачем искать такой глупый повод,  я в любом случае рада ее видеть.  Тем более,  что пропустить начало традиции никак нельзя,  это чувствует каждый…»

Как раз в этот момент бокал выскользнул из лап Бонифация и, расплескивая черный напиток, отскочив от стола, со звоном ударился о землю, разлетевшись на осколки. И снова этот его испуганный встревоженный взгляд…
Сходство в этих двух ситуациях было одно – они каким-то образом связаны с традицией пить чай.
Было еще нечто странное. Когда Бонифаций ходил в свое облако за оставленной там моей книгой, чтобы передать ее на хранение Верену, уж как-то долго его не было. Я не стала ничего спрашивать тогда, но сейчас задумалась: что он мог там делать столько времени? Или, может, он ходил куда-то еще?
Едва подумав о другом месте, я сразу все поняла. Его облако оставалось в горах. А он сам наверняка ходил к Рове. Скорей всего, он хотел попрощаться с городом, пока у него был шанс сделать это в одиночестве. Значит, на тот момент Бонифаций уже знал, что уйдет. Значит, все дело в традиции.
 
Только что я вышла из расщелины, ведущей к Рове. Теперь я знаю, что вскоре и сама покину Рассвет. Но уйти, не поняв причины, почему он сделал это один, я не могу.
Рова впервые показала мне будущее. Оно было нечетким, очень размытым и будто нереальным. Это сложно описать, да я даже и пытаться не хочу. Тем более, что из увиденного я сама мало что поняла.

Сегодня четвертый день после того, как он ушел. Я в полном одиночестве сижу прямо на полу в комнате Акуилины и Верена, а в лапах держу книгу, не решаясь ее открыть. Эта книга – история жизни Вышезара. Когда-то давно я поклялась Юнине, что никогда не прочитаю ее. Она вынудила меня дать ей такое обещание – для того, чтобы я и не пыталась разубеждать ее в том, что Вышезар ее предал. Она и сама никогда не читала его. Так ей легче думать, легче не знать о его намерениях.
Но я собираюсь сделать это для себя, потому что мне необходимы причины. Я хочу понять, есть ли какая-нибудь связь между теми, кто уже ушел. И замешана ли в этом каким-нибудь образом традиция.
Поэтому без зазрения совести я открываю толстую сине-серебристую книгу на последней странице и пролистываю ее немного назад.

«Она лежит рядом, на соседнем шезлонге, с прикрытыми глазами, и, улыбаясь, с наслаждением вдыхает свежий морской воздух. Я же пропускаю песок сквозь пальцы, снова и снова, не решаясь с ней заговорить. Я изначально знаю, что моя очередная попытка закончится одним и тем же: она обвинит меня в том, что я ничего не понимаю и сменит тему.
Ю, моя Ю… Если бы ты только знала, что теперь я понимаю все гораздо больше того, чем мне самому хотелось бы…»


__________________________________________________________
Верен вдруг замолчал и, опустив книгу Ри себе на колени, но не закрыв ее, тихо и осторожно обратился к Юнине:
- Если тебе это неприятно, я могу пролистать эту часть книги.
Юнина сидела, обхватив руками ноги и уткнувшись лбом в колени, при этом ее темно-синие волосы спадали вниз, почти полностью закрывая бледное лицо. Она подняла глаза на Верена, но, прежде чем успела что-либо сказать, заговорила Чилика.
- Нет, так нельзя. Нельзя ничего пропускать, если мы решили во всем разобраться, - обратилась она к Верену, а потом, повернувшись к Юнине, резко добавила: - А тебе надо взять себя в руки. Вышезар ушел более ста лет назад, а ты, мало того, что запретила нам всем читать его книгу, так еще и слышать о нем ничего не желаешь. Пора узнать всю правду, - мрачно закончила она.
Все молча смотрели на Юнину, и та наконец кивнула и, закрыв глаза, снова уперлась лбом в колени. Чилика удовлетворенно скрестила на груди руки, не отрывая от нее взгляда.
Верен, выдержав паузу, снова поднял книгу с колен и продолжил чтение.


«…- Ю, - все-таки нерешительно начал я.
Она, потянувшись, легла на бок, подставив руку под голову и до сих пор блаженно улыбаясь, вопросительно на меня уставилась.
- Ю, а тебе бы хотелось узнать, что с тобой было до жизни в Рассвете, хотелось бы все вспомнить?
Улыбка медленно сползла с ее лица, и она удивленно и даже как-то озадаченно поинтересовалась:
- А почему ты спрашиваешь?
Не знаю, как так получилось, но эта тема всегда была для нас запретной. Никогда раньше я не спрашивал ее об этом, не пытался помочь вспомнить.
- Просто я подумал, что, если бы ты вдруг узнала о своем прошлом, может быть, тебе захотелось бы…ну…пойти дальше?
Ее глаза резко сузились, а губы дрогнули:  она хотела что-то сказать, но, опомнившись, передумала. Вместо этого она медленно выдохнула, и только после того, как снова сделала вдох, заговорила уже более-менее ровным тоном.
- Вышезар, Рассвет – мой дом. Я не хочу его менять ни на что на свете. Вне зависимости от моего прошлого, наше место здесь. Неужели ты не понимаешь, неужели не чувствуешь этого? Давай закроем эту тему и пойдем лучше чай заваривать, традиция скоро.
Если бы она только знала, что не чувствую я этого уже больше двух недель. Город давно меня отпустил, а я до сих пор не могу отпустить город, потому что не могу расстаться с ней…»

Я в недоумении  начинаю пролистывать его книгу на две недели назад. Что значит: город отпустил? Как он мог отпустить? Что это еще за новость?..
…То, что я прочла только что в книге Вышезара, поразило меня настолько, что я впала в ступор. Не могу до сих пор в это поверить, но, чтобы убедиться наверняка, недостаточно одной истории. Займусь этим завтра, потому что находиться в комнате Верена и Акуилины столько времени становится неприличным…
…Я снова на полу в книжной комнате. Традиция только что прошла, и Акуилина с Вереном любезно оставили меня одну. Утром я уже прочитала несколько книг не знакомых мне прежних жителей – и везде то же самое. Сейчас я решила прочесть книгу Войдана – он жил в Рассвете наиболее долго по сравнению с теперешними жителями этого города. Войдан, судя по рассказам Верена, был очень умный и мудрый. Я уверена, что с ним было то же самое, он должен это как-то объяснить.
Пролистав его книгу и наскоро пробежав глазами страницы, которые меня не интересовали, я наткнулась на то, что искала.

«…Но вот наконец настал и мой черед. За десятки тысяч лет пребывания в Рассвете я многое понял. У Верена сегодня радость – он ощутил в себе дар распознавания и запоминания запахов. Утром он поделился со мной, что теперь может, как и я, определять самые трудноуловимые ароматы. Если бы он только знал, что этого дара у меня больше нет.
Но когда-нибудь он поймет, что все дается и забирается для того, чтобы можно было открыть для себя что-то новое. Иногда некоторые вещи, которые кажутся благом, мешают быть свободными. Но сегодня я стал свободным. Рассвет меня освободил от последнего, что меня здесь удерживало. Я понял это в обед, когда перестал чувствовать традицию, когда пропала тяга к чаю. Город решил, что в моей жизни достаточно «святого» для того, чтобы начать новую, город отпустил меня.
Я давно ждал этого, я был готов. Но город отпустил меня только сегодня – что ж, ему видней. Осталось только передать Верену право быть хранителем истории Рассвета, да попрощаться с жителями.
Я не буду скучать – рано или поздно мы с ними встретимся, иначе и быть не может. И по городу я тоже скучать не буду – я его отпускаю, как и он меня. Сегодня я ухожу с чистыми, не омраченными ничем воспоминаниями и легким сердцем…»

Я закрыла книгу.  Очень хочется расплакаться от понимания этой истины. Жители столько раз перечитывали книги ушедших… Как это можно было не заметить ранее? Значит, все это правда, значит, со всеми происходит одно и то же. Не мы здесь решаем, решает за нас Рассвет. Именно он отпускает тех, кто готов. И это все значит, что Бонифаций не виноват.
Осознание этого приносит за собой накатившую волну облегчения. Не было предательства, не было эгоизма – просто он делал то, что от него не зависело…


Верен опустил книгу себе на колени и оглядел напуганные и изумленные лица жителей. В городе давно наступила ночь: темно-синие цветы сменили собой желтые по всей поверхности земли. Но никто не собирался расходиться по домам до тех пор, пока все не станет окончательно понятно.
- Читай до конца, - охрипшим голосом попросила Юнина Верена.
Тот, не услышав возражений, дочитал последние строчки главы в книге Ри.

…Сегодня шестой день после его ухода. Но теперь это не важно. Я перестала чувствовать традицию. Город отпустил и меня.


Глава 2.

В ТУМАНЕ МЫСЛЕЙ


Эрите оказалась в незнакомом городе. За ее спиной было девять самых решающих и самых болезненных шагов в ее жизни. Но теперь они в прошлом. Теперь в прошлом все, что когда-то было для нее родным и привычным: любимый город, его жители, традиция пить чай. Вся ее жизнь в один момент вдруг стала прошлой, а впереди – вынужденная необходимость начинать все сначала и единственная цель, без которой все перестает иметь значение – найти его.
 Ри хотела вздохнуть, но, к ее удивлению, у нее ничего не вышло – очевидно, в этом мире нельзя дышать. Тогда она попробовала оглядеться. Попробовала – потому что сквозь плотный белый туман невозможно было увидеть ничего. А вокруг тишина, но не звенящая, тягостная, а, наоборот, очень мягкая, будто успокаивающая.
Эрите вспомнила, что когда она только пришла в Рассвет, вокруг тоже не было ничего, кроме пустой огромной поляны. Может быть, чтобы этот город открылся во всей красе, ей тоже необходимо сделать определенное количество шагов?
Она попробовала идти, но и этого не получилось. Ри вдруг поняла, что не чувствует своего тела – как бы ни старалась, она так и не смогла пошевелить ни лапой, ни головой, ни даже глазами.
Тогда она оставила эти попытки и, успокоив свое сознание, стараясь не впадать в панику, прислушалась к собственным ощущениям. Это было очень странно: вот она здесь, вроде бы есть, вроде бы жива, но, в то же время, будто бы и не жива. То есть, живым осталось только сознание, а тела словно и не было никогда.
Чем больше она прислушивалась к своим чувствам, тем сильнее ощущала легкость и безмятежность. Ее эмоции отступали на второй план, сглаживалась горечь, притуплялся страх, исчезало удивление. И воспоминания тоже словно окутывались туманом, уходили вглубь нее.
Постепенно Ри стала замечать, что плотный туман вокруг нее рассеивается, превращаясь в зыбкую полупрозрачную дымку. И одновременно с этим она начала слышать какие-то звуки, более всего походившие на невнятный шепот. Еще немного – и Ри уловила несколько голосов, чьи речи уже оформились в слова.
- Это Эрите… Ее зовут Эрите…
- Она поздно… Она слишком поздно…
- Но она нужна здесь… Нужна…
Со всех сторон, очень близко, совсем рядом, будто бы над ухом, слышался тихий шепот нескольких голосов. Сколько их – Ри не смогла понять.
- Кто вы? – подумала она, потому что и говорить-то здесь не умела.
- Она уже слышит…
- Что это с ней?..
- Она «двойная»…
- Да, да, «двойная»…
Начисто ее игнорируя, голоса продолжали переговариваться между собой так близко, что Эрите стала со всех сил вглядываться в до конца не исчезнувший туман, в надежде рассмотреть там хоть кого-нибудь.
- Кто вы? – настойчивей, с еле уловимой ноткой тревоги, вновь подумала она и заметила, что чем больше она нервничала, тем плотнее становился туман вокруг нее, и тем невнятнее становился шепот. Это ей совершенно не понравилось, и Ри снова попыталась успокоиться и обрести безмятежность, лишенную эмоций.
- Ты в Городе Мыслей, - раздался вдруг шепот – настолько четко и близко, что, если бы Ри имела тело, она бы непременно подумала, что этот тихий голос звучал в ее голове.
- Ты должна перестать бояться…
- Успокоиться…
- Чтобы двигаться… - зазвучало сразу несколько голосов.
- Где вы? Я никого не вижу, - растерянно подумала Эрите.
- Мы не рядом…
- Но ты можешь прийти к нам…
- Если успокоишься…
- Не рядом? – вконец растерялась Ри. Она-то думала, что так хорошо их слышит только потому, что они близко.
Ее мысли, даже самые мимолетные, были открыты для всех них, и кто-то снова ясно прошептал:
- Ты слышишь нас так хорошо, только когда мы говорим о тебе или с тобой…
- Но вскоре ты научишься слышать любого…
- Я научусь читать мысли?
- Ты научишься их слышать…
- Ты станешь понимать каждого…
Эрите привыкла, что в Рассвете мысли можно было читать – в книгах, но что здесь их можно было слышать, было для нее как минимум непривычно. Как только Ри позволила своим воспоминаниям выйти наружу, вокруг опять стал сгущаться туман, и голоса стали совсем неразборчивыми.
Обретя легкость и безмятежность снова, она сосредоточилась, думая о том, что ей нужно двигаться. Через некоторое время у нее все-таки получилось – она поняла это по тому, что полупрозрачные клубы тумана стали медленно проплывать мимо нее.
- Куда мне двигаться? – подумала она, обращаясь к голосам, которые сейчас тихо перешептывались.
Она не вслушивалась в смысл слов, но голоса раздавались близко, из чего она поняла, что говорили о ней.
- Просто думай о нас и двигайся, - раздался совсем рядом шепот.
- Я даже не знаю кто вы. Как мне о вас думать?
Нелегко было одновременно разговаривать с голосами, не выпускать из себя никаких эмоций, и, к тому же, еще и двигаться. Поэтому Эрите то и дело сбивалась, останавливаясь. Но почти сразу же сосредотачивалась вновь и продолжала движение. Безусловно, потребуется какое-то количество времени, чтобы научиться совмещать все это идеально.
Сквозь клубившуюся полупрозрачную завесу, наверное, можно было бы различить и сам Город Мыслей. Вот только Ри была настолько занята, пытаясь делать сразу несколько вещей, что на окружающее пространство и вовсе не обращала внимания.
Между тем, голоса все так же продолжали звучать где-то на заднем плане, начисто игнорируя ее вопросы о том, долго ли ей еще двигаться. Время от времени Эрите все же выходила из себя, раздражаясь на них за то, что они не проявляли к ней никакого интереса. Тогда ее снова окутывал густой туман, и она оказывалась в полнейшей тишине.
«Как же так?! – думала она в такие моменты. – В их город пришел новый гость, а они даже встретить его нормально не могут! И объяснить ничего толком тоже не могут! Ты должна успокоиться, - подражая их шепоту, передразнивала она. – Полнейшее безразличие!»
Когда ей окончательно надоело двигаться неизвестно куда, она вдруг четко услышала шепот:
- Стой…
- Ты пришла…
- Пришла? Куда пришла? – не поняла Ри.
- К нам. Мы здесь, рядом…
- Рядом? Но я никого не вижу!
- Еще не время…
- Ты еще не научилась себя контролировать…
- Чтобы видеть…
- А у вас тоже нет тела, как и у меня?
- У тебя есть тело. Только оно иное…
- Не похожее на то, что ты привыкла им считать…
- А я когда-нибудь смогу его увидеть?
- Когда начнешь чувствовать его, ощущать, тогда и увидишь…
- И не только тело, а вообще все, что тебя окружает…
Шепот стал тише. Ри могла улавливать только общий смысл их разговора, который, как она поняла, шел о ней. Они почему-то называли ее «двойной», они не могли понять, кто же такая Эрите, как с ней такое случилось. А сама Ри никак не могла понять, что же с ней не так, и почему она вызывает у них недоумение. Что имеется в виду под словом «двойная» для нее тоже оставалось загадкой.
Подслушивая их обсуждения, Эрите вдруг неожиданно почувствовала, что рядом кто-то есть. Такое бывало и раньше, в ее прошлой жизни. Так, находясь в Рассвете, она иногда чувствовала на себе чей-то взгляд, или интуитивно догадывалась, что кто-то хочет ей что-либо сказать. Нечто подобное было и сейчас – лишь на уровне ощущений она была уверена в том, что напротив нее кто-то есть.
Словно невидимка, стоя непозволительно близко, дышал ей в лицо, причем существование последнего, к слову, лично у нее вызывало большое сомнение.
Она по инерции продолжала ассоциировать свои чувства и ощущения с еще привычными для нее частями тела. Если она видит – значит глазами, слышит – непременно ушами, а мысли появляются в ее голове. И, несмотря на то, что она осознанно понимала всю неправильность и ненужность этих ассоциаций, все равно нелегко было в один момент отучиться от того, что было для нее привычным более трехсот лет.
- Ты чувствуешь, что я рядом, - раздался утвердительный шепот «в ее голове», и если бы она могла, то обязательно бы кивнула. А голос продолжил: - Это очень хорошо – так рано чувствовать присутствие…
- Как тебя зовут? – подумала она, по-прежнему стараясь оставаться сосредоточенной и не выпускать наружу свои эмоции.
- Мое имя Истэн.
- А почему вы все говорите…то есть думаете, - мысленно поправилась Ри, - шепотом?
- Здесь так принято. Мы можем слышать мысли других, и гораздо приятнее, когда они звучат тихо, не перебивая собственные мысли, нежели кричат, заглушая все вокруг.
- То есть я сейчас, значит, думаю слишком громко для вас? – стараясь не выдавать своего возмущения, спросила Эрите.
- Несомненно.
От такой наглости ее терпение не выдержало, и все вокруг снова окуталось густым туманом и успокаивающей тишиной.
Накричавшись и повозникав в полном одиночестве, ей понадобилось еще какое-то время, чтобы снова обрести безмятежность, спрятав свои эмоции вглубь себя. Ри опять стала прислушиваться к своим ощущениям, пока не почувствовала, что Истэн до сих пор находится напротив нее. Пообещав себе, что в этот раз она попытается быть сдержанней и думать тише, Эрите аккуратно, словно пробуя, позвала его:
- Истэн…
- Я здесь. Кстати, сдержанность действительно не помешает, - спокойно заметил он, услышав все ее мысли. – Дело в том, что когда ты даешь волю эмоциям, они, частично или полностью, блокируют твой рассудок. Ты оказываешься наедине именно с эмоциями, не с собой – это ложное впечатление. Тебе кажется, что твои эмоции никому не видны, что они остаются незамеченными. Но туман вокруг отделяет не нас от тебя, а тебя от нас. Только ты перестаешь видеть и слышать все вокруг, только ты, но не твое окружение.
Ри стало стыдно, но она и эту эмоцию попыталась задвинуть подальше, вглубь себя. Значит, все это время они слышали все ее возмущения и негодования.
- Нет, не слышали, - вклинился в ее мыслительный процесс Истэн. – Мы видели. Ты и сама потом научишься это делать.
 - Но как возможно жить без эмоций? По-моему, вся прелесть жизни именно в том, чтобы наслаждаться ею, запоминать ее особенные моменты. Без эмоций это невозможно.
- Конечно, возможно, - спокойно ответил Истэн.
- Но это же скучно…
- Такого понятия как скука не существует вовсе.
- А что же это тогда?
- Скука – это, по сути, лень. Нежелание наслаждаться жизнью, вызванное недовольством того, что имеешь в настоящий момент. Полюбить жизнь – и скука исчезнет, будто бы ее и не было никогда.
- Значит ты любишь жизнь, раз для тебя скуки не существует?
- Конечно. Я люблю.
- Но можно ли все это назвать жизнью? Я толком-то себя не чувствую…
- А что это по-твоему? Ты же есть, значит и жизнь твоя есть.
- А ты давно живешь в Городе Мыслей?
- Я здесь не живу.
- Как это? – не поняла Ри.
- Я гость этого города, как и ты, как и все, кто здесь находятся.
- У этого города нет жителей? – почти изумилась Эрите.
- Нет, и никогда не было. Все мы точно знаем, что рано или поздно уйдем отсюда. Какие же мы жители? Вот и ты сюда не жить пришла, а Бонифация искать. Но его здесь нет.
Эрите опешила.
«Скорей всего, он просто услышал мои мысли», - успокоила она себя. И, замирая в ожидании ответа, снова обратилась к Истэну:
- А ты его знал? Давно он ушел отсюда?
- Не знал. И его здесь не было.
Своим ответом Истэн повторно ввел Эрите в ступор.
- Тогда откуда ты знаешь? Ты сам-то давно здесь живешь? Ну, то есть гостишь? – поправилась она.
- Давно. И ты пришла позже Бонифация.
- Позже? Но его же здесь не было? Да можешь ты мне толком объяснить или нет?!
Неожиданно Эрите поняла одну вещь, после чего моментально впала в панику, окутавшись туманом. В полнейшей тишине, не в силах совладать с собой, она и не вспомнила, что ее эмоции не скрыты ото всех, и что нужно вести себя тише.
Бонифаций ушел гораздо раньше ее, но его до сих пор здесь нет и не было. Эрите пришла позже, но опередила его, а это может означать только одно: порядок следования по мирам для всех разный. То есть, все существующие миры вообще не имеют порядка, они хаотично разбросаны. Как же она найдет его, если идет не по его следам, а параллельно с ним, оказываясь в иных мирах? Возможно ли, что когда-нибудь их миры совпадут и они встретятся?
Предавшись отчаянию, Эрите еще не скоро смогла прийти в себя и более-менее успокоиться. На мгновение промелькнула мысль вернуться обратно в Рассвет и попытаться жить дальше так, будто она никогда прежде не знала Бонифация. Но Ри тут же откинула эту идею. Назад дороги нет – это она решила для себя еще в Рассвете. Да и, честно говоря, она не была уверена, что можно вернуться.
Совладав с собой, она снова вышла из тумана. Истэн все так же ждал ее, и как только она смогла слышать, раздался его шепот:
- Ты все правильно поняла. И если ты действительно хочешь найти его, тебе придется научиться себя контролировать. Без этого ты не сможешь уйти из этого города. Правда и научившись этому, у тебя вряд ли сразу получится уйти.
- Истэн, а почему я могу чувствовать только твое присутствие? Здесь больше никого нет? Я их не слышу.
- Потому что пока ты умеешь сосредотачиваться на ком-то одном. Я просто оказался ближе всех.
- Да что ты заладил, что я ничего не умею! Взял бы да научил, чем постоянно напоминать попусту.
- Это невозможно. Ты должна сама. Пойдем за мной.
- Куда?
- Я отведу тебя в другую часть Мыслей. Там тебе будет…удобнее первое время.
- Чем удобнее?
- Много вопросов, Эрите.
- Кстати, откуда вы все тут знаете, как меня зовут? Я же не говорила…
Истэн предпочел проигнорировать последний вопрос, ответив на предыдущий:
- В той части города ты сможешь намного больше видеть и ощущать. Там будет легче научиться себя контролировать.
- А ты там живешь?
- Нет, но я там когда-то жил. Первое время.
- А «первое время» - это сколько лет?
- Время – это образно сказано. На самом деле тут его нет вообще. Ни дней, ни ночей, ни лет.
- И вам так удобней, правда?
- Гораздо. Идем за мной.
Не без труда Ри последовала за Истэном. То и дело она сбивалась и останавливалась, не в силах сдвинуться с места. Но потом, успокоившись, снова продолжала путь. Истэн в такие моменты терпеливо ждал ее, больше ни разу не напомнив о ее неопытности и не упрекнув.
Когда они наконец прибыли куда-то, Истэн прошептал:
- Дальше ты идешь одна. Я с тобой не пойду.
- Почему?
- В этом районе Мыслей ты не сможешь слышать, видеть или чувствовать никого, кроме себя. Даже если я и пойду с тобой, мы просто друг друга не заметим.
- И долго мне там оставаться?
- Никто насильно тебя там удерживать не будет, - усмехнулся он. – Как почувствуешь или как захочешь – выйдешь сама.
- А остальные меня будут слышать?
- Нет. В Пещерах твои мысли не доступны никому, кроме тебя.
- Замечательно. Буду жить в пещерах, - язвительно подытожила она.
- Как выйдешь, позови меня, если захочешь, - по его тону Ри поняла, что почти рассмешила его.
- Конечно, позову. Я здесь больше никого не знаю, - мысленно улыбнулась Ри и, попрощавшись с Истэном, прошла сквозь особо плотный и непрозрачный участок тумана.
Она оказалась в огромной полутемной пещере, конца которой даже видно не было. Неровные каменные стены и высокий полукруглый потолок, как ни странно, создавали впечатление уюта и защищенности. К тому же, здесь было очень тихо, и эта тишина никак не казалась лишней.
На левой стене, чуть подальше от того места, где находилась сейчас она сама, Ри заметила большое старинное зеркало. Замерев на секунду и внутренне сжавшись от страха перед тем, что она может там увидеть, Эрите неуверенно приблизилась к нему.
Потом, собравшись с силами и мыслями, она недостаточно решительно встала прямо перед ним. И не увидела ничего. Точнее, зеркало отражало лишь голую темно-серую противоположную стену. Эрите с разочарованием оглянулась на нее, а потом снова попыталась присмотреться к отражению. Безрезультатно – никакого намека на то, что перед зеркалом находится Ри.
Эрите отвернулась и от нечего делать уныло побрела вглубь пещеры.



Глава 3.

ГЛАЗАМИ ДРУГОГО


- Да что же это такое-то! – раздраженно пробормотал Бонифаций.
В который раз он всячески пытался объяснить стоящему напротив него получеловеку, чего же он собственно от него хочет. Но тот его не понимал.
Да и вообще, вся проблема этого мира заключалась в том, что тут, похоже, никто никого не понимал. Абсолютно все здесь говорили на разных языках, и чтобы понять кого-либо или объяснить ему что-то, нужно было очень хорошо постараться.
Бонифаций догадывался, конечно, что основная цель этого города - научить понимать любого без слов. Но даже осознавая это, Бонифацию никак не было от этого легче. Он снова начал пытаться объяснять.
- Ты… - он указал на невиданного прежде получеловека, - объясни… - начал открывать рот, будто разговаривает, - мне… - дотронулся до своей груди, - где… - осмотрелся вокруг себя, - найти… - начал пристально вглядываться вдаль, - Рову! – здесь он беспомощно замолк, потому что не мог показать ничего.
В двух предыдущих мирах, в которых он был до этого, пятая стихия выглядела по-своему. Но она была в каждом мире – теперь он знал это точно.
«Как же объяснить ему, что такое Рова? – напряженно думал Бонифаций. – Она здесь наверняка по-другому называется!»
А получеловек радостно кивал, как бы говоря, что понимает его, до того момента, пока Бонифаций не произносил не понятное для того слово «Рова». Тогда радость спадала с его лица, и он угрюмо и виновато начинал бормотать что-то неразборчивое, на только ему понятном языке.
Получеловеком его условно назвал Бонифаций. Он всех здесь так называл – всех, кого встречал. А все оттого, что называть обитателей этого города людьми не позволял их внешний вид, а называть «нелюдями» - Бонифацию не позволяла совесть.
Вот и этот получеловек выглядел достаточно непривычно в его глазах. Хотя бы потому, что за то время, пока Бонифаций пытался выспросить у него место нахождения Ровы, его внешний облик поменялся четыре раза. Неизменным остался лишь свет, который излучала его кожа. Этот свет у каждого был уникальным. У Бонифация, например, мягкий, светло-оранжевый. А у этого вот – фиолетово-жемчужный.
От чего зависела частота внешних изменений – Бонифаций не знал. Но он заметил, что некоторые здесь меняются очень часто, а некоторые – чрезвычайно редко, как и он сам: за все проведенное время в этом мире Бонифаций изменился всего раз пять.
Около двух недель он брел по этому огромному городу, имени которого даже не знал, но быстро придумал для себя, и стал называть его Городом Языков.
Более сложного и, одновременно, более одинокого места Бонифаций еще не встречал. Но этот город не тяготил его, наоборот: он был рад, что может без оглядки на окружающих побыть один. В трех предыдущих мирах, включая Рассвет и тот, в котором он родился, такой возможности не было.
- А, ладно! – Бонифаций махнул рукой на получеловека. – Я сам.
И, пройдя мимо него, он последовал дальше.
Прелесть этого города была в том, что, сколько бы ты ни шел, в любой момент можно было остановиться и передохнуть – город угадывал твои желания. Так и сейчас, изрядно нагулявшись, Бонифацию захотелось перекусить.
И, сразу перед ним, откуда ни возьмись, вырос узкий, длиной с рост Бонифация, прозрачный столб, внутри которого клубился густой, ярко-бирюзовый не то дым, не то плотный и объемный туман. Но Бонифаций уже знал, что это – запахи этого мира, и что сейчас ему придется их есть.
В первый раз, когда он это увидел, то даже не понял что это за штука. А когда узнал от очередного получеловека, что это – еда, то пришел в ужас. Как можно насытиться туманом? Оказалось, что можно. Не то чтобы это было невкусно, но Бонифаций все же предпочел бы нормальную еду – такую, как в Рассвете или в своем самом первом бывшем мире, который он про себя называл нулевым – то есть в мире, в котором он родился.
Но делать нечего – Бонифаций взял гибкую длинную трубочку, один конец которой был вмонтирован в самый центр этого прозрачного столба, и, поудобнее усевшись на земле, начал не спеша потягивать запахи Города Языков, параллельно с этим поглядывая по сторонам.
Он сидел посреди широкой тропы, которая была частью длинной и, может быть, бесконечной аллеи. Слева и справа от него возвышались высокие лиственные деревья, кроны которых переплетались между собой так плотно, что даже неба не видно было. Но сквозь пространство между листьями проступали лучи света, за счет которых аллея была хорошо освещена. И в этих лучах все вокруг казалось очень ярким, свежим и сочным.
Сама тропа была закидана изрядным слоем сухих, шуршащих листьев, происхождение которых Бонифацию было непонятным. По крайней мере, за все то время, пока он шел по этой аллее, ему ни разу не встретилось ни одного сухого дерева, и он ни разу не видел, чтоб с таких, как на подбор, ярких и сочных зеленых деревьев падали хоть какие-нибудь листья.
По обе стороны от шуршащей тропы, до самого подножья деревьев, толстым слоем росла мягкая и прохладная трава. Когда Бонифаций уставал и хотел спать, он ложился прямо на нее и мгновенно погружался в сон. Удобнее и комфортнее было, разве что, в его рассветном облаке-доме, в его Найе.
А стволы деревьев этой аллеи по обе стороны от него росли так близко друг к другу, что образовывали собой сплошные стены, сквозь которые даже не было видно – есть ли что за ними.
Так Бонифаций и шел только вперед по этой аллее, время от времени встречая на своем пути полулюдей и пытаясь им что-то объяснить, либо хоть как-то поговорить.
Долго ли ему идти еще – он не знал, как не знал и то, что ждет его в конце этой аллеи, если конец, конечно, есть. Но ведь эти полулюди шли оттуда, значит, там должно что-то быть.
Вдоволь наевшись запахов, Бонифаций снова встал и упрямо продолжил свой путь. А прозрачный столб исчез сразу после того, как он отпустил гибкую и тонкую трубочку.
Спустя несколько часов Бонифаций остановился, гадая, какой ему сделать выбор. Аллея раздваивалась. Та тропа, по которой он шел, сейчас упиралась в прямую стену, образованную стволами деревьев, а стены деревьев его аллеи расходились по обе стороны, образуя с этой прямой стеной перед ним еще две такие же идеально ровные аллеи, абсолютно не отличающиеся друг от друга. Куда же повернуть: налево или направо?
Бонифаций в задумчивости дотронулся до своего кулона на шее. Сейчас он чувствовал, что Ри охвачена любопытством. Что же такого могло произойти в Рассвете, чтобы это так ее заинтересовало? Он вспомнил, что когда они только познакомились, Эрите была настолько привыкшая к городу, что почти ничего не могло ее удивить или вызвать в ней любопытство. Кто знает, может в Рассвете уже прошла тысяча лет, и к ним в город снова пожаловали гости? Или даже какой-нибудь новый житель…
Бонифаций тяжело вздохнул и все-таки решил повернуть налево.
Он прошел существенно большое расстояние, прежде чем, обернувшись, обнаружил, что с того места, где он сейчас находился, уже не было видно развилки.
Достаточно утомившись, он присел на мягкую и прохладную траву отдохнуть. Погруженный в свои раздумья, Бонифаций не сразу заметил какое-то движение, происходившее относительно неподалеку, спереди, в каких-то метрах пятидесяти.
Повернув голову, он увидел, что на противоположной стороне, точно так же, как и он сам, уютно расположился на траве получеловек.
Бледно-зеленый свет излучала его кожа. Скорее даже не излучала, а тускло источала – так неярко и скучно, что казалось, будто этому свету мешает вырваться наружу и нормально сиять изрядный слой пыли. И лично Бонифацию, почему-то, было неприятно смотреть на этот свет – тут же захотелось стереть невидимую пыль, освободить его сияние.
В этом мире Бонифаций уже привык не обращать внимание на внешность. Зачем ее запоминать, если она в любой момент может смениться? Куда полезнее запомнить уникальный цвет получеловека. Хотя, честно признаться, он даже и этим себя не утруждал – его преследовала твердая уверенность, что из тех, с кем ему приходилось здесь пытаться общаться, он больше не встретит никого.
Но внешность этого получеловека вызывала у Бонифация если не отвращение, то как минимум неприязнь. Хлипкие сальные волосы были собраны в жалкий тонкий хвост, а на почти полысевшей макушке виднелись редкие и короткие прямые волоски. Шея у незнакомца была скрыта за бесчисленным количеством подбородков; маленькие, посаженные близко друг к другу глазенки медленно моргали, то и дело норовя закрыться. Сам же получеловек сидел, подобрав одну ногу под себя, и было непонятно, как такой выдающийся и круглый живот позволил занять ему такую позу. Время от времени он лениво взмахивал рукой, будто пытаясь отогнать от себя невидимых, но назойливых мух. Казалось, он и не видел Бонифация, или же просто не обращал на него никакого внимания.
А сам Бонифаций продолжал его разглядывать, гадая про себя, стоит ли к нему подходить или нет. Наконец, решив на всякий случай поинтересоваться, знает ли тот, что там впереди, и долго ли до туда идти, Бонифаций встал с травы и не спеша подошел.
- Здравствуйте, - осторожно начал он.
Получеловек встрепенулся от полудремы и поднял голову на Бонифация. При этом его многочисленные подбородки заходили ходуном из стороны в сторону. Маленькие бесцветные глаза без выраженного интереса смотрели на Бонифация, а сам незнакомец не произнес ни слова.
- Я – Бонифаций, - приложив руку к груди, представился тот.
Незнакомец медленно кивнул, не сводя с него глаз, но свое имя не сказал.
- Э-э… Вы тоже присели отдохнуть? – желая втянуть получеловека в беседу, активно жестикулировал Бонифаций.
Незнакомец странно посмотрел на него, будто он сказал невыразимую чушь, а потом отвернулся.
- Вы, наверное, меня неправильно поняли, - догадался Бонифаций.
Он обошел получеловека и заглянул ему в лицо.
«Наверное, он обиделся…» - подумал Бонифаций, ведь незнакомец сидел, опустив глаза, а на его лице ясно прочитывалось выражение вселенской печали.
- Просто я… э-э… я хотел сказать… что вы здесь тоже отдыхаете… как и я, - начал оправдываться он, прилагая при этом неимоверные усилия, пытаясь объяснить смысл своих слов жестами.
«Машу тут руками, как сумасшедший!» - внезапно подумал Бонифаций и, прервав свои объяснения на полуслове, замер, а потом нерешительно присел на траву рядом с незнакомцем.
Получеловек с интересом, и даже с еле выраженным удивлением поднял на него глаза. С минуту они смотрели друг на друга, пока незнакомец, наконец, не заговорил. Делал он это молча, не раздражаясь, отрепетированными жестами изображая слова – так, что Бонифаций понял его с первого раза.
Незнакомец заблудился, петляя по одинаковым аллеям. В какую сторону он не пытался идти – везде бесконечное одно и то же. Поняв, что выхода из этого мира нет, он просто уселся на траву и сидит здесь уже более трехсот лет, но за это время так ничего и не произошло.
- То есть, выхода из этого мира не существует? – в замешательстве повторил Бонифаций, а потом, словно спохватившись, начал поспешно махать головой и жестикулировать, обращаясь к незнакомцу: - Нет, это невозможно! Такого просто не может быть! Выход есть всегда. Всегда.
Получеловек некоторое время с неохотой наблюдал за отчаянно пытающимся доказать обратное Бонифацием, пока снова не отвернулся. А сам Бонифаций растерянно замолчал, бессильно опустив руки.
Они сидели рядом, в наступившей тягостной тишине, думая каждый о своем.
«Так не бывает, - размышлял Бонифаций. – Если я как-то попал в этот мир, значит он не закрыт. А если он не закрыт, то здесь обязательно должен быть выход. Хотя бы там, где был вход. Я просто еще не понял, как его найти…»
Бонифаций искоса взглянул на получеловека – тот замер, так и не повернув к нему голову. Он попытался представить себя на его месте – каково это: сотни лет, изо дня в день, ты, не в силах что-либо изменить, просто сидишь. Никакого развития, никакого разнообразия – вокруг то же самое. Ты не можешь умереть, не можешь идти дальше – этот мир не дает тебе никакой возможности. Странно, что он до сих пор не сошел здесь с ума. Бонифацию стало по-настоящему жалко этого получеловека.
Поставив себя на место незнакомца, Бонифаций ощутил, как его буквально с головой накрывает волна печали и тоски. Ему вдруг стало абсолютно все равно, что с ним будет, чувство безысходности прочно засело в каждой клеточке его тела. А он сам, ни с того ни с сего подумал:
«Для чего мне здесь жить? Зачем я нужен этому миру? Разве что для жестоких издевательств… Почему бы мне просто не раствориться в воздухе? Но ведь даже и этому не бывать никогда – Мир Ненужных Душ ни за что не выпустит отсюда никого. Вот так живешь, живешь, и даже не подозреваешь, что ты – ошибка природы, и когда-нибудь тебя засунут сюда только за то, что ты никому не нужен и всем плевать даже на твое имя. И правда, есть ли кому дело, что меня зовут Ахилл…»
Бонифаций внезапно пришел в себя, вырвавшись из необъяснимого оцепенения. Тоска и печаль отступили, и он снова был собой – любил жизнь и всей душой желал найти выход.
«Что это было? – потрясенно подумал он. – Я не мог подумать, что меня зовут Ахилл, да и этому городу я придумал совсем другое название – Город Языков».
В голову пришла сумасшедшая догадка, и он тут же решил ее проверить.
- Ахилл, - тихо позвал он, внутренне замерев.
Получеловек, подскочив, словно от удара током, всем телом развернулся к Бонифацию. Его маленькие, близко посаженные друг к другу глаза с нескрываемым изумлением уставились на собеседника, даже рот слегка приоткрылся. В ту же минуту он что-то затараторил на своем языке, заметно волнуясь и задыхаясь, сбиваясь и захлебываясь, но все равно продолжая упорно и совсем непонятно для Бонифация бормотать.
- Я не понимаю, - растерянно повторял Бонифаций, разводя руками. – Не понимаю…
А незнакомец вдруг схватил его за плечи и затряс, что-то крича.
- Да не понимаю я! – рявкнул Бонифаций прямо ему в лицо.
Тогда получеловек, опомнившись, отпустил Бонифация и снова уселся рядом, развернутый к нему всем телом и не сводя с него глаз. Он хотел что-то объяснить или спросить, но трясущиеся руки его не слушались, и каждый раз, когда он пытался изобразить какое-либо слово жестом, бессильно их опускал. А через минуту снова пытался, но снова опускал. Казалось, ему и сказать-то нечего или он разом забыл все жесты, отрепетированные до совершенства за все это долгое время, что он здесь сидит.
- Слушайте, - проговорил Бонифаций, - я правда не знаю, как так вышло.
Сказал и задумался: а действительно, как же так получилось-то?
Он начал вспоминать, что делал до этого. Всего лишь пожалел Ахилла. Неужели жалости в этом мире достаточно для того, чтобы уметь понимать? Или дело не в ней, а в том, что следует поставить себя на место другого, прочувствовать его положение?
Бонифаций снова решил повторить фокус, но сейчас он предварительно обратился к Ахиллу, на всякий случай предупреждая его.
- Я еще раз попробую это сделать, подумай о чем-нибудь личном, чего я не могу знать, - попросил Бонифаций, помогая себе жестами.
В глазах получеловека он увидел страх, но Ахилл все же согласно закивал головой.
Бонифаций сосредоточился и снова представил себя на месте собеседника. Каково ему сейчас? Он напуган, изумлен, не понимает, что происходит. Рядом сидит какой-то чудак, который откуда-то знает его имя…
Бонифаций снова не был собой, он со стороны видел чужого и странного получеловека с мягким оранжевым свечением.
«Непонятно, как он это сделал, но если он такой умный, то пусть попробует сказать, что из своего города я ушел вслед за возлюбленной. Ее звали Иза…»
Бонифаций встрепенулся и понял, что все получилось. Он откашлялся и, смущенно пожав плечами, глядя в глаза Ахиллу, скромно и тихо пролепетал:
- Иза…
Ахилл снова открыл от удивления рот, но на этот раз уже не стал так бурно реагировать, а лишь потрясенно покачал головой.
- Хочешь выйти отсюда? – спросил Бонифаций.
Ахилл с надеждой кивнул.
- Тогда давай учиться понимать, - решительно скомандовал тот.
На Бонифация произвел впечатление тот факт, что Ахилл ушел из прошлого мира вслед за своей возлюбленной. Если он способен любить, да еще и смелости у него на это хватило, значит и сам он не так уж плох, и они обязательно поладят. А сидит он здесь столько времени от того, что отчаялся и запутался. Если Бонифаций способен ему помочь, то во что бы то ни стало нужно это сделать. А когда он научит его тому, что умеет сам, они вместе подумают, как отсюда выбраться.
- Это будет сложно, - вздохнул Бонифаций, обращаясь к самому себе, а потом, потерев руки и придумав с чего начать, пробормотал: - Значит, так…



Глава 4.

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

- Все, кажется, пора. Кажется, я готова, - подумала Ри, стоя в пещере перед выходом в город.
Эрите долго опасалась выходить из этого района Мыслей. Ей было неприятно, что старым обитателям этого города она казалась невежей – хотя бы в том, что не умела думать шепотом и постоянно выходила из себя. Поэтому, чтобы быть примерно на одном уровне с ними, она долго и упорно тренировалась брать над собой контроль.
Сначала она решила научиться думать тихо и выборочно – то есть без лишней информации, так как Истэн предупреждал ее, что мысли любого обитателя этого города доступны каждому, кто умеет себя контролировать. А когда ты способен думать, не привлекая к себе внимания и не делясь с посторонними сокровенной информацией – это дает возможность чувствовать себя уверенней.
Научиться этому было не особенно сложно. У Эрите был подобный опыт, отрепетированный и доведенный до автомата столетиями – в Рассвете она мысленно писала книгу. То есть в своем прошлом городе она сама выбирала, что из ее мыслей можно читать другим, а что она предпочла бы оставить при себе.
Ри всегда говорила, что делиться своими мыслями с кем-то – очень полезно, это дает возможность кому-либо увидеть мир твоими глазами, позволяет уловить особенности мышления и разглядеть уникальное отношение к миру. Ри всегда говорила, что ей нечего скрывать, что ей хочется, чтобы окружающие видели ее такой, какой она и являлась, настоящей. И Эрите действительно в это верила, там, в Рассвете.
Но попав сюда, она поняла одну разницу: там Ри позволяла читать свои мысли, но у нее был выбор запретить. Здесь же никакого выбора нет. Хочешь – не хочешь, а твои мысли все равно будут доступны всем. Поэтому было бы логичнее делать примерно то же самое, что она делала в Рассвете – позволять слышать только выборочные мысли, а все остальное оставлять при себе. Этим она овладела, как и тем, что стала думать гораздо тише.
Следующее, чему ей хотелось научиться – это взять контроль над эмоциями. Раньше они ей не мешали, но теперь…
Сначала было Ри злилась, что должна от них избавиться, ей не хотелось терять, как она считала, главный вкус жизни. Но быстро поняв, что пока она злится – у нее не получится ничего, она решила успокоиться и сменить свое отношение к этому.
Поразмыслив и вдоволь накопавшись в своей памяти (благо, в пещерах ее не окутывал туман), Ри осознала, что сейчас она полностью во владении эмоций и не может ничего с этим поделать. Она не умеет ими управлять, не умеет их сдерживать, когда это действительно необходимо. Даже в экстренных ситуациях эмоции на первом месте, они отгораживают от способности думать, они мешают действовать.
Так было, например, в Рассвете, на войне, когда Эрите не смогла совладать с собой, а ведь именно от этого зависела победа над врагом.
Нарочно вспоминая во всех красках самые эмоциональные события своей жизни или же выдумывая и представляя себе новые несуществующие ситуации, которые с каждым разом становились все возмутительнее, Ри пыталась изменить к ним свое отношение, тем самым перестав реагировать. Если это было раздражение – она будто со стороны смотрела на эмоциональную себя, и так ей становилось смешно, что раздражение отступало все дальше и дальше, постепенно сменяясь беззаботным спокойствием.
Научившись владеть негативными эмоциями, она перешла к самому сложному – начала учиться управлять хорошими, добрыми и радостными. И наконец она стала различать грань между тем, когда владела эмоциями, и тем, когда эмоции владели ей.
Она научилась контролю, но не стала «безэмоциональной». Наоборот, теперь она сама выбирала какие эмоции испытывать. Она могла радоваться, когда у нее что-то получалось, но эта радость не мешала ей оставаться по-прежнему сосредоточенной. Она могла и злиться, но этот гнев не накрывал ее с головой – теперь он был под контролем, только в ее власти, и никак не наоборот.
И так действительно было удобнее, так она по-настоящему стала уверенной в себе. Самое сложное оказалось позади.
Теперь перед Эрите втала другая цель – научиться видеть.
Периодически она подходила к старинному высокому зеркалу в пещере, силясь разглядеть хоть что-нибудь, что могло сказать о наличии у нее тела. И однажды ей удалось разглядеть очертания, неясный силуэт.
Это прибавило ей сил, и она с удвоенным желанием стала тренировать свое умение видеть. Подстегиваемая интересом узнать, какая же она здесь, в этом мире, Эрите снова и снова рассматривала любой предмет с разных ракурсов, в разное время, в надежде обнаружить что-либо, ранее не замеченное. И ей это удавалось. Каждый раз она находила что-нибудь новое в казалось бы уже донельзя изученной вещи.
Параллельно с этим она стала улавливать и запоминать множество запахов. Здесь тоже сказался ее опыт в Рассвете (пить чай с разными новыми ароматами).
А потом она стала слышать звуки – ненавязчивые, завораживающие, больше всего походившие на музыку. Тихая мелодия сопровождала ее везде только тогда, когда сама Ри этого хотела. В шутку, про себя, она называла это «включить музыку».
А совсем скоро Эрите обнаружила, что и у запахов, и у звуков есть свой неповторимый цвет. Это было для нее так ново и необычно, что она решила проверить, а есть ли запах и звук у цвета. И оказалось, что есть. Более того, даже музыку можно было увидеть или почувствовать ее аромат.
Эрите впитывала все это в себя, запоминая, какой цвет соответствует определенному аромату и звуку, и наоборот. Очень сложно было поначалу не путаться, потому что всяких оттенков, уникальных звуков и неповторимых ароматов в этом мире был, наверное, миллион. Но у Ри прекрасно получалось, и вскоре она запомнила их все.
А в зеркале, тем временем, с каждым подходом Эрите видела все новые и новые подробности своего тела. Пока в один прекрасный момент она не увидела себя целиком.
Перед Ри в отражении стояло невиданное существо, похожее, наверное, на человека – девушку. Стройное высокое тело, прозрачная глянцевая кожа будто из слегка затуманенного стекла, длинные, струящиеся по плечам светлые волосы. Необычным и удивительным было то, что тело в прямом смысле было прозрачным – сквозь нее была видна противоположная стена, так же отражающаяся в зеркале.
Но самое главное – Ри увидела у себя на шее кулон. Она успела забыть про него, но теперь желание почувствовать Бонифация загорелось в ней с новой силой.
Где бы она ни была, что бы она ни делала, Эрите всегда прислушивалась к кулону, пока не стала чувствовать его эмоции так же хорошо, как и свои. И еще она смогла делать нечто странное, что никогда не делала раньше.
Когда она чувствовала, что Бонифацию плохо, что он расстроен, подавлен или злится, она дарила ему свою радость, передавала через кулон свою безмятежность. Это было легко, ведь ее эмоции были под полным контролем. И, поделившись с Бонифацием, она чувствовала, что ему становится лучше и легче на душе.
Вряд ли он понимал, что происходит, и почему его настроение так резко, но постоянно меняется к лучшему, но для Эрите это было несущественно – пусть он не знает, что она всегда с ним, зато она знает, что от ее присутствия, хоть и на расстоянии, ему легче справляться с трудностями.
И вот, казалось, научившись всему, чему только можно в этом мире, Эрите стояла возле выхода из пещеры. Она немного переживала: а вдруг упустила нечто важное и так и не сможет увидеть город за белой непрозрачной завесой тумана. Но она решила для себя, что если окажется гораздо слабее и неподготовленнее здешних обывателей, то непременно вернется в пещеру и продолжит себя совершенствовать. Или не вернется, если ее умений окажется достаточно для того, чтобы уйти из города.
Этим она успокоила себя окончательно и, сделав единственный шаг вперед, преодолела плотную завесу тумана и оказалась в городе.
Город Мыслей был совсем не таким, каким она его представляла. Здесь совсем не было солнца – темное небо и ночь. Узкую каменную улочку, больше похожую на аллею, освещали высокие старинные фонари, стоявшие гордо и смирно на одинаковом расстоянии друг от друга. По обе стороны от тротуара высились не менее старинные и по-своему красивые, будто нежилые, дома. Воздух пах дождем – теплым и свежим, и, приглядевшись к каменным плиткам на земле, Ри увидела, что они потемнели от дождя.
Ей понравилась эта улочка, здесь все буквально дышало уютом и покоем. Поэтому Ри, осторожно ступая по ее теплой и мокрой поверхности, не спеша, наслаждаясь запахом, последовала вперед.
Вокруг тихо, не отвлекая и не тревожа, раздавался шепот множества гостей города. Ри попыталась прислушаться к одному, и он словно встал на первый план среди остальных. Потом прислушалась к другому. Все нормально, она научилась слышать любого, но не станет из вежливости вслушиваться в смысл.
Закончив свою проверку, она тихим шепотом мысленно позвала:
- Истэн…
- Я здесь, - раздался его тихий голос будто над ухом, и Ри поняла: это иллюзия того, что собеседник рядом.
- Я вышла из пещеры, - мысленно улыбнулась Эрите.
- Я это понял. Иди прямо, по Улице Фонарей, потом свернешь на Улицу Ветреных Мыслей, потом минуешь Улицу Грусти и окажешься на Улице Счастья. Там я и буду тебя ждать.
- Улицы здесь какие-то странные, - подумала Эрите, шагая босиком по теплой земле.
- Ничего странного для Города Мыслей, - усмехнулся Истэн. – Просто для тебя пока непривычно.
- А что мы будем делать, когда я до тебя дойду?
- Когда мы встретимся, -  поправил он. – Я ведь тоже иду.
- Так что мы будем делать?
- Пойдем гулять. Я покажу тебе город, ты увидишь, где будешь жить.
Каменная улочка подходила к концу, впереди виднелся поворот на Улицу Ветреных Мыслей.
- Истэн, а почему Улица Ветреных Мыслей так называется?
- А ты уже дошла до нее?
- Почти, немного осталось.
- Ты сама все увидишь. Пока лучше расслабься, в ней нет почти ничего страшного… В общем, встретимся на Улице Счастья.
- Ты не хочешь со мной разговаривать?
- Это ты не захочешь, - непонятно почему хихикнул Истэн.
Эрите ничего не ответила. Ни о чем не думая, она свернула влево, шагнула через полукруглую высокую каменную арку и оказалась на Улице Ветреных Мыслей.
Здесь было так же тихо, но гораздо светлее и просторнее, чем на предыдущей. Зеленая мягкая трава покрывала землю, а светлые длинные здания по обе стороны на первый взгляд делали ее похожей даже не на улицу, а на проспект.
В лицо Эрите повеяло теплым и слабым ветерком, и ей тут же захотелось пробежаться, чтобы еще сильнее ощутить, как встречный ветер будет развевать волосы. Она пробежала десяток метров, а потом вдруг упала на траву – потому что ей захотелось поваляться на этом сочно-зеленом прохладном ковре.
Снизу она рассматривала возвышающиеся с двух сторон здания и гадала, жилые они или нет. Дома выглядели неоднозначно. С одной стороны, в них ничто не выдавало наличие жильцов – окна были наглухо закрыты, и зеркальная поверхность их стекол не оставляла шанса разглядеть через них хотя бы что-либо. Идеальная чистота вокруг, идеальная тишина заставляли сомневаться в том, что здесь вообще кто-то мог жить. Но, с другой стороны, необъяснимое чувство уюта и ощущение какой-то легкой, но уверенной надежности, которое бывает только тогда, когда чувствуешь себя комфортно как дома, вводили Ри в заблуждение, и она, так и не определившись, живет здесь кто-нибудь или нет, решила вовсе об этом не думать.
Трава такая мягкая и прохладная… Интересно, за ней кто-нибудь ухаживает или она так ровно растет сама по себе? Эрите провела рукой по ней, потом еще раз, и еще. Трава приятно холодила кожу.
Ее лица снова коснулся едва уловимый ветерок, и Ри ни с того ни с сего, без причины, захотелось смеяться. Она расхохоталась в голос, и подумала, что, должно быть, разом потревожила целый город. От этого стало еще смешнее. Валяясь на траве и смеясь в тишине этого проспекта, она чувствовала себя необычайно счастливой.
Успокоившись, Эрите разлеглась на спине, раскинув руки в стороны, и уставилась в чистое голубое небо. Оно казалось таким близким, будто лежало на крыше светлых домов. Вот бы полетать в этом небе, так, как они летали в облаке Бонифация. Вот бы покувыркаться там, в высоте, догоняя и перегоняя друг друга!
Как же легко она себя чувствует, как же ей не хочется вставать! Лучше-ка помечтать. О том, например, как рано или поздно она найдет Бонифация, как они будут жить вдвоем, в каком-нибудь уютном мире, а лучше – в Рассвете. Да или хотя бы здесь, прямо на этой улице! Больше ничего и не надо…
Вот только сейчас-то Бонифация рядом нет. А будет она здесь лежать - так в жизни и не найдет…
Эта мысль отрезвила Ри, и она, опомнившись, вскочила на ноги. Но ей снова захотелось смеяться и, желательно, прыгать. Не понимая что с ней происходит, она всеми силами взяла себя в руки и побежала по этому проспекту, стараясь вовсе не думать.
Пробежав между двух массивных белых колонн, она очутилась на другой улице – Грусти. Догадываясь, что здесь ее ждет, она отдышалась и попыталась привести в порядок мысли.
Лил сильный дождь. Крупные холодные капли хлестали по лицу, по рукам, по спине. Волосы моментально намокли и теперь свисали длинными сосульками, прилипая к телу. Эрите поежилась и, обхватив себя руками, пошлепала по лужам.
Холодно внутри, даже память не греет. Что толку жить прошлым, когда живешь в настоящем. В настоящем, в котором нет ничего хорошего, ничего теплого – только одиночество.
Встретятся ли они с Бонифацием? Найдет ли она его в неизвестном количестве миров? Или навечно останется одна, посреди чужого мира, совсем не такого, как Рассвет?
Холодные промозглые капли неприятными ручьями струились по спине и груди, и Эрите незаметно для себя ускорила шаг. Было так холодно, что даже зубы начали стучать, а саму Ри трясло в ознобе. И чем дальше она шла, тем тоскливее были ее мысли, тем глубже проникала в нее грусть.
Правильно ли она поступила, когда ушла из своего привычного города, в котором остались ее по-настоящему близкие и родные? Ушла, бросив их всех ради неизвестного и холодного будущего, в котором, кроме одиночества, она ничего и не видит больше. А Бонифаций… Да, она его любит, но стоила ли любовь таких жертв? Может быть, им просто не суждено быть вместе. Не суждено никогда.
Она на автомате продолжала переставлять босые ноги по ледяным лужам и не сразу заметила, что с каждым шагом ливень усиливался. Теперь дождь в буквальном смысле шел стеной, не позволяя видеть ничего дальше вытянутой руки. Эрите остановилась и подняла глаза к небу. Черно-серые тоскливые тучи затянули все небо, не оставляя места ни солнцу, ни естественной синеве.
Где-то вверху сверкнула молния, и почти следом за ней улицу сотряс раскат грома. Было так пасмурно, что серость вокруг способствовала еще большему душевному упадку сил. Захотелось вдруг сесть в лужу и сидеть здесь, не двигаясь с места.
Эрите опустила взгляд вниз и увидела грязную воду, в которую сейчас по щиколотку были погружены ее ноги. Мысли путались, не давая ей возможности сосредоточиться, они все словно перемешались, постоянно ускользали в сторону, отчего сама Ри сейчас, должно быть, выглядела растерянно. Никуда не исчезло только чувство безысходности и глубокой печали – оно заменило осознанные мысли, заставив и вовсе забыть, о чем же она вообще грустит.
Замерев в задумчивости, она как в полусне повернула голову налево, потом направо, но все равно не увидела ничего кроме широких струй дождя, который и не думал прекращаться. С ощущением, что она что-то забыла, она неуверенно пошла вперед, и уже вскоре, совсем не понимая, как это произошло, очутилась на другой улице – светлой и солнечной.
Ее до сих пор знобило, она была насквозь промокшая, а капли с волос продолжали противно стекать по спине. Едва придя в себя, Ри собрала волосы и, хорошенько выжав их и закрутив, перекинула себе на грудь – так хотя бы стало немного уютнее.
- Эрите, - позвал ее Истэн, тем самым полностью избавив от мрачных мыслей.
- Можешь теперь не объяснять, почему у всех этих улиц такие названия. Я уже сама поняла, - откликнулась Ри, осматривая Улицу Счастья.
- Ты скоро высохнешь, - убедил ее Истэн. – Лучше попробуй меня найти, и будем знакомиться заново – я-то тебя видел уже, а ты сейчас увидишь меня в первый раз, - усмехнулся он.
Эрите завертела головой. Повсюду, тут и там, ходили улыбчивые прохожие. Из окон длинных трехэтажных желтых домов виднелись лица, подставляющие себя солнцу, которое, к слову, светило здесь вовсю.
- И как я тебя найду? – притворно возмутилась Ри. – Я уже вроде как ищу кое-кого в своей жизни – как видишь, успехов пока нет.
- Да ладно тебе, Эрите. Ты хотя бы попытайся, - весело прошептал Истэн.
- Ты хотя бы подсказку дай, - в тон ему прошептала Ри. – С Улицы Грусти я вышла прямо в центр Улицы Счастья. Куда идти теперь: влево – вправо?
- Влево.
- Хорошо, - протянула она и затопала, увязая ступнями в горячем песке.
Среди всех, кто шел, она заметила единственного, кто стоял на месте. Подойдя к нему, она мысленно пошутила:
- Мог бы получше маскироваться, ты один здесь стоишь.
- Я дал тебе подсказку, - мысленно прошептал Истэн, а он сам улыбнулся.
Такая же, как и у всех здесь, прозрачная кожа, зеленые глаза и шевелюра спадающих на лицо светлых волос. В целом, он ничем не отличался от остальных, ничего запоминающегося или бросающегося в глаза в его внешности не было.
Он был на полголовы выше Эрите, и сейчас смотрел на нее немного сверху, отчего-то хитро сощурившись и улыбаясь. Ей даже стало не по себе, и она в смятении перекинула волосы обратно на спину, о чем почти сразу же пожалела – холодные капли в тот же момент заструились по спине.
- То есть все гости этого города живут на этой улице? – спросила она, чтобы как-то скрыть свое смущение.
- Вовсе нет. Некоторые живут и на тех улицах, на которых ты уже была. Но большинство рассредоточено по другим.
- Немудрено, что некоторые. Там же невозможно жить.
- Возможно. И даже полезно. Каждый из нас время от времени переселяется туда. Когда захочется погрустить, например, или побыть в одиночестве. На других улицах это делать очень сложно.
- Побыть в одиночестве… - задумчиво повторила Эрите. – Ты про Улицу Фонарей?
- Да. На мой взгляд, там очень мило.
- На мой тоже. Мне понравилось.
- Пойдем дальше гулять или подождем, пока ты обсохнешь?
- Пойдем.
Было странно общаться мысленно, когда ты стоишь напротив своего собеседника. Но Ри даже нравилось.
- Какая улица на очереди? Куда пойдем – влево или вправо?
- По сути никакой разницы нет. Куда бы мы не пошли – мы все равно вернемся на Улицу Счастья, только попадем мы на нее с противоположной стороны.  Но я предлагаю пойти влево. Тогда мы выйдем на Улицу Заблуждений и запетляем по лабиринту разных улиц, пока не окажемся на Площади Мнений. Оттуда мы совсем немного пройдемся по Улице Прошлого, затем минуем Улицу Настоящего – и вот мы снова на Улице Счастья.
- Истэн, скажи… А почему в Городе Мыслей нельзя спать? Мне еще ни разу не захотелось.
- Потому что мысли никогда не засыпают. Еда им тоже не нужна.
- А как же пища для размышлений? – пошутила Ри.
- Так то для размышлений, - неожиданно серьезно отреагировал тот. – Ты хоть раз слышала про пищу для мыслей? Нет, - сам же ответил он на свой вопрос. – Потому что мыслить ты будешь всегда, без всякой там пищи.
- Но ведь для того, чтобы думать, нужна хоть какая-то информация. Иначе как же – ни о чем ведь думать не станешь, - не согласилась Ри.
- Мне кажется, ты путаешь эти понятия, - посмотрев на нее, улыбнулся Истэн.
- Может быть. Так ты объясни.
- Если закрыть тебя в пустой комнате без окон, без возможности с кем бы там ни было разговаривать, без информации, да и вообще без связи с внешним миром, ты все равно никогда не перестанешь мыслить. Ты будешь вспоминать прошлое, думать о будущем, фантазировать, сомневаться, заблуждаться, надеяться… Ты будешь думать, как тебе одиноко или скучно, а может, наоборот, что ты об этом всегда мечтала… От скуки ты будешь разглядывать стены и представлять себе из чего они, кто их делал и когда… Даже если ты просидишь в этой комнате бесчисленное количество времени, ты все равно не перестанешь мыслить.
- Но ведь так можно с ума сойти…
- И даже тогда мысли никуда не денутся, они просто станут сумасшедшими или бессвязными. Другое дело – размышлять. Тогда, конечно, нужна пища – информация то есть. Без нее размышления становятся бессмысленными.
Они остановились перед выходом на другую улицу, и Истэн жестом пригласил пройти первой Ри. Она, недолго думая, шагнула через арку.



Глава 5.

ЛАБИРИНТЫ УЛИЦ


После горячего песка ноги неприятно погрузились в густую грязь. Улица была настолько узкой, что Эрите могла локтями касаться стен противоположных домов. Полумрак. В падающем свете от редких горящих окон еле видно было куда идти.
Ри с трудом переставляла увязающие в грязи ноги, а руками всячески пыталась сорвать с себя то и дело налипающую паутину. В голове не было никаких мыслей, кроме единственной: скорей бы выбраться из этого места.
- Улица Заблуждений, - услышала она разъяснение Истэна. – Сейчас в твоей голове нет мыслей, а это значит, что ты ни в чем не заблуждаешься. Поздравляю, - добавил он.
- То есть улицы действуют на тебя только тогда, когда ты подвержен их… э-э… названию, скажем так?
- Почти. Они опасны для тебя только в той степени, в какой опасны для тебя твои мысли. Сейчас подобные мысли не опасны для тебя совсем. Но это пока. Все может и измениться через какое-то время.
- Ясно. Нам долго еще идти? – передергиваясь, спросила Эрите.
- Почти пришли. На очереди Улица Сомнений. Предупреждаю сразу, там будет нелегко, потому что сомнениям поддается каждый из нас. Но это всего лишь улица. Пройдешься по ней – и все снова встанет на свои места. Это даже интересно – узнать, в чем же именно ты сомневаешься сейчас. И это помогает лучше себя понять. Сомнения даже полезны, без них ты не можешь быть объективным.
- Но, Истэн… Ведь мои эмоции в моей власти. Так почему же все эти улицы действуют на меня? Я недостаточно тренировалась?
- Нет, дело не в тебе. Эти улицы действуют на каждого, и на меня в том числе, а все потому, что сам Город Мыслей вызывает в тебе ту или иную эмоцию искусственно, посредством выдвижения на первый план нужных и скрытых глубоко в тебе мыслей. То есть, если, например, в тебе есть мысли, связанные с заблуждениями, то город вытащит их из глубины тебя, заставит думать только в этом направлении.
- Но для чего?
- Мы все здесь такие сдержанные, думаем, что можем проконтролировать все. Город отрезвляет нас, он дает возможность проверить себя, точнее даже свою приверженность эмоциям через мысли, он помогает нам совершенствоваться, не забывать, что мы уязвимы, не отрекаться от этого.
- Но кому нужно жить на вот этой улице? – Эрите обвела глазами неуютную Улицу Заблуждений, после чего вопросительно взглянула на Истэна.
- Тому, кто хочет искоренить в себе способность заблуждаться. Или тому, кто свою жизнь не представляет без заблуждений. Для каждого свои причины. Мы пришли, советую собраться с мыслями и сосредоточиться главным образом на своих ощущениях. Шагай.
Эрите снова послушно прошла через арку.
Попав на Улицу Сомнений, Ри сдавленно охнула. Совсем рядом, в каком-то метре от нее, стоял Верен. Она радостно защебетала и кинулась к нему на шею. Но он отстранил ее от себя и сделал шаг назад.
- Верен, как ты здесь оказался? – спросила Ри, расстроенная его холодным отношением к себе.
- Ты нас предала, Ри. Ты нас бросила ради своего желания.
- Да нет же, нет… Я… - от растерянности она не нашлась что ответить.
- Ты думала только о себе, - услышала Эрите еще чей-то голос и, повернувшись, увидела Юнину. – Ты поступила эгоистично, наплевала на всех нас, - резко продолжала синеволосая красавица, сверкая ястребиными глазами.
- Юнина, я лишь… - начала было оправдываться Ри , но третий голос не дал ей закончить.
- Ты не знаешь, что я чувствовал, когда ты ушла, - сдавленно произнес Далигор и огромной рукой смахнул крупную слезу.
- Она никого не предупредила, ей все равно, - с отвращением бросила Руфа.
- Оглядись, - повела рукой Акуилина. – Твой поступок стоит всего этого?
Ри сквозь слезы увидела, что находятся они на центральной поляне Рассвета. Спереди и немного слева виднелись мохнатые фиолетовые горы, справа – зеркальное озеро и лес. Слезы уже лились по ее щекам, но она стояла, словно вкопанная, не зная, что ей делать дальше.
- Возвращайся к нам, Ри, - ласково произнес Далигор.
- Только вернись, и мы простим тебя, - ласково подхватила Ивица.
- Зачем он тебе сдался, что его искать! Пойдем с нами, в твой родной и уютный Рассвет, - уговаривала Юнина.
- Я не могу… Не могу… - разводила руками Эрите, голос которой то и дело срывался. – Простите меня, я не могу…
Вдруг земля под ногами затрещала, задрожала, заходила ходуном. Она расползалась и осыпалась вниз, образуя огромную черную пропасть. Исчезли жители Рассвета, исчезло озеро, пропали горы. Ри стояла на крошечном островке земли, а вокруг нее была черная бездна. И совсем далеко она уловила движение и услышала шорох знакомых крыльев. Бонифаций, такой родной и такой далекий, зависнув над пропастью, звал ее к себе.
- Не бойся, иди вперед. Ты сможешь, мы будем вместе, иди ко мне…
Смахивая слезы, Ри нервно рассмеялась и осмотрелась.
- Как мне к тебе идти? Здесь пропасть, я не умею летать.
- Ты сможешь. Просто иди.
Сомневаясь, Ри не могла и шага сделать, боясь исчезнуть, провалиться… Тогда Бонифаций начал медленно растворяться, не говоря ни слова.
- Нет, не уходи, подожди…
Ри уже рыдала, но, решившись, сделала шаг навстречу. И она не провалилась. Словно хрустальный мост образовывался под каждым ее шагом, и она ступала все быстрее и быстрее, пока не сорвалась на бег.
Она мчалась, силясь догнать исчезавшего вдалеке Бонифация, но не могла. Он отдалялся все больше, и как бы она ни старалась, ничего не выходило. Еще мгновение, и Ри выбежала на другую улицу – Тревоги.
Истэн уже ждал ее там, и, увидев, критически оглядел растрепанные волосы и мокрое от слез растерянное лицо.
- Ты справилась быстрее, чем я думал.
- Я не справилась, я не смогла, он ушел… - она все еще всхлипывала.
- Его здесь и не было. Все, что произошло – лишь твои мысли.
- Но они меня ненавидят.
- Пойдем-ка лучше скорее по этой улице, - потянул ее за собой Истэн. -  Сейчас тобой владеет тревога.
Они двинулись вдоль по тревожной улице, меж длинных серо-зеленых домов, смотреть на которые ни у кого из них двоих не было желания – слишком скучными и посредственными они казались.
- А если они и правда меня ненавидят? – продолжала Эрите. – А если я действительно никогда не смогу его найти? Вдруг ему плохо? А я не могу помочь… Или в Рассвете беда, а я не рядом… Юнине, должно быть, совсем плохо: она от потери мужа еще не отошла, а тут я ее бросила…
- Не имею понятия о чем ты бормочешь, - нахмурившись и тоже нервничая, сказал Истэн. – Меня больше волнует, что я никогда не смогу покинуть этот город. Вдруг я останусь здесь навечно?
- Я ведь ее подруга, - не слушая его, сокрушалась Ри. – Я ведь и правда ее бросила. Как она там без меня? А Далигор… Как он справляется? Он ведь другой…И Акуилина, и Верен, и Ивица с Борутом… Они все - моя семья. Почему же я раньше не могла подумать о том, как это будет тяжело для нас всех?
- Нужно что-то делать, что-то предпринимать, чтобы не остаться здесь навечно, - твердил Истэн, не вникая в мысли Ри, и, одновременно, тянул ее за собой, теперь уже заставляя бежать по этой улице.
Еще немного – и они, держась за руки, запыхавшиеся, вывернули на следующую.
- Улица Сумасшедших Мыслей, - вздохнув с облегчением и заметно повеселев, заговорщицким шепотом подумал он.
Ри почувствовала, как тревога отступает, освобождая место приятной безмятежности. Оглядывая улицу, она заметила много ненормальных вещей. Окна домов, например, все как на подбор, были косые и даже местами перевернутые – так, что и открывались они куда-то вбок или вовсе по диагонали.
В центре улицы стоял большой обшарпанный таз, и один из немногочисленных обитателей этого места явно считал своим долгом постоянно поднимать его с земли и надевать себе на голову. При этом стоящий рядом «сообщник» должен был что есть силы крутануть эту утварь, чтобы емкость закрутилась и завертелась прямо на голове у несчастного. Снова водрузив его на землю, незнакомец, с радостной улыбкой оглядевшись по сторонам, принимался повторять процедуру сначала.
Неподалеку от них другой гость Города Мыслей в полный голос, временами даже срываясь на истерический крик, убеждал грязную тряпочку, лежащую на земле, вести себя вежливей.
- Присядь изящнее, так ведь положено, - нежно ворковал он. – Поклонись и говори так, чтобы все посчитали тебя скромницей, каких свет не видывал. Поприветствуй гостей, предложи им помыться, а потом похвали глупость их мыслей. Да-да, так и скажи: «Ах, до чего же вы глупые!» - театрально вздохнув, изобразил он. Тряпочка, не подавая никаких признаков жизни, видимо, начала спорить с ним, потому что этот малахольный вдруг, притопнув ногой, в негодовании закричал: - А я говорю, что лучше знаю, как следует себя вести! Ну-ка садись изящнее! Да не так, что же ты такая умная-то! – с осуждением проорал он. - С виду вроде бы верх глупости, а сама-то, сама… Не позорилась бы, в самом-то деле!
Пока Эрите осматривалась по сторонам, ее мысли наполняла неописуемая легкость. Уже совсем скоро происходящее вокруг перестало казаться ей ненормальным или бессмысленным. Наоборот, она подумала, что на более разумной улице она еще не была. Блаженно улыбнувшись, она вдруг неожиданно для себя скомандовала:
- Господа, гасите свет! Мы будем танцевать!
Истэн в это время стоял на месте и сосредоточенно смотрел вверх. Потом он подошел к Ри и, указав себе на лоб, сверкая глазами, начал серьезно ее убеждать:
- Эрите, скорее дуй на них, дуй! Мои рога остывают, мне нужны варежки! Я ведь обещал рыбам!
- Рыб нужно посадить на качели, господа! – назидательным тоном произнесла она, обращаясь к воображаемым рогам. – Там они чувствуют себя гораздо пушистее, а это… - она понизила громкость мыслей до еле слышного шепота, будто бы сообщала немыслимой важности секрет, - это способствует очищению пустынь! Вот именно, пустынь.
- Тс-с! Тс-с-с! Говорю я, что борода очень бы тебе пошла. На руке. А, нет, можно и на голове. Но желательно, чтобы она дула на мои рога, когда подрастет. Где-нибудь в горах, возле лесопарка. И непременно резиновый тортик! Да, резиновый тортик, - серьезно подтвердил он свои слова, усиленно кивая.
Эрите вдруг к чему-то прислушалась, а потом подбежала к Истэну с мыслями:
- Давай же, танцуй, они смотрят. Они знают, что делают. Танцуй!
И, схватив его за руки, начала вовлекать в безумный танец, в котором выполняла движения, со стороны выглядевшие как смесь вальса и гопака. Истэн же манерно вышагивал ей в такт (можно подумать, там был такт!), то и дело ощупывая свою шею и мысленно повторяя:
- Связь между камнями и трубой должна быть. Должна быть связь между трубой и камнями! Должна быть хотя бы в том, что фиолетовые мишки разговаривают с фонарями. Ну, точно! – Истэн резко остановился, хлопнув себя по лбу. – Вот она, связь! На льду ведь норы. Норы из мишек!
А Ри продолжала выплясывать, напевая жалостливым шепотом что-то грустное, в чем ей виделся глубокий смысл, что-то о том, как плачет цвет, пытаясь обратно закрыть смысл бытия.
В общем, с горем пополам, они все же вывернули на следующую улицу. С минуту они молча смотрели друг на друга, а потом Ри расхохоталась – по-настоящему, не мысленно, в полный голос. Но, быстро спохватившись и замолчав, она снова шепотом подумала:
- Это невежливо, да? Я, наверное, разом помешала всему городу.
- Совсем нет, - ответил ей Истэн. – Здесь можно слышать только мысли. Все, что ты говоришь вслух, может слышать только тот, кто стоит с тобой рядом.
- То есть никто, кроме тебя, - оглянувшись, подытожила Ри.
- На данный момент – да.
Тогда Ри снова расхохоталась. Она смеялась так весело и заразительно, что Истэн почти сразу присоединился к ней. Хохоча во все горло, они шли вдоль по улице, не думая ни о чем, пока Ри не спросила:
- А почему мы тогда все время общались мысленно, если почти всегда были только вдвоем?
- Просто мы не разговаривали ни о чем таком, что хотелось бы скрыть. Тем более, тебе, наверное, с непривычки будет сложно разговаривать вслух, но думать тихо.
- Подумаешь, - мысленно фыркнула Эрите. – А о чем таком можно разговаривать вслух, чтобы скрывать это от других?
- Не знаю. Наверное, о чем-то можно.
- Кстати, а на какой мы улице? Улицы Веселья?
- Нет, это Улица Корысти.
- Надо же. А выйдем мы сейчас на какую?
- На Улицу Серьезных Мыслей.
- О, там, наверное, живут мыслители?
- Здесь везде живут мыслители. И ты тоже мыслитель.
- Ну, это вряд ли, - засомневалась Ри.
- Конечно. Если у тебя есть мысли, то ты уже мыслитель.
- Истэн, а на Улице Счастья ты сказал, что меня уже видел. Это значит, что у меня всегда было тело, просто я его не чувствовала? То есть тело для меня – это показатель готовности к этому миру?
- Прежде всего, город хотел показать тебе, что никакой связи между твоими мыслями и телом нет. И что мысли не находятся в твоей голове, как ты привыкла считать. Тело тебе лишь для того, чтобы было удобнее. Надеюсь, за время нахождения в пещере ты смогла это понять.
- Да. Пока в своем бывшем мире я думала, что мыслей и эмоций без тела нет, я не умела многого, чему научилась здесь. Например, вот этого, - подумала Эрите и подарила эмоцию радости Истэну.
- Что ты сейчас сделала? – удивился он, почувствовав, как ее радость наполняет его.
- Подарила тебе эмоцию, - пожала плечами Эрите.
- Но как ты это сделала?
- Не знаю, обычно. А разве я не могу это уметь?
- Нет, просто… Я так не умею. И никогда не слышал, чтобы кто-то здесь делал подобное. Я и не думал, что такое возможно.
Ри довольно хихикнула:
- Держи еще, мне не жалко!
Они вывернули на Улицу Серьезных Мыслей, когда Ри осторожно спросила:
- Истэн, а ты действительно боишься не найти выход из этого города?
- А что может быть хуже того, когда ты знаешь, где он, но, по каким-то причинам, не видишь его? – вопросом на вопрос ответил он.
- То есть ты знаешь, где выход?
Истэн, глядя ей в глаза, кивнул.
- А ты мне покажешь?
- Там ничего нет, я же тебе говорю.
- Тогда откуда ты знаешь, что выход именно там?
- Это сложно объяснить, - замялся он.
- А, может, ты еще не готов к другому миру, поэтому город тебя не отпускает?
- Может и так.
Некоторое время они шли молча, пока Истэн не задал вопрос.
- Что случилось с тобой на Улице Сомнений? Ты говорила, что тебя ненавидят. Они из твоего бывшего мира?
- Да. Я предала их, они были правы.
- Эрите, на Улице Сомнений не было никого и ничего, кроме твоих сомнений. Все, что ты слышала от них – это только твои мысли. Возможно, они так не думают о тебе.
- Уж лучше бы думали.
- Что ты сделала?
- Предала их ради собственного счастья.
- Это нормально, так все делают.
- Но я не могу об этом просто так забыть.
- Расскажи мне о том мире, - попросил Истэн. - Какой он был?
- Он был замечательный, - улыбнулась Ри. – Там всегда был рассвет, даже ночью. Сияющие Фаерины, традиция каждый день пить чай – причем всегда разный, не повторный. А еще там можно было летать – но только когда рядом находился он, - она замолчала.
- Ты говоришь о Бонифацие? – осторожно уточнил Истэн.
- Да. И скажи наконец, откуда ты с самого начала знал, что я его ищу?
- Я же обещал, что покажу тебе. Только пока не время – мы не на той улице. А можно личный вопрос?
Ри кивнула.
- Как так получилось, что вы потеряли друг друга, раз ты всюду его ищешь?
- Он ушел в другой мир без меня.
- Ты не пошла вместе с ним?
- Он не позвал меня с собой.
- Зачем же ты тогда его ищешь?
Эрите не нашлась что ответить. Да разве такое можно объяснить? Поэтому она спросила, желая сменить тему:
- Какая сейчас будет улица?
- Улица Случайных Мыслей, - медленно проговорил Истэн.
По тому, как он внимательно на нее посмотрел, она поняла, что он наверняка отметил для себя ее нежелание отвечать на вопрос и даже, скорей всего, сам придумал причины этому.
- Что нас там ждет?
- Ничего особенного, просто случайные мысли.
Ри привычно прошла через арку, и Истэн последовал за ней.
- Интересно, а если сейчас опять вернуться на улицы, на которых я уже была, будут те же самые мысли или какие-то другие? – думала Эрите, разглядывая дома по обе стороны от нее и прикасаясь к их гладким стенам. – А сколько здесь живет гостей? А сколько окон приходится в среднем на одного живущего здесь гостя? А если разом все обитатели этого города захотят жить на этой улице, то им хватит места?
Ри остановилась напротив одного из окон первого этажа, которые в этом доме были большие, полукруглые, с резным рисунком по краям, и вгляделась в свое отражение.
- А ведь мое тело – это на самом деле лишь подобие тела. Ему не нужна еда, не нужен отдых и, к тому же, оно практически прозрачное, словно стекло. Правильно сказал Истэн: тело в этом городе лишь для удобства. Оно не ограничивает меня, не диктует свои условия, ему не требуется ничего, но зато оно позволяет чувствовать себя свободным, не зависящим от его нужд и потребностей, которых, собственно, у него вообще нет. В этом мире тело едино с сознанием, оно не препятствует развитию, а, наоборот, будто толкает к нему, не давая возможности находить причины для торможения. По сути, оно указывает на то, что на самом деле материальна вовсе не внешняя оболочка, а то, что я привыкла считать невидимым дополнением к жизни, но на деле – ее главную составляющую. Ведь тело не может жить без чувств, мыслей, эмоций, в то время как последние с легкостью освобождаются от такой ненужной обузы, как тело.
Ри дотронулась до своего отражения в окне, и в голову ей снова пришла иная мысль.
- А почему это я не вижу сквозь стекло никакой обстановки комнаты, ее содержимого? Окно будто не позволяет заглянуть внутрь, оно будто ограждает возможного жителя этой квартиры от внешнего вмешательства, специально показывая лишь мое отражение.
Эрите отвернулась и пошла дальше по улице, о чем только не думая. Вот бы Самсону в Рассвете решить как-нибудь свою проблему и снова увидеться с дочерью, при этом не разлучаясь с ней больше никогда.
Вот бы встретить в этом городе знакомого, который хотя бы ненадолго связал ее с Рассветом, хотя бы тем, что у них бы имелись общие воспоминания. Вышезара, например, мужа Юнины. Конечно, разрыв во времени очень большой, но всякое ведь бывает – миры же не по порядку…
Эрите уже видела поворот на другую улицу и обернулась в поисках Истэна. Он шел немного позади, погруженный в свои мысли. Из вежливости она не стала в них вслушиваться, тем более, что до сих пор тоже была погружена в свои.
Дойдя до арки, она не стала его ждать, а сразу шагнула на другую улицу, и уже там остановилась. Через некоторое время вышел и Истэн.
- Улица Открытий, - объявил он, и они вместе пошагали по теплой дороге.
Эрите находилась в состоянии предвкушения чего-то приятного. С каждым ее шагом вспоминались наиболее запомнившиеся открытия всей ее жизни. Они мелькали в ее памяти, не задерживаясь дольше чем на мгновение, ускользая на самом интересном месте. И чем глубже город проникал в ее память, тем лучше она осознавала, что вся жизнь не просто наполнена открытиями, она буквально состоит из них.
Мелькающий водоворот воспоминаний остановился на одном, самом ярком открытии за последнее время – том самом, когда Эрите поняла, что шутки Далигора имеют смысл – очень глубокий, очень скрытый, требующий детального продумывания каждого слова. Более того, чем больше он переделывал одну и ту же фразу, тем очевиднее становился тот факт, что особенности мышления великана позволяли ему не только по-иному видеть весь мир в целом, но и знать такое, что явно было скрыто от других жителей города – будущее.
Перелистывая последние моменты, записанные в ее книге, в надежде понять причину ухода Бонифация, Ри наткнулась на последние шутки Далигора в облаке. Вчитавшись в них повнимательнее, Эрите открыла для себя смысл изречений великана и поняла, что он оказался прав, хотя и говорил о том, чего на тот момент никак не мог знать.
Живо всплыла в памяти его последняя фраза:
- Духу пора идти вон, тает Рассвет пред ним, но не образ. Э! Обратно как? Ты вспомни его. А мы что? Иллюзия тоже шатка.
Совершенно точно Далигор знал то, о чем кроме самого Бонифация никто знать не мог. А ведь он не покидал облака, не видел того, что происходило на скале перед арикой.
Была еще одна фраза, смысл которой не был до сих пор ей разгадан, а точнее, был понят, но лишь частично. Это предсказание предшествовало последней фразе, сказанной Далигором в облаке.
Интересным было и то, что шутки Далигора переставали быть шутками начиная только с четвертой попытки преобразования начальной фразы. Но удивительнее всего было, что провидец сам не знал об этой своей особенности, как и не знал о ней ни один из жителей Рассвета кроме Ри. Но она так и не рассказала об этом никому. Возможно, они догадаются сами, когда буду перечитывать ее книгу.
Эрите очнулась от воспоминаний на следующей улице. Истэн ждал ее.
- Странно, я и не заметила, как ты меня обогнал, - улыбнулась она.
- Я и сам не заметил.
- Где мы сейчас?
- На Улице Надежд.
- И что, здесь будут всплывать в памяти всякие надежды?
- Нет. Эта улица единственная, которая на всех действует одинаково и которая не заставляет тебя испытывать какие-то определенные чувства или переживать заново события.
Истэн замолчал и медленно пошел по выложенной камнем тропе. Ри тоже пошла рядом, ожидая продолжения, но его не последовало. Поэтому она спросила сама:
- Так что делает с нами эта улица?
- Вселяет надежду.
- И все?
- Это очень много. Без надежды ты не способен ни на что. Хорошо, когда есть такое место, где даже самый отчаявшийся может обрести смысл своего существования.
- Надежда – это смысл существования?
- Можно сказать и так. Ведь если ее нет, то и жить не хочется. Каждому просто необходимо надеяться.
- Конечно, хорошо, когда надежда есть. Но я не думаю, что она настолько важна, чтобы ассоциировать ее со смыслом существования. В конце концов, и без надежды можно прожить. А на свете есть и другие важные вещи.
- Важнее надежды? – не поверил Истэн. – Например?
- Например, любовь. Вот без нее-то уж точно - и жизнь не жизнь.
- Любовь? – переспросил он. – Но ведь если бы ты не надеялась найти Бонифация, то никакая любовь не заставила бы тебя идти за ним.
- А я и не уверена, что надеюсь его найти. Зато я люблю – и поэтому ищу.
- Ну, а допустим, что у тебя, к примеру, нет никакой надежды уйти дальше этого мира. Представь, что Город Мыслей заточил тебя в себе. Чем тебе поможет твоя любовь?
- Она не позволит мне сдаться.
- Но ведь надежда тоже не позволит тебе сдаться! Зато с ней ты будешь чувствовать себя увереннее.
- Не уверенней, чем с любовью.
Продолжать спор было бессмысленно – каждый бы все равно остался при своем мнении. Эрите отметила для себя, что, должно быть, Истэн никогда не любил, поэтому и не понимает о чем она говорит. А Истэн, скорей всего, отметил для себя, что Эрите недооценивает важность надежды, и поэтому не понимает какую чушь несет. Как бы там ни было, до конца улицы они дошли молча.
Ри действительно ощутила действие улицы на себе – теперь она знала, что все получится.
- Улица Фантазий, - оповестил Истэн.
Ри с опаской огляделась. Это место было похоже на Улицу Сомнений – тем, что все вокруг было ярким, неестественным и явно выдуманным. Ей стало не по себе от того, что может здесь ее ждать.
- Совсем не похоже, - услышав ее мысли, возразил Истэн. – Главное отличие этой улицы от той в том, что здесь находятся именно твои фантазии, а не страхи или сомнения. То есть то, о чем тебе самой приятно думать, а не то, о чем ты вовсе пытаешься не думать. И еще – на этой улице мы можем видеть фантазии друг друга, потому что она одновременно объединяет фантазии всех тех, кто в данный момент находится (или гостит) на ней. Так что пойдем, приглядимся ко всему повнимательнее.
Истэн протянул Эрите руку, и она нерешительно за нее взялась. Вместе они сделали шаг навстречу буйству ярких красок, невиданных доселе существ и предметов, образованных смешением не только их фантазий, но и всех тех, кто в данный момент находился в своей квартире.
Эрите еще ни разу в жизни не видела ничего подобного. Стоило ей подумать о бабочках – они тут же появлялись из ниоткуда, но буквально сразу же видоизменялись. И вот уже перед ней не просто бабочки, а невиданные летающие пушистые комочки всех цветов и оттенков, которые только были в этом городе.
Стоило ей подумать о тигре – и вот, пожалуйста: оранжевое существо в разноцветную полоску с тонкой длинной шеей и фонарем вместо головы.
А когда она подумала о дожде – с неба стали падать мягкие яркие шарики и, лопаясь, забрызгивали все вокруг неровными кляксами, от которых, к тому же, исходил дивный аромат.
О чем бы она ни думала, улица чудесным образом преобразовывала все это так, что и жить сразу становилось легче и веселей. За все время нахождения на этой фантазийной улице Эрите не посетила ни одна мрачная мысль – они с Истэном были увлечены и развлекались вовсю. Ни на какой из прежних улиц не было так легко жить.
Шлепая по ярким лужам от до сих пор валивших с неба мягких шариков, они снова и снова выдумывали себе свой мир, а улица им в этом только помогала.



Глава 6.

ПЛОЩАДЬ БУДУЩЕГО


Наконец, вдоволь напрыгавшись на большом расплывчатом и  пружинившем пятне, зависшем прямо в воздухе, наплескавшись во взявшемся из ниоткуда водопаде, полетав на крылатых розовых и мохнатых лошадях, и даже достав с опустившегося специально для них и на время ставшего ночным неба не менее десятка самых ярких звезд, они вышли через арку на большую площадь.
- Площадь Мнений, - весело проговорил Истэн.
Эрите заметила, что звезды, которые она держала в руках, исчезли, а ее волосы, испачканные красками, местами с налипшими на них перьями, снова были чистыми – все это осталось позади, в том небольшом выдуманном мире фантазий.
На Площади Мнений было очень шумно. Большие высокие трибуны занимали практически все пространство по периметру, оставляя лишь узкий проход к арке на другую улицу и не менее узкий коридор, ведущий к центру площади, на довольно просторную арену. Казалось, что все гости этого города собрались здесь – трибуны доверху были забиты народом, ни одного свободного места не было видно. В общем-то, эта площадь чем-то напоминала амфитеатр.
В центре круга стоял какой-то обитатель Города Мыслей, он отчего-то выглядел растерянно и подавленно. А со всех сторон, одновременно, раздавалось множество голосов, сливающихся в непонятный и неразборчивый гомон. Все зрители что-то кричали со своих мест, стараясь во что бы то ни стало быть услышанными. Шум стоял такой, что уши закладывало.
- Чем они так возмущены? – проорала Эрите на ухо Истэну. Разговаривать мысленно шепотом тут не имело смысла.
- Они не возмущены, они высказывают свои мнения, - довольно улыбаясь, проорал он в ответ. – Смотри, кажется, сейчас все закончится.
И правда, обитатель Города Мыслей, стоящий в центре арены, ссутулившись и низко опустив голову, медленно побрел к выходу. Через некоторое время он поравнялся с Истэном и Эрите и, даже не подняв взгляда и не обратив на них никакого внимания, прошел мимо.
Ему вдогонку продолжали кричать до тех пор, пока он вовсе не вышел через арку на другую улицу. Как только его ноги не оказалось на Площади Мнений, крик моментально прекратился. Теперь от внезапно наступившей тишины зазвенело в ушах.
- Пойдем тоже отсюда? – мысленно предложил Истэн.
- Нет, я тоже хочу услышать о себе мнения, - неожиданно для него загорелась идеей Ри.
- Тебе что, расстройств в жизни мало? Такого понаслушаешься, что потом желание жить пропадет. Пойдем лучше.
Но Эрите упрямо покачала головой:
- Они ведь меня совсем не знают. Что они там могут сказать…
И с этими словами она решительно пошла по узкому коридору. Истэн лишь улыбнулся, смотря ей вслед.
Как только Ри оказалась в центре арены, с правой трибуны поднялась на ноги женщина – белесые волосы и брови, бесцветные глаза, поджатые губы. Она выглядела очень уверенно и говорила так же. По всему ее виду было понятно, что она знает, о чем толкует. По крайней мере, выходило очень убедительно.
- Глупая ты, сразу видно. На твоем лице все написано. И душа у тебя неглубокая – потому что сама ты красивая.
С левой трибуны поднялась на ноги черноволосая зрительница, очень милая на вид.
- А по мне, так и не слишком уж ты красивая, - со слащавой улыбкой произнесла она.
- Как это не красивая? По-моему, очень даже ничего. Не зря же вон тот на нее пялится, - выкрикнул с места седой мужчина, тыкая пальцем в сторону Истэна.
- Ничего он не пялится, - начала оправдываться Ри. – И никогда я не задумывалась о своей красоте – дело ведь не в ней…
- Самооценка низкая, - не дав ей договорить, с наигранным пониманием поддакнула с заднего ряда дама с прилизанными волосами.
- Ничего не низкая! – возмутилась Эрите.
- Контролировать себя не умеешь. Это понятно, новенькая же… Зачем себя утруждать, верно? И так с рук все сойдет. Лентяйка, - презрительно проговорил худой и высокий мужчина с залысиной до затылка.
- Да нет же, я…
- Да глупая она просто, - перебила миниатюрная женщина с собранными в пучок седыми волосами. – Я слышала, от нее жених ушел в другой мир, а она, бестолочь, искать его побежала. Глупая ты, глу-па-я! Не хватает ума у тебя понять, так я сама скажу: не нужна ты ему, ну не нужна!
- Ушла, значит, за ним, а сама этому глазки строишь! – махнула головой в сторону Истэна рыжая, с острым и длинным носом, девица. – Хороша невеста! – язвительно протянула она.
- Да что вы вообще понимаете! – воскликнула Эрите.
- Еще и мания величия – думает, что все вокруг глупее нее! – обращаясь к народу, выкрикнула полная женщина за ее спиной.
Трибуны взорвались хохотом. Зрители смеялись, держась за животы, некоторые даже повставали со своих мест и показывали на нее пальцем.
- Да куда же еще глупее-то! – перекрикивая хохот, вставил свое слово все тот же худой мужчина с залысиной до затылка.
- А, по-моему, не такая уж она и плохая. И похуже видали, - скромно и тихо проговорила хрупкая девушка.
Но услышали ее все. В момент площадь взорвалась множеством криков. Все пытались доказать, кто прав, а кто нет. С противоположной трибуны девушку поддержали еще десяток спорщиков, и теперь происходили жестокие перепалки по этому поводу.
- Да она же его любит, как вы не понимаете! – доказывала хрупкая девушка окружающим. – Любишь ведь? – обратилась она к Ри.
- Люблю, - гордо и презрительно оглядывая трибуны, ответила та.
- Ой, не смеши! Любит она!
- А с тем вон таскается!
- Он мой друг! – выкрикнула Эрите.
- Хорош друг! Дружила бы с ним, если бы тот рядом был? То-то же!
- Друг бы так на тебя не смотрел!
- Да и вообще дружбы не бывает! Врет она тут все!
- Не найдет она своего!
- Конечно, не найдет!
- А я думаю, еще как найдет!
- Ты просто такой же глупый, как и она!
- Она не глупая!
- Если красивая, то глупая! И легкомысленная! И даже не спорь, мне виднее!
- Да вы посмотрите только на нее: стоит тут вся из себя! Высокомерная! Тьфу!
- Было бы чем гордиться!
- А ей и нечем, вот и строит тут из себя непонятно кого!
- Как вы можете меня судить! Вы ведь ничего обо мне не знаете! – противилась Ри.
- Да мы тебя насквозь видим, опыта-то небось побольше твоего!
- Деточка, не найдешь ты его, не ищи даже, ласково улыбаясь, высказалась какая-то женщина с верхнего ряда правой трибуны. – Оставайся в нашем городе, люби этого парня…
- И счастье тебе будет, - согласно подхватил еще какой-то женский голос.
- А потом и он от нее в другой мир уйдет. Нет уж, раз пошла за своим, так ищи теперь, - посоветовал длиннобородый мужчина, размахивая руками.
- А, по-моему, они неплохо вместе смотрятся, - указав на Истэна, а потом на Ри, внесла свою лепту худощавая брюнетка.
- Нет, совсем они не пара!
- Хватит мне советовать! Не хочу я ничего слушать! – взорвалась Эрите.
- Хочешь – не хочешь, а тебе все равно придется!
Толпа согласно зашумела, выкрикивая все новые и новые мнения. Эрите растерянно оглянулась на Истэна, а тот, поняв, что пора действовать, решительно вышел к ней и, взяв за руку, потянул ее к выходу.
Эрите на ходу пыталась отбиваться от мнений, вступая в споры и крича все громче и громче, отчаянно пытаясь доказать, что она не такая, какой они ее представляют. Истэн же упрямо тащил ее к арке.
- Да прекрати ты спорить! – заорал он ей на ухо. – Ты им ничего не докажешь!
- Как это не докажу? Я не такая, какой они меня видят, пусть они знают правду!
- Нет никакой правды.
- Как это нет? Конечно, есть!
- Но не в том, что касается мнений. Ты не в силах разубедить остальных, и в этом нет ничего плохого. Главное, осознать, что каждый достоин мыслить так, как хочет он, и не препятствовать ему в этом.
- Но они ведь думают не так, как нужно!
- А откуда ты знаешь как нужно? Пусть они сами решают, это их дело.
- Но это меня касается!
- Но мысли-то их! Закрой глаза на чужие мнения, они никогда не сделают твою жизнь лучше. Живи своими мыслями, не пытайся доказать недоказуемое.
- И советы игнорировать?
- Никто, кроме тебя, не может знать, как тебе лучше поступить. Советчики не живут твоей жизнью, не мыслят твоими мыслями и не чувствуют твоими чувствами. Откуда им знать что для тебя лучше?
- Но порой необходим совет, взгляд со стороны…
- Совет – это то же мнение, только в рекомендательной форме. Ты можешь его выслушать, но следовать ему зачем?
- Но я ведь не могу совсем не считаться с чужими мнениями, это ведь неправильно, это ведет к одиночеству…
- Или к свободе мыслей – это еще как сказать. В любом случае, на свете столько же мнений, сколько и лиц. И если ты будешь прислушиваться к каждому, то от настоящей тебя ничего не останется. Можно разделить свою жизнь с несколькими важными для тебя близкими, но не жалко ли тебе делить ее с каждым встречным, с тем, с кем тебя не связывает ничего, кроме его мнения?
- Наверное, да.
- Может уже выйдем на Улицу Прошлого? А то здесь ужасно шумно.
Эрите согласно кивнула, и они наконец прошли через арку. После Площади Мнений здесь было необычайно тихо, и Ри вздохнула с облегчением.
- В чем особенность этой улицы?
- Ну, во-первых, здесь живут все те, кто не хочет отпускать свое прошлое. А те, кто не живут – бывает, приходят погулять по ней, поностальгировать. Мы захватим всего маленький отрезок этой улицы, поэтому ты почти не успеешь повспоминать. Но, если хочешь, как-нибудь мы можем специально сюда прийти.
Эрите ничего не ответила – она и сама не знала, хочет ли этого. Истэн оказался прав, как только перед ее мысленным взором замелькали самые интересные и запоминающиеся моменты ее жизни, раскрываясь во всех деталях и наполненные мельчайшими подробностями, они уже завернули за угол и, пройдя через арку, оказались на Улице Настоящего.
- Можно сказать, это последняя улица, на которой ты еще не была. после нее мы снова завернем на Улицу Счастья, и ты решишь, где бы хотела временно поселиться.
- А ты на какой поселился?
- Я уже где только не жил, - почему-то ей показалось, что Истэн увиливал от ответа.
Улица была длинной, и большую часть пути они прошли молча. Ри вдруг ни с того ни с сего захотелось сделать Истэну приятное. Поэтому она подарила ему эмоцию радости. Он благодарно посмотрел на нее, но не сказал ни слова, погруженный в свои мысли, в которые она из вежливости не вслушивалась.
Но ее не устраивало молчание, хотелось поговорить, без разницы даже о чем. Поэтому Ри, нахально улыбнувшись, подарила ему эмоцию удивления, затем сразу же эмоцию нетерпения, потом – негодования, после нее – умиротворения и, напоследок, эмоцию озорства.
- Прекрати, - наконец-то рассмеялся Истэн. – У меня от твоих эмоций все путается.
- Ты мог бы тоже этому научиться.
- Вряд ли. У меня так не получится.
- Почему это?
- Потому что я не такой как ты.
- Ну надо же, - язвительно заметила Эрите. – Мы все «не такие», открыл истину…
- Я не об этом. Просто ты отличаешься от всех обитателей этого города. Да и вообще… отличаешься.
- Чем же? – с любопытством поинтересовалась она.
- Ты двойная.
- Что? Я об этом слышала уже, когда только пришла, но так и не поняла, что имеется в виду.
- Твои эмоции и наверняка чувства двойные. То есть ты одновременно испытываешь совершенно не похожие друг на друга эмоции, но они при этом не смешиваются.
- Ах, это… - рассеянно засмеялась Ри. – Все дело в нем, - она дотронулась до кулона на шее. – Это эмоции Бонифация, они испытываются не мной, а им, но я их чувствую. Они не могут смешиваться, они разные. Так что ничем глобальным ты от меня не отличаешься, - с улыбкой добавила она.
- Но как можно чувствовать эмоции другого на расстоянии, в разных мирах? Это и отличает тебя от остальных.
- Да нет же, все дело в кулоне. Его изобрела моя подруга, я тут не причем.
- Но для чего тебе нужно его чувствовать? Вы же все равно не рядом, тебе это ничем не поможет, - Истэн искренне пытался понять.
- Ты сам ответил на свой вопрос. Все дело в том, что мы не рядом. Ты лучше объясни, как сам смог почувствовать мои «двойные» эмоции.
- Это другое. Когда ты только пришла в город, было очень просто буквально видеть тебя насквозь, пробираться в твои воспоминания, слышать все твои мысли. Эмоции новых, еще неопытных обитателей этого мира легко можно увидеть.
- А где все те остальные, мысли которых я слышала в самом начале?
- Там же, где и были до этого, - усмехнулся он. – Когда ты буквально на ощупь к нам пришла и смогла почувствовать среди всех, кто там был, только меня – они потеряли к тебе интерес.
- У них и изначально его не было…
- Думаешь, многим нравится общаться с новичками? Они только и делают, что задают кучу вопросов, громко думают и ничего не умеют, - ответил Истэн так добродушно, что Ри даже обижаться на него передумала.
- Тогда почему ты общался со мной?
- Ну ты же сама меня почувствовала, что мне еще оставалось, - засмеялся он.
- Значит, ты и сейчас гуляешь со мной только потому, что ты единственный в этом городе, кого я знаю? – сощурилась Эрите.
- И поэтому тоже.
- А я думала, мы друзья, - разочарованно и даже обиженно протянула она.
- Я не считаю тебя своим другом.
Ри бросила на него оскорбленный взгляд и, мотнув головой, резко ответила:
- Ну и незачем тогда, знаешь ли, со мной ходить. Не буду больше себя навязывать.
Она гордо прошла мимо него и быстрым шагом последовала на Улицу Счастья одна. Истэн мысленно позвал ее, пытаясь остановить, но она и не пыталась его слушать. Вместо этого Ри старательно думала о посторонних вещах, не давая ему ни единой возможности услышать ее истинные мысли.
Впереди уже виднелся поворот направо, но Улица Настоящего почему-то не заканчивалась, а продолжалась дальше и упиралась в стену, тем самым образуя вроде бы и ненужный тупик.
Эрите стало интересно, и она, пройдя мимо поворота, оказалась в этом маленьком и непримечательном тамбуре, в правой стене которого была узкая арка. Куда она может вести? Странно, ведь Истэн говорил, что Улица Настоящего – последняя, где Эрите не была, но сюда они не ходили…
Ри думала недолго. Замешкавшись на секунду, она шагнула через этот проход.
Сразу же стало ясно, что имел в виду Истэн. Потому что это не была улица, это была просторная светлая площадь. Можно только догадываться, зачем он так умело попытался скрыть от Эрите ее наличие.
Она нерешительно прошла вперед и заметила, что слева эту площадь не огораживало ничего, кроме огромных высоких и резных золотых ворот. Не было ни стены, ни дома, а просто одни ворота, за которыми не было видно ничего, кроме густого белого тумана, не выходившего за пределы позолоченных прутьев.
Интересным в этом месте было то, что сама площадь не огораживалась по периметру жилыми домами, как на всех остальных улицах и площадях этого города. Лишь небольшая двухэтажка справа, из чего Ри сделала вывод, что здесь все-таки кто-то может жить. Спереди и сзади – голые кирпичные и белые стены, слева – золотые ворота.
Но Эрите больше заинтересовал еще один выход с площади. Напротив стены, за которой находилась Улица Счастья, была точно такая же стена – белая, будто кирпичная, посреди которой была скромная и неприметная обычная дверь.
Ри застыла в нерешительности, а дверь продолжала нестерпимо манить к себе. Она уже направилась прямо к ней, когда вдруг ее внимание привлекло странное переливание света в центре площади. Чем ближе она подходила к нему, тем четче перед глазами вырисовывалась полупрозрачная, но все равно плотная, будто из воды, тонкая стена.
Оказавшись прямо перед ней, Ри увидела свое отражение в этой странной, похожей на вертикальную поверхность озера, гладкой стене. Не думая о последствиях, и вообще ни о чем не думая, она протянула руку и дотронулась до нее.
В момент вся ее жизнь в этом городе, от начала до конца, словно заново ей прожилась. Это были не просто мелькающие картинки перед глазами – она действительно переживала. Стоя здесь, возле этой стены, она одновременно была и там, в своем прошлом – как наяву слышала все разговоры, которые уже были, испытывала те же эмоции, участвовала в тех же событиях…
Вот она только пришла в Город Мыслей – беспомощная, не чувствующая своего тела, не видевшая ничего, кроме тумана… А вот она уже живет в Пещерах, учится контролировать эмоции и видеть цвета звуков…
Улица Фонарей… Улица Ветреных Мыслей… Улица Грусти…
Улица Сомнений…
Улица Фантазий…
Площадь Мнений – вокруг шум, все чего-то кричат…
А вот уже и Улица Настоящего, ссора с Истэном…
Тупик, узкая арка, золотые ворота, скромная дверь, зеркальная стена…
Прошлое совпало с настоящим – Эрите снова стояла перед полупрозрачной стеной, касаясь ее одной рукой. Она была потрясена и обескуражена. То, что сейчас она касалась Ровы – не вызывало в ней никаких сомнений. Но та ли это Рова, что была в Рассвете?
Ри почувствовала, что, одновременно находясь здесь, она находится и в Рассвете. Она шла по центральной поляне, подошвами ног ощущая под собой зеленую сочную траву – будто в городе наступил новый год. Она вдыхала вкусный воздух, видела впереди себя фиолетовые мягкие горы, сплошь усыпанные Фаеринами, зеркальное умное озеро справа от нее, густой лес за ним…
Посреди поляны росло цветущее раскидистое дерево – не изменилось почти ничего с тех пор, как она ушла из Рассвета, только вот теперь небольшой участок поляны сразу под деревом был усеян ее любимыми янтарными цветами. Кюрэли манили к себе, так и хотелось радостно побежать им навстречу. Ри повернула голову вправо, намереваясь позвать с собой своего спутника… И снова оказалась в Городе Мыслей, касаясь одной рукой родной Ровы. Теперь-то она точно знала, что Рова одна и та же, но вот узнать, кто же шел рядом с ней, не успела.
Невозможно передать словами, насколько рада она была встретить здесь пятую стихию. Рова будто связала ее с самым родным местом на свете – Рассветом, по которому Ри невыносимо скучала.
Эрите сосредоточилась на том, чтобы понять, о чем Рова хочет ей сказать. Чувства пятой стихии отражались внутри Ри, и она мысленно переводила их в слова и мимолетные обрывки фраз.
Радушие и восторг – Рова тоже безмерно рада ее видеть.
Недоумение – она не понимает, что Ри до сих пор здесь делает.
Воодушевление – подталкивает ее следовать дальше.
Уверенность – она точно знает, что Эрите уже готова.
Надежда – хочет, чтобы Ри нашла Бонифация.
Понимание – ей ясно, почему Эрите еще не ушла.
Чувство долга – она ведь должна была помочь Истэну покинуть этот мир.
Удивление – поражена тем, что сама Ри до сих пор об этом не знает.
Сожаление – жалко, конечно, прощаться с Истэном.
Снова уверенность – но она точно знает, что Эрите уже помогла ему всем, чем могла.
Чувство непоколебимого покоя – говорит, что все будет хорошо.
Опять уверенность – мы еще встретимся с тобой.
Предвкушение нового и радость – воодушевляет Ри идти вперед, говорит, что уже пора.
Ри оторвала руку от гладкой стены и расплакалась. В ее слезах было настоящее море эмоций – здесь и радость, и сожаление, и страх перед неизвестным…
Через какое-то время она решительно стерла с щек и глаз остатки слабости и уверенно прошагала к скромной неприметной двери – она откуда-то знала, что ей сюда. Набрав в грудь побольше воздуха, она потянула на себя ручку и вошла.
Здесь не было ни домов, ни улиц, ни площадей. Это место вообще не походило на город. Узкая и длинная дорога, на которой она стояла, была похожа на перрон и уходила в обе стороны так далеко, что не видно было, есть ли у этой дороги начало или конец. А прямо перед ней поднимался не менее узкий и длинный мост, освещенный с двух сторон неяркими фонарями, находившимися на равном расстоянии друг от друга, свет от которых падал почему-то только внутрь и образовывал собой тонкую дорожку – еще тоньше, чем сам мост. А вокруг туман, ничего кроме него больше не видно.
Оставалось только сделать шаг вперед и пойти по этому длинному, будто бесконечному мосту навстречу новому и неизведанному. Эрите почувствовала, как кто-то схватил ее за руку. Она обернулась и увидела Истэна.
- Я же говорил, что здесь ничего нет. Я уже миллион раз здесь был – и все без толку.
- Как это ничего нет? А мост? – недоуменно спросила она. Собравшись уходить, она простила Истэну все и больше не обижалась.
- Мост? – теперь он выглядел так, будто явно чего-то не понимал.
- Ну как же, мост! Узкий, с фонарями, очень длинный… Ты ничего не видишь? – внезапно догадалась она.
- Нет, - расстроено проговорил он. – А ты разве видишь?
Ри стало невыносимо жаль Истэна. Почему же город до сих пор его не отпускает? Что он еще должен сделать, чтобы уйти отсюда? Ей вспомнилось, что Рова сказала, будто Эрите уже помогла ему всем, чем могла. Получается, что ничего не подействовало. Сколько еще ему здесь оставаться?
- Извини, Истэн, но я должна уйти…
- Ты не можешь.
- Почему это?
- Нет, конечно, ты можешь. Если не хочешь узнать о Бонифацие ничего.
- Что ты имеешь в виду?
Истэн молча потянул ее за собой к двери. Эрите начала сопротивляться, и он объяснил:
- Ты должна побывать еще в одном месте.
- Сколько еще этих мест, где я не была? Ты ведь говорил, что Улица Настоящего – последняя!
- Она и была последней улицей. Про площадь я ничего не говорил.
Эрите хмыкнула, а Истэн продолжил:
- За золотыми воротами другой мир, в который можно попасть из нашего города, но к нам оттуда могут прийти только те, кто обитает в Городе Мыслей и ходил туда погостить. То есть жителям того мира к нам не пройти. Зато они могут идти дальше, в другие миры, а мы не можем идти через их мир никуда. Я знаю, что тебе нужно там найти одного старца и поговорить с ним – он должен рассказать тебе о Бонифацие.
- Откуда ты это знаешь? – подозрительно поинтересовалась Ри.
- Думаешь, я говорю это потому, что хочу тебя задержать?
- Нет, что ты! – поспешно ответила она, некстати дернув плечом.
- Я тебе не завидую и не считаю несправедливым то, что ты увидела выход так быстро.
Ри опустила глаза. Честно говоря, она так и подумала.
- Я не сочиняю, - продолжал Истэн. – Мне показала это стена на Площади Будущего еще до того, как ты вообще пришла в этот город.
Ри заколебалась. С одной стороны, ей хотелось побыстрее двинуться дальше, ведь каждый новый мир приближал ее к Бонифацию. Но, с другой стороны, было бы неправильным пропустить хоть какую-то известную информацию, а тем более показанную Ровой. Поэтому она все-таки решила сходить в тот мир, а уж потом уходить, чтобы в будущем не жалеть об упущенной возможности.
- Хорошо, пойдем, - согласилась она наконец. А потом, внезапно вспомнив причину их ссоры, тут же поправилась, запинаясь: - То есть, я пойду… Одна.
- Если ты не против, то я все же с тобой.
- Если только сам хочешь, а не из чувства долга…
- Я иду с тобой, - перебив ее, твердо повторил Истэн.
Они вышли за дверь, пересекли Площадь Будущего и проследовали за открывшиеся перед ними золотые ворота.



Глава 7.

КЛЮЧ


Эрите и Истэн оказались на вершине высокой скалы. Обернувшись назад, Ри увидела все те же золотые ворота, но теперь они были закрыты. Она обошла их, но с другой стороны не была и намека ни на какой Город Мыслей.
Эрите осторожно подошла к краю скалы и, посмотрев вниз, моментально отпрянула на безопасное расстояние от обрыва.
- Так высоко, - задыхаясь, проговорила она.
- Ты боишься высоты? – удивился Истэн.
- Вовсе нет. В Рассвете мы часто летали под самым небом. Наверное, все дело в том, что там нельзя было умереть, а здесь – я не знаю. Но ощущения очень странные – голова кружится… Это самое высокое место в этом мире? Там облака внизу, из-за них ничего не видно.
Истэн усмехнулся:
- Интересно, а у тебя все так же будет кружиться голова, если я скажу, что нам нужно прыгать вниз?
- Прыгать вниз?! Нет уж, - нервно рассмеялась Ри.
- Это безопасно, - начал было убеждать ее Истэн.
- Откуда мне знать?
- Не веришь мне? – прищурившись, спросил он и, не дожидаясь ответа, сразу же отошел от края. – Хорошо, пойдем вниз. Так будет гораздо дольше, но зато без душевных потрясений.
Он прошагал мимо ворот и, стоя возле другого края этой плоской скалы, обернулся на Эрите, нерешительно застывшую и не подозревающую, что же ей все-таки делать. – Да ладно, идем уже.
- А где нам искать этого старца?
- Понятия не имею. Но, не сдвинувшись с места, мы его точно никогда не найдем.
Ри кивнула и последовала за Истэном. С этого края скала не обрывалась. Посмотрев вниз, можно было увидеть вершины других скал – правда, только тех, которых не скрывали облака.
- Чтобы продолжить путь, здесь тоже нужно будет спрыгнуть. Вон туда, - указал Истэн на пологий каменный скат, метрах в двух ниже того места, где они стояли. – Тут ты, по крайней мере, видишь, куда прыгать, поэтому не бойся, - подбодрил ее он и первым спрыгнул вниз.
Встав в полный рост, он еще раз позвал Ри за собой, и она тоже последовала его примеру. Удачно приземлившись, Эрите почти сразу заметила будто вырубленные выступы в скалах наподобие ступенек – до них можно было добраться, спустившись по каменному пологому склону.
- Значит, нам сюда? – мысленно обратилась к Истэну Эрите.
Но он сделал вид, что не услышал. Тогда она повторила свой вопрос – ноль внимания.
- Ты со мной не разговариваешь? – вслух спросила она.
- Забыл сказать, - вместо ответа проговорил Истэн. – Теперь мы не можем общаться мысленно. Не в этом мире.
- Но там же могли, - указала она на плоскую скалу, с которой только что спрыгнула. – И даже когда ты уже был внизу, я все равно тебя слышала.
- А я тебя уже нет.
- Вот даже как… А название у этого мира есть?
- Конечно.
- Мне угадать что ли надо? – недоуменно спросила Ри после двухминутного ожидания.
Истэн странно на нее посмотрел, но названия так и не сказал.
- Этот мир зовут «Конечно»? – подозрительно сощурившись, выдвинула новую версию Эрите.
Тут он не сдержался и откровенно расхохотался. Но имени снова так и не назвал.
- Хорошо, - вздохнула Ри. – Я ничего не поняла, но если вдруг это секрет, то я никому не скажу, - заговорщицким шепотом добавила она.
Истэн захихикал и вместо ответа начал спускаться по вырубленным в скале ступеням.
- Подожди, - побежала за ним Эрите. – Так секрет это или что?
Он неопределенно пожал плечами, не оборачиваясь.
- Интересно, - протянула она и задумалась.
Какое-то время они шли молча. Эрите машинально передвигала ноги и даже не заметила, как пару раз Истэн подхватил ее, потому что она споткнулась и чуть было не полетела кубарем вниз.
- Долго нам еще идти? – заговорила Ри. – Что-то я уже устала.
- Если поторопимся, к утру дойдем. Правда, придется идти всю ночь.
- Здесь есть ночь? – искренне обрадовалась она.
- И более того, я тебе скажу, с приходом ночи начинается гроза. Так что если не поторопимся, то как раз попадем в самый центр грозы. Вон уже тучи сгущаются, - указал он вниз.
От того, что все еще приходилось наблюдать за облаками сверху, мир для Эрите казался перевернутым. Это было очень странно, но ей нравилась сама возможная перспектива своими глазами увидеть грозу в таком необычном ракурсе. Но нельзя было терять время, поэтому, вздохнув, она поспешно стала спускаться за Истэном.
Ступени были неровными и узкими, местами с отколотыми краями и полуосыпавшиеся. Нередко попадались настолько разрушенные, что приходилось перешагивать сразу через две, а то и три. Пытаясь идти быстрее, Эрите то и дело поскальзывалась, но реакция у Истэна была что надо – он так и не дал ей ни разу упасть.
Они не успели. Приблизившись почти вплотную к уже потемневшим и будто надувшимся облакам, они были вынуждены остановиться. Гроза началась в каком-то десятке метров от них, и она не была похожа на ту обычную грозу, которую знала Эрите.
В какой-то момент все облака внизу вдруг окрасились в яркие цвета, которые менялись и смешивались в такт громкой ритмичной музыке, исходившей словно бы из самих туч. Ри подняла голову вверх – обычное ночное небо, ничего странного. Но под ними, внизу, происходило нечто неописуемое.
- Это и есть гроза? – проорала она на ухо Истэну, пытаясь перекричать заглушающую все остальные звуки мелодию.
- Красиво, правда? – улыбаясь, одними губами ответил тот и уселся прямо на ступени, не отрывая глаз от переливающихся в темноте туч.
Эрите только кивнула и присела рядом. Музыка звучала превосходная. Ри даже не успевала замечать, когда одна мелодия перетекала в другую – настолько все было плавным и гармоничным. Но в то же время в этом мотиве явно угадывалась тема грозы – непредсказуемые смены нот, резкие, порой агрессивные звуки неуловимо сменялись вспышками  шелестящей нежности и чувственности.
- Жители этого мира не могут заснуть, пока не начнется ночь. Они так привыкли, - поведал Истэн.
- Здесь можно спать? Но как можно заснуть под такой грохот музыки?
- Это для нас с тобой  громко – мы же в десятке метров от самой грозы, - усмехнулся он. – Снизу все совсем иначе, там музыка – вроде колыбельной.
- Нам придется ждать до утра?
- Да. Если хочешь – можешь поспать, этот мир позволяет. Кто знает, что ждет тебя в будущем? Может быть, это последний мир, в котором тебе можно выспаться…
- Истэн, мне очень жаль, что город тебя не отпускает. Если бы я могла тебе помочь, я бы сделала все возможное.
- В том-то и дело, что я понятия не имею, чем ты можешь мне помочь. Хотя все равно знаю, что поможешь мне только ты. Я ведь давно тебя ждал. То, что ты почувствовала в самом начале среди всех остальных именно меня – неслучайно. Еще задолго до твоего прихода зеркальная стена на Площади Будущего показала мне, что ты – ключ к моему уходу.
- Я знаю.
- Знаешь? Откуда?
- Она мне тоже об этом рассказала, но я честно не знаю, чем тебе помочь.
Они помолчали.
- Эрите, когда я сказал, что не считаю тебя своим другом, я не это имел в виду.
- Тебе незачем оправдываться. В этом нет ничего страшного, ты же не можешь насильно считать кого-то другом.
- Да нет, я действительно не это имел в виду.
Ри выжидающе на него уставилась, и Истэн, наклонившись к ее уху, чтобы она лучше слышала, продолжил:
- Я не считаю тебя другом, потому что для меня ты значишь больше, чем друг.
- Так вот в каком смысле, - задумчиво протянула Эрите. – Конечно, я ведь твой ключ…
- Нет, не в этом смысле, - покачал он головой и, ожидая, пока Ри поймет, откинулся назад и пристально стал смотреть ей в глаза.
- Ты ведь не хочешь сказать, что… - догадалась она и в растерянности приложила руки ко лбу, а потом к щекам, будто хотела проверить, не повысилась ли у нее температура. – Но…
- Ты мне интересна, Эрите. И нравишься вовсе не как друг.
- Но ты же… Я ведь… - Ри не могла подобрать нужных слов и сформулировать фразу целиком.
В безрезультатных попытках она бессильно опустила руки на камни и молча, с едва заметной долей смешанной жалости и растерянного сожаления во взгляде, посмотрела на Истэна.
- Истэн, я не…
- Я знаю.
Они снова замолчали. Эрите рассеянно наблюдала за тем, как динамично сменяются и играют цвета грозовых туч, но теперь их яркость не завораживала, да и музыка звучала будто на заднем плане - так казалось Ри в ее новом ошарашенном и смущенном состоянии.
Она не имела ни малейшего представления, как ей дальше себя вести. Единственная бесполезная мысль не давала ей покоя, словно эхо повторяясь снова и снова: «хорошо, что он сказал мне об этом здесь, в мире, в котором нельзя слышать чужие мысли».
Почему-то Эрите чувствовала себя виноватой. Сразу вспомнились отдельные слова и фразы, сказанные в ее адрес посторонними на Площади Мнений.
«…вон тот на нее так пялится»…
«…А сама этому глазки строишь…»
«…А с тем вон таскается!..»
Может быть, со стороны и вправду виднее? Может, она действительно вела себя с Истэном как-то не так, давая ему ложную надежду?
В памяти, будто нарочно, всплыли и другие мнения и советы:
«…Оставайся в нашем городе, люби этого парня…»
«…Не найдет она своего…»
«…Они неплохо вместе смотрятся…»
Эрите, разозлившись на саму себя, закрыла свою память. Но через некоторое время сомнения вернулись к ней и начали мучить ее с двойным усердием. Как бы она хотела не знать о чувствах Истэна – тогда бы было все гораздо проще.
Конечно, никакого выбора нет и не может быть – она любит Бонифация и твердо решила найти его. Но… А что, если им так и не суждено встретиться? Или даже еще хуже – не суждено быть вместе? Ведь Бонифаций такой свободный и независимый… А вдруг он и вовсе не хочет, чтобы она нашла его? Что если, все-таки встретившись, она будет препятствовать его развитию, а он будет постоянно подталкивать ее к нежелательному новому? И кто знает, как изменят их все те миры, через которые они пройдут? Если Бонифаций станет другим, сможет ли она полюбить его заново?
Да и вообще, есть ли смысл во всех этих терзаниях? Эрите сама выбрала свой путь и теперь неизвестно, куда он ее приведет. Да и думать тут нечего – Истэна она все равно не любит.
Но может быть для истинного счастья и не нужна любовь? Чувства к Бонифацию толкнули ее на немыслимый шаг – она пожертвовала своей прошлой безмятежной жизнью, отказавшись от всего, что было ей дорого, а в итоге находится в совершенно чужом мире, и ожидает ее не менее чужой мир, а счастье… Может ли она назвать себя счастливой только потому, что умеет любить?
Ночь незаметно перетекла в утро, гроза кончилась, и Ри, погруженная в свои мысли, даже не сразу это заметила. С Истэном они так больше и не разговаривали, поэтому,  услышав, как он позвал ее продолжить путь, она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Решив, что будет вести себя так, будто и не  слышала ничего того, что он сказал ей ночью, она поспешно встала со ступеней и начала спускаться.
Дорога была тяжелой, и пару раз они все же присели отдохнуть. Самым запоминающимся моментом в этом шествии было, конечно, преодоление зоны облаков. Они были похожи на сгустки знакомого Ри тумана, только более свежие и прохладные, и совсем не похожи на бывший дом Бонифация. Его Найа была мягкой, невесомой, но осязаемой. Эти же облака невозможно было по-настоящему потрогать. Как только Ри пыталась их погладить или пощупать ладонью, они будто таяли, превращаясь в холодные капли на ее руке.
Наконец, когда до земли осталось совсем ничего, Ри обратила внимание на сам вид, открывающийся перед ними. Этот мир был похож на огромный сад – на поляне, покрытой сочной травой, изредка встречались кусты и деревья, рядом с которыми непременно находилась скамейка. Вот только ни домов, ни каких-либо других жилищ Эрите так и не увидела.
Спрыгнув с последней ступеньки на траву, она повернулась к Истэну.
- Куда нам теперь?
Он, будто сомневаясь, пожал плечами и нерешительно куда-то пошел. Не отставая от него ни на шаг, Эрите снова спросила:
- Зачем ты туда идешь? Ты ведь не знаешь точно в какую нам сторону.
- Я просто иду туда, куда мне хочется идти. Прислушайся к своим чувствам, может быть, тебя тоже потянет туда же.
Но как она не пыталась, у нее ничего не вышло. Поэтому она предпочла молча идти следом – другого варианта все равно не было.
Через долгое время ходьбы, за которое Ри уже отчаялась и стала думать, что они идут не в том направлении, впереди завиднелся одиноко стоящий дом.
Когда они миновали небольшой, но уютный пруд, воды которого не было видно из-за плавающих на ее поверхности кувшинок, и подошли к открытой веранде, являющейся частью этого не блистающего новизной жилища, то замерли в нерешительности, не зная, с чего начать разговор.
Под прохудившейся крышей, сквозь которую частично виднелось небо, по ту сторону от деревянных перил, огораживающих эту веранду, за толстым столом сидел человек и, не обращая на них никакого внимания, мирно попивал чай.
Человек был самый что ни на есть настоящий – как все люди из того мира, в котором родилась Ри. По седым волосам и бровям и по глубоким морщинам можно было предположить, что ему не меньше сотни лет. Одет он был в просторную бледно-золотистую рясу, которая даже в сидячем положении полностью скрывала его ноги под столом. Рядом с ним, на длинной скамье, лежала незатейливая трость, и Эрите предположила, что в таком возрасте старик без нее никуда.
- Здравствуйте, - издалека начала Эрите, посчитав, что входить на саму веранду будет невежливо.
Но старец, не глядя на них, молча повел рукой, предлагая сесть с ним за стол. Ри и Истэн переглянулись и, осторожно пройдя по крепкому дощатому полу, уселись напротив него на такую же толстую, как и стол, лавку.
Старик, не вставая с места, повернулся к буфету за его спиной и, достав оттуда две пиалы, поставил их перед гостями. Не говоря ни слова, он разлил чай и, все так же потягивая свой, снова уставился на вид, открывающийся за перилами веранды.
Эрите взяла свой чай и, отхлебнув, моментально узнала все травы и цветы, из которых он был заварен. Но она решила упустить прелюдию и сразу перейти к делу, не разглагольствуя о посторонних вещах.
- Что вы знаете о Бонифацие? – спросила она и замерла в ожидании.
Старец бросил на нее равнодушный взгляд, будто бы она даже не сказала что-то, а просто чихнула, и ничего не ответил.
- Это очень важно, - принялась убеждать его Ри, слегка задетая таким пренебрежением. – Рова в нашем мире показала нам, что мы должны вас найти, и что вы должны нам что-то сообщить.
- Кто в нашем мире показала? – шепотом переспросил Истэн, которому не было известно истинное имя зеркальной стены на Площади Будущего.
- Рова, - отмахнулась от него Эрите, не став ничего объяснять, и снова с мольбой взглянула на старика. – Пожалуйста, если вы что-то знаете, скажите мне. Это очень важно.
Старец не спеша поднес свою пиалу к губам, глотнул чаю, поставил ее на стол, затем жестом предложил пить чай Эрите, и только когда она сделала глоток, произнес:
- Я не знаю Бонифация.
Ри, не ожидая такого ответа, растерялась и беспомощно взглянула на Истэна.
- Подумайте хорошо, может быть, вы просто забыли? Я уверен, что именно вы были в моих видениях. Вы должны что-то знать.
- Разве я должен? – поднял брови старец. – Я убежден, что нет, - спокойно добавил он и опять, отхлебнув чая, принялся изучать взглядом уличную местность.
Эрите, заглянув ему в глаза, мягко попросила:
- Помогите мне, пожалуйста.
- Чем мне вам помочь? – не глядя на нее, осведомился тот. – Я действительно не знаю Бонифация.
- Мне необходимо его найти, - тихо проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к кому-либо.
В задумчивости Ри закусила губу и дотронулась до кулона на шее. Бонифацию сейчас было весело, чего не скажешь о ней самой. Может быть, Истэн не так понял то, что показывала ему Рова? Или она вовсе ему ничего такого не показывала? Как иначе объяснить, почему этот старик не просто не знает, где Бонифаций, но и не имеет никакого понятия о нем.
Старец вдруг отставил в сторону свой чай и с интересом воззрился на Эрите.
- Что это у тебя? – указал он на кулон.
- Долгая история, - печально произнесла Ри, которой не хотелось рассказывать об этом.  – Если в общем, то с помощью него я чувствую все то…
- Что чувствует Бонифаций? – вопросительно закончил за нее фразу старик и отчего-то довольно улыбнулся.
- Откуда вы знаете? – удивилась Эрите.
Вместо ответа он вылез из-за стола и, прихватив с собой лежащую рядом трость, вышел с веранды, на ходу жестом приказав идти за ним. При этом, смотря на него сзади, нельзя было заподозрить даже, что это старик – так уверенно и энергично он шел, да еще и активно тростью помахивал в воздухе, совсем не думая на нее опираться.
Втроем они дошли до пруда, и Истэн с Эрите увидели, как старец коснулся своей тростью кувшинок, отчего те, будто по волшебству, отплыли к разным краям водоема, открыв безупречную водную гладь. Через какое-то мгновение прямо на воде заиграли картинки, и, приглядевшись, Ри различила сначала силуэты, а потом и четкие изображения незнакомцев, которые двигались и беззвучно открывали рты в разговоре между собой. Еще спустя какое-то время Эрите ахнула, потому что на шее у одного из незнакомцев висел точно такой же кулон, как и у нее.
- Бонифаций, - догадавшись, хрипло произнесла она. – Так он все-таки здесь?
- Был. Теперь-то я вспомнил, благодаря твоему кулону. У него я тоже спрашивал, зачем ему эта вещица – очень уж интересной и необычной она мне показалась, и тогда он мне объяснил, что с помощью кулона чувствует эмоции своей возлюбленной, то есть тебя, как я понимаю. Он жил у меня какое-то время, говорил, что ему нравится здешняя обстановка.
Эрите улыбнулась и, не отрывая глаз от этого нового и совсем незнакомого, но родного Бонифация на поверхности пруда, спросила:
- А давно он ушел?
Старец почему-то вздохнул и очень странно на нее посмотрел. После чего медленно и осторожно ответил:
- Давно.
- Ну, как давно? Примерно сколько времени назад? – допытывалась она.
- Примерно, сто тысяч лет назад.
Ри нервно рассмеялась.
- Вы, должно быть, шутите? Вы же не можете помнить, что было сто тысяч лет назад! В самом деле, вам же не двести тысяч лет!
- Мне больше лет, - серьезно проговорил он. – И я не шучу – Бонифаций действительно ушел еще в то время.
У Эрите расширились от ужаса глаза, но почти сразу же она опустила взгляд.
- Неужели  я больше никогда его не увижу? – тихо, но с такой болью в голосе спросила она, что старец не смог оставить ее вопрос без внимания.
Он дотронулся тростью до поверхности водоема, и кувшинки снова сдвинулись, закрывая собой мелькающие изображения. После чего старец уперся взглядом в Эрите и спокойным голосом произнес:
- Иди своей дорогой.
- Предлагаете мне  отказаться от его поисков? – подняла она полные слез глаза. – Но ведь это главная цель всех моих странствий. В чем тогда смысл?
- В том, что ты должна жить для себя. Должна себе. И больше ничего никому не должна.
- Но я люблю его!
- Если любовь граничит с обязанностью и бессмысленным самопожертвованием, то любовь ли это?
- Разве в том, что я жертвую своей жизнью ради любви нет смысла? По-моему, именно в этом заключается вся сила чувств.
- Ты намеренно отказываешься даже не от самой жизни, а от свободы жить. Любовь несет счастье, но счастья без свободы нет.
Эрите замолчала, не зная, что возразить. Буквально этой ночью она думала о том же: нужна ли любовь без счастья.
- И что же мне делать? – растерянно спросила она, изучая взглядом кувшинки в пруду.
- Иди своей дорогой, - повторил старец. – Ты обретешь себя, а это главное. А все, чему суждено случиться, приложится.
Эрите вздохнула. Сможет ли она теперь изменить свои убеждения? Ведь на странствия по мирам ее толкнула не тяга к самопознанию. Но ее главная цель стала такой далекой и зыбкой, с разницей в сто тысяч лет, что вероятность того, что она сможет догнать Бонифация в каком-нибудь из миров, сводилась к нулю…
- Спасибо вам, - поблагодарила старца Ри. – Могу я узнать ваше имя?
- Можешь, но оно тебе не нужно. Имеет ли это значение, если мы больше никогда не встретимся? – улыбаясь, заметил тот.
- Мы, пожалуй, пойдем, - вмешался Истэн. – Нужно поторопиться, чтобы успеть миновать зону облаков до наступления ночи.
- Не стоит волноваться, - снова улыбнулся старец. – Есть другой путь, - и с этими словами он последовал в сторону дома, позвав их с собой.
Они прошли через веранду в жилую комнату, спустились по ненадежной шаткой лестнице в подпол, и в полутьме хозяин дома снял холщевое покрывало с высокого и узкого зеркала в золотой оправе.
Заглянув в него, Ри увидела себя. Но ее отражение было будто бы отдельно от нее самой и вело себя крайне странно. Вот зазеркальная Эрите широко улыбнулась и пустилась в пляс. Затем, развернувшись, замерла на несколько секунд и, беззвучно расхохотавшись, показала язык. А потом снова продолжила танцевать.
- Что это за зеркало? Почему мое отражение так странно себя ведет? – медленно спросил Истэн, который тоже не отрывал взгляд от зазеркального себя, и Эрите стало понятно, что ее отражение в зеркале он не видит, как и она не видела там его.
- Это быстрый способ оказаться в вашем мире. На меня и на других жителей нашего мира зеркало не действует, и им, признаться, давно уже никто не пользовался. Но это древние, соединяющие наши миры ворота, и, насколько мне известно, вам нужно следовать за своим отражением.
- Как это – следовать за отражением? – не поняла Эрите.
- Как только вы увидите, что ваше отражение повернулось к вам спиной и уходит по коридору, не медлите, шагайте за ним.
- А это безопасно? – осторожно поинтересовалась Ри, не отрывая глаз от зеркала.
- Если все сделаете, как я сказал, то да. Главное – не медлить, чтобы не потеряться и не отстать.
Эрите увидела, как ее отражение повернулось к ней спиной и начало удаляться по возникшему тоннелю. Не теряя ни секунды, она успела лишь крикнуть адресованное старцу «спасибо!» и шагнула через зеркало.
Ощущение было, будто Эрите во сне. Не чувствуя своего тела, она передвигалась, но это происходило нереально и замедленно, чего нельзя было сказать о ее отражении. Зазеркальная Ри хохотала и бежала вприпрыжку, на ходу оборачиваясь и корча рожицы настоящей Эрите, которая тщетно пыталась ее догнать.
Спустя какое-то время, отражение вовсе исчезло, и Ри, не успев даже толком испугаться, вдруг словно проснулась и поняла, что находится на Площади Будущего. Обернувшись назад, она увидела зеркальную гладкую стену и догадалась, что только что была внутри Ровы. Поразиться ей не дал Истэн, который тоже вышел из зеркальной стены прямо на Ри, не успевшую еще отойти в сторону, сбив ее с ног.
Он помог ей подняться, и неловкое молчание повисло между ними. Обоим было ясно, что это конец, и что прямо сейчас Ри уйдет в другой мир, потому что здесь ее больше ничего не держит.
- Я люблю тебя, Эрите, - вслух, чтобы их никто не смог подслушать, произнес Истэн.
Эрите не смогла сдержать слез и, расплакавшись, обняла его. Она поняла, что это была его последняя попытка удержать ее в Городе Мыслей. Но самым грустным моментом в этой истории было то, что она не могла ответить ему тем же.
- Прощай, Истэн, - утирая слезы, ответила Ри и, до сих пор не зная, правильно ли она поступает, высвободилась из объятий, а потом, ни разу не обернувшись, пересекла площадь и исчезла за скромной и неприметной дверью.


Оставшись без нее, Истэн почувствовал себя потерянным и ненужным. Он побрел по улицам города, совершенно не обращая внимания на то, что вокруг. Изрядно промокнув под проливным дождем на Улице Грусти, вдоволь накопавшись в воспоминаниях на Улице Прошлого, он и сам не заметил, как снова оказался на Площади Будущего.
Ноги сами понесли его к неприметной двери. Может быть, он хотел убедиться, что Эрите ушла, или наоборот, надеялся, что она будет его там ждать. Как бы там ни было, оказавшись по ту сторону от двери, он увидел, что находится на узкой и длинной дороге, больше походившей на перрон, которая уходила так далеко в обе стороны, что не было понятно, есть ли у этой дороги начало или конец. А когда он поднял глаза, его взгляду предстал освещенный фонарями мост, тянувшийся куда-то вглубь непрозрачного и плотного тумана.
Ключом к уходу была любовь – догадался Истэн. Эрите, сама о том не подозревая, все-таки помогла ему.


Глава 8.

КОНЕЦ


Это началось, когда они обедали. Потягивая из трубочки запахи города и задумчиво глядя вдаль, Бонифаций вдруг заметил толпу полулюдей. Они бежали, что-то крича на ходу на своих разных языках, и с их приближением неразборчивый шум усиливался.
Бонифаций и Ахилл тревожно переглянулись. В момент забыв о еде, они вскочили на ноги, не зная, как вести себя дальше. Полулюди, увидев их, стали дружно махать руками и жестикулировать еще издалека, а приблизившись вплотную и вовсе заставили их растеряться. Не меньше пяти десятков незнакомцев, окружив ничего не понимающих друзей, в панике пытались что-то объяснить, все время показывая в ту сторону, с которой они прибежали. Множество неизвестных языков сливались в такой гам, что Бонифаций даже сам себя не слышал.
За неделю, минувшую после встречи Ахилла и Бонифация, они вдвоем научились объединять свои новоприобретенные способности понимать других. Поэтому сейчас, встретившись взглядом с Ахиллом, Бонифаций еле заметно кивнул на стоявшего ближе к ним получеловека, который громко тараторил и в нетерпении подпрыгивал на месте, и Ахилл сразу его понял.
Одновременно они поставили себя в положение незнакомца и словно его глазами взглянули на происходящее.
Мысли Бонифация наполнились паникой, они перетекали и менялись так быстро, что порой он даже сам не понимал о чем думает.
«Да что эти двое глупые-то такие! Целая толпа кричит им, что надо скорее бежать, а они не понимают! Мы все сгорим, задохнемся от дыма, если не поторопимся! Пожар уже слишком большой, чтобы его можно было потушить! Бежать надо, скорее бежать!»
Бонифаций и Ахилл пришли в себя и с ужасом посмотрели друг на друга. Кругом одни деревья, если пожар не удалось потушить сразу, то рано или поздно все бесконечные и одинаковые аллеи сгорят дотла вместе с самим городом. А если города не станет, то можно не сомневаться, что и всех обитателей этого мира ждет неминуемая гибель.
- Бежим с ними! – поддавшись всеобщей панике, жестом обратился к Бонифацию Ахилл, и тот, не придумав ничего лучше, согласился.
Через полчаса безостановочного бега Бонифаций и Ахилл, которые каким-то образом оказались во главе толпы, резко остановились, и все остальные, бежавшие за ними, сделали то же самое. Навстречу им тоже бежала толпа, и Бонифаций уже догадывался, что это значит.
Его догадки подтвердились, когда он поставил себя на место какого-то получеловека  из встречных десятков полулюдей. Все они были загнаны в ловушку, с двух сторон окруженные пожаром. Нужно было действовать, но никто не имел понятия как.
В отчаянии полулюди стали неуправляемыми. Их большая часть пыталась сломить плотную непроницаемую стену из деревьев, остальные же вели себя не менее глупо. Одни пытались залезть наверх, цепляясь ногтями за гладкую кору стволов, подсаживая друг друга или, наоборот, препятствуя в этом. Другие просто уселись на мягкую траву, апатично уставившись в одну точку. Кто-то пронзительно кричал, кто-то навзрыд рыдал, размазывая слезы по лицу. Часть полулюдей продолжала тараторить и бесполезно бегать, приставая ко всем, кто встречался на их пути. Бонифация схватил за плечи и что есть силы затряс какой-то сумасшедший на вид. Не придумав ничего лучше, тот просто отшвырнул его от себя в сторону.
Где-то началась массовая драка, и, пробравшись туда, он увидел, что Ахилл находится в центре, раскидывая своим массивным телом в разные стороны ее участников. Бонифаций тоже поспешил на подмогу, и вместе они еле как разняли около пяти взбесившихся и паникующих полулюдей.
- Что будем делать? – тяжело дыша, жестом спросил Ахилл.
Бонифаций указал на свою голову, позволяя ему встать на его место и понять его мысли. Так будет гораздо быстрее, чем если он сам начнет объяснять жестами. Ахилл кивнул, и Бонифаций подумал:
«Давай остановим панику. Идея, конечно, почти невыполнимая, но все же лучше, чем ничего не делать. Стены из деревьев нам не сломить, наверх не забраться, идти нам некуда. А так хотя бы часть народа успокоим…»
Ахилл пришел в себя и развел руками, показывая, что понятия не имеет, как можно успокоить такое количество народа в таких сумасшедших условиях.
Бонифаций снова указал на свою голову и подумал:
«Их всех нужно заинтересовать. Давай начнем с самых бешенных – будем вставать на их место и говорить что-то личное для них, о чем мы не можем знать. Может, так нам и удастся… Будем действовать в одиночку, не объединяя способности – так будет гораздо быстрее. Займись пока вон теми, не то они снова подерутся. А я пойду к тем, кто загоняет себе занозы под ногти, пытаясь по деревьям забраться наверх».
Ахилл стал собой и, сомнительно покачав головой, все же направился к одному из полулюдей, собирающихся вот-вот организовать новую драку.
Бонифаций, оставшись один, сначала предпринял новую попытку успокоить народ, но, что бы он ни делал, это не давало никаких результатов. Широко размахивая руками и крича во все горло в надежде привлечь к себе внимание, он сам больше всего походил на паникующего получеловека.
Оставив эту затею, он огляделся и выбрал незнакомца, который, расталкивая всех вокруг себя и пуская в ход кулаки, упорно пробирался к деревьям, и когда ему это удалось, начал подпрыгивать и цепляться за ствол всем, чем только мог.
Бонифаций остановился неподалеку. Поставить себя на его место получилось не с первой попытки – в трех шагах, явно в истерике, хохотал какой-то очередной паникер, задрав назад голову и поигрывая в руках какой-то палкой, и это сильно отвлекало. Но все-таки Бонифацию удалось сосредоточиться.
«Надо залезть, я знаю, надо наверх! Это несправедливо, так не должно быть! Э-эх! Поднатужиться и… Ай, как же больно, занозы!.. Надо с разбегу попробовать! Не толкайся, тупица, я тут в отличие от тебя жить пытаюсь! И еще раз… И еще… Нет, не получается! Ничего не выходит! Я не могу, я умру! Да, я умру!»
Бум.
Бонифаций, придя в себя, тряхнул головой, не понимая, что произошло. Взглянув на свой «объект», он увидел, что тот от отчаяния стал биться головой об дерево. Он так и не узнал ничего личного из мыслей паникера, поэтому придется вместе с ним терпеть боль от ударов, пока тот не подумает о чем-то таком, чем Бонифаций сможет его поразить.
«Имя, хотя бы скажи любое значащее для тебя имя», - подумал Бонифаций, прежде чем поставить себя в его положение.
Бум!
«Не хочу умирать!»
Бум!
«Меня должны спасти!»
Бум!
«Если бы я знал, что тут будет такое, никогда бы…»
Бум!
«…не ушел…»
Бум!
«…из своего прошлого мира…»
Бум!
«…и даже уговоры Рии, Марии и Платона…»
Бум!
«…не заставили бы меня это сделать!»
Бум!
«Ну наконец-то! - с облегчением подумал Бонифаций, придя в себя и первым делом схватившись за голову. – Вот психнутый! Все мозги мне стряс!»
Он решительно подошел к паникеру и, оторвав его от такого по-своему успокаивающего занятия, с силой развернул к себе.
- Рия, Мария, Платон! – крикнул Бонифаций ему в лицо.
Получеловек выпучил на него глаза и приоткрыл рот.
- Я знаю о чем ты думаешь, и я могу тебя научить, - жестами объяснил Бонифаций. – А пока что тс-с-с-с! Сядь вот сюда и спокойно жди!
Получеловек в изумлении послушно уселся на траву, не сводя глаз с Бонифация.
- Я скоро вернусь, - пообещал тот и занялся следующим неуправляемым незнакомцем, вроде бы тем самым, который совсем недавно тряс за плечи самого Бонифаций, и которого тот просто отшвырнул в сторону.
Бонифаций не был уверен, тот ли это незнакомец или нет, потому что внешность у него постоянно менялась, а его уникальный цвет свечения он тогда не запомнил. Но он догадывался, судя по тому, как получеловек в панике продолжал трясти за плечи всех, кто встречался на его пути. В любом случае, сейчас это было неважно.
Бонифаций застыл в нескольких метрах от навязчивого хулигана и вошел в его положение. В этом случае получилось гораздо быстрее и проще сосредоточиться.
«Где выход?! Где выход! Хочу назад, хочу в Эхо! Куда мне идти? Скажи куда! Ну, скажи! Выход где?!» - тряс он за плечи очередного растерявшегося получеловека.
Бонифаций, став собой, решительно направился в сторону и, одним движением развернув его к себе, уверенно произнес, помогая жестами:
- Ты хочешь в какое-то Эхо. Я знаю. И я могу научить тебя слышать чужие мысли. Сядь и успокойся.
Незнакомец на несколько секунд замер, и Бонифаций уже подумал было, что все получилось. Но не тут-то было! Похлопав какое-то время глазами, тот ни с того ни с сего кинулся на совсем не ожидающего этого Бонифация.
- Эй! Ты чего? Слезь с меня сейчас же! – вдвоем они барахтались на земле, кувыркаясь и пытаясь перебороть друг друга.
Получеловек явно был не в себе. Его внешность менялась ужасающе быстро – каждую секунду, наверное. Одно лишь выражение глаз оставалось все тем же – они горели злостью и одержимостью.
Неконтролируемый паникер каким-то образом оказался сверху, прижав всем своим телом Бонифация к земле и практически не оставляя ему возможности сопротивляться. Его руки вцепились в горло противнику, и Бонифаций с новыми силами задергался, стараясь высвободиться.
На помощь подоспел Ахилл. Он всем телом налетел на душителя сбоку, тем самым спихнув того с Бонифация. Не сказав ни слова, спаситель лишь кинул на своего друга быстрый взгляд, и, удостоверившись, что с ним все в порядке, умчался успокаивать очередного паникера.
А Бонифаций, все еще тяжело дыша, поднялся на ноги. Повернув голову на звук глухих ударов посреди прочего шума, он увидел, что получеловек, которого он успокоил и оставил дожидаться на траве, снова бился головой об дерево.
Сразу же расхотелось продолжать что-либо делать, потому что стало ясно – бесполезно. Панику не остановить, да и важно ли это теперь вообще? Вся эта затея сейчас казалась Бонифацию абсолютно бессмысленной и ненужной. Бестолковые попытки ни к чему не привели. Они и изначально ни к чему не могли привести. О чем он только думал, когда это предлагал! Наверное, так же как и все поддался панике, потому что более глупой идеи ему, наверное, никогда в голову не могло прийти при других обстоятельствах.
Бонифаций стоял посреди беснующейся толпы, как никогда ощущая себя беспомощным и ни на что не годным. Ахилл носился от одного паникера к другому, предпринимал что-то, как-то действовал, Бонифаций же чувствовал смертельную усталость от происходящего вокруг и утратил интерес к чему бы то ни было.
А пожар все приближался. Воздух насыщенно пах гарью, и серо-черный густой дым, пришедший раньше огня, постепенно надвигался с двух сторон и заполонял собой всю аллею, не давая шансов свободно дышать, смотреть по сторонам, жить.
Становилось все жарче, Бонифаций был мокрый от пота. Даже воздух – и тот стал ужасающе горячим, и от этого казалось, что все тело начинает гореть изнутри.
Все это породило новые приступы паники. Народ, поняв, что на спасение никакой надежды нет и конец уже близко, стал просто невыносимым. Предсмертные крики, порожденные толпой, стали настолько пронзительными, что, несмотря на жар, тело Бонифация покрылось мурашками, а грудь словно заледенела. И если до этого он не осознавал всю серьезность положения, действуя, скорее, на автомате, тайно надеясь, что все обойдется, то сейчас реальность тяжелым грузом навалилась на его плечи.
Перспектива умереть так – не имея ни единой возможности бороться за жизнь, среди таких же беспомощных, как и он сам, медленно, задыхаясь и сгорая заживо – вот что пугало его. Больше всего Бонифаций не любил беспомощность.
Дикий хохот, пусть и был он от истерики, казался неестественным, и Бонифаций поневоле повернулся посмотреть на того получеловека, который до сих пор не осознает, что их ждет смерть.
Он уже видел этого незнакомца – тогда его смех мешал ему сосредоточиться, чтобы поставить себя на место другого. Получеловек, будто не замечая происходящего вокруг, продолжал в неконтролируемом приступе то сгибаться пополам, держась за живот, то откидываться торсом назад. Если бы Бонифаций увидел его при других обстоятельствах, то он непременно подумал бы, что этот незнакомец получает удовольствие от окружающей ситуации.
В руках тот по-прежнему держал какую-то палку, по-видимому, так и не собираясь с ней расставаться. И когда он в очередном истерическом спазме снова откинулся назад, Бонифаций вдруг вздрогнул от неожиданности. Глаза слезились от едкого дыма, глотку саднило, и Бонифаций закашлялся. Не веря тому, что увидел, сквозь слезы, он все же внимательнее уставился на хохочущего получеловека, теперь уже детально изучая его.
На шее у незнакомца висел кулон – практически такой же, как и у него самого, только с иным оттенком цвета. И получеловек перестал казаться Бонифацию таким уж и незнакомым. А вглядевшись пристальнее в его палку, Бонифаций понял, что она была ни чем иным как тростью.
Пока он стоял в стороне, исподтишка наблюдая за ним, тот, не переставая хохотать, ткнул своей тростью в какого-то получеловека, сидевшего на земле и апатично уставившегося в пространство перед собой. В ту же секунду апатию как рукой сняло, и незнакомец, вскочив на ноги, заорал как сумасшедший и, рыдая, стал бегать, кидаясь из стороны в сторону и приставая к остальным. А получеловек с кулоном на шее и тростью в руках захохотал еще пуще.
Больше Бонифаций не мог этого выносить. Он подлетел к злодею и что есть силы двинул тому в челюсть. Совсем не ожидая такого, получеловек упал и, перестав хохотать, приподнялся на локте. Держась рукой за челюсть, он с изумлением и непониманием уставился на Бонифация.
- Не узнаешь?! – заорал тот. – Посмотри-ка на меня получше!
Получеловек с тростью что-то пробормотал на своем языке, качая головой и всем своим видом показывая, что не понимает. Тогда Бонифаций зарычал и, за шкирку подняв его с земли, поставил на ноги перед собой, после чего опять выкинул вперед кулак. На этот раз он попал в глаз. Пострадавший снова упал и, с испугом, быстро что-то затараторил.
- Значит, до сих пор не узнаешь? – еще больше взбесился он. – Я Бонифаций! Бонифаций! – угрожающе повторил он.
Фурлей – а у Бонифаций не оставалось сомнений, что это он – различил среди непонятного для него иноязычного крика знакомое имя и буквально сжался от страха. Глаза расширились, рот приоткрылся, подбородок задрожал, и он потянулся к своей трости, которая после второго удара упала рядом с ним, на землю.
Но Бонифаций его опередил. Он схватил трость первым и зашвырнул куда-то далеко. Почти сразу к треску от лопающейся коры горевших деревьев примешался глухой хлопок, а затем взрыв, и, не смотря на пожар, Бонифаций увидел мимолетно вспыхнувший фонтан искр.
Фурлей вскочил на ноги и в ужасе прижал ладонь ко рту, застыв на месте в неестественной позе. Бонифаций знал, что теперь тот испугался по-настоящему, ведь без трости он никто, без трости его, как и всех здесь, ждет смерть.
Вспомнив, сколько неприятностей Фурлей доставил ему в Рассвете, как он чуть не погубил город и всех его жителей, как принудил всех участвовать в войне, в ходе которой погибла крылатая повелительница огня Аиянна, ненависть в Бонифацие, зародившаяся еще в Рассвете, всколыхнулась с новой силой. Бонифаций не сомневался, что пожар устроил именно Фурлей. Он не собирался его убивать, рано или поздно они все здесь умрут. Он всего лишь хотел, чтобы и у Фурлея, и у всех погибающих были равные условия, равный шанс на жизнь. Если ему так нравится устраивать всем неприятности, пусть хотя бы почувствует себя пострадавшим, а не повелителем чужих жизней.
С отвращением отвернувшись от психопата, Бонифаций снова закашлялся – дышать становилось все тяжелее. К предсмертным крикам примешивались леденящие звуки трещавших в пожаре деревьев и веток. Уже загорелась шуршащая сухая листва на тропе под ногами – она густо дымилась, временами вспыхивая, и стоило кому-либо попытаться ее затоптать, как обгоревшие ошметки взмывали вверх и, словно насмехаясь, продолжали летать в воздухе, попадая в глаза, в нос и в рот, тем самым еще больше затрудняя дыхание.
В палящем жаре, казалось, начинала плавиться кожа, даже пот, ручьями струящийся по телу, уже не спасал от перегрева. В груди будто образовался огромный комок, который изнутри давил, распирая ребра и мешая сделать полноценный вдох. Острая резь в глазах от беспощадного разъедающего дыма позволяла видеть только примерные очертания и силуэты, доставляя при этом нестерпимую боль.
Бонифаций рухнул на колени в очередном спазме кашля, прямо на обжигающую дымящуюся листву. Он больше не обращал внимания на остальных, но все же густой смок и слепота не могли оградить его от окружающих звуков. Всюду, со всех сторон, больше не раздавались крики, больше не было паники. У умирающих хватало сил лишь на натужные последние стоны.
Бонифаций не знал, что в каких-то трех метрах от него, лежа на животе и зарываясь пальцами в горячую землю, издавая при этом свистящие хрипы, погибает Ахилл, и что за его спиной, непроизвольно рыдая от безысходности, задыхается Фурлей, двумя руками сжимая свой кулон – последнее, что связывает его с братом.
Все звуки постепенно отходили на второй план, лишь эхом продолжая стучать в ушах. Он вспомнил Рассвет и подумал, что правильно поступил, когда не взял с собой Эрите. Ему бы было гораздо тяжелее, если бы она умирала вместе с ним.
Конец уже близко – он это знал. Буквально выворачиваясь наизнанку от душившего кашля, Бонифаций  собирался с оставшимися силами, чтобы достойно принять смерть.



Глава 9.

ГЕРОЙ, ТОТ, ЧТО УМЕР.

Центральная поляна сотрясалась под тяжелыми шагами великана. Далигор, подстегиваемый беспокойством, бежал туда, где смогут объяснить происходящее. Требовалось рассказать как можно скорее.
Он затормозил перед парящей норой и надрывно крикнул:
- Верен! – получилось хрипло и недостаточно громко. – Верен! – позвал он еще раз так, что звук его голоса долетел до гор и эхом вернулся назад, переполошив всех жителей города.
Верен выпрыгнул из черной дыры, зависшей в воздухе и прикованной цепями к земле, на площадку перед домом. Следом за ним показалась и Акуилина, держа на руках светловолосого кучерявого ребенка. Вид у них был встревоженный и удивленный.
- Что случилось? – не подумав, быстро спросила Акуилина, забыв, что вопросы заводят великана в тупик.
Верен поднял брови и слегка наклонил голову вперед, повернувшись к жене, и она, спохватившись, ойкнула. Пытаясь исправить положение, он обратился к задумавшемуся Далигору:
- Расскажи нам в чем дело.
Великан отстраненно взглянул на Верена, потом на Акуилину и, вспомнив, успел только медленно произнести:
- Там…
В этот момент из-за его спины выбежала запыхавшаяся Руфа, и окинув взглядом всех, тоже встала лицом к Далигору и молча уставилась на него, ожидая объяснений.
- Там… Там Найа… Она… - великан не мог подобрать нужных слов, и Верен решил ему помочь.
- Твоя Найа изменилась, - утвердительно предположил он.
- Нет, - замотал головой рассказчик.
- Хм… Тогда, может быть, твоя Найа объединилась с другой Найей, – снова выдвинул догадку Верен.
Но Далигор замотал головой еще сильнее:
- Да нет, нет! Не моя Найа!
- Не твоя. Тогда, значит, Найа какого-то жителя.
- Да нет же! – великан даже ногой топнул от досады. – Найа Бонифация, - наконец, выговорил он, указывая куда-то за свою спину. – Найа Бонифация исчезла.
Руфа ахнула, Акуилина в немом изумлении неосознанно прижала к груди ребенка, а Верен нахмурил брови. Переглянувшись, они с боков обошли Далигора  и посмотрели в центр большой рассветной поляны. Цветущего раскидистого дерева больше не было. Никакого намека на то, что оно вообще там росло.
- Верен… Верен, скажи, - умоляюще попросил Далигор. – Это же не значит, что Бонифация больше нет? Это же не значит, что он… умер?


Длинный узкий мост из Города Мыслей привел Эрите прямиком в другой мир. В более мрачном месте она не была еще никогда. Густой темный лес, образованный черными толстыми деревьями с плотной шершавой корой, казался страшным и жутким – главным образом, за счет густого белого тумана, стелившегося по земле и почему-то наводившего ужас. В этом лесу всегда царила ночь, и окружающий мрак словно был пропитан неведомыми тайнами и скрытыми от глаз подробностями. К тому же, здесь невыносимо клонило в сон, Ри не могла никак с этим совладать, противиться этой особенности мира было все равно, что противиться традиции пить чай в Рассвете.
За те недолгие часы бодрствования она назвала это место Городом Снов. Назвала сама, потому что за все время пребывания здесь не встретила ни одной живой души, которая открыла бы ей истинное имя.
Спать здесь было гораздо спокойнее и не так страшно, как находиться наяву. Хотя сны, мягко говоря, были странными. В них никогда не было фантазий, они не осложнялись бессмысленным набором событий или неправдоподобной сменой действий. Что бы ни снилось Ри, это всегда походило на связную и необычайно реалистичную историю, со множеством подробностей, при этом сама Ри наблюдала за всем происходящим словно со стороны, не имея возможности вмешиваться.
Вот и сейчас Эрите спала – прямо на земле, скрытая белой дымкой тумана – тревожно вздрагивая и беспокойно вертясь. Она не могла проснуться, хотя наверняка этого хотела. Ей снился кошмар, настолько явный и реалистичный, будто она сама находилась там.
Это тоже был лес, только достаточно необычный. Она еще никогда не видела, чтобы деревья росли не в хаотичном беспорядке, а такими ровными линиями, составляя идеально прямые стены из своих стволов, без единой щелочки или просвета между ними.
Лес полыхал, охваченный пламенем со всех сторон. Когда-то зеленые верхушки деревьев сейчас плавились, источая специфический запах, и тяжелые обгоревшие ветки, разрушаясь в огне, ломались и с треском падали вниз, поднимая вихрь искр. Было очень жарко и душно, а черный дым помешал Эрите сразу разглядеть какое-то движение на земле.
Ее охватил ужас, когда она все-таки заметила еще живых людей, медленно погибающих в этом стихийном бедствии. Люди почему-то светились, их кожа, черная от гари и местами в ожогах, еле заметно излучала тусклый свет.
Чем больше Ри смотрела на них, тем тяжелее было отвести взгляд от этого кошмара. Леденящее душу зрелище настолько четко отпечатывалось в ее памяти, создавая уверенность в том, что она не сможет забыть этого никогда.
Десятки, а может быть, и сотни людей, не имея ни единого шанса выжить, все же продолжали бороться за свою жизнь. Стоны и хрипы отдавались в ушах Эрите, и она слышала их гораздо яснее и громче, чем любые другие звуки, сопровождающие беду. И даже дым не мешал видеть, как, делая последние натужные вздохи, в угаре погибали люди.
Ри хотела помочь, но не имела возможности, в этом мире она была всего лишь зрителем. Она щипала себя и чувствовала боль, но проснуться не могла все равно. Когда на ее глазах вспыхнуло чье-то тело, она в ужасе закричала. С трудом отвернувшись, она наткнулась взглядом на другого погибающего.
Он нетвердо, пошатываясь и согнувшись, стоял на коленях, прижимая одну руку к груди, а другой зарываясь в тлевшую листву на земле. Его душил кашель – надрывный, глубокий, будто исходивший из самого нутра. Этот человек был единственный, кто до сих пор оставался в вертикальном положении, ведь все остальные, кого видела Ри, корчились в муках лежа. Слезы ручьями лились из его красных воспаленных глаз, перемешиваясь с потом и оставляя грязные подтеки на закопченной коже. Ноги на четверть были покрыты волдырями, местами лопнувшими и образующими розово-красные загрязненные раны. Глядя на него, Эрите, рыдая от жалости и бессилия, могла только представлять, что он чувствует в данный момент.
Не отрывая от него глаз, Ри увидела, как тот, пошатнувшись в последний раз, тяжелым грузом опрокинулся назад, подняв вверх ошметки горелых листьев. Левая нога неестественно загнулась в сторону, а рука, которую он прижимал к груди, откинулась на землю. И Эрите разглядела то, за что он до последнего держался – кулон, неровно лежавший на груди, точно такой же, как и у нее самой.
Она резко села, наконец проснувшись. Ее всю трясло и морозило, а лицо было мокрым от слез. Тяжело дыша, Ри схватилась за свой кулон и заплакала – горько, навзрыд. Могильным холодом веяло от кулона, она не почувствовала ни единой эмоции Бонифация, не ощутила того, что чувствует он.
Сон был правдой – поняла она. Бонифаций погиб.
Как только Ри осознала это, она, не желая верить, начала ощупывать кулон, слушать его, старалась передать через него эмоцию – любую, хотя бы ее горе, но ничего не выходило, никакой связи больше не было.
Ри в остервенении сорвала его с шеи и зашвырнула куда-то в сторону, и темный густой лес скрыл еще одну тайну. А сама Эрите, подтянув ноги к груди и обхватив их руками, снедаемая болью, заплакала снова. Теперь она осталась одна, в полном одиночестве.


Рассветные жители собрались на центральной поляне на совет. Они уселись в круг прямо на желтые цветы, рядом с тем местом, где совсем недавно возвышалось раскидистое цветущее дерево.
На коленях у Акуилины сидел маленький мальчуган. Его белые кудряшки свисали на детское круглое личико, едва заметные брови были сосредоточенно сведены, а большие черные глаза опущены вниз.
Надув губы и склонив голову, малыш с усердием вертел в ручонках маленький черный мешочек для запахов, то открывая его, то закрывая, то неумело выворачивая наизнанку. Такая обычная вещица оказалась для ребенка крайне занимательной и интересной – он полностью погрузился в изучение предмета, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг.
Сидевший рядом с Акуилиной Беско, умиляясь, то и дело гладил по голове мальчугана, поправлял кудряшки, спадающие на лоб, и все время старательно и даже обеспокоенно приставал к Акуилине с вопросами: не пора ли его кормить, не замерз ли он или, может быть, он хочет пить. Акуилина, украдкой усмехаясь, отмахивалась от надоедливого Беско, временами все же кратко и шепотом отвечая на его вопросы.
Внимание остальных жителей Рассвета тоже было приковано к обаятельному малышу. Бросая на него теплые взгляды, присутствующие не могли сдержать улыбок и тихо переговаривались между собой, пока Верен, откашлявшись, не предложил начать. Почти сразу на поляне стало тихо, молчание нарушали лишь невнятные звуки, исходившие от ребенка – он, видимо, что-то напевал себе под нос, продолжая играть с мешочком для запахов.
Верен покосился на малыша, после чего серьезно заговорил.
- Найа Бонифация оставалась в Рассвете после его ухода. Она переродилась, но все-таки не исчезла, как это случалось с Найами всех, кто покидал город. По этому случаю мы успели предположить, во-первых, что Бонифаций должен был вернуться, и, во-вторых, что город оставил его Найу навсегда в роли памятника – как напоминание о том, что его героизм помог нам победить в войне. Сегодня все наши предположения и выстроенные теории рухнули. Получается, что мы до сих пор не знаем, о чем нам хотел сказать город, и не понимаем всех возможных причин и последствий.
- Нет, причины мы как раз понимаем, - возразил Гойтан. – Только все дело в том, что мы не хотим признавать их истинными.
- То есть большинство из вас совершенно серьезно думает, что исчезновение Найи связано со смертью ее хозяина? – скептически поинтересовался пузатый енот Борут и, не услышав возражений, насмешливо фыркнул: - Рассвет предвидел войну и, знаете ли, вовсе не случайно подстроил приход того, кто в итоге нас спас. Его традиция пить чай оказалась не просто милым приобщением к святому, а вполне продуманным показателем духовности  и готовности к продолжению пути. А приобретенный только здесь дар Далигора, как мы недавно догадались, оказался непросто умением коверкать фразы и смешить народ, а серьезной способностью рассказывать о настоящем и предсказывать будущее. Кто еще сомневается в гениальности города может и дальше считать, что Рассвет не знал о скорой смерти Бонифация и, якобы, с надеждой на его возвращение оставил здесь Найу, а потом, когда ожидания не оправдались, убрал ее.
- Если у тебя есть иная версия, которая идеально бы объяснила все события, так озвучь ее, - подняв брови, предложила Ивица.
- Нет у меня объясняющей версии, - пробурчал Борут. – Но я могу озвучить с десяток других, которые по своей бредовости и неправдоподобности ни в чем не уступают вашей.
- Например? – язвительно поинтересовалась Юнина.
- Например тебе надо? – в тон ей переспросил Борут и выдал: - Найа не исчезла, а снова переродилась в связи с перерождением ее хозяина. Может, Бонифаций поменял мир…
- А это не такая уж и бредовая идея, - одобрительно протянул Даит.
- Конечно не бредовая, - с готовностью ответил Борут. – Если только не брать в расчет разрыв во времени. У нас, почему-то, принято считать, что во всех мирах оно протекает по-разному. И если учесть, что в Рассвете прошло два месяца, то можно только гадать, сколько времени прошло там. За одну секунду, к примеру, Бонифаций не смог бы поменять мир, а десять тысяч лет он бы там находиться не стал. То есть, либо он еще не успел перейти в другой мир, либо сделал это уже много раз. В любом случае, исчезновение Найи это не объясняет.
- А может и нет никакого разрыва во времени между мирами? – глазами ища поддержки, с надеждой предположила долговязая Чилика.
- Это очень сомнительно, - покачал головой Гойтан. – Ведь с теми мирами откуда мы пришли, совершенно точно есть разрыв, потому что, прожив здесь хоть несколько тысяч лет, мы все равно можем вернуться именно в тот момент, в который мы и покинули бывший мир. Конечно, есть шанс, что в других мирах время идет так же, как и у нас, но он очень мал. И я думаю, что насчет бредовости своей идеи Борут все-таки прав.
- А если исчезновение Найи никак не связано с Бонифацием? – выдвинул новую версию маленький старичок Самсон.
- Не связано? Но ведь это его Найа, - пожала плечами Руфа.
- Ну и что. Если она исчезла из-за нас? Вдруг мы сделали что-то не то?
- Ты думаешь, что своими поступками мы могли ее прогнать? – уточнил Верен.
- Бред, - скептически фыркнул Борут. – Ничего такого мы не делали, и никаких необычных событий в Рассвете не происходило тоже.
 - Вообще-то происходило, - многозначительно проговорила Руфа, и большинство жителей покосились на Акуилину с ребенком, которая в ответ на это удивленно вздернула вверх брови.
Но никто так ничего и не сказал. После непродолжительного молчания снова заговорил Самсон.
- Может, и не мы повлияли на ее исчезновение. Может, повлиял наш мир? Или вообще другие миры? Мы же не знаем, что в них происходит, и как это отражается на нашем городе.
 - Я согласен с Самсоном, - хрипло произнес Бурлей. – Я думаю, что в других мирах сейчас происходит что-то странное или даже опасное.
Верен поднял одну бровь, не ожидая такого заявления.
- С чего ты взял? – спросил он.
- Одновременно с исчезновением Найи произошло еще одно событие. Кулон, - Бурлей дотронулся до своего кулона. – Я чувствовал Фурлея. Как вы знаете, ему доставляет удовольствие все, что связано с несчастьями, неприятностями и бедами, потому что большинство из них организует он сам. И на протяжении всего времени, считая с того момента, как он покинул Рассвет, я чувствовал его радость от содеянного. Фурлей был счастлив, а значит, что в том мире или в мирах, в которых он находился, была куча неприятностей. Но сегодня… Чуть раньше того, как я услышал вопль Далигора, обнаружившего исчезновение Найи, я почувствовал ужас и панику, охватившую Фурлея. Если бы вы знали его так же хорошо, как и я, вы бы поняли, что нет ничего такого, что было бы способно заставить его испытывать страх такой силы и, тем более, поддаваться панике. По крайней мере, я так раньше считал. Мы обошли столько разных миров, в каждом из которых мне приходилось наблюдать множество несчастий разной тяжести. Но ни одно из них, включая чудовищную войну в Рассвете, не заставило его так ужасаться и паниковать.
- Может быть, он начал паниковать потому, что все шло не по его плану? – осторожно предположила Чилика. – Может, наоборот, в том мире было все идеально и прекрасно, и он не мог ничего с этим поделать?
Бурлей замотал головой:
- Нет, когда все идеально, он испытывает разочарование, неудовлетворение и, в крайнем случае, раздражение, но не более того. Сегодня же он страдал, понимаете? Я убежден, что события в том мире были настолько ужасными и страшными, что хуже просто не могло быть. И, к тому же, - Бурлей сделал паузу, после чего заговорил, прилагая усилия. – К тому же, мне кажется, что он умер.
- Умер?! Ты что? Как! Не может быть… - по-разному отреагировали жители.
- Почему ты так решил? – тихо спросил Верен, но услышали его все.
Раскрыв рты и не сводя глаз с Бурлея, жители буквально целиком обратились во внимание. А сам рассказчик, опустив глаза и будто бы изучая желтые цветы вокруг себя, заговорил еще тише.
- После ужаса и паники я вдруг ощутил его любовь ко мне. А потом… Потом был могильный холод. Никаких эмоций или чувств, а только холод – леденящий, неживой, жуткий. Ничего подобного раньше кулон не передавал. Было такое ощущение, будто связь между нами оборвалась, - сорвавшимся голосом добавил он.
На этот раз в молчании жителей явно угадывались ужас, скорбь и страх перед неизвестным. Тягостную тишину нарушил только заерзавший на коленях Акуилины ребенок. Подняв его и неосознанно прижав к себе, она огромными расширенными глазами вновь уставилась на Бурлея.
- А теперь что? – еле слышным шепотом спросила Ивица, смотря на кулон, который до сих пор висел на его шее.
- А теперь я снова его чувствую. Эмоции Фурлея вернулись.
- Вот видишь, значит, он не умер, - выпалил Борут, но, почти сразу поняв всю нелепость произносимой фразы, замолк на полуслове.
- Или умер, - Бурлей поднял глаза на смутившегося Борута. – И тогда Бонифаций в свое время оказался прав в своих убеждениях – жизнь после смерти существует.
- Постойте, но, получается, что исчезновение Найи и странности с кулоном как-то связаны, - проговорила Даиле. – Если и Бонифаций, и Фурлей все-таки погибли, то это произошло одновременно. Нет, я не утверждаю, конечно, - поспешно сказала девушка-альбинос, увидев как Борут уже открыл рот, чтобы опровергнуть очередную идею. – Но если на минуту предположить, что это так?
- Если предположить, что они умерли одновременно, то Бурлей, скорее всего, прав, утверждая, что в тех мирах действительно небезопасно, - высказался Гойтан. - Но возникает вопрос: так было всегда или только с недавнего времени?
- А почему вы думаете, что ужасные события происходят во всех мирах? – поудобнее перехватив малыша, вмешалась Акуилина. – Ведь все-таки возможно, что и Бонифаций, и Фурлей были в одном и том же мире, когда все это случилось.
- Невозможно, - категорично помотал головой Борут. – Ведь Фурлей ушел раньше на два дня, и неизвестно сколько времени и миров отделяет Бонифация от него. Если, конечно, считать, что разрыв во времени существует.
- Мне тоже кажется, что они находились в разных мирах. Это звучит куда правдоподобнее, - начал рассуждать Верен. – Исчезновение Найи, как бы ты Борут не протестовал, - взглянул он на пузатого енота, скептически скрестившего лапы на груди, - и насколько бы печальным это ни было, больше других имеющихся версий убеждает нас в смерти ее хозяина. Может быть даже Рассвет специально оставил его Найу, чтобы через два месяца мы поняли, что Бонифация больше нет. А кулон Бурлея почти не дает нам сомневаться в том, что его брат начал новую жизнь, минуя смерть, - Верен как можно мягче постарался произнести последнюю фразу, с сожалением посмотрев на Бурлея. Выдержав паузу, он заговорил еще медленнее. – Совпадений такого масштаба не бывает. Поэтому две этих смерти в двух разных мирах дают нам право думать, что и в остальных мирах происходит нечто подобное. Я знаю, что мы больше никогда не увидим Эрите, но одно дело - надеяться, что у нее все в порядке, а другое – знать, что в каком бы мире она не находилась… - Верен не смог закончить.
- Ты это брось! – стукнул огромным кулаком по земле Далигор. – Ри – она не могла… Я бы ведь, я бы тогда предсказал! – путаясь и волнуясь, закричал великан.
- Но ребенка ведь ты не предсказал, - серьезно заметил Борут.
- А меня никто не спрашивал! – негодуя, возразил тот.
- Это верно, давно уже Далигора не просили шутить, - согласился Верен. – По-моему, сейчас как раз самое время, - взглянул он на Борута.
- Мы не верим в настолько скорую смерть Эрите, Бонифация и Фурлея. Без обиды, - пожав плечами, обратился Борут ко всем жителям, извиняясь за то, что навязал свое мнение. – И почти все хотим узнать, что будет с нами и городом тоже. Пошути, Далигор, - попросил он.
Великан напрягся, а притихшие жители замерли в ожидании. Спустя минуту он выдал:
- Дочитаю в изумлении: «на столе валяется боб». И под скамьей же горох! На грудь – формы и фору, везде шумит. Битой тресну по мороке, чтобы смирить эти ноты.
Произнеся шутку, Далигор коротко хихикнул – такой бред получился! Жители в тон ему тоже издали смешки, кто из вежливости, а кому и правда смешно было. А великан снова задумался и совсем скоро озвучил новую шутку.
- Башня ценит и форму, и белую бумагу. Фразы очень старые, и слов не хватит, чтоб гордиться. Может, в мире скоро и морось покипит – это не лед. Иди, туз, домой.
На этот раз Далигор не смеялся, а сразу же задумался над другой шуткой. Жителям тоже было не до смеха – с каждой переделкой Далигора приближалась его четвертая – предсказывающая – фраза, и многие заметно начали нервничать. А великан тем временем продолжал шутить.
- Очередной эпизод бреда бушует на фабрике. Блефом оказались игры с хитрецой. Мой ритм мечтою живет внутри – святость. Ну, и потом я смогу ломоть дыни.
Пока Далигор думал над своей четвертой, самой важной для всех шуткой, жители заерзали в нетерпении, хотя многие из них на вид оставались спокойными. Лицо Верена выражало крайнюю степень настороженности, а Юнина, несмотря на свой невозмутимый и будто бы равнодушный вид, на самом деле остро переживала и тревожилась – у нее, помимо всех прочих, в те миры ушел муж, про которого жители почти успели забыть.
 А великан, устремив взгляд куда-то вдаль, медленно произнес:
- Герой – тот, что умер – обрядом в пути, а с ним вера и эра дум. Грянут новые смерти и жизни, фиаско – лишь фон победы. Дите с тем, кто летал, и они – ось, чую их.
Мальчугану, которому надоело сидеть на руках у Акуилины, вдруг закряхтел, вот-вот намереваясь заплакать. Беско тут же пересел за ее спину и начал развлекать его, строя рожицы и выполняя затейливые движения руками, но делая все это молча, при этом внимательно вслушиваясь в каждое слово жителей, обсуждающих пророчество.  А кудрявый малыш, выглядывая из-за плеча Акуилины, с интересом наблюдал за кривляющимся Беско, перестав капризничать.
- Герой – тот, что умер – обрядом в пути, а с ним вера и эра дум, - задумчиво повторил первую фразу Верен.
- В каком пути? Почему обрядом? – непонимающе протянула Чилика.
- По-моему, это говорит о том, что кто-то придет в Рассвет, - начал рассуждать Верен. – Ведь чтобы сюда попасть, нужно провести своеобразный обряд – съесть арику на рассвете в нужной стадии: только когда она сбрасывает свой лист, и при этом необходимо думать о Рассвете. Чем не обряд? Тем более, дальше говорится про то, что он принесет с собой веру и эру дум. Вера может быть во что угодно, а вот про эру понятнее – кто бы он ни был, согласно пророчеству, он заставит нас задуматься.
- Пророчество подходит к Бонифацию, - выпалила Руфа, и изумленные взгляды обратились на нее. – А что? Все сходится. Он – герой, и он умер. А смерть, если верить его убеждениям, это новая жизнь. Может, это и есть обряд – умереть, чтобы вновь начать жить. Отсюда и вера – в его убеждения то есть, и эра дум.
- Может быть, он и не умер! – снова заспорил Борут.
- Даже если сегодня он не умер, то в любом случае, он уже умирал здесь, при нас, в Рассвете – на войне.
- Если это Бонифаций, что очень фантастично и натянуто, то почему же тогда грянут новые смерти и жизни? – спросила Ивица. – Ведь все это, как мне кажется, относится конкретно к Рассвету, а не к другим мирам. Почему же его приход должен породить новые смерти?
- Там не случайно говорится не только про новые смерти, но и про новые жизни, - сделал акцент на последнем слове Гойтан. – Где смерть, там и жизнь. Непонятно, правда, почему они во множественном числе, да еще и новые. Не значит ли это, что после прихода этого героя, кем бы он ни был, какие-то рассветные жители умрут? Ведь его смерть, как я понял, не считается новой, иначе про нее не говорилось бы в самом начале.
- Не говорилось бы, - согласился с ним Верен. – И если думать, что пророчество все-таки о Бонифацие, то действительно многое из всего остального сходится. Фиаско – лишь фон победы. Мы это, кстати, не раз наблюдали, взять хотя бы войну. Да и к смерти это тоже относится, причем именно к смерти по убеждениям Бонифация. Умер – считается, все, проиграл. Но по его логике эта смерть оказывается не более чем фоном для последующей жизни, то есть провал – ничто, по сравнению с тем, что ты сможешь приобрести после, фиаско – лишь фон победы.
- Слушайте, а ведь тогда даже про дитя частично сходится, только непонятно что к чему, - добавил Самсон. – Дите с тем, кто летал… Ведь Бонифаций не просто был первым в Рассвете, кто, не имея настоящих крыльев, силой мысли мог летать в своем доме, но в последние дни он мог передвигаться по воздуху и за пределами своей Найи. Непонятно одно: почему они – ось. Ведь ось, как я понимаю, это нечто единое, неделимое…
В этот момент ребенок на руках Акуилины снова заерзал, а потом все жители отчетливо услышали слово «мама», потом еще раз, и еще. Малыш уже почти плакал, но продолжал и продолжал повторять одно и то же, даже Беско не мог уже его отвлечь.
- Тихо-тихо, малыш, мама рядом, - ласково произнесла Акуилина.
- Никакая ты ему не мама! – с досадой вдруг воскликнул Верен. – Это не твой ребенок, мы уже сотню раз об этом говорили. И не надо его в этом обманывать.
- Пусть и не мой, - вскинула голову Акуилина. – Но кто-то ведь должен заменить ему маму! Он совсем маленький, едва ходить научился и нуждается в заботе. Не можем же мы его просто так бросить!
- Я и не хочу его бросать, конечно нет, об этом и речи не было! Я хочу лишь, чтобы ты ему не лгала, у него есть свои родители.
- Или были. Могу только представить, что с ними, если они отправили своего ребенка одного, не зная куда и наверняка не предполагая к кому. Возможно, Рассвет сейчас – самое безопасное место, ведь события в их мире должны были быть настолько ужасными, чтобы родители, не задумываясь, расстались со своим беззащитным чадом только ради его безопасности. И, знаешь ли, я уверена, что они надеялись, что об их ребенке кто-нибудь позаботится.
- Так заботься об их ребенке. Ты ведь даже имени его не знаешь, а называешь себя мамой!
- У ребенка должна быть мама! Как ему сейчас объяснить, что своих родителей он больше никогда не увидит? Пока не вырастет, пусть думает, что его родители – это мы.
- А когда он вырастет и все узнает, то больше не сможет нам доверять, и кругом ему будет мерещиться одно вранье и предательство, совсем как Даиту!
- Эй! – возмущенно вмешался в семейную ссору Даит. – Мне не мерещится!
- Я не собираюсь в этом участвовать! – продолжал Верен, не обращая внимания на возмущенного Даита и на то, что вокруг все жители еле сдерживались от смеха. – И вообще, может этот ребенок никогда здесь не вырастет, ведь в Рассвете не стареют! Если он навечно останется ребенком, ты будешь ему врать вечно?
Акуилина поджала губы и обиженно отвернулась от мужа. А Верен, поняв, что был слишком резок, уже мягче добавил:
- Акуилина, это ведь не значит, что мы не будем о нем заботиться, я совсем не против этого. Просто я убежден, что нельзя с самого начала обманывать ребенка. Не называй себя его мамой, и все.
Акуилина вздохнула, и после паузы Даиле заговорила таким тоном, будто бы они и не были свидетелями этой ссоры.
- А что, если это – ребенок Бонифация? – предположила она. – Иначе, почему они с ним – ось?
- Чушь какая! – фыркнула Юнина. Потом присмотрелась к малышу и снова фыркнула. – Не похож! Ничего тигриного!
- Это он здесь тигром был. Миры ведь меняют облик, - заспорила девушка-альбинос. – Тогда пророчество полностью сходится.
- Не сходится, - вдруг подал голос Беско, который до сих пор сидел за спиной Акуилины. Он передвинулся в общий круг, чтобы все могли его видеть, и потом серьезно добавил: - Пророчество не о Бонифацие. И я знаю, о ком оно.
После непродолжительного молчания, в течение которого все присутствующие заново прокручивали в уме последнюю фразу Далигора, почти одновременно ахнули пораженная Ивица и Юнина, а потом все взгляды устремились на кучерявого малыша.
- Но тогда, - медленно заговорила Чилика, - если пророчество не о нем, а мы просили Далигора предсказать что-нибудь и о Бонифацие, то получается…
- Что Далигор не увидел его будущего, - закончил за нее Гойтан.
- Неужели он действительно погиб? – тихо произнесла Юнина, нарушив всеобщее молчание.
Не успели жители прийти в себя и отойти от шока, как Ивица, заметив что-то, снова издала непонятный звук, в котором явно угадывалось неподдельное изумление и обескураженность. Жители повернулись к ней, и она указала наверх.
Над всей поляной Рассвета зависли разноцветные переливающиеся облачка – Найи.



Глава 10.

ВЕРМЫ

Темный лес, пропитанный тайнами, все так же продолжал наводить ужас. Большие деревья с объемными стволами чернели в ночи, и признаков присутствия рядом кого-то было предостаточно: в часы бодрствования Эрите постоянно казалось, что за ней кто-то наблюдает.
Жуткий туман, стелившийся по земле, был будто живой. Иногда Ри, глядя на него, думала, что он движется осознанно, и в такие моменты страх сковывал ее так, что даже пошевелиться не хватало сил. Туман, перемещаясь по земле, мог плавно окружать собой стволы деревьев, а потом, обхватывая их со всех краев, взбираться по ним наверх, на высоту не более метра, но это зрелище было настолько пугающим, что Ри поневоле съеживалась, стараясь занимать собой как можно меньше места, чтобы густой и непрозрачной белой массе не вздумалось вдруг так забраться по ней. Она и не догадывалась, что во сне туман накрывал ее собой полностью.
Иногда Эрите вдалеке, но в пределах видимости, замечала странные черные и высокие тени. Они передвигались медленно, тянулись вдоль земли, но никогда не подходили ближе, да Ри и вовсе этого не хотела.
А порой ей мерещились крики – отчаянные, озлобленные, наполненные эмоциями, или голоса: тихие, спокойные - будто бы кто-то хотел спорить, но не мог. Так бывает, когда кого-нибудь уговаривают что-то сделать, а он, устав возражать, все-таки соглашается. Но Ри не знала, слышит ли она все это по-настоящему, или таким образом с ней шутит ее воображение. Ведь голоса звучали так тихо, словно были чьими-то мыслями, и она просто слышала их так, как слышала в Городе Мыслей чужих людей.
Лес был полон и других зловещих звуков. Временами раздавался глухой свист, как от воздуха, а следом за ним, с пронзительными криками, стремительно шурша крыльями, поднималась в воздух стая – наверное, птиц, потому что было очень похоже. Вот только Эрите никогда не видела в этом лесу птиц, поэтому не знала наверняка, а ее сомнения плавно перерастали в боязнь перед теми, кем они могли оказаться на самом деле.
Опыт контроля над собой, приобретенный в Пещерах Города Мыслей, в этом мире помогал лишь частично. Все, что было касаемо контроля над страхами, в Городе Снов стало пустым. Как бы не пыталась Эрите подавить в себе боязнь и ужас перед темным лесом, как бы она не хотела запрятать эти эмоции вглубь себя или хотя бы просто отодвинуть их на второй план – ничего не выходило. Тщетные попытки обычно заканчивались тем, что Ри, незаметно для себя, засыпала. Город словно не позволял ей этим заниматься, будто бы давал понять, что страхи – неотъемлемая его часть, и без них здесь находиться нельзя.
К страхам перед городом с недавних пор примешался страх перед снами. Ри долгое время боялась засыпать, ее пугала возможность увидеть во сне историю, схожую с той, которую она запомнила на всю жизнь. Ей казалось, что если она увидит хотя бы еще одно бедствие, еще одну смерть или отражение своего собственного горя, то она просто сойдет с ума. К счастью, город словно бы чувствовал это, и все показанные ей во сне истории были как на подбор легкими и безмятежными. Но тем сложнее было, просыпаясь, заново осознавать свою утрату.
С тех пор, как она попала в этот мир, она и не пыталась сдвинуться с места. Сначала ей мешал страх перед лесом и перед неизвестностью в целом, ведь этот мир на вид был таким зловещим, что для того, чтобы хотя бы немного освоиться здесь и пообвыкнуть, требовалось время. Потом же Ри не хотела осознанно никуда идти, потому что после увиденной своими глазами смерти Бонифация до сих пор так и не смогла прийти в себя. Все попытки следовать дальше казались ей бесполезной затеей, лишенной какого бы то ни было смысла.
Постепенно Ри стала замечать, что живет только от сна ко сну, не смотря на внутреннюю боязнь перед реалистичными историями, которые могла увидеть. Во сне она чувствовала себя защищённой, ей не надо было ни о чем думать, ей ничего не угрожало. Нужно было просто наблюдать. Просыпаясь же, Эрите чувствовала, что тоска буквально снедает ее изнутри, пожирая все хорошее, что у нее есть или было до этого города.
Наяву не было никакого желания что-либо делать, начисто пропал аппетит, который в самом начале давал о себе знать, ей все было безразлично и не важно, включая то, как она выглядит в этом мире. Она чувствовала, что у нее есть и руки, и ноги, чувствовала тонкое короткое платье на своем теле, но темнота вокруг не позволяла разглядеть себя подробнее, да и Эрите совсем не пыталась этого сделать. Она не могла даже с уверенностью сказать, похоже ли ее тело на то, что у нее было в Городе Мыслей – прозрачное, будто из стекла, не нуждающееся в каком-либо уходе, или на то, что она привыкла считать телом человека – плотное, непрозрачное, требующее к себе особого отношения.
Как бы там ни было на самом деле, этот вопрос в данный момент интересовал ее меньше всего. Эрите спала, погруженная в очередную историю.
Ей снилось, будто она сама быстро шагает по лесу, не обращая внимания на стелившийся под ногами туман, не ощущая привычного страха и ужаса. Она передвигалась так легко, будто знала эту местность наизусть, будто всю жизнь жила только здесь, и осознание того, что она может назвать этот мир своим, доставляло ей немалое удовольствие.
С торжеством оглядывая окрестности, Эрите почти бесшумно, но стремительно ступала по земле, чувствуя, как радость переполняет ее. Эмоции захлестывали, такого не было уже давно, но она даже не пыталась их сдерживать. Первобытная дикость в смешении с очевидным для нее превосходством желала вырваться наружу, и она не стала этому мешать. Раздался пронзительный возглас, лившийся откуда-то изнутри нее, похожий чем-то на крик птицы, и Эрите, довольная своей свободой, счастливо и даже неистово, с безрассудным бешенством, захохотала во все горло.
Проснулась она в замешательстве. Это был первый сон о ней, сон, в котором она была зрителем, но наблюдала за собой. Эрите не видела своего лица, она вообще себя видела плохо в окружающей мгле, но была уверена, что это – она, хоть Ри и представить не могла, что она может быть такой.
Легкость, с которой она во сне передвигалась по лесу, не могла не поражать. Наяву Ри думала, что так легко она больше не сможет ходить никогда, но увиденное во сне заставило ее задуматься.
Нигде, кроме этого мира, она по-настоящему не понимала, как сильно страхи владеют ей. В Городе Мыслей она научилась брать под контроль свои эмоции, прятать их вглубь себя, но она не умела избавляться от эмоций вовсе. Поэтому, осознавая свою зависимость от страхов и не имея возможности что-либо с этим сделать – ведь подавлять их в себе не позволял сам город, Эрите чувствовала себя несчастной.
Она не знала, сколько времени прошло с того приснившегося ей кошмара, но ей по-прежнему было плохо, ощущение безнадежности не хотело покидать ее мысли, а неприятная слабость во всем теле, будто издеваясь над Ри, только усиливалась. Еще немного, и Эрите стала бы зависеть и от нее.
Наверное, именно желание почувствовать свободу от всего: от собственных мыслей, эмоций и даже тела, такую приятную свободу, как во сне, подвигло Эрите аккуратно, но недостаточно смело, подняться с земли, и на негнущихся, словно ватных ногах, пойти вперед.
Страх был нешуточным. Чуть ли не через каждые два шага Ри останавливалась и пыталась отдышаться. Сердце в груди колотилось так, что, казалось, оно вот-вот разорвет грудную клетку. Чувство неконтролируемого ужаса пробирало до костей, а с Эрите происходило нечто невообразимое – это можно было сравнить с волнением, которое бывает, когда неизвестно, чего ждать впереди, вот только это «волнение» было таким, что сковывало движения, причиняя страдания и импульсивным жаром отдаваясь в голову при каждом шаге. И все тело от этого инстинктивно сопротивлялось еще больше, оно было словно отдельно от ее мыслей.
Не в силах выносить больше этот подавляющий страх, она уселась на землю и зарыдала. Ри вдруг ощутила вполне, насколько она одинока, насколько никому не нужна. Помочь было некому, все близкие остались далеко позади, там, куда ей больше ни за что не добраться. Она устала от трудностей, на минуту ей захотелось вернуть все назад, сделать так, будто бы ничего никогда и не было.
Наверное, ей судьбой предначертано всегда быть одной. Ее даже собственная мать бросила умирать в своем бывшем, самом первом мире – в том, где она родилась.
Ненависть к бывшему миру захватила ее целиком, притупила страх и заставила взять себя в руки, наскоро вытереть слезы и решительно встать с земли. Если уж она одна, ей не остается ничего, кроме как жить только ради себя, и поэтому идти дальше.
В ярости передвигаться было гораздо легче, на какое-то время она совсем перестала бояться. Эрите чувствовала себя настолько злой на бывший мир и настолько обиженной на его жестокость, что ей даже подумалось: хуже некуда, что бы с ней ни случилось. Она одна, терять ей нечего, и даже если сейчас на ее пути встанет самое страшное и жуткое существо этого мира, оно ни за что ей не помешает – так ей думалось.
Полная решимости, она шла через темный лес, бросая свирепые взгляды на толстые черные стволы деревьев, до тех пор, пока силы и чувства не ослабли, и город не потянул ее в сон.
Что ее разбудило, она не поняла. Но, открыв глаза, застыла от ужаса, не смея пошевелиться. Прямо над ней нависло чье-то лицо. Два зеленых, сверкающих в темноте, выразительных глаза сверлили Эрите взглядом. Спустя несколько долгих минут тихий вкрадчивый женский голос спросил:
- Шуметь не будешь?
- Нет, - хрипло проговорила Ри, мотая головой.
Лицо резко отпрянуло от нее, скрывшись в темноте так быстро, что она не сумела разглядеть ничего больше. Эрите приподнялась на локте, потом села, подтянув ноги к груди. От неожиданности она не знала о чем и подумать. Не успела она опомниться и прийти в себя, как это же лицо возникло перед ней снова.
- Иди за мной, Эрите, - тихо, но твердо скомандовала женщина и, оглянувшись по сторонам, добавила: - Скорей!
Эрите продолжала молча сидеть на земле, с недоверием рассматривая в полутьме незнакомку. Длинные каштановые волосы спадали на ее острое лицо, подчеркивая и без того слишком бледную кожу, губы были недобро поджаты, а зеленые глаза по-прежнему прожигали Ри насквозь. Весь ее вид говорил о враждебности, но в тихом, пусть и властном голосе и в нервном оглядывании по сторонам угадывался страх. Эта женщина тоже боялась, и именно поэтому Ри не увидела в ней угрозы. Но подозрительность и некая доля опасения все же упрямо не хотели покидать Эрите – вот почему она до сих пор продолжала сидеть на земле.
- Я здесь живу, - заметив ее настороженность, с раздражением пояснила женщина в попытке убедить Ри следовать за ней. – И ты тоже будешь с нами жить, только не здесь. Меня зовут Марта. Идем за мной, мне надо тебя привести.
- Куда привести? Откуда ты знаешь как меня зовут? – подозрительно осведомилась она.
- Слушай, Эрите, нам нельзя здесь разговаривать. Мы тебе на месте все объясним.
- Кто мы? – не сдавалась Ри.
- Мы, вермы. Идем за мной, - почти что взмолилась она.
Эрите не знала кто такие вермы и не была до конца уверена, что эта Марта не станет причинять ей вред. Но, с другой стороны, пойти за ней было намного интереснее, чем все так же оставаться здесь и безрезультатно пытаться совладать со своими страхами. Эта женщина была первой, кого она встретила в этом мире за все время пребывания здесь, и объединиться с кем-то – значило возможность общения и новых впечатлений, возможность отвлечься от мрачных мыслей.
Любопытство и трепет перед неизвестным частично победили страх. Все-таки идти вдвоем в определенное место гораздо лучше, чем в ужасе брести одной незнамо куда. К тому же, что-то ей подсказывало, что если она не пойдет добровольно сама, то женщина все равно потащит ее силком.
- Хорошо, - решилась Ри и встала на ноги. – Куда нам идти?
- Тише, - зашипела Марта, а потом шепотом попросила: - Дай мне свою руку.
Эрите несмело протянула ее, но Марта действовала куда увереннее. Она вцепилась в нее так, что Ри даже почувствовала острые ногти, впившиеся в ее ладонь, и потянула за собой.
Женщина шла очень быстро, бесшумно ступая, и Ри еле за ней поспевала. Длинная юбка спутницы путалась под ногами, и Ри приходилось внимательно вглядываться вниз, чтобы не наступить на нее. После нескольких часов изматывающей ходьбы по жуткому лесу, за которые Марта категорично отказывалась вступать в разговоры, у Эрите не осталось сил даже на то, чтобы бояться.
- Долго нам еще идти? Давай остановимся отдохнуть, я очень хочу спать, - взмолилась уставшая Эрите.
- Еще немного потерпи, - не оборачиваясь, непререкаемым тоном ответила Марта. – Мы уже почти пришли.
Ри заметила, что чем ближе они подходили к назначенному месту, тем сильнее менялось поведение Марты. Плечи расправлялись, исчезала нервозность, преображалась походка. Даже со спины было видно, что женщиной больше не владел страх – в ее повадках читалось некое торжество, граничащее с шикарной твердостью действий.
Они стали пробираться сквозь густые заросли кустов. Марта шла первая, усиленно таща за собой Эрите, и все раздвигаемые ей жесткие ветки, возвращаясь, хлестали по лицу последнюю, которая из-за усталости не успевала вовремя реагировать.
Ри уже было все равно, куда ведет ее эта женщина, и она перестала обращать внимание на новые возникающие царапины на лице, руках и ногах, которые не было видно в темноте, но которые она, безусловно, ощущала. Несколько раз волосы Ри запутывались в труднопроходимых дебрях, но Марта не давала возможности ей аккуратно и безболезненно их вытащить. Ни на секунду не выпустив ее руку из своей и даже не ослабив хватку, она стремительно и уверенно шла вперед.
Когда уже Ри начала было думать, что эти заросли никогда не кончатся, впереди запрыгал маленький оранжевый огонек, и ей даже показалось, что она слышит голоса. Марта пошла еще быстрее, и уже через несколько минут они выбрались на большую продолговатую и голую поляну, со всех сторон огороженную густыми зарослями кустов.
Маленький прыгающий огонек оказался большим костром, вокруг которого сидело около десятка женщин. Все взгляды устремились на Эрите, и она, убрав свободной рукой запутанные лохматые волосы с лица, попыталась улыбнуться.
- Вот и мы, - провозгласила Марта и отпустила ее руку.
Женщины стали подниматься на ноги, приветствовать Эрите и называть свои имена. Свет, образованный огнем после долгого пребывания в полной тьме, казался ей чересчур ярким, и она щурила глаза, отчего спать хотелось еще больше.
Эрите почти ничего не соображала и, конечно, не запомнила ни одного из имен. Она отметила только про себя, что все женщины чем-то походили друг на друга – длинные волосы, кожа, отличающаяся бледностью даже в оранжевых бликах костра, острые и запоминающиеся лица с выразительными глазами. Все они были одеты в длинные, волочащиеся по земле юбки или платья.
Кто-то аккуратно взял ее под руку и, подведя к огню, усадил на мягкую подстилку. В оранжевом свете она сумела разглядеть и свою одежду – легкое полупрозрачное кружевное и светлое платье, длиной выше колен, больше всего походило на ночную рубашку.
- Нужно ее накормить, - услышала Ри чей-то голос, и отдаленно подумала, что она ведь еще ничего не ела в этом мире, ни разу.
Она решила ненадолго прилечь, пока они не принесут ей еды, и глаза сами собой закрылись. Последнее, что она услышала, но даже не поняла смысла сказанного, был голос Марты:
- Пусть она поспит, мы очень долго шли…
Эрите, свернувшись на подстилке возле костра, уже мирно спала и видела во сне очередную историю.



Глава 11.

РАЗГОВОРЫ У КОСТРА

Ри проснулась и открыла глаза, но почти сразу же закрыла, когда услышала возле себя тихие голоса. Она вздрогнула, но потом вспомнила предшествующие события и успокоилась. Она решила полежать еще чуть-чуть, притворяясь, что спит, и послушать о чем они говорят.
- Вас никто не заметил? – спрашивала какая-то женщина.
- Нет, возле нее в округе почти никого не было, она ушла с основной спящей зоны еще вчера, - услышала Эрите голос Марты. – Потом мы добирались окольными путями.
- Говоришь, еще вчера ушла? Сама?
- Да. Даже не знаю, что ее к этому подтолкнуло, ведь все три дня, которые я за ней наблюдала, она даже на ноги не вставала. Я уже начала было подумывать, чтобы тихо выкрасть ее, пока она спит. Но вчера под конец дня она взяла и пошла.
- Ты объяснила ей, кто мы и кто она?
- Нет, не успела еще. Боялась, что нас услышат – она и без этого так шумела!
- Ничего удивительного, если она ни о чем не знает.
- Принесите Эрите еды, - подала голос другая женщина, находившаяся где-то сзади от Ри, не рядом с костром. – Она уже не спит.
Эрите, не ожидавшая, что они раскроют ее маленький обман, открыла глаза и села.
- Я просто хотела послушать, о чем вы говорите, - смущенно призналась она.
Женщина, которая только что разговаривала с Мартой, расхохоталась:
- От Астреи ничего не скроешь, она чует любой обман, даже самый незначительный.
Эрите повернулась посмотреть на Астрею, ей стало интересно, как она выглядит. Женщина сидела боком к основной группе верм возле костра, немного поодаль, метрах в десяти, на земле, подобрав ноги под себя и тесаком обтачивала какую-то ветку. Она, почувствовав на себе взгляд, мельком посмотрела на Эрите и улыбнулась, чего последняя вовсе не ожидала.
Языки света от огня еле дотягивались до того места, где находилась Астрея, и иногда был виден лишь ее силуэт. Но в моменты, когда женщина озарялась оранжевыми бликами пламени, Эрите все же смогла разглядеть ее длинные, до поясницы, черные волосы, спадающие крупными волнами, чуть-чуть не достававшими до земли, и черное платье, обтягивающее верхнюю часть тела, но свободное к низу, отчего его большая часть, на которой она не сидела, лежала рядом.
- Что вы делаете? – поинтересовалась Эрите, наблюдая за ее занятием.
- Стругаю ветвь, - лаконично ответила Астрея, и Ри поняла, что та не особо настроена на разговор.
Только сейчас Эрите смогла оглядеться по-настоящему. Продолговатая закругленная поляна, на которой они находились, по размерам была сопоставима с третью, а то и с четвертью центральной поляны Рассвета, только эта со всех сторон была огорожена высокими зарослями кустов, без единого просвета между ними.
Огонь освещал не всю местность, но все же позволял приблизительно видеть очертания предметов. Поляна не была пустой, как изначально показалось Эрите, когда она шагнула на нее впервые. Подальше от них, в темноте, стояло зеркало, судя по отражаемым в нем остаткам света.
- А можно мне посмотреться в ваше зеркало? – загорелась идеей Ри, которой захотелось узнать, как она выглядит в этом мире.
- Какое зеркало? – не поняла Марта и недоуменно переглянулась с остальными женщинами.
- Ну, вон то, - указала Ри.
- Это не зеркало, это озеро, - пояснила женщина, сидящая ближе к ней.
- Да нет, я имею в виду вон тот вертикальный предмет, - рассмеялась Эрите, которой и в голову не приходило, что она могла перепутать такие разные вещи.
Но никто больше не засмеялся. Все с серьезным видом глядели на нее, как бы давая понять, что они и не думали шутить.
- Озеро? – растерянно переспросила Эрите. – Может быть, мне отсюда не видно, но мне все-таки кажется, что оно вертикальное и… узкое. Озеро таким не бывает.
- Как это не бывает, когда вон оно стоит, - ответила женщина, которая недавно разговаривала с Мартой, так, будто услышала от Ри несусветную глупость, и остальные закивали, показывая, что они согласны с ее словами.
Эрите, оглядев их убежденные лица, решила не спорить. Вместо этого она, смущаясь, попросила:
- Вы не могли бы повторить свои имена? Мне очень неловко, но вчера, когда вы представлялись, я так хотела спать, что не запомнила ни одного имени.
- Вчера? – переспросила Марта. – Мы пришли сегодня, совсем недавно. Просто ты постоянно спишь.
- И долго я спала?
- Часа два, наверное.
- Странно, я чувствую себя выспавшейся.
- Еще бы, два часа проспать! – хохотнула женщина с темными, местами седыми волосами, и добавила: - Меня зовут Имра. Спать несколько раз в день, по два часа – это очень много. Но скоро ты избавишься от этой ненужной привычки и перестанешь просыпать всю свою жизнь.
- Я перестану спать совсем? – не поверила Ри.
- Нет, ты перестанешь спать так часто. Будешь делать это не чаще раза в неделю. Ну, или для того, чтобы увидеть нужный сон.
- Как это? – неопределенно поинтересовалась она.
- То есть спать, когда тебе необходимо что-либо узнать. Во сне открываются все секреты, чтобы ты могла получить ответы на определенные вопросы, - разъяснила Имра.
- А когда я избавлюсь от этой привычки? – медленно спросила Ри.
- Когда станешь одной из нас, - пожала плечами абсолютно седая женщина, которая разговаривала с Мартой, пока Ри притворялась спящей, так естественно, будто бы говорила о погоде. – Меня Софра зовут, кстати.
- Кем я стану?
- Одной из нас, вермой.
- Что значит «верма»? И как я смогу ей стать? И вообще, сейчас тогда кто я?
- Давай по порядку, - предложила Имра. – Сначала познакомься со своими будущими сестрами, и тогда мы постараемся тебе все рассказать.
Эрите кивнула, и Имра указала на женщину, которая сидела ближе к самой Ри:
- Это Канна. Она отличается от остальных тем, что в совершенстве владеет снами. Она лучше всех нас умеет вовремя вызвать нужный сон.
Канна заулыбалась, и в смущении поправила свои прямые светло-русые распущенные волосы. Как заметила Эрите, она была единственной женщиной с натуральными светлыми (а не поседевшими) волосами. Ее темно-серое платье удачно подчеркивало выразительные глаза, и по цвету было всего на тон или два темнее их цвета.
- А это – Яга, - продолжала Имра. – Она знает все о травах и растениях, умеет делать настойки и смеси, лекарства и яды, варить дурманы или совершенно безобидные чаи и другие напитки.
Старая женщина исподлобья взглянула на Ри. В ее водянистых, будто выцветших глазах читалось недовольство, а весь ее внешний вид говорил о том, что ей не меньше, а то и больше ста лет. Платок, повязанный на голову, скрывал волосы, а шаль на угловатых плечах не могла скрыть нездоровую худобу. Эрите разглядела и безобразные костлявые морщинистые руки с острыми желтыми ногтями, когда та по-старушечьи утерла свой огромный, на пол-лица, горбатый нос.
- С Астреей ты уже знакома, - кивнула Имра на женщину, которая до сих пор обтачивала ветвь. – Она не только умеет распознавать обман, но и яростно защищает правду. Астрея самая справедливая из нас, и она здесь самая главная. Ее мнение ценнее, чем мнения большинства, и в случае приказа, что бывает очень редко и только в особых ситуациях, ты должна ей подчиняться.
Ри с удивлением посмотрела на черноволосую женщину в черной одежде, которая как ни в чем не бывало продолжала делать свое занятие.
- Но если она здесь самая главная, то почему она работает? Она ведь может просто отдать приказ.
- Я не пользуюсь своим положением, - ответила ей сама Астрея, - это было бы несправедливо. Меня наделили главным голосом не для того, чтобы я чувствовала власть, а затем, чтобы было единство нашего народа. Когда живешь группой, главное слово необходимо. Это избавляет от путаницы и хаоса в действиях, иначе – все будут поступать так, как думают, и наши поступки будут противоречить поступкам каждого.
- На вот, поешь, - вдруг вмешалась седоволосая Софра, протягивая деревянную глубокую чашку.
Эрите не видела, как женщина успела что-то приготовить, ведь еще, казалось, минуту назад она просто сидела у костра. Ри аккуратно взяла чашку и осторожно понюхала жидкое варево.
- Это рыба? – неуверенно спросила она, потому что запах отдаленно напомнил ей, как Бонифаций в Рассвете ел нечто подобное.
- Да, - подтвердила Софра.
- Но откуда здесь рыба?
- Из озера.
Раньше Эрите не знала, что рыба может жить в озере – в рассветном озере никакой рыбы не было и в помине. Да к тому же она до сих пор сомневалась, что под «озером» эти женщины подразумевают именно то, о чем думала она сама. Поэтому, не задавая никаких вопросов, она просто стала есть. Ложку ей не дали, из чего она сделала вывод, что едят здесь руками.
Было достаточно вкусно и горячо: она то и дело обжигала пальцы, когда доставала из чашки кусочки рыбного мяса, а также губы, язык и горло, когда отхлебывала бульон. Но последний раз она ела в Рассвете, поэтому на такие мелочи обращать внимание было бы глупо.
А тем временем Имра продолжала знакомить ее с остальными.
- Вот, кстати, Софра у нас гадает. То есть она может рассказать тебе о твоем прошлом, знает, что творится с тобой в настоящем и способна понять, что тебя ждет в будущем. Она распознает знаки – в растениях ли, природных явлениях или в окружающих звуках. От нее не скроется ни одна мелочь.
- Я понимаю – предсказывать будущее. Но зачем тебе рассказывать о моем прошлом? Разве я сама не знаю, что со мной было? – проглотив обжигающую похлебку, недоуменно обратилась к гадалке Ри.
- Ты не можешь знать все, что с тобой было. Некоторые вещи, касающиеся тебя, тебе не известны.
- Как это не известны? – не поверила Ри. - Я знаю все, что меня касается!
- Ну, например, - принялась объяснять Софра, - ты не знаешь, что о тебе говорили, когда тебя не было рядом, или что обсуждали над твоим ухом, пока ты спала. Ты не знаешь, каким задумкам, идеям и планам насчет тебя не суждено было исполниться, сколько насчиталось упущенных возможностей изменить свое будущее. Ты не представляешь, сколько непонятного смысла, казалось бы, в обычных и повседневных фразах или чужих поступках ты упустила, не понимаешь что именно привело к какому-либо событию, на твой, хоть и ошибочный, взгляд, совершенно неожиданному – потому что ничего неожиданного и спонтанного нет, есть только твоя неготовность к восприятию ситуации. В конце концов, ты не знаешь, чем обернулись твои определенные действия, и как они повлияли на судьбы других. Да и вообще, ты не знаешь о том, как живется без тебя твоим близким, что стало с теми, о ком нет возможности узнать.
Эрите пораженно сглотнула – Софра попала в самую точку, задела за живое. Она говорила так, будто видела жизнь Ри перед своими глазами.
- А ты знаешь? – неуверенно спросила Эрите, потому что еще не решила, хорошо это или плохо.
- Я могу все это узнать, - серьезно проговорила Софра.
Ри замолчала, задумавшись, и даже есть перестала. Впрочем, погрузиться в себя ей не дала Имра, которая после паузы как ни в чем не бывало снова заговорила.
- С Мартой ты знакома дольше, чем с нами, но по-прежнему не знаешь о ней ничего. Она – проводник, ее призвание – оставаться до последнего незамеченной, выполнять задания преимущественно в той зоне, из которой она тебя забрала. Она научилась быть абсолютно бесшумной и практически невидимой для наших недругов, а это очень важно и ценится всеми нами.
- А какие у вас недруги? И почему там мне было невыносимо страшно, а здесь – совсем нет?
- Нечисть, - презрительно каркнула Яга и сплюнула.
Эрите в немой просьбе объяснить повернулась к самой разговорчивой Имре, и та не заставила себя долго ждать.
- Наши главные враги – Тени, Духи и Сны.
- Сны? Вы же сами говорили, что Канна в совершенстве ими владеет. Получается, что враги в ее власти. Тогда какие же это враги?
- Сны, которыми я владею, совсем не те Сны, которые там, - разъяснила русоволосая Канна. – Мои сны нельзя потрогать, они приходят только тогда, когда я сама этого хочу. А те сны осязаемы, они приходят вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. Их нельзя приручить, они дикие.
- Да ты и сама их видела, - вмешалась Марта. – Помнишь густую белую массу, стелящуюся по земле?
- Жуткий туман? – содрогнулась от воспоминаний Ри.
- Называй как хочешь. Пока ты бодрствовала, Сны наводили на тебя ужас, давая понять, что полностью тобой владеют. Именно из-за них ты так часто спала. Сны не отпускали тебя ни на минуту, и, засыпая, ты познавала их со всех сторон.
- Что это значит?
- Эти Сны бывают разными. Одни – предсказывают, другие – показывают настоящее, третьи – пугают. Какие-то из них вызывают воспоминания, какие-то – рассказывают посторонние истории… Но все они – правда. Ты сама не понимаешь, насколько стала от них зависимой. Они завлекают, проникают в твои мысли – и вот тебе уже все больше и больше нравится и хочется спать.
- Точно, - подтвердила Эрите. – Во сне я чувствовала себя гораздо комфортней. Значит, они действительно показывали правду? – тихо спросила она, хотя сама знала ответ, с того самого момента, как кулон перестал передавать эмоции Бонифация.
Ее вопрос тактично оставили без внимания, поэтому она задала другой.
- А на вас Сны влияют? Вы тоже в той зоне так часто спите?
- На нас они действуют по-другому, - помотала головой Марта. – Мы не спим, мы видим все истории перед глазами, оставаясь при этом наяву. Но есть и такие, которыми Сны овладели до конца – теперь они спят всегда, ни минуты не бодрствуя. Мы называем их Духи.
Эрите расширила от ужаса глаза:
- Вообще не просыпаются? И их никак нельзя спасти? Совсем? Получается, что я и сама могла стать одной из них…
- Их не только нельзя спасти, но они еще и опасны для нас, - медленно проговорила Имра, многозначительно подняв бровь. – Сны очень заразны, ты и сама до сих пор ими заражена, не удивительно, если тебе скоро опять захочется спать. Это пройдет, когда ты станешь вермой, но даже тогда они не перестанут тобой владеть, правда, всего лишь частично – в непосредственной близости от Снов ты будешь видеть истории, но не будешь спать. А Духи – это те же рабы, заложники Снов. Если кого-нибудь из них разбудить: нарочно или случайно – громким поведением, например, то можно не сомневаться, что этот Дух завлечет тебя в Сны.
- Но Марта ведь сказала, что они никогда не бодрствуют. Как их можно разбудить?
- В этом-то и скрывается весь ужас – на самом деле они будут продолжать спать, вот только тебе будет казаться наоборот. Внешне выглядит, что Дух бодрствует, но это только до тех пор, пока ему не удастся тебя завлечь. Как только это произойдет, вы вдвоем уснете уже навсегда.
- То есть, по-настоящему Духов нельзя разбудить вообще? – посмотрела Ри на Марту, и та кивнула. – Но ведь можно как-то ему противостоять?
Марта помотала головой.
– А что он делает? Как завлекает?
- Тебе это покажется простым, или даже смешным, - предупредила Имра, - но он всего-навсего говорит. Как только ты услышала его первую фразу, можно быть уверенным, что тебя уже не спасти.
- А что такого он говорит?
- Никто из нас не слышал, это же очевидно. Но Духи умеют убеждать, уж поверь. Ты сама после нескольких минут общения перестанешь сопротивляться, тебе все его слова покажутся чрезвычайно привлекательными, и ты сделаешь все, лишь бы поскорее заснуть и не просыпаться. Так мы потеряли нашу сестру. Это было очень давно, она, как и Марта, которой тогда еще не было с нами, часто ходила в ту зону на задания. И однажды не вернулась. Мы пошли ее искать, и нашли спящей, - понизила голос Имра, и у Ри мурашки побежали по телу.
- А Тени? Чем опасны они?
- А Тени – это твои страхи. Если ты сможешь победить страхи, то и Тени для тебя не опасны. Если же нет… - не закончила фразу Имра.
- Что будет, если нет? – в нетерпении спросила Ри.
- А ты подумай. Когда ты чего-то боишься, чаще всего начинаешь кричать, паниковать – в общем, вести себя шумно. Просыпаются Духи – а дальше ты уже знаешь.
- Но возможно ли в этом городе подавить в себе страхи? Сколько я не пыталась, мир как будто не дает это делать.
- Ты пыталась их подавить, а нужно победить. Это очень большая разница, - подала голос ранее молчавшая и пока еще незнакомая молодая девушка с багровыми волосами. – Страх – это тот же вирус: если его не лечить, а всего лишь притуплять симптомы, то рано или поздно он снова дает о себе знать. Но стоит его вылечить, и у тебя сразу же появляется иммунитет, который не позволит тебе больше так легко заразиться этой болезнью. Притуплять в себе страхи нет никакого смысла, поэтому и сам город не позволял тебе это делать.
- А у этого мира есть название?
- А как бы ты сама его назвала?
- Я придумала ему имя еще в той зоне: Город Снов.
- И ты не ошиблась, - ответила все та же незнакомая девушка. – Всем этим миром владеют Сны, это их город.
Эрите подумала, что когда она давала название этому миру, то совсем другое имела в виду. Но все равно оказалась права.
- Это, кстати, Ядвига, - встряла Имра, стрельнув глазами на молодую девушку. – Она по возможности охраняет нас, она воительница – в этом деле у нее очень большой опыт.
- Большой? – недоверчиво переспросила Ри, а потом сразу же смутилась: - Простите, я не хотела вас обидеть. Просто ты… вы, - поспешно поправилась она, ругая себя за то, что ничего не зная о ней, начала делать преждевременные выводы, - вы такая молодая…
- Обращайся ко всем нам на «ты», мы почти твои сестры, - улыбнулась Ядвига. – А я на самом деле старше всех остальных верм, - лукаво подмигнула она.
- Старше? Э-э… - Ри почувствовала неловкость. Ей так хотелось спросить, действительно ли она старше самой старой на вид Яги, что вопрос почти сорвался с ее языка, но она успела вовремя остановиться, поняв, что этим только обидит саму Ягу.
- Яга здесь самая молодая, - будто прочитав ее мысли, вставила седовласая Софра. – За исключением тебя, конечно.
- То есть, чем ты старше, тем моложе выглядишь? – внезапно догадалась Ри.
- Точно, - подтвердила Имра.
- Но почему так?
- Считается, что из Города Снов может уйти только тот, чьи помыслы будут сравнимы с помыслами ребенка. Ты взрослеешь, а вместе с тем умнеешь и набираешься опыта. А с мудростью приходит иной взгляд на вещи, и чем чище и приближеннее этот взгляд на мир ко взгляду младенца, тем и ты сама моложе. Это ведь логично.
- А мне всегда казалось, что мудрость и детство не сочетаемы.
- Наоборот. Детская – врожденная – мудрость гораздо ценнее приобретенной. Но она имеет свойство утрачиваться в процессе взросления, и ей на смену приходит иная, полученная с опытом. Но такая мудрость отнюдь не всегда может сравниться с чистотой первой. Именно поэтому те, кому удается мыслить так же чисто как детям, хорошеют и молодеют на глазах.
- То есть, если я здесь самая молодая, то выгляжу старше всех? – с ужасом стрельнула глазами в сторону Яги Эрите.
- Пока нет, ты еще не верма. Но когда ей станешь, то будет ли иметь значение то, как ты выглядишь? – Астрея, которая, закончив свое занятие и, наверное, полностью обточив ветвь, подошла к костру и села возле Ри. – Нужно уметь жить в любом состоянии, не выражая и не чувствуя недовольства.
- А что нужно для того, чтобы стать вермой?
- Ты должна пройти своеобразный обряд посвящения, - снова ответила Астрея, грея руки над костром.
- А когда это произойдет?
- Как только ты сама будешь к этому готова.
- Я готова.
Большинство верм рассмеялись.
- Ты же даже не знаешь, кто мы такие и чем занимаемся, - напомнила Имра.
- Чем бы вы не занимались, это лучше, чем заснуть навсегда, - серьезно посмотрела на нее Эрите.
- Но ты ведь даже знакома еще не со всеми.
- Так познакомь меня, пожалуйста, - попросила она.
Имра смерила ее оценивающим любопытным взглядом, но все же выполнила просьбу.
- Вот Тиара. А вот это Агла, - указала она по очереди на двух женщин. – Только с ними ты еще не знакома. Агла обладает способностью внушения. Если, например, ты в чем-то безосновательно сомневаешься, она с легкостью убедит тебя. А благодаря Тиаре мы можем летать.
- Вы можете летать? – обрадовалась Ри.
- Тиара делает особые амулеты, которые позволяют нам на время подниматься в воздух.
Эрите с восхищением взглянула на молодую женщину, сидящую через костер от нее, напротив. Судя по ее сияющему и какому-то непосредственному виду, она жила в Городе Снов уже давно. В волосах почти не осталось седины, и в свете от костра они отливали темным вишневым цветом. Она тоже была одета в длинную юбку, которая полностью закрывала подобранные под себя ноги.
Потом Эрите внимательнее рассмотрела Аглу. Зрелая женщина, блестящие каштановые волосы сплетены в две косы, особо красивые глаза. Не просто выразительные как у всех, ее глаза были мягкого медового цвета, и от этого взгляд казался ласковым и добрым. Впрочем, острые и изогнутые брови наоборот добавляли в ее внешность резкий и даже агрессивный момент, создавая при этом очень противоречивые впечатления. Эрите так и не смогла понять – нравится ей Агла или нет.
- А в чем твоя особенность? – поинтересовалась Ри, обращаясь к Имре.
- Я понимаю запахи, - ответила она, и, заметив озадаченный и слегка удивленный взгляд Эрите, пояснила: - Запахи событий, эмоций, чувств.
- Ого… - протянула Эрите, наконец поняв ее правильно. – Ты можешь, например, разговаривая с кем-то, по запаху определить, что он чувствует?
- Не обязательно при этом с ним разговаривать, достаточно просто о нем подумать, - улыбнулась  Имра.
Почти сразу Эрите в голову пришел новый вопрос.
- А почему вы меня забрали из сонной зоны? Почему не оставили там, как других, засыпать?
- Мы не нарочно не забрали вовремя оттуда остальных, - серьезно ответила Марта. – Наш народ может забирать только тех, о ком достоверно известно, что в будущем они покинут Город Снов. Если же известно обратное, то мы не имеем права их забирать к себе, потому что они – будущие рабы Снов, их будущая собственность.
- Неужели это последний мир спящих?
- Да, но только касаемо их тела. Во сне они продолжат путешествовать по мирам, ведь Сны будут показывать им разные, но всегда правдивые, истории.
- Получается, что Сны украли у спящих жизнь? – промолвила Эрите. – Ведь во сне они не живут, они только смотрят на все со стороны…
- Именно это и определяет главным образом то, насколько опасны Сны. Они создают иллюзию жизни.
- Это ужасно, - искренне так считая, произнесла Ри, а потом, словно о чем-то вспомнив, помедлив, спросила: - Марта, а зачем ты за мной следила все три дня, что я находилась там одна?
- Выбирала подходящий момент, чтобы увести тебя. В первый день ты была очень напугана, и если бы я к тебе подошла, то ты наверняка испугалась бы еще больше и закричала. А Тени все время были рядом, очень близко, я видела их несколько раз. К тому же, Сны показали тебе кошмар, после которого ты вообще не была адекватной, - Марта намеренно упустила подробности, и Ри благодарно на нее посмотрела. – И вот когда ты вдруг ни с того ни с сего решила пойти, я, честно говоря, подумала, что это провал, и что ты непременно наткнешься на Теней или разбудишь Духов. Но хорошо, что все обошлось. Каким-то чудом ты будто нарочно ушла из спящей зоны туда, где опасностей стало немного меньше. И тогда я подумала, что если ты пошла одна, значит уже готова идти со мной. Поэтому я села возле тебя и ждала, когда ты проснешься, в любой момент готовая зажать тебе рот, если вдруг начнешь кричать. Хорошо, что все обошлось.
Эрите зевнула. Понемногу начинало клонить в сон.
- А вы – единственные, не спящие в этом городе?
- Конечно нет. Город огромен, мы до сих пор не знаем его масштабов, даже приблизительно не можем сказать, сколько здесь живых и сколько спящих. Но мы постоянно встречаемся с нашими соседями: случайно – в лесу на заданиях, запланировано – когда летаем в гости, или же наоборот, принимаем гостей.
- Вы дружите с ними? А сколько их? – полюбопытствовала Ри.
- Не то что дружим, скорее, сотрудничаем, - продолжала Марта. – Тиара снабжает их амулетами для полетов, Яга – зельями и отварами по случаю, к Софре, Имре и Канне тоже часто обращаются. А соседи, в свою очередь, шьют нам одежду, изготавливают посуду… Иногда мы все собираемся на совет – обсудить вопросы, связанные с предстоящим, с городом и его территориями, с отдельными моментами, вызывающими разногласия. Еще реже мы встречаемся, чтобы проводить кого-то в другой мир или, наоборот, принять в наш – на обрядах посвящения. У нас две группы соседей, потом ты их и сама увидишь.
- А когда будет обряд посвящения? – снова зевнув, поинтересовалась Ри.
- Завтра, если ты к этому готова, - пожала плечами Марта.
- Я готова, - подтвердила Эрите. – А как я узнаю, когда будет завтра?
- Станешь вермой – научишься и этому, - пообещала русоволосая Канна, которая доселе сидела молча.
- Но хотя бы скажите, сколько времени осталось до завтра, - попросила она.
- Достаточно для того, чтобы выспаться, - рассмеялась Софра. – Ложись прямо сейчас.
- А вы не обидитесь?
- На больных не обижаются, - улыбнулась самая старшая, но самая молодая на вид Ядвига. – Сны, как и страхи, действуют на тебя словно вирус. И в данный момент ты заражена Снами больше нашего. Поэтому спи, - заботливо добавила она.
- А я полетела к нашим соседям, - сообщила Марта. – Предупрежу их о том, что завтра будет обряд посвящения.
Пока Эрите с удобством устраивалась на мягкой, теплой от огня подстилке, остальные вермы поднялись на ноги, чтобы проводить Марту. Тиара надела ей на шею кулон, Астрея напомнила о том, что нужно взять у тех двух групп для обряда посвящения – Ри услышала о цветах, масле, каких-то особых камнях… И только когда все наперебой пожелали Марте удачи, она оттолкнулась от земли  и взлетела.
Эрите, уже лежавшая с закрытыми глазами, вдруг вздрогнула от пронзительного гортанного звука, в котором угадывалось и торжество, и свобода, и чувство превосходства. Приоткрыв глаза, Ри успела увидеть, как Марта поднимается вверх, и ее длинная юбка, трепыхаясь в воздухе и задевая об ноги, издает звуки, очень похожие на взмахи крыльев птиц. Она живо вспомнила, как, лежа в полной тьме в спящей зоне, съеживалась от ужаса, боясь, кем же могут оказаться эти «птицы» на самом деле.
Эрите провалилась в сон, все еще улыбаясь своим мыслям.


Глава 12.

НЕОЖИДАННОСТЬ


Эрите проснулась и, сладко потянувшись, открыла глаза и медленно села. Возле костра никого не было, и, повертев головой, она заметила в неосвещенной зоне темнеющие передвигающиеся силуэты. Ри встала и, вглядываясь в тьму, пошла к ним.
Все были заняты подготовкой. Яга и Софра укладывали сухие ветки в кучки на равном расстоянии друг от друга, симметрично по обе стороны от выложенной камнями тропы, которая упиралась в тот самый вертикальный предмет, издалека казавшийся зеркалом. Даже сейчас, стоя вблизи от него, хоть и в темноте, Ри продолжала про себя упрямо считать его зеркалом – по бликам, которые предмет отбрасывал.
- Ты проснулась, - подошла к ней Астрея. – Сейчас я начну готовить тебя к обряду. Ты должна знать, как себя вести, ведь этот праздник твой. Я расскажу о некоторых правилах.
- И как мне себя вести? – заинтересованно спросила Ри.
- Ну, во-первых, обрати внимание на эту каменную тропу. Эти камни – особенные, их доставили нам наши соседи по просьбе Марты.
- Гости уже успели прилететь? И Марта вернулась?
- Нет, Марта полетела к другой группе, а первые соседи только доставили камни и снова улетели – они по всем правилам дают нам время на подготовку. Другие соседи поступят точно так же. Так вот. По этим камням еще никто не ходил, ты должна будешь пройти по ним первой. Это очень непросто, потому что они неровные, а их еще и маслом польют.
- Зачем все так усложнять? – Эрите сразу же представила, как она на глазах у всех поскальзывается и падает.
- Камни символизируют стойкость, твердость характера. Новые камни открывают для тебя возможность овладеть чем-то новым, еще никем не познанным. Маслом поливают для того, чтобы все у тебя шло гладко. Но масло на камнях – это еще и своеобразное испытание: достойна ли ты быть вермой, сможешь ли справиться с трудностями.
- Астрея, а если я упаду? – озвучила свои опасения Эрите.
- Нельзя тебе падать, - расширив глаза, предупредила она. – Нам ни к чему лишние трудности.
- Лишние трудности? – сглотнула Ри.
- Ничем хорошим падения не заканчиваются, это плохой знак – так говорит Софра. Ты должна стараться.
- Хорошо, - неуверенно пообещала Эрите. – А что будет потом?
- Ты подойдешь к озеру, - указала Астрея на вертикальное «зеркало», - и Канна с Тиарой начнут осыпать тебя цветами. Цветы – символ жизни, они помогут тебе избавиться от зависимости жить иллюзиями во сне. После всего этого тебе надо будет нырнуть в озеро.
- Астрея, ну как же в него нырнешь, если это зеркало? – не удержалась Ри.
- Да почему зеркало, когда озеро! Пойдем, я тебе покажу… Только аккуратно, иди сбоку от тропы, не наступай на камни – ты должна будешь пройти по ним всего раз.
Эрите послушно пошла за ней, сторонясь тропинки. Они подошли к «зеркалу» - сбоку оно казалось абсолютно плоским.
- Не трогай его, тебе пока нельзя, - предостерегла ее Астрея.
Сама же она просунула руку сквозь поверхность внутрь, потом вытащила и показала ее Ри. Рука действительно была мокрая, капельки воды стекали и падали на землю.
Эрите ахнула:
- Неужели это правда озеро? Но ведь оно вертикальное!
- А каким же оно должно быть?
- В моем мире озеро было большим, величиной, наверное, со всю эту поляну. И оно находилось на земле, то есть внизу…
- И как ты туда ныряла? Вниз головой что ли? – моргнула Астрея, перебив ее на полуслове.
- Конечно, как же еще?
- Ну, в наше озеро нырять нужно немного иначе…
- Это я уже и сама поняла.
- Только не заплывай слишком далеко, в первый раз можешь заблудиться и не найти выхода – тогда тебе просто не хватит воздуха и ты задохнешься.
- Так там еще и дышать нельзя? – расстроилась Эрите.
 - Кто же под водой дышит? – очень странно посмотрела на нее Астрея.
Ри решила не отвечать.
- В общем, только нырни и плыви обратно, поняла?
- Да. А что дальше делать?
- Как только ты выйдешь из воды, ты станешь настоящей вермой. Ты не должна пугаться или удивляться, но ты постареешь на несколько десятков лет и, скорее всего, будешь чувствовать себя не лучшим образом. Но ты терпи, пока тебя не поздравят все гости и мы, твои сестры. И, желательно, улыбайся. Самое главное – запомни имена царей групп.
- Царей? – удивленно переспросила Ри.
- Они себя так величают, - небрежно и с каким-то осуждением проговорила Астрея. – В первой группе царь – мужчина, его зовут Крон. Во второй группе – женщина, Рунна. Ты их сразу узнаешь, они всегда подчеркивают свое особое положение и ведут себя достаточно высокомерно. К тому же, после меня им положено подходить первыми. Просто вежливо прояви уважение: поприветствуй и поблагодари каждого из них поименно. А потом будут танцы, все будут веселиться. Вот в этом можешь не принимать участия – в старости это очень тяжело. Всегда находись в зоне видимости, чтобы все желающие могли с тобой поговорить или познакомиться. Можешь сидеть, например, у костра.
- Я все поняла. А скоро все это начнется? Или мне придется спать еще раз перед торжеством?
Астрея оглядела все приготовления и, на минуту задумавшись, медленно проговорила:
- Я думаю, что нет, не придется. Вон, кстати, и Марта прибыла с соседями, но они сейчас улетят, ненадолго, совсем скоро вернутся.
Эрите завертела головой, но в темноте так и не увидела ни гостей, ни Марты, пока последняя сама не подошла к ним вплотную.
- Почти все готово? – спросила она.
- Да, - согласилась Астрея, - осталось еще чуть-чуть. Кстати, Эрите, когда тебя будут поздравлять наши гости из группы Рунны, они подарят тебе одежду, и ты должна будешь ее сразу надеть – так принято.
- Хорошо, - пообещала Ри. – Слушай, а разве не опасно устраивать здесь танцы и веселья? А если Духи проснутся?
- Такого еще ни разу не было. Наша поляна слишком далеко от спящей зоны, к тому же, у нас есть защита, - она указала на густые и продолжительные заросли кустов, которыми была огорожена вся площадка по периметру.
- Ты же сама видела, какая серьезная у нас защита, - вмешалась все еще стоявшая рядом Марта, которая, видимо, для чего-то ждала Астрею.
- Еще вопросы есть? – уточнила самая главная верма.
Ри помотала головой, и Астрея, кивнув, удалилась, на ходу обсуждая что-то с Мартой.
Эрите подошла к костру. Минуту-другую она постояла рядом, грея руки, а потом оглядела себя. Бледные босые ноги сплошь были покрыты царапинами и ссадинами, и Ри, которая до сих пор так и не видела себя в отражении, могла только догадываться, насколько оцарапаны лицо и шея, и как сильно взлохмачены и запутаны волосы.
А вот короткое, сплетенное из одних кружев, платьице – такое легкое, что Ри даже не ощущала его на себе, - хотя и было светлым, почти белым, достойно выдержало все испытания: не порвалось и не загрязнилось. Она припомнила, как Марта говорила, что три дня Ри, не вставая, сидела или лежала на голой земле, да к тому же чего только стоят эти густые заросли, которые с такой легкостью исцарапали ее кожу, но так и не сумели причинить никакого вреда ее одежде. Это было действительно странно, и Ри подумала, что, должно быть, кружева сплетены из каких-то особо прочных нитей.
Она перевела взгляд и глазами наткнулась на то место, где Астрея вчера обтачивала ветвь. Мелькающие языки света не полностью дотуда дотягивались, то и дело ускользая и не давая возможности разглядеть обстановку, поэтому она решила сама подойти и посмотреть.
Как только ее глаза более-менее привыкли к темноте, она в изумлении выдохнула. Образуя ровный полукруг, в воздухе зависли десять гамаков, и только приглядевшись, Ри увидела, что они замысловатым образом привязаны не к стволам деревьев, а к их густым кронам. Гамаки были сплетены из тонких и гладких обрезков деревьев, и Эрите поняла, что Астрея вовсе не обтачивала ветвь, она ее именно стругала, получая гибкие и прочные «нити».
Один из гамаков отличался от других – он был светлее, и от него веяло запахом свежего дерева. К тому же, висел он справа самым крайним, поэтому было очевидно, что его сделали недавно, специально для Эрите.
Ее тронула такая забота. Честно говоря, она и подумать не могла, что у каждого здесь есть свое спальное место, ей казалось, что все вермы спят возле костра.
Ри аккуратно прикоснулась к своему гамаку, улыбаясь, и подумала, что вполне вероятно, она сможет почувствовать себя в этом мире родной и нужной.
- Эрите, - услышала она совсем рядом чей-то голос и от неожиданности вздрогнула. – Пойдем, нам пора, - Ядвига осторожно взяла ее под руку.
- Как? Уже? – занервничала Ри.
Кто-то с другой стороны тоже взял ее под руку и, повернувшись, она увидела Аглу.
- Не бойся, ничего страшного в этом нет. Идем, все уже ждут, - произнесла та, и Эрите почему-то сразу стало спокойнее.
Вермы провели ее мимо костра, зашли в неосвещенную зону, а потом остановились и разошлись в стороны, оставив Эрите одну. Ри, стоя на месте и не видя ничего в кромешной тьме, ждала недолго. Буквально через несколько секунд темнота вдруг озарилась вспыхнувшими почти одновременно кострами по обе стороны от каменной тропы, и Эрите увидела, что сама она находится перед ней очень близко – стоит только сделать шаг.
Зазвучала ритмичная музыка, и все сидевшие на земле гости, многочисленные лица которых виднелись за кострами, стали петь что-то неразборчивое, но тоже ритмичное и быстрое, в такт музыке. Кто-то отбивал дробь на инструменте, похожем на барабан, а кто-то играл на таких инструментах, название которым Ри не смогла бы придумать, даже если бы и захотела.
Яга и Имра с боков стали поливать камни жидким маслом с больших деревянных ведер, и Эрите увидела, как густая жижа обволакивает неровные булыжники, отчего те начинают блестеть. Масла было так много, что его излишки, скользя по камням, лужами растекались по земле. Когда одна из таких луж дотекла до босых ног Ри и коснулась своим маслянистым жиром ее стопы, Эрите поняла, что дальше ждать не имеет смысла.
Глубоко вдохнув, она, стараясь не поскользнуться, аккуратно сделала маленький шажочек к тропе и ощутила, как нога с хлюпаньем погрузилась в жижу. Один полноценный шаг до камней Эрите растянула в четыре маленьких, думая, что чем медленнее и осторожнее ступать, тем меньше вероятность оступиться и упасть.
Наконец она добралась до самих камней и на минуту застыла. Предстояло ступить на скользкие угловатые булыжники, и Ри подняла взгляд, оценивая расстояние.  Сейчас уже эта тропа казалась непозволительно длинной, почти бесконечной – когда она увидела ее впервые, она так не думала.
Эрите не представляла, как сумеет преодолеть такое препятствие, но даже мимолетных или панических мыслей о том, что надо вернуться, у нее не было. Она нашла глазами Тиару и Канну, которые ждали ее в другом конце тропы по обе стороны от озера, и те ободряюще ей улыбнулись. Как ни странно, это придало сил.
А шум усилился – народ вокруг стал петь громче и быстрее, в ушах отдавался ритм выстукивавшейся дроби, гости были в нетерпении и предвкушении зрелища. Стоять на месте стало неприлично, поэтому Ри, чувствуя, как внутри сердце бешено заколотилось, занесла ногу над каменной тропой и очень осторожно опустила ее, после чего, приняв более-менее устойчивое положение стопы и вцепившись пальцами ноги в камень, так же осторожно перенесла с земли на тропу вторую ногу.
Народ стал вести себя еще громче, все так же продолжая петь, а Ри, изо всех сил удерживая равновесие, сделала второй маленький шаг. Не отвлекаясь ни на что и не поднимая глаз, она сосредоточенно смотрела под ноги, выбирая место, куда поставить ногу будет наиболее безопасно. Еще две минуты, и позади уже третий шаг.
Считая про себя шаги, Эрите очень медленно передвигалась, и вскоре почувствовала, как все ее тело заныло от напряжения. Она точно знала, что еще не прошла и половины, но сдаваться была не намерена. А если она не сможет дойти до конца, то никогда не станет вермой? Это значит, что ее отправят обратно, в спящую зону, пока она сама не окажется в полной зависимости от Снов и не заснет навсегда? Об этих лишних трудностях говорила Астрея? Такая перспектива Эрите явно была не по душе, поэтому она, стиснув зубы и не сводя глаз с камней, продолжала упрямо, хоть и медленно, идти вперед, чувствуя, как пот ручьями струится по ее телу.
Когда Ри насчитала восемнадцать шагов, кто-то прокричал, что она уже на середине. Часть гостей продолжала петь, а другая часть начала подбадривать и вслух считать шаги. Но Эрите все равно не могла себе позволить даже на секунду расслабиться и улыбнуться, и уж тем более оторвать взгляд от камней и посмотреть вокруг.
«Только б не упасть, осталось еще немного, совсем чуть-чуть. Быстрее бы дойти до озера», - думала она.
На двадцать седьмом шаге Эрите остановилась перевести дух и отдышаться. Она замерла на полусогнутых ногах, в нелепой позе, раскинув руки в стороны, боясь пошевелиться и сделать лишнее движение. Спустя две минуты она снова пошла.
Аккуратно крадясь по скользким камням, она услышала, как шум вокруг стал все больше нарастать, и поняла, что уже совсем близко. А на тридцать четвертом шаге она увидела конец тропы и узкий участок земли перед озером, сплошь залитый растекшимся маслом. Еще один шаг – и она уже стоит там, а гости бурно аплодируют и наперебой что-то кричат.
Канна и Тиара, улыбаясь, начали осыпать Эрите белыми цветами, которые  брали из плетеных корзинок, висевших у них на предплечье. Цветы, коснувшись Ри, падали на землю, прилипая к ее масляным ногам и увязая в растекшейся густой жиже.
Через несколько минут корзинки опустели, а небольшое узкое пространство перед вертикальным озером превратилось в белоснежный цветочный ковер, полностью закрыв собой разлитое масло. Тиара и Канна расступились, а Эрите, памятуя слова Астреи о том, что в озере нельзя дышать, задержала дыхание и, боясь отталкиваться от цветов, которые могли бы проскользить по маслу, просто шагнула в воду.
Оказавшись в озере, Эрите наконец-то смогла расслабиться, почувствовать себя комфортно. Звуки снаружи приглушились, и теперь она слышала их словно через толстую стену. Не забывая о том, что выход у нее за спиной, а не наверху, она оттолкнулась от воды и поплыла прямо. Озеро приятно охлаждало разгоряченную кожу, смывало с нее пот, жирное масло и прилипшие к ногам цветы, а волосы, когда-то растрепанные и взлохмаченные, теперь были гладкими и очень приятными на ощупь.
Мимо Эрите проплыла малюсенькая рыбка, и та, улыбаясь, даже успела коснуться ее шероховатой чешуи. Ри посмотрела вниз и не увидела там ни деревьев, ни цветов  - только скучные заросли водорослей глубоко на дне. Подняв голову вверх, она не заметила ни неба, ни солнца, играющих отражениями на поверхности воды – лишь темная-темная синь, никакого намека на то, что за ней что-то есть. К тому же, вода постоянно выталкивала ее, заставляя сопротивляться, чтобы оставаться на месте. Это озеро было настолько не похожим на то умное рассветное, которое она знала, что сейчас для Ри все было в новинку.
Когда воздуха стало не хватать, она, сделав кувырок через голову, поплыла обратно. Вот через водную рябь стали видны очертания тропы, силуэты гостей и верм и волнующиеся оранжевые огоньки костров. Эрите выпрямилась в полный рост, и шагнула через прозрачный еле видный выход, но задержанный воздух выдохнула не вовремя, и вдохнула тогда, когда ее голова еще была в воде. Поэтому на сушу она вышла кашляя и отплевываясь, не сразу заметив, что вокруг больше не поют, не кричат, да и музыка не играет.
Отдышавшись и отплевавшись, она поняла, что что-то не так. В неестественной тишине она в недоумении оглядела повстававших на ноги и застывших на месте гостей и изумленные и даже испуганные лица теперь уже своих сестер. Отыскав глазами Астрею, Эрите поразилась, что даже самая главная из них, глядя на нее широко раскрытыми глазами, не знает, что сказать.
Ри почувствовала себя глупо и, нервничая, уже начала догадываться, что с ней что-то не в порядке.
- Что случилось? Что со мной? – растерянно спросила она у всех разом, не обращаясь ни к кому конкретно, и, услышав свой собственный голос, поняла, что он другой, совсем не такой, каким был.
Она нерешительно повернулась к вертикальному озеру, ко всем спиной, и увидела в его гладкой водной поверхности свое отражение.
Мокрые, но от того не менее яркие рыжие волосы спадали на плечи, и без того большие глаза были широко распахнуты, кремовое кружевное платье прилипло к телу, облегая и туловище, и ноги до самых пят. На Эрите в отражении воды смотрела маленькая девочка. Ребенок.



Глава 13.

ТОРЖЕСТВО


Когда первый шок прошел, и тишина сменилась перешептываниями, Эрите повернулась лицом к народу, не представляя как вести себя дальше. Астрея, наконец опомнившись и встрепенувшись, быстрым шагом подошла к ней.
- Поздравляю, Эрите, - громко сказала она. – Теперь ты настоящая верма, наша сестра.
Царица верм присела на одно колено и обняла маленькую Эрите, незаметно и быстро шепнув ей при этом на ухо:
 - Не забудь, царя первой группы зовут Крон, царицу второй – Рунна.
- Спасибо, Астрея, - все еще недостаточно уверенно, но тоже громко, поблагодарила Эрите, изо всех сил стараясь делать вид, будто ничего не произошло, и натянуто улыбаясь.
Астрея отошла в сторону, и к Ри нерешительно приблизилась статная женщина с собранными волосами и вздернутым острым подбородком. Она тоже присела возле нее и властным, но дрожащим голосом произнесла:
- Прими мои поздравления, Эрите, от лица всей нашей группы. Мы рады приветствовать тебя в рядах верм.
- Спасибо, Рунна, - слегка склонив голову и не переставая улыбаться, проговорила Ри.
 Царица поднялась в полный рост и отошла в сторону, к Астрее. Почти сразу же перед Эрите возник высокий плечистый мужчина с почти уже не седой бородой, без усов, и, гордо подняв голову, манерно встал на одно колено, взял руку Ри и, поцеловав, пробасил:
- Поздравляю, Эрите. И вся моя группа, состоящая лишь из одних мужчин, прошу заметить, присоединяется к поздравлениям. Теперь ты тоже в числе наших соседей.
- Большое спасибо, Крон, - снова склонила голову Ри в знак уважения.
А гордый мужчина, вставая во весь рост, одним еле уловимым движением руки отряхнул колено, на котором только что так величаво стоял. Ри, бросив быстрый взгляд, заметила, что ткань одежды на том месте темнее, чем везде, и блестит – царь вляпался в разлитое по земле масло. Эрите чуть не прыснула, но вовремя сдержалась, тем более, что никто больше наверняка этого не заметил с высоты своего роста. Этот комичный момент окончательно привел Ри в чувство и вселил уверенность в себе. Теперь она больше не натягивала на лицо улыбку – улыбалось само собой.
Один за другим стали подходить и все остальные гости и сестры. Две пожилые на вид женщины из группы Рунны преподнесли ей одежду, наперебой извиняясь, что она ей велика.
- Большое спасибо, мне очень нравится, - утешила их Ри и тут же надела на себя, прямо поверх все еще мокрого и ставшего ей большим кремового кружевного платья, новое, черное и длинное, талия которого оказалась у нее на бедрах, а юбка длинным шлейфом погрузилась на маслянистую,  покрытую белыми цветами, землю.
Эрите по-свойски закатила рукава нового, не по размеру, платья и, еще раз поблагодарив двух женщин, улыбаясь, повернулась к следующим желающим ее поздравить.
В группе Крона были одни мужчины, о чем каждый из них не уставал повторять, вклинивая эту информацию чуть ли не через каждое предложение. Эрите терпеливо улыбалась и благодарила каждого за поздравления, хотя ей очень хотелось перебивать их и говорить, что об этом она уже слышала.
В группе Рунны все девушки и женщины были не менее высокомерны, чем их царица, но, судя по их натянутым улыбкам, они очень старались быть вежливыми и контролировали каждое сказанное ими слово, предварительно его обдумывая, от чего создавалось впечатление, что они медлительны и слегка заторможены.
Эрите пробирало на смех, и от этого искренне улыбаться было гораздо легче.
- Меня зовут Богдан, - басил очередной мужчина из группы Крона, - я один из мужчин нашей группы, - говорил он очевидную вещь, - и хочу поздравить тебя, Эрите, с посвящением в вермы. Все мужчины, только из которых и состоит наша группа, включая царя Крона, присоединяются к моим поздравлениям. Я рад, что группа Астреи приняла к себе такую удивительную и не похожую на всех остальных верму, и я единственный из всех мужчин, из которых только и состоит наша группа, поистине искренне рад с тобой познакомиться.
Самомнения ему было не занимать, учитывая, что то же самое ей говорил каждый мужчина до него и уж тем более после.
- Поздравляю тебя, Эрите, со вступлением в наши ряды, - растягивая слова, говорила очередная желающая из группы Рунны. – Самое главное, чтобы… - спустя минуту, она все же закончила фразу: - твоя жизнь в Городе Снов была такой же гладкой, как масло, на котором ты сейчас стоишь. И пусть… - она снова задумалась на несколько минут, после чего выдала, натужно улыбаясь: - все неудачи будут всего лишь теми камнями, которые ты сегодня так блестяще и без запинки преодолела.
- Большое спасибо, - кивала Эрите, которую все больше распирало хохотать во все горло.
Желающих ее поздравить было столько же, сколько гостей и сестер вместе взятых, то есть поздравить ее хотели все, и когда наконец они это сделали, Эрите перевела дух.
- Теперь ты можешь отдохнуть возле костра, - подошла к ней Тиара.
Эрите, не в силах больше терпеть, расхохоталась во все горло, громко повторяя, какая же Тиара шутница. Та только непонимающе улыбалась, моргая и стреляя глазами по сторонам, наблюдая за реакцией окружающих и явно думая, что Ри сошла с ума. Когда последняя просмеялась, то, подойдя вплотную к растерянной сестре и глядя на нее снизу вверх, тихо проговорила:
- Извини, Тиара, но если бы я не рассмеялась, то лопнула бы! Напыщенность группы Крона и высокомерная заторможенность группы Рунны едва не разобрали меня изнутри!
Тут уже не выдержала сама Тиара, и все вокруг вздрогнули от громкого и резкого гортанного хохота. Эрите не заставила себя долго ждать, и снова присоединилась. Вдоволь насмеявшись, Тиара утерла проступившие слезы и, хитро глядя на Ри, громко – так, чтобы слышали все, провозгласила:
- А теперь, дорогие гости и сестры, пришло время первого полета новоиспеченной вермы!
Все вокруг закричали и захлопали, все, кроме трех глав групп – Астрея, Рунна и Крон, стоя в стороне, поодаль от веселящегося народа, что-то обсуждали с серьезными лицами.
- Как полет? Я ведь не умею! – начала сопротивляться Ри, но Тиара уже достала из кармана амулет для полетов.
- Торжественно вручаю тебе твой уникальный амулет для полетов! Просто надень его на шею и лети.
Эрите приняла из ее рук каменный, с деревянной окантовкой медальон на витой веревочке и молча надела себе на шею. Потом, действуя скорее интуитивно, оттолкнулась от земли, будто хотела прыгнуть, и с удивлением обнаружила, что зависла в воздухе, так и не упав обратно. Затем она оттолкнулась уже от воздуха, который словно стал гуще и осязаемее, и, взлетев вверх, оглядела поляну со своей высоты.
Оттуда она увидела насколько большие заросли кустов окружают их. Переведя взгляд на аплодирующих гостей и сестер внизу, она помахала им рукой и, облетев всю поляну – а это получалось как-то само собой – издала гортанный возглас восторга и приземлилась.
Как только она бережно сняла с себя кулон и снова отдала его Тиаре на сохранение, Марта весело заверещала:
- А теперь танцы! - и несколько мужчин заиграли на инструментах.
Эрите и не думала стоять в стороне. Она присоединилась к заплясавшему народу и стала повторять за ними движения. Сама Ри еще никогда в жизни не танцевала, если, конечно, не брать в расчет танец на Улице Сумасшедших Мыслей в предыдущем мире. Но научиться ей очень хотелось.
Видя это, Марта подхватила ее на руки и закружила, после чего снова поставила на землю и стала показывать простейшие телодвижения. Ри охотно повторяла, вот только пока в такт музыке не попадала. Да и чересчур длинная юбка от ее нового платья то и дело путалась в ногах, что заметно затрудняло ее движения, но Ри даже в голову не приходило ее снять – это было бы не просто не вежливо по отношению к тем, кто ее сшил и подарил, но и оскорбительно. Поэтому она просто продолжала веселиться, не обращая внимания на такую житейскую мелочь.
Они протанцевали напролет несколько часов, наверное, и когда Эрите, счастливо смеясь, уселась к костру отдохнуть и перевести дух, то с удивлением заметила, что все, кто начал танцевать одновременно с ней, уже сидели здесь, потеряв силы соревноваться с ее по-настоящему детской прытью. Так весело Ри давно не проводила время, да и праздников в ее честь никто и никогда не устраивал.
Сами музыканты, увидев, что Эрите устала и перестала танцевать, побросали свои инструменты и тоже уселись к костру, намереваясь успеть отдохнуть до того, как Ри снова пустится в пляс.
Таким образом, возле большого костра собрались все, кто присутствовал на этом торжестве, включая трех глав групп, которые сидели рядом и время от времени раздраженно перешептывались между собой. Рядом с Эрите соседствовала Ядвига, и Ри, пододвинувшись к ней максимально близко, решилась задать мучавший ее вопрос.
- Ядвига, вот ты здесь самая старшая…- тихо, так, чтобы их никто не слышал, издалека начала она. – Сколько тебе лет?
- Я здесь не самая старшая, - улыбнулась та. – В группе Рунны есть и постарше меня.
- Все равно, ведь в нашей группе самая старшая – ты.
- Это как посмотреть. Совсем недавно, например, мы узнали, что ты гораздо старше меня.
- Да я не в этом смысле. Ну, живешь-то ты здесь очень давно. Сколько лет?
- Около семисот точно.
- Ого, - присвистнула Ри, на минуту забыв, к чему она клонила. – А вот Яге, например, как самой молодой, сколько лет?
- Ну, может быть, сто… Не помню точно.
- Это ведь значит, что в Городе Снов очень медленно молодеют, правда?
- Вообще-то да.
- И неужели за все то время, что ты здесь живешь, совсем никто не молодел так быстро как я? Почему сегодня у всех была такая реакция? Это очень плохо?
- Что ты, Эрите! Это наоборот очень хорошо, но никто не был к такому готов. Заметь, ты не просто быстро помолодела, ты сразу стала молодой вермой. А такого действительно еще никогда не было.
- Совсем-совсем? Может быть, тебя еще не было в этом городе, когда…
- Эрите, я одна из первых верм. Я бы сказала, из десятка первых верм. Многие из них уже в другом мире, ведь кто-то молодеет быстрее, а кто-то медленнее – как я. Всему свое время, как говорится. И твое время наступит гораздо раньше, чем у всех остальных.
- Значит, в этом мире мне отведено гораздо меньше жизни, чем другим? Но мне здесь так нравится…
- Смотри на это по-другому. Не думай, что ты будешь жить меньше. Думай, что ты познаешь новое раньше.
Эрите помолчала, а потом снова спросила:
- Городу Снов так мало лет? Если ты живешь тут около семисот лет и являешься одной из первых верм, то значит до вас здесь никто не жил?
- Город Снов не всегда был городом Снов. Когда я пришла, здесь не было ночи, и Снов тоже совсем не было. Но постепенно город стал погружаться во тьму, Сны все больше подчиняли себе наш мир, пока не завладели им полностью. Вермы были призваны охранять и защищать день, но мы не смогли ничего сделать, как видишь. Нам удалось только сохранить себе пространство, где мы могли бы жить, и живем до сих пор.
- Но если вермы были призваны на охрану города, то ведь должен быть способ победить Сны?
- Наверное, должен. Вот только нам он до сих пор неизвестен, - Ядвига закусила губу и немигающим взглядом уставилась в горящий костер.
Эрите по себе знала, что чувствуешь, когда твой родной город разрушается на глазах, а ты не в состоянии что-либо сделать. Вот только в ее случае все закончилось более-менее благополучно, если не брать в расчет довольно весомую утрату. Чем же все закончится в этом случае, и закончится ли это вообще – с уверенностью сказать нельзя было, и Эрите могла себе представить, как сильно чувство неизвестности и невозможности что-либо изменить давит на Ядвигу. Она молча и не говоря ничего, погладила ее по плечу. Ядвига оторвала взгляд от огня и улыбнулась.
Отдохнув, гости снова пустились в пляс. У огня теперь не осталось почти никого – лишь Имра, о чем-то задумавшись, сосредоточенно смотрела на горящие ветки и поленья, да Эрите в числе последних поднималась на ноги, намереваясь присоединиться к танцующему народу.
- Чую жизнь, - вдруг произнесла Имра.
- Что? – повернулась к ней Ри.
Музыка шумела, шумели и гости, подпевая, хохоча, разговаривая и перекрикиваясь между собой. Эрите подошла к Имре вплотную и, нагнувшись, снова спросила:
- Что ты сказала?
- Я чую жизнь, - повторила Имра и перевела взгляд на Эрите. – Надо предупредить Марту.
Та, догадавшись, что Имра говорит об окружающих запахах, скороговоркой пообещала:
- Сейчас я ее приведу, - и ринулась в толпу танцующих верм.
Марта танцевала неподалеку. Маленький рост не позволял Ри привлечь к себе внимание другим способом, поэтому она подергала ее за длинную черную юбку. Когда Марта, посмотрев вниз, увидела Эрите, она подумала, что Ри снова просит показать ей движения, и, улыбаясь, начала их демонстрировать. Но Эрите снова дернула ее за подол платья, заставляя нагнуться и выслушать, потому что кричать в самом центре плясок все равно было бесполезно.
Марта нагнулась, и Ри, указывая в сторону костра, затараторила ей на ухо:
- Там Имра тебя зовет, она учуяла жизнь.
Марта, схватив за руку ребенка, ловко залавировала между танцующими вермами, направляясь к огню. Не прошло и минуты, как они уже стояли возле Имры.
- Чья жизнь? Назови имя, - попросила Марта.
Имра тем временем носом медленно втягивала воздух, будто принюхиваясь.
- Это мужчина, - отрывисто произнесла она и снова сделала неспешный вдох. – В нашей зоне.
- А имя? – допытывалась Марта.
Но Имра продолжала глубоко дышать, иногда подергивая ноздрями или морщась как от неприятного запаха, пока не посмотрела на них обоих.
- Не знаю имя, - растерянно проговорила она. – Нет у него имени…
- Не может быть, ты, наверное, просто не учуяла, - предположила Марта.
- Я всегда чую имена! Так было со всеми – и твое имя я знала заранее, и твое тоже, - кивнула она на Эрите.
- А в этот раз не будешь знать, делов-то, - успокоила ее Марта.
- Что все это значит? – вмешалась Ри.
- Это значит, что совсем скоро в городе появится новая жизнь, в спящей зоне, на территории нашей группы. Но, так как это мужчина, то после того, как я его найду, группа Крона заберет его к себе. И скоро нас ждет новое посвящение, но на нем мы будем не организаторами, а гостями, - объяснила явно довольная Марта.
- Ты должна будешь его найти и привести сюда, как меня? – Марта кивнула, и Ри задала новый вопрос: - А как скоро это случится?
- Точно не известно, но я думаю, Имра предупредит.
- То есть в лес ты пойдешь только тогда?
- За ним я пойду только тогда, - уточнила Марта. – А в лес я пойду уже завтра – нам нужны дрова для костра.
- Возьми меня с собой, - пылко попросила Ри, и Марта с Имрой даже опешили от такой просьбы.
- Я не могу, Эрите, - будто извиняясь, Марта развела руками.
- Но почему?!
- Потому что мне удобнее выполнять задания в одиночку. Вдвоем гораздо опаснее – вдвое больше шума, вдвое больше лишних движений, вдвое меньше шанс остаться незамеченными. К тому же, зона дров находится в непосредственной близости от спящей зоны, буквально в двух шагах.
- Я буду очень осторожна и не буду тебе мешать!
- Ты, наверное, забыла, что в той зоне совсем не так, как здесь. Вспомни, как страшно тебе было!
- Это потому, что я была одна и еще не являлась вермой!
- Ребенком-вермой, - поправила ее Марта, многозначительно подняв бровь.
- Тем более ребенком. Это ведь что-то значит, правда? – в тон ей парировала Ри.
- Ты мудрая, Эрите – это видно сразу по твоей внешности. Но неопытная – ты ведь ни дня не пробыла в новом обличье вермы!
- Почему ты так рвешься туда? – не давая возможности возразить Марте, задала свой вопрос Имра, до этого молчаливо наблюдавшая за их спором.
- Вы же все сами говорили, что я должна буду научиться всему понемногу. Вот я и хочу научиться находиться в лесу незамеченной.
Имра и Марта переглянулись. После некоторой паузы Марта наконец неохотно произнесла:
- Ну хорошо. Только если будешь делать все, что я скажу. И ни шагу от меня, иначе я за тебя не отвечаю.
Ри, возликовав, обняла ее за талию, потому что выше все равно не дотягивалась. Имра, наблюдая за этим, рассмеялась, да и Марта тоже заметно смягчилась – теперь она улыбалась. Обрадованная тем, что назавтра ее ожидают новые приключения, Ри, воодушевленная, снова отправилась танцевать, а Имра задумчиво проговорила:
- Просто так в открытый лес не рвутся, даже на экскурсию. Эрите сама не поняла, что нестерпимо хочет там работать, а не просто чему-то учиться.
- Поэтому я и поменяла свое решение, - кивнула Марта. – Потому что, скорее всего, в нашей группе теперь две вермы, работающие в той зоне.
- Неизвестно, правда, для чего… - задумчиво протянула Имра.
Они, повернувшись, посмотрели на Эрите, которая хаотично дрыгалась в танце, не замечая их взглядов. И каждая из них подумала примерно об одном и том же.






Глава 14.

ОШИБКА

Наконец праздник подошел к завершению, и к Эрите стали подходить гости, которые, прощаясь, желали ей напоследок много разных вещей, определяющих саму суть вермы. И что бы они ни говорили, все пожелания сводились к главной идее: да быть ей настоящей вермой.
Гости из группы Рунны пообещали в ближайшее время сшить и доставить ей новое, по размеру, платье, а гости из группы Крона в один голос ручались, что совсем скоро они прибудут, чтобы забрать и уничтожить камни, по которым ходила Эрите.
В общем, когда последний гость поднялся в небо, Ри почувствовала, с одной стороны, сожаление от того, что праздник закончился, а с другой – облегчение, потому что, честно признаться, и танцы, и гости, и сам обряд посвящения заметно ее утомили. Но спать совсем не хотелось.
Эрите подошла к костру и уютно устроилась на теплой мягкой подстилке. Остальные вермы тоже постепенно подтягивались к костру. Некоторое время она сидела молча, глядя на красное полено, лежащее в белеющем пепле среди прыгающих рыжих языков. Но когда Софра подкинула в огонь еще несколько толстых деревяшек, и на какое-то мгновение языки расступились и снова сошлись, приняв их в свои объятья, а медленно тлеющее и догорающее красное полено, будто от недовольства, рассыпало по воздуху быстро гаснущие искры, Ри вдруг неожиданно для себя самой вслух произнесла:
- У меня была подруга, которая умела вызывать огонь просто так, из ниоткуда, - сказала и удивилась, что ей захотелось этим поделиться.
- Взаправду умела или так, слухи? – по-старушечьи зажевывая губы, спросила Яга.
Она толкла в деревянной чашке какие-то не то травы, не то коренья, и до Эрите доносился смутный неприятный запах – прогорклый и сырой, с примесью плесени. Покосившись на будущее снадобье, Ри ответила:
- Конечно, взаправду, я сама не раз видела. А почему ты спросила?
- Та потомучё любит народ сплетни собирать, вон чё! В том мире столь про меня надумали…
Она перестала толочь и на несколько секунд поглядела куда-то вверх, будто с удовольствием вспоминая, даже ностальгируя. Потом захихикала, качая головой, и снова принялась толочь свои травки, ухмыляясь практически беззубым ртом.
- Расскажи, - попросила Ри.
Ей стало интересно, что же такого забавного мог насочинять про Ягу народ. Тем более что самой Ри тоже пришлось испытать на себе нечто подобное – в Городе Мыслей, на Площади Мнений.
- Птьфу, та чаво там рассказывать-то! – снова захихикала Яга, но было понятно, что она только для вида медлит. И правда, пожевав губами, она почти сразу заговорила, довольно улыбаясь: - То я у них на курьих ножках жила, то колдовала, а то и вообще, - она специально сделала паузу, - в ступе летала! – и сразу же захихикала еще пуще.
- В чем летала? – не поняла Ри.
- Та в ступе, в ступе! Надо ж такое придумать! Всю жисть на метле пролетала, а они мне про ступу собирають!
Эрите так и не поняла, что такое ступа, но задала другой вопрос:
- А колдовать ты вправду не умела?
- Птьфу, колдовать! Так только, пошептать – заговоры, да наговоры… Колдовство нашли!
- А что за курьи ножки? – продолжала допытываться Ри.
- Та хвастун был один у нас, ох и хвастун… Пришел он как-то – не помню ужо зачем пришел – и давай хвастать! Ну я ему в чаек-то дурман-травы и подмешала! Вот ему чудилось-то, чудику этому, будто избушка моя на курьих ножках ходит! Ну и потешилась же я тогда… - она захихикала опять – гаденько так, тряся и головой, и руками. – А он давай всем хвастать, чё у меня и взаправду изба такая! Ох и хвастун он был, ох и хвастун…
Ри развеселилась. Но не из-за самой истории – в ней она мало что поняла, а от того, как Яга эту историю рассказывала, и как при этом хихикала.
Остальные вермы уже в полном составе собрались у костра, рассевшись по своим мягким и теплым подстилкам, явно сшитым вермами из группы Рунны. Они не смеялись вместе с Эрите и Ягой – скорее всего, слышали эту историю не раз, а к манере разговора Яги давно привыкли.
Ри подумала, что Яга стала как-то более дружелюбна с ней – по крайней мере, не смотрела на нее исподлобья, как при знакомстве. То ли это от того, что Эрите сама стала вермой, то есть ее сестрой, то ли от того, что она стала такой необычной вермой – ребенком, а может быть просто потому,  что Яга рассказывала о том, что ей нравилось, и у нее был такой внимательный слушатель в лице Ри. Как бы там ни было, такой Яга нравилась Эрите гораздо больше.
Поленья и сухие ветки, только что снова подкинутые Софрой, уютно потрескивали в огне, и в наступившем молчании не было ничего тягостного или неловкого. Наоборот, наблюдая за лицами задумавшихся о чем-то своем верм, Ри чувствовала себя здесь своей. Зная, что там, за зарослями кустов, отгораживающих их поляну, практически другой мир – во власти Духов, Снов и Теней, уют и спокойствие ощущались острее.
Эрите вспоминала прошедшие события дня, и сейчас они казались ей такими далекими, будто бы и не она в них участвовала. Теперь даже самые страшные и волнующие моменты праздника – как она шла по скользким камням, медленно, боясь упасть, или как превратилась в верму и вышла из озера, а все вокруг долго молчали, пораженные ее обличием – все это было в прошлом, а, значит, и все переживания остались там же, преобразовавшись в  воспоминания – интересные, добрые, о которых не было желания забыть.
Эрите посмотрела на свое платье. Оно, будучи мокрым, почти высохло, как и светлое кружевное платьице под ним, но, хоть и было практически сухим и черным, на длинном не по размеру подоле все равно виднелись обширные пятна, местами в земле, а местами в прилипших обломках маленьких сухих веточек.
- А что мне делать с платьем? – ни к кому конкретно не обращаясь, нарушила всеобщее молчание Ри. – Оно ведь все в масле.
- Уже завтра ткань полностью впитает в себя всю грязь, и платье снова будет как новое, - успокоила ее Тиара.
- Платья не будут грязными, вот увидишь, - подтвердила Имра, заметив с каким выражением на лице Эрите оглядывает одежду сестер. – Это только звучит так неприятно – на самом же деле ткань, из которой они сшиты, питается любой грязью, уничтожая ее совсем.
Эрите это напомнило самоочищающуюся посуду в Рассвете, которую придумала Юнина, и она действительно успокоилась. Но тут же задала новый вопрос:
- А почему все платья – и на нас, и на других вермах из группы Рунны, темных цветов? Чтобы быть незаметными в темноте для Духов и Теней?
- Для Духов ты незаметна, пока они спят. Но стоит разбудить хотя бы одного, как никакое даже самое черное платье в мире тебе не поможет. А Тени чуют тебя по страхам – им все равно на то, какой у твоего платья цвет, - усмехнулась Марта.
- Тогда для чего нужно сливаться с темнотой? – так и не поняла Ри.
- Очень просто, - пожала плечами Марта. – Нас не должны видеть те новоприбывшие, которых мы не можем забрать к себе оттого, что им суждено заснуть и никогда отсюда не выбраться. Они не должны знать, что в этом лесу есть кто-то живой – иначе у них появится надежда, и Снам будет труднее взять их под свой контроль, в свою власть.
- Но ведь тем самым вы только помогаете Снам! – возмутилась Эрите.
- Нет, мы просто не нарываемся на неприятности. Тем новоприбывшим все равно нельзя уйти отсюда – потому что не суждено. А кто знает, как поведут себя Сны, если мы им постоянно будем мешать? Думаешь, они не проникают на нашу поляну, потому что не могут? А мы думаем, что они не пытаются это сделать только оттого, что им там никто не мешает. Глупо затевать войну, в которой мы изначально не сможем одержать победу, - растолковала Ядвига, самая опытная в вопросах войн.
- То есть наша поляна в безопасности до тех пор, пока мы помогаем Снам? – сглотнула Ри.
- Можно сказать и так, - кивнула Марта.
Какое-то время они снова сидели молча, но потом Эрите спросила:
- А что вы еще здесь делаете? Расскажите мне о ваших обычных, повседневных делах, помимо собирания дров для костра? Есть какие-то общие занятия, традиции?
- А разве то, что мы сейчас здесь все вместе сидим – не общее занятие? – тряхнула своими черными косами Агла.
- Общее, - согласилась Ри. – Но ведь мы просто сидим.
- Но вместе же, - с улыбкой поддержала Аглу Тиара.
- Да, - неуверенно проговорила Эрите. – Но должны же быть какие-то другие дела?
- Дела каждого или вообще? – уточнила Астрея.
- Вообще. И каждого, - подумав, добавила Эрите.
- Ну, Марта у нас выполняет все задания, так или иначе связанные с лесом и со спящей зоной в том числе – приносит дрова, собирает травы и коренья для Яги, находит материалы для амулетов Тиары, и прочие задания, включая, конечно, поиск новоприбывших. Ядвига ловит рыбу, когда мы захотим есть – у нее это получается лучше и гораздо быстрее других. А Софра и Имра ее готовят – получается вкусно. Когда потребуется, мы чистим место для костра - убираем пепел, сметаем мусор в виде нападавших с деревьев сухих веток.
Периодически все вместе мы летаем к группе Крона или Рунны на совет. Мужчины из группы Крона хотят начать осмотр леса за пределами наших территорий, найти других соседей, посмотреть, сколько новоприбывших появляется там, и как в их краях дела обстоят с Тенями и Духами. А группа Рунны категорически против таких действий. Они боятся и не хотят никаких перемен, желают, чтобы все оставалось как есть, и чтобы мужчины не лезли туда, куда их не просят, иначе они объявят им – и нам тоже, если мы будем с ними заодно – войну. Никто не хочет войны, но мужчины горят желанием изучения новых окрестностей. Поэтому нам постоянно приходится бывать на этих советах, где они между собой пытаются договориться.
Наша группа не против действия мужчин, но и не то чтобы «за». Иными словами, нам все равно, мы не видим в их действиях ничего плохого, но и война нам ни к чему… В общем, дела обстоят примерно так. Конечно, кроме этого мы занимаемся еще и своими делами, о которых ты уже знаешь в общих чертах.
- Знаю, - деловито кивнула Ри и, припоминая, начала перечислять: - Яга готовит отвары, снадобья и яды, Тиара делает амулеты для полетов, Имра понимает запахи, Софра гадает, Канна вызывает нужные сны, а ты, - обратилась она к Астрее, - делаешь новые гамаки.
- Уже видела? – засмеялась та.
Эрите довольно улыбнулась.
- Я и не думала, что здесь у каждого есть свое спальное место.
- Это вынужденная необходимость, - пожала плечами Астрея. – Если бы не Сны, нам бы не пришлось спать вовсе.
- Представляешь, в группе Рунны есть женщина, и в том мире, откуда она пришла, тоже были Сны. Она рассказывала, что спали они там каждую ночь! – доверительно сообщила Имра Ри, с осуждением и страхом в голосе.
- Ну и что? – не поняла Эрите. – И в моем мире, и в том, где я родилась, все тоже спали каждую ночь.
- Как! Да что ты! – вермы были поражены, и явно ждали от нее продолжения рассказа.
- Ну да, - растерянно пожала плечами Ри. – И так во многих мирах. Только сны там другие: их не видно, и они очень редко показывают правду, почти всегда истории во сне выдуманные и совсем неправдоподобные.
- И ты молчала! – осуждающе посмотрела на нее Астрея.
- Я не знала, что это так важно.
- Важно! – фыркнула Ядвига. – Получается, что Сны владеют множеством миров!
- Я не думаю, что мы говорим об одних и тех же снах, - неуверенно заспорила Ри, и вермы с интересом стали ее слушать. – В моем мире сны не обладали такой властью как здесь, от них никто не был зависим. Ну… разве что на несколько часов ночью. И днем, бывало, тоже на несколько. Иногда… - еще неуверенней добавила Ри, заметив скептические и недоверчивые лица верм. – Они никогда никого не затягивали к себе. В нашем мире сны были лишь потребностью тела. Они были как бы добрыми, мы в них нуждались.
Потом Эрите оглядела непонимающие лица своих сестер и, вздохнув, спросила:
- Неужели ни в чьем из ваших миров не было снов?
- В мире Яги были Сны, - повернулась к Яге Марта.
- А в каком мире ты жила? – пока Яга не начала рассказывать, полюбопытствовала Эрите.
- В Мире Сказок. Были у нас Сны, ага, были. Только добрыми-то их назвать нельзя было, потомуче Сны заклятиями насылались. Без колдовства тоже можно было спать, но так, по хотению, когда делать нечаво, не всегда каждую ночь. Помнится, даже слухи ходили, будто б одна колдунья чем-то разгневалась и наслала спящие чары на какую-то молодуху. Так та всю жизнь проспала, вон че. Нет, нельзя было у нас Сны добрыми назвать, ох как нельзя…
- Раньше-то мы думали, что Сны как-то сумели пробраться в один-два, ну, может, три мира, - заговорила Астрея. – Но, получается, что они пустили свои корни во множество миров, и нам их никогда не одолеть.
- Да я же вам говорю, - снова начала убеждать верм Эрите. – Сны в тех мирах, о которых я знаю, совсем другие. Канна тоже владеет снами, но ведь иными! Вот и там тоже совсем иные сны, не похожие ни на эти, ни на те, которые подвластны Канне. Вы же сами говорили, что Сны бывают разными, - припомнила она. – Одни предсказывают, другие рассказывают, третьи пугают… Может, и в тех мирах совершенно иная разновидность Снов. Или вообще, Сны как воплощение всего злого не имеют ничего общего со снами из тех миров. Они ведь действительно очень отличаются: те сны почти никогда не показывают правду, их нельзя увидеть наяву, и невозможно заснуть навсегда – потому что, выспавшись, ты всегда просыпаешься, всегда. В тех мирах сны в почете, они помогают отдыхать.
Выслушав ее монолог, вермы переглянулись между собой.
- Может быть, Эрите и права, - подала голос русоволосая Канна.
Ядвига пожала плечами, Яга сомнительно покачала головой, причмокивая, Тиара и Марта никак не выразили своих чувств.
В конце концов, Астрея проговорила:
- Может быть, Эрите и права. В любом случае, вряд ли мы об этом сможем узнать.
- А пусть Софра погадает, - предложила Ри. – Или Имра учует.
- Ничего не получится, - ответила Софра. – Сны – не часть нашей жизни, я не могу о них гадать.
- И запахи о них очень далекие, почти неуловимые, я их не понимаю, - подхватила Имра.
Эрите вздохнула. Снова наступило молчание – на этот раз надолго. Постепенно мысли о Снах стали сменяться другими, посторонними и более приземленными.
Эрите снова вспоминала Рассвет, и это больше не доставляло ей боли, скорее, она начала ощущать благодарность за то, что ей довелось прожить в таком городе долгих триста семь лет. Она улеглась на мягкую подстилку и, поудобнее устроившись, прикрыла глаза, чтобы обстановка вокруг не мешала ей восстанавливать полную картину города со всеми подробностями перед мысленным взором.
Она не знала, сколько времени так пролежала, но вдруг услышала над собой голос Марты.
- Пойдем, Эрите. Нам пора за дровами.
Ри открыла глаза и села. Она не спала, но оттого, что долго лежала, представляя себе Рассвет, окружающая обстановка теперь казалась какой-то другой и будто неправдоподобной. Эрите протерла глаза и посмотрела на Марту.
- Так ведь ты сказала, что мы завтра пойдем!
- Завтра никогда не наступит, потому что оно всегда превращается в сегодня, - засмеялась та, и несколько верм тоже хихикнули. – А если серьезно, то уже и так наступил новый день, посвящение-то было вчера.
- Да? – удивилась Ри. – А я даже и не поняла, когда день успел смениться.
- Неважно. Так ты идешь или нет? – поторопила ее Марта.
- Иду, иду, - Эрите встала на ноги и чуть не упала, запутавшись в своем платье.
Пока она расправляла подол так, чтобы он ей не мешал, она заметила, что ткань действительно чистая, никаких пятен на ней не было.
- Сегодня будем есть, - довольно оповестила Ядвига таким тоном, будто сообщила о чрезвычайно редком и радостном явлении. – Как раз, когда вы вернетесь, все будет готово.
- Мы недолго будем ходить, - предупредила Марта. – Так что поторопитесь.
- Куда нам идти? – деловито огляделась по сторонам Ри.
- Иди за мной, и как можно тише. На всякий случай запоминай дороги – вдруг тебе когда-нибудь придется идти за дровами одной, - почему-то подмигнула она другим вермам.
И с этими словами Марта направилась к кустам, а потом начала через них пробираться.
Эрите напоследок повернулась к вермам возле костра, махнула им рукой и поспешила догонять Марту.
Они снова очень долго пробирались через густые заросли, но теперь Эрите шла позади на достаточном расстоянии, чтобы отодвигаемые Мартой ветки, возвращаясь, не могли дотягиваться до Ри и хлестать ее. К тому же, сейчас обе руки Эрите были свободны – Марта не тащила ее силком как тогда, от этого и идти было в разы легче.
Мешал, правда, слишком длинный подол платья, она постоянно об него запиналась и, в конце концов, взяла его за край одной рукой, обмотала вокруг ладони и подняла на уровне лица. С непривычки и от неопытности, от жестких веток, оставшись без тканевой защиты, царапались ноги, но зато лицо оставалось целым. К тому же, было очень удобно раздвигать колкие цепляющиеся за все ветки замотанной в подол рукой. Только волосы, как и тогда, продолжали запутываться за кусты, и Ри пожалела, что не додумалась их собрать.
Не упуская из виду Марту, она заметила, что та очень ловко следует вперед. По крайней мере, волосы у нее были так же распущены, но Ри ни разу не видела, чтобы они у нее запутались. Было понятно, что Марта здесь очень опытна – даже на первый взгляд.
Чем дальше они пробирались через кусты, тем темнее становилось вокруг – мгла будто сгущалась, это ощущалось буквально кожей. Ри надеялась, что вести себя тихо нужно за пределами зарослей, потому что внутри них этого никак не получалось. Но, судя по тому, что Марта ни разу не сделала ей замечание, уровень шума был приемлемый.
Еще Эрите обратила внимание на то, чего не заметила в первый раз. Кусты на всех уровнях были одинаково густыми, то есть даже возле самой земли не было значительных просветов и прорех. Теперь она была чуть ли не на треть меньше ростом, но от этого идти через них было не многим легче. С точки зрения защиты от Духов, такая преграда, конечно, была хороша, но только до тех пор, пока думать о ней теоретически, сидя у костра, например. Сейчас же такая мысль даже не появилась у Эрите, в данный момент защита, почему-то, интересовала ее меньше всего.
Наконец Марта выбралась наружу и подождала, пока выберется Ри. Как только они вдвоем оказались в открытом темном лесу, Марта зашептала:
- Нам нужно будет пройти мимо той зоны, в которой Духов и новоприбывших сосредоточено больше всего. Через нее мы не пойдем, но не думай, что идти рядом – безопасно совсем. Веди себя очень тихо, смотри под ноги и не отставай от меня ни на шаг. Поняла?
Эрите кивнула.
- Когда наберем дров, тоже пойдем в обход спящей зоны, по тому же пути, но идти будет сложнее. Будь внимательней.
Эрите снова кивнула, и Марта бесшумно двинулась вперед. Ри заново намотала длинный подол на руку, чтобы случайно не споткнуться, и пошла за Мартой, стараясь ступать как можно тише, но в то же время не сбавлять темпов, пытаясь поспеть за ней и не терять ее из виду в этой почти непроглядной тьме.
Чем глубже они заходили в лес, тем сильнее Эрите ощущала страх. Она аккуратно ступала по земле, прямо поверх стелящегося и постоянно движущегося, не застывавшего на месте тумана, наводившего ужас, и ощущала внутри себя нечто почти неуловимое, на краю сознания.
Она вспомнила, как Марта говорила, что на верм Сны действуют иначе – их не клонит в сон, они будто наяву видят показанные истории. Странно, но Эрите не видела историй, лишь что-то очень тонкое брезжило где-то глубоко внутри, будто все ее мысли были окутаны невесомой дымкой, и Ри никак не могла сосредоточиться, чтобы эту дымку увидеть или прогнать.
Зловещий лес был по-прежнему такой же жуткий. Здесь Ри чувствовала себя совсем иначе, чем на поляне или даже в зарослях кустов. Она постоянно оглядывалась по сторонам, боясь, что их кто-нибудь может заметить.
Поведение Марты тоже стало иным. В резких, даже каких-то диких движениях угадывалась нервозность, и все ее тело по одному только виду было ощутимо напряжено. Марта продолжала бояться, хотя бывала в этом лесу чуть ли не каждый день на протяжении многих лет.
Ри была уверена, что та досконально изучила местность и знает буквально каждое растущее дерево. Эрите это было знакомо: за триста семь лет, проведенных в Рассвете, она изучила рассветный лес настолько, что если бы кто-нибудь завязал ей глаза, и завел в самую чащу, она без труда нашла бы дорогу назад, ориентируясь по растениям и другим приметам, уникальным для каждого леса.
Они шли долго, но вдруг Марта остановилась. Эрите испугалась было, что случилось что-то плохое, но Марта повернулась к ней и еле слышным шепотом сообщила, указывая перед собой:
- Мы пришли.
Ри перевела взгляд за Марту и увидела обширную кучу поваленных деревьев и веток, будто специально сложенных в одно место. Она хотела было поинтересоваться, кто их сюда перенес и сложил, но вовремя спохватилась: разговаривать они будут потом, сейчас не самое удачное для этого время.
Эрите лишь вопросительно посмотрела на Марту, ожидая от нее каких-то распоряжений или хотя бы объяснений что делать. Та только жестами показала, что будет подавать Ри толстые обломки деревьев и ветки, а она пусть молча их удерживает. Эрите кивнула, и Марта, производя наименьший (насколько это было возможно) шум, приступила к делу.
Ри стояла с вытянутыми руками и понимала, что столько тяжести она еще никогда в своей жизни не носила. Хотя, возможно, все дело было в ее росте. Объемные куски стволов уже до подбородка были навалены Мартой на слабые детские руки. Ко всему прочему, на ее плече висела заботливо взгроможденная сестрой изогнутая коряга, но Ри, даже ощущая неповоротливость и неудобства от стеснения движений, не смела об этом сообщить, потому что понимала, что дров для костра нужно много, а ходить за ними часто - нежелательно. А посмотрев на то, сколько древесины набрала себе Марта без чьей-либо помощи, Эрите не смогла даже рта раскрыть для жалоб.
Нагруженные будущими дровами, они двинулись в обратный путь. Эрите мучил вопрос: как она будет пробираться сквозь густые заросли, когда даже с пустыми руками это чрезвычайно сложно. Но она надеялась, что у Марты есть годами отлаженный план действий. Честно говоря, она и представить себе не могла, что это может быть за план.
Почувствовав, что подол платья соскользнул с руки, проструился вниз и распластался по земле, Эрите остановилась. Руки были заняты – никак до него не дотянуться. Но подобрать его надо было, иначе Ри непременно споткнулась бы, а падающие при этом дрова наделали бы такой шум, что он перебудил бы весь лес.
Поэтому она резким движением подняла вверх ногу, как бы поддевая платье и вынуждая его лететь к кисти руки, а сама попыталась поймать его. С первого раза ничего не вышло, и Эрите попробовала еще.
Но во второй раз оставшись на одной ноге, нагруженная дровами, она не сумела удержать равновесие и, все-таки наступив на злополучный подол, полетела куда-то вперед и вбок, одним глазом наблюдая за тем, как вся древесина, которую она держала, включая корягу на плече, разлетается по разным сторонам, производя в полнейшей тишине неимоверный грохот.
Эрите испугалась не на шутку, но не столько за себя, сколько за Марту, ведь своими глупыми необдуманными и неосторожными действиями буквально обрекла ее пропадать вместе с ней.
Ри вскочила на ноги, даже не почувствовав,  что от такого неудачного приземления у нее ссадина на лбу, рассечена щека и содрана кожа на ладонях. Она увидела сверкающие зеленые глаза своей спутницы, застывшей метрах в десяти от нее, и, всхлипывая, но даже не слыша от страха саму себя, словно не понимая своих слов, начала повторять одно и то же:
- Прости меня, прости меня, Марта, прости…
Потом Эрите, почувствовав чье-то присутствие сзади, повернулась. В метре от нее стоял красивый и молодой мужчина. Дух.



Глава 15.

НОВАЯ ЖИЗНЬ


Странно, но как только она его увидела, все тревоги и страхи как рукой сняло, а путаные мысли будто кто-то мигом привел в порядок. Ей даже показалось, что в лесу стало светлее.
Эрите во все глаза, задрав голову вверх, разглядывала незнакомца. А он, слащаво улыбаясь и смотря на нее с высоты своего роста, вдруг заговорил, и голос его, приторно сладкий, тягучий, с однообразными интонациями – почти монотонный, с первого же слова почему-то рассмешил Эрите. Но она, вопреки желаниям, не хихикнула, а лишь молча его слушала.
- Эрите, ты выглядишь такой усталой, такой несчастной, - покачивая головой, обратился к ней мужчина. – Неужели ты никогда не спишь?
- Теперь я буду делать это редко, - неохотно сообщила Ри.
- Разве ты хочешь быть несчастной?
Эрите ничего не ответила.
- Жизнь без Снов скучна, - протянул Дух. – Разве может нравиться такое однообразие?
- У меня есть чем заняться. А вот вы, наверное, только и делаете, что спите.
- О, это очень распространенное заблуждение – что во сне нечего делать. На самом же деле любой сон очень занимателен. Ты и представить себе не можешь, сколько всего нового можно узнать за один сон!
- И что с того от этих знаний? Они как-то помогают жить? – Ри не хотела ввязываться в разговор, это получилось само собой.
- Они дают свободу. Сейчас же ты лишь раба, заложница жизни – одинаковой, скучной, повторяющейся изо дня в день… Во сне гораздо интереснее: каждый раз что-то новое – приключения, интриги, захватывающие события. К тому же, никогда не знаешь, в какой мир тебя занесет. Непредсказуемость и путешествия – вот основа любых Снов.
- Но все это не по-настоящему. В реальности ты лежишь на сырой холодной земле, не ешь, не пьешь, не ходишь, даже не разговариваешь!
- Вот именно. Это лишь еще раз доказывает все несовершенство жизни. Во сне с тобой никогда не сможет такого случиться.
- Но и всего остального с тобой тоже во сне не сможет случиться. Ни тебе родных, ни близких, ни друзей. У тебя нет там никого, ты совсем один.
- Во сне даже не надо думать об этом, они все там не нужны, - услышала Ри другой голос и, повернувшись, увидела второго Духа – тоже мужчину. Наверное, она и его разбудила.
- Во сне вообще ни о чем не надо думать, - согласилась она со вторым мужчиной, глядя на него снизу вверх, - но лишь потому, что этого не позволяют Сны. Они запрещают вам иметь свои мысли. Это ли не рабство?
- Зато во сне гораздо интересней, - продолжал убеждать ее первый Дух.
- Интереснее для тех, кто по-настоящему участвует в событиях, кто живет. Но вы же лишь наблюдаете, вы не живете в этих увиденных историях. У вас нет своей жизни.
- А для чего вообще нужна жизнь? – проснулся и тут же вмешался в спор третий Дух. – Гораздо приятнее знать, что во сне ты не сможешь умереть, ты будешь независим от неминуемых законов жизни.
- Вы уже мертвы. Но мертвы ни телом, что совсем не страшно. Вы мертвы душой. От вас никогда не останется памяти, потому что вы ничего не сделали для этого. Ваши души во власти Снов.
- И они заботятся о нас, они не позволяют нам изводиться от скуки или тоски.
- Они не позволяют вам жить, вы только наблюдаете за жизнью других. Все истории во сне – это жизнь. Разве после всего увиденного вы можете назвать ее унылой и скучной?
- Зато мы не страдаем. Тебе ведь не нравится плакать, чувствовать боль, бояться? – говорил уже какой-то другой Дух. – Просто усни, и ты навсегда будешь избавлена от этого.
Эрите заметила, что вокруг нее столпилось уже с десяток мужчин и женщин – все они были красивыми и обладали приторными тягучими голосами, почти лишенными интонаций. Но Ри продолжала смело разговаривать с ними, и чем больше она спорила, тем уверенней себя чувствовала.
- Зачем мне избавляться от этого? Это эмоции, они придают главный вкус жизни наравне со смехом или радостью, которую сами вы никогда уже не сможете испытать. Вы можете лишь завидовать всем, кого видите в ваших историях, показанных Снами.
- Эрите, ты только посмотри, какие там миры! – с фальшивым восторгом, который ей, впрочем, даже не совсем удалось изобразить, произнесла женщина, указывая куда-то сбоку от себя.
Ри увидела только плоский белый экран из тумана. Никаких миров на нем не наблюдалось, но она догадывалась, что они должны были там быть.
- Я ничего не вижу, - пожала она плечами, отметив про себя, что с каждым новым проснувшимся Духом вокруг будто становилось светлее.
- Ты бродишь одна в этом темном страшном лесу. Во сне ты всегда будешь рядом с кем-то, тебе не будет одиноко, - постарался ее убедить еще какой-то Дух.
- Мне не нужна такая иллюзия. К тому же, я не одна. Мы пришли сюда с моей сестрой, за дровами, чтобы можно было греться возле огня. Вон она, - Эрите повернулась к своей спутнице и указала на нее рукой. Она почему-то была уверена, что Духи ничего ей не сделают.
Но они ее даже не видели, они смотрели по сторонам и будто сквозь Марту, но только не на нее саму. Ри была удивлена и не понимала, почему ее подруга оставалась невидимой для Духов.
А Марта, которая до сих пор стояла как вкопанная, с блестящими от слез глазами и с приоткрытым в немом крике ртом, попятилась назад. Она так и держала в руках кучу веток и обломанных стволов, и даже не выпустила их – наверняка боялась разбудить еще больше Духов. Эрите жизнерадостно помахала ей рукой, но Марта, качая головой, молча продолжала отступать назад. Должно быть, она думала, что Ри хочет завлечь ее в Сны с собой.
Эрите же до сих пор не была убеждена ни одним Духом – все их доводы казались ей слабыми и недостойными даже того, чтобы над ними можно было подумать. Более того, она сама начала убеждать Духов проснуться.
- Вы можете по-настоящему путешествовать по мирам, как я, например, ведь до этого мира вы путешествовали.
- Я не путешествовал, - замотал головой какой-то Дух.
- Ты просто не помнишь. И все вы тоже забыли. Как-то же вам удалось попасть в этот город. Сны запутали вас, забрали ваши мысли и воспоминания. У всех вас были родные и друзья – настоящие.
- У меня не было, - упрямо замотал головой первый Дух.
- Конечно были! – заверила его Ри. – Ты только и делаешь, что спишь, даже сейчас – как тут можно о чем-то помнить? Если бы вы могли проснуться, вы бы тоже начали жить. И у вас, как и у всех живых, была бы возможность уйти в другой, новый мир. У меня такая возможность есть.
- По-моему, все-таки спать гораздо приятнее. Ведь Сны они такие… - не слишком уверенно снова начал спорить первый Дух.
- Ненастоящие, - закончила за него Ри. – Пусть Сны и показывают вам только правду, но они все равно врут вам. Вас в этих историях нет, вы всего лишь зрители, не способные повлиять на ход событий.
- А зачем влиять? Важно ли это? Только лишние проблемы… - кажется, разговаривал с Эрите уже только один Дух.
- Конечно, важно. Сны показали мне правдивую историю, в которой по-настоящему умирал мой близкий. А я не смогла его спасти, не смогла даже попытаться! И, возможно, вам тоже показывают истории про ваших близких – как они радуются, плачут, погибают… А вы, наверное, даже их вспомнить не можете, потому что все на свете уже проспали, включая свою собственную жизнь! В общем, вы меня совсем не уговорили, - Ри уже чувствовала, как слезы от обиды и злости подступают к глазам, и решила заканчивать с этим. – Я не собираюсь засыпать навечно и подчиняться этим вашим лживым Снам. Поэтому спите сами дальше, если вам так нравится, а я пойду.
И Эрите решительно повернулась к Духам спиной и действительно пошла. Марты нигде не было видно, должно быть, она не на шутку испугалась и отправилась в одиночестве на поляну. Ри сейчас было все равно – разбудит она кого-нибудь или нет, поэтому она даже не старалась не шуметь.
Она совсем не думала о том, что каким-то чудом смогла уйти от Духов, не поддаться на их уговоры. Все ее мысли сейчас были заняты нахлынувшими воспоминаниями. Снова и снова перед глазами прокручивалась ужасающая до глубины души картина: полыхающий пожар, десятки сгорающих заживо людей, и он – до конца боровшийся со смертью, из последних сил удерживается на коленях, сгорбившись и прижимая руку к самому дорогому, что у него есть – его кулону, связывающему с ее чувствами. А потом – мертвое тело, в ожогах и язвах. Его мертвое тело, упавшее на спину…
Эрите уже рыдала в голос, и производимый шум сейчас заботил ее меньше всего. Она не запомнила точной дороги через лес обратно, к поляне, но все равно как-то продолжала идти, то и дело утирая горячие и застилавшие глаза слезы.
Она услышала сзади себя чьи-то шаги и, повернувшись, увидела, что за ней, в нескольких метрах, идет тот самый красивый молодой мужчина – Дух, который был первым, кого она разбудила.
- Что тебе нужно? – устало спросила она, перестав плакать.
- Возьми меня с собой, - выдавил из себя Дух.
- Зачем?
- Я не хочу больше спать. Я… хочу бороться с ними… Они пытаются меня забрать…
Молодой человек упал на землю, и Эрите подбежала к нему. Она и не заметила в темноте, что он весь был в поту и судорожно дышал, а глаза метали ошалелые взгляды то на нее, то за нее, а то и куда-то в сторону.
- Возьми, - прохрипел он.
Сейчас его голос уже далеко не был похож на тот слащаво-приторный, каким он ранее с ней разговаривал.
- Я не знаю, - растерянно и взволнованно затараторила Ри. – Говорят, что вам нельзя проснуться никогда…
- Я чувствую, что просыпаюсь… Они снова меня затягивают, я больше не хочу…
- Я не могу тебе верить, - посетила ее неприятная мысль. – Там все мои сестры. Что, если я тебя приведу, а ты их всех усыпишь?
- Нет, я обещаю, - он схватился за рукав ее платья.
- Тогда поклянись своими родными. Ты помнишь кого-нибудь?
- Маму… Я вспомнил…очень плохо… Я поклянусь мамой, что не сделаю… ничего плохого твоим близким… Возьми меня с собой.
Эрите сдалась, не в состоянии отказать ему в помощи. Она закинула руку мужчины себе на плечи, обхватив его за пояс, и он попытался встать на ноги. А потом они пошли – почти что наугад, потому что в темноте Ри плохо запомнила дорогу. Было до такой степени неудобно, что через несколько минут у Эрите заныла спина – роста-то в ней было чуть ли не на треть меньше, да и силой она явно не отличалась. Мужчина же практически повис на ее хрупком детском организме. К тому же, по пути он периодически отключался – то ли засыпал, то ли терял сознание, и тогда Эрите приходилось полностью тащить его на себе. Обливаясь потом и ощущая, как ноет от напряжения ее тело, она усмехнулась про себя, решив, что погорячилась, когда совсем недавно подумала, что никогда еще не носила такой тяжести, имея  в виду дрова.
Спустя время они добрались до кустов, только, кажется, не до того места, откуда они пришли с Мартой – Эрите поняла это по окружающей обстановке, по деревьям, которые возвышались слишком близко от зарослей, и по черным скрюченным растениям рядом с ними, которых она раньше не видела. Но, с какой бы стороны они не зашли, кусты все равно должны были вывести их на поляну верм, ведь они огораживали ту зону со всех сторон. Поэтому Эрите судорожно вздохнула и скинула с себя мужчину на землю, а сама бессильно опустилась рядом. Впереди было самое сложное, и честно говоря, она не представляла, как сможет преодолеть это препятствие.
Чем дольше она сидела на земле, тем острее чувствовала усталость. Дождавшись, когда мужчина снова придет в себя, она еле как поднялась на ноги, замотала в жгут свои волосы и спрятала их за шиворот. И только потом опять взвалила на себя его измученное и ослабевшее от долгих снов тело.
Характерно, что с приближением к поляне, мужчина терял все больше сил, и теперь совсем был не похож на того отдохнувшего красивого молодого Духа, который был доволен тем, что спит, и который уговаривал ее саму заснуть. Лицо осунулось, он даже как-то постарел, но, одновременно с этим, в те недолгие минуты, когда он приходил в сознание, Ри замечала, что наряду со страхом и растерянностью, в его глазах все же появлялось гораздо больше смысла, чем раньше.
Сначала было она подумала, что он перестал понимать где находится, и куда его тащат, судя по невнятному мычанию. Но, похоже, мужчина все-таки частично помнил, как оказался в этих дебрях, потому что не сопротивлялся, а наоборот, даже пытался помогать Эрите, кое-как переставляя ноги, чтобы ей было не так тяжело. Возможно, он боялся, что она его бросит.
Что до Ри, так та бросала его, наверное, через каждый десяток метров – чтобы отдышаться и прийти в себя. Весь путь показался ей вечностью. Она тащила его на спине, тянула волоком за ноги по земле,  даже пыталась перекатывать его, развернув боком. Колкие ветки беспощадно царапали лицо, шею и руки, впиваясь даже в защищенные плотной тканью места, цеплялись и выдирали убранные за шиворот волосы, препятствовали любой попытке передвижения. Вдобавок ко всему, неуместно длинный подол платья заставлял Эрите еще больше мучиться, она то и дело спотыкалась и падала.
Когда вдалеке сквозь просветы между веток заиграл оранжевый огонек, Эрите вздохнула с облегчением. Какое-то время она еще тащила мужчину, но потом окончательно выбилась из сил и оставила его в зарослях, метрах в семи от поляны, намереваясь вернуться за ним чуть позже. В конце концов, сейчас ему уже ничего не угрожало – он находился на их территории.
Они промахнулись на десяток метров, не больше. Их занесло немного правее, но заметили Ри раньше, чем она вышла на поляну – по шуму, производимому в кустах. Когда Эрите оказалась в зоне видимости верм, они уже повскакивали со своих мест и, пораженные, застыли, не решаясь ни подойти, ни хотя бы что-нибудь сказать.
Эрите же тем более никаких слов на ум не приходило. Взлохмаченная и грязная, насквозь мокрая от пота, в ссадинах и царапинах, она кое-как удерживалась на ногах, пугая сестер своим измученным видом. Все тело ныло от многочасового напряжения, и Ри старалась только не рухнуть на землю от усталости.
Первой опомнилась Марта. Она кинулась к Эрите, присела перед ней на колени, чтобы быть одного с ней роста, и стала обнимать ее и гладить по волосам.
- Прости меня, Эрите, я думала тебе конец, - лепетала она. – Ведь ты разговаривала с ними, вокруг тебя их столько было… Прости меня, Эрите, что я бросила тебя одну, я не знала, я не думала, что тебе нужна будет помощь…
Эрите отстранила от себя Марту и вытерла ей слезы.
- Это ты меня прости, я не хотела так шумно себя вести, честно. Просто запуталась в юбке, - Ри взялась за длинный подол, показывая ей, и вяло всхлипнула. – Марта, я не хотела подвергать…
Тут Марта отскочила от Эрите назад, спотыкаясь, с перекошенным от ужаса лицом, глядя куда-то ей за спину. Ри повернулась и увидела, что из кустов каким-то образом выбрался мужчина – сам. Несколько секунд в царившем молчании он просто стоял, а потом повалился на землю, без чувств.
Эрите виновато оглядела испуганных верм и попыталась объяснить:
- Он проснулся, я его разбудила…
- Это… Это что – Дух?! – заикаясь и глядя на него во все глаза, вскрикнула Имра, и все вермы вокруг зашикали, чтобы она вела себя тише и ненароком не разбудила его.
- Это Дух, - кивнула Ри. – Но он проснулся, он уже не во власти Снов.
- Не во власти?! – шепотом заорала Ядвига. – Ты в своем уме, Эрите! Ты привела к нам Духа! Хочешь, чтобы мы все здесь уснули?!
- А, может, она сама сейчас спит? – со страхом выдвинула предположение Агла.
- Ничего я не сплю! – возмущенно заорала Ри, и вермы снова зашикали. – Он поклялся, что не сделает вам ничего плохого, - тут же скороговоркой выдала она.
- Поклялся?! – присоединилась к всеобщему негодованию Астрея. – Да разве его словам можно верить?! От Снов нельзя очнуться, Эрите! Он навсегда их раб!
- Нет, он сам сказал, что не хочет больше спать!
- А что он сейчас делает, по-твоему? – съязвила Ядвига, указав на него.
- Наверное, спит, - запинаясь, проговорила Ри и сама поняла, как абсурдно это звучит. – Слушайте, я знаю, это кажется глупым, но он действительно проснулся! Это он сейчас от усталости… Он совсем не страшный, честное слово, не бойтесь!
- Тогда почему ты такая замученная? Он тебя пытал? – выдвинула очередную бредовую версию Агла. – Он заставил тебя вывести его к нам, да?
- Разумеется нет! – фыркнула Ри. – Он просил помочь, он совсем ослаб из-за Снов. Я тащила его сюда…
- Дух просил тебя помочь? – не поверила Софра.
- Да, он говорил, что не хочет больше быть во власти Снов, он говорил, что хочет бороться. Астрея, ты же понимаешь ложь! – в отчаянии обратилась она к царице верм. - Скажи, что я не обманываю!
- Нет, ты говоришь правду, - подтвердила та. – Но откуда нам знать, что он не опасен?
- Он пообещал не причинить вам вреда!
- Да мало ли что они могут пообещать! – не сдавалась Ядвига.
- Хорошо, - раздраженно вздохнула Эрите и решила зайти с другой стороны. Она повернулась к Марте: - Тебя, между прочим, там не видел ни один Дух. Скорее всего оттого, что это я их всех разбудила. Это значит, что Духи не опасны для тех, кто их не будил.
- Меня правда никто не видел? – обрела дар речи Марта.
- Не видел, хотя я тебя показывала, помнишь? А даже если бы они тебя и увидели, то ничего бы не сделали, я знаю!
- Откуда знаешь, Эрите? Думаешь, то, что Духи усыпляют верм – выдумки? – сердито спросила Астрея.
- Наверное, не выдумки. Но почему-то же они не смогли усыпить меня!
- А ты точно не спишь? – снова тревожно переспросила Агла. Кажется, она сегодня была первой по глупым вопросам.
- Что за чушь! – чуть ли не заорала Ри от раздражения. – Не видно по мне, что ли!
Вермы как по команде зашикали.
- Как ты от них ушла? – косясь на Духа, шепотом поинтересовалась Тиара. – Марта нам сказала, что они тебя буквально окружили. Сколько их было?
- Не меньше десяти, наверное, - пожала плечом Ри, и тут же поморщилась от ноющей боли в мышцах. – Они не смогли меня убедить.
- Что значит – не смогли? – серьезно переспросила Астрея.
- Ну, они все расписывали, как хорошо во сне, а я с ними спорила, что в жизни лучше. Да Марта же и сама все слышала, пусть расскажет! – Эрите была бы рада сейчас вообще не разговаривать, единственное, чего ей хотелось – так это лечь и лежать.
- Нет, - замахала головой Марта. – Я ничего не слышала, совсем. Они будто окружили тебя туманом Снов, ты стояла там вместе с ними будто в коконе, я не видела даже сколько точно их там было. И тихо было так, будто ничего не происходило. Ни единого звука я не услышала.
- Но я говорила! И они говорили, мы спорили. Мне еще пытались показывать другие миры, будто бы на экране из тумана, но ничего, кроме самого этого тумана я не видела. И кстати, Марта. Ты ведь говорила, что Сны действуют на верм иначе, что в той зоне у нас перед глазами должны мелькать истории…
- А у тебя что же...
- Я не видела историй, - не дала ей закончить вопрос Эрите. – Мысли будто в тумане были, и все.
Вермы переглянулись. После многозначительного молчания, Астрея серьезно сказала:
- Знаешь что, Эрите. Давай мы посмотрим на твоего Духа, вдруг он и вправду проснулся, и теперь спит лишь от усталости. Проверить просто: разбуди его прямо сейчас.
Послышались испуганные вздохи и вскрики, но Астрея пояснила:
- Если он не Дух, то когда Эрите его разбудит, он должен нас увидеть. Если же Дух – ее он уговорить не сможет, а нас не будет видеть, точно так же, как в лесу никто не видел Марту. Всем нам ничего не грозит.
Эрите согласилась и, опустившись на землю перед мужчиной, незамедлительно начала его будить. Вермы сбились в кучку подальше от них двоих и, затаив дыхание, наблюдали за тем, как Ри бьет его по щекам.
- Эй! Эй, вставай! Просыпайся, говорю!
Он открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на нее.
- Ты можешь встать? – он ничего не ответил, поэтому она повторила еще раз, очень медленно, чуть ли не по слогам, чтобы он понял смысл ее вопроса: - Ты можешь встать?
Мужчина слабо кивнул и вяло пошевелился, но встать так и не смог. Тогда Ри руками приподняла его голову и спросила, может ли он хотя бы разговаривать. На это он что-то утвердительно прохрипел, облизывая губы.
- Принесите воды, - повернулась она к сестрам. – Ну же, воды! – поторопила Эрите не решающихся сдвинуться с места верм.
Тиара, покосившись на мужчину, побежала к озеру. Спустя несколько минут она вернулась на свое прежнее место с деревянной глубокой чашкой, наполненной водой, но отдать ее Эрите, тем самым приблизившись к не спавшему Духу, она отказалась. Ри пришлось высвободить руки, обратно положив голову ее знакомого на землю, кряхтя встать и самой забрать для него воду.
Потом она, одной рукой придерживая его голову, а другой – вливая в рот прохладную жидкость, наблюдала за тем, как жадными глотками мужчина утолял жажду. Когда же он напился, она отставила в сторону чашку и, взяв в обе руки его голову, повернула ее вбок, так, чтобы он мог видеть столпившуюся кучку напуганных верм.
- Ты их видишь? – спросила она.
Мужчина хрипло ответил, что да.
- Сколько их? – продолжала допытываться Ри. – Посчитай.
Он водил мутными глазами, стараясь сосчитать, но было очевидно, что соображает он туго. Спустя несколько минут, в течение которых Ри боялась, что он снова заснет, он произнес:
- Восемь… или… или… девять. Наверное.
Эрите ликующе посмотрела на верм и собралась было снова задать ему вопрос, но мужчина все-таки отключился. Она опять похлопала его по щекам и, когда он открыл глаза, требовательно спросила:
- Ты помнишь, кто я? Ты меня помнишь? – на всякий случай повторила она еще раз.
Он молча смотрел на нее, как бы пережевывая в уме ее фразу, но потом, хоть и с запозданием, кивнул.
- А о своем обещании ты помнишь? – медленно и с расстановкой, делая паузы между словами, снова спросила Ри. – Ты поклялся своей мамой, что не сделаешь им ничего плохого, помнишь?
Подумав несколько минут, мужчина кивнул опять.
- Вот видите, - обратилась Эрите к вермам. – Он ничего вам не сделает, он обещал. Можно ему поспать?
Поразмыслив, Астрея согласилась, но с условием, о котором она незамедлительно сообщила.
- Выхаживать будешь его сама, мы и на метр к нему не приблизимся.
- Хорошо, - Эрите умоляюще посмотрела на главную верму. – Только давайте перенесем его хотя бы на немного поближе к костру. Земля-то ведь холодная…
- Птьфу! – сплюнула Яга. – Вот малахольная-то! Да неизвестно еще сколько он лет там проспал – и ничаво, чай, не умер… Сама-то так три дня проспала!
- Он там во власти Снов спал, а сейчас – нет. А у меня и выбора никакого не было, - заспорила Ри, но, оглядев до сих пор напуганные лица сестер, вздохнула: - Я постелю ему свою подстилку.
- Можешь сидеть со мной, вдвоем мы уместимся, - с готовностью предложила Канна, и Ри благодарно приняла предложение.



Глава 16.

УГРОЗА


Пока все устраивались возле костра, Эрите пошла к озеру. Там она вдоволь напилась, а потом наполнила глубокую чашку водой, предварительно поместив ее неподалеку от бывшего Духа. Затем она принесла свою подстилку и еле как подложила ее под голову и туловище спящего. Сейчас, когда все ее тело ныло, он показался ей еще тяжелее, и Ри уже не верилось, что она смогла его так долго тащить на себе.
И только после всего этого она позволила себе расслабиться. Снова подойдя к озеру, Эрите, не снимая одежды, нырнула в него и поплыла. Вода успокаивала, снимала напряжение, охлаждала кожу, тем самым делая менее болезненными многочисленные царапины и ссадины. Она посмотрела вверх, но, как и на обряде посвящения, не увидела там ничего кроме темной бездны. Казалось, над Ри сейчас несколько тысяч метров глубины.
Но долго находиться в озере было невозможно, и когда воздух в легких стал заканчиваться, Эрите пришлось вынырнуть. Пару минут в воде оказалось достаточно, чтобы смыть всю грязь и почувствовать себя гораздо лучше. Однако, едва ступив на землю, она ощутила себя такой расслабленной и уставшей, что ей хватило сил только на то, чтобы добрести до костра и плюхнуться рядом с Канной, на одну с ней подстилку. Место, где раньше сидела Эрите, сейчас  пустовало.
Некоторое время они молчали, потому что никто не знал, с чего начать. Вспомнив, что перед уходом ее и Марты Ядвига обещала еду, Эрите попыталась разрядить обстановку, сказав об этом. Но Софра молча ушла в неосвещенную зону за костром и вернулась уже с разносом, на котором стояло десять наполненных дымящихся деревянных чашек.
Вермы разобрали пищу и угрюмо стали ее поглощать. А Ри, которая чувствовала себя виноватой в этой тягостной тишине, отставила от себя ароматное варево и с вызовом бросила:
- Я спасла ему жизнь, и вы – мои сестры – могли бы отнестись к этому с пониманием.
Астрея, подняв на нее глаза, так же отставила свою еду в сторону и ответила:
- Мы поражены тем, что ты смогла такое сделать, но до сих пор не знаем, как к этому отнестись. Только представь, что нам за сегодня пришлось испытать. Сначала прибежала Марта. Одна. И мы целую вечность пытались понять ее спутанный и сбивчивый монолог. В конце концов, мы поверили, что ты к нам больше никогда не вернешься. Тиара даже собралась лететь к нашим соседям, чтобы сообщить им эту ужаснейшую новость. Мы уже мысленно попрощались с тобой, Эрите.
Канна на этих словах вдруг всхлипнула прямо над ухом Ри, и последняя не успела даже повернуться на звук, как почувствовала, что та уже обнимает ее. Смутившись от такого внезапного проявления чувств, Эрите осторожно погладила ее по спине.
А Астрея тем временем продолжала свой рассказ.
- А потом ты вышла на эту поляну с разбитым лбом, рассеченной щекой, вся в царапинах, лохматая… Видела бы ты себя со стороны – самой бы жутко стало. Измученная, грязная, в земле и частичках обломанных веток, запутавшихся в волосах… Что мы должны были подумать? Где ты, кстати, так поранилась?
- Царапины появились в кустах, а остальное – должно быть, напоролась на корягу, когда упала, - предположила Ри, которая и знать не знала, что у нее порезана щека и разбит лоб.
- А когда на поляну вышел он, - Астрея указала на мужчину, который лежал метрах в десяти от костра, по правую руку от нее, - клянусь, я подумала, что он пришел за тобой. Ты не можешь представить, что я испытала тогда, ведь его приход означал, что наши густые высокие кусты – лишь видимость защиты, и что любого из нас здесь можно так легко достать. Но оказалось, что он пришел не за тобой, а с тобой, и уж тут я подумала, что ты точно спятила. Как тебе это удалось? Как ты сумела разбудить Духа?
- Я не знаю. Как только я его увидела, я перестала бояться, успокоилась. А когда он заговорил, я почему-то не поверила ни одному его слову. Они мне все что-то доказывали, пытались убедить, а я не верила. Мне хотелось критиковать каждое их слово, в каждой их фразе я слышала только чушь. Может быть потому, что они сами не понимали, что несут.
- Эрите, а ты хоть сама понимаешь, что сделала? – серьезно спросила Астрея, и сама же ответила: - Ты не просто разбудила Духа, ты изменила его судьбу, ведь ему предначертано было спать вечно.
- Ерунда, - фыркнула Ри. – Может быть, его судьба была в том, чтобы проснуться после многих лет сна. Имра ведь вчера учуяла новую жизнь – значит, она просто не смогла учуять ее заранее. Я хочу сказать, что, возможно, она учуяла, что его не нужно забирать из спящей зоны, когда он только пришел, а запаха того, что он когда-нибудь проснется, она не уловила. Вот вы и думали, что спать ему придется вечно.
- А может быть все дело в том, что ты способна влиять на чужие жизни? – высказала свое мнение Марта.
- Никто не способен вмешиваться и изменять не то что чужую жизнь, но и даже свою, - Эрите действительно была в этом уверена. – Ведь на то она и судьба: что ни делай, в итоге все равно получится то, что и должно было получиться.
- Может быть, судьба все же способна меняться? – неуверенно произнесла Софра.
- Уж ты-то Софра должна меня понимать, - покачала головой Ри. – Ты как никто другой знаешь, что не зря возникают упущенные возможности, и совершенно не случайно происходят неожиданности – ты ведь сама говорила, что их не существует, что все дело лишь в неготовности принять ситуацию. И если это действительно так, то, получается, что все «неожиданности» заранее спланированы, точно так же, как и спланированы все препятствия для того, чтобы возможности стали упущенными. То есть, что бы мы не делали, все наши шаги заранее предусмотрены, и именно из них складывается сама судьба. Ее невозможно изменить.
- Тогда ты и сама попала в этот мир неслучайно, - заключила Имра. – А, значит, тебе самой было суждено вмешаться в судьбу этого Духа. Вмешаться в судьбу, понимаешь?
- Ты заблуждаешься. То, что мне суждено было попасть в этот мир – бесспорно. Но про влияние на судьбу – полнейшая чушь.
- А что же это тогда, по-твоему? – заблестели от интереса глаза Астреи. – Ведь никому из нас не дано было его разбудить.
- А вы и не пытались, так что может быть и дано. А может быть, это должна была сделать именно я. Возможно, я здесь оказалась  только для того, чтобы помочь ему проснуться.
- Ты оказалась здесь потому, что являешься самой сильной из нас. То есть, я хочу сказать, что до тебя в городе не было никого, кто смог бы его разбудить.
- Потому что вы не пытались, - еще раз повторила Ри.
- Вот именно, потому что никто из нас не осмелился бы выйти в ту зону. Что до Марты – так она слишком аккуратна и опытна, чтобы ненароком кого-нибудь разбудить.
- О чем тут спорить, - хладнокровно вмешалась Тиара. – Нужно взять и проверить.
Вермы повернулись к ней, ожидая продолжения, и она, глядя Эрите в глаза, сказала:
- Пойди и разбуди какого-нибудь другого Духа. Если у тебя это получится, то вряд ли кто-нибудь из нас поверит, что только ему, - она указала на спящего мужчину, - было суждено проснуться после многих лет сна.
- Это слишком опасно, - протараторила Канна, прежде чем Эрите раскрыла рот. – А если ей действительно дано было разбудить только его одного?
- Сомневаюсь, - хмыкнула Тиара. – В любом случае, ей ничего не грозит – Духи не в состоянии ее усыпить.
- Но в лесу помимо Духов есть еще и Тени, - отстаивала свою точку зрения Канна, и Ри удивленно наблюдала за ней.
- Тени лишь показывают страхи, для нее они тоже не опасны, - многозначительно подняла бровь Тиара. – Если она испугается и закричит, то проснувшиеся Духи в любом случае будут ей не страшны.
- Слушайте, - подняла руку Ядвига. – Что бы мы не решили сделать, для начала нам нужно посоветоваться с соседями. Я думаю, группа Крона нас поддержит, но вот группа Рунны явно будет против любого вмешательства в спящую жизнь. Надо еще подумать, как объяснить им про этого одного проснувшегося. Если мы скажем им, что Эрите собралась разбудить кого-нибудь повторно, боюсь, они объявят нам войну.
- Я об этом уже подумала, - кивнула Астрея. – Рунна очень консервативна, даже на обряде посвящения, когда Эрите вышла к нам из озера в новом облике, та была недовольна – она сразу учуяла запах перемен. Нам с Кроном стоило больших усилий убедить ее в том, что это никакой не знак, и что мы ничего не задумали. Если рассказать ей об этом сейчас, она придет в бешенство и заподозрит нас в заговоре. С войной тянуть она не станет.
- Ты предлагаешь скрыть от нее все эти события? – уточнила Ядвига.
- Не совсем скрыть, скорее, утаить на время. Причем от всех наших соседей – мы же не можем быть уверены, что Крон встанет на нашу сторону.
- Разумно, - согласилась Ядвига, убрав от лица багровые волосы. – Но мы не сможем скрывать от них долго. Через месяц-два нам придется рассказать.
- Придется. Но сейчас мы этого делать не будем, - твердо завершила тему Астрея. – Ну что, Эрите, пойдешь будить других Духов? Решать только тебе.
Ри оглядела лица верм. Яга была настроена скептически, Тиара и Имра сверлили ее решительным взглядом, Астрея, Агла, Ядвига и Софра смотрели на нее с любопытством, а Канна так вообще откровенно мотала головой, пытаясь убедить Ри не соглашаться. Только по виду Марты было непонятно, о чем же она думает – казалось, та просто ждала ее ответа.
- Я согласна разбудить как можно больше Духов, но это не будет означать, что я повелеваю их судьбой, - Ри скривилась на этих словах. – Их жизни, видимо, переплетаются с моей, и я должна им помочь, если больше этого сделать некому.
- Называй это как хочешь, - с наигранным великодушием разрешила Тиара, и все вермы, включая Эрите, заулыбались. – Но что мы будем делать с теми Духами, которых тебе, возможно, удастся разбудить?
- Пусть пока поживут с нами, - предложила Ри.
- А если они снова заснут? В пределах этой поляны Сны почти не оказывают влияния только на верм, - напомнила Агла. – Без соседей мы не сможем провести обряд посвящения. И вообще, еще неизвестно, можно ли их посвятить.
- Да чаво тут думать! – каркнула Яга, до сих пор не принимавшая участие во всеобщем разговоре. – Сперва за этим вон последим, - махнула она в сторону Духа толстой и короткой деревянной палкой, которой толкла в глубокой чашке очередной вонючий сбор. – Надобно пока ничаво не делать и поглядеть, чаво с ним станется.
Несколько минут вермы размышляли над мыслью Яги. Ри в задумчивости уставилась на свои содранные ладони. Сейчас, когда эмоции поутихли, Эрите начала ощущать, как они саднят. Осторожно потрогав лоб и щеки, помимо многочисленных царапин, она нащупала также глубокий порез и ссадину, о которых узнала от Астреи. Как только ее внимание переключилось на лицо, Эрите начала чувствовать жжение и в этих болячках.
- Предлагаю подождать три дня, - после паузы, проговорила Астрея. – За это время мы приблизительно поймем, что будет происходить с Духом. Если все будет благополучно, Эрите сможет приступить к спасению других.
Спорить никто не стал, все были согласны.
В последующие дни Эрите только и делала, что почти не отходила от Духа. В тот день, когда Ри привела его к вермам, он проснулся всего два раза – и то на несколько минут, и был таким слабым, что его сил хватило только на то, чтобы попить. Но в последствии он стал просыпаться гораздо чаще, и с каждым разом время бодрствования между снами увеличивалось. В такие минуты Эрите старалась всегда быть рядом, чтобы успеть немного поговорить с ним и убедиться, что ему становится лучше.
Уже через день, когда он стал просыпаться буквально каждый час, она перестала отходить от него вовсе, разве только затем, чтобы снова наполнить чашку водой из озера. Зато она могла замечать, как у мужчины постепенно прибавляются силы – он разговаривал с ней все охотнее и гораздо более окрепшим голосом. Пару раз он даже пытался описать сон, который только что видел, но незаметно для себя засыпал, не рассказав и до середины.
Эрите за два дня беспрерывного бдения и кропотливого ухаживания за ним сама стала больше похожей на него, чем на верму – такая же измученная и уставшая. Канна, пожалев ее, предложила помочь и вместо нее посидеть с бывшим Духом, и Ри прониклась к русоволосой сероглазой сестре еще больше. Но она не могла не замечать ее страх, поэтому, искренне улыбнувшись и поблагодарив, отказалась.
С момента посвящения Эрите в верму, ей еще ни разу не захотелось спать. Это было для нее немного странно и ново, ведь за большую часть своей жизни она привыкла спать каждую ночь. Здесь же, в Городе Снов, была одна сплошная ночь, и хотя вермы и говорили ей, когда сменяются сутки, Ри до сих пор не чувствовала этой смены. То, что в предыдущем Городе Мыслей спать нельзя было совсем, Эрите в расчет не брала, ведь она даже не знала, сколько времени там провела – для нее это был один очень длинный день.
Ощутив себя зябко, Ри поежилась и поплотнее закутала голые ноги в излишне длинный подол платья. Сегодня она ни разу не подходила к костру погреться, потому что совесть не позволяла ей бросить практически беспомощного мужчину одного. Она уже и забыла, каково это – постоянно чувствовать слабый и от этого раздражающий холод – казалось, что для того, чтобы согреться, не хватает совсем немного тепла.
Сейчас дела обстояли иначе, чем в первые три дня, которые Эрите в одиночку провела на сырой земле в открытом лесу – она могла бы ненадолго покинуть то и дело просыпающегося мужчину, чтобы погреться. Но Ри точно знала, что от внутренних терзаний ее хватит не больше чем на пять минут, за которые она все равно не успеет как следует запастись теплом.
Она могла бы разжечь костер прямо рядом с собой и мужчиной, тем более что сестры неоднократно предлагали ей это сделать, но совесть снова не позволяла ей согласиться – ведь за дровами ходит Марта, и ей пришлось бы делать это в два раза чаще только ради нее и этого незнакомца, которого все вермы остерегались до сих пор.
Поэтому Ри просто продолжала сидеть вдали от огня, бросая в его сторону тоскливые взгляды, но утешаясь тем, что ей бывало и в несколько раз холоднее – сейчас она, по крайней мере, была одета в плотное платье.
Эрите время от времени навещали и другие вермы помимо Канны, но ненадолго и строго тогда, когда Дух только-только засыпал. Эти визиты разбирали Ри на смех. Несмотря на то, что она находилась всего метрах в десяти от костра, и чтобы поговорить, вермам достаточно было не то что крикнуть, а просто произнести слова громче, они все равно продолжали посещать ее, каждый раз здороваясь и заискивающе и смущенно улыбаясь, будто из них двоих – спящего мужчины и Эрите – именно последняя была слабой, немощной и тяжело больной.
Но сколько не пыталась Ри убедить сестер, что бояться им нечего, что навещать ее не стоит, и что они могут переговариваться с ней, сидя прямо у костра, не вставая с места, ее попытки были безуспешными. Вермы так привыкли к страху перед Духами, что, даже понимая, что этот мужчина больше для них не опасен, все равно продолжали разговаривать шепотом рядом с ним и тихо и приглушенно – вдали от него, возле костра. Эрите почему-то думалось, что если бы потрескивание веток в огне не производило звук, мешая друг друга слышать, они и там бы переговаривались шепотом. Ри не понимала их страха, ей казалось нелепым и смешным то, что, даже осознавая его беспричинность, они все равно не могли себя пересилить.
Пару раз ее навещала Яга. Сначала было Эрите удивилась, увидев ее сгорбленную фигуру, ковыляющую к ней, но, когда Яга, издалека убедившись, что мужчина уже спит, приблизилась и объявила, что пришла лечить Эрите, удивление сменилось непониманием. Ри даже подумала, что сестры и правда считают ее больной.
Но Яга, встав вплотную к сидящей на земле Эрите и смотря на нее сверху вниз, сунула ей под нос содержимое деревянной чашки, принесенной с собой. Честно говоря, она могла бы и не демонстрировать Ри отвратительную и на цвет, и на вид кашицу, потому что ее тошнотворный резкий запах Эрите уловила еще до того, как Яга подошла к ней.
Не успела Ри раскрыть рта, чтобы возразить и вежливо отказаться, как Яга уже, обмакнув палец в вонючую смесь, мазала ей лоб, зачем-то плюя на него и быстро шепча что-то неразборчивое. Эрите поневоле скривила лицо от отвращения к пахучему снадобью, и Яга, снова обмакивая палец в чашку, тихо, но так, чтобы Ри слышала, пробурчала вполголоса:
- Ишь чаво… Кривится!
Эрите в ответ на это рассмеялась бы, если б скрюченный палец Яги уже не мазал ей глубокий порез на щеке, а противные вязкие сгустки лекарства не падали бы ей на платье при малейшей попытке хотя бы улыбнуться. Вдоволь наплевавшись на щеку Ри, Яга потребовала выставить вперед ладони, и их почтил тот же ритуал – вонючая смесь, плевки и заговоры. Закончив с этим, Яга покосилась на еще спящего мужчину и, тихо ворча себе под нос, торопливо заковыляла прочь.
- Шпашибо, Яга, - боясь открыть рот и тем самым получить новую порцию кашицы себе на платье, сквозь зубы вдогонку крикнула Ри, оставшись чуть ли не с ног до головы перемазанной и воняющей.
Но, надо отдать Яге должное, Эрите почти сразу заметила, что и лоб, и щеку саднить стало меньше, а царапины на ладонях теперь смягчились, и она практически безболезненно смогла сжать руки в кулаки. То ли помогло приготовленное Ягой лекарство, то ли ее заговоры, а, может, и вовсе плевки, но ко второму ее визиту Эрите уже относилась к ней без недоверия и насмешек. А когда Яга, покосившись на бывшего Духа, отдала Ри свою чашку с сомнительной на вид похлебкой, Эрите при ее словах почувствовала, как благодарность к ней проступает улыбкой на лице. Оказалось, что Яга сделала настойку для укрепления сил мужчины, чего Ри не ожидала от нее совсем.
- Лежить туть, окаянный, ни живой ни мертвый, - так своеобразно Яга объяснила свое желание помочь.
В общем, на третий день, когда все вермы сидели возле костра, и до Эрите доносилось их невнятное бормотание, она сама, подобрав под себя ноги, закутанные в платье, со скучающим видом смотрела на мужчину, который вот-вот должен был проснуться. Никто из них не ожидал того, что произошло в последствии.
В воздухе послышались трепыхающие звуки, и вскоре вермы увидели их источник: сверху, из темноты, на поляну приземлялись две гостьи – из группы Рунны, и их длинные юбки колыхались и бились об ноги. Одна из них держала в руках темный сверток, а вторая, едва они ступили на землю, весело начала:
- Приветствую тебя, Астрея, и всех вас, вермы. Мы, как и обещали, доста…
Договорить ей не дал так некстати проснувшийся Дух. Видимо, настойка Яги, которой Эрите его напоила, оказала нужный для здоровья, но никак не для ситуации, эффект, и мужчина, почувствовав себя лучше и поняв, что у него хватит сил, улыбаясь, в первый раз за три дня встал на ноги. Эрите тоже вскочила перед ним, тем самым на всякий случай заслоняя его собой, но ей, маленькой девочке, ростом на треть ниже взрослого мужчины, вряд ли это удалось.
Дух же, похоже, не сознавал, отчего на лицах женщин написан страх, и почему те двое, стоявшие в стороне ото всех, настолько поражены, насколько и скованы видневшимся на их лицах ужасом. В полном молчании он, все еще улыбаясь, заговорил, и при первых его словах одна из женщин в стороне попятилась, крепко вцепившись в руку другой.
- Не бойтесь меня, я ничего плохого вам не сделаю, я обещал Эрите, - по-своему поняв их страх, попытался убедить он верм, а потом, заглянув в лицо Ри, так не вовремя поблагодарил ее: - Спасибо, Эрите.
Ри на это ничего не ответила, она с испугом и вызовом вглядывалась в лица гостей. А мужчина тем временем, заметив, что его слова не подействовали на верм успокаивающе, предпринял еще одну попытку произвести хорошее впечатление.
- Меня зовут Тамир, - благодушно улыбаясь, произнес он.
Но эти слова еще больше шокировали верм из группы Рунны. Одна из них, выронив из рук сверток, открыла рот, будто хотела что-то сказать, но не решилась произнести ни слова. Очевидно, ее обескуражил тот факт, что у Духа вообще может быть имя. А, может, она просто боялась вступать с ним в разговор. Как бы там ни было, гостьям хватило лишь мимолетного взгляда друг на друга, чтобы они вместе, оттолкнувшись от земли, стремительно поднялись ввысь.
- Стойте, стойте! – закричала им вслед Астрея, но обе вермы ее уже не слышали.
Она растерянно и мельком оглядела лица присутствующих, большинство из которых застыли, не зная как дальше быть. Немного дольше ее взгляд задержался и на самом Духе, но почти сразу скользнул куда-то вниз, и Эрите, наблюдая за ней, не поняла – то ли это было от страха, то ли от стыда за свой страх.
Астрея медленно подошла к тому месту, где ранее стояли гостьи, и, нагнувшись, подобрала с земли выроненный сверток. Развернув его, она посмотрела на Эрите, демонстрируя причину прилета гостей, и все вермы сразу поняли, какую деталь их плана они оставили без внимания, совершенно о ней забыв.
- Платье, - почти равнодушно произнесла очевидное вслух Астрея. – Эрите, они сшили для тебя новое платье.
Ри, которая до сих пор стояла перед ничего не понимающим, и от этого казавшимся смущенным, мужчиной, в нелепой позе, раскинув руки в стороны, как бы защищая его, бессильно их опустила.
- Нас ждет война, - озвучила она мысли каждой вермы, будто сумев их услышать.



Глава 17.

ПЕРЕМЕНЫ


- Что будем делать? – нервно вопросила Марта.
Но у Ядвиги уже созрел ответ, и она, не дав возможности никому высказаться, твердо скомандовала:
- Лети к Крону прямо сейчас. Не знаю, сколько у нас времени, но чем быстрее его группа прилетит к нам, тем больше у нас шансов избежать войны. Они должны быть на нашей стороне, Крон давно хотел перемен. Может быть, выслушав мнение большинства, Рунна согласится с нами.
- А если Крон отвернется от нас? – запаниковала Марта. – Он ведь тоже не хотел войны!
- Мы должны постараться его убедить, - поддержала Ядвигу Астрея. – Лети, Марта!
Марта поспешно кивнула и забрала у Тиары свой кулон, которая та уже приготовила для нее.
- А в чем дело? – наблюдая за их беспокойством, поинтересовался мужчина и уселся на землю – сил у него поубавилось.
Но вермы только отмахнулись от его вопроса.
- У нас есть оружие? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Ри, провожая глазами уже поднявшуюся в воздух Марту.
Молчание сестер ей не понравилось. Она перевела взгляд на Ядвигу.
- Ты же самая опытная в вопросах войн. Хочешь сказать, что все войны проходили без оружия?
- Не было никаких войн, - ответила Ядвига, тем самым введя Эрите в ступор. – С чего ты вообще это взяла?
- Но ты же самая опытная в вопросах войн, - тупо повторила Ри, а потом, внезапно догадавшись, ахнула: - Неужели опыт заключается лишь в теории?
- Нам не с кем было воевать, кроме как со Снами, - резко объяснила Ядвига, надменно тряхнув водопадом багровых волос. – Все разногласия между друг другом решались мирным путем. Несколько раз, еще давно, были стычки, но они все закончились нашей победой.
- Стычки без оружия? – не отставала от нее Ри.
- Разумеется, - фыркнула та. – Поэтому Рунне есть чем угрожать.
- Наше оружие, - вдруг в задумчивости проговорила Канна, глядя себе под ноги. А потом подняла сияющие от своей догадки глаза и почти что прокричала: - Духи! Они боятся Духов, и нам это на руку.
- Если ты не забыла, мы тоже боимся Духов, - язвительно напомнила Тиара.
- Зато мы знаем, что Эрите способна их будить, и уже почти свыклись с этой мыслью. А они – нет. Эрите, ты должна разбудить для нас как можно больше Духов, и когда они все окажутся на нашей поляне, то наверняка заснут от усталости как этот, - Канна небрежно и нетерпеливо махнула рукой на мужчину.
- Меня зовут Тамир, - вставил тот, но Канна в приступе вдохновения попросту не обратила на него внимания.
- Когда соседи прилетят, они побоятся своими действиями разбудить якобы спящих под влиянием Снов Духов, и вообще ничего не будут делать!
Тиара ехидно расхохоталась, даже не став комментировать эту, на ее взгляд, чушь. Эрите тоже видела эту идею невозможной – она бы не смогла за короткое время сама притащить сколько бы то ни было Духов, она одного-то тащила несколько часов. Обстановка накаливалась на глазах, еще немного – и все вермы переругались бы друг с другом.
Эрите повернулась к мужчине и увидела, как тот уже лег.
- Я могу перебудить сколько угодно Духов, но я не смогу всех их притащить сюда на себе. Если только кто-нибудь не пойдет со мной и не поможет мне. Астрея, ты у нас главная, - нарочито спокойно проговорила Ри. – Что будем делать?
- До того, пока мы не перебудили весь лес, остается надежда, что мы сможем уладить конфликт. Объясним, что у тебя это получилось случайно, может быть и Крон нас поддержит. Не будем пока ничего предпринимать. Давайте ждать, - огласила Астрея окончательное решение.
- Не понимаю, почему вы так боитесь Рунны? – Эрите совсем не понравился ее ответ. – Если она постоянно угрожает, то почему вы до сих пор не придумали и не сделали себе никакого оружия?
- Потому что мы не планировали войну, - объяснила Ядвига таким тоном, будто считала, что ничего понятнее и очевиднее просто и быть не может.
Эрите фыркнула.
- Но они-то планировали, - в тон ей сказала она, имея в виду группу Рунны. – Вы сами порождаете свой страх перед ними. Будь у нас достойное оружие, мы чувствовали бы себя куда уверенней!
- Ой, только не говори, что в вопросах войн ты разбираешься лучше, - капризно вскричала Ядвига.
- По крайней мере, хоть как-то разбираюсь, - с деланным спокойствием парировала Ри. – И если эта Рунна так не хочет перемен, а все остальные хотят, то не проще ли объединиться с Кроном и все-таки устроить против нее войну, а не привычно бояться и идти у нее на поводу? Ваш страх граничит с трусостью, он не оправдан.
Как только Эрите это произнесла, она сразу же пожалела, поняв, что обидела своей резкостью сестер, которые только насупились, ничего ей не ответив. Но извиняться за свои слова – значило бы признать, что на самом деле это не так, и Ри думает иначе. Поэтому она молча отвернулась и, бросив взгляд на Духа и отметив про себя, что тот еще не спит, принялась ходить взад-вперед. Пару раз она все же останавливалась, намереваясь предпринять еще одну попытку убедить верм, что нельзя просто так ждать, что нужно что-то делать, но потом почему-то передумывала.
Сестры тоже нервничали, но, как и Ри, не пытались начать разговор. Канна сидела на земле, спиной к огню и перебирала в руках подол платья; Яга, сидящая рядом с ней, зажевывая губы, яростно толкла очередную порцию растений, и временами из ее чашки вылетали измельченные ошметки; Ядвига, стоя в стороне, обняв себя руками, напряженно вглядывалась в темноту; Астрея застыла неподвижно, закрыв при этом глаза; Имра шумно втягивала воздух, пытаясь уловить в нем запахи грядущего; Тиара проверяла не неисправность все амулеты для полетов; Агла то распускала волосы, то снова сплетала их в две косы; а Софра сосредоточенно что-то обдумывала.
Когда молчание терпеть стало не по силам, Ри озвучила пришедшую ей в голову идею.
- А пусть Агла внушит Рунне и по возможности всей ее группе, что в том, чтобы разбудить Духов, нет ничего плохого. Ты же можешь внушить что угодно, - обратилась она к темноволосой женщине с красивыми медовыми глазами.
- Я могу попробовать, - неуверенно произнесла она, вопросительно посмотрев на Астрею.
Главная верма открыла глаза и всем телом развернулась к Агле. Какое-то время она молча изучала ее внимательным взглядом, после чего, дернув плечом и головой, спокойно сказала:
- Попробуй. Если таким образом удастся убедить Рунну, то на ее группу можно даже не тратить сил – они все равно сделают то, что прикажет им она, даже если будут недовольны ее решением.
Вермы заметно приободрились, почувствовав надежду на мир. А Софра, которая была настолько погружена в свои мысли, что, казалось, не услышала ни слова, медленно заговорила.
- Дух до сих пор не заснул – это знак, что события не застынут, они будут развиваться. То, что прилетели именно две гостьи, говорит нам о том, что нас ждут два выбора развития событий, или о том, что какие-то две группы из трех будут заодно. Дух впервые встал на ноги – это дает нам повод думать о том, что перемены будут резкими, но положительными – возможно, мы будем в числе тех двух групп, которые будут против третьей. Новое платье Эрите тоже означает перемены. А то, что вермы успели поссориться между собой, чего почти никогда не случается, символизирует неожиданный поворот событий. В любом случае, я не нашла ни единого знака, который говорил бы нам о войне, - подняла Софра глаза на Астрею.
- Я тоже не уловила ни одного подобного запаха, - согласилась с ней Имра.
- Возможно, это потому, что нам удастся убедить Рунну, - предположила Астрея.
- А почему ты решила, что ссора верм символизирует неожиданный поворот, нежели ссору нашей группы с Рунной и, как следствие, войну?
- Потому что нельзя воспринимать знаки буквально, их нужно рассматривать вместе, как бы представляя общую картину того…
Софра не успела договорить, потому что все услышали трепыхающий звук, приближающийся сверху и становившийся вес громче. На слабо освещенный костром участок поляны опустились трое – сама Рунна и те самые две вермы, которые прилетали ранее. У всех троих был взволнованный, но решительный вид.
Астрея вышла вперед и настороженно поприветствовала царицу, но та, будто вовсе ее и не заметив, отыскала глазами лежащего на земле мужчину. Такая надменность и пренебрежительность по отношению к Астрее, возмутили Эрите. Только спустя несколько секунд она поняла, что это было не высокомерие.
Наткнувшись взглядом на Духа, Рунна, вопреки ожиданиям верм, сделала несмелый, и даже робкий шаг в его сторону.
- Тамир, - еле слышно позвала она, чем повергла в шок всех присутствующих, за исключением двух верм из ее группы. – Мальчик мой, - слезно добавила она, протягивая к нему руки.
Мужчина, сначала просто повернувший голову в ее сторону, приподнялся на локте, потом сел, а потом и вовсе встал на ноги.
- Мама? – слабо спросил он, и Эрите услышала вскрики нескольких пораженных верм, в числе которых была и она сама.
Рыдания Рунны потонули в шепоте переговаривающихся верм, и никто не успел опомниться, как та уже, стоя на коленях, обнимала осевшего наземь и вконец ослабшего мужчину.
Эрите перевела взгляд на Астрею, которая во все глаза наблюдала за развернувшейся семейной сценой, не замечая ничего вокруг. Она сама еще не успела понять, что угроза войны миновала, как и большинство верм, включая Аглу, в растерянности переступавшую с ноги на ногу и бросавшую взгляд то на одну царицу верм, то на вторую.
А в воздухе вновь послышались трепыхающие звуки, и на землю поочередно стали опускаться все остальные вермы из группы Рунны. Почти одновременно с ними прибыли и другие соседи. Марта, едва коснувшись ногами земли, выбежала вперед и нелепо застыла на месте, не отводя при этом взгляд от того, как самая опасная из известных ей верма обнимает разбуженного Духа, стоя перед ним на коленях, не скрывая своих эмоций от окружающих и даже не замечая, что самих окружающих стало гораздо больше.
Следом за Мартой в более-менее освещенную бликами от костра местность вышел Крон. Вот кому надо было присутствовать здесь с самого начала. Эрите догадалась, что Марта по пути сюда успела ввести его в курс дела, а он, судя по реакции и по тому, как уверенно себя чувствовал даже в такой шокирующей для всех ситуации, явно не отличался трусостью или робостью.
Видимо, по-своему поняв, что таким своеобразным образом Рунна приветствует проснувшегося Духа, Крон ни на минуту не растерялся и тоже решил соответствовать. Широким шагом он приблизился к ним и, встав на колени рядом, по-братски обнял их обоих и громко зарыдал.
Опешившая Рунна отпрянула, но его жест, как ни странно, привел ее в чувство. Она посмотрела на него так, как смотрят на внезапно взявшегося из ниоткуда танцующего пингвина в клоунских штанах. А Крон, продолжая театрально сотрясаться в рыданиях, в перерывах от всхлипываний, деланно натужно проговорил:
- Я так рад…Так рад приветствовать тебя… от всей нашей группы… состоящей из одних мужчин…
Эрите не выдержала и прыснула так, что услышали все. А следом за ней во все горло захохотала Тиара. Остальных верм не пришлось долго ждать, спустя несколько минут покатывалась со смеху вся поляна. Даже Рунна, с невысохшим от слез лицом, и та смеялась.
Группа Крона, которая не понимала причины, все равно хохотала за компанию, а сам Крон, глупо подхихикивая и широко улыбаясь, вертел головой и время от времени вопрошал:
- А что? Хы-хы… А что?..
Просмеявшись, все три группы уселись в большой круг возле костра. Рунна настояла на том, чтобы клевавшего носом Тамира разместили рядом с ней, и никто не стал протестовать: когда оказалось, что этот мужчина – ее  сын, он сразу перестал казаться страшным и опасным.
Как только возня и перешептывания стихли, Крон тут же потребовал объяснений. Их жаждала не только его группа и ничего не понимающая Марта, но и вермы из группы Астреи, которые, хоть и присутствовали при этой сцене, все равно мало что поняли.
Рунна с блестящими глазами, без тени надменности или высокомерия, смущенно заговорила:
- Да тут, в общем-то, и рассказывать особо нечего. Из нашего бывшего мира мы сбежали вместе. Но, - она пожала плечами, - попали мы, увы, не в общий мир, нас раскидало, и в итоге я оказалась здесь, а Тамир где-то в другом мире.
Эрите задумалась. То есть даже если бы они уходили из Рассвета вдвоем, вместе с Бонифацием, то у них все равно бы не получилось совместного путешествия по мирам, и, скорей всего, все закончилось бы так, как и закончилось сейчас: Бонифаций погиб, а она сама осталась одна. Погрузившись в свои мысли, Эрите вдруг заметила, что Рунна перестала говорить, наверное, рассказав всю историю целиком.
- Но как вы узнали друг друга? – задала Ри интересующий ее вопрос и по реакции окружающих поняла, что, должно быть, Рунна только что это объясняла.
Страшно смутившись, Эрите опустила глаза, но царица верм, к ее удивлению, перевела ее вопрос в шутку, тем самым оправдав Ри перед другими вермами.
- Эрите, ты спасла моего сына, и, если хочешь, я могу ответить на этот вопрос и во второй, и в третий, и в пятый раз. Можешь спрашивать одно и то же хоть весь день, - рассмеялась она и заботливо посмотрела на уже заснувшего рядом на земле Тамира. А потом она снова начала рассказывать то, что все остальные, кроме Эрите, уже слышали. – Спустя двадцать лет после того, как я попала сюда, мне приснился сон. Точнее, Сны мне показали, когда я в очередной раз, как нам всем и положено, единожды в неделю, спала. Я видела, как мой сын пришел в Город Снов, и, несмотря на иной облик, иное тело, я сразу его узнала, сразу поняла, что это он. Но Сны показали мне не только его приход, они также дали понять, что он никогда не сможет проснуться и освободиться от их власти, что ему не суждено жить, как нам. Они пугали, показывали, что если я попытаюсь его разбудить, то навсегда усну вместе с ним. Проснувшись, я не смогла поверить в то, что мой сын уже здесь, и его не спасти. Поэтому мы всей нашей группой отправились в лес его искать. И нашли. Спящего, ставшего Духом. Именно так мои вермы узнали его, когда прилетели отдать тебе новое платье.
- А когда он назвал свое имя, мы убедились окончательно, - вставила одна из тех двух верм.
- Вот и вся история, - закончила Рунна. – Правда, как узнал меня Тамир, сразу назвав мамой, я у него спросить забыла. Как тебе удалось разбудить его, Эрите?
Рунна ждала ответа.
- Просто он меня не убедил, - неуверенно сказала Ри. – Не убедил, что во сне жить лучше. И никто из других Духов убедить не смог.
- Других Духов? – одновременно выпалили Рунна и Крон.
- Ты что же – и других разбудила? – спросил Крон.
- Сколько их было? – спросила Рунна.
Ри, растерявшаяся от обилия вопросов, посмотрела на Астрею. Та кивнула, побуждая ее продолжать, и Эрите, запинаясь, произнесла:
- Да я случайно… Они все пытались меня убедить, наверное, около десяти их было, не знаю точно. Но захотел проснуться и освободиться от Снов только один.
- Он всегда был у меня таким, - засюсюкала Рунна, с обожанием глядя на спящего сына.
Ри, впрочем, как и большинство верм, удивленно подняла брови: было странно наблюдать такое отношение ко взрослому мужчине, а тем более, отношение Рунны. Последняя же будто и не замечала выражения на лицах присутствующих. Наконец вдоволь налепетавшись, она опять повернулась к Эрите.
- Ты способна влиять на судьбу, - уверенно проговорила Рунна без тени сюсюканья, и множество верм, включая так же сестер Ри, закивали, показывая, что согласны с ее словами.
На это Эрите ничего не могла ответить. Теперь, когда она узнала, что даже Сны считали его безнадежным и неотвратимым Духом, она сама стала сомневаться в своей теории о том, что рано или поздно мужчине суждено было проснуться. Ведь Сны в этом городе, как известно, не лгут никогда, а это значит, что в далеком прошлом они были уверены в том, что показывают Рунне правду.
- И поэтому я предлагаю использовать этот ресурс для спасения других жизней, - широко улыбнулся Астрее Крон и с опаской покосился в сторону Рунны.
«Так, значит, я теперь ресурс» - чуть не рассмеявшись вслух, подумала Ри.
А Астрея тем временем решила не молчать.
- Мы знаем, что ты против перемен, - посмотрела она на Рунну. – Но будет справедливо, если жизнь будет подарена не только твоему сыну, но и таким же несчастным, каким был он несколько дней назад. Моя группа не сможет смириться с мыслью, что, имея возможность помочь, мы не станем этого делать только из-за твоего нежелания. Мы не поступимся своими принципами, даже если ты решишь объявить нам войну, что будет выглядеть не только неразумно, но и трусливо, - вздернув подбородок, твердо закончила Астрея.
- Да, - поддакнул Крон.
 - Объявить вам войну – значило бы проявить неблагодарность, - ответила Рунна. – Тем более сейчас, когда у всех появилась такая надежда… Чем бы ни закончились наши действия, по-моему, стоит попытаться.
Народ возликовал, все же стараясь неумело скрыть свои эмоции, а Астрея победоносно вскинула голову. Эрите гордилась своей сестрой и, встретившись с ней глазами, ободряюще улыбнулась.
- Теперь вопрос в другом, - перекрикивая гвалт, сказала Астрея, и как только тишина восстановилась, продолжила: - Как мы организуем план на деле. В этот раз Эрите, разбудив Духа, несколько дней его выхаживала. Если мы все объединимся, то сможем сами их выхаживать, а Эрите будет приводить к нам новых.
- Эй, - возмущенно заспорила Ри. – Может вы забыли, конечно, но я тащила его одного на себе несколько часов! У меня до сих пор спина болит, я не настолько сильная, чтобы таскать их постоянно!
- Извини, Эрите, я не подумала,  - виновато проговорила Астрея. – Что ж, тогда придется будить их очень редко, по мере появления у тебя новых сил.
- Вам не кажется это глупым? – она обвела взглядом лица всех, кто сидел в большом кругу. – Все вы собираетесь ухаживать за одним проснувшимся, скажем, две недели?
- Что ты предлагаешь? – подозрительно осведомилась Марта, потому что уже догадалась, к чему она клонит.
- Мне нужен помощник, а лучше несколько, которые будут будить Духов вместе со мной.
- Ты с ума сошла! – фыркнула Тиара. – Мы только что решили, что это ты способна влиять на судьбу. При чем тут мы?!
- Я согласен приносить их проснувшихся из леса на поляну, - пробасил какой-то мужчина из группы Крона. – Но чтоб будить…
- Я уверена, способен каждый, - перебивая остальных начавших возмущаться, твердо проговорила она. – Просто вам тоже не помешает уверенность в себе. Вы должны перестать необоснованно бояться, а если у страха есть причины…
- Конечно есть! Это Духи! – закричала какая-то верма из группы Рунны таким тоном, будто хотела вразумить Эрите и доказать ей, что ничего страшнее Духов и быть не может.
- Значит, вы должны устранить эти причины, - закончила Ри фразу. – Вы боитесь Духов больше из-за того, что они – Духи, и вы привыкли их бояться. Но вы когда-нибудь задумывались над тем, что они раньше были обычными, почти такими, как вы. Просто им не повезло, они несчастные, они вынуждены так жить – и виной тому Сны. Найдите для себя множество твердых доводов – почему  вам нравится жить наяву, таких, которые не сможет поколебать никто, и вы сами почувствуете, что страх перед Снами исчезнет. И тем более, вы перестанете бояться Духов. В конце концов, подумайте о том, что им требуется ваша помощь. Они ведь не уверены в своих словах, не понимают, какую чушь несут – за них говорят Сны. Поэтому разубедить Духа можно, главное, заставить их разочароваться во Снах. Да и вообще, вам придется себя пересиливать только до того момента, пока вы не разбудите самого Духа – именно тогда ваш страх как рукой снимет. Это делают Сны, чтобы усыпить вашу бдительность, но оно вам и на руку.
- Ты говоришь так, будто мы все уже согласились, - неодобрительно покачала головой верма из группы Рунны.
- Я объясняла это для тех, кто способен пересилить свой страх, - отрезала Эрите. – Почему-то я не сомневаюсь, что таких будут единицы, - жестко добавила она.
Верма поджала губы, зато какая-то другая женщина сказала:
- Я готова попробовать.
Сидящие рядом с ней зароптали, но она не обратила на них никакого внимания.
- Я живу в Городе Снов почти четыреста лет, и за это время совсем немного помолодела. Мне надоело заниматься одним и тем же, может быть, если я научусь контролировать свой страх и смогу помогать Духам, я наберусь опыта и мудрости, достаточной для того, чтобы еще помолодеть.
Эрите улыбнулась ей:
- Я научу тебя всему, что знаю сама.
- Я тоже хочу, - откликнулась другая незнакомая верма из группы Рунны. – Но не потому, что мне хочется помолодеть. Просто мне кажется, что моих внутренних убеждений хватит для того, чтобы не поддаться на уговоры Духов.
Эрите радостно улыбнулась и ей.
В итоге набралось семь верм: трое – из группы Рунны, двое мужчин из группы Крона, и, что обрадовало Ри больше всего, две ее сестры – Тиара, настроенная, впрочем, скептически, и Канна, которая хотела казаться смелее, но через ее глаза страх так и рвался наружу. Еще семеро мужчин вызвались встречать их с разбуженными Духами в кустах, чтобы помочь отнести их на поляну.
Было решено, что все желающие помочь временно будут жить здесь, и Эрите будет их учить. Все остальные женщины во главе с Рунной и мужчины во главе с Кроном отправились к себе, условившись сообщать друг другу любые новости сразу же.
Рунна, намеревавшаяся забрать с собой сына, была убеждена Астреей и Аглой, что первое время здесь ему будет лучше, благодаря отварам Яги, и что о нем хорошо позаботятся.
Когда все, кто должен был, улетели, Ри незамедлительно начала учить желающих верм. Она объясняла, приводила примеры – из жизни или выдуманные, доказывала, что страх – помеха любым действиям.
Она рассказала и про то, как в Рассвете на войне страх помешал им вытащить наружу хорошие эмоции и воспоминания, чтобы шар в руке начал светиться ярким светлым цветом, и что это частично привело к гибели воительницы Аиянны; поведала, как опасно в чем-то сомневаться, описав созданную Городом Мыслей иллюзию на Улице Сомнений; пожаловалась на то, как страх помешал ей быстро оказаться на земле, спрыгнув с плоской скалы в пограничном городе, которая была выше облаков, и поэтому им пришлось целый день спускаться по вырубленным ступеням своим ходом, хотя Истэн предупреждал ее, что, если спрыгнуть, ничего плохого случиться не сможет – ведь сам он наверняка неоднократно так делал.
Потом Эрите приводила свои доводы, почему нельзя поддаваться влиянию Снов, и почему наяву жить лучше. Она рассказала им также и о том, как сама видела смерть Бонифация, но ничем не могла ему помочь, потому что была зрителем.
- Не всегда нужно знать правду, - говорила она. – Иногда ее отсутствие дает надежду и веру в лучшее. Именно поэтому Сны настолько опасны в своей правде – они никогда не лгут для того, чтобы у вас не оказалось ни малейшего повода надеяться на то, что все было не так.
Вермы внимательно ее слушали, с интересом и любопытством ожидая новых захватывающих и поучительных рассказов из жизни. Даже скептичная Тиара стала гораздо меньше спорить с Эрите, узнав, что на самом деле той пришлось пережить и испытать.
А Ри замечала, как остальные вермы, делая вид, что заняты, тоже увлеченно слушали, иногда забывая маскироваться за своими делами. Так, Яга, готовившая очередную порцию снадобья для поднятия сил у бывшего Духа, то и дело застывала, приоткрыв рот, и только когда Эрите заканчивала рассказывать ту часть истории, которая казалась всем самой интригующей и волнующей, Яга, спохватившись, снова продолжала толочь в чашке вонючие травки, будто бы незаинтересованно поглядывая по сторонам.
Эрите рассказала им также и о том, что страх притупляется на фоне других, более сильных эмоций. Так, например, ярость способна заглушить его вовсе – она поведала, как в первые дни пребывания в Городе Снов именно ярость на себя и на свой бывший мир заставила ее встать и без тени страха зашагать по темному лесу.
- А усталость позволяет вам и вовсе относиться к страху практически безразлично, - говорила она. – Главное – найти что-то такое, что окажется важнее страха. Нужно, чтобы с этой эмоцией или состоянием, или, может быть, воспоминанием страх не мог сравниться.
Потом Эрите прикидывалась Духом и заставляла верм убеждать себя. Таким образом, она давала советы и указывала на ошибки, тренируя женщин и мужчин. Со временем все они стали гораздо увереннее убеждать ее, иногда даже так, что Ри не хватало аргументов, чтобы продолжить спор.
Такие «учения» длились две с лишним недели, с редкими передышками и вынужденными перерывами на сон. Эрите совсем вымоталась, и даже голос немного осел от непрекращаемой болтовни. Зато уверенности в вермах заметно прибавилось. То ли это произошло от ежедневных тренировок, то ли оттого, что Эрите умела убеждать.
А тем временем Тамир окончательно пришел в себя, и стал спать довольно редко для не посвященных в вермы – всего один-два раза в день. По его словам, он чувствовал себя гораздо лучше, и Астрея, Крон и Рунна, в очередной раз собравшись, серьезно рассматривали вопрос о его посвящении, но сам обряд постоянно откладывали – главным образом из-за Рунны, которая боялась, что ничего не получится, и ее сын так и останется в этом мире навсегда.
Наконец Эрите решила, то научила верм всему, на что была способна. Объявив, что назавтра они все вместе с ней идут в лес будить Духов, она, как и ожидала, столкнулась со множеством протестов. Выслушав все их слабые доводы про то, что еще рано, и что они еще не готовы, она непререкаемым тоном успокоила их всех, объяснив, что тянуть дальше время – нет смысла, и заверив, что бояться им нечего. Даже если кого-нибудь Дух сумеет завлечь в Сны, Эрите сумеет разбудить их обоих.
На следующий день она давала последние наставления тем, кто собрался идти с ней. Но слушали ее и все остальные вермы, включая соседей, которые специально слетелись проводить их, узнав от Марты о грядущем событии.
- Бояться нечего, - говорила Ри. – Вы все уверены в себе и знаете, что собираетесь делать. И ни лживым Снам, ни тем более их рабам – Духам – не сбить вас с толку. Духи видят только тех, кто их будит, поэтому сегодня каждый попытается убедить того, кого разбудит сам. Как только вы пройдете сквозь защитные кусты и окажетесь в открытом лесу, Сны сразу же начнут вводить вас в заблуждение, показывая перед глазами истории. Я не знаю, каково это, но из рассказов остальных понятно, что в этом нет ничего страшного. Не забывайте, что Духи наверняка будут показывать вам другие миры и все их прелести на экране из Снов, но об этом мы тоже не раз говорили. Не поддавайтесь страху и панике и помните, что вы спасаете чужие жизни. А теперь все, пошли!
Вермы из трех групп взволнованно загудели и стали наперебой желать им удачи, а они, все восемь верм, включая Ри, и еще семеро мужчин, которые должны были нести разбуженных Духов на поляну, двинулись к густым зарослям кустов.
Когда они, попрощавшись с теми, кто должен был остаться  в кустах в ожидании, преодолели первое препятствие и вышли в лес, Эрите заметила, что там стало гораздо светлее. Теперь лес нельзя было назвать темным, здесь больше не было ночи – в лучшем случае, сумерки. Удивленная, она повернулась к остальным и поняла по их лицам, которые теперь хорошо были видны, что они поражены такой неожиданной переменой не меньше ее самой.
Довольные и приободренные, они направились в спящую зону.



Глава 18.

НОВОЕ НЕБО


Все прошло как нельзя лучше, Эрите и надеяться не могла на такой успех. Духов сумели разбудить не все, этого не получилось у одного из мужчин, и у двух женщин из группы Рунны, но зато Духам не удалось затащить в Сны никого, и трое верм, не сумевших убедить их, все же вернулись на поляну, пусть и ни с чем.
Канна, с которой Ри, волоча своего Духа, столкнулась еще в лесу, уже там начала восторженно делиться впечатлениями. А когда они дотащили своих Духов до мужчин в кустах, и те, подхватив их, понесли на поляну, Канна и вовсе была не в состоянии даже на минуту замолчать.
Выбравшись вшестером (вместе с Канной и двумя мужчинами, несшими Духов) из кустов, Эрите сразу обратила внимание на Тиару, сидящую возле костра лицом к ним с необычайно гордым видом. В Тиаре, благодаря ее природному скептицизму и умению критиковать любой довод, Ри не сомневалась совсем, поэтому она ни сколько не удивилась, когда ее ожидания оправдались.
Женщина из группы Рунны, которая желала помолодеть, моментально не помолодела, но зато, несомненно, была довольна собой. Что до мужчины, сумевшего разбудить Духа, так от его хвастовства очень скоро разом устали все. Он немыслимое количество раз повторял свою историю, и с каждым повествованием она обрастала все новыми и новыми подробностями. В итоге слушать его перестали даже вермы-мужчины из его же группы.
Всех пятерых Духов уложили спать прямо на землю, и несколько верм время от времени их будили, чтобы насильно влить им в рот приготовленные Ягой снадобья.
А Ри, рассказав о том, что в лесу стало гораздо светлее, наткнулась на недоверие и непонимание всех тех, кто летал сегодня над лесом.
- Там по-прежнему непроглядная тьма, - спорила Марта, и с ней соглашались несколько верм.
- Да нет же, спросите хоть у кого из тех, кто был со мной! – доказывала Эрите, пока ее не осенила догадка. – А, может быть, лес становится светлее для тех, кто перестает его бояться?
Поверив в ее предположение, вермы всеми силами стали пытаться изгнать свои страхи. Они по очереди приставали к Ри, чтобы та давала им советы, и ей приходилось снова и снова повторять то, что знала она сама, пока Эрите не додумалась усадить почти их всех возле костра. Почти – потому что пятеро верм, включая Софру, Имру и Аглу, уже второй день не отходили от Духов, точно так же, как когда-то сама Эрите не отходила от Тамира.
В общем, все вермы, за исключением пяти, уселись вокруг костра, требуя  советов и учений. Здесь же находился и Тамир, который совсем освоился и даже запомнил по имени большую часть народа.
Эрите снова рассказывала то, что семеро верм, которые ходили с ней, уже слышали. Впрочем, в этот раз она намеренно упускала подробности своей жизни, все больше заменяя реальные примеры выдуманными. Не потому, что хотела скрыть от большинства, а, скорее, ее смущало количество слушателей, и она не желала, чтобы все они сосредотачивались на ее жизни, в то время как им нужно было думать о своей.
Когда первый «урок» закончился, Эрите, следуя пришедшей в голову идее, подошла к Канне.
- Канна, сделай мне сон о будущем,  - попросила она. – Я хочу знать, правильно ли поступаю, и к чему это приведет.
Канна не стала обременять ее лишними вопросами и незамедлительно занялась подготовкой нужного сна. Когда Эрите легла в свой гамак, так заботливо выструганный когда-то Астреей, Канна намазала ей лоб, виски, шею и запястья какой-то смесью, а потом велела закрыть глаза. Какое-то время Ри еще слышала, как она шепчет что-то неразборчивое над ней, а потом провалилась в сон.
Из увиденного она поняла две вещи: что Духов не нужно посвящать в вермы, они останутся немного другими – будут спать два раза в день и чаще верм есть, и уйдут из города, когда придет их время; и что самой Эрите необходимо поговорить со Снами.
Едва проснувшись, она пересказала свой сон Канне, и пока та делилась ценной информацией с другими, Эрите уже пробиралась сквозь кусты. Она уже знала каким образом и о чем будет разговаривать со Снами, теперь это казалось ей очевидным.
Выбравшись из зарослей в светлый лес, Ри на минуту остановилась, осматриваясь. Ей вдруг показалось смешным, что когда-то она сама, дрожа от страха и ужаса, сидела на земле, боясь встать и пойти, искренне считая этот лес, вместе с его туманом, жутким.
Она, словно насмехаясь, уверенно зашагала в сторону спящей зоны, смело наступая на стелившуюся густую дымку, улыбаясь и чувствуя, как радость и торжество переполняют ее. Она не стала мешать эмоциям вырваться наружу, и, запрокинув голову, от души захохотала – неистово, с безрассудным бешенством, и это доставило ей такое удовольствие, о каком сами Сны могли только мечтать. Теперь ей нравился этот лес, и она была счастлива, что может его назвать своим домом.
Добравшись до спящей зоны, Ри разбудила первого попавшегося Духа, и когда тот заговорил приторным монотонным голосом, она решительно его перебила.
- Сны, слышите меня? Я хочу поговорить не с вашими рабами, а именно с вами! Вам здесь больше делать нечего, уходите из нашей зоны в любое другое место – мы ведь знаем, что лес огромен, может быть даже бесконечен. Если вы не оставите нас, мы, перебудив всех Духов в нашей местности, примемся за Духов близлежащих районов и, можете не сомневаться, когда-нибудь мы перебудим весь лес. Хотя… - она на несколько секунд задумалась. – Хотя Духов близлежащих районов мы все равно начнем будить, так что убирайтесь по-хорошему туда, где мы вас не сможем достать. Вас здесь больше никто не боится, и теперь мы не позволим влиять на кого бы то ни было.
Дух, вопреки обычным словам про то, как во Снах хорошо жить, заговорил о другом, хотя голос его остался таким же приторным и монотонным.
- Вы вмешиваетесь в судьбу тех, кому суждено остаться здесь навечно.
- Не вам решать, - резко бросила Ри. – Вы, как и мы, тоже жители этого города, и не имеете права распоряжаться чужими жизнями. Если кому и дано решать, так только самому городу. Убирайтесь подальше, иначе мы перебудим весь лес, а потом найдем способ, как вас вовсе уничтожить.
- Наступит день, и мы вернемся снова. Тогда весь город заснет опять.
- Сомневаюсь, что надолго, - проговорила Эрите и увидела, как Дух улегся обратно, а туман медленно стал отступать.
Ри поверить не могла, что все оказалось настолько легко. Все в точности произошло так, как она видела во сне, сделанном для нее Канной.
«Надо будет потом сюда вернуться и забрать всех Духов из спящей зоны, - подумала она. – Скорее всего, они сами проснутся. Хотя, может, придется их будить…»
На обратном пути Эрите заметила вдалеке едва различимые темнеющие силуэты и поняла, что, должно быть, это Тени. Ри стало любопытно, и она попыталась их догнать. Она хотела, чтобы Тени показали ей страхи, которые до сих пор в ней остались. Но, как Эрите не старалась, она не смогла приблизиться к ним. Тени ускользали, будто бы сами ее боялись.
Разочарованная, она пошагала на поляну. Перемены Ри заметила сразу. В тех местах, откуда ушли Сны, стали вырастать из земли травы и цветы, а деревья набухали почками. А когда она подошла к кустам, то не поверила своим глазам. На месте жестких голых зарослей теперь высилась зеленая вьющаяся стена, которая, к тому же, еще и цвела маленькими розовыми цветочками.
Эрите, подойдя вплотную к проснувшимся зарослям, улыбаясь, дотронулась до живого лепестка и, к ее удивлению, кусты перед ней расступились в стороны, образуя идеально ровный, зеленый и благоухающий коридор с не менее зеленым и мягким ковром под ногами. Она прошла по нему и, когда вышла на поляну к вермам, кусты за ней снова сдвинулись.
Поляна тоже претерпела изменения. Здесь стало гораздо светлее и будто бы просторнее, земля покрылась травой, а их спальное место с гамаками вскоре обещало утопать в сочной зелени – листочки на кронах деревьев проклевывались из почек.
Вермы обнимали и благодарили смущенную Эрите, пока Софра, побежавшая за водой для своего проснувшегося Духа, вдруг не заверещала. Подошедшая к озеру толпа сквозь водную стену увидела цветы и деревья на дне – водоем тоже проснулся.
Эрите, обрадовавшись, думала недолго, прежде чем нырнуть туда прямо в одежде. Теперь в озере не было холодно, можно было дышать полной грудью и даже разговаривать – совсем как в рассветном. Следом за Ри нырнуло еще несколько верм, для которых такое озеро было крайне удивительным и необычным.
А потом Эрите подняла голову вверх и увидела не просто темную водную бездну над собой, а голубое ясное небо с пышными белыми облаками, светящимися от пробивающихся через них солнечных лучей. Она сразу поняла, что это означает, и могла бы незамедлительно поплыть наверх, но только вышла на берег – попрощаться.
Вермы до сих пор продолжали ахать и восклицать, и Ри, маленькая, насквозь промокшая девочка, стараясь не расплакаться раньше времени, дрогнувшим голосом произнесла:
- Мне пора.
Сначала никто не понял, что она имеет в виду, и какое-то время вермы еще суетились, расспрашивая вынырнувших из озера про тамошнюю обстановку. Но Ри, рассмеявшись сквозь слезы оттого, как они восхищались вполне привычным для нее водоемом, снова повторила:
- Мне пора.
На этот раз на нее обратили внимание, и многие замолчали, осмысливая фразу.
- Я видела, что наверху есть выход, - пояснила она. – Вместо темной водной бездны я увидела небо. Мне пора.
Несколько верм ошарашено вскрикнули, кто-то начал причитать, что она так мало с ними жила, кто-то просто заплакал, а несколько женщин кинулись ее обнимать.
Эрите, которая старалась не плакать (но слезы все равно нещадно лились из ее глаз), успокаивала рыдающую Канну, гладя ее по волосам, а потом и Софру, и Тиару, и всех ее расплакавшихся сестер. Марта, встав на колени перед ней, вдруг достала что-то из кармана платья.
- Эрите, я подобрала его, когда ты выкинула. Я не знаю, что это, но мне кажется, что тогда ты была не в себе и не понимала, что делаешь. Я его сохранила, может быть зря, но все равно держи, он твой.
Она отдала ей кулон, связывающий эмоции Ри с эмоциями Бонифация, тот самый кулон, который Эрите зашвырнула в лес сразу после того, как, проснувшись, поняла, что он погиб. Марта следила за ней в это время, и так предусмотрительно догадалась его подобрать. Эрите разрыдалась, обнимая ее.
- Спасибо, Марта, ты не представляешь, сколько раз я пожалела, что выкинула его!
Она нетерпеливо надела кулон себе на шею, а потом разрыдалась еще сильнее, поняв, что чувствует эмоции Бонифация, что от кулона не веет могильным холодом.
Еще раз обнявшись со всеми, выслушав их пожелания и наставления, узнав, что как только она уйдет, они устроят проводы в ее честь, Эрите попрощалась в последний раз и, не оборачиваясь, нырнула через вертикальную гладь прямо в озеро.
Там она, глубоко вздохнув, оттолкнулась от воды и, чувствуя, как все внутри нее протестует уходу, поплыла наверх, навстречу новому синему небу.


Глава 19.

ПОГИБШИЕ


Буквально выворачиваясь наизнанку от душившего его надрывного кашля, Бонифаций, стоя на коленях, краем сознания понимал, что конец уже близко и надежды на спасение нет.
Густой смок и слезящиеся воспаленные глаза стали причинами тому, что он почти ничего не видел. Все его тело ныло изнутри, горло раздирало, дышать в перерывах между приступами кашля становилось все тяжелее – потому что воздуха становилось все меньше. Бонифаций хотел жить, но не мог…
Неожиданно он отключился, перестав кашлять и чувствовать боль. Он подумал бы, что умер, если бы мог думать. Забыв прошлое и настоящее, не помня эмоций и ощущений, не зная, кто он такой и существует ли вообще, он словно растворился в пространстве, которого, в сущности, даже и не было.
Не было и ни единой мысли. Честно говоря, он вообще не подозревал, что это такое – мысль. Не было даже намерений или инстинктов – будто бы они никогда не присутствовали в его жизни.
Исчезли звуки, запахи и краски, испарились образы, пропало время, стерлась грань между светом и тьмой, добром и злом, знакомым и незнакомым. Он не понимал ничего, потому что нечего было понимать. Он не мог дышать, двигаться или хотя бы просто шевелиться, но это не было чем-то важным. Его не интересовало ничего, потому что здесь вообще не было «ничего», и его самого тоже не было.
Только подвешенное небытие было пронизано холодом – оно будто состояло из него одного, но в тоже время оставалось пустым, ни с чем не связанным, неживым. Просто холод, без осознания, без ощущения. Могильный, ледяной, жуткий…
Память, мысли и чувства разом вернулись к нему. Бонифаций очнулся лежа на земле в неестественной позе – с раскинутыми руками и вывернутой вбок ногой. Вокруг было все по-прежнему: полыхал пожар, вытеснял воздух едкий дым, погибали полулюди. Но нечто все-таки изменилось, и это нечто было внутри самого Бонифация.
Он вдруг несказанно обрадовался, что все еще жив, что может думать и чувствовать, ощущать боль и задыхаться от дыма. Но самое главное – к нему пришло осознание того, что такое с ним уже случалось. Тогда, в Рассвете, на войне, когда не было ни единого шанса на спасение, когда не было надежды, он все же сумел выжить.
Бонифаций понял, что это небытие породила вышедшая из себя Рова. Теперь он убедился, что, пусть и не видит ее, пусть она неосязаема и с ней нельзя поговорить как в Рассвете, но она есть в этом мире.
Вслед за этой мыслью мелькнула следующая. В Рассвете Бонифация спасло его облако, его Найа. Что же может помочь ему здесь? Он лихорадочно начал перебирать в уме возможные варианты, но, как назло, в голову не приходило ничего стоящего.
Бонифаций так и остался лежать на земле, не открывая глаз, потому что сбивала с толку невыносимая болезненная резь, и не пытаясь встать, потому что на земле дышать было легче. Каждый вздох сопровождался свистящими хрипами, но зато его сознание было как никогда ясным.
Размышляя, он вдруг почувствовал прохладную каплю, упавшую на его лицо, а потом еще, и еще. Сначала было он подумал, что это пот струится по его лбу и щекам, и, подняв руку, провел ей по лицу. Но когда и на тыльную часть его ладони упало несколько капель, он понял, что ему не померещилось. Бонифаций попытался открыть глаза, но через дым и слезы все равно не смог ничего различить. А вместе с тем капли падали все чаще и уверенней, и уже совсем скоро откуда-то сверху прохладная вода полилась ручьями.
Чувствуя, как его разгоряченное тело остужается, и ноющую боль частично заглушают облегчение и усталость, Бонифаций, собравшись с силами, сел. Подставив ладони под непрерывные и еще больше усилившиеся струи, он набрал в них воды и промыл глаза, а затем повторил это еще несколько раз. Резь не прошла, но, по крайней мере, стала терпимей, и Бонифаций смог немного оглядеться.
Первым делом он посмотрел наверх. Сквозь все еще стоявший в воздухе смок и до сих пор горящие или тлеющие, заметно поредевшие  верхушки деревьев, он различил очертания большой серой тучи.
«Дождь», - запоздало подумал он, и радость переполнила его.
Проморгавшись и протерев глаза, он предпринял вторую попытку оглядеться. Сквозь пелену льющейся с неба воды он смутно видел, как преображается все вокруг. Подкошенные пожаром деревья и большие ветки, бывшие когда-то густыми кронами, валяющиеся на земле и сгоревшие до состояния угля, теперь оживали, заново зеленели, а некоторые даже исчезали, возвращались на свои места, закрывая собой тучу так, что через какое-то время через просветы между листьев стали видны только серые лоскутки, по которым даже понять нельзя было, что это – туча. Но не смотря на то, что ее заслонили от видимости кроны, ливень ни на каплю не стал слабее.
А пожар слабел. Даже черный дым частично был прибит к земле. Но Бонифаций, сидя в луже, все равно не мог полноценно сделать вдох, чтобы не закашляться. Горло до сих пор раздирало, все внутри ломило, а тело саднило от ожогов и ран. К тому же, резь в глазах хоть и стала меньше, благодаря прохладной дождевой воде, но терпеть ее было едва ли возможно. Даже с закрытыми глазами ощущение было таким, будто под веками у него по меньшей мере мешок с песком, и песчинки, не замирая на месте, еще и трутся друг об дружку.
Откуда взялась эта чудо-туча, Бонифацию в голову не приходило. Он вообще сейчас, окрыленный спасением, мало о чем мог думать. Но кое-какая догадка все же омрачила его мысли: если чудотворная вода оживляла и приводила в порядок аллею, излечивая раны деревьев, то она не могла воскрешать и исцелять полулюдей, судя по тому, что кожа Бонифация так и осталась в ожогах. Следом за этой мыслью пришла другая: возможно, кому-то сейчас нужна помощь.
Бонифаций, стиснув зубы, открыл глаза и, прищурившись, посмотрел по сторонам. Совсем рядом с собой он заметил получеловека, едва подававшего признаки жизни. Бонифаций, еле как встав на ноги, доковылял и неуклюже опустился возле него. Глаза у незнакомца были закрыты и ходили ходуном под веками. Он тяжело дышал – надрывно и громко, так, что даже Бонифаций слышал его свистящие хрипы сквозь шум от дождя и всеобщую возню и стоны. Незнакомец то и дело вздрагивал всем телом.
Бонифаций нагнулся к его лицу, и ему понадобилось несколько попыток, чтобы суметь более-менее выговорить те слова, которые он хотел – горло продолжало нещадно саднить и першить, а язык отказывался слушаться, натужно ворочаясь в пересохшем рту.
Он собрал в ладони дождевую воду и жадно пригубил ее. Когда ему удалось напиться, он сумел выговорить свой вопрос, наклонившись к уху незнакомца.
- Ты как?
Бонифаций не узнал своего голоса. Но он надеялся на ответ, даже забыв о том, что если бы незнакомец его и услышал, он бы не смог понять ни слова – ведь все здесь говорили на разных языках.
Получеловек никак не отреагировал. Тогда Бонифаций осторожно похлопал его по черным в подтеках и разводах от слез, пота и дождя, щекам. Незнакомец еле слышно застонал, но глаза так и не открыл. Спустя несколько секунд его дыхание оборвалось, тело перестало вздрагивать, а сам он словно разом затих и обмяк.
Бонифаций подставил ухо к его рту, чтобы услышать дыхание, потом к груди. Признаков жизни не было, и до него отдаленно дошло, что получеловек погиб – на его глазах, дожив-таки до чудесного спасения, он не смог больше бороться и погиб.
Противный холодок пробежал по спине Бонифация, и он, снова промыв глаза, на четвереньках пополз к еще одному телу, лежащему на расстоянии не больше двух шагов от него.
Здесь все было понятно сразу. Лежащий в луже получеловек уже был мертв. Его тело было настолько обгоревшим, что узнать его, даже если бы внешность всегда была одинаковой, не представлялось возможным. Бонифаций боялся к нему прикоснуться, чтобы ненароком не нанести еще большего вреда его останкам. Глядя на него сквозь прищуренные глаза, Бонифацию пришло в голову, что, должно быть, погибший вспыхнул разом, и в таком буйном пожаре у него просто не было шансов потушить себя и выжить. Он надеялся, что этот получеловек – не Ахилл, он всей душой желал, чтобы его друг сумел выжить.
Бонифаций слышал вокруг чьи-то стоны, но никого живого не мог найти. Он увидел дымящееся, еще не до конца потушенное водой дерево, и удивился, что при таком ливне оно до сих пор не восстановилось. А потом он заметил под деревом что-то, более всего походившее на чью-то ногу, и пополз туда.
Под разваливающимся бревном он нашел еще одного погибшего. Должно быть, дерево, подкошенное пожаром, рухнуло прямо на этого несчастного, убив его своим весом. А может, он задохнулся от угара прежде, чем дерево упало. Тело незнакомца было в ужасных ожогах и переломах, особенно в тех местах, где ствол придавил его. Бонифаций не мог смотреть на то, как дерево лежит на чьем-то мертвом теле, поэтому, не став дожидаться, пока оно восстановится и вернется на свое место, навалился всем телом и отодвинул сломленный ствол в сторону, обжигая при этом ладони. Закашлявшись от поднявшегося в воздух пепла, он бросил взгляд на мертвого незнакомца, но тут же отвел глаза, почувствовав, что его замутило от этого вида.
Мелькнула мысль, что ему еще повезло, что он не вспыхнул, не был придавлен горящим деревом и не задохнулся раньше, чем подоспела помощь, но он со стыдом отогнал внезапное проявление малодушия. На смену пришел страх: а вдруг он единственный, кто остался в живых? Но спустя мгновение до него дошло, что иначе он бы не слышал стонов. Это придало ему сил, и он снова приступил к поискам, хотя больше всего он бы хотел сейчас лечь и закрыть глаза, забыв о тех ужасах, которые видел.
А дождь, полностью потушив собой пожар, вдруг кончился, и Бонифаций, подняв глаза к небу, сквозь просветы между листьями не увидел тучи. Зрение подводило: воспаленные глаза, словно отказываясь, стали видеть гораздо слабее. Бонифаций по лужам пополз туда, где ему почудилось движение.
Получеловек, которого он нашел, действительно был жив, и Бонифаций моментально узнал его по похожему кулону в обожженной руке, лежащей возле закопченной щеки. Ему хватило минуты, чтобы мысленно побороться и поспорить с самим собой, по истечении которой благородство и жалость возобладали над личной неприязнью, и он перевернул Фурлея с живота на спину.
Мучительное выражение его лица сменилось страхом, когда тот признал в склонившемся над ним Бонифация. Сощуренные красные глаза забегали, и Фурлей осипшим голосом, в котором, впрочем, улавливались умоляющие интонации, что-то слабо залепетал на своем языке, то и дело прерываясь из-за кашля.
Но Бонифаций даже пытаться не стал что-то ему объяснять. Он приподнял руками его голову, когда увидел как тот облизывает губы, и, высвободив одну руку, зачерпнул в ладонь воды из ближайшей лужи и стал вливать ее Фурлею в рот. Тот жадно глотал грязную воду и не сводил настороженного взгляда сощуренных слезившихся глаз с Бонифация.
Когда жажда была более-менее утолена, Фурлей попытался сесть, поддерживаемый Бонифацием со спины. Удостоверившись, что его жизни ничего не угрожает, что негодяй не собирается в ближайшее время умирать, и что помощь ему больше не требуется, Бонифаций оставил его и продолжил поиски живых.
Аллея теперь выглядела почти так, как раньше, не считая того, что повсюду были лужи, а в этих лужах и рядом с ними лежало множество погибших и раненых. Бонифаций нашел еще несколько полулюдей, которые нуждались в помощи. Некоторые из них не могли даже пошевелиться, не то что сесть или встать. Ему волей-неволей приходилось видеть ужасающие ожоги и раны у пострадавших, и каждый раз при этом он чувствовал, как у него леденеет и словно замораживается что-то внутри. К боли в груди примешивалась тяжесть – будто увесистый груз из жалости и сострадания давил на него.
Умом Бонифаций понимал, что и половине выживших не дожить до следующего дня, а всем остальным, включая его самого, остается надеяться на чудо – всем раненым нужны лекарства или что-то, что поможет излечить ожоги, и чего у них нет совсем.
Бонифаций снова вспомнил о чудо-туче. Откуда она здесь взялась? Неужели в последний момент сам Город Языков пришел им на помощь? Но почему он тогда столько времени ждал?
Вдруг ему вспомнился момент из книги Ри. Сам он тогда был без сознания и не видел того, что описывала Эрите, но когда он читал это место, еще в Рассвете, картина живо рисовалась перед его глазами – наверное, поэтому он запомнил так четко ее написанные слова.
«…Я чувствую, как большие капли падают на меня. Подняв глаза, я вижу как черная туча во все небо проливается дождем, а вокруг становится светлее. И молний больше нет. И, кажется, гром не гремит…»
Бонифация озарила немыслимая догадка. Конечно, туча над аллеей не была черной, и молний не сверкало, и гром не гремел – но ведь в этот раз он не заманивал в свое облако чудовище.
«Нет, этого не может быть, - мысленно заспорил он сам с собой. – Моя Найа жила в Рассвете, и она исчезла тогда, когда я ушел оттуда. Ее место либо там, либо нигде».
Но в голову, будто насмехаясь над здравым смыслом, закралось противоречие.
«Хотя она же не могла исчезнуть в никуда. Что если Найа все-таки способна переходить в другие миры вместе со мной или без меня, неважно как? Ведь от дождя этой тучи Город Языков тоже оживал и восстанавливался, совсем как Рассвет. Точно! – озарило его новое воспоминание. – Я же вспоминал Рассвет, ее вспоминал, перед тем, как появилась эта туча с дождем. А вдруг она и есть…»
Он, внутренне замерев и сжавшись, мысленно позвал ее. Приказал лететь к нему сейчас, как когда-то на войне приказал ей спасаться и лететь к лесу. Какое-то время ничего не происходило, и Бонифаций уже отчаялся, думая, что позволил себе поддаться заранее неоправданным надеждам.
Но потом он заметил тень, падающую на землю, и, заглянув в лужу, увидел его – белоснежное пышное облако, его Найу. Он медленно оторвал глаза от отражения и поднял голову, будто до последнего боялся, что это его воображение, и что на самом деле он ничего не увидит.
Но нет, все правильно. В нескольких метрах над землей зависло кучевое и мягкое даже на вид облако – такое родное, такое знакомое. Бонифаций, забыв о своей боли, забыв о тех, кто рядом, и о том, что вокруг, попросил облако опуститься ниже, и вошел через его прохладную и невесомую, но осязаемую стену, испытав при этом прилив нежности.
Внутри все было в точности таким, каким он помнил в свой последний день в Рассвете. Бонифаций, осторожно ступая по облачному полу с растущими из него Кюрэлями, оглядываясь и вдыхая аромат своего дома, добрался до кухни. От одной только мысли стол, который в его «день рождения» был поднят на высоких ножках специально для большого Далигора, вновь принял свой обычный вид, опустившись. Посуда, должно быть, была убрана в шкафы самим умным домом, и от этого следов празднования почти не замечалось, пока Бонифацию не попалась на глаза очень знакомая вещица, напоминавшая подсвечник в виде лотоса. Он был сделан Аиянной еще при жизни, но подарил его Далигор, уверенный, что у Бонифация действительно был день рождения.
Бонифаций осторожно взял его в руки и легонько дунул в торчащую из центра цветка трубочку. Сразу же в его сердцевине задребезжал маленький огонек. Бонифаций печально усмехнулся и задул его. Почти сразу на глаза попался стеклянный куст, подаренный Чиликой и Гойтаном.
Здесь, внутри, будто ничего не изменилось. Словно он опять был в Рассвете, и с минуты на минуту сюда должна была ворваться Эрите сквозь облачную стену или на больших крыльях спуститься с крыши, звонко хохоча и смотря на него излюбленным им лукавым взглядом янтарных глаз. Они бы кувыркались и дурачились, летая и врезаясь в мягкие стены и мебель, а потом бы, тяжело дыша, завалились на их любимый огромный диван, на котором при желании мог поместиться и сам Далигор.
Бонифаций, скрепя сердце, которого в этом теле у него, возможно, не было вообще, отогнал настойчивые иллюзии и попытался вернуться в реальность. Но сделать это было не так просто – облако буквально дышало уютом и теплом, и если бы Бонифаций не видел своими глазами весь ужас, творившийся снаружи, то ни за что бы никому не поверил на слово.
Но все-таки помогать выжившим сейчас было его первой задачей, поэтому он решил затаскивать в свой дом всех живых – комфортная обстановка, по его мнению, должна была придать сил тем, у кого есть все шансы жить, а тем, у кого их нет – хотя бы помочь умереть в уюте и покое.
Он вышел из дома и, приказав облаку следовать за ним, дохромал до ближайшего получеловека в сознании, которого он уже осматривал. Теперь перед Бонифацием открылась новая проблема: как затащить пострадавшего внутрь, не причинив ему новых страданий. Вопрос решился неожиданно. Когда он, взяв получеловека за подмышки, волоком потянул его, стараясь, чтобы с землей соприкасались только ноги, перед ним возник никто иной как Фурлей. Он молча, с хмурым видом, подхватил ноги раненого и помог Бонифацию. Но самого Фурлея облако внутрь не пустило.
Сначала хозяин дома не понял в чем дело – оказавшись внутри, ему пришлось тащить по мягкому полу пострадавшего самостоятельно. Когда он, пыхтя, наконец взгромоздил его на диван и вышел наружу, решив, что Фурлей уже передумал помогать, то увидел, как тот сидит на земле в нескольких метрах от облака и, морщась, потирает локоть.
Увидев Бонифация, Фурлей тяжело поднялся на ноги и, прокашлявшись, все так же щурясь, начал жестами объяснять о случившемся. Из всего Бонифаций частично понял, а частично догадался, что облако, будучи еще в Рассвете, запомнило, как Фурлей пытался разорвать между домом и Бонифацием незримую связь, и точно так же, как и тогда, отшвырнуло его от себя на несколько метров.
Бонифаций приказал облаку впустить Фурлея, потому что сейчас ему как никогда требовался помощник, и затем жестом попросил Фурлея снова попробовать войти. Фурлей еле как доковылял до дома, но Найа Бонифация была неумолима. Она дернулась вперед, тем самым опять отшвырнув Фурлея от себя.
Хозяин дома пожал плечами, сурово взглянув на прокаженного, и в одиночку продолжил свое занятие. В конце концов, если Найа ослушалась в этом вопросе своего хозяина, то ей наверняка виднее – так рассудил Бонифаций.
Но Фурлей не опустил рук и, ковыляя, снова подхватил ноги очередного раненого. Бонифаций посмотрел на него как на невообразимо глупого, и если бы руки не были заняты, непременно бы покрутил пальцем у виска. Но Фурлей, видимо, считал себя виноватым и заслуживающим такого обращения, поэтому с хмурым видом продолжал помогать, потом лететь по воздуху и потом больно приземляться – снова и снова. Бонифацию оставалось только злорадно ухмыляться – он тоже считал, что Фурлей это заслужил, ведь именно из-за него погибло столько полулюдей. В общем, они так и продолжали молча работать, кашляя, пыхтя и задыхаясь до тех пор, пока не наткнулись на тело Ахилла. Мертвое тело.
Нельзя описать, что почувствовал Бонифаций, увидев того, с кем он научился понимать любого из этого города. Удивительно, но его внешность так и не изменилась. Он лежал на боку, и его хлипкие волосы на лысеющей голове, собранные когда-то в хвост, были теперь растрепаны.
Для Бонифация тело друга стало настоящим ударом. Ведь он так надеялся, что Ахилл выживет, он почти что был в этом уверен, поэтому никак не ожидал такого исхода. Впервые в жизни Бонифаций так явно кого-то потерял – до этого момента ему никогда не приходилось видеть кого-то близкого мертвым.
Он ощутил, как боль от потери и жалость к другу вытесняются заново закипавшей злостью на Фурлея. Тяжело дыша, Бонифаций медленно повернулся к нему, но, увидев, как тот сел на землю и, исказившись в лице, заплакал, Бонифаций замешкался. Это остудило его пыл, и он, недоумевая, чем же вызвано такое проявление чувств (неужто, раскаянием?), решил поставить себя на его место.
Гнетущая тоска и чувство вины были невыносимыми. А затем в непрерываемом потоке полились мысли.
«Это я во всем виноват, я! Что же теперь будет… Моя трость уничтожена, без нее я никто! Бурлей бы тоже сказал, что в том, что мы теперь никогда не сможем найти друг друга, виноват я! Я должен был беречь ее, но я растерялся, не успел ее спасти… Это я виноват!..»
Бонифаций пришел в себя и изумленно посмотрел на всхлипывающего и бормочущего себе под нос Фурлея. Значит, его не волнует, что он спалил город, что из-за него погибли десятки полулюдей, а у чудом выживших едва ли есть шансы жить дальше. Ему безразлично даже, что он сам чудом остался жив, благодаря Найе Бонифация. Единственное, о чем он сожалеет, так это о том, что не уберег трость и теперь не сможет встретиться с братом.
Когда изумление отступило, Бонифаций внимательнее вгляделся в лицо Фурлея. Будь он нормальным, он бы понял, что натворил. Если бы он был способен осмыслить свой поступок, то уже давно осмыслил бы. Если бы он был в состоянии осознать весь нанесенный им вред, осознание уже настигло бы его.
Бонифаций мотнул головой, отгоняя свои мысли, которые, впрочем, никуда не делись. С одной стороны, ему не до конца верилось в то, о чем он только что додумался, но с другой – его догадка подтверждалась множеством фактов. Неприятности и несчастья во всех мирах, по которым он путешествовал со своим братом… Война в Рассвете… Пожар, паника и смерти в Городе Языков…
«Он больной», - не отрывая от Фурлея слезящихся глаз, подумал Бонифаций. Но тут же в памяти всплыли его слова в Рассвете.
«…Мне хотелось немного усложнить вам жизнь, но не более того. Я не хотел никого лишать жизни, правда».
Там, на поляне, он показался всем достаточно искренним, было похоже на то, что он раскаивался. Но ведь и сейчас со стороны похоже, что он сожалеет – плачет, чувствует себя виноватым… Бонифаций был уверен, что если бы он мог услышать его мысли в Рассвете, то его искренним словам наверняка бы нашлась иная причина, как и теперь.
Эрите бы назвала его другим, она бы горячо доказывала, что в глазах Фурлея мир перевернут, что он не такой как все и думает иначе, не так, как большинство. Она бы наверняка сравнила его с Далигором, чье восприятие мира тоже кардинально отличалось от остальных. Ри не позволила бы обижать близнеца Бурлея…
Бонифаций, задумавшись, в растерянности дотронулся до своего кулона. Он перевел  взгляд с тела Ахилла на всхлипывающего Фурлея, медленно обвел глазами аллею, споткнувшись на зависшем в воздухе облаке, и вдруг ощутил себя одиноким, чего раньше никогда с ним не случалось. Наверное, впервые в жизни он об этом подумал.
В Рассвете все гордились его свободой, приравнивали ее к героизму и счастью, не подозревая, что однажды она повернется к Бонифацию другим боком. Так свободен он или все-таки одинок? Бонифаций сейчас не мог ответить на этот вопрос.
«Я ведь даже не знаю, носит ли Ри до сих пор свой кулон, ведь то, что я чувствую ее, еще не говорит о том, что она продолжает чувствовать меня. А вдруг в Рассвет пришел кто-то, ради кого она сняла свой кулон?»
От этого предположения ему стало еще тоскливее, и Бонифаций, чтобы избавиться от нелегких мыслей, с двойным рвением принялся за тяжелую работу. Перетаскав в облако всех живых – а их в итоге оказалось около двадцати, перед ним встал новый вопрос: а что же делать с мертвыми. Он еще никогда с таким не сталкивался, и не подозревал, нужно ли что-то делать с телами или оставить все как есть, и город сам о них позаботится.
Тех, кто мог бы держаться на ногах, кроме него и Фурлея, не нашлось, да и сам Бонифаций уже сомневался, что сможет выстоять хотя бы еще немного. Изнеможенный и вымотанный, он решил немного отдохнуть в облаке, а уж потом все обдумать.
Бросив последний взгляд на уже успокоившегося и заснувшего прямо на сухих листьях аллеи Фурлея, и пересилив себя, чтобы не посмотреть на Ахилла, Бонифаций прошел сквозь мягкую стену своего дома и, завалившись на облачный пол, моментально провалился в сон.



Глава 20.

ОБЛАЧНЫЙ ГОРОД


Он проснулся и слабо пошевелился, ощущая, как в тело возвращается ноющая боль. Глаза больше не слезились, а, наоборот, саднили от сухости. Бонифаций проморгался и, приподнявшись на локте, заметил, что заботливо накрыт мягким и невесомым облачным одеялом – дом постарался.
Он посмотрел в сторону большого дивана, на котором разместил всех выживших полулюдей – оттуда слышались хрипы и свистящее дыхание – точь-в-точь, как у самого Бонифация.
Он выпутался из одеяла и сел. Солнце на «домашнем» небе светило вовсю, но свет его был мягким, не слепящим и не раздражающим глаза. Бонифаций повернулся на мелькнувший отблеск и увидел большое зеркало – подарок Борута и Ивицы. Он, пыхтя, встал и, прихрамывая, подошел к нему.
То, что он увидел в отражении, вызвало в нем страх и отвращение одновременно. На Бонифация смотрел незнакомый получеловек, кожа которого через копоть и грязь излучала едва видимое оранжевое сияние. Красные опухшие глаза и до крови потрескавшиеся губы на закоптелом, в мутных подтеках лице, опаленные неровные пряди коротких волос…
Но самый ужас скрывался в открытых ранах на руках и ногах и в обожженной коже на груди и спине. Бонифаций не представлял, откуда на его теле могло появиться столько ожогов, до этого момента он почти не обращал на них внимания. Загрязненные раны на руках и ногах, как он мог только догадываться, скорее всего, образовались при соприкосновении с тлеющей листвой и горящими небольшими ветками. Тогда, в пожаре, ему было не до того, чтобы замечать несущественную боль от ожогов на фоне разрывающего грудь изнутри кашля и вполне ощутимой возможности задохнуться от угара.
Бонифаций перевернул зеркало отражающей стороной к стене и внимательнее разглядел даже не собирающиеся заживать болячки.
«Их, наверное, надо промыть», - с сомнением подумал он, потому что в этой области у него не было никакого опыта, но очень уж неестественно смотрелись ошметки горелых листьев и крупицы земли на кроваво-красных ранах и насыщенно-розовых ожогах.
Бонифаций завертел головой в надежде обнаружить воду, и от одной его мимолетной мысли «домашнее» небо заволокло тучами, скрыв солнце, и прямо с «потолка» облака полился дождь.
Бонифаций доковылял до шкафов на кухне и, вытащив оттуда кувшин, вазу и глубокую чашку, взятую у Юнины специально для Далигора, расставил все это на столе – не каждый же раз, когда, например, захочется пить, вызывать дождь. Сам он подошел к дивану и критическим взглядом осмотрел больных.
Несколько полулюдей, не открывая глаз, блаженно улыбались, ощущая живительную прохладу на разгоряченной от ожогов коже. Кто-то более-менее пришел в себя, судя по осознанному непониманию и по тому, что местность не узнавалась ими при попытке оглядеться. А некоторые полулюди вообще не подавали никаких признаков жизни – таких Бонифаций осмотрел в первую очередь, и, с облегчением убедившись, что они еще живы, глубоко задумался, начисто забыв о том, что собирался промывать раны.
Нужно было решить, что им делать дальше. Ничего не предпринимая и оставаясь на месте, все выжившие, включая самого Бонифация, рискуют умереть без лечения и лекарств – это понимал даже он, абсолютно не разбирающийся в этом вопросе.
Погруженный в свои мысли, он даже не замечал, что ходит взад-вперед по облачному полу, промокая под дождем. Приблизившись к посуде на столе, он на автомате взял наполненный водой кувшин и, вспомнив о Фурлее, вышел из облака, намереваясь напоить его. Но снаружи Фурлея нигде не было. Не придавая этому особого значения (мало ли, пошел размять ноги – не вечно же ему сидеть на земле возле облака), Бонифаций поставил кувшин на землю (вернется – попьет), и снова зашел домой.
Опять оказавшись под ливнем и не прекращая раздумий, он несколько раз набирал в ладони воду и умывал лицо, обильно смачивая сухие глаза. Между делом появилась идея: подняться на облаке над аллеей и с крыши осмотреться. От промелькнувшей мысли появились крылья, и он почувствовал, как дом подался вверх.
Бонифаций давно уже не летал, но наслаждаться полетом сейчас было не самое подходящее время, поэтому, расправив крылья, он просто оттолкнулся от пола и, преодолев как будто специально опустившееся небо, оказался на крыше. Он лег на живот, подобрался к краю облака, как когда-то они любили это делать с Эрите, и свесил голову вниз.
Под ним был бесконечный лабиринт из множества одинаковых и пересекающихся друг с другом идеально ровных аллей из вечно зеленых деревьев, причем отсюда виднелись только их верхушки – сплетенные между собой кроны, которые снизу не позволяли рассмотреть небо.
Тогда Бонифаций, заинтересовавшись тем, что скрывали деревья ото всех, перекатился на спину и, как только перевел глаза наверх, обомлел.
У Города Языков не было неба. Вместо него открывался вид на другой город. Бонифаций, раскрыв от изумления рот, наблюдал за тем, как наверху золотятся и переливаются облачные сооружения. Высокая, внушительных размеров башня высилась сразу за огромными мерцающими воротами, а за башню и наверх, по холму, вела облачная извивающаяся тропа. Весь город сиял, словно подсвечиваемый невидимыми глазу лучами, и что-то Бонифацию подсказывало, что они были порождены вовсе не солнцем.
Приглядевшись – а это было сложно, учитывая, что его глаза до сих пор болели и страдали от сухости, - он даже различил воздушные облачные цветы, поднимающиеся по бокам от тропы. Все в этом городе было каким-то сказочным и, одновременно, далеким, словно нереальным. Но даже наблюдая за ним со стороны, Бонифаций не мог не признать, что по красоте и внутреннему трепету с этим миром может сравниться разве что Рассвет, а по фееричности и мастерству сооружений – не сравнится и он.
Город манил, притягивал к себе, очаровывал, и Бонифацию во что бы то ни стало захотелось туда попасть. Он велел облаку лететь наверх, но чем выше он поднимался, тем больше отдалялся город. Поняв, что так у него ничего не выйдет, он снова опустился вниз и какое-то время еще просто лежал на крыше, любуясь.
Ему не терпелось разгадать путь к этому миру, найти ключ, но сколько бы он ни думал, его не посетила ни одна стоящая мысль. Заинтригованный и погруженный в мечты оказаться там, он опустил облако на землю, внутрь аллеи, и город скрылся за зелеными кронами.
От еле уловимого намерения крыша облака стала совсем неосязаемой, и Бонифаций провалился внутрь дома, успев распустить крылья и мягко приземлиться. Здесь по-прежнему лил дождь, и он, думая только о небесном городе, стал методично промывать водой раны полулюдей.
Ощущения были не из приятных, и многие, даже не приходя в сознание, вздрагивали от боли или хрипели. Но нашлись и такие, кто с благодарностью смотрел на Бонифация через полуприкрытые веки, стиснув зубы и стараясь терпеть.
Работа была нелегкая и кропотливая, Бонифаций сам то и дело вздрагивал и холодел от того, что ему приходилось причинять новую боль. К тому же, было сложно выносить один только вид ран – Бонифация мутило и голова постоянно кружилась.
Если бы он только мог попасть в этот чудесный город вместе с остальными! Каждый мир меняет обличие, а значит, и их тела, какими бы они не стали, заново будут целыми, и все выжившие полулюди тогда смогут жить!
В том, что многочисленные аллеи Города Языков так тщательно скрывают от глаз полулюдей существование небесного мира должна быть причина. Как и должно быть объяснение тому, почему эти два города находятся так близко друг от друга, буквально в зоне видимости. Не от того ли, что они каким-то образом связаны между собой?
Бонифаций на минуту замер, обдумывая эту мысль, после чего снова принялся за свое занятие. Перед глазами опять всплыл небесный город, он видел его как наяву, во всех подробностях, и, отвлекаясь на него, дела шли быстрее и незаметнее. Он машинально продолжал промывать льющейся с «домашнего» неба водой чужие раны уверенными движениями рук, уже не обращая внимания на жалобные хрипы и стоны полулюдей, большинство из которых были не в состоянии даже произнести что-нибудь на своем языке.
Несомненно, эти миры связаны. И небесный город неспроста висит над Городом Языков – в него можно попасть прямо отсюда, вот только как…
Ахилл еще при жизни говорил, что из этого мира выхода нет. Но это не правда, выход есть всегда, просто его еще никто не нашел. Он до сих пор не был никем обнаружен, потому что полулюди искали его не там – они плутали по бесконечному лабиринту, а нужно было думать о том, как попасть наверх.
Решение должно быть простым, не смотря на сложность его нахождения. В Городе Языков никогда не было понимания, полулюди общались друг с другом жестами и крайне редко – скорее, по необходимости. Никто не пытался поставить себя на место другого, прочувствовать его положение. Полулюди привыкли, что чужие эмоции и ощущения чаще всего выражаются словами, но они забыли (или не знали), что еще чаще слова бывают ложными. В этом и есть предназначение города: заставить понимать душой, суметь поставить себя на место другого, и только тогда услышать слова – но слова настоящие, истинные, мысленные.
Так ведь Бонифаций научился этому. Получается, что одного умения понимать недостаточно. Тогда что может быть ключевым моментом? Как можно попасть в небесный город? Как можно попасть на небо?
«Решение должно быть простым, - твердил про себя Бонифаций. – Должно быть что-то такое, что позволило бы любому получеловеку без особого труда попасть на небо. Смерть… - внезапно осенило его. – Без особого труда попасть в другой мир можно только умерев».
От одной мимолетной мысли дождь в облаке прекратился, и снова стало видно солнце. Бонифаций оглядел полулюдей, внезапно поняв, что они не выжившие, они – умирающие.
Следом за этим осознанием появились внутренние противоречия. Со слов Ахилла, он прожил здесь уйму лет – но так и не умер, пока не случился пожар. Ну и что. В Рассвете тоже нельзя было умереть, пока не случилась война…
Может быть город выбирал удобный момент, дожидался подходящего случая, чтобы отправить в небесный город сразу всех? Стоп. Но ведь пожар устроил не сам город, пожар устроил Фурлей.
Постепенно до Бонифация стал доходить смысл всего происходящего. Он перестал верить в случайности еще с того момента, когда понял, что в Рассвете он оказался не от рассеянности и любопытства, а от того, что сам город нуждался в нем, призвал его на помощь. Что, если и сейчас повторяется та же история? Если, например, Фурлей оказался в этом мире, чтобы посредством зла совершить добро – устроить пожар, тем самым отправив страдавших от безысходности полулюдей в другой мир, - то для чего же тогда здесь нужен был он, Бонифаций? Чем он был необходим этому городу?
А, может, наоборот, город был необходим Бонифацию? Ведь именно здесь он научился понимать душой, именно здесь смог понять Фурлея, пожалеть и даже простить его. К тому же, он познал разницу между злом и тем, что обычно считают злом, но что творится ради добра. Фурлей был необходим в этом мире и, скорее всего, в Рассвете он тоже был необходим – только Бонифаций пока еще до конца  не понял для чего. Наверное, война помогла переосмыслить многое ему самому и всем его жителям, только чем она помогла Аиянне, забрав ее жизнь – вот еще вопрос.
Тогда получается, что Бонифаций зря лишил Фурлея его трости? Вспомнив о нем, Бонифаций вышел из облака посмотреть – не вернулся ли он. Но Фурлея до сих пор не было по близости, и кувшин с водой стоял нетронутый. Может, он уже за много десятков аллей отсюда, петляет по лабиринту и придумывает новые пакости – только вот уже без волшебной трости. Почему-то Бонифаций был уверен, что даже без нее Фурлей не пропадет.
Он вернулся в дом и в задумчивости подошел к кухонному столу. Да, теперь выход был очевиден, но проблема была в другом – Бонифаций не собирался смиренно ждать, пока умрет. Честно говоря, он вообще не собирался умирать. Он через плечо еще раз оглядел мучающихся полулюдей.
«По-моему, это подло, - подумал он. – Обрекать на страдания тех, кто всю свою жизнь в этом городе страдал».
А затем он вспомнил Ахилла, который, вдоволь натерпевшись, всей душой желал если не найти выход отсюда, то хотя бы умереть, что, как теперь стало ясно, было одним и тем же. Может быть и всем этим людям тоже нужно захотеть перемен?
Бонифаций искренне хотел помочь им, несмотря на то, что с решением своей проблемы он еще не определился. Его убеждения препятствовали тому, чтобы он пожелал умереть, ведь доселе он был уверен в том, что желать смерти могут только слабаки. Впрочем, даже сейчас, когда такое желание оправдывалось обстоятельствами и было единственным спасением, он не мог изменить своим принципам, и его непоколебимость не позволяла даже на минуту представить, что он, так любящий жизнь, может захотеть смерти. И это при всем при том, что он принимал во внимание все радужные последствия и совсем не боялся умереть. Но вот чтобы захотеть этого… Нет, на это он категорически был не способен.
Бонифаций опустился на кухонный мягкий стул и, поставив локти на стол, подпер руками голову, невидящим взглядом уставившись на большую глубокую чашку Далигора, до краев наполненную водой.
Может быть, Город Языков и здесь хочет проучить Бонифация, доказав, что не стоит обобщать все ситуации, что бывают такие случаи, в которых слабость становится сильной чертой характера, точно так же, как содеянное зло внезапно оборачивается добром, а отпетый негодяй превращается в вершителя судеб.
Да, возможно, Фурлей был создан таким именно для того, чтобы, совершая чудовищные поступки, делать то, на что у всех других не хватило бы духу, но при этом чувствовать себя счастливым. Звучит ужасно, но как иначе объяснить его особый взгляд на мир? Чем еще оправдать его деяния, кроме того, что он является своеобразным инструментом, которого призывают к себе на помощь множество городов?
Глаза Бонифация зацепились за маленькие крылышки на боку большой и глубокой посудины, взятой у Юнины специально для великана. А в следующую секунду он, как ошпаренный, выскочил из-за стола.
В последние дни в Рассвете связь между ним и его Найей укрепилась настолько, что она на расстоянии понимала его намерения, и поэтому он мог летать вне своего дома. Что, если он попробует сделать это сейчас? Неизвестно, по какой причине небесный город не хотел принимать к себе Бонифация, но, не исключено, что из-за того, что он был ни один, а вместе со своей Найей и двумя десятками полулюдей. Нужно попробовать, и если получится, то у него будет шанс попасть туда не умирая, как и у полулюдей, к которым он непременно вернется и как-нибудь постарается им объяснить и научить летать. Он надеялся, что сможет дать крылья всем, и что полулюди пересилят свою боль и полетят.
Бонифаций вышел за пределы облака, и от его мыслей крылья за спиной не исчезли. Он с нежностью и благодарностью посмотрел на свой дом, а потом, делая большие взмахи, поднялся ввысь.
С трудом он пробрался через упругие кроны деревьев, помогая себе руками и ощущая, как жесткие гибкие ветви хлещут его по ранам и царапают ожоги. Морщась от боли, он вылез за пределы аллеи и, отцепившись от толстой ветки, за которую держался, снова распустил крылья, сложенные для того, чтобы удобнее было прорываться сквозь заросли, и взлетел, неотрывно глядя наверх.
Заворожено он наблюдал, как в этот раз небесный город не отдалялся, а наоборот вырастал на глазах. Догадка Бонифация оказалась правдивой, и он, улыбаясь, крайне довольный собой, как-то даже не заметил, что долетел и погрузился ногами в облачную площадку сразу перед большими мерцающими воротами. Радостный от того, что все получилось, он уже почти оттолкнулся от мягкой поверхности, готовый вернуться вниз, на одну из бесконечных аллей, к своему дому и нуждающимся в помощи полулюдям, как вдруг…
- Бонифаций, верно? – спокойно и деловито осведомился чей-то голос.
Он завертел головой по сторонам и, никого не увидев, недостаточно уверенно проговорил:
- Да. А вы кто? И где? Я вас не вижу…
- А вы проходите, проходите внутрь, не топчитесь возле порога.
- Да я ненадолго, - замялся тот. – Мне нужно вернуться, я попозже прилечу.
- Прилетите? – хмыкнул голос.
Бонифаций хотел было ответить, что да, на своих крыльях, как вдруг осознал, что больше не чувствует их за спиной. Он растерянно посмотрел вниз, на Город Языков, гадая, как же он сможет туда вернуться. Словно прочитав его мысли, голос ответил.
- Вы не вернетесь. Проходите, - снова предложил он.
- Нет-нет, мне обязательно нужно вернуться, понимаете? – занервничал Бонифаций. – Там моя Найа и полулюди, им нужна моя помощь…
- Не нужна, - перебил его голос. – Они совсем скоро будут здесь, им и так уже помогли.
Бонифаций нерешительно переминался с ноги на ногу. Если он попытается без крыльев спрыгнуть вниз – это будет равносильно самоубийству. К тому же, он действительно не сможет по-настоящему вернуться в Город Языков – ведь моментально умерев там, он попадет сюда же, но уже не живой. Может быть, стоит вызвать сюда свою Найу? Он вспомнил свою единственную попытку добраться до небесного города при помощи своего дома. Нет, не вариант. Похоже, ему ничего больше не оставалось, как войти в ворота нового мира.
«Я ведь даже с облаком не попрощался! Надо было сначала помочь полулюдям, а уж потом экспериментировать, – с досадой подумал он».
Но пути назад действительно не было, и он, решившись, прошел через мерцающие большие врата. Оказавшись внутри небесного города, там, куда он в последнее время и желал попасть, все тревоги и переживания улетучились, оставив место блаженной расслабленности и спокойствию.



Глава 21.

ГАРМОНИЯ


- Сюда, - не давая времени на раздумья, позвал голос, и Бонифаций послушно зашагал к высокой и круглой облачной башне.
Вблизи она казалась еще огромнее, чем когда Бонифаций рассматривал ее с крыши своего дома. Он не мог сказать, какого точно она была цвета, ведь, подсвечиваемая будто изнутри лучами неизвестного происхождения, она сияла и переливалась – ярко, красочно, а смотреть на играющие отблески было приятно и завораживающе.
Бонифаций вошел внутрь и оказался в небольшом, но уютном круглом холле. Он сразу обратил внимание на прозрачный пол, который, в отличие от всего остального убранства комнаты и стен вовсе не был облачным, но и стеклянным он тоже не был. Создавалось такое впечатление будто Бонифаций висит в воздухе, при этом твердо стоя ногами на невидимой  и практически не осязаемой – ни мягкой ни твердой – поверхности. А сквозь пол виднелись еще три почти одинаковых холла, расположенных друг над другом, и Бонифаций понял, что каким-то образом он сразу попал на четвертый этаж этой башни. А подняв голову вверх, он увидел над собой еще по меньшей мере этажей семь – точно сосчитать он не успел, потому что, снова услышав голос, увидел его обладателя, которого, войдя сюда, сразу почему-то не заметил.
- Сюда, пожалуйста, - позвал почтенный старичок в золоченых пенсне на носу, сидящий за полукруглой мерцающей стойкой.
Удивительно, но что здесь, что снаружи, за воротами, его голос звучал одинаково ровно, будто он все время находился рядом с Бонифацием и говорил чуть ли не ему на ухо.
Бонифаций осторожно приблизился к стойке.
- Нужно зарегистрироваться, - объяснил старичок, не поднимая на него глаз. Он что-то писал белоснежным пером – старательно и размеренно, никуда не торопясь и заставляя Бонифация нерешительно топтаться рядом в ожидании.
Наконец он воткнул перо прямо в облачную стойку, с трудом закрыл толстенную большую книгу, в которой писал, и, положив руки на ее обложку, вопросительно посмотрел на Бонифация поверх пенсне, будто вежливо интересуясь, чем он еще может ему помочь.
Бонифаций в замешательстве проговорил:
- Мне, кажется, нужно было зарегистрироваться…
- Я уже зарегистрировал, - кивнул старичок, продолжая сохранять вежливый и вопросительный вид.
- Тогда зачем же я здесь нужен был? – удивился Бонифаций.
- Так положено, - невозмутимо и тем же, будто отрешенным тоном, произнес старичок.
- А теперь что? – тупо спросил он.
- Здесь – ничего, - его вежливое спокойствие начинало порядком надоедать Бонифацию.
- А не здесь? – допытывался он.
- А чтобы узнать про «не здесь» - нужно оказаться не здесь, - ответил старичок с едва заметным нажимом на последние слова.
- Спасибо за ценный совет, - изображая его выражение лица, почти что язвительно проговорил тот.
- Пожалуйста, - похоже, старичок не уловил шутливой издевки.
Бонифаций раскланялся, улыбаясь во весь рот, и поспешил выйти из башни. Как только он оказался снаружи, тут же услышал голос старичка.
- Добро пожаловать в промежуточный Город Неба. Прошу вас, следуйте по тропе.
- Как будто сразу нельзя было сказать, - по-доброму пробурчал Бонифаций, но по облачной тропе все же пошел.
Тропа, сверкая и переливаясь, вела за башню и поднималась вверх, на просторный облачный холм.
- Задача нашего города – определить вас в нужный и правильный мир, - продолжал старичок. – Но вы – живой, поэтому вам предоставляется право определять мир самостоятельно.
Бонифаций, шагая по воздушной тропе, уточнил:
- Я смогу сам выбрать себе мир?
- Можно сказать и так. Вы подберете тот мир, который вам подойдет больше всего.
- Но как я сам сумею его подобрать?
- Идите выше, пока вам не захочется остановиться.
- А потом что?
- А чтобы узнать, что потом, нужно дождаться «потом», - вежливо, но занудливо произнес старичок и замолк.
Бонифаций фыркнул, гадая, как же так получается в этом городе, что расстояние вовсе не имеет значения для звука – в любой точке, даже так далеко от башни, голос старичка слышался все так же хорошо, как и в самой башне.
Он дошел до вершины холма и на минуту остановился, любуясь открывающимся видом. Тропинка спускалась вниз, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, которая упиралась в огромную полукруглую светящуюся дверь. А облачные цветы, растущие узкими рядками вдоль тропы еще до того места, где стоял Бонифаций, к низу будто разрастались вместе с дорогой, заполоняя собой все видневшееся пространство. В общем-то получалось, что дорога была проложена через поле мягких и нежных (на вид и на ощупь) цветов.
Бонифаций направился прямиком к двери, слегка пружиня и подпрыгивая на ходу, чувствуя, как с каждым шагом улучшается настроение, и легкость наполняет все тело. Добравшись до полукруглой двери, которая размером раз в восемь превышала самого Бонифация, он толкнул ее внутрь, не прилагая почти никаких усилий, и она послушно отворилась.
Он очутился в небольшой комнатке. Прямо перед ним по правую руку была арка, из которой лился свет – настолько яркий, что не позволял видеть то, что находилось за ней. Слева же скромно притаилась неброская лестница с узкими облачными ступенями, от которой буквально веяло какой-то чистотой и свежестью. Бонифаций не сомневался ни секунды и, проигнорировав арку, шагнул на ступеньки, которые вывели его на следующий этаж.
Здесь он почувствовал себя куда лучше, чем внизу. Безмятежность и беспричинная радость накрыли его новой волной, отогнав мысли в сторону. Он даже не удивился, когда увидел, что по длинному прямому коридору тут и там, на уровне глаз и даже ниже летают переливающиеся пушистые облачка, то и дело меняющие на ходу свои формы и превращаясь то в птиц, то в животных, а то и в каких-то неизвестных Бонифацию существ.
Он с удовольствием пошагал по коридору, обходя и уворачиваясь от снующих туда-сюда облаков, стараясь не мешать их беспрепятственному передвижению. Пару раз он случайно задевал плечом скользивших мимо существ, и они, в ответ на это, дружелюбно реагировали, посылая ему через прикосновение заряд легкости и ласки.
В самом конце коридор раздваивался, а Бонифаций теперь сам не замечал, как на его лице расплывалась улыбка, таившая в себе и умиление, и приятную расслабленность одновременно.
Правая часть коридора упиралась в две стоящие рядом одинаковые двери – потресканные, в расщелинах, сквозь которые наружу пробивался яркий свет, похожий на тот, что излучала арка внизу. Бонифаций без интереса отметил, что эти двери выглядят старыми и потрепанными – наверное, стоят здесь бесчисленное количество лет, и, возможно, пропускают через себя бесчисленное количество душ.
Но он моментально забыл о дверях, как только увидел, куда упирается левая часть коридора. И снова это была лестница, манящая и очаровывающая своей чистотой, притягивающая и побуждающая следовать по ней без раздумий, без сомнений, по наитию.
Словно под гипнозом он поднялся на этаж выше, краем сознания понимая, что ему стало еще лучше. Вся его сущность наполнилась теплотой и спокойствием, казалось, уже ничто не сможет удивить его или, тем более, вывести из себя. Все окружающее пространство сейчас для Бонифация было умиротворяющим, любые другие эмоции канули в никуда. Он вообще забыл, что они существуют – теперь это чудилось чем-то неестественным, надуманным, лишенным смысла. Да и действительно, какой толк от переживаний и реакций на события? Это же все нелепое, бесполезное, пустое…
Он оказался в чудесном саду. Среди разноцветных сияющих клумб с облачными цветами – идеально аккуратных форм и равных, будто специально подобранных размеров, возвышались фонтаны, увидев которые при других обстоятельствах Бонифаций непременно бы ахнул. Но сейчас он не мог восторгаться – все вокруг было для него само собой разумеющимся. Он, не задумываясь, без единой мысли, наслаждаясь чистотой, совершенностью и душевным комфортом, подошел ближе и, будто не сознавая, стал созерцать оранжевые величественные сооружения.
Если бы он только пригляделся, то обязательно заметил бы, отчего эти фонтаны казались на первый взгляд такими необычными – все оттого, что были они сплетены из тончайших, но без труда узнаваемых огненных нитей, которые и не думали сливаться в единое полотно огня. Да и вместо привычной воды с верхушек лилось множество длинных оранжевых струй, чем-то напоминающих фейерверки. Бонифаций бы, конечно, подивился такому мастерству, он бы загорелся желанием узнать, кто и каким образом смог разделить огонь на такие немыслимые составляющие, а потом еще и сплести из них фонтан! Но сейчас он не видел в этом ничего изумительного или поражающего.
Мимо размеренным шагом невозмутимо прошествовало длинноногое высокое существо, отдаленно напоминающее птицу – не иначе как крыльями и совсем иными, не похожими на земные, перьями. Она наверняка могла разговаривать – судя по почти человеческому лицу и глубоко осмысленному взгляду больших понимающих глаз, и Бонифаций бы без труда убедился в этом, если бы ему вздумалось заговорить с ней. Но он лишь молча проводил ее глазами – так, будто давно был знаком с чудо-птицей, и видел ее чуть ли не каждый день в своей жизни.
Он постоял возле фонтана еще немного, после чего не спеша двинулся вдоль цветочных клумб, все дальше и дальше, пока не вышел на площадку со множеством светящихся арок, на которые теперь он не обратил и малейшего внимания. Он каким-то образом знал, что ему нужно выше, и поэтому, стремясь ко все большей чистоте, сразу заозирался в поисках лестницы. Она возникла перед ним будто из воздуха, когда тот прошел мимо всех арок, - крученая, сияющая, манящая безупречностью и невинностью.
И он снова поднялся на следующий этаж. Как только нога оторвалась от последней ступеньки, он услышал ее – музыку, льющуюся из стен, из пола, из всего, что здесь было. На какое-то время Бонифаций остановился, не в силах пошевелиться, околдованный ее красотой. Музыка была пронизана непорочностью, она воспринималась не столько слухом, сколько душой, проникая через все его тело. Никогда раньше он не слышал ничего подобного. Она словно вовсе не была разделена на ноты и перетекала так плавно, что даже отдаленно не могла сравниться с той музыкой, которую когда-либо приходилось слышать Бонифацию.
А потом кто-то запел. Голос – безукоризненный, хрустальный, сливался воедино с мелодией, пронизывал до глубины души. И хоть Бонифаций не запомнил ни единого слова из того, что пелось, он хорошо запомнил свои ощущения и впечатления. Песня поистине была совершенной. В ней чувствовалась такая гармония небес, какой просто не могло никогда возникнуть на земле.
И этой гармонией был пронизан весь этаж – Бонифаций убедился в этом, когда сдвинулся с места и, осторожно ступая, пошел вперед. Все, что здесь находилось, было идеальным. Облака, такие ровные и безупречные, округлой формы, необычайно гладкие на ощупь. Статуя в виде капли, состоящая из множества маленьких капелек, которые каким-то образом не сливались в цельную воду – Бонифаций никогда бы не подумал, что вода настолько делима, что ее можно разложить на такие составляющие, напоминающие чем-то мелкие бусинки, меж которых не было даже  намека на воздух. Капли были едины, словно одно целое, но в то же время каждая из них, абсолютно ровная и по виду такая же как остальные, ясно дышала индивидуальностью, отличаясь чем-то, что нельзя было определить ни взглядом, ни осязанием.
Бонифаций снова последовал по этажу, пока не наткнулся на лестницу. Краем глаза он заметил, что сбоку от нее располагалось не менее десятка дверей, но он даже не посмотрел в их сторону, а сразу же начал подниматься наверх.
На этом этаже он впервые почувствовал вибрации. Они проникали сквозь все его тело, добирались до мыслей, эмоций, до всего, что нельзя увидеть, и словно олицетворяли собой новый уровень чистоты – такой, о наличии которого он не мог даже подозревать.
Опьяненный новыми необычными ощущениями, он не сразу заметил, куда попал, но даже улицезрев, нисколько не удивился – будто в этом не было ничего особенного.
Огромный город, с домами, кварталами, переулками, полностью выстроенный из света… Образцовые сооружения, отличающиеся безукоризненными оттенками, оптимальной яркостью, по одному только виду свидетельствующие о гармонии высшего порядка. Все здесь – от тротуаров до скамеек – было высечено из света, мягкого, непорочного, необычайно свежего.
По улицам передвигались люди – так плавно, будто плыли. Честно говоря, при других обстоятельствах у Бонифация бы не повернулся язык назвать их людьми – святейшие существа были слишком чистыми, чтобы быть похожими на кого бы то ни было, к тому же, они тоже состояли из одного лишь света.
Здесь тоже звучала музыка – походившая на ту, что он слышал на нижнем этаже, но все равно иная. Она, подобно вибрациям, проникала в самую суть его естества, заставляя при этом трепетать и робеть перед ее, несомненно, неповторимым изяществом.
С мелодией сливалось множество поющих голосов, количество которых Бонифаций, будь он даже самым умелым музыкантом, однозначно не смог бы определить. Может быть пять, а, может, и тысяча – такой разрыв мог говорить только о непревзойденном мастерстве певцов, не иначе.
Происхождение этой музыки тоже оставалось загадкой. Непонятным было все – откуда она берется, кто ее исполняет, какие инструменты при этом используются (и используются ли они вообще), и почему создается стойкое впечатление, будто все, что есть в этом городе, звучит – и дома, и улицы, и другие объекты, включая даже пребывающих здесь «людей».
Музыка проникала в душу. Может быть, и исходила она из души? В любом случае, сейчас эти мысли не могли занимать Бонифация – слишком много гармонии было в нем для каких-либо мыслей. Он просто стоял и наслаждался сразу всем – музыкой, видом города, вибрациями чистоты и безгреховной невинностью этого места. Он получал удовольствие, он был счастлив только от того, что имел возможность находиться здесь.
Неизвестно сколько прошло времени (и прошло ли оно вообще), прежде чем Бонифация потянуло к более возвышенной гармонии. Он не искал пути, он просто шел, будто бывал здесь ни раз, будто знал дорогу наизусть. Без малейших усилий Бонифаций передвигался по городу, петляя по световым переулкам, не уделяя должного внимания строениям и всей окружающей обстановке в целом, пока не вышел на обширную площадь.
Лестница, которую он увидел, была совершенно иная, не походившая ни на одну из тех, по которым он добирался на этот этаж. Огромная, прямая, широкая, с большими плоскими ступенями, она мерцала и золотилась на фоне окружающего ее города из света, она манила, как не манило его ничто и никогда за всю жизнь. А верха ее или конца не было видно вовсе – ни дать ни взять бесконечная.
Бонифаций приблизился к ней и, не оглядываясь назад, шагнул на первую ступень. Он почувствовал, как вибрации чистоты стали на порядок ощутимее, уловил, что и гармония стала возвышенней. Одновременно с этим, по обе стороны от него самого, на первой ступени, возникли арки, зазывающие льющимся светом следовать через них в другие миры.
Но он знал, что это еще не предел, и поэтому шагнул на вторую ступень. Вместе с его шагом, словно на следующий уровень шагнули и вибрации, усилившись так, что теперь он ощущал их куда яснее, чем раньше, и все его существо в ответ на это затрепетало, поймав с ними одну волну. Бонифаций окинул равнодушным взглядом появившиеся на этой ступени арки и снова поднялся выше.
Теперь гармония стала еще более развитой, а вибрации откровенно вошли в резонанс с его душой. Бонифаций посмотрел на открывшиеся по бокам от него арки, и на какое-то мгновение в нем возник порыв проследовать через какую-нибудь из них. Но мимолетное намерение затмилось желанием идти дальше, и Бонифаций, не став препятствовать самому себе (а при такой гармонии он бы просто не смог этого сделать), перешел на четвертую ступень.
С этой достигнутой высоты он смог увидеть свет, который не замечал снизу. Его излучало будто само пространство откуда-то сверху, и он заливал все следующие ступени так, что Бонифаций со своего места смог разглядеть не более двух ступеней, свет на которых был более тусклым по сравнению с остальными. И, конечно, вибрации усилились – теперь он сам едва заметно дрожал, уже не в силах с легкостью удерживать их внутри. Он ощущал буквально физически все нарастающую чистоту, казалось, что и гармонию, которая преобразовалась в более развитую, он сейчас мог потрогать – настолько ощутимой она была для него, настолько проникала в его суть.
Взглянув на возникшие арки на этой ступени, которые призывали в свои миры еще настойчивее, он опять-таки загорелся стремлением попасть выше.
На пятой ступени свет, льющийся сверху и казавшийся раньше мягким, стал слепить. Бонифаций с трудом различил следующую ступень, но не смог увидеть те, которые располагались выше нее. От нахлынувших новой волной вибраций его по-настоящему затрясло, но он, интуитивно поняв, что если видит следующую ступень, значит способен на нее взойти, почти сразу поднялся еще выше.
Оказавшись на шестой ступени, он понял, что это последняя для него. Верхний свет слепил так, что он едва различил арки, в одну из которых ему предстояло шагнуть. Ему было невыносимо хорошо: чистота, которую он мог выносить, достигла своего предела. Он знал, что более чистых вибраций ему уже не вытерпеть, что более яркого света – не перенести. Наверное, он сам был недостаточно чистым для следующего уровня. Стремления идти вперед больше не было, хотелось одного: поскорее шагнуть в любой из предложенных лестницей миров. Он не думал и не выбирал, а просто прошел через арку, находившуюся по левую руку от него, и оказался в новом мире.



Глава 22.

ВРЕМЯ


Эрите вынырнула из озера, возникнув посреди спешащих куда-то жителей незнакомого ей города. От такого внезапного появления жители, испугавшись, разбежались в стороны, но потом, подозрительно оглядев с ног до головы мокрую Ри, продолжили свое быстрое шествие.
Эрите осмотрелась вокруг себя. Никакого водоема вблизи и в помине не было, она стояла на абсолютно сухой поверхности, но с нее ручьями стекала вода, образовывая лужу под ней. Она попробовала выжать свое длинное черное платье, отметив про себя, что теперь оно стало ей по размеру, а она сама, должно быть, увеличилась в росте.
Платье безнадежно промокло и стало тяжелым, ощущать его на себе было крайне неприятно. Поэтому она, оглядевшись по сторонам и поняв, что на нее уже никто не обращает внимания, стянула его с себя, оставшись лишь в тонком кружевном одеянии – так она почувствовала себя значительно лучше.
Нести его с собой совершенно не хотелось, и Эрите, узрев неподалеку от себя скамейку, развесила платье на ней, чтобы сохло. И только потом по-настоящему осмотрела место, в которое попала.
Небольшая площадь, очень уютная на вид, если бы не все эти заполошенные прохожие. Разбросанные по периметру одинокие скамейки, образующие собой круг, и находившаяся в одной лини с ними, меж двух соседних, узкая невысокая башенка – может быть, всего лишь в два раза выше самой Эрите.
Судя по тому, что площадь со всех сторон окружал город – улицы, какие-то здания, аллеи – она наверняка была здесь центральной. А посему Ри заинтересовалась, отчего же башенка на главной площади выглядит так непривычно скромно. Приближаясь к ней, она еще издалека заметила непонятную странность – на башне висело двое часов, одни под другими, и на каждых из них было разное время.
Верхние показывали тридцать пять минут шестого, нижние – двадцать пять минут седьмого. То есть стрелки первых часов были зеркальным отражением вторых. Эрите, которой в последний раз приходилось видеть такие часы в своем первом мире (в подворотне, где она жила, висели почти такие же), не сразу вспомнила, как ими пользоваться. Пока она восстанавливала в памяти эту деталь, стрелки часов передвинулись на пять минут. Верхние часы стали показывать без четверти шесть, нижние же – двадцать минут седьмого. Даже Ри знала, что часы назад не ходят – именно поэтому вторые показались ей такими странными.
Мимо суетливо пробегал очередной прохожий, и Эрите, остановив его, вежливо поинтересовалась:
- Скажите, пожалуйста, а почему на этих часах разное время?
Прохожий явно нервничал, недовольный тем, что его отвлекают.
- Верхние показывают время, нижние – сколько тебе осталось, - раздраженно бросил он и поспешил восвояси.
- Осталось? – вдогонку крикнула она ему, холодея. – Жить что ли?!
Но прохожий даже не обернулся. Эрите беспомощно огляделась вокруг, потом снова посмотрела на часы.
«Что за вздор! Конечно, не жить. Наверное, он хотел сказать, сколько тебе осталось времени до чего-то, - мысленно успокоила она саму себя, чувствуя неприятный холодок, струящийся по спине».
Эрите пристала еще к одному спешившему мимо прохожему:
- Скажите, что показывают нижние часы?
Незнакомец отреагировал крайне неадекватно.
- Что ты ко мне пристаешь? – выпучив глаза, заорал он прямо в лицо Эрите, и она от испуга отшатнулась. – Ты разве не видишь: нет у меня на тебя времени! – распылялся тот. – Пристают тут всякие! Да ну вас всех! – злостно закончил он так и не начавшийся разговор и, продолжая ругаться, куда-то побежал.
А Эрите в растерянности осталась стоять возле башни, не зная куда податься и что вообще делать. От обитателей этого города, похоже, она не добьется ничего, поэтому придется действовать самой, пусть даже она и не подозревает как и, главное, для чего.
Для начала Эрите решила пройтись по городу. Сколько времени до чего-то там осталось она не знала, терять ей было нечего, поэтому и спешить – некуда. Она пересекла площадь, вышла на какую-то улицу и слилась с потоком хмурых пешеходов.
Сперва Ри всматривалась в их лица в надежде найти того, кто будет настроен более дружелюбно, но вскоре она оставила эту бесполезную затею, не обнаружив таковых – все-таки быть обруганной повторно ей не хотелось. Она переключила внимание на сам город.
На этой улице Эрите не встретилось пока ни одного жилого дома – все стоящие здесь здания даже на один только вид казались пустыми и необитаемыми. Не мудрено, ведь в такой суете до них почти никому не было дела.
Из чистого любопытства ей захотелось посетить одно из них, и она, отделившись от толпы, по скрипучим ступеням взошла на шаткое крыльцо ближайшего одноэтажного дома. А потом, на минуту замешкавшись от нерешительности, осторожно толкнула внутрь старую деревянную дверь. Как только Ри оказалась внутри, дверь со скрипом медленно закрылась за ней сама собой.
Дом состоял из одной комнаты, абсолютно не поражающей своими размерами. Да, к слову сказать, ничем остальным он тоже не поражал – почти пустой, богатый лишь одним столом в углу возле окна, на котором громоздилась большая кипа чистых бумаг да чернила.
Эрите уже собралась уходить, пока не заметила на стене возле двери переключатель. Заинтригованная тем, что это такое и для чего, она долго его разглядывала, подходя с разных сторон, пока ради интереса не тыкнула пальцем на кнопку. В тот же миг все окружающие звуки исчезли. Она перестала слышать свои шаги, ранее отдававшиеся по всему дому гулким эхом, перестала слышать возню за окном. Ри попробовала сказать что-то вслух, но саму себя она тоже не услышала. Абсолютная тишина – не звенящая, а умиротворяющая.
Эрите снова нажала на ту же кнопку, и звуки разом вернулись. Это ее взбодрило и даже немного развеселило. Она еще какое-то время включала-выключала тишину, пока ей не надоело, и она снова не вышла на улицу.
«Наверное, этот дом предназначен для размышлений или придумывания чего-то, - предположила она про себя. – В такой тишине ничего не отвлекает, а стол с бумагой и чернилами как раз для того, чтобы записывать свои мысли…»
Спустившись с крыльца, Эрите теперь пошла по улице гораздо медленнее остальных, с интересом вглядываясь в окружающие здания и гадая, в какое из них ей захочется войти. Взгляд остановился на потрепанной халупе на другой стороне улицы, и Ри, перейдя через дорогу, оказалась возле нее. Минута раздумий и предположений о том, что может ждать ее там – и она уже внутри дома.
Полумрак, ни одного окна, свет падает лишь через узкие щели в соломенной крыше. Комната, насколько она могла судить, была пустой – ни тебе стола, ни даже переключателя на стене за дверью.
- Ау-у, - тихо и осторожно, будто пробуя звучание своего голоса на слух, позвала Эрите, сама не зная, на что надеется.
В ту же секунду стена напротив двери загорелась белым светом, наподобие экрана, и на ней стали поочередно появляться буквы. Эрите прочитала:
«Ау - позывной клич, главная цель которого – привлечь к себе внимание. Часто выражает растерянность, отчаяние, страх, но может говорить и о раздражении, сомнении в чем-то или откровенном недоверии по отношению к словам собеседника. Клич «ау» не бывает восторженным или радостным.
«Ау» меняет свой смысл, если произносить его с ударением на букву «а» - тогда в большинстве случаев «ау» будет означать ответный возглас на физическую боль, а в меньшинстве – выражение недовольства в ответ на какие-либо действия».
Эрите дочитала до конца, и текст на стене исчез.
«Это дом, растолковывающий значение любого слова!» - догадалась она и, забывшись, восторженно и пораженно протянула вслух: - Ого!
В тот же момент на стене снова последовательно заплясали буквы.
«Ого – возглас, свидетельствующий об изумлении, восхищении или восторге его произносящего. Чаще всего является заменой каких-либо слов в ситуации, когда они не приходят на ум, и почти всегда считается полноценным ответом, за счет эмоциональности высказывания понятным каждому.
«Ого» может произноситься с ударением на оба слога – тогда это будет говорить о крайней степени поражения. Также «ого» может иметь язвительный характер, символизирующий о скептицизме или откровенном издевательстве собеседника».
Закончив чтение, Эрите еще какое-то время потопталась на месте, удивленная таким всезнайством дома, после чего вышла в дверь и снова оказалась на улице. Решив на этот раз не выбирать, она сразу направилась к соседнему дому и, не долго думая, туда вошла.
Как только дверь за ней закрылась, скрипучий и какой-то неестественный механический голос произнес:
- Добро пожаловать в Дом Советов. Пожалуйста, подойдите к генератору.
Эрите, осмотревшись вокруг себя, обнаружила единственное, что здесь было – плоский тонкий ящик, в высоту чуть меньше ее роста, находившийся в углу этой комнаты. Она несмело подошла к нему, крутя головой по сторонам, безуспешно пытаясь увидеть источник говорившего с ней голоса. А тот же голос тем временем раздался снова.
- Пожалуйста, задайте свой вопрос.
Эрите, пожав плечами, спросила первое, что пришло на ум:
- Что мне делать в этом городе?
От ее слов створки ящика раздвинулись, выставив на обозрение большую длинную кнопку, на которой было написано «получить совет». Не успела она протянуть руку к кнопке, как механический голос выдал:
- Пожалуйста, нажмите на кнопку.
- Да я уже поняла, - отмахнулась от него Ри и, тыкнув на кнопку, услышала:
- Совет генерируется, ждите.
Пока она в ожидании переминалась с ноги на ногу, в памяти всплыл разговор с Истэном в Городе Мыслей – как он учил ее выслушивать советы, но не следовать им.
«Послушаю, что скажут, а там решу – следовать или нет», - подумала она.
Голос опять заговорил:
- Совет сгенерирован. Хотите услышать его прямо сейчас?
- Да, - подтвердила Ри.
- Озвучиваю совет: «Ищи то, о чем не знаешь. Думай о том, чего не помнишь. Делай то, во что не веришь».
Голос замолчал, а Эрите, еще с минуту подождав продолжения, в замешательстве пробормотала:
- И это все что ли… Советом еще называется! Ничего конкретного, ерунда какая-то. Как можно искать то, о чем не знаешь, думать о том, чего не помнишь и делать то, во что не веришь. Во что я хоть не верю-то?
- Желаете задать еще один вопрос, чтобы получить еще один совет? – монотонно осведомился голос.
- Нет уж, спасибо, - осторожно ответила Эрите. – Ваши советы только в заблуждение вводят.
Она словно в подтверждение своих слов покачала головой, а потом, все еще обдумывая абсурдность совета, и вовсе вышла наружу. Постояв в замешательстве еще какое-то время, Эрите решительно тряхнула головой, будто отгоняя навязчивые мысли, а затем двинулась вдоль по улице. Желание заходить в каждый дом отпало само собой.
Она, не торопясь, переставляла ноги и внимательно всматривалась в разномастные дома. Впереди виднелся поворот на другую улицу, когда Эрите заприметила одно здание, отличающееся по виду от других.
Оно было большое, двухэтажное, с резными окнами и нависающими балконами. Оно поражало своим величием, среди остальных домов и зданий на этой улице только ему не было равных. Не мудрено, что ей захотелось его посетить.
Она вошла внутрь и оказалась в просторном освещенном холле, из которого вглубь дома вели пять приоткрытых дверей, а на второй этаж поднималась лестница с перилами. В тишине шаги Эрите эхом отдавались от пола и стен, когда она направилась к одной из дверей.
Заглянув в нее, Ри увидела прозрачный лабиринт, в центре которого на высоком столике на подставке стояли большие песочные часы.  Их верхняя половина почти доверху была наполнена песком, который сквозь маленькое отверстие струился в нижнюю. Рядом с часами, на столике, лежал потрепанный сверток бумаги с рваными от старости краями.
 Эрите сама не заметила, как очутилась в комнате, но когда она обернулась, намереваясь выйти обратно, двери не было. Ей ничего не оставалось, как идти в сам центр лабиринта – к часам и свертку. Но для начала предстояло выбрать путь, по которому она пойдет.
Прозрачные стены лабиринта прерывались в нескольких местах, образуя собой проходы, и каждый проход находился на разном расстоянии от центра. Эрите выбрала тот, который располагался наиболее близко к ее цели, и пошла по нему.
Она петляла очень долго. Путь трижды обвел ее по периметру всего лабиринта, делая ненужные и бессмысленные крюки, пока не вывел к тому месту, с которого она и начинала идти. Ри покосилась на песочные часы, к которым так и не смогла приблизиться: время истекало. Тогда она решила пойти по тому пути, проход которого был наиболее далеким от центра. Как ни странно, это подействовало – ход вильнул всего пару раз, и то только затем, чтобы обойти сплошные стены других ходов, и почти сразу вывел ее в самый центр лабиринта.
Как только Эрите коснулась свертка, собираясь раскрыть его и прочесть, песок в часах перестал струиться, неожиданно замерев. Ри развернула шелестящую помятую бумагу и прочла вслух:
- Опыт номер один: не всегда короткий путь является таковым.
В задумчивости Эрите положила сверток на место, и стены лабиринта расступились, а за ними снова появилась в дверь. Ри направилась прямиком к ней и спустя минуту опять стояла в просторном холле. Не мешкая, Эрите пошла ко второй двери.
«Будь что будет», - подумала она и, не заглядывая внутрь, сразу вошла в комнату.
На мгновение ей показалось, что она попала туда же, куда заходила в первый раз – тот же лабиринт, те же песочные часы и сверток в его центре. Лишь спустя несколько секунд она заметила главное отличие: над проходом короткого на вид пути, того самого, по которому она решила пойти в предыдущей комнате в первый раз, сейчас красовалась вывеска с переливающимися буквами - «Идти сюда».
Но Эрите теперь знала, что короткий путь не всегда является таковым, поэтому, посчитав, что эта вывеска предназначена для того, чтобы ввести ее в заблуждение, она пошла по тому пути, который на вид казался длиннее всех. И снова она петляла по нему очень долго, делая лишние виражи и напрасно наматывая круги, пока не вернулась на свое прежнее место.
Песок в верхней половине часов уже заканчивался, и со второй попытки она решила все-таки податься в тот проход, который казался самым коротким, и над которым висела указательная вывеска.
В этот раз она таки добралась до центра лабиринта в разы быстрее – на часах еще оставалось время. А песок в них опять перестал струиться, когда она взяла в руки бумажный сверток.
- Опыт номер два: не пренебрегайте очевидным, - прочитала Эрите и, усмехнувшись, положила сверток обратно на столик и вышла через расступившийся перед ней лабиринт.
В третью дверь в холле она входила без опаски, и уже ни сколько не удивилась, увидев перед собой все тот же лабиринт. Только теперь над проходом короткого пути светилась табличка «Сюда не идти», а над проходом длинного на вид пути – «Сюда идти».
Эрите решила не пренебрегать очевидным, и пошла по длинному пути, следуя указаниям вывески. Но решение оказалось неверным, и, проплутав по лабиринту, она опять очутилась на начальном месте. Недолго думая, она рванулась к проходу с вывеской «Сюда не идти», но и здесь ее попытка не увенчалась успехом – она бродила до тех пор, пока последняя песчинка не упала в нижнюю половину часов, и стены лабиринта не сузились, буквально вытолкнув ее на исходное место.
Часы сами собой перевернулись, давая ей второй шанс, и она в смятении шагнула в другой проход – ранее никак себя не проявлявший. Мысль оказалась правильной и, добравшись по этому пути до центра, Эрите в нетерпении схватила сверток.
«Опыт номер три: замечайте незамечаемое», - было там написано.
Сгорая от интереса и любопытства перед тем, что ждет ее в оставшихся двух дверях, она выбежала в холл, а потом нырнула в очередную комнату.
Здешний лабиринт даже не являлся таковым: всего лишь несколько прямых путей, ведущих в центр, проходы которых так же находились на разных расстояниях от высокого столика с часами и свертком. Эрите задумалась. Вроде бы на вид вот этот путь казался самым коротким, но ведь не всегда короткий путь является таковым. Может быть выбрать самый длинный или, наоборот, не игнорировать очевидное? Или выбрать тот, по которому ей еще ни разу не приходилось идти?
После нескольких минут размышлений Ри остановила свой выбор на последнем. Но она не угадала. Хотя на вид все пути и были прямыми, но именно этот путь ни на сколько не приблизил ее к цели. Она долго переставляла ноги. Даже начало казаться, что центр лабиринта приближается, пока ей не пришло в голову обернуться. В действительности она так и осталась в самом начале этого пути, только время потеряла.
Вторая попытка закончилась успехом – Ри пошла по самому короткому прозрачному коридору, который спустя несколько шагов вывел ее к высокому столику. Открыв сверток, она прочла:
- Опыт номер четыре: не усложняйте простое.
Эрите, почти что хохоча, в приподнятом настроении, выскочила за дверь и сразу же забежала в последнюю комнату. По виду здешний лабиринт ничуть не отличался от первого, но Эрите уже была знакома с хитростью и мудростью этого дома, поэтому предугадать, что за урок она получит тут – было невозможно.
«Пойду-ка я по самому короткому, не усложняя простое», - весело подумала она.
Но снова ошиблась. В который раз обойдя по этому пути чуть ли не каждый сантиметр комнаты, она, оказавшись на начальном месте, решила пойти через второй по популярности проход – самого длинного пути. И он, как ни странно, вывел ее в центр. Ри сразу же развернула бумагу:
- Опыт номер пять: не попадайтесь на том же (не всегда короткий путь является таковым).
Дочитав, Эрите в горло расхохоталась: да уж, такими головоломками дому удалось ее позабавить!
Никуда больше не торопясь, она вышла в холл и только сейчас вспомнила о том, что у Дома Опыта (как она про себя его назвала) есть второй этаж – в подтверждение этому была лестница. Но Ри почему-то не захотелось по ней подниматься, и она, улыбаясь, покинула дом через входную дверь.
Обогнув здание сбоку, она повернула на следующую улицу. Спустя мгновение она вскрикнула от неожиданности и испуга, потому что ей показалось, что ближайший к ней дом пошевелился. Еще спустя несколько секунд она поняла, что не показалось.
Дом действительно двигался, поскрипывая и даже будто покряхтывая. Эрите как вкопанная следила за его покачиваниями и наклонами, на долю секунды ее посетила безумная мысль: он разминается. Но она мигом ее откинула, и лишь продолжила молча наблюдать за ним, пока вдруг…
- Ну что еще? Ни разу не видела, как дома делают зарядку? – услышала Ри недовольный скрежещущий голос и вздрогнула.
- Н-нет, - заикаясь, выговорила она, настороженно вглядываясь в сам дом и пытаясь понять – это он к ней обратился или кто-то другой.
- Ну и нечего смотреть! Я же на тебя не глазею! – скривил дом дверь и сощурил окна.
- Из… Извините, - на выдохе пролепетала Ри и поспешно проскользнула мимо.
Следуя по улице, Эрите с открытым ртом рассматривала остальные дома, стараясь делать это исподтишка. Все они здесь были живыми, и у каждого из них – это было заметно сразу – имелся свой характер. Кто-то выглядел вполне дружелюбно, кто-то, насупившись, хмурил балки над окнами, а у кого-то из них и вовсе в прямом смысле снесло крышу. Многие молча провожали Эрите взглядом своих не похожих на другие окон – квадратных или полукруглых, светлых или темных, чистых или помутневших от старости… Пара домов, стоявших рядом, едва завидев Ри, наклонились друг к другу, и их двери заколыхались в неслышном для нее разговоре.
- Эй, уважаемая! – позвал Эрите дом, мимо которого она как раз проходила.
Ри остановилась и посмотрела в его полуприкрытые тяжелыми ставнями окна.
- Заходи в меня! – пригласил он.
- А это не… - Эрите хотела сказать «опасно», но вовремя осеклась. – А это не будет неудобным? – нашлась она.
- Нет, - протянул он, растягивая в улыбке двери.
Ри топталась рядом, возле его крыльца, не зная, на что решиться. С одной стороны, отказываться от приглашения было бы невежливым, с другой же – ей вовсе не хотелось входить в живой дом, мало ли, что у него на уме. Но дом, так правдоподобно изображая сожаление, удрученно вздохнул, опустив окна и вроде бы даже осунувшись, что она все-таки решила его не обижать. Она взошла по ступеням крыльца и оказалась возле двери. Дом заметно приободрился, и вдруг резко втянул ее внутрь через вход. От такого сильного затягивающего вдоха Эрите упала и, поднявшись на ноги уже в прихожей, возмутилась:
- Надо же предупреждать! Можно было бы поаккуратнее!
Не успела она это произнести, как дом закачался, заскрипел, заходил ходуном, и Ри снова упала. Повторно поднявшись и с трудом удерживая равновесие, она прокричала:
- Что вы делаете?
- Пережевываю, - невозмутимо ответил дом.
- Меня?! – ужаснулась Ри.
- Сдалась мне ты. Мысли твои пережевываю, - фыркнув, объяснил он.
- Позвольте! Как это пережевываете? Мне они еще нужны! – горячо воскликнула она.
- Я же их не съедаю, - спокойно отреагировал дом. – Пережую и выплюну, еще спасибо скажешь!
- Спасибо за пережеванные мысли? – теперь настала очередь Эрите фыркнуть.
- Конечно. Когда мысли пережеваны, усваивать их гораздо легче и быстрее, - заверил ее дом и спустя несколько секунд выплюнул ее на улицу.
Эрите, упав от такого способа выхода наружу, действительно ощутила, что любая возникающая мысль проносилась с молниеносной скоростью, но она все же успевала ее уловить, распознать и понять. Она в какой уже раз поднялась на ноги и, отряхнувшись, в смятении поклонилась дому, выражая свою сомнительную благодарность, после чего поспешила прочь.
Конца улицы все еще видно не было, и Ри продолжала идти, глазея по сторонам. Один из домов весело подмигнул ей, и она остановилась напротив.
- Скучаешь? – поинтересовался он.
- Нет, - ответила она, силясь изобразить уверенность.
- А я скучаю, - вздохнул дом. – Во мне уже очень долго не было гостей.
Эрите поняла, к чему он клонит, и решила под выдуманным предлогом скорее ретироваться, пока он не позвал ее войти.
- Вы знаете, вообще-то я спешу…
- Да ладно! – не поверил дом. – Каждый день вижу спешащих мимо прохожих, и они, в отличие от тебя, не ходят так медленно и смотрят только себе под ноги.
- Просто я здесь впервые…
- Тогда успеешь еще наспешиться, верно? – перебил ее дом, с надеждой ожидая ответа.
- Э-э… - как назло из всех мелькающих мыслей не было ни одной стоящей отговорки. – Наверное, успею…
- Конечно! – обрадовался дом. – Заходи в меня!
- А что меня там ждет? – внутренне сжавшись, спросила почти согласившаяся Ри.
- Тебя – мое гостеприимство, меня – новые впечатления, - с готовностью протараторил дом, подпрыгивая от нетерпения.
- Ну, ладно, - сдалась Эрите. – Только внутрь меня не засасывать! – предупредила она.
- Обижаешь, - протянул он и приветливо распахнул двери, которыми только что разговаривал.
Эрите вошла и увидела посреди единственной комнаты стол. На нем уже дымилась чашка (по-видимому, с чаем), а рядом с ней мостился пузатый чайник в цветочек. Она уселась на стул и первым делом по привычке вдохнула аромат напитка – запах был совсем незнакомым, даже отдаленно ничего не напоминал. Это ее обрадовало – вспомнилась традиция Рассвета.
Она уже подносила чашку ко рту, как дом вдруг дрогнул, а потом зашелся в рыданиях, содрогаясь так, что стол стал подпрыгивать, а вместе с ним и пузатый чайник, расплескивая по поверхности свое содержимое. Ри, не успев даже попробовать чай, но зато успев им облиться, поспешно поставила свою чашку на стол и спросила у дома:
- Вы что… плачете? Почему?
- Бедняжка… Мне тебя так жа-жалко, - прогундосил он.
- Жалко меня? – удивилась Эрите. – Но с чего бы это?
- Такая… - всхлип, - такая тяжкая су-судь-судьба…
- У меня? – в недоумении уточнила она.
- Д-да, - промямлил дом, все еще дрожа. – Пройти через четыре мира, но так и не найти своей любви… - он опять зашелся в рыданиях, а Ри еле как успела поймать чашку, прыгающую по столу к краю и норовившую разбиться.
- Вы можете видеть мою жизнь через мысли? – предположила она.
- Через чувства, - поправил дом, внезапно успокоившись. – Да ты пей чай, пей! Я предупрежу в следующий раз, - пообещал он.
В чашке чая почти не осталось – весь вылился, и она налила его из чайника. Попробовав, Ри блаженно прикрыла глаза.
- Очень вкусный, - похвалила она и увидела изнутри дома, как его двери растягиваются в улыбке. – А сейчас что вы делаете?
- Перебираю твои чувства.
- То есть, копаетесь в них, - внесла она ясность.
- А я думал, у нас разговор по душам, - обиделся дом.
- У нас разговор по моей душе – вы-то про себя ничего не рассказываете! Хотя можете копаться в моих чувствах сколько угодно, мне не жалко, - разрешила она.
- А чувства твоей любви живут в тебе! – воскликнул дом, будто сделал величайшее открытие за всю историю. Он даже не обратил внимания на слова Ри.
- Нет, они живут на мне, - Эрите дотронулась до своего кулона на шее, который с недавнего времени снова стал передавать эмоции Бонифация.
Дом сощурил окна, будто всматриваясь внутрь себя.
- Это устройство передает чужие чувства? Ну надо же, чего только не придумают!
Ри отхлебнула чаю и спросила:
- И до чего вы там у меня докопались?
- ПРЕДУПРЕЖДАЮ! – вдруг заорал дом, и Ри от испуга вылила на себя весь чай.
И только потом дом затрясся в хохоте. Эрите поставила пустую чашку на стол и пробормотала себе под нос:
- С ума можно сойти от такого предупреждения… - а потом, обращаясь к дому: - Пожалуйста, больше не предупреждайте! Плачьте или смейтесь когда только захотите!
Но он будто ее не слушал – все хохотал и хохотал. Эрите терпеливо дождалась, пока он успокоился, после чего спросила:
- Что же такого смешного можно было найти в моих чувствах?
- Да нашел, как ты смеялась когда-то! – хохотнув, объяснил дом.
- Смеялась когда-то, - задумчиво повторила она. Да, в последнее время такое действительно случалось нечасто. – Ну что же, спасибо за чай, он был очень вкусным, - поблагодарила она, косясь на лужи чая на столе и на полу.
- Уже уходишь? – расстроился дом.
- Мне правда пора. Хотелось бы еще побродить по городу.
- Успеешь еще набродиться! – попытался убедить ее дом.
Но она уже встала со стула и подошла к дверям.
 - Спасибо за чай, - еще раз повторила она.
- А тебе спасибо за новые впечатления, - откликнулся он и распахнул перед ней двери. – Заходи еще!
Не успела Эрите отойти от него более чем на пять шагов, как вдруг услышала далекий, но громкий, на весь город, звук.  Она застыла на месте, и почти сразу услышала второй точно такой же. А к нему теперь примешался шум возни и тревожных вскриков, исходивший от прохожих, которые ранее вели себя более-менее тихо. Кто-то из них куда-то побежал, кто-то, как она, застыл на месте, кто-то бормотал себе под нос, потирая лоб и виски, будто пытаясь судорожно что-то придумать.
Эрите поняла, что этот звук издавали часы на невысокой башенке – там, на площади, и ни на шутку испугалась такой странной реакции прохожих. Видимо, она одна не знала, что должно было случиться. А тем временем часы пробили десять раз.
«Еще два раза, - в панике подумала Ри и, беспомощно оглядевшись, услышала одиннадцатый бой. - Еще один раз, и все!..»
Что «все» - она не знала, но на всякий случай зажмурила глаза, внутренне замерев.
Часы пробили двенадцать раз, и звуки возни и другого шума резко стали гораздо тише. Эрите, неожиданно ощутив на себе что-то мокрое и от этого липкое, несмело открыла глаза, страшась увидеть самое плохое.
Она оказалась посреди абсолютно сухой местности, насквозь промокшая. С ее длинного черного платья ручьями стекала вода, образовывая лужу под ней. Спешащие мимо прохожие, испугавшись ее внезапного появления, шарахнулись в стороны, но потом, подозрительно оглядев ее с ног до головы, продолжили свое шествие.
Эрите, не веря своим глазам, перевела взгляд на башню, стоявшую здесь же, на площади, немного вдалеке от нее. Верхние часы показывали тридцать минут шестого, нижние – половину седьмого.



Глава 23.

ИСТОРИЯ ПЕРЕМЕН


Когда струящийся из арки свет, в который Бонифаций шагнул, рассеялся, он увидел окружающий его новый мир. Сумерки. Сухая потресканная земля, из которой рядом с Бонифацием торчала покосившаяся табличка с надписью: «Город Памяти». А к нему навстречу спешил солидного вида мужчина средних лет с зачесанными назад волосами и в серой одежде. В руках он держал тонкую книгу. Бонифаций, не сдвинувшись с места, подождал, пока тот к нему подойдет.
- Добро пожаловать в Город Памяти, - поприветствовал его мужчина. – Я ваш проводник на все время пребывания здесь. Могу я узнать ваше имя?
- Бонифаций, - ответил он. – А вас как зовут?
- Так и зовите меня: проводник. Ну что, пойдем?
- Пойдем. А куда? – Бонифаций оглядел пустырь, на котором они сейчас находились.
Изредка и на приличном расстоянии друг от друга встречались сухие кривые деревья, но не более того. Проводник, будто прочитав его мысли, пояснил:
- Пусть вас не пугает эта пустая местность – мы всего лишь в приветственной зоне.
Бонифаций кивнул, а мужчина, поняв, что возражений нет, жестом пригласил его следовать по узкой серой и каменной тропе, которую сам Бонифаций раньше почему-то не заметил. Да и не мудрено – по цвету она практически сливалась с землей.
Он послушно пошел по этой каменной дорожке, его проводник же шагал рядом по земле, держась по левую руку от Бонифация, потому что тропа была рассчитана только на одного.
- Не посчитайте меня невежей, - заговорил Бонифаций, - но для чего мне проводник? Я бы и сам нашел дорогу. Или это такая традиция Города Памяти?
- Безусловно, - с готовностью подтвердил тот. – Характерная особенность нашего мира – не допустить, чтобы гости чувствовали себя одинокими или покинутыми.
- Гости? – переспросил Бонифаций. – То есть вы заранее убеждены, что я не стану жителем этого города?
- Исключено. Будущие жители сразу прибывают в жилую зону. В приветственной же мы встречаем гостей.
- Вот оно как, - протянул он.
После Города Неба Бонифаций чувствовал себя спокойно и умиротворенно – даже этот серый мир был не способен навести на него тоску.
- И все-таки, получается, что проводник, то есть вы, призваны для того, чтобы составить мне компанию? – продолжал допрос Бонифаций, следуя по тропе.
Пару раз он случайно сходил с нее на землю, но мужчина, деликатно придерживая его за локоть, молча направлял его, тем самым ненавязчиво принуждая не терять курса.
- Конечно, - кивнул проводник в ответ на его вопрос. – Помимо того, что я не позволю вам скучать, с моей помощью вам также не придется плутать – я выведу вас куда нужно.
- А куда мне нужно?
- В другой мир, я так полагаю. Вы же гость, - мужчина ничуть не удивился его глупому вопросу.
- А как же вы не позволите мне скучать? Развлекать меня что ли будете?
 - А почему бы  и нет. Тем более, что все развлечения у меня с собой, - проводник поднял руку, демонстрируя тонкую книжицу в ней, а Бонифаций сомнительно на нее покосился.
- Будете читать мне ее вслух? – озвучил он свои опасения.
- Если вам угодно, - пожал мужчина плечами, не заметив сарказма. – Но я думаю, что этого не потребуется.
- Почему? – полюбопытствовал Бонифаций.
- Потому что скучно читать вслух целую библиотеку, - произнес проводник таким тоном, будто говорил о погоде.
- В смысле – библиотеку? – уставился он на мужчину, не понимая, о чем тот толкует.
- В том смысле, что это, - мужчина бережно погладил обложку, - библиотека.
- Насколько я знаю, библиотека – это когда много книг, - заспорил Бонифаций.
- Так и есть, - просто согласился проводник. – В одной этой книге умещается кладезь редчайших книг. Я понимаю ваше замешательство – заметить такое сразу невозможно.
- Покажите, - попросил Бонифаций со смесью недоверия и горящего интереса.
- Как угодно, - пожал плечами мужчина. – Предлагаю вам на время сойти с тропы и уютно расположиться рядом, на земле.
Бонифаций так и сделал. Как только он, скрестив ноги и сгорая от нетерпения, уселся, проводник осведомился:
- С чего желаете начать?
- Не знаю…
- Если позволите, я сам начну, с первой страницы.
Бонифаций кивнул, и мужчина открыл книгу. Несколько секунд ничего не происходило, но потом (он даже не успел заметить каким образом) над страницей открытой книги зависла в воздухе другая – толстая и совершенно новая на вид, в твердой блестящей обложке. Проводник осторожно взял ее в руки и заговорил.
- Это книга, объясняющая любую непонятную странность. Я уверен, с вами наверняка такое случалось. Возможно, кто-либо в вашем окружении вел себя не как обычно, поступал крайне странно – и вы не понимали, какая на то причина. Возможно, какие-то события неожиданным образом складывались в одну непонятную или даже абсурдную картину – и вам было невдомек отчего. А, может, сама ситуация на ваш взгляд не поддавалась объяснению. Что бы там ни было, эта книга способна растолковать вам любое непонятное явление. Хотите попробовать?
Бонифаций задумался. В Городе Памяти с ним пока не случилось ничего непонятного, в Городе Неба вообще ничего не казалось странным, а вот в предыдущем Городе Языков… Он кивнул.
Проводник открыл книгу, и Бонифаций увидел, что ее страницы представляют собой расчерченные таблицы со множеством слов, букв и цифр.
- Эта странность связана с конкретным лицом, событием или ситуацией в целом? – деловито вопросил мужчина.
- С моим знакомым. То есть с конкретным лицом, - поправился он.
- Вам известно место, где это случилось?
- Конечно. Хотя… Знаете, на самом деле я не уверен в названии. Точнее, я не знаю его совсем – каждый обитатель того мира придумывал его самостоятельно, исходя из личного отношения к городу. Мой друг, например, называл его Миром Ненужных Душ.
- А как его назвали вы?
- Городом Языков.
Проводник залистал страницы, бормоча себе под нос с самым что ни на есть сосредоточенным видом. Спустя несколько минут он продолжил допрос.
- Странность вашего знакомого заключается в действии или бездействии?
- В действии. Хотя… - снова засомневался Бонифаций. – Понимаете, он куда-то исчез. До этого момента он помогал мне отыскивать раненых, потом я заснул, а когда проснулся – обнаружил, что его нет по близости.
- Он ушел?
- Наверное…
- Значит, действие. Вам известно имя знакомого?
- Фурлей, - кивнул Бонифаций.
Проводник снова принялся листать страницы, вглядываясь в цифры, слова и буквы бесконечных таблиц. Он задал Бонифацию еще с десяток уточняющих вопросов, после чего наконец озвучил итоговую версию, которую ему каким-то непостижимым образом удалось прочесть в этой сложной и запутанной книге.
- Пока вы спали, ваш знакомый нашел свое место: в благодарность за что-то город даровал ему дом, и отныне – он его житель.
- Как так – житель? У Города Языков никогда не было жителей! Все его живые обитатели скитались в поисках выхода!
- Это еще не все. Ваш знакомый одновременно является смотрителем того города, и он счастлив. Вот теперь все.
- Смотритель? – повторил Бонифаций. – Не значит ли это, что теперь он решает, кого отправлять в Город Неба?
Проводник пожал плечами.
- Поэтому-то он и счастлив, - Бонифаций не удержался и презрительно скривил губы.
Ну и что, что Фурлей другой, и у него иное восприятие мира. Бонифаций никогда не поймет, как можно быть счастливым, лишая жизни других, пусть даже для того, чтобы таким образом дать им возможность сменить мир. Но самое главное, что Город Языков ему за это еще и благодарен, он поддерживает этого сумасшедшего! Более жестокого мира Бонифацию еще не приходилось видеть, и он надеялся, что не придется. Смена мира через смерть – какая низость!
Бонифаций передернулся от своих мыслей, и тут же услышал голос своего проводника.
- Желаете получить объяснение еще какой-либо странности?
- Нет, - ничего подобного в его памяти больше не всплыло. – Покажите другие книги.
- Как угодно, - кажется, это было любимое выражение мужчины.
Он что-то сделал, отчего большая книга будто провалилась в страницу «библиотеки». Бонифаций стал следить за его действиями внимательнее.
Проводник перевернул лист, и его взору открылся рисунок другой книги. Чем дольше Бонифаций в него всматривался, тем реалистичнее казалось изображение. Страница словно не была плоской, иначе как объяснить, что в следующую секунду реалистичное изображение выпрыгнуло наружу, преобразовавшись в настоящую книгу, и зависло в воздухе, оставив под собой чистую страницу открытой «библиотеки». На темно-синей обложке Бонифаций прочел высеченное серебристыми буквами название: «Книга Мнений».
Проводник аккуратно подхватил ее и, проведя пальцами по корешку, сказал:
- Этот экземпляр позволяет открыть одну из величайших тайн, он дает возможность заглянуть в чужие мысли, которые касаются именно вас.
- Разве это важно?
- Во все времена это представляло интерес для каждого. Согласитесь, что может быть загадочнее чужих мыслей? Эта книга манит и чарует, но одновременно несет вместе с собой и разочарования. Всегда неприятно узнавать, что ваши впечатления о ком-то разительно отличаются от его мнения о вас. Благодаря этой книге, вы сможете понять, кто был с вами искренен, а кто, может быть, лукавил, кого ваши поступки или слова ранили, а кого – привели в восторг. Мало кто знает, что любое мнение записывается сюда, на счет того, кому оно адресовано. Иногда вы можете даже не вспомнить тех, кто о вас подумал – будь то случайный прохожий или знакомый знакомого, которого вы даже не видели ни разу, но которому о вас рассказывали. В любом случае, читать о себе всегда очень интересно и любопытно.
Бонифаций сомнительно качнул головой. Мнение Эрите до его ухода из Рассвета он читал в ее книге. Что она подумала о нем после – он знать не хотел, потому что примерно догадывался. Но догадки – совсем не то, что прочитать настоящие мнения, догадками нельзя разочароваться, они не несут в себе чудовищное чувство вины.
Что думали о нем другие жители Рассвета – тоже никогда не было тайной, и если бы он захотел, то в любой момент смог бы прочитать их мнения в личных книгах. Мысли Ахилла, да и других обитателей Города Языков – тоже были для него открыты, стоило лишь поставить себя на место того или иного получеловека. А что до тех, кого он не помнит или не знал совсем – так для чего вообще узнавать их мнения? Бонифация это абсолютно не волновало.
- Разочарований мне хватило и в других мирах, - вслух произнес он. – Спасибо, но я не хочу читать эту книгу.
Проводник довольно улыбнулся:
- Знаете, очень редко гости нашего города отказываются от подобного искушения.
- Просто я успел прожить много разных жизней, в которых было достаточно загадок. Наверное, поэтому эта загадочная книга не прельщает меня вовсе.
Проводник внимательно вгляделся в лицо Бонифация, после чего словно протолкнул Книгу Мнений через страницу. Спустя мгновение на открытом листе «библиотеки» вновь закрасовался реалистичный и точь-в-точь похожий на оригинал рисунок.
Мужчина перевернул страницу, и взгляду Бонифация представилась новая книга. Еще до того, как она вырвалась наружу и зависла в воздухе, он успел заметить, что у нее нет названия.
- А это что за книга? – спросил он, прежде чем проводник, взяв ее в руки, заговорил.
- Это издание всеобъемлюще, оно знает все. Стоит вам только задать вопрос – любой, на любую тему, и она обязательно вам ответит.
- Но ведь все знать невозможно, - заспорил Бонифаций.
- Возможно, если речь идет о ней.
- А как насчет будущего? О нем она тоже знает?
- Хотите проверить?
- Нет, - поспешно произнес Бонифаций и для убедительности даже замотал головой.
- Только представьте себе: ответ на любой вопрос, - после непродолжительного молчания, в течение которого проводник сверлил его внимательным взглядом, сказал он. – Неужели для вас нет ничего такого, о чем бы захотелось узнать? Где или когда вы обретете покой?
На этих словах Бонифаций фыркнул: об этом-то ему точно узнавать не хотелось.
- Существуют ли на самом деле такие вещи, как любовь?
Снова фыркнул: конечно, да.
- Или смерть? – продолжал проводник, не обращая внимания на еще одно фырканье Бонифация. – А, может быть, вам было бы интересно, как поживают ваши друзья или близкие?
По молчанию Бонифация проводник понял, что попал в точку. Ждать ему долго не пришлось – уже через несколько минут уязвленный Бонифаций неуверенно проговорил:
- Наверное, я хотел бы знать, что стало с моим погибшим другом. Спросите у нее: где сейчас Ахилл.
Довольный своей проницательностью, проводник с готовностью кивнул и открыл книгу. Пролистав ее до главы с названием «Души по духу», он нашел пункт «Друзья», а в нем подпункт «Погибшие», после чего бережно передал экземпляр Бонифацию, повелев ему задать свой вопрос, обращаясь именно к этим строчкам издания.
Бонифаций пожал плечами и сделал, что ему было велено. После того, как вопрос прозвучал вслух, он увидел, что сразу под нужным подпунктом появилась строчка, в которой заплясали буквы, складываясь в дословно произнесенный им вопрос. Несколько минут ничего не происходило – казалось, книга думает или, может быть, ищет ответ.
Наконец написанный вопрос исчез, а на его месте появилось одно только предложение, содержание которого полностью оправдало ожидания Бонифация.
- Ахилл был отправлен в Город Мыслей, - прочел он вслух. – Не может быть! В Город Мыслей! – тут же горячо вскричал он.
Бонифаций вспомнил, как старичок в Городе Неба объяснил ему, что, поскольку он живой, ему предоставилось право выбрать себе мир самостоятельно. Видимо, у погибшего Ахилла такого права не было, поэтому Город Неба на свое усмотрение распределил его в Город Мыслей.
В Город Мыслей! Да ведь Бонифаций был в пограничном с ним городе! Из Рассвета он попал прямо туда, в Мир Грозы, который могли посещать обитатели Мыслей, но вот только обитатели Грозы не могли посещать Мысли. Зато жителю Грозы можно было в любой момент отправиться в другой мир, чего не скажешь об обитателях Мыслей – в своем мире они всячески пытались увидеть выход. Пограничный же Мир Грозы служил им местом отдыха, в котором можно было есть и спать – в общем, делать все то, чего нельзя было делать у них. Конечно, перейти в другой мир через Город Грозы обитатели города Мыслей не могли.
Интересным там было время – в Городе Грозы Бонифаций пробыл всего чуть больше двух суток – если точно, то двое суток и еще примерно семь с половиной часов. Но счет времени там был иной – каждая секунда приравнивалась по длительности к году, и от этого казалось, что время тянулось, по ощущениям оно протекало куда медленнее, чем, например, в Рассвете. Таким образом получалось, что Бонифаций прожил в Мире Грозы около двухсот тысяч лет, несмотря на то, что для него это были всего лишь два очень долгих дня. Это его несказанно забавляло, как забавляло и отношение жителей города ко времени.
Старец, например, который великодушно разрешил ему жить у него сколько угодно времени, вообще отличался своими странностями. Помнится, он спросил у Бонифация, почему тот выглядит таким угрюмым, и Бонифаций поведал ему историю о том, как ушел из замечательного города, оставив там свою возлюбленную. Старец посочувствовал, но через час (по меркам Бонифация) снова задал ему тот же вопрос. И когда Бонифаций ответил, что ему необходимо гораздо больше времени, чтобы прийти в себя, он ужасно удивился, попрекнув его тем, что тот и так уже достаточно много страдает – целых три тысячи шестьсот лет!
Так же его заинтересовал кулон Бонифация, и тот ему объяснил, что с помощью него он может ощущать чувства и эмоции своей возлюбленной. Старец подивился такой вещице, но спустя сутки опять обратил внимание на кулон. Бонифацию пришлось напомнить, что он рассказывал ему об этом вчера, на что тот вполне правдоподобно возмутился, обиженно хмыкнув при этом, что не обязан помнить о том, что было почти сто тысяч лет назад.
В общем, странностей у старца, имени которого Бонифаций даже не знал, хватало. Вообще, в том мире очень сложно дело обстояло с именами. У кого бы он ни спрашивал название мира, все, как один, будто сговорившись, отвечали ему глубокомысленным молчанием и загадочной улыбкой. Каких только версий Бонифаций не выдвигал – и что им всем запрещено об этом рассказывать, и что это величайший секрет, и что, может быть, это молчание – и есть название мира. Ни на одну из версий опрашиваемые не реагировали. Только потом Бонифаций догадался, что, вероятно, название города для каждого его обитателя – будь то житель или гость, должно быть уникальным и отражать неповторимое восприятие мира каждым. На тему имен в этом городе явно было наложено негласное табу – иначе как объяснить, что ни один из жителей, которых ему приходилось встречать, не пожелал представиться.
А Ахилл, значит, в пограничном мире… Про Город Мыслей Бонифацию было известно очень мало, но он бы все равно хотел там побывать – очень уж ему казалось интересным само название этого места.
Он отвлекся от воспоминаний и посмотрел на своего проводника – тот терпеливо ждал, застыв в одной позе и почти не подавая признаков жизни. Неожиданно у Бонифация созрел еще один вопрос, на который ему могла ответить книга, и он, кашлянув, привлек к себе внимание мужчины.
- Я бы хотел узнать еще одну вещь: есть ли разрыв во времени между мирами.
Проводник охотно кивнул и, забрав книгу у Бонифация, проворно залистал страницы. Остановившись на главе с названием «Мироздание», он нашел пункт «Устройство и взаимосвязь миров» и подпункт «Время», после чего опять передал издание Бонифацию, который, уже зная, что нужно делать, продиктовал свой вопрос. Спустя несколько минут надпись на строчке сменилась ответом книги:
«Относительно миров время едино, разрыв в восприятии».
Бонифаций задумался. То есть, получается, никаких глобальных скачков во времени не существует – все дело в его оценке. Если, например, проходит одна только минута, то в одном мире она понимается как доля секунды, а в другом, подобно Городу Грозы, как шестьдесят лет. В каком-то мире время тянется, в каком-то летит, а в каком-то – не ощущается вовсе, но оно остается единым.
Бонифаций закрыл книгу и протянул ее проводнику.
- Желаете спросить что-то еще? – осведомился тот, но Бонифаций лишь качнул головой.
Проводник протолкнул издание вглубь страницы тонкой открытой книги, лежащей на земле, и перевернул лист. Бонифаций увидел изображение следующей книги и сразу отметил про себя, что она, должно быть, необычайно древняя. Так и оказалось, когда она прорвалась сквозь страницу, и он разглядел ее воочию.
В первую же секунду ее зависания в воздухе он издал возглас изумления, пораженный величием данного издания.
Книга поистине была огромной, она возвышалась над землей и по размерам в несколько раз превосходила самого Бонифация. Рисунок на странице «библиотеки» (которую сейчас, без сомнения, затмил гигантский экземпляр) не передавал масштаб – возможно, поэтому книга сразу произвела на Бонифация такое впечатление. Он даже не заметил, как проводник, обойдя ее, оказался рядом с ним, пока тот не заговорил.
- Это - «История Перемен». Необычайно ценный экземпляр и очень редкий, почти уникальный. У него имеется единственная копия, но она хранится в другом мире и представляет собой точное отражение этого издания. Оригинал же, самый что ни на есть настоящий, вы видите перед собой. В книге содержится летопись всех времен любых миров, которые только существуют. Именно поэтому она таких внушительных размеров.
Бонифаций обогнул ее сбоку и уставился на корешок – чтобы измерить его толщину, пришлось бы шагнуть вдоль него раз пять, а то и семь.
- Она может показать любое время любого мира? – через плечо уточнил у проводника Бонифаций.
- Абсолютно. Страницы поделены на главы, каждая из которых представляет собой иной мир. А каждая страница в главе представляет собой иное время. Книга постоянно увеличивается за счет того, что сменяются времена в мирах, и в их главы добавляются новые страницы.
- А каждая страница показывает какое-либо событие или обстановку в целом?
 - Каждая страница – это отрезок времени, всегда разный по продолжительности. Скажем, от одного дня и до сотен лет, например. Он включает в себя множество разных событий, объединенных одним – все они происходят в одной и той же эпохе. И самое интересное в следующем: вы можете наблюдать за всем будто изнутри – книга позволяет пройти сквозь ее страницы и очутиться в том или ином времени любого мира. Вы можете даже жить там сколько пожелаете, только будете там находиться подобно призраку – не в силах менять события и без возможности быть кем-либо замеченным.
Бонифаций загорелся желанием во что бы то ни стало воспользоваться этим правом, и проводник сразу понял его намерения.
- В какой из миров желаете попасть?
- Пожалуй, я бы заглянул в свой первый мир – туда, где я родился, - после размышлений ответил Бонифаций, подойдя к мужчине.
Книга, услышав его слова, сама собой распахнулась на нужной главе, и ее страницы сами собой пролистнулись до последней. Огромное изображение было будто живым. Бонифаций увидел незнакомую местность – то была широкая улица, по которой спешили прохожие, суетясь, болтая по телефону и сталкиваясь со встречными людьми по рассеянности или от невнимательности. Зеркальные витрины магазинов отгораживали проспект с левой стороны, справа же уходила вдаль большая дорога, по которой туда-сюда ездили машины и автобусы.
Бонифацию совсем не захотелось туда входить и наблюдать это суетливое однообразие изнутри. Он-то совершенно глупым образом надеялся, что книга покажет его дом, но только теперь он понял: чтобы его увидеть, ему пришлось бы его найти, побродив по этому огромному миру.
Словно услышав его мысли, книга пролистнулась сразу на несколько страниц назад, и его взору представилась другая картина и другая эпоха.
Два чудака в желтоватых воротничках и с одинаковыми неестественно-закрученными грязно-белыми локонами раскланивались друг другу. На них были странные одежды, каких Бонифацию никогда не приходилось видеть – люди в его время одевались иначе. Из-под коротких штанов, обтягивающих колено, но образующих сдувшийся пузырь на бедрах, выглядывали белые колготы (а, может, гольфы). Слишком вычурные пиджаки дополнялись не менее броскими башмаками, и словно под стать одеяниям, манеры их тоже были неестественными и вычурными.
Они даже рассмешили Бонифация, но шагнуть в их время через страницы книги ему все равно не захотелось. Вместо этого он вслух попросил книгу показать ему Рассвет, и она сразу же перелистнулась на нужную главу.
И Бонифаций увидел себя – свои первые шаги в чудесном городе. Рассвет был в точности таким, каким он его запомнил. Центральная поляна, сплошь усыпанная желтыми цветами, зеркальное озеро – вдалеке и немного справа, а сразу за ним – лес, на окраине которого скрывалась за деревьями лежащая на земле огромная дверь, служившая входом в жилище великана.
По левую сторону от шагающего Бонифация рассыпались в одной линии разномастные дома – он видел и парящую нору, и оранжево-рыжий ковчег, и перевернутый коттедж, стоящий на своей крыше, и даже желтый солнечный шар сейчас был на своем месте. За линейкой домов отсюда не было видно научного центра, зато по другую сторону хорошо были видны мягкие фиолетовые горы, похожие на подушку неправильной формы. Теперь-то Бонифаций знал, что и цвет, и мягкость им придают Фаерины – ему вдруг несказанно захотелось пооживлять их. А в воздухе висели переливающиеся облачка – Найи…
Янтарная рысь Эрите уже дожидалась его, но Бонифаций, которому с каждым шагом город открывался все больше, не сразу увидел ее. Зато тот Бонифаций, который наблюдал сейчас за этим со стороны, заметил ее сразу. Такой он ее и помнил – веселой и смешной, с лукавым взглядом хитрых янтарных глаз.
Воспоминания захлестнули его волной, и он побоялся входить в них – ему казалось, что, очутись он там сейчас, вряд ли сможет пересилить себя и выйти оттуда потом. Рассвет так манил, что Бонифаций готов был в нем остаться даже в роли призрака.
- Перелистни на следующее время, - хриплым голосом поспешно попросил он книгу, и страницы послушно перевернулись.
Война. Кромешная тьма. Страх, ощущение беспомощности и неизвестности. И наступающее чудовище. Новое время началось сразу после того, как погибла Аиянна.
- Еще, еще перелистни, - снова попросил Бонифаций, который не хотел еще раз испытывать тот же ужас, что и тогда.
То, что он увидел на следующей странице, заставило его забыть обо всем и, не раздумывая, кинуться внутрь сквозь книгу. Ему так хотелось помочь, что даже оказавшись там, он и не вспомнил о том, что ничего не может сделать.
Ри, его Ри, извивалась на земле, корчась в муках и крича во все горло. Вокруг нее столпились рассветные жители, но они лишь растерянно и взволнованно суетились рядом, не в силах сделать что-либо. Бонифаций тоже бегал здесь же, но невидимый барьер не позволял ему даже прикоснуться к Эрите. Юнина что-то прокричала, и Верен с Гойтаном незамедлительно среагировали. Они прижали неистово колотящуюся в конвульсиях Ри к земле, еле как сдерживая ее неосознанно рвущуюся наружу бесконтрольную силу, а Юнина сняла с ее шеи кулон – тот самый, который позволял чувствовать его самого.
И только когда Ри затихла и обмякла, Бонифаций опомнился. Он сел рядом с ней на землю, тяжело дыша и не понимая, что с ней было.
- Это эмоции Бонифация, примешиваясь к ее собственным, разрывали ее саму. Он ушел, - услышал Бонифаций мрачный голос Юнины и поднял на нее глаза.
Кто-то из жителей ахнул, а Ивица, вскрикнув, обратила внимание жителей на непонятно откуда появившееся рядом с ними, в центре поляны, большое раскидистое и цветущее дерево.
- Это его Найа, - проговорил Верен. – Я сам видел, как облако пролилось дождем, и с того места, куда попала вода, поднялся росток, который моментально вырос вот в это дерево. Найа Бонифация не исчезла, она осталась, только в другом виде.
Гнетущую тишину нарушила Юнина.
- Давайте отведем Эрите ко мне, вряд ли она сейчас захочет с кем-то еще разговаривать.
Жители закивали, а пораженный Бонифаций смотрел, как Юнина, присев на корточки возле него, осторожно дотронулась до ослабшей Эрите, которая, будто в беспамятстве, не обратила на нее никакого внимания. Юнина повернулась к жителям с молчаливой просьбой о помощи во взгляде, и кто-то сразу кинулся к ней. Они подхватили с двух сторон Ри и практически волоком потащили ее в сторону научного центра. Бонифаций видел, как Эрите слабо пыталась передвигать задними лапами, и от этого вида в горле у него образовался ком. Конечно, он не пошел за ними – это было выше его сил, это было невыносимо.
Бонифаций потер лоб и невидящим взглядом уставился на свою преобразовавшуюся Найу. Он понял, что все это произошло сразу после того, как он покинул Рассвет, но он никогда и не думал, что на самом деле своим уходом смог причинить такую боль. Конечно, и он страдал. Но ведь его, как Эрите, почему-то не разрывали двойные эмоции. Наверное, это оттого, что Юнина почти сразу догадалась снять кулон с шеи Ри, а он в этот момент как раз переходил в другой мир, и на него эмоции подействовали не настолько разрушающе.
Бонифация поразило и то, что его Найа не исчезла. Он ведь ясно чувствовал, когда делал свои последние шаги в этом мире, что ее больше здесь нет. Как же это объяснить? Почему она осталась? Насколько ему было известно, Найи жителей исчезают вместе с их уходом. И ведь потом она каким-то образом пришла к нему на помощь в Городе Языков, пришла в том виде, в каком он ее и помнил. Неужели она может находиться в двух местах сразу? Как же это объяснить?!
Бонифаций посмотрел в сторону, куда все жители ушли вместе с беспомощной Ри. Сейчас они заворачивали за парящую нору, и из всей их кучки отчетливо виднелся лишь огромный Далигор. Ему так хотелось быть сейчас рядом с Эрите, так хотелось снова увидеть ее хитрые янтарные глаза и лукавую улыбку, что от избытка чувств он со всего маху саданул кулаком по земле. От его удара растущие желтые цветы не примялись и нисколько не пострадали – все потому, что сейчас он был в этом мире призраком, не более того.
Бонифаций, чувствуя себя разбитым, через плечо обернулся на горы. Почему он не спросил Ри, хочет ли она идти с ним? Он ведь не оставил ей выбора, решив за нее, что так будет лучше. Он ведь думал, что она нестерпимо нуждается в Рассвете, ему казалось, что, предоставь он ей выбор, она не сможет определиться без потерь и будет несчастной. Только теперь он засомневался в своих умозаключениях.
Может быть, все-таки стоило у нее спросить? Может быть, она согласилась бы пойти с ним? За семь дней, проведенных в Рассвете, они стали невероятно близки, пережив вместе войну и научившись, как ему казалось, понимать друг друга. Так почему же тогда он не смог понять, хотела она сама уйти с ним или нет?
Словно в подтверждение его сомнениям в памяти всплыл момент из ее книги – когда Эрите после гибели Аиянны, на войне, в кромешной тьме, на ощупь искала Бонифация, думая при этом, что если вдруг он умер, то и она перестанет бороться за жизнь.
А потом другой момент, происходивший чуть ранее – когда она, спасая Бонифация и волоча его за собой, почувствовала на себе руки Далигора, но приняла их за щупальца чудовища. Ощущая рядом Бонифация и полагая, что они сейчас умрут, она думала, что хорошо, что это случится и с ней тоже – ведь смерть самого Бонифация она не сможет пережить.
И еще один момент запомнился ему достаточно четко – когда в конце войны Ри, склонившись над его мертвым телом, мысленно умоляла Рассвет забрать ее жизнь, чуть ли не крича о том, что без Бонифация она ей не нужна.
Ведь Эрите неспроста сама принесла ему свою книгу и велела ее читать. Наверняка этим она хотела сказать то, что не решилась сказать словами. Она намеренно не просилась взять ее с собой, не желая ограничивать его свободу и навязывать себя. Она ведь точно знала, что он уйдет – Бонифаций был в этом уверен. Единственное, о чем она, запинаясь, его попросила, так это надеть кулон, с помощью которого он смог бы ее чувствовать. Она не просила разрешения чувствовать его, она лишь хотела хотя бы эмоциями быть рядом с ним.
И почему он не додумался до этого тогда? Эрите, наверное, только и делала, что ждала его предложения следовать вместе с ним. Она была очень мудра, чтобы просить его об этом открыто. Как же он был глуп! Возомнил, что делает доброе дело, избавляя ее от выбора, а самому даже в голову не пришло обдумать все по-настоящему, попытаться понять ее намеки!
Юнина в течение более ста лет не смогла оправиться от ухода мужа, а он надеялся, что Ри сразу же сможет его забыть! Только Рассвету известно, что она сейчас думает о нем – смогла ли смириться или до сих пор, как Юнина, не желает ничего и ни от кого о нем слышать.
Бонифаций даже не знал сколько времени прошло после его ухода в Рассвете. Может быть, несколько недель, а, может, и сотен лет, а то и тысячелетий… Сколько за это время прибавилось новых жителей, приходили ли в город гости… Он лишь понял, что новое время в Рассвете начинается каждый раз, когда приходит или уходит новый житель.
Ему нестерпимо хотелось знать, что изменилось в городе и, главное – как там живет Ри. Хотелось знать, но он не мог, боялся. Бонифаций сам не знал, чего страшится больше всего – увидеть, что Эрите до сих пор страдает, или, наоборот, что она полностью оправилась от его ухода и вовсе забыла о нем.
Бонифаций в смятении дотронулся до своего кулона – он чувствовал растерянность Ри, и не мог ее объяснить. Да и что он вообще мог объяснить, не имея малейших понятий о происходящих событиях в новом времени. То, что он чувствует ее эмоции, еще не говорит о том, что она до сих пор носит свой кулон. Возможно, она так его и не надела после того, как Юнина его с нее сняла.
Горечь еще сильнее закрепилась в Бонифацие, когда он перевел взгляд на озеро. В свой предпоследний день в этом городе он плавал здесь вместе с ней, им было так хорошо вдвоем, а он одним поступком смог разрушить все. Он вспомнил, как на берегу через кулон уловил ее тревогу, но на вопрос, откуда она взялась, Ри просто от него отмахнулась. Разве могла она ему объяснить, что эта тревога – ни что иное, как боязнь потерять его, страх перед тем, что он уйдет один, так и не позвав ее с собой.
Теперь Бонифаций был уверен, что для нее было необходимым услышать его предложение. Оно бы означало, что Эрите дороже его свободы, что он готов пожертвовать своим природным и не тяготящим его одиночеством ради Ри – в обмен на ее пожертвование пребыванием в Рассвете. Может быть, она даже не собиралась всерьез покидать город, но вот хотя бы услышать от Бонифация призыв следовать за ним она надеялась.
Бонифаций, научившийся в Городе Языков ставить себя на место другого, искренне пожалел, что не умел этого раньше. Он, как Эрите когда-то и хотела, научился понимать других, но слишком поздно: ее саму он так и не попытался понять до этого момента. Зато сейчас, войдя в ее положение, он как никогда лучше осознал, что же натворил.
Бонифаций тяжело вздохнул. Оставаться здесь, в Рассвете, уже не имело смысла, город больше не доставлял ему удовольствия. Он поднялся с земли на ноги и подумал о том, как ему теперь попасть обратно, в Город Памяти. В ту же секунду гигантская «История Перемен» возникла перед ним, и сквозь ее страницы он увидел зыбкий силуэт своего проводника, который в ожидании топтался в сумерках на пустыре. Не огладываясь на Рассвет, Бонифаций шагнул через страницу книги.
Когда он вышел к проводнику, тот, увидев его, обрадовался – видимо, ему надоело без дела ходить туда-сюда. Он, улыбаясь, поинтересовался:
- Желаете заглянуть еще в какое-нибудь время?
- Нет, больше не желаю, - мрачно ответил Бонифаций.
Кинув на него подозрительный взгляд и наверняка гадая про себя, что же там произошло и почему для него это так важно, проводник дотронулся до обложки уже захлопнувшейся книги и легонько провел по ней рукой сверху вниз. Книга поняла намек и, в неуловимом движении уменьшившись, протиснулась сквозь страницу лежащей на земле «библиотеки», снова превратившись в реалистичный и совершенно не впечатляющий своими размерами рисунок.
А Бонифаций, прежде чем обратить внимание на изображение новой книги на перевернутой проводником странице, заметил одну странность.
В нескольких метрах от них проходившая по каменной тропе девушка с проводником, идущим рядом с ней, вдруг резко остановилась. Ее глаза буквально впились в Бонифация, пригвоздили его к месту, а в ее взгляде явно читались недоверие и подозрительность.
Бонифаций не мог понять, чем же ее так заинтересовала его личность, а девушка, не обращая внимания на его смятение, вдруг неуверенно, но все же утвердительно, без вопроса в интонации, проговорила:
- Бонифаций…







Глава 24.

КУМАНЖДУ

После того, как Эрите повторно сняла с себя длинное мокрое платье и развесила его на ближайшей скамейке, она снова кинула взгляд на башню. Теперь верхние часы показывали тридцать пять минут шестого, нижние же – двадцать пять минут седьмого. Она уже поняла, что город вернул ее (и, видимо, всех остальных) в начало. Значит, вот что должно было произойти.
Она направилась к башне, на ходу вспоминая объяснения прохожего: верхние часы показывают время, нижние – сколько его осталось. Часы идут в разные стороны, зеркально отображая друг друга, но их стрелки встретятся, когда будет ровно двенадцать. Все верно – ведь и били они двенадцать раз. Именно тогда время истечет, и она снова вернется в начало.
Остановившись у подножия башни, Ри по нижним часам вычислила, сколько времени ей осталось: всего лишь шесть часов двадцать минут, за которые необходимо придумать разгадку, найти ключ, который помог бы ей вырваться из временного круговорота.
Эрите не представляла с чего начать. Ей не хотелось стать похожей на этих прохожих – вечно спешить, не замечая никого, кроме себя, быть одержимой единственной мыслью: успеть найти выход. Но и жить в одном времени ей не хотелось тоже. Поэтому она опять побрела по городу, только на этот раз – направившись в другую сторону.
Когда она пересекла площадь и вышла на тротуар, она сразу обратила внимание, что эта улица отличалась от тех двух, которые она успела посетить. Главным образом за счет того, что на ней абсолютно не было никаких домов или зданий – лишь сплошные светлые, будто кремовые кирпичные стены, огораживающие ее с двух сторон.
Сначала Ри остановилась, собираясь отступить и перейти на какую-нибудь другую улицу рядом – в самом деле, что может быть интересного в голых пустых стенах, пока не заметила, что на каждом кирпиче этих стен имеется еле видимая золотистая надпись. Тогда Эрите внимательнее вгляделась в них, подойдя ближе.
Каких слов здесь только не было – сходство имелось в одном: все они означали какое-то место. Эрите, задумавшись о происхождении этих аккуратно выведенных золотистых букв, ненароком дотронулась до кирпича с названием «Музей». В ту же секунду она, вздрогнув, отскочила назад, потому что кирпич вдруг на ее глазах стал увеличиваться в размерах и, разрастаясь, теснить собой прилегающие к нему кирпичи, отчего те словно сужались и, чуть ли не находя друг на дружку, расступались в стороны.
Не прошло и минуты, как кирпич вытянулся вертикально, став величиной с рост Эрите, а затем бесшумно и сам собой вдавился в стену, отъехав вбок за нее, тем самым образовав проход. А сразу за стеной скрывался просторный холл с золотым сводом, похожим на потолок в холле парящей норы. Эрите, не задумываясь, шагнула внутрь и, оглянувшись назад, поняла, что проход из выросшего кирпича за ней не закрылся – через отверстие виднелась улица и ее противоположная светлая стена. Только потом Ри, стоя уже в самом холле, внимательно осмотрелась по сторонам.
Никаких деревьев как в парящей норе здесь конечно же не было. Зато много интересного таилось в стеклянных витринах, расположенных вдоль стен. Эрите подошла к ближайшей из них.
В прозрачном коробе медленно вращалась объемная и отчетливо виднеющаяся будто бы тень от какого-то небольшого цветка. Ри не знала, как еще точнее можно было передать словами сущность этого экспоната, тем более что прежде ей никогда не приходилось видеть объемные тени. Но настоящим растением «это» точно нельзя было назвать. Темно-серое, почти прозрачное, будто из дыма, но, одновременно, удивительно четкое и целостное, с ровными не расплывающимися краями. Да, определенно, больше всего оно походило на тень.
На дне ящика, прямо на его стеклянном основании, Эрите прочла надпись из золотистых букв, выведенную тем же аккуратным почерком, что и слова на кирпичах.
«Ламанграж. Необычайно редкое явление, но его, в отличие от неуловимого и еще более редкого Куманжду, все-таки возможно поймать. Ламанграж – символ истины. Увидеть его может только тот, кто избрал верный путь».
Эрите повторно перечитала надпись. Ей показалось смутно знакомым слово «Куманжду», и она никак не могла понять откуда. Странное какое-то слово, она точно не знала его значения… Может быть, она где-то его слышала? Вряд ли, потому что иначе она бы непременно заинтересовалась его смыслом, как сейчас. Все, что было понятно из надписи – так это лишь то, что Куманжду – очень редкое и неуловимое явление. Тогда тем более, откуда бы про него знать Эрите? В смятении она отошла к другому экспонату.
Сначала Ри подумала, что за стеклом было пусто, но, прочитав золотистую надпись на основании прозрачного короба, она поняла, что это не так.
«Стрела ненастий, один из множества экземпляров. По некоторым данным, подобие такого экспоната находится в каждом мире, причем сосчитать количество этих стрел еще никому не удалось. Вероятно, сложность состоит в том, что одна стрела может приносить с собой неограниченное число ненастий, являясь ко всем, к кому посчитает нужным. К тому же, часто она остается незамеченной, чем сеет сумятицу и непонимание причин неблагоприятных событий. Секрет же ее неприметности прост: увидеть стрелу ненастий можно только под определенным углом, с особого и всегда меняющегося ракурса».
Эрите захотелось увидеть предмет, являющийся причиной многих (если не всех) несчастий в каждом мире, и она очень долго пыталась поймать нужный ракурс. Когда это произошло, Ри сумела увидеть зыбкую и почти прозрачную остро заточенную стрелу, но не прошло и двух минут, как предмет, не дав возможности разглядеть себя получше, будто растворился в воздухе, оставив лишь, на первый взгляд, пустую витрину.
Эрите поняла, что стрела ненастий сменила ракурс, с которого ее можно было видеть, снова став незаметной. Искать нужный угол обзора повторно у Ри не было никакого желания, поэтому она просто перешла к соседнему коробу, выполняющему роль витрины, и уставилась на экспонат внутри него.
Не касаясь стеклянных стенок, в воздухе мерцала и извивалась тонкая цепочка следов, настолько крошечных, что с первого взгляда они казались брызгами. Эрите с интересом прочла надпись под ними.
«Однажды в Эхо пришли феи и, впечатленные городом, они подарили его музею новый экспонат – цепочку своих следов как символ всего приходящего и уходящего».
«Феи… А не те ли это феи, что были предыдущими гостями Рассвета?» – подумала Ри.
В то время она сама еще не жила там, но старожилы рассказывали, что именно феи даровали городу чудесные Фаерины. К тому же, мерцание следов фей показалось Ри очень похожим на мерцание рассветных цветов.
Эрите была удивлена. С одной стороны, от такой приятной, хоть и заочной встрече с теми, кто, как она полагала, бывал в Рассвете, а с другой – что сложившийся в ее голове образ фей никак не совпадал с реальностью. Главным образом из-за того, что она не подозревала даже, что феи такие крошечные – ни один житель Рассвета в своих рассказах не обмолвился об этом. Хотя и не исключено, что такими маленькими феи стали только здесь, в этом городе, сменив свой облик.
И еще из надписи стало известно название этого города – Эхо. Надо же, какое неподходящее имя. Эрите, не задумываясь, уже стала называть про себя этот мир Городом Времени, но никак ни Эхом.
В следующей витрине, застыв на месте, мирно подвисало в ограниченном пространстве обычное белое перышко, но стоило Ри перевести на него взгляд, как оно отчего-то задрожало. Эрите тут же опустила глаза на золотистую надпись, намереваясь прочесть объяснение такому странному поведению экспоната, но не тут то было – перо, резко спикировав вниз, заслонило собой первые буквы.
Эрите, не ожидая такой реакции, по инерции перевела взгляд вдоль по строчке, но перо заскользило тоже, так стремительно закрывая собой слова, что Ри не удалось прочитать ни слога. Тогда Эрите стрельнула глазами по самой нижней строчке, но перо все равно оказалось быстрее.
Как только Ри не пыталась его обмануть. Она сосредотачивалась на одной строчке и, не думая, резко переводила взгляд на другую; она старалась обыграть его в скорости; была непредсказуемой; закрывала от него свои мысли… Все без толку.
Перо будто наперед знало все ее намерения, оно будто накрепко прицепилось ко взгляду Ри и теперь не желало от него отставать. Даже когда Эрите вовсе отвернулась от витрины, перо, с легкостью преодолев стеклянное ограждение, снова предстало перед ее глазами.
Ри разозлилась. Ей совсем не хотелось всю оставшуюся жизнь лицезреть это приставучее перо, мешающее видеть все остальное без проблем, поэтому она опять повернулась к витрине и уставилась на надпись. Как она и ожидала, перо уже было тут как тут. Но теперь Ри решила действовать иначе.
Она, медленно скользя глазами по строчке, сосредоточилась на боковом зрении. И это оказалось верным решением, ведь перо могло следовать только за основным ее взглядом. Пару раз она сбивалась, но тут же сосредотачивалась снова, и в итоге все-таки смогла прочесть то, что было написано.
«Ведомое перо, известное тем, что «прилипает» к вам с первого взгляда. Были случаи, когда оно, отличающееся наглостью, эгоистичностью и бесцеремонностью, сводило с ума тех, кто намеренно или случайно однажды посмотрел на него. Но выход из этой ситуации чрезвычайно прост, и если вы смогли прочесть это, можете считать, что спасены. Просто отвлекитесь, забудьте про перо, вспомните что-либо в мельчайших деталях. Ведомое перо не терпит, когда на него не обращают внимания. Главное – после того, как оно отстанет от вас, не вздумайте снова бросить на него взгляд, иначе придется начинать избавляться от него заново».
Эрите с трудом дочитала надпись и перевела дух, раздраженно подумав, что можно было бы написать все это покороче. Должно быть,  она потеряла много времени, зато теперь была в одном шаге от свободы взгляда. Как и было велено, она выкинула перо из своих мыслей, и целиком погрузилась в воспоминания – как она пыталась пить чай внутри живого дома, и как этот самый дом то рыдал, то хохотал, отчего весь чай расплескивался и лужами растекался по столу и полу.
Вспоминая детали, Ри направилась к выходу из музея, и уже совсем скоро оказалась на улице меж двух светлых  стен, а кирпич, служивший проходом, снова уменьшился и вернулся на свое прежнее место. Лишь после этого Эрите вздохнула с облегчением.
«Ну и вредное это перо!» - подумала она и уже с осторожностью, стараясь не коснуться ненароком какого-либо кирпича, стала вглядываться в надписи.
Золотистые слова были выведены на каждом кирпиче без исключения, на обоих стенах улицы, но Эрите сосредоточила свое внимание лишь на одной из стен. Она то и дело вставала на носочки, силясь разглядеть надписи в самом верху, или наоборот, садилась прямо на каменную поверхность улицы, пригибаясь к самому основанию стены – потому что даже там были начертаны названия всяких мест.
Чем глубже по улице она продвигалась, тем интереснее становились места. Теперь уже почти нельзя было встретить кирпич, обыденно подписанный «Парк», «Библиотека» или «Музей». Вместо них, поражая воображение Ри, красовались куда более удивительные наименования, такие как «Капля», «Свет» или «Дыхание». Но когда Эрите увидела кирпич с золотыми буквами «Смех», она не смогла устоять и, подгоняемая нетерпением и любопытством, дотронулась до него.
Когда кирпич увеличился в размерах и, вытянувшись вертикально и вытеснив собой соседствующие, отъехал в сторону за светлую стену, Эрите заглянула внутрь смеха. Она ожидала увидеть там и какую-нибудь комнату, и сгустившийся белый туман – наподобие того, что окружал ее в начале в Городе Мыслей, или даже просто пустое пространство, в котором хотелось бы смеяться, но никак не ожидала того, что открылось ее взору.
В первый момент она даже не сумела понять, что именно происходит в этой неразберихе, и лишь пройдя через проход и оказавшись непосредственно внутри смеха, она смогла разглядеть все в подробностях.
Создавалось впечатление, будто Эрите находилась в огромном облаке, которое, вероятно, перемещалось – ей чудилось, что она ощущает его движение. Хотя, возможно, это «облако» оставалось на месте, ведь иллюзию движения могли запросто создавать беспорядочно снующие туда-сюда непонятные бесформенные существа, отличающиеся друг от друга как по размеру, так и по цвету. В общем-то, они сами походили на облачка, только вели себя при этом крайне стремительно и суетливо.
Одно такое крохотное существо подлетело вплотную к Ри и, немного покружившись перед глазами, юркнуло прямиком в приоткрытый рот, а Эрите ни с того ни с сего вдруг хихикнула. Если бы она не видела все своими глазами – никогда не поверила бы, что в данный момент у нее во рту кто-то (или что-то?) находится – настолько неосязаемым было это существо. Ри так и продолжала глупо хихикать, пока не выплюнула облачко, которое тут же, словно потеряв к ней интерес, умчалось в неизвестном направлении. А Эрите, плотно сжав зубы, на деле осознала, каково это, когда смешинка попадает в рот.
Вокруг оживленно мельтешили тысячи живых существ, заслоняя Ри обзор, отчего та не могла разглядеть масштабов этого «облака», где все они обитали. Одни из смешинок вдруг ныряли в пол, исчезая из зоны видимости и наверняка покидая пределы этого пространства, другие наоборот возвращались через тот же пол обратно, как ни в чем не бывало продолжая беспорядочно суетиться внутри, остальные же сумбурно носились из стороны в сторону, вертелись на месте, путались и плутали, вальсировали вокруг Ри, у которой от этой хаотичной карусели голова пошла кругом.
Одна из смешинок случайно (а, может, намеренно) залетела в ухо Эрите, и та внезапно рассмеялась – но не вслух, а мысленно. Почти следом за ней большая, величиной с саму Ри смешинка накрыла ее собой, словно заглотив целиком, и Эрите сразу же расхохоталась – беспричинно, но по-настоящему, от души. Она истерически всхлипывала и тряслась всем телом, то и дело сгибаясь пополам и держась за живот. И несмотря на то, что Ри не знала, над чем хохочет, это ее совершенно не останавливало. Что бы там ни было, оно казалось невероятно уморительным.
Эрите смогла совладать с собой и успокоиться лишь когда догадалась сделать шаг вперед. Обернувшись, она, утирая выступившие слезы, увидела, как огромная смешинка, поняв, что упустила свой «объект», дернулась и, кружась вокруг своей оси, поспешила восвояси. А вот смешинка, залетевшая в ухо Ри, похоже, никуда не делась, потому что мысленно Эрите до сих пор продолжала смеяться.
Еще раз оглядевшись по сторонам и поняв, что ничего нового она здесь больше не увидит, Ри направилась к проходу в стене. Но уйти так просто не удалось – небольшое фиолетовое облачко заслонило ей глаза, словно прилипнув к ним и тут же став невидимым.
От этого все, на что бы не посмотрела Ри, стало казаться смешным и забавным, включая проход в кирпичной стене, возле которого она, ухохатываясь, простояла несколько минут, прежде чем выйти наружу. Но даже оказавшись вне смеха, Ри не перестала смеяться.
Кирпич задвинулся и, снова уменьшившись, занял свое прежнее место, а Ри все хохотала и хохотала, пока фиолетовая смешинка не соизволила отстать. А следом за ней вылетела из уха и та, что смешила мысли Эрите, и они вместе, кружась и переворачиваясь в воздухе, протиснулись сквозь кирпич с золотистым выведенным названием «Смех».
Эрите перевела дух и в заметно приподнятом настроении стала разглядывать наименования других мест, все еще дивясь и до конца не веря, что только что побывала внутри смеха и увидела его сущность своими глазами.
Ее заинтересовал «Ветер» - Ри даже в воображении не могла представить, как можно оказаться в нем. Поэтому ей непременно захотелось там побывать, и она прикоснулась к нужному кирпичу.
Проход открылся, и Эрите заглянула туда. Она ожидала, что встречные потоки воздуха вот-вот хлынут ей в лицо, но ничего подобного не последовало. Внутри ветра было безветренно. Что же касаемо открывшейся ее глазам картины… Не то, чтобы она была впечатляющей или поражающей воображение, но нечто завораживающее в ней все-таки было.
Все видимое для Эрите пространство было условно поделено на несколько зон, отличающихся друг от друга главным образом по цвету, и у каждой из них не имелось четко определенных границ – лишь плавное перетекание одной в другую.
Самая светлая из зон, почти прозрачная, больше всего походила на пар, и по виду казалась самой ясной и свежей. Эрите подумала, что, должно быть, эта часть пространства отвечает за легкий приятный ветерок, излюбленный ею. Края зоны плавно перетекали в соседствующую – посеревшую и сгустившуюся. Она смотрелась на порядок внушительнее, но не ставилась ни в какое сравнение с самой темной из зон, которая выглядела гораздо мощнее предыдущих.
Громоздкая, почти черная масса, наверняка невесомая, отличалась плотностью и исходившей от нее силой. Больше всего она смахивала на клубившийся, но застывший дым, и поневоле напомнила Эрите черное чудовище – виновника войны в Рассвете. Наверное, поэтому она, памятуя минувшие события, сравнила эту зону с разрушающим ураганом, с неконтролируемой мощью, несущей с собой беду.
Ри, по-прежнему рассматривая нутро ветра через проход, стоя на улице, не решалась войти – она сомневалась в достаточной для нахождения там осязаемости. Ей казалось, шагни она внутрь, обязательно провалится вниз, будучи слишком тяжелой для ветра. К тому же, самая темная «ураганная» зона не просто была для нее отвратительна, но еще и не внушала доверия – Ри совсем не хотелось оказаться с ней один на один.
За все то время, пока она разглядывала ветер изнутри, стоя снаружи, ничего не изменилось. Тихое и безмятежное пространство не вызывало тревоги, оно вообще казалось безжизненным. Ри пришло в голову, что, возможно, в этот самый момент где бы там ни было свирепствует настоящая буря, а где-нибудь в другом месте веет легкий ветерок, но внутреннее устройство этих процессов никак себя не выдает, оставаясь по виду спокойным и непоколебимым. Только Ри не знала – восхищаться ли его самообладанием или презирать за такое бездушие.
Она отступила назад от прохода, и тот, словно поняв ее намерения, задвинулся. Подождав, пока кирпич уменьшится и встанет на свое место, Эрите опять начала разглядывать надписи. «Пыль», «Боль», «Молния», «Пустота»… Эрите не хотелось оказаться ни в одном из этих названий. Скользя взглядом по стене, она все дальше и дальше продвигалась по улице, пока вдруг на ее глаза не попался кирпич с именем «Дождь».
Ри, не сомневаясь, подошла ближе и протянула к нему руку. А спустя какое-то время она ахнула, потому что увидела открывшуюся ей неописуемой красоты картину. Это был целый мир, мир, состоящий из множества дождевых капель, которые блестели и мерцали, отражая свет.
Миллионы, а то и миллиарды чистейших частичек воды были повсюду, и занимали собой все возможное пространство, не оставив даже свободного места, чтобы Эрите могла войти. Но их количество не выглядело нагромождением – наоборот, в их расположении наблюдался порядок, а во всем их великолепии угадывалась потрясающая гармоничность, какой Эрите сроду не приходилось видеть.
Она заворожено просунула ладонь в проход и осторожно притронулась к одной из капель. Оказавшись на ее пальце, капля проскользила вверх, миновала запястье и, словно споткнувшись, застыла на предплечье, не оставив после себя водного следа. Ри провела пальцами другой руки по капельному пути – действительно, кожа была сухой. Эрите поднесла каплю поближе к глазам. На вид она казалась абсолютно обычной, но почему-то не растекалась и оставалась удивительно целостной.
«Может быть, я не могу причинить капле вреда, потому что ей предназначено попасть в другое место в качестве частицы дождя? – подумала Ри. – Надо же, внутри дождя все эти капли в безопасности, он словно защищает их, каждая для него важна. Зато потом, оказавшись вне его, они с легкостью разбиваются, от них по отдельности не остается почти ничего».
Ри в задумчивости перевела взгляд на множество сияющих своей чистотой бусин и, спустя несколько минут, уловила еле заметное движение. Опустив глаза, она увидела то, на что не обратила внимания ранее. У дождя был пол, и через него нижние ряды капель, медленно спускаясь, просачивались, исчезая из поля зрения. Но одновременно с этим на его поверхности появлялись новые, возникая откуда-то снизу, и так же медленно поднимались вверх, образуя новые ряды.
А потом движение ускорилось – ряды стали сменять друг друга все быстрей, и она поспешно вернула каплю со своего предплечья на место. Эрите поняла, что начался ливень, и что капли на самом деле не умирают – разбившись о землю, они перерождаются и обретают новую жизнь, испаряясь, после чего опять возвращаются обратно в дождь. Придя в изумление от собственной догадки, Ри не сразу опомнилась и еще долго наблюдала за смертями и рождениями составляющих дождя, происходившими прямо на ее глазах.
Когда ливень кончился, и движение прекратилось совсем, она отошла от прохода, и кирпич задвинулся. Эрите хотела было дальше продолжить изучение надписей вокруг, но вдруг вспомнила о второй стене, к которой сейчас стояла спиной. Она повернулась и подошла к ней.
Места, выведенные золотистыми чернилами здесь, были иные. Их общая особенность заключалась в том, что все они были не внутри чего-то, как на первой стене, а наоборот, за пределами. Эрите увлеченно стала разглядывать кирпичи, не решаясь пока прикоснуться ни к одному из них.
Некоторые надписи вводили Ри в ступор. Например, прочитав название «За глазами», она тщетно попыталась представить себе эту местность, а увидев кирпич «За стеклом», вообще не поняла, что имелось в виду. За каким именно стеклом? Их ведь много… И что может быть особенного в этом? Или это какое-то другое стекло, о котором она не знает? Проверять не очень-то и хотелось, Ри почему-то считала это место неинтересным.
Кирпич «За стеной» вызывал схожее недоумение. То ли подразумевалась именно та стена, перед которой она сейчас стояла, то ли совсем иная. А может стена здесь понималась как что-то крепкое, символизирующее защиту? Эрите загорелась желанием проверить.
Все оказалось гораздо проще. За проходом скрывалась оживленная улица, по которой спешили хмурые прохожие. Ничего примечательного в ней не было – серые, заброшенные на вид дома являлись тому подтверждением. Правда, чтобы убедиться, что это соседняя улица того же города, Эрите пришлось пройти через стену, добежать до ее начала и два раза свернуть направо – таким образом она опять оказалась меж двух кремовых кирпичных стен.
Вернувшись к проходу и отдышавшись, Ри хотела было переключить свое внимание на другие места, ожидая, что проход поймет ее и закроется. Но ничего подобного не произошло – кирпич упрямо не хотел принимать обычные размеры и становиться на место. Наконец она догадалась, что он ждет, когда Ри вернется через него. Видимо то, что она очутилась рядом, по эту сторону от прохода, не выходя обратно, не имело значения – нужно было вернуться тем же путем.
Эрите побежала назад, свернула на соседнюю улицу, обогнала с десяток пешеходов и, найдя отверстие в стене за фасадами непримечательных домов, запыхавшись, шагнула на каменную поверхность светлой и пустой соседствующей улицы. Сразу после этого огромный кирпич задвинулся и, уменьшившись, послушно занял свое прежнее место.
Ри перевела дух и опять стала вчитываться в надписи. Помимо не совсем понятных и совсем непонятных названий, встречалось и много по-настоящему интересных. У Эрите глаза разбегались – она не знала, в каком из всех этих мест ей бы хотелось побывать в первую очередь. Наряду с запомнившимися ей «За небесами», «За свободой», «За душой» и «За закатом», красовались не менее загадочные, вроде «За чертой» или «За гранью».
Эрите позабавила надпись «За чем» (она и подумать не могла, что существует такое место) и, конечно, ей загорелось узнать – что же там, «За зоной видимости».
Но наибольшее любопытство вызвали иные два места, находившиеся друг с другом по соседству. Ри заворожено переводила глаза с одного кирпича на другой, безрезультатно силясь представить, что же ее ждет за каждым из них. «За горизонтом» было начертано на первом и «За бесконечностью» - на втором.
Спустя несколько минут раздумий, Эрите все-таки решила сперва побывать за бесконечностью и протянула руку к одноименному кирпичу. Но прежде, чем она успела до него дотронуться, боковое зрение во множестве соседствующих слов выхватило одно – знакомое и незнакомое одновременно.
Забыв про бесконечность, Ри перевела взгляд на таинственную и уже встреченную ею в музее надпись «Куманжду». И снова что-то слабо шевельнулось в ее памяти – словно крохотный огонек загорелся и тут же погас.
Надпись явно отличалась от всех других на этой стене – хотя бы потому, что перед остальными словами было обязательно приписано «за». Исходя из этого, Ри сделала вывод, что, должно быть, Куманжду – само по себе характеризует нечто, выходящее за пределы чего-то, раз находится именно на этой стене.
Желая разгадать этот секрет и выяснить причину столь странного поведения ее никогда не подводившей памяти, она прикоснулась к кирпичу. Но на этот раз проход открылся не полностью, чем сильно удивил и даже насторожил Эрите.
Как только камень отъехал в сторону, она увидела за ним непрозрачную решетку, прутья которой представляли собой световые лучи – неяркие, как будто нарочито тусклые на вид, и они переплетались друг с другом так плотно и часто, что не оставляли ни единого просвета, ни малейшей прорехи, сквозь которую можно было бы заглянуть.
Эрите хотела потрогать эту решетку, но невидимый барьер, на который она наткнулась сантиметрах в двух от основного препятствия, не позволил ей этого сделать.
Эрите в замешательстве разглядывала преграду, топчась возле прохода и то и дело меняя ракурс в надежде увидеть какую-нибудь подсказку. Она так и не смогла понять, что от нее требуется, когда, вздрогнув, услышала далекий, но громкий бой часов на башне.
Она беспомощно огляделась, но кроме нее на этой улице никого не было. А не открывшийся до конца проход как ни в чем не бывало продолжал манить своей таинственностью. К бою часов примешались звуки суеты и паники прохожих с соседних улиц, и Ри, у которой не было ни единого варианта выбраться из временного круговорота, откровенно говоря, еле дождалась последнего двенадцатого удара. В этот раз бой часов показался ей невероятно долгим.






Глава 25.

ПРОРОЧЕСТВО



Очутившись на площади, Эрите сразу заметила, что в этот раз своим внезапным появлением она не распугала спешащих прохожих. Видимо, они уже запомнили, что в это время на этом самом месте возникает насквозь мокрая очередная застрявшая в городе Эхо, поэтому их реакция стала более спокойной – несколько из них кинули на Ри равнодушный взгляд, остальные же просто обошли ее стороной, не поднимая глаз.
От этого Эрите стало еще тоскливей. Реакция пешеходов означала, что они привыкли к тому, что какая-то незнакомка не может отсюда выбраться. А это, в свою очередь, говорило о том, что жизнь Эрите постепенно занимает свое место в этом мире среди таких же отчаявшихся найти выход, как и она сама.
Ри, путаясь в прилипающем к ногам подоле, добрела до скамейки, на которой в предыдущие два раза развешивала свое мокрое одеяние, и, не снимая платья, уселась.
Чувствуя себя потерянной и никому не нужной, она будто со стороны наблюдала за происходившей вокруг суетой, время от времени ловя на себе неодобрительные и осуждающие взгляды пробегавших мимо прохожих, скорей всего считавших ее или сумасшедшей, или лентяйкой – еще бы, расселась тут и никуда не спешит!
А Эрите наоборот не понимала всех их – куда они так торопятся и, главное, зачем: все равно ведь никто из них не подозревает как отсюда выбраться, иначе давно бы уже были в другом мире. Наверное, таким образом они сами для себя создают иллюзию занятости, и это не дает им сойти с ума. А может быть, виной всему время – когда его много, никто о нем не задумывается; если же его ограничить – волей-неволей начнешь спешить.
Эрите вздохнула и оглядела площадь. От нее, наподобие лучей, в разные стороны распростирались улицы. Из тех, которые можно было увидеть отсюда, ей были знакомы три. Еще на одну, на которой она была, с живыми домами, можно было попасть лишь миновав улицу, которую она посетила самой первой – ту, где находилось множество полезных и не особо полезных зданий, предназначенных для чего-то конкретного – будь то тишина, советы или приобретение опыта.
От нечего делать Ри сосчитала скамейки, расположенные кругом по всему периметру площади. Их было двенадцать, и Эрите заметила то, на что не обратила внимания ранее – все они вместе напоминали циферблат часов. Ри сидела как раз на той, которая была равносильна шести.
Она перевела взгляд на то место, где всегда из ниоткуда возникала в начале - там до сих пор виднелась еще невысохшая от нее лужа, - и оказалось, что это место было ровно посередине между скамейкой, на которой она сидела, и скамейкой, условно занимающей место семи часов. То есть Ри каждый раз появлялась на половине седьмого, в то время как и верхние часы в этот момент показывали то же самое.
Ри поняла, что ее появление именно в этом месте неслучайно – должно быть, каждая из зон площади связана с часами на башне. Но это означает, что всем обитателям этого города отведено разное время. Кто-то появляется раньше, кто-то – позже, но сходство у всех в одном: время истекает ровно в двенадцать часов.
Почему-то Эрите была уверена, что это «знание» не поможет ей отсюда выбраться, она не сомневалась, что от него нет никакого толку.
Ри поежилась – то ли от того, что ощущала себя неуютно в этом прилипающем к телу холодном тяжелом платье, то ли от того, что в этот момент почувствовала досаду Бонифация. Она уже так привыкла к его эмоциям, что практически не обращала на них внимания – они стали частью ее самой, они жили внутри нее. Но вот почему-то именно досада вышла на первый план, притупила ее собственные чувства.
Ри дотронулась до кулона и попробовала через него подарить Бонифацию свою эмоцию – ощущение того, что ей его не хватает. Она не знала, получилось у нее или нет, потому что не была уверена, что в городе Эхо это возможно. Но судя по тому, что досада Бонифация лишь усилилась, она сделала вывод, что все-таки у нее ничего не вышло.
Ри встала со скамейки и стянула с себя мокрое платье. Оставаться на месте было невыносимо – на нее изнутри давила собственная тоска, перетекая в ощущение безысходности и, к тому же, примешиваясь к отнюдь невеселым эмоциям Бонифация. Ри необходимо было отвлечься – она еще помнила, какую боль может причинить сила двойных эмоций.
Она решила подумать о чем-нибудь постороннем, и в голову почему-то сразу пришло «Куманжду». Ей опять захотелось выяснить, что же это такое. Еще какое-то время она потопталась возле скамейки, размышляя, как это сделать, пока не вспомнила о существовании дома, растолковывающего значение любого слова. Туда она и направилась.
Оказавшись на нужной улице, Эрите без труда отыскала глазами старую потрепанную халупу и, приблизившись, уверенно вошла внутрь. Все тот же полумрак в абсолютно пустой комнате, не имеющей даже окон. Свет падает лишь через узкие прорехи в соломенной крыше.
Эрите уже знала, что делать, поэтому сходу, громко и четко произнесла:
- Куманжду.
Стена напротив двери загорелась белым светом, и на ней, как на экране, стали поочередно появляться буквы, складываясь в слова. Эрите, затаив дыхание, начала читать.
«Куманжду – настолько редкое явление, что увидеть его можно всего один раз в жизни, причем только тем, кто поймет его истинную суть. Представляет собой объемную тень от одноименного дерева и несет ни что иное как смерть.»
Эрите похолодела. Так вот почему Куманжду находилось именно на той стене, на которой все слова означали места за пределами чего-либо. Потому что Куманжду – это смерть, а значит, она за гранью жизни. А ведь сама Ри еще хотела туда попасть…
Ошарашенная, она, спотыкаясь, покинула халупу. Почему же тогда это слово кажется ей столь знакомым? Теперь она была уверена, что раньше нигде не могла его слышать, но все же…
Суета и окружающий шум города давили на Ри, мешая думать. Казалось, будто они выдвинулись на первый план – таким громким слышалось ей все вокруг. Это отвлекало и невыносимо раздражало. Она заткнула уши, но это не придало спокойствия.
Оглядевшись в поисках укромного места, ей на глаза так кстати попался Дом Тишины, и она, перебежав через дорогу, махом преодолела ступени крыльца и, толкнув внутрь деревянную дверь, подлетела к кнопке на стене возле входа и включила тишину.
Исчезли все звуки – Ри даже не слышала, как со скрипом закрылась дверь. Она глубоко вздохнула, приходя в себя. Никогда еще ей так не требовалась полная тишина.
Она подошла к столу в углу возле окна, не слыша собственных шагов, и, присев на стул, невидящим взглядом уставилась на кипу чистых бумаг. Значит, Куманжду – это смерть. И увидеть его можно только единожды в жизни – разумеется, в конце, и только тем, кто поймет его истинную суть. Но разве понимания того, что Куманжду – смерть, недостаточно?
Проход не открылся перед ней полностью – значит ли это, что еще не конец жизни, или же все дело в том, что Ри не знает в чем суть? Да и вообще, хотела бы она понять эту суть для того, чтобы умереть? Или она предпочтет бегать от своих мыслей, лишь бы жить, пусть даже и в одном времени?
Бегать… Так может быть все обитатели этого города спешат вовсе не за тем, чтобы найти выход, а, наоборот, чтобы не думать об этом и таким образом остаться в живых, намеренно так и не поняв всей сути Куманжду? Наверное, поэтому все дома и здания в этом городе выглядят такими заброшенными – просто никто в них не заходит, боясь узнать что-то новое, боясь случайно осознать и, как следствие, умереть? Поэтому же и самая познавательная улица Эха с кирпичными светлыми стенами была настолько пустынной.
Эрите тяжело вздохнула и устало потерла лоб. Нелегко было смириться с тем, что ей придется сделать выбор буквально между жизнью и смертью. Либо стать похожей на этих вечно спешащих пешеходов, усердно создающих самим себе видимость жизни, но при этом не обращая внимания ни на кого другого, страшась ненароком узнать что-то лишнее, либо преодолеть страх смерти, но выбраться из временного круговорота.
Эрите вспомнила, как Бонифаций в их первый день знакомства в Рассвете говорил, что лучше уж жить интересно, но не вечно, чем вечно, но однообразно. И это он еще тогда понятия не имел что такое настоящее однообразие.
Эрите не знала, как ей поступить, зато она с уверенностью могла сказать, что даже такой любящий жизнь как Бонифаций, окажись он на ее месте, не раздумывая выбрал бы смерть, потому что она для него все равно была бы гораздо интереснее.
Ри не представляла, сколько еще времени она просидела в тишине, размышляя и пытаясь сделать выбор. Так и не придя к согласию с самой собой, она встала и включила тишину, потому что отсутствие звуков на фоне собственных беспорядочных мыслей стало ее тяготить. С непривычки вернувшийся шум показался неестественным, но по крайней мере возня, происходившая на улице, здорово отвлекала от мрачных суждений.
Эрите вышла на крыльцо и оглядела спешащий народ. Сейчас, когда она догадывалась о причинах этой спешки, прохожие не раздражали ее – скорее, вызывали в ней жалость и понимание. Но Ри все-таки решила подтвердить свои догадки и, спустившись по ступенькам, остановила первого попавшегося пешехода.
- Вы знаете о Куманжду? – прямо спросила она какую-то женщину.
Та, услышав вопрос, шарахнулась от нее в сторону и, оглядываясь, ускорила шаг. По ее реакции и так было все понятно, но Ри хотелось знать наверняка, поэтому она остановила пробегавшего мимо мужчину.
- Вы знаете о Куманжду? – в лоб задала она вопрос.
- Нет, нет! Не знаю, нет! – мужчина активно замахал руками и попятился назад, смотря на нее как на сумасшедшую. В конце концов, он повернулся к ней спиной и помчался вдоль по улице совсем в другую, противоположную сторону, нежели куда следовал до этого.
«Он знает», - подумала Эрите и, проводив его глазами, развернулась и понуро побрела обратно на площадь, изучая глазами тротуар под ногами.
Всхлип. Эрите остановилась и подозрительно огляделась в поисках источника столь необычного для этого города звука. Неподалеку, метрах в пяти от нее, застыл на месте (что уже само по себе было странным) сгорбленный, измученный на вид мужчина. Он не замечал, что на него смотрит Ри, а та в нерешительности переминалась с ноги на ногу, пока не осмелилась подойти.
- Вам плохо? – робко спросила она и вздрогнула от жалости, когда мужчина поднял на нее свои глаза.
Он ничего не ответил, но чтобы понять его, Ри не требовались слова.
- У вас что-то случилось, да? – мягко поинтересовалась Эрите, и тут же осознала свою глупость: ну что может случиться в этом абсолютно не отягощенном событиями городе у совершенно одинокого (коими они все здесь являлись) обитателя, да еще в одном и том же времени?
В попытке исправиться, после непродолжительной паузы Ри задала еще один вопрос:
- Я могу вам чем-нибудь помочь?
Она уже было подумала, что мужчина так и не заговорит с ней, когда вдруг тот, слабо пожав плечами, на удивление спокойно произнес:
- Вы, наверное, недавно здесь.
Ри промолчала.
- Просто здесь никто никому не помогает, - объяснил он.
Эрите снова ничего не ответила. Во-первых, она сама в этом убедилась еще в самом начале, а, во-вторых, не хотела верить, что может стать похожей на них.
Незнакомец внимательно вглядывался в ее лицо, будто хотел понять, о чем она думает. А потом тихо и серьезно проговорил, опустив при этом глаза, словно стыдился своих слов:
- Я боюсь… Вы можете помочь мне не бояться?
Не смотря на то, что мужчина с трудом это произнес (ему явно было не по себе от собственной слабости), Эрите все же уловила в его вопросе надежду. Конечно, она не могла ему отказать.
- Вы боитесь, что когда-нибудь поймете суть Куманжду?
Он горько покачал головой:
- Я уже понял. Я боюсь именно самой сути.
Эрите не ожидала такого ответа, поэтому сразу и не нашлась что ответить. Наверное, в ее широко распахнутых глазах читался страх, потому что мужчина, посмотрев на нее, заключил:
- Теперь и вы боитесь.
- Нет, - тут же возразила Ри. – Просто я поражена. Я думала, что как только приходит понимание, сразу же… - она осеклась.
- Приходит смерть? – закончил за нее мужчина. – Я тоже так думал, пока не понял. Теперь я знаю, что мне пора, но не могу заставить себя идти туда.
- Куда?
- К Куманжду. Проводите меня?
Эрите поспешно закивала, желая, чтобы собеседник не заметил ее замешательства и опасения. Она ведь не знала куда конкретно нужно идти и можно ли туда тем, кто до сих пор не понял ее сути. Но мужчина оказался проницательнее, чем она думала, и верно истолковал ее поспешность.
- Тут недалеко, через площадь сразу будет улица.
- Нам нужно к стене, к кирпичу с надписью «Куманжду»? – догадалась Ри.
- А вы достаточно много знаете, учитывая, что находитесь здесь недавно, - удивился мужчина, но в его голосе Ри четко услышала осуждение: мол, если хочешь жить, нельзя быть такой информированной.
Они медленно пошли в нужном направлении.
- Хотите, я открою вам секрет как жить так, чтобы казалось, что вы не в одном и том же времени?
Эрите неопределенно дернула плечом. Ей не хотелось, чтобы казалось – она желала, чтобы время по-настоящему сменялось. Но Ри понимала, что мужчина переживает, поэтому возражать не стала.
- К двенадцати часам всегда будьте на том месте, где вы должны возникнуть. Тогда будет казаться, что вы сами решаете, где вам быть, и разница будет почти не заметна, понимаете?
- Вы сами это придумали? – поразилась она его изобретательности.
- Многие до этого додумываются со временем. Это один из способов создать видимость жизни.
- А второй из них – спешка, - кивнула Эрите.
Собеседник снова бросил на нее осуждающий взгляд, но все равно подтвердил:
- Да, тоже хороший способ. Только мне он не помог. Понимание пришло именно в спешке, когда я думал совсем о другом. Меня осенило – вот и все.
Ри заметила, что мужчина еще больше замедлил шаг и помрачнел.
- А я бы вам не помог, - после паузы признался он.
- Я знаю.
- Но все равно помогаете? – без интереса спросил он.
Незнакомец старался не показывать своей тревоги, но даже деланно равнодушный тон не мог скрыть выдававших его трясущихся рук, которые он неосознанно заламывал.
Его беспокойство ощущалось хотя бы в том, что он и нескольких секунд не мог выдержать тишины. Если вдруг Эрите медлила с ответом, как сейчас, он тут же начинал говорить сам, будто бы бесполезная болтовня успокаивала его. А может, он просто привык спешить, и поэтому не выносил медлительности.
- Знаете, а я ведь не могу сказать точно, сколько раз я возвращался в одно и то же время. После сто пятнадцатой попытки я намеренно перестал считать, а когда опомнился, было уже поздно: я запутался и сбился. Это легко, ведь каждый новый раз похож на следующий или предыдущий. Мне лишь приблизительно удалось восстановить в памяти этот промежуток – кажется, на тот момент было сто двадцать девять. Но потом я снова сбился, и вот теперь не могу сказать даже с какого раза я умру.
- А чем вы занимались здесь все это время?
Прохожий, шедший им навстречу, удивленно поднял брови, но тут же, видимо, догадавшись о причинах их медленного шага и разговора между собой (чего здесь практически не встречалось), стыдливо отвел глаза, а потом вовсе отвернулся, ускорившись. Ри заметила, что такая реакция была у многих, встречавшихся на их пути.
- Я гулял. Своеобразно, конечно, - добавил он, будто почувствовал, что Эрите хочет ему возразить. – Здесь я понял, что можно гулять торопясь. Мое время начиналось в четыре часа сорок минут, и до двенадцати я успевал обойти все улицы города на два раза. Я выматывался, я хотел есть и спать, но последний удар часов возвращал все в начало – и вот уже я снова сыт и полон сил, и мне опять нужно спешить.
- Неужели вам никогда не хотелось вырваться отсюда?
Мужчина замотал головой:
- Однажды я четко решил для себя покинуть этот город. Я пошел в Дом Тишины и какое-то время размышлял там.
- А потом что?
Мужчина остановился, потому что они вышли на тротуар перед нужной улицей.
- Ничего. Я передумал.
Несколько минут он молча смотрел на длинную пустую кирпичную стену, а затем перевел взгляд на Ри.
- Спасибо, вы мне очень помогли.
Эрите кивнула, понимая, что дальше мужчина хочет идти один, а он, последний раз стрельнув в ее сторону глазами, собрался с духом и пошел. Оставшись одна, Ри не торопилась идти восвояси, поэтому видела, как тот, найдя нужный кирпич, прикоснулся к нему, а затем исчез в открывшемся для него проходе. Только потом она побрела прочь.
Эта встреча с незнакомцем и их недолгий разговор произвели на Ри впечатление. Одновременно с сочувствием к его судьбе, она терзалась любопытством – сейчас желание узнать о содержании сути Куманжду и о том, почему мужчина так ее боялся, было гораздо сильнее страха умереть. Ри не могла понять одного: ведь Куманжду – это смерть, а незнакомец боялся вовсе не самой смерти как таковой, а именно сути, которую ему удалось понять. Так что же может быть страшнее самой смерти?
Этот вопрос не давал покоя Эрите, и она, машинально передвигая ноги, перебирала в уме всевозможные варианты, всячески пытаясь докопаться до истины. Разумеется, она знала, к чему это ведет.
Мужчина, сам того не подозревая, помог Ри. Если для него суть Куманжду была страшнее смерти, то значит смерть не самое плохое, что может случиться. Таким образом она перестала бояться смерти. Но так как раньше она была убеждена, что страшнее смерти ничего быть не может, она перестала бояться и самой сути Куманжду. Любопытство полностью затмило страх, оно подгоняло Ри, являясь своеобразным стимулом.
«На деле, смерть – это конец жизни. Должно быть что-то хотя бы теоретически страшнее конца», - ломала она голову, понимая, что в своих размышлениях топчется на месте.
Дойдя до скамейки, на которой по-прежнему висело ее мокрое платье, Эрите забралась на нее с ногами и обхватила руками колени. В попытке отвлечься от однообразных и поэтому бесполезных мыслей, она стала наблюдать за суетящимися пешеходами.
Какой толк в их беспорядочной беготне? Они думают, что спешат жить, хотя на самом деле невозможно жить спеша. Они успевают обойти улицы города на несколько раз, успевают даже убежать от своих мыслей, но никогда не успеют главного: запомнить жизнь. Они путаются в каждой попытке, как тот мужчина, потому что каждый новый раз изначально похож на следующие (что уж говорить о предыдущих). Они даже не стараются разнообразить свое существование, не узнают ничего нового, не общаются друг с другом – каждый сосредоточен лишь на себе. И пусть в такой спешке они знают цену каждой минуте, только вот никогда не смогут научиться каждую минуту ценить.
Глядя на прохожих, Эрите пообещала себе, что если ей придется надолго застрять в одном времени, она непременно постарается сделать эту жизнь такой, чтобы она ей запомнилась – не будет спешить, а займется чем-то более интересным. Она изучит все улицы этого города, заглянет в каждое здание, досконально обследует все места на кирпичных стенах… В общем, позаботится о том, чтобы каждая ее новая попытка в одном и том же времени не была похожа на остальные.
Она на всякий случай припомнила предыдущие попытки, чтобы убедиться в том, что они не сливаются в одну. В свой первый раз она изучала здания, была в Доме Опыта и Доме Советов, посетила улицу с живыми домами, где один ненормальный дом пережевал ее мысли, а другой – покопался в ее чувствах. Да уж, такое сложно с чем-то спутать.
Во второй раз все ее время ушло на изучение мест на кирпичных стенах. Ри живо вспомнила приставучее перо, стрелу ненастий и цепочку следов фей в Музее, безветренность внутри ветра, беспорядочность и суету внутри смеха и, конечно, множество сухих капель в дожде.
Третий же раз ей запомнился разговором с незнакомцем, понявшим суть Куманжду. Эрите перевела взгляд на часы на башне: верхние показывали половину двенадцатого, нижние – половину первого. До следующей попытки оставалось полчаса, за которые она бы все равно не успела сделать свой третий раз более примечательным. Да и зачем только зря себя путать – пусть этот раз запомнится ей именно разговором с незнакомцем, потому что в этом городе с ней еще вряд ли сможет такое случиться – как-никак явление редкое. Эрите еще не забыла, к чему привели все ее попытки заговорить с обитателями этого мира.
Она вдруг заметила, что на площади стало гораздо больше народу, чем было, и все эти прохожие не стояли на месте – они нарезали беспорядочные круги или ходили взад-вперед. Ри вспомнила совет, который дал ей мужчина – к двенадцати часам всегда возвращаться на то место, на котором она должна возникнуть. Видимо, и все эти обитатели города пришли сюда за тем же и сейчас спешат в ожидании новой попытки.
Совет… Ри вспомнила, что помимо мужчины ей давал совет и дом. Она напрягла память, пытаясь дословно вспомнить – так, ради интереса, потому что делать все равно было нечего. Кажется, совет звучал так:
«Ищи то, о чем не знаешь. Думай о том, чего не помнишь. Делай то, во что не веришь».
Раньше эти слова казались Эрите бредовыми, но сейчас она нашла в них смысл.
Ищи то, о чем не знаешь. На тот момент она не знала о Куманжду, а ведь совет был ответом на вопрос: что ей делать в этом городе. Итак, очевидно, ей нужно искать не само Куманжду, которое она уже нашла, а его суть, которой она действительно не знает.
Думай о том, чего не помнишь. И снова внутри Эрите затрепетало нечто практически неуловимое, что-то, связанное с Куманжду. Который раз ее преследовало это странное чувство – будто она что-то знает, но не может об этом вспомнить. Что-то очень знакомое, но слишком далекое – настолько, что она даже не может понять, что именно. Как же можно об этом думать?
Делай то, во что не веришь. Эта фраза была ей непонятна до сих пор, но она больше не считала ее бессмысленной. Во что она не верит? В то, что сможет выбраться отсюда? Да нет, в это она как раз верит, даже мечтает с недавних пор. Но ведь совет был дан две попытки назад…
На тот момент она не верила, что в этом городе ей кто-нибудь сможет помочь. Хотя чуть больше часа назад сама помогла незнакомцу. Может быть, об этом и шла речь? Ведь Эрите делала то, во что сама до этого не верила. А что, если помощь этому мужчине была неслучайна, вдруг весь смысл как раз в его неосознанной подсказке – что истинная суть Куманжду страшнее смерти? Но если это так, то что из этой подсказки можно извлечь? Эрите уже ломала голову над этим, и ей до сих пор ничего не пришло на ум.
Прохожих на площади стало еще больше, и шум суеты вокруг начал порядком раздражать Ри. Раздражали и их косые и осуждающие взгляды – можно было подумать, что она делает нечто постыдное, из ряда вон выходящее, нежели просто сидит и никуда не спешит. Неужели они настолько ограничены, что не могут понять простой вещи: жизнь в спешке – не жизнь, а не более, чем ее тень.
- Тень… - медленно вслух проговорила Эрите. – Ну конечно, тень! – вскричала она, и несколько пешеходов, спешащих взад-вперед неподалеку от ее скамейки, шарахнулись, глядя на нее (что уже перестало быть необычным для самой Ри) как на умалишенную. Но Эрите, осененная идеей, не обратила на их взгляды и малейшего внимания.
Она была зациклена, что Куманжду – это смерть, но совсем не принимала в расчет, что также это тень, тень от какого-то дерева. А дерево всегда считалось символом жизни. То есть Куманжду – это тень жизни, как и сам город, как Эхо.
- Куманжду – точно как Эхо, - пробубнила она себе под нос. – Нет…
Эрите чувствовала, что что-то не то, что-то неправильно, но одновременно с этим она ощущала, что буквально в одном шаге от того, чтобы разгадать эту суть.
В этот момент на уровне ее груди, прямо перед ней возникла объемная тень какого-то цветка. Она видела это раньше, в музее, и припомнила, что название этому явлению – Ламанграж.
- Ламанграж – необычайно редкое явление и увидеть его может лишь тот, кто избрал истинный путь, - проговорила Эрите.
Она дотронулась до цветка, но в ту же секунду он растворился в воздухе, не оставив после себя ничего. Ри поняла, что она на верном пути, и это подтолкнуло ее еще больше. Нечто неуловимое в ее памяти задребезжало сильнее, зазвонило тревожным маленьким колокольчиком, словно подавало знак, что она совсем близко.
Ри зажмурилась и потерла лоб и виски. Открыв глаза, она медленно, с расстановкой повторила:
- Куманжду… точно… как… Эхо. Или… Эхо точно как…
Эрите не смогла закончить фразу так, как хотела. Вместо этого она произнесла конец той фразы, которую давно заучила, той, которую поняла по-своему, той, которую давно успела забыть; произнесла по инерции, не задумываясь, будто бы ее язык по привычке выдал знакомую строчку.
- Эхо точно как кума, ан жду.
Произнесла и замолчала, пораженная тем, что сама только что сказала. И лишь потом до нее дошел смысл фразы, лишь потом она сумела понять что к чему.
- Эхо точно как кума, ан жду, - еще раз повторила она, а потом сама себя поправила: - Нет, не так. Эхо точно как Куманжду.
Она, испытывая крайнее изумление, огляделась по сторонам, будто хотела поделиться своим открытием с окружающими. Но разве здесь кому-то было дело до нее, и уж тем более до ее открытий?
«Неудивительно, почему я не могла об этом вспомнить, и почему слово «Куманжду» казалось мне таким знакомым, - подумала она. – Далигор ведь предсказал это еще в Рассвете, несколько жизней назад. Я и знать забыла про это пророчество! А, оказывается, он заранее дал мне подсказку, он каким-то образом знал все наперед, задолго до того, как я оказалась в городе Эхо!»
Эрите припомнила остальную часть предсказания – теперь, когда она знала о чем речь, вспомнить это не составило труда.
«Распустит ветви дерево, играет на солнце пар. Море лишит тебя озноба, но мы люто позади. Эхо точно как Куманжду».
Раньше Эрите думала, что первое предложение уже сбылось – когда ушел Бонифаций, и его Найа превратилась в раскидистое дерево. Но теперь она поняла, что эти слова относятся и конкретно к ней, ведь Куманжду – хоть и тень, но все же от дерева.
В голову пришла мысль, что они с Бонифацием связаны даже этим пророчеством. Оно, по крайней мере, первая его часть будто одновременно о них двоих. А следом за ней пришла другая, связанная с воспоминаниями о Бонифацие, и тогда Эрите окончательно сумела понять истинную суть Куманжду.
Как же она раньше об этом не подумала, ведь Бонифаций не уставал постоянно об этом повторять! А она зациклилась, что Куманжду – смерть, и не более. Да ведь он еще в Рассвете дал ей ценную подсказку: он твердил, что смерть – это начало новой жизни.
- Ну точно! – Эрите хлопнула себя ладонью по лбу. – Эхо точно как Куманжду, Куманжду – это тень жизни, а тень жизни – ни что иное, как смерть, - бубнила она себе под нос. – Смерть же, в свою очередь, это начало новой жизни. То есть весь город – застывший процесс, в нем не живут по-настоящему, он как смерть – тень жизни. А Куманжду, с одной стороны, конечно, конец, но конец этой жизни в тени, то есть конец смерти и начало новой жизни.
Эрите перевела дух, удивляясь, как она сама не запуталась в своих сумбурных размышлениях. Она расправила плечи и вздохнула с легкостью от осознания того, что ей больше не придется жить в одном времени. Но почти сразу она заметила странность – пешеходы больше не спешили, они застыли на своих местах по всей площади, закрыв глаза.
Ри опомнилась и подскочила со скамейки, глядя на башню. Часы показывали без одной минуты двенадцать.
Сердце забилось часто и громко. В наступившей тишине Эрите, сломя голову, побежала к стене, молясь, чтобы часы не забили раньше, чем она успеет до нее добраться.
Но надежды не оправдались – первый бой раздался еще когда она не выбежала с площади на тротуар. Одновременно со вторым ударом Ри краем уха уловила вскрики и начавшийся переполох на других улицах, исходившие от тех обитателей, которые еще не догадались к двенадцати часам возвращаться на площадь и на минуту застывать в ожидании.
С пятым ударом Эрите, задыхаясь, вбежала на улицу меж двух пустых кирпичных стен, бросившись к правой из них, а с шестым – уже судорожно искала нужную ей надпись.
В спешке мелькнула заполошная мысль: а чего же тогда боялся незнакомец, если он понял суть Куманжду? Но тут же Эрите отмахнулась от этого вопроса первым, что пришло в голову: наверное, он боялся начала новой жизни, боялся, что она будет еще хуже, чем была у него в городе Эхо.
С девятым ударом Ри все-таки нашла необходимый ей кирпич и кинулась на него обеими руками. Раньше она не обращала внимания на то, что кирпич увеличивался в размерах и отодвигался в сторону так мучительно долго, и за это время о чем только Эрите не успела подумать – разумеется, тревожась и нервничая.
Эрите понимала, что почти все ее мысли в голове на этот момент – полная ерунда и необоснованные страхи, и что, по правде говоря, необязательно было так спешить – она могла бы в любой момент после того, как в четвертый раз вернулась бы в начало, прийти к стене, и Куманжду бы ей открылось. Но попасть в него сейчас – было для нее непреодолимым желанием, наваждением, и она не хотела ждать ни одной лишней секунды.
Поэтому когда с одиннадцатым боем проход открылся перед ней полностью, обнажив объемную темную тень от дерева, она, ощущая неимоверную легкость, вздохнула полной грудью и, чувствуя радость, одновременно с последним двенадцатым ударом шагнула в Куманжду, а точнее, через него, за его пределы.
Вдалеке плескалось море, и Ри уловила запах свежего соленого воздуха. К ней навстречу спешил мужчина, и она молча и не двигаясь с места подождала, пока он подойдет.
- Добро пожаловать в Город Памяти, - произнес тот. – Я ваш проводник на все время пребывания здесь.


Глава 26.

РАССВЕТНЫЕ  НОВОСТИ


Бонифаций, удивленный тем, что эта девушка откуда-то знает его имя, продолжал молча на нее смотреть. Длинные русые волосы, прямой нос, голубые глаза. Она была красивой, но при этом в ее внешности не было ничего примечательного и уж тем более знакомого. Поэтому Бонифаций, не зная как ему реагировать, до сих пор не произнес ни слова и не сдвинулся с места.
Зато девушка сошла с тропы, сделав два маленьких и неуверенных шага, подозрительно склонив при этом голову, а потом вдруг ни с того ни с сего побежала ему навстречу. Секунда – и она уже обнимает опешившего Бонифация.
- Ты живой! Поверить не могу, живой! – лепетала она, то прижимаясь к нему, то отстраняясь, чтобы рассмотреть его получше. – Надо же, каким ты стал! Тебя и не узнать!
Она утерла проступившие слезы и рассмеялась, заметив как на нее смотрит Бонифаций.
- Ты меня не узнал, да? Я бы и сама себя не узнала, - волнуясь, проговорила она и снова рассмеялась, вдруг весело вскричав: - Да не смотри ты на меня как на сумасшедшую!
- Я не… - Бонифаций не успел закончить фразу, потому что она сразу же его перебила.
- Я Юнина!
- Кто?! Ты… Кто?! – тупо повторился он.
- Да Юнина же, Юнина! Ну, ты чего? Забыл Рассвет что ли? – озадаченно и даже обиженно спросила она.
- Нет, но…
Бонифаций замолчал. Он не мог собраться с мыслями, на ум не приходило ничего вразумительного – такого, что можно было бы озвучить. Это казалось невозможным, он не мог в это поверить. Нельзя описать  словами насколько он был поражен и обескуражен.
- Юнина, это действительно ты? – наконец произнес он растерянно.
- Ну конечно, я! – воскликнула она и для убедительности активно закивала головой.
- Но как… Это же… Ты…
Она опять рассмеялась, а Бонифаций, до которого все-таки дошло, что это правда, ошарашено ее обнял.
- Правда, ты? – еще раз на всякий случай уточнил он.
- Да я, я! – отмахнулась она от его вопроса. – Ты тоже стал совсем другим – я бы тебя не узнала, если бы не кулон… С ума сойти, ты до сих пор его носишь! А мы ведь думали, что ты умер, представляешь? Не могу поверить, что ты жив, и вообще – что ты такой! Я тебя тигром запомнила.
- Я тоже помню тебя совсем другой. Светлые волосы, голубые глаза – все это так непривычно и… не похоже на ту Юнину, которую я знал, - признался Бонифаций.
Они, не сговариваясь, уселись на потресканную землю – друг напротив друга. Их проводники в это время недоуменно переглядывались и переминались с ноги на ногу в стороне.
- Ну, рассказывай! – потребовала Юнина. – Как ты вообще? Где был, что делал, как жил?
- Нет уж, - запротестовал Бонифаций. – Лучше ты начни! Со мной и так все ясно, а вот каким образом ты оказалась здесь, почему ушла из Рассвета – все это гораздо интереснее. Честно говоря, я был уверен, что ты никогда не сможешь покинуть Рассвет, от тебя я этого ожидал меньше всего.
- Все меняется, - пожала она плечами. – Ри заставила меня прочесть книгу Вышезара, - серьезно начала Юнина, а Бонифаций, услышав родное имя, вздрогнул, - и я поняла, что он меня не предавал. После твоего ухода Эрите перерыла всю библиотеку – она читала книги тех, кто ушел из города, чтобы оправдать тебя, чтобы доказать, что ты не виноват, что должна быть другая причина.
Бонифаций счастливо рассмеялся. Конечно, это ведь так похоже на его Ри! И как он мог сомневаться в том, что она могла бы повести себя иначе! Ведь именно Эрите всегда всех оправдывала, всегда пыталась понять других…
- И она нашла причину, - продолжала Юнина. – Она поняла, что все дело в традиции и в самом городе, что Рассвет сам решает, кого отпускать следовать дальше. Ри убедила в этом всех нас, только благодаря ей и ее книге я смогла простить Вышезара и осознать, что была слепа больше сотни лет. Может быть, если бы я поняла это раньше, у меня было бы больше шансов его найти – я ведь за этим ушла из Рассвета. А потом еще и Аиянна вернулась – и тогда уж я твердо решила рискнуть, потому что без…
- Кто вернулся?! – перебил Бонифаций.
- Аиянна, представляешь? Ты был прав, она действительно не умерла, она обрела новую жизнь, - Юнина вздохнула, поняв, что ему нужны подробности, а потом сказала: - Давай тогда я сначала начну рассказывать.
- Давай, - охотно согласился Бонифаций.
- Когда ты ушел, твоя Найа не исчезла, она переродилась в большое раскидистое…
- Об этом я знаю, - снова перебил он, и в ответ на ее вопросительный взгляд, пояснил: - Я видел это в Книге Перемен, мне показывал мой проводник.
- А-а, - протянула Юнина и оглянулась: оба проводника в нескольких метрах от них тихо переговаривались между собой, то и дело бросая озадаченные взгляды на нее и Бонифация. – Ну, тогда начну не с самого начала, - снова повернулась она к нему. – Спустя полтора месяца после твоего ухода в город вдруг пришел ребенок. Не совсем пришел, конечно, он даже еще ходить не умел. Понятия не имею, как Рассвет открылся ему без шагов. Верен, ранним утром выйдя из дома, заметил, что над поляной нависли разноцветные облачка – Найи, а в центре поляны, прямо под твоим деревом, он нашел маленького испуганного мальчугана.
Две недели о нем заботились все жители Рассвета. Акуилина практически заменила ему мать – ребенок жил в парящей норе, для него там появилась новая комната. А Беско как с ним нянчился, как он за него переживал – будто чувствовал… А видел бы ты Далигора! – Юнина закатила глаза. – В общем, все решили, что родители ребенка отправили его одного в Рассвет, чтобы обеспечить ему безопасность. Наверное, события в их мире были такими ужасными, что им пришлось пойти на это.
А еще через две недели твоя Найа вдруг исчезла. Сначала-то мы думали, что Рассвет оставил ее потому, что ты должен вернуться, но когда твое дерево пропало… А тут еще Бурлей со своим кулоном: одновременно с исчезновением Найи он перестал чувствовать своего брата – Фурлея. Вместо его эмоций кулон передавал лишь могильный холод, и больше ничего. Вряд ли бывают такие совпадения, поэтому мы подумали, что эти два события как-то связаны. Но так как предполагать о том, что в этот момент и ты, и Фурлей находились в одном мире, было бы глупо, да еще история с этим ребенком… Мы подумали, что нечто ужасное творится во всех мирах, кроме Рассвета…
- Нет, - замотал головой Бонифаций. – Мы действительно в этот момент были в одном мире.
Юнина расширила глаза:
- Не может быть! Тогда мы не могли в это поверить, потому что считали, что между мирами существует разрыв во времени, а Фурлей ведь ушел на два дня раньше…
- Разрыва во времени не существует.
- Я знаю, - тут же согласилась она. – Мы и сами это поняли, когда Аиянна вернулась. Так, значит, вы были в одном мире… Но что же такого страшного там произошло?
- Мне кажется, я даже смогу объяснить и исчезновение моей Найи из Рассвета, и столь странное поведение кулона Бурлея.
Юнина выжидающе уставилась на него.
- В городе, где мы вдвоем оказались, был пожар. Погибли десятки его обитателей, мы сами были в шаге от этого.
Юнина ахнула, а Бонифаций тем временем продолжал, намеренно упустив, что пожар устроил сам Фурлей – не хотелось вдаваться в такие подробности и снова его оправдывать.
- А потом Рова вышла из себя – это и есть причина того могильного холода, который ощущал через кулон Бурлей.
- Рова? – переспросила Юнина. – Но я думала…
- Оказывается, Рова есть в каждом мире, - подтвердил Бонифаций. – Об этом мне рассказал один старец, у которого я какое-то время жил в первом мире после Рассвета. Только везде Рова разная. Где-то – явно выражена, как в Рассвете, например, с ней можно поговорить или потрогать ее, а где-то она скрыта, ее нельзя обнаружить, но она все равно есть. Старец показывал мне Рову своего мира – она совсем другая, не похожая на ту, которую мы с тобой знали. Это было зеркало, и в нем, будто отдельно от меня, жило мое отражение, которое вело себя так, как я бы никогда не стал.
Бонифаций вспомнил, как старец рассказывал ему, что это зеркало является еще и переходом в Город Мыслей, но только для его жителей. Он говорил, что если бы Бонифаций на самом деле жил там и пришел бы сюда погостить, то отражение внутри зеркала вывело бы его самого обратно в Город Мыслей. Но так как Бонифацию туда было нельзя, то и его отражению не оставалось ничего иного, как просто дурачиться и вести себя до такой степени непринужденно.
- А твоя Найа почему исчезла? – подумав, спросила Юнина.
- Потому что в этот момент она возникла в другом месте. Не знаю, каким образом, но она пришла мне на помощь, когда я о ней подумал – в том виде, в котором я ее и запомнил, в виде моего дома. Облако потушило пожар, оно спасло меня, Фурлея и еще некоторых других.
- Некоторых?! – ужаснулась Юнина.
- Погибших было очень много, - серьезно проговорил Бонифаций.
- А потом куда делся твой дом?
- Не знаю, я ушел в другой мир.
- А Фурлей?
- А Фурлей остался жить в том городе.
- Вот даже как? Значит, он, как и его брат, тоже нашел свое место?
- Получается.
Они помолчали.
- Так и что было дальше, когда моя Найа исчезла? – нарушил тишину Бонифаций.
- Мы попросили Далигора что-нибудь предсказать, насчет тебя в том числе.
- Попросили что сделать? – не понял он.
- Предсказать. Оказывается, начиная с четвертой шутки Далигора – сплошные пророчества, представляешь? Мы случайно это обнаружили, когда перечитывали книги.
Бонифаций ошарашено покачал головой – он и подумать не мог, что после его ухода в Рассвете столько всего произошло.
- Ну так вот, мы попросили его предсказать. И его пророчество было не о тебе, он не увидел твоего будущего, понимаешь? Тогда-то мы и решили окончательно, что ты погиб.
- А о ком было пророчество?
- Об Аиянне. Сейчас,  - Юнина закрыла глаза и потерла лоб, вспоминая, после чего выдала: - «Герой, тот, что умер, обрядом в пути, а с ним вера и эра дум. Грянут новые смерти и жизни. Дите с тем, кто летал». Наверное, даже дословно… В общем, смысл в этом. Вскоре после его слов Аиянна действительно вернулась в Рассвет, а вместе с ней грянули новые смерти и жизни.
- Что ты имеешь в виду?
- Она доказала на своем примере, что не нужно бояться сделать выбор. И все жители ей поверили. Я, например, поняла, что без своего мужа мне в Рассвете делать нечего. Представляешь, после того, как у него пропала тяга к чаю, он ждал еще две недели – пытался меня уговорить, убедить пойти с ним. Я ведь не знала… Я решила уйти из Рассвета и открыто об этом объявила. Жители устроили мне проводы – почти такие, каким был твой день рождения. Кстати, сейчас-то ты можешь сказать честно: тот день действительно был твоим днем рождения или…
- Нет, я специально это подстроил, чтобы попрощаться со всеми вами, - улыбнулся Бонифаций.
- Я так и знала! А на моих проводах Самсон признался, что тоже решил покинуть город – но только не как я или ты, не пойти дальше, а вернуться в свой бывший мир. Он сказал, что знает: там его ждет смерть. Но зато он перестанет терзаться из-за того, что не может быть рядом со своей дочерью. Он попросил нас позаботиться о Фаили, если вдруг ему удастся отправить ее в Рассвет вместо себя – чтобы она не могла увидеть его смерть от смеха. И Даит, я заметила, стал каким-то тихим – перестал, по обыкновению,  подозревать всех подряд. Или он всерьез подумывал о том, чтобы уйти, или о том, чтобы простить свою сестру и сына. В Рассвете на момент моего ухода действительно намечались новые смерти и жизни.
- А когда ты перестала чувствовать тягу к чаю? – поинтересовался Бонифаций.
- Как только решила, что должна уйти искать Вышезара, - пожала плечами Юнина. – Знаешь, мне кажется, все-таки не Рассвет решает – отпускать нас или нет. Он лишь дает толчок к действиям тогда, когда мы сами для себя все решим.
- Наверное… Но как смогла вернуться буквально с того света Аиянна? И чей это ребенок? Хотя… Ребенок Аиянны? – догадался он.
Юнина довольно кивнула.
- Теперь слушай историю Аиянны. Когда она на войне сделала свой выбор, сумев спасти троих – Акуилину, Самсона и Беско, но пожертвовав собой, Рассвет понял, что она готова сделать и другой выбор, поэтому отправил ее в бывший мир. Аиянна рассказывала, что после того, как она буквально кинулась в пасть чудовищу, она вдруг в ту же секунду оказалась в центре поселка, перед арикой, уже сбрасывающей свой лист, который на ходу менял цвет. За какой-то ничтожный миг она приняла решение, она поступила на автомате, машинально стала следовать тому плану, который сложился у нее в голове за тысячелетия в Рассвете, который мысленно она отрепетировала несчетное количество раз. Аиянна подхватила опадающий лист арики, подожгла часть вражеской толпы, стоящей на ее крыльце и, одновременно с этим, предупредила толпу своего воюющего крылатого народа, который до сих пор не замечал, что огненная оборона за их спиной прорвана, и что им угрожают десятки вооруженных врагов.
- Как предупредила? – перебил Бонифаций.
- Просто заорала «Сзади!». Все произошло за считанные мгновения, даже лист арики не успел поменять свой цвет. Аиянна что есть силы бросилась к своему дому, понимая, что тем самым она обрекает на гибель и себя, и своих воинов, отважно сражающихся за ее жизнь.
Она говорила, что в тот момент ей было не стыдно, она просто хотела побыстрее отправить свое дите в безопасность. Бой им все равно было не выиграть – в прорехи в огненной стене, местами потушенной водой, успело пробраться слишком много врагов, чтобы можно было дать отпор. Тем более их силой оказалась внезапность – именно из-за этого погибли воины Аиянны, а вовсе не из-за нее самой.
Да и действительно,  посуди сам: ее народ знал, на что шел, он был готов отдать свои жизни за Аиянну, чего не скажешь о маленьком беззащитном ребенке, у которого не было другого выбора. Поэтому Аиянна рассудила так: всем помочь она все равно не сможет,  а вот спасти дите от смерти, подарить ему выбор жить, отправив в безопасность – вот ее главная задача.
Сложнее всего было попросить ребенка думать о рассвете. Он такой маленький, что даже ходить еще не научился – как ему объяснить, что такое рассвет? Аиянна надеялась, что это подействует – она просто засунула сыну в рот лист арики, и сама за него подумала, но только не об абстрактном рассвете, а вполне о конкретном, о городе. И у нее получилось.
Могу себе представить, каково ей было: после долгих тысячелетий все-таки увидеть своего малыша, но лишь для того, чтобы намеренно сделать все так, что они не смогут больше увидеться никогда.
- Постой, но что стало с ребенком в ее мире? Он исчез?
 Юнина печально покачала головой.
- Умер?! – ужаснулся Бонифаций.
- И это стало еще одним открытием для нас. Мы всегда считали, что когда попадаешь в Рассвет, жизнь в бывшем мире останавливается, а время замирает – ведь в любой момент можно вернуться обратно, и именно в тот миг, из которого ты ушел. Но, оказывается, время не стоит на месте, и если тебя больше нет – жизнь все равно продолжается, правда, без тебя.
- Получается, все мы, рассветные жители, умерли в своих мирах?
- Отчасти. В тот момент, когда ты ушел – да. Все, кто были рядом, увидели твою смерть, но это лишь развитие одного из возможных событий. Если вдруг ты решишь вернуться – город вернет тебя в тот момент, с которого все и началось, и ты будешь жить там, будто бы ничего и не было. Но ситуация, в которой ты умер, тоже будет продолжаться как бы параллельно той, в которой ты жив, и ты никогда не сможешь туда попасть и что-либо изменить.
- Откуда ты все это знаешь?
- Это не знания, это предположения, ибо мы никогда не сможем узнать как там на самом деле. Но пример с Аиянной подтверждает эту теорию. Когда она сама сбежала в Рассвет, ей казалось (да и всем нам), что время остановилось – и это так, но только относительно ее самой, ведь она никогда бы не смогла быть в той ситуации, где умерла. Но когда Аиянна оказалась по другую сторону от событий, когда своими глазами увидела, что происходит с теми, кто попадает в Рассвет, в бывшем мире, она поняла, что, должно быть, жизнь точно так же развивалась и тогда, когда и сама она сделала в ней перерыв, уйдя от проблем.
В сущности получилось, что она зря терзалась чувством вины все эти тысячелетия, и ей необязательно было возвращаться обратно. Ведь когда она попала в Рассвет, она умерла в бывшем мире, а значит, там исчезла главная причина сражений, без нее продолжение битвы было бы бессмысленным, его бы просто не последовало.
О ее ребенке позаботились бы жители поселка; когда бы он вырос, ему бы рассказали, что его мама была уникальной женщиной, она умела управлять огнем и погибла на войне. Малыш бы понял и гордился ею. И так наверняка и происходило в том, параллельном развитии событий… Когда же Аиянна вернулась в бывший мир – ситуация стала развиваться в другую сторону. Она отправила ребенка в безопасность, не подозревая, что его и так бы ждала безопасность в бывшем мире, только без нее. Вернувшись, она поставила под угрозу не только свою жизнь, но и жизни всех ее воинов.
- Зачем же тогда Рассвет отправил ее обратно? – изумился Бонифаций.
- Потому что иначе она бы не смогла этого понять, она бы вечно мучилась мыслями о предательстве, считая себя виноватой. К тому же, она бы не смогла соединиться со своим ребенком и жить вместе с ним.
- То есть, как всегда, это был лишь гениально продуманный план города?
Юнина улыбнулась, а Бонифаций вспомнил, как совсем недавно считал переход из одного мира в другой через смерть низостью. Сейчас он понял, что, оказывается, это происходит почти во всех мирах, и в этом нет ничего ужасного – в конце концов, невозможно одновременно жить в двух местах сразу – либо ты там, либо тут, и не имеет значения, что там ты умер. Почему, когда кто-то уходит из Рассвета в другой мир, в городе не остается мертвого тела? Все очень просто, ведь в этом плане Рассвет поистине уникален – в нем нельзя умереть, можно только исчезнуть.
- Так что же все-таки происходило с Аиянной дальше? После того, как сын умер на ее руках?
- В общем, когда Аиянна выбежала на крыльцо, она своими глазами увидела их провал. Отвлекшись на ребенка, она не смогла одновременно удерживать огненную преграду, поэтому теперь их окружали со всех сторон. А за спинами вражеских отрядов она рассмотрела десятки павших воинов – результаты сражений защищающего ее народа. Она и не подозревала, что число врагов во столько раз превышает число жителей поселка.
Биться дальше было бессмысленно, и все же ее преданные бойцы, зажатые в кольцо, продолжали отчаянно метаться, кидаясь на тех, кто находился слишком близко к ним, тем самым впустую рискуя своими жизнями.
Ее крылатые воины не понимали, что произошло с Аиянной, почему она их бросила, почему разрушила огненное препятствие. Не понимали этого и враги – именно поэтому сейчас они не предпринимали решительных действий, лишь некоторые из них вынужденно оборонялись, остальные же просто стояли, выполняя главную задачу – не дать прорваться сквозь их ряды наружу, что было бессмысленно, ведь стоило жителям поселка только расправить крылья, и многочисленные враги не смогли бы их поймать или остановить.
Беда была в том, что Аиянна прекрасно знала, что этого не произойдет никогда – почти у всех были дети, как и когда-то у нее самой, и от этого они были буквально прикованы к этому поселку. Все, что им оставалось – погибнуть. Но она не могла этого допустить, не могла отнять выбор у таких же беззащитных детей, как и ее сын. Теперь ее главной задачей стало их спасение.
- Она сдалась? – сдавленно спросил Бонифаций.
- Поверь, это был ее единственный шанс попытаться, чтобы всех других кроме нее оставили в живых.
- Я знаю. Я поступил бы так же, - понимающе произнес он.
- Ты так и поступил. Однажды, в Рассвете, - напомнила ему Юнина и продолжила рассказ. – Аиянна поставила ультиматум. Она закричала, что сдастся при условии, что они не тронут остальных, иначе – она сожжет саму себя, и им не достанется такое массовое оружие в лице ее самой.
Другими словами, она предлагала навсегда продать свою жизнь в рабство за относительно небольшую цену – всего-то жизни тех, кто был не нужен ее врагам, кто не представлял для них реальной опасности без Аиянны во главе. И, конечно, они не могли отказаться от такого лакомого куска, от той, с кем бы все их будущие битвы имели гораздо больше шансов на успех.
Два месяца она провела в рабстве. Нельзя сказать, что с ней совсем уж плохо обращались – как-никак ее до сих продолжали побаиваться, ведь в любую минуту она могла поджечь тех, кто ей не нравился и кто был у нее на глазах, чем она, конечно, несколько раз не преминула воспользоваться.
Юнина заметила вопрос во взгляде Бонифация и пояснила:
- Чтобы она не могла улететь, ее держали в своеобразной тюрьме – доме без окон (через которые она могла бы поджигать все, что видит) и, на всякий случай, прикованной на длинные толстые цепи к фундаменту. Она могла свободно передвигаться внутри дома, заниматься тем, чем захочет, тем более что ее тюрьма была обставлена не хуже, чем у самого главного предводителя.
Но вот беда – они и не подозревали, что она такая упрямая. Сам ведь знаешь, если Аиянне взбредет что-то в голову – ее не переубедить, вспомни хотя бы наши рассказы о том, как она собирала информацию для своих научных исследований в Рассвете. Ее упрямство граничило с гордостью – хоть она  и была обязана воевать вместе с ними, они не могли ее заставить относиться к ним не как к врагам, а как к партнерам, не могли уговорить на сотрудничество.
Именно поэтому все их попытки наладить с ней контакт она воспринимала в штыки. Так, например, мужчина, приносивший ей еду, улыбнулся – и она тут же его подожгла. Аиянна рассказывала, что его улыбку она поняла как насмехательство над тем, что они сумели взять ее в плен, хотя  я не совсем уверена в этом. Возможно, бедный напуганный мужчина просто заискивающе улыбнулся в попытке наладить с ней контакт. Как бы там ни было, у него не получилось ни первого, ни второго.
Ей пришлось участвовать в двух битвах, она помогала одержать победу огнем. Но даже в сражениях ей не давали спуску – она всегда была в кандалах. Все свободное время Аиянна мечтала о Рассвете, даже не надеясь туда попасть, вспоминала события прошлых лет, гадала, чем кончилась наша война…
- Слушай, - задумчиво перебил Бонифаций. – Но как же она решилась отправить своего ребенка, зная, что там идет война?
- Аиянна тогда еще верила в разрыв во времени. Она думала, что ее сын попадет примерно в то время, в которое изначально попала она – за тысячелетия до войны, понимаешь?
- То есть она думала, что и история Рассвета кардинально поменяется, что все забудут, что она когда-то там жила?
- В одном из вариантов возможных событий, в том, в котором вместо нее в город пришел ее сын – да. Но она же догадывалась, что после ее смерти жизнь продолжалась, поэтому и переживала насчет того, как закончилась у нас война. Зато она была уверена, что о ее ребенке позаботятся все рассветные жители.
- А получилось, что он попал совершенно в другое время. Но почему? Так распорядился Рассвет?
- Мне кажется, что ты попадаешь именно в то время, которое больше всего подходит для тебя, и в котором ты нужен городу. К тому же, история Рассвета со смертью Аиянны не поменялась, она продолжила развиваться. Ее сыну несколько тысячелетий назад нечего было там делать.
- И как же все-таки ей удалось вернуться?
- Рассвет забрал ее обратно. Однажды утром, когда солнце только вставало над горизонтом, Аиянна обнаружила у себя в доме цветок в горшке, которого раньше там не было. Принес ли его кто-то из стражей накануне, сжалившись над ее судьбой, или это был подарок Рассвета – нельзя сказать. Но, увидев, как арика сбрасывает лист, Аиянна поняла, что сейчас рассвет (она ведь не могла знать об этом наверняка в доме без окон). Подхватив листик, она съела его, думая о городе – и таким образом оказалась на его центральной поляне.
- В своем мире она пробыла два месяца с того момента, как отправила сына, а в Рассвете прошел месяц после его прихода? Ребенок должен был появиться там несколько тысячелетий назад, а она сама, следуя прошлым убеждениям – что один миг растягивается на сотни лет, должна была появиться на сотни тысячелетий позже. В общем, неважная у нас была логика, - заключил Бонифаций, улыбаясь. – И как это мы раньше не догадались, что Рассвет сам решает кого в какое время отправлять.
Юнина кивнула, соглашаясь с ним.
- А в какой мир ты попала сразу после Рассвета? Сначала я думал, что миров девять и они все идут по порядку – мне так рассказывала Эрите. Но, похоже, это лишь очередное заблуждение жителей города, потому что попади ты в такой же первый мир, как и я, мне не пришлось бы объяснять тебе про Рову – ты и так бы все знала. А насчет количества – полная ерунда. Когда я был в Городе Неба, я своими глазами видел столько проходов в разные миры, что и сосчитать нельзя.
- Думаешь, у меня нет шансов его найти? – опустив глаза, спросила она, по-своему растолковав его слова.
- Нет, что ты! Я не то имел в виду, - поспешно заверил он. – Конечно, ты найдешь его, рано или поздно…
- Я попала в Мир Сказок после Рассвета, - помолчав, ответила она. – Знаешь, так странно осознавать, что мы никогда не сможем попасть в Рассвет и жить там как ни в чем не бывало. Столько всего поменялось – что-то к лучшему, а что-то – я не знаю. Это мой третий мир после ухода из города, и ни в одном из них еще не было рассвета.
- В мирах, в которых я был, тоже не было, - не понимая, к чему она клонит, осторожно заметил Бонифаций.
- Это означает, что из этих миров невозможно попасть в Рассвет, ведь арика, если она даже здесь существует, все равно сбрасывает свой лист только на рассвете, - объяснила Юнина. – Это не значит, что я отказалась бы от поисков и вернулась туда, - опережая его вопрос, ответила она. – Но если бы я могла знать, что в любой момент могу остановиться и вернуться домой, мне было бы гораздо легче. Город по-настоящему для меня родной, я ведь не помню ничего до него.
- Когда-нибудь ты сможешь туда попасть. У Аиянны ведь получилось.
- Там другое, она ведь в бывший мир возвращалась.
- Да какая разница! Она же смогла вернуться, да еще и с ребенком!
- А если я найду Вышезара, а он не захочет возвращаться? – открыла она ему свои страхи.
- Когда он узнает, какой путь ты прошла ради него, он не сможет не захотеть, - успешно изображая уверенность, произнес он, чем немного успокоил Юнину.
- А ведь было время, когда я тебя презирала, - глядя ему в глаза, призналась она. – Как раз после того, как ты ушел из Рассвета и до того момента, пока Ри не убедила меня в обратном. Я не могла понять, как ты мог ее бросить, у меня в голове не укладывалось, что ты сделал это после всего, что вы пережили, после войны, после того, как она открылась тебе… Эту ночь, которую она провела у меня после твоего ухода, я никогда не смогу забыть. Ты и представить не можешь, каково было наблюдать за горем той, кто всегда тебя успокаивала, вселяла надежду своей жизнерадостностью, поражала своей мудростью; каково было смотреть на ее слезы, видеть ее нежелание жить…
- Эрите не хотела жить? – Бонифаций напрасно силился убрать подступивший ком в горле.
- В ту ночь – да, не хотела. Неужели ты и сам не догадывался, что за какую-то неделю стал для нее дороже Рассвета? Теперь-то я, конечно, понимаю, что в этом уходе не было твоей вины, тебе необходимо было следовать дальше, и сам город подтолкнул тебя. Но ты ведь мог все ей объяснить…
Бонифаций молчал. Да и что тут скажешь, если Юнина была абсолютно права. После нескольких минут давящей тишины он осмелился задать мучивший его вопрос.
- Слушай… Как она там теперь? – с замиранием сердца, выдавил из себя он.
- Кто? – почему-то с замешательством спросила Юнина.
- Эрите…
- Эрите? – она несколько секунд непонимающе на него смотрела, после чего, спохватившись, ахнула: - Я же тебе не сказала! Ри ушла, ушла вслед за тобой. Она тебя ищет…








Глава 27.

В НАЧАЛО

Бонифаций несколько секунд изумленно на нее взирал, после чего охрипшим срывающимся голосом переспросил:
- Ушла?
- Да, ушла! – подтвердила Юнина. – Спустя шесть дней после твоего ухода.
Бонифаций потер лоб. Эмоции били фонтаном внутри него, но среди них всех на первом плане буйствовала досада. Именно досада – Бонифаций понимал, что упустил реальную возможность, не предоставив Ри выбор. Да и какой там мог быть выбор, если она еще тогда решила уйти с ним, ему стоило только об этом попросить! Сейчас же из-за него они вынуждены находиться в разных мирах, и совершенно неизвестно, смогут ли их пути когда-нибудь пересечься.
Досада усилилась, когда он через кулон почувствовал, что Ри в нем нуждается. Это была не просто ее эмоция, а будто эмоция Ри, ставшая его собственной. Странное было ощущение. Иногда ему казалось, что некоторые чувства Эрите распространяются за пределы кулона, словно по-настоящему объединяясь с его, словно бы прорываясь сквозь невидимые и тонко ощутимые границы, оставаясь внутри него самого. Так и сейчас: он точно знал, что это Ри чувствует, что в нем нуждается, но каким-то необъяснимым образом он чувствовал это сам – не просто понимал ее эмоцию через кулон, а именно сам ее испытывал.
- Что же мне теперь делать… - выразил он свои мысли вслух, убиваясь ненавистным чувством вины.
- Тебе тоже надо ее искать, - мягко подсказала Юнина, дотронувшись до его плеча.
Бонифаций поднял на нее глаза. Он хотел заспорить, что в таком многообразии миров шансов встретиться у них двоих почти нет, но вовремя опомнился, осознав, что сама Юнина находится в такой же ситуации, и своими словами он только отнимет надежду у нее.
- Да, мне надо ее искать, - вместо этого вяло произнес он, не веря в эту возможность. А потом, все-таки позволив своим эмоциям вырваться наружу, вдруг закричал: - Она ушла из-за меня! О чем я только думал! Юнина, я ведь лишил ее всего разом – и Рассвета, и выбора, и счастья! Из-за меня она вынуждена бродить по мирам в одиночку, сталкиваться с трудностями и наверняка ощущать, что ради меня ей пришлось бросить всех рассветных жителей… Вот скажи, она открыто объявила, что уйдет, или никто из вас не догадывался об этом?
- Не догадывался, - осторожно кивнула Юнина.
- Я так и знал! Как бы она вас не убеждала в том, что покидающие город не виноваты в этом, могу поспорить, что себя она до сих пор винит!
- Она нас не убеждала. Мы прочли все это в книге после ее ухода.
Бонифаций судорожно вздохнул. Ох, как же он ненавидел чувство вины!
- Ты здесь не при чем, ты не знал, что так получится… - попыталась успокоить его Юнина, но он жестом остановил ее.
- Нет, я виноват.
На этот раз Юнина промолчала. Некоторое время они не разговаривали – каждый думал о своем. Но потом Бонифаций серьезно спросил:
- Куда ты теперь?
- Не знаю, - тут же ответила Юнина, будто бы ждала, когда он нарушит тишину. – Мне все равно куда идти, я ведь не знаю, где он может быть, - добавила она, имея в виду Вышезара. – Меня ведет мой проводник.
- Наверное, мы никогда больше не встретимся, - дрогнувшим голосом проговорил Бонифаций, глядя ей в глаза.
Юнина попыталась улыбнуться сквозь слезы.
- Раньше, пока жила в Рассвете, я думала, что нет ничего хуже чьего-нибудь ухода из города, ведь сразу всем не хватает кого-то одного. Теперь мне кажется, что гораздо хуже себя ощущает тот, кто ушел – ему одному не хватает сразу всех. А особенно плохо осознавать, что, встретив кого-то родного из всех, кто был для меня когда-то дорог, мне снова придется остаться одной.
- Я чувствую то же самое, - подтвердил Бонифаций. – Встретив родственную душу в абсолютно чужом месте начинаешь думать, что впредь тебе вряд ли еще раз сможет так повезти…
Юнина нервно рассмеялась и, утерев слезы, встала на ноги. Бонифаций тоже встал и, следуя внутреннему порыву, крепко ее обнял.
- Если бы мы сейчас были в Рассвете, и ты бы сказал, что мы больше никогда не встретимся, мне было бы легче это пережить.
- Да уж, ты бы всего-навсего стала меня презирать, - хохотнул он.
- Тебе ведь не впервой, - в тон ему пошутила Юнина.
Проводники, увидев, что они прощаются, тоже поднялись на ноги с того места на земле, куда они ранее уселись в ожидании. Судя по их лицам, они до сих пор не понимали, что произошло, и не верили, что Юнина и Бонифаций были знакомы до этого города. Приблизившись, они теперь стояли совсем рядом, буквально в двух шагах, и наверняка с интересом наблюдали за происходящим.
 - Я знаю, это прозвучит глупо, - предупредила Юнина, - но не мог бы ты, если вдруг случайно где-нибудь встретишь Вышезара… Всякое ведь бывает, - будто оправдываясь, добавила она. – В общем, если вдруг ты его встретишь, передай, что я его ищу, хорошо? Я знаю, знаю, что ты с ним даже не был знаком, - поспешно затараторила она, - и что даже если бы и был, шансов узнать его очень мало, но если вдруг…
- Конечно, Юнина, - уверенно перебил он ее сбивчивые попытки объясниться. – Если я его встречу, обязательно расскажу ему о тебе все, что знаю.
Юнина обняла его, уткнувшись мокрой холодной щекой в его шею. Больше всего сейчас Бонифацию хотелось точно так же в кого-нибудь уткнуться, но вместо этого он успокаивающе погладил Юнину по голове.
Отстранившись, она улыбнулась:
- Удачи тебе, Бонифаций!
- И тебе удачи, Юнина! – искренне пожелал он.
Она, глубоко вздохнув и не переставая улыбаться сквозь слезы, повернулась к своему проводнику, и тот, указывая направление, вывел ее на еле заметную среди потресканной сухой земли каменную тропу. Оттуда Юнина обернулась и помахала Бонифацию, после чего они с мужчиной быстрым шагом стали удаляться.
Бонифаций какое-то время молча провожал ее взглядом, а потом, обратившись к своему проводнику, без интереса спросил:
- Куда нам теперь?
Мужчина, подобно проводнику Юнины, вывел его на каменную тропу, а сам пошел рядом, по левую руку. Минут пять никто не пытался вступать в разговор, но Бонифаций, делая вид, что сосредоточенно вглядывается себе под ноги, догадывался, что вот-вот проводник не выдержит и начнет его расспрашивать. Так и произошло.
- Не сочтите за любопытство, но, как ваш проводник, я хотел бы кое-что уточнить.
- Я не против, уточняйте, - равнодушно пожал плечами тот.
- Вы действительно были знакомы с той девушкой?
- Это же очевидно. Иначе откуда бы ей знать мое имя?
- Да-да, мы так и подумали, - закивал он. – Просто это очень редкое явление, на своей практике я не могу припомнить ничего подобного. Но как она сумела вас узнать?
Бонифаций дотронулся до кулона, глядя мужчине в глаза. Сейчас Эрите чувствовала радость и облегчение, будто бы освободилась от чего-то, что сильно ее тяготило.
- Все дело в нем. Она узнала меня по кулону.
- Простите, но… мало ли кто может носить подобную вещь. Как она поняла, что это именно вы?
- Таких кулонов, как этот, именно таких, всего два. И из тех двоих, кто их носит, один – это я, а второй – это девушка. Наверное, девушка, потому что раньше я знал ее рысью. В общем, я явно не похож ни на рысь, ни на девушку – вот так она меня и узнала.
- А эти кулоны как-то связаны между собой? Чем они так уникальны, что их могут носить только двое?
- Нет, насколько мне известно, подобных кулонов четыре. По крайней мере, было раньше, - поправился он, вспомнив, что Аиянна вернулась в Рассвет. – Но они действительно связаны, только не все четыре, а попарно. Мой кулон связывает меня с той, кто раньше была рысью.
- Простите, но в чем их связь?
- В чувствах и эмоциях. С помощью кулона я могу чувствовать ее. Только этого, знаете ли, недостаточно. Я бы хотел чувствовать ее не только изнутри, но и рядом.
- Вы хотите с ней встретиться?
- Конечно, хочу. Но, боюсь, теперь это невозможно – мы безнадежно затерялись во всем многообразии миров.
- Мне кажется, я знаю, чем вам помочь, - внезапно остановившись, серьезно произнес проводник.


- Меня зовут Эрите, - тут же представилась она, обрадовавшись, что в этом мире ей не придется скитаться одной. – А вас как?
- Зовите меня просто – проводник, - дружелюбно предложил мужчина.
- Вы будете помогать мне искать выход? – улыбнулась она.
- Зачем же его искать? Я просто отведу вас туда.
- То есть, я могу покинуть этот город, когда захочу? – приятно удивилась Эрите, а проводник кивнул. – И мне не надо будет разгадывать никаких загадок?
- А вы этого хотите?
- Нет, - сразу же замотала она головой.
- Тогда не надо.
- А почему вы уверены, что мне необходим проводник? Может быть, я будущий житель этого города? – хитро сощурила она глаза.
- Это исключено. Жители прибывают в другую зону – в зону жилого города.
Эрите огляделась по сторонам. Сумерки. Сухая потресканная земля. Впереди шумит море. Никакого намека на жилую зону – ни домов, ни чего-то подобного.
Словно прочитав ее мысли, проводник произнес:
- Если хотите, мы можем туда сходить. Я покажу вам достопримечательности, расскажу, как живется в этом городе его жителям, познакомлю вас со всем необычным, что у нас есть. Если желаете, я буду вас развлекать, - он зачем-то продемонстрировал ей тонкую книжицу, которую держал в руке.
Эрите сомнительно на нее покосилась, но вслух спросила:
- А можно мне к морю?
- Конечно, если вам угодно, - тут же согласился мужчина и, жестом пригласив ее следовать прямо, пошел рядом с ней.
- В вашем городе всех гостей так встречают? Я имею в виду, каждого по отдельности?
- Конечно. У каждого гостя Города Памяти есть свой проводник, который не допустит возможности чувствовать себя здесь одиноко, и который будет рядом с гостем до тех самых пор, пока он вовсе не покинет город.
Эрите оставалось только подивиться такому гостеприимству мира, ведь последний раз с подобным отношениям к гостям она встречалась в Рассвете. В Городе Мыслей, когда она туда только пришла, никому до нее дела не было, в пограничном с ним городе единственный житель, который им с Истэном там встретился – старец вообще долго не хотел с ней разговаривать; в Городе Снов ей пришлось в одиночестве находиться в темном страшном лесу несколько дней, пока Марта не забрала ее, а про город Эхо и вспоминать не хотелось…
- А часто к вам приходят гости?
- Постоянно. Наш город очень посещаемый. Да вы и сами можете увидеть, - он указал рукой в сторону моря.
Весь песчаный берег, тянувшийся по правую сторону от пологой скалы, служившей здесь чем-то вроде пирса, был усеян народом. Да и сама скала, которая  находилась по прямой в сотне метров от них, и к которой они, видимо, держали путь, тоже была полна народу.
- Я заметила, - кивнула Ри. – Но почему-то мне думалось, что все они не гости, а жители, и просто отдыхают возле воды или плавают…
- Это не обычное море. Жителям здесь делать нечего, - развеял проводник ее заблуждения.
- Разве у вас есть еще одно море?
- Нет, зачем? – недоумевая, посмотрел он на Ри.
- Если это море только для гостей, то ведь должен же быть еще какой-то водоем для жителей.
Проводник как-то странно на нее посмотрел. Так смотрят, когда думают, что собеседник несет чушь, но вежливость не позволяет им не то что сказать это вслух, а даже выразить на лице.
Эрите поспешила сменить тему и задала новый вопрос.
- К вам ведь приходят не только из города Эхо, верно?
- Нет ни одного такого мира, из которого нельзя бы было попасть в наш, - с гордостью подтвердил тот.
- Но никто из прибывших не выбирал Город Памяти сознательно, так ведь?
- Конечно, - просто согласился он. – Сюда попадают только те, кому пора здесь оказаться.
- Наверное, так попадают и во все другие миры? – предположила Ри.
- Безусловно.
- Это значит, что миры идут не по порядку? – уточнила она то, до чего догадалась уже давно.
- По порядку? – проводник снова посмотрел на нее странным взглядом, от которого Ри стало не по себе. – Разумеется, не по порядку, как вы могли о таком подумать!
- В городе, в котором я когда-то жила, ходила такая легенда: будто бы всего существует девять миров, и каждый следующий мир приближает к смерти.
- В любом мире, как только вы его покидаете, наступает ваша смерть или, иными словами, заканчивается жизнь. Вы ведь не можете одновременно проживать сразу в нескольких местах, поэтому, приняв решение о новой жизни, вы также принимаете решение и о новой смерти. Что же касается количества, то откуда вообще взялась эта цифра – девять?
- Я не знаю, это всего лишь легенда… - растерянно проговорила Эрите.
- Она даже частично не отражает правды, - серьезно сказал проводник.
А Ри вдруг развеселилась. Действительно, и как только все рассветные жители могли в это верить? В Рассвет ни разу не возвращался никто, кто мог бы об этом рассказать, откуда они только взяли этот миф? Наверное, кто-то из старожилов просто сочинил свою версию, и с тех пор ее стали повторять, не задумываясь об истинности.
Они подошли к скале, и Эрите с легкостью на нее взошла. Вообще, этот каменный участок нельзя было полноценно назвать скалой – он был настолько низким, что лишь на полметра возвышался над уровнем песка на остальном берегу, и таким пологим и плоским, что напоминал какую-то площадку. С первого взгляда даже казалось, будто кто-то специально поставил сюда эту почти идеально ровную каменную глыбу.
Незначительная часть скалы со стороны моря была едва не погружена в воду, и то и дело ее края облизывали невысокие и размеренные волны. Гости, находившиеся рядом с Эрите, шагали в воду прямо со скалы и потом продолжали не спеша заходить дальше, их проводники же оставались стоять на берегу.
Эрите окинула взглядом всех, кто в ее зоне видимости сейчас был в воде. Удивительно, но это море не было глубоким – даже те, кто уже далеко ушел от берега, не погрузились выше пояса, учитывая, что их еще и волны хлестали, небольшие, но все же…
Она повернулась к своему проводнику:
- У вас и правда очень много гостей. Неужели для каждого из них находится проводник?
- Проводников у нас еще больше, - улыбнулся мужчина. – Здесь не все гости, еще очень много бродят вместе со своими проводниками в других зонах города. В нашем мире никто не может остаться в одиночестве, сколько бы гостей к нам не пришло.
Эрите задумалась, а потом нерешительно поинтересовалась:
- Скажите, а есть ли вероятность, что в вашем городе рано или поздно я смогу найти нужного мне гостя? Ведь сюда попадают из всех миров, которые только существуют…
- Если вы кого-то потеряли, то мы пришли в правильное место, - не дослушал ее проводник.
- Что вы имеете в виду?
- За этим морем иной мир, уникальный по своей сути. Мало кому в масштабах всего света посчастливилось там побывать.
- И в чем его уникальность? – полюбопытствовала Ри.
- Там встречаются все, кому только суждено встретиться.
- А если не суждено? – озвучила она свои опасения.
- Тогда неплохая проверка, верно? Если вы не сможете там встретить того, кого ищите, то можете быть уверены, что не встретите его больше нигде, и даже пытаться не стоит. Просто начнете жить без него, зато не будете тешить себя ложными надеждами.
Ри медленно кивнула. А ведь действительно, проводник был прав. Она должна попытаться сделать все возможное, но она так же должна знать, что это будет не впустую. Если уж она в том мире не сможет найти Бонифация, придется отказаться от этой идеи раз и навсегда. В любом случае, она ничего не теряет: либо встреча произойдет, либо она узнает горькую, но правду.
- Я хочу в тот мир, - твердо проговорила она.
- Подождите, - умерил ее пыл проводник. – Существует одна очень весомая проблема, которая повлияет на всю вашу будущую жизнь.
- Я не смогу попасть в тот мир? – разочаровалась Эрите.
- Нет, сможете. Но в процессе, как и впоследствии, вам придется столкнуться с этой проблемой. Как я уже говорил, это море необычное, и только пройдя через него можно попасть туда, куда вы хотите. Но…
- Я в любом случае попаду в тот мир? – намеренно перебила она проводника.
- Да, но…
- Тогда я не хочу знать ни о какой проблеме, - Эрите решительно посмотрела ему в глаза. – С какими только трудностями мне не приходилось сталкиваться. Если уж эта проблема настолько весомая, что может существенно повлиять на всю мою будущую жизнь, я бы предпочла, чтобы она осталась для меня неизвестной.
- Вы не понимаете, - почти что вскричал проводник в попытке убедить его выслушать.
- Нет, это, видимо, вы не понимаете, - спокойно отреагировала та. – Я не хочу заранее знать ни о каких проблемах, я хочу сталкиваться с ними по мере возникновения.
- Но я обязан вас предупредить!
- Считайте, что уже предупредили, - невозмутимо улыбнулась она.
И, наскоро попрощавшись и поблагодарив проводника за компанию, повернулась к нему спиной и подошла к краю пологой скалы.


Проводник вывел Бонифация к песчаному берегу моря. За всю жизнь Бонифацию только пару раз приходилось видеть море, да и то все оба раза были в Рассвете, в доме Юнины. Поэтому его нисколько не удивило, что оно было таким неглубоким, ведь всем, кто туда входил, вода еле-еле доставала до пояса. Зато его насторожило другое.
- Почему проводники остаются на берегу? – спросил он. – Разве они не везде сопровождают гостей этого мира?
 - Везде. Только нам ни к чему идти за гостями, там уже не совсем наш мир.
Бонифаций не понял, что имел в виду мужчина. Наверное, это отразилось на его лице, потому что проводник разъяснил свои слова.
- Это не обычное море, это Море Лета. Мы не случайно здесь, ведь за морем мир, который может вам помочь встретиться с кем бы там ни было. Но если вы передумаете, я отведу вас к любым другим выходам в иные миры.
- Разве выходов из вашего мира много?
- Безусловно, - кивнул тот.
- А чем мне может помочь тот мир? – стрельнул Бонифаций глазами в сторону моря.
- Видите ли, он славится тем, что там встречаются все, кому суждено встретиться. Если вы все-таки попадете туда, у вас будет гораздо больше шансов, чем во всех остальных мирах, встретить ту, которая, как я понял, тоже этого хочет.
- А если даже и в том мире мне не удастся ее найти?
- Встретить, - зачем-то поправил его проводник, а потом пояснил: - Вы не сможете там никого искать, вы можете только встретить.
Несколько секунд Бонифаций ждал продолжения, ведь ему до сих пор было не ясно, почему он не сможет ее искать. Но его не последовало, и тогда он вслух задал вопрос, который на данный момент волновал его больше.
- И все-таки, а если даже там мы не сможем встретиться?
- Значит, это не суждено, и вы не встретитесь никогда.
Бонифаций фыркнул:
- Это невозможно! Рано или поздно наши пути все равно должны пересечься!
- Если суждено, - уточнил проводник так уверено, что Бонифацию стало не по себе. – В любом случае, вы не проигрываете: либо встречаете кого хотели, либо забываете о ней и живете дальше, без лишних мыслей.
- Легко сказать: забываете! – возмутился Бонифаций, но проводник был спокоен и уверен в сказанном.
Ощущая, что где-то должен быть подвох, Бонифаций осторожно поинтересовался:
- Если я в любом случае не проигрываю, и вообще, если все так радужно, то почему я могу отказаться и попросить вас отвести меня к выходам в иные миры?
- Потому что в тот мир не так легко попасть, как вам наверняка кажется.
- Я догадываюсь, что перейти море будет непросто – у него даже не видно противоположного берега.
- Дело не только в этом.
Бонифаций уловил в голосе проводника нечто странное, и, перестав изучать взглядом море, посмотрел ему в глаза.
- Попасть в этот мир можно только через море, других путей нет, - произнес проводник.
Бонифаций чувствовал, что это не главное, что таким образом тот его просто подготавливает к худшему, поэтому неотрывно продолжал на него смотреть и ждать, внутренне напрягшись.
- Море Лета лишает памяти, - наконец сказал мужчина.
К такому Бонифаций был не готов.
- Вообще лишает? Полностью?! Навсегда?!
Проводник серьезно кивнул.
- Но как же я смогу ее там найти, если ничего не буду помнить?
- Вы и не сможете ее искать, я же вам говорил. Но вы можете там встретиться. Либо, если не суждено, жить дальше, без лишних мыслей.
Теперь Бонифаций понял, почему проводник был так уверен в своих словах. На минуту он задумался, но потом вдруг решительно произнес:
- Я согласен, я пойду в тот мир.
Если это его единственный шанс, то, пожалуй, он рискнет. Если Эрите – его судьба, то они будут вместе, пусть даже ничего не помня о прошлом. Если же встретиться им не суждено никогда, то он, по крайней мере, начнет новую жизнь – по-настоящему новую, без воспоминаний.
Боясь передумать, Бонифаций сделал встречный шаг к воде, а потом обернулся к проводнику.
- Спасибо, - искренне поблагодарил он. – Вы были хорошим проводником!
Момент был неловкий, поэтому Бонифаций, попрощавшись, сразу повернулся к мужчине спиной и, сделав несколько решительных шагов по песку, на секунду остановился на краю берега.
Почувствовав, как его ног ненавязчиво, будто завлекая, коснулись спокойные размеренные волны, он сделал глубокий вдох и вошел в воду, даже не подозревая, что в этот самый момент со скалы, находящейся чуть левее от него, шагнула в море девушка по имени Эрите.


Вода была теплой и сухой, она не доставляла никакого дискомфорта. Однажды ей уже приходилось трогать сухую каплю в городе Эхо, но вряд ли теперь она об этом помнила. Переставляя ноги, Ри чувствовала, как пустеет ее память, как стираются воспоминания о тех событиях, которые были ей когда-то дороги.
Вода забирала и тревогу, и внутреннюю дрожь, с каждым шагом Эрите ощущала, как по ее телу все больше разливается спокойствие. Она улыбалась, потому что ей было очень хорошо, ей нравилось, что море забирает с собой все разочарования, обиды, страхи, что оно лишает ее переживаний, уносит и растворяет в себе ее боль.
Ри не задумывалась, что происходит, она уже забыла, как здесь оказалась, забыла, что сзади на берегу провожает ее глазами проводник, жалея о том, что не смог предупредить о последствиях. Сейчас это было в прошлом для нее, а прошлое продолжало все также исчезать из памяти, неминуемо и навсегда. Эрите просто шла, ей просто нравилось, как это море действует на нее.
Она ощущала одни и те же эмоции в двойном размере, но уже не помнила отчего, и поэтому не могла догадаться, почему ее кулон передает то же самое. Вернее, это были даже не эмоции, а, скорее, их отсутствие – ничего, кроме умиротворения и спокойствия. К слову, и о существовании кулона она тоже успела забыть.
«Море лишит тебя озноба, но мы люто позади…» - возникла странная фраза в ее мыслях, но тут же очередная волна размеренно забрала ее с собой, не оставив Эрите шанса понять ее смысл…


Она очнулась на улице промозглым ранним утром в какой-то подворотне, непонимающе глядя на цветок в горшке перед ней, от которого, медленно кружась, падал на землю лист, почему-то меняющий на лету свой цвет.
Она даже не подозревала, что в этот же момент на кухонном подоконнике городской многоэтажки открыл глаза кот по имени Бонифаций, а за его окном распростирался рассвет…



Продолжение следует…