Заратустра и Пожиратель Мухоморов

***

На исходе жаркого летнего дня, когда все сущее живет ожиданием близкой ночной прохлады, а дневные обитатели спешат завершить свои дела, Заратустра сидел на отроге скалы неподалеку от пещеры, в которой он вел свою уединенную жизнь, и ждал заката. Зрелище багрового светила, прощающегося на ночь с поднебесным миром, будило в Заратустре восторг своим великолепием и заставляло его душу играть торжественные гимны. Часто приходил Заратустра на этот отрог скалы прощаться с Солнцем потому, что открывался отсюда вид, достойный кисти великого художника - склоны гор были усеяны вековыми остроконечными елями, которые восхищали Заратустру своей угольной чёрнотой на фоне кровавого диска светила. Никто и ничто не нарушало покоя этого уединенного места. Вот и сегодня, Заратустра был один на один с Солнцем, он разговаривал с ним о бренности бытия, о нетленных материях, даже о сверхчеловеке. Вдруг услышал Заратустра шум за своей спиной, обернулся и увидел странного человека. Человек был весь в чёрном, с изможденного лица смотрели мутные глаза, опоясанные чёрными кругами. Человек продрался через кусты и направился к Заратустре. Не дойдя до него двух шагов, незнакомец пал ниц и заговорил нараспев: “Наконец-то, свершилось. Всю мою жизнь мечтал я увидеть Заратустру, припасть к его стопам, поцеловать край его одежд”. На этих словах схватил незнакомец край одежд Заратустры и прижал его к губам. Сделав это, он продолжал: “О, Заратустра! Мой единственный и любимый учитель! Твой презренный ученик просит принять его в услужение. Нет мне большей награды, чем заботиться о великом и несравненном Заратустре, каждый день видеть его и слышать его мудрые речи. Позволь, о Заратустра, остаться с тобой!” Произнеся эти слова, незнакомец вжался в землю и замер, ожидая ответа. Нужно сказать, что польстило Заратустре сказанное незнакомцем. Давно уже не было у Заратустры учеников, успел стосковаться он по последователям, жадно ловящим каждое его слово. Сказал Заратустра незнакомцу, чтобы поднялся он с земли, а еще сказал, что пещера его открыта для незнакомца, и что приглашает он его разделить вечёрнюю трапезу. Обрадованный незнакомец вскочил с земли и бросился целовать руки, но Заратустра благоразумно отстранился. Тем временем закат прошел, запад пылал, а на востоке зажигались первые звезды. Заратустра и незнакомец пошли в пещеру. По дороге расспрашивал Заратустра незнакомца, кто он такой, откуда он родом, что привело его в обитель Заратустры. Незнакомец отвечал скупо и неохотно, постоянно прося Заратустру научить его мудрости. Не удалось Заратустре узнать даже имени незнакомца. В пещере зажгли они факелы и уселись за высеченным в скале столом. На ужин были плоды и злаки, горный мед и коренья, форель из горного ручья и чистейшая родниковая вода. Отужинав, продолжил Заратустра расспросы, но незнакомец оказался лучшим из собеседников - он предпочитал мало рассказывать и много слушать. Мало по малу, увлекся Заратустра и начал излагать незнакомцу свои взгляды и мысли. Долго беседовали они, а когда факелы начали прогорать, и пламя в них начало прыгать как испуганная лань, незнакомец достал из кармана небольшой сосуд, высыпал из него на стол двумя ровными дорожками белый порошок и втянул его ноздрями, попеременно зажимая то одну, то другую пальцами. Заратустра спросил незнакомца, что это такое, и для чего это нужно. Незнакомец ответил, что это новое изобретение халдейских лекарей, которое дает душе крылья, а разуму - свободу от цепей. Спросил незнакомец Заратустру, не хочет ли он попробовать. Заколебался Заратустра, но, увидев, что щеки незнакомца порозовели, муть в глазах прошла, и весь он как-то приободрился, подумал и решился. Насыпал незнакомец перед Заратустрой две дорожки и объяснил, как половчее их втянуть в ноздри. Сделал Заратустра все так, как учил незнакомец и стал ждать. Сначала напала на Заратустру дремота, перемежающаяся призрачными видениями. Потом ощутил Заратустра невероятную тяжесть во всех членах и разуме. Словно тяжелой гранитной плитой придавило его к креслу. Но длилось это недолго, и на смену тяжести пришла легкость. Его душа парила, разум его прыгал как солнечный зайчик в руках расшалившегося дитяти. Стройные и красивые мысли приходили в голову Заратустры, но не задерживались они в ней, словно сдуваемые весенним ветерком. Испугался Заратустра, что не вспомнит он на утро этих важных, стройных и красивых мыслей, поэтому взял он охру и начал выводить на стенах пещеры буквы, которые складывались в слова. За этим занятием и застал Заратустру бог сна, сомкнув его очи. Наутро проснулся Заратустра с больной головой и недомоганием. Незнакомец спал в кресле, уронив голову на сложенные руки. Все стены пещеры были исписаны словами красной охры. Стал Заратустра вчитываться в эти слова, и ужас поразил его. Большая часть написанного была бессмысленным набором слов, причем очень много было площадных, гадких изречений, которые Заратустра никогда не произносил раньше. Но больше всего поразили Заратустру надписи, в которых был смысл. Одна из них гласила: “В жизни нет смысла, в смерти нет правды”, другая - “Как бы ни был велик банан, его кожура все равно больше”. В растерянности и печали опустился Заратустра на каменный пол. Горькая и тяжелая догадка постучалась в его бедный разум и, войдя, захватила его весь, отзываясь яростью. Неужто он, Заратустра, некогда учивший о сверхчеловеке, подпустил к себе пожирателя мухоморов? Как не распознал он сразу эту породу нелюдей, которые опьянением дурмана и болезненными снами подменяют полноту жизни? Как мог он, учивший о радости бытия, попробовать этой дряни? Боль, стыд и отчаяние захлестнули Заратустру. Вскочил он, схватил свой посох и набросился на незнакомца. Бил он лжеученика и приговаривал: “Вон из моего крова, гнусный пожиратель мухоморов! Вон отсюда, мерзкая личинка!” Незнакомец вскочил и, гонимый ударами посоха, выбежал из пещеры. Отбежав на несколько шагов, он остановился, обернулся и начал говорить: “Ты сам виноват, о Заратустра, в том, что случилось со мной и с тобой. Не ты ли научил нас, что Бог умер? Не ты ли научил нас, что человек - это нечто, что должно превзойти? Не ты ли научил нас, что должны мы желать гибели своей? Да, мы ушли в сны. Но оставил ли ты нам что-либо, из-за чего стоило бы вернуться из снов? Ты сам во всем виноват, о Заратустра!” Сказав так, незнакомец развернулся и пошёл прочь, понурив голову. Заратустра стоял в устье пещеры, и грустные мысли заполонили его бедный разум. Неужто стал он учителем презренных пожирателей мухоморов и конопли? Он вертел в сознании слова незнакомца и вспоминал учение свое. Нет, наоборот, учил он, чтобы люди не уходили в потустороннее, чтобы не забывались в снах. Учил он, что нужно жить полной грудью, что воля рождает закон. Вспомнил он, как однажды кучка беспринципных правителей, прикрываясь его учением, превратила страну философов, поэтов и музыкантов в орду насильников и убийц, которая ужаснула весь мир своими зверствами. И грустно стало Заратустре. Кто защитит мыслителя от перевирающих его учеников? Кто спасет благие идеи от корыстолюбивого использования нечистоплотными дельцами? Долго печалился Заратустра, но всему есть конец, вот и грусть его подошла в свое время к концу. Он сходил к роднику, набрал воды и смыл со стен пещеры все надписи. У стола нашёл Заратустра забытую незнакомцем чёрную повязку и повесил ее у входа в пещеру в назидание себе.