Один разговор зимы

Зима. Балкон, заставленный строймусором, освещенный небольшой тусклой лампой, от жёлтого света которой, становится родным и тёплым. Количество алкоголя, выпитого несколько часов назад, совершает последние удары по моему мозгу, перед тем как перейти в похмелье.
Перед глазами медленно кружиться стена, к которой я прижимаю еще пытающееся сопротивляться тело.
Хах, это после того, как я связала ей руки и практически изнасиловала у себя на диване. Не отрицаю, я перед этим ее напоила, но она сама пришла, зная, на что подписалась.

Она меня боится. Хотя, нет, не так. Она мне подчиняется, как и многие, подобные ей, девицы моего возраста, которые не могут разобраться в собственной жизни. Они видят во мне того, кто решит их морально-психические проблемы. И пока мне это выгодно, я это все же делаю.
Она мягкая. Вся шелковая и мягкая. Она очень хрупкая, а я люблю ее ломать. Она слишком нежная, поэтому я прижимаю ее еще сильнее, стараясь причинить ей хоть немного боли. Я слышу, как она стонет, когда я провожу языком вдоль ее прокушенной моими острыми зубками, нижней губе. Она когда-то была такой, как я стала сейчас. Но ее загнало в себя слишком сильное осознание мира.

Она надеялась таким образом слиться с обществом, заглушив в себе себя, чтоб ее не нашло вечно мучающее всех, таких как мы, сжигающее чувство. Ей стало еще хуже. Это как во время военных действий, вместо того, чтоб идти и бороться за свою жизнь и будущее, сидеть в доме и пить чай, делая вид, что не замечаешь бегающего мимо окон вражеского легиона, но осознавая, что в любую минуту дверь распахнется и ты не успеешь попрощаться. Ах, да, прощаться не с кем и не нужно. Она хочет незаметно исчезнуть, устраивая себе постоянный передоз снотворным.

Но, все же, что то держит ее, раз я слышу судорожные вдохи, что щекочут мне ухо, пока я кусаю ее в шею. В это время, на прокуренный нами балкон, заходит высокий парень с длинными светлыми волосами и в очках, работающий в соседней квартире. Я отстраняюсь, и не глядя на него, зная, что мы с ним сегодня еще поговорим, веду ее к лифту. Ее не смущает то, что нас увидел мой сосед, она сейчас вообще немного похожа на куклу. Стеклянные глаза смотрят на меня с отрешенной обреченностью. Но я знаю, что она скоро оживет. Ненадолго, всего лишь на дорогу домой по темной, почти не освещенной фонарями, улице. По дороге и весь вечер она будет слушать АК, и думать о произошедшем, но утром снова вернется в свой отгороженный участок души, из которого я потом буду снова ее вытаскивать. И вот он, традиционный последний легкий поцелуй на прощанье.

Когда двери лифта закрываются за ней, я выхожу на тёплый, не смотря на зиму за окном, жёлтый балкон, где все еще стоит сосед.
Он первым начинает говорить, пока я подкуриваю.

- Я не знал, что ты...

- А это плохо? Неправильно? - фыркая выдыхаю дым.

- Нет, это констатация факта. - он отвечает совершенно спокойно, и с оборонного тона я перехожу на обычный.

- А я знала. Знала с того времени как влюбилась в учительницу по английскому в четвертом классе. А впрочем, - я удивляюсь своему откровению - зачем я вам это все рассказываю?

- Наверное от желания разобраться в себе. - его взгляд направлен к огням за окном.

- Да, вы правы. Но вы же сейчас докурите и уйдете, да?

- Нет, я послушаю. Говори.

- Что говорить?

- Это твоя...хммм...девушка?

- Нет. Я просто время от времени с ней сплю. - стряхиваю пепел на кафельный пол.

- Ты ее любишь? - тон снова же безразличен, поэтому я спокойно отвечаю.

- Нет. Я ее реанимирую.

- Каким образом?

- Я ее убиваю, не давая ей выжить - ну в смысле умереть. Тут все запутано. - Я наблюдаю за кружащимся в тесном пространстве дымом.

- Объясни.

- Она была как я. Теперь она стала как все, точнее, хочет стать, чтоб не было так, но не может, поэтому ей еще хуже. Я же пытаюсь, иногда притаскивать ее к себе, напаивать, слушать, так как пьяной она таки говорит то же самое, что говорю я, что говорила она же, до того, как ушла в себя. Потом я привожу ее к жизни сначала музыкой, потом насилую, и она ненадолго возвращается. Но очень ненадолго. - я огорченно вздыхаю.

- А зачем оно тебе?

- Глядя на нее я вижу, что я не должен уходить со своего пути. И я, как оставшаяся на правильной стороне, хочу помочь ей вернуться. Она этого заслуживает. Я знаю.
Кроме того, я получаю удовольствие от всего этого процесса реанимации. Особенно, от того, когда я ее насилую.

- А она тебя?

- Нет, я никогда никого не подпускаю к себе так близко. Даже девушек.

- Почему?

- Не знаю. Я их не люблю. Я не любила ни одной.

- А сейчас?

- А сейчас я люблю, да. Но это слишком сложно. Я не стану объяснять.

- Может попробуешь?

- Может. - я выдыхаю дым, и сама пытаюсь понять, как же я классифицировала чувства к тому, не описанному в этом диалоге раньше, человеку, как "любовь". Нахожу только множество, невозможных к переводу в вербальный вид, чувств и ситуаций. - Нет, не смогу рассказать. Это слишком неописуемое.

-Ну хорошо, тогда другой вопрос, ладно? - не дожидаясь моего ответа, он продолжил - То есть ты можешь любить одного человека, а спать с другим? - снова же, говорит он не с упреком, а просто с желанием понять меня, поэтому я снова отвечаю.

- Не путайте любовь и секс. Никогда не путайте. Можно спать с кем-то не любя, и наоборот.

- Я не об этом. Я о том, что ты не считаешь это изменой?

- Нет. Это слишком разные вещи. Кроме того, я не привыкла к таким понятиям как "ревность", "измена" итд. То милое создание, которое вы только что видели, безумно влюблено в свою одноклассницу. И не считает изменой то, что приходит ко мне. И я не считаю.

- Хмм, интересная позиция. - я собираюсь продолжить диалог, но когда поднимаю глаза на то место, где он стоял, его уже там нету.

Я начинаю громко смеяться, опираясь на стену, понимая, что его там и не было .

Возвращаюсь в квартиру. Делаю себе чай, сажусь с ним на пол в абсолютной темноте и мысленно пролистываю выданное мне подсознанием.

Засыпаю на этом же полу, прижимая к себе недопитую чашку с чаем и пробегающую мимо кошку.