Баб Надя

               (почти все имена и фамилии изменены)
    Всегда забавно наблюдать за тем, как пытаются выглядеть «бывалыми» и всё на свете повидавшими ребята двадцати – двадцати пяти лет, у которых за плечами школа, институт и хрущевские подъезды. Но, когда я смотрю в эти глаза, мне становится, как-то по-особенному легко и не напряжно общаться, потому, что ей, в её добрые восемьдесят девять, совершенно не нужно никому и ничего доказывать. Видела ли она жизнь? Вопрос-то даже какой-то смешной. Родившись в лихие двадцатые, она пережила тридцатые. В войну – трудовой фронт, каждому понятно, как тогда работали на заводах. Работали целыми днями с раннего утра и до позднего вечера, часто без выходных, на пределе человеческих возможностей. Голодали. Потом, конец сороковых и пятидесятые. Снова голод, разруха и нищета. Сидела в лагерях. За пятнадцатиминутное опоздание. Потом работала, работала и еще раз работала. Получила орден Ленина и еще набор каких-то кружочков на пиджак. Схоронила мужа, троих сыновей.
    Я рад навещать её и просто разговаривать, хотя и удается это не так часто, как хотелось бы. Приходить можно и без звонка – она всегда дома и всегда рада.
Тесная прихожая, нехитрая одежка на вешалках, простая обувка под ней.
- Проходи, проходи, Илюшенька – начинает чуть заискивающе ворковать она – раздевайся, я щас чайку поставлю. Вот, вот здесь повесь курточку-то, ага, и проходи, проходи в комнату.
- Да вы не беспокойтесь, баб Надь, я сам все сделаю – пусть я и гость, все же немного неудобно от того, что человек, будучи втрое старше, готов окружить тебя заботой: подавать на стол кипяток, заваривать чай, доставать из серванта подаренные другими родственниками конфеты, резать хлебушек, сырок и прочее. Однако, чтобы доставить ей приятность, я позволяю поухаживать за собой. И повеселее ей от этого и, что немаловажно, еще одна возможность почувствовать себя в силе, способной быть не балластом, а человеком, который еще способен кое на что. Хотя, надо отдать должное бабушке Наде: в свои лета она сохранила бодрость, оптимизм, ясность мысли и еще каких-нибудь семь лет назад лихо размахивала лопатой на чьем-то огороде. 
    Вручаю коробку мармелада и прохожу. Комната обставлена просто: кровать, стол, тумбочка с телевизором, пара стульев. Характерный запах. Старые обои. В рамочках на стенах фото родом из сороковых: красавица рядом с военным в форме и фуражке, головы чуть склонены друг ко другу. Он – слегка улыбается, она серьезна и даже, может быть, немного строга, как на первом экзамене. Кстати, обои старые не потому, что некому поклеить новые. Просто ей не нужно. Она так привыкла.
Итак, чай дымится на столе, конфеты в вазочке, варенье в розеточке, нарезанный батон – на разделочной доске, сыр тонкими кусочками - в блюдечке; я приготовился слушать.
- Ой, спасибо, Илюшенька, что не забываете меня. Вот и Валуевы ко мне заходят, бывает, то Игорь забежит, то Алиночка, когда из Москвы приезжает на каникулы, не забывают. А тут Ирина то с Валерой заходили восемнадцатого и телевизор мне маленький подарили, старый-то совсем рябит – не видно ничего.
- Эх, здорово!
- А я ведь, Илюшенька совсем, на улицу не выхожу. Летом, вот, сходила за хлебом, тут недалеко магазин новый. Ну, видел ты его, когда шел.
- Ага.
- Вот сходила, а уж ноги-то не те, вставала постоянно, отдыхала, на третий этаж ведь мне подыматься. Пришла и отдышаться не могу, голова кружится, а ходить-то надо.
- Баб Надь, может в магазин сходить, купить чего нужно?
- Ой, не надо и не надо. Мне, вон, постоянно приносят, а Оля, дочка иха заходила на прошлой неделе, так сразу к холодильнику прошла, посмотрела, что у меня есть, чево нет и накупила мне всего: сыру, колбаски, конфеточек, каких я люблю…. эта….  карамельки. Я их сосу, зубов-то нет, а так - слатенько, с чайком-то…
Так мы с ней и разговаривали неспешно за то за се, за погоду, за народ, что нынче неприветливый стал. За родственников её, что в, основном, молодцы, не забывают. «А что мне нужно-то, Илюшеньк? Чтоб позванивали, да захаживали. Мне, вон, приносят всего, а я и не ем-то почти ничего, а они ругаются, что это не ешь – ослабеешь. А мне не подарок важен, а внимание». Есть некое удовольствие в том, чтобы вот так вот, просто сидеть и разговаривать с человеком совершенно из другой эпохи, из другого мира. Мира, в котором никогда не было сотовых телефонов и компьютеров, а телевизоры появились вот-вот, совсем недавно. В котором на работу нужно ходить за пятнадцать-двадцать километров из соседней деревни и к семи утра, а вставать без будильника. Ходить на окраину города, которая уже давно считается центром. Наконец, я почувствовал, что баб Надя, в целом, выговорилась, её темы стали повторяться, а третью кружку чая пить было некуда. Еще минут пять по инерции, да и чтобы не нарушать неспешного ритма беседы, потоптались по знакомому кругу:  родственники, погода, «ты пей, пей, Илюшеньк, я еще налью», здоровье «не то» и так далее. Это был сигнал о том, что пришло время поговорить о более важном.
- Бабуль, помнишь, мы, с тобой, о Боге разговаривали?
Лицо её становится вспоминающим и выжидательным, но не напряженным.
- Помню, как же, милый мой, помню.
- Ну, а обращаешься к Нему? Молишься?
- Как же не молиться? Молюсь, утром встану, вот и говорю каждый раз: «Господи, помоги мне, Господи!» Вот и мама моя говорила все время: «Без Бога не до порога», то есть никуда без Него-то. А времена-то какие были… Бывает, бежишь на работу – опаздываешь и молишься: «Господи, помоги, Господи, помоги!» И помогал. Ведь как тогда строго было…. Чуть опоздаешь…. А, бывало, забудешь помолиться-то, и … Ой, что было-то…  Я тогда на робероидном работала…
- Все правильно, бабуль, - я пытаюсь держать нить рассуждения, не увлекаясь бабушкиными отступлениями. – Бог помогает в этой жизни. Но, гораздо важнее, чтобы Бог не только здесь с нами был, помогал, но, чтобы он нас взял на небеса, к Себе домой.
- К себе домой… - поспешила согласиться бабушка, но лицо её вытянулось. На такой поворот у неё не нашлось своих дополнений и она замолчала, смотря на меня немного не понимая, куда же я вырулю. Я, в свою очередь, выдержал паузу, чтобы дать ей привыкнуть к этой мысли и продолжил:
- А как попасть-то туда? Ведь Бог Святой, а мы – грешники. Ты ведь согласишься со мной?
- Ой, грешны, Илюш, все грешны… – чуть расслабляется бабушка, вновь почувствовав под собой твердую почву.
- Так, что же делать-то нам, если никто грешный не может быть рядом со Святым Богом?
- Грешны все, точно, Илюш. – потупилась баб Надя. А я снова делаю паузу, чтобы дать прочувствовать проблему, затем продолжаю:
- Но Бог не оставил нас со своим грехом, а послал Сына Своего – Иисуса Христа (1), чтобы Он умер за нас и тем самым заплатил за наш грех. Теперь любой может попросить у Бога прощение грехов и тогда, как написано в библии, Бог обязательно эти грехи простит (2), какими бы они не были большими и дорога на небеса будет открыта. После смерти, Бог заберет человека в рай, а не отправит в ад.
Бабушка молчала, соображая что к чему, а я решился на следующий шаг:
- Смотри, бабуль, Бог готов простить человека, нужно только обратиться к Нему. Он ждет тебя прямо сейчас. Хочешь помолиться Ему? - И, понимая неловкость ситуации для баушки, предлагаю:
- Давай я буду молиться, а ты просто повторяй за мной. Только обращай эти слова к Богу, и говори их от всего сердца, искренне. – Внутренне я напрягся, но совершенно неожиданно и как то просто прозвучало:
- Давай.
    Снова пауза. Я коротко, но внимательно всмотрелся в неё: что это? Просто желание сделать то, что просит навестивший внучатый племянник или действительно она желает обратиться к Нему и получить то, ради чего Бог и сохранял ей жизнь все эти годы и берег от всего-всего на свете, что бы однажды Его добропорядочная в глазах людей, но все же блудная, заблудшая дочь все-таки пришла к Нему? Увидел ли я то, что хотел? Я – не сердцеведец, но в её глазах было что-то, что говорило мне, что она, конечно же не понимает до конца, что происходит (да и кто это когда-нибудь поймет до конца?), но она увидела путь и готова на него вступить. И, тогда, я закрыл глаза и произнес:
- Господь Иисус!
-  … Иисус
- Я признаю, что я грешница
- … грешница
- И прошу: прости мои грехи
- .. мои грехи
- Очисти мое сердце.
- …сердце
- И после смерти возьми меня на небеса
- … возьми меня…. на небеса…
- Будь моим Богом и веди меня в этой жизни
- будь….   
- Будь моим Богом и веди меня в этой жизни
- … в этой жизни.
- Во Имя Иисуса Христа, аминь.
- …. аминь.
    Я открыл глаза и улыбнулся. Она тоже улыбалась. Было что-то невероятно чудесное в этом моменте. Таком тихом и таком радостном! Уже не хотелось ничего: ни чаю, ни бежать домой. Хотелось просто обнять её и сидеть молча, вот так вот, улыбаясь. Немного погодя, я вспомнил десятки и сотни попыток заговорить, просто заговорить о Боге со своими родственниками, друзьями, знакомыми, просто с незнакомыми, прямо на улицах, в квартирах, во дворах, на работах. Вспомнил эти руки с золотом на каждом пальце, безвкусные накладные и разрисованные ногти, невынимающиеся во время разговора наушники, настороженно-надменные глаза за темными очками и злые, бесконечно злые и такие упавшие лица. Сколько их, бегущих, стремящихся, опаздывающих, хватающих на бегу свои обеды, номера телефонов с реклам и упускающих самое главное? Рядом с ними на этих улицах стоит Христос и тихо, но ясно говорит: «… живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам …?» (3)  и еще: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (4).



1 Библия, Новый Завет, евангелие от Иоанна, глава 3, стих 16:
Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.

2 Библия, Новый Завет, первое послание Иоанна, глава 1, стих 9:
Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды.
 
3 Библия, Ветхий Завет, Книга пророка Иезекииля, глава 33, стих 11

4 Библия, Новый Завет, Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 20