книга I романа Их благородие товарищ лейтенант Пет

РОМАН

«ИХ БЛАГОРОДИЕ, ТОВАРИЩ ЛЕЙТЕНАНТ ПЕТРОВ»

КНИГА I

Автор: Турилов Анатолий Львович

МОСКВА. 2006 г

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Зачем вы будете начинать напрасный труд? Что вам, не хва-тает немецких книг? Ведь через 100 лет о лужицком языке не будет и помина» (20-е годы XVI века, из обращения Лютера к лужицким сербам по поводу их требования о библии на родном языке).

*       *       *

Теплая немецкая осень 199… года. На окраине старинного города Котбуса в заброшенном военном городке, оставшемся после вывода совет-ских войск, бродили три подростка, три закадычных друга Пауль, Петер и Ганс, неисправимые романтики и искатели приключений. Пока их не очень привлекало времяпрепровождение в молодежном клубе с бутылкой пива под пение очередной проезжей малоизвестной рок-группы с каким-нибудь диким и непонятным названием. Гораздо интереснее было походить по опустевшим казармам и боксам в поисках чего-нибудь интересного.

Такая возможность пока была, благо городские власти после вывода советских войск так и не решили, что же им делать с оставшимся наслед-ством. Вдоль забора пустили колючую проволоку и поставили для охраны свалившейся как снег на голову недвижимости полицейский пост. Но что такое колючка и пара полусонных полицейских для настоящих любителей приключений? Сущая ерунда, не стоящая внимания! Стоит отметить, что был еще один момент, объединявший юных друзей – интерес к истории.

Для своего возраста они уже прилично знали историю Германии и своего города. Но особенно интересно им было изучать развитие отноше-ний Германии и загадочной России. Ведь даже за их короткий век про-изошло столько великих и странных событий. Несмотря на немногословие своих родителей, они прекрасно знали, что родились в совсем другой стра-не – Германской Демократической Республике, где был свой уклад жизни, далекий от нынешнего, что в Восточной Германии стояла большая русская армия, которую боялись в Западной Европе. А потом – непонятная смута в России, соединение двух частей Германии и очень быстрый, похожий на бегство, вывод русских войск. Те, кого боялись, исчезли, испарились, как будто их и не было. А американские и английские дивизии остались. Это было немного непонятно.

Непонятно было и то, что когда случилось большое счастье для немцев – объединение страны, почему-то западные немцы стали относить-ся к восточным весьма прохладно, а порой и враждебно. «Wessi» (запад-ные), «Ossi» (восточные) - эти слова часто слышали наши мальчики в раз-драженных разговорах взрослых. А тем временем где-то там, на задворках Европы, бурлила и варилась в собственном соку большая и загадочная Россия. И вдруг как-то внезапно в Германии стали говорить о ней как об одном из главных партнеров в Европе. Все эти события оставляли больше вопросов, чем ответов, а потому еще больше разжигали интерес к забро-шенному военному городку.

У всех троих ребят были небольшие коллекции найденных вещей: пилотки, фуражки, странные шапки-ушанки, погоны, эмблемы и куча дру-гой мелочи, а счастливчик Пауль кроме этого был обладателем настоящего штык-ножа от русского автомата и учебной ребристой гранаты с дыркой в корпусе. Один знакомый, служивший в свое время в ННА (Национальной народной армии) ГДР, сказал, что это «Ф-1».

Родители, конечно, знали о похождениях своих отпрысков, но смотрели на это сквозь пальцы. Их гораздо больше волновали вопросы разницы оплаты труда немцев западных и восточных, а также возможной безработицы из-за своих нынче не котирующихся восточно-германских дипломов об образовании.

Итак, наши юные герои решили совершить очередную вылазку. Со-бравшись в назначенное время возле старой водонапорной башни, по но-чам страшной и загадочной, они пошли лесом по едва заметной тропинке к военному городку. Здесь, где лес почти вплотную подошел к забору, Пауль еще несколько месяцев назад своим трофейным штык-ножом незаметно в нескольких местах перекусил колючую проволоку, чем страшно гордился. Каждый раз, перелезая через забор, они восстанавливали положение про-волоки и таким образом усыпляли бдительность полицейских, иногда объ-езжавших весь городок вдоль периметра забора. Отработанными движе-ниями они преодолели забор и вновь оказались в опустевшем загадочном мирке, в котором еще витал дух ушедшей великой армии чужой, непонят-ной страны.

По всей территории городка на брошенный и не убранный мусор, на опустевший парк техники, строевой плац, казармы уже осыпались ли-стья, осень вступала в свои законные права. Природа как бы доказывала человеку, что все, что делается им на земле – суета сует, и только она – природа вечна. На этой не очень-то богатой земле люди рождались и уми-рали, строили и разрушали, убивали друг друга в непрекращающихся вой-нах. А листья каждую осень снова и снова покрывали эту грешную землю своим невесомым одеялом.
Наши юные друзья тем временем прошли парк техники, преодолели еще один забор и оказались на обширном плацу. Когда-то здесь проходили построения русского полка, прохождения торжественным маршем, и тогда звуки полкового оркестра были слышны далеко в округе. По вечерам, пе-ред отбоем на вечерних прогулках русские солдаты пели свои песни и ве-черний воздух немецкого города сотрясали дружные русские голоса. А те-перь от всего этого мира на плацу остались только непонятные нарисован-ные не смываемой белой краской линии и квадраты.

Основным объектом исследования были, естественно, оставленные казармы. По правде говоря, казармы, и весь городок были первоначально построены немцами еще во времена правления Гитлера. Причем построе-ны они были столь добротно, что русские лишь несколько усовершенство-вали этот комплекс зданий. Внутри казарм с высокими потолками стояла мрачная тишина, каждый шаг подростков отзывался гулким эхом и застав-лял их поеживаться от невольного страха.

Казармы были давно обесточены, поэтому постоянный полумрак добавлял богатому воображению юных искателей приключений загадоч-ность и таинственность. Особенно жутко и интересно было в подвалах, но долгое время ребята не решались туда ходить, пока наиболее решительный Петер не заявил, что хватит бояться несуществующих привидений и пора обследовать эти белые пятна запретной территории. Вооружившись взя-тыми дома фонариками, подростки подступили к дверям подвала ближай-шей к парку казармы. Как ни странно, дверь оказалась закрытой старым и ржавым висячим замком.

Через несколько минут этот старый страж тайны подвала со скре-жетом был сломан и с позором низвержен на землю. Ребятам открылся но-вый загадочный уголок таинственного мира. Итак, вперед! Лучи фонари-ков осторожно ощупывали метр за метром подвального пространства. Под ноги то и дело попадали старые котелки, полусгнившие пилотки и шинели. Тревожная тишина действовала угнетающе… Вдруг за спиной раздался звук захлопывающейся двери – порыв ветра доставил ребятам малоприят-ное удовольствие остаться в полной темноте. Мурашки пробежали по коже юных следопытов. У Пауля что-то пискнуло под ногами и он заорал что есть мочи.

- Тихо! Мышей испугался! Посмотри, в штаны не наложил? Тоже мне, парень, – пробурчал не очень-то уверенно Петер, но тем не менее по-шел вперед.
В это время Ганс обо что-то споткнулся, тихо ойкнул. С пугающим шумом на пол упала приставленная к стене железная сетка солдатской кровати. Подростки в страхе прижались к друг другу, взволнованно и уча-щенно дыша. Немного придя в себя, Петер отвесил Гансу хорошую затре-щину за неосторожность и они двинулись дальше.

Начались подвальные помещения влево и вправо от длинного под-вального коридора. Если бы в этот момент из какого-нибудь темного угла вышел шутник и сказал по-русски: «Привет, ребята!», то они, наверное, навсегда лишились бы дара речи. Осторожно заглянув в одно из помеще-ний, провинившийся Ганс увидел странную вещь и позвал товарищей. По-хожий на маленькую бочку, чугунный предмет имел две дверки и отвер-стие сверху.

- Наверное, это русская полевая печка, - с видом знатока произнес Пауль, - мне старший брат рассказывал, что они их брали для отопления палаток на полевых выходах.
Подивившись странному конструкторскому решению загадочной русской души, юные первопроходцы продолжали исследование. В одном из помещений они набрели на большую кучу макулатуры. Вот это был улов! Книги различного содержания на русском языке, газеты, какие-то полуистлевшие схемы и плакаты, карты. Забыв осторожность, ребята на-чали громко разговаривать и показывать друг другу находки, тут же обсу-ждая их историческую ценность. Лишь окружавшая их темнота да мель-кавшие лучи фонариков напоминали им о том, что они все так же находят-ся в заброшенном подвале на окраине города.

В самый разгар поисков Пауль нашел несколько толстых заплесне-вевших тетрадей, перевязанных отсыревшей веревкой. По краям они были немного обглоданы мышами, но в целом неплохо сохранились. Пауль ак-куратно развязал веревку, открыл первую тетрадь. Она вся была исписана мелким убористым почерком. Понять ничего было нельзя, ведь автор пи-сал, естественно, по-русски. На первой странице была написана, очевидно, фамилия владельца. В общем-то ничего примечательного.

Может, Пауль и бросил бы их здесь, если не одно но. Полистав тет-радь, подросток обнаружил неплохие рисунки, они встречались через каж-дые 10-15 листов. На них изображались то какие-то древние поселения, то неведомые воины, то – ба, вот это новость – немецкие рыцари и ланд-скнехты, дальше шли зарисовки неизвестного средневекового города. Вглядевшись внимательно, Пауль с изумлением увидел на картинке, где изображены ворота, герб своего родного Котбуса. Дальше шли рисунки с изображениями военного городка и сценками из жизни ушедшей навсегда великой русской армии. Черт побери, как плохо, когда ничего не понима-ешь! Но тут вмешался заводила Петер:

- Дай-ка сюда, покажу своей тете Марте: она у меня большой спе-циалист в русском языке, почитаем.
Довольные находкой, они продолжали поиски чего-нибудь инте-ресного. Внезапно погас фонарик у Ганса.

- Идиот, говорил тебе поставить свежие батарейки, - зашипел Пе-тер. И тут опять подростки вспомнили, что находятся в абсолютной темно-те в заброшенном подвале на окраине города, опять послышалась возня мышей и крыс, опять липкий холодок страха наполнил души юных искате-лей приключений. Казалось, что где-то в темноте неслышно ходят призра-ки в пилотках, зловеще и невидимо улыбаются. Просачивающаяся вода гулко капала с потолка на пол, дополняя зловещие картины, рисовавшиеся в сознании немецких мальчишек.
Похватав что было под рукой, друзья быстрее ветра ринулись к вы-ходу, ежесекундно спотыкаясь и боясь, что отстанут друг от друга. Каза-лось, что вот-вот их догонит кто-то неведомый и скользкая, противная, ко-стлявая рука ляжет на плечо… Выскочив пулей наружу, они минут пять входили в себя, дыша тяжело и взволнованно. Но постепенно все страхи прошли. Ребята посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись:

- Эй, Пауль, ты не наложил в штаны от страха?

- А ты-то, ты-то бежал как настоящий спринтер, хорошо, что еще дверь лбом не открыл!
Посмеявшись вдоволь, мальчишки проверили свою добычу. Тет-радки оказались с Петером. Возвращаться обратно в подвал и искать еще что-нибудь никто почему-то не захотел.
Довольные собой, они пошли по домам.

На следующий день Петер прихватил найденные тетрадки и пошел к своей любимице – доброй и отзывчивой тете Марте. Она была одинокая, начинающая полнеть, давно уже не молодая женщина, сохранившая, одна-ко, добрый характер в отличие от большинства старых дев. Ее семейная жизнь в свое время как-то не заладилась, но на судьбу эта тихая немецкая женщина не роптала. Своего племянника Петера она любила, баловала, как могла, выполняла многие его просьбы тайком от его родителей. Между ними сложились те приятельские, доверительные и сердечные отношения, которые могут сложиться у людей разного возраста, но имеющих взаим-ную симпатию и некоторую схожесть характеров.

Фрау Марта знала русский язык в свое время в совершенстве. В пе-риод ГДР она была очень нужным и известным в своем городе человеком. Частые деловые и товарищеские встречи с представителями Советского Союза, приемы различного рода делегаций и прочее делали ее жизнь на-сыщенной и интересной. Но с уходом русских, объединением Германии ее знания на неопределенное время оказались невостребованными. Если не брать во внимание случайные заработки, то основным ее источником су-ществования было пособие по безработице, весьма, кстати, приличное. Хо-тя это, конечно, и унижало достоинство высококлассного специалиста, ка-ким была Марта, в глубине души она надеялась найти приличную работу. В последнее время Германия стала вкладывать немалые деньги в Россию, завязались деловые контакты на совершенно новом уровне. Уже начали поступать кое-какие предложения, но фрау Марта пока выжидала.

Приходу племянника тетя была рада. Поболтав о житье-бытье, Пе-тер показал ей найденные тетрадки.
- Опять что-то искали в военном городке, - сказала с укоризной Марта, - Ну давай, посмотрим, что на этот раз.
Пролистав бегло записи, фрау Марта воскликнула:
- Ого! Да это рукописи, или дневник. Пока могу только сказать, что хозяин этих тетрадок – офицер русского полка, который стоял в этом го-родке, некий лейтенант Петров. Ты мне их оставь, пожалуйста. Я их по-смотрю на досуге, а потом тебе расскажу содержание.
- Тетя Марта, а можно мне будет послушать с моими друзьями – Паулем и Гансом?
- Это те бездельники, с которыми ты постоянно ищешь великих приключений?
- Совсем нет, это хорошие, классные ребята, они тебе понравятся, честное слово!
- Ладно, хорошо, я тебе позвоню.

Сияющий, довольный Петер подчеркнуто любезно распрощался с любимой тетушкой и ушел в предвкушении грядущей встречи и разгадки очередной тайны.

Фрау Марта тем временем начала с интересом изучать записки рус-ского лейтенанта. Нельзя сказать, что она горячо и искренне любила рус-ских и русскую армию. Но за годы существования ГДР все просто привык-ли к этой армии, привыкли, что за плечами стоит «большой брат» - вели-кий Советский Союз с его необъятными пространствами и ресурсами. Ко-нечно, все немцы знали, что советские солдаты иногда совершали ночные набеги на дачи «братьев по оружию», случались и более серьезные инци-денты. Это непременная черта присутствия любой большой массы воору-женных людей. Где-то тайком русских обзывали «ворами» и «свиньями». Но, в общем и целом они вели себя тихо, в городе их почти не было видно. А русские офицеры в основной своей массе отличались скромностью и воспитанностью. Если русский солдат или офицер не уступал в трамвае или автобусе место немецкой бабульке, это событие было редчайшим ис-ключением.

Когда же русские ушли, то пришли западные немцы, которые в ка-кой-то степени считали своих восточных собратьев лодырями, разучивши-мися работать, эдакими не совсем полноценными людьми, севшими в од-ночасье на все готовое, говоря по-русски – «на халяву». При этом смотре-ли свысока и при каждом удобном случае напоминали, что это они их к себе присоединили. У многих восточных немцев такое отношение до сих пор вызывало глухое раздражение, несмотря на великую радость сбыв-шейся немецкой мечты – объединения Германии.

Потом кое-где начали появляться представители нового «старшего брата» - американцы. Они, конечно, не грабили дач обычных бюргеров, имели хорошие деньги, вели себя вежливо и корректно, но всем своим по-ведением подчеркивали свое превосходство над окружающими немцами. Для них не существовало другой страны, кроме Америки. Все это тоже раздражало восточных немцев.

Не стоит забывать, что территория бывшей ГДР – это Пруссия. Объединение Германии в 19 веке произошло именно вокруг Пруссии, а лозунг «король во главе Пруссии, Пруссия во главе Германии, Германия – во главе мира» еще не успел стать давно забытым прошлым. Уж кто-кто, а пруссаки знали настоящие боевые качества всех европейских и американ-ской армий. Именно немецкая армия в силу исторических обстоятельств практически в одиночку сражалась одновременно с армиями всех круп-нейших держав и в Первую, и во Вторую мировые войны. А вступление в войну на Европейском театре военных действий американской армии в 1917 и в 1944 годах (каждый раз под занавес обеих мировых войн) не раз-решило ситуацию кардинально и сразу в пользу союзников.

Да, мы совсем забыли наших юных друзей. Тем временем Петер об-звонил своих товарищей и сообщил им приятную новость о помощи те-тушки. В одно тихое утро, когда ярко светило ласковое осеннее солнце, когда вся жизнь кажется такой прекрасной и замечательной, все трое в приподнятом настроении, в ожидании чего-нибудь интересного пошли к фрау Марте, купив по дороге ее любимый торт с вишнями. Она встретила их, широко улыбаясь:
- Мальчики, ваш русский лейтенант оказался писателем гарнизон-ных дневников, и, кстати, был не прочь покопаться в истории нашего лю-бимого города и лужицких сербов.
- Вот это да! – практически одновременно ахнули все трое. На та-кую удачную находку они и не рассчитывали.
- Тетя Марта! А когда вы нам про это расскажете, - вкрадчиво спро-сил Петер, ставя на стол торт. Она улыбнулась маленькой хитрости маль-чишек.
- Ну зачем же откладывать. Присаживайтесь. Начнем с начала, а ты, дорогой племянничек, иди и поставь нам кофе.

*     *     *

В это время в Москве хозяин потерянных тетрадей капитан Петров лежал на простой солдатской кровати в своей маленькой и пустой служеб-ной однокомнатной квартирке и вспоминал годы своей столь быстро про-шедшей молодости. Недавно он с большим трудом поступил в знаменитую Военную Академию имени М.В. Фрунзе и приехал на учебу в столицу из Забайкальского военного округа. Контейнер с вещами еще где-то трясло по железным дорогам России, семья не приехала. Поэтому оставалось дос-таточно времени на раздумья и осмысление произошедшего.

Ему было чертовски жаль так глупо потерянных тетрадей с запися-ми при переезде из ГДР в Советский Союз. Однако писать он не перестал, и многое пришлось восстанавливать по памяти. О том, что он пишет днев-ники, никто не знал, даже жена, не говоря о сослуживцах. Это был его ма-ленький мир, куда капитан никого не пускал. Только в этом мире он мог свободно и откровенно рассуждать о чем угодно. Здесь не было запретных тем, здесь не надо было хитрить и говорить неправду, подстраиваться под обстоятельства. Здесь он был полностью свободен, чего нельзя сказать о годах прожитой жизни. Военная служба обычного офицера наложила свой тяжелый отпечаток на его характер, но так и не смогла изменить внутрен-ний мир доброго, во многом наивного, простого человека.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«РУТИНА»

Наш герой, лейтенант Николай Петров, был самым обыкновенным средним офицером Вооруженных Сил СССР. В 198… году закончил №-ское артиллерийское училище. К своему 21 году был членом КПСС, же-ниться не успел, хотя нравы того времени почитали для девиц выход за-муж за молодого офицера делом весьма престижным, особенно если ему предстояло служить в одной из групп войск за границей. Сам Николай был из обычной рабочей семьи, маниловскими иллюзиями особенно не страдал и понимал, что всего в жизни придется добиваться самому.

В партию вступал, конечно, по убеждению, да еще со свойственной юношеской пылкостью и максимализмом. Хотя, если быть откровенным до конца, в этом деле была небольшая червоточина. Из разговоров офице-ров-преподавателей и командиров становилось ясно как божий день, что тот, кто не вступил в партию, не имел практически ни каких перспектив для серьезного служебного роста. А кому, скажите на милость, нужна судьба вечного «ваньки-взводного»? Да никому. И не очень-то приятно в будущем услышать в свой адрес крылатую издевательскую армейскую по-говорку: «Пятнадцать лет тянулись долго, и вот – он старший лейтенант», или другую: «Ему еще только 40 лет, а он уже старший лейтенант». Жизнь есть жизнь, что поделаешь.

От общей массы сверстников он отличался только одним – благо-даря своему старанию в учебе и усидчивости смог закончить училище с красным дипломом и получить распределение в ГСВГ (Группу советских войск в Германии). Вообще история с дипломом заслуживает отдельного рассказа. Тут жизнь повернулась к Петрову своей нелицеприятной сторо-ной едва ли не в первый раз. Как раз перед выпускными экзаменами он из-за какой-то мелочи поцапался с командиром курсантского взвода и тот в отместку пообещал его послать туда, «…куда Макар телят не гонял». Но Петров на свою беду пропустил эти слова мимо ушей, так как понадеялся на свое право первоочередного распределения.

И вот настал тот сладостный миг, когда все государственные экза-мены сданы, диплом, считай, в кармане, золотые лейтенантские погоны лягут на плечи через неделю. Их всех, краснодипломников, вызвали в управление училища и построили в коридоре в ожидании человека, от ко-торого зависело их ближайшее будущее. Он наконец-то вышел - этот вер-шитель офицерских судеб, «его величество» - кадровик. Недаром в армии говорят, что «выше кадров – только солнце». Вершитель судеб оказался небольшим лысоватым подполковником с двойным подбородком. Нудно и обыденно он начал важнейшую для молодых выпускников процедуру – распределение. Подходя к очередному курсанту, он скрипучим голосом объявлял место будущей службы с учетом пожелания счастливого облада-теля диплома с отличием и тут же переходил к другому. Было видно, что он тяготится этой процедурой и старается ее быстрее закончить. Подойдя к Петрову, он быстро сказал:
- Так, курсант Петров, у меня зафиксировано, что Вы желаете слу-жить в Закавказском военном округе. Поздравляю Вас! Вы будете туда на-правлены.
Весь до этого оживленный строй замер, в воздухе повисла гнету-щая тишина, соседи с недоумением посмотрели на Петрова, а у того от не-ожиданности чуть глаза не вывалились из орбит, ноги непроизвольно под-косились. «Ну-у-у взводный, ну и гадина!» - подумал Петров, но вовремя взял себя в руки. Он понял, что сейчас, здесь его последний шанс на нор-мальное распределение, иначе светит вонючая дыра где-нибудь в Закавка-зье.

Набравшись смелости, Петров заявил:
- У меня не было такого желания, я хотел служить в Южной группе войск, в Венгрии!
Тишина в строю стала звенящей, как натянутая до предела струна. Лицо кадровика выразило крайнюю степень изумления и негодования. Вся его внешность не то, чтобы говорила, а кричала: «Как ты можешь, щенок, перечить МНЕ, вершителю судеб и дел человеческих, ты, худосочный за-морыш, за которого даже заступиться некому!» Но … к слову сказать, представители кадровых подразделений в армии всегда были той немного-численной кастой офицеров, которые читали, знали, а главное – выполняли законы. А тут, в данной ситуации, Петров имел право голоса.

- Хорошо, подождите меня, разберемся, что-нибудь придумаем, – сказал кадровик злым голосом, закончил процедуру, распустил строй и ушел. Курсанты по одному подходили к Николаю, выражали сочувствие, а потом радостные и счастливые уходили в свои батареи.
Потянулись минуты томительного ожидания. Чего только не пере-думал Петров, какие только тоскливые картины не рисовало его богатое воображение, мысленно он уже перебрал все дыры в Закавказье. Невольно возникла мысль о том, что почему, собственно говоря, проблема возникла только с ним, почему остальные поехали туда, куда хотели? Николай был просто-таки образцово-показательным курсантом. Коммунист, в «самохо-ды» не ходил, спиртного вообще не терпел, комсорг взвода, отличник – и на тебе. А у остальных-то частенько рыло было в пушку, уж он точно знал и часто выгораживал своих однокурсников на комсомольских и партийных собраниях. Нет, видно не все так просто в жизни, и, действительно тяжело «со свиным рылом да в калашный ряд». Петров грустно усмехнулся.

Тем временем вышел чуть виновато улыбающийся кадровик и ска-зал елейным голосом, что, конечно, у Петрова есть право выбора, но уже все распределено и трудно что-то переделать. Тяжело вздохнув, он сказал, что у Николая осталось два места на выбор – Закавказье или ГДР. Петров чуть не подпрыгнул от радости:
- Ну, конечно, ГДР! – едва не заорал он. В этот напряженный мо-мент у нашего простачка даже мысли не возникло, как и почему уже все распределено? Их в сущности и вызывали для того, чтобы запланировать первые распределения! Куда там, парень от радости не чуял ног под собой, побежав в свою батарею.

*     *     *

Итак, выпуск позади. Впереди – Германия, чужая, манящая и зага-дочная страна. Хоть и социалистический лагерь, а все-таки заграница. Все время пути от Белорусского вокзала до №-ского отдельного гвардейского мотострелкового полка на окраине немецкого города Котбус, куда в конце концов попал Николай, прошло как во сне. Мелкие неприятности типа вы-тряхивания из карманов оставшейся мелочи перед важными таможенника-ми в Бресте и тупых шуток наглого пройдохи-проводника над зелеными лейтенантами, первый раз попавшими за границу, остались позади. Когда поезд пересекал советско-польскую границу, лейтенанты высыпали в ко-ридор и прилипли лицами к стеклам. Проводник с самым невинным видом подошел к ним, стал рядом и задумчиво рассеянно протянул: «М-да-а-а-а, Польша». Весь остальной люд вагона, затаив дыхание, ждал, чего он ляп-нет на этот раз. Лейтенанты насторожились.

- Смотрите, ребятки, корова-то польская, и, самое интересное, мы-чит только по-польски! – последние слова проводника потонули в хохоте случайных попутчиков. Посрамленные и покрасневшие лейтенанты исчез-ли в своих купе и больше не появлялись до самого Франкфурта-на-Одере.

Где-то в час ночи на немецко-польской границе немецкие погра-ничники с дикими воплями «Bitte, Pasportieren!» (Пожалуйста, паспорта) будили наших спящих соотечественников, зажимая нос от тяжелого духа русских, нестиранных по несколько дней, носков.

Во Франкфурте-на-Одере был знаменитый офицерский пересыль-ный пункт (пересылка). Толпа лейтенантов всевозможных родов войск то-милась за забором в ожидании окончательного распределения, так как вы-ход за пределы был строго запрещен. Единственное развлечение – кругло-суточные бесплатные кинофильмы, не уменьшали тревог и ожиданий. Все прекрасно знали, что и в ГДР есть такие гарнизоны, которые можно на-звать дырой западного образца: военный городок в лесной глуши, и где-нибудь в нескольких километрах немецкая деревушка с маленькой пивной «забегаловкой». Такая культурная перспектива на ближайшие 5 лет для женатых и 3 года для холостяков не могла прельстить никого.

На очередном построении его вызвали из строя и вручили предпи-сание. Провожатый прапорщик помог обменять 30 кровных рублей на 96 марок ГДР, купить билеты и сесть на нужный поезд. Ехал вместе с одно-курсником Алексеем, которого, видимо, за богатырский рост и кажущуюся бесшабашность определили в №-скую отдельную десантно-штурмовую бригаду, которая тоже была расквартирована в Котбусе, но только в дру-гом конце города. К вечеру они были в красивом и уютном железнодорож-ном вокзале со своими здоровенными чемоданами («мечтой оккупанта»). Выяснив с помощью небогатого немецкого словарного запаса, где нахо-дится советская военная комендатура, они тронулись в путь.

Теплый вечер августовского дня. Ласковые лучи солнца грели че-репичные крыши домов и булыжные мостовые города. Вдали виднелся острый шпиль кирхи. Красиво одетые люди праздно прогуливались по улицам, с недоумением поглядывая на двух советских молодых офицеров, которые, обливаясь потом, тащили свои большие чемоданы.

На сей раз судьба улыбнулось Николаю. №-ский полк, куда его распределили, стоял на окраине большого города, наших войск в том рай-оне было расквартировано относительно мало, а потому отношение мест-ного населения было вполне доброжелательное.
Дождавшись в комендатуре дежурных машин своих частей, они попрощались, договорились о встрече и разъехались. Петров с интересом наблюдал из кузова автомобиля за вечерней жизнью незнакомого города, в котором предстояло служить ближайшие три года. Через некоторое время показался забор военного гарнизона, и машина остановилась возле КПП полка. Помощник дежурного по полку, веселый старший лейтенант (как впоследствии оказалось, заместитель командира разведывательной роты), поинтересовался у новичка, откуда он приехал, задал пару незначительных вопросов и пожелал успехов в службе. Потом приказал дневальному по КПП донести чемодан Петрова до штаба полка и заодно показать дорогу лейтенанту.

*     *     *

Штаб полка, как впрочем и все остальные здания военного городка, были старой немецкой постройки с высокими черепичными крышами. По-рядок на территории был практически идеальный. Аккуратные дорожки, подстриженные лужайки и сосны с перепрыгивающими белками произво-дили этим августовским вечером впечатление какого-то санатория. И только нестройное солдатское пение на плацу во время вечерней прогулки выводило из этого забытья.

На крыльце штаба его встретил дежурный по полку, крупный, плотный, явно не обиженный здоровьем капитан, командир девятой роты. Он перебил Петрова, не дав ему отрапортовать по полной форме.

- Ну, здорово, лейтенант. Извини, брат, в штабе никого нет, при-дется тебе переночевать у меня в канцелярии роты. А завтра утром подой-дешь к кадровику и решишь все вопросы.
Николай опешил от такого панибратства и многие его представле-ния о службе пошатнулись еще до ее начала. Но то, что его ожидало впе-реди, вообще перевернули все его училищные представления о службе офицера. Первое, с чем он столкнулся в роте, был ухмыляющийся дне-вальный, кое-как отдавший честь появившемуся офицеру. Затем через не-которое время раздался приглушенный крик из глубины казармы: «Слон приехал, вешайся!» Петров сначала просто остолбенел, потом его стала душить злоба от такого нахальства. Он взглянул на ротного, но тот как бы и не заметил солдатского хамства. Нырков (так звали командира роты) проводил лейтенанта в грязную, обшарпанную канцелярию. Залатанная, не раз выбиваемая дверь с пародией замка производила самое жалкое впечат-ление. Немного успокоившись и приглядевшись повнимательнее, Петров понял, что в этой роте солдаты своего командира вообще не принимают всерьез, а поэтому тут дисциплиной и не пахло.

*     *     *

К счастью, а может и к несчастью, в училище войсковую стажи-ровку Николай проходил в хорошем артиллерийском полку. Командир ба-тареи, у которого он стажировался, был волевым и сильным офицером, по-рядок в подразделении был идеальный. Раскачки он курсантам не дал, сра-зу взял в оборот, благо из командиров взводов налицо был один, а работы - много. Солдаты и сержанты были вышколенные, а потому командовать ими не составляло труда. Невольно как-то закралась ничем не подкреплен-ная уверенность, что в принципе везде так и должно быть. Но не тут-то было. Лишь только потом, через несколько лет службы, получив опыт ра-боты с людьми, Петров смог сделать вывод, что в среднем в каждом полку обязательно найдется 3-5 (редко больше) сильных ротных, талантливых, волевых и умеющих работать с людьми. Но при этом обязательно будет примерно столько же откровенных лентяев или бездарей, которые полно-стью развалили свои подразделения. Вся остальная «серая масса» ротных будет втайне завидовать первым и громогласно поносить и позорить вто-рых.

Впрочем, не стоит думать, что эта «серая масса» однородная. От-нюдь нет. Лучшая ее половина честно тянет лямку и пытается подражать хорошим ротным. Однако в силу тех или иных причин не дотягивает до их уровня. Про них можно сказать: «неплохие ротные». Другая же половина «серой массы» просто плывет по течению, отбывает, так сказать номер, зная, что эту ступеньку службы необходимо пройти. При этом всеми фиб-рами души ждет того сладкого часа, когда им предложат, пускай и равно-значную, но должность без личного состава. Им вполне может подойти классификация «серого ротного». Ну а оставшуюся, самую плохую катего-рию, можно назвать «никакой ротный».

Такое условное деление командиров рот было бы ничего не знача-щим фактом, если бы не одно НО. В нынешней армии, и это не секрет, су-ществуют две «проклятые» должности – командир полка и командир роты. Офицеры, занимающие эти армейские ячейки, отвечают буквально за все – от боевой подготовки до состояния дисциплины и правопорядка во вве-ренных частях и подразделениях. Именно на них лежит и материальная ответственность, и ответственность за солдата – помыт ли, одет ли, на-кормлен ли, даже, пардон, вшивый он или нет. И вот тут роль личности в истории выходит на такой план, что дальше некуда. При этом если коман-дир полка может повлиять на обстановку в подразделениях лишь опосре-дованно, то от командира роты зависит практически все. «Сильному рот-ному» папы и мамы могут отдавать своих чад на службу в армии со спо-койным сердцем. Он вернется здоровым и окрепшим. Но если командир роты «никакой», берегитесь! Есть большая вероятность того, что ваш юноша будет морально (или физически) покалечен, а зачастую и то и дру-гое вместе.
Весь фокус заключается в том, что для хорошего офицера нет прак-тически никакого стимула для нахождения на этой «проклятой» должно-сти. Жизнь есть жизнь, и даже самые лучшие ротные имеют взыскания и финансовые начеты (чаще не по своей непосредственной вине, а по вине подчиненных). Категория по званию – «капитан», оклад небольшой, в Академию поступить практически невозможно. Вся система службы тол-кает офицера на то, чтобы быстрей проскочить ступеньку командира роты (батареи).

Действительно, зачем горбатиться ротным, когда при наличии воз-можностей можно отсидеться на капитанской должности без личного со-става, отвечая только за себя. Поэтому не надо пенять на то, что в армии мало хороших, сильных ротных командиров. Вот и получается в итоге при отсутствии сильного сержантского состава и наличии призывной системы службы маленькие катастрофы в какой-нибудь 9 роте, если ею командует «никакой ротный», когда с завидной периодичностью ломаются челюсти, отбиваются селезенки и почки, а домой возвращаются молодые инвалиды, оставляя в глубине души на всю оставшуюся жизнь ненависть к людям в погонах. Проблема, конечно, неприятная, но и не новая, да к тому же вполне разрешимая.

*     *     *

На следующее утро Николай предстал перед капитаном-кадровиком, на лице которого лежала та же печать собственного достоин-ства и самодовольства, которое было у училищного «вершителя судеб и дел человеческих». Правда, держал он себя намного проще. Задав пару не-значительных вопросов, кадровик с напуском торжественности объявил Петрову, что тот назначен командиром второго огневого взвода в первую батарею артиллерийского дивизиона, дал выписки из приказа по части и пожелал успеха.

«Ну вот, и началась моя служба», - подумал Николай и пошел ис-кать штаб дивизиона. Назначение, конечно, обрадовать его не могло. Ко-мандир второго огневого взвода – самая незавидная должность для офице-ра-артиллериста. Чтобы расти дальше по службе обязательно нужно прой-ти должность старшего офицера батареи (как правило, это командир пер-вого огневого взвода) или командира взвода управления. Честно говоря, Петров, имея диплом с отличием, рассчитывал как минимум на должность командира взвода управления.

В кабинете командира дивизиона он нашел в сборе все командова-ние. Командир, подполковник Санин, крупный, сильный мужчина в краси-во сидящей форме, начальник штаба дивизиона капитан Синев, среднего роста, худой желчный меланхолик с выпученными как у рака глазами, замполит капитан Сергеев, достаточно неприятный слащавый тип с отто-пыренными ушами и ехидной улыбочкой, зампотех майор Иванченко в измазанном танковом комбинезоне с повадками деревенского тракториста. После недолгого изучения биографии Николая столь блестящее общество пожелало ему успехов в службе, а замполит добавил, что теперь в 1-й ба-тарее будет своя партийная ячейка, поскольку для ее образования не дос-тавало одного члена КПСС.

Командир дивизиона, почему-то с участием и сожалением поглядев на Петрова, тихим, несопоставимым с его могучей фигуре голосом сказал, что в батарее пока дела не из лучших и молодому офицеру есть место для приложения своих сил. Странный взгляд комдива несколько удивил и сму-тил Николая. Нехорошие предчувствия закрались в душу молодого лейте-нанта. Однако, узнав, что батарея находится на недельном полевом выходе с 1 мотострелковым батальоном, он со свойственной молодости беспечно-стью обрадовался внезапно появившимся нескольким свободным от служ-бы дням для решения вопросов обустройства и знакомства с городом. Уст-роившись в офицерском общежитии и получив вожделенное койко-место, Петров решил-таки зайти в расположение батареи и проверить оставшийся наряд.

*     *     *

Перешагивая порог казармы уже своей, 1-й батареи, Николай даже не подозревал, что этот порог он будет переступать еще долгих 2 года, что здесь пройдет его тяжелое становление как личности и офицера, что он все-таки сумеет найти выход из многих непростых жизненных ситуаций. Но пока он уверенно шагал в неизвестность в своей новенькой форме и сверкающих сапогах.

Петрова встретил и представился здоровенный, почему-то очень испуганный дневальный, что придало новоприбывшему уверенность в себе и прибавило грозные командирские нотки в голосе:
- Где находится батарея?
- На полевом выходе с 1-м мотострелковым батальоном, товарищ лейтенант!
- А вы почему здесь?
- Остался в составе наряда, товарищ лейтенант!
- Где остальные?
- В расположении, товарищ лейтенант!

«Ничего, дисциплина вроде есть, ни как в 9-й роте», - с удовлетво-рением отметил Николай и пошел осматривать расположение батареи. Од-нако удручающее состояние казарменных помещений почему-то не вяза-лось с видом чересчур дисциплинированного дневального. Везде царил беспорядок, койки заправлены кое-как, обои ободраны, стены заляпаны, доска документации дышала на ладан. В конце коридора он увидел стран-ного солдата в парадной форме с каким-то затравленным и больным ви-дом. Петров еще не знал, что этого парня две недели назад жестоко избили два сослуживца, в результате чего он потерял здоровье, был комиссован и ждал отправки домой. Тех двоих осудили и отправили отбывать наказание в дисциплинарный батальон.

Дойдя до каптерки и услышав там какой-то шорох, Петров потре-бовал открыть дверь, что и было немедленно выполнено. В хозяйстве старшины батареи тихо сидели такие же три мордоворота, как и дневаль-ный. Беспорядок царил и здесь. Ребята явно не утруждали себя. Николай не на шутку разозлился. В углу стеллажей он обнаружил котелок с заплес-невелыми остатками пищи недельной давности и не сдержался. Удар сапо-гом – и котелок полетел в противоположный угол.

- Быстро здесь навести порядок, вечером проверю! – заорал Нико-лай. Солдаты нехотя повиновались. С чувством выполненного долга Пет-ров вышел из казармы и направился в общежитие. Не успел он поесть, умыться и с блаженством растянуться на кровати, как в комнату зашел ка-кой-то моложавый прапорщик и спросил, кто здесь лейтенант Петров.
- Ну я! – ответил Николай.
- А я – старшина первой батареи, Олег Белоусов, будем знакомы, лейтенант!
Не успел Петров поморщиться от очередного панибратства теперь со стороны младшего чином прапорщика и отчитать за беспорядок в рас-положении, как тот его огорошил нерадостной новостью:
- Командир батареи старший лейтенант Вторушин сказал забрать тебя на полевой выход. Давай собирайся и поехали.

«Вот тебе и отдохнул!» - с сожалением подумал лейтенант и стал собираться. Через некоторое время старый, добрый ГАЗ-66 (в армейском просторечии «шишига») увозил Николая из сверкающего огнями города на полигон. А полигон хоть в Германии, хоть в Забайкалье – один черт, поли-гон, словом песок и грязь.

*     *     *

№-ский полк волею судеб (как отдельная часть группового подчи-нения) имел в 40 км от города солидный учебный центр с капитальными казармами, парком, большим стрельбищем, стадионом, столовой, подсоб-ным хозяйством и даже баней. Рядом проходила железная дорога, по дру-гую сторону которой начинался большой военный полигон армейского масштаба. Вообще Группа советских войск в Германии имела огромное полигонное хозяйство, которое практически никогда не пустовало. Непре-кращающиеся батальонные, полковые, дивизионные тактические учения, различного рода командно-штабные учения показывали, что крупнейшая развернутая группировка советских войск не зря ела свой хлеб и имела вы-сокий уровень боевой и оперативной подготовки, а потому вызывала не-вольное уважение и боязнь натовских оппонентов в виде американских, английских и западногерманских войск по ту сторону границы.

Вместе с тем на этих полигонных территориях (основным богатст-вом которых был сосновый лес) существовал еще один хозяин – лесное ведомство ГДР. О-о-о, это был очень рачительный и бережливый хозяин. У незаметных людей в зеленой лесной униформе каждое деревцо было учте-но. Любая незаконная вырубка леса нашими солдатами на полевых выхо-дах оборачивалась моментальными солидными штрафами. Так же, как и загрязнение почвы и незаконный отстрел живности в лесах.

Поскольку наши командиры всегда имели категоричные приказы начальства о недопущении штрафных санкций, то на местах приходилось договариваться с лесным руководством полюбовно. Поэтому практически в каждом лесном хозяйстве ГДР можно было наблюдать наших солдат, от-рабатывающих огрехи своих армейских коллег. В итоге оставались и волки сыты и овцы целы. Такое положение явно устраивало обе стороны.

*     *     *

К учебному центру подъезжали уже к вечеру. Грунтовая дорога сменила шоссейную, по бокам замелькали правильно посаженные акку-ратные сосны с покачивающимися от слабого ветерка верхушками. «Здесь, наверное, много грибов» - невольно подумал Петров, придерживая но-венькую зеленую полевую фуражку на очередной дорожной кочке. Про-ехав КПП учебного центра, Николай удивился тому, что машина поехала куда-то в сторону от казарм и гостиницы. Через пару минут «шишига» ос-тановилась около передней линейки того кусочка мира, который в настоя-щий момент громко именовался полевым лагерем 1-й батареи артиллерий-ского дивизиона №-ского мотострелкового полка.

Этот кусочек мира представлял из себя: переднюю линейку с пре-тензией на аккуратность, достаточно обшарпанный грибок дневального, 4 солдатские палатки в линию, за ними – ружейная и хозяйственная палатки, чуть далее – офицерская палатка и умывальник. Метрах в ста сзади этого лагеря на окопанном канавой пространстве стояли 6 грузовых «ЗИЛ-131», 6 122мм гаубиц и 2 машины «ГАЗ-66».

Петров спрыгнул на землю, поправил форму и огляделся. Возле солдатских палаток уже собралась толпа солдат и сержантов, с любопыт-ством оценивающих молодого лейтенанта. Взяв вещи, Николай пошел к офицерской палатке, где его уже ждали три офицера батареи. Старшина шел следом. Лейтенант уже мысленно готовился четко и красиво доложить о прибытии командиру батареи, справедливо полагая, что первое мнение о нем сложится по его строевой выправке. Но не успел он и рта открыть, как прапорщик Олег уже докладывал скороговоркой высокому старшему лей-тенанту с льняными волосами и такого же цвета усами о прибытии попол-нения. В этот момент лицо старшины выражало одновременно важность от успешно выполненного поручения и полную преданность начальству.

Николай в сердцах обругал выслужившегося старшину и все же представился комбату. Командир батареи с видом бывалого и заслуженно-го офицера, который может себе позволить некоторые вольности и не-брежности в форме, с совершенно серьезным видом принял рапорт нович-ка и представил офицеров. Офицерское общество 1-й артиллерийской ба-тареи представляло из себя, кроме Петра Вторушина (так звали комбата), старшего лейтенанта Юрия Молочкова (старшего офицера батареи, коман-дира первого огневого взвода), небольшого роста и плотного телосложе-ния, явно склонного к полноте, и лейтенанта Саню Белова (командира взвода управления), кудрявого весельчака, такой же комплекции, как Мо-лочков.

- Что ж, Николай, - сказал комбат, - твой официальный рапорт я буду принимать вечером, Саня тебе поможет. Старшина, а ты займись за-куской!
С озадаченным и недоуменным видом Петров вошел в офицерскую палатку и положил вещи на свободную койку. Следом появился Белов:
- Ну ты чего приуныл? Все нормально, вечером «вольешься» в кол-лектив. Рубли поменял во Франкфурте? Тебе хватит, не хватит – добавлю. Бери сумку, пошли к немцам в деревню!
Несмотря на поздний час, когда магазин был, естественно закрыт, Саня уверенно подошел к калитке крайнего дома деревни, которая была в трех километрах от лагеря, и нажал на кнопку звонка. Вышел старый дед - немец, улыбнулся и вопросительно посмотрел на советских офицеров. Бе-лов на смешанном языке объяснил, сколько надо водки и пива. Дед кивнул и через некоторое время принес ценный груз.

На обратном пути Николай спросил, почему у немца оказалось столько спиртного под рукой?
- Чудак, - рассмеялся Саня, - Он же бизнес на нас, дураках, делает. К нему можно зайти в любое время дня и ночи. Но водка и пиво у него до-роже, чем в магазине. Спекулянт, короче говоря. Говорят, в войну был у нас в плену в Сибири, поэтому нашего брата уважает. Кстати, ты с какого училища?
- С №-ского.
- О-о-о, да мы с тобой из одной бурсы. Скажу честно, не повезло тебе. Комбат хоть и афганец, и с орденом, а порядка в батарее нет ни хре-на, сам увидишь. Самая плохая батарея в дивизионе. Бойцов распустил. Молоко (Молочков) вечно в командировках, какие-то свои дела крутит. У него замена на следующий год в Союз, так ему на службу наплевать. Бата-рею ему не дали, вот и злой, как собака. Один я в наряды ходил. Теперь хоть ты приехал, полегче будет.
Николай невольно поежился от такой радости товарища:
- А старшина?
- А что старшина? С него толку, как с козла – молока. Его наряд – только столовая. Да и влип он где-то по крупному, особист его вызывал, беседовал. Олега вообще уволить могут. Вот он и выслуживается перед комбатом.
- А что, часто наряды?
- Приедем в Котбус, увидишь. Через 3 дня на 4-й, а то и через 2 на 3-й. То караул, то парк, то комендатура. Изредка в патруль попадешь, уже счастье. Штаб полка наряды одинаково делит, что пехотным батальонам, что нам. Так в батальоне народу человек 400, а у нас в дивизионе – 200. Офицеров в мотострелковых ротах больше в два раза, чем у нас в батареях. У них и замполит есть, и чистый заместитель, взводных по 4 человека, да кроме старшины еще техник-прапорщик. А у нас командир батареи, 3 взводных да старшина – вот и крутись как хочешь. Да еще если ты ответ-ственный по батарее – с раннего утра до позднего вечера в казарме. Коро-че, ни Германии, ни семьи «ванька-взводный» не видит. Ты, кстати, женат?
- Нет.
- Плохо!
- Почему? – искренне удивился Петров.
- А-а-а. У холостяков вся жизнь как-то наперекосяк идет. Питаются кое-как, неухоженные, в свободное время вечные выпивки в общежитии, деньги сквозь пальцы у них пролетают. Здесь еще в гарнизоне незамужние, вольнонаемные бабенки работают по линии Военторга. Так холостяки веч-но у них обитают. А тем замуж надо выскочить. За этим и приехали, так как сами не первой свежести. Семейные в загранке 5 лет служат, а холо-стяки – только 3 года, учти.
- Сань, а сколько ты получаешь?
- По сравнению с немцами – крохи. 750 марок, плюс 250 марок на семью добавляют. Итого – 1000. У них, наверное, уборщик больше полу-чает. Здорово выручает хороший продовольственный паек. Прожить мож-но, но шиковать не получится. Дай бог перед заменой купить пару столо-вых сервизов, да одежду на детей и на себя. Одна радость – второй оклад в рублях в Союзе на сберкнижку идет.
- Слушай, а почему наша батарея на полевом выходе, а дивизион – нет?
- Эх, брат, доля такая у артиллерии – вечно в полях! Вот смотри: 2 раза в год мы на полевом выходе артиллерии по месяцу. Это святое дело. Потом на все учения с пехотой уходим – это обязательно. И на полковые, и на батальонные, и на ротные. Плюс еще вот эти недельные полевые выхо-ды, опять же с пехотой. Уходит 1-й мотострелковый батальон, 1-я батарея артиллерийского дивизиона – с ним, 2-й – с ним 2-я и т.д. Вот и получает-ся, что артиллерия в мотострелковых полках чуть ли не по полгода в по-лях. Я эти выходы не люблю, а некоторым нравиться. Ну скажи, что за ра-дость каждый вечер гонять преферанс, да водочку попивать вдали от се-мьи, а? Не понимаю.
- Сань, а почему мы не стоим вместе с батальоном, раз вместе вы-шли на полевой выход?
- А кому это надо? Командиру батальона не надо. Ему проблем своего войска хватает. Кормит со своего котла – и то хорошо. Нашему ко-мандиру батареи тоже не надо. Он здесь сам себе и царь и бог, никого над душой нет. Ведь там его все наше дивизионное начальство пилит. Я бы тоже пилил. Солдаты видишь какие – отборные, полк-то отдельный, право выбора молодого пополнения есть. Почти одни славяне да прибалты. Дис-циплинку можно держать классную. А тут что ни месяц – то мордобой. Я тебе так скажу: в батарее (или в роте) от командира все зависит, любому зарвавшемуся бойцу можно рога пооткручивать. А если командир не рабо-тает, то и взводные ничего сделать не смогут. Приедешь – посмотришь, какой порядочек во 2-й батарее – загляденье. В 3-й – похуже, но все равно лучше, чем у нас. Вторушина вообще давно бы сняли, если бы не Афгани-стан и его орден. Но самое плохое то, что раз батарея плохая – то и мы взводные получаемся плохие, хоть ты семь пядей во лбу.
- А как насчет служебного роста?
- Да какой к черту рост. На какую должность приехал, с такой и уе-дешь. Прямая замена из Союза: командир взвода на командира взвода, ко-мандир роты – на командира роты и т.д. Если только снимут кого-нибудь, или какой-нибудь счастливчик в Академию поступит, тогда по случаю можно роту или батарею получить. Только не надо забывать, что блатных здесь хватает. У тебя есть какие-нибудь связи в штабе группы войск или в Москве?
- Нет.
- Ну и готовься к замене командиром взвода, ну, может, старшим офицером батареи.
- Да, нерадостная картина.
- Зато в Германии, а не в Забайкалье или Средней Азии. Для про-стого офицера это уже счастье. Да отсюда и в Афганистан не забирают.
- А как немцы к нашим относятся?
- Да так, по-разному. А как бы ты относился, если у нас в полку каждый месяц хоть один боец, да сбежит. Есть и пить ему надо? Правиль-но, надо. Вот он магазин, или дом, или квартиру обворует. А немцы зна-ешь как воровство не любят – страсть. Для них это, брат, чуть ли не самое гнусное преступление, не как у нас. Особенно не завидую немчуре, у кото-рых дома рядом с нашим полком. Там солдаты летом по ночам за яблоками табунами ходят.
- А полиция?
- А что полиция, к каждому дому полицейского не поставишь, всех не переловишь. Зато кого поймают – отдубасят по полной программе и нам возвращают, все-таки граждане другого государства. А вообще полицию у них боятся и уважают. Еще, наверное, с Гитлера так пошло. Любой немец, если что-то не так, в полицию звонит, докладывает. Так что имей ввиду - в городе за нами приглядывают. Не дай бог чего – полицай будет тут как тут.
- А в дивизионе как обстановка?
- Не приставай, сам увидишь. Вот уже и подходим. Да, тяжело тебе все-таки придется!
- Ну почему?
- Ты мелкий, худой. Дембелей-мордоворотов бить не сможешь. Они в ответ и самому набить морду могут. А без этого бояться тебя не бу-дут. Если попробуешь приводить их в чувство по уставу, греха не обе-решься. Долго и муторно. А главное – комбат ничего не делает, а без него – как об стенку горох.

Несмотря на сгустившиеся сумерки, Саня уверенно шел по лесной дороге. Было видно, что здешние места он знает неплохо. В тихом ночном воздухе лишь громко раздавались голоса двух советских лейтенантов, да испуганные лесные зверьки глядели вслед удаляющимся людям. Подходя к лагерю, Николай был в самом мрачном настроении. Саня простым языком так обрисовал его тоскливое ближайшее будущее, что хотелось бежать, куда глаза глядят.

*     *     *

Зайдя в палатку, Николай обнаружил уже накрытый закуской стол. И даже букетик полевых цветов украшал это торжественное нагромождение тушенки, солдатской каши, нехитрых овощей, сала и поджаренного мяса с картошкой. Палатка ярко освещалась снятой с автомобиля лампой-фарой от аккумуляторной батареи. На земляном полу аккуратно лежали какие-то старые коврики. По внутреннему периметру палатки стояли заправленные солдатские кровати и тумбочки. Все выражало неброский походный уют, который умеют создавать артиллерийские офицеры на полевых выходах. Приходившие в гости пехотные офицеры всегда удивлялись способности своих коллег обустраивать свой быт на полигонах.
Комбат, Молочков и старшина, сидевшие за столом, облегченно вздохнули, когда увидели вошедших лейтенантов. После минутной замин-ки, вызванной сервировкой стола горячительными напитками, бокалы (в виде солдатских кружек) были изрядно наполнены немецкой водкой и все вопросительно уставились на виновника торжества. Тот встал, поднял кружку и неожиданно произнес:
- Товарищ старший лейтенант, я ведь вообще то не пью!

После секундной тишины раздался взрыв хохота, который едва не сорвал палатку.
- Ну, лейтенант, ну насмешил! Давай представляйся как положено и не томи народ, - сказал Вторушин. «Эх, была – не была», - подумал Ни-колай и решительно доложил:
- Товарищи офицеры, лейтенант Петров, представляюсь по случаю назначения на должность командира 2-го огневого взвода 1-й артиллерий-ской батареи артиллерийского дивизиона №-ского мотострелкового полка.

Потом выпил добрую половину кружки, поперхнулся и закашлялся. Кто-то его похвалил, постучал по спине и сунул в руку соленый огурец для закуски. У Петрова, и вправду до этого не пившего, огненный вихрь про-мчался по всему телу сначала вниз, потом вверх и ударил в голову. Стало как-то легко и весело, ушли страхи последних дней. Действительно, ведь он в коллективе своих новых товарищей, с которыми теперь служить и тя-нуть лямку. Наконец-то все определилось и стало на свои места. Они обя-зательно сделают батарею лучшей! А он, Николай, станет хорошим офи-цером и получит свою батарею!

Дальнейшее застолье лейтенант помнил смутно. Еще не раз и не два поднимали тосты, старшина уходил проводить вечернюю проверку. Позже сели играть в преферанс, «игру настоящих артиллеристов», как вы-разился Молочков. Но Петрова милостиво отпустили, так как комбат на-значил его на завтра «ответственным» по батарее. Соответственно, утром он должен был провести зарядку.

Поспать ему толком и не удалось, т.к. всю ночь его выворачивало наизнанку, а поэтому каждый час приходилось выбегать к лесу. Но на ут-ро, в 5.45 дежурный по батарее уже будил еле-еле уснувшего лейтенанта, который промычал что-то невразумительное и перевернулся на другой бок. Не тут-то было.
- Николай, а ну подъем и марш на зарядку! – Вторушин был неумо-лим. Пришлось кое-как одеться и выйти. Прохладный утренний лесной воздух несколько взбодрил.
- Батарея, подъем! Строиться на зарядку! – тоненьким голоском прокричал дневальный.

Петрову было очень муторно и он даже не обратил внимание на то, что в строю были только солдаты первого года службы, что на зарядке присутствовал лишь один сержант. Он едва-едва дождался, когда, наконец ему доложили. Отправив батарею, несчастный лейтенант опять со скоро-стью курьерского поезда кинулся к лесу. С этого дня и на всю оставшуюся долгую службу у Николая появилось стойкое отвращение к запаху водки и твердое убеждение, что пить надо в меру, не доводя себя до скотского со-стояния. Лишь к утреннему разводу он немного пришел в себя и впервые увидел свой славный второй огневой взвод.

*     *     *

Взвод представлял из себя три огневых расчета по 5 человек (чет-вертое, пятое и шестое орудия): командир орудия, наводчик и три орудий-ных номера. Правда, по штату был еще один орудийный номер, но это бы-ли, как правило, вакантные должности. Командир четвертого орудия был и заместителем командира взвода. Это был тихий, спокойный литовец, старший сержант, и служить ему оставалось всего ничего – до осени. Ко-мандир 5-го орудия – сержант Корнейчик, атлетического вида, нагловатой наружности тамбовский шалопай, третьего периода службы. Командир 6-го орудия – младший сержант Паша Дерягин, который недавно прибыл из учебного подразделения. О таких как он, говорят «неладно скроен, да крепко сшит». Узкий лоб, глубоко посаженные глаза и приплюснутый нос придавали ему несколько звероподобный вид, на что батарея немедленно отреагировала, дав ему кличку «Паша-фашист».

Наводчиками были служившие второй год толковые солдаты с хо-рошей памятью и глазомером. Они по своим способностям вполне могли быть командирами орудий, но из-за существующей практики назначать на эти должности свежеиспеченных «молодых» сержантов из учебных частей так и не смогли получить сержантские погоны. Орудийными номерами были или солдаты первого года службы, или ни на что не способные ста-рослужащие.

Дерягин, это было видно, ни по способностям, ни по сроку службы авторитетом и уважением в батарее не пользовался. Реально расчетом ко-мандовал старослужащий – наводчик. История с Пашей обычная и отража-ет достаточно спорную систему подготовки сержантов, когда прямо с гра-жданки призывников направляют в учебные части, не имея реальных пред-ставлений об их командирских способностях и способностях вообще.

После второй мировой войны в Советской Армии существовала практика учебных полковых школ. Прямо в частях отбирали лучших спо-собных молодых солдат и направляли их в полковую «учебку», откуда че-рез несколько месяцев те возвращались назад в свои подразделения, и, как правило, успешно выполняли сержантские обязанности. Может, есть смысл вспомнить хорошо забытое старое?

*     *     *

На утреннем построении командир батареи объявил, что батарея вечером убывает в пункт постоянной дислокации и поставил задачи по свертыванию лагеря. Целый день суеты и беготни, подготовки техники и орудий, построения колонны завершился приказом на совершение марша. Вторушин почему-то назначил Николая старшим машины во взвод Мо-лочкова, где был молодой водитель Медведев:
- Не переживай, твой взвод доедет, а за этим мудаком поглядывай!

Эта фраза означала только одно – водитель, по всей видимости, был «аховый», а поэтому в машине не расслабишься и не поспишь. Когда начало вечереть, колонна тронулась. Машины с орудиями покачивались на лесных ухабах в лучах заходящего солнца. Медведев преувеличенно бодро заверил лейтенанта, что все будет в порядке, и тот может поспать.

Фары высвечивали из темноты габариты предыдущей машины, мерный гул двигателя и теплая кабина убаюкивали. Петров держался, как мог, и растирал слипающиеся глаза, но предательский сон все-таки сломил его. Сколько он так проспал, минуту или десять, не знал. Но только когда Николай от какого-то внутреннего толчка открыл глаза, волосы стали ды-бом. Водитель мирно спал и каким-то чудом держал руль в руках. Мозг мгновенно прожгла мысль, что в сцепке с машиной 3-х тонное орудие, в кузове расчет и снаряды «НЗ». Тем временем машина медленно, но верно съезжала вправо в кювет с неотвратимым дальнейшим опрокидыванием и тяжелыми последствиями. Времени для раздумий не было. Лейтенант рез-ко вывернул руль влево и удержал машину на дороге. Проснувшийся сол-дат что-то залепетал в оправдание, но вскипевший Петров влепил ему звонкую оплеуху и заорал:
- Смотри на дорогу, гнида, чуть людей и машину не угробил!

Сон, как рукой, сняло. Николай теперь до самого полка уже и не пытался подремать, и с удивлением для себя отметил, что ударил солдата на второй день службы. Однако виноватым себя не чувствовал, как не имел никаких претензий к лейтенанту и водитель. Медведев уже не раз и не два получал такие «подарки» от сослуживцев, знал, что виноват, и по-этому даже не обратил внимания на справедливый гнев лейтенанта. В его туповатом мозгу витала лишь одна мысль – только бы этот командир взво-да не рассказал комбату о случившемся.
Подъезжая к Котбусу, Петров увидел дорожный знак с названием города, почему-то на двух языках. «Второе название, наверное, на поль-ском, все-таки Польша рядом, надо у коллег спросить, - подумал Петров, - а город-то красивый, есть что посмотреть!»

*     *     *

Котбус (Cottbus , славянское – Chosebuz) впервые упомянут в лето-писи в 1156 г. Изначально название города, по всей видимости, относится к славянским корням, как практически и всех городов в восточной Герма-нии. В 1409 г. Котбус получает магдебургский городской статус, а в отно-шении права наследования – котбусское общинное право. В 1946 г. мест-ный краевед Вальтер Дрангош сумел спасти рукопись Иоганна Фридриха Бойха 1740 г. «Поземельная книга или кадастр». В ней предположено, что название города произошло от сербского «Choitsche Butky» («красивые домики»).

Впрочем, Котбусу не очень повезло с названием и на протяжении почти 800 лет (вплоть до 1913 г.) оно достаточно часто менялось. Chotibuz (1156), Codebuz (1199), Cchoschobus (1761), Kottbus (1847), Cottbus (1913). Многие славянские названия населенных пунктов, мест и местечек посте-пенно стирались с географической карты и только стараниями местных краеведов оставались в истории. Во время археологических раскопок 1967-71 гг. в городе были обнаружены 3 славянских крепостных сооружения и один древнегерманский крепостной вал. Заложение славянами первой кре-пости относится к VIII веку.

За свою долгую историю Котбус принадлежал лужицким сербам (один из народов прибалтийских славян), польскому, чешскому королям, брандербургскому маркграфу, саксонскому и прусскому королям. Сейчас это один из крупнейших городов земли Брандербург Федеративной Рес-публики Германии, важный узел автомобильных и железных дорог.

*     *     *

В парк въехали уже поздней ночью. Все были уставшие, а потому быстро и дружно вкатили в бокс орудия, загнали машины и разгрузили имущество. Личный состав батареи под командой старшины отправился в казарму. Вторушин посмотрел на хмурые лица офицеров, чему-то усмех-нулся и сказал:
- Ладно, на зарядку приду сам. Все, встречаемся на разводе.
Общий вздох облегчения, улыбки и рукопожатия на прощание, по-сле чего трое пошли в жилой городок, и лишь Николай, неприкаянный, - в общежитие. Улыбнувшаяся дежурная спросила:
- Что, лейтенант, с полевого выхода? А мы к тебе в комнату соседа поселили, тоже с вашего училища. Козлов - фамилия, может знаешь?
- Знаю, знаю, в одной батарее учились. Ключ у него?
- Да, спокойной ночи.

Еще несколько минут ушло на то, чтобы сонный сокурсник открыл дверь, послать к черту его с расспросами и завалиться спать мертвым сном. Спи лейтенант, впереди у тебя целая жизнь, полная горестей и радостей, взлетов и падений, неудач и побед, предательства и искренней дружбы.

*     *     *

Николай, конечно, проспал. Однокурсник Васька тоже. Поэтому, чтобы не опоздать на утренний развод, пришлось умыться кое-как, затем бегом в офицерскую столовую, поминутно отвечая на вопросы Козлова. Утренняя сосиска с гарниром поглощалась Петровым и другими холостя-ками в тишине, нарушаемой редкими вздохами, т.к. взгляды присутст-вующих были прикованы к местной официантке, точнее к ее упругим стройным бедрам, заманчиво выделяющимися в узкой юбке. Из столовой – в разные стороны: Николай – в дивизион, Васька – в 3-й батальон, куда был назначен командиром взвода управления в минометную батарею.

Вообще артиллерии в полку было много, как и в любом другом мо-тострелковом полку: дивизион – четыре батареи, в каждом батальоне по минометной батарее и противотанковому взводу, да еще отдельная проти-вотанковая батарея. Командиров батарей было едва ли меньше, чем коман-диров мотострелковых рот. Но возможности дальнейшего карьерного рос-та у пехотных офицеров было гораздо больше, поэтому офицеры артилле-рии всегда старались попадать в артиллерийские полки и бригады, где ар-тиллерист может претендовать практически на любую должность. А в мо-тострелковом полку на 8 командиров батарей только одна майорская должность – начальник штаба дивизиона, с которой можно поступать в Академию. Или тяни лямку до командира дивизиона, но попробуй попади на нее с такой конкуренцией! На остальные должности заместителей ко-мандира дивизиона артиллерист претендовать не может, т.к. они другого профиля. Замполит – из политработников, зампотех – из офицеров воору-жения. Вот и думай после этого о карьере.

Еще меньше возможностей для служебного роста в пехотном полку для офицеров других специальностей – ПВО, связистов, саперов и др. Од-нако в узкопрофильных военных училищах, в которых готовят этих спе-циалистов, курсанты воспитываются, как правило, на некотором чувстве превосходства над представителями других родов войск. Самыми умными традиционно считают себя артиллеристы и зенитчики, зато все дружно от-носятся как к низшей касте к пехотным офицерам. Однако этот факт вовсе не мешает последним немного свысока смотреть на всех остальных, пото-му что реальная власть в Сухопутных войсках да и в армии в целом сосре-доточена, конечно, в руках общевойсковых командиров. Вместе с тем бы-ло бы ошибкой представлять эти мелкие дрязги серьезной червоточиной офицерского корпуса. При реальной боевой работе вся шелуха отлетает мгновенно, мысли представителей всех родов войск заняты одним – вы-полнением задачи.

Общевойсковой бой – коллективный бой. Успех, в конечном счете, зависит от успешной работы каждого рода войск. И ничто так не сближает и сплачивает людей, как совместный труд. А в нем рождается взаимное уважение и почитание, петушиное чванство как-то незаметно отходит на второй план.

Тем временем Петров подбегал к месту развода. Было заведено, что общеполковые построения проходили по понедельникам, а также во время праздников и каких-либо полковых мероприятий. Все остальные дни неде-ли утренние построения и разводы проходили в составе батальонов.

Несмотря на то, что построение было назначено на 9.00, в 8.40 ди-визион уже стоял. Вторушин хмуро посмотрел на лейтенанта и заметил, что неплохо бы ему приходить раньше командира батареи и проверять со-стояние дел во взводе. Николай вздохнул, подошел к взводу, тихо спросил у старшего сержанта Будринайтиса, как дела. Получив успокаивающий от-вет, встал на правом фланге.

К середине места построения подошел начальник штаба дивизиона. С важным видом человека, облеченного властью, он бегло осмотрел строй, сделал замечания всем командирам батарей. Досталось на орехи и коман-дирам отдельных взводов. После этого наступило томительное ожидание командира дивизиона, который еще не вернулся с утреннего построения командиров подразделений у штаба полка.

Командир полка (в простонародье – «кэп») собирал всех команди-ров батальонов, отдельных рот и офицеров штаба в 8.30, выслушивал ра-порты дежурного по полку, офицера штаба, проверявшего ночью и утром несение службы нарядом, тут же делал взбучку за различного рода упуще-ния, уточнял задачи на день и распускал блистательное командирское об-щество до 18.30.

Когда командир дивизиона подходил к месту развода, то уже изда-ли по его походке было видно: с плохими или хорошими новостями он идет. Уверенная неторопливая поступь свидетельствовала о том, что в ди-визионе все было нормально, в штрафники никто не попал. И наоборот, торопливая, суетливая походка предвещала громы и молнии. В этот мо-мент в головах командиров батарей и отдельных взводов была только одна мысль-просьба, непонятно к кому обращенная: «Только бы не меня!». Так было и сейчас: походка командира не предвещала ничего хорошего.

*     *     *

Вообще наш славный дивизион состоял из трех гаубичных батарей, одной батареи реактивных установок, взвода управления дивизиона и взвода обеспечения. Взвод управления дивизиона имел те же функции раз-ведки и связи, что и взвода управления батарей, но на более высоком уровне. Соответственно имел более серьезную военную технику. Немного странным было то, что командиром взвода по штату был связист, он же – начальник связи дивизиона. Столь солидная должность была представлена не менее солидным и немолодым старшим лейтенантом. Вместе с тем в штабе дивизиона был начальник разведки, также старший лейтенант, но полная противоположность связисту. Он курировал все подразделения ар-тиллерийской разведки в дивизионе и был как бы 2-м нештатным коман-диром взвода управления дивизиона. «Толстый и худой» были хорошими неразлучными приятелями, что, однако, не мешало им частенько ругаться и делить власть во взводе.

Взводом обеспечения (в простонародье – «обоз») командовал пра-порщик, у него в штате был еще прапорщик – техник. Кроме этого в штате дивизиона были еще прапорщик – фельдшер и прапорщик – секретарь комсомольской организации, правая рука замполита.

Самой разгильдяйской была 1-я батарея, куда попал Петров, самой дисциплинированной – 2-я, которой командовал старший лейтенант Са-марцев – немного полноватый, круглолицый здоровяк. Положение в 3-й и реактивной батареях было получше, чем в 1-й, но также далеко от прием-лемого. Третьей батареей командовал пожилой капитан с изможденным видом Женя Пономарчук, реактивную батарею недавно принял прибыв-ший из СССР по замене капитан Сущенко, он же секретарь партийной ор-ганизации дивизиона.

К слову сказать, офицеры артиллерии полка почти на две трети бы-ли украинцами, выпускниками Хмельницкого, Сумского и Одесского ар-тиллерийских училищ. Небольшая прослойка выпускников Тбилисского, Ленинградского и Коломенского артиллерийских училищ не делала погоду в коллективе. Почему так были расположены училища в СССР, трудно сказать.

Закономерно или нет, но почти все руководящие должности в ар-тиллерии полка, начиная с начальника артиллерии, занимали «хохлы». На посиделках с выпивками национальные споры разгорались весьма остро, что немало удивляло Петрова, воспитанного в духе интернационализма. В пехоте было проще, там таких склок не возникало, т.к. основная часть об-щевойсковых училищ (Московское, Ленинградское, Омское, Благовещен-ское, Рязанское десантное) были расположены в России. Этот факт как-то влиял на уравновешенный национальный состав пехотных офицеров и не создавал предпосылок к национальным спорам.

*     *     *

На сей раз громы и молнии командира дивизиона прошли мимо 1-й батареи. Пришедший вовремя на зарядку Вторушин вытолкнул своих сер-жантов и солдат, как раз перед приходом проверяющего со штаба полка. Во 2-й и реактивной тоже обошлось все спокойно в силу того, что вторая всегда все делала вовремя, а реактивная располагалась на третьем этаже казармы. Досталось третьей батарее, находившейся на первом этаже. Ле-нивый майор не пошел наверх, а зашел в первую попавшуюся дверь. В об-щем-то, что увидел штабной офицер, его не удивило, но это была пища для утреннего разбора командира полка, а поэтому он со служебным рвением добросовестно отметил все мельчайшие недостатки и нарушения распо-рядка дня, а затем их красочно изложил. Как обычно, молодые солдаты под командой одного из сержантов уже убежали на зарядку. Старослужа-щие действовали на свой страх и риск: самые наглые продолжали спать, более осторожные отправлялись досматривать сны в каптерку, любители спорта, а были и такие, самостоятельно отправлялись на спортгородок размяться без беготни, покурить и поговорить о «неизбежном, как крах империализма, дембеле».

Все эти факты в преувеличенном виде «кэп» обрушил на голову несчастного командира дивизиона, а уж тот постарался во всю мощь своих голосовых и нецензурных возможностей объяснить недостатки в работе командиру 3-й батареи Жене Пономарчуку. Заодно заметил дембелям ба-тареи, что им с увольнением торопиться не надо. По солдатским рядам прокатился глухой ропот.

Слова комдива имели свой смысл. Первые партии увольняемых на-чинались сразу после осенней проверки, в середине октября, и продолжа-лись вплоть до декабря месяца. Разница ощутимая – 2 месяца, и никому не хотелось уезжать последним. Были случаи, когда молодые солдаты уст-раивали «темные» оставшимся декабрьским дембелям – одиночкам за все их предыдущие шкоды. Такая перспектива мало кого устраивала и пугала. Поэтому старослужащие, как правило, к началу октября становились как шелковые. Но на дворе был август, а поэтому можно было еще себе позво-лить кое-какие мелочи.

Дивизион стоял не шелохнувшись, слушая непарламентскую лек-сику командира у своей 3-х этажной старой немецкой казармы, а рядом, за забором, текла жизнь города. По аккуратным дорожкам ходили молодые немецкие мамаши с колясками. Они удивлялись силе русского голоса и странностям русского языка, в котором очень часто повторялись одни и те же короткие слова.

Наконец развод закончился. Вторушин приказал Сане Белову вести батарею в парк. Тем временем комбаты сбились в кучку, обсуждая утрен-ние дела. Самарцев и Вторушин успокаивали Пономарчука как могли, Су-щенко ехидно подшучивал. Было видно, что он руководствуется в своей жизни старой армейской поговоркой: «лучшее счастье – горе товарища». К ним подошел и Молочков на правах старожила – заменщика (которому предстояла замена после определенного срока службы во внутренний во-енный округ СССР). Такие же старые взводные – заменщики были практи-чески в каждой роте и батарее. Отношение к ним со стороны начальства было особое. Работать с ними, как с молодыми лейтенантами было невоз-можно. Ущербность от того, что несмотря на большой опыт службы они не получили вожделенного повышения и грядущая замена в СССР давали им определенное негласное право на достаточно независимое поведение. Их старались не ставить в тяжелые наряды (караул, парк, столовая), поручали, как правило, какие-нибудь хозяйственные работы, не связанные с боевой подготовкой. Комбаты разговаривали с ними на равных, поскольку неред-ко были их сверстниками. Тем временем 1-я батарея, руководимая Бело-вым, шла в парк техники и вооружения. Боксы в парке, как и казармы, бы-ли старой немецкой постройки.

*     *     *

№-ский полк находился в военном городке, построенном немцами еще в начале 30х годов XX века. Толстые стены, большие окна, высокие потолки, огромные подвалы и чердаки говорили о том, что строили каче-ственно и надолго. Фюрер не жалел денег на свою армию. Старожилы го-ворили, что если посмотреть на городок с высоты птичьего полета, то он похож на фашистского орла. Петров относился к таким заявлениям скеп-тически, но когда впервые взял топографическую карту города крупного масштаба и разыскал на ней расположение военного городка, то очень удивился. Действительно, здания были расположены так, что достаточно четко вырисовывались контуры герба третьего рейха.

Внутри постройки также отличались качеством и продуманностью. Просторные помещения, широкий и длинный коридор, который бойцы ок-рестили почему-то «взлетной полосой». Прямо в стенах коридора вделаны ниши для хранения оружия, что ни мало удивляло наших военных. Види-мо, командование Вермахта и не догадывалось, что оружие нужно хранить в специальном помещении за семью замками и сигнализацией, что немец-кий солдат может взять без надобности свое свободно стоящее оружие и баловаться с ним, а потом еще по глупости застрелить своего товарища, что, к сожалению, нередко случалось в Советской Армии.
На каждом этаже были оборудованы душевые кабины, чтобы солда-ты и унтер-офицеры могли после занятий принять горячий душ! Увы, у нас почему-то они не работали. А впоследствии их вообще демонтировали, и сделали подсобные помещения. Да, в неприхотливости русскому солдату не откажешь! Ну, зачем ему душ? Это роскошь и дополнительная головная боль для тыловиков, у которых еженедельная баня для личного состава - и то проблема.

Подвалы были большие и сухие. Даже кое-где оставалась немецкая электропроводка. В них были предусмотрены и построены несколько кар-церов для нарушителей дисциплины армии третьего рейха. Маленькие глухие помещения размером 2 на 1 метр без окон со сводчатым потолком и одной лампочкой. Какому-нибудь немецкому командиру роты капитану Фридману не надо было целый день тратить на то, чтобы оформить арест на гауптвахту нерадивого солдата и потом неделю доказывать правиль-ность своего решения замполиту. Капитану Фридману фюрер давал широ-кие дисциплинарные права с ротным карцером в придачу. Иногда, заходя в подвалы, наши командиры рот и батарей тихо вздыхали, посматривая на карцеры, как на любимую, но почему-то запрещенную игрушку. А солдаты и сержанты сочувствовали тем «гансам», которым когда-то приходилось здесь отбывать наказание за очередную самоволку к подружке. Но даже самые прочные и фундаментальные постройки можно обратить в груду ненужного хлама, а поэтому часть замечательных подвалов из-за неис-правной канализации была, увы, затоплена.

Не менее впечатлял воображение и парк для вооружения и техники. Огромные капитальные боксы, удобные ворота, которые когда-то легко открывались и закрывались, а теперь непрестанно ломались и совсем не чинились. Из каждого бокса шел свой подземный ход в казарму! Таким образом, подготовка к выходу немецкой части из городка могла пройти совершенно незаметно для постороннего наблюдателя. Наше командова-ние решило проблему подземных переходов мудро и просто: их законопа-тили.

Рассматривая боксы более внимательно, Петров сделал удивительное открытие: немецкие часовые не мокли под дождем и снегом, так как несли службу внутри бокса. Под самой крышей кое-где сохранились неширокие деревянные настилы на всю длину помещения. Солдаты фюрера охраняли военную технику любимого фатерланда, отсчитывая шаг за шагом по де-ревянному настилу на приличной высоте, но в тепле и под крышей. Одна-ко заснуть на таком посту было бы непростительным легкомыслием: – можно было упасть и переломать себе кости в лучшем случае, про худший и говорить не стоит, так как полы бетонные.
Наши любопытные бойцы залазили в самые потаенные уголки, из-влекая раритетную добычу. Практически в каждой роте и батарее у стар-шины был «джентльменский набор» - немецкие каски со свастикой, шты-ки, пряжки от ремней и т.д. Иногда попадались старые газеты с улыбаю-щимся фюрером и фотографии немецких солдат в обнимку со своими бе-локурыми подружками. Офицеры особого отдела всячески старались изы-мать подобные археологические находки, но временные потери быстро пополнялись.

Почему-то в полку сложилось общее устойчивое мнение, что здесь дислоцировалась печально знаменитая моторизованная дивизия СС «Мертвая голова». Ходила невероятная легенда о том, что отсюда до само-го Берлина шел подземный ход, по которому могли идти танки. Насчет туннеля можно было поспорить, но военный городок был построен всего в каких-то 200 метрах от бетонной автострады, ведущей на запад и на вос-ток. Это подтверждало, что строили здесь не только надолго, но и со смыслом.

*     *     *

Пока ждали прихода Вторушина, солдаты расцепили и расчехлили орудия, взвод управления развернул для обслуживания средства разведки и связи. Тем временем Саня посоветовал Николаю проверить все вооруже-ние и технику по формулярам, составить акт и утвердить у комбата:
- Ты не думай, что если Вторушин материально ответственное ли-цо, то с тебя и взятки гладки. Как бы не так. Взводного всегда могут край-ним сделать. Вот с Молочкова как раз трудно что-либо взять, так что будь аккуратней.

Доброжелательность Сани и то обстоятельство, что они выпускни-ки одного училища, да к тому же почти ровесники, как-то сразу сблизило их. В это время подбежал солдат взвода Белова и передал, что идет комбат. Тот на правах старшего офицера построил батарею и доложил Вторушину о готовности к проведению обслуживания техники и вооружения.

Старший лейтенант вызвал к себе командиров взводов и старшину, начал ставить задачи. Молочков и Олег сразу испарились для выполнения каких-то важных хозяйственных задач. Оставшимся Сане и Николаю Вто-рушин с самым строгим и важным видом поставил столько задач по об-служиванию техники, что у Петрова глаза округлились. Белов, видимо не раз попадал в подобные обстоятельства, а потому все воспринял спокойно. Правда до того момента, когда комбат мимоходом заметил, что сегодня батарея заступает в караул, а Саня – начальником караула. Тут сник и он. С чувством выполненного долга Вторушин убыл в неизвестном направле-нии. Посетовав на судьбу – злодейку и запустив пару камней в огород Юры Молочкова по поводу его безделия, Белов взял с собой вычислителя батареи, а по совместительству писаря и собрался в казарму готовить до-кументацию караула. Николаю же сказал в напутствие:
- Смотри, чтобы бойцы работали, в кабинах машин не сидели, и чтобы молодых в самоволку за яблоками тайком не отправили. Сам не уходи, а то придет кто-нибудь из штаба дивизиона или полка, а офицера нет. Тогда греха не оберешься. Батарею приведешь не раньше чем за 15 минут до обеда.

Поглядев с сомнением на щуплую фигуру Петрова и ухмыляющие-ся рожи дембелей первого взвода и взвода управления, Белов с писарем ушел в казарму. Николай был подавлен. Его просто возмутило такое не-прикрытое стремление комбата и старшего офицера батареи (Молочкова) улизнуть от своих обязанностей, спихнув их на молодых лейтенантов. Кроме этого, Петров впервые остался один на один с батареей, растерялся и определенно не знал, что ему делать.

*     *     *

Тем временем батарея, дождавшись наконец-то ухода офицеров, занялась своими делишками. Петров во внимание не принимался, его как будто не было. И если взвод молодого лейтенанта хоть как-то изображал коллективные работы, то в первом огневом и взводе управления у техники остались только молодые солдаты. Остальные благополучно забрались в кабины машин подремать в преддверии караула. Николай нутром чувство-вал, что наводить сейчас порядок бесполезно: солдаты были злые на то, что не успев приехать с полевого выхода, их отправили в наряд. Комбат и тот предусмотрительно смылся. Можно было обломать зубы и ничего не добиться. А это – крах для будущего командира, ему нельзя проигрывать в первой схватке за порядок.

Чтобы не терять время, он вызвал своих командиров орудий и на-чал проверять имущество, сверяя с формулярами. Выявился полный бес-порядок. Панорамы и оптические прицелы к орудиям, ЗИПы были перепу-таны, ночные подсветки износились, шанцевый инструмент был разуком-плектован. В ответ на распекания лейтенанта Будринайтис и Матвейчик угрюмо заметили, что неплохо бы в казарму придти пораньше, чтобы оста-валось время подготовиться в караул.

Пользуясь случаем, Николай внимательно присматривался к солда-там и сержантам, смутно понимая, что рано или поздно придет момент его командирского становления, когда батарею необходимо будет подчинить своей воле, воле лейтенанта Петрова. Именно батарею, потому что пер-вичный полноценный армейский коллектив – это рота (батарея), в котором взвод или отделение не может жить обособленной жизнью, особенно в ар-тиллерии, где успех дела зависит буквально от каждого – разведчика, свя-зиста, командира орудия, наводчика, вычислителя, орудийного номера или водителя. Коллективное оружие, каким является артиллерия, определяет всю внутреннюю жизнь подразделения.

К слову сказать, описываемый период был временем, когда неус-тавные взаимоотношения, в том числе «мордобой», достигли в Советской Армии угрожающих размеров. Высшее армейское руководство стало при-нимать жесточайшие меры по наведению порядка. Одновременно стали проводить эксперименты по комплектованию подразделений солдатами одного призыва.

Незадолго до описываемых событий все батареи дивизио-на были укомплектованы одним призывом. Но эксперимент провалился, неуставные взаимоотношения таким оригинальным способом изжить не удалось. А реактивная батарея, укомплектованная к тому времени дембе-лями, благодаря бездействию недавно заменившегося в СССР командиру подразделения, была фактически неуправляемая. Практически ежедневные пьянки и самовольные отлучки стали чуть ли не нормой жизни. Батареи были срочно переформированы по старому принципу многопризывной системы. В итоге зараза реактивной батареи плавно растеклась по всему дивизиону. Но если во 2-й батарее этих молодцов командир быстро поста-вил на место, то в других подразделениях они чувствовали себя вольготно. По воле случая, в 1-й батарее основная их масса попала во взвод управле-ния и 1-й огневой взвод. Единственным их представителем во 2-ом огне-вом взводе был заместитель командира взвода Будринайтис, но «лабус» (армейская кличка всех солдат из прибалтийских республик СССР) был тихим, спокойным и не склонным к буйству парнем. Так что Петрову в ка-кой-то мере повезло.
Забегая немного вперед, скажем, что через пару месяцев наблюде-ний Николай сделал для себя своеобразный вывод: классификация солдат, определенная еще Л.Н. Толстым в рассказе «Рубка леса» (1855 г.), вполне подходила и для описываемого времени с небольшим, но неприятным до-полнением. К покорным, начальствующим и отчаянным солдатам как-то незаметно присоединился и набрал огромную силу солдат-циник, который мог избить молодого сослуживца не за что-то, а просто так, искалечить его, открыто отобрать последние деньги, посылку родителей, еду в столо-вой, послать в самоволку на воровство. Самому плохому солдату русской армии середины XIX века («отчаянному развратному») такое и не снилось, да и не мог он таких вещей себе позволить.

Солдат-циник был, как правило, житель большого города, ленив и слабодушен, далек от понятий товарищества и имел, как правило, не самых бедных родителей. И при этом обязательно являлся членом ВЛКСМ! По-этому на первом году службы он был особенно не любим сержантами и сослуживцами. Однако, прослужив год и получив негласное право коман-довать молодыми, он изгалялся как мог. Сержантом его ставили очень ред-ко, потому что поручить ему ничего нельзя. По отношению к офицерам он вел себя просто и незатейливо: с сильными – угодливо, со слабыми – ци-нично и нагло. К прапорщикам относился с явным презрением, как к низ-шим существам, и всячески это подчеркивал, за исключением тех, кто мог его, не стесняясь, нокаутировать.

Зачастую такие горе-бойцы, вволю нашкодив в последний год службы, через полгода после увольнения присылали слезные письма с просьбой дать хорошую характеристику для поступления на службу в ми-лицию, в КГБ или другие серьезные организации. К сожалению, далеко не у каждого командира хватало твердости духа отказать на вполне законных основаниях.

Эту условную классификацию нельзя в полной мере применять к солдатам – выходцам из республик Средней Азии и Закавказья. Тут разго-вор особый. Но так как в №-ском полку служили в основной своей массе славяне и прибалты, национальный вопрос остро не стоял.
В каждой роте или батарее обязательно присутствуют все виды солдат, но в подразделениях, где сильный командир, солдата-циника не видно, он затаился, скрипит зубами, но вынужден тянуть общую лямку. Именно в таких подразделениях он занимает подобающее ему положение лентяя-придурка, которого необходимо постоянно заставлять работать, че-рез труд изгонять тунеядские начала. Но при слабом командире он расцве-тает пышным цветом, и никто, даже Министр обороны, не остановит его. Возмущенный читатель закономерно может спросить: да когда же появил-ся этот гнусный тип? После военных реформ 60-х годов XIX века, когда была введена всеобщая воинская повинность? Или после революции 1917 г.? Или в 70-е годы «застойных времен»? А трудно сказать, темное дело.

*     *     *

Между тем лейтенант заметил, что солдаты первого огневого взво-да и взвода управления по одному исчезают из бокса. Николай вышел, обошел угол и увидел, что бойцы общаются через забор с тремя молодыми немками веселого нрава. Петров попытался вежливо им объяснить, что на-до уходить отсюда домой, на что они рассмеялись и на довольно сносном русском языке заявили, что где хотят, там и стоят. Их, видимо, забавляло желание молоденького лейтенанта навести порядок. Увидев, что солдаты над ним посмеиваются, Николай набрался храбрости и крикнул, что вызо-вет полицию. Девок как ветром сдуло. До самых последних дней службы в Германии Петрова удивляла законопослушность немцев и их трепет перед своей полицией, в чем не раз убеждался.
- Все по местам работ!

Солдаты нехотя пошли в бокс, демонстративно засунув руки в кар-маны. Кто-то из них пробурчал себе под нос: «Вот придурок дубовый, всех девчонок разогнал!». Лейтенант сдержался, но начал гонять дембелей из кабин, пока не наткнулся на солдата из взвода управления, хамоватого Карпенко.
- А ну, вылазь, и вперед – работать!
- С чего бы это, раскомандовался тут. У меня свой командир есть – лейтенант Белов.
Николай опешил от такой наглости. Хотелось за шиворот вытащить наглеца и пару раз ударить мордой об асфальт. Но Карпенко был двухмет-ровым верзилой и явно провоцировал лейтенанта на драку. Петров усили-ем воли заставил себя успокоиться и заговорил официальным языком:
- Товарищ солдат! В соответствии с Уставом внутренней службы я являюсь начальником для любого сержанта и солдата батареи, а поэтому приказываю Вам выполнять поставленную командиром батареи задачу по обслуживанию техники, и не дай бог еще раз увидеть Вас в кабине маши-ны.

У Карпенко глаза забегали, он не ожидал такого поворота событий. Наживать неприятности перед увольнением из-за какого-то лейтенанта-щенка он не собирался. Но и уступить просто так не мог, т.к. кругом уже собралась толпа солдат, которая с любопытством наблюдала за окончани-ем сцены. Возникла напряженная минута. В этот момент раздался голос подходящего лейтенанта Белова:
- В чем дело, Карпенко? Чего прохлаждаешься!

Тот с явным видимым облегчением выскочил из кабины, тихо про-цедив сквозь зубы Петрову:
- Вот мой настоящий командир пришел, а кто ты такой – не знаю.
В эту минуту с внезапно нахлынувшей тоской Николай совершенно четко осознал, что ему предстоит тяжелая борьба за то, чтобы на деле стать полноценным офицером. Как оказалось, сами по себе офицерские погоны еще ничего не значит в этой системе человеческих отношений. Но хуже всего было то, что помощи в этой борьбе ждать было не от кого, ни от комбата, ни от Молочкова, ни от старшины. Только если Саня что-нибудь посоветует. Однако было заметно, что и он сам чувствует себя в батарее не совсем уверенно. Петров невольно хмыкнул, подумав про себя: «Будешь ты, Николай, барахтаться, как лягушонок в банке с молоком».

*     *     *

Закончив работы и отправив батарею в казарму, Саня со злостью в голосе сказал:
- Да, зря я надеялся, что с нарядами полегче будет, командир диви-зиона приказал молодых лейтенантов в серьезные наряды до осенней про-верки не ставить. Так что радуйся и ходи в свои патрули. А когда я пришел молодым лейтенантом год назад, так меня через 3 дня в караул запихнули!
- Ладно, не расстраивайся, - попробовал слабо утешить сослуживца Николай, хотя, если честно, то в глубине души обрадовался внезапно сва-лившемуся счастью.

У командиров рот и батарей наряд был один – дежурный по полку, а поэтому они в наряд ходили крайне редко – 1, редко 2 раза в месяц. Зато командиры взводов и заместители командиров рот оттуда не вылазили. Самым тяжелым считался караул, т.к. постов было много, плюс гауптвах-та, приравненная к гарнизонной (командир полка был начальником гарни-зона). Также нелегко приходилось дежурному по парку и помощнику де-журного по полку. Ответственность большая и времени для отдыха прак-тически нет. И самые желанные наряды – гарнизонные патрули. Правда, заместители командиров рот имели «свой» наряд – дежурный по коменда-туре. Вроде бы и не обременительный, но никуда не убежишь, сиди, как дурак, сутки под боком военного коменданта гарнизона. У прапорщиков был также «свой» наряд – дежурный по столовой. По тяжести сравним с караулом, однако прапорщиков было много, а потому для них наряд был нечастым.

На построении в батарее Вторушин довел состав караула. Петрову сообщил, что тот идет начальником гарнизонного патруля, двух патруль-ных назначил ему с первого огневого взвода, дембелей. Наши солдаты в увольнение в Германии не ходили, а поэтому посмотреть город и сделать кое-какие покупки они могли только в патруле, соответственно и рвались в этот наряд.

После построения Петров зашел в каптерку к старшине. Тот был в скверном настроении духа, так как его опять вызывал особист (офицер особого отдела) на беседу. Через силу он улыбнулся лейтенанту:
- А, Николай, заходи, будь гостем. Хочешь, покажу свою фрицев-скую коллекцию?
- Ну, покажи.
Перед изумленным лейтенантом откуда-то из заначки были извле-чены и разложены вещички солдат вермахта, найденные нашими бойцами в подвале и парке: каска, штык, фляжка, пара крестов, какой-то медальон. Выглянув в коридор, Олег крикнул дневальному: «Пашу-фашиста ко мне». Перед старшиной и озадаченным Николаем предстал его командир орудия Дерягин.
- Паша, примерь, голубчик! – вкрадчивым голосом сказал прапор-щик, подавая старую немецкую каску. Надев ее, Дерягин действительно стал разительно похож на туповатого немецкого солдата из фильмов о войне. Вся его угрюмая внешность еще более усугубляла это сходство. Петров невольно поежился и сказал:
- Иди, Дерягин, готовься в караул.

Паша с облегчением снял каску. Было видно, что шуточки старши-ны ему явно не по нутру, но кличка «Паша-фашист» намертво прилепилась к младшему сержанту.
Лейтенант сходил к начальнику разведки дивизиона, который был назначен дежурным по комендатуре, уточнил время и место отъезда наря-да, поставил задачи своим патрульным, сходил на обед и от нечего делать пошел изучать расположение полка. Наткнувшись на здание клуба, зашел в библиотеку. Ухоженная библиотекарша средних лет весело спросила:
- Ну что, лейтенант, будем книги читать? Правильно! Все лучше, чем пиво по гаштетам литрами хлебать. Возьми вот книгу про Котбус по-читай. Занятный, оказывается, городишко. Или про историю полабских славян, которые в здешних местах еще сохранились.
- Как это сохранились? Насколько я помню, немцы их еще в XI ве-ке истребили, – с видом знатока древности изрек Петров.
- Увы, Ваши познания в истории славян еще далеки от совершенст-ва. Вы обратили внимание, что на казарме 2-го батальона немецкие рабо-чие крышу меняют?
- Да.
- А на список рабочих для пропуска на территорию полка обратили внимание?
- Нет.
- А Вы почитайте внимательно, там треть фамилий со славянским корнем. Так вот, в наших краях еще сохранились лужицкие сербы или лу-жичане, единственная ветвь полабских славян, не исчезнувших в истории. Так-то, лейтенант.

Удивленный Петров взял пару книг и с твердым намерением почи-тать на досуге отправился в общежитие. Там его встретил Васька. Увидев книги, он ухмыльнулся и поделился своими более прозаическими пробле-мами. Надо было оформить вызов на жену (а он успел жениться), получить квартиру и отремонтировать ее к приезду своей благоверной. Своим рас-пределением он оказался весьма доволен. Минометная батарея в обычном мотострелковом батальоне жила неплохо: все основные наряды тянули пе-хотные роты, из батареи брали людей только в необходимых случаях. Офицеры подразделения не ходили в караул, а лишь дежурными по парку. Дисциплина в батарее была хорошая, комбат сильный, так что у Васьки глаза светились, как у кота рядом с чашкой со сметаной. Уже зная об об-становке в дивизионе, он лишь посочувствовал Николаю.
- Да пошел ты со своими сочувствиями! – зло оборвал его Николай.
- Ладно, не гоношись, - примирительно ответил другой, - всякий может в такое дерьмо попасть. А ты знаешь, мне сказали, что в этом го-родке раньше при Гитлере стояла моторизованная дивизия «СС» «Мертвая голова». Правда, интересно?
- Не могу сказать, не знаю, но если хочешь, уточню у фюрера.
Козлов вяло усмехнулся и замолчал, поняв, что к Николаю теперь лучше не приставать с расспросами.

*     *     *

Увы, моторизованной дивизии СС «Мертвая голова» там никогда не было, хотя печально известный создатель войск СС Теодор Эйке в период с 1920 по 1923 год и проживал в Котбусе, но это отдельная история. А к 1938 году в этом городе дислоцировалась 3 легкая пехотная дивизия Вер-махта в составе 9 кавалерийского стрелкового полка, 1 и 2 батальонов 8 пехотного полка, 8 разведывательного полка, 80 артиллерийского полка, 43 противотанкового дивизиона, 67 танкового батальона, 59 инженерно-саперного батальона, 48 медико-санитарного батальона, 84 отдельного ба-тальона связи и 59 тыловой части.
Германия бешеными темпами готовилась к переделу мира. Все силы государственной машины были направлены на милитаризацию страны. В рамках автомобильной программы ускоренно шло строительство автострад по всей территории Германии и выходящих к ее границам. Одной из таких автострад была диагональная дорога Гамбург-Берлин-Котбус-Бреславль.

Жители Котбуса надолго запомнили это строительство, шум которого не затихал ни на минуту. Да, надо отдать должное, дороги немцы строить умеют. Толстые железобетонные плиты ложились с немецкой аккуратно-стью и дорога продвигалась все ближе к границам Польши и Чехии.

Строительство дорог велось с таким качеством, что они эксплуати-руются и по сей день. Хотя для дорожных рабочих эта стройка далеко не была радостью. Декларированная фюрером борьба с безработицей оберну-лась для них тяжелой принудительной работой с мизерной оплатой труда. Им не хватало заработанных денег, чтобы съездить хотя бы раз в две неде-ли к семье куда-нибудь в Берлин или в Дрезден, не говоря уже о покупках. Именно по этим причинам многие мужчины и женщины добровольно по-ступали на службу в Вермахт, ВВС и ВМФ Германии, раздувавшимися в это время как на дрожжах. Военные были опять в почете и славе, им по-свящали песни и стихи, на них смотрели с надеждой и верой в то, что с помощью оружия они вернут величие Германии! Не стоит во всем винить Гитлера! Большая часть немцев поддерживала курс на войну, надо смот-реть правде в глаза. В ином случае он никогда бы не смог прийти к власти совершенно законным конституционным путем.

А жители тихого Котбуса радовались новой современной дороге, по-строенной возле их города и гордились этим. Правда, некоторые в вечер-них разговорах за кружкой пива и делали неприятные для себя выводы о приближении большой войны. Однако говорить об этом вслух, а тем более протестовать желающих уже не находилось. Только за один 1935 год было вынесено не менее 10 смертных приговоров гражданам Германии, «…разглашавшим военные секреты». Причем троим из них (двум мужчи-нам и одной женщине) были отрублены головы. Не будем забывать, что Германия до марта 1935 года еще выполняла условия Версальского дого-вора, строго ограничивающего ее Вооруженные Силы. А цивилизованная Европа молча взирала на средневековое варварство и ничего не говорила о правах человека.

А тем временем война неумолимо приближалась. Летом 1939 года солдаты и офицеры дивизии, конечно, что-то предчувствовали, и когда пришел приказ о выступлении, большого переполоха это не вызвало. Не-малую часть личного состава дивизии составляли лужицкие сербы, что, впрочем, не мешало им добросовестно служить в Вермахте и воевать во имя фюрера и «Великой Германии». Последующие события, победоносные войны Германии в Европе и всеобщая эйфория привели к тому, что многие лужицкие сербы - военнослужащие Вермахта стали отказываться от своей национальности и принимали немецкие имена и фамилии. Что ж, как гово-риться, слов из песни не выбросишь, что было, то было. Лужичане вспом-нили, что они славяне только к концу войны, когда Восточный фронт тре-щал по всем швам от ударов Красной Армии.

После ухода дивизии Котбус как-то сразу опустел, тревожное ожи-дание нависло над городом. Действительно, веселого было мало: польская граница недалеко, а как развернутся события – неизвестно. Военные эше-лоны шли и шли на восток. Проезжающие солдаты и офицеры 213 и 221 пехотных дивизий песен не пели, молча взирали на проплывающие мимо кварталы и пригороды Котбуса и думали с тревогой о своем будущем. Германия замерла в ожидании.

3 легкая пехотная дивизия вышла в район сосредоточения, потяну-лись томительные дни и часы до начала выступления. Командир дивизии полковник Адольф Кунтцен нервничал: как покажут себя его пехотинцы, танкисты и артиллеристы в реальных боях, а не на плацу в Котбусе? Гене-рал Гот, командир 15 механизированного корпуса, был строгим и требова-тельным начальником. Легкие пехотные дивизии были созданы для новой, маневренной войны. В этой кампании должна были пройти обкатку танко-вые и механизированные войска Вермахта, проверена правильность теоре-тических изысканий основателей танковых войск Германии.
К слову сказать, уже с 1926 года, в обход Версальского договора, в Казани действовала тайная школа «Кама» по подготовке немецких танки-стов, с 1928 года она продолжала свою деятельность под вывеской «Тех-нические курсы ОСОАВИАХИМА». 1 мая 1933 года считается днем соз-дания танковых войск Вермахта. В этот день был назначен командующим механизированными войсками генерал Лутц, начальником штаба – знаме-нитый генерал Гудериан.

К польской кампании танковые и механизиро-ванные войска Вермахта подошли как сформировавшийся и состоявшийся род войск. Осталось дело за малым – проверить их в бою.
К исходу 1 сентября 1939 года стало ясно, что все идет как по маслу. Дивизия в составе 15 механизированного корпуса 10 армии (генерал Рей-хенау) группы армий «ЮГ» (генерал Рундштедт) участвовала в боях в рай-оне г. Радом по разгрому польской армии «Краков», захватывала перепра-вы через Вислу в районе Демблин и Опатув, разгромила 7 польскую пе-хотную дивизию, принимала участие в сражении на реке Бзуре. Уже 9 сен-тября солдаты и офицеры дивизии участвовали в ликвидации первого «котла» второй мировой войны, где сдались 60.000 генералов, офицеров и солдат семи польских дивизий, захвачено 130 орудий. С презрением и вы-сокомерием смотрели славяне-лужичане в немецкой форме на сдающихся оборванных, голодных и испуганных славян-поляков. Парадоксы истории! Большая европейская страна Польша, сопоставимая с Германией по чис-ленности населения и территории, прекратила свое существование за не-полных три недели.

Возвращающиеся в Котбус части и подразделения 3 легкой пехотной дивизии принесли с собой эйфорию легкой победы. Оборона поляков рух-нула как карточный домик под натиском танковых и моторизованных со-единений Вермахта. Дни и ночи в пивных и ресторанах гудел человече-ский улей. Хозяева увеселительных заведений не успевали считать при-быль. Фатерланд щедро платила своим солдатам и офицерам денежное до-вольствие. Унтер-офицер, не говоря уже об офицерах, вполне мог содер-жать семью. Награды и внеочередные звания сыпались как из рога изоби-лия. Все страхи и сомнения прошли, да здравствует гений фюрера! Увы, как скажет позже Гейнц Гудериан, это было начало катастрофы.

А между тем опыт польской кампании показал, что легкие пехотные дивизии представляют собой неполноценные соединения (по выражению Г. Гудериана). В высшем руководстве Вермахта было решено переформи-ровать их в танковые дивизии. Для командира и личного состава наступи-ли черные дни. Еще бы! Уже 19 октября 1939 года офицер организацион-ного отдела генерального штаба сухопутных войск Германии Шелль до-ложил на очередном совещании, что 8 танковая дивизия (бывшая 3 легкая пехотная) должна быть готова для боевого использования 10-11 ноября 1939 года. В срочном порядке пришлось готовить место для приема 10 танкового полка из резерва главного командования с трофейными чеш-скими танками Т-38, переформировывать 8 разведывательный полк в 59 разведывательный батальон, 9 кавалерийский стрелковый полк в 8 мото-стрелковый полк, формировать заново 8 мотоциклетный стрелковый ба-тальон, принимать и обслуживать большое количество техники. Война мо-торов дала о себе знать в полную силу!

Но, несмотря на титанические усилия, к указанному сроку дивизия все-таки не была готова. 27 ноября 1939 года в докладе главнокомандую-щему Вермахта указывалось, что 8 танковой дивизии необходима боевая подготовка, а начальник организационного отдела генерального штаба ге-нерал Буле 27 декабря 1939 года доложил, что 10 танковый полк будет от-правлен в дивизию лишь 8 января 1940 года. Вот оно, проявление всемо-гущего армейского беспорядка, на этот раз в немецком исполнении. На бумаге 8 танковая дивизия существовала уже несколько месяцев, а танко-вым полком в ней и не пахло.

Уже 8 февраля 1940 года главкому было доложено, что 8 танковая дивизия в общем производит хорошее впечатление, но на подготовку к боевым действиям ей потребуется еще 4 недели. Да, тяжело шло перефор-мирование, нелегко пехотной дивизии стать танковой. Но высшее военное руководство Вермахта уже готовилось к новой кампании на Западе, и вой-на на картах шла уже полным ходом. 7 февраля 1940 года в Кобленце в во-енной игре в штабе группы армий «А» 18 армия на третий день наступле-ния вводила в бой 8 танковую дивизию, в то время как солдаты и офицеры дивизии копошились в двигателях и думали о вечерней кружке пива в ближайшем питейном заведении. Их судьбы были предрешены, как гово-рил Константин Симонов, они уже были поделены на живых и мертвых. 18 февраля в 12.00 командиру дивизии, наверное, икнулось, но он бедолага не понял почему. В это время на очередном совещании у Гитлера сам фюрер оценил 6 и 8 танковые дивизии наиболее высоко. Как следствие – 19 фев-раля главком принял решение о направлении им новых танков Т-IV и о подчинении этих дивизий танковой группе Клейста.

*     *     *

Наряд в патруле открыл Петрову еще одну страничку жизни. Прие-хав к месту развода, он сразу увидел разницу между ними, офицерами полка и офицерами комендатуры – «белой костью» гарнизона. Построив старый и новый наряды, дежурный по комендатуре доложил о готовности к смене заместителю военного коменданта гарнизона – холеному, молодо-му старшему лейтенанту, явно не отягощенному службой. Тот привычно, по-барски, пожурил старый наряд, поставил задачи новому и царственно удалился к себе ждать доклада о приеме и сдаче дежурства.

Военная комендатура занимала трехэтажное здание. Первый этаж был выделен для наряда, на втором размещались кабинеты военного ко-менданта, его заместителя, местного «особиста», следователя и других представителей этого славного племени «белокастовых» людей. На верх-нем этаже в достаточно комфортных условиях жили солдаты комендатуры. В подвале были оборудованы камеры для временно задержанных военно-служащих.
В помещении дежурного по комендатуре стоял старый несгорае-мый немецкий сейф, «подарок фюрера» - как шутили офицеры полка. Ви-димо он действительно остался еще с войны, т.к. на внутренней стороне его двери красовался орел – герб третьего рейха. И никакими ухищрения-ми его нельзя было соскоблить, до того он въелся в металл. В конце кон-цов даже военный комендант махнул рукой. Оставалось только снять шля-пу перед химической промышленностью фюрера.

Комендатуры располагались во всех крупных городах и были, так сказать, блюстителями военного порядка среди советских военнослужа-щих и посредниками между советскими военными и местными властями. В какой-то степени они зависели, конечно, от начальников гарнизонов, но в целом жили обособленной жизнью, не отягощенной проблемами обыч-ных офицеров линейных частей.

Выйдя, наконец, на маршрут патрулирования, Петров с жадным любопытством начал разглядывать витрины магазинов. Конечно, Герман-ская Демократическая Республика была страной социалистического лагеря со всеми вытекающими из этого последствиями. Но даже достаточно скромный уровень жизни восточных немцев показался Николаю сказкой. Между тем солдаты попросили его зайти в какой-то большой универмаг и пропали на целый час. Он проклинал себя за то, что пошел у них на пово-ду. Когда они наконец появились с пакетами в руках, в которых была куча недорогих безделушек, на их довольных лицах блуждали безмятежные улыбки. По всей видимости, бойцы еще успели выпить изрядное количест-во пива. Лейтенант еще раз имел случай убедиться, что его не восприни-мают как командира, и за это право еще предстоит долгая борьба.

*     *     *

В октябре в жизни полка, как и в жизни всей Группы Советских войск в Германии (ГСВГ), начались два важных события. Первое, к кото-рому судорожно готовились все должностные лица от командира полка до последнего прапорщика, называлось «итоговая осенняя проверка». Второе, которое с нетерпением ждали солдаты и сержанты срочной службы – увольнение в запас отслуживших установленные сроки службы и прибы-тие молодого пополнения. И если «дембеля», готовясь к предстоящей встрече с домом, каждый раз с душевным трепетом проглядывали списки очередной партии увольняемых в надежде увидеть свою фамилию, то ос-тальные с таким же нетерпением ждали прибытия молодых солдат, по-скольку сам факт их появления повышал социальный статус оставшихся в солдатской иерархии по сроку службы.

Каждая категория солдат имела свое неофициальное название. В зависимости от места службы оно могло изменяться внешне, не меняя су-ти. В №-ском полку молодые солдаты имели прозвище «слоны», прослу-жившие полгода – «черпаки», год – «ветераны», полтора – естественно «дембеля» или «деды». Все достаточно банально. Жалко только даром по-траченные нервы и здоровье командиров, безуспешно, как правило, пы-тавшихся пресечь обязательные «переводы» солдат и сержантов из одной категории в другую с возлиянием спиртных напитков. Особую головную боль вызывали, конечно, переводы из «черпаков» в «ветераны» и из «вете-ранов» в «дембеля».

Увольнение отслуживших установленные сроки службы солдат производили несколькими партиями до декабря месяца включительно. Очередную партию отправляли на пересыльный пункт в районе какого-нибудь военного аэродрома, оттуда самолетами военно-транспортной авиации или «Аэрофлота» в СССР. Этими же бортами обратными рейсами прибывало молодое пополнение. Насколько все-таки мощной страной был Советский Союз, что мог позволить себе осуществлять замену почти чет-вертой части ГСВГ авиационным транспортом (при наличии еще крупных группировок советских войск в Польше, Чехословакии, Венгрии и в Афга-нистане, где замены в основном осуществлялись тоже воздушным транс-портом).

С момента прибытия на пересыльный пункт и до посадки в самолет увольняемые были предоставлены практически сами себе. Жили в палат-ках и питались сухим пайком. Как раз в этот «мутный» период могли на-бить морду не в меру ретивым сержантам, вспоминая службу в полку, или распотрошить чемодан с подарками зазевавшегося коллеги - «дембеля» со своего или чужого полка. Все сходило с рук, т.к. никто такие случаи не расследовал. А поэтому по полку среди солдат небезосновательно ходила поговорка «пересылка нас рассудит», от которой самый добросовестный сержант поеживался и умерял свой служебный пыл.

Как правило, основная масса увольняемых везла нехитрые подарки родным и близким, но порой содержимое солдатских чемоданов поражало обилием достаточно дорогих вещей. Источники таких богатств были из-вестны – отъем денег у молодых солдат и воровство. Простой солдат полу-чал около 30 восточногерманских марок, если он был классный специа-лист, то жалованье могло достигать 40 марок. Сержанты получали до 60 марок. На эти деньги, конечно, можно было сходить несколько раз в сол-датскую чайную, купить подшивочный материал и самые необходимые в обиходе предметы, но на серьезные вещи явно не хватало.

В подразделениях со слабой дисциплиной новоприбывших моло-дых солдат обирали до последнего пфеннинга, в других – только опреде-ленную часть. Роты и батареи, где деньги не отбирали, насчитывались единицы. Соответственно, таких ротных можно было смело сразу награж-дать правительственными наградами, т.к. они не просто выполняли свои служебные обязанности на 100%, но и знали всю внутреннюю жизнь под-разделения, командовали умно, психологически верно, а потому результа-тивно. Это был «золотой фонд» офицерского корпуса, но, к сожалению, серьезным анализом внутренних «денежных дел» в подразделениях ко-мандование не занималось, хотя особисты всегда имели полную информа-цию о такого рода делах.

Второй путь – воровство. Справедливости ради стоит отметить, что воровать и продавать солдатам и сержантам в тех условиях было особо не-чего. Единственная категория, имевшая реальную возможность пополнить таким образом свой тощий кошелек – это водители транспортных машин, часто выезжающих за пределы части. Они ухитрялись разными правдами и неправдами экономить бензин и подешевле продавать его законопослуш-ным немцам. Видимо не зря гласит армейская поговорка – «на халяву и уксус сладкий».

Была, правда, небольшая категория предприимчивых бойцов, кото-рые умудрялись организовать торговлю значками и прочей солдатской «дембельской» бижутерией.
Все это, конечно же, следствие. Причина в бедности служивых, ко-торая тянется практически на протяжении всей русской истории. А между тем, несмотря на все свои грехи, солдаты и офицеры практически всегда выполняли задачи, которые ставила Россия перед своей армией, не счита-ясь с потерями.

*     *     *

Чем ближе приближалась проверка, тем больше нагнетался ажио-таж вокруг нее. Командир полка и начальник штаба требовали свое, зампо-тех полка – свое, замполит – свое, заместитель командира полка выматы-вал душу у командиров батальонов требованиями по подготовке учебно-материальной базы, постоянными выделениями команд на учебный центр и строевой подготовкой каждый день. И все они требовали выполнить свои приказания немедленно. Если добавить к этому наслаивающиеся распоря-жения начальников служб, то получалась достаточно мрачная картина. У командиров батальонов и рот голова шла кругом. Обслуживание техники и вооружения, приведение в порядок расположений, расписаний занятий, журналов боевой подготовки и штатно-должностных книг, подготовка к сдаче запланированных предметов – все в кучу. А тут еще замполиты со своими конспектами и подготовкой к сдаче политической подготовки.

В период этой вакханалии радовались только увольняемые, попав-шие в первую, «поощрительную» партию до начала проверки. Остальным «дембелям» приходилось, сжав зубы, трудиться со всеми (по крайней мере, изображать труд). Стимул простой и понятный: покажешь себя плохо в пе-риод проверки – загремишь в декабрьскую партию.
Петрова тоже закрутил этот армейский водоворот. Некогда было не только выбраться в город, нормально выспаться на протяжении уже двух недель не получалось. Вечером после суматошного дня, выжатые как ли-моны, Саня и Николай ждали командира батареи с совещания. Молочков, как обычно, выполнял какое-то спецзадание зампотеха и мотался по ГДР, доставая что-нибудь на военных базах и складах. Ох уж эти полковые со-вещания! К 19.00 все послеобеденные мероприятия заканчиваются и в принципе офицеров можно отпускать со службы. Но не тут-то было. Ждем-с совещания.

В  18.30 командир полка собирал командиров батальонов и до 19.00 подводил итоги дня и ставил задачи на завтра. В 19.15 командиры баталь-онов собирали командиров рот и в более доступной и простонародной форме выражали свое недовольство ходом работ где-то до 19.30. В 19.45 – 20.00 злые командиры рот и батарей наконец-то собирали своих взводных, орали и ставили задачи на устранение сегодняшних недостатков и на зав-тра. В 20.30 голодные и отупелые командиры взводов распекали сержан-тов, заканчивая свою пламенную речь обычно одной и той же фразой «к утру чтобы было сделано».

В результате непонятное «броуновское» дви-жение продолжалось в полку до утра и дежурный безуспешно пытался на-вести порядок.
Женатые офицеры и прапорщики хоть ненадолго погружались в семейный уют и это заметно скрашивало службу. Холостяки же возвраща-лись в постылое общежитие, где и отдохнуть толком нельзя было. Обяза-тельно кто-нибудь что-нибудь отмечал (звание, должность, день рождения, замена, командировка, медаль, отпуск и т.д., не считая официальных и не-официальных праздников), а потому очень часто и громко звучали музыка и нетрезвые голоса.
А с утра начиналось все с начала. В один из дней накануне провер-ки объявили построение для торжественных проводов первой партии увольняемых. Батарея опаздывала и Вторушин приказал бежать до плаца. Знакомый Николаю Карпенко прошипел в строю: «Забодали, и когда толь-ко все это закончиться!». Петров, хоть и был сам замордован не меньше подчиненных, пропустить мимо ушей хамство не смог и заорал на солдата: «А ну рот закрыть, хватит плакаться и бегом марш!». В батарее хихикнули, Карпенко зло посмотрел на лейтенанта, но побежал.

Увольняемых тем временем построили возле трибуны, где стоял командир полка. В парадной форме, румяные и возбужденные, они сияли счастьем. «Наконец-то домой, домой!» – кричала каждая клеточка их здо-ровых, молодых тел. Процедура прощания не заняла много времени. Ко-мандир полка поблагодарил за службу, пожелал успеха в гражданской жизни. Они попрощались со знаменем полка и вышли на исходное поло-жение для прохождения торжественным маршем, последнее прохождение в их службе.
- Плохо пройдете, отменю партию, - угрюмо пошутил командир полка. Полковой оркестр заиграл «Прощание славянки» и колонна уволь-няемых двинулась стройными рядами. Пожалуй никогда, даже на курсе молодого бойца, они не маршировали так самозабвенно, отбивая ноги об асфальт плаца и держа равнение натянутой до предела струной. Во всех их глазах, направленных на командира, читалось: «Лишь бы не сбиться, гос-поди, лишь бы не опозориться! Еще минута - и домой!».

Остальные солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры полка сле-дили за прохождением. Кто равнодушно, кто с завистью, кто с тоской. Це-лый вихрь мыслей и чувств пролетел в голове Николая: «Какого черта я поперся в военное училище, впрягся в это ярмо как минимум на 25 лет. Ни радости, ни просвета в жизни. Может уволиться к черту и закончить этот кошмар?» Когда заиграл марш, у лейтенанта запершило в горле. В эту се-кунду он завидовал увольняемым и любой самый неказистый солдат в этой колонне был счастливее Петрова, такого одинокого в строю полка.

Да, не знал музыкант Тамбовского кавалерийского полка Василий Иванович Агапкин, сочинивший этот марш в далеком 1912 году, какие тонкие струны русской души затронет его музыка в последующие десяти-летия истории Российского государства. В «Прощании славянки» загадоч-ным и удивительным образом сочетается боль разлуки, долг перед Отчиз-ной, готовность самопожертвования и надежда на лучшее будущее. Это фактически уже не просто военный марш, это, если можно так сказать, не-официальный гимн России. Давайте скажем спасибо этому скромному во-енному музыканту, выразившему в музыке то, что порой трудно высказать словами русскому человеку.

*     *     *

Кроме №-ского полка и десантной бригады, в городе находились вертолетный и танковый полки Национальной народной армии ГДР. Бе-тонная дорога, по которой немецкие танкисты выдвигались на свой поли-гон, как раз проходила мимо военного городка нашего полка. Достаточно часто наши солдаты и офицеры были свидетелями передвижения немецких танковых колонн. Впереди и сзади их обязательно следовали мотоцикли-сты – регулировщики, причем у замыкающего обязательно был веник и совок. Если, не дай бог, с гусеницы упадет кусок грязи, то мотоциклист обязательно его аккуратно сметет и выбросит с дороги. Наши посмеива-лись, но в душе завидовали прирожденному умению немцев соблюдать чистоту и порядок.

Николай как-то наблюдал проходящую колонну. Танки были наши, Т-62, но танкисты, торчащие из люков – в немецкой форме, и нет – нет, да и поглядывали в сторону советского городка. Петров невольно подумал, что деды этих парней также гордо поглядывали сверху танков в 1941 году, когда в составе вермахта рвались к Москве и Ленинграду, при этом не-вольно мороз пробежал по коже. А теперь это были самые надежные со-юзники по Варшавскому Договору.

*     *     *

Военная машина Германии готовилась к броску на Запад. Уже ут-вержден план кампании, предложенный Эрихом фон Манштейном, уже заканчивается доукомплектование соединений и частей. 8 марта 1940 года на совещании у главкома было доложено, что 6, 7, 8, 9, 10 танковые диви-зии будут обеспечены саперами через командующего армией резерва. От-пускники вызываются в части и подразделения. Соединения и части выхо-дят в районы сосредоточения и исходные рубежи для наступления. Герма-ния опять замерла в ожидании. На этот раз противник не шуточный: Фран-ция и Англия. Англо-французские вооруженные силы на западе в мае 1940 года, по словам Гудериана, имели около 4800 танков, немцы лишь 2800. Общее преимущество у союзников было и в остальных видах вооружения. Итог кампании был неясным. Но ничего повернуть назад уже было нельзя.

8 танковая дивизия в составе 10 танкового полка, 8 мотострелкового полка, 8 мотоциклетного стрелкового батальона, 59 разведывательного ба-тальона, 80 артиллерийского полка, 43 противотанкового дивизиона, 59 саперного батальона, 84 батальона связи и других подразделений обеспе-чения в апреле 1940 года была готова к наступлению. В то время танковая дивизия Вермахта по штату имела 324 танка, около 140 орудий и миноме-тов, 10 бронеавтомобилей, 420 бронетранспортеров, 11792 человека лич-ного состава, из них офицеров – 394. Весьма серьезная сила! На этот раз дивизия принимала участие в боевых действиях в составе 41 танкового корпуса (генерал Рейнгардт) танковой группы генерала Клейста, группа армий «А».

Тихое, теплое весеннее утро 10 мая 1940 года, 5 часов 35 минут. Ти-шину взорвала артиллерия Вермахта, взревели тысячи моторов и танки Клейста устремились вперед. Эта операция была не менее стремительной, чем операция в Польше. 14 мая 8 танковая дивизия была уже у реки Маас, а 21 мая солдаты и офицеры дивизии увидели впереди себя побережье Ла-Манша в районе Эден. 25 мая пришлось оборудовать плацдарм на реке Аа в районе Сент-Омер. Тысячи пленных французов, англичан, солдат из ко-лоний, огромное количество трофеев впечатляло воображение. Местное население либо испуганно смотрело на завоевателей, либо с любопытст-вом. Солдаты смеялись и заигрывали с француженками. Теперь уже со-мневающихся не осталось: фюрер может все!

27 мая союзники начали эвакуацию своих войск из окруженного Дюнкерка, а уже 4 июня город был взят частями вермахта. Война на Севе-ре Франции закончилась полным поражением французских и английских войск. Немцам для полной победы оставалось сделать бросок на юг и раз-громить оставшиеся войска еще недавно могущественной Франции.
С 28 мая Гитлер приказал создать танковую группу «Гудериан» в со-ставе 39 и 41 армейских корпусов (в состав последнего вошли в том числе 6 и 8 танковые дивизии). Быстрыми темпами была разработана и подго-товлена операция «РОТ» по наступлению вглубь Франции. Немцы смогли быстро осуществить перегруппировку войск и занять исходные позиции для нового наступления. И хотя солдаты и офицеры заметно устали, на-строение у всех было бодрое. Чувствовалось, что война скоро закончиться.

Утром 6 июня началась операция «РОТ». Деморализованные фран-цузские войска практически не оказывали организованного сопротивления. Танки Гудериана стремительно продвигались на юг. 13 июня командир 8 танковой дивизии доложил в штаб корпуса, что перерезал важное шоссе Шалон-Сен-Менец и продолжает двигаться на юг. К 18 июня разведчики дивизии действовали у Бурбун-ле-бен. Хотя действовать фактически было уже незачем. Французы начали сдаваться полками, дивизиями и армиями! К 22 июня все было кончено и заключено перемирие. За время кампании французская армия потеряла убитыми 84.000 человек и пленными 1 млн. 547 тысяч, несколько тысяч танков. Героизма времен первой мировой вой-ны на этот раз у союзников не получилось. Немецкий танковый каток рас-катал французскую и английскую военную машину в тонкий блин.

8 танковая дивизия осталась на территории оккупированной Фран-ции. После подписания капитуляции многие солдаты и офицеры получили отпуска и поехали домой. В немецких городах и селах их встречали как героев. Те сверхзадачи, которые Германия не смогла решить в первую ми-ровую войну за четыре года тяжелых и кровопролитных боев, были реше-ны сейчас за месяц с небольшим. Это походило на настоящее чудо, многие немцы стали считать фюрера гением! Такой эйфории от победы в Герма-нии наверное еще не было никогда. Чины, награды и премии посыпались на военных опять как из рога изобилия. Везде устраивались шумные праздники во славу германского оружия. На этой волне именно в 1940 г. многие лужичане стали отказываться от своих славянских фамилий и сво-ей национальности, переделывая паспорта. В тот период не очень-то дер-жались братья-славяне за свое происхождение. Оно им понадобилось чуть позднее, в апреле 1945 г.

А между тем оставшимся в дивизии солдатам и офицерам пришлось готовить материальную часть к новой операции «Морской лев» по захвату Англии. Избыток чувств от победы и неудачи с отпуском пришлось зали-вать французским вином в ближайших кафе и ресторанах, покрикивая на зазевавшихся французских официантов. У командира дивизии добавилась новая головная боль – на соединение повесили курсы по боевой подготов-ке прибывающего пополнения для бронетанковых частей. Это создало та-кую путаницу и неразбериху, что 21 сентября было принято решение пере-дать курсы коллегам в 10 танковую дивизию. Продолжилась подготовка к высадке в Англию. Когда она не состоялась, многие вздохнули с облегче-нием. Была надежда, что Гитлер заключит мир и прекратит войну. Мало кто знал, что вопрос нападения на Россию уже решен и дело только во времени.

*     *     *

Любая проверка начинается со строевого смотра, который является как бы визитной карточкой полка. Поэтому львиная доля сил и времени при подготовке к проверке уходила на него. Но какие бы титанические усилия не прилагали командиры, чтобы показать товар лицом, глаз опыт-ного офицера с первых минут может определить по едва заметным, каза-лось бы, признакам, есть ли порядок в полку и в любой отдельно взятой роте. В общем-то, дальше проверку можно и не проводить, с первых ми-нут, как правило, все становится ясно. Действительно, если есть дисцип-лина и порядок, то, соответственно, есть боевая подготовка, качественное обслуживание вооружения и техники, хороший уровень сплоченности кол-лектива, а потому меньше проблем с неуставными взаимоотношениями.

Раннее утро … октября 198.. года. №-ский полк построился на пла-цу для проведения строевого смотра. В этот день раннего подъема не было, все в соответствии с распорядком дня. Но нервозность последних недель достигла своего пика именно в эти оставшиеся часы с 6.00 до 9.00, когда была, естественно, скомкана зарядка, причем именно благодаря команди-рам подразделений, прибывшим к подъему. Хаотическое движение и по-следние судорожные попытки что-либо поправить постепенно затухли к 8.30, когда подразделения убыли к месту построения.

Солдаты и офицеры в полной полевой экипировке переминались с ноги на ногу, в то время как командир полка полковник Федоров важно прохаживался перед строем и делал замечания командирам батальонов и отдельных рот. Наконец наступила та торжественная минута, ради которой вот уже две недели недосыпали офицеры, прапорщики, сержанты и солда-ты, суматошно пытаясь объять необъятное и исправляя все новые и новые недостатки. Самые толковые и сильные командиры рот и батарей давно поняли, как бороться с этой напастью. Экономя и договариваясь с началь-никами вещевой и химической служб, они имели второй, абсолютно новый комплект обмундирования и средств химической защиты в своих подраз-делениях, предназначенный только для смотров. Эти роты сразу бросались в глаза чистым опрятным видом, блеском нового обмундирования, а по-этому неизменно имели хорошие оценки за внешний вид и состояние имущества.

Первая батарея в силу отсутствия хозяйственных способностей своего командира готовила то, что было: неновое обмундирование, полу-испорченные от длительной эксплуатации противогазы. Старшину все-таки «дожали» особисты и он был на грани откомандирования в СССР, по-этому ему уже было все равно. Молочков так и не появлялся, Саня и Нико-лай бились как могли, но так как Вторушин пустил все на самотек, то в итоге батарея имела самый печальный и невзрачный вид в дивизионе.
- Полк, равня-я-я-я-йсь, смирно! Равнение налево! – командир пол-ка, приложив руку к фуражке, четким строевым шагом пошел навстречу моложавому генералу из штаба группы войск, старшему группы прове-ряющих офицеров. По шагу полковника угадывалась строевая выучка пе-хотного училища и Военной Академии имени Фрунзе. Видимо, за свою военную карьеру он оттопал на Красной площади не один парад, будучи курсантом и слушателем.
- Товарищ генерал-майор, №-ский отдельный гвардейский мото-стрелковый полк для строевого смотра построен. Командир полка полков-ник Федоров.
Под звуки встречного марша генерал, сопровождаемый команди-ром полка, вышел на середину строя:
- Здравствуйте, товарищи!
Несколько секунд полк набирал воздух в легкие и когда казалось, что пауза неприлично затянулась, полторы тысячи глоток одновременно рявкнули ответное приветствие, которое эхом отозвалось в ближайших немецких улицах:
- Здравия желаем, товарищ генерал-майор!
- Поздравляю Вас с началом итоговой осенней проверки!
- Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а!
«Ничего себе праздник, - подумал Петров, надсаживая горло, - Как у лошади на свадьбе, голова в цветах, а шея в мыле!»

Дальше все пошло десятилетиями установленным порядком. Офи-церов, прапорщиков и сержантов вывели на отдельные линии в соответст-вии с их должностями и проверяющие начали свое «черное дело» - осмотр. Первые минуты – самые тяжелые для командиров всех степеней. В это время идет опрос личного состава по наличию жалоб и заявлений. Но, ви-димо, все обошлось, жалобщиков не оказалось и командир полка с явным облегчением вздохнул. Минут через 10-15 командиры подразделений на-чали с беспокойством оглядываться на свои роты, где усердно копошились проверяющие, рьяно отыскивая недостатки у солдат в имуществе или зна-нии своих обязанностей. Все просто: солдат должен иметь исправное об-мундирование, вооружение, правильно оформленный военный билет и знать свои обязанности по уставу. Кроме этого должен знать свое воору-жение в соответствии с военно-учетной специальностью. Каждая следую-щая ступенька военной иерархии прибавляет в геометрической прогрессии круг должностных обязанностей и объем требуемых знаний.

Но вот наконец проверка внешнего вида и знания обязанностей за-кончилась, все вернулись на свои места. Близилась заключительная, самая торжественная часть смотра – прохождение торжественным маршем, затем с песней. Пока генерал шел на трибуну, командиры рот жадно выспраши-вали у солдат, как прошла проверка, небольшой гвалт распространился по всему строю. Командир полка нахмурил брови и кинул в этот разворошен-ный улей слова команды:
- Полк, равняйсь! Смирно! Для прохождения торжественным мар-шем, поротно, на одного линейного дистанция, управление полка прямо, остальные напра-во! Равнение направо, шагом ма-а-а-рш!
Человеческий улей с непостижимой быстротой опять превратился в стройные ротные колонны, послушные командам. Грянул оркестр, знамя полка дрогнуло и двинулось вперед. Генералу пришлось отстоять на три-буне прохождение торжественным маршем управления полка и всех 30 с лишним подразделений, а потом в таком же составе и прохождение с пес-ней. Ту оценку, какую получили роты при осмотре внешнего вида и знания обязанностей, исправить было уже невозможно. Но здесь, при прохожде-нии, можно было вырвать лишний балл, а поэтому офицеры и солдаты ста-рались изо всех сил.

Петров давно уже взмок, пот насквозь пропитал форму, тело ныло, но мысль работала только в одном направлении – лишь бы не подвести ба-тарею. Видимо в этот день небесная канцелярия по достоинству оценила труд служивых людей, поэтому прохождение прошло благополучно, с пес-ней прошли тоже не хуже других и повеселевшая батарея уходила с плаца. Некоторые роты остались на плацу сдавать строевую подготовку. На них смотрели с явным сочувствием. Возле казармы командир дивизиона по-благодарил всех за службу и пошел в штаб полка узнавать оценки за строевой смотр. Все с облегчением и смехом снимали порядком надоевшее снаряжение, сдавали оружие и противогазы. И только командиры батарей собрались в кучку и нервно курили, ожидая прихода командира дивизиона.

*     *     *

В январе 1941 г. 8 танковая дивизия вермахта под звуки маршей и крики радующихся жителей вернулась в Котбус, в свой тихий и спокойный город. Идиллия продолжалась до марта. Однако шли недели и месяцы, а мир все не наступал. Нехорошие предчувствия стали появляться у некото-рых танкистов. И правильно. Уже 11 марта генерал-полковник Гепнер об-суждал задачи для 8 танковой дивизии в составе 4 танковой группы в ходе кампании против СССР. А тем временем назрел конфликт на Балканах.

Еще в феврале – марте руководство Германии вело тайные перегово-ры с правительством Югославии о присоединении к Тройственному пакту, закончившиеся подписанием 25 марта в Вене протокола. Это вызвало бу-рю возмущения в Югославии, что привело к государственному перевороту 27 марта во главе с командующим ВВС генералом Симовичем. И уже 5 ап-реля новое руководство Югославии заключило договор о дружбе и нена-падении с СССР. Эти события взбесили Гитлера. В короткие сроки было подготовлено нападение на балканскую страну.

В начале апреля новый командир 8 танковой дивизии генерал Эрих Брандербергер получил распоряжение о срочной переброске соединения на границу с Югославией. Суматошные дни погрузки и отправки эшелонов не прибавили ему здоровья. Прощающиеся с родными солдаты и офицеры даже предположить не могли, что дивизия больше никогда не вернется в Котбус. Это было прощание навсегда.

Дивизия прибыла на северо-западную границу с Югославией в со-став 2 армии (танковый корпус генерала Фитингофа). По ту сторону гра-ницы занимала оборону 4 армия югославов. Подавленное настроение сол-дат и офицеров после выезда из Котбуса постепенно сменилось злостью против сербов, не желающих подчиниться воле Германии. Залпы немецкой артиллерии, вой авиационных и танковых моторов с утра 6 апреля озвучи-ли начало операции по захвату Югославии. Страна не смогла оказать дос-тойного сопротивления, активно действовала «пятая колонна» из немцев-колонистов, хорватов, вооруженные силы в основном были деморализова-ны.

10 апреля 8 танковая дивизия перешла границу и устремилась к За-гребу. Уже в 17.45 этого же дня передовой отряд соединения вступал в го-род под восторженные крики хорватов и немцев-колонистов. Пленные и имущество пехотных дивизий югославов «Мур», «Словения», кавалерий-ской дивизии и пехотного батальона «Ормоэ» загромождали дороги. Те-перь славяне - лужичане в немецкой форме с презрением смотрели на пленных славян - сербов в форме югославской армии. 11 апреля дивизия, сломив небольшое сопротивление пехотной дивизии югославов «Осиек», заняла Слатину и продолжила движение на Белград. 12 апреля разведчики доложили, что вышли к северо-западным окраинам Белграда, который пал 13 апреля. Война ушла на юг, в Грецию. 17 апреля подписан акт о безого-ворочной капитуляции Югославии.

Сербы были побеждены второй раз за свою историю. Но не сдались, не подчинились воле Германии и не предали дружбу с Россией. В отличие от других «братушек», которых освободила Россия от турок в конце 19 ве-ка. Православная Болгария воевала вместе с Австро-Венгрией против Сер-бии в первую мировую войну. И вышла из войны лишь в сентябре 1918 года, столкнувшись с угрозой полного разгрома союзными войсками. При этом доводы о вине правительства Болгарии по поводу братоубийственной войны не выдерживают критики. В момент заявления о вступлении в вой-ну на стороне Тройственного союза народных волнений и выступлений в Болгарии не наблюдалось, солдаты и офицеры, отправляющиеся на серб-ский фронт, не дезертировали, а воевали. Значит, народ Болгарии был не против этой войны.
Во второй мировой войне Болгария вновь присоединяется к Тройст-венному пакту с Германией во главе. Немцы использовали территорию Болгарии для нанесения удара по Югославии, впоследствии передали сво-ему сателлиту часть Сербии. И лишь в сентябре 1944 года, когда советские войска подошли к границам Болгарии, та «одумалась» и вступила в анти-гитлеровскую коалицию.

Крепко завязанный Балканский узел противоречий, видимо, еще дол-го будет нарушать спокойствие и стабильность в Европе. Сильная переме-шанность населения в национальном и религиозном плане являлась и яв-ляется постоянным очагом конфликтов. Однако разрешать этот узел при-дется европейцам с участием России, другого пути нет.

Между тем пока 8 танковая дивизия приводила себя в порядок в рай-оне Сараево, немецкое командование подводило итоги операции. Доста-лось на орехи начальнику связи дивизии. Оказалось, что связь в звене ар-мия-корпус-дивизия оставляет желать лучшего. А на носу новая большая война с СССР. 25 апреля соединение внезапно посетил большой чин – ге-нерал-инспектор подвижных войск генерал Тома. Проверил состояние час-тей и подразделений, сделал замечания командиру дивизии генералу Бран-дербергеру, и отправился для проверки других соединений. Солдатское радио сработало моментально: ожидается новая большая война. Такие чи-ны просто так не ездят. И как в воду смотрели.

По возвращении генерал Тома сделал доклад главнокомандующему, на основании чего начальник оперативного отдела генерального штаба сухопутных войск Германии ге-нерал Хойзингер 29 апреля сделал вывод, что 8 танковую дивизию можно отправлять в 4 танковую группу Гепнера на советскую границу.

Опять спешная погрузка в эшелоны, хитроумные перемещения по Восточной Европе для введения в заблуждение советской военной развед-ки, демонстрационная отправка части дивизии в Германию, ночные пере-движения, постоянный надзор гестапо, скрытная разгрузка в северо-восточной Польше. Такое мучительное перемещение солдаты и офицеры дивизии видели в первый раз. Прибыв на место в район сосредоточения, 8 танковая дивизия спешно стала пополняться, переформировываться, про-водить слаживание подразделений и частей. Глядя на эту суматоху, стало окончательно ясно, что война с СССР не за горами.

Энтузиазма солдатам и офицерам это не добавляло. Советский Союз – слишком большая страна с огромными вооруженными силами. Русские войска уже брали два раза Берлин, много немцев сложило свои головы на русско-германском фронте в первую мировую войну. До сих пор военные столкновения с Россией не приводили ни к чему хорошему. Было над чем задуматься.
Однако военная машина была запущена и остановить ее уже было невозможно. Страшная это вещь – государственная машина, и ее состав-ляющая часть – военная машина. Интересы отдельных людей – не в счет, все подчинено одной цели. И даже самые сильные мира сего не в состоя-нии остановить движение этой машины. Наверное, яснее и беспардоннее эту мысль высказал Наполеон во время вторжения в Россию в 1812 г. в хо-де переговоров с представителем императора Александра I генералом Ба-лашевым: «…И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал мил-лионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры!». Так и Гитлер, истратив миллиарды рейхс-марок на создание вооруженных сил Германии, развитие военно-промышленного комплекса, полностью подчинив интересам войны всю государственную систему, уже не мог повернуть назад, он был обречен на эту войну.

Все готовились к предстоящим боям. Редкие счастливцы получали краткосрочные отпуска. Приехав из дома, они рассказывали, что в Герма-нии тоже тревожное затишье. Все понимали, что война с СССР слишком серьезное дело, при этом Англия оставалась непокоренной. Опять война на два фронта! Все затихло в ожидании бури.

К моменту нападения на Советский Союз 8 танковая дивизия имела большой боевой опыт и состояла из 8 танкового полка, 8 мотопехотной бригады в составе двух полков (8 и 28), 8 мотоциклетного батальона, 59 разведывательного батальона, 80 артиллерийского полка, 43 противотан-кового дивизиона, 59 саперного батальона, 84 батальона связи, 59 запасно-го батальона и тыловой части и имела 223 танка, 24 полевые гаубицы, 24 противотанковых орудия. Весьма внушительная сила!

Из тех солдат и офицеров дивизии, перешедших границу СССР 22 июня 1941 г. во главе с генералом Брандербергером, к концу войны в строю оставалась едва ли десятая часть, танки и другие виды вооружения выбивались не один раз. По данным генерала Мюллер-Гиллебранда (орга-низационный отдел генерального штаба сухопутных войск Германии) к 22 июня 1941 г. в 8 танковой дивизии было 223 танка, к 4 сентября 1941 г. - 155 исправных танков, а к 20 ноября 1943 г. в дивизии оставалось 66 тан-ков, из них исправных – только 7! Однако надо отдать должное системе материально-технического снабжения вермахта. Дивизия была разгромле-на в ходе боевых действий не менее шести раз, теряя при этом более поло-вины людей и техники, и каждый раз ее быстро пополняли, причем укла-дывались в сроки не более двух недель. И эта система исправно работала вплоть до мая 1945 г.!

И вот в ночь с 21 на 22 июня дивизия выдвинулась на исходные по-зиции для наступления. В этот раз ей пришлось начать войну в составе 4 танковой группы генерала Гепнера группы армий "Север" в составе 56 ме-ханизированного корпуса под командованием знаменитого немецкого ге-нерала Эриха фон Манштейна. На другой стороне прикрывала границу 125 стрелковая дивизия 11 стрелкового корпуса 8 советской армии. К 2.00 22 июня все командиры частей и подразделений доложили генералу Брандер-бергеру о занятии исходных позиций. Все, осталось ждать команды. Впе-реди – неизвестность и щемящая тоска. На командном пункте немецкий генерал нервно курил сигарету за сигаретой. Впрочем, то же самое делали танкисты, артиллеристы и пехотинцы, но только в кругу сослуживцев. Эта война многих пугала. Командир дивизии нервничал – как покажут себя его подчиненные в новой войне, не подведут ли в напряженный момент? Ос-талось только гадать.

Раннее утро 22 июня 1941 г. – утро начала величайшей катастрофы российско-германских отношений, утро начала основной составляющей второй мировой войны по количеству участвующих войск и масштабам боевых действий. С этого момента все остальные театры военных действий для вооруженных сил Германии – второстепенные. Эта война не была нужна ни народам СССР, ни народу Германии, однако она началась и ве-лась с невиданным ожесточением с обеих сторон.

*     *     *

В артиллерийском дивизионе №-ского полка чудо не произошло: вторая батарея Самарцева получила твердую хорошую оценку, всех ос-тальных спасла неплохая строевая подготовка. В итоге первая, третья и реактивная батареи получили по «тройке». Дальше пошли будни проверки. Практически каждый день батареи что-нибудь сдавали: специальную, тех-ническую, инженерную подготовку, радиационную и химическую защиту и т.д. Руководил проверкой в дивизионе пожилой майор из штаба ракет-ных войск и артиллерии ГСВГ, который признался, что сам чуть ли не 10 лет был командиром батареи. В большой штаб попал случайно, хватило смелости пожаловаться на такой же проверке. Он относился ко всем доб-родушно, особенно после кофе с рюмкой коньяка. Комбаты наглели и вы-прашивали хорошие оценки. Но тот тоже был не дурак, прекрасно видел ситуацию в дивизионе и «хорошо» ставил только второй батарее, которая эту оценку и так заслужила. Комбаты первой, третьей и реактивной бата-рей стали волей-неволей коситься на Самарцева и шипеть на него между собой.

Во вторую батарею был назначен еще один сокурсник Николая – Виктор Скворцов. Тот, попав к сильному комбату, чувствовал себя весьма уверенно. О нем уже с уважением говорил командир дивизиона и его за-местители. Такая ситуация, конечно, по-человечески не могла не злить Ни-колая. Ведь Виктору и особых усилий не надо было прилагать для своего становления, все и так под крылышком Самарцева шло своим чередом. А ему, Петрову, для выполнения той же задачи придется весь лоб расшибить. Такая несправедливость постоянно тормошила душу, хотя умом лейтенант понимал, что Скворец (Скворцов) тут ни при чем, просто стечение обстоя-тельств.

Особо можно отметить сдачу политической подготовки. Солдаты и сержанты ночами писали конспекты, срочно обновлялись политические карты и ротные библиотечки. Бойцы с синяками всеми правдами и неправ-дами отправлялись в медицинскую роту полка и госпиталь, в командиров-ку, только с глаз долой. Настоящие карточки взысканий и поощрений пря-тались, писались липовые – только с поощрениями, судорожно восстанав-ливалась документация комсомольских организаций. Замполит дивизиона и прапорщик – секретарь комсомольской организации носились как угоре-лые и доводили командиров батарей до нервного срыва. Когда наступал торжественный час сдачи политической подготовки, офицер – политра-ботник из политуправления группы войск видел перед собой не подразде-ления, а просто конфетки. Однако, когда он ненароком заглядывал в офи-циальную справку о состоянии воинской дисциплины, происшествиях и преступлениях, то удивлялся, как могли эти бравые парни что-то нару-шать. Но недаром говорится, что ворон ворону глаз не выклюет.

Замполи-ты батальонов и дивизиона всегда по-своему разговаривали с проверяю-щими политработниками и по политической подготовке практически все-гда были хорошие и отличные оценки.

Для любого офицера–артиллериста показателем его профессио-нальной пригодности является умение управлять огнем наземной артилле-рии. Поэтому, когда подошло время сдачи стрельбы и управления огнем, напряженность достигла наивысшего предела. Тут каждый отвечает за се-бя. Сразу виден уровень теоретической подготовки и практических навы-ков. В целом по войскам, как правило, более высокий уровень показывали выпускники Коломенского и Сумского училищ. Частенько хромала подго-товка выпускников Тбилисского училища, что вызывало анекдоты и на-смешки в среде артиллерийских офицеров.

Петров переволновался и получил «удовлетворительно» вместо за-служенной хорошей оценки, чем вызвал неудовольствие комбата: «Тоже мне, отличник». В расстроенных чувствах Николай пошел в курилку, где его неожиданно утешил Самарцев: «Не расстраивайся, Николай, для пер-вой проверки неплохо. Гляди орлом, и вообще, на первой батарее свет клином не сошелся. Я вижу, толк из тебя будет, рано или поздно уйдешь на повышение». Лейтенант с недоверием взглянул на командира второй батареи, но в душе сразу зажегся какой-то огонек надежды, ведь его в пер-вый раз похвалили! Много бы отдал Петров за то, чтобы услышать эту не-большую похвалу из уст своего комбата, но тут же одернул себя: «Как же, от него дождешься».

Наконец-то наступил тот долгожданный и торжественный миг, ко-гда проверка закончилась, и всех офицеров и прапорщиков собрали в клу-бе для подведения итогов. Сразу за трибуной висела оценочная таблица, из которой следовало, что полк получил только удовлетворительную оценку. На эту низкую оценку повлияло и слабое состояние дел в дивизионе, кото-рый еле-еле натянул на «удовлетворительно». Командир полка хмуро по-глядывал на «виновников торжества» – командиров подразделений, полу-чивших низкие оценки. Постепенно все расселись и оживление стихло. Быстрой походкой зашел генерал, присутствующие приветствовали его уставным порядком и началось подведение итогов.

В напряженной тишине неестественно громко раздавался голос докладчика. Петров по привычке не просто слушал, а старался проанали-зировать доклад и таблицу с итоговыми оценками, а заодно и висевшую рядом таблицу о состоянии воинской дисциплины и правопорядка в под-разделениях. Внимательно изучив содержание таблиц и выслушав доклад генерала, Николай в который раз пришел к банальному армейскому выво-ду: первоисточник всех успехов и неудач в подразделениях – состояние этих самых злополучных дисциплины и порядка. А оно хорошее только там, где сильный ротный. Все как в замкнутом круге возвращается к этой ключевой фигуре армейской жизни. Лейтенант вздохнул: «Да где же их набраться, таких толковых. И у нас в дивизионе на одного Самарцева двое – так себе (Сущенко и Пономарчук), а наш комбат и вовсе лентяй».

Однако Петров не раз убеждался в том, что Вторушин вполне спо-собный офицер и при желании мог навести надлежащий порядок в батарее. Но для этого нужно терпение и каждодневная кропотливая работа. Именно работа с людьми является самой незаметной и потому неблагодарной, она требует полной отдачи сил и не приносит громких сиюминутных результа-тов. Но именно такая работа делает из подразделений, как военно-статистических величин сплоченные воинские коллективы. А у Вторушина как раз кропотливости и терпения явно не хватало. Как-то раз в разговоре он заметил, что в Афганистане было все проще и интересней, там – война и настоящая работа, а здесь – рутина и скука. Его слова можно было принять всерьез, т.к. сослуживцы знали, что он практически все два года команди-ровки в Афганистане был артиллерийским корректировщиком и постоянно ходил на операции. Орден и медали подтверждали это и заставляли окру-жающих относится к нему с уважением. Однако в условиях повседневной рутинной службы он оказался не на высоте, хотя и мог иметь блестящую карьеру.
Как бы то ни было, полк проверку сдал и до 1 декабря входил в особый временной отрезок в жизни каждой части – рабочий период.

*     *     *

Ранним утром 22 июня 1941 г. после нанесения авиационных и ар-тиллерийских ударов 8 танковая дивизия вермахта прорвала позиции со-ветских войск севернее Клайпеды и начала стремительно продвигаться вглубь территории. Генерал Брандербергер к исходу дня доложил коман-диру 56 корпуса генералу Манштейну, что дивизия за день прошла 80 ки-лометров и заняла переправы у Айроголы! Таких темпов наступления ди-визия не имела и всю оставшуюся войну иметь уже не будет. Но уже с первых часов войны с Советской Россией все поняли, что эта война – со-всем иная, нежели в Европе – жестокая, беспощадная, без рыцарского бла-городства. Манштейн в своих мемуарах отмечал, что какой-то зазевавший-ся немецкий разведывательный дозор одной их пехотных дивизий был вы-резан красноармейцами до последнего человека, пленных не брали. От та-ких неофициальных новостей пробегали мурашки по коже, несмотря на победоносное наступление.

26 июня начальнику генерального штаба сухопутных войск Герма-нии Гальдеру было сообщено из штаба группы армий «Север» о том, что 8 танковая дивизия после упорного пятичасового боя овладела городом Двинском и захватила переправу через реку. К исходу 29 июня к этому району подтянулись части не до конца сформированных 5 воздушно-десантного корпуса и 21 механизированного корпуса Красной Армии и на-чались упорные бои. Советские десантники со своим легким вооружением дрались отчаянно. Это отборные ребята, коммунисты и комсомольцы, по-нимали, что обречены, но не сдавались и сражались до последнего патро-на, закрывая фронтовую брешь своими молодыми жизнями. В этой нераз-берихе начального периода войны многие из них канули в безвестность, а родные получали стандартные уведомления о пропавших без вести. Вечная им память!

2 июля в этот район подошла моторизованная дивизия СС «Мертвая голова» и к 9 июля линия фронта отодвинулась дальше на восток, в район города Острова. Там пытался задержать продвижение немецких танков 22 стрелковый корпус. Перемалывая на своем пути соединения и части Крас-ной Армии, немцы стремились к своей главной цели на севере – Ленингра-ду. В эти дни уже сошла на нет эйфория первых дней войны, продвижение замедлилось, потери росли.

Разозленный Манштейн поехал в штаб 8 танковой дивизии, чтобы разобраться на месте и ускорить ее продвижение, как делали многие ко-мандиры корпусов вермахта на Западе. Но тут и Манштейн понял, что война – не западная, где, пожалуй, ни один штаб немецких дивизий не подвергался мало-мальской опасности. Возле штаба дивизии он попал под обстрел советской артиллерии и, забыв генеральскую гордость, юркнул в грязную щель, его зазевавшийся водитель Нагель получил осколочное ра-нение. Штабные офицеры танковой дивизии тихонько посмеивались над грозным генералом, когда он грязный и злой вылезал из укрытия.

Когда в следующий раз командир корпуса приехал для заслушива-ния доклада командира дивизии, офицер штаба майор Берендзен угостил Манштейна бутылкой отличного французского коньяка. На вопрос, где они смогли раздобыть такую роскошь среди этих чертовых болот, офицер скромно ответил, что это захваченные трофеи. Как говориться, кому война, а кому и мать родная, и где та тонкая грань, которая разделяет трофеи и результаты мародерства. Конечно, если брать в целом, многие вещи, кото-рые вытворяли на оккупированных восточных территориях солдаты и офицеры вермахта, на Западе они себе не позволяли. Там шла вполне «ци-вилизованная» война. А здесь Азия-с, да-с, все было позволено-с предста-вителям «цивилизованного мира». Хотя многие высокопоставленные ко-мандиры вермахта после войны в один голос утверждали, что не только всячески препятствовали повальному грабежу, но и мешали деятельности полиции и гестапо. Оставим на их совести, история все равно все ставит на свои места.

К 10 июля 56 танковый корпус вермахта захватил 60 советских са-молетов в местах базирования, 316 орудий, 205 танков и 600 автомобилей. Вот итог недальновидной политики высшего советского руководства в предвоенный период. Самолеты и танки без горючего, боеприпасов, без экипажей, как груды металлолома попадали в руки врагу, а в тоже время другие практически с одним стрелковым оружием, как десантники 5 де-сантного корпуса Красной Армии, пытались остановить противника, хар-каясь кровью. В середине июля разгорелись ожесточенные бои у неболь-шого села Сольцы. Разве думал кто-нибудь из офицеров и солдат 8-й тан-ковой дивизии год или два назад, что во имя идей фюрера придется кор-мить вшей в лесах и болотах у каких-то Сольцов. Наверное и в страшном сне присниться не могло.

14 июля дивизия с боями взяла Сольцы, но уже на следующий день соединения 11 советской армии нанесли сильный контрудар и отбили на-селенный пункт. 8 танковая дивизия вермахта была отрезана от своих ты-лов, снабжение пришлось осуществлять по воздуху. Это в июле 1941-го. К 17 июлю части дивизии прорвались из своего первого окружения на Вос-точном фронте. Первые большие потери подействовали на солдат и офи-церов удручающе. Теперь уже до самого тупого унтер-офицера дошло, что обещанный блиц-криг не состоится и война предстоит долгая и тяжелая. В этот же день главнокомандующий сухопутных войск Германии генерал-фельдмаршал Браухич вернулся из штаба группы армий «Север» в раздра-женном состоянии из-за неудач на этом крыле Восточного фронта и сделал несколько распоряжений, в том числе о выводе в резерв 8 танковой диви-зии. Горькую пилюлю первых неудач подсластило то, что 15 июля коман-дир дивизии генерал Брандербергер был награжден за успехи в первые не-дели войны Рыцарским крестом.

18 июля дивизию сменила моторизованная дивизия СС «Мертвая голова», исполняющий обязанности командира эсэсовцев вместо печально известного Теодора Эйке, подорвавшегося 6 июля на советской мине, хо-лодно попрощался с генералом Брандербергером и пожелал хорошего от-дыха в тылу. Причины для неприязни были – «Мертвая голова» тоже не выходила из боев с 22 июня и имела не меньшие потери. К этому времени в 8-й танковой дивизии оставалось 150 исправных танков из 223. Таких потерь на Западе и в помине не было! Почти месяц непрерывных боев из-мотали солдат и офицеров, но отдыха не получилось.

21 июля штаб группы армий «Север» посетил фюрер, устроил раз-нос командованию, в числе прочих сделал замечание по поводу усиления деятельности партизан в тылу немецких войск. «Дубина народной войны» медленно, но верно поднималась в тылу у оккупантов. В итоге командую-щий группы армий генерал-фельдмаршал Лееб вывел 8 танковую дивизию из состава 56 корпуса и использовал ее для борьбы с партизанами в тылу 4 танковой группы генерала Гепнера, за что его после войны не раз обвиня-ли. Партизаны ослабили танковую ударную группировку немцев и тем са-мым уменьшили шансы на захват Ленинграда. Но факт остается фактом: солдаты и офицеры дивизии, не эсэсовцы и не полицаи, участвовали в лик-видации партизанских отрядов, и, естественно, в акциях устрашения про-тив мирного населения. Поэтому оставим на совести послевоенные заявле-ния бывших высших офицеров вермахта, что к военным преступлениям и преступлениям против человечности причастно только ведомство рейхс-фюрера Гиммлера.

На оперативном совещании в генеральном штабе сухопутных войск Германии 23 июля начальник организационного отдела генерал Буле со-общал, что сильно пострадавшие дивизии в группе армий «Север» (в том числе и 8 танковая) имеют потери офицеров до 50%! Им необходимо 8-10 дней для отдыха и пополнения. Серьезный факт. Потеря половины офи-церского состава за месяц боев говорит об их исключительной напряжен-ности и ожесточенности. А впереди еще были долгие годы войны.

Между тем на сборных пунктах соединений вермахта к концу июля скопилось большое количество пленных красноармейцев, на содержание которых не было ни сил, ни средств, ни желания. Высшее руководство третьего рейха решило проводить политику кнута и пряника. В итоге ко-мандир 8 танковой дивизии вздохнул облегченно, получив приказ генерал-квартирмейстера вермахта от 25 июля №11/4590, согласно которому под-лежали освобождению советские военнопленные из числа немцев Повол-жья, прибалтийских народов, украинцев и белорусов. Все остальные не подлежали такому «счастью» и должны были продолжать свои мытарства. Правда, с ноября 1941 г. освобождению подлежали только те, кто добро-вольно вступал в формирования СС, полиции и другие военизированные формирования. Всего до 1 мая 1944 г. таким образом было освобождено в зоне ответственности вермахта 535,52 тыс. человек, в зоне верховного ко-мандования 292,7 тыс. человек. Как видим, даже пользуясь этими цифра-ми, можно сказать, что служить на сторону врага перешло немало наших соотечественников.

В 13.00 28 июля оперативный дежурный штаба группы армий «Се-вер» сообщил взволнованным голосом в главный штаб сухопутных сил Германии, что соединения Красной Армии южнее Луги перешли в контр-наступление и прорвали фронт 269 пехотной дивизии. 30 июля для ликви-дации прорыва ввели в бой 8 танковую дивизию, от партизан да на фронт, из огня да в полымя. Уже через два дня боев она понесла такие потери, что 1 августа ее вывели на вторую линию обороны. 3 августа начальник штаба группы армий «Север» генерал Бреннеке ввел дивизию в состав 41 механи-зированного корпуса генерала Рейнгардта.

В середине августа соединение посетил большой чин – инспектор подвижных войск генерал Брейт. И после проверки сделал доклад 14 авгу-ста главнокомандующему сухопутных войск Германии. Ох уж эти прове-ряющие генералы! Они, наверное, одинаковы во всех армиях и доклады-вают в основном то, что от них хотят услышать. Так и Брейт доложил, что настроение личного состава – хорошее, техническое состояние вооружения – удовлетворительное, правда при этом отметил о значительных потерях в танках и личном составе. Какое там к черту хорошее настроение! Дивизия 1,5 месяца не выходила из боев, участвовала в борьбе с партизанами. Люди были измотаны и злы, а Ленинград так и не был взят.

В конце августа дивизию посетила еще одна инспекционная группа во главе с генералом Буле и майором графом Штауффенбергом (казнен-ным в 1944 году за участие в заговоре против Гитлера). Они отметили, что соединения 41 корпуса в первую очередь нуждаются в пополнении. Тем не менее дивизию передали в 16 армию генерал-полковника Буша и перебро-сили на восстановление участка фронта в районе Ладожского озера. 15 сентября 8 танковая дивизия введена в бой против свежей кавалерийской дивизии Красной Армии. О-о-о, это уже были не те самонадеянные немцы образца 1939-1940 годов. Два месяца войны в России, как говориться, по-вытерли их и приучили ко многому. По докладу начальника генерального штаба сухопутных войск Германии «…эта дивизия незначительно и до-вольно робко продвинулась вперед»!

По плану 8 танковую дивизию 22 сентября должны были вывести из зоны боевых действий и перебросить в Невель (группа армий «Центр») для участия в операции «Тайфун» по захвату Москвы. Но, как говориться, не было бы счастья, да несчастье помогло. К 25 сентября обстановка у Ла-дожского озера настолько осложнилась из-за контратак советских войск, что ни о какой переброске на другой участок фронта не было и речи. Фю-рер занервничал и приказал перебросить в группу армий «Север» дополни-тельные силы. Так волею военной судьбы дивизия осталась на относитель-но спокойном участке фронте, вместо того, чтобы замерзать в зимних боях под Москвой. Вместо 8 танковой дивизии для операции «Тайфун» пере-бросили танкистов 6 дивизии генерал-майора Ланграфа. Командир вось-мой дивизии Брандербергер пожелал по телефону коллеге удачи, сам вздохнул с облегчением.

Относительно спокойным участок фронта под Ленинградом можно было назвать, конечно, с большой долей условности. Бои не прекращались, а контрудары Красной Армии становились все более мощными. Так, 3 ок-тября в полосе 8 танковой дивизии на ладожском участке фронта совет-ские войска провели сильную атаку, а через несколько дней немцы, в свою очередь, предприняли удар в направлении Малая Вишера. 12 ноября на-чался контрудар 4 и 54 советских армий под Тихвином. Дивизия опять не выходила из тяжелых изнурительных боев. Тихвин, Клинец, Зеленец, Ки-риши – все эти русские города и поселки обильно политы кровью против-ников. Лишь к 18 ноября фронт стабилизировался.

Опять потери были настолько значительными, что на совещании у Гитлера 6 декабря было заявлено о необходимости пополнения 8 и 12 тан-ковых дивизий. Скрипучая военно-бюрократическая машина закрутилась и к 15 декабря 8 дивизию вывели в тыл группы армий «Север» на восстанов-ление в Эстонию. Это был для солдат и офицеров дивизии настоящий праздник. Почти полгода не выходили из боев, были в окружении, не раз пополнялись, люди вымотались физически и морально. Эстонские кафе и рестораны были забиты, рейхсмарки щедро тратились на выпивку и жен-щин. Тем более что в Эстонии партизан было мало, местное население от-носилось к немцам в основной своей массе лояльно, местные девушки от-вечали на заигрывания немецких солдат и офицеров благосклонно. Да, это не Луга, где каждый житель смотрел волком.

Командир дивизии смотрел сквозь пальцы на пьяные похождения подчиненных. Его занимали другие заботы – пополнение, слаживание под-разделений. Тут как гром среди ясного неба пришло сообщение о том, что 19 декабря снят со своей должности главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Браухич и фюрер сам взялся командовать сухопутными войсками. А в это время под Москвой и Ростовым-на-Дону продолжало нарастать успешное контрнаступление Красной Армии. Тер-пели поражения лучшие танковые соединения Гудериана. Фронт заметно затрещал, появились первые сигналы о грядущей катастрофе. От этих мыслей становилось не по себе.

Он был не дурак, этот командир дивизии, немецкий генерал-служака и прекрасно понимал, что Германия сосредоточила как минимум две трети своих вооруженных сил на Восточном фронте и все равно окон-чательного успеха не добилась, более того, начала терпеть поражения. Следовательно, впереди – медленное сползание к катастрофе. Но генерал также знал, что такие мысли надо держать при себе. Офицеры – представи-тели национал-социалистической партии в войсках зорко следили за дей-ствиями своих командиров и сразу сообщали о тех или иных промашках, и не дай бог, идеологических шатаниях. За зиму 1941-42 годов фюрер снял со своих постов 185 генералов! А находиться в генеральском резерве с подмоченной репутацией командиру явно не хотелось.

31 декабря под самый Новый год на совещании у нового главноко-мандующего сухопутными войсками Адольфа Гитлера первый оберквар-тирмейстер генерального штаба генерал Паулюс докладывал о мероприя-тиях по пополнению и отдыху 8 и 12 танковых дивизий в Эстонии. Это был последний относительно спокойный Новый год у солдат и офицеров дивизии. Больше такого случая судьба им не предоставит. Пока они отсы-пались, пили и жрали, в блокадном Ленинграде советские люди голодали, умирали, но работали и сражались. Он был так близко от них, но одновре-менно так далек и недосягаем, этот город русской славы на Неве.

*     *     *

Итак – «рабочий период». Проверка позади, начало нового учебно-го периода через месяц. Занятий нет, одни хозяйственные работы. Можно и расслабиться, чем, впрочем, и занималась основная масса прапорщиков и офицеров после службы, благо спиртных напитков и питейных заведений в ГДР было предостаточно. Ближайшие к полку пивные ресторанчики к ве-черу буквально были оккупированы нашим братом. Однако именно в этот период расслабляться было опаснее всего.

Во-первых, проводилось много важных мероприятий, невнимание к которым могло обернуться в будущем крупными неприятностями. Это и перевод вооружения и техники на зимний период эксплуатации, увольне-ние в запас отслуживших установленные сроки солдат и сержантов и при-ем молодого пополнения, подготовка к новому учебному периоду и т.д.
Во-вторых, ничто так не разлагает воинские коллективы, как без-действие и отсутствие боевой подготовки. Именно в этот период в массо-вом порядке проходили солдатские «переводы», а соответственно возрас-тало количество нарушений воинской дисциплины, происшествий и пре-ступлений.

Так уж получалось, что пивные посиделки плавно перерастали к 7 ноября в празднование очередной годовщины Великой Октябрьской со-циалистической революции. В то же время начальники начинали «подтя-гивать гайки», т.к. возможность нажить какое-нибудь чрезвычайное про-исшествие в канун главного государственного праздника было чревато кадровыми выводами. Поэтому, когда начальник штаба узнал, что 7 ноября дивизион выставляет наряд по полку, он даже облегченно вздохнул и до-ложил командиру об этой радостной новости. Караул был составлен из солдат 1, 3 и реактивных батарей, естественно, самых буйных нарушите-лей дисциплины. Логика была простая: в карауле, где выполняется боевая задача, не напьются, побоятся.

Расчет оказался точным. Злые «дембеля», попавшие в караул, вряд ли отважатся на грубое нарушение дисциплины в праздник. Можно было остаться на гауптвахте суток на 10, и это в период увольнения! Официаль-но караул был от первой батареи, и после долгих споров и препираний ре-шили его начальником назначить лейтенанта Петрова. Когда на совещании Вторушин довел эту «радостную» новость, Белов чуть заметно улыбнулся, а Николай опешил. Он конечно понимал, что рано или поздно патрули за-кончатся, но чтобы так, в праздник, да еще заступать со всем дивизионным «сбродом»! Вот тебе и отдохнул. Лейтенант слабо попытался возразить, что если караул составлен из солдат разных подразделений, то его началь-ником должен быть как минимум командир батареи. Комбат презрительно фыркнул и продолжил совещание как ни в чем не бывало.

*     *     *

Многие офицеры согласятся, что именно караул является одним из основных воплощений той легендарной «армейской лямки», которую при-ходиться «тянуть» по молодости офицерских лет командирам взводов и рот. Этот наряд вышибает из колеи минимум на двое суток, не считая предварительной подготовки. В день заступления начальника караула за-хватывает такой водоворот, что выбрать время для отдыха до самой смены на следующие сутки практически невозможно.

Подготовка документации и личного состава караула, инструктажи у начальника штаба полка и дивизиона, получение оружия и боеприпасов, проверка готовности, практические занятия на караульном городке, развод, прибытие в караульное помещение, рапорт сменяющегося начальника ка-раула о готовности к смене и отправка первой смены своего караула на по-сты. При этом начальник караула должен лично принять знамя полка и арестованных на гауптвахте. А в то же время идут начальники складов и торопятся со сдачей под охрану своих «вотчин». Тут же надо отправлять людей за ужином. В общем, вся первая смена – пыль коромыслом.

Но вот постовые ведомости подписаны, «старый» караул убыл в свой батальон, склады сданы под охрану, отправлена на посты вторая сме-на, можно и с мыслями собраться. Не тут то было, пора кормить аресто-ванных. Если не хочешь происшествия – присутствуй сам. Не успел дух перевести – косяком пошли проверяющие: командир батареи – как мини-мум два раза в сутки, из командования дивизиона – 2 раза, со штаба полка – два раза, да еще кто-нибудь из заместителей командира полка, а если сильно «повезет», то и командир полка наведается. Тут уж держись. Да сам начальник караула должен проверить посты не меньше двух раз, кроме этого нужно проводить боевые расчеты и поднимать караул «в ружье» для отработки действий до автоматизма. Ночь отмаялся, а утром опять бегут начальники складов вскрывать свое хозяйство. И тут начинается: у кого-то печать нарушена, у кого-то стекло разбито (якобы именно этой ночью) и т.д. Отбрехались, успокоились. Можно прилечь, отдохнуть. Только лег – очередной проверяющий и все сначала. После обеда – готовься к смене. Освещение постов, связь, рваные плащи, не горящие фонари – вечные не-достатки, устранение которых будет требовать «новый» начальник карау-ла.

Вот, наконец, все сдано, начальник караула приводит свое подраз-деление в казарму, докладывает командиру роты (батареи) о том, что наряд прошел без замечаний и робко смотрит тому в глаза с надеждой получить выходной день. В нормальных подразделениях так и было, командир давал время начальнику караула хотя бы до обеда следующего дня отдохнуть, зная, что офицер вымотан морально. Но часто было наоборот: отдохнув-ший от своего подразделения ротный бодро ставит задачи на следующий день. И вот поздно вечером выжатый, как лимон, начальник караула воз-вращается домой с одной радостной мыслью: слава богу, смилостивив-шийся командир не заставил на следующий день выходить на зарядку.

*     *     *

А почему, собственно говоря, суточный наряд должен заступать именно вечером? – спросит любознательный читатель. Ведь если предпо-ложить утреннее заступление, то вроде бы и не плохо получается, даже с психологической точки зрения. Большая часть наряда – текущий день, что воспринимается намного легче, и ночь в чаянии скорой смены и отдыха не так гнетет. Потом после утренней смены дать сменившемуся наряду за-служенный отдых до обеда. Все вроде логично.

Но от такого предложения у любого командира части волосы на го-лове зашевелятся. Сами встаньте на его место: утро, развод, из трех (или четырех) батальонов и дивизиона одно подразделение заступает в наряд, а одно меняется, итого до 50% личного состава не участвуют в боевой под-готовке. Заступление вечером – частичный, вынужденный выход из поло-жения за счет отдыха солдат, сержантов и офицеров. Соответственно – ут-ром отсутствует только часть одного подразделения, 70-80% личного со-става участвуют в боевой подготовке. Вполне благопристойная картина.

Сразу же возникает другая крамольная мысль – а почему, собст-венно говоря, наряды такие раздутые, когда едва ли не четверть полка по-стоянно должна «тянуть лямку», а не заниматься? А вот давайте посмот-рим на примере №-ского полка. Во-первых, численность караула зависит от количества постов, каждый из них, как правило, трехсменный. Итак – знамя полка, гауптвахта, большой склад боеприпасов, один часовой не в состоянии контролировать всю территорию, итог – два поста, не менее большой парк вооружения и техники – еще три поста. Итого – 7 постов (21 человек), плюс начальник караула, помощник начальника караула, двое разводящих, двое выводных, всего – 27 человек. Дальше наряд по столо-вой. Полк развернутый. Чтобы накормить такое войско нужен наряд (в со-ответствии с нормативами) не меньше 20-30 человек. Наряд по парку – 5 человек, два наряда по КПП по 4 человека – 8 человек, дежурный и дне-вальные по штабу – 3 человека. Теперь добавим самых важных лиц наряда – дежурный и помощник дежурного по полку, еще дежурный фельдшер, дежурная смена связистов, еще плюс шесть человек. Вот основные наряды полка, всего – 70-80 человек, вроде бы и не много. Начальник штаба полка, отвечающий в том числе и за несение службы нарядом, может потирать ладони, вроде все нормально получается.
Но не будем забывать, что есть могучая фигура – замполит полка, а он требует наряд по клубу, еще 2 человека, а зампотыл говорит, что буфет-чица тетя Маша не справляется в солдатской чайной, туда еще наряд – 3 человека, а заведующая офицерской столовой уважаемая Татьяна Петров-на для самых грязных работ тоже просит наряд – еще 3 человека.

Замести-тель командира полка, ревнитель дисциплины и строевой подготовки, за-метил, что надо в полку и вокруг него ловить бесцельно бродящих солдат, следить за соблюдением требований строевого устава. А так как террито-рия полка большая, пришлось в полку ввести аж два патруля, всего 6 чело-век. Зампотыл опять взмолился – необходим наряд в кочегарку. Да, там есть должности вольнонаемных, но где их набраться на такую зарплату, да даже если они и были в полном составе, все равно не справились бы с та-ким объемом работ. Итого – еще 10-15 человек в зависимости от времени отопительного сезона. Подсчитали? Правильно, еще 25-30 человек. Внут-ренний наряд по полку возрастает до 95-110 человек.

Уважаемый человек, военный комендант гарнизона, который дол-жен заботиться о соблюдении воинской дисциплины на своей территории, выставляет нашему командиру полка (он же начальник военного гарнизо-на) обоснованную численность гарнизонного наряда. Дежурный по комен-датуре, два дневальных, патруль для выездов (3 человека), три городских патруля (9 человек), водитель. Итого – 16 человек. Слава богу, отсутство-вала гарнизонная гауптвахта как таковая, а то бы еще пришлось караул вы-ставлять.

Теперь суммируем, всего получаем 110 – 125 человек. Не будем считать наряды по ротам (по три человека), без них не обойтись, хотя циф-ра внушительная – до 100 человек и более в зависимости от количества рот. Вот теперь попробуем влезть в шкуру начальника штаба обычного мо-тострелкового батальона с условной усредненной численностью 400 чело-век, которому необходимо распределить личный состав в наряд. Приплю-суем к численности полкового наряда суточный внутренний наряд баталь-она 12 человек и получим 120-135 человек. Вроде бы немного, можно уло-житься двумя ротами. Остальные могут планово заниматься учебой. Одна-ко так никогда не получится.

Из 400 человек часть находиться на излечении, в отпусках, в ко-мандировках, просто вакантные должности. Все это называется текущим и временным некомплектом, который даже в лучшем случае в среднем дос-тигает 20-25% от штатной численности. Итого в строю около 300 человек. Но, естественно, командир батальона, его заместители, секретарь комсо-мольской организации, штаб батальона и иное батальонное начальство в наряды не ходит, а это приблизительно до 20 человек. Кроме этого, суще-ствует прослойка «солдатской аристократии»: всевозможные каптеры, не-штатные помощники старшин, писаря, художники. Одним словом, нужные люди, которых командиры рот ставят в наряд в самом крайнем случае. Еще минус 20 человек. Всего до 50 человек с батальона. Итого для выставления наряда остается 250 человек. Вроде бы с количеством определились. Мож-но хоть одну роту не задействовать и оставить для боевой подготовки. Впрочем, ее все равно назначат как дежурное подразделение.

Но тут, зная, что батальон заступает в наряд, зампотыл полка тут же шлет распоряжение о выделении команды в 30 человек для разгрузки угля, или продовольствия, или еще чего-нибудь. Заместитель по вооруже-нию требует выделить команду для срочных работ на складе боеприпасов, заместитель командира полка тут же вспоминает, что надо кое-что доде-лать в тире или в учебном центре. Подсчитали? Правильно, от батальона ни хрена не остается, рожки да ножки. А если идет период увольнения и набора молодого пополнения – вообще «пиши - пропало». Часть офицеров и сержантов будут выделены для подготовки молодого пополнения («ка-рантин»), старослужащие увольняются, реальный некомплект доходит до 50% и батальон уже не вытягивает наряд. Приходится штабу полка под-ключать отдельные подразделения (саперов, разведчиков, зенитчиков и др.)

Логично возникает вопрос: а что же делают обеспечивающие под-разделения: рота материального обеспечения, ремонтная рота, комендант-ский взвод? А то и делают, что обеспечивают, но их доля в полку столь мала, а задачи столь обширны, что привлечь их в какие либо наряды кроме повседневных задач обеспечения просто нереально. Вот и получается, что для среднего солдата и офицера значительная доля времени (до 25-30%) уходит на наряды, Советская армия сама себя мордовала в нарядах в ущерб боевой подготовке. А чем больше времени солдат на занятиях, тем лучше и для него, и для армии, и для страны. Размеренная боевая подготовка спо-собствует укреплению воинской дисциплины и сплочению коллективов. Всякие встряски типа наряда или хозяйственных работ только выбивают из колеи и создают предпосылки различного рода происшествий.

Армейское руководство негативность сложившейся ситуации, ко-нечно, понимало, а потому в полку с завидной постоянностью приходили грозные бумаги о сокращении численности нарядов. А попробуй, сократи. Все серьезные наряды обоснованы требованиями уставов, а за каждым по-бочным нарядом стоит какой либо заместитель командира полка. Поэтому начальник штаба полка, поломав голову, зачастую оставлял все как есть.

Неужели тупик и выхода нет? – спросит любознательный читатель. Конечно же, есть. Хотя в итоге все упирается в нашу бедность. Действи-тельно, при наличии хорошего ограждения и необходимых систем видео-наблюдения зачем в карауле столько народу? Имея более высокий процент хорошо оснащенных тыловых подразделений, можно освободить боевые подразделения от такой докуки, как наряды по столовой, парку, кучи по-бочных нарядов и хозяйственных работ. Долю участия боевых подразде-лений в нарядах в таком случае можно реально свести к минимуму, что практически не отразиться на боевой подготовке. Если обычная мото-стрелковая рота будет ходить в наряды не чаще двух раз в месяц, а не раз в три-четыре дня, как это зачастую бывает, результаты не замедлят себя по-казать. Такие наряды будут необременительны, соответственно, отноше-ние к ним будет намного серьезней. А когда солдаты и офицеры месяцами не «вылазят» из нарядов, к такому, все-таки важному событию, они начи-нают относиться тупо и равнодушно. И тут-то и начинаются побеги, само-стрелы, неуставные взаимоотношения и другие «прелести», которые потом долго и скрупулезно расследуются важными комиссиями.

*     *     *

3 февраля 1942 г. закончились «рождественские каникулы» и 8 тан-ковая дивизия вермахта была включена в состав 16 армии группы армий «Север». С хмурым чувством покидал личный состав Эстонию, все чаще и чаще с тоской и страхом думали о будущем солдаты и офицеры дивизии. По прибытии на фронт их сразу бросили в ожесточенные бои в районах Тосно, Макарьевская пустынь, где они отбивали удары 54 советской ар-мии. В ходе боев соединения Красной армии разрезали дивизию на части, командир практически ее потерял. В себя пришли только к апрелю, когда их вывели во вторую линию и пополнили.

25 апреля 1942 года на совещании главнокомандующего сухопут-ными войсками Германии была озвучена чудовищная для немцев цифра потерь на Восточном фронте – 1 млн. 148 тыс. 954 человека убитыми, ра-неными или пропавшими без вести или 35% от численности всей герман-ской армии на этом фронте (около 3,2 млн. человек). Германии срочно ну-жен был мир любой ценой, но Гитлер упорно продолжал войну и надеялся на победоносный конец. Уже были разработаны планы летнего наступле-ния на юге. А генералы, офицеры, унтер-офицеры и солдаты продолжали выполнять приказы добросовестно и педантично.

Летом 1942 г. началось грандиозное по количеству личного состава, вооружения и техники, размаху боевых действий сражение на южном фланге советско-германского фронта, закончившееся для германской во-енной машины сталинградской катастрофой. 8 танковая дивизия продол-жала оставаться в группе армий «Север» и «счастливо» избежала этой «мясорубки». Ветераны боев на советско-германском фронте откровенно радовались, т.к. понимали, что там, в междуречье Дона и Волги бои по своей ожесточенности были даже страшнее боев лета 1941 г. Потери были чудовищные, а солдатская почта об этом докладывала моментально.

7 июня 1942 г. офицер штаба сухопутных войск полковник Крамер докладывал главнокомандующему вермахта о состоянии танковых соеди-нений группы армий «Север», при этом отметил благоприятное положение дел в 8 танковой дивизии. При этом, наверное, командиру дивизии не раз икнулось. Сами понимаете, эта похвала сродни похвалы быку, которого готовят на бойню. Если офицер генерального штаба докладывает о хоро-шем состоянии соединения, значит его можно использовать в полномас-штабных боевых действиях. А действия намечались нешуточные. Фюрер решил в очередной раз взять Ленинград штурмом. Естественно, тогда о сталинградской катастрофе еще никто не думал, наступление на юге шло успешно, в Крыму шли напряженные бои по овладению Севастополем (11 армия генерала Манштейна). Еще 10 июня 1942 года начальник оператив-ного отделения 8 танковой дивизии майор Вилутцки (фамилия явно сла-вянская) был откомандирован под Севастополь с задачей изучить характер наступательной операции на крепость. Этот опыт боевых действий должен был быть использован во время штурма Ленинграда.

17 июня командование группы армий «Север» вывело 8 дивизию с переднего края для переброски ее через Демянск на южный фланг. Вне-запно обострилась ситуация в районе города Холм. Что-то, пока незримо, треснуло в военной машине Германии, отлаженный механизм начал давать сбои. Все чаще и чаще боевые действия навязывались Красной Армией при невыгодных для немцев условиях. А немецкие генералы уже не стес-нялись сплетничать друг на друга, чтобы сохранить свою должность. 22 июня командир 39 корпуса генерал фон Арним прибыл в генштаб сухо-путных войск для получения нового назначения. Доложил об обстановке под городом Холм, при этом нещадно критиковал командование 16 армии за неправильное использование танков. Как будто он смог бы использовать их правильно в тех реально сложившихся условиях. Немецкое командова-ние использовала их так, как позволяла и требовала обстановка, и более никак. И никакой фон Арним не смог бы что-либо кардинально изменить.

25 июня 1942 г. Прошел год войны с СССР. По докладу начальника генерального штаба общие потери на советско-германском фронте – 1 млн. 299 тыс. 784 человека (40,62% от группировки войск на Восточном фрон-те). Дорогой ценой платил немецкий народ за авантюру фюрера на восто-ке. А в сентябре произошел случай, переполошивший всю дивизию. 24 сентября 1942 г. для доклада Гитлеру было подготовлено донесение по группе армий «Север»: «…одна из позиций 8 танковой дивизии подвер-глась нападению трех вражеских разведывательно-штурмовых групп об-щей численностью до 100 человек в немецких касках и плащ-палатках. Противник отброшен». В эти скупые строчки донесения конечно не вошли паника и смятение личного состава. Война стала везде: на фронте и в тылу. Везде можно попасть под удар артиллерии, авиации Советов или партизан. Русские стали действовать более изобретательно и наглели на глазах. Они чувствовали за собой превосходство. Перспектива войны ничего хорошего не предвещала. Хотя у многих еще оставалась надежда на успешное насту-пление на юге.

15 сентября состоялся последний доклад начальника генерального штаба Гальдера главнокомандующему сухопутными войсками о потерях на Восточном фронте по состоянию на 10 сентября – 1 млн. 637 тыс. 280 человек, из них около 50 тыс. офицеров. Вскоре генерал-полковник Франц Гальдер будет отстранен от занимаемой должности.
В октябре состоялась грандиозная попойка в 8 танковом полку, ко-торую посетил даже командир дивизии. Повод был: командир 1 батальона полка капитан Йоханнес Кюммель за успехи в предыдущих боях был на-гражден Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Нечасто вручали такие награды, особенно в обычной танковой дивизии. Сослуживцы поздравляли награжденного, но не без доли зависти: теперь ему обеспечена блестящая карьера. Можно было даже найти спокойную должность в тылу.

Тем временем в начале ноября 1942 года 11 немецкую армию пере-бросили на север. Фюрер все еще надеялся взять Ленинград штурмом. Опыт 11 армии, после долгой осады захватившей главную базу советского Черноморского флота – Севастополь, казался наиболее подходящим для этой цели. 5 ноября 8 танковую дивизию передали в состав этой армии. Но этим планам не суждено было сбыться. Залпы советской артиллерии 19 ноября 1942 г. обозначили начало крупного контрнаступления советских войск под Сталинградом и начало коренного перелома в ходе всей второй мировой войны, не оставили никаких надежд на удачный исход войны своим противникам. Естественно, уже никакой речи о наступлении на Ле-нинград быть не могло. Южный участок Восточного фронта затрещал по швам.

Колесо военной судьбы продолжало крутиться, и вот 28 ноября 8 танковую дивизию передали в состав оперативной группы «Шевалери» группы армий «Центр». Прощай, спокойный участок фронта и надежды отсидеться за спиной у пехоты до лучших времен. А между тем дела ста-новились неважные. В сухопутных войсках на Восточном фронте стали появляться новые формы объединений и соединений – оперативные груп-пы и боевые группы. Объясняя популярно, оперативная группа – это при-мерно наполовину разгромленный армейский корпус, а боевая группа – соответственно наполовину разгромленная пехотная или танковая дивизия. Чем интенсивнее шли бои, тем больше возникало таких групп.

Все солдаты и офицеры с напряжением ждали, что их отправят под Сталинград, участвовать в боях по деблокированию окруженной группи-ровки вермахта. Сама весть о количестве окруженных войск оказалась пу-гающей. Такого позора армия Германии наверное не испытывала за всю свою историю. Но военная судьба опять улыбнулась личному составу ди-визии и их танки не пошли по волжским мерзлым степям во главе со своим бывшим командиром корпуса Манштейном на выручку солдат Паулюса. Конец 1942 г. – начало 1943 г. 8 танковая дивизия провела в тяжелых обо-ронительных боях западнее Великих Лук, отражая удары 3-ей ударной ар-мии советских войск.

В самый разгар боев, с 17 января 1943 года бессменный командир дивизии генерал Бранденбергер был внезапно выведен в резерв, а потом назначен командовать 59 армейским корпусом. Солдаты и офицеры диви-зии с сожалением прощались со своим командиром, который два года де-лил с ними опасности войны. Это был неплохой генерал, и уже в ноябре 1943 года получил дубовые листья к рыцарскому кресту. В 1944 году он уже командовал армией на Западной фронте.

В марте дивизию пополнили, а 5 апреля 1943 г. вывели в резерв группы армий «Центр». Еще 1,5 месяца, вырванных у войны. Отдых и по-полнение. Конечно, это не Эстония, это угрюмая Россия, ни о каких кафе и ресторанах речи нет. Куда-то выходить – опасно для жизни, партизаны везде. Правда, в крупных гарнизонах были офицерские казино, но туда вход солдатам и унтер-офицерам воспрещен. Остается один вид «фронто-вого отдыха» – буйное казарменное пьянство. Пока дивизия отдыхала, ржавая бюрократическая машина вермахта сделала свою неторопливую работу. За предыдущие бои под Великими Луками 10 мая еще один офицер был награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями: командир 1 ба-тальона 8 танкового полка капитан Ганс Гюнтер Штоттен.

После недолгого нахождения в мае 1943 г. в составе 3 танковой ар-мии с 23 июня дивизия опять в резерве группы армий «Центр». Солдатская почта выдала новость – готовится большое летнее наступление. Перебра-сываются отлично экипированные эсэсовские танковые дивизии, другие соединения со всех театров военных действий. Все, что могла стянуть во-енная машина Германии к июлю в район Орловско-Курской дуги, было стянуто. Лучшие танковые, моторизованные, пехотные, авиационные со-единения вооруженных сил Германии должны были одним страшным уда-ром на относительно небольшом участке фронта все-таки переломить ход войны в свою пользу. Политическим руководством страны на карту было поставлено все.

Как ни странно, но именно это спасло 8 танковую дивизию вермах-та от участия в самых кровопролитных боях наступательной операции не-мецких войск. Все танки, выпускаемые промышленностью, направлялись в первую очередь на пополнение тех боеспособных дивизий, которые в спешном порядке перебрасывались в зону боев. В силу этой причины и ря-да других причин, но 8 танковая дивизия за время нахождения в резерве группы армий «Центр» так и не была пополнена танками в нужном коли-честве. Во время Курской битвы в ней был укомплектован полностью лишь один танковый батальон. Когда стало ясно, что наступательная опе-рация провалилась, командир дивизии понял, что наступил их черед. Те-перь дивизию будут кидать на те участки фронта, где Красная Армия про-рвет оборону немцев и конца-края этой кутерьме видно не будет.

Не очень тактично сравнивать заслуги наши и наших союзников во время второй мировой войны, но сравнения приходят сами собой. В боях на курской дуге немцы бросили в бой, по данным Гудериана, 17 танковых и 3 моторизованных дивизии, полностью боеспособных. В конце 1944 года во время своего контрнаступления в Арденнах у немцев было 7 танковых дивизий, причем не полностью укомплектованных. Им катастрофически не хватало хорошего авиационного прикрытия. Но даже этот относительно слабый удар потряс фронт наших западных союзников и заставил Черчил-ля просить Сталина о новом наступлении Красной Армии раньше наме-ченного срока.

Что ж, командир дивизии как в воду глядел. 15 июля 1943 г. 8 танко-вую дивизию передали во 2 танковую армию для латания дыр во фронте, командующий – генерал Лотар Рендулич (у этого настоящего немецкого генерала явно славянские предки), а с 13 августа дивизия латает дыры уже во фронте 9 армии (генерал танковых войск Вальтер Модель). К 19 августа 8 танковая дивизия окончательно выдохлась и выведена в резерв группы армий «Центр». Но не успев как следует пополниться, ее перебросили во 2 армию (генерал пехоты Вейс Вальтер). К сентябрю в результате продол-жающегося наступления Красной Армии сложилась тяжелая обстановка в группе армий «Юг» и с 11 сентября дивизия переводится в состав этой группы армий в 4 танковую армию генерал-полковника Германа Гота. К 15 сентября дивизия понесла свыше 50% потерь в личном составе и вооруже-нии и сведена в боевую группу, но тяжелые бои не позволили ее вывести в тыл. Остатки дивизии продолжали находиться на фронте.

Период с 24 по 30 сентября 1943 г. выдался особенно тяжелым. Части Красной Армии форсировали Днепр, немцы ожесточенно мешали этому. То, что сравнительно недавно гордо именовалось 8 танковой диви-зией совместно с такими же остатками 5, 7 и 12 танковых дивизий отчаян-ными контратаками пытались остановить продвижение 13 армии Цен-трального фронта советских войск в междуречье Днепра и Припяти, в рай-оне печально известного Чернобыля.

С июля месяца, с момента начала Курского сражения, русские ни на один день не прекращали боевых действий, упрямо продвигаясь вперед. Это был настоящий ад! Худые, изможденные, давно не бритые лица солдат и офицеров 8 танковой дивизии, их красные от бессонницы глаза говорили о многом. Внезапно, 2 октября, остатки дивизии вывели из боя и приказали совершить марш в район расположения 2 армии группы армий «Центр». Начальник службы ГСМ дивизии лихорадочно пытался найти необходи-мое горючее в условиях прифронтовой неразберихи. Он был на грани сер-дечного приступа и командир дивизии не раз со страхом думал о том, что этот немолодой исполнительный офицер долго не протянет, а где в этом аду искать замену?

Во время марша вконец вымотанные водители и механики засыпа-ли, были аварии и жертвы, но приказ необходимо выполнять! Не успев прибыть в распоряжение командующего 2 армией и сосредоточиться в указанном районе, дивизия 9 октября получила задачу опять совершить марш в район 4 танковой армии группы армий «Юг». Такой чехарды ко-мандир дивизии еще не видел.

Все уже давно поняли, что после Курска наступила настоящая ката-строфа, теперь Германию мог спасти только один Господь Бог! В против-ном случае дело было только в сроках кончины нацистского государства. Но все же они дрались! Дрались за каждый рубеж, каждый город, как буд-то защищали свой хутор в Германии. Хотя прекрасно знали, что война проиграна, и все последующие жертвы будут в принципе напрасны, что фюрер не выполнил своих обещаний и не смог создать немцам рай и покой во всем мире. Вот это не совсем понятно. Или они боялись сталинскую машину репрессий больше, чем свою собственную, или надеялись, что враг не войдет в Германию и правительство заключит мир, или сказыва-лась немецкая исполнительность, или узы фронтового товарищества обя-зывали сражаться и не показывать себя трусом? Да Бог его знает, наверное, все вместе, да и еще десятки других причин.

Например, сделать головокружительную карьеру в эти черные дни поражений и отступлений. Любой офицер и генерал, успешно проводив-ший боевые операции и бои тут же замечался и выдвигался. Вермахт, как за соломинку, хватался за талантливых командиров, не потерявших само-обладание в это время. Кастовость офицеров генерального штаба, состав-лявших костяк высшего военного руководства рейха, была здорово поко-леблена перед лицом смертельной опасности. Как в Красной Армии в пер-вые месяцы войны, когда Ворошилов, Буденный и им подобные были от-странены от командования и назначены новые талантливые командующие, знающие и понимающие современную «войну моторов».

Только в ноябре 1943 г. 8 танковую дивизию вывели на восстанов-ление. Но не успев полностью укомплектоваться, ее бросили в ожесточен-ные бои за Киев. Война вернулась к столице Украины с Лютежского плац-дарма, который гитлеровцы безуспешно пытались ликвидировать. 3 ноября началось наступление 38, 27, 40 общевойсковых и 3 гвардейской танковой советских армий. Такого мощного удара 208, 323, 68, 388, 75 и 82 пехот-ные дивизии, 213 охранная дивизия, 7 и 8 танковые дивизии не выдержали, откатившись на запад. Несмотря на постоянные контратаки войск вермах-та, 6 ноября Киев был освобожден.
Но немцы не собирались сдаваться. В эти дни дивизию лихорадоч-но доукомплектовывали, как и другие подвижные соединения и подтяги-вали в исходный район для контрнаступления. Теперь уже у советского командования, как у немецких коллег в первые дни войны, начинала появ-ляться эйфория от успехов на фронте и некоторая недооценка противника, который оставался смертельно опасным соперником.

Получив приказ на наступление, командир 8 танковой дивизии с начальником инженерной службы сначала подумали, что в штабе пошути-ли. Предлагалось вести наступление на превосходящих по силе русских с форсированием реки. Но соединения Красной Армии видимо тоже не ожи-дали удара, а потому форсирование реки Тетерев прошло успешно, части дивизии перерезали шоссе Киев – Житомир и советские войска были вы-нуждены оставить Житомир. Это был крупный успех немцев! Лишь 25 но-ября удар войск 1 Украинского фронта остановил немецкое контрнаступ-ление. По состоянию на 20 ноября в дивизии оставалось 66 танков, из них исправных только 7. Окончательно фронт стабилизировался лишь к сере-дине декабря 1943 г. и наступило временное затишье. Но теперь данный факт мог означать только одно – русские готовят новое наступление. В этом никто не сомневался, начиная с последнего солдата и заканчивая но-вым командиром дивизии полковником фон Радовицем.

*     *     *

Караул, как и следовало ожидать, прошел для Николая паскудно. Еще во время построения для следования на практические занятия в кара-ульный городок один из наглых старослужащих 3-й батареи, также постав-ленный в наряд во избежание праздничной пьянки, с соболезнованием в голосе произнес:
- Мне кажется, товарищ лейтенант, этот караул пройдет для Вас не совсем удачно.
Петров сделал вид, что не заметил язвительного замечания. После развода в первые минуты он даже растерялся, не зная, за что хвататься. Но помощник и разводящие свое дело знали, а потому все пошло по накатан-ной колее. «Старый» начальник караула, видя молодого коллегу, пытался всячески быстрей спихнуть наряд и уговаривал не быть слишком придир-чивым. Лейтенант и сам хотел поскорее отправить сменяемый караул, что-бы осмыслить ситуацию и взять, наконец, управление в руки.

Пока он контролировал убытие первой смены, принимал знамя и арестованных, вторая смена по установленному порядку принимала поме-щение и имущество, третья успела получить ужин. К моменту прихода Петрова обе смены его караула успели поесть, «забыв» накормить лейте-нанта. Злость и гордость не позволили ему идти в столовую и напоминать о себе. «Ну ладно, я устрою вам завтрак» – подумал голодный Николай. Всю ночь проверяющие как с цепи сорвались, как будто специально реши-ли довести его до нервного срыва, обвиняя начальника караула во всех смертных грехах и неумении организовать службу.

За ночь так и не сомкнувший глаз, окончательно осатаневший лей-тенант дождался, когда веселые и довольные жизнью солдаты сядут зав-тракать и прокричал команду: «караул, в ружье, нападение на караульное помещение!». Бормоча под нос о какой-то сволочи, которая не дает по-жрать, караульные нехотя действовали согласно боевому расчету. Помучив их таким образом минут 20, он построил караул и провел детальный раз-бор действий, поминутно напоминая о том, что командира надо уважать. Распустив их, он с напряжением стал ждать, что будет дальше. Если бы они опять пошли есть, пришлось бы «воспитательную работу» проводить повторно, пока не поймут. «Дембеля», тем временем, вышли во двор с по-мощником начальника караула, где чуть ли не устроили ему «темную»:
- Если еще раз забудешь накормить начкара, по рогам получишь, козел. Мы что, перед «дембелем» должны летать по вводным, как пчелки? Твоя забота, чтобы лейтенант был сыт и спал, и нам не мешал, понял?

Помощник начальника караула, сержант взвода управления 1-й ба-тареи, несильно огрызался, так как знал, что они во многом правы:
- Я же не знал, что он такой ретивый. Ведь даже не говорил, что есть хочет.
После этого случая до самого последнего караула всегда первую пробу пищи приносили Николаю, командир должен заставить себя ува-жать, иначе он не состоится. Этот маленький, но очень важный психологи-ческий конфликт он сегодня выиграл, он был победитель. Все остальное было не так уж и важно. Однако до самого обеда Петров так и не поспал, потому что по очереди то командир дивизиона, то начальник штаба, то Вторушин теребили караул. Поэтому в итоге чуть не сорвался.

Когда подошел выводной и напомнил, что надо кормить аресто-ванных, Николай дал разрешение и определил время на обед – 30 минут. Через установленное время выводной не вернулся. Николай сам пошел на гаупвахту, проверить, в чем дело. В это время среди арестованных были в основном старослужащие, которых чересчур хитрые командиры под раз-ными предлогами «осчастливили» арестом на праздники, во избежание не-приятностей. Петров, конечно, знал, что двум молодым солдатам и трем солдатам из других частей гарнизона эти «мордовороты» дадут поесть от силы минут семь-десять, чтобы потом неторопливо за обедом поговорить о предстоящей жизни на «гражданке».

Так и случилось: молодые и «чужие» солдаты уже давно сидели в камерах, а за обеденным столом в коридоре слышны были неторопливый разговор и смех. Тут только-только добрались до второго блюда. Даже не повернув голов в сторону лейтенанта, арестованные продолжали свой раз-меренный обед.
- Почему прием пищи не закончен, я же определил 30 минут! Вполне достаточно, - сказал Петров со злостью выводному. Но тот молчать не стал и тут же парировал с хитринкой в глазах:
- Я говорил, а они не слушают. Да Вы сами попробуйте, товарищ лейтенант, а потом уже на меня кричите.
Стало понятно, что с выводного больше ничего не спросишь. Как и то, что произойдет дальше и как поведет себя лейтенант, уже вечером бу-дет известно во всем полку по «солдатской почте». Николай понял, что сейчас он тоже должен победить, кровь из носу, но победить, иначе над ним будут смеяться. Набрав как можно больше железа в голосе, он произ-нес:
- Товарищи солдаты, время, установленное мной для приема пищи истекло. Всем разойтись по камерам.

Разговор прекратился, но арестованные продолжали есть как ни в чем не бывало, с интересом наблюдая за лейтенантом, что он предпримет дальше. Как, в конце концов, он опозориться и уйдет не солоно хлебавши.

У Петрова все потемнело в глазах от злости: «Вот гады, даже здесь, на гауптвахте, в роли арестованных, что хотят, то и творят». Опустошаю-щая усталость после суток без сна и постоянное нервное напряжение сняли какие то барьеры в его юношеской душе. Рука самопроизвольно вытащила пистолет, механическим заученным движением патрон был дослан в па-тронник. У арестованных и выводного глаза округлились. За столом пере-стали жевать. Наступила напряженная тишина. Подняв пистолет над голо-вами сидящих, лейтенант почти шепотом зловеще произнес:
- Вы не выполнили распоряжение начальника караула, по уставу я имею право применять оружие для предотвращения беспорядков среди арестованных. А ну быстро по камерам, сволочи!

Николай явно перебирал. Все понимали, что это не тот случай, ко-гда можно применять оружие. Если бы он действительно открыл огонь, то официальные последствия для него были бы самыми плачевными. Однако глядя в его сузившиеся от бешенства глаза, арестанты поняли – выстрелит. Один из них тихо произнес:
- Пошли по камерам ребята от греха подальше. Молодой еще.

Когда камеры были закрыты, Петров вздохнул с облегчением и пошел в караульное помещение. Как ни странно, после этого случая к нему в солдатской среде дивизиона стали относиться с определенной долей уважения.

Если в этот день Господь Бог решил вызвать у лейтенанта стойкое чувство отвращения ко всем и всяческим нарядам, и в первую очередь к караулам, то лучшего сменщика для такой цели найти было трудно. Немо-лодой «вечный» старший лейтенант из третьего батальона, злой на всех и на вся из-за неудавшейся карьеры, переругавшийся почти со всеми офице-рами своего подразделения, устроил Николаю настоящую «Варфоломеев-скую ночь» по-караульному. Видя молодость и неопытность лейтенанта, он буквально измывался над ним, не просто выискивая мелочные недос-татки и придираясь к чему попало. Он мимоходом постоянно до тошноты учил его жизни. И отпустил караул дивизиона только тогда, когда понял, что ситуация накалена до предела и лейтенант вот-вот взорвется. А это было в 22.00.

Не успел Петров привести караул в казарму и доложить Вторушину о сдаче наряда, как тот в канцелярии устроил первому настоящий разнос:
- Это жопа, а не караул. Одни замечания. Почему так плохо подго-товился к смене и так поздно сдал наряд? А этот фортель на гауптвахте с пистолетом. Совсем рехнулся! Да еще меня хочешь подставить, мальчиш-ка! Ладно, сдавай оружие, завтра подробней поговорим. На зарядке Белов будет, смотри, не проспи развод.
«Уже вложили товарищи солдаты, - горько усмехнулся Николай, - когда только успели, козлы». Так нелицеприятно рассуждая о своих подо-печных, он сдал оружие и буквально поплелся в общежитие. На ужин в столовую он, естественно, опоздал. Хорошо, у Васьки были кое-какие за-пасы. С трудом допил чай и буквально провалился в сон.

*     *     *

Прошли ноябрьские праздники. Приближался священный для лю-бого артиллериста праздник - День ракетных войск и артиллерии (19 нояб-ря). В этот день в 1942 г. советские войска начали свое эпохальное контр-наступление под Сталинградом. Артиллерия Красной Армии буквально смяла оборону немцев на направлении главного удара, чем обеспечила общий успех операции. Верховный главнокомандующий И.В. Сталин по достоинству оценил роль артиллерии как рода войск и установил этот праздник.

Говоря в целом о русской артиллерии можно отметить, что она имеет свою славную историю, достойную своей великой страны. Конечно, развитие данного рода войск началось в России позже, нежели в Западной Европе, где уже в 1346 г. войска английского короля Эдуарда III в битве при Креси громили несчастных французов полевыми пушками. У нас пер-вое упоминание о применении артиллерии относится к 1382 году, когда хан Тохтамыш осаждал Москву, и в конце концов взял ее обманом. Однако перед этим несколько приступов были отражены с большим уроном для нападавших. Можно лишь представить себе, как воины Золотой Орды с ужасом и страхом смотрели на "адскую работу" крепостных орудий, когда каменное ядро, попав в гущу осаждающих, оставляло за собой кровавую дорожку, трупы и искалеченные тела нукеров великого хана.

После Дмитрия Донского все великие московские князья, цари и императоры всячески совершенствовали артиллерию, понимая мощь этого вида оружия. Уже к середине XVI века в России действовал самостоятель-ный Пушкарский приказ. При взятии Казани в 1552 г. Иван Грозный рас-полагал не менее 150 орудиями осадной артиллерии.


Русские артиллеристы своим мастерством ни в чем не уступали своим западным коллегам, о чем свидетельствовали многочисленные вой-ны, которые вела Россия в XVIII - XIX веках на Западе и Юге. Именно в русской артиллерии изобретены миномет и реактивные снаряды, а в годы русско-японской войны 1904-05 гг. впервые применен способ ведения огня с закрытых огневых позиций (т.е. невидимых для наблюдения противни-ка). Благодаря стараниям командира 2-й батареи 76-мм пушек 9-й артилле-рийской бригады подполковника А.Г. Пащенко в боях под Дашичао в 1904 году 76 орудий 1-го Сибирского корпуса выиграли артиллерийскую дуэль против 186 японских орудий. В течение небольшого промежутка времени были истреблены несколько артиллерийских батарей японцев, офицеры которых так и не поняли, кто и откуда по ним ведет огонь.

Роль русской и советской артиллерии в первой и второй мировых войнах вообще трудно переоценить. Огромное количество мемуарной и исследовательской военно-исторической литературы не позволяют усом-ниться в ее огромном вкладе в деле победы над неприятелем. Многие из-вестные соотечественники закончили артиллерийские училища и начинали службу в артиллерийских частях. М.И. Кутузов закончил Дворянскую ар-тиллерийскую школу. Л.Н. Толстой служил офицером артиллерии. Знаме-нитый летчик П.Н. Нестеров закончил Михайловской артиллерийское учи-лище. Такие неоднозначные, но яркие фигуры, как лидеры белого движе-ния в России генералы Л.Г. Корнилов и А.И. Деникин тоже были связаны с артиллерией. Корнилов в свое время закончил Михайловское артиллерий-ское училище, а Деникин после окончания юнкерского училища долгое время служил в артиллерии. В артиллерийской разведке в годы войны служил будущий нобелевский лауреат А.И. Солженицын.
Но, наверное, навсегда в памяти россиян останутся, как образец мужественного и самопожертвенного служения Родине, подвиги русских артиллеристов батареи Раевского на Бородинском поле, бастионов Сева-стополя в Крымскую и Великую Отечественную войну, фортов Порт-Артура в русско-японскую войну, и конечно Сталинграда и Курской дуги.

*     *     *

За несколько дней до праздника артиллерии по полку поползли слухи, что командование его проведение вообще может запретить. Негодо-ванию офицеров дивизиона и минометных батарей батальонов не было предела. Где это видано, чтобы праздник артиллерии, всегда отмечаемый и почитаемый даже в пехоте, вот так взять и отменить? Однако не стоило торопиться с выводами о самодурстве командира полка. У самого Федоро-ва, конечно, и в голову не могла прийти такая идея. Но все дело в том, что как раз в это время во всю мощь шла антиалкогольная компания в СССР, возглавляемая лично генеральным секретарем КПСС. Естественно, любое начальство (гражданское и военное) старалось сгладить острые углы и предотвратить различного рода массовые мероприятия с обильным воз-лиянием спиртного. Именно тогда появились такие комичные названия ти-па "безалкогольная комсомольская свадьба" и пр. Народ, естественно, не хотел расставаться с любимым развлечением, и, по наблюдению обывате-лей, пить стали еще больше, хотя достать спиртное стало тяжелее.
Сначала командир полка не желал отменять праздник, а лишь взять его под жесткий контроль. Но заместитель по политической части настоял на отмене. Федоров недолюбливал замполита, как и любой командир, но перечить побоялся, зная, что тот вполне может позвонить в Политуправле-ние группы войск. И тогда военная карьера командира полка могла бы и закончиться.

И вот наступило 19 ноября. На торжественном заседании началь-ник штаба полка огласил небольшой приказ о поощрении. Несколько слов сказали начальник артиллерии, командир дивизиона и заместитель коман-дира полка по политической части. Все прошло быстро и скомкано, как бы напоминая собравшимся, что празднования сейчас неуместны. После засе-дания подавленные офицеры обсуждали положение дел в курительной комнате клуба.
- Вот так-то, ребятки, праздничного вечера не будет, не заслужили, - по праву старшинства начал разговор комбат Пономарчук.
- Командир дивизиона со своими замами и начальником артилле-рии у себя дома собираться будет. Я точно знаю, сам со своими бойцами ходил за покупками и ему относил, - огорошил всех командир взвода управления дивизиона.
- Так-так! Нам, значит, нельзя, а начальству, если очень хочется, то можно, но втихую. Хорош гусь! - Самарцев от негодования весь покрас-нел, - Ну что, комбаты, мы сволочи последние будем, если свой день ар-тиллерии не отметим. Ты что молчишь, Сущенко? Самый хитрый?
- А я что, я как все, - неуверенно протянул Сущенко.
- Давайте у меня соберемся в 20.00. Жена в отъезде, мешать не бу-дет. Только два условия: приходить без дам и со своим "джентльменским набором". Пустых не пущу, - скороговоркой заговорил Пономарчук.
- Вот это правильно, Женя. Пошли все на ..й. Мы что, не люди? - Вторушин с хитринкой посмотрел на Сущенко и закончил, - главное, что секретарь партийной организации дивизиона с нами. А это значит что у нас не пьянка, а организованное мероприятие!
Под дружный и облегченный смех комбатов Сущенко попытался выдавить улыбку, но у него это не здорово получилось. После реплики Вторушина он с ужасом понял, что влип в неприятную историю, а отка-заться от мероприятия не сможет, ибо потеряет всякое уважение среди своих коллег. Делать нечего, жребий брошен.

К 20.00 в квартиру Пономарчука подошли командиры батарей и взводов дивизиона, противотанковой батареи полка и командир взвода управления начальника артиллерии полка. Офицеры минометных батарей собрались обособленно ввиду того, что ситуация была необычная, а по-этому решили в одном месте не собираться и особо не шуметь. Первые официальные тосты за славу нашей артиллерии, за здоровье присутствую-щих и в память о погибших товарищах прошли благопристойно. Но чем дальше, тем больше развязывались языки.
Самая большая и свежая тема - итоги проверки. В конце концов комбаты невольно набросились на Самарцева, как будто он был виновен в их "тройках" и "двойках". Они, конечно, не считали себя хуже него, а по-этому заметная разница в результатах командирского труда их коробила. Петров сидел тихо, не шелохнувшись и не встревая в полемику. Помня пе-чальный урок "вливания" в коллектив на полигоне, пил мало. Самарцев вяло отбивался от нападок, ему не хотелось портить праздничное настрое-ние себе и своим оппонентам.

- Тебе хорошо, у тебя взводные толковые, на них можно положить-ся, не то, что мои. Вот поэтому у тебя все в батарее и идет гладко, - горя-чился Вторушин. От этих слов Николаю стало нестерпимо стыдно, он го-тов был провалиться сквозь землю под взглядами офицеров. Пономарчук, Сущенко и командир взвода управления дивизиона закивали головами в знак согласия со Вторушиным. Тут внезапно встрепенулся Самарцев:
- Не говори ерунды. И Белов и Петров нормальные офицеры. Сам виноват, бойцов распустил. Теперь крайних ищешь. Сначала попробуй Молочкова воспитать. Что, слабо? Хоть при всех-то не костери ребят, по-жалей их!
Гул пошел среди сидящих. Бледный Белов с грустью смотрел за-чем-то в окно. У Вторушина глаза налились кровью и он выпалил Самар-цеву:
- Ты еще пороху не нюхал, щегол, а меня уже учить вздумал!
- А ты не кичись и Афганистаном меня не пугай, я не из пугливых. Не один ты там был. И более заслуженные ребята в полку есть, но ведут себя скромнее.
Спор грозил перейти в потасовку. Пономарчук на правах хозяина утихомирил гостей и перевел разговор в обычное русло: какое артиллерий-ское училище "самое-самое". Ввиду численного превосходства украинцев опять досталось "москалям" (Коломенскому и Ленинградскому учили-щам), ну и по всеобщей привычке - Тбилисскому. Гвалт опять усилился и комбату 3-й батареи приходилось применять титанические усилия для ус-покоения товарищей.

Перебрав все стандартные темы разговоров (Афганистан, сослу-живцы, случаи очень удачной или очень неудачной карьеры, возможные варианты замены в СССР и поступления в артиллерийскую академию в Ленинграде, количество покоренных женских сердец и т.п.) народ, нако-нец, выговорился, сбросил отрицательный заряд и нервное напряжение. А посему потянуло на песни. Опытный Пономарчук понял, что дело прини-мает опасный оборот, так как о пении артиллеристов в ночном спящем го-родке неизбежно было бы доложено командиру полка. Хозяин торопливо и не совсем вежливо начал выпроваживать гостей.

Уже поздно ночью Николай пришел в общежитие. Вася был на месте и в изрядном подпитии. Оба лейтенанта еще раз поздравили друг друга с праздником. Петров хотел заснуть, но не тут-то было. Козлов по-делился радостными новостями о скором приезде жены, получении вожде-ленной однокомнатной квартиры и приходе контейнера с вещами. А потом долго и нудно начал объяснять, какой он сделает ремонт к приезду благо-верной супруги. Николай только вздохнул и впервые позавидовал семей-ному счастью товарища. Наверное, в первый раз в жизни после определен-ного опыта холостяцкой жизни слово "жена" прозвучало для него желанно и захотелось обрести тихую семейную гавань в этом бурном море жизни. Он уже давно забыл все насмешки, которыми они осыпали в училище сво-их однокурсников, решивших жениться.

*     *     *

Офицерские жены в России в основной своей массе составляют особенный тип женщин, и достойный, безусловно, всяческого уважения. Только та женщина, которая готова на сознательное самопожертвование своими интересами и жизненными установками ради зыбкой и рискован-ной военной карьеры мужа, может стать женой офицера. С момента заму-жества она просто будет вынуждена вникать в его службу, жить его инте-ресами, переживаниями и страхами, сглаживать в семейном кругу служеб-ные стрессы мужа. Это при всем том, что домашнее хозяйство и заботы о детях полностью лягут на ее плечи. А помощи в молодые годы, когда она будет особенно нужна, от мужа – офицера не дождешься. Благоверный вечно на службе, родители далеко. Только Господь Бог знает, сколько женских слез пролито в подушки от безысходности и тоски в отдаленных военных гарнизонах.

Люди гражданские, не понимающие сути этой гарнизонной жизни, в насмешку называли их "декабристками". Увы, как недалеко они были от истины. И все ради карьеры мужа, в надежде когда-нибудь закончить ака-демию, получить приличную должность, попасть в хорошее место, устро-ить детей. А пока любая работа - за счастье, редкие праздники в офицер-ском клубе, гарнизонные склоки и сплетни, иерархия жен в соответствии со служебным положением мужей. Но давайте не будем их за это осуж-дать. Ведь они не просто жили семейной жизнью, а приспосабливались по-рой к кошмарным, нечеловеческим условиям там, где служили мужья. А потому и сами, фактически, служили стране, отдавая свои лучшие молодые годы и здоровье.

Та часть военного городка №-ского полка, где жили семьи офице-ров, прапорщиков и сверхсрочников, представляла из себя несколько пяти-этажных домов и небольшой внутренний мирок, абсолютно похожий на любой мирок в любом гарнизоне СССР с той лишь разницей, что был он в ГДР. А поэтому в домах всегда была горячая вода и свет, для членов семей полагался солидный продовольственный паек. Для многих жен поездка в Германию была сказочной мечтой, возможностью пожить в цивилизован-ном мире, кое-чего купить и поднакопить денег на счету в СССР.

Однако работы и здесь не было. Основная масса растила своих ма-лышей и сидела дома. Те немногочисленные должности в полку и гарни-зонном госпитале, которые могли замещать женщины, были заняты, есте-ственно, женами начальников и "нужных" людей. Но и тут находчивый русский характер находил выход из положения. Жены военных подраба-тывали у немцев на сезонных работах по уборке клубники и яблок. Зная дикую работоспособность "русских фрау", они сами по утрам подгоняли автобус к военному городку для желающих, а после работы привозили об-ратно. Можно было заработать 30-50 марок в день, для нашего брата это были очень приличные деньги.

Некоторые дамы умудрялись устроиться на немецкие кондитерские фабрики, где нужен был малоквалифицированный и, соответственно, ма-лооплачиваемый труд расфасовщиков. Все это держалось в страшной тай-не, так как замполит полка не одобрял "рабский труд" на немцев, за кото-рый наши бабы получали денег порой больше, чем их мужья. Причем по-казывали такую сплоченность и взаимовыручку, которая может быть толь-ко в хорошем военном коллективе. Сидели по очереди с детьми друг друга, пока не нашли простой выход: как работницы немецких фабрик, они имели право устраивать своих детей в немецкие детские сады. Впоследствии час-то можно было наблюдать комичные ситуации, когда русский малыш 5-6 лет с самым серьезным видом служил переводчиком между родителями и воспитателями, ведь дети так быстро усваивают чужой язык.

Конечно, были в городке и откровенные стервы. Но внешне они ве-ли себя благопристойно, не возмущая общественного спокойствия и зная свое место. Были и хитрые девочки, выскочившие замуж за лейтенанта, получившего распределение за границу, а после 5 лет службы, уже в СССР, разводились с мужьями. Но абсолютное большинство жен уезжало после замены с мужьями на новые места службы (зачастую после Герма-нии - в Забайкалье, Закавказье и Среднюю Азию), сохраняя свою верность семье до конца жизни, и в счастье и в несчастье.

*     *     *

Уже засыпая, Николай пообещал Василию помочь разгрузить кон-тейнер, благо каким-то чудом получил от комбата выходной. Тому, навер-ное, было стыдно за свою выходку во время празднования дня артиллерии. Утром, пока Петров нежился в постели, Козлов успел выгнать из парка за-планированную под контейнер машину и уже в 9.00 стоял над лежащим товарищем, обвиняя его во всех смертных грехах и сводя все свои тирады к одной простой мысли: почему тот еще не одет.

Проклиная свою доброту, Петров нехотя оделся и поплелся за со-курсником. Поездка по городу, оформление необходимых документов на получение контейнера в немецкой железнодорожной конторе заняло не больше двух часов. В 11.00 они подъехали к складу контейнеров. Козлов торопился. Он знал, что "гансы" начинают работать очень рано, часов в 5-6 утра, но и заканчивают рано. В 14.00 уже никого не найдешь. Плюс пере-рыв с 12 до 13 часов. Не успеешь - твои проблемы, начинай все сначала. Опять просить у командира батальона машину и планировать ее в наряд на выезд, проходить инструктаж старшего машины и водителя. Опять про-сить у командира батареи солдат на разгрузку. Тот, естественно, на "кон-тейнерные" дела смотрит хмуро, так как все они делаются в обычный ра-бочий день. В субботу и воскресенье немцы не работают.

Офицер, послуживший Родине по-настоящему (т.е. поменявший несколько раз место службы) понимает глубокую правоту военной пого-ворки: два переезда приравниваются к одному пожару. Потери моральные и материальные вполне сопоставимы. Одна из самых неприятных сторон переезда - отправление и получение контейнера с вещами. Не зря опытные офицеры и прапорщики начинали готовиться к данному мероприятию еще за полгода до замены.

Тем временем Василий с чувством выполненного долга в 11.00 от-дал необходимые документы двум пожилым немецким крановщикам. Лей-тенанту повезло: получателей больше не было и контейнер стоял букваль-но под боком. Немцы с важным видом покивали головами, сверили номера контейнера с накладной и … грузить не стали. Вместо этого начали проти-рать свой и без того чистый автокран. Так прошло 10 минут, 15, 20. Козлов переглянулся с Николаем, пожал плечами и вежливо кашлянул, напомнив о себе. Повернувшимся крановщикам показал на часы и пролепетал: "…bitte, arbeiten". Немцы опять важно покачали головами, но продолжали протирать машину. Наш солдат-водитель мирно курил в сторонке и чему-то ухмылялся.

Время неотвратимо приближалось к обеденному перерыву. Вася начал нервничать не на шутку и уже буквально стоял над душой у кранов-щиков. Но те как бы забыли про получателя. Неожиданно из-за поворота к месту "маленькой трагедии" вывернула полицейская машина. Петров так и не успел понять, что произошло, так как немцы в мгновение ока оказались в своем кране, подъехали к контейнеру Козлова и начали ему что-то орать. Наш догадливый водитель помог зацепить контейнер. За минуту тот был поставлен в машину и крановщики быстро ретировались с места событий. Тем временем полицейская машина проехала мимо, а находившиеся в ней стражи порядка даже не обратили никакого внимания на происходящую сценку.
Всю обратную дорогу до полка Козлов кипел от негодования:
- Вот сволочи, это они из вредности, потому что нас не любят. У-у-у, немчура!
- Да бросьте вы, товарищ лейтенант, - вдруг вступил в разговор во-дитель, - сразу видно, вы еще с таким не сталкивались, а вам никто и не подсказал.
- А что такое? - Васька недовольно засопел.
- А то, что они ждали от вас марок 20-30.
- Это за что?
- Ни за что, чаевые.
- С какого это хрена, я что, больше их получаю?
- Так это наши товарищи офицеры их и приучили: чтобы побыст-рей, чтобы без очереди, чтобы контейнер под замену получше подобрали. Вот они и наглеют. Со своих немцев никогда ни за что не возьмут. А вас сегодня просто полиция выручила. Они ее здорово боятся. А то не видать вам сегодня контейнера как своих ушей.
- Мда-а-а, дела, - ухмыльнулся Козлов, - а ты, брат, я гляжу, все знаешь.
- Так не первый контейнер отправляю да получаю.
- А что же не подсказал, паразит?
- А я откуда знал, что вы не в курсе? Может, вы просто деньги эко-номите, - начал оправдываться солдат.
- Ладно, следи за дорогой, - примирительно сказал Вася, - Николай, смотри как «гансы» свою полицию боятся. Вот это порядочек. Наверное, как папаша Мюллер с его гестапо приучил их, так и идет по традиции. А может сказывается то, что здесь в Котбусе стояла целая дивизия СС «Мертвая голова»?
- Да кто тебе это сказал, - недовольно поморщился Петров.
- А ты что, не слышал? Все говорят, что она дислоцировалась в на-шем городке.
- Ты бойцов больше слушай, они тебе еще не то наговорят. Или те-бя Гиммлер лично с того света проинформировал? Достал ты со своей «Мертвой головой». Что, других тем для разговора нет? Думай лучше, как жену встречать будешь.
- А чего ты злишься? И вообще, как в дивизион попал, постоянно злой ходишь, как собака.
- Тебя бы в мою кашу. Пристроился в своей минометной батарее как у Христа за пазухой. Даже в наряды толком не ходишь.
- Интересно, а я тут причем. Сам же знаешь прекрасно: что кадро-вик написал пером, не вырубишь топором.
- Ладно, извини. Мне действительно очень тяжело. С комбатом ни-какого общего языка, бойцы распущенные. Порой хочется бросить все и убежать куда глаза глядят, хоть в Афганистан.
- Ты что мелешь-то, опомнись. В Германии служишь, в спокойном месте, чего еще надо. Утрясется все, не вечный твой Вторушин. Выкинь дурь из головы. Ну, вот и приехали. Как разгрузимся, выпьем бутылочку винца. Какие наши годы, Николай, не горюй!

*     *     *

Поздней осенью 1920 г. в Котбусе появилась семья новых жителей, пытающихся устроить свою судьбу в этом городе. Она ничем не отлича-лись от тысяч других семей, пытающихся выжить в эти безрадостные годы безработицы, инфляции и беспорядка. После поражения в первой мировой войне и революции Германия оказалась в тяжелом положении. Сняв ком-нату, худой от недоедания отец семейства пошел обивать пороги контор, вымученно и униженно улыбаясь перед хозяевами. Улыбка явно не шла этому человеку с жестким выражением лица и плотно сжатыми губами. А вечером его встречала ждущим голодным взглядом жена с четырехлетней дочерью и годовалым сыном.

Этого человека звали Теодор Эйке. Тогда он еще и думать не мог, что к февралю 1943 года будет обергруппенфюрером СС, генералом войск СС, награжденным рыцарским крестом и погибнет на Восточном фронте. Одиннадцатый ребенок в семье железнодорожника рано познал нужду и голод, а потому добровольно вступил в армию, участвовал в первой миро-вой войне. В 1919 году демобилизовался, как и миллионы ему подобных. За прошедшие даром 10 лет жизни, неустроенность, горечь позора нации обвинял и люто ненавидел коммунистов, евреев и руководство Веймарской республики.

Не найдя счастья в Котбусе, он поменял немало мест жительства, дважды был полицейским и дважды его увольняли, пока в 1923 г. не нашел работу. Объективные и субъективные условия жизни закономерно привели Эйке в нацистскую партию, в которой он нашел применение своему кипу-чему и волевому характеру. Бурная деятельность по организации концла-герей, участие в расстреле руководителей «штурмовиков», организация и формирование моторизованной дивизии войск СС «Мертвая голова», а также командование ею на протяжении оставшихся лет жизни снискали ему печально известную славу фанатичного представителя национал-социализма.

«Мертвая голова» под его командованием участвовала в оккупации Польши и Франции, с 22 июня 1941 г. – на Восточном фронте в боях под Ленинградом в корпусе Манштейна и в соседстве с 8 танковой дивизией вермахта. Ожесточенные бои в районе Демянска к концу 1942 г. полно-стью обескровили дивизию, которую пришлось формировать заново. С на-чала 1943 г. «Мертвая голова» опять на Восточном фронте. Но дни ее пе-чально знаменитого командира уже были сочтены. В феврале самолет, на котором он летел, был обстрелян и сбит. Что пролетело в мозгу Теодора Эйке в эти последние мгновения в горящем и падающем самолете? Дни унижения в Котбусе, или тысячи замученных узников его концлагерей, или вершины власти, которые он смог достичь, или просто лица родных и близких людей? Никто и никогда этого уже не узнает. Даже могилы не ос-талось от человека, мечтавшего покорить мир для «нового порядка».

*     *     *

На следующий день после разгрузки контейнера Козлова в жизни Николая произошло одно примечательное событие. На вечернем совеща-нии Вторушин с озабоченным видом произнес:
- Командир дивизиона поставил задачу выделить от нашей батареи одного офицера для подготовки молодого пополнения.
- Комбат, я не могу. Ты же знаешь, у меня завтра важная поездка. Заместитель командира полка по вооружению меня уже проинструктиро-вал, - Юра Молочков сразу решил отрешиться от этого мероприятия.
- А я могу. В весеннем "карантине" неплохо отработал и благодар-ность получил, - излишне торопливо проговорил Белов.
- Нет, ты останешься здесь, - Вторушин ухмыльнулся. - Поедет Петров опыта набираться. Готовься, Николай. Сбор администрации "ка-рантина" завтра в 9.00 на плацу. Конспекты, форма одежды и т. д. Сам по-нимаешь. Твой командир роты молодых солдат майор N-ский, заместитель командира 3-го батальона. Жить будешь в учебном центре. Вопросы есть?
- А сержантов с нашей батареи брать?
- Нет.
- Почему?
- По кочану. Сам не понимаешь почему? Потому что батарея самая хреновая. А в карантине нужны "приличные" сержанты.
- Так и офицеры, наверное, нужны "приличные". Я тут при чем?
- Это решение командира дивизиона. И фамилию твою он назвал. Я бы не отпустил. Теперь все?
- Все.
- Ну раз ты с утра в командировке, то сегодня ответственный до конца дня. Справедливо?
- Конечно.
- Заодно и зарядку завтра проведешь. Кстати, Будринайтис уволь-няется. Кого будешь предлагать в заместители командира взвода? Корней-чика?
- Не нравиться он мне, слишком ушлый какой-то.
- Ушлый или не ушлый, я других кандидатов не вижу. Ничего, сра-ботаешься. Не забудь его проинструктировать перед отъездом.

Петров был, наверное, первый раз за свою офицерскую службу счастлив. Какой подарок судьбы! Почти три недели свободы от этой бата-рейной рутины, от нарядов и вечно хмурого Вторушина. Не беда, что жить придется в учебном центре, в лесу. Зато будут гарантированные выходные, какое-то личное время. Не то, что здесь. Попрощался второпях с Будри-найтисом, долго и нудно инструктировал сонно смотрящего в пол Корней-чика. Утром на плацу познакомился со своими новыми временными на-чальниками, коллегами и сержантами своего учебного взвода из других батарей дивизиона. По окончании смотра он сложил вещи и уже после обеда вместе со своими новыми коллегами на машинах убыл в учебный центр.

*     *     *

Как оказалось позднее, радовался лейтенант несколько преждевре-менно. Учебный батальон для подготовки молодого пополнения был уже сформирован и занятия шли как минимум неделю. Просто прибыла еще одна партия пополнения и пришлось срочно формировать новую учебную роту. Поселили Николая в гостинице с командиром взвода из разведыва-тельной роты лейтенантом Виктором Волковым, прослужившим уже больше года, а поэтому смотревшего на Петрова немного свысока и в пря-мом и в переносном смысле. Волков имел высокий рост, атлетическую фи-гуру и больше всего на свете гордился своей службой в полковой разведке. Правильность телосложения сочеталась с правильностью его внутреннего мира. Для него все было ясно и понятно в жизни. Женатый человек, член КПСС, командир отличного взвода, спортсмен. Он и не скрывал, что здесь, в полку, ему необходимо получить роту. После замены в СССР - обяза-тельная командировка в Афганистан. Оттуда необходимо вернуться с по-вышением и наградами. Уже потом - в Академию им. Фрунзе. После нее - в Забайкалье или на Дальний Восток, где меньше "блатных", а потому, легче получить должность командира полка. А дальше будет видно.

Поначалу Петрова смешило такое неприкрытое простоватое отно-шение к жизни этого верзилы. Но постепенно он стал понимать, что в чем-то разведчик прав. Иначе служить в армии нельзя. Нужно, просто необхо-димо иметь цель и ее добиваться. Волевая цельность души Виктора как бы притягивала к себе других, не имеющих такого внутреннего стержня. Ни-колай тоже чувствовал, что в нем чего-то не хватает от того, что есть в Волкове.
Виктор был отличным товарищем, он просто не мог быть другим. Разведчик невольно стал заботиться о Петрове, и их взаимная симпатия переросла в приятельские отношения. Впрочем, это не мешало до хрипоты спорить и выяснять по вечерам, кто же в армии важнее: артиллерия, пехота или разведка? Виктор окончил "ленпех" (Ленинградское общевойсковое училище) и как всякий пехотный офицер, с чувством какого-то мистиче-ского уважения относился к артиллерии. При этом, однако, ни на секунду не усомнился в главной роли пехоты в целом и разведки в частности.

Вообще Николаю в "карантине" жутко понравилось. Здесь все было организовано так, как, по мысли лейтенанта, должно быть в армии. Каж-дый занят своим делом, все строго по распорядку дня, занятия без срывов, наряды редкие и неутомительные, у командиров взводов и рот законные выходные дни: суббота после обеда и воскресенье. Старшины и замполиты полностью выполняли свои обязанности. Но самое главное, конечно, это то, что здесь появился «его величество» сержант. Здесь, в «карантине», сержант становился хотя бы приблизительно тем, кем он должен быть: младшим командиром, становым хребтом армии. Фактически занятия про-водили сержанты (правда, под наблюдением командиров взводов), все по-слеобеденное время - под их руководством. Так как здесь собирались луч-шие сержанты, мордобоя практически не было, им можно было доверить реальное командование подразделениями, чего не было в повседневной жизни.

Однако сама подготовка молодого пополнения сильно выбивала полк из повседневного ритма жизни. Почти четверть офицеров и сержан-тов были оторваны от своих подразделений на целый месяц. А с учетом того, что призыв молодого пополнения осуществлялся два раза в год, то, соответственно, два месяца полк вынужден командировать для выполне-ния, безусловно важной, задачи подготовки вновь прибывших солдат зна-чительную часть командного состава в ущерб других задач подготовитель-ного периода.
В первый же субботний полдень, когда занятия подходили к концу и командир роты зачем-то ушел с плаца, Виктор с самым загадочным ви-дом подошел к Петрову:
- Николай, какие у тебя планы на выходные?
- Да, в общем-то, никаких. Честно говоря, хочу выспаться. А что?
- Понимаешь, моя жена - питерская барышня. Ей, видите ли, неин-тересно сидеть безвылазно дома. Все пытается приобщить пехотного офи-цера к мировым культурным ценностям, - Волков ухмыльнулся. - В общем, уговорила меня съездить в это воскресенье в Дрезденскую картинную га-лерею. Предлагаю тебе составить нам кампанию.
- Да ты что, Виктор, самовольный выезд за пределы гарнизона офицерам запрещен, - лейтенант невольно покосился на своих сержантов, гоняющих на строевом плацу молодых солдат до седьмого пота в пред-вкушении субботней бани, сытного ужина и положенного кинофильма в клубе.
- Тебе - то чего бояться, если такой примерный офицер, как я, ре-шился на дисциплинарный проступок, - Виктор явно важничал. - волков бояться - в лес не ходить. Быть в ГДР и не съездить в Дрезденскую гале-рею - глупо.
- Ладно, уговорил. Только неохота тащиться в полк на дежурной машине. Народу набьется как селедок в бочку. Все бока обобьешь да пыли наглотаешься, пока доедешь.
- Разведчик я или не разведчик, черт подери. Обойдемся без дежур-ной машины, шума и пыли. Тут лесом километра два до железнодорожной станции и электричкой до Котбуса. Даже раньше будем, чем на машине. Билеты недорогие. Я надеюсь, что ты не все деньги на пиво истратил. Та-кой вариант устроит, ваше благородие?
- Так точно, ваше превосходительство!
Смех двух лейтенантов привлек внимание подходившего к оконча-нию занятий командира учебной роты. Сначала он хотел сделать нагоняй своим подчиненным, но увидев их довольные лица, сам улыбнулся и отдал распоряжение об отправке роты на обед.

Часом позже Волков со своим товарищем быстро зашагали по лес-ной дороге в сторону небольшой железнодорожной станции. "Господи, - думал Петров, - как мало надо человеку для счастья. Вот я иду по ухожен-ному немецкому лесу и ничего мне не надо. Я просто радуюсь жизни, это-му лесу, предстоящей поездке, открытию нового мира. Спасибо Витьке, хоть встряхнет меня". Разведчик, до этого что-то рассказывающий Петро-ву, повернул голову и увидел безмятежно улыбающееся лицо лейтенанта, совершенно не слушающего своего товарища. Волков недовольно хмык-нул и, видимо поняв, что продолжать разговор бессмысленно, замолчал. Лишь звуки шагов продолжали раздаваться в тихом осеннем лесу.
Поездка прошла замечательно. По-другому, наверное, и быть не могло. Ведь в каждом человеке, даже далеком от искусства, заложено чув-ство прекрасного. А развивать или заглушать это чувство - это уже зависит от самого человека. В буфете лейтенанты позволили себе употребить неко-торое количество горячительных напитков, несмотря на горячие возраже-ния жены Волкова - высокой, как и он, красивой девушки.

- Если не понимаешь, то молчи. Не может пехотный офицер полно-ценно воспринимать мировое художественное наследие без бокала хоро-шего вина. Не мешай полноте впечатлений, - резюмировал Виктор. Уже ближе к вечеру, успешно обойдя на вокзале все советские патрули, они, наконец, с облегчением сели в поезд. Однако в поездке произошло собы-тие, которое подпортило настроение и оставило в памяти Петрова непри-ятное впечатление.

Вагоны пригородных поездов в ГДР имели сидячие места и дели-лись на две неравные части: малая - для курящих, большая - для некуря-щих. Наша кампания разместилась в некурящей половине прямо возле двери в тамбур. Вагон был заполнен пассажирами полностью. Уже после отправления поезда дверь в тамбур распахнулась. Оттуда выглянули два каких-то негра и, увидев, что мест нет, остались там. Но дверь не закрыли и начали курить. Табачный дым начал потихоньку наполнять половину ва-гона для некурящих. "Дисциплинированные" немцы морщились, но поче-му-то не делали замечания темнокожим гостям ГДР. Петрова это здорово удивило, ведь немцы так любят порядок! Вообще в СССР увидеть негра было делом весьма редким, да и то в очень крупных городах. В ГДР их бы-ло много. Откуда они приезжали - бог их знает, но советские военнослу-жащие постепенно привыкали к их постоянному присутствию.

Между тем обстановка накалялась. Темнокожих парней видимо стала забавлять такая безнаказанность и они стали специально пускать дым в вагон.
- Мда-а-а, вот тебе, Николай, и немецкий порядок, - первым не вы-держал Волков и резко закрыл дверь. Вагон притих в ожидании дальней-шего развития событий. Курильщики опять открыли дверь, с интересом посмотрели на Виктора и … опять задымили в вагон.
- Николай, видимо будет небольшая потасовка, хотя она, конечно, нам ни к чему, - сказал Волков и снова громко закрыл дверь. - главное - смыться до прибытия полиции.
- Вы что, с ума сошли, - зашептала жена разведчика, - а вдруг это какие-нибудь дипломаты, потом греха не оберешься, точно в Союз дос-рочно откомандируют!
- А почему мы должны терпеть хамство, - разгорячился в свою оче-редь Петров.
- Но немцы же терпят.
- Говнюки это, а не немцы, - подвел итог Волков.
Дверь опять открылась и темнокожие парни уже со злорадным бле-ском в глазах смотрели на двух, как они думали, отчаянных немцев, пред-вкушая скандал. А сами немцы тем временем наконец зашевелились и за-галдели. Терпеть хамство дальше стало уже неприлично. В этот момент Волков с Николаем подскочили к двери, Виктор громогласно обматерил обоих курильщиков, посоветовал, куда им идти и предупредил, что если дверь еще раз откроется, то лица случайных попутчиков будут изрядно помяты. Дверь была закрыта с таким грохотом, что казалось, стекла выле-тят.

Услышав полный набор русской нецензурной лексики, возмутите-ли спокойствия, видимо, определили национальную принадлежность своих соперников и посоветовавшись, удалились в другой вагон. Победа была полная. Пассажиры одобрительно загудели. Подошли два каких-то уже немолодых немца и пожали Волкову руку.
- Что, немчура, трудно было самим порядок навести? - тихо бубнил Виктор. Настроение у него испортилось. Он знал, что теперь ему придется долго извиняться перед своей "питерской барышней" за нецензурную брань и клятвенно божиться до самого дома о том, что это никогда не по-вториться.
- А вот и наш закопченный старичок Котбус, - пытался разрядить обстановку Николай, показывая в окно на появившиеся пригороды. Жена разведчика чуть заметно улыбнулась. Мир был восстановлен. Волков на прощание крепко пожал руку лейтенанту:
- Спасибо, ваше благородие. Выручил, ей богу. Смотри, не проспи завтра первую электричку.

*     *     *

В размеренную подготовку молодого пополнения вихрем ворва-лось мероприятие, которого боялись и ждали новобранцы - распределение их по подразделениям. Все происходило быстро, по отработанной годами схеме. Начальник штаба полка собирал начальников штабов батальонов и дивизиона, командиров отдельных рот и вывозил их на один день в учеб-ный центр. Там их рассаживали в большом классе, куда по десять человек заводили молодых солдат, называя их имена, место рождения, образование и специальность. Присутствующие задавали им несколько уточняющих вопросов. После этого шло назначение. Офицер строевого отдела состав-лял списки. Правом первоочередного привилегированного выбора пользо-вались командиры разведывательной роты и роты связи, за ними команди-ры других специальных подразделений. Оставшиеся солдаты вносились в списки батальонов и дивизиона.

Естественно, командиры подразделений не могли с ходу опреде-лить, что за человек стоит перед ними, и нужен ли им этот солдат. Этому мероприятию предшествовала тихая, незаметная, мышиная работа сержан-тов и офицеров карантина, подбирающих кандидатов в свои подразделе-ния. Им заранее отдавались негласные указания командирами подразделе-ний. И горе тому сержанту или офицеру, который к приезду комиссии не имел списка подобранных с запасом новобранцев. Однако зачастую на од-них и тех же солдат претендовали несколько подразделений. Тогда побеж-дал тот, кто имел право выбора.

Командиры батальонов и дивизиона роп-тали. Однако начальник штаба полка обычно относился к такому недо-вольству с безразличием. Он отвечал за полк в целом и мышиная возня ко-мандиров подразделений его не очень задевала. На его месте любой бы от-правил наиболее сильных и здоровых в разведку, радиотехников - в связь и зенитную батарею, ремонтников - в ремонтную роту, поваров - в роту ма-териального обеспечения и т.д. Единственная категория, которую прихо-дилось делить на всех - водители. Они нужны везде.

Кроме того, умудренный жизненным опытом, начальник штаба знал, что за столь короткий срок в достаточно тепличных условиях каран-тина трудно определить, хороший или плохой солдат получится из ново-бранца. Зачастую через месяц - два командиры разведывательной роты и роты связи, пользуясь своим приближенным положением к начальству, сплавляли несостоявшихся разведчиков и связистов в батальоны, забирая оттуда хороших солдат, чем вызывали бурю негодования в пехоте.

Однако самым несчастным человеком в этом вихре эмоций был на-чальник строевой части штаба полка. Два раза в год у него была тоскливая пора - увольнение отслуживших положенные сроки солдат и прием ново-бранцев. Надо со своим небольшим коллективом в авральном порядке проделать титаническую работу: оформить штатно-должностную книгу полка и учетно-послужные карточки, провести сверки учета личного со-става в подразделениях, с которыми почему-то постоянно что-то не совпа-дало, проконтролировать правильность заполнения военных билетов сол-дат и десятки других важных и неотложных дел. При этом над душой по-стоянно висят начальник штаба полка и другие заместители командира полка, отстаивающие интересы своих курируемых подразделений. И ни-кому из этих "китов" отказывать нельзя.

Плюс частые визиты постоянно чем-то недовольных командиров батальонов и рот, с которыми тоже ругаться не стоит. А на сверках оказы-вается, что рядовой Иванов, который числится у него стрелком 1-й роты 1-го батальона давно уже волевым решением командира этого батальона служит во взводе обеспечения, хотя никакого приказа по полку на этот счет, естественно, не было. Начальник строевой части в такие дни начинал звереть не на шутку и с мелкими вопросами к нему в такое время лучше было не соваться. Зато когда он впервые за несколько дней улыбнется или расскажет анекдот, офицеры полка вздыхали с облегчением – это значит основная часть работы сделана, и деятельность строевой части входит в нормальное русло.

"Карантин" пролетел быстро. Последний день был ознаменован не-сусветной суетой. Сдача имущества на склад, помещений начальнику учебного центра, проведение заключительных занятий и инструктажей и т.п. Вся эта круговерть завершилась только тогда, когда колонна машин с новобранцами прибыла в полк, молодых солдат построили на плацу и ко-мандиры учебных рот передали их штатным командирам под присмотром полкового начальства. Когда ушел последний новобранец учебного взвода, Петров попрощался с сержантами и отпустил их в свои подразделения. Ну, вот и все. Надо идти к себе, в нелюбимую батарею, в рутину. И все снача-ла. Лейтенант вздохнул, повернулся и пошел в сторону казармы артилле-рийского дивизиона.

*     *     *

В один из тех немногих прекрасных дней, когда дивизион был в наряде, Вторушин - дежурным по полку, а солдат и сержантов батареи распихали в наряд по столовой и другим мелким нарядам, Николай с Бело-вым остались не у дел. Однако их мысли о неожиданном отдыхе прервал дневальный, который передал, что их срочно вызывает к себе командир дивизиона. Санин критически осмотрел лейтенантов и неожиданно спро-сил:
- Приличные гражданские костюмы имеете, товарищи офицеры? Тогда вам на сборы один час. Встречаемся у первого КПП и едем к нашим немецким коллегам. У них юбилей образования полка. Прошу не опазды-вать.

В назначенное время кроме лейтенантов собрались: пожилой на-чальник артиллерии полка, Санин и Пономарчук с супругами. Подъехал автобус национальной народной армии (ННА) ГДР. Молоденький немец-кий лейтенант, совершая над собой героическое усилие, проговорил: "По-жалюйста, товариси!" и услужливо открыл дверь. Усадив гостей, дал ко-манду водителю и больше за всю дорогу не произнес ни слова.

Следует отметить, что шефские отношения между частями Группы советских войск в Германии и ННА ГДР всячески поддерживались и по-ощрялись на самом высоком уровне. У №-ского полка был свой "подшеф-ный" немецкий мотострелковый полк. Причем командование артиллерий-ского дивизиона немцев поддерживало дружеские отношения со своими советскими коллегами, и так по всем родам войск. Немецкий полк распо-лагался в небольшом городке километрах в пятидесяти от Котбуса. При подъезде начальник артиллерии, несмотря на присутствие дам, позволил себе сделать небольшое внушение подчиненным о том, как надо вести себя в приличном обществе. Возле шикарного, по меркам советских офицеров, клуба полка их встречали парадно одетые немецкие офицеры.

- Это их начальник артиллерии, командир дивизиона и его замести-тели, - успел шепнуть Николаю Белов, который уже один раз выезжал к ним на стрельбы и поэтому был знаком со многими из них. Командир ди-визиона Петер Мюллер практически в совершенстве владел русским язы-ком, чем весьма удивил Петрова. Однако на наших лейтенантов мало кто обращал внимания. Хозяева крутились возле начальника артиллерии и Са-нина, представляя друг друга и своих супруг.

Пользуясь отсутствием внимания к свое персоне, Николай внима-тельно осмотрел расположение немецкого полка и сравнил со своим. Сравнение было явно не в пользу №-ского полка. Новые казармы и учеб-ные корпуса, солидный штаб и красивый клуб дополнялись идеальным по-рядком на территории. Когда гостей провели внутрь здания, лейтенант во-обще был сильно удивлен. Ярко освещенный зал, изысканно сервирован-ные столы, немецкие дамы в вечерних платьях, их мужья в парадных мун-дирах создавали впечатление роскошного бала. Петров почувствовал себя бедным родственником, приглашенным на праздник к богатой родне.
Когда гостей рассадили за столы, Пономарчук и лейтенанты, в со-ответствии с "табелем о рангах", оказались в кампании с немецкими ко-мандирами батарей и взводов. Петров со страхом глядел на блестящие сто-ловые приборы, лихорадочно соображая, какими из них и когда пользо-ваться. В военном училище этой науке не учили. Хорошо, что более опыт-ный Белов успел дать несколько советов товарищу.

Немцы провели юбилей с размахом, не скупясь. Многие блюда Ни-колай вообще изведал первый раз в жизни. Храбрости придала родная со-ветская водка, стоявшая на столах вперемежку со всевозможными винами и ликерами. Оживленной беседы за столом не получилось, так как ни нем-цы, ни наши толком не знали языка "товарищей". Саня постепенно осмелел настолько, что стал приглашать немецких дам на танец. Через некоторое время немцы стали что-то оживленно обсуждать и смотреть в сторону лей-тенантов.
- Ты что натворил, чего они на нас выпучились? - поинтересовался Николай у Белова.
- Смотри, Коль, как "гансы" зашевелились, а? А я этой дамочке ска-зал, что у меня дядя полковник и преподает в артиллерийской академии в Ленинграде, ха-ха-ха.
- А им-то что от этого?
- Чудак-человек, им же тоже надо расти по службе. У них есть своя академия, по-моему, в Дрездене. Но туда никто не хочет идти. Самым пре-стижным считается закончить академию в СССР, у своих советских това-рищей. Тогда открывается прямая дорога в полковники и генералы. Дура-ков нет.
- А у тебя правда дядя в Академии?
- Был, да недавно уволился на пенсию.
- Так какой черт тебя за язык дергает?
- А уж слишком они важные, довольные собой. Мы и так знаем, что живем хуже них, сам видишь. Но перед нами нос драть незачем, мы такие же офицеры, как и они.
- Ну и заварил ты кашу, сам расхлебывай.
- Не бойся, скажу, что пошутил. Дел-то на копейку, ха-ха-ха.
Однако вечер продолжался и Санина неуместная шутка как-то за-былась. И только под занавес, когда все немецкие артиллеристы вышли провожать гостей, один немецкий капитан с женой усиленно пытались пригласить Николая к себе в гости. При этом давали свой адрес и пытались заполучить адрес лейтенанта. Петров никак не мог понять, зачем им это надо, с чего вдруг такая настойчивость. Все разъяснилось, когда немец произнес слово "академия". "Эге, да они никак меня с Беловым перепута-ли", - со смехом подумал Николай.
- Не я, не я академия, он - академия, - показывая на Саню и давясь от хохота, бормотал Петров. Реакция была мгновенной. Разом, точно по команде, супруги перестали улыбаться, развернулись и чуть ли не бегом бросились к Белову, который на свою беду не успел скрыться в автобусе. Выпросив у него все-таки адрес, с чувством выполненного долга они вер-нулись в клуб. Не разобравшись в чем дело, начальник артиллерии всю об-ратную дорогу хвалил Саню за поддержание тесных дружеских отношений с немецкими товарищами.

*     *     *

"Рабочий период" подходил к своему логическому завершению - смотру готовности материально-технической базы к новому периоду обу-чения, а техники и вооружения к зимнему периоду эксплуатации. Основ-ная масса "дембелей" была уволена. Оставшиеся вели себя тихо и незамет-но, бегая каждый день за своими командирами батарей и чуть ли не со сле-зами умоляя включить их в очередную партию. Гораздо больше хлопот доставило прибытие в дивизион молодого пополнения. В первые три дня командир дивизиона установил в 1-й и 3-й батареях круглосуточное де-журство офицеров во избежание всплеска неуставных взаимоотношений. Естественно, в эти дни все прошло спокойно. Хотя можно было ничего и не контролировать. По сложившейся в полку негласной традиции даже са-мые отчаянные казарменные хулиганы в самых плохих ротах в течение как раз этих первых трех дней вообще не трогали новобранцев. Перед самым трудным периодом службы им как бы давали "отдохнуть по-дембельски".

Но вот прошла очередная неделя и началось неизбежное. В 3-й ба-тарее на утреннем разводе один из молодых солдат вышел с заплывшим синяком под глазом. При этом твердил рассвирепевшему капитану Сергее-ву, что натолкнулся на дверь. Практически во всех батареях, кроме второй, у новобранцев на ногах оказались старые сапоги вместо новых. Петров с каким-то смешанным чувством вины и бессилия наблюдал за тем, как те же самые солдаты, которые были в "карантине" жизнерадостными и акку-ратными, здесь в мгновение ока стали угрюмыми, уставшими и грязными созданиями. Больше всего, конечно, доставалось тем, кто был морально и физически слаб. Огрехи домашнего и школьного воспитания, а порой и собственная лень в таких жестких казарменных условиях выходили им бо-ком.

Несколько в лучшем положении были молодые сержанты, при-шедшие из учебных частей. Но реально командовать расчетами и отделе-ниями они, конечно, не могли. Тем временем ночная неуставная жизнь ос-новной массы подразделений шла своим, кем-то придуманным, порядком, а большинство офицеров и прапорщиков по тем или иным причинам не могли ее изменить. Однажды в банный день всех старшин рот и батарей вызвали к заместителю командира полка по тылу. Поэтому командир ди-визиона приказал баню провести командирам батарей. Те, естественно, пе-репоручили проведение этого мероприятия командирам взводов. Нетруд-но, наверное, догадаться, кому Вторушин поручил столь важную задачу. Правильно, Петрову.
Николай привел батарею к бане, отдал распоряжения заместителям командиров взводов и остался на улице, чтобы послушать о последних полковых новостях в кругу офицеров, которым также, как и ему, посчаст-ливилось проводить баню. Здесь были представители всех подразделений дивизиона, и как на подбор - все заменщики. Поэтому разговоры велись вокруг темы откомандирования в СССР к новым местам службы. В силу указанной причины, когда к ним подошел замполит капитан Сергеев, ни-кто из них даже не попытался изобразить служебный пыл и не пошел в ба-ню. Все поприветствовали начальство и остались на улице. Сергеев через силу ответил на их приветствие и со злостью сказал Петрову:
- Товарищ лейтенант, пойдемте со мной!

Николай уныло поплелся за замполитом. В предбаннике каптеры выдавали мыло и чистое нижнее белье, собирали и считали грязное. Ру-гань, хохот, крики двух сотен молодых парней создавали невообразимый гвалт в небольшом помещении. В каждом расчете и отделении оставался "сторож", иначе может пропасть самое ценное - хорошие сапоги, или, не дай бог, небольшие солдатские деньги. Охранять вещи новобранцам не до-верялось. Эта была функция солдат, прослуживших по полгода. Соответ-ственно на мытье у них, после смены, оставалось минут 5-10, не больше. Тем временем капитан Сергеев подозвал к себе голого молодого солдата первой батареи и сказал Петрову:
- Николай, полюбуйся повнимательней, а то ведь вам, господам офицерам, все недосуг!
Приглядевшись, лейтенант заметил на груди и ногах бойца синяки. Его явно уже не раз били.
- Как думаешь, других стоит смотреть? Правильно, не стоит. Все то же самое. Бездельник ваш комбат. Я понимаю, на Молочкова где залезешь, там и слезешь. Старшина не в счет. А тебе с Беловым без поддержки тяже-ло. Но если случиться, не дай бог, чрезвычайное происшествие, всем будет плохо. И мне, кстати, тоже. Так что извини, драть вас буду без пощады. Вот кого у тебя во взводе вместо Будринайтиса заместителем командира взвода назначили? Корнейчика, да! А по моим сведениям, эта сволочь еще та. Иди, и сделай выводы.
Под недоуменные и насмешливые взгляды голых людей лейтенант разыскал свой взвод и осмотрел молодых солдат. Синяки были у всех. Позже, в канцелярии батареи он наорал на замкомвзвода, но Корнейчик невозмутимо отвечал, что знать ничего не знает, а если молодые периоди-чески ударяются то об дверь, то об койку, то он здесь ни при чем. Взгляд сержанта был настолько искренним, что Николай засомневался. "Может и не он, а из других взводов бьют" - тут же пришла спасительная самоуспо-каивающая мысль. Лишь Белов как-то вскользь заметил: "Смотри, недели через две в дивизионе первые беглецы появятся".


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ЛЯГУШОНОК»


Увы, Белов ошибся. Первый беглец появился не через две, а через одну неделю. Самовольно оставил полк младший сержант из взвода Мо-лочкова, только что прибывший из учебной части командир орудия. Это был здоровенный деревенский парень, не боявшийся работы. Никто в ба-тарее и подумать не мог, что он может "удариться в бега". Его не так силь-но гоняли, как остальных молодых солдат. Старослужащие относились к нему с некоторым уважением из-за его внушительного вида фигуры и ог-ромных кулаков. Вторушин с Молочковым прочили ему в будущем карье-ру заместителя командира взвода. И только старшина Олег со своим жи-тейским солдатским опытом сразу поставил "диагноз": "Толку от него не будет. Хоть и деревенский, а малость какой-то недоделанный". По-видимому, эта фраза означала недостаток интеллекта у младшего сержан-та.

Узнав утром на разводе от заместителя командира первого огнево-го взвода об отсутствии командира орудия, Вторушин, естественно, нико-му не доложил, надеясь на то, что младший сержант прячется где-нибудь в полку. Старослужащие наперебой убеждали хмурого командира батареи, что его никто не обижал и бежать ему незачем. Старший лейтенант разо-слал их во все укромные уголки полка в поисках беглеца: парк, свинарник, теплица, клуб, кочегарка, столовая, ну и конечно подвалы и чердаки. Од-нако поиски успеха не принесли.

Но напрасно Вторушин пытался утаить шило в мешке. Сработала, впрочем, как и всегда, самая надежная и информированная организация - особый отдел. «Особист», курировавший артиллерию, уже через несколько часов знал о побеге и дружески проинформировал командира дивизиона перед тем, как начальник особого отдела проинформировал командира полка.
Санин срочно вызвал своих заместителей, Вторушина и Молочко-ва. На головы последних обильно посыпались громы и молнии. Оба "ви-новника торжества" молча сносили обиды и оскорбления. Они прекрасно знали, что побег солдата или сержанта в ГСВГ - это чрезвычайное проис-шествие, а попытка укрыть происшествие - это вдвойне ЧП. Молочкову была нужна хорошая служебная характеристика при замене в СССР, Вто-рушину - вовремя получить капитана. А поэтому два офицера преданно смотрели в глаза подполковнику Санину и не произносили ни одного слова в свое оправдание.

Когда заряд злости командира дивизиона иссяк, он уже более спо-койным тоном отдал распоряжение капитану Синеву:
- Дивизиону объявить сбор. Командирам батарей подготовить по одной машине на выезд и получить сухой паек на одни сутки. Проверить средства связи. Я убываю к командиру полка на доклад.
Санин был стреляный воробей и знал, что делает. Не раз и не два в жизни приходилось ему проводить эту эпопею под названием "поиски во-еннослужащего срочной службы, самовольно оставившего часть".

Первое, в такой ситуации очень важно успеть доложить о ЧП ко-мандиру полка до того, как ему доложит кто-нибудь иной (начальник осо-бого отдела, заместитель по политической части, начальник штаба полка или кто-то другой, желающий козырнуть перед начальством своей инфор-мированностью). Если командир полка узнает о происшествии в дивизионе со стороны, то на командира дивизиона тут же ляжет обвинение о незна-нии обстановки в подчиненных подразделениях.

Второе. Подразделение, откуда сбежал солдат, будет неизбежно проводить поиски беглеца. К ним могут привлечь дополнительно разведы-вательную роту, комендантский взвод. И от того, как быстро батальон (ди-визион) начнет поиск, зависит репутация этого командира. Ведь солдат может сбежать из любого подразделения, никто от этого не застрахован. Но если на глазах командира полка "опозорившийся" батальон моменталь-но отреагирует и начнет поиск, то значит, подразделение управляемо и ко-мандир батальона соответствует своему положению. Ну и, конечно, чем раньше начать поиск, тем больше шансов обнаружить беглеца.
В офицерском коллективе в целом сочувствовали тому командиру роты (батареи), в котором был беглец. Даже если боец не натворит боль-ших бед, это ЧП офицеру будут вспоминать весь учебный период и осо-бенно на подведении итогов. Тихо будут радоваться только те ротные, у которых самих недавно были беглецы. Теперь громы и молнии будут сы-паться на "новенького", а про них как-то забудут.

В штабе батальона, откуда беглец, как правило, царит гнетущая ат-мосфера. Причин для радостей мало. С каждым новым таким ЧП командир полка все хуже и хуже будет относиться к командованию батальона. Зам-полит полка будет кричать на замполита батальона, что тот не знает обста-новку в подразделении, не борется с неуставными взаимоотношениями и вообще, академии ему не видать, как своих ушей. Начальник штаба ба-тальона с тоской думает, как наверстать сорванные занятия, и как ему вы-крутиться с нарядами по полку. У зампотеха тоже голова болит: как спи-сывать истраченный моторесурс и горюче-смазочные материалы. Ведь по-иск беглецов не заложен в нормы эксплуатации техники.

Командиру полка и замполиту полка еще хуже. Сбежавший солдат может обворовать квартиру, магазин, угнать машину и т.д. Тотчас жди грозную петицию от военного прокурора гарнизона, из вышестоящего штаба и местных немецких властей. Да еще не дай бог подвиги этого "ге-роя" распишут в какой-нибудь газете ФРГ, скандал выйдет на междуна-родный уровень. Тогда все, конец карьере. В лучшем случае - досрочное откомандирование в СССР и должность преподавателя в каком-нибудь во-енном училище. В худшем случае могут и уволить. Незавидная ситуация.

Совсем иное дело в солдатской среде. Здесь царит откровенная ра-дость. Ну как же: два или три дня выезда на природу вместо нудных заня-тий. Пока идет поиск, в наряды по полку не поставят. Питание сухим пай-ком где-нибудь в лесу. Романтика! Здесь только две категории "несчастли-вых": те, кто попал в наряд по роте, а также старослужащие из роты бегле-ца. На них моментально ляжет клеймо потенциальных преступников и, со-ответственно, могут отодвинуться сроки увольнения. Поэтому при поисках они проявляют особое рвение.
Когда Санин докладывал командиру полка о ЧП, то по его удив-ленным глазам понял, что опередить его, к счастью, не успели. Внутренне вздохнул с облегчением. Ставший мгновенно злым взгляд Федорова не су-лил ничего хорошего:
- Товарищ подполковник! Когда, наконец, в артиллерийском диви-зионе будет наведен порядок? Я вас спрашиваю! Молчать, и не надо оп-равдываться. Вы - командир, с вас и спрос. А вы уже сами разбирайтесь со своими заместителями и командирами батарей. Это ваша работа, а не моя. Дивизиону объявить сбор, проверить личный состав, а то может и еще кто сбежал.
- Никак нет, товарищ полковник!
- Да ты убедись сначала, Санин, а уж потом каблуками щелкай. Подготовить необходимую технику, получить сухой паек на одни сутки. Определить район поиска, составить план и через час мне на утверждение.
- Все необходимые распоряжения уже отданы, товарищ полковник!
- Командир дивизиона свободен. Замполит, необходимо оповестить немецкие власти, полицию, военного коменданта и военного прокурора гарнизона. В штаб ГСВГ доложим вечером, если не найдем.

Итак, поисковая машина закрутилась. На ближайшие перекрестки дорог были выставлены посты, оповещены все патрули в гарнизоне, в ближайшие населенные пункты высланы офицеры и прапорщики в граж-данской одежде. А основная масса привлеченных офицеров и солдат ста-рательно, километр за километром, прочесывала близлежащие леса и поля, по которым ходили уже не раз и не два. Петров, наматывая километры по аккуратным немецким лесам, не раз думал одну и ту же мысль: "Ну на ка-кой хрен беглецу в лес идти? Ни еды, ни питья. Он что, святым духом пи-таться будет?"

Николай, сам того не подозревая, был совершенно прав. Еще ни одного беглеца не задержали в лесу или чистом поле. В 99 случаях из 100 их задерживала полиция в населенных пунктах или при попытке воровст-ва, или после нее, или просто заметив одинокого подозрительного совет-ского солдата. Потом передавали в нашу военную комендатуру. Такие бле-стящие успехи полиции были бы, конечно, невозможны без моментального информирования ее местными жителями. Поэтому брали беглецов, как правило, уже к концу первых суток. Максимум, на вторые или третьи су-тки. Были, конечно, индивиды, которые умудрялись пересекать две грани-цы и убежать в СССР. Но наше командование и особистов волновали, по большому счету, не те, кто не выдержал неуставных взаимоотношений и по зову внутреннего голоса бежал на Восток. А те немногочисленные ре-бятки, кто готовился к побегу осознанно с целью пересечь границу ГДР и ФРГ. Такие не совершали банального воровства, а действовали скрытно по заранее составленному плану. Хоть и единичные, но такие случаи имели место.

К счастью для командования полка и дивизиона, старшина Олег был прав. Сбежавший в силу своих умственных возможностей обворовал первый попавшийся магазин, зачем-то угнал в одной немецкой деревне трактор и катался себе, пока его не задержала полиция. Нанесенный ущерб "немецким товарищам" был тут же возмещен. Замполит полка уладил дело с военным прокурором. Дивизион отделался на сей раз легким испугом. Вторушин договорился с командиром роты материального обеспечения и неудавшегося младшего командира сплавили на подсобное хозяйство. Ко-гда офицеры батареи допытывались у него о причинах побега, тот смог внятно произнести только одну фразу: "Тяжело мне без воли, товарищ старший лейтенант, отпустите меня, не могу больше". В полной тишине Олег выразительно покрутил пальцем у виска. Все было ясно и без слов.

*     *     *

Ожидая Вторушина с совещания у командира дивизиона, лейтенан-ты неторопливо рассуждали о приближении Нового года.
- Ты, Николай, не обижайся, но тебе как молодому придется в этот Новый год быть ответственным по батарее. Прошлый год я встречал в ба-тарее. Уйдет Молочков, придет молодой лейтенант. Следующий Новый год его будет. Так негласно заведено.
- Да я, собственно, особо и не расстраиваюсь. Но везет же пехоте! У них все чин по чину: если праздник - ответственный замполит роты.
- Нам по штату мирного времени не положено, а было бы здорово. А у немцев, увидишь, гульба начнется на Рождество, за неделю до Нового года. Они Рождество справляют не хуже, чем Новый год. Да и вообще у них вся рождественская неделя - сплошные выходные.
- Здорово. Погоди, так Рождество вроде после Нового года?
- Вот она, серость атеиста-коммуниста. Ты что, не в курсе разницы юлианского и григорианского календарей?
- А-а-а, вроде вспомнил. Немцы же католики. У них разница по времени в отмечании праздников с православными.
- Да какие к черту католики. Ну и темнота. Протестанты они, чиха-ли на папу римского еще, дай бог памяти, в XVI веке. Ну мы толком и не знаем, что такое Рождество. А у них прямо всеобщий праздник. Обяза-тельно посмотри, не пожалеешь. Есть в нем добрая изюминка. И почему мы не празднуем?
- Саня, хорошо тебя замполит не слышит, а то бы уши накрутил.
- А ты, святая простота, думаешь, что замполит не ходит со всей семьей на немецкие рождественские праздники смотреть? Он ведь тоже человек. А Молочков опять где-то мотается. Все как с гуся вода. Поскорей бы заменился. Толку от него в батарее никакого. И нам маета.

Тихую светскую беседу прервал крик дневального "Смирно". Звук шагов вернувшегося Вторушина враз сделал лица лейтенантов серьезны-ми. Командир батареи неторопливо сел на свое место, открыл блокнот, по-смотрел на офицеров, чему-то ухмыльнулся и наконец произнес:
- Сообщаю неприятнейшее известие: к нам едет ревизор, а точнее офицеры-кадровики из управления кадров группы войск. Командир полка обратил особое внимание на соблюдение штатной дисциплины.

Лицо Белова почему-то стало похоже на лицо чудака, съевшего ли-мон. Вторушин продолжал:
- Ты, Саня, я гляжу, догадливый. Командир дивизиона дал срок один день на передачу дел и должности в соответствии со штатно-должностной книгой полка. Николай, тебе принять взвод управления, а Белову - твой второй огневой взвод. Завтра вечером доложить рапортом. Все. Можете идти.

Когда лейтенанты вышли на улицу, Петров спросил у мрачного Бе-лова:
- Сань, что случилось?
- Что - что. Ничего. Взвод управления принимай, вот что. Ты когда из училища приехал, тебя официально назначили на взвод управления. Но как молодого поставили на "обкатку" на второй огневой взвод. Хотя офи-циально его командиром был я. Скажу честно, я ходил упрашивал и Вто-рушина и Санина, чтобы меня официально назначили командиром взвода управления. Да кадровик не согласился переназначать на равноценные должности.
- Ну так чего ты расстраиваешься?
- Ты дураком-то не прикидывайся, ладно? Сам прекрасно знаешь неофициальную артиллерийскую иерархию взводных: командир второго огневого взвода самый низший ранг, командир взвода управления и стар-ший офицер батареи - уважаемые люди. Только после прохождения этих должностей можно претендовать на должность командира батареи. А еще командир взвода управления всегда на командно-наблюдательном пункте, всегда на виду у начальства. Ему и карты в руки. Ладно, ты тут ни при чем, на тебя не сержусь. Ну что, будем друг у друга дальномеры и прицелы считать?
- Давай не будем, только время терять. Все равно ничего не изме-нится.
- Ну, хорошо, пока.

*     *     *

На следующее утро Николай осмотрел свое новое войско, состояв-шее из отделения разведки и отделения связи. Официальной должности заместителя командира взвода не было. Ее исполнял обычно старший по сроку службы сержант. Плюс к взводу управления командиры батарей обычно "прикрепляли" вычислителя и санитарного инструктора батареи. Честно говоря, Петров был рад такому повороту событий. Теперь он счи-тал, что занимает ту должность, на которую имеет право в соответствии со своим красным дипломом. Работа на командно-наблюдательном пункте ему нравилась. Именно здесь можно проявить свое умение как офицера-артиллериста управлять огнем и "показаться" перед начальством.

Обязанности заместителя командира взвода исполнял командир от-деления связи сержант Хмелев, третьего периода службы, здоровый круг-лолицый мордвин с толстыми губами. Командиром отделения разведки был худосочный москвич, младший сержант Крючков. Впрочем, солдаты и сержанты без особого интереса взирали на своего нового командира взво-да. Они и так его знали. Лишь одна неприятная новость поджидала Петро-ва с утра. Комбат снял Пашу Дерягина с должности командира орудия, как неспособного командовать, и назначил радиотелефонистом во взвод управления. "Паша-фашист" опять оказался во взводе лейтенанта.
Вместо беглеца - сержанта из первого огневого взвода и Дерягина на освободившиеся должности командиров орудий Вторушин вынужден был назначить Кузнецова и Квасова, толковых наводчиков, прослуживших по году. Такие же истории повторялись часто и в других подразделениях, когда почти треть вновь прибывших из учебных частей сержантов не справлялись с обязанностями и их приходилось снимать с должностей, ру-гаясь при этом со строевым отделом полка.

К этому времени в батарее благополучно прошли подпольные "пе-реводы" солдат и сержантов из одной неофициальной категории в другую. Вчерашние тихие забитые "черпаки" стали "ветеранами" и тут же проявили свой норов. Смены обстановки к лучшему, которую ожидали молодые офицеры после увольнения наиболее распущенных "дембелей", не про-изошло.
Больше всего теперь Петров опасался обозленного Дерягина, кото-рый мог натворить немало бед во взводе. И Хмелев и Крючков откровенно его побаивались. Нужно было что-то немедленно предпринять, чтобы хоть как-то нормализовать обстановку после "мудрого" кадрового решения комбата. По интуиции Николай принял единственно верное решение: вы-звать разжалованного сержанта на откровенный разговор. Однако это уда-лось сделать лишь в канун Нового года. Попросив у старшины ключ от каптерки, лейтенант вызвал Дерягина туда.

Колючий взгляд маленьких глаз здоровенного солдата не предве-щал ничего хорошего:
- Вы для чего вызвали меня в каптерку, товарищ лейтенант? Попы-таетесь побить для профилактики без свидетелей? Уж я не знаю, какой вы из себя каратист или боксер, - Паша скептически оглядел щуплую фигуру офицера, - но если попробуете, врежу так, что в стенку влипните. И ни один судья меня не посадит.
- Посадит, еще как посадит. Ты же через неделю или две кому-нибудь из молодых челюсть свернешь. Вот и пойдешь, ветром гонимый, за неуставные взаимоотношения на зону.
- А вы меня зоной-то не пугайте. Я и там не пропаду. У меня мно-гие родственники сидели. Видимо и я рано или поздно туда попаду.
"Вот это новость, - подумал Николай, - ну где же этот замечатель-ный отбор в сержантские учебки? Как они личные дела изучают? Ему же в лучшем случае место в стройбате. Спасибо за подарочек раздолбаям воен-коматовским". Проклиная в душе славную когорту офицеров военных ко-миссариатов, Петрову пришлось продолжить беседу:
- Ты на меня, Дерягин, не шипи. Не я тебя назначал, не я тебя сни-мал. Ты лучше скажи, как служить дальше будем? У нас только два пути: или найдем общий язык, или ты рано или поздно на чем-нибудь погоришь. А если загремишь под суд, так мне же еще легче: нет Дерягина - нет про-блем во взводе.

Тут, конечно, лейтенант лукавил. Ему ли не знать, что такое ЧП во взводе, да еще не дай бог осужденный будет. Конец карьере. Солдат оста-новил на Петрове долгий изучающий взгляд и наконец глухо произнес:
- Вы уж меня, товарищ лейтенант, за полного дурака не принимай-те. Мне сейчас в дисциплинарный батальон тоже нет охоты попадать. Так что не бойтесь, буду служить нормально, без выкрутасов. Только сильно ко мне не придирайтесь, уж больно вы нудный! Ну все, разрешите идти? А то и так, наверное, вся батарея под дверью уши навострила. Теперь неделю будут выпытывать, о чем мы здесь беседовали, да еще «стукачем» назовут.
- Хорошо, иди Дерягин.
Когда тот на удивление четко выполнил строевой прием и вышел, у лейтенанта как камень с души свалился. "Слава Богу, - подумал он, - толь-ко надолго ли хватит этого парня? Посмотрим".
Впоследствии Петров не раз убеждался, что беседовать с солдатами и сержантами на щепетильные темы надо не в канцеляриях и ленинских комнатах, а в тех местах, где как раз нет официальщины.

*     *     *

В канун Нового года в дивизион заявился с внезапной проверкой начальник химической службы полка. Естественно, никто его не ждал. Итоговая проверка и смотры закончились, до новой весенней проверки было далеко, а поэтому про имущество химической службы особо никто не вспоминал. У хозяйственных ротных на эти проверочные и смотровые дела был комплект новых противогазов, хранящийся, естественно, под замком с другим имуществом службы. А в повседневной жизни пользова-лись в основном списанными противогазами. У безалаберных все порти-лось и терялось.

Начхим периодически делал такие набеги. Во-первых, чтобы его не забывали, боялись и уважали. Во-вторых, чтобы командиры подразделений бережливо относились к имуществу его службы. Как назло, начальник штаба дивизиона повел его сначала в первую батарею. То, что перед ито-говым смотром титаническими усилиями было приведено в более-менее божеский вид, теперь имело свое обычное состояние: противогазы гряз-ные, в некоторых стекла разбиты, клапаны и незапотевающие пленки по-теряны, сумки рваные. Если бы Вторушин имел, как Самарцев, второй комплект новых противогазов на случаи всех и всяческих проверок (что, впрочем, нетрудно было сделать), то проблем бы не возникло.

Дегазационные комплекты и общевойсковые защитные комплекты тоже были не в лучшем состоянии. Начальник химической службы друже-любным тоном высказал начальнику штаба дивизиона замечания по пер-вой батарее и ушел во вторую. Однако капитан Синев был настроен далеко не так дружелюбно. Он знал, что по окончании проверки все будет доло-жено начальнику штаба полка. А тот, в свою очередь, сделает нагоняй ко-мандиру дивизиона по полной программе.

Естественно, с вечернего совещания у Санина Вторушин пришел злой, всех командиров взводов назвал бездельниками, лишь почему-то не затронул старшину. Так как "ответственным по батарее" был Петров, то ему поставили массу задач по устранению недостатков. При этом комбат с самым серьезным видом приказал, чтобы никто из сержантов и солдат не ложился спать, пока все не будет сделано. Присутствующие с сочувствием посмотрели на Николая. "Ну почему, почему все говно опять досталось мне," - с тоской подумал лейтенант, представляя себе мрачную перспекти-ву вечера и утреннего нагоняя.
После того, как все ушли, Петров опять взглянул на список задач и еще раз убедился, что их просто невозможно выполнить. Ну, помыть-то и высушить противогазы можно. А где он достанет новые запчасти взамен разбитых стекол и потерянных клапанов? И чем заменить неисправные противогазные коробки?

Тем не менее после ужина он вызвал заместителей командиров взводов и поставил задачи. Те переглянулись и, ничего не сказав, вышли. На вечерней проверке лейтенант проверил противогазы. Кое-что было сде-лано, но далеко не все они были вымыты и просушены. Петров объявил, что никто не ляжет спать, пока не будут выполнены задачи. Строй молчал. Николай ожидал бури негодования, смеха или жалоб, но только не молча-ния. После того, как он дал команду разойтись, то понял, чем было вызва-но молчание. Его распоряжение просто проигнорировали. Если свой взвод управления что-то делал, то в огневых взводах в потемках сидели молодые солдаты и пытались чинить противогазы, а солдаты и сержанты третьего и четвертого периода службы чинно и на удивление быстро захрапели.

Петров в растерянности задумался. Комбат был, конечно, со всех сторон не прав. Нельзя так махать шашкой и ставить непосильные задачи. Но с другой стороны, если сейчас всеми правдами и неправдами не под-нять батарею, то его и без того скромный авторитет упадет. Однако "от-ветственным по дивизиону" был замполит, который очень не любил всяко-го рода мероприятия после отбоя. Он мог просто пресечь действия лейте-нанта и уложить всех спать. И опять над Николаем только посмеялись бы. Страх перед потерей командирского авторитета пересилил, и он двинулся к кровати заместителя командира первого огневого взвода.
- Товарищ сержант, подъем! Вы не выполнили задачи, поставлен-ные комбатом. Идите и командуйте взводом!
Сержант как никак был должностным лицом и проигнорировать просто так слова лейтенанта не мог. Приподняв край одеяла, он как можно более миролюбивым и сонным голосом ответил:
- Товарищ лейтенант, ну чего Вы волнуетесь! К утру все будет сде-лано. Кому положено по сроку службы - все работают. Лучше идите, от-дыхайте. Вы же тоже человек.
- Нет, не все работают. Положено работать всему взводу. Подъем!
Поняв, что разговаривать с лейтенантом без толку, сержант пере-вернулся к стене, накрылся с одеялом и затих. Петров стоял как оплеван-ный. Безумное решение созрело мгновенно.
- Дневальный, ведро воды!
Ошарашенный молодой солдат даже не шелохнулся, увидев кулак ближайшего старослужащего. Что делать? Бить дневального? Нет смысла, он и так «без вины виноватый». Лейтенант сам побежал в умывальник и вернулся с ведром воды. Дежурный по батарее понял свою оплошность, что не успел спрятать ведра. Он загородил вход в спальное помещение и принялся уговаривать Петрова:
- Товарищ лейтенант! Ну зачем Вам это надо? Ничего не добьетесь, только скандал будет. И комбата рассердите!
- Прочь с дороги, - прорычал лейтенант, - ваш наряд еще выйдет вам боком.
Дежурный махнул рукой и отошел в сторону. Затем пошел вслед за командиром взвода, который направлялся в сторону заместителя команди-ра первого огневого взвода. Батарея, естественно, уже не спала. Наступила звенящая тишина. Неужели лейтенант посмеет облить этого сержанта? По негласной иерархии он был основным сержантом в батарее, с которым уважительно разговаривали и комбат, и старшина, и Молочков. В отсутст-вии старшины заместитель командира первого огневого взвода исполнял его обязанности. Шаги лейтенанта гулко отзывались в казарме.

Петров подошел к кровати, сдернул одеяло и с мыслью "будь что будет" облил сержанта с ног до головы. Потом отошел от кровати, сцепил пальцы рук за спиной и замер в ожидании. Замкомвзвода, естественно, не ожидал, что тот решиться на такое. В первую секунду он даже не понял, что произошло. Потом вскочил как ужаленный, и с выпученными глазами пошел на Петрова:
- Ты что, лейтенант, белены объелся! Да я сейчас …
- Товарищ сержант, вы не выполнили распоряжение командира ба-тареи! Поднимайте взвод и доделайте задачу.
Если бы Николай сорвался и ответил на хамство сержанта руганью, то что было бы дальше, трудно сказать. Но несмотря на то, что его пальцы предательски дрожали, лейтенант смог ответить спокойным официальным тоном, что сразу несколько остудило сержанта. Однако буря негодования плескалась в нем и искала выхода.
- Дневальный, воды! Вставать, уроды, все за противогазы, - заорал сержант. До этого момента все проходило в тишине. Теперь всеобщее ше-веление, гвалт, хохот заполнили казарму. Солдаты взвода управления за-глядывали в дверной проем и ехидно улыбались. Самые хитрые брали мат-расы и убегали. Кто не успел вовремя проснуться, того заместитель коман-дира первого взвода окатывал ведром воды под общий хохот окружающих. Джин был выпущен из бутылки. Спальное помещение опустело.
- Батарея, строиться! - подал команду лейтенант. Однако в коридо-ре построился только его взвод и молодые солдаты огневых взводов. Ос-тальные разбежались по другим батареям. Кто-то из старослужащих вто-рого огневого взвода что-то прошипел из-за угла и эти молодые солдаты тоже разбежались.
- Так и будем одни как дураки стоять, товарищ лейтенант? - спро-сил его командир отделения разведки Крючков. Петров понял, что он про-играл. Но сдаваться ему все равно не хотелось. Пришлось идти напролом. Он нашел замполита дивизиона, объяснил ситуацию и попросил разреше-ния объявить батарее сигнал "Сбор". Несколько озадаченный Сергеев по-думал, потом загадочно улыбнулся и сказал:
- Хорошо, но тогда придется вызывать всех офицеров и прапорщи-ков батареи, в том числе и Вторушина.
Теперь задумался Петров. Комбат после такого просто сожрет его с потрохами. Но отступать уже было некуда. Он должен был построить эту чертову батарею.
- Согласен!

Сергеев пришел в распоряжение батареи, объявил дежурному, что батарее объявлен сигнал "Сбор" и предупредил по телефону дежурного по полку. Шутки закончились. Несчастный младший сержант отправил по-сыльных за офицерами и старшиной и открыл ружейную комнату. Вмиг появившиеся откуда-то солдаты экипировались, получали оружие и выно-сили имущество на плац перед казармой дивизиона. Солдаты и сержанты других батарей прилипли к окнам. Зазвонил телефон и Сергеев взял труб-ку. По разговору Петров понял, что тот разговаривает с командиром диви-зиона. Видимо, дежурный по полку успел предупредить о происходящем Санина.

- Ничего страшного, товарищ подполковник, просто проходит ста-новление молодого офицера. Я на месте, все под контролем, - спокойным голосом отвечал Сергеев.
После разговора замполит спросил Николая:
- Как это ты посмел побеспокоить Вторушина? Ох и влетит тебе от него. Но ничего. В общем, ты правильно сделал. Я на твоей стороне. Хотя и не знаю, чем это закончится. Ну иди, проверяй людей, оружие и имуще-ство. Встречай любимого командира батареи.
Батарея уже стояла на плацу. Петров потребовал доложить о нали-чии личного состава. Вместо этого услышал укоризненный голос младше-го сержанта, командира отделения водителей, спокойного парня третьего периода службы:
- Зачем вы так, товарищ лейтенант? Ну, добились своего? Теперь и командиру батареи попадет, и вам, и нам на орехи достанется. И так бата-рея не на лучшем счету в дивизионе.
Петров промолчал. Тем более уже виднелась фигура Вторушина.
- Батарея, равняйсь! Смирно! Равнение направо! Товарищ старший лейтенант, батарея по сигналу "Сбор" построена. Командир взвода управ-ления лейтенант Петров.
- Вольно!
- Батарея, вольно!
Только после этого подошли заспанные Молочков, Белов и стар-шина Олег.
- Что случилось, комбат? - на правах старшего спросил Молочков.
- А ничего особенного, просто командиры огневых взводов и стар-шина батареи по сигналу "Сбор" прибыли позже командира батареи! - бук-вально прорычал Вторушин. Его ноздри раздувались от гнева. Сузившиеся глаза с бешенством смотрели то на Петрова, то на оробевших сержантов и солдат.
- Вторушин, разберитесь со сложившейся ситуацией и не делайте скоропалительных выводов, - начал было подошедший Сергеев.
- Да уж разберусь, спасибо, товарищ капитан, за заботу! Батарея, оружие и имущество - на место. Командирам взводов проверить наличие и с докладом ко мне в канцелярию. Дежурный по батарее - подробную объ-яснительную на мое имя обо всем происшедшем. Разойдись!
Подразделение буквально растворилась. Сержанты и солдаты по-хватали прицелы, панорамы, ЗИПы, средства связи и разведки и бросились в казарму. Когда Вторушин вошел в казарму, ему чуть не стало плохо. Взгляду комбата предстало поле битвы за выполнение его же распоряже-ния по поводу противогазов. И в спальном помещении огневых взводов, и в сушилке, и в коридоре были кое как развешаны мокрые простыни, наво-лочки и пододеяльники. На многих кроватях не было матрасов. Кое-где матрасы и подушки просто валялись на полу.

К тому моменту, когда офицеры и старшина собрались в канцеля-рии, уже все про всё знали. Петров, не дожидаясь команды, встал и замер. Белов молчал, потупив голову. Старшина со страхом глядел на комбата. Молочков качал головой.
- Ну доложите, товарищ лейтенант, что за побоище вы здесь уст-роили? - официальным тоном начал Вторушин.
- Товарищ старший лейтенант, я пытался выполнить поставленные вами задачи, и не разрешал личному составу ложиться спать, пока они не сделают их.
- Ты что натворил, молокосос? Ты еще сам не понимаешь! - со-рвался на крик комбат, от которого все вздрогнули. - Завтра над нами бу-дет ржать не только дивизион, но и весь полк. Я уж не говорю о том, какие пожелания мне выскажет командир дивизиона, а ему - командир полка. Вот же достался взводный! Заставь дурака богу молиться, он и лоб расши-бет. Отличник хренов. Ничего поручить нельзя! Запомни Петров, никогда из тебя не выйдет толкового офицера. Пропащий ты человек.
Обида за себя душила Николая. И он, к удивлению присутствую-щих, тоже сорвался на крик:
- А я считаю, товарищ старший лейтенант, что поступил правильно. И если бы в этот момент даже такой ценой не построил бы эту вашу дол-баную разгильдяйскую батарею, то мне точно в ней больше не имело смысла появляться. Тогда бы я точно был пропащий. А вот теперь еще по-смотрим.
- Товарищ лейтенант, выбирайте выражения!
- Беру пример с Вас, товарищ старший лейтенант!
- Ладно, хватит, с тобой все понятно. Но предупреждаю при всех офицерах. Ты - ответственный на Новый год. И если опять выкинешь ка-кой-нибудь фортель и меня вызовут из дома в праздник - я сделаю тебе та-кую аттестацию, что тебе лучше будет в дворники пойти!
- Спасибо, товарищ старший лейтенант, за понимание, доброту и ласку!
- Молча-а-а-ть!
- Николай, ну ты слишком далеко зашел, имей совесть. Подставил комбата, нас из домов вызвал, - начал было Молочков. Петров покосился на него, но ничего не ответил. Перед ними ему действительно было стыд-но. Но неожиданно на помощь пришел Белов:
- А ты-то хоть куда с поучениями лезешь? Хоть взвод свой видишь иногда? А между прочим, началось все с твоего любимого замкомвзвода. Ты его всегда выгораживаешь.
- Саня, ты тоже не выступай, молодой еще, послужи с мое! - пари-ровал Молочков.
- Да уж знаю, какой ты служака. Есть еще люди в полку, которые тебя лейтенантом помнят. Особо нос не задирай.
- Все, прекратить перепалку, товарищи офицеры. Петров, остаешь-ся, пока замполит не уйдет. Остальные - по домам. До завтра.

Комбат прошел мимо лейтенанта, как будто не заметил его. Мо-лочков с кривой усмешкой подал руку. Белов и Олег пожелали не рас-страиваться и ушли. Вот и все. Совершенно опустошенный Петров снял китель, прошелся по батарее. Вроде все спали, чем попало накрытые. Схо-дил в штаб дивизиона. Но Сергеева уже не было. Николай вернулся в бата-рею и остолбенел: на двери канцелярии мелом жирно было написано "Коля - чадо". Зайдя в канцелярию, он обнаружил, что училищный значок был сворован с кителя. Что делать? Опять строить батарею? После всего слу-чившегося - нереально.
- Дежурный, заместителей командиров взводов ко мне!
Минут через пять недовольные и заспанные сержанты вошли в канцелярию.
- Садитесь, товарищи начальники. Вот что я вам скажу. Для вас служба - отбывание повинности, для меня - работа на всю оставшуюся жизнь. Наши интересы зачастую не совпадают. Но это нормально. Поэто-му наверняка такие стычки еще будут, и не раз. Но я считаю, что эти слу-жебные конфликты не должны перерастать в подлость, - уставшим голо-сом начал Петров.
- Мы не понимаем, к чему вы клоните, товарищ лейтенант, - со мстительной улыбочкой проговорил замкомвзвода Молочкова.
- Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Не надо писать на двери канцелярии комбата. Она тут ни при чем. Как ни при чем и училищный знак. Я его честно заработал, отучившись четыре года. Сейчас я выйду из расположения на 10 минут. Когда вернусь, чтобы все висело на месте. И я надеюсь, разговоров на эту тему у нас больше не будет.

Когда Петров выходил на лестницу, то слышал за своей спиной яростные споры. Когда вернулся - надпись была кое-как стерта, а на кителе криво висел едва прикрученный училищный значок. В его душе наверное впервые шевельнулось какое-то доброе чувство к этим ребятам, среди ко-торых основная масса были все-таки нормальные порядочные люди. Одев китель, Николай вышел из казармы и направился в общежитие.

За забором полка, несмотря на поздний час, взлетали ракеты и ис-крились фейерверки. Котбус продолжал праздновать рождественскую не-делю, за которой наступал Новый год. Взглянув вверх, лейтенант увидел совершенно чистое, звездное небо. Загадочный млечный путь поблескивал своими золотыми песчинками. "До чего же я опустился в эту рутину. Даже перестал замечать вокруг себя нормальную жизнь и вечную прекрасную природу, - подумал Николай. - Черт побери, надо как-то отвлекать себя от этого тягла, иначе можно с ума сойти!" С твердым намерением как-то из-менить жизнь Петров дошел до общежития.

В комнату ему подселили лейтенанта из зенитной батареи полка. Козлов после встречи жены начал вести размеренную семейную жизнь. При встречах по внешнему виду Васьки было понятно, что обретением своего семейного счастья он вполне доволен. Новый же сосед, Павел Руса-ков, среднего роста мускулистый блондин, наоборот, был доволен холо-стяцкой жизнью и относительной свободой, которую могла предоставить служба в отдельной батарее полка. К тому же он был хороший пловец, знал все бассейны города и преспокойно занимался своим любимым раз-влечением, благо цены в бассейнах ГДР были копеечные.

Именно он познакомился с кампанией незамужних и несколько пе-резрелых девушек из Военторга и договорился с ними о встрече Нового года. Петров тоже был приглашен. Но ввиду того, что ему "повезло" встречать праздник в казарме, Павел обязал его прийти в кампанию утром 1-го января. В предвкушении хоть какого-то развлечения Николай уснул беспокойным сном после тяжелого дня.

*     *     *

31 декабря Петров убедился в справедливости армейского выраже-ния: "Для военного праздник - как для лошади свадьба: голова в цветах, а шея в мыле". Несмотря на то, что до обеда официально все офицеры и пра-порщики должны быть на службе, практически за все отдуваться пришлось "ответственным" офицерам. Остальные после развода под благовидными предлогами исчезали и уже не появлялись. Обижаться не приходилось, т.к. в следующий праздник такая же участь ждет другого. "Ответственный" по артиллерийскому дивизиону был, естественно, замполит Сергеев, которо-му тоже доставалось на орехи.

Сначала дивизион терроризировали члены комиссия по противо-пожарной безопасности и никак не хотели подписывать соответствующий акт. Потом измывалась служба ракетно-артиллерийского вооружения по поводу исправности сигнализации в ружейных комнатах. Начальник про-довольственной службы полка требовал немедленно уточнить и подать данные о том, какие подразделения не пойдут на ужин. При этом надо бы-ло часть продуктов забрать на праздничный солдатский стол. Тут же бегал и висел над душой зампотех дивизиона майор Иванченко и настаивал, что-бы "ответственные" офицеры пораньше убыли в парк, проверили, опечата-ли боксы с техникой и сдали под охрану караулу.

Ну и в довершении всего солидная комиссия во главе с заместите-лем командира полка по политической части оценивала готовность под-разделений к встрече Нового года. Наверное, более глупую комиссию при-думать сложно. Но до ее прихода пришлось с помощью появившегося старшины срочно наряжать выделенную на батарею сосну (с елками в ГДР был дефицит). На окнах развешивали кое-как вырезанные солдатами из листов бумаги "снежинки". Ну и само собой - стенная печать. Новогодняя газета должна быть не хуже, чем у других. У Петрова после обеда, после криков и указаний Сергеева, Иванченко, а также членов всех и всяческих комиссий голова шла кругом.

Усадив, наконец, солдат и сержантов в Ленинской комнате за праздничные столы, Николай вздохнул с облегчением. Но тут всех "ответ-ственных" вызвал к себе Сергеев. К замполиту подошли от второй батареи однокурсник Скворцов (что поделаешь, тоже молодой), от третьей - немо-лодой командир взвода управления, старший лейтенант. Ему не повезло больше остальных - у них не нашлось в батарее «козла отпущения». От ре-активной батареи был сам командир - Сущенко, как секретарь партийной организации дивизиона. В силу своего хитрого характера он решил всем показать, что службу ценит выше всего. За отдельными взводами замполит следил сам, хотя это тоже стоило ему больших нервов. Заслушав доклады присутствующих о готовности к празднованию, он сказал:
- Ну все понятно, товарищи офицеры. А теперь начнется самое трудное. Скворцов и Петров, не надо делать удивленные лица. Солдаты уже наверняка припрятали спиртное. Их задача - незаметно напиться, наша задача - не дать этого сделать. Не допускайте шатаний подчиненных по полку. Потеряем бойца, будем его искать, придется вызывать всех офице-ров и прапорщиков. Сами понимаете, как отрывать человека от празднич-ного стола. Чужих солдат в расположение тоже не пускать. В 0.30 - отбой. В 1.00 жду ваши доклады о том, что все люди отдыхают. Если что-то не-предвиденное - сразу мне докладывайте. Из дивизиона никто не уходит, пока я сам не проверю ваши подразделения. Ну что, дай бог, чтобы все прошло спокойно. По местам.

Выйдя из кабинета замполита, Николаю пришлось еще выслушать нравоучение Сущенко и его полуприказ-полупросьбу не подводить своего комбата. Весь оставшийся вечер лейтенант провел, как и советовал зампо-лит, ни на минуту не расслабляясь. Изредка посматривая телевизор, он об-ходил все помещения казармы батареи, не пускал своих "в гости" в другие подразделения и сам выгонял незваных "гостей". Но все равно не углядел. К 24.00 уже многие старослужащие были слегка "навеселе". Пришлось смотреть сквозь пальцы и считать минуты, когда все это кончится и он уложит солдат спать.

Пара проверяющих со штаба полка и дежурный по полку нашли положение дел в полном порядке, поздравили лейтенанта с Новым годом и благополучно убыли. Сергеев два раза заходил в батарею и внимательно все осматривал. Николай с ужасом себе представлял, что будет, если зам-полит увидит выпивших солдат.

В 23.00 появился порядком подвыпивший Вторушин и поздравил батарею. Нетвердой походкой подошел к Николаю, пожал руку и удалил-ся, ничего не сказав. Шум петард, ракет и фейерверков в городе усиливал-ся. Такого обилия пиротехники в СССР не было, а поэтому все как заворо-женные приникли к окнам. В 24.00, в самый пик какофонии, даже при-шлось прикрикнуть, чтобы все повернулись и стоя выслушали гимн своей страны.

Потом начался «новогодний огонек», наверное, самая любимая пе-редача в СССР. А Петрову пришлось объявлять, что в 0.30 отбой, а в 0.50 заместители командиров взводов должны доложить о том, что личный со-став отдыхает. Солдаты недовольно загудели. Впрочем, молодые уже дав-но клевали носом и с видимым облегчением ушли спать. Остались солдаты третьего и четвертого периода службы. Вот подошли наконец роковые 0 часов 30 минут. Боже, как же не хотелось лейтенанту в Новый год кем-то командовать, заставлять выполнять свои распоряжения и тем самым тре-пать себе нервы и портить праздничное настроение. Как он в эту минуту ненавидел свою службу. Но он не мог, не имел права допустить в себе сла-бости. Завтра, нет, уже сегодня утром ему докладывать вечно недовольно-му командиру батареи, как прошел праздник. И не дай бог Сергеев сделает замечание в адрес батареи.
- Отбой! Заместители командиров взводов, уложить людей спать и мне доложить.
В ответ - молчание.
- Я что сказал, выполняйте!
Первым не выдержал заместитель командира первого огневого взвода, его "крестник" по водным процедурам.
- Первый взвод, отбой! Все равно для офицеров мы не люди. Один раз в год нельзя телевизор посмотреть!
- Приедешь домой, насмотришься.
- Да уж быстрей бы из этого «дурдома». Эх, братцы, как мне жалко молодых офицеров, слов нет, только плакать хочется. Вам-то, товарищ лейтенант, в этом «дурдоме» всю жизнь прожить придется, ха-ха!
- Много болтаете, сержант.
- А что я такого сказал, разве не правда? - обращаясь к батарее с наигранным удивлением ответил "крестник".
Петров не стал накалять ситуацию и промолчал. Хмелев и Крючков без особого шума увели взвод управления. Солдаты огневых взводов тоже начали потихоньку расходиться. Неожиданно вошел Сергеев:
- Ну что, Николай, как дела?
- Все нормально, товарищ капитан! - нарочито бодро ответил Пет-ров.
- Небось, уже выслушал гадостей?
- Да нет, все хорошо!
- Ладно, все хорошо, значит хорошо. Я разрешил сержантам диви-зиона посмотреть телевизор до 2.00 в вашей батарее. Сам здесь с ними бу-ду. Остальных людей проверь, доложи и можешь уходить.

Со смешанным чувством облегчения и удивления от неслыханной "щедрости" замполита, лейтенант сообщил об этом решении своим сер-жантам. Те под недовольные ворчания старослужащих-рядовых быстро доложили Петрову о наличии личного состава и гордо удалились в "ленин-скую" комнату. Корнейчик, его бывший заместитель командира взвода, проходя мимо, как бы на правах старого знакомого фамильярно пошутил:
- Эх, товарищ лейтенант, вам бы сейчас не в общежитие, а к девке какой-нибудь сладенькой, а?

Сержант попал почти в точку. Петров был еще в том счастливом возрасте, когда все плохое быстро забывается, а мечты о чем-то приятном моментально заполняют всю душу. Николай уже думал о будущей вече-ринке. Кое-как поспав, он еле успел прийти до прихода изрядно помятого, с кругами под глазами Вторушина. Комбату явно было не до лейтенанта и его бодрого доклада. Он как-то вяло махнул рукой и буркнул, чтобы ко-мандир взвода не проспал развод 3-го января.

Николай, как на крыльях, летел в общежитие. Боже мой, целых два дня выходных. Это была какая-то новогодняя сказка. В комнате на столе лежала небрежно написанная записка: "Жду в 12.00 в доме №…, квартира №…, купи для дам вина, нам - водки. Смотри не опаздывай, артиллерист хренов. Павел".

*     *     *

Ровно в 12.00 в гражданской одежде принаряженный Петров стоял у дверей квартиры. В сумке ждали своего часа две бутылки немецкой ли-монной водки, три бутылки вина и коробка конфет. "И как это у Пашки так легко получилось с девками договориться?" - подумал с завистью Нико-лай. Но особого умения тут и не надо было. Девушки из Военторга сами искали знакомств с холостыми офицерами или прапорщиками. Это были, как правило, незамужние или уже разведенные дамы, работавшие в СССР в системе торговли, еще далеко не старые, но уже и не молоденькие. Как говориться "не первой свежести".

Попасть в какую-нибудь группу советских войск за границей для них тоже было большим и престижным делом. Во-первых, можно подзара-ботать и купить то, чего в СССР днем с огнем не найти. Во-вторых, было возможность выскочить замуж и тем самым продлить срок заграничной командировки с трех до пяти лет, или до момента замены мужа. Ведь здесь никто не знал о их, часто достаточно бурной, жизни в СССР. Поэтому им приходилось вести достаточно тонкую женскую политику. Отдаваться первому встречному было, естественно, нельзя. Сразу и бесповоротно упа-дет имидж "порядочной девушки". Но и ставить себя «недотрогой» и слишком чопорной тоже опасно - потенциальные женихи разбегутся.
Однако счастливо выйти замуж удавалось очень немногим. Холо-стяки относились к ним в целом все-таки как к девушкам достаточно "лег-комысленного" поведения и упорно не желали обременять себя семейными узами, так и уезжая в СССР свободными парнями. Или успевали жениться дома в отпуске на девушках, которых подбирали им родители.

Небольшой дом, в котором жили разного рода вольнонаемные ра-ботники Министерства обороны, стоял особняком на некотором удалении от полка. Здесь жили те, кто обеспечивал повседневную жизнь наших во-енных: работники Военторга, квартирно-эксплуатационной части, учителя гарнизонной советской школы и т.д. Дверь Николаю открыла с широкой улыбкой и, как ему показалось, чересчур накрашенная девушка среднего роста. По всей видимости, она была несколько старше его возрастом. Лей-тенант, неловко поздоровавшись, передал сумку, в которой предательски звякнули бутылки. Затем разделся и прошел в комнату, где увидел накры-тый стол, а также ждавших его Павла и незнакомого лейтенанта из второго батальона со своими подружками. "Так, - подумал Петров, - значит встре-чающая распределена мне. Они тут жребий что ли бросали?"

Вошедшего с шумом усадили за стол и он, как бы случайно, ока-зался рядом со встречавшей его особой. Павел поздравил его от имени присутствующих с Новым годом и тут же предложил "штрафную" рюмку под бурное всеобщее одобрение. Петров не стал чваниться, залпом выпил водку и закусил, благо стол от закусок ломился. Видимо, девчата свято ве-рили в поговорку, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Со-седка тут же наложила ему в тарелку, не жалея, несколько кусков отбивной свинины, запеченной в тесте, аппетитной картошки, посыпанной зеленью, традиционный новогодний салат оливье и каких-то еще салатов, которых лейтенант толком не успел разглядеть.

Павел не дал опомниться и скомандовал: "Наполнить бокалы, кава-леры ухаживают за дамами". Соседка с готовностью пододвинула Петрову свой бокал и тот вынужден был налить ей вина. "За присутствующих здесь дам", - произнес тост зенитчик. Пришлось встать и выпить стоя опять до дна. Девушки тоже не стеснялись, отдав должное вину. Гость так и не ус-пел как следует закусить, а ведь он толком ничего не ел со вчерашнего дня.

Неугомонный сосед по общежитию произнес: "Наполнить бокалы и не жульничать, потому что будем пить за слабый пол. За нас, мужики. Мы та-кие нервные. Нас надо жалеть" - двусмысленно закончил лейтенант и под-мигнул Николаю. Все засмеялись и выпили. У Петрова зашумело в голове: "И куда он лошадей гонит, дурак. Так мы до поросячьего визга наклюка-емся".

Павел представил Николая присутствующим и познакомил с де-вушками. Соседку Петрова звали Леной и работала она в администрации базы Военторга. Только сейчас лейтенант смог оглядеться. В трехкомнат-ной квартире, как оказалось, жили шесть девушек. Но две ушли в гости, а одна была в отпуске. Старые обои и треснувшие кое-где стекла, далеко не новая мебель напоминали о том, что это общежитие. Однако некоторый уют, созданный женскими руками, скрашивал неприглядное впечатление. Цветы, коврики, занавесочки и идеальная чистота приятно бросались в глаза.

По лицам присутствующих было видно, что они провели бурную ночь, но успели выспаться, привести себя в порядок и готовы к продолже-нию праздника. Лена была худощавая девушка с полными, чуть припух-лыми губами и большими карими глазами. Туфли на высоком каблуке и короткая узкая юбка с разрезами по бокам подчеркивали стройность ног. Когда она как бы случайно задела своими коленками под столом ноги лей-тенанта, у того сладко забилось сердце.

После еще нескольких тостов народ повеселел окончательно. Предложение Павла подышать свежим воздухом и погулять по городу бы-ло воспринято на "ура". Хохотали до упаду над каждой шуткой зенитчика, хотя они были порой и не слишком смешными и не слишком приличными. Пехотный офицер Борис Пузырев был немногословен и вел себя несколько высокомерно, всем своим видом показывая, что попал в сомнительную кампанию. Однако Петров был счастлив. Наконец он нашел какую-то от-душину от этой иссушаюшей рутинной службы.

Ближе к вечеру были организованы танцы. Вдоволь наплясавшись и подурив, присутствующие переходили к очередным тостам. Вскоре на-чал сказываться усталость, а потому через некоторое время порядком «осоловелые» гости и хозяева плавно перешли к медленным танцам.
В полумраке вечернего света Лена показалась лейтенанту безумно привлекательной. Ее глаза загадочно сверкали, руки нежно обнимали Ни-колая за шею. Все ее гибкое тело с ритмом музыки прижималось к гостю, не оставляя тому ни одного шанса на спасение. Юноша сквозь одежду чув-ствовал ее небольшие девичьи груди и все чаще с вожделением погляды-вал на дверь одной из комнат. Как ему показалось, партнерша по танцам тоже была не прочь уединиться.

Музыка как-то сама собой закончилась. Никто не пытался поста-вить новую кассету. Лена на минуту отошла, а когда вернулась, то хихик-нула лейтенанту на ухо: "А Павел с моей подругой на кухне целуются. Вот дураки, места что ли нет." Николай, которому водка придала храбрости, горячо зашептал: "Пойдем куда-нибудь, а то я что-то устал, да и голова кружится".

В ответ она молча встала, взяла волнующегося лейтенанта за руку и повела в одну из комнат. У того в голове вихрем носились самые разгоря-ченные мысли, кровь толчками ходила по телу. Сейчас должно было про-изойти то запретное, стыдное и сладкое, к чему он так стремился со всей трепетностью неопытной молодости. Как только закрылась дверь, он бро-сился к ней, сильно прижал к себе и начал судорожно целовать в шею, ще-ки и горячие губы. Она не сопротивлялась, но вдруг сказала совершенно трезвым и твердым голосом: "Ты сказал, что устал. Можешь прилечь на эту кровать. Отдохни".

Николай, едва успев снять ботинки, буквально прыгнул в кровать, которая жалобно скрипнула. Лена включила вечерний свет и аккуратно присела на край кровати: "Ну что, удобно? Отдохни немного. Ты устал, мой милый." Вместо ответа он притянул ее к себе и все началось сначала. Лейтенант постепенно обнаглел и попытался раздеть девушку. Она акку-ратно, но твердо отвела его руки и сказала: "Коля, миленький, пожалуйста, этого делать не надо. А то я обижусь и уйду". Петров решительно ничего не мог понять. Прекрасный вечер, расслабляющая обстановка, комната, он в кровати с девушкой, но ничего нельзя сделать. Она почему-то решитель-но не хотела той близости, ради чего, собственно, он и пришел сюда.

Продолжение вечера было в том же духе. Она позволяла себя цело-вать и гладить тело. Но как только он пытался расстегнуть ей одежду, та-кие попытки немедленно пресекались. Вместе с тем она не забыла его рас-спросить, где живут его родители и чем они занимаются, нет ли у него де-вушки дома. Николай, еще на что-то надеясь, рассказывал ей чистую прав-ду о своих родных и о себе. Следует отметить, что Петров имел весьма скромный опыт общения с противоположным полом. Во-первых, он слиш-ком добросовестно учился и старался не отвлекаться на то, что по его мне-нию, могло помешать учебе. Во-вторых, свободного времени было очень мало, что не позволяло завести серьезного знакомства. А в третьих, он просто был очень скромным и стеснительным по своей натуре.

Лишь один-единственный раз на четвертом выпускном курсе в училище, тоже во время новогодних праздников, сокурсники привели его, изрядно выпившего, с собой в студенческое общежитие и чуть ли не сил-ком закрыли в комнате с какой-то молодой особой явно не студенческого возраста. Та сама его раздела, как заботливая няня мальчика в детском са-ду, и затащила в постель. От страха неизвестности он признался, что нико-гда не спал с женщиной. Партнерша была явно навеселе, и после такого признания ее просто переломило пополам от смеха. Николай от жгучего стыда был готов выпрыгнуть в окно. Ни о каком желании близости с жен-щиной не было и речи.

Когда она, вдоволь насмеявшись, успокоилась и увидела его блед-ное лицо, ей стало по-женски просто жаль этого мальчишку. Случайная знакомая прижала парня к своему мощному телу, пригладила по волосам, пожалела. Потом опытными движениями видавшей виды самки распалила в нем инстинкт и так его «отработала», что тот вышел от нее через не-сколько часов покачиваясь, абсолютно опустошенным и усталым. Потом он всегда со стыдом вспоминал подробности того дня. Обходил седьмой дорогой это общежитие, боясь встретиться с ней в городе. Но в тоже время был благодарен этой женщине за то, что она дала познать и почувствовать ему манящий секрет женского тела.

*     *     *

Между тем день подходил к концу, а Николай так и лежал рядом с Леной, ничего не добившись. В конце концов ему это надоело и он пошел напролом:
- Лена, так и будем лежать, как пионеры? Пойми, ты мне нравишь-ся, - и он в который раз, с поцелуями, попытался раздеть девушку. Но она все также была непреклонна, не дозволяя переходить невидимые границы:
- Николай, ты мне тоже нравишься. Но пойми меня, я не могу. Ты же умный парень, я это вижу. Ну, сам подумай, какие обо мне слухи по-ползут по гарнизону. Мне совершенно не интересны такие случайные встречи. Я надеюсь на долгую и серьезную дружбу, - тут она так внима-тельно поглядела лейтенанту в глаза, что тот смутился и невольно отвел взгляд. Обещать ей что-то он не мог, так как это было бы нечестно с его стороны, а врать он еще не умел.
- Ну вот видишь, у тебя и сразу интерес пропал к девушке, которая надеется на что-то серьезное.
- Да нет, ну что ты, я еще обязательно увижусь с тобой. Но, пожа-луй, уже поздно. Мне, наверное, пора идти. Спасибо за прекрасный вечер.
- Ты, правда, обещаешь не забывать меня? Помни, ты мне понра-вился.
- Обещаю. Ты мне тоже понравилась.
- Ну, тогда до свиданья, - Лена поцеловала его долгим поцелуем, который был чуть дольше того времени, которое позволяли приличия, и проводила его до двери. Там уже стоял одетый Павел:
- Ну наконец-то, а то я уже хотел вас потревожить. Борька уже ушел. Говорит, что завтра ответственный по роте, надо форму погладить. Настоящий служака. Небось генералом будет.
Хмурый Николай оделся, еще раз попрощался с хозяйкой и вышел. На улице Павел хлопнул его по плечу и рассмеялся:
- Что, не далась?
- Отстань.
- Во как! Я его пригласил, устроил вечеринку, а он еще и куксится. Где благодарность, черт побери!
- Ладно, извини. Пошли в нашу общагу, что-ли?
- Э нет, брат. Бал продолжается!
- ???
- Пойдем-ка мы развеемся после наших серьезных дам, озадачен-ных замужеством туда, где никто на тебя никаких планов строить не будет. А именно - в немецкий ресторанчик.
- Черт, неплохо. А денег хватит?
- Да там можно весь вечер сидеть с пивом на 10 марок. К тому же мы с тобой уже и выпили и закусили славно. Девки постарались. Так что - вперед!
Ресторан был забит до отказа, у входа в очереди толпились люди. Пока Николай терпеливо стоял, Павел подошел к двери и что-то сказал ох-раннику. Тот помахал лейтенанту рукой и пропустил их обоих внутрь по-мещения. Немцы в очереди загалдели. Охранник им ответил и восстановил спокойствие. Когда Петров оказался в ярко освещенном холле, незнакомец протянул ему руку и на чистом русском языке представился:
- Юра.
- Николай, - ответил удивившийся лейтенант.
- Юрий служил в нашем полку прапорщиком, женился на немке. За это его выперли в СССР. Там он уволился, жена прислала вызов. И вот он здесь живет и работает. И как видишь, не бедствует, - пояснил зенитчик, - а нашему брату при отсутствии мест в зале помогает. Настоящий товарищ!
- Ты, наверное, немецкий язык в совершенстве знаешь, - с легким оттенком зависти спросил у нового знакомого Николай.
- Вот еще, была нужда. Да и неспособный я к языкам. А для того, чтобы здесь жить, достаточно знания нескольких сотен самых обиходных слов. И никаких языковых барьеров, - с самым развеселым видом ответил охранник.

Паша Русаков хотел подсесть за столик к каким-нибудь веселым немкам, но ввиду полного отсутствия мест пришлось очутиться за столом с изрядно подвыпившими коллегами из 1-го батальона. Осоловевшие глаза малознакомых старшего лейтенанта и прапорщика говорили о том, что си-дели они здесь уже долго и серьезно. С трудом подбирая слова, представи-тели славной пехоты все-таки смогли поздравить с праздником подошед-ших лейтенантов и продолжили какой-то очень важный пьяный спор о ми-ровых проблемах батальонного масштаба: какая рота лучше.

Паша с видом знатока заказал водки и легкой закуски. Подняв тост за удачное продолжение вечера, он тут же отправился на поиски поклади-стой подружки. Соседи вышли покурить. Николай остался один за столи-ком и с грустью смотрел на бурливший вокруг него праздник. Ресторан оказался весьма вместительным заведением на три зала. Советские офице-ры разместились в большом, основном зале, где во всю грохотала дискоте-ка и десятки тел резвились на небольшом пятачке.

Гостей питейного заведения из №-ского полка было видно сразу. Если немцы и быстрые и медленные танцы кружились парами, то "совет-ские товарищи" быстрые танцы обязательно отплясывали в своем кругу, выделяясь из общей массы под недоумевающие взгляды хозяев. Справед-ливости ради стоит отметить, что в ресторанчик частенько заходили и дру-гие "товарищи" из стран социалистического лагеря, работающие в городе: венгры, чехи, поляки и кубинцы. Последние слыли эдакими бандитами с большой дороги. Немцы их даже побаивались.

Неторопливо осматривая зал, Николай вдруг буквально наткнулся на чей-то внимательный взгляд. Через несколько столиков от них сидели две молодые немки, и одна из них внимательно смотрела на Петрова. Лей-тенант, которому нечего было терять после вечернего фиаско, махнул ей головой в сторону танцующих. Та, на удивление, с готовностью кивнула. Они встали почти одновременно и, пробравшись разными путями между столиками, встретились на краю площадки, где шла дискотека.

На счастье Николая началась медленная музыка. Пробормотав "bitte, tanzen", он взял горячую руку партнерши и повел ее на площадку. Вместо идеальной белокурой немки, как всех их представлял лейтенант, перед ним оказалась черноволосая девушка с короткой прической, которая больше походила на какую-нибудь украинку. Грубоватые руки и простота манер говорили о том, что она из простой семьи и явно знакома с физиче-ским трудом.

Титанически напрягая весь свой училищный словарный запас не-мецкого языка, лейтенант, тем не менее, узнал ее имя и представился сам. Она действительно оказалась работницей какой-то фабрики, при этом де-вушка была немного старше его. Однако в данный момент это обстоятель-ство совершенно не бралось в расчет. Гораздо больше заинтриговало то, что она отказалась идти к нему в гости. Хотя как он смог провести ее в общежитие, он и сам бы сказать не смог. Зато Катрин запросто пригласила его самого в гости. "А-а-а, будь что будет" - пронеслось в замутненном мозгу Петрова. Он успел сказать удивленному Павлу, что уходит, купил две бутылки вина, оделся и подождал возле ресторана свою новую знако-мую. Та не обманула надежд лейтенанта и вскоре вышла, широко улыба-ясь.

Потом они долго ехали куда-то на трамвае, причем кавалер всю до-рогу пытался с ней разговаривать. Но, по всей видимости, у него это не слишком хорошо получалось, потому что она после каждой его фразы хо-хотала. Когда они подошли к подъезду четырехэтажного старого дома, оборудованного домофоном, о которых в СССР еще и не знали, Николай мог сказать про себя только одно - он совершенно не знал, где находится. Судя по тому, что перед дверью квартиры Катрин прижала палец к губам, в ней кто-то еще находился. Петрова это обстоятельство неприятно удиви-ло, но отступать было уже поздно.

Они тихо прошли в большую комнату трехкомнатной квартиры и хозяйка включила свет. Идеальный порядок перед домом и в подъезде явно не соответствовал некоторому беспорядку в квартире. Скромная обстанов-ка и не новая мебель лишь подчеркивали то обстоятельство, что девушка была из скромной, небогатой семьи. "Тем лучше, поменьше сантиментов и побольше дела" - не без доли эгоизма подумал Николай и обнял девушку. Однако та выскользнула из его рук, прошептала "Moment" и начала разби-рать постель. Потом ушла в ванную комнату. Лейтенант как болван стоял посреди комнаты и не мог сделать последний шаг к тому желанному, чего так хотело его молодое тело.

Катрин вышла в коротком халатике, посмотрела на все еще одетого Петрова, покрутила пальцем у виска, сняла халат и нагишом прыгнула под одеяло. Николай дрожащей рукой выключил свет, разделся и осторожно прилег на постель. Он сразу же нашел подставленные теплые губы своей новой знакомой, а руки начали гладить чуть вздрагивающее и ждущее тело молодой женщины. Однако на долгую любовную игру его терпения не хватило и он буквально вдавил девушку в постель. Катрин с готовностью прижала его к себе, обхватив руками за шею, также видимо давно соску-чившись по мужской ласке.

Она была опытной любовницей, чем-то напомнив ему ту, первую незнакомку в СССР, научившую его любви. А поэтому ласкала его долго и страстно, приятно удивляя лейтенанта новизной ощущений и трепетным вожделением молодого женского тела. Потом, когда вспотевший Петров, тяжело дыша, стыдливо уткнулся в подушку, она наклонилась к нему и ка-саясь сосками грудей его спины, что-то тихо шептала на малопонятном языке, поглаживая парня по волосам. Наконец успокоившись, лейтенант заснул глубоким, молодым и здоровым сном.
Когда он проснулся, то не сразу понял, где находится. И лишь го-рячая, разоспавшаяся Катрин рядом на постели своим присутствием на-помнила ему о всех подробностях прошедшего бурного дня. Николай от-бросил одеяло, резко вскочил, как будто чего-то испугавшись, и начал бы-стро одеваться. И только когда его взгляд встретился с недоумевающим взглядом проснувшейся хозяйки, Петрову стало очень стыдно, как будто он сделал какое-то пакостное дело и теперь хочет быстро убраться с этого позорного места.

"В самом деле, куда теперь торопиться то? - подумал он, - И что я такого сделал? Да и не прилично сразу убегать". Лейтенант опять разделся и юркнул в постель. Катрин наградила его долгим и нежным поцелуем, прижавшись всем телом. Запахи тела разомлевшей ото сна девушки прият-но щекотали ноздри и возбуждали. Забыв обо всем на свете, он опять овла-дел не сопротивлявшейся Катрин и долго ласкал красивое и упругое тело немки.

Позднее, вконец уставшие и обессилевшие, они лежали обнявшись и смотрели в потолок, каждый думая о чем-то своем. Молчание нарушила тихонько подошедшая девчушка лет пяти. "Mutti, guten Morgen" - пролепе-тала она и полезла было к ним на кровать. "Э-э-э, да у нее дочь. Нехорошо получилось. Надо в следующий раз принести ей какой-нибудь подарочек" - невесть с чего подумал Петров, видимо морально уже настроившись хо-дить сюда не раз. Катрин что-то недовольно пробурчав, встала, небрежно накинула халат и ушла. Николай дождался, когда девочка выйдет из ком-наты, и торопливо оделся.

Через некоторое время появилась хозяйка с подносом в руках, на котором дымилась чашка кофе и лежал бутерброд с сыром. "Да, любовью она занимается классно. Однако с едой здесь явно не разбежишься, - вне-запно подумал он и вспомнил вчерашних хлебосольных хозяек, - У наших девок на этот счет все в порядке. Но на завтрак в столовую я уже опоздал. Теперь сиди голодный до обеда, дон Жуан хренов. Или зайти на огонек к вольняшкам? Да нет, пожалуй не стоит". Перед уходом Катрин чмокнула его в щеку, дала номер телефона и долго пыталась выяснить у непонятли-вого гостя, когда тот еще придет. Видно, парень ей понравился. Когда Петров вышел на улицу, утренняя зимняя свежесть приятно охладила лицо и придала бодрости. С самыми нежными воспоминаниями лейтенант уве-ренно двинулся на поиски трамвая. Город отдыхал после новогоднего праздника.

*     *     *

Залпы русской артиллерии 24 декабря 1943 г. озвучили начало Жи-томирско-Бердичевской наступательной операции. К этому времени 8 тан-ковая дивизия вермахта занимала оборонительные позиции у города Коро-стышев в составе 48 танкового корпуса 4 танковой армии (генерал танко-вых войск Раус Эрхардт). По свидетельству Эриха фон Манштейна, на 38 километровом фронте оборону держали вместе с танкистами 454 охранная дивизия, 68 пехотная дивизия, танковая дивизия СС «Рейх» и подразделе-ния 19 танковой дивизии. Во всех этих соединениях насчитывалось 240 танков. В полосе обороны 8 танковой дивизии оборону немцев прорывали соединения 3 гвардейской танковой армии. Солдат 80 артиллерийского полка этой дивизии впоследствии вспоминал о начале наступления совет-ских войск: «Огонь артиллерии русских губит, наша артиллерия не сумела ответить на переднем крае. Солдаты тыловой части 8 танковой дивизии при приближении противника все побежали, нашу батарею раздавили рус-ские танки, спаслись только три человека, которые сдались в плен, осталь-ные были убиты».

Через два дня боев разрозненные, деморализованные остатки 8 и 19 танковых дивизий соединились в районе Волкцов с дивизией «Лейбштан-дарт» и продолжили отчаянные попытки прорваться на запад. К 29 декабря части и подразделения соединения вышли к Житомиру. Там к этому вре-мени скопилось немалое количество таких же разбитых соединений и час-тей. Отсутствие единого командования, неясность обстановки сеяли пани-ку в рядах генералов, солдат и офицеров. Все были объеденены одним страстным желанием - как можно быстрей на Запад! Нахождение в плену в сталинских лагерях не прельщало никого, как впрочем и желающих по-пасть в концлагеря третьего рейха за невыполнение приказов тоже не на-ходилось. Поэтому сопротивление соединениям Красной армии не пре-кращалось ни на минуту.

Даже разбитые, разрозненные, голодные, деморализованные немцы и лужичане на Восточном фронте продолжали сражаться с отчаянностью обреченных. Кто-то раньше, кто-то позже, но все поняли со всей страшной определенностью, что война, начатая на Востоке, неминуемо придет в Германию в их дома и семьи, и придется держать ответ за все, что творили они сами в Советском Союзе. Причем ответ придется держать всем: стари-кам, женщинам, детям, а не только фюреру и его окружению. Конечно, где-то в глубине души каждый Пауль, Ганс, Эрих надеялся, что до этого не дойдет, ведь приняла же Германия капитуляцию в первой мировой войне, так и не пустив противников на свою территорию! Есть же разногласия у Сталина с западными союзниками. Не было надежды только на то, что русские, безжалостно губящие на войне своих людей, будут жалостно от-носиться к ним, немцам. Лужичане тоже не питали особых надежд, что у русских проснется любовь к своим далеким славянским собратьям, волею судеб оказавшихся в Германии. Для русских все они были немцами, фаши-стами, преступниками.

К 3 января 1944 года наступающие советские дивизии подошли к Бердичеву. Остатки 8 танковой дивизии вермахта участвовали в боях за город, но 5 января под ударами Красной Армии оставили его. К 12 января окончательно измотанная дивизия занимала позиции западнее города Краснополь, а 14 января начальство наконец-то официально свело ее ос-татки в боевую группу. Как только позволила обстановка на фронте, диви-зию начали пополнять. Этот новый, 1944 год солдаты и офицеры 8 танко-вой дивизии встретили в непрерывных боях. Выпитый шнапс второпях где-нибудь во вшивом окопе, или на марше, естественно, поднятию празд-ничного настроения мало способствовали.

Прибывающее пополнение – 18 летние юнцы, люди среднего воз-раста, потерявшие бронь или по каким-либо другим причинам не сумев-шие удержаться в тылу, солдаты и офицеры из соединений, расположен-ных в Западной Европе, с широко открытыми от страха глазами смотрели на реалии Восточного фронта. В дивизии уже почти не осталось фронтови-ков, перешедших границу СССР 22 июня 1941 года. За прошедшие 2,5 года войны каждый немецкий солдат и офицер понял, что направление на Вос-точный фронт – это почти гарантированная скорая смерть, ранение или увечье. Естественно, сколотить из этого прибывающего пополнения бое-способную дивизию было делом не простым и командир дивизии из кожи вон лез, чтобы за эти короткие дни отдыха научить людей воевать в этой страшной, беспощадной ко всему и ко всем стране. Только к 12 февраля 1944 года командир дивизии полковник фон Радовиц смог доложить ко-мандованию, что дивизия боеспособна.

4 марта, в самую весеннюю распутицу, когда немецкому командо-ванию и в голову придти не могло, что противник решиться на наступле-ние, 1 Украинский фронт начал Проскуровско-Черновицкую наступатель-ную операцию. К 8 марта обстановка настолько осложнилась, что 8 танко-вую дивизию бросили в непрерывные контратаки, чтобы как-то стабилизи-ровать затрещавший фронт. Уже через неделю боев, к 16 марта, дивизия понесла потери до 50% и опять сведена в боевую группу. А половина при-бывших в январе на пополнение юных Паулей, Гансов и Эрихов навсегда остались лежать в плодородной украинской земле, теперь пропитанной железом и кровью. До самого конца мая дивизию не могли вывести из боев на пополнение! 5 апреля командир дивизии с удивлением узнал из доку-ментов штаба 48 танкового корпуса, что группа армий «Юг» переименова-на теперь в группу армий «Северная Украина», как будто это могло что-то кардинально изменить. Правда, командующий группы армий теперь был новый – генерал-полковник Иозеф Гарпе.

С 1 мая командир 8 танковой дивизии фон Радовиц, вконец измо-танный, издерганный, сменен полковником Ленцем. Последний знал, какое тяжелое наследство ему остается после почти непрерывных полугодовых боев. Но настоящего немецкого офицера генеральская должность притяги-вает как магнит, даже если война проиграна, даже если близка катастрофа, даже если тебя под горячую руку могут снять. Ох, уж эта армейская иерар-хия, ох уж эта волшебная сила генеральских лампас! В истории третьего рейха был уникальный случай, когда капитан Карл Штрекер, участник первой мировой войны, уволенный в запас в 1920 году, пошел служить в полицию и в 1934 году благодаря старанию и усердию заработал чин гене-рал-майора полиции. Однако как только перед ним появилась возможность стать генералом вермахта в 1937 году после введения Гитлером всеобщей воинской повинности, он, не задумываясь, оставил карьеру полицейского чина и ушел в армию. В 1942 г., будучи генералом от инфантерии, коман-довал 17 корпусом 6 армии Паулюса под Сталинградом, там же и завершил свою военную карьеру.

Только в середине мая 1944 года дивизию смогли пополнить лич-ным составом и техникой, а 28 мая вывели в резерв группы армий «Север-ная Украина». Короткие две недели отдыха, весна на Западной Украине. Все живое стремится к свету и жизни. И только кровавый молох войны не знает передышки, ему наплевать, какое время года на дворе. Он постоянно требует себе новые и новые жертвы. 12 июня дивизию ввели в состав 3 танкового корпуса 1 танковой армии генерала танковых войск Эрхарда Рауса. Совместно с 1 танковой дивизией она обороняла полосу южнее же-лезной дороги Львов-Тернополь. Лето 1944 г. – это лето страшного раз-грома группы армий «Центр», неудач немецких войск по всей линии Вос-точного фронта, потери практически всей оккупированной территории СССР. За это лето война реально приблизилась к границам Германии.

13 июля началась знаменитая Львовско-Сандомирская наступатель-ная операция 1 Украинского фронта. По потерям в участвующих с обоих сторон объединениях, соединениях и частях, по ожесточенности боев, до-ходивших до массовых рукопашных побоищ из-за нехватки боеприпасов (боями это трудно было назвать), по быстроменяющейся обстановке и не-определенности линии фронта это, пожалуй, было одно из самых тяжелых сражений Красной Армии и вермахта на заключительном периоде войны. Советским войскам победа досталась слишком дорогой ценой. Хорошо описал в своих мемуарах напряженность боев начальник политуправления 1 гвардейской танковой армии генерал Попель. Многие пеняли на грехи разведки. Но дело тут, наверное, не только и не столько в ошибках нашей войсковой, оперативной и стратегической разведки. Она сработала так, как смогла сработать, не хуже и не лучше в тех реальных условиях.

Видимо, ход войны еще раз доказал, что Советский Союз имеет де-ло с очень сильным противником, и в военно-техническом, и в моральном отношении. Это подтверждает тот факт, что в заключительном периоде войны там, где немцы могли создать группировку войск, более-менее со-поставимую с нашей противостоящей группировкой, то советским войскам приходилось весьма и весьма тяжело.

С 15 июля 8 танковая дивизия совместно с частями 1 танковой ди-визии участвует в яростных контратаках во фланг наступающей советской 38 армии в направлении Зборов-Тростянец. Совесткая разведка не обнару-жила подготовку удара. Нечасто в последние месяцы войны дивизия доби-валась успеха, а тут вынудили отступать 28 стрелковый корпус Красной Армии. Чтобы спасти положение, по указанию командующего фронта 2 воздушной армией генерал-полковника авиации Красовского во второй половине дня был нанесен массированный авиационный удар по контрата-кующим 1 и 8 дивизиям немцев, всего 1848 самолето-вылетов! Дивизия понесла большие потери.

Отчасти в этом был виноват и сам командир дивизии. Непонятно, почему он нарушил заранее установленный маршрут выдвижения через лес и начал выдвигаться по шоссе Золочев-Озерно. Видимо, хотел сэконо-мить время и подставил дивизию под удар русской авиации, чем сорвал очередную запланированную контратаку. А лежащие под русскими бом-бами немецкие солдаты и офицеры молили Бога о спасении и крыли ком-дива и советсткую авиацию. Далеко уже кончились те деньки 1941 г., ко-гда в небе редко появлялись краснозвездные самолеты.

Несмотря на то, что львиную долю своих военно-воздушных сил Герман Геринг держал на Восточном фронте, советская авиация давно и прочно удерживала господ-ство в воздухе.
С 16 июля 8 танковая дивизия вела бои с прорывающимися через «Колтувский коридор» соединениями 3 и 4 танковых армий Красной ар-мии, но уже севернее был окружен 13 корпус вермахта, и чаша весов мед-ленно, но верно стала склоняться в сторону советских войск. Дивизии пришлось участвовать в ожесточенных боях по спасению окруженного корпуса и восстановлению положения на фронте. 18 июля разъяренный командир дивизии отстранил от командования командира 8 танкового пол-ка, который своей нерасторопностью сорвал атаку дивизии. Логика войны неумолима. Несмотря на то, что на шестые сутки боев все выбивались из сил, командир должен успевать все, и если ошибки мирного времени мож-но простить, то в бою это оборачивается кровью. И все-таки незначитель-ные части 13 корпуса вырвались из советского окружения.

Понаблюдав радость прорвавшихся солдат и офицеров вермахта, командир дивизии продолжал руководить оборонительным боем, отражая атаки 10 танкового корпуса 4 танковой армии советских войск. Однако он уже знал по сообщениям из штаба 3 танкового корпуса вермахта, что пере-довой отряд советского 7 гвардейского танкового корпуса 3 танковой ар-мии уже далеко в тылу немецких войск и развивает наступление на Львов. Создалось угрожающее положение. 20 июля дивизия вместе с остатками соединений 1 танковой армии вермахта начала отход в западном направле-нии, а 27 июля русские взяли Львов. К 29 июля в результате непрерывных боев 8 танковая дивизия понесла потери более 50% личного состава и воо-ружения, но с фронта выведена не была и опять сведена в боевую группу. Люди были истощены, техника не выдерживала, а адская жара и русская авиация довершали дело морального подавления. С 31 июля по 4 августа остатки дивизии с полуразбитой 2 танковой дивизией венгров прикрывали отход 1 танковой армии немцев в западном и юго-западном направлении.

Соединения Красной армии вышли к Висле и начались затяжные ожесточенные бои в районе древнего польского города Сандомира по за-хвату и удержанию плацдармов на правом берегу. Немцы подтянули ре-зервы из Западной Европы и ожесточенными контратаками пытались лик-видировать плацдармы советских войск. 13, 3 гвардейская и 1 гвардейская танковая армия Красной армии тоже несли большие потери, но 17 августа смогли окружить 42 корпус немцев, а 18 августа захватили Сандомир. В этот же день боевую группу 8 танковой дивизии передали в состав 17 ар-мии генерала пехоты Фридриха Шульца, которая в результате ожесточен-ных боев сумела 20 августа деблокировать 42 корпус. К концу августа бои затихли, 1 Украинский фронт закрепился на правом берегу Вислы.

Потери с обоих сторон были ужасные, в строю оставалось по 20-30% личного состава, немцы дрались, как за столицу. Как свидетельство-вали ветераны 1 гвардейской танковой армии, поля боев по количеству трупов и сожженной техники были похожи на места самых ожесточенных боев на Курской дуге 1943 года. Казалось, за Вислой до Германии рукой подать. При мысли о том, что может быть, если русские придут в немецкие города и села, у многих германских солдат и офицеров пробегал мороз по коже. Отчасти может этим можно объяснить ожесточенность и накал боев.

С 3 сентября 1944 года боевую группу 8 танковой дивизии вывели в резерв группы армий «Северная Украина» в район юго-восточнее Кракова. Наверное, первые 2-3 дня у всех солдат, унтер-офицеров и офицеров было одно страстное желание – выспаться, уже потом отмыться и наесться. Но основной массе командиров расслабляться было некогда. Необходимо в короткий срок принять и обучить необстрелянное пополнение, пополнить парк вооружения и техники. Вечерние дикие попойки в польских ресто-ранчиках, испуганные лица поляков, короткая платная любовь проститут-ки или насилие над зазевавшейся полькой где-нибудь в темном переулке стресса не снимали. На редких отпускников смотрели с невыразимой зави-стью, как и на тех, кто с серьезными ранениями отправлялся на длительное лечение в тыловые госпитали.

Странное дело. Война постепенно подходила к концу, о страшном конце задумывались все. Но отношение к полякам продолжалось оставать-ся как к людям второго сорта, «недочеловекам». В том, что в Германию придут советские солдаты и будут мстить, никто не сомневался. Но о том, что вместе с победителями придут поляки и будут измываться над немца-ми хуже всяких советских, как-то не думали. Вот уж воистину, кого Гос-подь хочет наказать, в первую очередь лишает разума. 9 сентября 1 и 8 танковые дивизии перебросили в Карпаты, а 11 сентября командир диви-зии доложил в штаб группы армий о том, что дивизия восстановлена и го-това к боям. Надо отдать должное немецким командирам: за неделю с лишним привести в чувство соединение и пополнить его – это титаниче-ская работа. С 12 сентября дивизию передали в распоряжение командую-щего армейской группой «Хейнрици» (это все, что осталось от 1 танковой армии вермахта).

*     *     *

В один из январских дней дневальный по батарее подозвал Петрова к телефону. В трубке раздался недовольный голос сержанта-сверхсрочника из строевого отдела штаба полка. Отношение к штабу и близость к началь-ству позволяли ему разговаривать с молодыми офицерами и прапорщика-ми в поучительном приказном тоне.
- Товарищ лейтенант, а вы что, в отпуск ехать не желаете?
- Почему же, желаю.
- А вам разве никто ничего не передал?
Петров начинал злиться:
- А что мне должны были передать?
- Я же вашему командиру батареи говорил.
- А я ничего не знаю.
- Ну и я ничего не знаю. А только отпускной билет уже выписан, заграничный паспорт получен. Приказом по полку у вас отпуск начинается завтра.
- Как завтра? Я же думал… Да и комбат сказал, что не раньше мар-та.
- Можете думать все что угодно, только отпуск с завтрашнего дня. Никто ничего переделывать не будет. Все в соответствии с графиком от-пусков. Жду в штабе до 19.00. Кстати, в ваших интересах подойти по-раньше. Еще надо у начальника финансовой службы рассчитаться. Да и та-лон на поезд по доброте душевной я вам все-таки оставил.
Еще в училище Николай наизусть помнил поговорку: на дворе ян-варь холодный - в отпуск едет Ванька-взводный, солнце светит и палит - в отпуск едет замполит, командир сидит хохочет - он поедет когда хочет. Однако в этот момент ему было не до шуток. Буквально ворвавшись в кан-целярию, он с негодованием начал высказывать Вторушину:
- Товарищ старший лейтенант, только что мне позвонил сержант №-сков со штаба полка. На меня уже выписан отпускной билет с завтраш-него дня!
- Ну и что.
- Как что, вы же говорили, что мой отпуск будет не раньше марта!
- Да, я подавал предложения по отпускам, но видимо в штабе пере-играли. А как это ты в отпуск так шустро собрался. Что, разве во взводе все хорошо?
Петрова душила обида:
- Во взводе, конечно, не все хорошо. Но я и сам ничего не знал, что у меня в январе отпуск запланирован. И вы мне ничего не сказали. Если считаете, что не время мне отдыхать, пойдемте, доложим командиру диви-зиона. Надо же что-то делать.
Вторушин прекрасно знал, что ничего поменять уже не сможет. Он лишь сделал кислое выражение лица и недовольным тоном произнес:
- Ну что ж, поезжай, раз не терпится. Не забудь Хмелева проинст-руктировать. Удачного отдыха. Смотри, не опаздывай из отпуска.
"Ни хрена себе, он мне еще как бы одолжение сделал, - подумал с негодованием лейтенант. - Вот счастье великое, в январе в отпуск ехать. Однако делать нечего. Мое время уже идет". По пути в штаб полка он ку-пил в магазине несколько пачек сигарет для сержанта-сверхсрочника. Тот с понимающей улыбкой принял подарок, отдал отпускной билет и как дра-гоценный дар - талон на билет советского поезда Вюнсдорф - Москва.
- Не забудь, - сказал он лейтенанту поучительным тоном, - поезд завтра ночью будет во Франкфурте-на-Одере. Туда приезжай пораньше, а то вечно толпа за билетами. На обратную дорогу билет бери заранее.

Расчет у начальника финансовой службы занял времени немного. Весь вечер ушел на торопливые сборы. Паша Русаков лишь посочувство-вал, сказав, что так отправлять человека в отпуск, ничего не сказав заранее - свинство. Утром Николай кинулся по магазинам купить кое-какие подар-ки для родни. В обед он сел на электричку и через несколько часов был на железнодорожном вокзале Франкфурта-на-Одере. Наш "советский" во-кзальчик был расположен рядом и имел несколько помещений: небольшой зал ожидания, кассу, помещения подразделения военных сообщений (ВО-СО), буфетик. Первое, что бросилось в глаза - большая очередь у кассы, давка и ругань. "Ни фига себе, прямо, как в Союзе, - присвистнул лейте-нант, - Однако билет брать надо". И он терпеливо встал в конец очереди.

Советские "военные" поезда сообщением Вюнсдорф-Москва и Мо-сква-Вюнсдорф были ежедневными и перевозили в основном отпускников. На каждое соединение и воинскую часть выделялись определенные квоты на билеты. На №-ский полк как на часть, замыкающуюся напрямую на штаб ГСВГ, выделялись по 4 места в день. Причем не всегда это были ку-пейные места. И только с вожделенным талоном, заверенным в штабе пол-ка, можно было выкупить свой билет. Если приехать без талона, то как по-везет. Можно и несколько дней на этом чертовом вокзальчике просидеть. Можно, конечно, было взять билет на обычный поезд Берлин-Москва, но за свои кровные деньги. Воинские перевозочные требования здесь не мог-ли быть использованы.

Поезд Вюнсдорф-Москва выходил из Вюнсдорфа вечером и прихо-дил во Франкфурт-на-Одере уже поздно ночью. Билеты продавались толь-ко по прибытии поезда. Вот тут и начиналась суматоха. Отъезжающим на-до было успеть «с боем» взять билет и бегом на посадку. В уже «спящие» вагоны начинала садиться шумная "франкфуртская" братия. Такое поло-жение, видимо, не устроило какого-то большого начальника из штаба ГСВГ, которому потревожили сладкий сон. И начальники из военных со-общений решили проблему на диво просто: в зависимости от наплыва от-пускников людей во Франкфурте стали размещать в один или два послед-них плацкартных вагона, благо в них мест больше, чем в купейных. Пет-ров, как молодой лейтенант, естественно получил талон на билет в плац-карте.

Посадка в вагон прошла бурно, чего и следовало ожидать. На пер-роне можно было наблюдать грустную, если не сказать позорную для за-щитников Советского Союза картину: весь состав уже погрузился в сон, немногие счастливчики спокойно садились в купейные вагоны. Там про-водники и немецкие пограничники со скучающим видом поглядывали на стрелку циферблата вокзальных часов. Иногда любопытные смотрели в конец состава. А там была настоящая свалка.

Люди с чемоданами, колясками, детьми штурмовали два последних плацкартных вагона. Проводники благоразумно на время исчезли. Время на посадку заканчивалось. Несчастный немецкий пограничник встал в две-рях вагона и пытался требовать паспорта. Если бы его требования выпол-нялись, то посадка бы растянулась как минимум на час-полтора. Поэтому дико орущего немца просто смели с дороги обозленные, уставшие, издер-ганные люди. Потом этот же пограничник все-таки успел пройти по вагону и впопыхах проставить печати в паспортах уже перед самым отправлением поезда. Тут внезапно появился проводник, закрыл дверь вагона, и поезд тронулся. Он неспешно проверил билеты и спокойно отправился в свое купе.

Петров занял свое место на верхней полке и задремал под стук ко-лес. Переехав через Одер (или Одра, как называли реку славяне), поезд по-катил по ночной Польше. Привычный к очередям у себя на родине, народ успокоился, в вагоне стали раздаваться громкие разговоры и смех. "Госпо-ди, до чего же терпеливые люди у нас, - подумал лейтенант, - В харю бы заехать этому мудрому начальничку, который так устроил, что люди му-чаются как скоты". А поезд все уносил его в первый офицерский отпуск.

*     *     *

8 сентября 1944 года силами 4 Украинского фронта и 38 армии 1 Украинского фронта началась Дуклинская операция по захвату перевалов в Карпатах. Для 8 танковой дивизии вермахта начались бои в горах по удержанию перевалов вплоть до конца сентября 1944 г. К 13 сентября ди-визия вместе с коллегами из 1 танковой дивизии ожесточенными контр-атаками остановили продвижение 162 танковой бригады советских войск и отрезали от основных сил 38 армии 1 гвардейский кавалерийский корпус генерала Баранова в районе Тылявы, который смог выйти из немецкого ок-ружения только 24 сентября. Маршал Конев в своих мемуарах отмечал, что к 15 сентября наступление 38 армии застопорилось из-за ожесточенно-го сопротивления 1 и 8 танковых, 101 горнострелковой и 208 пехотной ди-визий противника. С 18 сентября дивизия контратаками потеснила 101 стрелковый корпус Красной Армии в районе Змигруд-Новы. Не думали немецкие танкисты, что, защищая фатерланд, будут участвовать в горных боях на задворках Европы. В результате титанических усилий 38 советская армия под командованием генерала Москаленко все-таки овладела Дук-линским перевалом. Густо политы русской и немецкой кровью Карпаты в этих местах.

К 30 сентября 8 танковая дивизия потеряла половину личного со-става и вооружения и опять сведена в боевую группу. К концу октября со-ветские войска вели бои в Чехословакии за выход в долину реки Ондава. С подходом резервов из Германии, продвижение Красной армии было оста-новлено и линия фронта наконец стабилизировалась. Воспользовавшись относительным затишьем, немецкое командование к 20 октября восполни-ло потери дивизии и к великой радости завшивевших в горах солдат и офицеров вывело 22 октября соединение в резерв группы армий «А». Можно было в относительно спокойной обстановке порадоваться за круж-кой шнапса о том, что ты выжил в этом кошмарном 1944 году, хотя тела многих товарищей остались гнить где-то на Украине или в Польше.

Страшный разгром групп армий «Север» и «Центр» не добавлял оптимизма. Война уже реально стучалась в двери Германии. Высадка аме-риканцев, англичан и французов в Нормандии в июне 1944 года оконча-тельно развеяли иллюзии о возможности договора с западными странами и поставило Германию в тяжелейшее положение борьбы на два фронта. Еще в январе 1944 г. союзники высадились в Италии, которая объявила войну Германии. На фоне поражений немецких войск усилилось антифашистское движение практически на всех оккупированных территориях. С августа 1944 года на территории Словакии бушевало восстание, которое немцы уже не в силах были подавить. Чего греха таить, немцы в дивизии стали подозрительно коситься на лужичан (славяне же), хотя и сражались бок о бок. Но словаки ведь тоже воевали на стороне немцев! Вот они, парадоксы истории! Как только войска Красной Армии подходили к границам какой либо европейской страны, их руководство сразу объявляло войну Герма-нии. А до этого следовали в русле политики третьего рейха по чистому не-доразумению, что ли?

Тем временем с 29 октября войска Красной армии начали мощную Будапештскую наступательную операцию силами 2 и 3 Украинского фрон-тов. Но видно бог войны опять смиловался над 8 танковой дивизией и она не попала под танковый каток советских войск, оставаясь в резерве. С 28 ноября она в резерве группы армий «Юг» (переименованная группа армий «Южная Украина»). К концу войны чехарда с наименованиями групп ар-мий увеличивалась. Фронт катился к Будапешту, и командир дивизии каж-дое утро вставал с тревогой – пришел или нет приказ на выдвижение? Но связисты молчали. Вся дивизия вздыхала с облегчением – еще один день жизни подарен судьбой. На войне это не так уж мало.

К 28 ноября армии 4 Украинского фронта полностью преодолели лесистые Карпаты и продолжали стремительно двигаться на Будапешт. К середине декабря обстановка осложнилась настолько, что 19 декабря при-шел роковой приказ – 8 танковую дивизию выдвинуть в распоряжение ко-мандующего армейской группой «Флеттер Пико» (с 26 декабря - армей-ская группа «Балк» под командованием генерала танковых войск Германа Балка, включающая в себе остатки 6 армии вермахта). К 26 декабря в рай-оне Будапешта русскими были окружены три пехотные, две танковые, од-на моторизованная и две кавалерийские дивизии, не считая остатки еще четырех дивизий общей численностью до 180 тыс. человек! А 24 декабря Венгрия объявила войну Германии. Еще один союзник отпал от фюрера. 29 декабря окруженным войскам советское командование предъявило уль-тиматум, но советские парламентеры были расстреляны. Выбор был сде-лан и начались ожесточенные бои в городе.

Чтобы спасти окруженную группировку, немецкое командование лихорадочно собирало все, что можно было собрать в ударный кулак для деблокирования Будапештского гарнизона. Последний год войны, 1945 год, солдаты и офицеры 8 танковой дивизии встретили в исходном районе для контрнаступления в ходе суматошных подготовительных мероприя-тий. С 2 января немцы начали ожесточенные атаки, бросая в бой дивизию за дивизией. 8 танковая дивизия была введена в сражение 15 января, а уже 20 января в который раз сведена в боевую группу из - за огромных потерь. Оборона советских войск у Комарно и Секешфехервар выдержала и вы-стояла, отбросив немецкую ударную группировку, а 13 февраля окружен-ный в Будапеште гарнизон уничтожен. Выжившие на этот раз солдаты и офицеры 8 танковой дивизии молили Бога, что не оказались в будапешт-ском «котле».

К 25 январю дивизию лихорадочно пополнили и 27 января передали в 17 армию генерал-полковника Фридриха Шульца группы армий «Центр» под командованием печально знаменитого генерал-полковника Фердинан-да Шернера. Никто еще в дивизии не догадывался, что это последний их командующий, с которым они бесславно закончат войну. А тем временем вести из Германии приходили одни тоскливее других: в январе русские на-чали Восточно-Прусскую и Висло-Одерскую операции, война уже не сту-чала, а пришла в Германию. Стало ясно, что катастрофа где-то уже отчаян-но близко.

С 2 февраля дивизию передали в 4 танковую армию, а Котбус был в полосе обороны армии. Многие солдаты и офицеры имели родственников в городе и пригородах. Появился теоретический шанс попасть в родной го-род. Но не суждено было дивизии закончить свой боевой путь в том горо-де, где она была сформирована. Росчерком пера штабного офицера, вы-полняющего указание Шернера, к 15 февраля 8 танковая дивизия была опять передана в состав 17 армии, ведущей с 8 февраля тяжелые оборони-тельные бои против наступающих войск 1 Украинского фронта, пытаясь не допустить окружения группировки немецких войск в Бреслау.

По свидетельству маршала Конева, с 16 по 22 февраля 8 танковая с 408 пехотной и 10 моторизованной дивизией вермахта своими контратака-ми поставили в тяжелое положение знаменитую 3 гвардейскую танковую армию генерала П.В. Рыбалко в районе Лаубан. Только совместными уси-лиями с 52 армией удалось разгромить ударную группировку немцев. Даже Сталин высказывал Коневу беспокойство о положении армии Рыбалко.

В конце концов в районах Глогау и Бреслау были окружены значи-тельные силы немцев. Только в Бреслау в «котле» оказались 40 тысяч сол-дат и офицеров вермахта. Дивизии и на сей раз удалось счастливо избе-жать окружения и бесславного конца. Хотя гарнизон Бреслау дрался ожес-точенно и капитулировал лишь 6 мая. Натиск 1 Украинского фронта осла-бел только к 24 февраля. В этот короткий период затишья солдаты и офи-церы дивизии узнали, что русские остановили свой натиск на Берлин и громят немецкую контрударную группировку в Восточной Померании, эту последнюю надежду вермахта на перелом событий на Восточном фронте. После разгрома этой группировки стало ясно, что падение Берлина – дело ближайших месяцев.

Контрнаступление немецких войск в Арденнах в декабре 1944 г. – январе 1945 г. захлебнулось, однако удара семи недоукомплектованных танковых дивизий вермахта и СС хватило на то, чтобы 6 января Черчилль обратился с просьбой Сталину начать досрочно наступление Красной ар-мии с целью отвлечения немецких войск с Западного фронта. 12 января Красная армия начала Висло-Одерскую операцию, и немецкое командова-ние вынуждено было перебросить на Восток семь дивизий, из них четыре – танковые. Советский Союз с лихвой выполнял свои союзнические обяза-тельства.

8 марта 8 танковая дивизия была выведена в резерв группы армий «Центр». Это был последний раз за войну, когда дивизия была в резерве. Последний раз солдаты и офицеры имели возможность выспаться, привес-ти себя в порядок, заглушить шнапсом и пивом глухую тревогу и безна-дежную тоску. Как-то вдруг вся доселе спрятанная нелюбовь к немцам со стороны бывших союзников выросла в открытую неприязнь, а где и в не-нависть. Австрийцы вдруг вспомнили, что они австрийцы, чехи вспомни-ли, что они славяне, венгры перешли на сторону победителя. «Сверхчело-веки» остались один на один не с абстрактными идеями фюрера, а с кон-кретной злобой и ненавистью окружающих народов.

Но тем не менее деморализации не было! Все немецкие войска бы-ли боеспособны и на Восточном фронте продолжали ожесточенно сра-жаться. Видимо еще теплилась надежда на мир, пусть тяжелый, позорный и унизительный, но мир. 10 марта армии 4 Украинского фронта перешли в наступление. 12 марта 8 танковую дивизию выводят из резерва и подчи-няют 1 танковой армии генерала танковых войск Вальтера Неринга. А со-ветские войска продолжали наступление в направлении Моравска-Острава. Гитлер придавал исключительно важное значение удержанию этого про-мышленного района, как единственно крупной угольно-металлургической базе, оставшейся после потери Рура и Силезского промышленного района.
16 и 17 марта 8 танковая дивизия совместно с частями 4 горно-стрелкового корпуса вермахта контратаковали наступающие соединения 38 и 1 гвардейской советских армий и остановили их на целых пять дней! Дрались с отчаянностью обреченных, не жалея себя. Командир дивизии генерал-майор Генрих Хакс каким-то чудом поддерживал боеспособность соединения. Советское командование вынуждено было произвести пере-группировку сил, восполнить потери вооружения и техники. Это были по-следние успехи дивизии. 22 марта ее вывели из зоны боев.

С 8 апреля части дивизии участвовали в контрударе 1 танковой ар-мии вермахта по русским дивизиям 1 гвардейской армии. Немцам удалось отбить несколько населенных пунктов, но все чувствовали, что это начало конца. Большая часть танков была неисправна, их использовали в обороне, как неподвижные огневые точки. В дивизиях 1 танковой армии было по 1,5 – 3 тысячи человек, пополнение или вообще не поступало, или было ми-зерным. Не хватало горючего, боеприпасов. Военно-воздушные силы поч-ти не применялись. Кроме того, в составе группировки было много от-дельных полков, батальонов и импровизированных боевых групп, остав-шихся от разбитых дивизий. А пополнить и восстановить их не было уже ни сил, ни возможностей.

С 15 апреля дивизия участвует в боях за Троппау и Остраву, кото-рые пришлось оставить под неослабевающим давлением 38 советской ар-мии. В ходе боев грязные и измотанные солдаты и офицеры с внутренним содроганием узнали о начавшемся 16 апреля наступлении Красной Армии на Берлин. Все поняли, что это конец. Как бы в насмешку над безнадеж-ным положением 30 апреля пришел приказ о награждении командира ди-визии генерала Хакса Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Третий рейх, даже умирая, не забывал о наградах!
Выбирая из двух зол меньшее, неумолимая логика приводила ос-новную массу солдат и офицеров к тому, что надо пробиваться на Запад и сдаваться в плен западным союзникам Советского Союза – англичанам, американцам и французам. Тем более солдатская почта гласила, что фак-тически с апреля 1945 года немецкие войска на Западе не оказывали со-противления, сдавались дивизиями и корпусами. То же самое, наверное, думали и командующий 1 танковой армии, и командир 8 танковой диви-зии, и командующий группы армий «Центр». И, скорей всего, была бы предпринята попытка оторваться от наступающих соединений Красной армии и уйти на Запад основной массе войск, тем более что 1 мая капиту-лировал Берлинский гарнизон.

Но 5 мая в Праге вспыхнуло восстание, которое могло парализовать и без того шатающийся тыл немецкой группировки. Шернер стянул к Пра-ге все, что мог в судорожной попытке во что бы то ни стало подавить вос-стание. Для чехов положение к исходу 5 мая стало катастрофическим. Чтобы оказать помощь восставшим, 6 мая советские войска силами 1, 2 и 4 Украинских фронтов начали свою заключительную наступательную опе-рацию на советско-германском фронте – Пражскую.

6 мая 8 танковая дивизия вермахта в числе других соединений 1 танковой армии сосредоточилась в районе Оломоуца, начался выход на Запад из-под угрозы окружения русскими. Командующий армией генерал танковых войск Вальтер Неринг старался всеми силами удержать этот го-род и позволить войскам уйти в западном направлении.
7 мая продолжались ожесточенные бои за Оломоуц. Наверное, не думал старший лейтенант А.П. Кармазин, командир первой батареи 875 самоходного артиллерийского полка, что в этот день, спустя пять дней по-сле капитуляции Берлинского гарнизона, когда война фактически завер-шена, в центре города ему придется вступить в смертельную дуэль с не-сколькими танками 8 танковой дивизии! Но он победил и выжил.

7 мая Шернер получил приказ Кейтеля о всеобщей капитуляции германских вооруженных сил, но отказался его выполнять и продолжал отвод войск на запад.
8 мая в Берлине подписан акт о безоговорочной капитуляции всех вооруженных сил Германии.
8 мая немцы еще продолжали удерживать часть Оломоуца. Это бы-ла борьба до конца! Танкисты, артиллеристы и пехотинцы 8 танковой ди-визии продолжали воевать. В этот же день в штабы сопротивляющихся ди-визий были посланы офицеры Красной армии с ультиматумом, который был отклонен! 8 мая командир 8 танковой дивизии, получив приказ от ко-мандующего 1 танковой армии вермахта, довел до командиров полков, ба-тальонов о капитуляции Германии и одновременно указал на необходи-мость быстрого отхода на Запад с целью сдачи американским войскам. Приблизился конец войны.

С утра 9 мая началось бегство немецких войск на Запад. Но совет-ские соединения оказались более проворными и уже к 10.00 этого дня ов-ладели Прагой. В гигантском котле оказалась почти вся группа армий «Центр», дезорганизованная, потерявшая управление и боеспособность. В этот день организованного сопротивления уже не было, началось паниче-ское бегство на Запад. Однако мосты взрывались, дороги портились, бро-салось ненужное имущество, но сдачи в плен почти не было. Штаб группы армий во главе с командующим Шернером сдался американцам, но был передан советскому командованию.

И только 10 мая, когда окончательно стало ясно, что соединения Красной Армии далеко впереди и не дадут уйти на запад, началась массо-вая сдача в плен немецких войск. Солдаты, унтер-офицеры и офицеры 8 танковой дивизии сдались в плен в числе 858 тысяч (в том числе 60 гене-ралов) таких же как они военнослужащих группы армий «Центр». Самые упорные просочились на запад.

Так бесславно в районе Брно закончился боевой путь 8 танковой дивизии вермахта, ушедшей на войну из Котбуса. Это детище военной машины Германии, порожденное для завоеваний мирового господства, было не лучше и не хуже других танковых дивизий германских сухопут-ных войск, солдаты, унтер-офицеры и офицеры добросовестно воевали все четыре года войны на советско-германском фронте, счастливо избегали окружения и полных разгромов, но никто из них в 1940-1941 годах не ду-мал, что принимая в плен оборванных и озлобленных англичан, францу-зов, поляков, сербов, русских, они сами в мае 1945 года будут сдаваться в плен такими же оборванными, голодными, завшивевшими и злыми, с тос-кой вспоминая своих родных и близких в Германии, где стояли оккупаци-онные войска союзников. И сражались до последнего не у себя дома, а где-то в Чехословакии. Вот она, неумолимая, жестокая логика войны – сра-жайся и умирай там, где укажет фюрер!

Вот и все, закончилась история 8 танковой дивизии. Офицеры, ун-тер-офицеры и солдаты дивизии, немцы и лужичане, оказались в основной своей массе в советском плену. Кто раньше, кто позже, но постепенно вер-нулись домой, к мирной жизни. Остались только тяжелые воспоминания о войне. А кто-то и умер в плену, не дождавшись встречи с родными и близ-кими.
В заключение хочется сказать: Господи, убереги русских и немцев от войн друг с другом!

*     *    *

Отпуск пролетел как один день. Причем начало и окончание отпус-ка у Николая, как и у остальных офицеров и прапорщиков ГСВГ, ассоции-ровались с железнодорожной бригадой поляков, которые как цыгане всю дорогу по Польше ходили из вагона в вагон и предлагали свой уже всем надоевший товар: игральные карты с голыми девицами, часы и солнцеза-щитные очки непонятного производства.

Приехав домой и получив в банке причитающуюся ему сумму в рублях, лейтенант почувствовал себя богачом. По тем временам это были вполне приличные деньги. Вырвавшись из рутинной службы на свободу, Петров с каким-то остервенением пытался насладиться всеми радостями жизни. Купив подарки родителям, посетив родное училище и свою школу, оставшееся время Николай проводил в ресторанах или домашних застоль-ях с одноклассниками, однокурсниками, а порой и случайными знакомы-ми.

Родители были недовольны. Они не узнавали своего прежде тихого и застенчивого сына. В конце концов мать не выдержала первая и серьезно с ним поговорила. Отругав за непутевое поведение, намекнула на то, что пора и невесту присматривать. Николай вяло согласился и обещал не про-тивиться воле родителей в выборе девушки. Пока мать начала поиски при-личной партии для сына, тот продолжил свой отдых настолько бурно, что к концу отпуска едва хватило оставшихся денег на покупку билета в обрат-ную дорогу.

Чем ближе подходило окончание отпуска, тем тоскливее станови-лось лейтенанту. Все чаще перед его глазами вставали безрадостные кар-тины службы, в которую он втянулся по собственной воле на всю жизнь. Когда он пытался излить душу отцу с матерью, те лишь с недоумением по-смотрели на сына. Отец сказал: "Ну и чего еще тебе надо. Служишь в Гер-мании, в приличном месте. Другие только мечтают об этом. Давай служи и не дури. Видишь ли, трудно тебе. А нам легко было всю жизнь впроголодь жить что при Сталине, что при лысом дураке Хрущеве. Только при Бреж-неве какую-то жизнь увидели". Родители его явно не понимали, говорить с ними было бесполезно.

Наконец наступил тот миг, когда поезд "Москва-Вюнсдорф" тро-нулся от Белорусского вокзала Москвы, унося Петрова к месту службы. В поезде, когда есть много время для неспешных раздумий, Николай решил, что мать права в вопросе женитьбы. Видимо действительно, пора бросать эту неуютную, неухоженную холостяцкую жизнь. Но в то же время чер-товски не хотелось расставаться со своей свободой от семейных проблем и неурядиц. "Видимо, я еще не созрел", - думал молодой человек, разгляды-вая зимний пейзаж за окном вагона.

Приехав в полк, он с облегчением узнал, что Вторушин недавно убыл в отпуск. Однако, придя в батарею, лейтенант был неприятно удив-лен. С отъездом командира батареи Молочков вообще перестал показы-ваться: то в командировке, то болеет. Исполняющим обязанности комбата оставили Белова. Старшину Олега все-таки откомандировали в СССР. А он был хоть и незаметным, но очень важным винтиком в батарейной машине. Пока не был назначен новый старшина, все хозяйственные дела тоже сва-лились на Саню. И тот морально сломался, не выдержал нервного каждо-дневного напряжения.

Батарея стала практически неуправляемая. Дивизионное начальст-во, вместо того, чтобы как-то нормализовать положение и помочь Белову, распекало его каждодневно и ежечасно, угрожая всеми мыслимыми кара-ми. Тот стал похож на старую клячу, которой от бессмысленных попыток сдвинуть с места нагруженный непосильный воз было уже все равно: бьют ее или не бьют. Николаю от такой обстановки стало не по себе. Он уже и не был рад, что Вторушин в отпуске. Теперь на все совещания их вызыва-ли вдвоем с Беловым и отчитывали на пару. Когда кто-нибудь говорил, что дела в батарее все хуже и хуже, Петров с горечью про себя не соглашался с выступающим, потому что на его взгляд хуже быть уже не могло.

Поставив себе задачу минимум - продержаться до приезда Втору-шина без чрезвычайных происшествий, они, поддерживая друг друга, на-чали потихоньку восстанавливать хоть какой-то порядок. Тяжелее всего, естественно, было работать со взводом Молочкова. Когда до приезда Вто-рушина оставалась буквально неделя, в жизни Николая произошло одно занимательное событие.

После очередного утреннего развода офицеры дивизиона собрались в курилку. Обсуждались перспективы празднования дня Советской армии и Военно-Морского флота, возможные поощрения, предстоящие полковые командно-штабные учения и очередной наряд по полку. Третья батарея за-ступала в караул, вторая - в столовую, реактивная батарея выставляла гар-низонный наряд, парк, наряды по КПП и в штаб полка. Первой повезло - дежурная команда. Естественно, батарею уже с утра раздергал по мелким командам тыл полка, поэтому Николай мог позволить себе постоять в кру-гу коллег, прислушиваясь к их разговорам. Белов в это время писал в кан-целярии какие-то хозяйственные бумаги.
Громче всех было слышно уже не молодого командира взвода управления третьей батареи, возмущавшегося неизвестно чему:
- Товарищи офицеры, только подумайте, у меня через несколько месяцев замена в СССР, а я еще в караулы хожу как молодой лейтенант. Как будто в дивизионе некому в караулы ходить. Ни тебе толком контей-нер заказать, ни прозондировать место замены не могу. Замордовали наря-дами!

Все невольно покосились на Петрова и Скворцова, как бы негласно таким образом выразив сочувствие старшему лейтенанту, которому сего-дня заступать в караул. Хотя по сроку службы ему уже давно надо было быть как минимум командиром батареи и капитаном. Неожиданно к ка-зарме дивизиона подъехала немецкая грузовая машина с эмблемой нацио-нальной народной армии ГДР (ННА ГДР). Из нее выскочил фельдфебель и уверенно направился по направлению к штабу дивизиона. Было видно, что он приезжал сюда уже не раз.
- Эге, да у нас гости, - нарушил тишину Сущенко на правах стар-шего. - Небось, опять будут приглашать к себе на стрельбы нашего брата.
- А зачем? - бесцеремонно перебивая всех, спросил Скворцов.
- А затем, товарищ лейтенант, - официально начал объяснять Су-щенко, давая понять лейтенанту, что тот нарушил негласную субордина-цию разговора, - что наши коллеги из подшефного полка ННА ГДР любят убивать одним выстрелом двух зайцев. Приглашают на артиллерийские стрельбы нашего офицера с орудийным расчетом и отделением разведки для укрепления боевого содружества. Вместе с тем просят, чтобы наши разведчики приезжали со своими штатными лазерными дальномерами. У них еще своих нет. А со старыми оптическими - одно мучение. Так и об-служивают наши разведчики их артиллерийские стрельбы. Понятно? - Су-щенко выразительно посмотрел на Самарцева, давая понять, что в невос-питанности лейтенанта виноват только командир батареи. Однако Самар-цев даже не отреагировал, но в свою очередь спросил:
- Интересно, из какой батареи людей направят в гости к гансам?
- А с первой, больше не откуда. Так что сходил бы ты, Николай, предупредил Белова, - начальническим тоном произнес Сущенко. Петрову очень не хотелось покидать общество офицеров, но просьбу командира ре-активной батареи и секретаря партийной организации дивизиона проигно-рировать не мог. Найдя в канцелярии Саню, он передал ему обо всем слу-чившемся. Тот неожиданно вскочил и бросился к выходу. Лейтенант с не-доумением подумал: "Какая собака его за задницу укусила?"

Минут через десять тот вернулся мрачнее тучи:
- Собирайся. Поедешь к немцам на стрельбы. С собой возьмешь командира отделения разведки, разведчика, дальномерщика и орудийный расчет Корнейчика. Командир дивизиона приказал с собой взять лазерный дальномер. Сухой паек не брать - немцы накормят. Выезд через час.
- А на сколько дней?
- Не знаю. В прошлом году я туда ездил и три дня проторчали на полигоне.
- Ну я пошел в общежитие, надо в полевую форму переодеться.

Инструктаж Крючкова и Корнейчика занял не больше пяти минут. Лейтенант быстро собрался и в радостном возбуждении вернулся в бата-рею. Эти три дня неожиданной командировки показались ему чуть ли не новым отпуском, настолько ему надоела повседневная рутина службы. Солдаты и сержанты были довольны не меньше своего молодого офицера. Помытые и начищенные, они ожидали его у немецкой машины. Белов хмуро пожелал ему успеха и сказал, чтобы тот зашел к командиру диви-зиона.

Подполковник Санин придирчиво осмотрел лейтенанта, и не найдя явных огрехов в форме, предупредил:
- Смотри внимательно за бойцами, а то напьются с немцами пива, греха не оберешься. Сам веди себя прилично. Лишнего не пей. Почитай накануне правила стрельбы и управления огнем. Немцы обязательно дадут тебе выполнить одну огневую задачу. Не опозорься перед «гансами». Да-а, видно совсем дела плохие в батарее
- Я вас не понял, товарищ подполковник?
- А чего тут понимать. Не успели немцы приехать, как ко мне на всех парах Белов летит. Уговаривать стал, чтобы именно его к немцам на-правили. Мол, опыт у него уже есть. Какой к черту опыт, смыться хочет из батареи хоть на три дня. Да не угадал. Раз остался за командира батареи - тяни лямку, показывай себя. Докажи, что вырос уже из командира взвода и готов быть командиром батареи. Слабоват в коленках ваш Белов. Ладно, идите Петров. По прибытии мне обязательно доложите. Передайте привет от меня командиру дивизиона Петеру Мюллеру.

Задумавшийся Петров вышел из казармы и сел в кузов немецкой машины. Улыбающийся фельдфебель закрыл задний борт и они поехали. Николай одновременно и сердился и жалел Белова: "Вот, поросенок, меня хотел оставить, ну и хитрожопый. Ладно, черт с ним. Но с другой стороны Сане не позавидуешь. Видишь, как командир сказал - слаб в коленках. Не видать ему теперь батареи долго. Нельзя ему было бегать к Санину. Надо на будущее иметь в виду". Однако уже через полчаса все батарейные и ди-визионные проблемы были забыты. Счастлива молодость! Мысли перене-слись к встрече с немецкими коллегами.

*     *     *

Лужицкие сербы (славяне сербско-лужицкого племенного союза) - это единственный народ полабских славян, сохранившийся до наших дней, несмотря на все испытания и перипетии истории. К VI веку они занимали значительную территорию Европы: на севере - нижнее течение реки Шпрее, на юге - Судетские горы, на западе - река Сала (Заале), на востоке - реки Одер и Бобр. Район расселения лужицких сербов получил название Лужицы (Lausitz) и как бы делился на две части: нижнюю (нижняя часть реки Шпрее) и верхнюю (верхняя часть этой же реки). Нижние Лужицы (Lausitz) были заселены племенами сербов и лужичан; Верхние Лужицы - мильчанами, нишанами, гломачами.

Хронисты того времени, например Адам Бременский, писал о за-падных славянах: "Нет народа более гостеприимного и приветливого, чем они". С ним согласны Гельмгольд и Сефрид. Но в то же время они осужда-ли расправы славян над христианскими миссионерами.

К VII веку у всех славян появился смертельно опасный враг - страшные кочевые племена авар, которые в своем непреодолимом движе-нии с востока на запад все сметали на своем пути. В 623 году от рождества Христова шумели тревогой народные собрания западных и полабских сла-вян. Накануне гонцы от словаков, загоняя коней, примчались к старейши-нам дулебов, чехов, силезян, моравов, черных хорватов и лужицких сербов с мольбой о помощи. К их землям подходили авары. Ползли слухи о страшном истреблении могучего племени восточных славян - антов. Даже эти сильные воины не смогли победить авар. Совсем плохо. Все гордые вожди антов были для устрашения казнены с особой жестокостью. Никто не получил легкой смерти. От таких рассказов кровь стыла в жилах.

Перед лицом смертельной опасности старейшины постановили пре-кратить распри и междоусобицы и объединиться в союз для борьбы с внешним врагом. После недолгих переговоров возглавить славянские силы предложили энергичному, удачливому и богатому князю Само (623-658). Так и возник первый крупный союз чехо-моравских славянских племен, созданный для борьбы против авар.

На военном совете князь приказал немедленно выдвигаться ополче-ниям племен в земли словаков. Сербы и лужичане, мильчане, нишане и гломачи, собрав свое нехитрое военное снаряжение, отправлялись на юг с князьями своих племен. Только вожди, да самые богатые воины имели кольчуги и шлемы. За развитием событий с тревогой наблюдали византий-ский император и франкский король Дагоберт. Появление вблизи их гра-ниц сильного славянского государства отнюдь не радовало. Но смертель-ная аварская опасность заглушала эту тревогу. Еще бы, ведь осталось в памяти народной страшное нашествие гуннов, чуть не покоривших всю Европу. Оставалось только ждать исхода столкновения непримиримых врагов.

Через некоторое время гонцы доставили ко дворам императора и короля новость: объединенное войско славян в кровопролитной битве на-голову разбило авар. Честь и независимость Византии и Франкского коро-левства были спасены от дальнейшего наступления кочевников. Но авары не зря покорили много народов. Хорошие степные воины дорого отдавали свои жизни. Немало моравов, чехов и лужичан нашли свой конец в полях Словакии. Война ослабила славян. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания франкской знати, толкнувшей своего короля к использованию выгодного момента для захвата земель восточных соседей.

Славянскому государству пришлось вступить в борьбу с франкским королем. Дагоберт (629-639) - сын Хлотаря II из династии Меровингов. Последний активный представитель Меровингов ("ленивых королей"). По всей видимости, это был неглупый и энергичный правитель. Ему на корот-кое время удалось укрепить королевскую власть, при этом он пытался вос-становить королевский земельный фонд, конфисковав часть церковных зе-мель.
Организовал и успешно провел походы против бретонцев и басков. Король понимал, что схватка с государством Само будет непростой. Сла-вяне объединились и почувствовали свою силу. Особенно после разгрома такого сильного врага, как авары. Но разве можно это было объяснить сво-им вельможам? Эти ненасытные хищники требуют постоянно только од-ного: новых завоеваний, новых земель и подданных. Конфискованные цер-ковные земли опять ушли сквозь пальцы, как вода. А если не давать земли? Тогда моментально растает, как выпавший снег в апреле, власть и подобо-страстие вассалов и слуг. А потом - свержение, а то и смерть. Выбора не было. Приходилось начинать войну со славянами.

Опасения франка оказались провидческими. Доброхоты и лазутчи-ки опытного вождя Само донесли о готовящейся войне. Но теперь у князя была сильная дружина: воины шли к нему постоянно из всех племен, они верили в его удачу. Огромная добыча, захваченная у авар, позволяла со-держать большое количество людей. Старейшины были недовольны уси-лением его власти. Однако терпели. Но не могли забыть унижения, когда в страхе перед аварами сами униженно просили его возглавить ополчение. А он временами напоминал им об этом. И большая дружина - более чем ве-сомый аргумент в споре. А франки ждать не будут. Надо ударить первыми. Тем более что воины рвались в бой и жаждали добычи у богатых западных соседей. Только самому вождю никак нельзя было уходить в поход. Ста-рейшины тут же могли затеять свару и попытаются лишить его власти. А князьки племен их наверняка поддержали бы. Нашелся надежный вождь, показавший себя в битвах с аварами - князь Дерван. Он и возглавил опол-чение.

В 631 г. войско государства Само вторглось в Тюрингию. Естест-венно, славяне не летали невинными ангелами над городами и поселения-ми. Дулебы, чехи, хорваты и лужичане жгли и грабили, убивали и забира-ли в рабство жителей. Все кто мог, в страхе спасались от новой напасти. Караваны беженцев потянулись на запад. Наспех собравшееся и высту-пившее войско франков возглавил сам король Дагоберт. Нахождение вторгшихся славян можно было определить по зареву пожарищ.

Наконец разведчики франков доложили, что обнаружили главные силы славян, отступавших с добычей и пленными на восток. Было решено без подготовки внезапно атаковать и разбить зарвавшихся наглецов. Одна-ко когда авангард на полном скаку выскочил перед обозом противника, то перед глазами удивленных воинов предстала полевая крепость: славяне успели составить телеги кругом, как будто заранее ждали нападения. По-пытки взять штурмом в конном строю эту "цитадель" не увенчались успе-хом. Всадников еще на подходе расстреливали из луков. Возле повозок их встречали копьями и рогатинами, сбивая воинов и распарывая брюхо ло-шадям. Обезумевшие кони носились по полю с волочившимися дымящи-мися кишками, добивая копытами стонавших раненых и растаптывая в прах убитых с торчащими оперениями стрел. Топот копыт, яростные крики сражающихся франков и славян, вопли и стоны умирающих, звон стали слились в невообразимый шум.

Побелевший от ярости Дагоберт приказал спешиться и штурмовать обоз в пешем порядке. Начальники отрядов с трудом смогли навести поря-док и построить их для штурма. В напряженной наступившей тишине впе-реди войска франков выстроились лучники, чтобы осыпать защищающих-ся стрелами. Все ждали команду короля на атаку. Тот приготовился под-нять руку, как какой-то шум в тылу отвлек его внимание. Он повернулся и вздрогнул: сзади на войско франков с ревом неумолимо неслась конная ла-ва засадного отряда славян. Что-либо предпринимать было поздно. Ору-женосцы окружили короля и поскакали с ним прочь от страшного места. Остальное походило на резню. Повезло тем франкам, которые успели вскочить на коней и, уклоняясь от стрел и мечей, уйти от погони. Осталь-ные нашли себе смерть в последнем бою или сдавались на милость побе-дителя. Но в плен брали самых знатных и богато одетых, с кого можно бы-ло получить выкуп. Остальные были не нужны и поэтому их убивали. Лишь ночь прекратила безумие. Дерван был горд и доволен победой.

Узнав о страшном поражении, жители соседних областей королев-ства начали сниматься с мест и убегать. Однако славяне уходили. Награбив добычу, они должны были ее сохранить и поделить. Дагоберт после пора-жения не потерял присутствия духа. Испуганные феодалы были вынужде-ны сплотиться вокруг короля. Его власть даже усилилась. В этом же году он заключил союз с византийским императором Ираклием для совместной борьбы с общими врагами и начал сбор нового войска.

Князь Дерван преподнес князю Само богатые дары. Тот принял и обласкал победителя. Но червоточинка зависти засела в груди правителя. Удивленные и обрадованные легкой победой дружинники требовали но-вых походов и добычи. После обильных подношений и подарков старей-шины уже не противились усилению власти князя. И тот решился сам пой-ти в поход. Дагоберт тоже искал встречи, чтобы смыть позор славянской кровью. Но удача отвернулась от короля. В 632 г. тот, не поддержанный византийцами, был опять разбит славянами. Границы государства Само продвинулись до реки Сале (Заале). В него входили племена Чехии, Мора-вии и Паннониии, Силезии, Лужиц и др. Князь был на вершине славы и могущества. Франкское королевство и Византийская империя больше не пытались спорить со славянским государством.

Но ничто и никто не бывает вечным в этом мире. В 658 году Само умирает. Его последователи не смогли удержать в единстве лоскутное го-сударство, созданное для борьбы с внешним врагом. Князья племен по-спешили отделиться и стать независимыми. Ведь славянам больше никто не угрожал! Отделились словаки, отделились лужицкие сербы, а потом по-степенно и другие племенные союзы. Лишь через сто с лишним лет лужи-чанам аукнется эта неиспользованная историческая попытка создать в Восточной Европе сильное славянское государство, способное противо-стоять натиску и с востока и с запада. Да и сами лужицкие сербы за этот большой промежуток времени так и не сумели создать свое государство, о чем горько пожалеют. Через сто лет Карл Великий начнет неумолимый на-тиск на Восток, который, в конце концов, обернется полным исчезновени-ем полабских славян.

*     *     *

Ближе к обеду их привезли в расположение немецкого полка к штабу артиллерийского дивизиона. На пороге штаба стоял, широко улыба-ясь, в полевой серой форме командир дивизиона - подполковник ННА ГДР Петер Мюллер. "Здоровый бугай" - подумал Петров, оглядев высокую спортивную фигуру немца. Он построил свое войско, скомандовал "смир-но" и строевым шагом подошел к подполковнику, но вместо стройного доклада лишь смог выдавить из себя: "Guten Tag, Genosse Oberstleutnant". Видимо эта незамысловатая фраза удивила Мюллера и сразу расположила к себе. На хорошем русском языке с небольшим акцентом он произнес:
- Не утруждайте себя, товарищ лейтенант. Я учился в артиллерий-ской академии в Ленинграде и прилично знаю русский язык. Давайте зна-комиться. Командир артиллерийского дивизиона подполковник Петер Мюллер. Если мне не изменяет память, вы были у нас на юбилее полка. Так?
- Так точно. Командир взвода управления первой батареи артилле-рийского дивизиона №-ского отдельного мотострелкового полка лейтенант Петров.
- А у лейтенанта Петрова имя есть?
- Так точно, Николай.
- Николай, давайте не будем столь официальны. Я понимаю, что наши советские товарищи выбрали, наверное, самого дисциплинированно-го офицера. Сейчас наш фельдфебель отведет ваших солдат в столовую. За них не волнуйтесь, будут накормлены без пива, - будто чувствуя нервоз-ность Петрова, говорил Мюллер, - А вас попрошу пройти за мной.
Пройдя по коридору все одноэтажное здание штаба дивизиона, они очутились в небольшой комнате с круглым столом, накрытым на двух че-ловек. Лейтенант сел и вопросительно посмотрел на хозяина. Петер дал команду вошедшему солдату, одетому в белую куртку официанта и сказал гостю:
- В данный момент дивизион находится на полигоне и готовится к стрельбам. Мы сейчас перекусим и поедем туда. Завтра с утра и до 18.00 - стрельбы, затем возвращение в полк. Послезавтра утром вас отвезут об-ратно. Такой план работы устроит?
- Да, конечно.
Тем временем немецкий солдат принес салаты, толстые немецкие сосиски с гарниром и бутылку водки. Пока тот наполнял рюмки, командир дивизиона спросил:
- А вы, Николай, какое училище закончили?
- №-ское.
- О-о-о, я наслышан. Хорошее училище.
Помня наказ Санина, лейтенант с сомнением посмотрел на водку. Петер рассмеялся:
- Чувствую, что наши советские товарищи на этот раз подобрали не только самого дисциплинированного, но и самого непьющего офицера. Вас, наверное, Санин долго и нудно инструктировал. Не бойтесь, спаивать мы вас не будем. Однако не налить гостю с дороги рюмку водки - это как-то не по-русски. Правда? А ваши предыдущие товарищи были смелее. На них приходилось тратить много водки и пива. Видимо, на этот раз мы здо-рово сэкономим. Да, кстати, товарищ Санин обещал выделить отделение разведчиков с лазерным дальномером.
- Все готово к работе.
- Хорошо. Тогда приятного аппетита. За здоровье.
Проголодавшийся Петров, едва сдерживая себя, неторопливо при-нялся за еду. Спустя час, когда несколько осоловелый лейтенант уселся в маленькую, юркую машину командира дивизиона с брезентовым верхом, стало уже темнеть. Ехали колонной. За ними следовал грузовик с солдата-ми Петрова, который и привез их из Котбуса. От выпитой водки Николай осмелел:
- Товарищ подполковник, а откуда вы так хорошо знаете русский язык?
- Я говорил уже, что закончил артиллерийскую академию в Ленин-граде. Целый год мы учили язык, потом три года учебы по специальности. Преподавание, естественно, только на русском языке. Группы были сме-шанные: венгры, поляки, чехи, монголы, вьетнамцы и т.д. Так сказать, че-тыре года языковой и интернациональной практики бесследно не прошли.
- А у вас в национальной армии есть своя академия?
- Да, конечно. В Дрездене. Но ты понимаешь, для нас лучше закан-чивать советские академии. Более престижно и легче карьера пойдет.
- А в Ленинграде вы в своей форме ходили?
- Конечно.
- Интересно, а как люди относились к немецкой форме? Все-таки город в войну пережил блокаду.
- Если честно, то некоторые косились. Но никаких скандалов нико-гда не было. Русский народ, конечно, добрый народ. Пожив в СССР, я на-чал немного по-другому смотреть на нашу и вашу историю.
"Да, мы добрые. Чересчур добрые. Русский народ все прощает, - вдруг почему-то с какой-то злостью подумал Николай, - Только вот нас почему-то никто не жалеет".
- Извините за нескромный вопрос. А ваш отец воевал?
- Конечно. Он служил в вермахте. А кто тогда не воевал? Совсем немногим удалось избежать фронта. Конечно, Германия много бед причи-нила Европе, особенно Советскому Союзу. Но и в самой Германии мало семей, которые война обошла стороной. Эти раны еще долго будут зажи-вать.

Видно было, что эта тема не очень приятна Мюллеру и Петров за-молчал. Приехав на полигон, Петер отдал распоряжение фельдфебелю и тот увел советских солдат в какую-то огневую батарею. Похлопав по-дружески Николая по плечу, подполковник сказал:
- Отдохни, лейтенант, хоть здесь от своих солдат. Прошу в офицер-скую палатку.
Точнее, для офицеров дивизиона были установлены две большие палатки. Одна из них была как бы полевым офицерским клубом, другая - спальным помещением. Войдя в первую палатку, Петер поприветствовал вставших офицеров и представил гостя. Затем поочередно представил Ни-колаю своих заместителей и с каким-то загадочным видом секретаря пар-тийной организации дивизиона, небольшого роста тихого майора с груст-ными глазами. После того, как советский лейтенант пожал тому руку и отошел в сторону, Мюллер сказал:
- Ты знаешь, ведь он не немец.
- Интересно, а кто?
- Лужичанин, или лужицкий серб. Славянин. Между прочим, в ГДР их много проживает, в основном на юго-востоке республики.
Майор, инстинктивно поняв, что разговор о нем, опять как-то гру-стно улыбнулся. Тут Петров со стыдом вспомнил о пылящихся в общежи-тии книгах о прибалтийских славянах, которые он уже давно взял в биб-лиотеке, но так и не осилил. И твердо решил: по возвращении все прочи-тать.
- Николай, ты пока посиди здесь, отдохни. Хочешь, пива выпей. А я пока проверю готовность к завтрашним стрельбам. Через один час зампо-лит организует товарищеский ужин. Так что я не прощаюсь.

Петров остался в палатке и с интересом наблюдал за хозяевами. Немецкие офицеры периодически заходили и выходили. Видимо, кроме командира дивизиона, русского языка толком никто не знал, поэтому с ним молча здоровались и глупо улыбались. Внутренней убранство палатки бы-ло самым скромным: несколько сборных походных столов и стульев, по-ходная печка, ящик с посудой. У входа, к удивлению лейтенанта, стояли несколько ящиков с пивом. На одном из них лежал блокнот и ручка. Неко-торые из входящих офицеров брали бутылку-другую пива и сами записы-вали в блокноте, кто сколько взял. "Ничего себе, какой у них здесь военно-походный коммунизм, - подумал Николай, - Нам такого никогда не видать, как своих ушей".

Через некоторое время появился замполит дивизиона с нескольки-ми солдатами, которые быстро составили столы в один длинный стол и на-крыли его. Немецкие ликеры и водка присутствовали с избытком. Однако, как отметил лейтенант, с закуской было не густо. Несколько тарелок бу-тербродов с колбасой и чашки с салатом явно не соответствовали количе-ству спиртного.

Когда в палатку вошел командир дивизиона, было уже достаточно поздно. Он кивком головы пригласил офицеров к столу. Мюллер произнес первый тост и все присутствующие встали. Николаю тоже пришлось встать, хотя он ничего не понял из того, что говорил Петер. Но тот тут же перевел фразу: "Пьем за боевое содружество Национальной народной ар-мии ГДР и Советской армии". Все дружно выпили и сели на свои места.

Немцы закусывали мало. Петрову волей-неволей тоже приходилось сдерживать свой аппетит. Вместе с тем напряжение прошедшего дня и спиртное стали оказывать свое предательское воздействие: лейтенант на-чал пьянеть, но не мог отказаться от очередного тоста. За ним, хотя и не явно, но с интересом и любопытством наблюдали присутствующие. Чувст-вуя, что он может не выдержать этого вечера и опозориться перед хозяева-ми, лейтенант стал чуть пригубливать свой стакан, что сразу заметил Мюллер:
- Николай, ты совсем не пьешь. Тебе что-то не нравится? Я еще не видел такого стеснительного гостя. Твои предшественники по этому делу давали фору любому моему офицеру. Поэтому, скажу честно, всегда пре-дупреждал своих, чтобы не пытались соревноваться с советскими офице-рами на предмет, кто больше выпьет.

Командир дивизиона что-то сказал замполиту, и тот подал Петрову чашку горячего кофе. Выпив несколько глотков крепкого напитка, лейте-нант несколько взбодрился. Вечер тем временем продолжался, перейдя из официального русла в неофициальное. Кто, где и за что пил, было уже трудно разобраться. Многие с удовольствием потягивали кофе. Какие-то два капитана яростно о чем-то спорили, нарушая общее спокойствие, пока на них начальственным тоном не прикрикнул Мюллер. Чувствовалось, что здесь он абсолютный хозяин и непререкаемый авторитет.

Появилась гитара и несколько молодых офицеров затянули неторо-пливую песню.
- Товарищ подполковник, а о чем они поют?
- О древних германцах, которые сидели у костров в своих непрохо-димых лесах и тоже пели песни, - с улыбкой ответил командир дивизиона. Какое-то неприятное ощущение возникло у Петрова. Как никогда сильно он почувствовал, что они люди разных культур, и у них разная, порой вза-имно враждебная история со своей правдой. И никакие идеологические усилия не смогли смыть этих различий.

Спонтанный концерт неожиданно продолжила песня "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед". Немцам почему-то она нравилась и петь ее пытались на русском языке, жутко перевирая слова. Чувствовалось, что они ее хорошо знали, а не учили лишь к приезду советского гостя. Ко-мандир дивизиона внезапно поднял руку и воцарилась полная тишина. Он выпалил пару коротких фраз, после чего вечер продолжился. Предупреж-дая вопрос лейтенанта, Мюллер пояснил:
- Я напомнил, что начало стрельб в 6.00. Кто хочет, может продол-жать, кто устал - отпускаю отдыхать.

На краю стола, где сидели молодые офицеры, слышался громкий смех. Несколько человек поочередно обращались с вопросами к одному молоденькому немцу, неизменно называя его почему-то "пан лейтенант". Тот чувствовал себя как не в своей тарелке: несильно отшучивался и вино-вато улыбался. Видимо, такие шутки повторялись довольно часто и он яв-но был не рад такому излишнему вниманию к своей персоне. Советский гость не утерпел и полюбопытствовал у командира дивизиона:
- Извините, а почему они называют его "пан лейтенант".
Петер неопределенно хмыкнул, немного помолчал, как бы обдумы-вая ответ, и сказал:
- Как бы тебе объяснить. Он не совсем чистокровный немец. У него какой-то дед был поляком. Вот ребята иногда по-дружески и подшучива-ют.

Николай сильно удивился такому бытовому национализму в офи-церской среде, где основная масса были членами социалистической единой партии Германии (СЕПГ). "Мда-а-а, видно, чувство превосходства своей нации глубоко у немцев забито в головах, не вытравишь ни социализмом, ни коммунизмом", - подумал лейтенант и решил, что пора спать. Мюллер, увидев засыпающего гостя, погрозил кулаком шутникам с "паном лейте-нантом". Смех мгновенно смолк. Он вежливо растолкал гостя и повел в спальную палатку. В ней были подготовлены двухэтажные стандартные настилы. Стояла не натопленная печка, из-за чего был жуткий холод. Ни матрасов, ни одеял, ни подушек не было. В куче лежали войскового образ-ца спальные мешки с бирками. Взяв первый попавшийся мешок, Петер от-дал его Петрову и пожелал спокойной ночи.

Первый раз в жизни Николай ложился спать в спальный мешок, а поэтому долго возился. Потом с непривычки не мог долго заснуть. Поти-хоньку палатка набивалась немецкими офицерами, ложившимися спать. Один из них долго чертыхался, светил фонариком и искал свой спальный мешок, в котором уже пригрелся Петров. Наконец, найдя его, с тихим ру-гательством стал расстегивать его, желая увидеть наглеца, посмевшего взять чужую вещь. Когда фонарик высветил советского гостя, офицер тут же выключил свет, что-то огорченно пролепетал и вышел из палатки.

*     *     *

Хронисты раннего средневековья - Гельмгольд, Адам Бременский, А. Гаук, К. Лампрехт, все считали славян врагами. Но именно благодаря их труду в истории остались сведения о западных и полабских славянах. Один из основных персонажей хроник был Карл Великий, сын Пипина Коротко-го, который сумел создать огромную империю и правил с 768 до 814 гг. За 32 года своего правления он предпринял около 50 военных походов, чуть ли не по два похода в год! Никто из правителей того времени не мог с ним сравниться активностью военно-политической деятельности. По всей ви-димости, Карл Великий одним из первых начал пресловутый "Натиск на восток", обозначив начало борьбы франко-римско-германского этноса за "жизненное пространство" на землях восточных соседей - славян.

С 772 г. до 804 г. он организовал и осуществил ряд военных похо-дов с целью покорения саксов с ободритами. В конце концов франки со-жгли священную рощу саксов и их главную святыню - огромный ствол Ирменсуль. Король окончательно сломил сопротивление, лишь выселив часть саксов и заселив территории франкскими и славянскими поселенца-ми. В это же время он покорил баваров и окончательно разбил аваров.

Видимо, почувствовав грозную опасность с запада, в конце VIII ве-ка сформировались союзы славян ободритов, лютичей, лужичан и чешских племен. Однако еще была сильна опасность набегов авар и в 788 году сла-вяне совместно с Карлом Великим участвуют в войне с аварами. Разгром был полный. Авары как этнос исчезли с карты истории. Союзники подели-ли добычу, обращенных в рабов мужчин, женщин и детей, и самое главное богатство кочевников - скот. Веселые и довольные возвращались ободри-ты, лютичи и лужичане в свои края. Разбит и больше никогда не воскрес-нет извечный враг! Позже в русских летописях появится запись "исчезли как авары", то есть быстро и навсегда.

Правда, мощь и сила объединенного войска франков вызывала бес-покойство. Но ведь когда-то славяне разбили войско короля франков Даго-берта. Почему же они не смогут разбить Карла, если объединят усилия? Успокаивая себя, наверное, такими мыслями, спокойно жили славяне в своих поселениях. Увеличение доходов от землепользования и скотоводст-ва, развитие ремесла и торговли, военная добыча и относительно спокой-ная жизнь позволяли отстраивать крепости вокруг населенных пунктов. По данным археологов, первая крепостная стена вокруг Котбуса относится именно к VIII веку. С этой стены в 789 г. от рождества Христова увидели дозорные бешено скачущего всадника. Едва успели открыть ворота перед загнанным жеребцом. С посеревших губ шатающегося в седле воина со-рвалось лишь одно слово: "Франки!" Это могло означать только одно: Карл Великий во главе своего войска обрушился на своих недавних союз-ников в борьбе с аварами.

Пока заседали старейшины, в поселении началось хаотическое движение: куда-то спешили воины, одеваясь на ходу, остальные жители в тревоге уносили пожитки, угоняли скот. Во всем чувствовались неуверен-ность и страх. Так приходит страх к человеку, привыкшему к долгой хо-рошей жизни и внезапно поставленный обстоятельствами перед испыта-ниями судьбы. Было решено послать гонцов с просьбой о помощи к чехо-моравским племенам. С такой же просьбой лютичи обратились к ободри-там. Но помощь не пришла. Пришлось пережить унижение и просить гроз-ных завоевателей о милости. Не хватило у славян храбрости объединиться и дать сражение королю франков. Они признали его верховенство и обяза-лись платить дань и доставлять союзные отряды.

Через некоторое время, в 800 г. - Папа Лев III короновал завоевате-ля императорской короной. Главный римский священник надел на него ве-нец и поклонился Карлу до земли так, как ранее приветствовали римских императоров. Стоявшие вокруг кричали: "Победа и здравие Карлу, Авгу-сту, Богом венчанному, великому и миротворящему императору римлян!". Даже спустя несколько веков после окончательного падения Римской им-перии на людей различных племен и народов римские традиции оказывали огромное влияние.

Чтобы закрепить успех на Востоке, Карл Великий в 805, 806, 807 годах предпринимает походы в земли гломачей, сербов, чехо-моравов и разбивает разрозненные народные ополчения славян. Теперь уже дым над славянскими поселениями показывал путь армии завоевателей. Но это бы-ли не завоеватели, которые приходили ограбить, взять добычу и уйти во-свояси. Эти были намного страшнее кочевников. Франки пришли навсегда. На границах своей империи Карл организовывал пограничные области - марки во главе с маркграфами. Марки служили для обороны и плацдарма-ми для следующих походов, а поэтому хорошо укреплялись. Переселенцы в марки имели ряд существенных льгот и привилегий. Казалось, судьба от-вернулась от славян.

814 год - это год великой радости лютичей и ободритов, лужичан и чехо-моравов. Умер тот, кто первый посмел наложить на них железную руку завоевателя. Смерть Карла Великого привела к ослаблению и распаду империи. Маркграфы или готовились к обороне или испуганно убегали с пожалованных им земель, бросая на произвол судьбы переселенцев фран-ков и германцев. Сразу начались набеги осмелевших славян. Пока внуки Карла делили власть, воюя друг с другом, созданные их дедом марки на славянских землях «приказали долго жить».

843 г. произошло событие, обозначившее дальнейшее развитие ев-ропейской истории в целом. А для полабских славян впервые обозначился смертельный противник, в будущем стеревший их с лица земли - зарож-дающаяся немецкая нация. В этот год в Вердене три внука Карла Велико-го: разбитый братьями в битве при Фонтенуа (841 г.) Лотарь, и его победи-тели Людовик Немецкий и Карл Лысый официально разделили империю на три части. Причем когда в 842 году Людовик и Карл заключили под Страсбургом соглашение о продолжении борьбы с Лотарем до полной по-беды ("Страсбургская клятва"), клятва произносилась на двух языках - "романском" (романизированное франкское наречие) и немецком. В этом разделе империи показались ростки будущих крупнейших государств Ев-ропы - Франции, Италии и Германии.
А что же полабские славяне? А славяне опять не воспользовались выпавшим подарком истории. После смерти Карла Великого почти сто лет они имели на создание единого государства, способного отстоять натиск западных соседей и закрепиться в европейской истории.

*     *     *

Проснулся Николай от того, что его несильно, но настойчиво тол-кали:
- Bitte aufstehen, Genosse Leutnant!

В кромешной тьме фонарик освещал палатку, в которой уже никого не было. Лейтенант взглянул на часы: 5.30. Только тогда он вспомнил, где находится. Петрову стало стыдно: начало стрельб в 6.00, а он даже не зна-ет, где его солдаты. Немецкий унтер-офицер тем временем настойчивыми знаками приглашал его на улицу.
- Доброе утро, Николай. Долго спишь, дорогой советский товарищ. Пять минут на умывание и надо ехать, - встретил его Петер.

На удивление лейтенанта, в походном умывальнике была горячая вода. Петров с удовольствием разделся до пояса и с наслаждением помыл-ся, пофыркивая и покрякивая под любопытные взгляды немецких солдат из взвода обеспечения. Мюллер поощрительно сказал:
- Молодец. Я всегда в этом плане ставлю в пример советских сол-дат и офицеров, которые не бояться жить в полевых условиях. А это что за солдаты? Один смех. Только на одну ночь выехали в поле.

Действительно, стоявшие рядом немецкие солдаты отличались не самым бравым видом. Натянутые на уши шапки, чумазые лица, на многих были надеты общевойсковые защитные комплекты. Видимо, многие из них и не думали утром умываться. Сев в свою маленькую машину, командир дивизиона подъехал сначала к позициям огневых батарей. Среди немецких озябших солдат Николай наконец-то увидел огневой расчет Корнейчика. Наши солдаты были все до одного помыты, их лица выражали полное удо-вольствие. Новые чистые подворотнички выделялись своей белизной в ут-ренних сумерках:
- Товарищ лейтенант! Здравия желаю. Расчет к выполнению огне-вых задач готов. Но орудие нам не дали. Видимо так постоим, посмотрим. Ну и житуха у них, товарищ лейтенант. Всю бы жизнь в такой армии слу-жил, честное слово. И ужин и завтрак - от пуза, еще и с собой бутерброды дали. Постоянно горячая вода есть - мойся, не хочу. Свет в палатках. Толь-ко печки они топить не умеют. Мы у себя растопили одну, так они потом всей батареей по очереди к нам в палатку греться приходили.
- Небось пиво пил. Признайся, Корнейчик.
- Как можно, товарищ лейтенант. Я понимаю. Мы здесь представи-тели Советской армии. Нельзя.
- Смотри, не мешайте немцам на огневой позиции работать. И сво-их возле себя держи.
- Не волнуйтесь, товарищ лейтенант. Все будет в лучшем виде.
- Поехали, поехали, Николай, - поторопил советского офицера ко-мандир дивизиона. Когда приехали на командно-наблюдательный пункт, было 5 часов 55 минут. Стоял плотный туман. На мишенном поле ничего не было видно. Петер заслушал доклад какого-то офицера о готовности. В одном из окопчиков наши артиллерийские разведчики установили дально-мер и ждали распоряжений. Николай саркастически ухмыльнулся: «По-смотрим, как у них получится начало огня в 6.00».

Недоверие лейтенанта было вызвано опытом стрельб на наших по-лигонах. Почему-то получалось, что их начало почти постоянно задержи-валось на 1-2 или несколько часов. То поле не готово, то не подъехал во-время начальник полигона, то инструктаж должностных лиц провели с опозданием, или кто-то из них отсутствует, и еще куча других «но». По-этому, когда у нас говорили, что начало стрельб в 6.00, реально огонь от-крывался в 8-9.00, а то и позже.

Однако немцы подтвердили свою знаменитую педантичность. Мюллер, несмотря на сильный туман, поставил задачу одному из офице-ров. Тот подготовил данные для стрельбы и ровно в 6.00 выдал команду.
- Feuer! - закончил фразу стреляющий.
- Feuer! - заорал в трубку телефонист.
Через несколько секунд со стороны огневой позиции раздался гау-бичный выстрел и тот же телефонист истошно повторил то, что передали с огневой позиции:
- Abschuss!

Прошелестевший над головами снаряд ударил в поле, еле заметной вспышкой обозначив место разрыва. Некоторое время спустя раздался звук разрыва. Немецкий офицер щелкнул секундомером и начал считать кор-рективы по дальности и направлению. Все на командно-наблюдательном пункте работали, как хорошо отлаженная машина. «Да-а-а, недаром они до Москвы дошли» - невольно подумал Петров. К нему спустя некоторое время, когда стреляющий выполнил задачу, подошел командир дивизиона:
- Николай, обычно мы предлагаем советскому гостю выполнить одну огневую задачу. Некоторые ваши коллеги наутро после товарищеско-го ужина были не в состоянии и отказывались, - Мюллер усмехнулся, - так что сам решай. Я знаю, что русские артиллеристы хорошие специалисты своего дела, поэтому я вашего брата всегда своим в пример привожу. И ты знаешь, при этом моих офицеров здорово заедает самолюбие, заставляет их самосовершенствоваться.
- Я вас понял. Конечно, я буду стрелять, - Петрову захотелось по-мальчишески чем-то удивить хозяев, - Если можно, я буду подавать ко-манды на немецком языке. Только вы мне некоторые слова подскажите.

Наверное, если бы в этот момент Мюллеру сказали, что на КНП с проверкой приехал сам Эрик Хоннекер, тот удивился бы гораздо меньше.
- Хорошо. Ориентир 5, право 20. Видишь кусты? Это твоя цель - взводный опорный пункт. Подавить. Как будешь готов, скажешь.

Получив прибор управления огнем и таблицы стрельбы, лейтенант привычно и заучено подготовил данные для открытия огня, погрозил сво-им разведчикам кулаком и сказал Петеру, что готов. Командир дивизиона громко объявил, что стреляет советский гость. На КНП все оживленно пе-реговаривались. Десятки глаз внимательно наблюдали за действиями со-ветского артиллериста. Николай внезапно понял, что он здесь не просто замученный лейтенант первого года службы, а представитель своей армии и страны, и опозориться здесь никак нельзя. Лейтенант почти физически ощутил груз ответственности, свалившийся на плечи. «Черт, лучше бы я отказался» - подумал он в последний момент, но деваться уже было неку-да:
- Achtung! Ziel 107, gedeckte Infanterie,  Hauptrichtung  nach  rechts  0-50, Splittersprenggeschoss, zweite Ladung, Aufsatz 140, F;cher 0-02, dritte Kanone, ein Geschoss Feuer! - телефонист, услышав первые слова команды от русского лейтенанта на немецком языке, оторопел. Командир дивизиона на него прикрикнул и тот быстро начал передавать данные на огневую по-зицию. Немцы одобрительно загудели. Томительно бежали секунды. "Лишь бы немецкий расчет не схалтурил" - боязливо думал Петров.
- Abschuss! - наконец-то прокричал телефонист и где-то сзади раз-дался звук выстрела. Николай до боли в пальцах сжал бинокль и уставился в поле. Снаряд разорвался в пределах видимости от цели. Лейтенант об-легченно вздохнул, засек разрыв, выслушал доклад дальномерщика и в считанные секунды подсчитал коррективу:
- Aufsatz 144, nach links 0-20, ein Geschoss Feuer!
Первый удачный выстрел придал уверенности в себе. Корректива была подсчитана правильно. Это подтвердил одобрительный гул среди не-мецких офицеров
- Abschuss! - телефонист теперь с готовностью смотрел не на ко-мандира дивизиона, как на переводчика, а на лейтенанта, как полноправно-го хозяина стрельбы. Снаряд разорвался совсем рядом с целью. Это была почти победа. Подсчитать несложную коррективу было делом нескольких секунд:
- Aufsatz 142, nach rechts 0-05, Batterie, zwei Geschosse Feuer!
После контрольного залпа батареи снаряды кучно легли в районе цели. Немцы захлопали в ладоши. Отличная оценка была "чистая": и по времени и по точности. Мюллер пожал Петрову руку и что-то сказал своим офицерам. Видимо, поставил в пример. Николай с самым важным видом подошел к своим разведчикам. Те уважительно смотрели на своего лейте-нанта:
- Да-а-а, товарищ лейтенант, классно вы отстреляли. Прямо нос утерли немцам. Снаряды точно цель накрыли.

Петрова по-мальчишески распирало от гордости. Как же: не зря по-трудились над ним преподаватели в военном училище, перед Европой в грязь лицом не ударили. Как говориться, в то самое время, когда завтрак давно уже закончился, а обед и не думал начинаться, в окопе появился не-мецкий поваренок в белом передничке поверх формы и начал раздавать булочки с горячими толстыми сардельками. Крючков от удивления рас-крыл рот:
- Вот это забота о личном составе, вот это я понимаю! Да, в плане обеспечения нам до немцев еще ого-го-го как далеко. У нас в лучшем слу-чае дополнительный паек на полевом выходе дадут: какое-нибудь ржавое сало времен Наполеона.

Лейтенант, как должностное лицо, должен был хоть что-то отве-тить на реплику своего сержанта. Но ничего так и не придумал:
- Ты поменьше болтай, да побольше в поле смотри, не проспи раз-рывы. А то немцы скажут, что русские дальномерщики хреново сработали и не дадут вам больше сарделек.
Солдаты, дожевывая на ходу, вернулись к оптическим приборам. После обеда Мюллер с гостем уехали на другое направление, где команди-ры орудий выполняли задачи стрельбы прямой наводкой. Старенькие со-ветские противотанковые 57-мм пушки лучше всего подходили для этого дела, благо боеприпасов еще со времен войны оставалось хоть отбавляй. Стрельба шла ни шатко ни валко. Петер начинал нервничать: до закрытия полигона оставалось не больше часа, а немецкие унтер-офицеры явно не успевали расстрелять выделенные боеприпасы.

У немцев, как впрочем и у советских товарищей, сдача не расстре-лянных боеприпасов выливалось в мороку: вместо одного акта на списание еще надо было выписать накладные на сдачу, ловить недовольного на-чальника службы ракетно-артиллерийского вооружения, сдавать эти бое-припасы начальнику склада боеприпасов со всеми вытекающими послед-ствиями. Да еще можно получить нагоняй от заместителя командира полка по вооружению: зачем брать много боеприпасов, если не можете израсхо-довать.

На месте стрельбы уже был Корнейчик со своим расчетом, и тоже готовился к стрельбе, с важным видом инструктируя своих солдат. Нако-нец медленная стрельба вывела из себя Мюллера и он рявкнул на немецкие расчеты: "Weg!". Те, как ошпаренные, отскочили от орудий. Подполковник обратился к Петрову:
- Николай, я тебя попрошу по-дружески, надо расстрелять снаряды. Мои черепахи не успеют.
- Хорошо, товарищ подполковник. Расчет, к орудию!
Подсчитав количество ящиков со снарядами, лейтенант подозвал наводчика и Корнейчика:
- Значит так, работаем за наводчика втроем попеременно. Каждый выпускает по 20 снарядов. Немного оглохнем. Времени в обрез. Это не наш полигон. Во сколько положено, во столько и закроют. Смотрите, что-бы орудийные номера не сорвали темп стрельбы. Я начинаю первый, Кор-нейчик - второй, наводчик - третий.

После того, как распределили цели, Николай подошел к орудию, ради приличия прокричал команду, глядя в оптический прицел, навел ору-дие на свою цель и нажал на спуск. Звонкий звук выстрела сразу оглушил лейтенанта. Почему-то в Советской Армии не пользовались ушными за-тычками. А вот у немецких солдат, унтер-офицеров и офицеров ННА ГДР, над педантичностью которых наши коллеги часто смеялись, в комплект полевого обмундирования обязательно входили эти злосчастные затычки, которые при стрельбе хоть и выглядели комично, но берегли барабанные перепонки военнослужащих.
- Заряжай! Выстрел!
- Товарищ лейтенант, ствол чистый, откат нормальный!
- Заряжай! Выстрел!
Заряжающему передавали очередной снаряд и он сразу после вы-стрела ловким выверенным движением досылал снаряд в казенную часть.
- Заряжай! Выстрел!
Под орудием росла горка дымящихся гильз.
- Заряжай! Выстрел!

Мюллер поглядывал на часы и удовлетворенно улыбался: совет-ские коллеги явно успевали в отведенное время до закрытия полигона. Старое орудие не подвело. Когда в сторону был отброшен последний ящик из под снарядов, наш расчет был похож на загнанных лошадей. Тяжело дыша, они вытирали пот со своих закопченных пороховым дымом лиц. Командир дивизиона что-то сказал притихшим офицерам и солдатам диви-зиона и пожал руку Петрова:
- Молодец, Николай! Я не сомневался в наших советских товари-щах. Опять привел вас в пример: вот как надо стрелять!
"Много ума не надо - в божий свет, как в копеечку, - подумал лей-тенант, - Стрельбы закончились, можно и уезжать. Свои полигоны надое-ли, а тут еще на немецком торчи".
- Николай, по сложившейся традиции, мы закончим наш полевой выход товарищеским соревнованием.

Петров настороженно прислушался.
- Твой и мой расчеты перекатят этих старушек, - Командир диви-зиона показал на противотанковые пушки, - Всего на 50 метров. Кто пер-вый коснется колесами орудия финиша, тот и выиграл. Все просто.
Лейтенант с сомнением посмотрел на расчет Корнейчика: солдаты еще не успели отдышаться от бешеной стрельбы, к тому же большинство из них были худосочные молодые солдаты. Тем временем Мюллер шел вдоль дивизиона и сам выводил из строя здоровенных «мордоворотов». Набрал человек восемь и объявил им задачу. Петров от негодования чуть не заругался:
- Товарищ подполковник, так не честно! У меня штатный орудий-ный расчет шесть человек, из них трое - молодые солдаты. А вы из всего дивизиона набрали самых сильных, да еще восемь человек.
- Николай, ну что ты горячишься, - с ехидной улыбкой ответил Пе-тер, - один русский солдат в полевых условиях двух немецких стоит. Разве не так? Так что считай, что я тебе еще скидку делаю.

Петров замолчал. Он понял, что Мюллеру чертовски хочется хоть в чем-то победить гостей, и внутренне уже приготовился к позорному про-игрышу. Командир дивизиона сам начертил на песке линии старта и фи-ниша. Офицеры и солдаты стали кругом, с интересом наблюдая за проис-ходящим. Расчеты подошли к орудиям. В душе уже ни на что не надеясь, лейтенант подошел к своим уставшим солдатам: "Имейте в виду, если «гансы» вас обставят, весь дивизион потом над нашей батареей смеяться будет!" Те молча переглянулись и покачали головами.
- Внимание, марш, - по-русски скомандовал Петер и махнул рукой. Немцы как игрушку подхватили орудие и потащили его по песку. Петров лишь подумал: "Ну все, конец, сливай воду". Однако предательский песок делал свое дело, и они стали быстро выдыхаться. Советский расчет мед-ленно, метр за метром, но верно догонял соперников. Оценив расстояние до финиша, Николай понял, что догнать немцев они все же не смогут. Во-круг стоял невообразимый шум, крик и улюлюкание. Немецкий расчет, по-видимому, подвело желание во что бы то ни стало победить с большим от-рывом. Они занервничали и в какой-то момент потеряли равновесие. Все остальное произошло мгновенно: немцы не удержали станины орудия и бросили их. Одному зазевавшемуся солдату станина упала на ноги и, по всей видимости, переломала пальцы. В воцарившейся тишине было слыш-но сопение наших солдат, которые благополучно дотянули пушку до фи-ниша, и рев немецкого солдата, катавшегося по земле. В центр площадки выбежал санинструктор и вопросительно посмотрел на командира диви-зиона. Мюллер от досады махнул рукой и пошел прочь. Только после раз-решения командира медик подошел к раненому и оказал помощь. "Однако, дисциплина, черт побери. Все-таки не зря они до Москвы дошли", - второй раз за день почему-то подумал Петров.

*     *     *

Смерть Карла Великого в 814 году привела к распаду созданной им империи. Давление на славян заметно ослабло. Но они не забыли, какая смертельная опасность над ними нависла. Чехо-моравские племена в пер-вой половине IX века объединились и образовали Великоморавскую дер-жаву. С середины IX века лужичане добровольно присоединились к этому славянскому государству, надеясь таким образом сохранить свою незави-симость. Гордые ободриты и лютичи отказались от объединения. Сын Карла Великого Людвиг Благочестивый всеми возможными способами стремился к уничтожению возникшего самостоятельного славянского го-сударства, однако активная внешняя политика великоморавского князя Моймира (818-846) позволяла долгое время противостоять "натиску на восток".

Но не все было гладко в Великоморавской державе. Лоскутное го-сударство, созданное для устранения внешней опасности, не скрепленное экономическими и национальными связями, раздираемое внутренними противоречиями, стало легкой жертвой для западных соседей. Первому королю германского королевства Людовику Немецкому удалось свергнуть Моймира с помощью его племянника князя Ростислава (846-870). Однако расчет на послушность нового правителя не оправдался. Он выступил про-тив Людовика и продолжил политику Моймира на независимость.

В 863 году произошло огромное по важности событие для всего славянского мира. В этот год по поручению византийского двора в держа-ву прибыли просветители Кирилл и Мефодий. Их усилиями были созданы славянская письменность и алфавит. Вот только деятельность просветите-лей не смогла повлиять на окружение Ростислава. Знать боролась за власть, поддерживая своих ставленников, в то же время немецкое влияние росло и ширилось в стране, охватывая все новые и новые круги населения.

Все это привело к тому, что в 870 году князь Ростислав был сверг-нут племянником Святополком (870-894). Немцы, помогавшие Святополку в междоусобной борьбе, захватили его в плен и увезли. Государство оказа-лось обезглавлено и должно было неминуемо упасть к ногам германского короля, как перезревшее яблоко. Немецкие гарнизоны занимали города моравов и словаков. Пришельцы вели себя как хозяева, на славян смотрели как на данников и рабов. Поборы и грабежи не прекращались ни на день. Новые власти спешили обогатиться любыми способами.

В конце концов копившаяся ненависть выплеснулась на улицы го-родов. В 871 году население Оломоуца, Велеграда, Девина и Нитры во гла-ве со священником Славомиром начало громить германские гарнизоны, немецкие переселенцы в страхе бежали из страны. Святополк, видя такое развитие событий, поспешил перейти на сторону восставших и, возглавив ополчение, окончательно разбил противника. В 874 году король герман-ского королевства был вынужден заключен унизительный мирный дого-вор, Моравия отстояла независимость.

Однако германское влияние на чехов, моравов и словаков оказалось гораздо глубже, чем простое присутствие немецких гарнизонов. В 885 году умирает Мефодий, и тут же по всей стране его ученики подверглись гоне-ниям и изгнанию из страны, где впоследствии утвердилась католическая церковь. Святополк, по всей видимости, сам поощрял такое развитие со-бытий. В итоге к концу XI века римская церковь окончательно победит в Чехии, Моравии и Словакии, а господствующим языком становится ла-тынь.

Постоянные междоусобицы, шатания в вере и неспособность мо-равских князей организовать защиту от начавшихся набегов венгров при-вели к тому, что в 894 и 895 годах лужичане и чехи отделились от держа-вы, подписав тем самым ей смертный приговор. В 906 году под постоян-ными и усиливающимися ударами венгров и немцами Великоморавская держава пала. Племена словаков потеряли независимость.

Отделившись от моравского государства, лужичан не спасли свои поселения и они тоже подверглись набегам венгров. К немецкой опасности добавилась еще и венгерская. И только первый чешский князь Братислав I смог отстоять независимость славянской территории, племена которых те-перь стали объединяться вокруг чешских князей. С момента отделения от моравского государства в 894 году у лужичан осталось ровно 34 года неза-висимости, последние годы, данные им историей для создания самостоя-тельного либо объединенного с лютичами, ободритами или чехами госу-дарства. Однако этим очередным историческим шансом они не воспользо-вались. Все остальное было уже предрешено.

*     *     *

После того как улеглись страсти соревнований, командир дивизио-на с Петровым подъехали к месту, где стояла офицерская палатка. Взвод обеспечения уже заканчивал свертывание небольшого лагеря. Командиры батарей и отдельных взводов ожидали своего начальника. Мюллер сказал им несколько фраз и они поспешно разошлись. Потом пояснил гостю:
- Я поставил задачу на марш в пункт постоянной дислокации: ука-зал время начала марша, порядок и место построения колонны.
- И все?
- А что еще?
"Однако, - подумал лейтенант, - У нас перед маршем одними инст-руктажами замучают. А тут два слова - и все дела. Посмотрим, как это у них получится".
Ровно за 15 минут до начала марша командир дивизиона подъехал к хвосту выстроенной колонны. Проезжая вдоль машин с прицепленными орудиями он принимал доклады командиров батарей о готовности к мар-шу. В первой батарее оказалась неисправной одна машина. Мюллер даже не стал разговаривать и выяснять, что случилось.
- Weg! - прорычал он отскочившему в сторону комбату. Потом на своем юрком автомобиле выехал в голову колонны, поглядел на часы и в ровно назначенное время тронулся с места. За ним начала движение и вся колонна, объезжая неисправную машину первой батареи. Оставшийся не-мецкий орудийный расчет тоскливо глядел вслед удалявшемуся дивизио-ну, в том числе и техническому замыканию, и на чем свет стоит пушил своего измазанного в масле водителя.

Лишь только после того, как колонна въехала в военный городок, Петер приказал своему заместителю по вооружению с провинившимся комбатом убыть за оставшимся орудийным расчетом. "Мда-а, - присвист-нул Петров, - теперь этот комбат лично будет перед маршем все машины проверять вместе с зампотехом. Кому же охота по несколько раз туда-сюда мотаться, да еще ночью".

Дальше вообще началось непонятное для Николая, уже привыкше-го каждый божий день допоздна находиться в своей батарее. Никто ни ко-му громогласно не ставил задачи, никто никого не инструктировал до умо-помрачения. Незаметно и деловито командовали фельдфебели и унтер-офицеры. А офицеры дивизиона некоторое время спустя разошлись по до-мам. Петров подумал, что про них забыли. Но невидимая для глаз машина работала без сбоев. Какой-то веселый унтер-офицер пригласил наших бой-цов на ужин в солдатскую столовую, а лейтенанту показал, где находится столовая для офицеров.

Николай неторопливо прогулялся. Военный городок немецкого полка жил своей обычной жизнью, похожей на жизнь №-ского полка с той лишь разницей, что вечером в нем практически не было видно офицеров. Всем командовал его величество унтер-офицер. Справедливости ради сле-дует отметить, что немецкие унтер-офицеры (сержанты) служили в отли-чие от солдат ННА ГДР не полтора, а три года и получали по сравнению с нашими вполне приличные деньги. Жили в казармах, но в отдельных ком-натах. И имели ряд льгот в последующей гражданской жизни. Это был на-стоящий дееспособный младший командный состав, способный реально руководить подчиненными. И им не нужны были пастухи в виде "ответст-венных" офицеров.

"Черт побери, ну почему мы не можем сделать также. Ведь ничего сложного нет. А ведь сколько проблем армейской жизни отпадут сами со-бой" - со злостью думал лейтенант. Не успел он зайти в дивизион, как де-журный фельдфебель отвел его в расположение одной из батарей, где ему была выделена для ночлега комната унтер-офицеров. В ближайшем кубри-ке разместили его солдат. При входе своего командира они встали:
- Ну как разместились, Корнейчик?
- Отлично, товарищ лейтенант. Поужинали, потом нас сводили вниз душ принять. Представляете, у них в подвале свой душ. Помещение такое, хоть весь дивизион сразу помыть можно. Кругом чистота и порядок. У сержантов отдельные комнаты. Нам бы так. В кубриках, сами видите, койки в два яруса, зато у каждого солдата свой шкаф. Там все его имуще-ство хранится, кроме оружия. И полевая и парадная и повседневная фор-мы, противогаз и личные вещи. Красота. И им удобно, и у старшины моро-ки меньше. Не нужна огромная каптерка. Каждый боец сам за свое имуще-ство ответственность несет.
- Менталитет другой, Корнейчик. Они тут друг другу рожи не бьют и не воруют.
- Насчет битья и воровства точно сказать не могу, но то, что "де-довщина" у них тоже есть, это точно.
- Что-то я не видел.
- А все потому, товарищ лейтенант, что вы постоянно с начальст-вом были, а мы, так сказать, ха-ха, в гуще масс. Знаете, как они своих мо-лодых солдат называют? Так же как и у нас - слон, Elefant. Да вы пройди-тесь вечерком по казарме, когда офицеров никого не будет, может и сами чего интересное увидите.
- Сомневаюсь что-то. Ладно, отбой. Вы сегодня устали, отдыхайте.

Лейтенант вернулся в свою комнату и прилег на кровать. Несмотря на усталость, спать не хотелось. Перед глазами вихрем проносились собы-тия прошедшего дня. В конце концов бездельно лежать надоело и Петров, взяв с собой полотенце, шампунь и мыло, пошел прогуляться по казарме затихшего дивизиона. Сначала спустился в подвал, неторопливо и с удо-вольствием помылся, смывая полигонные грязь и пот. Освежившись, под-нялся на верхний, четвертый этаж.

На другом конце казармы, у второго лестничного пролета он ус-лышал какой-то шум и подошел поближе, наблюдая за происходящим из темноты, так как в казарме свет уже был погашен. На краю освещенной лестничной площадки стояла стопка касок, положенных одна на другую. На ней сидел с угрюмым видом какой-то молодой худосочный немецкий солдатик, видимо, в чем-то проштрафившийся. Рядом с ним стояли не-сколько солдат, судя по самодовольному виду, старослужащих.

Наконец один из них подошел сзади и ногой спихнул солдата на касках вниз по лестнице. Тот молча и неуклюже падал, а вокруг него с гро-хотом скатывались каски, вызывая невообразимый шум. Видимо, это была коронная местная шутка, потому что стоящие на лестничной площадке бу-квально надрывали животы от смеха.

"Везде одно и тоже, - подумал Петров, - Хотя, конечно, по сравне-нию с нашим мордобоем это детские шалости". Решив прекратить это "безобразие", лейтенант неожиданно вышел на свет. Застигнутые врасплох немцы застыли вдоль стен, не зная, как себя вести в щекотливой ситуации. Первым опомнился молодой солдат. Он быстро собрал рассыпавшиеся каски и исчез в глубине расположения. За ним исчезли и остальные. Нико-лай хмуро подумал, что завтра ему тоже придется возвращаться в свою ру-тину и пошел спать.
На следующее утро после завтрака машина уже стояла возле ка-зармы дивизиона. Петер Мюллер пожал руку Петрову:
- Ну что, Николай, до свиданья. Передавай привет Санину. А во-обще ты мне понравился. И стреляешь молодцом. Вот только не получи-лось обыграть тебя на перевозке орудия. Ну ничего, в следующий раз обя-зательно обыграем!
- Ну, это как посмотреть. До свиданья, товарищ подполковник. Рад был с вами познакомиться.
Николай сел в кузов к своим солдатам и тот же фельдфебель повез его обратно в Котбус. Бойцы живо обсуждали подробности прошедших событий. А лейтенант уже думал, попадет он сегодня в наряд или нет.

*     *     *

Опять потянулись серые будни с их занятиями и нарядами. Немно-го скрашивали одиночество редкие встречи с Катрин, которая неизменно принимала лейтенанта, ничего от него не требуя взамен. Николай сам стал брать гостинцы: то коробку конфет, то несколько шоколадок, то недорогие духи. Паша Русаков стал замечать периодические отсутствия своего соседа по комнате:
- Николай, что-то я не пойму, куда ты исчезаешь? Лена через под-руг все пытается выяснить, почему ты пропал из виду. А ты, брат, никак роман с немочкой крутишь, а? Ну, сознайся, крутишь, да? Ух, знойная не-бось девка.
- Отвали.
- Ну, Штирлиц, да и только. Гестапо, и то не выпытает. Но имей в виду, что мы с тобой уже приглашены на 8 марта к нашим общим знако-мым. Отказ равносилен оскорблению.
- Паша, с тобой хоть на край света.
- Вот и отлично, только не забудь.

Через несколько дней, накануне 23 февраля, вышел из отпуска Вто-рушин. Несмотря на то, что крупных неприятностей в его отсутствие не было, мелких - хоть отбавляй. Поэтому Белов с Николаем получили от не-го, естественно, нагоняй по полной программе. А через два дня командир батареи на совещании попросил их ознакомиться с аттестациями, которые он написал на своих командиров взводов. Самая плохая была у Петрова, которая, впрочем, заканчивалась фразой: "Занимаемой должности соответ-ствует".

"Куда уж ниже, - со злостью подумал Николай. - Теперь точно до батареи, как до Пекина раком". Весь вечер офицер думал о своей дальней-шей жизни, перебирал возможные варианты и наконец решил. На следую-щее утро он дождался, когда Вторушин останется один в канцелярии, за-шел и официальным тоном обратился к нему:
- Товарищ старший лейтенант, я прошу рассмотреть мой рапорт о направлении меня для дальнейшего прохождения службы в Демократиче-скую Республику Афганистан.
Вторушин некоторое время молчал, осмысливая сказанное, затем произнес:
- Ты что, Петров, белены объелся?
- Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я белены не объелся. Прошу рассмотреть мой рапорт, или я напрямую пойду к командиру диви-зиона.
- Ты хоть понимаешь, мальчишка, что такое Афганистан? Ты дума-ешь, это романтика, стрельба и ордена? Хренушки! Та же самая рутина. Только еще хуже, потому что там иногда и убивают. А солдат он везде солдат. Если тебя здесь не очень-то воспринимают, а там, думаешь, будут с разбегу в голую задницу целовать? Как бы не так. От перемены места службы лучше не станет. Имей в виду.
- Я прошу рассмотреть мой рапорт.
- Да езжай в конце концов куда хочешь, черт с тобой.
Вторушин размашисто подписал под рапортом "Ходатайствую по существу рапорта лейтенанта Петрова" и отдал ему бумагу:
- На, иди к командиру дивизиона, получи свою «пилюлю».
Николай твердым решительным шагом направился в штаб диви-зиона. Зайдя в кабинет Санина, он потребовал принять его по личному во-просу и подал рапорт. Подполковник медленно прочитал бумагу и отло-жил ее в сторону. Лицо его начало медленно багроветь. "Ох, сейчас что-то будет, - успел подумать лейтенант. - А все равно, хуже уже некуда".
- Ну что, товарищ лейтенант, решили, никак, круто изменить жизнь и начать все с белого листа?
- Так точно. Продолжать службу здесь считаю делом бесперспек-тивным.
- Ну конечно, особенно с такими хреновыми начальниками, как ко-мандир дивизиона и командир первой батареи. Так, что ли?
Петров промолчал.
- Ишь, обиделся, надулся, как мышь на крупу. Аттестацию ему не очень хорошую написали. Вот горе-то какое. Отличному командиру взвода - и такое. Наврал, наверное, все Вторушин. Наврал, я вас спрашиваю? - на крик сорвался Санин.
- Никак нет.
- А чего вы тогда здесь выпендриваетесь, свое «я» показываете на пустом месте? Командиры у него плохие! Да если бы мне было наплевать на вас, я бы сейчас подписал этот рапорт и отдал кадровику. А он положил бы его под сукно. Прошел бы годик - два, товарищ лейтенант уже освоился бы, женился, позабыл про этот чертов рапорт. А тут бац - и разнарядка на замену офицеров в Афганистане. Никто добровольцем ехать туда, естест-венно, не хочет. Вот тут то бы и всплыл твой рапорт, щенок.
- Товарищ подполковник, я попрошу не оскорблять меня!
- Да помолчи ты ради бога, с головой еще не дружишь. А вот твои родители, увидев эту сцену, были бы полностью на моей стороне. Разве не так?
Николай где-то в глубине души соглашался с мнением командира дивизиона. Но никак не мог смириться с тем, что его лишали призрачной надежды резко изменить жизнь.
- Вот что, лейтенант, - более миролюбивым тоном продолжал Са-нин, разрывая при этом рапорт на мелкие кусочки. - Я уже забыл про твою бумагу. Ее не было. Конечно, сейчас ты не в состоянии оценить мой по-ступок. Но поверь старому служаке: все перемелется и все пройдет. Нельзя совершать опрометчивые поступки. На службе свет клином не сошелся. У тебя вся жизнь впереди. Если тебе суждено судьбой побывать в Афгани-стане - рано или поздно ты там побываешь. А самому рваться не надо. Там непонятная война. Вроде ее нет, но в то же время она идет постоянно. Мы нарвались на свой Вьетнам, как в свое время американцы. И чем это все закончится, еще не известно. Так что иди, сынок, и служи. А там видно бу-дет.

В полном смятении чувств Николай вышел из штаба дивизиона и остановился. Потом поглядел на снующих в окнах казармы людей и вдруг со злостью подумал: "А пошли все на х..!" и пошел в общежитие. Зайдя в свою комнату, он плюхнулся на койку и уставился в потолок. Сколько он так пролежал, пожалуй, и сам сказать не мог. Потом взял книгу и неожи-данно для себя углубился в чтение. Как ни странно, никто его не искал и не вызывал. Как будто про Петрова на время забыли.

Что-то незримо изменилось в этот день в его душе. Он стал более серьезно и взвешенно подходить к своим поступкам, что сразу было под-мечено офицерами, прапорщиками и солдатами дивизиона. На службе стал въедливым, педантичным и злым. Однако при этом мордобоем не зани-мался, чем вызывал к себе невольное уважение молодых солдат и сержан-тов. Переходя в разряд старослужащих, у них оставалось это уважение к молодому офицеру. Поэтому, несмотря на продолжающиеся стычки, Пет-ров постепенно стал приобретать реальную власть в батарее, основанную не на штатной должности, а на личном командирском авторитете.

Первым эту перемену заметил командир противотанковой батареи полка и как-то после развода предложил лейтенанту перейти к себе в под-разделение. Едва сдерживая себя от неожиданно свалившегося счастья, Петров сказал, что не возражает. Необходимо отметить, что в артиллерии полка было два привилегированных подразделения: противотанковая бата-рея полка и взвод управления начальника артиллерии. От них не выставля-лись наряды по полку, а в случае необходимости солдаты и сержанты до-бавлялись в наряды дивизиона. Соответственно, офицеры противотанко-вой батареи привлекались в основном в патрули, изредка - в парк или по-мощником дежурного по полку. Они жили своей обособленной жизнью отдельного подразделения, имея законные выходные и время для решения личных проблем.

Однако самым "блатным" артиллеристом был, естественно, коман-дир взвода управления начальника артиллерии полка. В полку было всего три отдельных взвода: радиационной, химической и биологической защи-ты, комендантский и взвод управления начальника артиллерии. Пользуясь привилегией командиров отдельных подразделений, они вообще не ходили в наряды. Командир взвода управления начальника артиллерии начинал свой день с доклада своему шефу и заканчивал его также. Небольшое под-разделение, как правило, выполняло "особые поручения" начальника ар-тиллерии и его помощника. Стать командиром этого "блатного войска", а соответственно первым кандидатом на должность командира любой осво-бодившейся батареи - это была мечта любого артиллерийского взводного.

После поступившего предложения о переходе в противотанковую батарею у Петрова появился первый робкий лучик надежды на перемены к лучшему. Жизнь начинала приобретать какой-то смысл. Николай стал меньше принимать участие в дружеских попойках в общежитии, все чаще в свободные вечера его можно было увидеть в своей комнате с книгой в руках. Если, конечно, он не был в гостях у Катрин.

*     *     *

928 год – год начала конца независимости лужицких сербов и всех полабских славян. Часы истории начали отсчитывать последние десятиле-тия судорожных и неудачных попыток противостояния немецкой экспан-сии. Германия набухла силой городов, торговли, более эффективного сель-ского хозяйства. Графам, герцогам, баронам и простым рыцарям было тес-но в родном "фатерланде", крестьяне искали новые земли, купцы – свобод-ной торговли на востоке. Все было готово для нового витка борьбы за "жизненное пространство". Король должен был принять решение. И он его принял.

Лужицкие сербы первые получили страшный удар немцев. Родона-чальник саксонской династии Генрих I Птицелов (919-936 гг.) в 928 году напал на лужицкие племена гломачей, сербов и мильчан. События разви-вались стремительно. За один год он захватил города Гану и Бранибор и заложил бург Мейсен в земле лужицких сербов. Затем учредил два марк-графства – Мейссена и Северная Саксония, назначил графов и иных круп-ных должностных лиц. Лужичане и опомниться не успели, как им надели немецкий хомут. Но, видимо, сопротивлялись они не особенно яростно. Наверняка не обошлось без предательств и перехода на сторону врага. Ни-кем не объединенные разрозненные силы не представляли серьезной опас-ности для тяжелой рыцарской конницы.

Уже в следующем году лужичане в полную силу почувствовали на себе все прелести "новой власти". Тяжкие налоги, иные повинности в пользу новых хозяев, насильственная христианизация довела народ до от-чаяния. В 929 году поднялось стихийное восстание, которое, однако, было быстро подавлено марграфом Бернгардом и графом Титмаром. Долго еще в Лужицах стояли виселицы с раскачивающимися окоченевшими трупами восставших сербов, а запуганные местные жители закапывали обезглав-ленные тела возле мест массовых расправ.
Однако спокойней завоеватели жить не стали. По-прежнему на до-рогах нападали на одиноких немецких воинов и небольшие отряды, люди маркграфа бесследно исчезали. Приходилось заигрывать с местной знатью и укреплять населенные пункты. Так, по легенде, по распоряжению Генри-ха I Птицелова в 930 году в Котбусе была построена крепость для защиты от набегов венгров и непокорных славян. По всей видимости, эти меры не принесли желаемых плодов. По сообщениям хронистов, своим обращени-ем с местными жителями король довел до того, что "…сорбы верхних и нижних Лужиц стали упрямыми подданными, расположенными к бунтам". Одновременно шла ожесточенная борьба по линии противостояния осед-лых земледельцев и кочевников. Венгры не очень-то различали между со-бой немцев и славян. И те и другие представляли для них добычу. Поэтому в этой борьбе завоеватели и завоеванные оказались союзниками. Объеди-ненное войско во главе с королем наконец-то в 933 году одержало полную победу над венграми. После этого события набеги кочевников постепенно сошли на нет.

Новый король Оттон I (936-973 гг) продолжил политику захвата славянских земель, заставляя хозяев отрабатывать барщину и платить дань его вассалам, которым раздавались бывшие владения славянских князей. По всей видимости, именно это обстоятельство заставило "лучших людей" лужичан, лютичей и ободритов возглавить сопротивление. Им ничего не оставалось делать. Немцы много обещали, но реально лишали их всякой власти: и экономической и политической. Только перед лицом полного краха они решились на борьбу и возглавить недовольный народ.

В 939 году вспыхнула междоусобица в Германии. Лучшего момента для восстания трудно было себе представить. Поднялись лютичи и ободри-ты, затем и лужичане. Напуганные немецкие власти искали выход из кри-тической ситуации. Все средства были хороши в этой смертельной схват-ке! По записям хрониста Видукинда, маркграф Герон пригласил для пере-говоров 30 самых могущественных славянских князей. И те приехали. Они, по всей вероятности, рассчитывали, что германцы дрогнули и пойдут на заключение мира, который прекратил бы борьбу и обеспечил им и их детям будущее. Только в последний момент, когда в шатер для гостей во-рвались вооруженные рыцари и ладскнехты, они поняли свою ошибку. Звон клинков, яростные крики врагов, стоны и предсмертные хрипы ране-ных продолжались недолго. Затем из шатра вышел рыцарь с окровавлен-ным мечом и доложил маркграфу срывающимся голосом, что все кончено.

Однако расчет не оправдался. Вероломство Герона дорого обош-лось германцам. Теперь борьба приняла характер кровной мести. Остав-шиеся в живых славянские князья возглавили восстание и благословили своих богов, что не оказались в числе приглашенных на переговоры. Не-мецкие гарнизоны или убегали, или их уничтожали. Теперь уже трупы германцев с выколотыми глазами болтались на виселицах. Вскоре в ре-зультате восстания весь правый берег Лабы был очищен от немцев.

Но не все было благополучно у славян. Некоторые из князей все-таки искали благосклонности у новых хозяев и надеялись ценой преда-тельства выторговать себе спокойную жизнь. Остались сведения о том, что в этом же 939 году князь Тугомир сдал немцам город Бранибор. Почему этот крупнейший город славян был передан врагам, что имел от этого князь, мы уже никогда не узнаем. Но судя по тому, что в 955 году про-изошло новое восстание славян, можно предположить о поражении пре-дыдущего восстания и восстановления господства немцев. Княжеские не-строения и метания из стороны в сторону, порой и откровенные предатель-ства, нанесли смертельный удар по независимости полабских славян. Увы, они были обречены и никто не мог им помочь. Независимость лужичан ос-тались в истории, а агония вольности народов ободритов и лютичей про-должалась еще почти сто с лишним лет.

Чтобы подавить восстание славян 955 года, в поход пошел сам От-тон I. Однажды утром на реке Раксе король был разбужен бледным на-чальником охранения, который доложил что они полностью окружены объединенным войском славян. Пока рыцари и ландскнехты в суете строи-лись для отражения нападения, приближенные короля предложили ему старый прием: вызвать славянского князя для переговоров. А потом до-биться уступок обещаниями или просто убить. Оттон сомневался, что по-сле резни 939 года кто-то ему поверит. Но делать нечего. Слишком велика была угроза полного разгрома.

Посланный парламентер вернулся с удивительной и радостной ве-стью: князь Стойнев вскоре прибудет для переговоров. Как только князь вошел в шатер, на него набросились, избили и связали. Его охрана была перебита. Тот час же был подан сигнал к общей атаке. Лишенные руково-дства, славяне не оказывали сопротивления. Все остальное походило на бойню. По всему полю носились, как на охоте, рыцари и картинно убивали сдающихся в плен ополченцев в звериных шкурах. Только самые богатые могли надеяться на жизнь взамен на выкуп.

Вечером среди неубранных ободранных ладскнехтами трупов сла-вян победители пировали. Все были удивлены легкостью победы и слави-ли мудрость и хитрость короля. Хмельное вино кружило головы. Казалось, со славянами покончено раз и навсегда. Пьяный Оттон под рев окружаю-щих приказал притащить пленного князя. Избитый и раздетый Стойнев пытался сохранять гордую осанку. Но, увидев поле битвы, он зарыдал, как ребенок. Один из приближенных короля подошел к князю и под хохот ок-ружающих начал живописно рассказывать ход проклятого сражения. Тот повернулся к рассказчику и плюнул в ненавистное лицо. Воцарилась ти-шина. Оттон медленно провел рукой по горлу. Тот час же к пленнику под-скочили несколько придворных и, мешая друг другу, начали рубить и кромсать избитое тело. В вечерней тишине раздался и тут же прекратился душераздирающий крик несчастного.

Однако даже такой разгром не привел к немедленному результату. Борьба приняла формы народной войны. Нигде, даже за стенами крепо-стей, не могли себя чувствовать захватчики в безопасности. Постоянно приходили новости об убийстве какого-нибудь рыцаря, разгроме отряда воинов, захвате и сожжении небольшого бурга, расправе над священником. Особенно упорствовали лужичане. И лишь в 963 году маркграф Герон на-конец доложил Оттону I о покорении сербов. На их территории образована немцами Лужицкая, или Восточная марка, во главе которой стоял марк-граф с большими полномочиями. Прибывающие из Германии поселенцы получали большие льготы и привилегии.

А короля все больше и больше захватывали итальянские дела. В 962 году он организовал поход, захватил Рим и короновался императорской короной в папское безвременье. Однако в будущем в результате постоян-ных итальянских походов Германия оказалась совершенно обескровлен-ной. Это позволило ободритам и лютичам еще более ста лет в постоянной борьбе сохранять свою независимость. Но те же самые причины, которые позволили немцам завоевать лужицких сербов, сыграли роковую роль и в судьбе этих двух народов полабских славян.

*     *     *

У молодого солдата второго огневого взвода опухла щека. Невоз-мутимый Корнейчик докладывал Белову, что у того флюс. Лейтенант ис-правно посылал солдата к зубному врачу полка. Тот приходил и заверял, что доктор выписал лекарства и он их пьет. Прошла неделя. Опухлость только увеличилась. Саня занервничал. Сам сходил к врачу и с удивлением узнал, что его солдата на приемах вообще не было. Во время обеда офицер пришел в солдатскую столовую и сел напротив "больного":
- Ешь, а я посмотрю.
Было видно, что солдат еле-еле превозмогает боль и пытается сквозь слезы делать вид, что свободно принимает пищу.
- Что ж ты делаешь, сволочь! Да у тебя никак челюсть сломана. Те-бе надо в госпитале лежать, а ты из себя здорового изображаешь. Корней-чик, ко мне! - заорал на всю столовую Саня. Подошедший сержант недо-вольно пробурчал:
- Дайте хоть поесть спокойно, товарищ лейтенант!
- В дисциплинарном батальоне поешь спокойно, товарищ сержант! Из какого он расчета? - ткнув пальцем в солдата, взвизгнул Белов.
- Ну, из моего.
- А ты что, не видишь, что у него челюсть разбита к чертовой мате-ри?
- А мне почем знать? Я его не бил. Может, он где-нибудь упал.
Побелевший от страха солдат залепетал:
- Что вы, товарищ лейтенант, флюс у меня.
- Молчать, придурок! Оба за мной, быстро!
Офицер, сержант и солдат почти бегом направились в медицинский пункт полка. Осматривающий врач лишь слегка притронулся к опухшей щеке и тотчас молодой солдат заорал благим матом.
- Видимо, перелом. Сколько он уже так ходит? - поинтересовался полковой эскулап.
- Почти неделю.
- Ну лейтенант, готовь вазелин со своим командиром батареи. Драть вас будут все, начиная с командира полка.
- Может как-нибудь договоримся?
- Ты что, с ума сошел? Здесь наверняка уголовное дело будет воз-буждено по неуставным взаимоотношениям, а ты - "договоримся". Пока готовьте его на отправку в госпиталь и думайте со своим командиром, как будете оправдываться.
Выйдя из медпункта, Белов набросился на сержанта:
- Ну что, решил перед дембелем на свою жопу приключений найти, идиот?
- Да не бил я его, товарищ лейтенант. Я что, дурак? - оправдывался побледневший Корнейчик.
- В батарее возьмешь с него объяснительную, где и при каких об-стоятельствах челюсть сломал. И свою объяснительную напишешь. Я же тебе говорил, чтобы молодых не трогали. Сколько раз предупреждал. Ви-дишь, времена меняются.
- Вот, вот, товарищ лейтенант. Меняются. Когда я был молодым солдатом, нас били все, кому не лень. А товарищи офицеры, когда видели, что сержант бьет молодого солдата, еще говорили, мол, правильно, надо учить и воспитывать. А сейчас те же самые офицеры говорят: бить солдата нельзя - преступление. Когда я молодым от побоев кровью блевал в туале-те, никто меня за ручку в медпункт не водил! Так то.
- Что было, забудь, - немного успокоившимся голосом сказал Бе-лов, - А теперь думай, как выкручиваться будем.
- Напишем, что ударился о дверь - и всех делов. Ну не смотрите на меня так, товарищ лейтенант. Ну не бил я его, честное слово! Да мало ли где в полку могли ему по роже съездить.
- Пускай пишет туфту в объяснительной, но ты узнай у него прав-ду, мне доложишь.
- Понял.

Узнавший о происшедшем в канун Дня Советской армии и Военно-морского флота Вторушин рвал и метал. Собрал к себе всех старослужа-щих и битый час обещал им все возможные кары. Потом при офицерах склонял Белова. Но делать нечего: пришлось докладывать командиру ди-визиона, пока его не опередил начальник медицинской службы полка. Пе-ред праздником скандал немедленно вышел на уровень командира полка.
Однако, чрезвычайное происшествие в канун праздника было со-вершенно не нужно командованию полка. Замполиту полка удалось дого-вориться с начальником госпиталя, чтобы о разбитой челюсти не было доклада в военную прокуратуру. Солдата, конечно же, лечили, но под вы-мышленным диагнозом.

Хуже всех было Вторушину. Для него это событие стало роковым. Видимо, чаша терпения командования переполнилась и заговорили о сня-тии его с должности. Тот ходил, как в воду опущенный. Офицеры диви-зиона помалкивали. Лишь Сущенко говорил, что Петр ни при чем, а вино-ваты во всем его взводные, которые подставили своего командира батареи. Белов и Петров действительно чувствовали себя в чем-то виноватыми. Не-смотря на натянутые отношения, им было жалко Вторушина: снятие с должности фактически означало конец карьеры и "почетное звание" вечно-го взводного.

День Советской армии и Военно-морского флота праздновали на квартире у Молочкова и только своим коллективом. Быстро захмелевший командир батареи начал изливать душу притихшим подчиненным:
- Ну что, господа офицеры, небось рады, что снимают Вторушина, да? Плохой был Вторушин, злой, да? Думаете, придет новый комбат и все наладится как в сказке? Смотрите, как бы хуже не было.
- Да ты что, Петр Михайлович, мы ничего такого и не думали, - на-чал было Молочков. Вторушин горько усмехнулся:
- А тебе-то как раз и не за что на меня обижаться. И так ни хрена не делаешь, не видно тебя в батарее. Да ладно, не маши руками, так и есть. Это вот Саня с Николаем могут на меня обижаться. Только не держите зла на меня, ради бога. Будете комбатами, сами поймете, что своих взводных драть надо, иначе придется все на себе тащить.
- Мы понимаем, - несмело ответил Белов.
- Ишь ты, понима-а-а-а-ете. Вот командование полка тоже понима-а-а-ет, что положение дел в батарее не очень хорошее, что командира бата-реи надо менять. А кто-нибудь спросил, как досталась эта батарея Втору-шину? Как я два года артиллерийским корректировщиком с пехотой пыль глотал в долбанном Афганистане. Как после замены в СССР попал слу-жить в вонючую дыру в Закавказье, где русскую женщину было опасно на улицу выпускать одну. Вот и сидела моя жена взаперти, света белого не видела. А потом повез рожать ее в местную больницу, где одна грязь. Под-хватила с ребенком какую-то заразу. Опять пришлось в больницу везти. А чтобы уход был нормальный, врачу - плати, медсестре - плати, санитарке - плати. Все деньги, какие в Афганистане заработал, на лечение отдал. А толку - ни хрена. Все равно пришлось к родителям в Россию отправлять. Чего уставились-то. Сразу видно: не служили вы на наших национальных окраинах, дерьма не попробовали. Бесплатная медицина вообще-то есть, но там ее нет. Там и советской власти нет. Все за деньги. Надо бы любого нашего большого партийного умника-интернационалиста и сторонника дружбы народов послать на годик послужить простым офицером в какую-нибудь дыру в Закавказье или Среднюю Азию. Сразу же башку проветрит, когда на офицерское жалование надо влачить жалкое существование. А вы сидите в Германии, как у Христа за пазухой, и чем-то недовольны. Неко-торые идиоты рапорта в Афганистан пишут.
Николай уставился в пол и покраснел. Вторушин продолжал:
- Так что батарея досталась мне потом и кровью. А теперь, ишь ты, будьте любезны, сдайте должность! Не соответствуете, товарищ! А знаете что, я ведь действительно не соответствую должности, - присутствующие удивленно переглянулись. - Да, да, ни черта я не соответствую. Я не могу тянуть лямку в этой рутине. Тошнит меня ото всего. В Афганистане все было проще и понятней. Там война, там я занимался тем, чему учили в училище. Боевая работа, одним словом. Там враг, здесь – свои. Никаких подковерных интриг. Потому что все под богом ходили. Могли убить каж-дого в любой момент. Не надо было солдатам жопу подтирать. Они сами знали: когда идешь на операцию, надо брать все, что необходимо. От этого зависели их жизни. На командира смотрели как на бога, потому что пони-мали, подлецы, что без него пропадут, что "духи" кишки им выпустят. Раз-влечений, конечно, никаких, только пьянство. Но там, на войне, я чувство-вал себя человеком, который делает свою работу и от которого многое за-висит: успех боя, жизнь своя и своих солдат. Здесь же от меня почти ниче-го не зависит. Я оказался не готов к этой мирной рутинной службе. Об од-ном прошу: не держите на меня зла, если что не так.
В комнате после откровений комбата повисла гнетущая тишина, каждый думал о своем. Тот первый прервал затянувшуюся паузу, ударив кулаком по столу:
- Поздно пить боржоми, когда почки отваливаются. Видимо, недол-го мне осталось командовать. Будь что будет. Спасибо хозяину, а я домой. Пора и честь знать. И так вас чересчур утомил.

*     *     *

Через несколько дней, придя на службу, Петров увидел в канцеля-рии сияющего Вторушина и здоровенного усатого прапорщика лет 35.
- Знакомься, Николай, это новый старшина батареи прапорщик Ко-вальчук.
- Лейтенант Петров, командир взвода управления.
- Иван. Ну, будем знакомы, лейтенант.
От такого панибратства Николая передернуло. Его небольшая ла-донь оказалась как в тисках зажатой в руке новоявленного старшины. "Ну дал бог Вторушину помощника, настоящая горилла", - подумал Петров о прибывшем, чья несколько сутулая фигура и длинные руки действительно создавали некоторое сходство с этим представителем славного животного мира. Когда прапорщик вышел, Вторушин, возбужденно потирая руки, с улыбкой произнес:
- Ну, теперь будет порядок в батарее, ты видел, какой лом?
- Да, да, конечно, - ответил Николай. А сам подумал: "Комбат цеп-ляется за него, как спасающийся за соломинку. Однако бить солдат ему никак нельзя: убьет. А без рукоприкладства от него, может, и толку ника-кого не будет".

В этот же вечер Вторушин оставил старшину ответственным. На следующее утро, при построении на зарядку, Петров не досчитался одного старослужащего наводчика из первого огневого взвода. На вопрос, где тот находится, заместитель командира взвода что-то невразумительно промы-чал и кивнул головой в сторону каптерки. Николай стал ломиться в поме-щение, даже не подумав толком, как там мог оказаться солдат. Дверь ему открыл старшина, у которого беспокойно бегали глаза. В углу стояла кро-вать и под одеялом кто-то лежал. Лейтенант тут же сдернул одеяло и оста-новился как вкопанный. Перед ним с бледным вспотевшим лицом лежал тот самый наводчик.
- Ты что наделал, Иван?
- А-а-а, нехорошо получилось. Вчера вечером перед вечерней про-веркой зашел в кубрик огневых взводов, а он там лежит на кровати в сапо-гах, на гитаре играет. Борзый очень. Ну я ему эту гитару об голову и раз-бил. Видно, сотрясение мозга небольшое парень получил. Ничего, отле-жится. Как думаешь, комбат не будет ругаться?
- Час от часу не легче. А если бы ты его прибил?
- Да я вроде легонько.

Однако Вторушин сделал вид, что ничего не произошло и никому не докладывал. Через пару дней боец отлежался и встал в строй. Старо-служащие солдаты затаили зло на старшину и началось тихое и незаметное игнорирование всех его приказов и распоряжений. Прапорщик злился, но сделать ничего не мог.

Когда батарея заступила в наряд по столовой, то они так умело и не явно развалили дело, что полк лихорадило целый день: то завтрак не готов вовремя, то на обед не хватило еды и одна рота осталась голодной, то при сдаче наряда обнаружилась огромная недосдача посуды. Целый день на Ковальчука орали по очереди зампотыл полка, начальник продслужбы, командир дивизиона и дежурный врач. И к концу своего первого наряда в полку он уже был морально сломлен. Поздно вечером старшина вызвал к себе в каптерку старослужащих и заключил своеобразный "пакт о ненапа-дении". С этого момента зачастую стал их называть по именам и закрывать глаза на мелкие нарушения воинской дисциплины.

А еще через несколько дней он принес удивленному командиру ба-тареи выписку из приказа по полку, в котором он был назначен начальни-ком склада бронетанкового имущества. На Вторушина было жалко смот-реть. Он просто не мог поверить, что такой верзила не мог справиться с ба-тареей. На прощание прапорщик сказал:
- Извини, комбат, но работать старшиной тяжело. В СССР я был начальником склада. Это мне привычно. А бодаться с этими пацанами и тратить себе нервы - не по мне. У меня семья. Зачем мне такой геморрой. Вы – офицеры, у вас работа такая. А я спокойной жизни хочу.
- Ну ведь ты имеешь все данные, чтобы быть хорошим старшиной.
- Если честно, я может быть и остался бы. Но я не молодой дурачок и все вижу и понимаю. В батарее – бардак. За эти дни помощи мне от вас не было никакой. Вы получили старшину, ручки пожали от удовольствия и кинули меня как котенка в воду: авось выплывет. От вас и дальше все бу-дут разбегаться. Извините, если что не так сказал. Я человек простой.
У Вторушина играли желваки, но он смолчал. Теперь Иван был на-чальником склада и ругаться с ним не имело смысла.

*     *     *

Минул праздник 8 марта. Николай, как и обещал Русакову, ходил опять в гости к девушкам из Военторга. Лена по-женски интуитивно по-чувствовала, что у лейтенанта появилась другая. Однако виду не подала. Пожурила его за то, что он совсем ее забыл и не навещает. Все так же по-зволяла себя целовать и ласкать, но не более того. Понимая, что история повторяется, и никаких перспектив для любовных утех у него нет, Петров хотел уйти пораньше, но Павел не дал.

"А ну их в баню, - подумал Николай после праздника, - Больше хо-дить не буду. Бестолковое времяпрепровождение. Жениться на ней я не собираюсь. Да и старше она меня. Мать с отцом все равно не одобрят. На-до через кого-нибудь намекнуть ей, чтобы надежд не питала. Лучше с Кат-рин дело иметь. Та хоть ничего не требует и ничего не ждет от меня". А между тем у Пузырева, их сотоварища по компании, дело шло к свадьбе, что страшно злило и раздражало двух других девушек, которые не смогли склонить к этому своих ухажеров.
Приближался полевой выход артиллерии. У Сани была жена на сносях, и он просил Вторушина оставить его в Котбусе, чтобы самому проводить ее и посадить на поезд в СССР. Комбат, подумав, сказал, чтобы тот выехал на полевой выход и помог разбить лагерь. А после этого можно и отпустить на несколько дней. Ободренный таким обещанием, Белов ра-ботал, как угорелый.

Стоит отметить, что полевой выход артиллерии в №-ском полку длился недели три. Несмотря на все просьбы начальника артиллерии, ко-мандир полка больше не давал. Шутка ли, едва не треть полка убывала на сборы артиллерии: дивизион, противотанковая батарея, взвод управления начальника артиллерии и артиллерия батальонов. Пожилые офицеры радо-вались выходам, где они могли позволить себе каждый вечер вдали от се-мьи проводить с кружкой пива и неизменной игрой артиллеристов - пре-ферансом. Молодые офицеры тяготились этими длительными полевыми выездами, стараясь по возможности на выходные уезжать в город, благо полигон был недалеко.

Но на этот раз начальник артиллерии решил вывести артиллерию к черту на кулички - на большой полигон в районе Ютербога. Чтобы, как он выразился, пехота не мешала делом заниматься. Не успела колонна артил-лерии отъехать от полка и 10 километров, как на очередном повороте ее уже караулила машина миссии связи Великобритании. Так называемые миссии связи зачастую были легальным прикрытием для работы разведчи-ков. На территории ФРГ работали представители СССР, а в ГДР, соответ-ственно, Англии, Франции и США. Территории стран были поделены на зоны, где миссиям связи можно было находиться, а где - запрещено. По-этому у военных считалось большой удачей поймать иностранную миссию связи в запретном районе. За это можно было получить серьезную награду.

Как легенды ходили среди офицеров рассказы, как один удачливый комбат запер на полигоне двумя машинами миссию и ему были вручены именные часы от командующего группой войск. Или о том, как незадачли-вые американские миссионеры попытались поговорить с нашими солдата-ми, находившимися на полигоне без офицера. Те задурили головы вежли-вым иностранцам и украли у них из машины дипломат с документами и фотоаппаратурой. А американец потом чуть ли не на коленях упрашивал у них вернуть все это. Но на этот раз миссионеры стояли в разрешенном районе и издали приветливо махали рукой.

По прибытии под Ютербог начальник артиллерии оказался в за-труднительном положении: полигон большой, войск много и начальник полигона, естественно, выделил для лагеря не самое лучшее место. Но ра-бота закипела, и через два дня лагерь стоял. Начались занятия, прошел первый день, второй, но Вторушин и не думал отпускать Белова. Тот не выдержал и подошел к комбату:
- Товарищ старший лейтенант, вы же говорили, что когда лагерь будет разбит, то отпустите меня жену проводить.
- Я не могу отпустить, не в моей власти. Хочешь - иди к командиру дивизиона.
Ругая комбата последними словами, лейтенант кинулся к Санину, но тот направил его к начальнику артиллерии. И лишь пожилой полковник вошел в положение Белова и отпустил его. Через три дня Саня вернулся явно не в лучшем настроении духа. Не дожидаясь вопроса, со злостью вы-палил:
- В гробу и белых тапочках видел я эту службу, комбата и коман-дира дивизиона вместе взятых. Представляешь, жена меня не дождалась и укатила сама. Спасибо, замполит полка помог ей с билетами и дал офицера в провожатые. Как она там с животом вещи сама собирала - не представ-ляю. Начальнички гребаные. Даже жену беременную по-человечески про-водить нельзя. Ну что за жизнь собачья. Тоска. Когда обратно ехал, спаси-бо, поляки в электричке голодного советского офицера курицей накормили и пивом напоили.
- А чего они здесь делают?
- Что-что, работают, вкалывают на немцев. Пять дней вкалывают, на субботу и воскресенье - домой, в Польшу.
- А что у них, в Польше, работы не хватает?
- Наверное. Немцев ругают. Не любят они друг друга, видно, на генном уровне. А сами к ним работать ездят. Чудно как-то, ей богу.
- Ладно, не расстраивайся. Еще ножки обмоем твоему будущему ребенку. Пока могу предложить пива.
- Отлично. Сразу видно, настоящий товарищ. С полуслова понима-ет запросы коллег по службе.

*     *     *

Полигонная жизнь входила в свое русло. Практически каждый день и каждую ночь танки, боевые машины пехоты, бронетраспортеры, само-ходные артиллерийские орудия и другая боевая техника советских войск утюжили немецкую землю. Как только какой-нибудь полк или батальон убывал с полигона, на его место тут же приходил другой. По началу было трудно привыкнуть к постоянному гулу, но потом свыклись. Развернутая группировка войск готовилась к войне серьезно.

Однако есть и другая сторона медали: где большие массы войск интенсивно занимаются боевой подготовкой, там обязательно есть потери. Особенно у танкистов. На памяти у Петрова практически не было такого месяца (за исключением рабочего периода), когда бы начальник штаба полка не зачитывал на совещаниях приказы по группе войск о тяжелых происшествиях у танкистов в период проведения учений и боевых стрельб. То при разгрузке (или погрузке) кого-нибудь раздавят, то танк в танк во время ночной стрельбы попадет снарядом и тому подобное. Видимо, от-части и этим риском профессии вызвано уважение к танкистам в целом.

Взвод управления Петрова по несколько раз в день разворачивал и сворачивал командно-наблюдательный пункт батареи, при этом погляды-вая на секундомер лейтенанта и проклиная его педантичность вместе со сборником нормативов. Во время одного из занятий возле какого-то ста-ционарного узла связи они обнаружили заброшенную братскую могилу бойцов Красной Армии времен второй мировой войны. Выбитые на потре-скавшихся кое-где плитах фамилии давно не подкрашивались и поэтому были не видны. Это обстоятельство неприятно удивило и Николая и солдат его взвода. На советском же военном полигоне оказывается некому было ухаживать за могилой соотечественников. Об этом случае лейтенант доло-жил комбату и командиру дивизиона.

В ближайший парково-хозяйственный день часть батареи со Вто-рушиным и Петровым была направлена к месту воинского захоронения. Николай с удивлением наблюдал, как вчерашние разгильдяи и лодыри с усердием чистят могильные плиты и дорожки, подкрашивают белой крас-кой фамилии своих когда-то погибших на этой земле предков. По всему было видно, что здесь весной 1945 года были жаркие бои.

Неожиданно к ним подошел незнакомый моложавый капитан с эмблемами войск связи и начальственным голосом произнес, обращаясь к Вторушину:
- Товарищ старший лейтенант, потрудитесь ответить, кто вы такие, и что делаете возле узла связи?
- Мы-то? Мы из артиллерийского дивизиона №-ского полка. А воз-ле узла связи мы приводим в порядок могилы наших погибших в войну солдат, до которых видно не доходят руки у командования этого славного узла связи.
- Не хамите. Я сотрудник особого отдела. И у меня своих задач хватает.
- Извините, не знал. У вас, действительно, так много задач. Где уж тут до каких-то могилок, - с издевкой ответил Вторушин. Все сержанты и солдаты с нескрываемым презрением смотрели на подошедшего предста-вителя всесильной организации. Тот, видимо, это понял и, соблюдая дос-тоинство, неторопливо ушел.
- Вот козел, постыдился бы на кладбище выпендриваться, - закон-чил Вторушин. Присутствующие одобрительно загудели.

На итоговых стрельбах взвод Петрова отличился: был подготовлен неплохой командно-наблюдательный пункт, разведчики, дальномерщик и связисты работали без замечаний. На фоне троечной стрельбы Молочкова Николай получил отличную оценку, чем вызвал похвалу начальника ар-тиллерии полка. Авторитет лейтенанта явно пошел вверх. Он только сей-час начал осознавать пользу от своих знаний, полученных в училище. По-этому возвращался с полевого выхода с легким сердцем. Но по приезду в полк его ждало неприятное известие: кадровик с подачи командира диви-зиона не разрешил ему перевод в противотанковую батарею. Пришлось, сжав зубы, продолжать служить в нелюбимом подразделении.

*     *     *

Николай бесцельно лежал на койке, уставившись в потолок. За ок-ном был теплый апрельский вечер. Зашел неунывающий Русаков:
- Чего притих, артиллерия?
- Да вот, думаю, почему зенитчиков мухобоями называют?
- Старая шутка. И совсем не смешная. А поговорку про нашего брата знаешь?
- Нет.
- Слушай: в поле лежит офицер ПВО, нет, не убит, замотали его.
- Очень смешно. Прямо живот надрываю. Когда смеяться то?
- А чего ты такой грустный.
- Так. Лежу, думаю. Ты знаешь, что нашего молодожена Пузырева назначили заместителем командира роты?
- Знаю, ну и что.
- Ничего. Еще годик послужит, и роту получит. Потом, глядишь, в Академию соберется. А я, чувствую, как командиром взвода приехал, так командиром взвода и уеду. Надо было в пехотное училище идти.
- А ты Пузырева по себе не равняй. Он не нам чета. У него какой-то родственник большим начальником в штабе группы войск служит. А ты думал, чего он так нос задирает. Между прочим, простые офицеры и в пе-хоте могут быть вечными взводными. Старое, как мир, слово "протекция" довлеет над судьбами служивых людей. Увы, товарищ лейтенант, увы. По-ка в мире существуют родственные чувства, ничего в нем изменить нельзя. Прими как аксиому и не буравь потолок глазами. Предлагаю сделать про-гулку по городу.
- В нашу "забегаловку" не хочу. Опять одни и те же рожи.
- Совершенно справедливо. Поэтому предлагаю прогуляться по-дальше. Котбус большой, авось найдем какое-нибудь экзотическое местеч-ко.
На сборы ушло немного времени и вот они вышли в вечерний го-род. После долгих поисков нашли незаметное кафе на одной из тихих уло-чек. В полуосвещенном зале посетителей было немного, и лейтенанты ре-шили остаться. Присев за столик и заказав водки с закуской, они утолили голод и только после этого огляделись. У обоих молодых людей глаза мед-ленно начали округляться. Вокруг сидели немцы и неторопливо потягива-ли свое пиво. Ничего примечательного кроме одного обстоятельства: все они как один были в наколках.
- Коля, черт, мы, кажется, с немецкими уголовниками в одной ком-пании оказались.
- То-то, я гляжу, официантка на нас странно посмотрела.
- Что делать будем. Может, уйдем, пока не поздно.
- Да мы вроде никому не мешаем. Зато здесь народу немного.
Действительно, посетителей было мало. Немцы, неторопливо рас-смотрев незваных гостей, продолжили свои занятия. Через некоторое вре-мя в кафе ввалилась шумная компания кубинцев. Вообще в городе было много приезжих рабочих. Не считая поляков, в Котбусе работали и венгры, и чехи, а также кубинцы и позже вьетнамцы. Хуже всех себя вели кубин-цы. Часто устраивали драки. То ли в силу своего южного темперамента, то ли имея свои собственные представления о порядке.
Услышав русскую речь, один из них подошел к столику офицеров с рюмкой и произнес: "Куба-Руссо-дружба!" Пришлось с ним выпить. Потом еще и еще. Только исчерпав свой немногочисленный словарный запас рус-ских слов, кубинский гость отошел. Началась дискотека. Подвыпившие лейтенанты пошли танцевать. На площадке они увидели двух знакомых немок легкого поведения, которые постоянно крутились в ресторане возле полка. Те помахали им рукой и продолжали веселиться.
- Может, закадрим, - предложил Петров.
- На хрен они тебе сдались, в нашей "забегаловке" уже надоели, «насосы». Повеселятся за твой счет и упорхнут.
Однако когда вечер был в самом разгаре, обе девушки с перепуган-ными лицами прибежали к столику офицеров. Как по команде сели им на колени и обняли за шеи. Не успели лейтенанты еще ничего сообразить, как те наперебой защебетали:
- Кубина сказал, что если я сегодня не его, он будет меня зарезать.
Первым очнулся Павел:
- Ну и влипли. Чего делать будем? Нам еще не хватает из-за этих дур с кубинцами подраться. Скандал мировой. Вот тебе и тихое место.
- Поздно, посмотри, кто к нам идет.

К ним медленной походкой приближался тот самый кубинец, кото-рый с ними пил. Взгляд его сверкал злобой и не предвещал ничего хоро-шего. За столиком можно было наблюдать комичную картину: две испу-ганные донельзя девицы сидели на коленях у таких же испуганных моло-дых людей и крепко обнимали их за шею. Как будто только-только после долгой разлуки увидели своих любимых, а их опять хотят разлучить.

Кубинец долго смотрел на них немигающим взглядом. За столи-ком, где сидели остальные кубинцы, было тихо. Немецкие уголовники то-же притихли. Все с нескрываемым интересом ждали развязки. Но удача се-годня была на стороне лейтенантов. Оппонент, медленно ворочая языком, наконец произнес: " Куба-Руссо-дружба! Моя женщина - твоя женщина". Потом повернулся и также неторопливо ушел. Николай и Павел быстро расплатились и вместе с девушками выбежали на улицу, которые вцепи-лись им за руки и ежеминутно кричали: "Мы с вами!" Только в трамвае они наконец отцепились и повеселели. Не доезжая до конечной остановки, немки махнули руками обиженным офицерам и упорхнули.

- Вот наглые! Мы их выручили, а они - ни грамма благодарности, - прошипел Петров.
- Я же тебе говорил: «насосы». Толку никакого. Они также повесе-лились за счет кубинцев, а когда те сказали, что пора и на кроватку идти, да еще пригрозили - сразу к нам приклеились. Кубинцы народ простой: кто девушку ужинает, тот ее и танцует, ха-ха-ха.
- Однако повеселились.

*     *     *

На одной из окраин Котбуса находились советские армейские склады и хлебопекарня. К ним подходила железнодорожная ветка, по ко-торой осуществлялся подвоз различного имущества для войск. В один из дней Петров как старший рабочей команды выехал туда с солдатами своей батареи, чтобы разгрузить вагон со щебнем. Однако немецкие железнодо-рожники не подогнали его до самого тупика, а отцепили перед стрелкой. Лейтенант по своей неопытности не обратил внимание на то, что она не была зафиксирована в нужном положении. Поэтому когда солдаты сняли с тормоза и медленно покатили вагон в тупик, то, о ужас, он передними ко-лесами сошел с рельс!

У Петрова неприятный холодок пробежал по спине. Этого только не хватало! Бойцы чесали затылки, сочувствовали, но тем самым только подливали масла в огонь: "Что будет-то теперь, а? Немцы увидят, небось скандал закатят".
Николай чертыхнулся, приказал всем находиться на месте и с Хме-левым пошел на склады. На КПП дежурил дородный, среднего роста и не-определенного возраста прапорщик.
- Товарищ прапорщик, подскажите, пожалуйста, что можно сде-лать, а то вагон передними колесами с рельс сошел!
- Возле стрелки?
- У нее, гадины.
- Да и вагон видимо с грузом?
- Полный щебенкой.
- Ну и влип ты, лейтенант. Однако не первый и наверное не по-следний. Часто там вагоны сходят. Не смотрят товарищи офицеры на стрелку, а надо.
- А я откуда знал.
- Так никого не интересует, знал, или нет. Теперь надо немецким железнодорожникам сообщать. Они пригонят кран, поднимут и отгонят ва-гон, проверят путь и выставят счет тысяч на десять марок.
У Петрова зарябило в глазах:
- Слушай, но ведь есть же какой-то другой выход. Сам же сказал, что я не первый!
- Есть, конечно. Как не быть. Нужно пару танковых домкратов. И всех делов. Они как раз вагон поднять немного могут, чтобы поставить его на рельсы.
- А где эти домкраты взять?
- Да у нас на складах. Найдешь прапорщика Костенко, с ним и до-говаривайся.
Петров как ужаленный целый час носился по территории складов, разыскивая этого чертова Костенко, пока ему не рассказали, где он живет. Дело шло к обеду. Этот дом был рядом со складами, поэтому лейтенант тут же помчался к «спасителю» в «гости». Каково было удивление офице-ра, когда дверь ему открыл тот самый прапорщик с КПП:
- Так это вы Костенко?
- Ну, я.
Петров еле сдержал себя. Ему так хотелось врезать по этой сытой и самодовольной морде, хозяин которой специально отправил Николая на поиски себя самого. По всей видимости для того, чтобы поднять цену ус-луги.
- Так, понятно, что нужно от меня?
- Две бутылки водки.
- Будет.
- Лейтенант, как говорится, утром деньги - вечером стулья.
- Хорошо, сейчас приду, где будете находиться?
- На КПП, естественно, я же в наряде, дорогой мой.
Через 20 минут Петров с двумя бутылками водки был на месте. Удовлетворенный прапорщик спрятал их в сейф. Затем они пошли на склад, где он выдал два домкрата:
- Смотри, лейтенант, аккуратней. И сразу верни.
Действительно, два домкрата смогли приподнять вагон с одного конца, но шпалы при этом предательски трещали. Наконец вагон был во-дружен на рельсы. Все облегченно вздохнули. Петров посмотрел на часы и злым голосом подал команду:
- Быстро вагон в тупик и начинать разгрузку!
Через некоторое время на площадку подъехал дежурный по полку. Увидев, что разгрузка только началась, он недовольным тоном высказал старшему команды:
- Лейтенант, чем твои бойцы здесь занимались полдня. Загорали, что ли?
- Вроде того. Все будет в порядке, товарищ капитан, не переживай-те.

*    *     *

Жизнь полка продолжала идти своим неизменным порядком. Со всей причитающейся ей нервотрепкой прошла весенняя проверка. Затем - увольнение в запас отслуживших установленные сроки солдат и сержантов и набор молодых. Заместитель командира взвода Молочкова уволился во-время. Корнейчика увольняли со скандалом и в одну из последних партий: замполит дивизиона припомнил ему разбитую челюсть и синяки у моло-дых солдат.
Петрова опять назначили в карантин, чему он весьма обрадовался. Когда вернулся, то был чрезвычайно удивлен произошедшими событиями. Помощник начальника артиллерии полка, а это была капитанская долж-ность, заменился в СССР. Произошел тот редкий случай, когда заменщика не прислали. Начальник артиллерии предложил эту должность Жене По-номарчуку и тот с готовностью согласился. Буквально за две недели про-изошло маленькое чудо. Человек преобразился: из затурканного, вечно не-досыпавшего, часто небритого, сморщенного немолодого офицера вдруг получился ухоженный моложавый капитан с румяным веселым лицом.
Переход с капитанской должности командира батареи на капитан-скую должность стоили ему некоторого понижения в окладе. Но разве можно было сравнивать эти несчастные рубли и марки с относительной свободой штабного офицера, не имеющего личного состава в непосредст-венном подчинении. Женя был простой офицер, работяга. А поэтому в его поведении не появились барство и чванство по отношению к офицерам ди-визиона и других артиллерийских подразделений полка.

Пользуясь каждым удобным случаем, он рассказывал словно сказку о своем волшебном превращении из "заморыша" в "принца": "Товарищи офицеры, не поверите, когда сдавал батарею, еще не понял, что произош-ло. Всю первую неделю отсыпался. Понял только тогда, когда смог про-вести всю субботу и воскресенье с семьей. И никто, представляете, никто меня не вызывал, никто не драл за то, что какой-то солдат напился, под-рался или в самовольной отлучке. Мне наконец-то в жизни повезло!"

Однако все офицеры дивизиона понимали, что эта должность для «вечного» капитана, что Женя никогда уже не поступит в Академию. Но сейчас они ему завидовали и каждый хотел бы оказаться в этой белой касте офицеров штаба полка. Но… не на должности «вечного» капитана.

На место Пономарчука по замене прибыл командир батареи из Одесского военного округа, худощавый, среднего роста и при этом немно-го сутулый капитан Виктор Онищенко. Он был также из разряда "простых" офицеров и поэтому сразу втянулся в должность, как добрая рабочая ло-шадь, привыкшая к ежедневной тяжелой работе. Но при этом Онищенко по сравнению с Пономарчуком был более жестким и требовательным в от-ношении дисциплины. Поэтому в третьей батарее резко пошли на убыль мордобой и разные мелкие нарушения. А Женя занимался вопросами по-рядка и исполнительности тогда, когда был сильно пьян. Был случай на полевом выходе, когда он в большом подпитии за что-то здорово разо-злился, схватил лопату и гонял всю батарею. А солдаты вернулись в палат-ки только тогда, когда разбушевавшийся комбат успокоился. Но в повсе-дневной жизни, и будучи трезвым, он был мягким и добрым человеком, что моментально использовали бойцы в своих интересах, никак не соче-тающимися с интересами службы.

Кроме этого, во всех гаубичных батареях заменились старые ко-мандиры взводов, в том числе и Молочков, который попал не в самый пло-хой Ленинградский округ. Ведь зачастую замена из Германии шла в Забай-кальский, Дальневосточный и Закавказский округа. Хотя, конечно, были индивидуумы, которые умудрялись по несколько раз менять Группу совет-ских войск в Германии на Белорусский (или Московский) военный округ и наоборот.

Однако самым главным событием в жизни дивизиона стало снятие с должности Вторушина и назначение на его место командира взвода из минометной батареи первого мотострелкового батальона лейтенанта Юрия Везуненко. Лейтенант, приехавший в полк вместе с Козловым, Скворцо-вым и Петровым, прослужил только год в батальонной артиллерии и был назначен на должность командира батареи в артиллерийский дивизион! Вся артиллерия полка была повергнута в шок. Возмущению командиров взводов, прослуживших по три-четыре года, не было предела. Все загово-рили, что он "блатной", что он чуть ли не родственник начальника артил-лерии полка, тоже украинца. Даже в пехоте не было такого быстрого про-движения. Однако по слухам в отсутствие командира батареи, находивше-гося в отпуске, он отлично справился с его обязанностями и не то что не допустил каких-то происшествий в подразделении, а наоборот, так "закру-тил гайки", что начальник артиллерии был просто поражен.

Придя в батарею и приняв доклад от Хмелева о положении дел во взводе, Петров, скрипя сердце, направился в канцелярию, чтобы доложить о своем прибытии новому командиру батареи. Конечно, Николая короби-ло, что теперь придется подчиняться своему сверстнику, так лихо продви-нувшемуся по служебной лестнице. Никакие трезвые доводы насчет того, что Юрий был более сильным командиром, душа не хотела принимать в расчет.

Зайдя в канцелярию, он деревянным тоном доложил Везуненко о прибытии из "карантина". Тот предложил ему присесть. Несколько минут они молча изучали друг друга. Новый комбат был среднего роста и очень худощав. Черные волосы и глаза, смуглый цвет кожи выдавали в нем укра-инца. Наконец он первым прервал молчание и неестественным для его щу-плой фигуры громким голосом произнес:
- Ну что, давай знакомиться. Юрий. Теперь нам долго служить вме-сте. Надеюсь, мы будем понимать друг друга.
Каким то внутренним чутьем Петров понял, что должен как-то обо-значить ту разницу в должностном положении, которая у них появилась, несмотря на то, что выпускались они из военных училищ в один год. Не-смотря на возникшее чувство обиды, он глухим голосом ответил:
- Николай. Я думаю, что будет неправильно, если называть тебя по имени. Комбат есть комбат. Поэтому я решил, что буду называть тебя по имени и отчеству, или просто по отчеству. Думаю, что для батареи и для наших взаимоотношений так будет лучше, Юрий Викторович.
- Спасибо, - крепко пожав руку, ответил Везуненко.
- Юрий Викторович, а где Вторушин? У него как минимум по при-казу есть пять суток на сдачу дел и должности.
- Ты знаешь, я в первый же день подписал ему все акты, лишь бы он больше не мешал и не ходил в батарею.
- Но ты же повесил себе на шею все его недосдачи. Тут мрак что творится.
- Я все знаю. Но оттого, что я ему чего-нибудь не подписал, ничего бы не изменилось. Он занял бы на время у Сущенко, например, недостаю-щие шмотки. А бойцы ночью перенесли бы все обратно. А я остался бы все равно ни с чем, за исключением густой лапши на ушах. Так что черт с ним, пускай уходит побыстрей. Приходиться начинать все с нуля.
- В общем, недалеко от истины.
- Николай, раз уж пошел откровенный разговор, я хочу, чтобы у нас не осталось недомолвок и каких-то подозрений. Ты не смотри, что я лейте-нант и в один год с тобой училище закончил. Ты, кстати, какое закончил? №-ское? Знаю, хорошее училище. А я Сумское. Тоже неплохое. Так вот, перед училищем я прослужил в армии два года. А перед армией еще тех-никум закончил. Так что не совсем я и молодой. В училище был старши-ной батареи. Поэтому мне было гораздо легче в службу входить, чем тебе - школьнику. А знаешь, чем я понравился начальнику артиллерии? Когда мой комбат был в отпуске, я оставался за него. Как раз в это время началь-ник артиллерии обходил все батареи и осматривал солдатские тумбочки. Помнишь?
- Да, конечно. Он тогда в дивизионе всем комбатам без исключения разнос устроил.
- Вот-вот. А я перед этим своих бойцов предупредил, чтобы уком-плектовали тумбочки. Через день проверил - хрен там ночевал. Ни зубных паст, ни зубных щеток, мыло на огрызках бумаги. В общем, как обычно. Ну я их предупредил, чтобы на меня не обижались. Когда получил на ба-тарею денежное довольствие, то на все деньги и закупил щетки, пасты, мыльницы, мыло и даже одеколон каждому. И перед приходом начальника артиллерии все выставил. Наш старичок был, конечно, в шоке. Он приво-дил ко мне всех командиров батарей полка как на экскурсию. Но ты пред-ставляешь, как я рисковал? Хорошо, что бойцы покуксились и рукой мах-нули, мол, чего с дурака взять. А если бы жалобу в военную прокуратуру накатали? Где бы я сейчас был? Тот же начальник артиллерии растоптал бы меня и ноги вытер.
- Однако рисковый ты парень.
- А по другому, Николай, мне, как офицеру из простой семьи, не выбраться из вечных старших лейтенантов.
Петров невольно задумался. Такой наглости, как у Везуненко, у не-го нет. Так что же теперь? Вечный взводный? Его даже передернуло. Юрий продолжал:
- Ты думаешь, мне было большой радостью принимать эту «раз-долбаную» батарею? Теперь минимум год придется пахать, как папе Кар-ло, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Перед начальниками служб при-дется проституткой крутиться, чтобы списать все имущество, которое «просрал» Вторушин. Да еще бойцов надо в чувство приводить. Тут все равно без вашей помощи не справиться. А я уже справки наводил. Саня Белов - не помощник. Он морально давно сломался. Как мне с ним рабо-тать? А ведь он раньше меня из училища выпустился? Хорошо хоть то, что скоро молодой командир взвода подъедет. А Саню придется куда-то уби-рать из батареи. Лучше, если сам догадается уйти. Пока одна надежда на помощь только от тебя. И то до конца в тебе я не уверен. Прости за откро-венность.
Николай сначала даже опешил от такого поворота разговора. Но потом понял, что комбат прав. Незачем оставлять белые пятна и какие-то недоговоренности. Видно было, что этот человек тонкий психолог и умеет разговаривать откровенно, когда это нужно.
- Ладно, комбат, я тебя понял. Мне самому до чертиков надоела та-кая собачья жизнь. Пора наводить порядок. Но только быстро это не полу-чится.
- Естественно. Но все равно я рад, что мы нашли с тобой общий язык.

*     *     *

Поначалу сержанты и солдаты батареи скептически отнеслись к новому командиру батареи, который по сравнению со Вторушиным ни ростом ни комплекцией не мог похвастаться. Но знание солдатской души и умение играть на ее потайных струнах в сочетании с сильной волей и це-леустремленностью быстро дали свои плоды. Батарея тотчас ощутила на себе тяжелую руку нового командира. Каждая его фраза, сказанная перед строем, била точно в цель, сражая психологического противника наповал. Когда по заведенной неофициальной традиции старослужащие за 100 дней до приказа об увольнении подстриглись наголо, он всех их вывел из строя, не взирая на лица и звания, и сказал: "Те, кто думает, что им осталось слу-жить 100 дней, ошибаются. Им, как минимум, служить еще 150 дней, а не-которым и по 200". Раздавшийся смех солдат третьего периода службы окончательно разбил лагерь старослужащих.

Молодых солдат он не только не бил, но даже и не кричал на них, так как считал это занятие совершенно бесполезным. За все спрашивал с сержантов. И те, в свою очередь, начинали чувствовать свою ответствен-ность, подтягивались и начинали орать на своих одногодков - рядовых. Это было так непохоже на стиль Вторушина, что Петров еще долго не мог привыкнуть. Лейтенант часто вспоминал произошедшую при старом ком-бате сценку.
Старослужащий послал молодого солдата в столовую своровать хлеба. Тот смог стянуть буханку, но на подходе к казарме дивизиона его поймал начальник штаба и привел к Вторушину с "наилучшими пожела-ниями" и нравоучениями. Тот наорал на вконец испуганного солдатика. Потом не нашел ничего лучшего, как вызвал дембеля-мордоворота и ска-зал: "Эта сволочь, видишь ли, не наедается, хлеб ворует в столовой. Скор-мить ему всю буханку!" А Петрову лишь оставалось быть невольным сви-детелем того, как под присмотром командира батареи старослужащий, ко-торый сам послал этого бойца на воровство, теперь с напускным чувством негодования отрезал и запихивал в рот ни в чем не повинному солдату ку-сок за куском хлеба, хотя тот сквозь слезы еле-еле успевал проглатывать его. В конце концов его вырвало и комбат прекратил экзекуцию.

Теперь о таком происшествии даже и речи быть не могло. При всем при этом комбат не выдумывал никаких страшных кар для провинившихся разгильдяев. Он просто жестко следил за соблюдением распорядка дня и полноценным выполнением тех мероприятий, которые запланированы в расписании занятий. Действительно, в ходе боевой подготовки все занятия, кроме политической подготовки, так или иначе связаны с физическими на-грузками. И если их проводить с полной выкладкой, то уже после обеда солдат начинает клевать носом и мечтает об отбое. Но не тут-то было: чи-стка оружия и спортивно-массовые мероприятия, опять же проведенные на полную катушку, так доведут до посинения самого отъявленного казар-менного хулигана, что тот уже будет думать только о том, как добраться до кровати.

Однако в плане материальном новому комбату было очень тяжело. Ему в полной мере пришлось пережить стыд первых месяцев командова-ния: выявленная на очередном смотре убогость учебно-материальной базы, дырявые и разорванные палатки на очередном недельном полевом выходе с первым батальоном. В довершение всех бед как раз в тот момент, когда в лагерь приехал с проверкой командир дивизиона, на глазах у всех внезапно загорелась и сгорела дотла одна из палаток. Позор был полный.

Командир дивизиона распекал Везуненко за все подряд, вспоминая через каждую минуту сгоревшую палатку. Тот лишь молчал и бледнел. Санин не видел глубоких процессов, происходящих в батарее, обращая внимание лишь на внешние признаки сохраняющегося беспорядка. При этом часто на совещаниях намекал, что лейтенант рановато получил бата-рею. Все заместителю дружно поддакивали командиру дивизиона. За ис-ключением зампотеха.
Везуненко любил технику и первым делом принялся за приведение в порядок машин батареи. Майор Иванченко увидел это рвение и тут же подружился с комбатом. Достаточно редко среди командиров были офице-ры, любившие и знающие автомобильную технику. Найдя общий язык с автомобильной службой, Юрий постепенно заменил неисправные аккуму-ляторы, рваные тенты, отремонтировал неисправные машины. Конечно, все это было сделано не за красивые глазки. Приходилось неоднократно поить начальника автослужбы. И тот, наконец, смилостивился: списал не-исправное имущество и выписал новое.

Труднее было с аккумуляторами. Это вещь дорогая с большим сро-ком эксплуатации. Выкручивались, как могли. Один раз командир отделе-ния водителей, будучи со своей машиной в наряде по комендатуре, с рис-ком для себя ночью снял с задержанной машины хороший аккумулятор и поставил туда свой плохой. Комбату пришлось посмотреть на это сквозь пальцы.

Пока не было старшины, проблема недосдачи вещевого имущества висела на батарее. Без старшины даже такому сильному человеку, как Ве-зуненко, было очень трудно. И, о чудо, через некоторое время Юрий на-шел старшину. Это событие вызвало бурю обсуждений в полку. В батарею пришел не кто-нибудь, а начальник склада автомобильного имущества прапорщик Петр Гарастюк.

*     *     *

Прапорщики, или как их называли "ближайшие помощники офице-ров", были особой кастой в Вооруженных силах СССР. Появившись в со-ответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18.11.1971 года, они тут же прочно заняли свою нишу между офицерами и сержанта-ми. Сами прапорщики негласно делили себя на несколько категорий:

1. "Уважаемые" - начальники всевозможных складов, особенно ве-щевых, продовольственных и автомобильных.

2. "Умные" - служившие в штабах делопроизводителями, началь-ники лабораторий и мастерских, секретчики, техники, инструкторы, ком-сомольские работники и т.д.

3. Ну и та категория, для которой, собственно, и был создан инсти-тут прапорщиков, как-то не получила определенного названия - старшины рот и батарей, командиры взводов обеспечения и хозяйственных взводов. Это были самые высокие по окладу должности среди прапорщиков, но и самые ответственные. Поэтому многие прапорщики не торопились наде-вать на себя хомут старшины или командира взвода, предпочитая более спокойную работу.
Вместе с тем, если командиры взводов обеспечения и старшины отдельных рот имели хоть какую-то свободу действий, то старшины рот и батарей батальонов и дивизиона были поставлены в жесткие рамки жизни обычного линейного подразделения. И вся тяжесть нарядов по столовой была свалена именно на них, которые по численности составляли едва ли третью часть прапорщиков полка.

Чтобы стать прапорщиком, надо было закончить одну из школ пра-порщиков, которые имелись в каждом военном округе. В них могли посту-пить не только люди гражданские, отслужившие армию, но и солдаты, прослужившие не менее 1,5 года. Как правило, такие скороспелые пра-порщики из вчерашних солдат редко выдерживали испытание сваливши-мися на них "свободы и власти", частенько спивались и с позором уволь-нялись. Выдерживали и оставались служить в основном те, кто успевал жениться. Забота о семье заставляла более серьезно относиться к жизни.

Вместе с тем скромное денежное содержание зачастую способство-вало тому, что часть прапорщиков, имевших доступ к материальным цен-ностям, путем различных ухищрений умудрялись кое-что присваивать. Не зря в Советской армии о прапорщиках ходили крылатые поговорки типа: "Помни, в части ты не гость! Унеси хотя бы гвоздь".

Прапорщик Гарастюк был 35 лет от роду, настоящий "хохол" креп-кого телосложения при среднем росте. Мускулистые руки говорили о не-дюжинной физической силе. Умные, с мужицкой хитринкой, глаза на большом круглом лице всегда смотрели прямо на собеседника. Умение разговаривать с людьми и нравиться начальству позволило ему занять та-кой "блатной" пост, как начальник склада автомобильного имущества. Тем более было непонятно, почему такой "уважаемый" прапорщик согласился стать старшиной не самой лучшей батареи.

Ситуация разъяснилась только тогда, когда Везуненко, Петров и Гарастюк собрались отметить "вливание" в коллектив нового старшины. После того, как водка развязала языки, Петр поведал странную историю. Дело в том, что все начальники складов официально числились в роте ма-териального обеспечения, в которой был свой старшина по штату. Он не был для них начальником, но мог оказать воздействие, ставя в наряд, рас-пределяя через командира роты отпуска и т.д. Как правило, начальники складов вели обособленную жизнь, но старались со старшиной роты мате-риального обеспечения поддерживать нормальные дружеские отношения.

Однако в роте материального обеспечения №-ского полка сложи-лась другая ситуация. Старшина роты, пожилой старший прапорщик, имел большие связи в штабе группы войск и даже в Генеральном штабе. Вопре-ки всем законам служил в Германии уже 7-й год. Командир полка его по-баивался. Реально ротой командовал старшина, а командир роты, капитан, лишь озвучивал его пожелания. При этом старший прапорщик был тонкий психолог и опытный "царедворец". С любым офицером, будь то полков-ник, или юный лейтенант, он разговаривал холодно-вежливо, при этом умел привязывать к себе людей различными услугами. Но потом в нужный момент неминуемо и откровенно обязывал их чем-нибудь. Горе тому, кто попадался на удочку этого хитреца. Особенно было жалко смотреть на офицеров роты материального обеспечения.

Вновь прибывшему офицеру он, используя связи, моментально по-могал со всеми житейскими вопросами: как в сказке появлялась возмож-ность получить неплохую квартиру, побыстрей оформить вызов на жену, подыскать ей работу. От такой услужливости у офицеров начинала кру-житься голова. Но в один прекрасный момент старшина мягким, но на-стойчивым тоном сообщал, что необходимо взять машину, десять солдат, собрать энное количество пустых бутылок по городу и сдать в немецкий магазин. Мол, для роты нужны деньги. Возмущенный офицер бежал к ко-мандиру роты, но тот с бегающими глазами подтверждал унизительное распоряжение. Машина и солдаты были уже готовы и лейтенанту прихо-дилось со стыдом возглавлять команду "по сбору стеклотары".

Деньги старшина зарабатывал не только стеклотарой, но и работой солдат на сборе клубники, яблок и других побочных работах. Все знали о его "широкой" хозяйственной деятельности, но смотрели сквозь пальцы, так как большое количество собранной клубники и яблок уходили в штаб группы войск для нужных людей.

Солдаты роты материального обеспечения вообще боялись этого прапорщика как огня. В его власти было отправить солдата в отпуск или сгноить на гауптвахте. В ущерб другим подразделениям он чаще положен-ного получал на свою роту обмундирование и иное имущество. Поэтому его солдаты всегда ходили в новой и чистой форме. Естественно, ни один начальник склада не мог ему перечить. Прапорщики роты тоже его боя-лись, так как были кругом ему должны. "Паук", как его называли, крепко оплел своей паутиной практически весь полк.

Когда в полк приехал служить его сын, выпускник №-ского обще-войскового училища, он показал всем офицерам, как можно делать карье-ру, имея связи. Уже через год молодого офицера назначили заместителем командира роты, а еще через год "паук" сам ходил по полку, подбирая для сына роту. Тот отчаянно ругался с отцом, не желая быть "блатным" в гла-зах сослуживцев. Но… через некоторое время пришел приказ о его назна-чении. Пришлось лейтенанту принимать роту. Тихий, скромный парень был слабым командиром, но папа быстро подтянул в роте дисциплину. Те-перь уже были две самые чистые и ухоженные роты: рота материального обеспечения и рота сына "паука". Старшина этой мотострелковой роты был на седьмом небе от свалившегося счастья: ни на одном складе отказа ни в чем не было.
Еще через год новоиспеченный командир роты уходит в штаб пол-ка сначала на капитанскую, а потом и на майорскую должность и через не-которое время поступает в Академию имени Фрунзе. Наверное, уже гене-рал, и теперь учит других офицеров жизни, рассказывая как когда-то сам командовал ротой.

И вот в этой "паутиной империи" нашелся только один бунтовщик - Гарастюк. Петр долго с хохляцкой хитростью избегал стычек со старши-ной, но как натура волевая, не мог терпеть диктата старшего прапорщика. Он был единственным человеком в роте материального обеспечения, кото-рый ничем не был обязан старшине и не попался на его удочку. Тот знал это и тоже старался вести себя осторожно. Но однажды "пауку" что-то срочно понадобилось для "нужного" человека из автомобильного имуще-ства. Он вызвал Гарастюка и в приказном официальном тоне приказал вы-дать требуемое со склада. Если бы старшина попытался договориться "по-любовно", то Петр, конечно, уступил бы. Но такого хамства он стерпеть не смог и послал "паука" подальше, напомнив ему, что он такой же «прапор», а не зампотех полка и не начальник автослужбы.

После этого Гарастюка начали медленно выживать из роты. Он как мог сопротивлялся. Но когда ему друзья намекнули, что "паук" может "ор-ганизовать" ему досрочную замену в СССР, Петр лихорадочно стал искать место. Из вакантных были только несколько должностей старшин мото-стрелковых рот и первой батареи дивизиона. Стреляный воробей, он пого-ворил сначала с коллегами прапорщиками и в конце концов попросился к Везуненко. Так волею судьбы в батарею пришел по-настоящему сильный старшина.

*     *     *

Саня ходил и сиял, как начищенный самовар. Пришла телеграмма из СССР о том, что его жена родила мальчика. Везуненко, Гарастюк и Ни-колай поздравили молодого папашу. Лейтенант пригласил всех к себе "об-мывать ножки". Комбат, сославшись на занятость, отказался. Глядя на не-го, отказался и старшина. Хитрый Петро видел, что между Юрием и Бело-вым сложились натянутые отношения. Саня не хотел, или уже не мог рабо-тать с полной отдачей. Здесь ему все опротивело. И Везуненко настойчиво подводил его к мысли о переводе из подразделения. Но несмотря на все служебные неприятности лейтенанта просто распирало от гордости и не отметить рождение сына он не мог:
- Николай, ну а ты что, тоже откажешься от предложения?
- С чего ты взял? Нет, конечно!
- Почему конечно. Видишь, брезгует народ мной.
- Ладно, не переживай. Может и на самом деле не могут, - пытался сгладить неприятные впечатления Петров.
- Все они могут, но не хотят, хохлы хитрожопые! Ты знаешь, мы не будем устраивать банальную пьянку, а пойдем в ночной ресторан. Посмот-рим, как нормальные люди отдыхают.
- Ты угощаешь?
- Конечно.
- Тогда без вопросов.
В городе был один ночной ресторан недалеко от старинного центра города. Работал с 22.00 и до утра. Он считался одним из самых дорогих и престижных. Пришлось надевать приличные костюмы. Ровно в 22.00 лей-тенанты при входе отдали своих 12 марок 50 пфеннингов за каждого и про-шли в еще полупустой зал со сценой, где иногда выступало варьете.
- Пошли наверх, на балкон, забьемся куда-нибудь в уголок, чтобы не сверкать своими рязанскими харями. А то нас за версту видно. Видишь, как немчура оглядывается, - предложил Белов.
- Пошли, ты сегодня хозяин.

Выбрали неприметный столик, из-за которого, однако, были хоро-шо видны зал внизу и сцена. Саня сразу заказал две бутылки водки и при-личное количество еды. "Обмывание ножек" намечалось не шуточное. Из-рядно выпив и слегка закусив, повеселевшие лейтенанты начали громко разговаривать. Обсудили достоинства новорожденного, которого в глаза не видели, затем неоднократно выпили за всех матерей, настоящих и буду-щих. Вспоминали смешные случаи из жизни своего №-ского училища.

За столиком оставалось еще два свободных места. Николай смутно надеялся, что к ним подсядут какие-нибудь девицы. Но этому не суждено было сбыться. Долговязая, тощая и хмурая официантка неопределенного возраста подвела к столику и усадила какого-то молодого человека в оч-ках. Тому принесли пару бутылок пива, и он спокойно и тихо начал его попивать, глядя в зал и как бы не замечая присутствующих за столом.

Саня посмотрел на немца мутным взором, потом на Николая, и ска-зал:
- Смотри, этот придурок пришел в приличный ресторан, чтобы вы-пить бутылку пива. Ну и извращенец. Ты как хочешь, я больше этого тер-петь не могу. Он же весь вечер нам испортит. Коля, объясни ему, пожалуй-ста, ситуацию и налей водки.

Петров заметно заплетающимся языком попытался объяснить сосе-ду о причине вечера. Тот, на удивление, понял, радостно закивал головой и не отказался выпить. Сначала раз, потом еще и еще. Видимо, немецкий то-варищ редко смешивал пиво с водкой, а потому оказался некрепок к тако-му коктейлю. Его быстро повело. Пьяным голосом он позвал официантку и что-то ей заказал. Та удивленно переспросила и удалилась, чтобы вернуть-ся через некоторое время с бутылкой водки и салатами.
- Колян, да ты просто волшебник. Что ты такого нашему другу ска-зал, что он так расщедрился? - выпытывал Белов.
- Да, я такой, я могу! - с пьяной самоуверенностью отвечал Петров.
Время бежало незаметно. На небольшой сцене кто-то выступал, кому-то аплодировали, но небольшой советско-германский коллектив за столом уже не замечал происходящего. Немец горланил свое и стучал себя кулаком в грудь. Саня с сослуживцем о чем-то спорили до хрипоты.

И только тогда, когда Николай попытался сходить в туалет, он по-нял, как сильно сегодня пьян. Первый раз в жизни лейтенант шел, держась за стенку. Белов смеялся до икоты. "Все, наверное на сегодня хватит, и так набрался выше меры, - пронеслось в пьяном мозгу Петрова, - И зачем мы так напились, с какой радости? А-а-а, у Сани сын родился. Красивый, на-верное".

Когда лейтенант с большим трудом вернулся на место, Белов раз-валился на стуле и дремал. Немец с закрытыми глазами равномерно раска-чивался. По всему было видно, что его голова скоро упадет на стол. Нико-лай заботливо убрал перед ним тарелки именно в тот момент, когда очка-рик все-таки рухнул на стол, ударившись лбом и разбив свои очки. "А еще говорят, что только пьяные русские в салаты головой падают" - с какой-то детской обидой на несправедливость подумал Петров и снял с немца очки, аккуратно убрав со стола разбитые стекла. Потом поглядел на часы, кото-рые показывали уже 3 часа ночи.

К столику подошла та самая официантка, опытным взглядом быст-ро оценила ситуацию и попросила расчет. Саня на мгновение открыл глаза, отсчитал деньги и опять развалился на стуле. С очкариком было сложнее. Он так и не проснулся, как она ни старалась его разбудить, вспоминая все немецкие ругательства. Николай с пьяным интересом наблюдал, что будет дальше. А дальше все произошло молниеносно: она схватила его за воло-сы, откинула на спинку стула, достала бумажник и вынула несколько ку-пюр. Затем вложила бумажник обратно и с облегчением отпустила посети-теля, который опять упал на стол. По всей видимости, такие операции она проделывала не раз и не два.

Николаю стало жаль спящего немца, но надо было идти домой. Он кое-как растолкал Белова и они, пошатываясь, вышли на темные улицы ночного Котбуса. Хорошо, что подвернулся таксист. В ином случае они добирались бы до полка очень долго, если вообще не заснули где-нибудь по дороге.

*     *     *

Двадцать лет жизни под началом маркграфа не прошли для лужи-чан бесследно. Знать стремилась «онемечиться», многие принимали хри-стианство, чтобы получить свои же земли. Приезжие немецкие переселен-цы создали значительную прослойку населения и уже влияли на умона-строения. Выросло целое поколение, воспринимавшее германское влады-чество как нечто обыденное. Лишь купцы и странники привозили с севера вести из земель еще независимых родственных народов. От них то и стало известно о новом грандиозном восстании лютичей и ободритов в 983 году. Используя слабость "Священной Римской империи", вожди восставших решили действовать решительно. 29 июля взят Гавельберг, окружен Бра-ниборг. По свидетельству хрониста Титмара, ободриты разрушили Гам-бург, подвергнув его разграблению. Маркграф Дитрих с позором трусливо бежал.

Немецкие дворяне, напуганные размахом выступления славян, предприняли походы для подавления восстания в 986, 987, 991, 992 и 994 годах. Все закончились безрезультатно! В 995 году "обнаглевшие" славяне штурмом взяли Гильдесгейм. Но кто же в этот критический момент при-шел на помощь императору Оттону III? Чехи и поляки! Западные славяне с немцами убивали полабских славян и считали это нужным делом. Надо от-дать должное германским императорам: они хорошо запомнили римскую пословицу - "разделяй и властвуй" и успешно использовали ее в жизни, убивая своих врагов руками своих же врагов. Но в этом году удача была не на стороне императора. Он потерпел неудачу и вынужден был в 996 году заключить мир.

И ободриты, и лютичи, и немцы понимали, что мира нет, есть вре-менное перемирие. И первым ударит тот, кто раньше соберется с силами. В 997 году Оттон III выступил в очередной поход на восставших. В землях лужичан происходило брожение. Странники ходили от города к городу и призывали поддержать братьев, освободиться от проклятых германцев. Многие были готовы примкнуть к восстанию, самые отчаянные уходили тайком на войну. Но местные князьки, обласканные немцами, сумели удержать народ от выступления. Как знать, в какое русло повернула бы ис-тория Европы, если бы в этот момент лужичане поддержали ободритов и лютичей.

Но даже без поддержки сербов немцы были разбиты. А в 1002 году Оттон III умирает. Племена лютичей и бодричей в конце X века и начале XI века вернули все свои земли, уничтожили церкви и бурги. В это же время обостряются германо-польские отношения. Используя слабость "Священной Римской империи", Болеслав I Храбрый, польский король, первым начал войну. Кто же теперь приходит на помощь немцам? Их за-клятые враги - лютичи! В 1003 году они заключили союз с Генрихом II против Польши. Опять славяне убивали славян в союзе с немцами. Тяже-лая война длилась 15 лет и значительно подорвала силы полабских славян. В 1018 году был заключен мир в Будишине. Болеслав I присоединил По-меранию, Мейсенскую марку и земли лужичан, которым было объявлено, что теперь они подданные польского князя. Местные сербские князьки не знали, радоваться им или печалиться. Поляки, конечно, славяне, но … осо-бой любви между этими народами никогда не было.

В 1025 году Болеслав I Храбрый принял титул короля. Во время господства поляков в Котбусе была построена новая крепость. А через не-которое время еще и перестроена! Однако польское господство оказалось недолгим. Уже при сыне Болеслава I Мешко II (1025-1034) Германская империя напала на Польшу. Используя благоприятный момент, на нее на-пали также Чехия и Русь, стремившиеся вернуть захваченные польскими феодалами земли. Польша потерпела крупные поражения и утратила все земли, захваченные Болеславом I.

В период с 1029 по 1034 год император Конрад II отнял Восточную и Мейсенскую марки у Мешко II, и они стали ленами империи. Судя по тому, что польская крепость в Котбусе была сожжена, польский гарнизон сражался до последнего и не собирался отдавать немцам приобретенные земли. Позднее укрепления отстроены заново по немецкой схеме. Больше о польском владычестве в городе ничего не напоминало. А тем временем на севере развивались драматические события.

Гонцы сообщали что Готшалк, князь ободритов (1031-1066), попы-тался создать западнославянское государство через христианизацию. Он, видимо, осознавал, что противостоять продвижению христианства бес-смысленно. А официальное принятие веры может выбить из рук герман-ских завоевателей важный козырь: необходимость продвижения на восток ради распространения учения Христа. Принятие христианства позволило бы обратиться за помощью и покровительством к Папе Римскому. В 1055 году ободриты во главе со своим князем нанесли тяжелое поражение пред-ставителю новой, Франконской династии Генриху III (1039-1056).

Казалось бы, ничего больше не мешает создать объединенное госу-дарство полабских славян и навсегда покончить с господством германских императоров. Окружающие князя люди активно принимают христианскую веру, прибывающие священники проповедуют слово божье в славянских селениях. Но языческое большинство лютичей не было согласно с таким развитием событий. И в итоге началась братоубийственная война ободри-тов с лютичами, которая окончательно истощила силы славян перед лицом внешней опасности. Слушавшие тревожные новости лужичане лишь кача-ли головами и удивлялись глупости своих еще свободных сородичей.

После смерти Готшалка в 1066 году с помощью князей, оставшихся верными языческой вере, к власти пришел князь Крутой. По всей стране ободритов прокатились жестокие расправы с представителями христиан-ской церкви. В Мекленбурге жестоко казнен епископ Иоанн. При большом стечении народа палач вывел на помост дрожащего человека в ободранной рясе. Под рев толпы помощники палача сорвали с несчастного одежду и бросили на плаху. Жалкий крик взмыл над площадью. Два взмаха топора и руки глухо упали на доски, обильно поливая их кровью. Потерявшего соз-нание священника перевернули и палач выверенными уверенными удара-ми отделил от тела ноги. Окровавленные заплечных дел мастера кинули и прижали к плахе обрубок тела епископа. Палач на секунду замер с подня-тым топором и потом под рев толпы опустил его. Через секунду взял от-рубленную голову священника и показал присутствующим. Затем ее при-били к шесту и передали волхвам, а те принесли ее в жертву своему богу Радигостю.

Ободритами опять были разрушены и сожжены Гамбург и Шлезвиг. Но это была уже агония. Попытка создания западнославянского государст-ва на основе христианизации была окончательно похоронена. Пришедший к власти сын Готшалка Генрих (1093-1125) пытался продолжать христиа-низацию княжества. Но подорванные силы в междоусобной борьбе с лю-тичами окончательно развалили государство. Ответный удар не заставил себя ждать.

В 1147 году ободритам и лютичам пришлось прекратить взаимные распри. В этот год объединенные силы саксонского князя Альбрехта Мед-ведя и герцога Гериха Льва предприняли поход против полабских славян. Ободриты с князем Никлотом в союзе со славянами острова Руян отстояли независимость. Лютичи упорно обороняли Щецин (Штеттин), осаду с ко-торого крестоносцам пришлось снять.

Вожди обоих славянских племен с презрением говорили о своем родственном народе лужичан. Ведь они не смогли отстоять свою незави-симость и уже почти двести лет жили под властью германского маркграфа. А тем приходилось приспосабливаться к жизни, платить подати, находить общий язык с немецкими переселенцами и жить по законам, установлен-ных для них пришельцами. Так, 1156 годом отмечается самый ранний со-хранившийся документ истории города Котбуса. Это дарственный доку-мент маркграфа из Мейсена, подписанный также неким Генрихом Котбус-ским. Кастелян города был вассалом маркграфа Конрада фон Виттена.

А германская экспансия продолжалась. В 1157 году маркграф Альбрехт Медведь захватил Бранибор. В 1160 году Генрих Лев организо-вал новый поход против ободритов. После смерти князя Никлота сопро-тивление все-таки было сломлено. В 1170 году образовано Мекленбург-ское славянское княжество в составе Германской империи, которое непо-средственно подчинялось Генриху Льву. Плотина прорвалась. Началась усиленная немецкая колонизация этих земель, которая привела к тому, что к концу XIII века мощные славянские народы ободритов и лютичей исчез-ли навсегда. А побежденные лужичане сумели приспособиться и выжить в истории и тысячелетие спустя.

Основной участник этой исторической драмы Генрих Лев наказан судьбой. Другие крупные немецкие феодалы, опасаясь роста его могуще-ства, позволили императору Фридриху I Барбароссе (1152-1190) подверг-нуть его суду. Повод - отказ в оказании помощи императору в печально окончившейся для него битве при Леньяно, когда объединенные силы "Ломбардской лиги" (союз итальянских городов) наголову разбили импер-ские войска. Генрих Лев был лишен всех владений и изгнан из Германии. Но свою черную роль в истории он выполнил.

*     *     *

Зампотыл полка с одобрения Федорова затеял "великое переселе-ние народов". Первый батальон переехал в хорошо отремонтированную казарму. На его место должен был въехать дивизион и освободить свою казарму для капитального ремонта. Естественно, перед переездом, артил-леристам надо было сделать хоть какой-то ремонт в помещениях, остав-шихся после пехоты. Там все было в плачевном виде. Бывшие хозяева, не-смотря на все страшные запреты тыловиков, вынесли все, что имело хоть какую-то ценность. Дивизиону предстояла тяжелая «битва» по наведению хотя бы элементарного порядка.

На ремонт со склада было выдано немного краски, пиломатериа-лов, гвоздей, другого полагающегося по случаю расходного материала. После этого зампотыл полка с чувством выполненного долга стал требо-вать ускорения работ, которые делали, естественно, солдаты и сержанты вместо занятий по боевой подготовке. Строительная лихорадка захватила дивизион. Командиры батарей выкручивались и доставали где что могли. При этом замполит Сергеев требовал хорошего оформления ленинских комнат, Иванченко на каждом разводе кричал, что не разрешит переезд тому, кто не сделает надлежащим образом комнат для хранения оружия. Синев чуть ли не дрался с командирами подразделений из-за оборудован-ных мест для батарейной документации и суточного наряда. И одновре-менно дивизион проводил занятия, ходил в наряды и участвовал во всей повседневной жизни полка.

Но как бы не выкручивались командиры батарей, чтобы прилично оформить ленинскую комнату, доску документации и т.д. и т.п., нужны были обои, пластик, клей, кисточки, хорошие краски и много еще того, че-го у них и в помине не было. Все равно пришлось рисковать и использо-вать старый способ: заработать это все у немцев. Схема была банально простая. Командир батареи через посредника договаривался о встрече с представителем какой-нибудь фабрики, желательно мебельной, и выкла-дывал ему список необходимых стройматериалов. Тот подсчитывал стои-мость и выкладывал, сколько солдат и на сколько дней нужно отдать на фабрику в роли чернорабочих.

Затем каждый день в 5.30 немецкий автомобильчик приезжал к полку и становился в каком-нибудь укромном, заранее обговоренном мес-течке, забирал солдат и к 16.00 привозил их обратно. Для бойцов это было своего рода развлечением. К тому же хозяева их сытно кормили. А страда-ли от этого, естественно, учеба и дисциплина. Спокойно не спали ночами и нервничали днем командиры батарей. А вдруг что-то случится на произ-водстве? Или, еще хуже, сбежит оттуда солдат? Тут же военный прокурор спросит: а на каком основании вы, товарищ капитан, посылаете солдат на какие-то левые работы и злоупотребляете служебными полномочиями? При плохом стечении обстоятельств можно было и под суд попасть. А все вышестоящие начальники тут же открестятся и скажут, что ничего не зна-ли. Хотя все знали и смотрели сквозь пальцы. Хорошие немецкие обои бы-ли нужны всем, начиная от командира полка и заканчивая последним пи-сарем сверхсрочником штаба.

Был и второй путь: не посылать людей работать. Тогда тебя, как командира батареи, заклюют те же вышестоящие начальники, постоянно при этом указывая на убогость расположения и приводя в пример более расторопных соседей. Вот одно из проявлений сути загадочной русской поговорки "И овцы целы и волки сыты" в армейском варианте. По планам идет боевая подготовка, одновременно и незаметно идет ремонт казарм, а за счет чего - непонятно. Как достаются стройматериалы, никого не инте-ресует. Главное - есть результат. Значит, командир подразделения на месте и справляется со своими обязанностями!

Первым нашел выход на немецких товарищей не кто иной, как хит-рый Сущенко, а потом и Везуненко с Онищенко. Последним сдался Са-марцев, убедившись, что ситуация безвыходная. Зарабатывать пришлось, естественно, намного больше, чем требовал ремонт расположения батарей. А как же! Кабинеты командира дивизиона и заместителей надо прилично отремонтировать? Надо! Медпункт должен радовать глаз? Должен! С на-чальниками служб и складов надо поделиться для крепкой дружбы? Обя-зательно! А командир дивизиона тонко намекнул, что кое-чего надо дать в комендатуру и штаб полка. Сергеев каждого командира батареи наедине убеждал о необходимости поделиться с клубом полка и особистами - ведь они все о неофициальных работах знают! Женя Пономарчук, уже в роли помощника начальника артиллерии, на совещании передал его требование о выделении некоторого количества материалов для ремонта малого ар-тиллерийского полигона и класса подготовки офицеров - артиллеристов. Да и себе надо было кое-что оставить на замену в СССР, когда еще такая возможность представится?

Задерганные командиры батарей уже не чаяли окончания этого кошмара, называемого ремонтом казарменного помещения. Однако при этом они почувствовали, что командование дивизиона уже в чем-то от них зависит. Это моментально отразилось на их взаимоотношениях: комбаты начали огрызаться, когда их в чем-то обвиняли, на совещаниях упрямо от-стаивали свою точку зрения, порой почти открыто устраивали перепалку с заместителями Санина. И странное дело: начальство, хоть и со скрипом, но приняло такое положение дел как должное. Теперь у командиров батарей появилось то незримое и неофициальное моральное право, которое гораздо прочнее положений уставов. Действительно, чем могло их упрекнуть те-перь командование дивизиона? Низкая дисциплина? А как ее поддержи-вать, когда люди на неофициальных работах? Срыв занятий по боевой под-готовке? А кто будет работать у немцев, папа римский, что ли? Вы считае-те, что пора прекратить это зарабатывание строительных материалов? От-лично. Только вот как раз и не хватит обоев на штаб полка, клуб, кстати, и на кабинет командира дивизиона тоже.

Санин скрипел зубами, но джин был выпущен из бутылки и обрат-но его теперь можно было загнать не ранее, чем закончатся все работы. Больше всех зарабатывала и обеспечивала "прихлебателей" реактивная ба-тарея. Сущенко сделал отличный ремонт в казарме и кабинете командира дивизиона. Все это в сочетании с должностью секретаря партийной орга-низации дало ему неофициальное право больше других комбатов откры-вать рот и высказываться в свою защиту. Используя появившиеся связи в вещевой службе, он достал новые кровати, тумбочки, табуретки, стулья, одеяла, подушки, второй комплект обмундирования. В батарее появился внешний лоск. Санину волей-неволей приходилось все чаще хвалить бата-рею и ее комбата.

Однако несмотря на внешние изменения, внутренняя жизнь реак-тивной батареи мало в чем изменилась. По-прежнему самым дисциплини-рованным подразделением оставалась батарея Самарцева. Но на всех со-вещаниях начальники хвалили батарею Сущенко и начали ругать вторую батарею. Самарцева это коробило, у других вызывало смех. К его несча-стью, самое красивое и ухоженное расположение было в реактивной бата-рее, и с этим никто не спорил.
Везуненко недолюбливал Сущенко из-за его надменного характера. Но жизнь заставляла с ним дружить. Хитрый Юрий именно через коман-дира реактивной батареи устроил своих солдат работать. Но и то, что Су-щенко был секретарем партийной организации дивизиона, тоже имело не-маловажное значение.

Первой батарее досталось казарма с отдельным входом на второй этаж в двухэтажное здание с обширным подвалом. На первом этаже распо-лагалось подразделение фельдъегерской почтовой связи, где также был от-дельный вход. Поэтому Везуненко практически оказался хозяином в этом крыле небольшого здания, примыкающего к офицерскому общежитию. Последнему обстоятельству Петров был рад, как и тому, что комбат выде-лил в подвале ему помещение под имущество взвода управления. Николай с новым появившимся чувством хозяина приступил к работе по обустрой-ству своего "кабинета".

Все помещение он поделил на две неравные части. Передняя боль-шая часть была оборудована стеллажами под учебно-материальную базу и неофициальных запасов. Другую, меньшую часть отгородил перегородкой и сделал себе как бы небольшой кабинетик со столом, полками для книг, маленьким сейфом. Несмотря на ворчание Везуненко о том, что взвод управления работает не на батарею, а на себя, получилось вполне уютно.

Кроме этого помещения в подвале находилась каптерка для огне-вых взводов, своеобразное хранилище имущества для полевых выходов, вторая каптерка старшины батареи и спортивный уголок. В самой казарме на втором этаже кроме ленинской комнаты, комнаты для хранения оружия, бытовой комнаты, каптерки и канцелярии располагались спальные кубри-ки взводов.
Везуненко не жалел ни себя, ни офицеров, ни солдат и сержантов. Для него переезд в новую, отремонтированную казарму ассоциировался с переходом в новую жизнь, в которой его первая батарея станет если не лучшей, то одной из самых лучших. Он и сам уже не раз признавался Ни-колаю, что ему тошно заходить в старую, облезлую, обшарпанную казар-му. К новой казарме он относился трепетно, как к новорожденному ребен-ку. И поэтому, когда увидел в ней, что один из старослужащих солдат вто-рого огневого взвода по привычке, развязно шаркая сапогами, прошелся по свежевыкрашенному коридору, то сломал об него первую попавшуюся под руку палку. "Провинившийся" предпочел убежать и как можно дольше не показываться комбату на глаза.

Критерий человеческой ценности у Везуненко был один: трудолю-бие. Он сам, будучи воспитанным в деревне, был очень трудолюбивым че-ловеком и не то что не любил, а просто ненавидел лентяев и болтунов. Ес-ли комбат видел, что солдат работает не покладая рук и бережно относится к батарейному имуществу, то ему могли прощаться какие-то незначитель-ные нарушения и оказывались определенные послабления. Если же боец был отнесен Юрием к категории "лодырей", то пощады ему не было даже по мелочам. Доходило до смешного: "пострадавшие" жаловались Петрову и Белову на несправедливое к ним отношение комбата.

Но Сане самому было впору кому-нибудь жаловаться. Везуненко вел себя с ним холодно-отчужденно, порой враждебно. При попытках по-говорить с командиром батареи Белов получал лишь обвинения в нежела-нии работать. Через кадровика он попробовал перевестись в какую-нибудь батальонную минометную батарею. Но его репутация оказалась настолько испорченной, что никто не хотел его брать. Тогда он понял, что в этом полку ему службы не будет. Через штаб группы войск Саня добился пере-вода в артиллерийский полк одной из мотострелковых дивизий. Толком ни с кем не попрощавшись, он как-то торопливо собрался и переехал.

Петрову было грустно. Очередная страница в его жизни была пере-вернута. По-человечески ему было жаль Саню. Тот был отзывчивым, хо-рошим товарищем, но для службы в этой рутине ему явно не хватало ха-рактера и злости. Вместе с тем Николай отчетливо понимал: сложись все несколько иначе, на месте Белова мог оказаться и он сам.

С уходом Сани он оказался одним командиром взвода в батарее. Соответственно, все занятия и наряды свалились на него, как снежный ком. К счастью, умный Везуненко обязательно давал ему после тяжелых нарядов отдохнуть хотя бы до обеда, прикрывая лейтенанта перед началь-ством и беря ответственность на себя. Солдаты стали относиться к нарядам более серьезно, так как боялись получить замечания и ненужный нагоняй от въедливого комбата. И, о чудо, наряды не стали казаться такими тоск-ливыми. Появилось желание не просто отбыть номер, а заработать похвалу от проверяющего начальства и выставить в выгодном свете батарею и се-бя.

Нельзя сказать, что между Везуненко и Петровым возникла друж-ба, но некоторая схожесть и гибкость характеров, умение обращаться с людьми и добиваться своего, а также желание вылезти из трясины сплоти-ли их. Юрий как-то призрачно намекнул, что при благоприятном стечении обстоятельств будет ходатайствовать перед начальником артиллерии о вы-движении Николая на батарею. Казалось бы, еще недавно лейтенант был "гадким утенком" у Вторушина, а тут уже открывались такие радужные перспективы.

*     *     *

В конце концов состоялся откровенный разговор в канцелярии. Од-нажды вечером после обсуждения повседневных проблем Юрий отпустил Гарастюка домой, а Николая попросил задержаться:
- Закрой, пожалуйста, дверь на ключ.
- А что случилось, Викторович?
- Да закрывай ты быстрей, не тяни резину. Садись.
Комбат вынул из сейфа бутылку водки, нарезал хлеба и открыл банку тушенки.
- Давай поговорим откровенно, Николай.
- Да мы уже вроде все переговорили.
- Не все. Ты собираешься батарею получать?
- Ну, ты мне как-то намекал, что будешь ходатайствовать.
- Вот, вот. Чтобы ходатайствовать, надо для этого основание иметь. Ну, давай, за наше будущее. Будь здоров!
Везуненко крякнул, подчерпнул ложкой тушенку, смачно закусил и продолжил:
- А основание надо иметь серьезное. Как думаешь, какое?
- Трудно сказать.
- Эх ты, отличник. Не обижайся, Николай, командирская хватка и трудолюбие у тебя есть. Ты мне сразу понравился этим. Но к службе еще мало приспособлен. Чересчур правильный, что ли. Так нельзя, сожрут. Твои же однокурсники сожрут. Кроме официальной стороны есть и не-официальная сторона службы. Приходится дружить с нужными людьми, даже если они тебе не нравятся: начальники служб, кадровик, начальники складов, помощник начальника артиллерии. Надо уметь вовремя и выгод-но показать себя перед командиром дивизиона и начальником артиллерии. И при этом не терять своего достоинства. Будешь чересчур кланяться - бу-дут ноги об тебя вытирать. Вот я «хохол». Мне легче в этом плане. Мы все-таки хитрей вас, русских увальней. Согласен?
- Может быть.
- Ладно, не бычься. Теперь к делу. Надо батарею сделать отличной. Вот и будет основание для твоего выдвижения.
- А как?
- В основном молча. Для того, чтобы рота или батарея была при-знана отличной, требуется, чтобы больше половины взводов тоже были отличными. То есть для нашей батареи необходимо иметь два отличных взвода. Один из них должен быть твой взвод управления. Понял?
- Понял, а второй?
- Первый огневой взвод. Эту осеннюю проверку вряд ли мы осилим с такими успехами. А на следующую весну вполне реально. У меня тоже интерес есть. Я не собираюсь быть вечным командиром батареи. Так что мы в одной упряжке.
- Да, комбат, серьезное дело ты задумал.
- Так ведь и цель серьезная.
- Наливай.
- За удачу!
- За нее, родимую!
- Между прочим, кадровик мне сказал, что нам дадут двух новых командиров взводов. Их сразу надо брать в оборот. И настраивать на пер-спективу. Понимаешь, одно дело я им буду нотации читать, как должност-ное лицо. И совсем другое дело ты, как опытный командир взвода. Они те-бе в рот будут смотреть. Ты уже будешь для них как старший товарищ.
- Да я сам еще «зеленый».
- Это не имеет значения. В нашей батарее все лейтенанты. Нас, кстати, в дивизионе так и называют - "батарея лейтенантов". За этот год ты столько навидался, что им и не снилось. Так что бери их сразу в оборот. Я во всем буду тебя поддерживать. Вот вроде и весь разговор. Ну что, согла-сен?
- Эх, комбат, видно быть тебе генералом.
Везуненко засмеялся:
- Вот тут, брат, ты ошибаешься. Рылом не вышел. Генеральской родни нет. Нам с тобой, дай бог, до полковников дослужиться. И то - сча-стье большое. Ну что, на посошок и по домам.
Лейтенанты первой батареи, как и все офицеры полка и группы войск знали, что служили самой сильной стране в мире - СССР, что их служба на передовых рубежах в Европе нужна своему народу, что страна заботиться и них и их будущем. Но в это самое время уже начинали наби-рать силу процессы разрушения огромного государства. Хотя ничего не предвещало скорого краха.

Молодой и энергичный генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, пришедший к власти в марте 1985 года, казалось бы, должен был встряхнуть страну для того, чтобы добиться новых убедительных ус-пехов социализма. Все ждали продолжения политики Андропова. Но этого не произошло. Набирали темпы непонятные абсолютному большинству населения антиалкогольная кампания и борьба за гласность и демократию. Приезжающие из отпусков офицеры и прапорщики рассказывали странные вещи, не укладывающиеся в сознании. Многие оправдывали это блажью нового руководителя страны и не верили в серьезность происходящего. Но бомба замедленного действия, разрушившая СССР, уже была заложена и фитиль подожжен. Время неумолимо начало отсчитывать последние годы существования Советского Союза и его великой армии.





ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«ВИКТОРОВИЧ»

Как и обещал комбат, в их батарею прислали для прохождения службы двух молодых лейтенантов. На должность командира первого огневого взвода (старшего офицера батареи) был назначен Олег Лавриненко, выпускник Сумского артиллерийского училища, высокий крупный чернявый парень. То обстоятельство, что он закончил одно с Везуненко учебное заведение, сыграло с ним злую шутку. Еще помня комбата по училищу, он начал разговаривать с ним по «панибратски», на «ты» и называл не иначе, как по имени.

Несколько дней Юрий молчал и терпел. Принадлежность к одной «альма матер» сдерживало его. Однако поведение наглеющего на глазах Олега и усмешки Петрова сделали свое дело. В один прекрасный момент он так отчитал Лавриненко, что тот сразу забыл и больше никогда не напоминал комбату о том, что они с одного училища. Черная кошка пробежала между лейтенантами.

Командир второго огневого взвода лейтенант Женя Тараскин был выпускником Ленинградского артиллерийского училища и полной противоположностью Лавриненко. Небольшого роста, худощавый, русоволосый юноша как-то уж чересчур наивно смотрел на жизнь своими голубыми глазами. Сразу было видно, что вряд ли он сможет быть жестким и требовательным командиром. Однако он сразу воспринял Везуненко как начальника и обращался к нему официально, что благосклонно было воспринято комбатом. Женька не стеснялся говорить, что в армии он человек случайный и попал в училище по настоянию родителей, при этом уволится сразу, как заменится в СССР.

Везуненко часто прощал ему неудачи по службе и относился как к любимому и балуемому в семье ребенку. За такие же просчеты с Олега он спрашивал по полной программе, а Николая журил по-свойски. Лавриненко из кожи вон лез, чтобы восстановить добрые отношения с комбатом, но тщетно. Все это вылилось в нелюбовь с его стороны по отношению к Тараскину, который ко всему прочему отличался своим питерским апломбом. Олег при каждом случае подмечал неудачи последнего и, пользуясь некоторой властью старшего офицера батареи, делал ему замечания. Хотя в целом соблюдалась внешняя благопристойность.

Комбат оказался прав. По многим вопросам они или стеснялись, или боялись обращаться к нему и шли к Петрову, который почувствовал на себе нешуточный груз ответственности старшего товарища. Пришлось объяснять все стороны службы, ее «подводные камни и течения», выслушивать, как духовнику, жалобы обоих друг на друга и на Везуненко. Оба лейтенанта были женаты и явно не настраивались, как комбат, проводить на службе дни и ночи. Да и служба их началась в более благоприятной обстановке: отремонтированная казарма, своя каптерка для огневых взводов, относительно благополучное состояние дисциплины.

Николай смотрел на них и ему было чертовски обидно за себя и на свою судьбу, которая так немилосердно отнеслась к нему с первых дней службы, окуная по уши в дерьмо.
Личный состав взвода управления поменялся практически на половину. Весной уволился Крючков и укатил к себе в столицу, следом были уволены поочередно разведчик, дальномерщик и часть отделения связи. Пользуясь тем, что комбат давал ему право выбора при комплектовании батареи, он сам отобрал себе молодых. По иронии судьбы во взвод попали одни русские за исключением одного связиста - Овчаровского. С легкого языка старшины батареи взвод управления получил неофициальную кличку «русский взвод». В огневых взводах был более интернациональный состав.

На место командира отделения разведки был прислан из учебной части младший сержант Ларионов, спокойный, рассудительный, крепкий и накачанный сибиряк. Несмотря на общее плохое отношение к таким «пришлым» сержантам, Ларионов как-то сразу всем понравился своим открытым незлобным нравом. А старание на занятиях, пытливый ум и отличная физическая подготовка поставили его в батарее на особое положение. Разведчик Белых и дальномерщик Хорьков тоже были из Сибири, оба долговязы и худощавы.

Однако при внешнем сходстве имели разные характеры. Добродушный и простой Белых в тоже время был очень вспыльчив, не задумывался о своих поступках и поэтому постоянно попадал в глупые истории. Хорьков же полностью соответствовал своей фамилии: скрытный и хитрый, он всегда нутром чуял выгоду. Но если судьба преподносила возможность показать свои зубы, он выкладывал злость характера по полной программе.

Связист Малюгин и вычислитель батареи Агафонов были своего рода «интеллигентами». Эти умные ребята в тоже время были абсолютно не приспособлены к жесткой самостоятельной жизни. Везуненко при распределении солдат предупредил Петрова, что тот берет потенциальных беглецов. Николай понимал, что рискует. Но в тоже время он был абсолютно уверен, что люди такого склада характера никогда не смогут стать «казарменными хулиганами», зато как «рабочие лошадки» будут тихо и добросовестно тянуть лямку до последнего дня службы.

Лишь одного человека во взвод он взял не по своей воле. Овчаровский так сумел понравиться комбату, что тот попросил Петрова взять его в отделение связи. При этом заметил, что дает исполнительного и толкового парня, который в недалеком будущем заменит Хмелева и будет сержантом. Действительно, с первых дней службы Овчаровский проявил недюжинную прыть, непохожую на обычную молчаливость и забитость молодых солдат. Он успевал угодить и понравиться буквально всем: командиру батареи, старшине, всем командирам взводов, сержантам и старослужащим. Его невзлюбили только его одногодки, часто страдавшие от его «деловитости».

Когда Петров решил, наконец, завести себе неофициального осведомителя во взводе и предложил солдату тайком докладывать обо всех происшествиях в подразделении, тот с легкостью и готовностью согласился. Лейтенант интуитивно не переваривал этого чересчур шустрого выходца из западной Украины. Но в тоже время, видя его старательность и преданные глаза, приходилось соглашаться с мнением комбата о нем.

Однако дальнейшее развитие событий показало, что интуиция офицера не обманула. А пока лейтенант был доволен складывающимися обстоятельствами и был уверен, что знает обо всех творящихся в батарее делах, и изо всех сил стремился к тому, чтобы взвод на итоговой проверке стал «отличным». Этим же летом произошло событие, сильно изменившее жизнь Советской Армии в целом и №-ского полка в частности. Высшее руководство страны решило призывать на срочную службу студентов очного обучения высших учебных заведений. Так как решение об их призыве было принято после летней сессии, то студенты составили как бы «дополнительный» набор и появились в частях после курса молодого бойца в августе - сентябре. Для взвода управления это вылилось в «прибавление семейства» в виде санинструктора батареи студента - медика Бекасова и еще одного связиста, студента института связи Куярова.

Офицеры полка в целом первоначально настороженно отнеслись к прибытию «чересчур умных» солдат. Многие склонялись к мнению, что работать с «рабоче-крестьянами» проще и легче. Однако действительность резко изменила эту точку зрения. И этому способствовали ряд веских причин.

Во-первых, студенты, как правило, быстро осваивали свои специальности, грамотно и надежно выполняли свои обязанности. Естественно, что через определенное время значительная часть сержантского состава состояла из студентов. С такими сержантами работать было намного легче.

Во-вторых, привыкшие еще в ВУЗе к коллективизму, укладу жизни общежития, самостоятельности, они легко входили в армейскую среду. В отличие от многих «рабоче-крестьян», впервые оторвавшихся от мамки с папкой. Беглецов и дезертиров среди студентов, к их чести, не было. В этом плане у командиров снималась еще одна головная боль.

В-третьих, снизился уровень неуставных взаимоотношений. Вместе со студентами в казарму пришел некий дух демократизма и равноправия (конечно, достаточно условный в тех реальных армейских условиях). В этой «рабоче-крестьянской», едва ли не на четверть «люмпенизированной» среде появилась реальная сплоченная сила, способная отстаивать человеческую честь и достоинство. А когда студенты начали занимать сержантские должности, обстановка еще более изменилась в лучшую сторону.

В-четвертых, несколько повысился уровень дисциплины. С одной стороны, этому способствовало падение уровня неуставных взаимоотношений. С другой стороны, каждый студент понимал, что наживать себе неприятности во время службы смысла нет, можно было запросто вылететь из ВУЗа или иметь неприятные последствия. А так как студенты в силу своих способностей зачастую быстро становились неформальными лидерами в солдатской среде, то их дисциплинированное поведение волей-неволей передавалось и всему воинскому коллективу.

Конечно, не стоит сбрасывать со счетов, что офицеры в своем большинстве относились к студентам более лояльно и снисходительно, чем к остальным. Но они этого и заслуживали! Взять, к примеру, Бекасова. Сейчас трудно сказать, какой из него получился в будущем врач, но как санинструктор он работал на все сто процентов. Половина батареи ходила измазанная в зеленке. На утренних осмотрах он дотошно, порой до трусов, осматривал личный состав. Конечно, в отсутствие офицеров и прапорщиков его посылали куда подальше. Но во всех других случаях приходилось скрипя зубами подчиняться, кляня чересчур добросовестного медика.

Идеальная книга записи больных, регулярные посещения медицинского пункта полка, все это стало при нем само собой разумеющимся. Грязные и немытые ноги и не подстриженные ногти у Бекасова приравнивались к тяжкому преступлению. Так же как и отсутствие зубной пасты и мыла в тумбочке.

«Технарь» Куяров мог сам запросто разобрать и собрать несложные средства связи батареи. А аккуратное и грамотное ведение формуляров покорило даже вечно недовольного Хмелева. С приходом студентов климат в подразделении заметно изменился к лучшему. А уж конспекты по политической подготовке привычные к лекциям «умники» оформляли в лучшем виде. Остальным волей-неволей пришлось подтягиваться до уровня пришедших из институтов солдат.

В конце концов, офицеры батареи, как и всего полка, остались довольны внезапным «пополнением». Чего, конечно, нельзя сказать о самих студентах. Для них эта служба казалась двумя годами, вычеркнутыми из жизни. Причем в конкретной форме. Именно на такой срок оттягивалось получение вожделенного диплома о высшем образовании. Приходилось терпеть и служить. Привезенные кое-кем учебники и конспекты были на вес золота: приходилось временами их перечитывать, чтобы не забыть знания, полученные в ВУЗе. Полковая библиотека стала пользоваться бешеным успехом. Библиотекарша с испугом наблюдала за быстро пустеющими книжными полками, но ничего не могла поделать. Пришлось просить командиров батальонов, чтобы те как-то умерили аппетиты подчиненных в получении книг, представляющих хоть какую-нибудь ценность.

Но даже такое вливание «интеллектуальных» сил не смогло кардинально повлиять на внутреннюю жизнь полка. Студенты в конечном счете оказались скорее приспособленцами в армейской среде, нежели революционерами. А поэтому особо никто не удивился, когда в реактивной батарее опять сбежал молодой солдат. Офицеров дивизиона удивило другое: совершенно невероятное молчание командования дивизиона и полка по этому поводу. Через два дня бойца нашли на подсобном хозяйстве, скрывающегося у земляка. Гробовое молчание начальства продолжилось, как будто ничего не произошло. Враз притихнувший Сущенко несколько дней избегал офицерского общества, чтобы не отвечать на неприятные вопросы. И как-то само собой это событие постепенно забылось. Офицеры сделали вывод, что хитрый хохол своими обоями с потрохами купил командование и дивизиона и полка.

Действительно, это происшествие нигде в официальных бумагах не фигурировало. Солдаты и сержанты реактивной батареи тоже были проинструктированы соответствующим образом. Когда с ними пытались говорить про этот случай офицеры других батарей, они делали удивленные глаза и уверенно отвечали, что ничего такого не знают. Но именно этот удививший всех случай в дальнейшем спас Петрова и Везуненко в очень неприятной истории.

*     *     *

В один из воскресных дней Николаю «повезло» быть ответственным по батарее. Дребезжание допотопного будильника, которое могло разбудить и мертвого, заставило лейтенанта открыть глаза. Свежий утренний воздух прекрасного летнего утра заполнил комнату. Небольшой ветерок качал за окном сосны, которые мирно поскрипывали, как мачты старых кораблей. Солнечные лучи причудливо преломлялись сквозь ветки деревьев и оставляли на стенах комнаты постоянно меняющийся загадочный узор. Во всем чувствовалась такая тихая прелесть утра выходного дня, что не подремать еще часок было просто невозможно.

«Ну что, черт подери, может произойти, если я сегодня не приду на подъем? Хоть один раз. Выходной все-таки. Пускай доблестная батарея отдохнет от меня еще 2 часа», - подумал лейтенант, потом с удовольствием потянулся, отвернулся к стене и задремал. Начало дня не предвещало ничего плохого. Но неприятности его уже ждали. В подразделение он пришел только после завтрака. Принял доклады заместителя командира взвода и дежурного по батарее. Хмелев сообщил, что нет Агафонова, хотя на завтраке он был.

- Да вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант, торчит вычислитель где-нибудь на спортивном городке, за забор глазеет. К построению дивизиона подойдет. Я за ним человека уже послал, - невозмутимо закончил сержант. Однако интуитивная тревога уже закралась в душу офицера. А когда Агафонов не появился на построение, он понял, что на батарею, и что самое обидное, на его взвод, свалилась крупная неприятность. Скрывать дальше не имело смысла, пришлось доложить замполиту, позвонить комбату и разослать солдат на поиски по полку, которые, впрочем, ничего не дали. Сергеев дал понять, что если солдат не будет найден до обеда, он доложит в штаб полка.

Петров судорожно стал опрашивать взвод о вероятных причинах побега. Хмелев слишком уверенно говорил, что ничего не знает. Локтионов молчал и отводил взгляд. Овчаровский, на которого была надежда узнать правду, преданно смотрел в глаза и клялся, что ничего не знает. Первым «сломался» Малюгин и все рассказал. То, что услышал лейтенант, поразило его до глубины души. Ни Хмелев, ни другие старослужащие батареи или действительно ничего не знали, или не придавали этому происшествию большого значения. Конечно, они видели, что над недотепами Агафоновым и Малюгиным посмеивается свой же призыв. Но чтобы зашло так далеко… Они об этом и не думали.

А возбудил процесс воспитания «чадных чмошников" не кто иной, как … Овчаровский. Он постоянно подтрунивал над безобидными и вечно не успевающими парнями, высмеивал в своем кругу. Особенно доставалось Агафонову. Как вычислитель, он совмещал и нештатную должность писаря батареи, а поэтому часто пропадал в канцелярии и редко участвовал в «грязных» работах. Именно Овчаровский совершенно незаслуженно прицепил ему кличку «стукача». Некоторое время все это оставалось на словах. Однако в конце концов его идеи овладели умами молодых солдат. Непосредственным «воспитанием» двух братьев по несчастью занялся Хорьков и один крепыш - орудийный номер первого огневого взвода. Эти «воспитатели» заставляли своих же одногодков воровать хлеб и масло из столовой, якобы для дембелей. А те боялись дать отпор сильным и наглым сверстникам.

Воровство, естественно, у них не получалось. За это их били. Но не сильно, скорее для острастки. Затем клеймили званием «чмошник» и отправляли на очередное «дело». Пик невидимого конфликта как раз пришелся на воскресное утро. Перед завтраком им поставили очередную задачу и предупредили, что в случае неуспеха им придется ходить по батарее и кричать на себя, что они «чадо, чмо и стукачи поганые». Более терпеливый Малюгин после завтрака вернулся в батарею, а Агафонов сбежал.

К приходу разъяренного комбата Петров уже собрал объяснительные со всех участников «процесса» и вызвал Тараскина с Лавриненко. Старослужащие от злости были готовы порвать непрошеных воспитателей. Они уже смирились с жесткой рукой нового командира и строили планы уехать в первых партиях. А тут такой казус, да еще не по их вине. То есть не совсем так. Они как раз оказались виноваты в том, что упустили момент начала выяснения отношений среди молодых солдат. А это было по очень простой причине. В бытность их «молодости» о такой ситуации и разговор не стоял. Они все были одинаково задавлены и затравлены. И им абсолютно некогда было выяснять таким образом отношения.

«Коллективную» расправу комбат организовал быстро и незатейливо. Ближе к обеду, когда замполит был готов докладывать в штаб полка, батарея в полной выкладке намотала уже не один километр по стадиону. «Виновники торжества» были экипированы особенно тщательно и полновесно. Хорьков, кроме всего прочего, обливаясь потом, тащил на себе дальномер. Овчаровский - радиостанцию, полевой телефон и катушку кабеля. Орудийный номер первого взвода - буссоль, треногу к ней, панораму и орудийный оптический прицел. Везуненко стоял посреди стадиона и нецензурными выкриками подгонял батарею. Иногда останавливал минут на десять, перед строем тяжело дышавших солдат выходили провинившиеся и читали вслух статьи Устава внутренней службы Вооруженных сил СССР о взаимоотношениях военнослужащих. После короткого отдыха бег продолжался.

Командиры взводов стояли кучкой в стороне и имели вид подавленный. Действительно, веселого было мало. Опять батарея «влипла». В первую очередь попадет, естественно, командиру батареи. Но и им достанется на орехи. Особенно не повезло Николаю, что и говорить. Вроде только-только служба стала налаживаться. И опять такой ляп во взводе. Хоть плачь. Внутри все клокотало от злости и обиды: «Ну и Овчаровский, ну и гандон штопанный, сволочь. И я этому уроду поверил, как пацан наивный. Наплачется от него еще батарея, если он еще молодым уже такую бучу устроил! Комбат как хочет, но из взвода я его выживу или посажу гада. Впрочем, вряд ли. Ведь он чистенький получается. Ничего, вроде и не делал. Так, языком болтал. Вроде и наказывать не за что. Нет, ну почему человек бывает такой скотиной? Ведь все они стоят на низшей ступени армейской иерахической лестницы: несчастные молодые солдаты, без вины виноватые. Вроде и делить то нечего. Ан, нет! Нужно унизить, растоптать того, кто слабее тебя. Дать себе хоть в чем-то почувствовать превосходство. Абсурд и сволочизм, да и только».

Под такие хмурые философские мысли Николай увидел приближающегося зампотеха Иванченко, а с ним … упирающегося бледного Агафонова.
- Товарищ майор! Батарея занимается по плану спортивно-массовой работы. Командир батареи лейтенант Везуненко, - официально доложил комбат.
- Забирай, Юрий Викторович, своего воспитанника. Имей в виду, комбат, с тебя причитается магарыч.
- Не мучайте меня, товарищ майор, где вы его поймали?
- Ох и повезло тебе, лейтенант, видать в рубашке родился. Заказал на утро я машину, чтобы с членами общества охотников и рыболовов на рыбалку съездить. Поехали на озера в сторону польской границы. Глядим, а по обочине дороги боец бежит. И тоже в сторону границы. Я, естественно, остановился уточнить, чего это он в такую рань здесь делает. Гляжу - а это наш боец! Ну, естественно, его в машину и сюда. За испорченную рыбалку будешь выставлять вдвойне, комбат.

Немного помолчав, он обратился с недолгой напутственной речью к солдатам и сержантам:
- Ну что, бл..и, не живется спокойно? Ну и занимайтесь спортивно-массовой работой, вместо того, чтобы отдыхать. Идиоты. Да, Везуненко, замполиту я уже сказал, не переживай. Ну ладно, оставайся.
- Спасибо, товарищ майор! Батарея напра-во, бегом марш! Агафонов, встать в строй. Тоже побегай, очень полезно. Здесь даже удобней бежать, чем в сторону польской границы. Беговая дорожка намного ровнее.

После обеда «воспитательные» занятия продолжались уже в батарее. Командиры взводов с тоской поняли, что выходной пропал окончательно. Командир батареи, что называется, осатанел. Он, видимо, решил преподнести такой урок своим подчиненным, чтобы у них в будущем и мысли не возникло выяснять друг с другом отношения таким образом. Пока взвода по несколько раз выносили и заносили имущество батареи из казармы на улицу и обратно, тренируя свои действия при пожаре, Везуненко и Петров выпытывали Агафонова:
- Ну и зачем ты побежал, мудак? Неужели нельзя было доложить?
- Как, как я мог доложить? - сквозь слезы кричал солдат, - Меня и так «стукачом» называют. А я виноват, что вы меня писарем назначили? Да если хотите знать, я специально в канцелярии лампочки выкручивал, чтобы меньше там находиться. И ручки выбрасывал, а вам говорил, что у меня их своровали. Не мог я терпеть больше. Ну не мог!
- Молчать, хлюпик! - Заорал комбат, - Пару раз по роже дали, чадом обозвали - и все. Готов герой, хоть вешайся. Да ты спроси, придурок, у дембелей, что творилось здесь хотя бы год назад! Ну, как можно с такими соплежуями работать, а? Тебя в детский сад или к маме отправить?
- Что хотите делайте, товарищ лейтенант, а служить с этим уродом я не буду.
- Ты кого имеешь в виду, Хорькова, что ли?
- Да он то что, дурак просто. Овчаровский, вот главная гнида. Наплачетесь еще с ним, попомните мое слово.

Офицеры переглянулись.
- Ладно, иди, глупостей больше не делай. Ты все-таки мужик. Держи себя в руках и в обиду не давай. Никто тебя не тронет.
Солдат неуверенно покачал головой и вышел.
- Что будем делать, комбат?
- Не знаю. Отвезти их к военному прокурору - нас засмеют. Командир полка еще по шапке надает. Видишь, в штаб полка не докладывали. А значит, ничего и не было. Слава богу, что зампотех его поймал. А то еще не известно, чем бы все закончилось. Да мы и не знаем, чем закончится. Ведь Санин еще своего мнения не сказал.
- А что он может сказать, раз боец нашелся?
- Посмотрим. Но предупреждаю, готовься к худшему.
- То есть? - у Николая похолодело внутри.
- Все может быть, - уклончиво ответил Везуненко, - Ладно, я пошел, а тебе придется еще и после отбоя побыть часок - другой, чтобы еще и дембеля не начали у молодых дружбу воспитывать.

Николай покорно вздохнул. Только наутро лейтенант понял, насколько прав оказался комбат. После развода, на котором командир дивизиона в пух и прах громил первую батарею, были оставлены офицеры и прапорщики. Вперед выступил замполит:
- Товарищи сослуживцы! Я считаю, что этот позорный случай должен быть тщательно расследован, чтобы впредь не допускать подобных проявлений неуставных взаимоотношений в нашем подразделении. Для этого предлагаю деятельность офицеров первой батареи рассмотреть на заседании бюро партийной организации дивизиона. Секретарь партийной организации согласен?

Сущенко, у которого самого рыльце было в пуху, отводя глаза в сторону, утвердительно кивнул головой. Везуненко на секунду бросил на него пристальный взгляд и опять с видимым безразличием стал смотреть себе на ноги. Почувствовав поддержку, замполит продолжал:
- Тогда не будем оттягивать время. Сегодня в 16.00 в ленинской комнате реактивной батареи. Сущенко, приготовьте, пожалуйста, все необходимое. Товарищ подполковник, у меня все.
- Всем понятна-а-а? Попрошу без опозданий! А теперь по местам занятий. Разойдись! - зычно гаркнул Санин. Карающий меч партии поднялся над головами лейтенантов. Они закрылись в канцелярии и начали обсуждать сложившееся положение.
- Юрий Викторович, что-то я не понял, с чего такая прыть по партийной линии? - начал разговор Николай.
- Эх Коля, непонятливый ты мой. В штаб полка об этом случае докладывали?
- Нет.
- Правильно. Значит, этого случая вроде и не было. Проводить сейчас служебное расследование для командира дивизиона нет смысла. Его же и взгреют за сокрытие. А вот по партийной линии - милое дело! Объявят нам по выговору под расплывчатой формулировкой. Зато в дивизионе всем будет понятно - командование не дремлет и меры к нерадивым принимает.
- Ну и пускай объявят, черт с ним. Люди с триппером живут, а уж с выговором и тем более.
- Ты меня удивляешь. Действительно, рано тебе еще на командира батареи.
- Что ж так?
- А ты, секретарь партийной организации батареи, разве не знаешь, что если висит партийное взыскание, присвоение очередного воинского звания задерживают до его снятия. Если мне не изменяет память, и тебе и мне в недалеком будущем надо старшего лейтенанта получать. Вот и считай. Партийный выговор минимум год висит. И только после его снятия документы на звание оформят и отправят. Пока ходить будут туда-сюда. Итого, минимум полгода задержки нам обеспечено.
- Верно, черт. А я и не подумал.
- Вот теперь надо думать, как выкручиваться. Мы с тобой оба в дурном положении. Если честно, я даже не смогу свалить всю ответственность на тебя.
- Ну, спасибо за откровенность. А почему?
- А потому, что Агафонов, как вычислитель, состоит в штате управления батареи, как и санинструктор. По идее, он мой непосредственный подчиненный. А Хорьков и Овчаровский - твои. Олега с его орудийным номером в оборот не возьмут. Молодой еще офицер.
- Так что же делать?
- Попробуем во всем повиниться. Не будем гусей дразнить. Может, просто поставят на вид. Будем делать упор на то, что сами досконально разобрались в случившемся и сделали выводы.


*     *     *


Как и предполагал Везуненко, повестка дня заседания партийного бюро дивизиона была расплывчата: «Эффективность работы офицеров первой батареи по укреплению воинской дисциплины». К назначенному сроку все члены бюро были в полном составе. За столом президиума, накрытым красной скатертью, важно восседали Санин, замполит и Сущенко. В ленинской комнате расселись заместители командира дивизиона, командиры батарей и приглашенные офицеры и прапорщики. Аншлаг был полный.

Первым вызвали на ковер Везуненко. Благо дверь ленинской комнаты была тонкая, Петров не постеснялся подслушивать происходящее. Сущенко вялым голосом объявил повестку дня. Члены бюро утвердили ее и приступили к обсуждению. С первых выступлений Николай понял, что все обговорено заранее и пощады не будет. Комбату не давали толком говорить, перебивали. Командир дивизиона, начальник штаба и замполит навалились на бедного побледневшего Везуненко. Все его доводы об улучшении дел в батарее к лучшему, о том, что они сами расследовали этот случай, в расчет не принимались. Капитан Сергеев предложил членам бюро подумать о виде партийного взыскания для командира батареи и пригласить, как он выразился, «главного виновника торжества» - командира взвода управления.

«Выходит по всему, быть сегодня мне козлом отпущения» - с грустью подумал Петров и вошел в ленинскую комнату. На него, не мигая, смотрели десятки глаз. Кто-то начальственно-победоносно, кто-то с сочувствием. Однако основная масса присутствующих смотрела с любопытством к происходящему, как на неожиданное и бесплатное развлечение. Николай вяло отвечал на вопросы, уже готовился покаяться во всех грехах и просить партийное бюро не спрашивать с него строго. Все шло по накатанной дорожке до того момента, пока слово не взял Сущенко:
- Товарищи члены партийного бюро! Я считаю, что в конце концов не зря коммунист Петров оказался здесь. Как говориться, сколько веревочке не виться, а конец будет. Может это и резко, но я выскажу свое мнение. Я считаю, что во многом из-за недоработок Петрова пострадал и был снят с должности старший лейтенант Вторушин. Казалось бы, пришел новый командир батареи: работай, не покладая рук, доказывай, что ты настоящий офицер. Так нет, Петров начинает подводить под монастырь и нового командира! Надо строго спросить с такого нерадивого коммуниста. Указать на ошибки и помочь их исправить. Однако помощь должна сочетаться со строгой партийной ответственностью.

У лейтенанта потемнело в глазах от стыда и негодования, мысли вихрем кружились в голове: «Ах ты хорек недоделанный. У тебя же самого недавно в батарее беглец был. Двое суток искали. А теперь правильный какой стал, а? Ну держись, гад!» Николай набрал воздух и начал говорить тихим, дрожащим от напряжения голосом:
- Я благодарю всех членов партийного бюро за высказанные в мой адрес замечания. Постараюсь в будущей своей службе исправить недостатки в работе.
- Вот-вот, правильно. Надо сделать серьезные выводы и работать, - начал было замполит.
- Я прошу дать мне закончить. Спасибо. Меня несколько удивили слова коммуниста Сущенко. Если я подвожу под монастырь нового командира батареи, то, получается, он подводит под этот же монастырь все командование дивизиона.
- Чего ты мелешь, чего несешь? - не по партийному заорал командир реактивной батареи.
- Ну, как же, как же! А кого на днях искали двое суток в вашей батарее, а? Почему все делают вид, что ничего не было?
- Это к повестке дня не относится. Не надо переводить стрелки! - судорожно стал избегать неприятной ситуации Сергеев.
- А я и не перевожу. Все должно быть по справедливости. Коммунисты первой батареи виноваты, да. Но также виноваты и коммунисты реактивной батареи. Если наказывать, то всех, не взирая на ранги. Я хочу предупредить, что если будете пытаться сделать меня крайним, я молчать как партизан не буду. И дойду до партийной комиссии Группы войск. Все понесут заслуженное партийное наказание, а не только коммунист Петров.
- А ну выйди отсюда, наглец! - зашипел не по-партийному капитан Синев. Выскочив из ленинской комнаты, Николай услышал, как за дверью поднялся невообразимый шум. Кричали одновременно несколько человек. Трудно было разобрать направление дальнейшего обсуждения вопроса партийного бюро. Выскочил бледный Везуненко:
- Ну ты и натворил дел, правдолюбец! Теперь у нас два пути: или они сожрут нас с потрохами, или оставят в покое. Я бы никогда не решился на такое!
- Я бы тоже. Извини, комбат. Но меня Сущенко взбесил.
- Ты бы поаккуратней с ним. Он все-таки секретарь партийной организации дивизиона.
- А мне деваться было некуда. Ты же сам видел: к стенке прижали!
- Ну, в общем да. Посмотрим, чем теперь закончиться.

Через некоторое время офицеров пригласили в ленинскую комнату. Сущенко при гробовом молчании как-то слишком быстро и суетливо закончил заседание партийного бюро, предложив перенести рассмотрение вопроса на другое заседание. Проголосовали единогласно. Лейтенанты облегченно вздохнули. А через несколько дней в батарею заявился замполит дивизиона и принялся их уговаривать, чтобы они согласились на какое-нибудь мелкое партийное взыскание. Петров было засомневался, пока его не одернул один на один Везуненко:
- Ты что, рехнулся! Мы чудом благодаря тебе отбились, а теперь хочешь, чтобы нам задним числом чего-нибудь впаяли? Тогда точно в срок звания не жди. Все, поезд ушел, и они проиграли. Не соглашайся и все! Сам видишь, как они из-за реактивной батареи пересрали. А мы что, крайними должны быть? Фигушки! Даже не думай.
Еще целую неделю Сергеев методически, но безуспешно пытался их убедить в обратном. Пока … опять у Сущенко не сбежал солдат. Теперь уж скандал получился по полной программе. Про первую батарею забыли. Нет, не зря гласит черная армейская поговорка «Лучшее счастье - горе товарища!»


*     *     *


Командир полка на очередном построении представил своего нового заместителя по технике и вооружению подполковника Медведева. Командиры батальонов и офицеры штаба полка, за исключением технических служб, не проявили особого интереса к личности вновь назначенного, что вполне объяснимо. Командиры к «технарям» всегда относились несколько свысока и с небольшим пренебрежением. Не только командиры батальонов, но и командиры рот достаточно редко появлялись в парке вооружения и техники, перекладывая все проблемы по этой части на своих зампотехов и техников.

Но буквально через несколько недель все почувствовали на себе железную хватку Медведева. Тот пробил в штабе группы войск необходимые деньги, полностью заасфальтировал территорию парка, заставил командиров батальонов и рот поменять на боксах старые ворота на новые, недавно завезенные. Все работы были закончены за месяц. Днем и ночью бригады солдат каменщиков и сварщиков переходили от пролета к пролету и меняли ворота. Сколько сил, нервов и энергии было потрачено в эти дни всеми, кто участвовал в «воротной эпопее», одному Богу известно. Но через месяц Медведев с гордостью водил командира полка по парку, показывая новые раскрашенные заасфальтированные дороги и обновленные боксы.

После этого его авторитет, а соответственно и служб автомобильной и вооружения, достиг таких высот, какой раньше им и не снился. Затем подполковник занялся наведением порядка в самих боксах. Смекнувшие ситуацию командиры доставали краску, красили полы в боксах, обновляли документацию и противопожарное оборудование. У самых аккуратных водители уже не ходили по боксам в сапогах, а переобувались на входе в тапочки, вырезанные из старых общевойсковых защитных комплектов. Таких командиров Медведев не жалел поощрять. Как и не жалел вешать взыскания на нерадивых хозяев, у кого в боксах валялось бесхозно имущество, загромождая помещение. Но когда, наконец, отремонтировали вечно сломанную мойку для техники, восторгу водителей не было конца.

И, наконец, заместитель командира полка по технике и вооружению принялся за один из самых своих болезненных вопросов - несение службы нарядом по парку. Этот наряд был не самый тяжелый, но отнюдь и не самый легкий. Принятие под охрану и вскрытие боксов, проверка исправности запасных ворот, сдача караулу под охрану и вскрытие парка - все это были, как ни странно, не основные болевые точки наряда. Самая главная нервотрепка для дежурного по парку - выезд машин. Накануне вечером из автомобильной службы приносили наряд на выезд автомашин на очередной день, утвержденный командиром полка. Эта бумага - закон для дежурного. Номер и марка машины, фамилии водителя и старшего машины, все должно соответствовать как в наряде, так и в путевом листе. Как водитель, так и старший должны пройти инструктаж у начальника автослужбы. Начальник пункта технического контроля должен проверить исправность машины и поставить свою подпись. И напоследок медик обязательно должен осмотреть водителя, и тоже оставить на путевом листе драгоценную подпись. Теоретически.

А практически несчастный дежурный по парку крутился как уж на сковородке, чтобы умудриться соблюсти требования службы и при этом не поссориться с «нужными» людьми. Не успел позавтракать - звонит дежурный по полку, которому дежурный по парку подчинен. Надо выпустить самосвал под мусор. В лучшем случае, как обычно, отсутствует старший машины. В худшем - путевка у водителя вообще не оформлена. Дежурному по полку это до лампочки. Ему надо организовать вывоз мусора, иначе полк зарастет в грязи. Скрипя сердце, дежурный по парку выпускает машину с нарушениями порядка выезда.

Подходит водитель роты материального обеспечения. Путевка в порядке. Надо ехать за продуктами. Старший машины - начальник продовольственного склада. Но он звонит и просит, чтобы уважаемый лейтенант выпустил машину без него. Старому прапорщику неохота за ней идти в парк целых 500 м. Ну что делать бедному офицерику? Выпускает машину. Боец доезжает до жилого городка, где его встречает тучный прапорщик, садится в машину и едет по важным делам. Попробуй, оставь полк голодным.

Звонит дежурный врач и кричит, почему не вышла дежурная машина медицинского пункта. Дежурный пытается сказать, что в путевке нет росписи начальника автослужбы за инструктаж, начальника пункта технического контроля и т.д. Врач ехидно замечает, что когда товарищ лейтенант придет в медпункт, у него тоже может не оказаться таблеток, бинтов, шприцов и т.д. И вообще, эта машина сегодня должна везти в госпиталь жен товарищей офицеров с детьми на прием к педиатру. А вот если они не съездят, тогда надо будет объясняться с мужьями. Дежурный уже умоляет доктора, чтобы тот хоть за машиной сам пришел. На что тот сердито отвечает, что занят. У него как раз срочный больной из их батальона. «Таблетка» выезжает.

Опять звонит дежурный по полку и тоже кричит: где дежурная машина? Лейтенант неуверенно отвечает, что водитель дежурки даже еще и не пытался выехать. Грозный капитан отдает приказ: найти и чтобы через 30 минут была у штаба полка! Один из дневальных по парку рысью устремляется на поиски затерявшегося дежурного водителя.

Подъезжает прапорщик с тыла полка: надо ехать за вещевым имуществом. Но в наряде старшим машины значиться начальник вещевого склада. Офицер пытается проявить твердость. Однако звонок начальника вещевой службы все ставит на свои места. Он тихим, но твердым голосом просит выпустить с другим старшим, а начальник вещевого склада сегодня очень занят: выдает офицерам вещевое имущество. Ну что тут делать!

Но самые «веселые» распоряжения бывают только от своих непосредственных начальников. Звонит командир батальона и …, нет, конечно, не просит, а отдает распоряжение, чтобы лейтенант тихо вскрыл запасные ворота и без всякой путевки выпустил машину батальона с прапорщиком и пятнадцатью солдатами, которые должны съездить в близлежащий лес и наготовить для батальона веники в необходимом количестве.

А потом целый день дежурный по парку ждет с ужасом возвращения машин: а вдруг кого-то остановит военная автоинспекция и проверит документы? Кляуза и выговор обеспечены. А не дай бог авария! Тогда полновесное расследование и при плохом стечении обстоятельств визит к военному следователю. Кругом лейтенант виноват, бедная головушка!

Но Медведев и здесь начал закручивать гайки. По утрам у дежурного по парку часто стали появляться офицеры автомобильной службы и контролировали выезд машин. Дело доходило до скандалов, зверевшие дежурные по парку под угрозой серьезных взысканий выстраивали длинные очереди из машин, но никого не выпускали с нарушениями и замечаниями. Постепенно ситуация улеглась и люди привыкли к порядку. Оставались только две организации, пользовавшиеся некоторыми послаблениями при выезде своих машин: подразделение фельдъегерско-почтовой связи и особый отдел, на которые и нарвался Петров.

Заступая в наряд, он прибыл на инструктаж к Медведеву. После продолжительной тирады последнего о незыблемости требований ко всем без исключения, черт дернул Николая себе на беду съязвить:
- И для почтовой связи с особым отделом, товарищ подполковник?
Медведев неодобрительно посмотрел на офицера, свел брови к переносице и зловеще произнес:
- До вас персонально довожу. Товарищ лейтенант, если я узнаю, что вы выпустили автомобили этих подразделений с какими-нибудь нарушениями, будете серьезно наказаны.

Петров клял себя последними словами за несдержанный язык, но жребий был брошен. Утром следующего дня как раз первой подъехала машина фельдъегерско-почтовой связи и водитель несколько фамильярно подал дежурному путевой лист, который был в полном порядке.
- Я вас не выпущу.
- Почему, товарищ лейтенант? - удивленный донельзя солдат инстинктивно поправил пилотку и подтянул ремень.
- Потому что нет старшего машины.
- Но у нас же почта! Мы опоздаем на аэродром. Вы же знаете, наш прапорщик ждет меня на КПП!
- Свободен.

Водитель, как ошпаренный, бросился бежать. Через десять минут зазвонил телефон. Петров поднял трубку и услышал нервный срывающийся голос старшего машины:
- Товарищ лейтенант! Вы срываете доставку почты. Немедленно выпустите машину!
- Товарищ прапорщик, будьте любезны, придите, как положено, на контрольно-технический пункт, заберите свою машину и катитесь хоть к черту на кулички!
- Вы ответите за это самоуправство! У нас своя часть и не подчинена полку. Вы же знаете это прекрасно.
- Ваша машина у меня в наряде. Все вопросы к подполковнику Медведеву. Все!

Прапорщик бросил трубку. Еще через 10 минут запыхавшийся старший машины ворвался в помещение. Однако, увидев хмурое и неприступное лицо лейтенанта, ругаться не стал. Буркнув, что он так это дело не оставит, забрал машину и уехал. Через некоторое время позвонил начальник почтового подразделения, майор, и попытался поговорить с лейтенантом начальственным тоном. Однако тот ответил, что действует в соответствии с инструкциями зампотеха полка и бросил трубку. Еще через 10 минут позвонил сам Медведев. Уточнил, как обстоят дела и заметил, что принципиальность лейтенанта ему нравиться. Окрыленный успехом, Петров ждал еще одного потенциального противника.

Подъехавший водитель особого отдела также небрежно отдал путевку и нетерпеливо ожидал разрешения на выезд, переминаясь с ноги на ногу.
- Вы не прошли медосмотр и отсутствует старший машины. Свободны.
Ошалевший солдат посмотрел на лейтенанта, как на появившегося из под земли динозавра.
- Товарищ солдат, ну что вы смотрите на меня, как испуганный таракан из-под печки. Машина не готова к выезду: документы не оформлены надлежащим образом и нет старшего машины.
- Товарищ лейтенант, да вы что, старший машины - заместитель начальника особого отдела. Он что, сам сюда пойдет?
- А что он, барин?
- Разрешите, я позвоню в отдел.
- Звони откуда хочешь, а служебный телефон занимать нельзя.

Водитель в полном смятении чувств выскочил из помещения. На его лице была выражена усиленная работа мысли. По всей видимости, система жизненных ценностей разом пошатнулась в его глазах. Через 15 минут он прибежал и, запыхавшись от непривычного бега, протянул путевку ненормальному лейтенанту:
- Вот, медосмотр прошел. Дежурный врач расписался и печать поставил.
- А где старший машины?
- Как где? В отделе, меня ждет.
- Ну и пускай ждет, а ты здесь его подождешь.
- Да вы что? Нам же ехать надо! У шефа встреча, дела важные.
- Ничем не могу помочь. Свободен.

Наверное, никогда еще за всю свою службу в особом отделе этот солдат так не бегал. По всей видимости, он за считанные минуты добежал до своего начальника и доложил о чокнутом дежурном по парку. Через пять минут зазвонил телефон и вкрадчивый вежливый голос произнес:
- Здравствуйте, товарищ лейтенант. Это майор №-ов, заместитель начальника особого отдела. Какие-то трудности с нашей машиной?
- Абсолютно никаких, товарищ майор. Надо просто прибыть старшему машины и, как положено, забрать ее. Путевка оформлена, наряд подписан.
- Вы что, предлагаете мне прийти в парк?
- Так точно.
- А не слишком много на себя берете, товарищ лейтенант?
- Никак нет, это инструкция заместителя командира полка по технике и вооружению.

Видимо поняв, что с этим человеком разговаривать бесполезно, майор бросил трубку. Через 10 минут опять позвонил Медведев:
- Слушай, лейтенант, ты особиста выпусти. Но в дальнейшем все равно действуй по инструкции. Ясно?
- Так точно.
- Ну, неси службу дальше.

«Ага, - подумал Петров, - И ты, брат, эту фирму боишься. Слова-то легко на ветер кидать. Ишь, никого не выпускать! Ну что, не выпустил особиста? Что-то быстро тебя уговорили!»
Повеселевший лейтенант еще минут пять для приличия помурыжил водителя особого отдела, проверил его документы, заставил привести свой внешний вид в порядок, затянул несчастному ремень так, что у того округлились глаза. И только потом с чувством выполненного долга дал команду своему солдату открыть ворота. С того дня Медведев не устраивал Николаю долгих и нудных инструктажей, ограничиваясь несколькими фразами. Опасную тему про автомобили почтовиков и особистов по взаимному молчаливому согласию обходили стороной.

*     *     *

Осень тихо и незаметно овладела Котбусом. Город сдался без боя. Днем еще по-летнему тепло светило солнце, радовали глаза ярко-зеленые аккуратные газоны. И только прохладные ночи да кое-где пожелтевшая листва на деревьях напоминали об извечном круговороте природы. В одну из таких ночей Николай так бурно провел время со своей верной немецкой подругой, что самым бессовестным образом проспал развод на занятия.

Всю дорогу до полка он клял себя, что накануне растаял как мальчишка. Но с другой стороны, устоять было совершенно невозможно. После значительного перерыва во встречах Катрин, видимо, здорово соскучилась и отдалась с такой неудовлетворенной страстью, что бедный лейтенант сразу почувствовал на себе недюжинную силу нерастраченной женской любви. Девушка ластилась кошкой, тормошила офицерика и не давала ему спать. В итоге, уставшие и обессиленные от ласк, они заснули только под утро, крепко обнимая друг друга. И, естественно, оба проспали.

Забежать в общежитие, переодеться, наскоро умыться было делом нескольких минут. С неприятным чувством вины Николай зашел в канцелярию. Благо, что дивизион накануне заступил в наряд. Первую батарею рассовали по мелким нарядам. Лавриненко и Тараскин с частью солдат и сержантов заступили в наряд по комендатуре.
- Юрий Викторович, не вели казнить. Проспал. Честно пионерское, больше не буду.
- Ладно, садись, не до тебя. У нас неприятность.
У Петрова екнуло в груди. Но с другой стороны он был рад, что так легко отделался за опоздание.
- Что еще стряслось? Не в моем взводе?
- Да нет. У Олега ночью в комендатуре Бугаев, наводчик первого орудия, щенок, пива нахлебался. Представляешь? Солдат, прослуживший полгода, напивается в наряде, под носом командира взвода. Да еще утром нарвался на помощника военного коменданта, этого козла прилизанного. Наворочали дел. Если тот доложил командиру полка, то хана, разбор полетов будет по полной программе. Сейчас с патрульной машиной в комендатуру выезжаем.
- А я зачем?
- А затем. Чистеньким хочешь быть, ни при чем? Не получится. Поехали.
Заглянувший Гарастюк вопросительно посмотрел на комбата.
- Петро, обои приготовил?
- Так точно, Викторович.
- Давай их в машину. Сам здесь оставайся, на хозяйстве.
- А может я с вами, а Николай здесь останется? В комендатуре меня знают.
- Нет, как я сказал, так и делай.
- Ну, хорошо.

Пока ехали в комендатуру, Николай обдумывал двойственность ситуации. Бугаев был спокойный деревенский парень из восточной Украины, трудолюбивый и добродушный. Что там такое в комендатуре произошло, трудно было предположить. Но зачем комбату он сейчас нужен? Там же Олег, и тем более это солдат его взвода. Между тем Везуненко вскользь заметил: «Сделаем этому любителю пива третью степень устрашения, чтобы впредь не повадно было!» Николай поежился: он представил себе разъяренного Лавриненко и посочувствовал Бугаеву.

Приехавших встретил с виноватым видом Олег:
- Товарищ лейтенант, во время несения службы произошло небольшое происшествие. Употребил спиртные напитки…
- Да пошел ты со своим докладом в … Дослужился. У тебя под носом молодой боец пиво хлебает, а ты и рылом не ведешь!
- Никак нет, я…
- Головка от ...! Почему у солдата появилась куча свободного времени, столько, что он успел смотаться в самовольную отлучку, купить пива, преспокойно вернуться и еще все это выжрать. Его же не было как минимум 2 часа!
- Да был он здесь!
- Ты что, Олежек, за идиота меня принимаешь? Лучше молчи. Где этот «бендюжник»?
- В камере, в подвале.
- А помощник военного коменданта?
- У себя в кабинете.
- Николай, бери обои, пошли к помощнику.
Пока поднимались по лестнице, Везуненко инструктировал Петрова:
- Я тебя представлю как замполита батареи.
- Но у нас же его нет по штату.
- Ну и хрен с ним. Этот вылизанный капитан все равно ничего не знает. А ты секретарь партийной организации батареи. Поэтому как бы замполит. Имей в виду, нам надо его уговорить, чтобы он никуда не докладывал. Постарайся его убедить, как ты умеешь, что мы сами разберемся с нарушителем.
- Попробую.
- Да не попробую, а надо. Ты что, еще одно партийное бюро хочешь? Правильно, я тоже не хочу. Заходи.

Войдя в солидный кабинет на втором этаже, они представились тому самому холеному капитану, о котором так нелицеприятно отзывался еще минуту назад Везуненко. Зато теперь на его лице просто сквозила непритворная любовь к этому представителю комендантской братии.
- Товарищ капитан, здравия желаю! Я командир батареи выпившего в наряде солдата. А это - мой замполит лейтенант Петров.
- А-а-а, добрый день, товарищи офицеры. Очень, очень прискорбный случай. На моей памяти не было такого, чтобы в военной комендатуре, в этой святая святых гарнизона, военнослужащий срочной службы употреблял в наряде спиртные напитки!

«Врешь же, гад! - подумал Николай, - Да ваши комендантские водители через день пьяные. Только и делаем, что ловим их вечерами здесь, да по камерам рассовываем, пока не успокоятся». Между тем комбат осторожно продолжал «переговоры»:
- Товарищ капитан, мы все прекрасно понимаем. И обещаем, что строго накажем негодяя.
- Да, это правильно. Но я вынужден доложить об этом случае командованию вашего полка.

Офицеры поняли, что разговор принимает опасный оборот. Сейчас этот лощеный капитан их просто выгонит и все. Петров как бы невзначай передвинул перед собой пачку новеньких и дорогих немецких обоев. И тут же заметил, что помощник военного коменданта незаметно повел глазом. «Ага, учуял добычу, сокол ты наш сизокрылый» - с каким-то радостным злорадством отметил лейтенант и виноватым голосом произнес:
- Да, конечно. Вы по долгу службы обязаны бороться с малейшими нарушениями воинской дисциплины. И во многом благодаря офицерам комендатуры в гарнизоне поддерживается высокий уровень порядка.

Грубая лесть и заманчиво маячившие обои сделали свое дело: капитан продолжал благосклонно выслушивать мнимого «замполита».
- Мы, естественно, виноваты, раз такое случилось. Но мы просим все же и нас понять. Через день на ремень, занятия, да еще ремонт казармы на голову свалился. Выкручиваемся, достаем где чего можем. Вот иногда и не доглядишь.
- Я вам сочувствую, товарищи офицеры, но помочь вряд ли смогу.
- Мы все-таки надеемся, что сможете, товарищ капитан.
- Интересно, каким же образом?
- Выручите нас, пожалуйста, в первый и последний раз. Не докладывайте командованию полка. А мы в свою очередь вас выручим в случае необходимости. Мало ли что?
- Ну не знаю, как и быть.
- Да вы не переживайте, все будет в лучшем виде. С виновником такую воспитательную работу проведем - всю оставшуюся жизнь от слова «комендатура» вздрагивать будет!
- Ладно, уговорили. Так и быть. Но… это в первый и последний раз пойду на уступку. Не дай бог еще раз у вас случится что-нибудь подобное, ответите в полной мере.
- Спасибо, товарищ капитан. Честное слово, выручили. Теперь мы ваши должники. Разрешите идти?
- Идите.
Лейтенанты одновременно развернулись и без обоев вышли из кабинета. Помощник коменданта сделал вид, что ничего не заметил. Везуненко зашел в помещение дежурного по комендатуре. Олег встал, выжидательно и одновременно с тревогой поглядывая на комбата.
- Ну, веди к своему любителю пива.

Трое офицеров спустились в подвал, оборудованный камерами, и подошли к крайней из них. Проскрипел засов и «судьи» оказались в небольшом помещении с топчаном. Больше в камере ничего не было, кроме тусклой лампочки под самым потолком. Бугаев при виде такой процессии вскочил как ужаленный и начал судорожно приводить себя в порядок. Но не успел.

Сильный удар в лицо отбросил его обратно на топчан. Из разбитого носа на шинель хлынула ярко-красная кровь. Захлебываясь кровью и слезами, солдат испуганно лепетал:
- Простите, товарищ лейтенант. Немец, гад, вечером мимо ворот проходил, пивом угостил. Я думал, никто не заметит.
- Какой немец, чего плетешь, сволочь. У них снега зимой не выпросишь, а тут угостил ни с того, ни с чего?
- Так точно, угостил.
- Ах ты гнида, если сейчас такие фокусы выкидываешь, чего от тебя ждать через полгода, а? Легче прибить и зарыть где-нибудь!

Олег воспринял слова комбата, как сигнал к действию и начал избивать солдата. При этом быстро озверел и уже не отдавал отчета своим действиям, не соизмерял силу ударов. Он как бы вымещал на этом провинившемся всю свою злость за неудачи начала службы. Бугаев уже не разговаривал, а только мычал и бесполезно пытался прикрыться руками.
- Стой, дурак, убьешь солдата! - заорал не выдержавший Николай и повис на Олеге, у которого бешено вращались глаза. Окровавленными кулаками он еще пытался достать зажавшегося в углу Бугаева.
- Хватит, довольно, - Везуненко подошел и наклонился к солдату, - Еще хочешь пивка?
- Н-н-нет.
- Не дай бог еще на чем-нибудь попадешься, - сгною! С наряда снимать?
- Н-н-н-не надо, товарищ лейтенант, я-я-я все понял.
- А не сбежишь?
- Н-н-никак н-н-нет.
- Ладно, иди умойся. Здесь наведешь порядок. Чтобы блестело, как у кота яйца. Понятно?
- Т-т-так т-т-точно.

Всю обратную дорогу ехали молча. Лишь в канцелярии Везуненко спросил:
- Ну что, наверное считаешь, что неправильно сделали?
- Не знаю. Тебе виднее. Ты - комбат.
- Да не юли, скажи честно.
- И скажу. Ты разве не видел, что Лавриненко мог его покалечить? И что тогда? Где бы оказались лейтенанты Везуненко, Лавриненко и Петров за кампанию?
- Я и сам хотел его остановить, да ты опередил. А все-таки, Николай, плохо еще ты в людях разбираешься. Как думаешь, почему я решил проучить Бугаева мордобоем?
- Да Бог тебя знает.
- А потому, что он парень честный и порядочный. И наверняка не врет. Такой никогда не выдаст, не «застучит» замполиту или особисту. Его легче один раз побить из-за веской причины. И он поймет на всю оставшуюся службу. А таких, как твой Хорьков, и пальцем трогать нельзя. Но и веры ему никакой нет. Кстати, еще увидишь, Бугаев будет хорошим сержантом.
Петров с сомнением покачал головой. Однако комбат оказался прав. За всю свою оставшуюся службу Бугаев отличался исключительной надежностью и исполнительностью. Со временем стал заместителем командира взвода и уволился в звании старшина.


*     *     *


Осенью уволился тихий и спокойный солдат - латыш из второго огневого взвода. По штату он был орудийным номером, но фактически являлся каптером, правой рукой прапорщика Гарастюка. Петр души в нем не чаял и доверял во всем. Тот сам по себе любил порядок, вовремя получал, порой и без старшины, положенное на батарею довольствие, не воровал и своих земляков «лабусов»  в гости к себе не водил. Однако подошел положенный срок увольнения и старшине пришлось искать ему замену.

Петр всех измучил: целую неделю он беседовал с сержантами о возможных кандидатах, затем с пристрастием разговаривал с самими претендентами на «высокий и ответственный пост». Однако все его поползновения в сторону взвода управления Петров пресек на корню, пользуясь своим авторитетом у командира батареи. Список возможных кандидатов сразу сузился до орудийных номеров, так как командиры орудий и наводчики также были «неприкасаемыми».

Прикинув так и эдак, прапорщик остановился на незаметном азербайджанце Мосулове из первого огневого взвода, о чем и доложил на очередном совещании у командира батареи. Расчет старшины был прост: полк имел право отбора молодого пополнения и состоял в основном из русских, белорусов, украинцев и прибалтов. Солдат из Закавказья и Средней Азии можно было сосчитать по пальцам. А, соответственно, сохранность имущества батареи была практически гарантирована.

Везуненко не совсем был уверен в правильности решения старшины и вопросительно поглядел на командиров взводов. Первым не выдержал Олег:
- Комбат, я - против.
- Почему!
- Петро смотрит со своей колокольни. Этот азербайджанец сейчас потому такой хороший и тихий, что один в батарее. Пока вместе со всеми тягает гаубицу, его не видно. Но как только станет каптером и почувствует себя «большим человеком», вы его не узнаете, я гарантирую. Но по штату, между прочим, он у меня останется. А потому в чувство приводить его мне придется. Такая перспектива совсем не радует.

Старшина густо покраснел, глаза его сузились и он тихим и вкрадчивым голосом произнес, особо ни к кому не обращаясь:
- Товарищ лейтенант Лавриненко волнуется, что у меня солдат, так сказать, морально разложиться. Так вот, а я вам в свою очередь гарантирую, что в моем подчинении он забудет все вольности, какие имел в первом огневом взводе.

Для пущей убедительности Гарастюк показал всем свой увесистый кулак, который был ненамного меньше головы Жени Тараскина. И комбат стал склоняться к мнению старшины. Олег не сдавался и предпринимал последние отчаянные попытки отговорить Везуненко от рокового шага.

В этом жарком споре по поводу одного несчастного азербайджанца отразилась большая проблема, разъедавшая тихо и незаметно Советскую армию изнутри. Это - острые межнациональные отношения. И если, к примеру, противоречия между русскими, украинцами и белорусами можно было отнести к категории «милые бранятся - только тешатся», то остальное было далеко не так безмятежно. Солдаты и офицеры разных национальностей со своими обычаями и взглядами на жизнь оказывались в одних воинских коллективах. Взгляды эти оставались порой диаметрально противоположными, а на дворе были 80-е годы, а не 40-е, когда все межнациональные проблемы быстро решал каленым железом «вождь всех времен и народов» товарищ Сталин.

Процесс разрушения СССР набирал силу, вспыхивая то там, то здесь межнациональными конфликтами. Отголоски этих событий отражались и в армейской жизни. Порой главный бич Советской Армии, неуставные взаимоотношения, являлись следствием конфликтов на межнациональной почве. Зачастую, если в одном подразделении собиралась большая группа узбеков, или таджиков, или азербайджанцев, или армян и т.д., то они сразу пытались «захватить власть» и подчинить своим интересам внутреннюю жизнь роты, батареи, батальона и т.п.

Мудрые командиры, чтобы хоть как-то избежать конфликтных ситуаций, старались не держать в одном подразделении больше 2-3 человек одной национальности из числа «национальных меньшинств», чтобы не было «критического большинства». Командиры соединений и частей, имеющих право отбора, всеми правдами и неправдами отделывались от таких солдат, которые к тому же зачастую:
- первый год службы по-русски "нэ понималы", на втором году на все вопросы имели один ответ - "нэ положено";
- от грязных и тяжелых работ увиливали под всеми предлогами, не считая это «мужским делом», и моментально умудрялись перекладывать ее на более терпеливых славян;
- как по волшебству занимали все ключевые армейские должности, связанные с распределением материальных благ (кладовщики, каптеры, хлеборезы, маслорезы и т.д.).

Оставалось только посочувствовать бедному капитану, командиру обычной мотострелковой роты, у которого волею судеб в любой набор могло оказаться «критическое большинство» одного из национальных меньшинств. Молодые офицеры дивизиона всегда с тихим ужасом слушали рассказы капитана Сергеева, прослужившего несколько лет в Закавказском военном округе в одном из мотострелковых полков, где треть солдат были армяне, а треть - азербайджанцы. Периодические драки между ними на строевом плацу, когда в ход шли ножи и саперные лопаты, разнимала с большим трудом разведывательная рота полка, состоящая в основном из славян. Каждый такой разгон очередного проявления «интернациональной дружбы народов» заканчивался стрельбой и тяжелыми увечьями, а иногда и гибелью представителей противоборствующих сторон.

Жены офицеров и прапорщиков в полку боялись выйти не только за пределы военного городка, но и за пределы собственной квартиры, находясь постоянно на «осадном положении». Их запросто могли украсть и изнасиловать. Нередки были случаи, когда офицеры полка во главе со своим командиром шли наводить порядок кулачным способом в какую-нибудь совсем разложившуюся роту.

Постепенно, под влиянием воспоминаний Сергеева и других старших офицеров, Петров понял, что находится, в принципе, в тепличных условиях в отличие от своих коллег в обычных мотострелковых, танковых и артиллерийских полках. С тем большим недоумением и злостью он думал и не мог понять причины столь плачевного положения дел с дисциплиной в дивизионе и полку. А когда он думал о том, что по замене в СССР может запросто попасть в обычный полк, где основная масса солдат состоит из таких, как Мосулов, он просто впадал в зеленую тоску. И все его трудности первого года офицерской службы показались такими смешными, а рапорт в Афганистан - полным бредом.

А между тем, несмотря на все заверения старшины, Олег оказался прав. Первое время Мосулов юлил перед Гарастюком, как преданный пес. Освоившись с должностью и получив вожделенные ключи от каптерок, он начал меняться на глазах. Сначала солдат как представитель «белой кости» перестал появляться на занятиях, пользуясь заступничеством старшины. Лавриненко страшно злился, но поделать ничего не мог. Потом Мосулов под благовидными предлогами стал увиливать от нарядов. Вместо зарядки, когда это позволяли обстоятельства, сладко досыпал в каптерке, объясняя это наведением порядка.

Позднее, почувствовав в руках неофициальную власть, стал огрызаться и покрикивать на сержантов. Сам уже имущество со склада не таскал: брал молодых солдат. Потом обленился окончательно и стал заставлять кого-нибудь вместо себя наводить порядок в каптерке. И все это - прикрываясь авторитетом старшины. Командиры взводов докладывали обо всем комбату. Гарастюку не раз намекали, что добром это не кончиться. Но то ли им не до того было, то ли Петр сумел убедить комбата, что все нормально. В итоге такая «эволюция» каптера оставалась пока без последствий.

Но мыльный пузырь все равно лопнул. Мосулов, следуя «зову крови», пригласил к себе в гости «на огонек» троих земляков с полка. Они устроили тихую пьянку, и по иронии судьбы нарвались на внезапно пришедшего Гарастюка, которого взлелеянный им каптер послал на три буквы в пьяном угаре. Взбешенный прапорщик буквально вышвырнул непрошеных смуглых «гостей», пообещав, что переломает все руки и ноги, если они еще хоть раз появятся. Потом, как щенка, схватил сопротивляющегося Мосулова, отнес его в умывальник и облил его холодной водой с ног до головы прямо в одежде.

Вмиг протрезвевший солдат понял, что наделал, и принялся вымаливать прощение, клянясь всем на свете, что такого не повториться. Гарастюк так рванул у того ключи, что порвал цепочку, на которой они болтались. Затем наорал на дежурного по батарее и пообещал снять за то, что в расположении находятся посторонние. Однако сержант резонно ответил, что каптер непосредственно подчиняется старшине батареи. Петр закусил губу и ничего больше не сказал. Утром на совещании у комбата прапорщик также ничего не сказал о ночном происшествии, лишь скороговоркой заметив:
- Викторович, Мосулов с обязанностями не справился. Нерасторопный какой-то. Я ошибся. Ну, бывает.
- Ладно, не расстраивайся. Подбери другого.
- Спасибо, комбат.

Олег язвительно продолжил:
- И тебе спасибо, Петро, за пополнение во взвод. А то я уж боялся без работы остаться. Вот теперь воспитанием Мосулова займемся.

За старшину вступился комбат:
- А ты, Олежек, не кипятись. Твой Мосулов, между прочим, не на Луне жил, а в батарее. Так что никто тебе не мешал заниматься его воспитанием!
- Ага, ну вот, все разложилось по полочкам. Теперь вспомнили, что это солдат моего взвода.
- Хватит болтать! Моду взял отговариваться! Или забыл, как у тебя в комендатуре под носом Бугаев повеселился, а?

Николаю стало жалко Олега, который сразу как-то обмяк и замер. От Овчаровского он уже знал о вчерашней пьянке и не удержался:
- Комбат, ты тоже не горячись, не все знаешь!
- ???
Петр сильно наступил на ногу лейтенанту под столом, но того уже нельзя было остановить.
- Мосулов со своими земляками пьянку вчера устроил в каптерке батареи. Хорошо, на старшину нарвались, а не на дежурного по полку!
- Ты почему не доложил, Петро?

У того бегающие глазки скользили по помещению канцелярии, не останавливаясь ни на одном предмете.
- Ну, я хотел вам попозже все рассказать лично. Так сказать, наедине.

Везуненко, пожалуй, первый раз так щелкнули по носу люди, которым он безоговорочно доверял. Николай уже пожалел о сказанном. Комбат глухим голосом сказал:
- Все свободны. Ситуацию надо обдумать до завтра.
- А наряд снимать с дежурства? - поинтересовался Гарастюк.
- С фига ли? Чей разгильдяй напился, а? - вдруг тонким голосом заорал Везуненко. Офицеры и старшина сочли за лучшее исчезнуть с глаз командира.

Целая неделя ушла у Лавриненко на то, чтобы привести Мосулова в чувство. Однако нахождение в общем строю сделало свое дело: еще через две недели солдат и забыл вспоминать, что когда-то был каптером. Старшина нашел себе тихого солдатика белоруса, а Николай с Олегом и Женькой по молчаливой договоренности никогда не напоминали ни ему, ни комбату об их промашке.

Раздумывая о случившемся, Петров ловил себя на парадоксальных мыслях. Он завидовал немцам в том плане, что они представляли собой мононациональную страну и, соответственно, имеют мононациональную армию. А значит и не имели межнациональных проблем. Лужичане не в счет. Их очень мало. Но с другой стороны, почему Германия мононациональная страна? Да потому, что немцы проводили освоение новых восточных земель так, что полностью искореняли или ассимилировали местное славянское население. А демократическая Америка? Ведь американцы не стеснялись, используя военную силу, согнать со своих земель в резервации индейцев. А потом заселить эти земли колонистами. Вот и не стало у них межнациональных проблем.

А как проводило колонизацию русское государство? Население присоединяемых земель не только не изгонялось. Наоборот, им оставлялась и их вера, и их культура. Что было бы, если Россия осуществляла колонизацию по-немецки или по-американски? Наверное, в СССР стало бы намного меньше межнациональных проблем. Так что получается? От «доброты» страдаем, что ли?

«Так черт знает до чего можно додуматься», - с каким-то злорадством подумал член КПСС и интернационалист лейтенант Петров. А перед глазами вставали споры его матери с соседкой тетей Любой, когда он еще учился в школе. Женщины хорошо ладили между собой, помогали, чем могли друг другу. Но когда заходил разговор на национальные темы, тут пыль летела коромыслом. Мать была воспитана советской идеологией в нужном интернациональном духе. А тетя Люба, имеющая в этом плане определенный жизненный опыт, называла ее непонимающей дурехой.

Николай не вмешивался в споры двух взрослых женщин. Но ему, естественно, было обидно за мать и мысленно он всегда был на ее стороне. Средний ученик средней советской школы совершенно не понимал, почему тетя Люба так не любит выходцев из Закавказья и Средней Азии. Мать постоянно ей твердила, что нет плохих или хороших народов: просто в каждом народе есть плохие и хорошие люди. Но хороших все равно больше. Однажды он пришел домой и стал невольным свидетелем очередного яростного спора, оставшегося в памяти. Мать попыталась урезонить соседку и отправить сына, но та ответила:
- Уже большой парень. Ничего, пускай послушает. Может чего и умного для себя оставит от разговора двух баб.

Мать недовольно насупилась.
- Ладно, соседка, не сердись. Но уж больно ты правильная. Все фильмам веришь, да книжки читаешь. Молодец. А ты вот скажи, почему у нас все работают, как «папа Карло», а их мужики на рынке цветами торгуют. Почему они не работают?
- Ну как же не работают, Люба? Ты вырасти этот цветок, поухаживай за ним, привези его, сохрани, да еще продай!
- Да ты небось думаешь, что они их растят?
- А кто?
- Конь в пальто, вот кто! Бабы их горбатятся. А мужики только торговать к нам ездят, да наших шалавок по ресторанам тискают. Чтоб ты знала, моя дорогая, у них женщина - это человек второго сорта.
- Да ладно тебе, болтаешь черт знает что. И чего ты такая злая на них, Любка, не пойму?
- Ничего, ничего. По молодости я тоже дура была, совсем как ты сейчас. После техникума поехала к черту на кулички по распределению. В солнечный Азербайджан, в городишко N. Привезли нас таких дурех русских человек сто горбатится на их фабрике. Все начальники - местные. Только несколько человек инженеров - русские. Денег толком не платили, жили впроголодь, вкалывали от зари до зари. Зато по вечерам их мужики табунами вокруг нашего общежития ходили. Мы на улицу вообще не высовывались: страшно было. Две наши девчонки как-то пошли погулять и не вернулись. А утром их нашли на окраине города изнасилованными и убитыми. Мы отказались идти на работу. Что тут началось! Как же, забастовка! Директор фабрики грозил, что уволит. Мы говорим, увольняй хоть сейчас, все равно работать не будем. Местный секретарь райкома партии приезжал, уговаривал. Давил на нас, напоминал, что мы должны быть сознательными комсомолками и не судить о народе по отдельным негодяям, - тетя Люба невесело усмехнулась, - Ну прямо как ты, соседушка, говорил. Местный начальник милиции и прокурор убеждали, что найдут преступников и заслуженно покарают. Уж что-что, а убедительно говорить они умеют. Не то что наши мужики, которые и пару слов связать не могут. Но словам верить нельзя, нет! Конечно, никого они не нашли. Конечно, и на работу мы пошли, а куда деваться?
- Страсти какие рассказываешь, Люба! Даже не вериться. А дальше что?
- Начала я думать, как оттуда смотаться. А как уедешь? Одной страшно, да и денег все равно нет. Хоть криком кричи. А тут еще на фабрике один азербайджанец пристал. Выходи, мол, замуж, и все! Я, конечно, отказала. Он несколько дней не появлялся. А потом пришел и запросто так сказал: или я выйду за него замуж, или он меня все равно украдет.
- Чего врешь то!
- Сама ври лучше! Съезди туда, да почувствуй на свой шкуре такой интернационализм. А потом и будешь говорить, вру я или не вру. В общем, пошла я к одному нашему инженеру, расплакалась. Спасибо ему, хорошему человеку. Век не забуду. Ну что, говорит, Люба, плохи твои дела, девонька. Все равно сворует. И будешь ты числиться пропавшей без вести. А искать никто не будет. Надо срочно уезжать. Совсем я расстроилась. А он созвонился со своим братом военным, который в Баку служил. Тот взял мне там заранее билет на поезд. После смены, чтобы никто ничего не заподозрил, вернулась в общежитие. Поздно ночью он забрал меня и на своей машине увез в Баку. Там передал брату и сразу обратно, чтобы к утру быть на месте. Военный этим же утром посадил меня на поезд и я укатила. Без всякого расчета. Слава богу, хоть документы смогла забрать. Потом девки приезжали и рассказывали, как бесился мой смуглый «кавалер». Все пытался узнать, кто помог мне бежать и где я живу. А вот хрен ему по всей морде! Ищи-свищи: Россия большая! - тетя Люба недипломатично при этом помахала правой рукой.
- Но все равно, Люба, не все же такие!
- Слушай, да иди ты к черту. Все, засиделась я, пошла домой. Спасибо за чай и угощение. Прости, если что не так.
Теперь, по прошествии многих лет, Николай уже по иному воспринимал разговоры тети Любы, а армейская «проза жизни» все больше склоняла его к ее мнению.

*     *     *

Новый год обещал быть для Николая на редкость скучным. Он, естественно, был приглашен в свою «старую кампанию». Но опять встречаться с Леной ему, честно говоря, не хотелось. Да еще нерадостная перспектива лицезреть перед собой целый вечер самодовольную рожу Пузырева, ставшего заместителем командира роты, и не менее самодовольное лицо его бывшей подруги, а нынче законной жены. Однако случайная встреча вдрызг разбила отношения лейтенанта и своей знакомой, чему он был несказанно рад.

Будучи перед самым Новым годом помощником дежурного по полку, Николай с утра получил задание взять дежурную машину и съездить на склады Военторга, помочь что-то перевезти. Лейтенант был ужасно рад подвернувшейся возможности смыться хоть на несколько часов из надоевшего прокуренного помещения дежурного по полку. Порядком покрутившись по узким улочкам, они наконец-то въехали во внутренний двор базы Военторга. Каково же было его удивление, когда он увидел встречающую его и улыбающуюся Лену:
- Привет, пропащий человек. Так это тебя к нам в помощь прислали?
- Здравствуй. Получается так.
- Ставь машину под загрузку ко вторым воротам.
- А что за груз?
- Да в ваш магазин кое-чего из продуктов.
- А-а-а. Усиленная распродажа залежалых товаров населению перед Новым годом?
- Сам ты залежалый. Все не женишься. Вон Пузыревы живут и не жалуются, - она выразительно поглядела на лейтенанта, повернулась и пошла легкой походкой к машине.

«Все не угомонится. Тоже мне, жена нашлась. Если Пузырев, дурак, женился, так это его личное дело», - подумал Петров. Потом неторопливо подошел к машине, сказал водителю, чтобы тот помог на загрузке и, поудобней усевшись в кабине, начал читать взятую с собой книгу. Внезапно дверь открылась и Николай опять увидел Лену, однако на этот раз не такую добродушную:
- А солдат для погрузки ты привез?
- Мне на этот счет ничего не говорили.
- Ну и сколько мы так грузиться будем?
- А я почем знаю. Водитель поможет. Кстати, где же ваши грузчики?
- Какие грузчики. Ты что, первый день служишь здесь? Полторы калеки, и те вечно занятые, или пьяные.
- Печально. Ты от меня то чего хочешь?
- Как чего, помоги загрузить машину!

Лейтенант посмотрел на нее недоумевающим взглядом:
- Ты чего, дорогая, белены объелась? Я не грузчик и не солдат. Товар военторговский. Военторг пускай и грузит. Хоть всех бухгалтеров выводите.
- Ах вот ты как заговорил. Ну и сиди, барин чертов. Сама загружу.

Она в сердцах так хлопнула дверью, что лейтенант невольно поежился и с каким-то смешанным чувством восхищения и недовольства подумал: «Смотри-ка, черт, какая она бешеная бывает. Представляю, какая семейная жизнь могла меня подстерегать!» Офицер нехотя вылез из кабины и направился в сторону склада, молча забрал у нее ящик из рук и забросил в кузов. Продуктов было не очень много, и они с водителем достаточно быстро справились с погрузкой. Лена взяла накладные и села в кабину к Петрову, который всю дорогу до магазина пытался ее обнять. А она молча отбрасывала его настырную руку.

После разгрузки он подошел к ней, виновато улыбнулся и примирительно сказал:
- Ну ладно, Лена, не сердись. Был не прав. Предприму все усилия для исправления. И вообще, ты гораздо красивее, когда улыбаешься.
Однако у девушки долго копилась злость и этот случай взорвал ее. Она сузила глаза и громко выпалила в лицо:
- А чего мне сердиться? У меня права такого нет. Я кто такая. Так, вольняшка, объект для лапания руками господ офицеров. Жениться на таких как я вам зазорно. Как же, вам жен благородных подавай, с высшим образованием, начитанных и интеллигентных.

Водитель затих в кабине. Смущенный Петров не знал куда себя деть со стыда и думал лишь о том, чтобы побыстрей закончилась эта истерика. Тем временем она продолжала, переходя на крик:
- А сам-то товарищ лейтенант во всю с немочкой любовь крутит. Сучка дает, вот кобелек и бегает. Что, съел? Думаешь, никто ничего не знает? Шито-крыто?
- Это тебя не касается, и хватит на пустом месте трепаться, - начал было защищаться опешивший Петров.
- Ха-ха, не касается. В нашем гарнизоне все всех касается. Нашел себе любовницу, да? Лена тебе плохая, да? Не отдалась сразу, чтобы ты потом сплетни обо мне распускал?
- Ты замолчишь или нет, … дура!

Поняв, что сболтнул лишнее, Николай закусил язык. Звонкая пощечина обожгла левую щеку. «А рука-то у нее тяжелая», - подумал опозоренный лейтенант, поднимая с земли упавшую от удара фуражку.
- Значит так, умник. Забудь про меня. Пропади пропадом. Все кончено. Дура с умным парнем дружить не может. Прощай.

Пользуясь предоставленным для отступления случаем, офицер резко повернулся, впрыгнул в кабину и заорал на ухмыляющегося водителя:
- Поехали, чего стоишь, черт!
К концу дня хмурый Петров немного повеселел: тяготившее его знакомство наконец-то закончилось, хотя и со скандалом, зато стремительно и без слез. Однако теперь путь на Новый год в знакомую ему квартиру был наглухо закрыт. Пойти к Катрин он тоже не мог, так как она встречала праздник с коллегами по работе. Пришлось встречать Новый год в общежитии с малознакомыми офицерами в кампании старых закоренелых холостяков.

Скукотища была неописуемая. Пустые пьяные разговоры и больше ничего. В такой кампании все праздники проходят примерно одинаково. Отличие лишь в количестве выпитой водки и степени опьянения собутыльников. Не зря мудрые говорили: без дураков жизнь скучна, но без женщин она просто невыносима. Особенно когда знаешь, что женщины рядом, красивые и ухоженные, молодые и радующиеся жизни. Но только там, за забором, в сверкающем огнями и фейерверками Котбусе. А ты чужой для них, и никто тебя не приглашает на этот праздник жизни. Тоска да и только. Может и вправду жениться. Хоть и на Ленке. Прийти и повиниться. А в чем он, собственно говоря, виноват? В том, что он ее не любит? Разве это вина? Нет, все-таки не стоит делать скоропалительных решений. Очень хотелось верить, что настоящее чувство еще где-то впереди.

А сейчас пьяный вдрызг лейтенант наливал до краев рюмку и с такими же как он «братьями по несчастью» орал в раскрытые окна общежития в сторону гуляющих немцев во всю мощь своего молодого голоса: «С Новым годом, фрицы!»


*     *     *


В XII - XIV веках безудержная эксплуатация местного славянского населения германскими феодалами приводила к опустению земель. С каждого плуга брали церковную десятину, три меры зерна и 12 серебряных монет. Добиваясь повышения доходов, немецкие феодалы вынуждены были привлекать крестьян-колонистов из Германии, которые заселяли лужицкие и другие славянские города и поселения. Местное население изгонялось с лучших земель для устройства немецких поселений. Колонистов освобождали на несколько лет от всяких повинностей. Они пользовались личной свободой и имели свое самоуправление. На завоеванных землях в XIII - XIV веках немецкие крестьяне были в значительно лучшем положении, чем крестьяне остальной Германии.

В городах также шла активная немецкая колонизация. При этом славянское население зачастую просто изгонялось. Ему запрещалось заниматься торговлей и многими видами ремесел. Власть в городах захватывалась немецкой верхушкой. Местная славянская знать роднилась с немецкими феодалами, перенимала немецкий язык и культуру. Такие же процессы происходили, естественно, и в Котбусе. С 1190 по 1445 год город управлялся так называемыми котбусскими господами, которые согласно старому немецкому сборнику феодального права («Саксонское зерцало») происходили «из франков». Хотя это обстоятельство отнюдь не мешало им поочередно служить бранденбургской и чешской власти.

В конце 30-х годов XIII века в Лужицах стали появляться слухи о появлении на востоке новых страшных кочевников - монголов. Люди верили и не верили. Но когда дошли вести о страшном разгроме Волжской Булгарии и сильных русских княжеств, то в народе вспомнили легенды об аварах и венграх. При этом мало кто верил, что монголы могут дойти до этих мест. Но события развивались стремительно. В 1240 году кочевники громят южные русские княжества и врываются в Польшу и Венгрию, подвергнув их страшному разгрому и опустошению. Казалось, от этого неведомого народа уже нет нигде спасения. Однако в землях Чехии города Оломоуц и Брно выдержали осаду. А объединенное войско немцев и чехов в 1241 году смогли разбить крупный монгольский отряд. После этого нашествие схлынуло, как ослабевший весенний поток, оставляя после себя сожженные и разграбленные города и поселения, разлагающиеся трупы людей и животных на огромных территориях. Еще несколько лет после этого сохранялся страх перед новым возможным нашествием страшных скуластых азиатских воинов в звериных шкурах. Но постепенно эта опасность сошла на нет.

В XIII веке в маркграфство Бранденбургское вошли земли небольшого племени шпревян, на которых вскоре был построен город Берлин. В те годы Берлин явно уступал своими размерами всем окружающим его городам, в том числе и Котбусу. Вряд ли даже самый бесстрашный мечтатель мог предвидеть в нем будущую столицу Германии.

Ориентировочно в 1300 году в Котбусе был сооружен францисканский монастырь, территория которого стала усыпальницей городских владетелей. Так, в городской церковной обители, являющейся сохранившейся частью этого монастыря, была найдена каменная двойная могильная плита с рельефом одного из котбусских господ – Фредегельма фон Котбус, изображенного со своей супругой Адельхейд. На его щите изображен рак, это же изображение рака повторяется на груди и на правом плече супруги. По всей видимости, отцы города сделали рака своим гербом. Такая «любовь» к ракам позволила соседям в насмешку называть господ из Котбуса «пожирателями раков».

Несмотря на насмешки, котбусские господа, по видимому, были искусными политиками, раз смогли удержаться у власти несмотря на то, что город с окрестностями не раз переходил от брандербургского маркграфа к чешскому королю и обратно. Так, в 1317 г. брандербургский маркграф Вальдемар вновь захватил территорию лужичан. Однако после его смерти эти территории захватил чешский король Ян Люксембург. В состав Чехии они вошли на правах лена империи.

Кроме этого, котбусские господа не упускали случая поучаствовать в военных походах, сулящих добычу. XIII-XIV века – время захвата земель племен пруссов и прибалтийских племен. Крестовые походы против «язычников» начались еще с 1215 г. С 1230 года в помощь немецким феодалам пришел Тевтонский орден. 1233 и 1254 – два крупных крестовых похода, окончившихся уничтожением значительной части местного населения. Оставшихся пруссов насильно расселяли по другим землям Германии, а на их территории поселялись немецкие колонисты.

Петр из Дусбурга, автор «Хроники земли Прусской», писал «…в год от Рождества Христова 1329 Иоанн Люксембургский, король Богемии, со знатными людьми из своего королевства и князем Силезии Фалькенбергом, и графами из Лейнингена, Оттингена, Нейенара, Вейльнау, Вюрттемберга, Шауэнберга и Фалькенштейна и с господами из Керпена, Геры, Берга, Ротенштейна, Даме, Котбуса, Мейсена и бургграфом из Доны и со многими знатными людьми королевства Алемании и Англии вошел в землю Прусскую. Со всеми ими брат Вернер и 200 братьев и 18 тыс. ратников, кроме пехотинцев, пошли на Литву и в канун сретения Господня осадили замок Медевагу и после многих штурмов они подчинились христианской вере, и 6 тыс. человек замка были крещены во имя Господа, но после они от веры отступились».

В 1356 году котбусская верхушка с тревогой выслушивала диковинные новости от проезжающего купца. Как оказалось, император Карл Люксембургский (он же чешский король) издал «Золотую буллу», в которой окончательно закрепил многовластие в империи и порядок избрания императора коллегией курфюрстов. В нее вошли 3 церковных князя (архиепископы майнцский, кельнский и трирский) и 4 светских (король чешский, герцог саксонский, маркграф бранденбургский и пфальцграф рейнский). Перед господами вырисовалась неприятная картина. Кто бы не был над ними господином: то ли король чешский, то ли маркграф бранденбургский, при значительном умалении имперской власти власть местного князя возрастала невероятно. При этом могли пострадать права городских господ.

А тем временем немецкая колонизация Лужиц продолжалась. В 1400 г. что в Котбусе, что в Бауцене славянское население насчитывало едва ли треть. В основном это были ремесленники и городские низы. К этому времени существовали препоны для получения гражданских прав лужичанами, их не принимали в цеховые организации. Хотя гражданские присяги приносились еще на славянском языке. Но, видимо, в Бауцене обстановка была более накаленной, и в 1405 г. в городе вспыхнуло восстание, которое возглавил староста гильдии суконщиков. Судя по тому, что это восстание не оставило значительного следа в историографии, видимо, оно было быстро подавлено.

Нам сейчас трудно судить, какой была реакция на эти события котбусских господ. Однако можно предположить, что раз таких же выступлений в городе не было, они каким-то образом учли интересы славянского населения города. В 1409 году Котбус получает магдебуржский городской статус, а в отношении права наследования – котбусское общинное право.


*     *     *


Внешне в батарее все было благопристойно: отремонтированное аккуратное расположение на зависть другим подразделениям дивизиона, чистые, сытые и веселые солдаты. Сержанты докладывали о том, что во взводах все хорошо, происшествий нет. В неофициальных беседах Овчаровский тоже успокаивал Петрова. Служи и радуйся! Однако еще были свежи в памяти Николая отголоски той, кошмарной первой батареи. Овчаровскому после случая с побегом Агафонова он тоже не доверял, и поэтому решил провести кое-какую проверку.

Сразу после выдачи денежного довольствия солдатам и сержантам батареи в феврале месяце, буквально на следующий день он проверил: сколько у кого осталось денег. Результат: у Малюгина и Агафонова не осталось ни пфеннинга. Солдаты не придумали ничего лучше, как сказать, что все деньги истратили в чайной за один день. Все было ясно, как божий день.

В батарее продолжался сбор денег у молодых. Лейтенант сидел за своим столом молча и невидяще смотрел поверх голов двух несчастных солдат. Его охватила не тоска, а настоящее отчаяние. Сколько трудов, усилий, нервов потрачено, чтобы добиться … нет, не идеального порядка, а хотя бы обычной нормальной обстановки без уродливых проявлений изнанки человеческих отношений в повседневной армейской жизни своего маленького подразделения. Цель, казалось бы, близка. И вот, будьте любезны: на самом деле она оказывается так далека, что и не дотянуться.

Агафонов и Малюгин уже долго переминались с ноги на ногу и недоуменно поглядывали на своего командира, отрешенного от действительности. Наконец он очнулся и совсем тихо, почти неслышно произнес, едва раздвигая как бы от смертельной усталости губы:
- Поймите вы наконец, пластилины херовы! Если вы, вы, вы сами, черт побери, не будете себя защищать, никто вам не поможет. Ни комбат, ни командир взвода, ни ваши бабушки и дедушки с папами и мамами! И если вам не хватает смелости дать по роже обидчику, то хоть наберитесь смелости честно рассказать мне, что происходит. И я даю слово, что найду способ избежать конфликтной ситуации так, чтобы про вас никто ничего не подумал. Или опять ждать, Агафонов, когда ты в очередной раз рванешь к польской границе, стайер хренов?

Солдаты замерли и безнадежно молчали. Лейтенант окончательно пришел в себя. Глубоко вздохнул, как перед большой и нудной работой, и рявкнул:
- Вон отсюда! Через час ко мне с объяснительными записками, в которых напишете всю правду о сборе денег. Вы слышите: всю! Я вас заставлю себя уважать, пластилины! Хмелева ко мне!

Взволнованный сержант пытался оправдываться. И причины на то были: через пару месяцев ему предстояло увольнение в запас. А после побега Агафонова на него здорово окрысился Везуненко, шутки с которым были плохи! И тут новая неприятность. Явно Хмелеву не везло в последнее время. Какие уж тут вольности. Было одно желание: спокойно дослужить и уволиться! Но разъяренный лейтенант не дал говорить:
- Вот что, Хмелев. Я на тебя зла не держу. Но имей в виду: если через полчаса ты мне не доложишь, куда у этих двух, м-м-м, солдат пропали деньги, я больше перед комбатом защищать и выгораживать тебя не буду. И иди ты на дембель хоть в декабре, понял?

Побледневший сержант сжал кулаки, желваки играли на скулах:
- Так точно, понял. Только зря обижаете, товарищ лейтенант. Знаете, что ниже пояса бьете, не хорошо.

Затем он резко повернулся и выбежал. А ровно через полчаса вернулся с докладом:
- Товарищ лейтенант, деньги действительно у них отобрали подчистую.
- Так я и думал. А кто?
- Извините, не скажу.
- Ты что, сержант, белены объелся, или дурного мухомора нанюхался?
- А вы на меня не орите. Хоть в декабре увольняйте, хоть в январе. А «стукачем» никогда не был и не буду. Одно могу сказать: это дело рук не «дембелей» и не «ветеранов».
И опять с ехидством добавил:
- Ваши люди, вы же их сами выбирали.
- Ладно, иди Хмелев. У меня и так достаточно начальников, которые жизни учат. Ты еще поучи!
- Я и не думал, товарищ лейтенант, - повеселевшим тоном ответил сержант, поняв, что гроза прошла над головой.

Петров на минуту задумался. Действительно, это его люди, он сам их выбирал. На кого обижаться? Все, да не все. Овчаровский. Неужели опять он? Вызванные Малюгин и Агафонов принесли объяснительные записки с подробным изложением, на что потрачены деньги: кому-то отдали долг, кому-то наоборот, в долг дали, оставшуюся сумму проели в чайной.

Разъяренный лейтенант разорвал бумаги и клочья бросил им в лица:
- Вот уж хренушки, ребята, теперь я с вас не слезу. И так все знаю. Но вы должны сами рассказать. Только после этого мы сможем раздавить заразу, и только после этого вас перестанут трогать. Иначе до самого дембеля будут бить и отбирать последние деньги. Вы это понимаете?!

Солдаты угрюмо молчали. Он закрыл их в каптерке, заставив по новой писать объяснительные записки. А сам поднялся к командиру батареи и обо всем рассказал. Однако Везуненко даже не стал его распекать или в чем-то обвинять. Получилось, что Петров как бы сыграл на опережение и сам вскрыл медленно тлеющий конфликт. Комбат, моментально оценив обстановку, собрал батарею в ленинской комнате. Потенциальных сборщиков денег с бледными лицами он заставил зачитывать заплетающимся языком одну за одной статьи Устава внутренней службы и Дисциплинарного устава. Через несколько минут как бы невзначай он сказал батарее:
- Товарищи солдаты и сержанты. Сегодня у нас напряженный день. Придется дополнительно позаниматься. План уже утвержден у командира дивизиона, - не сморгнув глазом, соврал Везуненко, - сейчас проведем занятие по общевоинским уставам, потом - два часа физической подготовки, потом опять час уставов и так далее, пока … Малюгин и Агафонов не скажут правду.

«Виновники торжества» стояли, низко опустив головы. Все и так было ясно. По батарее пополз шепот: «Ну, солобоны, козлы, звиздец вам!» Комбат между тем продолжал:
- Хмелев!
- Я!
- Локтионов!
- Я!
- Сейчас пройдете с лейтенантом Петровым вниз, еще раз поговорите с нашими вечно обиженными мальчиками. У вас есть шанс досрочно закончить дополнительные занятия. Но мне нужна только правда!

Когда Николай со своими сержантами покидал ленинскую комнату, все присутствующие так выразительно посмотрели на командный состав взвода управления, что и без слов все было ясно. Никто не хотел мотать очередной раз круги по стадиону. Особенно из-за этого никем «не санкционированного» сбора денег.

Николай зашел первым в свою каптерку и прочел объяснительные, которые слово в слово повторяли содержание первоначальных объяснительных.
- Да вы, парни, ничего не поняли, - начал спокойным голосом Петров, рвя на мелкие части бумагу, - Батарея сейчас в ленинской комнате, под руководством командира батареи занимается уставами. Через час, нет, уже через полчаса она выдвинется на стадион для физической подготовки. И так эти занятия будут чередоваться, пока вы не напишите правду. Хмелев, Лактионов, заходите, будьте любезны. Я вас оставлю ровно на 10 минут для политбеседы.

Лейтенант вышел и закрыл дверь. Через тонкую фанерную обшивку доносились крики разъяренного Хмелева:
- Пишите правду, придурки! Из-за вас одни неприятности! То бегаете, то деньги у вас отбирают.
- Товарищ сержант, что же ребята скажут?
- Видал я вас с вашими ребятами на одном месте! Я не собираюсь тут до японской пасхи сидеть. Мне на дембель надо ехать, домой, это понятно?
- Но ведь нас совсем «зачадят»!
- Да вы и без этого «чады» еще те! Чего терять-то? А Хорьков с Белых и с помощничками из огневых взводов еще огребут по полной программе. «Дембеля» им ничего такого не разрешали вытворять. Совсем «черпаки» опухли. Пишите, я сказал, да быстренько. Если я еще минут 10-15 в ленинской комнате просижу, а потом, не дай бог, комбат выгонит нас на стадион, всю ночь под кроватями ползать будете, духи!

Петров открыл дверь:
- Хмелев, все! Иди в ленкомнату.
Потом дал заплаканным солдатам чистые листы бумаги и стал смотреть, как они пишут. Прочитав написанное, Николай ахнул. Опять все заварил Овчаровский. Он не побоялся ни дембелей, ни офицеров. Сумел убедить Хорькова, Белых и двух человек с огневых взводов собирать «дань» с «чмошников» Малюгина и Агафонова. Те сначала попытались сопротивляться, но после избиения сломались. Однако Овчаровский в драке не участвовал и остался как бы в стороне. Непосредственно собирал деньги по своей глупости Белых.

Дальше комбат проделал все с точностью «наоборот»: Малюгин и Агафонов читали уставы, а «славная» пятерка писала объяснительные внизу. Потом, когда бумаги были собраны, Везуненко распустил батарею и позвал офицеров к себе:
- Ну что будем дальше делать? Опять на стадион?
Затянувшееся молчание наконец нарушил Олег Лавриненко:
- Не стоит, комбат. Потом этих собирателей денег просто изобьют. Батарея из-за Овчаровского уже второй раз страдает. Как бы хуже не было.
- Ну так что делать? Все оставить, как есть? И сказать: спасибо мальчики, продолжайте, вы еще маленькие, вам все прощается!?
- А давай свозим их в военную прокуратуру гарнизона, договоримся со следователем и вынесем прокурорские предостережения, чтобы другим не повадно было.
- Умный какой. Замполит не разрешит. Ведь этот факт может попасть в официальную отчетность.
- Правильно, не разрешит. Но мы его и спрашивать не будем. Сами с Николаем съездим. А ты тут вроде ни при чем и ничего не знаешь. А, как?
- Надо подумать. Пока по домам. До завтра.

Петров не очень-то обрадовался предложению Лавриненко. Вместе с воспитательным эффектом от этого мероприятия он мог запросто получить взыскание и накликать очередное разбирательство по партийной линии. Однако когда на следующий день комбат одобрил идею, ему пришлось скрипя сердце согласиться.

Они с Лавриненко взяли с собой ничего не подозревающих Белых, Хорькова, Овчаровского, двух огневиков и повезли их в комендатуру. Военный следователь, капитан, оказался на редкость общительным парнем, что в какой-то мере противоречило серьезности его профессии. Прочитав объяснительные солдат, он, улыбаясь, произнес:
- Ну что, лейтенанты, пытаетесь бороться с неуставными взаимоотношениями руками военной прокуратуры?
- Да нет, зачем же, мы и сами справимся. Но официальная бумага - это документ. Большой воспитательный эффект получится.
- Правильно. Но если вы сюда каждый месяц бегать будете, этот самый воспитательный эффект потеряется, как блоха на бродяге.
- Как можно, мы все понимаем! А можно поинтересоваться, товарищ капитан, этот случай как-то пройдет в вашей статистике?
- А как же.

Лица лейтенантов заметно погрустнели.
- Я его включу в отчетность за полугодие. Так что в полку о нем узнают не раньше июля. Идет?
Повеселевший Петров крепко пожал руку следователя:
- Спасибо, товарищ капитан, вы даже не представляете, как нас выручили.
- Лейтенант, в прокуратуре дурней не держат. Все я понимаю. Тебе, небось, этим летом старшего лейтенанта получать надо. А, угадал? Так что не переживай. Сначала звание получишь, а после этого в полку узнают. Но после драки кулаками не машут. Заводите своих «оглоедов» по одному! Кроме Овчаровского.
- Почему кроме Овчаровского? - практически одновременно с удивлением спросили офицеры.
- По качану. Долго рассказывать. Считайте, что он всего лишь свидетель правонарушения.
Лавриненко и Петров переглянулись: не солдат, а бес какой-то, из любого положения сухим выходит! Однако привоз в батарею прокурорских предостережений произвел эффект разорвавшейся бомбы. Солдаты и сержанты не по одному разу брали друг у друга и перечитывали бумаги с официальным бланком военной прокуратуры с предупреждением о недопустимости совершения каких-либо противоправных деяний. Все виды официальных и неофициальных наказаний как-то враз поблекли с этими маленькими бумажками, от которых веяло решетками и холодом камер дисциплинарного батальона. После отбоя Хмелев сказал в тишине, обращаясь ко всем:
- Да, ребятки. Хорошо, что у меня дембель скоро. Чувствую, гайки вам так закрутят, что ни вздохнуть, ни пернуть. Будете жить по уставу, завоюете честь и славу, ха-ха-ха!

*     *     *

За две недели до Дня победы запыхавшийся дневальный по батарее нашел Петрова на занятиях и с округлившимися от старания глазами доложил, что его срочно вызывает к себе командир дивизиона. У офицера тревожно екнуло сердце: Санин не вызывал просто так пожать руку и поболтать о делах. Пока шел к штабу дивизиона, мысленно перебирал все возможные причины вызова. Больше всего, конечно, боялся, что вскроется их «афера» с прокурорскими предостережениями. Но Бог миловал. Подполковник на удивление дружелюбно поздоровался, пригласил присесть и с многообещающей улыбкой начал разговор:
- Николай, ты же знаешь, что на носу День Победы?
- Так точно!
- Да сиди, не вскакивай как ванька-встанька. Тут вот какое дело. Начальник физической подготовки полка решил устроить спортивный праздник. Делать ему больше нечего. Но ты сам знаешь, что для военного праздник, как для лошади свадьба: голова в цветах, а шея в мыле. Уже издан приказ по полку. Полюбуйся: от батальонов, дивизиона и спецподразделений сформировать спортивные команды. Вот тут и виды соревнований расписаны. Уразумел?
- Не совсем, товарищ подполковник.
- Ну какой же ты непонятливый. Командование дивизиона решило назначить тебя старшим спортивной команды от дивизиона.
- Но из меня тренер, как из коровы балерина! Я ничего в спорте толком не понимаю.
- А тут и не надо ничего понимать. Твоя задача подобрать людей и тренировать. Мы и их и тебя освободим от нарядов. Дивизион в грязь лицом перед пехотой ударить не должен. Ты парень умный, перспективный, разберешься. Мы на тебя надеемся.

«Ну надо же, - с ехидством подумал лейтенант, - не прошло и два года, как из гадкого утенка получился перспективный офицер. Так, глядишь, и звание старшего лейтенанта сдуру вовремя присвоят».
- Разрешите вопрос.
- Ну конечно, конечно!
- А комбаты не будут препятствовать?
- Им уже отданы распоряжения. С любыми просьбами можешь обращаться ко мне или к начальнику штаба дивизиона. Все понятно?
- Пока не совсем.
- Все, разговор окончен. Ну что, как говориться, дерзай. И помни: мы на тебя надеемся!
Придя к себе в каптерку, лейтенант еще раз перечитал приказ по полку. Основные виды соревнований – бег на различные дистанции в индивидуальном первенстве и эстафеты. Плюс метание ядра и гранат, перетягивание канатов и самый «писк» – так называемая военизированная эстафета. Выходило, что команду надо было набирать человек 12-15, не меньше. Времени на тренировки оставалось в обрез. В то же время Николай отчетливо понимал, что эти внезапные соревнования – его шанс окончательно укрепиться на небосклоне дивизиона.

Пришлось за дело браться всерьез. Подобрав, несмотря на ворчание Везуненко, четырех спортсменов у себя в батарее, он через них узнал о «нужных людях» в других подразделениях дивизиона и подал на них заявки. Командиры батарей куксились, но грозные указания Санина сделали свое дело и команда, в конце концов, была собрана. Когда приступили к тренировкам, Петров был сильно удивлен. Вчерашние худощавые, затурканные и ничем не примечательные солдаты оказались хорошими бегунами. Больше того, некоторые из них участвовали в соревнованиях приличного уровня. В основной своей массе эти ребята оказались студентами.

Освобожденные от нарядов, занятий, отъевшиеся и отоспавшиеся, они с самозабвением наматывали круги по стадиону при всем при том, что старший команды весьма смутно представлял себе суть тренировочного процесса. Он, конечно, занимался определенными видами спорта в военном училище. Но все это было в жестких рамках наставления по физической подготовке и учебных программ: немного гимнастики, немного рукопашного боя и до изнеможения полоса препятствий, марш-броски с полной выкладкой, если бег, то обязательно 3 километра, очень редко – 1 километр. Редкие лекции по теории физической подготовки он, естественно, добросовестно проспал за спиной более «устойчивых» товарищей.
Поэтому и чувствовал себя весьма неспокойно. Он каждое утро собирал команду, следил, чтобы люди исправно ходили на тренировки, чтобы их не выдергивали в наряды и на занятия. Получал на них дополнительное питание. По своему разумению и подсказке солдат расставил спортсменов по видам соревнований. Но реально тренировочным процессом он не руководил и не знал, в хорошей или плохой спортивной форме находятся его временные подчиненные.

Через неделю на тренировку пришел командир дивизиона, сделал пару замечаний и ушел. Не похвалил, но и не поругал. Лейтенант остался в недоумении. Однако машина была запущена и работу «главного тренера», как ехидно его теперь называли офицеры дивизиона, теперь можно было оценить только по конечному результату. Всю оставшуюся неделю он настраивал свою команду, говоря, что артиллерия должна обставить пехоту, иначе – позор.

И вот настал момент истины, 9 мая, День Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Сразу после утреннего построения полка и объявления праздничного приказа Петров увел команду с плаца, переодел в выданную по случаю спортивную форму и привел на стадион. До начала соревнований оставался час. Солдаты разминались, болтали друг с другом и посмеивались. Но как только трибуны стадиона начали наполняться зрителями, веселье улетучилось. Офицеры и прапорщики в парадной форме, их принаряженные жены и дети, огромная толпа улюлюкающих сержантов и солдат, большая группа немецких гостей, гражданских и военных. Вся эта кишащая масса людей буквально давила и будоражила вчерашних мальчишек. Проигрывать здесь было никак нельзя! Разволновавшийся Петров отдавал последние указания и даже набрался наглости спровадить внезапно появившегося замполита, который пришел «взбодрить» команду.

Дальше все происходило с какой-то пугающей быстротой: построение команд, приветствие участников соревнований командиром полка. И все. Началось. Бег на 100 метров. «Дохлик» из третьей батареи, на которого особо и не надеялись, упустил вперед себя только разведчика. Есть второе место! Бег на 200 метров. Атлетически сложенный бегун из реактивной батареи сломался буквально на последних метрах, но все-таки вырвал третье место. Стадион орал и свистел, подбадривая представителей своих подразделений. На 400 метров выставили сильного бегуна со своей, первой батареи, студента института физкультуры, который уверенно всех обошел и не оставил никаких шансов своим соперникам. Есть первое место! На 800 метров тоже строили надежды, но сержанта из взвода управления дивизиона неприлично толкнул бегун первого батальона где-то в середине дистанции и он упал, в кровь ободрав руки и ноги. Однако встал и, прихрамывая, добежал дистанцию, придя предпоследним. Дивизион подавленно замолчал. Начальник физподготовки полка сделал вид, что ничего не заметил. Команда разозлилась и на эстафете 4 по 400 метров вырвала первое место. Командир полка покачал головой. Артиллерия сегодня явно обставляла и все пехотные батальоны и спецподразделения.

В перетягивании канатов так намудрили с жеребьевкой, что команде дивизиона пришлось его тянуть без перерыва два раза подряд. Естественно, уставшая команда уступила во второй раз отдохнувшему сопернику, но заняла почетное второе место. Метатель ядра, видимо не большой специалист в этом виде спорта, но просто хорошо физически развитый солдат сумел в последней попытке занять третье место. Однако вслед за этим здоровяк из второй батареи так метнул гранату, что не оставил шансов соперникам на первое место.

И вот после долгого шума, свиста и улюлюканья стадион внезапно затих. Все молча наблюдали за приготовлениями к военизированной эстафете, представляющей собой забавный сплав военно-прикладных навыков, придуманный в творческих муках начальником физической подготовки полка. В полной тишине раздался резкий свисток и первые участники эстафеты приступили к разборке и сборке автомата с закрытыми глазами, потом оказание первой помощи и переноска раненого, ходьба на ходулях, переноска ящиков с боеприпасами, метание гранаты на точность, переползание по-пластунски, выполнение приемов рукопашного боя и последние 200 метров – бег в противогазе под свист, крики, смех. Невообразимый шум далеко разносился за пределы полка. Прибежавший первым солдат своей батареи, который уже завоевал первое место в беге на 400 метров, снял противогаз и победно вскинул руки. Солдаты и сержанты дивизиона вскочили со своих мест и ответили ревом. Это была победа! Петров, как ребенок, орал, свистел, махал руками и топал ногами, а после финиша бросился обнимать победителя. Дивизион продолжал стоя приветствовать своих героев. Мотострелковые батальоны подавленно молчали. Никогда еще пехота в полку не проигрывала военизированную эстафету.

После небольшого перерыва команды построились напротив гостевой трибуны. К каждой из них подошел свой командир подразделения. Подошел и Санин. Он крепко пожал руки Николаю и членам команды, ежесекундно повторяя: «Ну и молодцы, вот это да! Дали дрозда пехоте!» Началось награждение. Сначала командир полка давал грамоты за отдельные виды. Чаще всего нарушали строй и шли их получать члены команды дивизиона. Но вот и главное награждение:
- За первое общекомандное место в соревнованиях, посвященных Дню Победы, награждается грамотой и переходящим кубком команда артиллерийского дивизиона, - выкрикнул начальник физподготовки полка.
Лейтенант покосился на Санина и остался стоять в строю.
- Ну чего стоишь, как пень, - зашипел на него командир дивизиона, - Иди, получай кубок. Не я же его заработал, а команда.
Николай неуверенной походкой подошел к командиру полка, несвязно доложил, но Федоров был благодушен:
- Ну, удивили, товарищ лейтенант. Хвалю. Такой дружной команды давно не видел. Ишь, как нашей пехоте нос утер. Молодец. Когда старшего лейтенанта получать?
- Этим летом, товарищ полковник.
- Передай командиру дивизиона, чтобы не тянул с представлением. Вижу, заслуживаешь.
- Служу Советскому Союзу!
- Успехов тебе, лейтенант.
Петров поднял кубок над головой. Дивизион опять ответил ревом. Подойдя к команде и отдав кубок, он немного пришел в себя и поглядел на безоблачное небо. Странная мысль пришла в голову: «Был бы верующий, честное слово, поблагодарил бы Бога за счастливый день. Почти два года мытарств и рутины. Сколько потрачено сил и энергии и только ради того, чтобы выбраться из дерьма. Чтобы наконец-то во мне увидели человека. Ей богу, грустно. Ну и все, хватит сопли распускать. А все равно сегодня мои ребята молодцы! Мы честно победили!»

В наступившей тишине командир полка еще раз всех поздравил с праздником, поблагодарил участников соревнований. Николай обвел взглядом притихшие трибуны. Неожиданно для себя он остановился на рядах, где сидели немецкие гости. Те также, как и все присутствующие, улыбались и оживленно переговаривались.

«Мда-а-а, - подумал лейтенант, - Сколько крови между нами пролито. А теперь они наши гости и союзники, вместе с нами участвуют в празднике. И ничего. Как будто так и надо. А живут, между прочим, лучше нас. И намного лучше. Побежденные живут лучше победителей. Чушь какая-то. Ну почему мы такие дураки, а? Эх, лучше не думать об этом, голова опухнет. Интересно, как там мой дед Вася, небось уже не раз за Победу приложился к рюмке. Ну, дай бог ему здоровья!»


*     *     *


Прошедшая война не обошла стороной семью Петрова, как и абсолютное большинство семей в СССР. Оба его деда были мобилизованы с первых дней войны. Дед Толя по отцовской линии погиб в этом же 1941 году где-то под Псковом, оставив молодую жену с тремя маленькими детьми, старшему из которых было 4 годика. Как они выжили и не умерли с голоду, одному Богу известно. Но бабушка смогла их вырастить и вывести в люди.

Господи, сколько же натерпелись и до сих пор терпят русские бабы. То войны, то голод, то революции с контрреволюциями, то раскулачивание, то коллективизация, то перестройка, то приватизация и т.д. и т.п. И конца края не видно этому процессу вечного искания справедливой, красивой и беззаботной жизни. Но должна же быть и у наших страдалиц когда-нибудь нормальная человеческая жизнь. Сколько у нас памятников по стране - не счесть: и гениям, и талантам, и злодеям. А главного памятника до сих пор нет. Это памятник обычной русской бабе, на чьих хрупких плечах и терпеливом характере держится и не угасает в бурях истории Россия. Ну честное слово, наши женщины его заслужили за столетия страданий, слез и ожиданий.

Деду Васе по материнской линии повезло больше. Можно сказать, фантастически повезло: он прошел всю войну и вернулся в свою глухую деревню в Рязанской области с одним ранением, орденом Красной звезды и кучей медалей. До войны жена родила ему троих дочерей. А после войны, как по заказу, трех сыновей. Видимо, мать природа наверстывала убыль мужского населения. Позднее внук Коля, будучи пионером, а потом и комсомольцем, буквально допытывал деда о войне. А тот по большей части отмалчивался, рассказывал понемногу, да и то, когда переберет лишнего.

Но рассказы деда по большей части огорчали юного Николая. В них не было абсолютно ничего героического. Наоборот, в них проглядывала другая, темная сторона войны, мало описанная в книгах того времени. До «перестройки и демократизации общества» было еще далеко. Теперь, служа в Германии, Николай на рассказы деда стал смотреть по-другому, понимая серую солдатскую правду. А она ведь порой значительно отличается от правды генеральской.
С начала войны дед Вася попал в пехоту и, видимо, долго не прожил бы. Пока … не был ранен. Во время одной атаки осколок немецкой мины навылет пробил ему руку. Солдат показал молоденькому командиру взвода окровавленный рукав гимнастерки. И тот отправил его в тыл, провожатого при этом не дал. Дед запросто мог не дойти до медпункта, потерять сознание от потери крови, упасть где-нибудь и умереть. И числился бы до сих пор пропавшим без вести. Но, видимо, крестьянская терпеливость, страх за троих оставшихся детей, которым грозил голод, да ангел хранитель сберегли его.

После лечения в госпитале где-то в Поволжье его отправили пешком в запасной полк, который находился от него за добрую сотню километров. Дали в дорогу полбуханки хлеба да банку тушенки. Непонятливому внуку пришлось долго объяснять, что из-за одного солдата машину или лошадь с подводой гонять не будут. А что продуктов мало дали, так не на курорт же приехал, а в тыл лечиться. По словам деда, кормили получше только на передовой. А вообще через все рассказы красной нитью проходило то, что солдаты постоянно недоедали и ходили полуголодные.

Как добрался до запасного полка? Так и добрался: где пешком, где сердобольный крестьянин попутно подкинет на телеге несколько километров. Хлеб с консервами берег. В деревнях просил у хозяев молочка и хлебушка. Кто давал, а кто и нет. Мол, самим есть нечего. В полку определили в саперы. Повезло или нет, трудно сказать. На войне не угадаешь. Смерть подстерегает везде. Мосты строили и взрывали. Устанавливали свои минные поля и разминировали немецкие. Тоже народу немало погибло.

Почему орден только один? Опять пришлось долго растолковывать любопытному внуку, что главное было вернуться живым, детей поднять, а не за орденами в огонь кидаться. Как-то нашли они немецкую мину нового образца. Их командир роты, старший лейтенант, решил сам ее разминировать. А как же: за такое дело полагался как минимум орден, так как новая мина, еще не изученная. Вызвал добровольца в помощники. Решился молоденький сержант, комсомольский активист. Тоже, видимо, решил награду заработать. Бывалые солдаты отошли от греха подальше. Через несколько минут - взрыв. Собрали кое-как в плащ-палатку бесформенные куски мяса, которые несколько мгновений назад были двумя молодыми здоровыми людьми, да схоронили тут же.

Внук гордился тем, что был пионером, а потом и комсомольцем. И очень удивлялся тому, что дед даже на войне не стал ни комсомольцем, ни коммунистом. А тот вяло оправдывался, что некогда было, что он малограмотный и т.д. И вообще, когда речь заходила о замполитах и их работе, он постоянно приводил в пример один и тот же случай. Один раз выпало большое разминирование. Люди несколько дней не спали, вымотались и, наконец, выдался один спокойный день. Все надеялись отдохнуть, а замполит сразу организовал политзанятия. Командир взвода был хохол ретивый. Как соловей заливался, спать не давал. Только занятия кончились, вроде и поспать можно. Как бы не так. Тревога и новая задача на разминирование. А солдаты уже с ног валятся, засыпают на ходу. Какие и подорвались. Проставленную задачу едва не сорвали. И его, командира, чуть в трибунал не упекли. А другой командир взвода всегда своих людей на политзанятиях уводил подальше и просто давал людям поспать. Конечно, рисковал, замполиты за такое по головке не погладили бы. Вот и думай, кто из них прав.

Разных командиров дед навидался за войну. Часто менялись. Один раз пришел молодой лейтенант, только-только курсы закончил. Буквально на следующий день ротный поставил ему задачу выйти с взводом к реке и осуществить замеры брода. Можно было пройти напрямую по разбитой железнодорожной ветке, или лесной дорогой в обход, намного дальше. Солдаты уговорили его не ходить по железке. Снайпера там были немецкие, и били точно, сволочи. Лесом прошли спокойно, сделали необходимые замеры. А как назад возвращаться, лейтенант заартачился. Чтобы показать себя командиром, приказал возвращаться по железнодорожной ветке. Ну, приказал и приказал, про себя ругнулись и пошли.

Не успели от речки отойти, как пуля немецкого снайпера ударила в рельс. Солдаты попадали за насыпь и закричали командиру: «Товарищ лейтенант, давайте возвращаться, пока не поздно!» Но тот настоял на своем: «За мной ползком марш!» Так и поползли на пузе за насыпью, головы не поднимали. Крыли дурака молодого, на чем свет стоит. А что делать, командир! Приказ не выполнишь - в штрафную роту загремишь. С грехом пополам проползли почти все. Осталось буквально несколько шагов до брошенных и сгоревших вагонов. Да лейтенант нетерпеливый попался, хотел добежать перебежкой. Только вскочил - немецкий снайпер его и снял. Живой он, правда, остался. Но пуля ему вдребезги челюсть разворотила: инвалид на всю жизнь.

Со временем настырный внук Коля все-таки заставил деда рассказать, за что тот получил орден. И опять разочаровал: ну ничего героического! Форсировали какую-то реку. Стрелковый полк занял плацдарм на немецком берегу. Саперы начали срочно возводить понтонную переправу. Но немецкая артиллерия в пух и прах за считанные минуты разнесла то, что было создано с таким трудом. И по реке били, и по нашему берегу так, что нельзя было головы поднять. В этот момент к переправе подъехал какой-то офицер связи и наорал на командира саперного батальона, мол, как хотите, а меня на тот берег переправьте. Как на грех, дед оказался рядом с комбатом. Тот схватил солдата за шиворот, поглядел в глаза и сказал: «Бери лодку и дуй с офицером на тот берег. Живым вернешься - к ордену представлю!» Тот уже мысленно попрощался с жизнью и побежал к берегу. Немцы, заметив на реке одиночную лодку с двумя сумасшедшими, усилили огонь. Снаряды с противным шипением уходили под воду. Водяные столбы от разрывов густо вставали на водяной поверхности. Но бог и на этот раз помиловал деда Васю. Обратно он переправлялся уже ночью, с ранеными. Командир оказался человеком слова, и через некоторое время солдат получил свой заслуженный орден Красной звезды.

Но дольше всего дед скрывал то, что побывал у немцев в плену. Человек сталинских времен, наученный горьким опытом, он не рассказывал об этом никому: ни жене, ни детям. И только во времена Брежнева, когда Николай был в старших классах, он рассказал внуку под большим секретом про это, да еще пригрозил, чтобы тот молчал. Ранним осенним утром четверо бойцов с сержантом были направлены к передовой, чтобы проверить минные заграждения на стыке двух стрелковых полков. Дожидаясь, пока спадет туман, уселись в какую-то воронку от снаряда. Закурили, поговорили и … заснули.

В это время немецкий разведывательный дозор лазил по нашим тылам. В тумане они, может, и не заметили бы свернувшихся калачиком красноармейцев. Да на беду один из бойцов пошел по малой нужде. Увидеть немецких разведчиков он даже не успел. Его оглушили ударом приклада, тихо окружили спящих и на ломаном русском языке предложили сдаться. Под дулами автоматов ошарашенные саперы побросали ружья, подняли руки и вылезли из воронки.

В окопах у немцев их разделили: четырех человек отправили в тыл, а деда Васю оставили для какого-то жирного связиста таскать радиостанцию. Исходя из чего оставили именно его, трудно сказать. Может потому, что худой и маленький: кормить меньше надо. Два дня солдат таскал по передовой тяжелую радиостанцию за немцем как раб, получая за медлительность подзатыльники и пинки. Кормили, правда, сносно. А на третий день сбежал.

Когда начался обстрел немецких позиций нашей артиллерией, все «гансы», и связист в том числе, попрятались в укрытия и блиндажи. Дед на некоторое время остался в траншее один с проклятой радиостанцией. Посмотрел по сторонам, перекрестился и побежал в сторону советских позиций. Когда он добежал до середины нейтральной полосы, немцы опомнились и открыли вслед наглому беглецу бешеный огонь. Наши встрепенулись и тоже ответили. Солдат просто упал на землю в какую-то ямку и зашептал дрожащими от страха губами все молитвы, какие знал. Огонь был такой плотный, что головы нельзя было поднять.

Только ночью он выполз из своего временного пристанища и осторожно направился к своим. Как он не подорвался на своих и немецких минах, один Бог знает. Но все-таки добрался. И его тут же под белые ручки передали … офицеру СМЕРШа. Обо всем том, что происходило дальше, дед Вася считал самым крупным везением для себя в ходе всей войны, да и, пожалуй, всей жизни. На его счастье, попался молодой и «добрый» лейтенант военной контрразведки. Колючий, тяжелый взгляд «военного» чекиста впился в испуганное лицо худощавого солдата в грязной, изорванной одежде:
- Кто такой?
- Рядовой Амосов №-ского саперного батальона №-ской стрелковой дивизии.
- Как попал к нам?
- Три дня назад, товарищ лейтенант, во время осмотра инженерных заграждений наше отделение попало в плен к немцам. Четверых отправили в тыл, а меня здесь оставили на передовой таскать радиостанцию за одним боровом. Ну, я и убег во время нашего артиллерийского налета.
- Почему не оказали немцам сопротивления, сволочи? В штаны наклали?
- Товарищ лейтенант, да если бы их чуток пораньше увидали, ни в жисть бы не сдались. Вплотную в этом чертовом тумане разведчики их подобрались. И автоматы в упор наставили.
- Не оправдывайся, скотина! Вы же бойцы Красной Армии! Вы должны были погибнуть, но не сдаваться врагу! А впрочем, ты все врешь. Простачка из себя изображаешь. Видать, матерый волк. Ишь, легенду какую выдумали! В плен на три дня попал! Всех увели, а его оставили! Ну и ловок. Правду говори, гнида, а то хуже будет!

У солдата подкосились ноги. Он только теперь понял, что происходит что-то страшное и непоправимое. Заплетающимся от страха языком он начал говорить:
- Да вы что, товарищ лейтенант! Да сапер я, и расположение наше близко отсюда. Хоть кого спросите, хоть командира батальона, хоть ротного нашего. Амосов я, солдат, сапер! Ей богу, товарищ лейтенант.

Страшный прямой удар в лицо отбросил красноармейца на стенку блиндажа.
- Врешь, сука! Еще раз предупреждаю, правду говори, а то сгною, гнида.
Взрослый мужик, отец троих детей, на коленях стоял перед двадцатилетним молокососом и, размазывая по лицу кровь и слезы, пытался убедить его в своей невиновности:
- Христом Богом молю, товарищ лейтенант, не губите. Свой я, по глупости в плен попал. Искуплю вину перед Родиной. Трое детей у меня. Я хороший солдат. И товарищ командир роты подтвердить может. У меня и награды имеются.
- Ты еще и Бога вспомнил, паскуда, правду говори!
- Я и говорю правду!

От нового удара солдат забился в угол и закрыл голову руками. Офицер СМЕРШа долго бил скрюченного красноармейца, не особо в темноте разбирая, куда попадают его удары. Когда уставал, опять приступал к допросу. Этот кошмар длился для деда ровно три дня. А потом наступило счастье: его отпустили в свой саперный батальон. Не в штрафную роту и не в лагеря лет на 10-15. В свой батальон! А там на него смотрели, как на выходца с того света. Не могли поверить, что после плена его отпустили.

Какие обстоятельства повлияли на такое решение лейтенанта контрразведки, трудно сказать. Может за эти дни навели необходимые справки в батальоне, может - слишком тщедушный вид деревенского молодого мужика, а может и жалость сыграла к человеку, который рискуя жизнью убежал от немцев. Теперь уже не узнаешь. А тогда рядовой Амосов и не думал ни о каких причинах. Он просто благодарил бога о своем двойном спасении: из немецкого плена и железных объятий СМЕРШа.

Довелось деду под конец войны поучаствовать и во взятии Берлина. Их дивизия вела бои где-то на окраине города, не на главном направлении. Со свойственной деревенской прямотой бывший сапер рассказывал, что наступление шло очень тяжело. Наши люди, видя что войне вот-вот настанет конец, хотели во что бы то ни стало выжить. А поэтому голову под пули ни кто зря не подставлял. Несмотря на грозные приказы начальства, продвижение было минимальным. Немцы отчаянно сопротивлялись. Боевые порядки зачастую были перемешаны. Порой трудно было понять, где свои, а где чужие.

В такой неразберихе прямо перед носом у деда Васи осторожно перебегали дорогу два немецких солдата с карабинами. Красноармеец сначала опешил, а потом истошно заорал «Хенде хох!» Эти слова знали все. Немцы видимо тоже удивились и от испуга побросали оружие и подняли руки. Довольный дед (как же, двоих пленных взял!) повел их в тыл, рискуя сам оказаться в плену. Пока не нарвался на своего замполита батальона.
- Амосов, ты куда это их ведешь?
- На пункт сбора пленных, товарищ капитан!
- Сами сдались?
- Никак нет. Вот и оружие их.
- Ну-ка, покажи!
Осмотрели карабины. Патроны были загнаны в патронники.
- Да уж, эти точно сдаваться не собирались, - резюмировал комиссар и показал немцам направление, куда идти. А Амосова остановил рукой. Немцы переглянулись и сами пошли вдоль улицы. Замполит быстро достал перед удивленным солдатом свой пистолет и двумя выстрелами в спину убил пленных. Пока немцы в конвульсиях корчились на дороге, он сказал:
- Вот так, и никак иначе. Они все мое село спалили, людей поубивали. А мы тут им жизни дарим, в плен берем, добрые какие! Если хотели сдаться, давно бы без оружия с поднятыми руками прибежали. А тебе повезло, солдат, на испуг их взял. А то бы с двух карабинов наделали тебе дырок в теле.

Рядовой Амосов взял свою винтовку и пошел обратно. Гибель двух немецких пленных, честно говоря, не очень его расстроила. За 4 года войны он привык к виду смерти, а немцы тоже часто убивали пленных. И если вспомнить, что вытворяли представители третьего рейха на оккупированных территориях СССР, то расстрел немецких пленных вообще не представлялся каким-то аморальным поступком. Если уж говорить откровенно, то какой-то особой ненависти к немцам дед не испытывал. Видимо оказало влияние то обстоятельство, что война не дошла до его Рязанской области и родное село не попадало в зону оккупации.

На заключительной стадии берлинских боев дивизия напоролась на какой-то сильный район обороны немцев и так и не смогла его взять. Ко 2 мая подошло сообщение о сдаче немцев в центре города. А эти и не думали сдаваться. У командования дивизии началась настоящая паника. Еще бы, попасть в самом конце войны в разряд «не выполнивших боевую задачу» автоматически означало многие неприятности.

Решили действовать через парламентеров. Деду пришлось в составе группы разминирования сопровождать офицеров штаба дивизии на переговоры к командованию немцев. Наши через переводчика горячо убеждали их сдаться, заявляя, что берлинский гарнизон в целом капитулировал. Те дипломатично отвечали, что огонь прекратят, но пока не получат приказ своего командования – сдаваться не будут. Повисла напряженная пауза. К счастью для наших командиров, противник через несколько часов все-таки получил приказ на сдачу. Немцы вышли аккуратными колоннами, аккуратно сложили оружие и имущество.

Все, война кончилась. Ошалевшие от счастья солдаты и офицеры еще несколько дней не могли поверить в то, что выжили в этой мясорубке. А потом началось поголовное «собирание подарков» домой. Чего греха таить, что было, то было. Наверное, не стоит строго осуждать наших солдат и офицеров. Зачастую их дома ждали голодные и раздетые дети. Немцы в СССР тоже не отличались невинностью и грабили налево и направо. Дед вернулся домой скромно, с большим чемоданом всякой всячины: от платьев до недорогих бус своим дочерям. А некоторых более шустрых и хитрых односельчан приходилось встречать с подводами.

Попили самогонки и браги фронтовики, поговорили о войне, вспомнили погибших и пропавших без вести и впряглись в работу. Хозяйства без мужских рук за годы войны совсем захирело. Как говориться, мужик, умирать собирайся, а земельку паши. Вот тут то и вспомним про товарища Сталина, о котором, к великому удивлению внука, дед Вася вообще не вспоминал. Один раз только Николай как-то спросил у него:
- Дед, а дед, правду говорят, что когда Сталин умер, по всей стране люди плакали? И у вас в деревне тоже?
- А зачем плакали то?
- Как зачем, такой великий человек помер, войну выиграл!
- А-а-а. Ну у нас, внучек, село глухое. Где там может в Москве и плакали, не знаю. А мы только перекрестились: забрал бог наконец-то дурака.

Сказать, что в тот момент Николай был озадачен, значит ничего не сказать. Но он решил не тормошить больше деда неприятными расспросами. Все само собой выяснилось попозже. Из рассказов матери и бабки становилось ясно, что Сталин своей аграрной политикой довел русскую деревню «до ручки». Люди были на положении крепостных крестьян и работали в совхозах и колхозах за трудодни, по которым порой начислялись настоящие крохи. То есть фактически работали задаром. На каждую яблоню, поросенка, куренка и т.д. полагался налог.
Крестьяне, кормильцы страны, и их семьи не видели настоящего хлеба и голодали. Особенно сильный голод был в 1946-47 годах из-за невиданной засухи, охватившей большую часть европейской территории СССР. У кого была корова, то им обязательно давали план сдачи молока государству, за которое платили копейки. Не говоря уж о репрессивных мерах к «несунам», или расхитителям социалистической собственности, позарившихся с голоду на несколько колосков с колхозного поля. До 1953 года сельскохозяйственный налог был построен на принципе прогрессивных ставок. В результате наиболее продуктивные хозяйства оказывались в самом невыгодном положении.

И уехать никуда нельзя было от такой «прекрасной» жизни: у крестьян даже паспортов не было! Крестьяне времен Ивана Грозного были более свободными людьми: им не возбранялось в период действия «Юрьева дня» поменять, так сказать, место жительства. А свободным крестьянам в свободной стране СССР - нельзя. Поэтому при малейшей возможности выехать на «стройки социализма», жители деревни бежали, куда глаза глядят: в города, на стройки, в лесорубы, в мелиораторы, в армию, лишь бы из этой богом забытой нищей деревни, в которой жить стало просто невозможно.

Попытки председателя Совета Министров СССР Маленкова с 1953 года изменить ситуацию в деревне привели к краткосрочным положительным результатам. Однако проигранная им борьба за власть Н. Хрущеву и политика последнего на настоящее разорение приусадебных хозяйств окончательно добили деревню.

Сколько же надо было проявить руководителям страны Советов старания, выдержки, терпения и изобретательности, чтобы за какие-то 40 с лишним лет (с 1917 года) буквально обезлюдить русскую деревню, извести работящих и трудолюбивых крестьян под корень, а оставить пьянь и тунеядцев. А хороший трудолюбивый крестьянин - это не куст смородины. Его не купишь и не посадишь на землю. Еще немало десятилетий пройдет, пока восстановится русская деревня. А другого выхода нет. Иначе погибнет Россия, исчезнет из Истории как Византия.

Как только появилась возможность, дед Вася не побоялся бросить дом и хозяйство, и со своей многочисленной семьей уехал по набору на Урал, в маленький глухой городок. Пристроился возчиком. А что он еще умел делать, кроме работы с лошадьми? И в роли городского возчика он смог вести более сытую человеческую жизнь, чем крестьянином в центре России. Смог, в конце концов, купить дом, вырастить и выучить детей. Но, видимо, тоска по своему селу не давала покоя крестьянской душе. И только при Брежневе, когда в деревне стало легче дышать, пожилым крестьянам стали выплачивать, хоть и мизерные, пенсии, он опять вернулся на родину. На этот раз навсегда.

Въелся в хозяйство. Да годы уже были не те. А все равно держал коня, корову, свиней, кур, гусей, уток. И работал до конца своих дней со своей верной женой. Какие простые и сильные были люди! И как несправедливо ломала их жизнь. Не по грехам их. Они не раскулачивали односельчан, не пьянствовали, не бездельничали, не горлопанили на собраниях и митингах, и не громили церквей. Наоборот, хоть и не афишировали, но были очень богобоязненными людьми. В таком же духе воспитывали и детей. Ни в комсомол, ни в партию не вступали, не видели в этом смысла. Но именно на плечах таких тружеников держалась и еще держится Россия. Не дай Бог, если у нас переведется эта прослойка людей. Тогда все, крах: никакое государство и общество не удержится на трутнях. Оно держится только на тружениках. Они есть соль земли.


*     *     *


Многие офицеры и прапорщики полка с нетерпением ждали июня. И на это была весьма веская причина: их неработающим женам предоставлялась возможность на лето с детьми съездить домой, в СССР, на так называемый «оздоровительный сезон». Как только благоверные супруги исчезали из поля зрения, получившие кратковременную свободу мужья использовали эту возможность по своему разумению и складу характера: кто-то на все выходные отправлялся на рыбалку или охоту, кто-то делал набеги на пивные бары. Любители активного отдыха часто появлялись в бассейнах. Ну а любители «охоты» на прекрасную половину человечества в выходные дни, как правило, днем «охотились» в пляжных «прериях», а вечера проводили в ресторанных «джунглях».

Километрах в трех от полка находилось небольшое чистое лесное озеро. Облюбовавшие его местные немцы негласно поделили пляж на две половины: с одной стороны обычный пляж, с другой – «дикий». На обычного советского офицера, впервые увидевшего большое количество голых дам, абсолютно не стесняющихся своих форм, такая картина оставляла впечатление, сравнимое с ударом обуха по голове. Вся кровь из организма моментально уходила в … Ну вы и сами понимаете, куда. Чтобы не сгореть со стыда, нашему молодому человеку приходилось ложиться на песок животом вниз и лежать часами, пока не схлынет нервное возбуждение.
Конечно, и наши люди постепенно привыкали к увиденному, и преспокойно впоследствии ходили нагишом. Точно также и немцы привыкли к тому, что каждое лето на «дикой» половине пляжа появлялись несколько идиотов, лежащих в плавках животом вниз и смотрящих на окружающих квадратными от изумления глазами.

В один из таких солнечных дней Олег, проводивший накануне жену, и Николай лежали нагишом, как «бывалые», на диком пляже и лениво разговаривали, изредка бросая жадные взгляды на играющих в волейбол голых немецких девиц, от усердия сотрясающих пышными грудями и бедрами. Обсуждали полковые и дивизионные новости, хотя головы были забиты, как вы сами понимаете, совершенно другим. Прошло увольнение «дембелей». Везуненко назначил «любителя пива» Бугаева командиром орудия в первом взводе. После ухода Хмелева во взводе управления Локтионов остался за заместителя командира. Овчаровский понял, что рано или поздно комбат припрет его к стенке. Чтобы не искушать судьбу, он так смог понравиться Сущенко, что тот упросил лейтенанта отдать его в реактивную батарею. Везуненко после недолгих раздумий согласился, чем был весьма доволен Петров.

Самым неожиданным кадровым решением комбата с подачи командира взвода управления стало назначение на должность командира отделения связи Куярова. Солдат, прослуживший полгода, получил должность и лычки младшего сержанта. Возмущению старослужащих не было предела. Однако студенческая среда батареи оказала ему моральную поддержку и «маленький переворот» прошел бескровно.

Николай остроумно и живописно рассказывал хихикающему Олегу, как опять недавно ездил в немецкий подшефный полк. Описал подробности «халтурной» на этот раз работы немецких огневых расчетов, когда безбожно путались заряды, неправильно устанавливались прицелы и угломеры. Особенно лейтенанта удивил неслыханный по меркам немецкой армии бардак в полевой столовой. Когда они с подполковником Петером Мюллером пришли туда на обед, то просидели битых 30 минут, но ничего так и не дождались. Унтер-поваренок куда-то пропал. Точно так же ничего не дождались стоящие в очереди у полевой кухни немецкие солдаты и унтер-офицеры.

И только тогда, когда один нетерпеливый унтер сам попытался набрать прямо из котла еду котелком, командир дивизиона не выдержал и взорвался, разогнав всех присутствующих из полевой столовой. Петров так представлял в картинах, какие потом кары сыпались на немецкого повара, что Олег зажимал рот от смеха, чтобы не нарушать чинный отдых на пляже.
Вволю отдохнув, они твердо решили совершить вечером набег на один из близлежащих ресторанов. Встретившись в полупустом зале, офицеры заняли четырехместный столик и заказали скромный ужин. Тем временем заведение постепенно наполнялось и уже через час было полностью забито посетителями. За их столиком еще оставалось два незанятых места. И тут, как по заказу, в дверях зала появились две симпатичные немки, которые беспомощно смотрели по сторонам в поисках свободного столика.

Порядком подвыпивший Олег помахал им рукой, как старым знакомым. Те не заставили себя долго ждать и с готовностью уселись на гостеприимно предложенные места. У Лавриненко от одного только вида вызывающе обтянутых джинсами бедер и симпатичных мордашек девушек заблестели глаза:
- Николай, давай их угостим и напоим, а? Чую, сегодня будет добыча. Только чур, сначала честно поделимся. Тебе какая больше нравится?
- Да мне все равно.
- Отлично. Тогда моя правая, с кудряшками. Идет?
- Запросто.
- Ну ты скажи им чего-нибудь! Я ведь английский учил и по-немецки ни черта не понимаю.
Николай с заметными потугами смог узнать, как зовут новых знакомых и предложил им шампанского. Они согласились. Стол немедленно был уставлен закусками и парой бутылок благородного напитка. Девушки с улыбкой переглянулись, но чудачество русских соседей восприняли и от дармового ужина не отказались. Олег от удовольствия потирал руки:
- Пошло дело. Поверь мне, все будет отлично. Кажется, вечер удался. Значит так, сейчас приглашаем их потанцевать, а после рассаживаемся по-другому: ты – со своей, а я – со своей.

После танца возражений по перемене «мест сидения» также не возникло и лейтенанты сидели теперь друг против друга, обнимая своих новых знакомых. Выпитая ранее водка вперемежку с добавленным шампанским произвели известный в военных кругах эффект «северного сияния» и придали храбрости. Николай нес какую-то непереводимую чепуху, от которой немки смеялись до икоты. Это не помешало Олегу облапить свою соседку, как говориться, вдоль и поперек, нежно поглаживая талию, животик и бедра.

Девушки терпеливо сносили явные приставания и делали вид, что ничего не замечали. При этом умудрялись о чем-то болтать друг с другом. Тем временем вечер близился к завершению и Олег нетерпеливо теребил Петрова:
- Ну скажи им, что пора закругляться и идти к нам в гости. У меня аж зубы сводит, какая кобылка ладная попалась.
- Я не знаю, как это сказать!
- Вспоминай слова, отличник хренов.
- Да иди ты к черту.
Лавриненко почти взмолился:
- Николай, ну хватит дурить. Мы что, задаром их поили и кормили? А где же благодарность в виде женской ласки? Когда мы еще таких девчонок снимем? Давай, завершай вечер.
Немки сразу оценили серьезность ситуации по не менее серьезному пьяному лицу несчастного Петрова, пытавшегося начать объяснение. Ужин подходил к своему логическому завершению. Дальше все произошло так стремительно, что лейтенанты не успели ничего понять. Девушки в вежливой форме отказались от приглашения, одновременно встали, чмокнули молодых людей в щечки, постучали указательными пальцами по столу и неторопливо ушли к выходу, покачивая уже ставшими недоступными для них бедрами.

Еще минут пять офицеры сидели ошарашенные. Первым очнулся Лавриненко:
- Нет, ну ты смотри какие дела, а? Наелись, напились, дали пощупать себя двум идиотам и смылись. Вот же стервочки! Ничего себе вечерок, надолго не забуду.
«Охота» сорвалась. Настроение у обоих было окончательно испорчено. Правда, ненадолго. Еще минут через пять они хохотали друг над другом, вспоминая подробности вечера. Как говорит военная пословица, опыт не пропьешь. А отрицательный результат – это тоже результат. Немцы, сидевшие за соседними столиками, давно и с интересом наблюдали за развитием событий. После полного фиаско двух незадачливых ухажеров жители Котбуса заулыбались и поглядывали на русских с определенной долей сочувствия.


*     *     *


Котбусские господа, как и другие их коллеги, всегда испытывали недостаток в деньгах и иногда не брезговали разбоем на дорогах, пользуясь слабостью императорской власти. Так, по преданию, Ганс фон Котбус в 1419 году напал на проезжающих торговцев из Кельна, похитил товар и 800 марок серебром. «Неблагодарные» торговцы вместо того, чтобы радоваться оставленной им жизни благородным господином, пожаловались императору Сигизмунду с надеждой вернуть награбленное. Хозяину города грозило лишение должности и власти. А также пришлось бы нести ответственность перед поручителем императора курфюрстом бранденбургским. Однако упрямый и жадный Ганс отказался повиноваться императорским приказам, за что он и город были объявлены вне закона. Он, может быть, и вернул бы награбленное, да деньги уже прошли как сквозь пальцы, а товар разошелся по жадным рукам соучастников - вассалов и кредиторов. Благородный разбойник так и помер, не уплатив долга.

Уже вовсю бушевали гуситские войны, но ограбленные торговцы не теряли надежды вернуть свои деньги и товар. 15 лет спустя, в 1434 году, они попытались вновь взыскать долг с котбусцев, но преемники Ганса и не думали этого делать, рассуждая, по всей вероятности таким образом: «С какой стати мы должны отвечать за поступки Ганса, который давно гниет в могиле?» Наконец императору надоела эта нескончаемая тяжба и в 1437 году он погасил долг. Как было сказано в письме «…долгие годы пересудов и вражды не делают возможности оплаты долга». Кельнским торговцам ничего не оставалось делать, как пожаловаться Богу на несправедливости судьбы и впредь выбирать дороги в объезд Котбуса, чтобы еще раз не быть ограбленными.

Пока тянулась эта неприятная история, в Европе разворачивались события огромной важности, повлиявшие на весь ход дальнейшей истории западной цивилизации. Давно витавшие идеи реформации католической церкви озвучил чех Ян Гус. Римская церковь почувствовала смертельную угрозу своим интересам. В 1414 году его вызвали на Констанцский собор. Император Сигизмунд выдал Гусу охранную грамоту.

Однако вопреки заверениям императора в безопасности, проповедника осудили и 6 июля 1415 года по приговору суда сожгли на костре в г. Констанце. В ответ в 1419 году в Праге вспыхнуло восстание разъяренных горожан. Началась эпоха гуситских войн, затронувшая и Лужицы, в которых с тревогой и интересом наблюдали за происходящими событиями. Борьба за церковную реформацию оказалась связанной с национально-освободительным движением чехов. Все это было близко и знакомо лужичанам. У податного сословия комком в горле сидела проклятая церковная десятина, немецкое засилье будоражило славянское население, а многие дворяне мечтали о секуляризации церковных земель.

В 1420 году папа римский объявил крестовый поход против чехов, который закончился полным разгромом крестоносцев у Витковой горы в окрестностях Праги. Войско восставших возглавлял знаменитый чешский полководец Ян Жижка. Он организовал армию нового типа, состоявшую в основном из пехотинцев, которая смогла успешно бороться с дворянской тяжелой кавалерией. Активное использование полевых подвижных укреплений, полевой артиллерии и железная дисциплина позволили восставшим год за годом громить своего крестоносного противника. Крестовые походы 1421, 1422, 1426, 1427 и 1431 годов с треском провалились. После смерти Яна Жижки от чумы войска восставших возглавил Прокоп Великий, который перешел в наступление и предпринял ряд походов за пределы Чехии. Римская курия и князья Германии были в неописуемом ужасе.

Однако население окружающих Чехию областей, в том числе и Лужиц, стало относиться к гуситам враждебно, когда те начали походы за пределы своей страны. Ограбленные города и селения способствовали тому, что сочувствие переросло в ненависть. Благородные идеи таборитов меркли на глазах. Многие лаузитские города были взяты штурмом и отданы солдатам на поток. Повозки таборитов теперь ломились от добычи, захваченной как у немцев, так и у лужичан. Однако котбусские господа сумели организовать защиту и в 1429 году отбили атаки гуситов на город.

Всякое действие вызывает противодействие. Теперь разграбленные области с охотой поставляли воинов в новое войско, собиравшееся в поход против таборитов. Произошел перелом и наступал закат гуситского движения. И немцы, и лужичане шли усмирять Чехию. В 1434 году табориты потерпели страшное поражение. Прокоп Великий погиб. Однако идеи церковной реформации глубоко укоренились в сознании народов, чтобы победно вспыхнуть через столетие.

Тем временем финансовое положение храбрых котбусских господ катастрофически пошатнулось. Видимо не в пользу пошли 800 марок, награбленные у кельнских торговцев. Используя долги хозяев города, хитрый курфюрст бранденбургский в 1445 году приобрел долю Котбуса, а 10 лет спустя он купил весь город с пригородами - деревнями и городком Прайз, как говориться «с потрохами». С тех пор он и принадлежал Бранденбургу, за исключением короткого саксонского господства с 1807 по 1815 год.

Однако богемские и чешские дворяне еще не могли окончательно смириться с потерей нижних Лужиц. Используя слабость императорской власти, которая позволяла князьям вести междоусобные войны, в 1461 году богемский граф Зденко фон Штенберг безуспешно осаждал город. Немцы и лужичане на стенах города вместе отбивали приступы богемской пехоты зная, что в случае поражения пощады не будет ни тем, ни другим. В следующем, 1462 году, курфюрст Брандербургский разбил отряды Штенберга и окончательно закрепил за княжеством территории нижних Лужиц. Постепенно лужичане стали островком, отделенном от чехов.

Одновременно продолжалась немецкая колонизация края. Так, по свидетельствам современников, в конце XV века в верхних Лужицах на 468 славянских деревень было 256 немецких. Земли у лужичан скупались и заселялись немецкими колонистами, обедневшие сербы зачастую изгонялись. Что оставалось делать человеку, лишенному земли? Идти в батраки к немецким колонистам или к своим богатым соотечественникам, другой вариант - наемным работником на шахту. В XV - XVI веках отмечается развитие горного дела у лужичан.

Правда, на шахтах того времени человек сгорал, как мотылек. Короток был век шахтера.
Все труднее становилось жить и славянским ремесленникам. К примеру, цеховые и гильдейские статуты голштинских и брандербургских городов XV - XVI веков постановляли, что в состав цехов и гильдий принимают только тех, кто докажет, что мать и отец - немцы. Все это, конечно, не добавляло любви лужичан и немцев друг к другу. Что ж, побежденный плачет! Надо было сражаться за свою независимость чуть-чуть раньше, в X веке.
Однако несмотря на жесткие и безжалостные условия немецкой колонизации, в этом маленьком народе шел процесс национального самоопределения. В XVI веке у лужичан появляется своя письменность, которая позволила сохранить своеобразную культуру до наших дней.


*     *     *


Как мало порой надо человеку для счастья. Особенно если этот человек – обычный простой лейтенант, который почти два битых года был в роли «гадкого утенка». Поэтому, когда в конце июля на Петрова пришел приказ из штаба группы войск о присвоении ему очередного воинского звания старший лейтенант, он был на седьмом небе от счастья. Командир полка, вручая ему на совещании офицеров новенькие погоны, крепко пожал руку:
- Поздравляю, Петров. Помню, помню тебя по спортивным соревнованиям. Молодец. Так держи.
Дальнейшие поздравления нового начальника артиллерии полка, командира дивизиона, других офицеров артиллеристов, суматошная закупка продуктов для «обмывания» звездочки прошли для Николая как во сне. Лишь к вечеру, когда в его комнате в общежитии пришли приглашенные на торжество командиры батарей дивизиона, Лавриненко, Тараскин, Гарастюк и Везуненко, он немного пришел в себя.

Благодаря помощи расторопного Петра, стол удался на славу, если исходить из довольно скромных потребностей офицерского общежития. Петрову нравилось чувствовать себя виновником торжества, когда уважаемые люди, командиры батарей, разговаривали с ним на равных, приятельски похлопывая по плечу. Но больше всех его удивил Сущенко:
- Николай, ты в курсе, что нашего начальника штаба дивизиона капитана Синева переводят куда-то по группе войск на повышение?
- Слышал.
- Так вот, кадровики уже на меня оформили документы на эту должность.
- Ну-у-у, поздравляю, товарищ капитан!
- Рано пока поздравлять. Но тут такое дело. Командир дивизиона советовался, кого назначать на мое место. И я сказал, что кроме тебя другого кандидата не вижу.

У новоиспеченного старшего лейтенанта окончательно голова пошла кругом, а сердце учащенно забилось:
- Товарищ капитан, да я, я, я даже не знаю, как вас благодарить.
- Ну, ну. Свои люди, сочтемся. О чем речь. Я надеюсь, твой комбат тебя отпустит ради такого случая. Отпустишь, Юра?
Хмурый Везуненко едва кивнул головой:
- Конечно, зачем держать человека. Офицеру надо расти.
- Викторович, а ты чего такой грустный?
- Да так, что-то настроение плохое.
- А ну, новоиспеченный старший лейтенант, налей комбату стаканчик пополней, а то он совсем закис.

Николай налил ему полную рюмку водки и только теперь заметил, что Везуненко действительно был какой-то грустный и задумчивый. Ситуацию ближе к вечеру разъяснил под большим секретом Петро:
- Дело тут нечистое, точно тебе говорю. Документы на звание комбату оформили и отправили раньше твоих недели на две. И вот на тебя уже приказ пришел, а на него – ни гу-гу. И никто ничего толком объяснить не может. Наш кадровик звонил в управление кадров группы войск – и там молчок, все как в рот воды набрали. Чудеса, да и только!

Новый начальник артиллерии, моложавый высокий подполковник, недавний выпускник Ленинградской артиллерийской академии, оказался земляком Везуненко. Комбат ему сразу понравился и между ними сложились особенные доверительные отношения на зависть другим командирам батарей. Но даже начарт Мантуленко не смог прояснить судьбу злосчастного приказа.

Николай сочувствовал комбату, но сам упивался своим резко изменившимся положением. Через несколько дней его вызвал Санин и предложил принять реактивную батарею у Сущенко, если того назначат начальником штаба дивизиона. Сам командир реактивной батареи на всех построениях и совещаниях демонстративно здоровался с Николаем и называл его сменщиком.

Недели через две пришел приказ на Синева и Сущенко. Последний принял должность начальника штаба дивизиона и … перестал почему-то называть Петрова сменщиком. Через некоторое время Николаю пришлось почувствовать на своей шкуре, как изменчиво бывает военное счастье. Разговоры о приеме батареи как-то стихли сами собой.

Встревоженный старший лейтенант бросился к Везуненко, но тот только махнул рукой: ему самому было тошно. И тут как гром среди ясного неба прозвучал на очередном совещании офицеров полка, когда начальник штаба части зачитал приказ о назначении на должность командира реактивной батареи артиллерийского дивизиона старшего лейтенанта … Скворцова. До Петрова, у которого от обиды и злости померкло в глазах, доносился удивленный шепот офицеров артиллерии полка: «Как Скворцова, почему Скворцова? Что за черт!»

Действительно, в последнее время сокурсник Николая не имел никаких видимых заслуг для такого назначения. Он сразу попал к сильному комбату Самарцеву, поэтому служба его шла достаточно гладко. Но в последнее время Скворцов почему-то частенько стал получать замечания по службе, вел себя несколько вызывающе, попадая под критику дивизионного начальства. Вместе с тем и кроме Петрова в полку было достаточно опытных командиров взводов, которых смело можно назначать на эту должность. Но Скворцов каким-то непостижимым образом сумел «обойти всех на повороте» и получить вожделенную должность командира батареи.

На Везуненко приказа так и не было. В городке поползли слухи один нелепей другого. Некоторым спасением от этой гнетущей атмосферы стал недельный полевой выход, в конце которого приехал сам начальник артиллерии для проверки батареи. В назначенный день на командно-наблюдательном пункте батареи хмурый Везуненко в присутствии не менее хмурого Петрова доложил Мантуленко о готовности к стрельбе. Подполковник ухмыльнулся и поставил задачу Николаю. Раздраженный старший лейтенант зло и четко отдавал команды, уверенно руководил стрельбой батареи. Вышколенные разведчики и связисты взвода управления действовали слаженно и без суеты. Огневики тоже не подвели, а поэтому стрельба прошла на чистую «пятерку».

Следующим был Везуненко, который получил задачу от начальника артиллерии как бы нехотя, с определенным вызовом. Он демонстративно ничего не делал, а только вслух повторял слова команды, которые шептал стоящий рядом Петров. Мантуленко наконец не выдержал:
- Командир взвода управления, я сейчас выгоню вас с командно-наблюдательного пункта! Не мешайте командиру батареи выполнять поставленную задачу!
Внезапно огрызнулся Везуненко:
- Товарищ подполковник, мы не на винтовочном артиллерийском полигоне. Сейчас батарея выполняет поставленную задачу. А если мне не изменяет память, то командир взвода управления – мой подчиненный.

Умный Мантуленко не стал обострять ситуацию и махнул рукой. Батарея отстрелялась на «отлично». После стрельбы начальник артиллерии был вынужден похвалить офицеров за хорошую подготовку подразделения и как бы невзначай спросил:
- Комбат, а чего ты такой хмурый и офицеры твои?
- А вы как будто не знаете, товарищ подполковник! – тут же съязвил Везуненко.
- Ну, поясни начальнику артиллерии, может я и не в курсе.
- Мистика у нас в полку, странные вещи происходят. Прямо какой-то Бермудский треугольник на дороге между Котбусом и Вюнсдорфом появился. Представление на очередное звание на меня ушло из полка в группу войск еще Бог знает когда. Да видно в дороге пропало. И никто ничего объяснить не может. Надо мной, наверное, даже немцы из подшефного полка скоро смеяться будут. А Николая как прокатили. Разве так можно обходиться с офицером? Прилюдно пообещали должность и обманули. Скворцов оказался самый достойный в артиллерии полка. А я-то и не догадывался об этом, глупый! – опять злорадно съязвил Везуненко.

На командно-наблюдательном пункте наступила напряженная пауза. Мантуленко, по-видимому, обдумывал, как повести себя в этой ситуации. Можно было, конечно, заткнуть рот этим молодым офицерам, сказав, что это не их дело. Да еще и отругать, найдя попутно какие-нибудь недостатки. Но к счастью для них новый «начарт» относился к категории начальников, не терпящих склок, подковерной борьбы и интриг. Кроме этого ему понравилась батарея, с офицерами которой, по его мнению, обошлись несправедливо. В затянувшейся тишине наконец-то раздался хрипловатый голос подполковника:
- Ну что же, Везуненко, давай поговорим откровенно. Убери солдат с командного пункта.
Догадливый Локтионов не стал ждать дополнительной команды, махнул головой, и разведчики со связистами испарились из окопов. Начальник артиллерии продолжал:
- Да, с Петровым, конечно, нехорошо получилось. Но не стоит во всем обвинять командира дивизиона. Он совершенно искренне предлагал должность твоему офицеру, полагая, что видит наиболее достойную кандидатуру. Кто же знал, что у Скворцова, оказывается, есть «протеже» в штабе группы войск? Мы ведь тоже не всесильные. Поймите правильно. Такова военная жизнь: простому офицеру без связей очень трудно продвигаться по служебной лестнице. Но кое что, все-таки, и я могу. Петров, у меня командир взвода управления начальника артиллерии заменяется в Союз. Предлагаю принять взвод.

У офицера вихрем в голове носились мысли: «Ну, Скворцов, сволочь блатная, перебил батарею. Когда еще такая возможность представится в жизни? Хрен с тобой, встретимся еще на узкой дорожке. А взвод управления начальника артиллерии полка? Нет смысла отказываться. Отдельное подразделение, организация «приближенная к императору». Никаких тебе нарядов, сам себе хозяин. А если не справлюсь? Или не смогу «начарту» понравиться? Тогда полное фиаско и позорное возвращение в дивизион. Черт, надо же что-то отвечать!»
- Разрешите подумать, товарищ подполковник!

У Мантуленко глаза полезли на лоб:
- Ты что, старший лейтенант, совсем рехнулся от обиды. Начальник артиллерии не каждому предлагает эту должность. Это значит, что я тебе доверяю. Любой взводный в артиллерии полка обоими руками ухватился бы за эту должность. А ты еще думать собираешься. Везуненко, вы тут все ненормальные?
- Товарищ подполковник, он конечно согласен. Просто еще не осознал.
- Не осознал, Петров?
- Уже осознал. Конечно, согласен.
- Вот то-то. Комбат, по приезду из полевого выхода подготовить представление. Ну а насчет твоего звания… Скорей всего, приказ уже состоялся. Просто выписка из него не дошла. А почему, трудно сказать. Попробую воспользоваться своими связями в группе войск. Не переживай. Разузнаем.
- Спасибо, товарищ подполковник. За целый месяц первые ободряющие слова услышали.
Вечером после прибытия со стрельб в лагерь Везуненко с Петровым на правах товарищей по несчастью пошли вместе на ужин в полевую столовую первого батальона, так как во время таких полевых выходов питались у пехоты на положении приданного подразделения. Однако лагерь батареи стоял обособленно от лагеря батальона и имелось время поболтать во время небольшой прогулки по лесу.

После разговора с начальником артиллерии настроение у обоих заметно улучшилось. Везуненко наконец-то стал похожим на себя: шутил и смеялся. Зайдя в палатку для офицеров и прапорщиков, они заняли крайний к выходу столик. В полевой столовой тоже царило веселье: в преддверии окончания полевого выхода офицеры смеялись и подтрунивали друг над другом. Некоторые были изрядно «навеселе», выпив перед ужином. Особенно усердствовали командир взвода связи и командир противотанкового взвода батальона, смеявшиеся над пехотным лейтенантом, командиром взвода третьей мотострелковой роты, молоденьким армянином.

Тот, впрочем, и так был предметом насмешек офицеров всего батальона. Прослуживши год, он оставался добрым и наивным по отношению к солдатам, веря всем их уловкам и ухищрениям. Не раз и не два офицеры были свидетелями сцен на зарядке, когда очередной старослужащий боец корчил гримасу и объяснял лейтенанту, что у него болит живот. При этом он знал наперед, что взводный скажет: «Иди дорогой, полежи, не мучайся. Может, пройдет до развода». Отоспавшись вместо зарядки солдат перед разводом на занятия бодро докладывал лейтенанту, что здоров. А потом сам смеялся в спину чересчур доверчивому офицерику.
Между тем шутки становились злей и злей. Лейтенант изо всех сил делал вид, что его это совершенно не трогает. Но по всему было видно, что кусок в горло ему не лез. Он уже собирался встать и выйти, как вдруг командир взвода связи негромко, но внятно произнес:
- Вот же чурбан бестолковый!

Связист, конечно, не хотел, чтобы его слова слышали. Но так получилось, что он их сказал чуть громче, чем хотел, и именно в тот момент, когда в палатке установилась тишина. Армянин в два прыжка оказался возле обидчика. Походный стол с остатками еды полетел в связиста, который не удержался и упал. Побледневший противотанкист пытался удержать лейтенанта, встав между ним и связистом.

Однако последнего вовсе не устраивала перспектива быть побитым. Он, облитый остатками еды, вскочил и полез в драку. Все произошло так стремительно, что остальные присутствующие лишь раскрыли рты и с замиранием следили за происходящим. Получилась забавная картина: небольшого роста, но крепко сложенный армянин пытался достать связиста прямыми ударами. Тот, обладая более высоким ростом, через командира противотанкового взвода бил лейтенанта сверху по голове. Однако основная часть ударов не достигала цели ни с той, ни с другой стороны. Все доставалось бедному противотанкисту, у которого уже был разбит нос и оплыл левый глаз, а он все орал истошным голосом:
- Прекратите, идиоты!

Наконец опомнившиеся офицеры батальона расцепили дерущихся и увели из палатки. В вечернем лесу были слышны крики «оппонентов»:
- Связист херов! Я все равно тебя поймаю и раком поставлю! Попомнишь у меня!
- Рот закрой, чурбан! Испугался я тебя, как же. Посмотрим, кто кого раком поставит!
- Ай-яй-яй! И это говорит офицер, коммунист! Зарежу урода!
- Да пошел ты…

Внезапное происшествие испортило концовку ужина и Везуненко с Петровым пошли в свой лагерь. Шли молча, пока Николай не произнес:
- Да, не завидую ребятам. Теперь у них будет много времени подумать о пользе интернационализма: на приемах у особиста и замполита полка, и еще на партийной комиссии. По партийному выговору обеспечено, как минимум.
- Согласен. Да еще командир батальона все мозги им через хер высосет. Перспектива не из приятных.
- Однако, комбат, где мы еще такой бесплатный концерт увидели бы, а? Чудеса, да и только.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись тем здоровым и беззаботным смехом, который присущ молодым людям.


*     *     *


1 августа после обеда Петров сидел в своей каптерке, заполняя взводный журнал боевой подготовки и пространно мечтая о том замечательном дне, когда его наконец назначат командиром взвода управления начальника артиллерии полка. Приятные мысли прервал Куяров, который был дежурным по батарее:
- Товарищ старший лейтенант, звонили с КПП. Вас там ждет какой-то офицер десантник.
- Какой еще десантник?
- А я почем знаю, его фамилию мне не говорили.
- Ладно, иди.

Лейтенант с неохотой встал, сладко потянулся, надел надоевший китель и вышел из расположения. На КПП он с удивлением обнаружил своего однокурсника по училищу, с которым расстались два года назад на пересыльном пункте во Франкфурте-на-Одере.
- Алексей, ты что ли?
- Привет Николай! Рад видеть тебя, дружище. Сколько лет, сколько зим! Где пропадаешь, старая ты перечница, ни слуху, ни духу. А между прочим, в одном городе служим.
- Извини брат, нет никаких оправданий. Виноват, да и только. Но ты тоже, кстати, синяя птица, два года о себе ни гу-гу.
- Молчи, пехота, и не оправдывайся. Короче, я не надолго. Завтра, 2 августа, сам знаешь, наш праздник. Приезжай к нам в бригаду к 9.00. Я тебя там встречу и проведу. Будет интересно. Там и поговорим по душам. Хорошо?
- Я попробую отпроситься. А как к вам проехать?
- Ты что, ни разу в нашей бригаде не был?
- Не-а.
- Садишься на трамвай №№ и до конечной остановки. А там рядом, не заблудишься. Наш городок издалека видать. Ну, давай, до завтра.

Здоровяк Алексей еще раз обнял щуплого Николая, повернулся и быстрым уверенным шагом пошел от полка. Честно говоря, Петрову не очень-то понравилось такое несколько пренебрежительное отношение однокурсника, ставшего волею случая десантником. Старший лейтенант вздохнул и пошел к себе в батарею. Везуненко, на удивление, с благосклонностью выслушал просьбу Николая и отпустил его.

На следующий день Петров поехал в десантную бригаду. Решил одеться в гражданскую одежду, чтобы не «дразнить гусей» своей общевойсковой формой. Действительно, спрашивать дорогу не пришлось. С конечной остановки трамвая люди группами и по одиночке направлялись к городку десантников. Публика была самая разношерстная: офицеры и прапорщики их полка, других частей гарнизона, комендатуры, многие с семьями, разодетыми как на праздник, вольнонаемные, а также немецкие гости.

Все они были возбуждены в преддверии интересного зрелища. «Прямо как на цирковое представление собираются» – невольно подумал лейтенант. На КПП его встретил запыхавшийся Алексей в красивой синей парадной форме офицера десантника, дружески обнял за плечи и потащил за собой:
- Пошли быстрей, на стадионе мой боец специально для нас с тобой место держит. Я тебя усажу, а потом ненадолго в батарею смотаюсь. Слава богу, не я сегодня ответственный.
Пока шли на стадион, Николай отметил, что десантная бригада тоже, как и их полк, базировалась в старом немецком военном городке. Внешне все было также, как и в любом другом советском гарнизоне. Но были и заметные отличия: сразу бросалась в глаза идеальная чистота на территории. Немного освоившись и присмотревшись более внимательно, можно было уловить тот особый, внутренний мир части, солдаты и офицеры которой относили себя к элите Советских Вооруженных сил.

Гордость за свой род войск так и сквозила у каждого, даже самого замусоленного солдатика. Чересчур властные и самоуверенные офицеры заметно отличались от многих своих коллег №-ского мотострелкового полка. В этой бригаде также были, как и в любой пехотной части, свои артиллеристы, разведчики, связисты, саперы, тыловики и т.п. Но в первую очередь они считали себя десантниками. Все, включая оркестр и поваров, прыгали с парашютом, чем страшно гордились. Какая-то особенная сплоченность объединяла этот коллектив людей.

Тем временем Алексей усадил старого приятеля на гостевой трибуне и убежал со своим солдатом в батарею. Николай осмотрелся: трибуны были переполнены. Люди стояли рядами. Немецкая речь слышалась вперемежку с русской. Немцев явно было в несколько раз больше (если не в десятки раз), чем на спортивном празднике у них в полку. И если к ним приходили в основном по необходимости официальные делегации, то здесь были и обычные жители Котбуса, пришедшие кто в первый, а кто и не в первый раз посмотреть на советских десантников и их бесплатное представление – так называемые показательные выступления (в простонародье – «показуха»).

На стадионе для этого уже было все готово: две грузовые машины «ГАЗ-66», две легковые машины «УАЗ-469», кое-как сбитый макет некоего «секретного объекта условного противника», пустые бутылки, кирпичи и старая черепица на беговой дорожке перед трибунами. Все «показухи» в воздушно-десантных войсках СССР проходили примерно по одной и той же схеме: прыжки с парашютом, показательные выступления по рукопашному бою с битьем бутылок и кирпичей, и на закуску – розыгрыш сцены захвата «объекта».
Так было и на этот раз. Вертолет Ми-8 периодически выбрасывал в небе членов парашютной команды бригады, выделывавших в воздухе в пределах своих сил и опыта акробатические фигуры. Все это комментировал свой «диктор», как правило, офицер политотдела бригады. Одновременно разведывательная рота проделывала приемы с оружием и рукопашного боя. Затем прошло традиционное битье бутылок, кирпичей, черепицы и досок.

Захват «объекта» в каждой части устраивали в меру сценаристских, режиссерских и технических возможностей офицеров – разведчиков. Порой такие представления проходили как настоящие шоу каскадеров в военной форме. А где каскадеры – там и травмы. Редкие показные выступления обходились без накладок. И это закономерно. Молодые парни, сержанты, солдаты и офицеры, чувствуя себя в центре внимания большой толпы народа, порой так заигрывались, что начинали бить друг друга в кровь. Разбитые носы, брови, резаные раны от осколков стекла, отбитые руки – все это было в порядке вещей. На такие мелочи и внимания не обращалось.

Но порой случались и более серьезные инциденты. Обычная сценка: метание ножа в «часового», у которого на спине под плащ-палаткой кусок широкой доски. Иногда нож втыкался в самый край злосчастной деревяшки и лезвие доставало до солдата, которого без сознания и с потерей крови резво уносили с поля в медпункт. А народ тем временем рукоплескал метателю ножей за удачный бросок и не подозревал о том, что произошло на самом деле.

Особый риск – трюки с машинами: прыжок из-под колеса движущегося автомобиля, падение между колес, изображение драки в кузове движущейся техники. Иногда это заканчивалось серьезными переломами. Но особый «писк» таких выступлений заключался в том, что машина на большой скорости сбивала вышку с «часовым». Вышка, естественно, еле держалась и сама была готова развалиться, но «часовой» в момент удара должен подпрыгнуть, машина сбивает вышку и тот падает мимо проскочившего автомобиля. И не дай бог этому «часовому» зазеваться хоть на секунду: переломы или хуже того, травма позвоночника, обеспечены.
Но на этот раз все обошлось благополучно, не считая мелких ран и ссадин. Пришедшая публика была в восторге, как и Петров.


*     *     *


К слову сказать, советские десантники всегда гордились тем, что этот особый род войск получил свое начало в СССР. Действительно, точкой отсчета развития войск считается 2 августа 1930 года, когда на учениях в Московском военном округе был выброшен первый парашютный десант в количестве 12 человек. В 30-е годы XX века воздушно-десантные войска бурно развивались, причем не только в СССР, но и в Германии, позднее – в Англии и Америке. Все готовились к наступательной войне. Уже перед второй мировой войной в составе Красной Армии насчитывалось пять воздушно-десантных корпусов по 10 тыс. человек каждый. Германия сформировала парашютно-десантную дивизию и три отдельные парашютно-десантные бригады, а также несколько авиаполевых дивизий, предназначенных для десантирования посадочным способом. Главным экзаменатором самого молодого на тот момент рода войск стала вторая мировая война, которая имела как удачные примеры проведения воздушно-десантных операций, так и провальные, закончившиеся катастрофическими потерями.
Уже летом 1940 года командование Красной Армии использовало при занятии Бессарабии три воздушно-десантные бригады. Советские десантники были высажены парашютным и посадочным способами и в короткое время овладели городами Болградом и Измаилом, заняв аэродромы и важные объекты. До подхода полевых соединений Красной Армии организовали охрану новой границы и прием беженцев.

К лету 1941 года все пять десантных корпусов находились в стадии формирования, однако сложившаяся тяжелая ситуация заставила советское командование использовать их как обычные стрелковые соединения и части. 5-й воздушно-десантный корпус вел тяжелые оборонительные бои против 56 механизированного корпуса немцев на северо-западном направлении, 4-й – в Белоруссии, 1,2 и 3 – на Украине. Со временем 3 вдк был переформирован в 13 гвардейскую стрелковую дивизию. А 4 и 5 корпуса принимали участие в боях по обороне Москвы.

До января 1942 года советское командование высаживало в тылу у немцев лишь небольшие по численности десанты с ограниченными локальными задачами. По своему прямому предназначению соединения и части воздушно-десантных войск Красной Армии были применены в знаменитой вяземской воздушно-десантной операции. Г.К. Жуков весьма лаконичной фразой поставил задачу командиру 4 воздушно-десантного корпуса: «товарищу Левашову. Задача: 26-27 января высадить корпус и занять рубежи согласно карте. Цель – отрезать отход противнику на Запад. Жуков. 24 января 1942 г. 13 часов».

Тогда, в 13 часов 24 января, никто из офицеров, сержантов и солдат корпуса естественно не знал, что для них начинается полная драматизма и героизма эпопея борьбы в тылу противника, что этот десант окажется для многих из них последним в жизни. А тогда все усилия были направлены на выполнение задачи, поставленной великим, жестким и требовательным полководцем.

Однако катастрофическая нехватка транспортной авиации, плохая разведка и тяжелые метеоусловия нарушили запланированный ход операции. Ко второму февраля было десантировано лишь 25% личного состава и вооружения корпуса и зачастую не в свои районы. Между тем 16 февраля командование войск Западного фронта поставило командиру 4-го воздушно-десантного корпуса новую задачу: десантироваться в район западнее Юхнова, прорвать оборону противника с тыла и соединиться с частями 50-й армии. И опять нехватка транспортной авиации, повлекшее срыв всех и всяческих графиков и планов. Десантирование проходило в ночных условиях, каждый самолет делал за ночь по несколько рейсов, ежечасно рискуя быть сбитым немецкой зенитной артиллерией и немецкими ночными истребителями. В итоге выброска десанта затянулась на пять дней. Командир корпуса генерал Левашов был убит прямо в транспортном самолете, который атаковал немецкий ночной истребитель.

Но все же десантирование было закончено. В тыл к немцам были высажены около 7,4 тыс. человек. Опять грубые неточности работы летчиков привели к ошибкам и большому разбросу личного состава и вооружения. Около 1,8 тыс. парашютистов оказались вдали от своих частей и подразделений, им пришлось действовать в одиночку или присоединяться к партизанам, что, естественно, уменьшало боевые возможности десанта.

Однако, несмотря на это, в течение пяти дней корпус вел ожесточенные наступательные бои, пытаясь выполнить задачу. При этом никто не знал, что наступление 50 армии уже захлебнулось. Заняв несколько населенных пунктов, десантники были вынуждены перейти к обороне. К 5 марта в корпусе осталось только 3 тыс. человек! Вместо запланированных 2-3 суток ведения боя в тылу противника десантникам пришлось вести затяжные боевые действия, что, в свою очередь, потребовало налаживания снабжения и эвакуации раненых по воздуху. Кроме этого пришлось при помощи местного населения и партизан развернуть несколько госпиталей, временных складов вооружения и имущества, а также оборудовать посадочные площадки для самолетов военно-транспортной авиации.

Встревоженное немецкое командование стянуло значительные силы для уничтожения советского десанта, которому в течение всего марта и начала апреля пришлось вести тяжелые оборонительные бои, удерживая захваченный район. 34 и 131 пехотные дивизии немцев при поддержке танков и авиации так и не смогли добиться каких-нибудь значительных успехов. Позднее 4-й воздушно-десантный корпус оперативно подчинили 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу для ведения совместных действий. Однако предпринятая отчаянная попытка прорвать оборону немцев в середине апреля успеха не имела. Кавалеристы и десантники, понеся большие потери, были вынуждены отступить.

К маю в десантном корпусе оставалось 2,3 тыс. боеспособных бойцов и 1,7 тыс. присоединившихся партизан. Огромное количество раненых и больных сковывало действия. Остро ощущался недостаток минометов, противотанковых орудий и ружей, боеприпасов. Сложившееся шаткое равновесие, когда корпус не мог пробиться к своим войскам, а немцы не могли уничтожить десант, естественно, долго продолжаться не могло. К концу мая командование вермахта сосредоточило ударную группировку и 24 числа начало операцию «Ганновер» по уничтожению советского десанта.

К 26 мая остатки 4-го воздушно-десантного корпуса были прижаты к реке Угре. Выхода не оставалось: пришлось форсировать реку. У оставшихся в живых эта переправа надолго осталась в памяти: под постоянным огнем немецкой артиллерии и ударами авиации, без переправочных средств все-таки удалось преодолеть смертельную реку, которая стала водной могилой для многих отборных молодых бойцов и командиров. На другой стороне реки пришлось в ходе изматывающего марша и ожесточенных скоротечных схваток не раз сбивать заслоны противника. Немецкое командование было в ярости: уже считавшийся уничтоженным десант уходил из рук.

К началу июня фронт стабилизировался и необходимость удерживания района в тылу противника отпала. К тому же резко обострилась обстановка на южном участке советско-германского фронта. Поэтому Г.К. Жуков утвердил план вывода корпусов из окружения. В тяжелых условиях кавалеристам и десантникам пришлось совершить 200-километровый марш по территории противника к участку прорыва. С 14 июня начались бои по прорыву обороны противника. Немцы спешно стягивали танки и мотопехоту. Обстановка становилась критической.

23 июня 4-й воздушно-десантный корпус предпринял последнюю отчаянную попытку прорваться к своим. В центре боевых порядков шли обозы с ранеными и мирными жителями, уходившими из зоны оккупации. К концу дня оборона немцев наконец была сломана и десантники соединились с частями 10 армии. Закончилась пятимесячная эпопея непрерывных боев в тылу противника. Это был единственный случай в истории, когда высаженный воздушный десант действовал почти полгода и смог с честью выйти из сложного, почти катастрофического положения.

Летом 1942 года воздушно-десантные корпуса были переформированы в гвардейские стрелковые дивизии и переброшены на Сталинградский и Северо-Кавказский фронты, где сложилась угрожающая ситуация. Эти дивизии оказались самыми боеспособными соединениями Красной Армии, намного превосходя по сплоченности и стойкости обычные стрелковые дивизии. А 13 гвардейская стрелковая дивизия генерала Родимцева буквально спасла Сталинград, отбив Мамаев курган. Кроме нее в Сталинграде сражались 37 и 39 гвардейские стрелковые дивизии (1 и 5 вдк). В битве за Кавказ отличилась 32 гвардейская стрелковая дивизия (2 вдк).

Через год, летом 1943 года, когда вермахт окончательно утратил стратегическую инициативу на восточном фронте, советское командование решило провести воздушно-десантную операцию для захвата плацдарма на западном берегу Днепра. Эта трагическая операция послужила образцом того, как советские десантники, ценой своей жизни, могли выполнять задачи не «благодаря», а «вопреки». Вопреки абсолютной неподготовленности во всем: слабая разведка, недостаток транспортной авиации, нехватка горючего, и т.д и т.п.

22 сентября 1943 года передовые части 40 армии и 3 гвардейской танковой армии советских войск сумели переправиться на западный берег Днепра и вели бои на так называемом «букринском» плацдарме. Подход главных сил армий ожидался к 29 сентября. Разведка докладывала, что в этом районе противник не сумел создать оборону и резервов не имеет. В этих условиях и было принято решение о десантировании трех отдельных воздушно-десантных бригад. План операции утвердил Г.К. Жуков.

Но командование вермахта не собиралось просто так отдавать Днепр и за короткий срок смогло скрытно стянуть к району боевых действий 19 танковую, 10 моторизованную, 167, 112 и 255 пехотные дивизии! Советское командование торопилось и десантирование 3 и 5 десантных бригад началось 24 сентября. 1 воздушно-десантная бригада оставалась в резерве. То, что произошло дальше, трудно назвать десантированием, это было настоящее мучение командиров и личного состава.

Так, например, на Воскресенском аэродроме из 65 запланированных к десантированию самолетов Ли-2 командир десантников обнаружил только 55, из них готовых к вылету – только 48! Все расчеты приходилось менять на ходу, большое количество имущества и вооружения так и не были десантированы. Нехватка авиационного горючего привела к тому, что самолеты долго ждали заправки, а десантники бегали по аэродрому в поисках готовых к вылету самолетов.

Эта неразбериха и хаос привели к тому, что командование вылетело без радиостанций, подразделения перемешались еще до выброски. И все же за ночь 3-я бригада была десантирована полностью, кроме противотанковых орудий, а 5-я – только наполовину. Всего – более 4,5 тыс. человек. Две тысячи десантников так и осталась на аэродромах, не дождавшись вылета. Многие думали о судьбе своих товарищей, которым «повезло» больше. А участь многих «везунчиков» была незавидной.

Сильный зенитный огонь немцев, большая высота выброски и значительная скорость самолетов, слабая подготовленность экипажей привели к трагическим результатам. Десант оказался разбросанным на огромной территории 70 на 40 километров, многие приземлялись прямо в боевые порядки немцев и расстреливались еще в воздухе. Бойцы после приземления вступали в бой мелкими разрозненными группами под началом не своих командиров.

Неразбериха со средствами связи привела к тому, что командование фронта ничего не знало о действиях десанта аж до 6 октября! Вполне логично, что в таких условиях десантирование было прекращено, а оставшуюся часть 5 воздушно-десантной бригады и 1 воздушно-десантную бригаду вернули в постоянный район базирования.

В результате в тылу противника оказалось 2,3 тыс. человек в составе 35 смешанных групп. Почти половина бойцов и командиров была потеряна еще при десантировании. Не считая тех 230 человек, которых летчики умудрились выбросить на своей территории. Им крупно повезло. А против их братьев по оружию немцы устроили настоящую облаву: десятки противодесантных отрядов рыскали в поисках русских парашютистов, расправляясь с мелкими группами десантников и солдатами-одиночками. Местным жителям обещали премии в размере нескольких тысяч рейхсмарок за каждого пойманного красноармейца.

Когда о неудачной выброске доложили Сталину, он был взбешен. Был издан специальный грозный приказ, в котором гласилось: «…выброска массового десанта в ночное время свидетельствует о неграмотности организаторов этого дела». Как будто днем было бы лучше. Ночь дала многим десантникам шанс выжить в этой мясорубке. В условиях, когда парашютисты вели полудиверсионные боевые действия небольшими группами, никакой речи о захвате важного рубежа не было. Но все же их героизм сковал и отвлек на себя значительные силы немцев, которые проморгали перенос усилий Красной Армии на другой, «лютежский» плацдарм.
Лишь к 5 октября командир 5 воздушно-десантной бригады подполковник Сидорчук смог в невероятно тяжелых условиях собрать остатки десанта и сформировать боеспособную часть, которая до середины ноября вела активные боевые действия в тылу противника, что подтверждалось в приказах по 8 армии немцев. С 13 ноября десантная бригада вела тяжелые бои по захвату и удержанию рубежей, способствуя форсированию Днепра 254 стрелковой дивизии 52 армии. И лишь 28 ноября она была выведена из боя.

До сих пор этот подвиг десантников Красной Армии кажется нереальным и фантастическим: прыгнуть в неизвестность на головы противника, избежать облав и поголовного уничтожения, суметь собраться и, несмотря на потери, выполнить задачу! Эта была последняя крупная воздушно-десантная операция Красной Армии в Великой Отечественной войне. До самого ее окончания воздушно-десантные соединения и части применялись как стрелковые.

В ходе операции Красной Армии на Дальнем Востоке по разгрому японской армии было применено более 20 десантов, в основном посадочным способом. Это было вызвано стремительным продвижением трех советских фронтов, поставивших японское командование в тяжелое положение. Обстановка благоприятствовала: в условиях деморализации противника десантники захватывали мосты, аэродромы и целые города, способствуя быстрому продвижению наземных войск. Харбин, Гирин, Чанчунь, Мукден и Пхеньян легли к ногам наших солдат и офицеров.

Но, наверное, самый красивый и знаковый десант был высажен в Порт-Артуре, в городе, обильно политом русской кровью в период войны с Японией в 1904-05 годах. Через 40 лет, 22 августа 1945 года всего 200 советских десантников за несколько часов овладели городом, жители которого встретили их как освободителей. Ненавистная японская власть облетела как шелуха. Разве думали русские солдаты и матросы, покидая город в 1905 году после долгой и кровопролитной войны, что в 1945 году этот символ русской воинской славы вернет майор Красной Армии, командир десантников И.И. Белодед.


*     *     *


Воздушно-десантные войска фашисткой Германии активно использовались на начальном этапе второй мировой войны. В апреле 1940 года в течение нескольких дней немецкие парашютисты при минимальных потерях захватили важные портовые города Норвегии и все главные аэродромы, чем значительно облегчили захват страны сухопутными войсками. Уже в мае 1940 года 7 воздушно-десантная и 22 посадочно-десантная дивизии немцев были использованы при вторжении немецких войск в Бельгию и Голландию.

Десантники Германии захватили неповрежденными стратегические мосты через реки Маас и Рейн, важные аэродромы и удерживали их несколько дней до подхода танковых и моторизованных соединений вермахта. Оборона Голландии была буквально парализована, среди местного населения и в войсках царила паника. 14 мая страна капитулировала. Однако эти бои уже сопровождались для немецких парашютистов значительными потерями. Был тяжело ранен командир 11 воздушно-десантного корпуса генерал Курт Штуден и убит командир 22 дивизии.

В Бельгии парашютно-десантный батальон 7 дивизии сумел захватить сильноукрепленный форт Эбен-Эмаель, в то время как главные силы дивизии захватили и удерживали мосты через канал Альберта и р. Маас, что позволило соединениям вермахта стремительно пройти территорию Бельгии и вторгнуться во Францию.

Однако самую уникальную по характеру и масштабам воздушно-десантную операцию под кодовым названием «Меркурий» немцы провели при захвате острова Крит в мае 1941 года, когда был разгромлен сильный англо-греческий гарнизон и захвачены три важных аэродрома. Остров, между прочим, обороняли 27 тысяч английских и 12 тысяч греческих солдат и офицеров!

Немецкое командование не предполагало, что союзниками здесь будет сосредоточено такое количество войск и привлекло для операции 7 воздушно-десантную дивизию (15 тыс. человек) и 5 горно-пехотную дивизию (8,5 тыс. человек). Командиры дивизий генералы Зюсман и Рингель рассчитывали внезапной высадкой деморализовать противника и в короткие сроки захватить остров.

Операция началась рано утром 20 мая и в первый же день немцы потеряли 1,8 тыс. человек убитыми! Но так и не захватили ни одного аэродрома. Англичане и греки отчаянно сопротивлялись. Командующий операцией генерал Штудент принял рискованное, но обоснованное в тех обстоятельствах, решение использовать последний резерв: усиленный парашютно-десантный батальон и противотанковый дивизион. Командир отряда полковник Рамке после десантирования и тяжелого боя 21 мая все-таки сумел захватить аэродром в районе Малеме, куда посадочным способом были высажены основные силы горно-пехотной дивизии.

Немецкая авиация постоянно сбрасывала грузы и доставляла новые подразделения, бомбила английские войска на острове и корабли ее величества в море. Без эффективной воздушной поддержки операция просто захлебнулась бы. Лишь 26 мая после ожесточенного боя немецкие десантники заняли главный город острова Канию, что предопределило судьбу операции. Войска союзников были деморализованы и их командование сочло необходимым организовать их эвакуацию в Северную Африку. Всего было эвакуировано 17 тыс. оставшихся солдат и офицеров от 39 тысячного гарнизона. Остальные были убиты, ранены, или попали в плен к немецким парашютистам и горной пехоте.

Немцы захватили стратегически важный остров, 136 орудий, 30 танков и огромное количество стрелкового оружия! Но… 3,6 тыс. человек убитыми, 2,5 тыс. раненых, 119 потерянных транспортных самолетов, 106 – поврежденных. Таких потерь немецкие воздушно-десантные войска и транспортная авиация еще не несли за два года войны. Гитлер, узнав о таких жертвах, был в ярости. После потери более половины транспортной авиации немецкое командование больше не планировало и не проводило крупных воздушно-десантных операций. Парашютно-десантные соединения и части использовались как обычные пехотные.

Последнюю высадку своего десанта немцы провели в декабре 1944 года, во время контрнаступательной операции вермахта в Арденнах. Из 700 парашютистов, севших в самолеты, на земле в строю насчиталось лишь 280. Остальные частью погибли в самолетах, сбитых авиацией союзников, многие покалечились при приземлении в сильный ветер (до 16 метров в секунду). Парашютисты оказались разбросанными на большой территории, потеряли значительную часть вооружения, радиостанций и другого имущества и не смогли выполнить задачу. Впоследствии мелкими группами вышли в расположение своих войск. Так неудачно закончилась последняя попытка высадки немецкого воздушного десанта во второй мировой войне.


*     *     *


Однако у русских с немцами нашлись хорошие ученики – англичане и американцы, успешно применившие свои воздушно-десантные войска на заключительном этапе второй мировой войны. Захват гитлеровцами острова Крит подстегнул развитие десантных войск в США и Англии. К началу 1943 года Америка имела 82, 101, 11, 13 и 17 воздушно-десантные дивизии, Англия – 1 и 2 воздушно-десантные дивизии и 2 отдельную парашютную бригаду. В последующем союзники провели не одну воздушно-десантную операцию, при этом наиболее крупные из них в Сицилии, при вторжении на северное побережье Франции, в ходе Голландской наступательной операции и при форсировании реки Рейн.

Не умоляя заслуг союзников Советского Союза во второй мировой войне, в то же время было бы справедливым отметить, что условия, в которых выполняли задачи соединения и части воздушно-десантных войск Красной Армии, были значительно хуже тех, в которых воевали их американские и английские коллеги. Это видно сразу при изучении первой крупной воздушно-десантной операции союзников в Сицилии. Уже в ходе планирования этой операции союзное командование не опасалось значительного сопротивления итало-германских войск, так как наиболее боеспособные соединения вермахта были на Восточном фронте и готовились к прорыву советской обороны в районе Курска.

К маю 1943 года союзники захватили всю северную Африку с ее морскими и авиационными базами. Подготовка к вторжению на Сицилию велась неторопливо и основательно. Наряду с соединениями морского десанта привлекались 1 английская и 82 американская воздушно-десантные дивизии. Для тщательной отработки действий в северной Африке для них были построены макеты укреплений острова в натуральную величину! За несколько дней до вторжения была проведена «генеральная репетиция» в виде дивизионного тактического учения с высадкой в ночное время.

Однако даже такие усилия не привели к желаемому результату. 10 июля английские и американские летчики военно-транспортной авиации, как и их советские коллеги, осуществили выброску парашютистов 82 дивизии неточно и на большой площади, к тому же далеко от намеченных объектов. При этом 23 самолета из-за неразберихи были сбиты огнем зенитной артиллерии своих кораблей. Погибающие американские парни в горящих транспортных самолетах зря кляли Гитлера. На них свою точность отработали зенитчики союзных Военно-морских сил.

Еще хуже прошло десантирование 1 английской десантной дивизии. 50 планеров сели на воду, 35 пропали без вести. Те десантники, которые долетели и высадились на территории противника, задачу не выполнили. Их вообще могли бы полностью уничтожить, окажись итало-германское командование более решительным и не деморализованным.

14 июля союзники высадили второй десант, и тоже неудачно. 11 транспортных самолетов сбито и 27 вернулись на базы из-за потери ориентировки. И все же, несмотря на неудачи, высадка крупного десанта спутало карты итало-германского командования и позволило удачно высадить морской десант, впоследствии овладевший островом. Союзники постарались учесть все ошибки и просчеты применения воздушного десанта до начала вторжения во Францию, в ходе которого были привлечены 82 и 101 американские и 6 английская десантные дивизии. Парашютисты должны были содействовать высадке морского десанта и не допустить подхода резервов немецких войск.

Для десантирования трех дивизий было сосредоточено около 1400 транспортных самолетов и более 3000 планеров! О таком количестве транспортной авиации командование советских воздушно-десантных войск могло только мечтать. В Англии также были построены макеты объектов, которые предстояло захватить. Десантников гоняли до седьмого пота, заставляя раз за разом отрабатывать порядок их захвата. За несколько дней до высадки авиация союзников буквально в пух и прах разнесла все аэродромы Люфтваффе в радиусе 600 километров от мест высадки воздушного и морского десантов.

6 июля, несмотря на то, что накануне был дождь и шквальный ветер, авиационная армада союзников взяла курс на Францию. Огромная военная машина пришла в движение. К концу дня парашютным и посадочным способом были высажены более 20 тысяч человек. При этом действия немецких войск и авиации были практически парализованы, что создало благоприятные условия для действий парашютистов.

Но даже в таких условиях не удалось избежать потерь. В 6 английской дивизии, высаженной наиболее удачно, в местах сбора не удалось собрать более 60% личного состава. К концу второго дня боев дивизия потеряла 800 человек убитыми и 1000 – пропавшими без вести. Однако мосты и намеченные рубежи были захвачены. В американских дивизиях десантирование прошло намного хуже. Из 6500 парашютистов 101 дивизии к концу дня смогли собраться и приступить к выполнению задач только 2500 человек. 60% грузов было утеряно. Быстро подошедшие части морского десанта спасли их от полного разгрома.

В условиях незначительного сопротивления немецких войск воздушные десанты выполнили все поставленные задачи несмотря на значительные потери. Командование союзников убедилось в целесообразности дальнейшего массированного использования воздушно-десантных войск. Однако и англо-американским десантникам не удалось избежать черной страницы в своей истории.

Арнем – это слово стало символом того, как хорошо организованная противодесантная оборона и решительные действия обороняющихся даже при ограниченных силах и средствах могут привести к полному разгрому крупного десанта. А для союзников это слово стало еще напоминанием того, что Германия отнюдь не собиралась сдаваться. Если хотя бы треть сил, находящихся на Восточном фронте, Вермахт смог бы перебросить на запад, то, по всей видимости, англичанам и американцам не пришлось бы больше высаживать воздушные десанты вообще.

Тем временем в начале августа 1944 года союзники создали 1 воздушно-десантную армию в составе двух американских и двух английских десантных дивизий. Перед ее командующим, американским генералом Бреретоном, была поставлена амбициозная задача: в ходе воздушно-десантной операции силами трех дивизий (82 и 101 американских и 1 английской десантных) захватить мосты через каналы в Голландии, реки Маас, Ваал и, наконец, через реку Рейн. Имея эти переправы, войска союзников должны были, как по накатанной дорожке, пройти Голландию и обойдя знаменитую оборонительную линию «Зигфрид» с севера, вторгнуться на территорию Германии, от границ которой до Арнема было всего 30 километров. Общая глубина выброски десанта достигала 100 километров. Так глубоко еще не проводилась ни одна воздушно-десантная операция.

По размахам она превосходила все остальные аналогичные операции второй мировой войны. Кроме огромного количества транспортной авиации (1600 самолетов) и нескольких сот планеров для прикрытия десанта привлекалось 1100 бомбардировщиков и 1200 истребителей. Имея абсолютное превосходство, союзники нагло на глазах у немцев высаживали парашютистов в дневное время 17 и 18 сентября. Сначала первые эшелоны, на следующий день вторые эшелоны и запасы материальных средств. Несмотря на частые контратаки немцев, все десанты с поставленными задачами справились без особых усилий.

Используя успехи десантников, вперед рвалась лучшая бронетанковая дивизия англичан из состава 2-й армии. Английские танки с ветерком промчались по мостам через каналы, захваченные 101 десантной дивизией, затем 20 сентября также использовали мосты через реки Маас и Ваал в г. Неймегене, которые удерживали парашютисты 82 десантной дивизии. А потом бронетанковая дивизия внезапно наткнулась на сильную оборону немцев между Ваалом и Арнемом и … встала.

Тем временем почти 9 тыс. солдат и офицеров 1 английской десантной дивизии пытались в течение пяти дней напряженных боев удержать захваченные плацдармы. Однако немецкие танки и пехота педантично поочередно уничтожали батальоны 1 парашютно-десантной, 1 посадочно-десантной и 1 польской парашютной бригад этой дивизии. Попытки союзников наладить снабжение десанта по воздуху ни к чему не привели. Максимум, что удавалось собрать парашютистам, это 30% от сброшенных грузов. Все остальное доставалось немцам.

Наконец район, занимаемый десантниками, сузился до таких размеров, что выбрасывать грузы стало невозможно. Мышеловка захлопнулась. Английские и польские солдаты кляли свое командование, которое так и не смогло им ничем помочь, несмотря на огромное превосходство в силах и средствах. В ночь на 26 сентября перед угрозой полного разгрома разрозненные группы парашютистов оставили район обороны и смогли соединиться со своими войсками. На арнемских полях дивизия потеряла свыше 7 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Чтобы успокоить общественное мнение в Англии, в газетах появились сообщения, что немцам было, якобы, известно заранее о готовящейся высадке десанта. Так бесславно закончилась крупнейшая воздушно-десантная операция второй мировой войны.

Однако командование 1 воздушно-десантной армии союзников не теряло надежды проявить себя в новом деле. Случай представился лишь в марте 1945 года, когда после неудавшегося контрнаступления в Арденнах командование вермахта было вынуждено перебросить свою наиболее боеспособную 6 танковую армию на восточный фронт. Оставшиеся на западе полуразгромленные, недоукомплектованные немецкие соединения и части не могли представлять серьезную угрозу для мощных армий союзников с их сильной авиацией. Немецкое командование усиливало свои части на восточном берегу Рейна как могло. В дело шли крепостные батальоны, местные отряды фольксштурма и т.д.

У союзников появились благоприятные условия и они провели крупную наступательную операцию с применением воздушного десанта по форсированию Рейна. В воздушно-десантной операции принимали участие 6 английская и 17 американская воздушно-десантные дивизии, которые должны были захватить переправы на реке Иссель в 8-16 километрах от Рейна и удерживать их до подхода частей 2 британской армии. Всей этой махине противостояли потрепанные в боях 7 авиадесантная и 84 пехотная дивизии немцев, которые и тяжелого вооружения толком не имели. При этом многие солдаты и офицеры этих дивизий только и ждали наступления союзников, чтобы благополучно сдаться в плен.

Небольшая глубина высадки позволяла артиллерии союзников поддерживать оба соединения. Например, действия 6 английской дивизии поддерживали 5 полков полевой и тяжелой артиллерии! Для подавления авиации противника еще до начала операции было сброшено 2700 тонн бомб, 120 немецких самолетов уничтожено на земле, при этом 10 аэродромов выведено из строя. Город Везель и еще 10 населенных пунктов были стерты авиацией союзников в порошок. Такой приход демократии явно не понравился жителям этих поселков и деревень. Кроме тех, которые погибли от бомб, им было уже все равно.

Немцы не то что головы, рук не могли поднять, чтобы сдаться в плен. Десантирование проходило днем, без особой опаски о возможном противодействии противника. 24 марта в тылу противника оказалось 17 тыс. парашютистов с 614 автомобилями, 300 орудиями и минометами, которые приступили к захвату рубежей как на учении. К концу дня задача уже была выполнена, а на следующий день произошло соединение с войсками, наступающими с фронта. Зачем было высаживать такую махину за 15 километров от фронта, непонятно. Только немецкие зенитчики смогли оказать хоть какое-то сопротивление. Рискуя быть уничтоженными вместе со своими орудиями, они сбили 46 транспортных самолетов и 37 планеров. Но по масштабам привлекаемых средств это была капля в море.

Рейнская воздушно-десантная операция была последней в Европе во второй мировой войне. Несмотря на явные успехи в применении союзниками воздушных десантов, для истории осталась ложка дегтя в бочке меда. Бывший командующий 12 группы армий генерал О. Бредли высказался в своих мемуарах так: «…почти с первого дня своего создания эта воздушно-десантная армия союзников стала проявлять поразительные способности изобретать для себя задачи, в которых не было никакой необходимости». Предложенный в дальнейшем начальником штаба 1 воздушно-десантной армии генералом Парксом план высадки воздушного десанта за Рейном был отвергнут командованием союзников.


*     *     *


Роль и значение воздушно-десантных войск в послевоенные годы значительно усилились. Это подтверждается тем, что ни один серьезный локальный вооруженный конфликт не обходился без их применения. Так, 187 полк 101 американской воздушно-десантной дивизии был дважды десантирован в тыл корейской народной армии в ходе корейской войны 1950-53 гг. и сыграл важную роль в успешном контрнаступлении американских и южнокорейских войск в 1950-51 годах. Активное участие во вьетнамской войне принимали американские 1 аэромобильная и 101 воздушно-десантные дивизии.

Разгрому венгерских мятежников в 1956 году во многом способствовали активные и решительные действия частей 7 и 31 воздушно-десантных дивизий Советской Армии, которые захватили важные аэродромы в городах Веспрем и Текель и в дальнейшем участвовали в боях за Будапешт.

Поистине «молниеносную» операцию по захвату Праги и Брно провели советские десантники 7 и 103 дивизий в августе 1968 года, когда за несколько часов без единого выстрела были захвачены аэродромы, мосты, штабы «контрреволюционных» организаций, здания ЦК КПЧ, МВД, почты, телецентра, банков и других объектов, и удерживали все это обширное «хозяйство» до подхода танковых и мотострелковых соединений стран Варшавского договора.

Свой высокий профессионализм показали представители воздушно-десантных войск СССР в декабре 1979 года, когда части 103 дивизии и 345 отдельный парашютно-десантный полк в составе воздушного десанта в короткие сроки захватили аэродромы Кабул и Баграм, блокировали правительственные учреждения Афганистана, воинские части и другие важные объекты и удерживали город до подхода частей и соединений Советской Армии. Тем самым способствовали успешному вводу войск Советского Союза в Афганистан. На протяжении всей афганской кампании части и подразделения воздушно-десантных войск применялись советским командованием в самых опасных и ответственных операциях.

В 1983 году бригада 82 американской воздушно-десантной дивизии участвовала в захвате небольшого государства Гренада в бассейне Карибского моря. В целях устранения от власти главы Панамы генерала М. Норьеги в декабре 1989 года американцами была спланирована и проведена операция «Джаст кос», в которой опять участвовала бригада 82 дивизии. За 3 дня американские соединения и части подавили всяческое сопротивление в стране. Генерал Норьега сдался.

Поистине «звездный час» настал для американских воздушно-десантных войск в феврале 1991 года, когда началась операция коалиционных сил «Буря в пустыне» по разгрому группировки вооруженных сил Ирака, захвативших Кувейт. За четыре дня операции (24-28 февраля) силами американских 82 воздушно-десантной и 101 десантно-штурмовой дивизий были высажены несколько десантов как парашютным, так и посадочным способом составом от батальона до бригады. Задачи были самые разнообразные: от захвата аэродромов до создания в тылу иракцев оперативной базы американских войск. В условиях слабого противодействия противника все высаженные десанты с задачами благополучно справились.

Справедливости ради следует отметить, что воздушно-десантные войска являются, пожалуй, одним из самых дорогих родов войск сухопутных войск, содержание которых требует приличных денег. Поэтому далеко не все страны могут позволить себе такую роскошь. Такая богатая страна, как Германия, содержит только одну воздушно-десантную дивизию, Франция – одну воздушно-десантную и одну аэромобильную дивизии, Великобритания – отдельную воздушно-десантную бригаду. И только в армии США имеется мощный воздушно-десантный корпус в составе четырех дивизий.

Геостратегическое положение СССР и его огромные территории предопределяли необходимость содержания сильных воздушно-десантных войск. Несколько воздушно-десантных дивизий были элитой Вооруженных Сил и гордостью страны. Однако при этом остается посочувствовать солдатам и офицерам воздушно-десантных войск СССР, которым пришлось пройти через горнило всех межнациональных внутренних конфликтов, а потом разбегаться по национальным квартирам с развалом Советского Союза. России с невероятным трудом удалось сохранить костяк войск, некоторые воздушно-десантные дивизии пришлось передислоцировать с обжитых мест на новые места дислокации в Российской Федерации со всеми вытекающими последствиями. Не зря пословица гласит, что переезд приравнивается к пожару.


*     *     *


Табачный дым стоял коромыслом. Ресторан гудел как растревоженный улей. У офицеров и прапорщиков десантной бригады продолжался праздник. Громкие разговоры, а иногда и песни непривычно разгоряченных «советских товарищей» явно мешали отдыхать добропорядочным немцам. Но местные «вышибалы» знали многих наших гостей как постоянных посетителей заведения, а поэтому смотрели на все происходящее сквозь пальцы.

За одним из угловых столиков сидели два молодых человека. Один, крупный, что-то громко и возбужденно говорил, постоянно и широко размахивая руками. Второй, щуплый, вяло отвечал и кивал головой. В общем, были полными противоположностями. За одним исключением, делавшим их похожими: они были весьма пьяны. Николай и его однокурсник Алексей, а это были они, уже давно «добивали» вторую бутылку водки, разбирая сложности и тонкости службы в десантных войсках.
- Вот что ты понимаешь, пехота, в нашей службе, а? Нет, ну ты головой не качай, ты отвечай! – ударив ребром ладони по столу так, что зазвенели приборы, Алексей вперил мутный взгляд в Николая.
- Знаешь что, умника из себя не строй. Мы с тобой одно училище закончили. Ты такой же артиллерист, как и я. Да и чего тут, ..ик, понимать. Почитай каждый третий военный фильм - о десантниках. Уже оскомину набило, - парировал Николай.
Обеспокоенный официант подошел к столу и вопросительно посмотрел на гостей.
- Alles gut, все нормально, шеф, не бойся, не побьем твою посуду, денег нет - примирительно промычал Алексей и выразительно помахал рукой, давая понять немцу, чтобы тот отошел от столика.
- Вот, немчура, не дает людям спокойно и сердечно поговорить по душам. Все боится, что посуду побьем. А мы ведь тихо сидим, никому не мешаем. И чего приперся? Так вот, Николай, что ты там насчет прыжков говорил?
- Я? Ничего не говорил.
- Э не-е-ет, брат. Ты говорил, а я – слышал.
- Ну говорил, черт с тобой, не отвяжешься. А что я говорил? В общем, … ик, я против прыжков ничего не имею. Хоть какое-то развлечение от рутины и скуки.
- Дурак ты.
- Да-а-а? Растолкуй, а то обижусь!
- Насмотрелся фильмов: прыжки, романтика. Да если хочешь знать, романтики у нас на копейку, всего остального – на рубль.
- Не-е-е понял, поясни, - пьяно качая головой, протяжно проговорил Николай и уставился на собеседника.
- Мы с тобой артиллеристы. Так?
- Так.
- Поэтому все, что положено делать в артиллерии, мы делаем. А воздушно-десантная подготовка со всеми вытекающими последствиями – это как бы сверху, дополнительно.
- Интересно.
- Конечно, интересно, когда ты штабной офицер, и отвечаешь только за себя и свой сейф. А когда ты командир взвода, роты или батареи – куча проблем.
- Ну-у-у, началось. Может тебе еще жилетку дать.
- Какую еще жилетку? – непонимающе заморгал глазами Алексей.
- Ну, ту самую, в которую поплакаться можно. Сам же на пересылке в десантную бригаду напросился. Никто тебя не тянул.
Однокурсник долго и зло посмотрел на Петрова. По всему было видно, что он готов от всей души ударить Николая по хитрой улыбающейся пьяной роже:
- Колька, сейчас в лоб дам, честное слово. Однако какой ты злой и вредный стал.
- Учителя хорошие были. Ладно, если обидел – прости. Больше ехидничать не буду.
- Точно?
- Честно пионерское. Давай, Леха, не тяни резину, рассказывай дальше.
- Рассказывать-то особо нечего. Есть такая книжка, называется руководство по воздушно-десантной подготовке. Для наших офицеров воздушно-десантной службы это самая главная книга на свете. Сами они, как правило, чокнутые на своей работе: спокойно не живут и нам не дают.
- Но это же их служба.
Алексей тяжело вздохнул:
- Оно, конечно, правильно. В этом деле строгость нужна. Только командирам это иногда боком выходит.
- Каким образом? – в затуманенных глазах Николай проснулся интерес к уже порядком надоевшей беседе. Ему явно было интересно послушать о превратностях военной службы, о которых он еще ничего не знал.
- Да так, ерунда. Мелочи, в общем, но неприятные. Иногда сильно раздражают. Ну, например. Парашюты хранятся на складе. Все правильно, имущество серьезное, требует определенных условий для хранения. Но начальник склада воздушно-десантной техники один, и не может разорваться. А укладка парашютов бывает, как правило, в составе батальона, да еще какое-нибудь спецподразделение приплетают. Не будут же офицеры воздушно-десантной службы отдельную укладку проводить для саперов или связистов. Итог- выдача парашютов затягивается на час-полтора. Чтобы быстрее начать укладку, командиру подразделения вставать надо Бог знает во сколько и очередь на склад занимать. И не дай Бог проспать и получить крайним. Все начальники засмеют и опозорят. Ну это ладно.
- А что еще?
- А еще походные и подстилочные полотнища, укладочные принадлежности, которые тоже на складе получать надо. Какого хрена, не пойму. Ротный – материально ответственное лицо. На каждом из них шмоток и имущества не на одну тысячу рублей. И сам у себя мог держать всю эту ерунду. Зато сразу сколько времени сэкономили бы на укладках.
- И много времени эти укладки занимают?
- Как сказать. По нормативам – немного. А реально – целый день возишься.
- Почему?
- Так получается. Если укладка идет на прыжок, офицеры воздушно-десантной службы на каждом этапе зверствуют с пристрастием. Они уже на время не смотрят. Для них главное – чтобы не было происшествий, и не дай Бог, катастроф. Тут все понятно, обижаться вроде не на что. Я бы сам также поступал. Но они тоже люди. Поесть, попить, в туалет отойти надо? Надо. Бойцам тоже обед нужен. Вот еще час вылетел. Но кроме укладки и другие вопросы наслаиваются. Хотя и запрещается до окончания укладки парашютов отрывать личный состав на другие задачи, но так не получается. То начальник штаба по поводу чего-нибудь посыльного прислал, то замполит, то командир батальона пару-тройку человек вызвал. Глядишь, только к вечеру уложились. Все собрали - и к складу для сдачи парашютов и укладочных принадлежностей. А там уже народу тьма. Пока все сдашь – уже поздний вечер, а то и ночь.
- Ты сказал, что это на прыжок. А что, еще варианты есть? Не на прыжок?
- Чудак ты человек. Вся воздушно-десантная техника, в том числе и людские парашюты, должна содержаться в режиме боевой готовности. Даже инструкция есть такая. Так по ней каждый уложенный людской парашют может храниться без переукладки не более 3 месяцев. Потом изволь провести технический осмотр и переложить. Вот тут самое интересное. Допустим, у меня в батарее 30 человек по списку, а парашютов раза в два больше, на полный штат! И никого не волнует, какой у тебя некомплект, сколько больных, отпускников, на учебе и т.д. Парашюты должны быть уложены все! Извиняйте, боевая готовность. Вот и получается, что на каждого бойца зачастую по 2, а то и 3 основных и запасных парашюта. И опять колупаешься с утра до вечера.
- Мда-а-а. Слушай, а где же романтика? Она вообще есть?
Алексей на секунду задумался:
- Пожалуй, есть. С момента отделения от самолета и до момента приземления. Сам полет. Чувство свободы и немного адреналина от страха. А все остальное – рутинная командирская работа. Допустим, завтра – прыжок. Накануне все в мыле: и комбат и взводные. Надо извернуться и успеть сделать все необходимое: получить сухие пайки на бойцов, машины запланировать на выезд со всеми вытекающими последствиями. Ты же знаешь заморочки нашей славной автомобильной службы. Кроме этого, предпрыжковую тренировку на снарядах воздушно-десантного комплекса проведи обязательно. До самого последнего момента утрясаешь список-ведомость личного состава, назначенного к совершению прыжков с парашютом. В идеале надо вывозить всех, но не получается: опять больные, отпускники, кто-то в наряде, да еще те, кто свои парашюты на прыжок по каким-то причинам не укладывал. Голова кругом пойдет. А офицеры воздушно-десантной службы, извини, за выполнение программы прыжков всю печенку выклюют, ястребы наши сизокрылые. При этом надо иметь в виду, что количество выездов на эти самые прыжки не беспредельно. Вот и крутишься до самого позднего вечера. А на следующий день подъем ни свет, ни заря – в 3, или 4 часа утра. И понеслось, закружилось: завтрак, получение оружия, выезд машин, загрузка парашютов, совершение марша на аэродром, разгрузка, экипировка, проверка по корабельным группам, составление посадочных листов. «Вэдээсники» торопят, орут, сам заводишься, срываешься на солдатах. Пока сядешь в самолет, или вертолет, уже ни до чего, одна мысль – быстрей бы взлететь и выпрыгнуть.
- Однако весело.
- Приходи к нам на стажировку, вместе повеселимся. Только в небе чувствуешь себя человеком, потому что там отвечаешь только сам за себя. И за свое удачное приземление. Но даже там особо не расслабишься. Нужно головой крутить, чтобы какой-нибудь зазевавшийся придурок в твой купол не влетел. Но вот командир встал на нашу грешную землю, и все сначала: людей собери, проверь, доложи. И тут начинается: кто кольцо потерял, кто магазин от автомата, кто, не дай бог, штык-нож. Его же, чтобы списать, надо целый ворох бумаг собрать, расследование провести и на себя накликать взыскание. Честное слово, после этого хочется своему милому солдатику-растеряхе уши откусить. Но есть индивиды, которые обязательно при приземлении поймают какое-нибудь завалящее дерево и купол порвут об ветки. Таким не только уши, но и руки-ноги пообрывать можно. Потом на следующий день будь добр, получай на складе этот несчастный купол, иди в парашютную мастерскую, договаривайся и ремонтируй. Про травмы на прыжках вообще не говорю: от этого никто не застрахован, ни командир бригады, ни самый последний боец. Но вот прыжки закончились, все вроде благополучно, загрузились, приехали, купола и имущество сдали. Свободен! Доплелся до кровати и спать! А на следующий день – опять укладка. Максимум, на второй или третий день. А как же, боевая готовность – это святое!
- Не позавидуешь.
- Да ничего, привык. Первое время тяжело, конечно, было. Вот кому я завидую, так это нашим офицерам штаба бригады. У них действительно, прыжки в удовольствие. Выспался, пришел на склад к «шапошному» разбору, парашютик свой получил и сел в штабной автобус. На прыжках – в первый корабль. После приземления собрался – и на первой попутке в бригаду. Они порой успевают в этот же день заново уложиться и еще до ужина быть дома. Вот это жизнь! – Алексей мечтательно улыбался, наверное думая о том счастливом миге, когда и он будет офицером штаба бригады.

«Все-таки они какие-то ненормальные люди, - заметил про себя Николай, - этот балбес Леха думает не о том, что прыжки сами по себе мероприятие рискованное и малоприятное, а о том, чтобы прыгать без лишней нервотрепки в свое удовольствие. Мда-а-а, воистину, как мало надо человеку для счастья».
- Зато у вас, у десантников, бойцы отборные. Проблем, небось не знаете.
Алексей иронично ухмыльнулся:
- Солдат, Коленька, он везде солдат, что в пехоте, что в артиллерии, что в кавалерии. Да, конечно, отбор у нас построже и контингент призывников получше. Наш средний боец лучше любого из ваших на голову во всем.
Николай обиженно засопел:
- Ну уж ты не преувеличивай шибко. Меру знай.
- Да нет, серьезно, без обид, это действительно так. Но и у нас все прелести военной службы присутствуют по полной программе: и морды друг другу бьют, и «дедовщинка» имеется. Кое-какое говно есть, что вам и не снилось.
- Что же это за страшная проблема такая, которой я не знаю, - обиженно выпятив губы, выпалил Николай.
- Ну не ершись ты. Ух, какой злой стал, прямо чуть что – в драку. Так вот, у нас каждый уважающий себя «дембель» перед увольнением делает себе аксельбант в силу своих художественных возможностей.
- Ну и что.
- А то, что аксельбанты эти чертовы из парашютных строп делают. И стропы, как понимаешь, в магазинах не продаются. В принципе это расходный материал и в роте десантного обеспечения они всегда есть. И нормальные бойцы договариваются, обмениваются, в конце концов, покупают стропы в этой могучей роте. Но есть сволочи, - у Алексея желваки заходили по скулам, - у которых хватает совести срезать их с какого-нибудь парашюта.
- Как же так, вот это новость.
- А вот так. Зачем ему гаду напрягаться, с кем то договариваться, доставать. Легче так: резанул одну-две стропы втихомолку, и все дела, на дембель себя обеспечил. А когда и где – крайнего уже не найдешь. Может свой боец, может чужой, а может кладовщик. Подозревать можно всех подряд.
- И чего делать?
- Чего, чего. Рапорт писать по команде. Назначат расследование, особисты прибегут. Как же: подрыв боевой готовности. И в конце концов тебя же и накажут за слабый контроль. В итоге идешь втихаря в парашютную мастерскую, договариваешься с сердобольным прапорщиком за 1-2 бутылки водки. И он, смягчившись и войдя в положение, смонтирует эти злосчастные стропы. Спасибо, мир не без добрых людей.
- Вот это да.
- А что делать, Николай, выкручиваться надо. В итоге я понял, что надо сделать. Договорился в роте десантного обеспечения, набрал этих строп с запасом, впрок. Лучше сразу водку отдать, чтобы потом не мучиться. Да и себе дороже выйдет. Потом построил своих мудаков и предупредил: кому нужны стропы, обращаться ко мне, выдам. После этого, слава богу, тьфу-тьфу-тьфу, таких случаев не было. Ну вот ты скажи мне. Ведь все знают об этом и делают вид, что ничего не происходит. Неужели трудно заказать какой-нибудь капроновой бельевой веревки, похожей на стропу, и завезти ее в бригадный магазин по дешевой цене. Пускай хоть пудовые аксельбанты себе делают, не жалко. Или гордость десантника – тельняшка. Собирается «дембель» домой. Самому, естественно, нужна новая. Кроме того, папе надо, да брат попросил привезти. А где солдату столько тельняшек взять? Они, опять же, в магазине не продаются. А старые, даже в хорошем состоянии, командир роты обязательно должен сдать на вещевой склад на ветошь! И что? Правильно: пошло воровство со склада, из каптерок, друг у друга с мордобоем и т.д. Ну завезите эти тельняшки в магазин, черт побери, хоть по 100 штук пускай покупают, - Алексей разнервничался и закурил. Николай улыбнулся и попытался успокоить друга:
- Действительно, романтики у тебя катастрофически не хватает.
- Ну немного все-таки есть. Учения у нас интересно проходят. Особенно когда с десантированием и боевой стрельбой. Все в динамике, только успевай разворачиваться и сворачиваться, менять огневые позиции. А если попадаешь артиллерийским наводчиком в пехоту, все, пиши пропало: только успевай свои ходули переставлять за какой-нибудь парашютно-десантной ротой. У них как у волков – ноги кормят.
- А посредники?
- А что посредники. Артиллерийский посредник или с командиром дивизиона, или с начальником артиллерии. А пехотный посредник в нашей науке, как правило, ни черта не понимает. Один раз я со своим связистом высадились на учениях с вертушек Ми-8. Наша батарея поддерживала парашютную роту, которая должна была захватить рубеж и не допустить подхода резервов «противника» к району боевых действий бригады. Выдвигались в предбоевых порядках, когда посредник дал вводную командиру роты о том, что впереди обнаружен пулеметный расчет. Ротный тут же дал мне команду на уничтожение цели. А мой связист шепчет: «Товарищ лейтенант, аккумуляторные батареи сели, связи с огневой позицией нет». Слава богу, учения были без боевой стрельбы. Я ему говорю: «Кукарекай, черт, за мной команду, как будто у тебя все в порядке!» Потом я так бодренько отдал мнимую команду на огневую позицию. Связист ее громко повторил и изобразил получение подтверждения с батареи. Посредник, подполковник со штаба группы войск, повернулся и сказал: «Вижу, артиллерия работает оперативно, молодцы!» Меня после этого на разборе учения даже похвалили, - Алексей хрипло засмеялся.
- А на прыжках у вас никто не разбивался?
- Тьфу, дурак. Поплюй и постучи по столу. Правда, за эти самые прыжки одна мадам меня чуть не убила.
- ???
- Это называется, не делай людям добра. Дурак я еще был молодой. К нам в батарею тогда прислали молодого прапорщика, инструктора воздушно-десантной подготовки, только-только из учебки. Вскоре он женился на машинистке из штаба бригады, старше его и видавшей виды бабенке. Через определенное время она ему рожает ребенка. Полная идиллия, молодая семья. И как-то раз я был выпускающим на прыжках. Прыгали с вертолетов Ми-8. Площадка приземления была длинная и узкая. Соответственно, кто выпрыгивал над той стороной площадки, где был пункт сбора, топать до машин было недалеко. И наоборот, кто выпрыгивал ближе к другому краю, им приходилось достаточно далеко идти. И чтобы нашему инструктору не мучаться, я ему в вертолете отцепил карабин и оттолкнул в сторону. А когда всех солдат выпустил, опять пристегнул и за ним сам выпрыгнул. Приземлились – лучше не надо. Почти возле самого пункта сбора. Гляжу, а он бледный как смерть. Я ему и говорю, ты чего, мол, грибов объелся. А он так тихо отвечает: «Леха, я ведь не понял, что ты в вертолете сделал, и уже хотел прыгать, когда ты меня отцепил». Тут я и сам похолодел. Представляешь, если бы он, дурень, выпрыгнул? У него еще был шанс раскрыть запасной парашют. Но в таком состоянии вряд ли чего он сделал. И разбился бы. Ну я его как мог успокоил и попросил никому не говорить. Он и не сказал никому … кроме своей жены.
Николай засмеялся.

- Тебе сейчас смешно, а мне грустно было. Уже несколько дней прошло, я иду себе в бригаду, а его баба мне дорогу перегородила в военном городке, руки в боки и орет, шалава, на всю вселенную: «Расскажи-ка, Алексеюшка, как ты хотел меня молодой вдовой оставить, а ребеночка нашего сиротой, а?» Тоже мне, молодая нашлась. Любопытные тут же набежали. И откуда только взялись? А я стою как дурак и думаю, с какой руки она мне врежет: с левой или правой? Но вроде ничего: прокричалась, успокоилась. Теперь – лучшие друзья.
- Алексей, а тебе не кажется, что мы уже настолько пьяны, что слишком много разговариваем о службе. Ну ее в баню. Как хоть у тебя жена и сынишка поживают?
- Нормально. Жена через свою какую-то подругу смогла к немцам на кондитерскую фабрику устроиться, поэтому мы смогли своего паренька в немецкий детский сад оформить.
- Интересно, ну и как?
- Первое время плакал сильно. Может, обижали его там. Трудно сказать. Сейчас вроде привык. Иногда жену не мамой, а «mutti» называет. Та нервничает. Смех и грех. Маленькие, они быстро чужой язык схватывают. Ты скажи, почему у немцев все правильно, все по полочкам разложено. А у нас все не как у людей. На весь гарнизон в нашем госпитале ни одного нормального педиатра. Каких-то блатных набрали, а у них ни опыта, ни практики нет. Ничего не могут! Так, место занимают и деньги получают.

Алексей опять сильно ударил рукой по столу. Официант выглянул из-за угла, но к столику подходить не стал.
- Понимаешь, сын чего-то начал плакать. Несколько дней нас мучил. А эта врачиха педиатр, эта с-с-су… Ладно, не буду ругаться, дело уже прошлое. В общем, она ничего толком нам не смогла объяснить. Жена плюнула и пошла в немецкий госпиталь, благо имела на это право, как сотрудница фабрики. Слава богу, доктор хороший попался и по-русски понимал. Сразу определил, что за болячка у него. Надо было срочно небольшую операцию делать. Если затянули, хуже было бы. Как раз в этот момент наши славные замполиты как с цепи сорвались: не надо в немецкие больницы ходить, мол, за эти посещения наше государство валютой платит. А я видал в гробу эту валюту вместе с замполитами. Врачей хороших ставьте в гарнизонный госпиталь, тогда и к немцам бегать не будем. Привели мою кроху к немцам в госпиталь, определили в палату к какому-то деду. Наверное, чтобы не скучно было. А он встал в кроватке и плачет навзрыд, слезки так и катятся. Маленький еще, такой несчастный! Он же не понимает, почему родители бросают его с чужими людьми. У моей жены истерика. Врач не знает, кого успокаивать, то ли сына, то ли нас. У меня самого комок к горлу подошел. А немец головой качает: это мол не операция, так, пшик один. В общем, еле-еле я свою оттуда увел. Всю дорогу ревела, как белуга. На следующий день места себе не находили, ничего не ели. А через день в госпиталь чуть не бегом. Входим в палату, а немец-дед что-то нашему сыну читает, а тот слушает и улыбается. Понимает ведь, чертенок! Мамку увидел, сразу на шею бросился, смеется. Я деду шоколадку даю, спасибо говорю. А он не берет, так и не взял, представляешь? Только нашему сыну рукой помахал на прощанье. Добрый дед оказался, хороший. Врачу мы тоже презент принесли. Нехорошо с пустыми руками как-то. Взял, успокоил, что все прошло хорошо. Моя опять в слезы и все сына обнимает. Я ей говорю: «Ты хоть одень ребенка, а то домой не отпустят». Врач смеется. Вот жизнь какая штука, то комедия, то трагедия. Ты заходи к нам в гости, Николай. И я, и жена будем рады тебя видеть. Да и, пожалуй, пора закругляться. Что-то здорово мы с тобой сегодня напились.


*     *     *


Позднее средневековье, бурный XVI век. Зарождающейся буржуазии уже тесно в рамках феодальных порядков. А эти порядки охраняет не кто-нибудь, а священная римская католическая церковь. И горе тому, кто посмеет ей перечить! Высший церковный клир и монастыри с огромными земельными владениями, церковная десятина и жадные священники, беззастенчиво торгующие индульгенциями: вся эта пирамида тяжелым бременем лежала на средневековой Европе. Уже не только низы, но и правящий класс желал реформации церкви. А поэтому католическая церковь в ее существующем виде была обречена. Семена, посеянные Яном Гусом, взошли.

Гром грянул в октябре 1517 г. Со своим знаменитым выступлением с 95 тезисами против индульгенций выступил великий церковный реформатор Лютер. Летом 1519 года он побеждает в диспуте с воинствующим сторонником папства профессором богословия Экком. Лютер не побоялся заявить, что в учении Яна Гуса имелись истинно христианские положения. В крестьянских лачугах, домах ремесленников и купцов, в дворянских замках и княжеских дворцах империи живо обсуждались происходящие события. И немцы, и чехи, и лужичане, все ждали изменений.

21 сентября 1520 года папской буллой Лютер отлучен от церкви. 10 декабря он сжег ее во дворе Виттенбергского университета в присутствии студентов. Князья в противовес императору поддерживали реформатора, который нашел укрытие в замке курфюрста саксонского в Вартбурге.

В 20-е годы XVI века лужичане с восторгом приняли учение Лютера, особенно его требование «дешевой церкви и право исповеди на родном языке». Первыми официально приняли учение Лютера жители д. Гроспоствиц в верхних Лужицах (южнее г. Бауцен). Однако Лютер, как истинный немец, не понял их требование о библии на родном языке: «Зачем вы будете начинать напрасный труд? Что вам, не хватает немецких книг? Ведь через 100 лет о лужицком языке не будет и помина». К середине века учение Лютера победило во всех Лужицах, но часть чехов и основная часть поляков оставались католиками, что осложняло отношения между славянскими народами.

Церковная реформация всколыхнула крестьянские массы, которые восстали против крепостнических порядков. Давно закончились те времена, когда немецкие крестьяне в захваченных славянских землях чувствовали себя куда вольготнее, чем крестьяне в центральной и западной частях Германии. Они теперь также несли на себе все тяготы феодального хозяйства.

Крестьянская война в Германии 1524-1525 годов и казнь Томаса Мюнцера не всколыхнули основную массу лужичан. Они остались безучастны. Что сыграло основную роль такой пассивности: национальный эгоизм или страх перед грядущими расправами, сейчас трудно сказать. Скорее всего, все вместе. Но отношение к восставшим крестьянам того времени красноречиво выразил тот же реформатор Лютер: «Крестьяне отдались дьяволу… Пусть каждый всякий колет, бьет и душит их тайно и явно, как убивают бешеных собак, пусть всякий помнит, что нет ничего более ядовитого, вредного и дьявольского, чем бунтовщик…Князь скорее заслужит царство небесное пролитием крови, чем молитвами…»

В 1526 году при вступлении на чешский престол представителя Габсбургов Фердинанда I он попытался сохранить прежний состав владений чешского королевства, в том числе с Верхними и Нижними Лужицами. С такой постановкой вопроса, естественно, не был согласен маркграф бранденбургский. Целый ряд похожих и непохожих политических и религиозных противоречий в империи привели к Шмалькальденским войнам 1531-1555 годов, которые окончились поражением императора Карла V и католического крыла власти. Заключенный Аугсбурсгский мир фактически привел к развалу империи.

Параллельно грозным военным событиям продолжался процесс претворения в жизнь результатов церковной реформации, которые коснулись и лужичан. В 1548 году Николай Якубица на их язык перевел Новый Завет. Несмотря на истинно христианскую терпимость лужицких крестьян, которые не приняли участие в крестьянской войне, феодалы все же умудрялись их довести до крайне отчаянного положения. Некто помещик Франц фон Минквиц поборами, барщиной и иными повинностями довел до волнений крестьян деревни Укро в 1548 и в 1566 годах.


*     *     *


Август уже подходил к концу, а приказа о назначении на должность командира взвода управления начальника артиллерии полка так и не было. Петров был в томительном ожидании, уже с трудом и большими усилиями воли заставляя себя так же ходить на занятия и в наряды. Действующий командир этого «приближенного к императору» взвода был заменщиком и уже не раз прибегал в батарею, прося Николая начать принимать дела и должность. Но тот, наученный горьким опытом своего предыдущего «назначения», не торопил события. Тем более, что сам начальник артиллерии тоже не давал никаких указаний.

Зато наконец-то пришел приказ о присвоении старшего лейтенанта Везуненко. Но радости особой у него не было. Наоборот, комбат ходил хмурый и злой. И на это были веские причины. Во-первых, вскрылась причина мнимой «задержки». Как говориться, шила в мешке не утаишь. Оказалось, что причиной столь загадочного события стал… «главный прапорщик полка», вездесущий старшина роты материального обеспечения. Он договорился с кадровиком и тот специально задержал выписку из приказа. Логика его действий была банально проста: «паук» хотел узнать, кто стоит за спиной столь «дикорастущего» командира батареи. И если покровитель был, он обязательно бы позвонил и уточнил, почему так долго не объявляют уже состоявшийся приказ.

Выждав больше месяца и убедившись, что за Юру никто не хлопочет, старший прапорщик «великодушно» дал добро на объявление выписки из приказа. Но это было полбеды. Настоящая беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. Два месяца назад зампотыл полка дал указание Везуненко выделить одного солдата в офицерское общежитие в помощь дежурной. Тихий, трудолюбивый и незаметный солдатик из первого огневого взвода каждый день после обеда уходил в «общагу», помогал дежурной убираться и до ужина уже был в батарее. Свою работу он делал добросовестно и претензий от придирчивых дежурных не имел. Вместе с тем от занятий в подразделении и нарядов не увиливал. Поэтому Лавриненко спокойно относился к его «дополнительным обязанностям» на стороне.

Однако, когда в батарее появился следователь военной прокуратуры гарнизона и допросил солдата, это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Оказалось, что он был обвиняемым в уголовном деле по факту кражи личных вещей одного сверхсрочника из оркестра. Не стоит слишком расписывать те громы и молнии, которые посыпались, как из рога изобилия, на командный состав батареи. Для них это было, в общем-то, привычно.

Но Везуненко был вне себя от ярости по другому поводу. Пожалуй, он чуть ли не в первый раз ошибся в человеке. Комбат даже мысли не мог допустить, что такой, на его взгляд, порядочный солдат, мог стать вором. Очень трудолюбивый и скромный боец не вызывал ни малейших подозрений. Поэтому именно его отправили в общежитие.

Когда Юрий и Николай провели свой «допрос с пристрастием», картина прояснилась. Оказалось, что у этого солдата в полку были два земляка из его небольшого города, ушлые и «деловые» ребята. В повседневной жизни они не всегда замечали своего чересчур простого и бедного сослуживца. Но как только он попал в общежитие, сразу полюбили его как родного. В конце концов лестью и заискиванием так обработали простака, что тот поверил в безнаказанность предложенной аферы. Однажды во время уборки помещений он стащил в одной из комнат новенькие дорогие немецкие кроссовки и передал одному из земляков. Тот спрятал их у себя в роте, потом передал другому земляку, уезжающему в отпуск. Последний преспокойно вывез их в СССР.

Все прошло как по нотам. Но никто не думал, что оркестрант окажется таким скандальным. А он взял и написал заявление в военную прокуратуру, которая возбудила уголовное дело. Подозрение, естественно, пало на солдата 1 батареи. И на первом же допросе он во всем сознался в силу своего абсолютного неумения лгать и притворяться.

Скандал еще можно было замять. В батарее срочно сбросились и Везуненко предложил сверхсрочнику деньги, чтобы тот забрал заявление. Но музыкант уперся, марки не взял и довел дело до суда. Санин приказал командиру привести на заседание всю батарею, в назидание остальным на будущее. Олег Лавриненко был просто морально раздавлен происходящим и не знал, куда деть себя от стыда. Его никто ни в чем не упрекал. Но он чувствовал себя кругом виноватым: перед комбатом, перед командованием дивизиона. Опять чрезвычайное происшествие в его взводе. Он сам ходил в общежитие и чуть ли не на коленях стоял перед злосчастным музыкантом. Но все было тщетно. Олег люто возненавидел сверхсрочника и под конец пообещал набить ему морду при первом удобном случае. Плюс ко всему лейтенанту было искренне жаль этого добродушного недотепу, исковеркавшего себе жизнь.

То, что происходило на суде, офицеров не удивило. Жизнь уже не раз преподносила им уроки. Но для сержантов и солдат батареи многое стало большим откровением, что заставило задуматься и на многие стороны казарменной жизни взглянуть по-новому. Уборщик все честно, до мельчайших подробностей, рассказал и признал свою вину полностью. Однако когда суд опрашивал его земляков, они делали удивленный вид и со знанием дела убежденно доказывали, что знать ничего не знают о воровстве, что он просто попросил их помочь отправить его кроссовки домой. Оказался солдатик виноватым со всех сторон и получил свой срок с отбыванием в дисциплинарном батальоне. Прямо в зале суда его взяли под стражу и увели. Земляки, из-за которых он был осужден, прошли как свидетели. И под конец даже не посмотрели в его сторону.

Когда подавленные сержанты и солдаты вернулись в расположение батареи, Везуненко их построил и сразу начал кричать яростным, срывающимся голосом:
- Ну что, придурки, хоть теперь в ваших куриных мозгах должно добавиться немного серого вещества. Дети вы еще, правда с большими членами. Многие из вас до сих пор думают, что мир состоит из двух больших групп людей: офицеры-сволочи, которые жить спокойно не дают и хорошие пацаны-солдаты. Так вот, я вас уверяю, жизнь на самом деле гораздо многообразней. Но, к сожалению, большая часть из вас поймет это только на гражданке. Сегодняшний суд лишь подтверждает мои слова. Где теперь эти сволочи-землячки, которые посадили простого работящего парня? Они спокойно ужинают без всяких угрызений совести о сломанной человеческой судьбе. Они даже прощения у него не попросили, гады! Где этот сверхсрочник-музыкант херов, вчерашний солдат, между прочим? Что ему, легче стало от того, что простачка посадили? Или кроссовки ему волшебным образом вернулись? Лежит сейчас в общаге животом вверх и радуется, долдон, о наступившей справедливости. А мы ведь скидывались и деньги ему предлагали. Вот тебе и бывший солдат. И где теперь наш неудачник? Теперь он вернется домой как минимум года на два позже, чем каждый из вас, с надломленной психикой и подорванным здоровьем. Вот и делайте выводы, молокососы, кто чего на этом свете стоит.

Внезапно зазвонил телефон. Дневальный почти испуганно схватил трубку, представился и через несколько секунд извиняющимся тоном обратился к взъерошенному комбату:
- Товарищ старший лейтенант. Тут начальник артиллерии требует к телефону командира взвода управления.
Везуненко кивнул головой и Петров взял трубку:
- Старший лейтенант Петров слушает.
- Петров, это подполковник Мантуленко. Я не понял, вы собираетесь мой взвод управления принимать или этот вариант вас уже не устраивает?
- Никак нет, устраивает. Но приказа еще не получен.
- Да приказ уже как три дня в полк пришел. Я еще разберусь, почему вам его не довели ваши командиры. Сейчас идите и срочно принимайте дела и должность. Заменщика надо отпускать. На все, про все – три дня.
- Но товарищ подполковник, как командиру отдельного подразделения, мне положено 5 дней.
- Никаких но, дел полно, хватит и трех дней. Все, выполняйте. И так болтаете много.
Петров подошел к Везуненко, хотел доложить, но тот перебил его:
- Я и так все понял. Ладно, иди. Завтра заскочишь, поговорим.

Лейтенанты крепко пожали друг другу руки и обнялись. Под провожающими взглядами батареи Николай пошел вниз, а комбат продолжил свое прерванное громогласное выступление. Старший лейтенант сначала уверенным шагом пошел по направлению к казарме, где находился теперь уже его взвод управления. Потом шаг замедлился и на полпути он вовсе остановился. Николай обернулся и внимательно посмотрел туда, где осталась первая батарея. В горле невольно запершило. Сколько всего хорошего и злого, грустного и трудного осталось там, у этих людей, с которыми он делил все превратности военной судьбы. И вот теперь его ожидает новая страница жизни. А что и как там будет, одному богу известно. Все до боли привычное уходило навсегда, безвозвратно. Офицер порывисто вздохнул, повернулся и решительно пошел навстречу судьбе.





СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие стр. 2

Часть первая «Рутина» стр. 9

Часть вторая «Лягушонок» стр. 94

Часть третья «Викторович» стр. 193

Список использованной литературы стр. 284



СПИСОК
ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бредли О. Записки солдата – М.: Издательство иностранной литературы, 1957. – С.434, 566.
2. ВДВ: вчера, сегодня, завтра. Военно-исторический очерк – М.: Издательство «Русский медведь», 1993. – 510 с.
3. Вейлерт А.А. Очерк истории и географии Германии с древнейших времен до конца средневековья – Владимир: 1991. – 79 с.
4. Гальдер Ф. Военный дневник – М.: Воениздат, 1971. – в 3 томах.
5. Геббельс Й. Дневники 1945 г. Последние записи – Смоленск.: издательство «Русич», 1993. – 416 с.
6. Германская экспансия в центральной и восточной Европе – М.: издательство «Прогресс», 1965. – 349 с.
7. Гот Герман. Танковые операции. Перевод с немецкого под редакцией М.Н. Мельникова – М.: Воениздат, 1961. – 207 с.
8. Гречко А.А. Через Карпаты – М.: Воениздат, 1970. – 432 с.
9. Гудериан Гейнц. Воспоминания солдата – Смоленск.: издательство «Русич», 1999. – 653 с.
10. Ейне А., Владыкин В.Е. Лужичане/Вопросы истории, №2 – М.: 1972. – С. 216-220.
11. Еременко А.М. Годы возмездия – М.: издательство «Наука», 1969. – 598 с.
12. Залесский К. Вермахт. Сухопутные войска и верховное командование. – М.: Эксмо, 2005. – 656 с.
13. История Великой Отечественной войны СССР – М.: Воениздат, 1960-1965. – в 6 томах.
14. История второй мировой войны – М.: Воениздат, 1974-1982. – в 12 томах.
15. История России. XX век/А.Н. Боханов, М.М. Горинов, В.П. Дмитриенко и др. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. – 608 с.
16. История средних веков/ под редакцией Колесницкова Н.Ф. – М.: издательство «Просвещение», 1980. – 576 с.
17. История средних веков: Европа/ под редакцией Бадак А.Н., Войнович И.Е., Волчек Н.М. и др. – Минск.: Издательство «Харвест», 2000. – 736с.
18. Киреев Н., Колокольцев С. Строительство танковых войск вермахта в 1933-1941 гг./ Военно-исторический журнал. №2 – М.: Воениздат, 1972. – С. 30-38.
19. Колокольцев С. Оперативное применение танковых войск вермахта/ Военно-исторический журнал. №2 – М.: Воениздат, 1974. – С. 80-86.
20. Конев И.С. Записки командующего фронтом – М.: Воениздат, 1981. – 560 с.
21. Конев И.С. Сорок пятый – М.: Воениздат, 1966. – 280 с.
22. Королюк В.Д. Государство Готшалка (XI век)/ Славянский сборник – М.: Государственное издательство политической литературы, 1947. – 367 с.
23. Любавский М. История западных славян. Лекции. – М.: 1917. – 458 с.
24. Манштейн Эрих фон. Утерянные победы – Смоленск., издательство «Русич», 1999. – 672 с.
25. Меллентин Франц Вильгельм. Танковые сражения 1939-1945 годы. Боевое применение танков во второй мировой войне – М.: Издательство иностранной литературы, 1957. – 302 с.
26. Митчем С., Мюллер Дж. Командиры третьего рейха – Смоленск: издательство «Русич», 1995. – 480 с.
27. Москаленко К.С. На юго-западном направлении. Воспоминания командарма, в 2 книгах, издание третье – М.: Воениздат, 1979. 1 книга – 416 с., 2 книга – 567 с.
28. Мюллер А. Моторизация армии германского империализма – М.: Соцэкиз, 1936.
29. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии. 1933-1945. – М.: Издательство иностранной литературы. Воениздат, 1956-1958. – в 3 томах.
30. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. Военно-исторический очерк – М.: Воениздат, 1958. – в 4 томах.
31. Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской – М.: издание Института российской истории, 1997. – 383 с.
32. Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства – М.: издательство «Наука», 1976. – 436 с.
33. Руководство по воздушно-десантной подготовке (РВДП-79) – М.: Воениздат, 1980. – 216 с.
34. Сборник материалов по состоянию, группировке и перегруппировке сухопутных войск фашистской Германии и войск бывших ее сателлитов на советско-германском фронте за период 1941-1945 гг. – М.: Издательство Военно-научного управления Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, 1956.
35. Семилетняя война – М.: Воениздат, 1948. – 916 с.
36. Семиряга М.И. Лужичане – М.: издание Академии наук СССР, 1955. – 196 с.
37. Советская военная энциклопедия – М.: Воениздат, 1976-1980. – в 8 томах.
38. Schutt Erich, Kronert Hans-Herman. Cottbus – Leipzig: Brockhaus, 1979.