Дорога из Цветов Плоти. Две Тысячи Огней... 15

ДВЕ ТЫСЯЧИ ОГНЕЙ В ТЕМНОТУ 15


(ВАЛЕРИЙ)

Я не мог на это смотреть. Закрывал глаза. Но каждый раз, когда я это делал, меня били в живот. Приходилось смотреть. Я не мог двинуться с места, один из ублюдков держал меня на мушке. Выпустить пулю мне в лоб ему ничего не стоило. Он же и бил меня каждый раз, если я отворачивался или закрывал глаза.

Двое других опустили Карамель на колени, а третий заставил ее взять в рот свой член и приставил дуло к голове. Это было ужасно. Подонок совал член ей в рот, а его помощники крепко держали ее голову и наклоняли в такт движениям босса.

«Попробуешь выкинуть номер, получишь пулю в голову, – пригрозил он Карамели. – Дэ никогда не шутит, милая».

Прошло несколько минут, бесконечно долгих минут, и все закончилось. Я молил Бога за это. Закончилось мерзко, но это был конец нашим мучениям. По крайней мере, на ту минуту.

Проклятый мерзавец кончил прямо в рот Карамели. Это было невыносимо. Он держал член у нее во рту еще какое-то время, задрав голову от наслаждения, а его сперма вперемешку со слюной текла по ее губам и подбородку. Карамель захлебывалась. Я видел, что ей стало нечем дышать. Наконец, он вышел изо рта Карамели и двое других ее отпустили. Я думал, что ей еще крепко достанется, и ведь не смог бы ничего с этим поделать, мог лишь смотреть, но один из них только ударил ее в живот ногой, ударил еще раз.

Все происходило перед моими глазами, словно в замедленной съемке. Карамель стоит на коленях, из ее рта течет белая смесь спермы и слюны, ее бьют в живот, она закрывает глаза, и ее лицо искривляется от боли. Она падает, но успевает выставить руки и упирается ладонями в траву. Сплевывает сперму, которая теперь вязкими нитями тянется к земле от ее губ. Карамель сует пальцы в рот и пытается очистить язык, десны и щеки. Потом у нее начинается рвота.

Меня отпустили, и я побежал к ней, забыв о том, что могу в любой момент получить пулю в голову. Но не получил. Люди в масках, казалось, забыли о нас, принявшись обыскивать «лексус». Тогда я не думал о причине всего этого, кто они такие и что им было нужно. Главным являлось то, что мы остались живы. Это главное.

Я подбежал к Карамели, опустился на землю, обнял ее. Она что-то бормотала, но я ничего не понимал. Карамель засунула в рот два пальца, надавила на корень языка и ее вырвало. Повторив эту процедуру три раза, она заплакала. Я положил ее голову к себе на колени, стал гладить, шептать какую-то чушь…

«Я гряз… ная, гря… зная…» – пыталась говорить Карамель, но слова с трудом пробивались сквозь слезы.

«Я люблю тебя, люблю. Сильно люблю. Больше всего в жизни», – подумал я в тот момент, а вслух прошептал, гладя ее плечи, лицо, волосы:

«Все нормально, нормально… Худшее позади, это прошло, прошло…»

Я подумал о том, что ее классная прическа совсем испортилась, волосы растрепались, тушь потекла, а шикарное длинное платье испачкалось и порвалось. От этой мысли я сначала криво улыбнулся, а потом заплакал. Зарыдал, как ребенок. Уткнулся лицом в волосы Карамели, и мы принялись плакать вместе. Мне было так ее жаль. Так жаль.

Еще в тот момент мне опять вспомнились слова Юли, которые она произнесла в нашу последнюю встречу. Как она кричала на меня, как выгнала из своей комнаты, как проклинала. Я видел, что Бартенев сдвинулся с места. Он был жив, и мне почему-то немного полегчало от этого, но фоном наблюдаемой мною картинки стало серое помещение морга и мертвое тело Юли на каталке. Тело Юли, разрезанное колесами поезда пополам. С выпавшими наружу внутренностями.

Бартенев медленно приподнялся на руках, но не удержался и упал в траву. Губы его беззвучно шевелились. Слезы перестали течь по моим щекам, я целовал волосы и щеки Карамели, мне хотелось прикасаться к ее коже. Она лежала, подогнув ноги, голова ее по-прежнему покоилась на моих коленях, а глаза смотрели куда-то в темную даль. Карамель была в одном платье и сотрясалась от холода.

«Мы живы, живы. Это хорошо, – сказала она и слабо сжала пальцами мою ладонь. – Живы».

А ведь я изнасиловал ее. Изнасиловал. О, Господи!

«Прости меня, прости, пожалуйста, – стал шептать я, покрывая поцелуями холодных губ лицо Карамели. – Прости за все, прости…»

Она непонимающе уставилась на меня широко раскрытыми глазами, но ничего не сказала. Я ощутил во рту вкус слез вперемешку с тушью и помадой. Язык и губы у меня, наверное, были черными.

Ублюдки в масках закончили обыск «лексуса» и принялись обливать машину бензином из канистры. Затем подожгли.

«Где сейчас Александра? Где же она?» – внезапно подумал я и с ужасом осознал, что не помню ее лица. Совсем. Лишь размытое пятно перед глазами. И только.

«Лексус» тем временем занялся ярким пламенем, становился все ярче, ярче.

Ярче.