Два сеньора из Вероны, Акт третий, сцена первая

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Милан. Дворец герцога.

(Входят Герцог, Турио и Протей.)

ГЕРЦОГ:
Прошу вас, Турио, оставить нас на время. Нам надо пообщаться по секрету.
(Турио уходит.)
И что ж, Протей, хотели вы сказать?

ПРОТЕЙ:
Законы дружбы мне не позволяют открываться, но молчать, великий герцог, я не смею. В ответ на вашу благосклонность к моей персоне заурядной считаю я необходимым вас посвятить в такую тайну, открыть которую я никогда бы не решился при обстоятельствах иных. Так знайте ж, ваша светлость,  друг мой Валентин намерен этой ночью вашу дочь похитить и мне поведал тайного побега план. Известно мне: отдать за Турио вы дочь свою решили, хотя красавица к нему душою холодна. Но рассудив, чем может обернуться для отца на склоне лет побег, счёл своим священным долгом расстроить планы друга своего и упредить удар на вашу голову седую.

ГЕРЦОГ:
За благородный жест, Протей, благодарю. Пока живу — всегда к твоим услугам. Ведь я и сам влеченье их частенько замечал, случайно притворяясь спящим. Тогда и  возникала мысль сеньора Валентина  от дел дворцовых отстранить, не дав возможности им более встречаться, но, будучи противником  беспочвенных и гнусных подозрений, людей невинных без причин разящих, я сделать это не решался. Моя любезность к Валентину должна была раскрыть мотивы замыслов его, о чем вы и поведали сегодня. И, опасаясь безрассудных в юности поступков, покои дочери устроил я в высокой башне, а ключ заветный — у меня в кармане.  Побег оттуда просто невозможен.

ПРОТЕЙ:
Но знайте, герцог благородный, они придумали свой способ, которым он окна достигнет, а там по лестнице плетёной они опустятся на землю. Любовник юный лестницу готовит и намерен сюда её доставить вскоре. Момент удобный заговорщика схватить. Но мне хотелось бы, мой герцог,  мою причастность к этому сокрыть. Не к другу ненависть, а к вам благоволенье меня заставило решится на поступок.

ГЕРЦОГ:
Клянусь вам честью: ни словом, ни намёком не позволю вас открыть.

ПРОТЕЙ:
Прощайте ж, герцог, Валентин идёт.

(Уходит.)

(Входит Валентин.)

ГНРЦОГ:
Никак спешите, благородный Валентин?
ВАЛЕНТИН:
Да, ваша светлость, ждёт меня гонец, ему я должен кучу писем для друзей вручить, вот и спешу их передать.

ГЕРЦОГ:
А письма те важны?

ВАЛЕНТИН:
Мотив их прост — и жив я и здоров и чтим при герцогском дворе.

ГЕРЦОГ:
Всё это пустяки. Останься. Хочу поведать сокровенное тебе. Давно уж всем известно о желании моем отдать за Турио единственную дочь.

ВАЛЕНТИН:
Конечно, герцог, мне известно. К тому ж уверен: партия в богатстве и почёте не имеет равных. А кроме прочего набор иных достоинств позволяет быть  ему хорошим мужем вашей дочери прелестной.  И всё ж: не каждый праздник песнею венчают.

ГЕРЦОГ:
Да, не до песни. Она капризна и упряма, горда несказанно и своевольна, ей незнакомо чувство долга. Не признает над ней отцовской власти, родительского гнева не страшится.
И гордость непомерная, скажу я, во мне убила прежнюю любовь. А, разуверясь в том, что в старости она опорой будет, решил жениться сам, её же выдать замуж за любого. Пусть красота  послужит ей приданым, коль ни меня и ни моих богатств не признаёт.

ВАЛЕНТИН:
И чем же я полезен быть могу?

ГЕРЦОГ:
На свете есть одна прелестная особа, к которой я дышу неровно, но красота её и гордость к моим летам и комплиментам глухи. Хотел бы вас просить моим наставником в подобном деле быть. Ведь я давно забыл искусство обольщенья, а к тому ж давно сменились нравы. Как мне в  глазах её лучистых не оплошать и выгодно себя преподнести?

ВАЛЕНТИН:
Уж коль не действуют слова, подарком сердце растопите.  Немая красота  колец и самоцветов заворожить способна женский ум сильнее самых страстных слов.

ГЕРЦОГ:
Она с презрением подарок мой отвергла.

ВАЛЕНТИН:
Отвергнув жестом, сердцем —  женщина желает. Дарите снова и надежды не теряйте. Презрение с любовью ходят рядом. Её притворная сердитость — ширма, за которой прячется любовь: бранит — не гонит, а привязывает крепче. Ушёл — обидел , чувства осквернил. Что женщина твердит,  всегда — пустое,  не слушать, ей не отвечать — и мудрое и самое простое. Закрыв глаза на всё, ей льстите, коль победить действительно хотите. И, коли лестью ваш язык владеет, то женщину любую одолеет.


ГЕРЦОГ:
Та, о которой говорю, обещана другому богатому и молодому. От глаз мужских её оберегают, и днём содержится под строгим наблюдением она.

ВАЛЕНТИН:
Коль днём нельзя, проникнуть можно ночью.

ГЕРЦОГ:
Дверь заперта, ключи в надёжном месте. И нет возможности проникнуть даже ночью.

ВАЛЕНТИН:
Зачем же в дверь, когда в окошко можно?

ГЕРЦОГ:
Её покои от земли вознесены высоко, а стены так отлоги, что до окна добраться, не рискуя жизнью невозможно.

ВАЛЕНТИН:
Тогда по лестнице верёвочной, наброшенной на два крюка надёжных, взлететь на башню к новой Геро для бесстрашного Леандра — пустяки.

ГЕРЦОГ:
Ты, отпрыск знатного семейства, советом награди, где эту лестницу достать.

ВАЛЕНТИН:
Скажите, ваша честь, когда она понадобиться вам?

ГЕРЦОГ:
Сегодня ночью подвиг совершу. Любовь, подобно малышу, ручонки тянет ко всему, что видит.

ВАЛЕНТИН:
К семи часам достану лестницу такую.

ГЕРЦОГ:
Туда намерен добираться я один. Смогу ли сам я лестницу доставить?

ВАЛЕНТИН:
Труда вам это не доставит, ваша честь.. Она легка и может разместиться под любым плащом.

ГЕРЦОГ:
К примеру, под таким, как ваш возможно спрятать?

ВАЛЕНТИН:
Да, ваша светлость.

ГЕРЦОГ:
Позвольте мне взглянуть. Такой же надо мне достать достаточной длины.

ВАЛЕНТИН:
Для этой цели всякий плащ пригоден, ваша светлость.
ГЕРЦОГ:
Как буду выглядеть в таком плаще я? Прошу вас, дайте мне его примерить. Смотри-ка: здесь письмо? Кому же? Сильвии! А вот и лестница, которая  мне так необходима. Печать же на письме осмелюсь в этот раз взломать.
(Читает.)
«Все помыслы мои в твоей томятся власти,
Они — рабы на службе у тебя,
Какое было бы несказанное счастье
На тех же крыльях унести себя.
Пусть помыслы мои на грудь твою ложатся,
Ах, как завидую приласканным рабам,
А я — король, всё вынужден скитаться
Страдая в одиночестве, стремясь душою к вам.»
А здесь что?
«Я ночью, Сильвия, тебя освобожу.»
Так вот зачем вам лестница нужна!
Ах, Фаэтон, Меропса сын презренный, ты смеешь колесницею небесной править и прихотью своею хочешь мир спалить? Звезда сияет, но достать её не можно. Прочь, самозванец! Самонадеянный поганец! Себе подобных обольщай улыбкой. Поступок низкий твой сурового достоин наказанья, но снисхождение моё тебя лишь отлучает от двора. Будь более за это благодарен, чем за щедроты, что сыпал так обильно в адрес твой.
Но если ты немедленно владений не покинешь, то ,небом я клянусь, мой гнев порушит всё, что я любил. Пошёл же прочь! Ни слова — в оправданье. Спеши, коль жизнею своею дорожишь.

(Уходит.)

ВАЛЕНТИН:
Не лучше ль умереть, чем жить под этой пыткой? Ведь умереть — себя оставить.
А Сильвия — я сам. Её оставить — самого себя покинуть. Смертельный круг! Зачем мне свет, коль Сильвии не вижу? Нет Сильвии — и радости мне нет. Одно видение её не лечит сердце: не слышу песен соловья ночного, не вижу  яркого сияния дневного. Она — вся суть существованья моего и без её  животворящих благ мне не прожить. Он смертный приговор не зачитал, однако, перед выбором поставил: останусь здесь — лишусь я головы, уйду же —  с жизнью попрощаюсь.

(Входят Протей и Лаунс.)

ПРОТЕЙ:
Беги, беги и отыщи его.

ЛАУНС:
Ату его. Ату!

ПРОТЕЙ:
Кого ты видишь?

ЛАУНС:
Того, кого исками мы. Весь с головы до пят наш славный Валентин.

ПРОТЕЙ:
Уже ли Валентин?
ВАЛЕНТИН:
Нет.

ПРОТЕЙ:
А кто ж тогда? Видение его?

ВАЛЕНТИН:
Пустое место.


ЛАУНС:
Пустое место говорить не может. А, может, попусту ударить?

ПРОТЕЙ:
Ударить попусту кого?

ЛАУНС:
Пустое.

ПРОТЕЙ:
Ну, хватит, дуралей.

ЛАУНС:
Не хватит, а хватить пустое. Ну. Прошу вас...

ПРОТЕЙ:
Сказал же, прекрати! Дружище Валентин, послушай.

ВАЛЕНТИН:
Вестями гадкими мои забиты уши, иных вестей они не признают.

ПРОТЕЙ:
И я свои в молчанье упакую, что толку их в лохани полоскать.

ВАЛЕНТИН:
Скончалась Сильвия?

ПРОТЕЙ:
Нет, Валентин.

ВАЛЕНТИН:
Да, Валентина нет  для Сильвии прекрасной. Мне изменила?

ПРОТЕЙ:
Нет, Валентин.

ВАЛЕНТИН:
Не Валентин, а Сильвия забыла. Какие приготовил новости ты мне?

ЛАУНС:
Двору объявлено , сеньор, что вас изгнали.

ПРОТЕЙ:
Новость такова: от Сильвии, от друга и отсюда изгнан ты.

ВАЛЕТИН:
В глубоком горе я тону, последняя волна меня накроет. Известно ль Сильвии, что двор меня презрел?

ПРОТЕЙ:
Да. Да. Она на этот приговор, не приведённый в действие пока, но неизменный, жемчужин целый океан потратила напрасно. Они растаяли у ног её сурового отца и превратились в слёзы. Она ж стояла на коленях перед ним, заламывая в горе руки, которые белее воска от страданий стали. Ни согбенных колен, ни вздохов тяжких и ни стонов, ни рук заломленных плетьми, ни серебра звеневших слёз он не учёл, но заметил, коль Валентин промедлит, то умрёт. Он так взбешён заступничеством был, что дочь свою в темницу заточил, грозя её оставить там навеки.

ВАЛЕНТИН:
Довольно слов. Ещё одно, подобное мечу, на голову мою, и я — казнён. Шепни же мне его как смертный приговор перед последним вздохом.

ПРОТЕЙ:
Нельзя печалится о том, что не поправишь, печалься о своих печалях и время вылечит тебя, надежду снова возродив. Здесь — не любить тебе, не жить. Любовь, на посох свой надежду опираясь, тебя обережёт от скорбных мыслей. Твоим посланиям преграды здесь не будет, все как одно прильнут к груди любимой, когда их передам я адресату. У скорби есть конец, давай его приблизим. Идём же, провожу тебя к воротам. Есть время до момента расставанья поговорить нам о делах твоих любовных. И ради Сильвии  твоей, а не тебя мы ради должны отсюда  быстро удалиться.

ВАЛЕНТИН:
Лаунс, коль встретишь моего слугу. Пусть поспешит найти меня у северных ворот.

ПРОТЕЙ:
Иди и разыщи его. Идём же, Валентин.

ВАЛЕНТИН:
Бедняжка Сильвия! Несчастный Валентин!

(Уходят Валентин и Протей.)

ЛАУНС:
Пусть я дурак, но не такой, чтоб не понять, что господин, которому служу, к разряду негодяев отнесён, а это всё равно, что негодяй он настоящий. И этот плут не знает, что влюблён я. Представьте — я влюблён. И даже сотней лошадей не вытащить ту новость из меня. И это — женщина. Но что за женщина не знаю я и сам. А может — девушка, а может быть и нет, по сплетням судя, и всё же — девушка она, иначе  не платил бы ей хозяин денег. Она резвей любой собаки, что выше похвалы для девушки простой.
(Вынимает лист бумаги.)
Вот перечень её достоинств: «Прежде всего: она может приносить и доставлять удовольствия». Что ж и от лошади не более получишь. Нет, не может лошадь приносить, а только — доставлять. Поэтому она ценнее клячи. «Кроме того: и много молока давать.» Смотри-ка: редкое достоинство девицы с чистыми руками.
(Входит Спид.)

СПИД:
Ну, здравствуй, Лаунс. Новости какие в мире?

ЛАУНС:
Мир — в мире, значит миру — мир.

СПИД:
Всё словом тешишься и словом поражаешь. Тогда, что нового в послании твоём?

ЛАУНС:
Да новость чёрная, что мир чернит бедою.

СПИД:
Действительная черна?

ЛАУНС:
Чернил чернее.

СПИД:
Так дай прочту её.

ЛАУНС:
Стыдись, болван, ты грамоты не знаешь!

СПИД:
Не ври. Я знаю.

ЛАУНС:
Сейчас тебя я испытаю. Кем ты рождён?

СПИД:
Да сыном деда я рождён.

ЛАУНС:
Вот, неуч, и не смог ответить на вопрос. Ведь это сын был — бабушки твоей. А говоришь, что грамотой владеешь.

СПИД:
Давай же, идиот, давай прочту бумагу.

ЛАУНС:
Ну, на, читай. Пусть Николай святой тебе поможет.

СПИД (читает):
Прежде всего — и много молока даёт.
 
ЛАУНС:
Да, да, может.


СПИД:
Кроме того — варит прекрасное пиво.

ЛАУНС:
Не даром говорится: «Кто пиво варит — тот добро всем дарит.»

СПИД:
Кроме того — она умеет шить.

ЛАУНС:
Шить, да не людей смешить.

СПИД:
Кроме того — умеет и вязать.

ЛАУНС:
Не дать, не взять, и по ногам и по рукам мужей научена вязать.

СПИД:
Кроме того — и мыть умеет и скоблить.

ЛАУНС:
И голову намылит, и острым словом шкуру отскоблит.

СПИД:
Кроме того -  и прясть она умеет.

ЛАУНС:
Сучит словечком нитку лжи — не опровергнешь, не порвёшь её.

СПИД:
Кроме того — имеет много и других достоинств,  доселе неизвестных никому.

ЛАУНС:
Ни более ни менее, чем кучу деток, которым не известны имена отцов.

СПИД:
И о пороках пару слов.

ЛАУНС:
Буквально по пятам всех добродетелей её.

СПИД:
Статья  — не целоваться натощак, иначе попадаешь впросак  и задохнёшься воздухом отрыжки. 

ЛАУНС:
Закроем тему — исправим завтраком проблему. Дальше.

СПИД:
Статья — сластёна данная матрёна.

ЛАУНС:
Да это — просто красота:  исправит горечь изо рта.

СПИД:
Статья — Во сне, порою, говорит.

ЛАУНС:
Надеюсь, говоря, не спит.

СПИД:
Статья — и днём не много говорит.

ЛАУНС:
Да разве можно это ставить в ряд пороков женщин! Немедленно из списка убирай и ставь в число достоинств.

СПИД:
Статья — высокомерна.

ЛАУНС:
И это — вон из списка! Высокомерие — наследство женщине от Евы. Его у женщин не отнимешь.

СПИД:
Статья — она беззуба.

ЛАУНС:
И слава богу — корки все мои.

СПИД:
Статья — она сварлива.

ЛАУНС:
Браниться — не кусать, да, если и захочет, беззубой нечем мужа укусить.

СПИД:
Статья — винцо своё похваливать горазда.

ЛАУНС:
Пусть хвалит, коль оно недурно, а, если не похвалит, то сам и выпью и  хвалу воздам.

СПИД:
Статья  — она щедра.

ЛАУНС:
Не на язык ,я полагаю, ибо — мало говорит, и не на деньги — кошелёк в моём кармане, а коль на прочее щедра, так здесь поделать я не смею ничего, да и не буду. Что дальше у тебя?

СПИД:
Статья  —  волос — долог, ум — короток, пороков больше, чем волос, достатков больше недостатков.
ЛАУНС:
Довольно. Я её беру. По статье последней была она моей и не моей уже три раза. А ну-ка повтори статью.

СПИД:
Статья —   волос — долог, ум — короток.

ЛАУНС:
Волос — долог, ум — короток? Такое может быть. Смотри-ка: крышка от солонки прикрывает соль, выходит —  крышка больше соли. За волосами кроются мозги, выходит — волосы мозгов гораздо больше, не будешь спорить,что за большим меньшее таится. Что там ещё?

СПИД:
Статья — пороков больше, чем волос.

ЛАУНС:
Вот это не годится никуда. Не лезет ни в какие, брат, ворота.

СПИД:
И достатков больше недостатков.

ЛАУНС:
Пороки за достатками не видно. Я её беру. А так как невозможного на свете не бывает...

СПИД:
То что?

ЛАУНС:
А то, что ждёт тебя у северных ворот твой господин.

СПИД:
Меня?

ЛАУНС:
Тебя! Бывало ждал и не таких, как ты. Сейчас же ждёт лишь одного тебя.

СПИД:
Советуешь идти?

ЛАУНС:
Бежать, а не идти. Ты столько здесь торчишь, что,только высунув язык, догнать его успеешь.

СПИД:
Ну, что ж ты раньше не сказал? Побрал бы чёрт твои любовные записки!

(Уходит.)




ЛАУНС:
Достанется ему по первое число за  эту читку. Не суйте, господа, свой нос в секреты, не будете наказаны за это. Пойду-ка посмотрю, как по носу дают тому, кто насмехался надо мною тут.
(Уходит.)